Великая бездна сам человек... волосы его легче счесть, чем его чувства и движения его сердца.
Аврелий Августин
К вечеру того же дня извилистые тропы вывели наш небольшой отряд к неприметной пещере, оказавшейся входом в громадный грот с высокими сводами. То, скажу я вам, было дивное место; казалось, что какой-то невиданный грызун, взбесившись, выел все нутро горы, создав гигантский подземный мир, сверкающий от выступающих на стенах минералов. Нам не хватало света магических фонариков, чтобы увидеть своды и стены, потому казалось, что тьма, живая и клубящаяся, витает вокруг. Это было наиболее величественное и, вместе с тем, пугающее зрелище, что мне доводилось встречать.
От мысли, что придется нырнуть в чернильную неизвестность, бросало в дрожь, и, кажется, не меня одну: Ишири, вошедшая в пещеру одновременно со мной, судорожно вздохнула.
- Великие боги... Кто будет нашим проводником в этом лабиринте? - не вытерпела девушка, озвучив вопрос, что мучил меня весь день.
- Я, - отозвался Дамил, чем основательно меня удивил. Я нахмурила брови и искоса поглядела на Капитана. Даже если ты уже бывал здесь, мальчик, не наивно ли полагать, что ты найдешь дорогу? Не слишком ли далеко зашла твоя гордыня?
"Я проведу Вас, Госпожа" - снова прозвучал в моих ушах голос Крыса. В его голосе звучала тогда незыблемая твердость, но, глядя в непроглядный мрак великих пещер, я совсем не была уверена, что готова поставить на высокомерие Капитана свою жизнь.
- Ты хочешь сказать, что уже бывал здесь? - воскликнула Ишири, наперекор всем законам вежливости перейдя на "ты". Но, вопреки моим ожиданиям, Крыс не обратил внимания на оговорку девушки.
- О, да, - пробормотал мужчина, неотрывно глядя во тьму, - Бывал.
Должна сказать, в его голосе было нечто, заставившее меня сразу поверить: он сумеет нас провести.
- Последний привал, - тряхнув головой, словно отгоняя мух, сказал Крыс, - Приготовьтесь: ближайшие дни мы не увидим солнца.
Латин и Сонак, все это время стоявшие, аки статуи, развернулись и покинули пещеру. Ишири, тихо вздохнув, отправилась обустраивать место для нашего с ней отдыха; я осталась подле Капитана, и, разглядывая зияющую передо мной пустоту, тихо заметила:
- Вы не хотели сюда возвращаться.
Он помолчал некоторое время и, когда я уж решила, что не ответит, проговорил:
- Не хотел? Да я клялся именем самого Адада, что никогда нога моя не переступит порога этого проклятого лабиринта.
Именем Адада? На языке моем так и вертелся вопрос о религии и месте рождения нашего Капитана, но, придержав его, я проговорила:
- Боги не любят опрометчивых клятв. Но, Дамил, мы ещё можем вернуться, уйти отсюда, если для Вас это так тяжело. Мы можем не идти именно туда...
Крыс повернулся и пару мгновений глядел мне в глаза, после чего проговорил:
- Только туда, сомнений нет. Я с самого начала знал, что рано или поздно судьба снова приведет сюда. Такова воля богов: в свой самый большой кошмар людям всегда приходится возвращаться.
Застыв, я молча слушала затихающие шаги Крыса. Странно было понимать, что человек, воспитанный воином, может иметь столь многогранный разум. Обдумывая наш разговор, я невольно задалась вопросом: не потому ли Эйтан выбрал именно его?
Эйтан... отойдя от своих спутников, спрятавшись за одной из природных колонн, я достала вожделенное зеркальце и, в который раз за этот день, прошептала формулу активации.
Отзовись, не молчи. Тишина - вот самое страшное...
Я ждала ровно сорок ударов сердца, но ответа не было. Прикусив губу, я опустила было зеркало... и тут поверхность замерцала, явив моему взору Эйтана, облаченного в церемониальную одежду. Змей выглядел усталым, чуть раздраженным, но на меня смотрел со странной и сложной смесью чувств, среди которых не было обиды. И, стоило поймать его взгляд, как все страхи и сомнения оставили мой разум.
- Мой Император, - прошептала я, любуясь этим узким, хищным лицом, освещенным исходящим от регалий светом Энатхо, - Как Вы красивы в этом наряде.
В его усталых глазах промелькнула тень лукавства.
- Льстишь?
Я улыбнулась, и тьма подземелья вдруг показалась мне ласковой и родной.
- Ты рожден для этого облачения, Эйтан, и сияешь, как солнце. Мне хочется быть рядом с тобой сейчас.
Губы его искривила чуть горькая улыбка:
- Я тоже хотел бы, чтобы рядом со мной в этот миг стояла именно ты.
- Да ладно, - фыркнула я, - Брось, Мой Император, тебе всего лишь хочется разделить с кем-то официозную скуку. Мне ли не знать твою нелюбовь к различным церемониям?
- Тебе ли не знать, верно... - Змей устало потер лоб, и нечто в его движениях насторожило, - Впрочем, оставим, мне удалось вырваться лишь ненадолго. Где вы сейчас?
- Собираемся спуститься в Бездну. А что у тебя за церемония?
Он бросил косой взгляд на меня и отозвался, проигнорировав мой вопрос:
- Что за Бездна?
- Что за церемония?
Эйтан сверкнул глазами:
- Изволишь издеваться?
Не знаю, что на меня нашло, но, задумчиво прикусив на пару секунд нижнюю губу, я отозвалась:
- Кажется, да.
- Омали...
- Что, Мой Император?
- Хватит меня так называть!!! Успела забыть мое имя? - рявкнул Змей во весь голос, и интонации его стали мне тревожным сигналом. Отбросив насмешки, спрятав норов, я мягко прошептала:
- Тише, прости. Что случилось, родной? Скажи мне. Что произошло? Мне казалось, ты любишь, когда тебе напоминают о твоем статусе. Улыбнись, Господин Мой. К чему печаль? Вернись к придворным, выпей вина. Ты же владеешь огромной страной!
Он поднял на меня глаза и криво улыбнулся:
- Точно, я владею огромной страной. Именно потому продаю себя, как распоследняя шлюха Портового Яруса, чтобы расплатиться за долги едва знакомого мне отца, и вынужден терпеть рядом с собой тупую сакийскую уродину, которую ненавижу. А, кстати, о вине: я как-то не очень хочу пить, поскольку сегодня утром лишился пятого дегустатора. Он истек гноем. Прямо на ковер, который, судя по накладным, представленным Ведомством Эшиты, стоил ровно столько же, сколько полностью оснащенный военный корабль. Вот сколько у меня поводов для радости!
Я тихонько вздохнула: Змей явственно пребывал в том настроении, когда гладить его можно было только, если можно так выразиться, по направлению роста чешуек. Потому, проглотив монолог на тему "А чего ты, собственно, ожидал?", я мягко и успокаивающе проговорила:
- Эйтан, так ли все плохо? Найми нового дегустатора, казни кого-то, ещё Эсал Эксцентричный писал, что это поднимает правителям настроение, а магам, чья защита пропустила яд, прикажи вручную почистить ковер. Касаемо же твоей будущей жены, не тревожься раньше времени: кто знает, какой она окажется? Я слыхала, что женщины её рода отличаются красотой и умом.
Змей тряхнул головой:
- Где там! Она труслива, мямлит нечто невнятное. Лицу её недостает тонкости, да и, хоть я и представить такого не мог раньше, в ней раздражающе абсолютно все.
В горле моем встал вязкий ком. Новым, пристальным взглядом окинула я церемониальное облачение Змея, и внезапно исходящий от регалий солнечный свет больно резанул глаза, напоминая о моей давней ненависти к проклятому светилу. В то же время, все фрагменты головоломки встали на место. Стало понятно, к чему нужен был этот странный монолог, отчего мой любовник, обычно столь лаконичный, стал столь многословен, что значит ныне его наряд...
Если подумать, это было логично: прошло достаточно времени для того, чтобы леди Камил успела добраться до Ишшарры. Просто, поверить в это было сложно и больно. И не поднимай брови с иронией, читающий эти строки: да, я знала, что это произойдёт, и даже, кажется, смирилась, как осужденный с приговором. Но, одно дело - принять гипотетическое будущее, другое - осознать, что чуда не случилось, и оно неумолимо стало настоящим. Должна признать, в тот миг безумный водоворот чувств захватил с головой, лишив возможности говорить.
- Омали, не молчи, - попросил Змей, - Она ничего не значит, слышишь? Моей первой женой остаешься ты, и твое место этой сакийской шпионке...
- Хватит, - голос мой прозвучал неожиданно резко, - Не оскорбляй при мне свою жену, Эйтан. Это недостойно - и тебя, и меня. Девочка не виновата.
Он изумленно приподнял брови, но, кажется, прочитав нечто по моему лицу, промолчал, испытывающее разглядывая меня. Я же, вдыхая и выдыхая сквозь стиснутые зубы, пыталась успокоиться. Удалось мне это, по правде сказать, лишь тогда, когда острые грани камней оставили кровавую борозду на судорожно сжатой ладони. Боль отрезвила, утихомирила судорожное дыхание, заставив расслабиться.
- Омали, я - Император. Её мне навязали, ты это знаешь, и я не могу иначе, - тихий голос Эйтана ворвался в мой мир, и тон его заставил бровь мою изумленно приподняться. Просто, вместе с некоторой долей раскаяния и затаенной злости, в нем звенело странное удовлетворение.
- Что тебя так радует? - вопрос сорвался с моих губ прежде, чем разум оценил его правильность. Змей нахмурился:
- Радует? Я что, так похож на человека, который чем-то доволен?
Я чуть улыбнулась, силясь подавить клекочущую в душе ярость, и покачала головой:
- Я знаю тебя, милый, и отлично расслышала удовлетворение в твоем голосе. Ты... так ждал этого брака?
- Не болтай глупостей! - хмыкнул Змей, резко успокоившись, - Просто, коль уж ты хочешь знать, твоя ревность - приятный сюрприз для меня. Тебе идет.
Признаться, в тот момент мне захотелось его убить.
- Твоё эго, мой повелитель, не может не впечатлять, - проговорила я мрачно, - Оставим тему наших взаимоотношений, пока я не вышла из себя. Расскажи о Камил, и, на этот раз, без предназначенного для ушей ревнивой любовницы бреда. Может она быть опасна либо полезна? Сумеешь ли ты перетянуть её на свою сторону, насколько она предана дяде?
Змей вздохнул.
- Что бы ты там ни думала, дорогая моя супруга, я ни словом не соврал о Камил. Ей пятнадцать, и совершенно очевидно, что знания о мире по большему счету она почерпнула из рассказов нянюшек и старинных баллад. Бракосочетанию нашему новоявленная Экили крайне рада, и, как она изволила мне сообщить, "мне нечего бояться: она будет для меня лучшей в мире женой", - на этой фразе Император скривился, словно съел кусок тухлой рыбы, - А так, что мне сказать тебе? Она, конечно, воспитана как леди, но истинной пэри ей не стать: чего-то недостает. Не знаю, чего, но наивно думать, что она может быть для меня опасна.
Я прищурилась:
- Ты планируешь привязать её к себе и заставить предать дядю?
Эйтан сверкнул глазами:
- У ритуала Подарка были последствия, о которых я не знаю? То, что ты можешь читать мои мысли - не лучший сюрприз.
Я фыркнула:
- Брось, это очевидно - да и, честно говоря, очень на тебя похоже. И потом... я бы поступила так же.
Лицо Императора осветила широкая улыбка:
- Знаешь, глядя на эту сакийку, я все пытался понять, что в ней настолько раздражает, что не так. И понял: она - не ты, и в этом её главная проблема.
Я грустно улыбнулась, мимолетом вспомнив Дирана с его неуместными признаниями в любви:
- Да, я испытывала такое...
- Что? - нечто в голосе Императора заставило меня оторваться от воспоминаний и изумленно поглядеть на него. Надо сказать, выражение его лица, что наверняка могло бы довести до дрожи любого обитателя дворца, стало мне, в своем роде, бальзамом на душу.
- Знаешь, Эйтан... ревность тебе идёт.
Змей прищурил глаза и тихо заметил:
- Не играй со мной, Омали.
Я покачала головой:
- Оставь, всего лишь неуместное признание в любви от абсолютно безразличного мне человека. Это не стоит твоего внимания, и твоей злости тоже.
- Госпожа!!! - голос Ишири эхом отразился от стен, прерывая наш разговор, - Время начинать спуск.
Прижав палец к губам, я быстро сняла защиту от прослушивания и крикнула:
- Дай мне ещё пять минут, Шири: хочу побыть одна.
- Да, Госпожа.
- Спуск? - переспросил Эйтан, как только защита была восстановлена. Я усмехнулась:
- Да, мне предстоит увлекательная экскурсия по лабиринту Сираттэ.
Змей выругался.
- Проклятье, все же пришлось... Омали, связывайся со мной по возможности каждый день, неотрывно следуй за Дамилом и будь осторожна.
Я улыбнулась. Хотелось задать много вопросов, но вместо этого с губ моих сорвалось совсем другое:
- Хорошо. А ты... заведи нового дегустатора. Когда это кончится, мы непременно выпьем за нашу победу.
nbsp;
Мы закрыли мулам глаза, чтобы не пугать животных дивным подземным пейзажем, и начали углубляться в хитрые сплетения каменных коридоров. Двигаясь во главе нашего отряда, издали наверняка напоминающего сборище блуждающих фонариков, Дамил ни на минуту не прекращал негромко, но грозно вещать:
- Запомните четко и ясно: мы не в игрушки играем. Вы должны идти в установленном мной порядке и ни на минуту не терять из виду того, кто идет перед вами. Магические фонари должны находиться при вас каждую секунду, притом как основной, так и запасной. Не отходить без предупреждения! Не спорить! Следить за мулами! Если кто-то вдруг слышит что-то странное или видит нечто, чего не может быть, он не бьется в истерике, не бросается бежать, а спокойно мне об этом говорит. Если на пути встречаются незнакомые наросты на стенах, животные или цветы - НЕ СМЕЙТЕ ИХ ТРОГАТЬ!
- Конечно, - пробормотала Ишири, - Мы же полные идиоты...
- Ах да, - Дамил обернулся к нам и оскалился, - НЕ ПЕРЕБИВАТЬ МЕНЯ!!!
Я устало покачала головой, размышляя о том, что поездка предстоит весьма непростая. Дамил продолжал увлеченно вещать, Ишири прошептала себе под нос какое-то ругательство. Прикрыв глаза, я усилием воли постаралась отрешиться от окружающего мира. Если уж быть честной, в тот момент мне хотелось побыть в одиночестве.
Мы передвигались долго, все больше углубляясь в безумное переплетение пещер. Стены с каждым шагом сужались, и свет фонариков выхватывал из небытия их серые монолиты. В этом пейзажном однообразии безмерно сложно было понять, сколько на самом деле минуло времени, потому что в абсолютной тьме часы, минуты и секунды воспринимались совершенно иначе, и порой казалось даже, что в пути мы успели провести не один день. И я не могу сказать, что такое искаженное восприятие никак не отражалось на состоянии психики. Признаю: в какой-то момент, как и предупреждал в своем монологе Дамил, разум мой начал играть со мной в игры. Начало казаться, что стены становятся все уже, что за гранью темноты шепчут, не затихая, призрачные голоса и в неверном свете фонариков движутся тени. Начали накатывать депрессивные, опустошающие мысли - о браке Эйтана, о моей собственной ничтожности, об одиночестве, которому суждено было, как мне казалось, оставаться вечным моим спутником... Тихий, знакомый шепот внутреннего голоса зашелестел в моей затуманенной голове.
Это начало конца, Кирени; сравнишься ли ты с сакийской аристократкой, более молодой, более красивой? Он забудет тебя так же легко, как догорят костры в честь новой Императрицы.
Я вдохнула поглубже и напомнила самой себе, что связь, что существует между мной и Императором, глубока и продиктована долгом, воспитанием, прошлым и богами. Но, увы, шепот становился только громче....
С родителями ты была связана куда крепче, куда ближе. Где они, Кирени? Даже они не любили тебя.
Даже они не любили тебя.
ДАЖЕ ОНИ НЕ ЛЮБИЛИ ТЕБЯ!!!
"Заткни пасть!" - хотелось закричать мне так громко, так отчаянно, чтобы охрипнуть. Но, часть моей силы воли все ещё осталась при мне, потому, прикусив до крови губу, я опустила руку в складки наряда и нащупала успокаивающую прохладную тяжесть. Мои пальцы, лаская, скользнули по чуть выступающей гравировке, украшающей императорский подарок. Прикрыв глаза, дабы не слушать призрачный шепот, я во всех деталях представила личные покои Эйтана Хитрого, где мы лежали на полу поверх мягких шкур. Дрожало пламя магических свечей...
nbsp;
- ... и ты ещё говоришь что-то о расточительстве, - фыркнула я, прикоснувшись к медленно пожирающему фитиль рыжему магическому огню, - Ты мог бы обойтись просто фонариками.
Змей лениво хмыкнул, и, заложив руку за голову, что выгодно подчеркнуло его мускулатуру, проговорил:
- Я - Император и могу себе позволить настоящий прирученный огонь вместо голубого суррогатного пламени.
Я с усмешкой вздёрнула бровь, и, подхватив блюдо с низенького столика, заметила:
- Чем дальше идёт развитие магической цивилизации, тем активней разные снобы гоняются за ним. Как по мне, лучший огонь - в обычном камине. К чему волшебство там, где боги постарались за нас?
- Прирученный огонь не обжигает, - с видом пророка высказал Серебристый Змей всем известную истину, на что я только махнула рукой.
- Огонь должен обжигать, иначе - это просто какой-то светлячок.
Змей фыркнул:
- Кто бы мог подумать - я говорю с ярой противницей магического прогресса. Эта сторона твоего мировоззрения упростит твою работу с Эжаром Котом - говорят, в его доме даже еду готовят без применения чар.
Я чуть иронично склонила голову набок, расслышав ревнивые ноты в голосе Змея, и слегка улыбнулась. Продолжать этот разговор желания не было, потому, присев возле Эйтана, я положила его голову себе на колени, вознамерившись покормить мужчину виноградом. Сиятельный Император улыбнулся и потерся чуть колючей щекой о мой живот, вызвав волну дрожи. Его горячие губы прикоснулись к моему бедру. Я прикрыла глаза...
И вздрогнула, когда тепло сменилось ледяным холодом: кожу мою щекотал острый длинный стилет.
- Ты решил меня убить? - в голосе моем зазвенела насмешка, - Или этот ножик - просто дань традиции?
Змей лениво улыбнулся:
- Подарок для тебя. На память.
Лезвие, едва касаясь кожи, легко скользнуло вверх. Я судорожно вздохнула, но сумела относительно спокойно выговорить:
- Тебя и без таких даров сложно забыть, Мой Император.
Ответом мне стал тихий смех и легкий поцелуй.
- Он сделан вручную, - пояснил мужчина мягко, - Никакой магии. Однажды я получил его в подарок. На долгое время мы расстались, но после... он вернулся ко мне.
Тон Змея заинтересовал меня настолько, что я даже отвлеклась от своих ощущений.
- Поделишься подробностями?
Ответная улыбка его была на редкость лукавой.
- Вряд ли.
Закрыв глаза, сжав в руках успокаивающе-тяжелый стилет, я прикусила губу, чувствуя, как непрошенные слезы текут по щекам. Голоса во тьме перестали шептать, а холодная сталь в пальцах потеплела, ещё больше погружая меня в омут воспоминаний. Ох, читающий эти строки, как же больно мне было в тот миг! Я ненавидела, ото всей души ненавидела саму себя за то, что не могла не любить его, не думать о нём. Захлебываясь в молчаливых рыданиях, стиснув в ладонях его подарок, я снова и снова думала о Императрице Камил. Похожа ли она на Джиаду? Полюбит ли её, в конечном итоге, Эйтан? Будет ли она лучше меня?
- Госпожа, - тихий дрожащий голос Ишири ворвался в омут моих переживаний, - Вы... не слышите шепот?
Я быстро вытерла влажное лицо и стремительно обернулась, чтобы увидеть испуганное лицо Компаньонки, отражающее немалую муку. Это заставило вздрогнуть: к девушке за время плавания я успела привязаться, оттого боль её радости мне не доставляла.
- Шири, что стряслось?
Она подняла на меня глаза:
- Я слышу Голос, Госпожа. И, кажется, он только в моей голове...
- Не только, - сказал Дамил громко, прерывая нас, - Это Шептуны.
Брови мои сошлись на переносице, но память не подбросила никакой полезной информации. Пришлось задать уточняющий вопрос:
- Что это такое?
- Не забивайте свою голову этими глупостями, Госпожа, - отозвался Дамил рассеянно, - Для людей, сильных волей, это безопасно.
Намек на слабость характера Компаньонки был столь непрозрачен, что мне захотелось схватить мужчину за ворот и потрясти. Но, к моему глубокому сожалению, слабые женщины не могут пользоваться столь радикальными методами; им, по шутке богов, остаются кинжалы, яды и слова. С учетом обстоятельств, из всех этих орудий я, без колебаний, избрала последнее.
- Будьте добры пояснить, Капитан, кто такие Шептуны, - попросила я резко. - Я тоже слышу голоса, как, без сомнений, и Вы. Потому мне хотелось бы знать, с чем именно мы столкнулись, вне зависимости от силы моей воли.
- Согласен, - серьёзный, спокойный мужской голос прозвучал, словно гром средь ясного неба. Я настолько привыкла к молчанию спутников, что, кажется, даже перестала воспринимать их живыми людьми. Чтобы кто-то из них поддержал меня - это было, можно сказать, чудо глобального масштаба .
- Вы тоже слышите их, Латин? - проговорила я сразу, как только сумела совладать с голосом.
- Слышу, - отозвался Крыс спокойно, - Но не вижу никаких возмущений магического фона. Что это за ерунда, Капитан?
- Неуспокоенные духи, - пояснил Дамил мрачно, - Ну, по наиболее распространенной версии. Тех, кто путешествует в одиночку, они вполне способны свести с ума.
Я нахмурилась, обдумывая слова Крыса. Говоря честно, о подобном явлении мне доводилось слышать впервые, что поражало: неужели никто из ишшаррских путешественников не сталкивался с этими Шептунами? Мне слабо верилось, что в своих книгах мои соотечественники могли забыть упомянуть о столь важной детали. Мысленно пообещав самой себе вернуться к этому вопросу, я высказала вслух то, что ранее промелькнуло лишь в моих мыслях:
- Шептуны по-настоящему опасны для одиноких путников - значит, они боятся конкуренции. Думаю, нам не стоит молчать, дабы тихо не сойти с ума от их шепота, и послушать лучше друг друга.
- Согласен, - отозвался Латин, поразив меня ещё больше. Вообще, в том разговоре молчаливый Крыс окончательно выбил меня из колеи, притом как шагом навстречу в наших отношениях, так и наличием колдовского дара - хоть с моей стороны было глупо предполагать, что Эйтан отправил меня на это задание без магической поддержки. Однако, так или иначе, мне не хватило ума об этом задуматься, равно как и предположить, что наш командный маг - именно Латин. Флегматичный, спокойный, послушный, этот мужчина, судя по всему, был куда сложнее, чем я позволяла себе думать.
Тихий всхлип Ишири, стиснувшей пальцами виски, заставил меня встряхнуться и вынырнуть из дум. Быстрым взглядом я окинула высвеченные фонариками лица тех, кто следовал за мной, и бледность Латина, равно как испарина на лице Сонака, мне не понравились совершенно. Нужно было срочно что-то решать, потому, прокашлявшись, я с нарастающей уверенностью заговорила:
- Что же, видимо, мы с вами так обожаем друг друга, что будем молчать даже перед лицом этих голосов.Никто не хочет говорить первым? Что же, это буду я. Я, знаете, прочла столько книг, что сейчас даже не верится, но здесь, в этой тьме, в этих пещерах, мне кажется глупым кощунством пересказывать истории древних Императоров. Я расскажу вам нечто иное, но потом жду того же от вас. Мы должны говорить! Чтобы они больше не шептали.
Предсказуемо не дождавшись реакции спутников, ваша покорная слуга, сглотнув вязкую слюну, проговорила:
- Однажды мой друг, которого, впрочем, мне проще даже считать братом, сказал, что страх - это низкое, непозволительное для достойного человека чувство, с которым нужно бороться. Я же возразила тогда то, что повторю и сейчас: не бывает тех, у кого совершенно нет, чего бояться. Другой вопрос, насколько умеет человек уживаться со своим ужасом - от этого, собственно, и зависит степень его смелости. Но в юности, когда многое категоричным мальчикам видится угольно-черным или чисто-белым, кажется, что испуг - нечто неправильное, то, чего следует стыдиться. И после, пряча сокровенные страхи, они и начинают видеть кошмары по ночам. Мои Шептуны говорят мне...
В этом месте я замолчала на миг, засомневавшись, но после уверенно продолжила:
- Они буквально кричат в моей голове о том, чего я больше всего боюсь. Они убеждают... что мне не добиться своего, не стать достойной титула пэри, не выиграть. Впрочем, это именно то, что они должны были сказать. И это объяснимо: они пытаются ударить по самому больному, ведь я с самого детства мечтала... стать пэри.
Быть любимой.
- Впервые я задумалась об этом почти сразу после того, как пошла в школу. Читая о величии, смелости, богатстве и власти пэров, было сложно не понять, как все остальные люди почитают и любят их.
Когда я стану пэри, все будет по-другому. Меня будут любить. Но... будут ли?
- Я была... впрочем, к чему мне вам что-либо объяснять? Внешность моя многое говорит и без слов. Муэти - это почти приговор, особенно для тех, кто живет в полном солнца мире. Мне не передать, сколько раз я жалела, что не была рождена где-то за краем ледяного круга, где вечно ночь! Но не нам выбирать, кем прийти в этот мир - в этом, наверное, величайшая несправедливость жизни. Впрочем, правды ради, отец и мать тоже не выбирали, кого им породить - потому не мне судить их за нелюбовь. Но, так или иначе, не раз и не два я слышала их тихие разговоры о моей бесполезности, и металась по комнате, понимая, что никогда не смогу помочь им со сбором урожая или выпасом скота. Всем моим сверстникам на пятый день рождения дарили коней - но, разумеется, не мне; все они играли во дворе под солнцем - но не я. Однажды отец, не заметив меня, сказал матери в ответ на её просьбу все же купить мне лошадь: "На что ей конь? Глянь на неё; зачем тратить деньги на ту, что все равно в любой момент может помереть? Она, дорогая, так же бесполезна, как и ты". Именно тогда я поняла, что, по сути, являюсь просто бесполезным призраком.
- Омали в переводе с атлитского - привидение. Вы специально взяли это имя?
Я удивленно подняла голову, явственно расслышав сочувствие в спокойном голосе Латина. Невольно подумалось, что, возможно, в проблемных отношениях с Серыми Крысами была виновна и моя отстраненность, которую они наверняка приняли за надменную холодность. И в тот момент пришло время, наконец, разбить лед...
- Да, специально, - признала я, - Тогда мне казалось, что оно идеально для меня.
- Сколько Вам было лет? - звонкий голос Ишири разорвал тишину, и мне почудился в нём треск льдин, - Когда отец сказал Вам это?
- Мне было шесть.
Повисло молчание, и я, отметив для себя, что цель достигнута и спутники отвлеклись от голосов Шептунов, вдохновенно продолжила:
- Мне казалось в тот момент, что нет ничего в этом мире, что было бы для меня и могло бы заполнить пустоту. На самом деле, не знаю, как бы жила, если бы в какой-то момент моя бабушка не открыла для меня мир книг - и в умении читать и понимать их я сумела превзойти всех сверстников. Старая школа, окруженная цветением вишен, стала для меня единственным местом, где я могла быть лучше других, где была по-настоящему счастлива...
Глядя во тьму затуманенным взором, я улыбнулась воспоминаниям. В те секунды слова мои полились легкой рекой - не потому, что это было необходимо. Мне просто хотелось говорить.
- Как сейчас, перед глазами предстает первый мой день в тех стенах. Я была на три года младше других учеников, сидела за последним столом, в углу, где окно было задернуто шторой, и - чувствовала себя счастливой, ведь, несмотря на разницу в возрасте и физическую неполноценность, в классе я была не просто равной остальным. Я была лучшей... почти.
Губы мои тронула ностальгическая улыбка. Сколько же воды утекло... кажется, это все было в иной, чужой жизни...
- А что дальше, Госпожа? - тихий, осторожный вопрос Ишири заставил меня улыбнуться чуть шире.
- Дальше? Первая учебная декада, традиционно, была посвящена Урокам Почтения, то бишь, истории Императорской семьи. И в первый же день я ухитрилась заслужить ярое одобрение своей учительницы и нажить врага в лице лучшего учащегося.
- Того, из-за которого Вы были почти лучшей? - вопросил Дамил ехидно. Я прикрыла глаза, вспомнив буйные кудри медового цвета, и мечтательно сказала:
- Верно. Если быть честной, он превосходил меня во всем - именно потому я его с первого взгляда возненавидела. Его звали Кайил, он был красив, умен и физически развит; к его голосу прислушивались все, благо он умел говорить... И вот, в тот день он во время перерыва при мне принялся хулить одного из Императоров, как сейчас помню, Эцила Бесчестного. Кайил смеялся с его физической неполноценности и причуд, называя жестоким безумцем. Остальные дети, собравшись в круг, увлеченно слушали и услужливо хихикали, когда их лидер изображал горбатого Императора. Признаться честно, зрелище это вызвало у меня ярость и отвращение, и мерзкие смешки стуком отдавались в ушах, потому я застыла, словно громом пораженная. А потом Кайил повернулся и, поймав мой презрительный взгляд, уточнил: "Ну, и что ты так смотришь, новенькая? Или, может, тебе урод-Император нравится?". Все, как один, рассмеялись удачной, по их меркам, шутке. Я же взбесилась окончательно и громко, чеканя слова, проговорила: "Да, нравится. Он не развлекал толпу пустыми разговорами, но строил школы; та, в которой мы сейчас, тоже была основана в его время. И, коль уж на то пошло, Императоров никто не смеет судить". Помню, лицо Кайила потемнело, когда он услышал эти слова. Он был взбешен. "Императоры - тоже люди, и они должны отвечать за свои преступления!" - рявкнул мальчишка. "Императоры - дети богов!" - напомнила я зло. "Нет никаких детей богов, наивная девчонка!" - закричал Кайил, - "Они жестокие и лицемерные люди!" Бешенство моё не знало границ - этот безбожник вызывал злость и непонимание. "Проблема не в Императорах, а в тебе. Похоже, уроки Почтительности тебе, как никому, пойдут впрок!" - проговорила я раздраженно, и, посчитав диалог оконченным, стремительно пошла прочь... чтобы столкнуться в дверях с учительницей, которая, по нелепому стечению обстоятельств, слышала весь разговор. В конечном итоге, говорливого мальчишку и его друзей высекли розгами, а я стала любимицей нашей воспитательницы - и, разумеется, главным врагом Кайила.
Шло время. Дни я проводила на школьной скамье, вечера - в библиотеке, возле крошечного едва мерцающего фонарика. Стараниями моего врага, остальные дети не общались со мной - впрочем, не nbsp;- Дальше? Первая учебная декада, традиционно, была посвящена Урокам Почтения, то бишь, истории Императорской семьи. И в первый же день я ухитрилась заслужить ярое одобрение своей учительницы и нажить врага в лице лучшего учащегося.
было в этом ничего сверхъестественного, такого, к чему не привыкла бы отверженная всеми муэти. Я, отгородившись ото всех, читала книги о пэрах, изучала жития Императоров - и их голоса, взывающие ко мне из вековой тьмы, были единственными, кто был дружественен мне, кто создавал иллюзию понимания. Так продолжалось день за днем, месяц за месяцем, и постепенно, сидя в тени вдалеке от остальных, я отыскала единственно верное решение - чтобы быть любимой, чтобы занять, наконец, свое место, нужно всего лишь стать пэри.
- Всего лишь? Да это почти невозможно! - удивленный голос Дамила ворвался в мой мир, заполненный туманом воспоминаний, и заставил вздрогнуть. Признаться, о существовании спутников я успела забыть. Одно радовало: беглый взгляд на них показал, что история увлекла и помогла окончательно забыть о шёпоте. Да мне и самой было неожиданно радостно это все рассказать - впервые за долгие годы абсолютной тишины...
- Стать пэри куда как проще, чем перестать быть муэти, разве нет? - мой тихий вопрос повис в воздухе, предсказуемо оставшись без ответа.
- Говорите, Госпожа, - прервала Ишири затянувшуюся тишину, - Как Вы поставили на место того выскочку, Кайила? Вам ведь наверняка удалось победить его!
Губы мои при этих словах Компаньонки тронула кривая улыбка - как, все же, предсказуема была эта девочка...
- Порой победа выглядит совсем не так, как рисует воображение, - отозвалась я задумчиво, - Только детям свойственны сражения за абстрактную идею - но, ущербные люди вроде меня всегда несколько взрослей и циничней сверстников. Да, мы с ним враждовали, и, видят боги, много по-детски жестоких слов было сказано его приспешниками в мою сторону. Но, сам Кайил предпочитал игру на подвластном нам обоим поле. Знали бы вы, сколько стараний положили мы оба, чтобы заполучить титул лучшего ученика! И это соперничество было именно тем, что давало мне смысл жизни, тем, что заставляло меня спешить в школу. Странное сочетание, не так ли: видеть смысл жизни в рассказах давно умерших людей и своем враге? В оправдание должна сказать, что многие люди живут и меньшим. Так или иначе, на второй год моего обучения произошел случай, изменивший все. Вызван он был тем, что к нам нежданно-негаданно нагрянула Комиссия Нравов, возглавляемая Матроной-Компаньонкой, трудящейся в министерском отделе Образования, и Младшим Жрецом Энатхо. Думаю, все вы знаете суть подобных мероприятий: представители Императорской власти проверяют, достойно ли обучают детей. И, наша возрастная группа удостоилась пристальным вниманием как раз из-за присутствия в ней "ненадёжного элемента" - Кайила, сына той, что прослыла предателем.
- Как его вообще взяли учиться? Дети предателей недостойны образования!
Я едва заметно поморщилась: мог ли кто-то усомниться, что первая реплика Сонака будет именно такой? Захотелось подойти и ударить его. Но, памятуя о необходимости налаживания отношений, я вместо этого проговорила:
- Он был талантлив, как мало кто из нас, обаятелен, умен, харизматичен; стать лидером среди детей, с учетом его происхождения - это подвиг, достойный уважения. Наша учительница лично писала просительное письмо в Министерство, к которому приложила сданный Кайилом вступительный экзамен. Ему было выдано персональное разрешение. Однако, разумеется, запись осталась, и наши гости обязаны были проверить. И для беседы, что вполне предсказуемо, они вызвали лучшую ученицу, отличавшуюся на всех Уроках Почтительности, единственную, враждующую с подозрительным типом и, соответственно, не имеющую причин его покрывать. Помню, как сейчас: когда меня вызвали, Кайил напрягся и посерел: видят боги, мне было, что рассказать. Мальчик даже подался вперед... но ни слова не сказал. Ни просьбы, ни угроз. Тишина - даже перед лицом возможных серьёзных проблем. Как глупо, как дерзко, не так ли? И, глядя в эти бросающие вызов янтарного цвета глаза, я точно поняла, как поступлю.
- И что же, Госпожа? Вы выдали его? - предсказуемо, компаньонка первой нарушила воцарившуюся тишину. Прикрыв глаза, я погрузилась в воспоминания, желая описать произошедшее предельно точно.
- Я помню как сейчас: меня привели комнату Заведующего Школой... - начала я рассказ, и мне показалось, что окружающая темнота расцвела сотней красок, возвращая меня в тот день. Было ощущение, что вновь мягкий ковер ласкает мои босые ноги, а сердце бьётся в бешеном галопе...
Комиссия Нравов ожидала меня в кабинете Заведующего Школы, полного и довольно деспотичного мужчины, который в тот момент, впрочем, забился в угол и делал все, чтобы показаться невидимым. Причиной такого его поведения были двое, расположившиеся за его столом: худощавая, остролицая, темноглазая женщина в летах с плотно сжатыми тонкими губами и мужчина лет сорока, который был обладателем асимметричных черт округлого лица, больших губ и маслянистых глаз. Как несложно было догадаться, были то Компаньонка и Жрец, гости из далекой столицы и представители Комиссии Нравов. Одного беглого взгляда на них хватило мне, чтобы инстинкты заголосили об опасности: люди с такими глазами не ведают жалости.
Понимая, что доверие их ко мне напрямую зависит от того впечатления, что у них сложится, я постаралась в точности выполнить даже те предписания, которым обучить нас ещё не успели. Потому, не переступая порога, я скинула ботти и ступила на ковер босиком, ни на секунду не разгибая спины и не позволяя себе ни одного лишнего взгляда в чью-либо сторону.
- Это и есть ученица, о которой мы говорили?- жесткий, звенящий голос Компаньонки прорезал тишину, но я осталась стоять неподвижно, чем заслужила одобрительное хмыканье: истинно достойная обучающаяся не смеет разговаривать с Господами, покуда ей не зададут прямой вопрос.
- Вошедшая, назови свое имя.
- Кирени Оновьем, Госпожа.
- Возраст?
- Восемь лет.
- Сезон рождения?
- Начало лета, полдень первого дня сезона Краба.
- Рождена на стыке Водного Сезона, - заметил Жрец презрительно, - Такие люди порочны и опасны, за тихой внешностью они прячут вероломство. Ты такова, девочка?
- Я покорная слуга Императора, Господин. Это все, что можно сказать обо мне.
Компаньонка снова хмыкнула:
- Что сказать, ты действительно так хороша, как о тебе говорят. Ты можешь поднять голову, Кирени.
Возблагодарив богов за такую милость, я разогнула, наконец, спину и позволила себе бегло окинуть взглядом комнату. Увиденное не порадовало: помимо меня, Заведующего, Компаньонки и Жреца, в комнате была наша учительница, Госпожа Жикили, и Никар. Присутствие последнего откровенно озадачивало: их с Кайилом отцы вместе владели скотобойней, и мальчишки были - не разлей вода. Никор, видя конфликт между мной и Кайилом, часто бросался едкими обвинениями, насмешками и даже угрозами. Тем большим шоком было услышать то, что сказала Компаньонка:
- Учащийся Никар утверждает, что один из Ваших соучеников проявляет откровенное неуважение к устоям Империи. Он, если верить словам учащегося Никара, позволяет себе пренебрежительно высказываться о правителях древности, упоминая их в весьма неприглядном контексте, и порочить честь Императорской семьи. Вы были названы в качестве свидетеля подобных инцидентов. Можете подтвердить обвинение, Учащаяся Кирени? Хорошо подумайте, прежде чем отвечать.
Нельзя не признать, что последний совет в той ситуации был более чем уместен: колени мои дрожали, и сердце бешено колотилось. Подлость Никора, циничная, беспричинная, выбивала из колеи. И, желая исправить её, нужно было взвесить каждую букву прежде, чем произносить вслух.
- Мальчики его возраста бывают дерзки, - проговорила я, отбирая тщательно слова, - И Кайилу это свойственно в полной мере. У нас с ним, как бы неуместно это ни прозвучало, вражда, и без всяческой лжи скажу я Вам то, что многие, думаю, смогли бы подтвердить: сложно отыскать существо более огненное и подверженное эмоциям, чем обвиняемый. Однако, зная законы Империи и понимая серьёзность происходящего, скажу Вам: я не могу подтвердить слов учащегося Никара.
В кабинете воцарилась звенящая тишина; глаза Госпожи Жикили изумленно расширились. Побледневший Никар выкрикнул:
- Ложь! Ты лжешь!
- Помолчи, мальчик, - холодно попросила Компаньонка. Голос её звучал ровно и спокойно, но было в нём что-то безмерно пугающее, заставившее парня застыть соляным изваянием, - Учащаяся Кирени, Вы хотите сказать, что мы имеем дело с наклепом?
- Хорошенько подумай, прежде чем отвечать, Учащаяся: Энатхо не любит лжецов, - видя, что я собираюсь ответить, добавил Жрец.
Мостик подо мной стал ещё тоньше, и назад идти не было возможности - только вперёд. И - я пошла.
- Мне известна воля Верховного Бога, и я живу в почтении перед ним, потому я скажу вам правду: сказанное об учащемся Кайиле я подтвердить не могу, ибо в обоих случаях он оскорблял не Императорскую власть, а меня.
Впервые за разговор Компаньонка позволила себе эмоции - брови её изумленно приподнялись вверх.
- Поясни, Учащаяся! Какое отношение ты имеешь к Имперским Регалиям?
- Я увлекаюсь историей Императорской семьи и Империи Ишшарра, и именно это не раз и не два становилось причиной насмешек.
- Учащийся Кайил считает изучение истории Императоров порочащим занятием? - уточнил Жрец сладким голосом.
Я встретилась глазами с гостем из столицы, и сделала свой ход, проговорив с долей обиды:
- Учащийся Кайил считает изучение чего-либо порочащим занятием - для женщины.
Глаза Жреца блеснули потаенным одобрением, вполне предсказуемым, надо признать: слуги бога Энатхо всегда были исключительно мужского пола, и, соответственно, к женскому образованию относились со скептическим недоверием. Потому, мне удалось отвоевать для Кайила толику симпатии в глазах богослужителя - и это не укрылось от его спутницы. Что, впрочем, неудивительно - женщины испокон веков были наблюдательнее мужчин, и, поэтому, куда опасней.
- Учащаяся Кирени, - в голосе Компаньонки появился сладкий яд, - Нет ли у Вас личных причин для того, чтобы покрывать Учащегося Кайила?
Это была зыбкая почва.
- У меня в любом случае меньше причин покрывать Учащегося Кайила, чем у Учащего Никора - желать его осуждения. Мы с обсуждаемым юношей являемся соперниками в учёбе, но не буду врать: в некой мере, я восхищаюсь им. Он умен, начитан, смел и горяч. Мои эмоции не на его стороне, но такие люди нужны Империи, коей я безоговорочно предана. Оттого я не желаю, чтобы он был осужден несправедливо в угоду чьей-то корысти - в этом состоит мой личный интерес.
Компаньока долго и задумчиво смотрела на меня, после чего отметила:
- Ты дерзишь, девчонка.
- Я клянусь именем всесильного Энатхо: я не сказала Вам ни слова лжи. Мне остается только попросить прощения за то, что не смогла найти для этой правды правильных слов.
Молвив этого, я бросила на Жреца немного беззащитный, просящий взгляд. Расчёт мой оказался верен: мужчина, услышав клятву именем своего бога, приправленную щепоткой моей покорности, окончательно подобрел и сказал Компаньонке:
- Оставь, тут, мне кажется, все ясно. Можете идти, Учащаяся!
Провожаемая цепким взглядом женщины, я выскользнула из комнаты.
В школу Никар больше не вернулся.
- И что же, Госпожа, после этого к Вам стали относиться по-другому? - вопрос Ишири вырвал меня из тумана воспоминаний.
- Да, - хмыкнула я в ответ, - Их отношение изменилось. По школе разошелся слух, что я оклеветала Никора, и меня стали бояться. Все. Почти все.
- Этот Кайил был исключением? - понимающе уточнил Дамил.
- О, да, - улыбнулась я туману воспоминаний, - Шутите? Я оклеветала его лучшего друга. Разумеется, он не испытал страха, а возненавидел меня!
- И Вы не рассказали ему, что произошло на самом деле... - протянул Латин задумчиво.
- Разумеется, - отозвалась я насмешливо.
- Почему? - в голосе Ишири послышалось искреннее изумление, а я опешила, не понимая, как объяснить этой девочке из другого мира очевидное. Она считала, что это обыденно: признать свою слабость?
Отчаявшись, видимо, получить ответ, Ишири задала следующий вопрос:
- Но, Госпожа, как же вы стали друзьями? Между вами была ненависть!
Перед глазами промелькнуло воспоминание о том дне. Привкус крови во рту, сломанное запястье, полные бешенства золотистые глаза, смотрящие в мои...
- Это длинная история, Ишири. Я могла бы её рассказать, но, кажется, вы и так достаточно услышали. Ваш черёд говорить!
Под сводами пещер повисла тишина. Спутники основательно увлеклись моим рассказом, и шептуны были благополучно забыты. Но, внезапная смена темы разговора выбила их из колеи, заставляя исподтишка поглядывать друг на друга в надежде, что выворачивать душу наизнанку придётся кому-нибудь другому: все же, особенного доверия между разношерстными членами нашего развеселого отряда смертников все ещё не было. Более того, с точки зрения любой логики моя откровенность была запредельно глупой: но, веруя в помощь матушки-луны и богов, я шла ко вполне определенной цели и верила, что нахожусь на правильном пути.
- Бросьте, - в голосе моем проскользнуло некоторое раздражение, - Я не требую от вас приоткрывать завесу самых постыдных, неприятных и жестоких тайн из тех, что мешают спать по ночам. Наоборот, поведайте какой-то маленький эпизод из прошлого, который делает вас счастливыми. Предположим, самое приятное воспоминание детства - какое оно у каждого из вас? Начнём с тебя, Дамил.
Мужчина, оглянувшись, недобро посмотрел на меня, но получил только лишь кроткую улыбку в ответ. Мы оба понимали, что, будь он хоть триста раз признанным лидером нашего отряда, напрямую ослушаться меня он не осмелится, подав тем самым пример другим.
Не считай меня глупой, читающий эти строки: мне было прекрасно известно, что, с огромной долей вероятности, каждый из них скажет неправду. Однако, на том этапе мне было важно просто, чтобы они говорили. Правда или ложь, в словах всегда таится великая сила: помимо воли и желания, случайные фразы порой объединяют людей крепче древних торжественных клятв.
- Когда я впервые смог поднять меч - вот мое лучшее воспоминание, - отрезал Дамил между тем, заставив меня исподтишка закатить глаза. Мужчины...
- Могу тебя понять, - с улыбкой сказала я вслух, - Ишири, а что насчет тебя?
Ответом мне стало молчание. Я удивленно обернулась и увидела, что девушка впала в глубокую задумчивость.
- Ишири, расскажи нам, - снова попросила я мягко, на что Компаньонка передернула плечами.
- Наверное, последний проведённый с отцом день, - отозвалась она, наконец.
- А что вы делали вместе? - тихий, спокойный вопрос Латина стал неожиданным сюрпризом.
- О, - хмыкнула Ишири со странной горечью, - Это было наутро после смерти матери. Он отвел меня на ярмарку, сам, лично, накупил мне сладостей, мы говорили и смеялись. Это был самый счастливый день.
- А почему - последний? - уточнил Дамил.
- Вечером он отдал меня в Компаньонки, чтобы не тратиться на приданное.
Под сводами пещер стало тихо. Мне едва удалось сдержать нервный смех - сложно не признать, что компания у нас подобралась друг другу под стать. Только таким, как мы, и рисковать жизнью в смертельно опасных битвах - тем, кто, по сути, никогда и никому особенно не был нужен и имеет о счастье весьма опосредовательное представление.