Появившаяся не так давно на Западе гипертекстовая литература здесь практически неизвестна, а само понятие гипертекста, применяемое специалистами в области компьютеров и коммуникаций вызывает презрение и ужас у среднего русского гуманитария. Все, между тем, далеко не так страшно, тем более, что непосредственно в идее гипертекста и в самом гипертексте нет ничего искусственного, электронного и антигуманитарного.
Принято считать, что концепцию гипертекста выдвинул Vannevar Bush в 1945-м году в работе As We May Think, а сам термин hypertext выдумал Theodor Nelson спустя двадцать лет. В общем виде гипертекст представляет собой некую конструкцию с выделенными элементами, которыми могут являться отдельные слова, фразы и даже буквы и знаки препинания, а также статические или динамические изображения, звуковое сопровождение и т. д. (исходя хотя бы из этого уже очевидно, какие колоссальные возможности открывает гипертекстовая техника для структуралистов и постструктуралистов). Каждый такой выделенный элемент содержит ссылки на другие конструкции, которые в свою очередь тоже могут содержать в себе обращения вовне и так до бесконечности. Разумеется, с потребительской точки зрения наилучшим способом работать с гипертекстами можно именно с использованием компьютеров, но я намеренно вывожу за скобки технологическую составляющую гипертекста как явно второстепенную и чисто функциональную.
Гипертекст и литература.
Хотя литература не является исключительным проявлением гипертекстовой субкультуры, поскольку гипертекст может представлять собой и музыкальный и видеоряд и всевозможные их суперпозиции, тем не менее наиболее развитой пока является именно литературная составляющая. В первом приближении элементы гипертекста содержатся почти в любом привычном собрании сочинений. Основной текст содержит ссылки, обращающие внимание читателя на сноски, переводы, комментарии, варианты, биографические справки, письма и пр. При этом читатель сам волен выбирать метод прочтения: он может изучать лишь основной текст, не обращаясь к комментариям, может поминутно лазить в конец книги за разъяснениями, а может и вовсе воспользовавшись библиографией побежать в библиотеку, где и погрузиться в подробнейшее изучение заинтересовавшей его проблемы, которая может даже и не иметь прямого отношения к произведению. Все это не что иное, как реализация гипертекстовых связей классическими методами, но если продвинуться в сущность гипертекста чуть глубже нежели как просто в схему реализации удобства чтения, то откроется совершенно новая картина.
Классификация литературных гипертекстов весьма разнообразна и не имеет пока никакой общепризнанности. Я остановлюсь лишь на одном, на мой взгляд наиболее характерном и простом признаке. Надо отметить, тем не менее, что границы между категориями весьма расплывчаты.
К первой категории можно отнести обычные линейные, одномерные тексты, оснащенные некоторым сравнительно небольшим количеством связей (как правило на внешние источники) и ссылок, примерно так, как это и делается в нормальных книгах, с той лишь разницей, что текст будет существенно удобнее читать с компьютерного терминала, и информацию можно получать почти немедленно. Такие тексты вполне можно издавать и традиционным печатным способом. Степени свободы автора и читателя таких произведений почти не отличаются от тех, что дают произведения, написанные классической техникой. По сути данный способ является лишь малосущественной модернизацией этой техники. В рамках этой категории второй абзац настоящей статьи выглядел бы совершенно так же с добавлением лишь того, что указав на выделенные курсивом слова можно было бы тут же получить дополнительную справку о том, кто такой Bush или увидеть, как на фотографии смотрится Nelson, уточнить, каким образом можно выделять текстовые элементы или узнать, что под термином техника в контексте гипертекста я подразумеваю то же что и под термином о технике живописи, а совсем не торговые марки компьютеров или программ.
Ко второй категории относятся произведения с различной степенью гипертекстовой углубленности и сильно разветвленными связями, у которых, тем не менее четко прослеживается одна важная черта: наличие основного тела текста. Сюжет может ветвиться, связи могут уводить от основного блока подчас весьма далеко, но автор как бы ненавязчиво делает некоторую линию главной. Степени авторской и читательской свободы весьма велики, но в принципе читатель может ограничиться основной версией и не вмешиваться в ход действия. Такие вещи, будучи напечатаны в виде книги, выдвинут перед читателями несравненно большие сложности, и на самом деле нужно быть чрезвычайно решительным и авантюрным издателем, чтобы попытаться продвинуть на рынок подобную бумажную конструкцию.
Третья, наиболее сложная и интересная категория обязывает читателя участвовать в построении читаемого им по сути уже фрактального произведения, делая процесс непременно интерактивным. Глубинные связи настолько сложны, что может легко статься, что два человека, читая одну и ту же вещь прочтут нечто совершенно различное. Сюжеты, идеология и философия одного и того же произведения могут различаться до противоположности. Просто перечитать такую вещь весьма и весьма сложно без переосмысления семантики слова перечитать. Многосмысленность и неочевидность, характерные для постмодернизма получают новое звучание.
Весь текст состоит из блоков, сложным образом переплетенных между собой. Roland Barthes ввел для них термин lexia, который широко употребляется исследователями гипертекстов. У текста может не быть ни определенного начала и конца, ни какой-либо жестко заявленной автором последовательности чтения. Даже названий произведения может быть множество. Читателю предлагается самому сконструировать текст по некоторым весьма свободным правилам, учрежденным автором и под чьим контролем так или иначе находятся все составляющие текста. В идеале все возможные варианты являются совершенно равноправными, а каждый читатель становится как бы псевдосоавтором, а при желании еще и исследователем текста, путешественником по нему. С самого начала такого произведения читатель вынужден всякий раз делать (или не делать) самостоятельный выбор из множества предлагаемых автором чтобы прочесть что-то дальше. Иными словами, если для читателя обычного текста выбор заканчивается у книжной полки, то для читателя гипертекста все прелести еще впереди.
Неподготовленному человеку подобного рода произведения могут показаться всем чем угодно: гениальным воплощением наиболее радикальной постструктуралистской мечты, бесплодным воплем распоясавшихся технократов, изощренным издевательством каких-то умников или продуктом одичавшего сознания шизофреника.
Подобного рода текст хотя и может быть физически реализован в печатном издании, однако разбор его вряд ли будет под силу кому-либо кроме самых фанатичных читателей, способных отслеживать все связи и скорее напоминает трудоемкое копание в гигантской картотеке.
Ильф и Петров рассказывали, как была решена проблема финала романа Двенадцать стульев: оставить в живых главного героя или умертвить его. Подброшенная монета безжалостно вспорола горло великому комбинатору. В гипертекстовой литературе подобная ситуация при необходимости разрешалась бы просто: герой мог быть убит и одновременно в параллельном и равноправном варианте остаться в живых - по выбору читателя. Дикость подобного исхода для литературы, основанной на классической технике очевидна, однако читатель гипертекста либо вовсе не заметит подобной странности либо воспримет все множество возможных развязок как должное. Сам исход дела с Остапом Бендером, ожившим в следующем романе, как нельзя лучше иллюстрирует условность литературной конструкции и не вызывает отторжения. Элемент гипертекста здесь налицо.
Помимо свободы, которую гипертексты дают авторам и читателям, они так же открывают широчайший простор для различного рода критиков и интерпретаторов, чьим любимым занятием является поиск скрытых идей и междустрочных философий. Процесс становится значительно более увлекательным, а возможности для открытий практически неисчерпаемы.
Я далек от идеализации и восторгов по поводу самих гипертекстовых произведений, большинство из которых носят чисто структуралистский и экспериментальный характер, однако в этом жанре уже появились и свои миниклассики и свои микрошедевры, впрочем, серьезные авторы, плодотворно развивающие технику гипертекста отнюдь не пренебрегают классической техникой.
В сущности, неприязнь к гипертекстовой литературе у многих людей носит специфический характер и сводится все к тому же пресловутому технологическому аспекту: черт бы вас побрал с вашими компьютерами, это все профанация истиной литературы и т. п. На что можно возразить лишь то, что для чтения книг по вечерам люди пользуются электроосвещением, а все эти проклятые генераторы, кошмарные ЛЭП, дурацкие электромагнитные поля и прочая заумная чепуха тоже не имеют прямого отношения к литературе. Противники же легкого чтива могут быть тем более довольны: чтение даже не лучших гипертекстовых произведений требует от читателя больших интеллектуальных усилий, несмотря на то, что ситуация и может иногда напоминать своего рода игру (и уж тем более создание гипертекстов существенно более трудоемко). Лучшей аналогией для понимания, чем является гипертекст для литературы может быть роль инструмента в музыке - то что естественно для фортепиано на клавесине не звучит.
Как изобретение языка или письменности не было непосредственно предназначено для целей художественной литературы, и как в изобретении печатного станка не были замешаны средневековые литераторы, так же не стоит приходить в уныние из-за того, что средства для полномасштабной технической реализации концепции гипертекста развивали специалисты по компьютерам, а интегрированная разработка долгое время проводилась специалистам Центра Европейских Ядерных Исследований (CERN).
Другое типичное неприятие относится к классическому: не читал(а), не читаю и не собираюсь читать,никаких заслуживающих внимания вещей здесь заведомо создано быть не может, потому что компьютерами пользуются технократы, следовательно они и создают эту так называемую литературу, а ясно, что ничего хорошего из этого не выйдет. Такая точка зрения тоже не верна. Практика показывает, что посторонние технократы вовсе не горят желанием внедриться в литературу, ни в гипертекстовую ни в обычную, а проникновение идет с обратной стороны - профессиональные авторы овладевают гипертекстовой техникой и - присущей ей вполне приземленной технологией виртуального мира, где открывание окон не улучшает воздухообмена, а совершенно ручная мышь помогает человеку перемещаться по паутине, опутывающей весь мир.
Гипертекст и субкультура.
Субкультура гипертекста столь же насквозь мифологична, как и любая другая, и ее нужно рассматривать непременно с точки зрения определенной условности. Первоисточники, авторы идей, терминов и концепций условны почти до той же самой степени как и сам реальный виртуальный гипертекст. Как и в любой, а в особенности молодой отрасли создателям гипертекста свойственно конструировать свой дивный мир, наделяя его собственной историей и легендами и населяя его своими персонажами. В странном без начала и конца мире гипертекста можно встретить героев всех эпох - от Улисса до Улисса. Стремясь утвердить гипертекст в мире на равных с прочими ценностями (как, скажем, театр, наука или классическая литература) исследователи и приверженцы его уже умудрились сформировать целый культурный пласт, где есть свои пророки (Bush...), предтечи (Joyce, Набоков, Beckett...), гуру (Nelson, Derrida...), святые (Бахтин, Foucault, Barthes...), священное писание (As We May Think), элементы культа (memex, lexia, link, net...). Все как у взрослых. Серьезные критические и исследовательские работы отнюдь не стремятся обособить гипертекст, выделяя его из литературных традиций, напротив, всячески прослеживают и утверждают его фундамент, базируясь на связях, традициях и преемственности, изредка лишь намекая, что ребенок может когда-нибудь превзойти отца и без сомнения памятуя, что для того чтобы пожрать Крона Зевсу нужно было прежде позаботиться о том, чтобы не быть им проглоченным самому.
К сожалению, мне известен лишь один и не лучший пример полномасштабной реализации техники гипертекста в русскоязычном произведении, хотя, вероятно, существуют и другие. Запад же сгенерировал в своих недрах немалое количество как прозаических так и поэтических текстов, породивших в свою очередь мегабайты критических статей (в том числе самых обычных), исследований в области теории гипертекста и даже целые университетские курсы, подкрепленные практикой.
Гипертекстовая литература получила развитие почти исключительно на Западе не только по техническим причинам, как это обычно принято считать. Доступность компьютеров, программного обеспечения и выход на мировые информационные источники, такие как World Wide Web (всемирная паутина) - все это играет существенную, но быть может не решающую роль.
Возможности восприятия гипертекстовых произведений потенциального среднего русского читателя ограничены не только труднодоступностью глобальных информационных сетей и полным, насколько мне известно, отсутствием русских переводов, но и некоторой общей неподготовленностью, связанной со множеством факторов.
В большой степени появление гипертекстовой субкультуры с ее стремлением расширить в творчестве либеральные ценности, привнести в него расплывчатость выбора и хаотичность свободы весьма естественно и отражает процессы в жизни общества. Времена жесткого обязательного плюрализма в духе своеобразной диковатой эстетики выбирай или проиграешь вероятно проходят, уступая место принципиально более мягкому тезису типа выбирай или не выбирай. При этом объект выбора намеренно не определен, не определена даже категория, в которой может находиться (а может и не находиться) объект. Мир тихо поворачивается от обязательной свободы в сторону свободы толерантной, поливариантной, фрактальной.
Мир меняется эластично, новое не хочет стремиться подменить собой старое, оно не отвоевывает, а просто растягивает пространство для самореализации, одновременно делая культурные слои более тонкими. Это стремление во многом безотчетно, как новая тенденция в эсхатологии - угасание вместо взрыва. Надутая сверхконцентрация идей, идеологий, действий или материи (кража огня Прометеем, коммунизм, авангард, водородная бомба) сменяется децентрализацией, а мифы об этих идеях помогают рассасываться надоевшим критическим массам. Скомканный в единую такую массу различными теориями всего сущего мир плавно расправляется, и оказывается, что в нем вовсе не так тесно как казалось, и всему находится достаточно места. Не существует осознанного умысла в отказе от жестко канонизированного детерминизма, в том числе даже и либеральных отношений. Гипертекстовая субкультура изящно обрисовывает не мрачный конструктивистский хрестоматийный плюрализм, а сочетание индивидуализма с глобальной всемирной многомерной культурной средой.
По крайней мере одно достоинство субкультуры гипертекста очевидно: она заведомо неагрессивна. Предоставляя новые огромные возможности для расширения творчества, она одновременно ничего не отвергает и не опровергает, она не входит ни в какое противоречие с уже существующими традициями и методами, вбирая их в себя как частный случай и во многом развивает многие старые идеи.