Уит Алексей Владиславович : другие произведения.

Мистерия жизни

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Новая книга "Мистерия жизни" одна из главных трудов по трансоанализу и трансперсональной психологии. Она полностью передает всю специфику и все особенности этих направлений. В ней подробно рассказывается о мистической личности, мистических переживаний, мистическом опыте, переданы различные пиковые, мистические переживания мистиков различных эпох, переживавших духовно - мистический кризис, просветление, изменение взглядов, мировоззрения и т.д.

УИТ

АЛЕКСЕЙ

  

МИСТЕРИЯ ЖИЗНИ.

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

МОСКВА

2009

  

Содержание.

   Введение.
   Часть 1. О мистической личности.
   Мистическая личность.
   Метод исследования мистической личности.
   Развитие мистической личности.
   Становление мистической личности.
   Классификация мистической личности.
   Шаманы.
   Йоги.
   Мистики.
   Эзотерики.
   Дети Индиго.
   Контактеры.
   Особенности мистической личности.
   Трансоанализ и личность.
   Духовно - мистический кризис.
   Часть 2. Особенности мистических переживаний
   Мистические переживания.
   Классификация мистических переживаний.
   Переживание двуединства.
   Переживание встречи с божествами (Богом, ангелами, демонами).
   Внеземные переживания.
   Переживания прошлых воплощений.
   Переживание астральных воплощений.
   Переживание встречи с духами животных.
   Переживания встречи с духовными учителями.
   Переживание встречи с сверхъестественными существами.
   Переживание посещений других вселенных и встречи с их обитателями.
   Переживание встречи с мифологическими и сказочными существами.
   Переживание универсальных архетипов.
   Переживание похищений НЛО и инопланетянами.
   Мифологема шизофренического и мистического переживания.
   История возникновения.
   Дуализм и отрешенность.
   Функциональная суть просветления.
   Мистические переживания и высшие переживания по А. Маслоу.
   Часть 3. Проблема мистического опыта.
   Что такое мистический опыт.
   Возникновение мистического опыта.
   Типология мистического опыта.
   Мистическое как опыт.
   Анализ мистического опыта.
   Природа мистического опыта.
   Трансперсональный (мистический) опыт в раннем христианстве.
   Природа трансперсонального мистического опыта по С. Грофу.
   Часть 4. Мистические личности.
   Шри Ауробиндо Грош.
   Рам Цзы.
   Игорь Калинаускас (Салин).
   Григорий Сковорода.
   Ошо Раджиниж.
   Рамана Махариш.
   Рамеш Балсекар.
   Шри Пуньджа.
   Франклин Меррел - Вольф.
   Экскарт Толле.
   Джигарду Кришнамурта.
   Нисаргадатта Махарадж.
   Ибн иль Фарид.
   Банкэй Етаку.
   Сергей Дружко.
   Вячеслав климов.
   Владимир Ажажа
   Моя мистерия жизни.
   Литература.

  

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Введение.

   Новая книга "Мистерия жизни" одна из главных трудов по трансоанализу и трансперсональной психологии. Она полностью передает всю специфику и все особенности этих направлений. В ней подробно рассказывается о мистической личности, мистических переживаний, мистическом опыте, переданы различные пиковые, мистические переживания мистиков различных эпох, переживавших духовно - мистический кризис, просветление, изменение взглядов, мировоззрения и т.д.
   Главную роль этой книги играет концепция мистической личности, ее особенностям, переживаниям, становлениям. В этой книге впервые даны план становления мистической личности, которые поделены на три стадии: Развитие, Становление, Завершение. Также впервые одна из глав посвящена Духовно - мистическому кризису - особому кризисному состоянию, который бывает в период становление мистической личности. В некоторых случаях, такие мистические кризисные состояния могут проходить очень тяжело и даже вызывать психические расстройства или мистическую болезнь, подробно об этом вы можете прочитать в этой книге. Еще раз хочется поговорить о трансоанализе:
   Почему я выбрал именно этот термин? Для этого давайте разберем трансо - анализ, "трансо" - обозначает, что то глубинное, далекое, неизвестное и даже мистическое, некое то что находится за пределами сознательного. Поэтому я определил целью трансоанализа изучения глубинных структур психики и подсознание. Сейчас более подробно об подсознательном. Еще при З. Фрейде термин подсознательное стал известным, Фрейд использовал подсознательное как синоним бессознательному, из за этого возникала путаница, в скором времени термин подсознание вышло из употребления и его заменили полностью бессознательным. Однако в трансоанализе я буду все время употреблять термин подсознательное, так как он наиболее хорошо подходит к моей концепции о глубинных структурах психики. Бессознательное я определяю как автоматизмы, хорошем примером может служить наша походка, когда мы идем и не замечаем этого это происходит бессознательно или автоматически. Или мы иногда говорим: "Я сделал(а) это автоматически", вы делаете это и не отдаете себе отчет. Например когда домохозяйка включает у себя в кухне каждый день плету, при таком частом включении, постепенно наше сознание к этому привыкает и через некоторое время - это становится бессознательным и включение отключение плиты уже становится автоматическим.
   Однако подсознательное более сложная система нужно согласится с Фрейдом и Юнгом, то что образы, которые возникают в сновидениях и есть одно из проявлений нашего подсознательного. Здесь это обсуждаться не будет.
   Сейчас постараемся подвести не большой итог: трансоанализ - это зарождающаяся концепция, которая может помочь в развитие глубинной психологии и трансперсональной психологии. Целью исследования трансоанализа может стать глубинные структура нашей психики, в том числе изучения мистического опыта, мистических переживаний, мистической личности.
   Я считаю, что трансоаналитическая концепция имеет право на существования, как новое, зарождающаяся направление в трансперсональной психологии, которое исследует:
   - Исследование особенностей мистической личности.
   - Исследование мистического/трансперсонального опыта.
   - Исследование мистических/трансперсональных переживаний.
   - Исследование подсознания и глубинных структур психики.
   - Поддержка и помощь в преодоление духовно - мистического кризиса.

Алексей Уит

20.09.2009

ЧАСТЬ 1. О МИСТИЧЕСКОЙ ЛИЧНОСТИ.

МИСТИЧЕСКАЯ ЛИЧНОСТЬ.

   Личность человека разнообразна разнопланова, невозможность найти людей с одинаковым характером и взглядами на жизнь. Личность (personality; от латинского persona - маска актера: роль положение лицо) - особое качество человека приобретаемое им в социокультурной среде в процессе совместной деятельности и общения.
   Мистическая личность - это та личность, которая по особому развивается, по другому мыслит, даже можно сказать, у них мистические взгляды на жизнь. Они по другому относятся к окружающему, чем обычные люди с обычным мышлением.
  

Метод исследования мистической личности.

   Сейчас я немного расскажу об исследовании мистической личности. Для изучение использовалось мой любимый метод наблюдение и метод беседы со специальными вопросами, называть я их пока небу.
   Основном был применен наблюдение, он хорош, когда приходится наблюдать за человеком в естественных условиях. Основном приходилось ходить на различные сборища, где собираются уфологи, аномальщики парапсихологи, экстрасенсы иногда шаманы и т.д.
   Я наблюдал за их поведением, в некоторых случаях сравнивал их с другими людьми и все же обнаружил, что их поведение все же отличается от поведения обывателей, однако особых различий нет. Однако заметил одну интересную деталь выражение лица мистической личности другое, чем у обывателя. У обывателя лицо как - то менее выразительное, даже как то немного отстраненное, выражает "проблемы сегодняшнего дня". У мистической личности выражение лица более одухотворенное, более выразительное, в некоторых случаях видно какие то необычные выражения которых нет у обычных людей. Можно привести обычный пример: практически каждый человек, может увидеть в другом, что он необычный и не похожий на других, особенно на него, так называемый феномен "Белой вороны", конечно совсем не обязательно, что такой человек является мистической личностью. Нужно заметить, что, как правило, люди занимающихся уфологией, парапсихологией, экстросенсорикой очень часто с трудом уживаются в коллективе их не принимают и стараются избегать.
   Еще один метод который нужно упоминать - это биографический метод хорош для изучении биографии мистической личности. В том числе мистических личностей в истории как Е. П. Блаватская, Рерих, и В. Г. Ажажа. Но сейчас более подробно о биографическом методе.


Биографический метод.

   Способы изучения личной истории в психологии или как их еще называют биографические методы -- способы исследования, диагностики, коррекции и проектирования жизненного пути личности. Биографические методы начали разрабатываться в первой четверти XX в. (Н. А. Рыбников, Ш.Бюлер). Первоначально они ограничивались ретроспективным описанием прошедших этапов жизни человека или всего жизненного пути исторических персонажей прошлого. В дальнейшем биографические методы стали включать анализ актуальных и предполагаемых в будущем событий (будущая автобиография, управляемая фантазия, графики жизни, каузометрия), а также исследования круга общения (дополнительные биографии, линии отношений субъекта). Современное изучение личной истории, основанные на изучении личности в контексте истории и перспектив развития ее индивидуального бытия и взаимоотношений со значимыми другими, направлены на реконструкцию жизненных программ и сценариев развития личности, пространственно-временной организации ее деловой, семейной, духовной жизни, природной и социальной среды. Использование биографических методов в данной работе было использован метод анкетирования и биография уфологов.
Современные биографические методы основаны на изучении личности в контексте истории и перспектив развития ее индивидуального бытия.
В психологии пока нет устоявшегося мнения относительно целей, задач и способов применения биографического метода. Доказательство тому -- наличие как минимум трех различных значений, в которых употребляется само понятие "личной истории". При этом сами авторы зачастую не осознают того, что одним и тем же термином в психологической литературе обозначаются совершенно разные реальности.
В своем наиболее широком значении биографический метод в психологии -- это особый концептуальный подход к изучению личности, основанный на представлении о том, что личность является "продуктом" собственной биографии или истории своей жизни. Его можно кратко выразить формулой "личность -- это жизненный путь человека". В этом качестве биографический метод представляет собой нечто значительно большее, чем инструмент для изучения отдельных функций или свойств личности.


Специфические черты биографического метода.

  
Во-первых, он является историческим по происхождению, так как мигрировал в психологию из исторических наук. Связь с ними прослеживается в таких его особенностях, как значительная ретроспективность, опосредованность источниками, стремление к полноте реконструкции прошлого, близость к искусству. Психологическое биографирование заимствует некоторые конкретные приемы из источниковедения. Главное, что сам объект биографического метода -- жизненный путь -- историчен по своей природе. Как в исторических науках, так и в психологической биографике основной единицей анализа является событие.
Во-вторых, биографический метод несомненно относится к генетическим. В этом отношении он аналогичен экспериментальному лонгитюдному исследованию. В силу своей ретроспективности биографический метод отчасти может заменить лонгитюд, когда нет возможности изучать развитие непосредственно год за годом на длительном отрезке времени.
В-третьих, факты жизненного пути, как правило, нельзя воспроизвести в лабораторных условиях -- их можно только реконструировать. Биографический метод, направленный на реальный процесс жизнедеятельности личности, отличается "естественностью". Биограф, как и наблюдатель, не вмешивается в ход событий. Биографические факты могут рассматриваться в качестве жизненных показателей личностных структур.
В-четвертых, биографический метод, оперирующий молярными единицами -- событиями, поступками, обстоятельствами и т. д., нацеленный на открытие "закона" индивидуальности изучаемого человека, является синтетическим, а вместе с тем в значительной мере описательным. Однако в биографическом методе есть свои приемы анализа и вполне возможны измерения.
Наконец, биографический метод освещает не только объективную сторону жизни, но и переживания во внутреннем мире, в котором тоже есть события. В своем монографическом варианте метод отличается интимностью, если можно так назвать эту особенность. Нередко воспоминания, письма, дневники носят характер исповеди, и тогда особенно мощно работают субъективные факторы -- защитные механизмы, влияние мотивов, реакция на исследователя, искажения памяти. Здесь высок уровень субъективности, поэтому остра проблема валидности, надежности, точности биографического метода.
В плане преодоления недостатков метода (впрочем, относительных: трудоемкость, описательность, субъективные искажения) имеют значение исследования по психологии воспоминаний, самосознания, психогнозиса.
Преодолению субъективизма в биографических исследованиях служит комплексность процедуры, т. е. использование различных биографических источников, конкретных методик. Полезно сопоставление биографических данных с нормами и типами, полученными статистически на больших выборках. Объективность биографического метода повышается, когда материалы обсуждаются в кругу специалистов на своего рода клинических конференциях, когда параллельно одни и те же лица изучаются разными исследователями. Весьма необходимы для дальнейшего развития биографического метода специальные методические эксперименты, в которых бы сравнивались познавательные возможности разных биографических методик.
При этом многосторонние связи структуры личности, представленной талантом и характером, и жизненного пути определяют место этих интегральных образований в кругу биографических проблем: они результат жизненного пути и его регуляторы, более того -- основа жизнетворчества.
Изучение биографических явлений имеет не только теоретическое, но и практическое значение. Уясняя закономерности жизнедеятельности и жизненного пути, человек может лучше представить себе оптимальный вариант собственного развития, определить свой жизненный путь. Понимание роли личности в планировании и осуществлении жизненного пути способствует более ответственному отношению к нему, стремлению ставить серьезные жизненные цели и достигать их осуществления. Биографический метод в трансоанализе основном используется для выяснение почему человек перешол к мистическому учению, что с ним случилось. Вот например, человек после контакта с НЛО начинал заниматься уфологией и так далее.

РАЗВИТИЕ МИСТИЧЕСКОЙ ЛИЧНОСТИ.

   а) Младенцы (Рентальная стадия 0-1).
   Характеризуется самым началом становления личности, в том числе преддосположенности или непредосположености к мистицизму или мистическим переживаниям.
 Психологи считают, что это не верно. Они утверждают, что уже во втором полугодии можно четко увидеть мистериальное поведение. Младенцы переживают два этапа: 1) аремистическую фазу; 2) фазу квазимистического поведения. Во второй фазе, благодаря способности различать цвета, звуки, формы и действия, ребенок может переживать мистический опыт. На первом этапе жизни для человека существенным является чувствовать от окружающих его тепло и ласку, заботу и любовь, особенно от матери. Это сеет в ребенке прадоверие, что помогает преодолевать страх, несет выразительную радость и открытость к другим, и тем самым закладывает психологический фундамент для развития возможных мистических переживаний.

б) Период раннего детства (1- 3).
   Характеризуется становлением особого развития, в котором начинает формироваться предоспаложенность к мистицизму. В этот период от 1 до 3 начинается сформировываться мышление и другие психологические процессы. Ребенок переживает довольно тяжелые время, когда на его психику, сознания начинает влиять, что не понятное, мистическое, начинают сниться сны мистического содержания, (эти сны могут сопровождать человека на всем протяжении его жизни). У каждого человека это происходит по разному в зависимости от его психического состояния и предосположенности к мистическому опыту.
Мистический опыт охватывает второй год жизни ребенка. В конце этого периода ребенок может переживать видения мистического содержания, видеть будущее а также может понимать отличие мистического явления от другой, в которую он попадает. Иногда во время тематических игр дети этого возраста могут разыгрывать простые сцены с мистическим содержанием. Развитие чувств помогает ребенку выражать некоторые мистические переживания.
В этом возрасте ребенок может назвать некоторые места и символы, связанные с мистическим опытом. Но и дальше возможно только кратковременная концентрация ребенка, когда он может молиться в конкретных намерениях. Имеет одновременно чувство исключительности и интимности связанной с ними атмосферы. Следует отметить, что кроме игрового подхода к зачаткам предосположенности к мистицизму граница между игровыми и чисто мистическим явлениями становиться полностью выразительной даже для самого ребенка. В этом возрасте возникает много вопросов метафизического характера. Эти вопросы очень просты и адресованы конкретным и ближайшим людям. Идея мистических существ вызывает явное уважение, а иногда и страх. Здесь ребенок склонен также и к антропоморфизации мистических существ и в восприятии их как сказочных героев.

В) Дошкольный период (4-7).
   Характеризуется развитием зачатков мистической личности. Каким - то образом на ребенка начинают влиять особые факторы, которые он не может контролировать, могут начаться развиваться различные фобии, или психические заболевания.
Бурное развитие воображения, образное восприятие мира, полного неожиданностей и тайн, оказывает большое влияние на ребенка и склоняет его к восприятию высшей реальности. Наблюдается сильное влияние на детей мистицизма и возможного мистического опыта. Представления о мистицизме имеет чувственно-представленческий характер. Поскольку ребенок более всего пользуется зрением и слухом, то аналогически приписывает это и мистическим переживаниям. Считается, что антропоморфическое восприятие мистицизма и мистических переживаний уменьшается после четырех лет. Под конец этого периода дети уже воспринимают мистических существ как нематериальное существо, немного похожее на человека и которое может все. Конкретных представлений о мистических существах становиться все меньше, преобладают рефлексионные.

Г) Младший школьный возраст (7-12).
Одновременно с началом обучения в школе формируется новое отношение к миру. Ребенок проявляет заинтересованность к познанию естественной и человеческой среды. В связи с этим возрастает круг личностей и организаций, имеющих значение для ребенка. Сюда входят не только родители и дом, но и учителя и школа, церковь и люди в ней (пастора, учителя воскресных школ, дьякона, регента и др.)
К 9 годам жизни исчезает наивный образ мистических существ и мистических переживаний и возникает в понимание ребенка как особой миссии в его жизни, (феномен детей Индиго) имеющего ряд особенных черт, таких как вездесущность, доброта, справедливость. В восприятии нового смысла жизни преобладает исключительность и наивысшая ценность. Мистические видения еще не сравнивают с источником и целью моральной жизни.
   Д) Средний школьный возраст (12 -14)
Этот возраст связан с приобретением новых психических возможностей, среди которых большое значение имеет развитие абстрактного мышления и гипотетически-дедукционного анализа. Бурное развитие чувств и возникновение понимания своего пола создает различные проблемы и чувство растерянности. Возрастает также обеспокоенность в мировоззрении, возникают критические оценки некоторых проявлений мистических переживаний. На смену авторитарно-моральной религиозности приходят тенденции навязывания более личного контакта с мистическими существами. Моральный авторитет старших уже не имеет предыдущего значения. Большую ценность приобретает собственный выбор и влияние окружения.
К концу этого периода встречается явление персонификации идеи мистицизма - Его понимание как Кого-то, высших существ, которые, возможно контактирует сам ребенок . С персонификацией связана интериоризация. Это означает, что концепция мистицизма окрашивается субъективными и чувственными элементами. Личность в этом возрасте доверяется мистическим проявлениям как источнику морального выбора. Поэтому в чертах человека проявляется мистическая личность, которая становиться основной. Этот возраст полон опасности для мистического развития. Прежде всего подросток входит в различные группы сверстников, имеющих иногда не конструктивное влияние. Отбрасывание авторитетов, половое созревание, некоторый скептицизм и чрезмерная обидчивость иногда могут приводить к легализму (внешнему соблюдению морали) и утилитаризму (практицизму, корыстолюбию).
   Е) Старший школьный возраст (14 - 17)
Это время называют "временем бурь и давления", когда более-менее конечно формируется отношение к мистицизму. Это иногда приобретает вид невыразительных высказываний о мистицизме и некоторого ожидания, что связано с общим чувством амбивалентности и поиска. Очень быстро растет потребность в познании и заинтересованность философией. Также идет борьба за личное мировоззрение, так как имеют сильное действие противоположные мнения. Очень часто могут возникать различные кризисы собственной идентичности. Кроме конфликтов со взрослыми, у молодых людей возникают беспокойства, связанные с первым сексуальным опытом, что противоречит нормам.
Тяга к знаниям и понимание мира, связанные с определенными достижениями в этой области иногда приводит к восприятию мистицизма как таких, которые противоречат разуму. В ранней молодости мистических существ воспринимают как кого-то таинственного и одновременно близкого. Психологи обращают внимание, что этот период характеризуется, в какой-то степени, бунтом против мистицизма, когда приходится переживать неудачи, а особенно невинно терпеть. Молодые люди, испытавшие некоторую горечь, начинают сомневаться в действительности к мистическим переживаниям в человеческой жизни. Мистические переживания преобладают больше с прошениями но мало еще спонтанности и доверия в контактах с мистическими сущностями. 
Но это время не только конфликтов и кризисов, иногда и естественных. Случается и ряд парадоксов мистической жизни. Хотя в этот период встречается больше обращений, возникает одновременно и больше сомнений и пренебрежения религиозных обязанностей. Это объясняется тем, что в этот период человек принимает много решений относительно жизненных ценностей, собственной идентичности, а также мистических убеждений. Проблему собственной идентичности молодежь иногда пытается решить через нервозные и незрелые контакты с лидером группы, друзьями или сексуальными партнерами. Помочь в этот период можно через партнерское поведение.
   Ж) Период молодости (17 - 25)
Сложность психических и религиозных чувств в этот период возникает из целого ряда причин, но прежде всего - с новой социальной роли, которую молодежи приходится исполнять после окончания школы. Одни из них идут работать, другие продолжают учебу. Такое разделение социальных ролей отображается и на характере религиозных отношений в самом человеке. Например, у студентов технических и естественно-научных вузов концепция мистицизма достаточно ортодоксальна, а в гуманитарных она более натуралистическая, благодаря чему у них возникает больше проблем. 
Но не смотря на эти различия, можно утверждать, что период университетского образования или профессиональной деятельности связан с некоторой стабильностью, попыткой синтегрировать различный опыт и знание о человеке и мире, чтобы сформировать свое личное мировоззрение. В сравнении со школьным, этот период характеризуется меньшей эмоциональной поспешностью и неустойчивостью, а большим размышлением и уважением в отношении к духовной действительности. Но это не связано с пассивностью, а наоборот - толкает к динамичности и идеализму. Об этой стадии религиозного развития можно говорить как о периоде мистической аутентичности. Здесь у молодых людей появляется стремление к чистому мистицизму, которая открывала бы смысл жизни. Возникает желание самоусовершенствования через полное доверие мистическим существам как фундаменту жизни. Мистицизм становиться источником силы, бескомпромисности, вдохновляет на социальные и патриотические идеи. Время молодости есть временем, определяющим судьбу человека, поэтому некоторые люди могут отходить от веры в результате примитивных мистических взглядов и срабатывания защитных механизмов в ответ на сверхсильные раздражители для данного человека. 
   З) Ранняя зрелость (25 - 35).
   Характеризуется полным становлением личности. Психические и физические состояния уже полностью сформировались. В некоторых случаях ему кажется, что его похищали инопланетяне, или он владеет паранормальными способностями или занимается аномальными явлениями.
   Примерно в этом возрасте от 25 до 35 лет происходят якобы контакты с инопланетянами или с спиритипическими существами.
Этот период связан с большой и малой жизненной стабилизацией. Семья, профессиональная деятельность, и другие мелкие и большие заботы настолько захватывают человека, что если его религиозность поверхностна, у него нет времени на мистическую жизнь. Очень мало таких ситуаций и личных переживаний, которые направляли бы мысли к мистицизму. В это время люди нередко переживают смерть близких, но благодаря жизненной силе и активности быстро забывают. Иногда это время называют временем мистической стабилизации. Во время кризиса, который завершает этот период, человек начинает осознавать свою ограниченность, а это создает возможность для фундаментальной религиозной ориентации, то есть для доверия себя Богу. Это может быть основным итогом этого периода жизни человека.

И) Средняя зрелость (35 - 50)_
В этом возрасте возникает проблема пересмотра и углубления в мистицизм и мистические переживания. Но не только этот период является этапом формирования зрелого мистицизма, поскольку и на предыдущих этапах жизни у человека есть такая возможность. Некоторые люди, идя по пути наименьшего сопротивления, демонстрируют приспособленчество и мистической безразличие. Их мистичность не личная, а социологическая. Другая категория - люди, все больше посвящающие свою жизнь мистицизму.
   К) Поздняя зрелость. Стадия завершения (50 - 85).
   Характеризуется завершением развития личности, а в некоторых случаях пропадания таковых способностей, но иногда паранормальные способности проявляются до конца жизни человека.
   В 60 - 65 лет человек начинает стареть, многие процессы организма ослабевают в том числе и паранормальные способности. В 70 , 80 - 85 лет может наступить полное или частичное отмирание таковых способностей. Начинается старость, которая с каждым годом прогрессирует.
Психологическое определение этого периода связано с личной переоценкой жизни как целостности. Эти оценки двойственны: жизнь определяется как та, которая имела смысл или абсурдная. В старости должно произойти утверждение собственного жизненного цикла - что должно было произойти и чего нельзя изменить любым способом. Плодом этого становиться мудрость, которая заключается в восприятии неизбежности смерти. Поддержкой здесь является понимание того, что смерть не победит, а будет побеждена. 
Люди, заботившиеся раньше о вере, теперь делают окончательный выбор в пользу религиозных ценностей. В зрелой религиозности старых людей наблюдается как будто объединение со всей вселенной, толерантность, уравновешенность, поскольку они уже не зависят от страстей и не полагаются на земные надежды.
Если же человек не приобрел в предыдущих периодах выразительной и глубокой веры, то в старости у него наблюдается ряд ритуальных поступков; часто это только внешняя религиозность, в которой человек стремится преодолеть страх перед будущим и показать себя как личность, исполняющую религиозные обязательства, но не происходит наложение религии на жизненный опыт. Иногда может появляться зависть к молодым и агрессивность относительно них или паническое ожидание близкой смерти.
Существует распространенное мнение о том, что люди в старости больше обращаются к религии. Усиление религиозных проявлений мотивируется переживанием своей недостаточности и диспропорции между реальностью и нуждами, стремлением полноценной жизни и страхом смерти, волнением совести. Но чаще всего это связано с проблемой смерти и загробной жизни, так как религия играет ключевую роль в приготовлении к смерти, разрешая в процессе умирания избежать депрессии, связанной с чувством вины, помогает безболезненно принять приближение отхода и одновременно единение с вечностью. 

Становление мистической личности.

   Теорию становления мистической личности я начал разрабатывать давно. По моему мнению этой проблемой нужно было заняться серьезно. Ведь исследование мистической личности одно из самых важных трансоаналитической концепции. Развитие мистической личности было разделено на три стадии Развитие, Становление, Завершение. С помощью автобиографического метода были подобраны примеры в частности из биографии мистика Ошо Раджниш.
   Конечно он пока еще не идеален требует доработок и новых исследований. Сейчас я представляю план становления мистической личности:
  
   I. Развитие.
   1. Влияние "мистерии".
   Духовно - мистический кризис.
   II. Становление.
   1. Изменения в психике.
   А. Поведение.
   Б. Мышление.
   В. Изменения в сознании.
   Г. Новая мотивация.
   Д. Интуиция.
   2. Я концепция.
   3. Изменения в личной жизни.
   А. Изменения внутреннего осознания себя.
   Б. Пересмотр жизненных позиций. Поиск наставника.
   В. В сексуальной жизни.
   Г. Становление мистического мировоззрения.
   4. Дальнейший мистический опыт.
   А. Проявление "мистерии"
   Б. Применение различных психотехник.
   В. Чтение мистической литературы.
   Г. Вступление в мистическую школу.
   Духовно - мистический кризис.
   III. Завершение.
   1. Укрепление мистического мировоззрения.
   2. Достижение состояния просветления ( в некоторых случаях).
  
   Теперь давайте рассмотрим эти стадии более подробно:
  
  
  

I. Развитие.

1. Влияние "мистерии".

   Становление мистической личности начинается с влияние "мистерии" т.е. того, что смогло изменить жизнь человека в другую сторону и заставило стать его мистиком. Такой мистерией может быть например влияние другого человека (мистика), или близкий контакт с неопознанными летающими объектами. Такое влияние может изменить полностью жизнь человека он может пересмотреть многие свои жизненный позиции, отказать от многих своих старых привычек. Вследствие это может возникнуть духовно - мистический кризис о не мы поговорим ниже. Особенность этого кризиса заключается в том, что он возникает в конце каждой стадии становление мистической личности. Вот как Ошо описывает свое столкновение с "мистерией":
   "Я медитировал обычно на задворках университета, на прекрасном холме с тремя высокими деревьями. Там было очень тихо, никто туда не ходил. Я забирался на одно из деревьев и медитировал. Однажды я вдруг понял, что продолжаю сидеть на ветке, а тело мое упало и лежит под деревом. Я оставался наверху и соображал, как вернуться в тело. На счастье, мимо шла женщина из соседней деревни, она несла продавать молоко и заметила лежащего неподвижно человека. Она, должно быть, слышала, что в тех случаях, когда внутреннее тело отделяется от внешнего, нужно потереть человеку межбровье - точку "третьего глаза", врата входа. Покидая тело, дух оставляет эти воротца открытыми.
   И она потерла мне лоб. Я видел, как она подносит руку к моей голове, а в следующий миг уже открыл глаза, поблагодарил крестьянку и спросил, как ей это удалось.
   Она сказала, что просто слышала где-то об этом. Она была из глухой деревушки, но и туда доносились распространенные слухи о том, что именно через "третий глаз" дух покидает тело и возвращается назад".
   Или как Ошо вспоминает свое детство:
   "Должно быть, эта мечта осталась у меня от прошлых жизней, потому что не было ни дня, когда бы я не занимался этими поисками. Конечно, все вокруг считали меня чудаковатым. Я никогда не играл с другими детьми. Я даже не заговаривал со своими ровесниками. Мне они казались туповатыми. Они и в самом деле занимались поразительными глупостями. Я никогда не хотел играть в футбол, волейбол или хоккей. Естественно, все считали меня странным. Что до меня, то я тоже пришел к такому выводу. Повзрослев, я понял, что на самом деле странный не я, а весь наш мир".
  

Кризис.

   Как мы уже сказали духовно - мистический кризис возникает в конце каждой стадии становления мистической личности. В начальной стадии он может проходить особо тяжело у человека переустанавливается психика начинают появляться изменения в поведении, мышлении, сознании. Человек начинает искать ответы на свои вопросы и из недостатка знаний, и не в состоянии разобраться в себе возникает депрессия. После прохождения это кризиса человек приходит ко второй стадии которую я назвал стадией "Становления". В некоторых случаях духовно - мистический кризис может протекать очень остро. Например, состояние одержимости можно отнести особо острым кризисным состояниям я отношу состояние одержимости мистической болезни и не в коем случае не проявлениям становления мистической личности. Во вторых иногда духовно - мистические кризисы особенно на первом этапе могут перейти мистическую болезнь, которую человек уже не может сам справится и ему нужна помощь специалиста. Вот как Ошо описывает свое прохождение духовно- мистического кризиса:
   "Последний год жизни дома, когда мне исполнился двадцать один год, стал периодом душевных срывов и духовных прорывов. Разумеется, все те, кто меня любил - родители, друзья и преподаватели, - отчасти понимали, что со мной происходит. Но почему я так отличался от остальных детей? Почему часами сидел с закрытыми глазами? Зачем усаживался на берегу реки по ночам и смотрел в звездное небо? Естественно, те, кто не понимает подобных вещей - а мне и не очень-то нужно, чтобы их понимали, - считали меня сумасшедшим.
   Меня почти не замечали даже дома. Меня постепенно перестали о чем-то спрашивать. Все вели себя так, будто меня здесь нет. И это мне нравилось - так я превращался в ничто, в пустоту, в полное отсутствие чего-либо.
   Тот год выдался примечательным. Я окутал себя пустотой. Я утратил какую-либо связь с внешним миром. Если мне напоминали, что пора искупаться, я шел купаться и сидел в воде часами. Им приходилось стучать в двери и кричать: "Эй, выходи! Ты там уже столько сидишь, что на месяц хватит!" Я ел, когда мне говорили, что пора поесть. Если никто об этом не напоминал, я мог не есть несколько дней кряду. Нет, я не постился, я и не думал соблюдать посты и гонения. Мне хотелось одного: как можно глубже уйти в себя. Врата тянули меня магнитом, эта сила была непреодолимой. Меня всасывало, как в "черную дыру".
   Ученые говорят, что во Вселенной есть "черные дыры". Если рядом окажется звезда, "дыра" втянет ее в себя. Сила притяжения такова, что ее невозможно превозмочь, и звезда гибнет, целиком пропадая в "черней дыре". Никто не знает, что творится по другую сторону. Я думаю - и какой-то физик, вроде бы, уже нашел тому подтверждение, - что по другую сторону находится "белая дыра". У дыры не может быть одного конца, она всегда сквозная. Я познал это на своем опыте. Возможно, так устроена и вся Вселенная. Звезда гибнет. Когда она попадает в "черную дыру", мы видим, что звезда исчезает. Но в то же время в Космосе рождаются новые звезды. Откуда они берутся? В каких утробах созревают? Простой арифметики достаточно, чтобы понять: этими утробами являются "черные дыры" - в них гибнет старое и рождается новое.
   И я сам пережил это, хотя я и не физик. В тот год невероятная сила тянула меня прочь, все дальше от людей. Я настолько отрешился от мира, что не узнавал порой родных отца и мать. Подчас я забывал даже, как меня зовут. Я изо всех сил старался припомнить свое имя, но ничего не получалось. Естественно, в тот год все окончательно убедились, что я сошел с ума. Но для меня это безумие было медитацией, а на самом пике сумасшествия врата наконец-то отворились..."
   "Целый год я пребывал в таком состоянии, что никто не мог бы предсказать, чем это обернется. Целый год я жил так, что с большим трудом поддерживал в себе жизнь. Даже такие простые вещи давались с огромным трудом, потому что у меня напрочь пропал аппетит. Шли дни, а есть мне совсем не хотелось. Шли дни, а я забывал даже попить воды. Я заставлял себя есть и пить. Тело стало таким нечувствительным, что я щипал себя, чтобы убедиться, что я еще тут. Я бился головой об стену, пытаясь понять, есть ли у меня еще голова. Только боль могла ненадолго вернуть мне ощущение тела.
   По утрам и вечерам я бегал. Я пробегал пять-восемь миль подряд. Все думали, что я свихнулся. Зачем столько бегать? Шестнадцать миль в день! Но я делал это лишь для того, чтобы ощутить себя, чтобы почувствовать, что я все еще существую, чтобы не лишиться связи с самим собой - я просто ждал, пока глаза привыкнут к тому новому, что во мне зарождалось.
   Мне приходилось очень стараться. Я ни с кем не говорил: мысли стали такими непоследовательными, что мне было невероятно трудно даже построить фразу. Я мог замолчать на полуслове, потому что забывал, о чем говорил. Я мог застыть посреди дороги, потому что забывал, куда шел. Я мог сидеть с книгой, прочесть полсотни страниц, а потом вдруг спросить себя: "О чем я читал? Ничего не помню". Мое состояние было очень странным..."
   "Мне было трудно даже закончить фразу. Я сидел взаперти в своей комнате. Я молчал, не произносил ни слова, поскольку сказать что-либо означало бы признаться в своем безумии. Так прошел целый год. Я просто лежал на полу, глядел в потолок и считал сначала до ста, а потом в обратном порядке, от ста до единицы. Хоть что-то у меня оставалось - например, эта способность считать по порядку. Все остальное я позабыл. Чтобы снова прийти в себя, найти какую-то точку отсчета, мне понадобился целый год.
   Но это случилось. Это было настоящее чудо. Однако это стоило мне большого труда. Никто мне не помогал, никто не подсказывал, куда идти и что со мной происходит. Больше того, мне мешали, против меня были все - преподаватели, друзья и прочие доброжелатели. Все были против меня. Но они ничего не могли поделать, разве что стыдить меня или расспрашивать, что же это я делаю.
   В том-то и дело, что я не делал ничего! Это было сильнее меня. Это просто происходило. Конечно, кое-что я все-таки сделал: сам о том не подозревая, я постучал в дверь - и она открылась. Я много лет медитировал, просто сидел молча и ничего не делал. И шаг за шагом я перенесся в то пространство, где ты просто есть, но ничего не делаешь. Ты просто есть - чистое присутствие, бездеятельный наблюдатель.
   Нет, я ничего не делал. Я просто лежал, сидел, ходил - но там, в глубине, не было никого, кто что-то делает. Я утратил все честолюбивые мечты. У меня пропало желание к чему-то стремиться, чего-то достигать. Я просто погрузился в себя. Это была пустота, а пустота сводит с ума. И все же это единственный путь к Богу. Бога достигает только тот, кто готов сойти с ума".
  
  

II. Становление.

1.Изменение в психики.

   Стадия становления характеризуется изменением в психики человека в том числе его психических процессов: поведение, мышление, воображение, восприятие, сознание, мотивация, интуиция. Многие психологические процессы еще требуют дополнительного изучения и могут быть представлены не полностью.
   А. Поведение.
   После влияние "мистерии" начинается изменятся поведение человека, он начинает искать ответы на свои вопросы. Начинают появляться навыки которых раньше не было. На начальных этапах поведения может характеризоваться отрешенностью от внешнего мира. уход в себя и т.д. Пример такого поведения мы рассмотрим на примере мистика Ошо:
   "Я окутал себя пустотой. Я утратил какую-либо связь с внешним миром. Если мне напоминали, что пора искупаться, я шел купаться и сидел в воде часами. Им приходилось стучать в двери и кричать: "Эй, выходи! Ты там уже столько сидишь, что на месяц хватит!" Я ел, когда мне говорили, что пора поесть. Если никто об этом не напоминал, я мог не есть несколько дней кряду. Нет, я не постился, я и не думал соблюдать посты и гонения. Мне хотелось одного: как можно глубже уйти в себя. Врата тянули меня магнитом, эта сила была непреодолимой. Меня всасывало, как в "черную дыру"".
   Б. Мышление.
   Мышление особенно важно при становление мистической личности, оно меняется одно из первых Они склонны к мышлению, основанному на интуиции, эмоциях и иррационализме. По мнению мистиков, реальность недоступна разуму и постигается лишь иррациональным способом. Что касается интуиции мы о ней поговорим более подробно ниже.
   В. Изменения в сознании.
   Огромную роль в изменении играет сознание, оно начинает меняться одно из первых, человек начинает осознавать себя по другому сознание расширяется становится доступно то, что раньше было невозможно. Особенно изменения происходят после применения различных психотехник направленных на духовность.
   Г. Новая мотивация.
   Мотивация человека, тоже изменяется, но все же главную роль играет то какой мистической школе человек мистический себя относит, мотивация меняется в зависимости от мистического мышления, и от силы первоначального воздействия "мистерии". В том числе мотив может зависеть от того, чего человек хочет достигнуть в результате своего духовно- мистического развития. Например если человека было похищения НЛО, то он хочет узнать что с ним случилось. Если у человека есть духовный наставник, новый мотив может быть полностью построен на нем.
   Д. Интуиция.
   Особую роль играет интуиция, у всех мистиков она очень хорошо развита. Мистики говорят, что интуиция проходит три различные состояния -- чувство, воображение и фразу - для того, чтобы стать достаточно ясной, чтобы быть различимой. Один человек слышит голос интуиции даже тогда, когда она находится на первой стадии процесса развития; он лучше способен воспринимать интуицию, его Эго можно назвать интуитивным. Другой человек различает ее, когда она выражает себя в царстве мысли. А третий может различать свою интуицию только тогда, когда она проявляется в форме фразы.

2. Я - концепция.

   Я концепция тоже играет огромную роль в становлении мистической личности. После влияния "мистерии" начальные представления "личности о себе" начинает манятся. В зависимости, что именно повлияло на человека, например если это так называемые контакты с НЛО. Изменения могут быть очень различны, Я начинает трансформироваться по воздействием "мистерии" и спиритипа инопланетян, которые могут сказать, что даный человек является избранным и он должен навести порядок на Земле, что он "мессия", у него есть важная задача, которую он должен выполнить. Огромную роль играет духовное Я и трансцендентное Я Изменение Я концепции у Ошо:
   "Когда исчезли усилия, исчез и я сам, ведь человек не может существовать без усилий, без желаний, без устремления. Эго, личность, "я" - это не устойчивое явление, а процесс. Это не какая-то внутренняя субстанция, потому что мы вынуждены каждый миг воссоздавать ее заново. Все равно что кататься на велосипеде: ты едешь, пока жмешь на педали. Если же перестать давить на педали, велосипед остановится. Конечно, он еще может проехать немножко по инерции, но, как только перестаешь жать на педали, велосипед начинает останавливаться. Он лишается энергии, толкающей вперед силы. А потом он просто падает набок.
   Эго существует, потому что мы продолжаем давить на педали желания, продолжаем к чему-то стремиться, стараемся прыгнуть выше головы. Вот в этом кроется сама сущность эго - в желании подпрыгнуть выше себя, ворваться в будущее, перемахнуть в завтрашний день. Эго возникает при прыжке в то, чего еще нет. Оно рождается из того, чего нет, и потому похоже на мираж. В нем есть только желание - и ничего больше. В нем есть только порыв, стремление.
   Эго живет не настоящим, а будущим. Когда живешь будущим, эго кажется чем-то вполне ощутимым. Но если задерживаешься в настоящем, оно остается миражом и начинает постепенно растворяться.
   В тот день, когда я перестал стремиться... Это тоже неудачное выражение, правильнее сказать: "в тот день, когда исчезло стремление". Так будет намного вернее, потому что слова "я перестал стремиться" означают, будто еще оставался "я". Это значит, что я нацелил свои усилия на желание остановиться - и, следовательно, некое утонченное желание еще сохранялось".
  

3. Изменения в личной жизни.

   А. Изменения внутреннего осознания себя.
   Внутренний мир человека тоже претерпевает изменения. Человек начинает по другому себя ощущать, чувствовать, осознавать окружающее пространство, и людей находящихся вокруг себя. Вот как рассказывает в своей книге Ошо:
   "Я настолько отрешился от мира, что не узнавал порой родных отца и мать. Подчас я забывал даже, как меня зовут. Я изо всех сил старался припомнить свое имя, но ничего не получалось. Естественно, в тот год все окончательно убедились, что я сошел с ума. Но для меня это безумие было медитацией, а на самом пике сумасшествия врата наконец-то отворились..."
   Б. Пересмотр жизненных позиций. Поиск наставника.
   Как правило после влиянии "мистерии" человек начинает вести новую жизнь, пересматривать многие свои старые ценности, увлечения. Семья, друзья начинают замечать большие изменения в жизни человека перенесшего влияние "мистерии". В некоторых случиях начинающий мистик пробует найти учителя который обучал бы его смотреть на мир по другому. Вот, что по этому поводу пишет Ошо:
   "У меня самого Учителя не было. Я искал, но так и не смог его найти. Дело не в том, что я не пытался, - поверьте, я искал очень долго, но так и не нашел. Найти Учителя трудно. Очень трудно найти существо, прекратившее существование. Трудно ощутить присутствие того, кто почти отсутствует. Искатели редко находят того, кто представляет собой просто дверь к Божественному - открытую дверь, через которую легко пройти. Это очень, очень трудно".
  
   В. В сексуальной жизни.
   В настоящий момент точно неизвестно есть ли изменения в сексуальной жизни. По логике стоит предположить, что они тоже претерпевают значительные изменения, как правило не в лучшую сторону. Представление Ошо о сексуальной жизни:
   "Лично для меня, секс - простое, прекрасное и естественное явление. Если двое хотят поделиться друг с другом энергией, это никого больше не касается. А выражение "свободный секс" подразумевает, что многие предпочли бы видеть в нем платную услугу, покупать секс - то ли у проститутки, на одну ночь, то ли у жены на всю жизнь, - но, так или иначе, покупать.
   Да, я верю в свободный секс. Я верю, что каждый от рождения имеет право делиться энергией, наслаждаться сексом. Это приятно. В сексе нет ничего серьезного. Но те, кто утверждает, будто я учу "свободному сексу", - жалкие, сексуально неполноценные люди".
   Г. Становление мистического мировоззрения.
   Под влиянием "мистерии человек начинает понимать, что мир, в котором он живет на много сложнее чем ему раньше казалось. Существует некая другая реальность, которую он раньше не замечал. Становление мистического мировоззрение у Ошо:
   "...работал над собой, боролся, делал все, что только можно было сделать, но все напрасно. Теперь-то я понимаю, почему ничего не получалось. Сами усилия становились преградой, сама лестница мешала подняться, само желание достичь было помехой. Это не значит, что добиться этого можно без поисков - нет, поиски необходимы, но рано или поздно наступает миг, когда их следует прекратить. Чтобы пересечь реку, нужна лодка, но рано или поздно приходит время вылезать из лодки, забыть о реке и оставить ее за спиной. Усилия нужны, без усилий вообще ничего не выйдет. Но и одни лишь усилия не приносят плодов.
   Перед самым двадцать первым марта 1953 года, буквально за неделю до этого дня я перестал работать над собой. Настал тот момент, когда ты ясно видишь всю тщетность своих усилий. Ты уже сделал все, что можно, но ничто не принесло успеха. Ты сделал все, что в человеческих силах. Что еще остается? В этой полной безнадежности ты бросаешь все попытки. И в тот день, когда я прекратил поиски, когда перестал к чему-то стремиться и вообще на что-то надеяться, - в тот самый день это и началось. Из ниоткуда пришла новая энергия. У нее не было источника. Она пришла из ниоткуда и распространялась повсюду. Она была в деревьях, камнях, небе, солнце и воздухе - везде. Я так долго искал, я считал, что цель где-то далеко - а все было так близко, совсем рядом! Я направлял свой взор в даль, за горизонт, и глаза перестали замечать то, что было вблизи".
  
  

4. Дальнейший мистический опыт.

   А. Проявлении "мистерии".
   В некоторых случаях "мистерия" может проявляться снова. Например во многих историях о влиянии "мистерии" спиритипы духовных учителей, инопланетян, духов приходили к человеку ежедневно давали ему различные наставления, задания и т.п.
   Б. Чтение мистической литературы.
   Чтение специальной литературы, которые сейчас в огромном количестве стоят в магазинах. Человек интересующийся мистикой с может выбрать на свой вкус в зависимости от мистической школы который он принадлежит, в том числе от его личного опыта. Чтение мистической литературы на примере Ошо:
   "Я читал самые неожиданные книги. Я перечитал самые странные священные писания со всех уголков планеты. И все же я оставался наблюдателем, потому что уже нашел свою родину. Мне нечего было искать в этих книгах, нечему было там учиться. Читал я совсем в иных целях. Я хотел сделать свое провозвестие всеобщим, свободным от любых локальных ограничений. И я очень рад, что мне это удалось".
   В. Начала применение различных психотехник.
   В зависимости от школы человек начинает применять различные психотехники, медитацию, йога и другие мистические практике, которые он считает нужными для себя и для своего духовного развития.
   Г. Вступление в мистическую школу.
   Во многих случаях человек переживший влиянии "мистерии" вступает в мистическую школу, так же в зависимости от того, что с ним произошло, какой мистический опыт он перенес. Например если человек перенес контакт с НЛО, то он может попасть в различные уфологические организации, котором в огромном количестве есть по всей России. В некоторых случаях человек мистический сам создает свою мистическую школу например как сделал Ошо, возгласив себя учителем. Как правило такие мистические школы создают в зависимости от своих взглядов и мистического мировоззрения.

Кризис.

   На второй стадии духовно - мистический кризис уже не так опасен, как на первой. Основные переживания были на первой стадии если они прошли без осложнений и не началась мистическая болезнь, сопровождавшаяся психическим расстройством. То человек на второй стадии проходя становление мистической личности перенесет ее без вреда для себя. Переживания кризиса становления у Ошо:
   "В тот день, когда я перестал стремиться... Это тоже неудачное выражение, правильнее сказать: "в тот день, когда исчезло стремление". Так будет намного вернее, потому что слова "я перестал стремиться" означают, будто еще оставался "я". Это значит, что я нацелил свои усилия на желание остановиться - и, следовательно, некое утонченное желание еще сохранялось.
   Но желание невозможно остановить, его можно только постичь. Само постижение желания означает его исчезновение. Запомните, никто не в силах прекратить желать, а подлинная реальность проявляется лишь после того, как исчезает желание.
   Вот такая дилемма... Что же делать? Желания существуют, а будды продолжают повторять, что нужно избавляться от желаний, - и следом заявляют, что нельзя прекратить желать. Что делать? Человек сталкивается с дилеммой. Он постоянно чего-то хочет. И ему вначале говорят, что это нужно прекратить, а потом - что это невозможно прекратить. Что же, собственно, делать?
   Желание нужно постичь. И его можно постичь, для этого достаточно понять его тщетность. Нужно прямое восприятие, непосредственное проникновение в суть вещей.
   В тот день, когда исчезли желания, я чувствовал себя беспомощным и утратившим надежду. Надежда пропала, потому что пропало будущее. Надеяться было не на что, ведь уже ясно было, что все надежды тщетны, они не сбываются. Ты бегаешь по кругу. Мечта манит за собой, оставаясь за пределами досягаемости. Она создает все новые миражи и искушает: "Давай, беги быстрее - и ты дотянешься". Но сколько ни беги, мечта все так же далека, она отдаляется, как линия горизонта. Горизонт виден, но до него никогда не дойти. Стоит сделать шаг вперед, как он отдаляется ровно на шаг. Чем быстрее бежишь, тем быстрее уходит в даль он. Если замедлишь шаг, он тоже приостановится. Очевидно одно - расстояние между ним и тобой всегда остается одинаковым. Оно не сокращается ни на метр.
   Мы не в силах сократить расстояние между собой и мечтой. Надежда - это горизонт. Мы пытаемся дотянуться до горизонта, до надежды, до переброшенного в будущее желания. Желание - это мост, но мост воображаемый, потому что сам горизонт - тоже мираж. Туда нельзя протянуть настоящий мост, его можно только вообразить. Человек не может коснуться того, чего нет.
   В тот день, когда исчезли желания, когда я заглянул в их сущность и понял, что они всегда тщетны, я почувствовал себя беспомощным и лишившимся надежд. Но в тот же миг что-то начало происходить. Началось то самое, к чему я стремился на протяжении многих жизней и чего никак не мог достичь. Единственная надежда - в ощущении безнадежности, единственное исполнение желаний - в отсутствии желаний. И когда ты ощущаешь непостижимо глубокую беспомощность, весь мир вдруг начинает тебе помогать.
   Вселенная ждет. Она видит, что ты работаешь над собой, и до поры ни во что не вмешивается, просто ждет. Она может ждать бесконечно долго, потому что не терпит суеты. Это сама Вечность. Но в тот миг, когда ты оставляешь попытки и исчезаешь, вся Вселенная мчится к тебе, наполняет тебя. Именно тогда все и начинается.
   Семь дней я пребывал в полной безнадежности, но, несмотря на беспомощность, я чувствовал, как что-то происходит. Говоря о безнадежности, я употребляю это слово не в привычном вам смысле. Я просто имею в виду, что у меня не было никаких надежд. Печали это не вызывало. Напротив, я был счастлив - мне было спокойно, я был тих, собран и внимателен. Отсутствие всяких надежд, но в совершенно новом смысле. Для меня перестало существовать само понятие надежды - а следовательно, и ее отсутствия. Исчезло и то, и другое.
   Отсутствие надежд было полным. Исчезла надежда, а вместе с ней - и ее противоположность, безнадежность. Это было совершенно новое ощущение - жизнь без каких-либо надежд. В нем не было ничего плохого. Мне просто приходится употреблять привычные слова, но ничего неприятного в этом состоянии не было. Наоборот, оно было радостным. Это было ощущение не утраты, а появления чего-то нового. Меня переполняло, окутывало нечто незнакомое.
   И когда я говорю о беспомощности, это слово тоже следует понимать не в обычном смысле. Это попросту означает, что я лишился себя. Я просто признавал, что меня нет и, значит, я уже не могу полагаться на свои силы, существовать самостоятельно. Земля ушла из-под ног, подо мной раскрылась бездна... бездонная пропасть. Но страха не было, ведь мне нечего было оберегать. Страха не было - некому было бояться.
   За ту неделю произошло невероятное и полное преображение. А в последний день ощущение присутствия совершенно новой энергии, нового света и новой радости стало очень мощным, почти нестерпимым - словно я вот-вот взорвусь, сойду с ума от блаженства. Западная молодежь называет это "кайфовать", "дуреть от счастья".
   Невозможно было понять смысл происходящего. Я попал в мир вне смысла - его трудно постичь, трудно разложить на части, трудно объяснить словами, языком. Любые священные писания бессильны, все слова, которыми можно было бы описать это переживание, кажутся блеклыми, выцветшими. Слишком живыми и яркими были эти ощущения, это был неиссякаемый прилив блаженства.
   Весь тот день выдался каким-то странным, ошеломляющим, оглушительным. Прошлое исчезало, будто его никогда у меня и не было, будто я просто где-то все это вычитал. Оно становилось похожим на давний сон, на услышанный когда-то рассказ о чужой жизни. Я расставался с прошлым, рвал связи со своей историей. Я забывал автобиографию, становился кем-то несуществующим, кого Будда называет анатта. Исчезали границы, пропадали все различия.
   Сам разум исчезал; он отдалился на тысячи миль. Собраться с мыслями было трудно, разум уносился все дальше и дальше, но цепляться за него не было никакой нужды. Он меня попросту не интересовал. Все шло как надо. Не было нужды сберегать воспоминания. К вечеру это стало нестерпимо болезненным. Я чувствовал себя словно женщина, которая вот-вот родит. Начались родовые схватки, и они причиняли острые мучения.
   Всю неделю я ложился спать в двенадцать-час ночи, но в тот день просто не мог высидеть так долго. Глаза слипались, я открывал их с огромным трудом. Что-то надвигалось, что-то непременно должно было случиться. Трудно сказать, что именно, - возможно, я просто умирал - но страха не было. Я был готов ко всему. Минувшие семь дней были такими прекрасными, что я готов был даже умереть. Мне уже ничего не хотелось. Целую неделю я провел в полном блаженстве. Я был так счастлив, что с радостью принял бы даже смерть.
   Что-то неотвратимо приближалось - что-то сравнимое с гибелью, некий решительный поворот, который мог закончиться смертью или новым рождением, распятием или воскресением. Прямо за углом меня поджидало нечто невероятно важное. Но я не мог заставить себя раскрыть глаза, я был будто одурманен.
   Уснул я часов около восьми, но это было мало похоже на сон. Теперь я понимаю, что имеет в виду Патанджали, когда говорит, что самадхи напоминает сон. Разница только в одном: в самадхи ты одновременно спишь и бодрствуешь, спишь и не спишь. Тело расслаблено, каждая клеточка организма спит, но в тебе пылает огонек осознанности... ясный, не дающий копоти. Ты начеку, но расслаблен, не напряжен, но в полном сознании. Тело покоится в глубоком сне, а сознание возносится на пик активности. Так соединяются вершина сознания и впадина телесного покоя.
   Я уснул. Странный это был сон: тело спит, а я бодрствую. Это было так странно... Тебя будто разорвали на две части, растянули в двух направлениях, разнесли по двум измерениям, но два полюса при этом были так обострены, словно я одновременно оказался обоими... Положительное и отрицательное, сон и бодрствование, жизнь и смерть слились в одно. Это был тот миг, когда сливаются творец и сотворенное.
   Состояние было сверхъестественным. В первый раз оно потрясает до самых глубин души. После этого переживания тебе уже никогда не стать прежним. Оно приносит совершенно новые взгляды на жизнь, делает тебя совсем другим.
   Около полуночи мои глаза открылись вдруг сами собой... во всяком случае, я не прилагал к этому никаких усилий. Что-то нарушило мой сон. Я ощутил рядом с собой, в своей комнате, чье-то присутствие. Моя комнатка была совсем крошечной, но я чувствовал повсюду вокруг биение жизни, мощные вибрации. Я словно попал в глаз тайфуна и захлебывался в величественной буре света, радости и блаженства.
   Это было так реально, что нереальным стало все остальное: стены комнаты, весь дом, само мое тело. Все стало нереальным, ведь лишь теперь я впервые видел подлинную действительность.
   Вот почему нам так трудно понять, когда Будда и Шанкара говорят, что мир - это майя, иллюзия. Мы знаем только этот, наш мир, нам не с чем его сравнить. Нам известна только одна действительность. О чем говорят эти люди? Какая-то майя, иллюзия... Есть лишь одна реальность. Их слова не поймешь, пока не постигнешь подлинную реальность. До той поры их слова остаются теориями, хитроумными гипотезами. Может, это просто заумная философия такая: "Весь мир - иллюзия"?
   На Западе было так. Беркли заявил, что мир нереален, когда прогуливался со своим приятелем, человеком весьма логичным. Этот его приятель был почти скептиком. После этих слов он молча поднял камень и больно стукнул Беркли по голове. Беркли завопил, кровь сочилась из царапины, а его друг-скептик сказал: "Так что, мир по-прежнему нереален? Ты ведь сам так сказал, верно? Почему же ты кричишь, ведь этот камень нереален. Чего хвататься за голову и корчиться от боли? Все вокруг нереально!"
   Такие люди не в состоянии понять, что имеет в виду Будда, когда говорит, что Вселенная - мираж. Он не утверждает, что можно ходить сквозь стены. Он не говорит, что мы можем питаться камнями и нет никакой разницы, что ты ешь - хлеб или камни. Нет, дело совсем не в этом.
   Он говорит о том, что есть иная действительность, и стоит ее постичь, как эта так называемая реальность просто блекнет, становится нереальной. Сравнение возможно только после пробуждения к высшей реальности, а не до того.
   Во сне реально сновидение. Каждую ночь мы видим сны, но каждое утро говорим, что они были нереальны, но на следующую ночь, когда мы спим, сновидения снова становятся явью. Во сне очень трудно понять, что это сон. А утром это очень легко. В чем же причина? Ты остаешься собой. Во сне есть только одна действительность. С чем ее сравнить? Кто возьмется утверждать, что реально? По сравнению с чем? Реальность только одна. Все точно так же нереально, как и все прочее, и потому сравнение невозможно. Утром, когда ты открываешь глаза, перед тобой уже другая реальность, и теперь ты можешь говорить, что сновидение было нереальным. Сновидение становится нереальным при сравнении с явью.
   Но есть и пробуждение... И по сравнению с реальностью этого пробуждения нереальной становится привычная действительность.
   Той ночью я впервые постиг смысл понятия майя. Конечно, я и раньше знал это слово, но совершенно не сознавал его смысла. Я воспринимал его так же, как и вы сейчас, но никогда прежде не понимал по-настоящему. Разве можно понять, не пережив? Той ночью распахнулись двери новой действительности, незнакомого измерения. И там была она - иная реальность, особая реальность, настоящая реальность, как угодно будет называть. Называйте ее Богом, истиной, дхармой, дао - как угодно. Она не имеет названия. Но она была там - прозрачная, но в то же время столь осязаемая... Она чуть не задушила меня. Ее было слишком много, я еще не мог вобрать в себя столько всего...
   У меня возникло сильное желание выскочить из комнаты, выбежать под открытое небо. Я задыхался. Слишком много всего! Я погибал! Мне казалось, что, если задержусь тут хоть на секунду, эта реальность меня задушит. И я выскочил из дому, помчался во двор. Мне хотелось просто оказаться под открытым небом, увидеть звезды, деревья и землю... быть на воле. Стоило мне выйти - и удушье тут же прошло. Моя комнатушка была слишком мала для такого величественного события. Для такого события даже звездное небо - слишком тесная крыша. Оно больше неба. Даже небо - не предел. Но так мне все равно стало легче.
   Я направился к ближайшему саду. Даже походка моя стала иной. Я шел так, будто сила тяготения исчезла. Шел я, бежал или просто парил - трудно сказать. Тяготения не было, я ничего не весил, меня словно влекла какая-то сила. Я оказался в объятиях какой-то неведомой энергии.
   Запомните, с того дня я никогда уже не был по-настоящему в своем теле. Меня с телом соединяет лишь тончайшая нить. И меня все время удивляет, что Целое почему-то хочет, чтобы я оставался тут - а я тут уже не сам по себе, не по своей воле. Воля Целого держит меня здесь, она позволяет мне еще немного побыть на этом берегу. Возможно, через меня Целое хочет с вами чем-то поделиться.
   С того дня мир стал нереальным. Передо мной открылся другой мир. Но когда я называю этот мир нереальным, я не имею в виду, что эти деревья не настоящие. Они совершенно реальны; нереально то, какими вы их видите. Сами по себе они самые настоящие - они существуют в Боге, они есть в абсолютной реальности, - но то, какими вы их видите... Вы не видите их по-настоящему. Вы видите нечто другое - мираж.
   Вы окружили себя собственными снами, и это сновидение будет тянуться, пока вы не проснетесь. Мир нереален, потому что известный вам мир - это мир ваших снов. А когда просыпаешься, перед тобой возникает новый мир, настоящий.
   Нельзя говорить: есть Бог, а есть мир. Бог и есть мир, но это понимаешь, только когда твои глаза ясны, не запорошены сном, не затянуты дымкой сновидений. Когда взор ясен, когда обострена чувствительность, становится очевидно, что есть только Бог.
   Иногда Бог - это зеленое дерево, иногда - яркая звезда, иногда - кукушка, а иногда цветок. Бог - порой ребенок, порой река, но всё, что есть, - это Бог. Как только начинаешь по-настоящему видеть, вокруг - только Бог.
   Но сейчас всё, что вы видите, - не истина, а ложь. Что такое мираж? Лживая проекция. Но, как только увидишь... Хоть на долю секунды... нужно лишь позволить себе это! Повсюду перед тобой предстает невероятное благословение - в облаках, на солнце и на земле.
   Мир прекрасен. Но я говорю сейчас не о вашем мире, я говорю о своем мире. Ваш мир уродлив, он создан вашим "я", это мир проекций. Вы используете подлинную действительность как экран, на котором отражаются ваши собственные представления о мире.
   Когда я говорю, что мир реален, это невероятный, чудесный мир - лучащийся бесконечностью, наполненный светом и радостью. Это вечный праздник - я говорю о своем мире. Он может стать и вашим, нужно лишь проснуться.
   Той ночью я стал пустым, а потом наполнился. Я прекратил быть и стал самим бытием. Той ночью я погиб и родился заново. Но тот, кто родился, не имел ничего общего с тем, кто умер. Не было никакой связи. На вид я не изменился, но между мной прежним и мной новым не было ничего общего. Гибнущий гибнет до конца, от него ничего не остается.
   Я пережил много смертей, но с этой ни одна не сравнится. Все минувшие смерти были неполными.
   Иногда умирает тело, иногда - часть разума, иногда - часть эго, но личность остается. Многократно обновленная, многократно перекрашенная - что-то меняется тут, что-то здесь, - но сама личность остается, сохраняется некая непрерывность.
   Но той ночью смерть была полной и окончательной. Это день моей смерти и день моего единения с Богом".
  

III. Завершение.

1. Укрепление мистического мировоззрение.

   Третья завершающая стадия характеризуется укреплением мистического мировоззрения. Основные установки мистической личности уже определены, мистическая школа выбрана, внутренний мир уже закончил перестраиваться. Основные мистические представления человека о самом себе и о мире уже завершены. Человек попадает в состояние которое можно назвать "Установка мистического Я". В дальнейшем человек может достичь так называемого "просветления".

2. Достижение состояния просветления (в некоторых случаях).

   В некоторых случаях после прохождения "Установки мистического Я", которая является завершающей в становлении мистической личности человек может достичь состояния "просветления" - высшего состояния духовности и осознания себя. Не все мистики могли достичь этого состояния. Однако будущему человеку мистическому есть к чему стремится. Достижение просветления у Ошо:
   "Я смеялся. Я хохотал от души, потому что постиг всю бессмысленность жажды просветления. Это действительно смешно, потому что все мы рождаемся просветленными, а желать того, что уже есть, совершенно бессмысленно. Если у тебя что-то есть, это уже нельзя обрести. Обрести можно только то, чего нет у тебя или в тебе. Но просветление - в нашей природе.
   Я боролся за него на протяжении многих жизней, потому что за одну жизнь этой цели не достичь. За этот срок я делал все, что только возможно, но неизменно терпел неудачу. Я был обречен на провал, потому что просветления нельзя достичь. Как можно его обрести, если оно уже в твоей природе? То, что у тебя уже есть, не сделаешь с помощью честолюбивой мечты.
   Разум честолюбив, он тянется к деньгам, власти и престижу. Но в один прекрасный день, когда он уже по горло сыт внешней деятельностью, его начинает манить просветление, освобождение, нирвана, Бог. Но это все то же честолюбие, изменилась только цель. Прежде цель была извне, теперь она внутри. Но твое отношение, сам твой подход ничуть не меняется - ты остаешься прежним человеком с прежними привычками.
   Слова "день, когда я достиг просветления" означают только одно: в тот день я понял, что нечего достигать, некуда идти, не нужно ничего делать. Мы уже божественны, мы уже совершенны - вот и все. Не нужно никакого совершенствования. Бог всех нас создает совершенными. Даже если нам встречаются люди несовершенные, легко заметить, насколько совершенно их несовершенство. Бог никогда не создает чего-то несовершенного.
   Я слышал историю об учителе дзэн по имени Бокудзю. Он объяснял своим ученикам, что все в нашем мире совершенно, и тут поднялся один человек, старый горбун. "А как же я? - спросил он. - Я горбун! Разве это совершенство?" А Бокудзю ответил: "Честно скажу, я никогда прежде не видел такого совершенного горба".
   Говоря о дне, когда я достиг просветления, я говорю неправильно, потому что других слов в нашем языке не подобрать, ведь этот язык придуман человеком. В нем есть такие слова, как "достижение", "обретение", "цель", "совершенствование", "развитие", "прогресс". Язык придуман не просветленными. Честно говоря, они и не смогли бы придумать какой-нибудь язык, даже если бы захотели, потому что просветление приходит в тишине. Как выразить молчание словами? Как ни пытайся, но любые слова непременно нарушают безмолвие.
   Лао-цзы говорит: "Изреченная истина есть ложь". Истину невозможно выразить словами. Но нам приходится говорить на каком-то языке, другого выхода нет. И потому мы всегда подчеркиваем одно условие: язык не может точно отражать переживания. Поэтому я и говорю: "в тот день, когда я достиг просветления". Но это было не достижение, и то был не я.
   В тот день я смеялся над своими глупыми, смехотворными попытками обрести просветление. Я смеялся над самим собой и над человечеством, потому что все люди стараются чего-то достичь, что-то обрести, что-то улучшить.
   Все произошло в состоянии полной расслабленности. Так оно всегда и бывает. Я испробовал все, что можно, а потом, увидев тщетность любых усилий, отказался от попыток. Я забыл о своей мечте. Целую неделю я жил совершенно обычной жизнью.
   Люди, у которых я жил, очень удивились потому что я впервые начал вести нормальный образ жизни. До того вся моя жизнь была подчинена суровой дисциплине.
   Я жил в той семье два года, и они знали, что я встаю в три часа утра, потом совершаю четырех-пяти мильную прогулку или пробежку, потом иду купаться в реке. Таким был мой режим. Простуда или другое недомогание - все это не имело значения, я все равно следовал своему распорядку дня.
   Они знали, что я провожу долгие часы в медитации. Вплоть до того дня я много чего не ел. Я не пил ни чая, ни кофе. У меня были жесткие правила насчет того, что мне можно есть, а чего нельзя. И вдруг я на целую неделю забрасываю все это. Однажды утром я сплю до девяти часов, а потом выпиваю чашку чаю. Хозяева дома были озадачены. Они спрашивали: "Что случилось? Ты заболел?" Они всегда считали меня великим йогом.
   Вот одна мелочь, которая показывает, как это было. У меня на все случаи жизни был один-единственный лоскут ткани. Днем я ходил, завернувшись в него, а по ночам укрывался им как одеялом. Спал я на бамбуковой циновке. Вот и все удобства - одеяло и бамбуковая циновка. Больше у меня ничего не было, никаких вещей. В то утро, когда я встал в девять утра, хозяева очень удивились. Они сказали: "Тут что-то не так. Ты, должно быть, сильно заболел?"
   "Нет, я не болен, - ответил я. - Болен я был все эти годы, а теперь я, наоборот, выздоровел. Отныне я буду просыпаться, когда захочу, и спать ложиться буду, когда начнет клонить в сон. Я перестал быть рабом времени. А еще я буду есть и пить то, чего захочется моему организму. С меня хватит". За ту неделю я начисто позабыл про свою мечту о просветлении. Я забыл о ней навсегда.
   А на седьмой день случилось это. Само по себе, безо всякой причины. Я расхохотался, и этот смех услышал садовник. Он и раньше полагал, что я немного не в себе, но такого смеха никогда прежде не слышал. Он прибежал ко мне и спросил: "Что случилось?"
   "Не волнуйся, - ответил я. - Ты же знаешь, я всегда был слегка тронутым, а теперь просто окончательно с ума сошел. Я смеюсь над самим собой. Не обижайся и не сердись. Можешь спокойно спать дальше"".
  
  

КЛАССИФИКАЦИЯ МИСТИЧЕСКОЙ ЛИЧНОСТИ.

  
   Мистическая личность считает, что наша жизнь на много разнообразнее более многополярное. Вы спросите, можно ли разделить людей на мистиков и обычных личностей. Я считаю, что можно, разделение которое наиболее правильным представляю таким.
   I. Мистическая личность.
   II. Обыватели.
   Обыватели - это люди с обычным складом мышления, которые далеки от мистического мировоззрения.
   Классификация, которую я сейчас приведу, кажется мне наиболее удачной:
   1. Шаманы.
   2. Йоги.
   3. Мистики.
   4. Эзотерики.
   5. Дети Индиго.
   6. Аномальщики.
   7. Парапсихологи.
   8. Контактанты.
   9. Телепаты.
   10. Ясновидцы.
   11. Экстрасенсы.
   Давайте рассмотрим некоторые из них:

Шаманы.

  
   Шаманство (шаманизм) - одна из наиболее ранних форм религии, возникшая по всей вероятности еще в каменном веке в безгосударственных обществах, хозяйство которых базировалось на охоте. Шаманство сохранилось у многих народов мира - в Африке, Северной и Восточной Азии, у индейцев Америки и др. Но оно находится у них на разных стадиях развития. Так, в Сибири, шаманство еще в середине XX века существовало в ярких сложившихся формах; в культурах некоторых европейских народов, например у венгров, выявлены лишь его пережитки, а у аборигенов Австралии удалось обнаружить даже его зачатки.
   Название этой формы религии происходит из эвенкийского языка, где "шаман", "саман" означает возбужденный, исступленный человек.
   Для мировоззрения шаманистов характерен анимизм - одухотворения всего, что окружает человека - предметов, растений, животных; вера в многочисленных злых и добрых духов, способных влиять на жизнь и смерть человека, вызывать у него болезни, обеспечивать удачу и обрекать на несчастья. Приверженцы этой формы религии убеждены, что влиять на духов, быть посредником между ними и людьми может главным образом шаман, который, находясь в состоянии экстаза, совершает особый обряд общения с духами, получивший название камлания.
   Охарактеризуем шаманство на примере наиболее развитых его форм, сохранившихся до наших дней у ряда народов Сибири (нганасан - жителей самого северного региона Евразии - полуострова Таймыр; кетов, населяющих бассейн Среднего Енисея; эвенков - обитателей сибирской тайги; тувинцев, кочевавших в горных степях Центра Азии и других). Для их мировоззрения характерно представление о том, что Вселенная состоит из трех миров: Верхнего, где обитают только духи, Среднего, где наряду с духами живут люди, животные, растения, а также Нижнего, куда уходят души умерших.
   Каждый шаман имеет духов-помощников и духов-покровителей, к которым он обращается во время камлания. Духи-помощники выступают в образе преимущественно диких зверей, рыб и птиц, а духи-покровители, как правило, духи умерших предков шамана. Каждый шаман имел их изображения - вместилища.
   Большинство шаманов используют во время камлания бубен, который после особого обряда оживления считается ездовым животным - конем или оленем. На нем шаман совершает путешествие в Верхний мир, погоняя "животное" колотушкой, которая осмысляется как плеть. У некоторых шаманов нет бубна, - его заменяет специальный жезл, варган (специфический музыкальный инструмент), лук. Шаманы, как правило, имеют специальный ритуальный костюм, включающий особым образом изготовленные головной убор, плащ и обувь.
   Во время камлания, которое совершается обычно для лечебных целей в присутствии больного и его родственников, шаман, войдя в состояние транса, созывает духов-помощников и бьет в бубен, совершая на нем - своем "ездовом животном"- путешествие в мир духов, с тем, чтобы заставить злых духов покинуть больного и тем самым вылечить его. Духи-помощники и духи-покровители помогают ему в этом. О перипетиях своего путешествия и борьбы со злыми духами шаман сообщает окружающим, эмоционально изображая схватки со злыми духами, произнося нараспев заклинания, нередко очень поэтичные.
   Шаманство, как правило, наследственное. Считается, что после смерти шамана его дух переходит к потомкам, причем духи сами выбирают людей, в которых они переселяются, -из родственников умершего шамана.
   Начало шаманской деятельности связано с загадочным психическим заболеванием, проявляющимся в период полового созревания будущего шамана. Человек неожиданно для окружающих начинает прятаться от людей, нередко убегая в тайгу. В это время он почти ничего не ест и даже может забыть свое имя. Другой шаман, приглашаемый родственниками больного, устанавливает причину болезни, приходя к выводу, что в его пациента вселился дух умершего предка-шамана. В таких случаях больной, даже не желая того, становится шаманом. Родственники делают ему облачение и бубен. Получив их, шаман начинает свою ритуальную деятельность. Самое удивительное, что, начав камлать, в процессе лечения своих пациентов, восстанавливается и психическое здоровье шамана, исчезают все явные проявления тяжелого психического заболевания, столь очевидные в недавнем прошлом.
   Еще в XIX веке ученые и путешественники, наблюдавшие шаманов, пришли к единодушному выводу, что это нервнобольные люди с особым складом психики. Такая точка зрения впоследствии получила широкое распространение среди исследователей этой формы религии. Однако в последние десятилетия ряд ученых, изучавших феномен шаманизма, утверждают, что так называемая шаманская болезнь - это лишь своеобразная инициация, в которой будущий шаман сознательно исполняет предписываемые ему обряды, играя заданную традицией роль.
   В связи с этим мною были проведены специальные исследования с участием психиатров, которые подтвердили справедливость прежнего взгляда на шаманов, как на людей с особым складом психики. Результаты моих исследований опубликованы в научных изданиях и получили поддержку у ряда видных специалистов.
   Теперь можно утверждать, что наследственная природа шаманизма - результат процесса многопоколенного отбора родовым коллективом людей с определенными особенностями психики
   и, прежде всего способностью вызывать регулируемое состояние транса, сопровождаемое глубокими галлюцинациями. Именно это привело к наследованию шаманами некоторых необходимых особенностей психики, позволяющих совершать действия, рассматриваемые сородичами как возможность общения с духами в интересах коллектива и отдельных его членов.
   Хотя шаманы иногда пользуются средствами народной медицины, они не являются знахарями и целителями. Последние существовали в родовых коллективах наряду с шаманами и независимо от них.
   За пределами Сибири шаманство имеет несколько другие формы. Так, например, на Северном Борнео существуют шаманы, именуемые дайонг. У них нет бубна, а во время своих ритуальных действий они используют устрашающие маски. Но, совершая свой ритуал, также как и сибирские шаманы впадают в состояние транса, призывают духов, которые помогают им найти похищенную душу больного и излечить его.

Йоги.

  
   Слово йога можно перевести как "единение", "союз" или "подчинение". В первом значении оно близко слову "запрягание", от санскритского корня юг, которому соответствует русское "иго". Одно из значений слова "йога" - "правильное действие". Следовать йоге - значит подчинить контролю одной из систем йоги свои мысли, чувства, внутренние и внешние движения и т.п. - То есть те функции, которые в большинстве своем работают без всякого контроля.
   "Йогины" - имя тех, кто живет и действует в соответствии с "йогой". Это люди, которые проходят или прошли определенную школу и живут согласно правилам, известным только им и непостижимым для непосвященных, согласно знанию, которое бесконечно увеличивает их силы по сравнению с силой обычных людей.
   Существует множество легенд и басен о "йогинах"; иногда говорят, что это мистики, ведущие созерцательную жизнь и безразличные к питанию и одежде; иногда их считают людьми, которые обладают чудесными силами и способны видеть и слышать на огромном расстоянии, людьми, которым повинуются дикие звери и природные стихии. Эти силы и способности, приобретаемые при помощи особых методов и упражнений, которые составляют тайну йоги, позволяют йогинам понимать людей, действовать правильно и разумно во всех случаях и обстоятельствах.
   Йогины не имеют ничего общего с "факирами", т.е. с людьми, пытающимися подчинить физическое тело воле посредством страданий; факиры нередко бывают невежественными фанатиками, истязающими себя для достижения небесного блаженства, или фокусниками, показывающими за плату чудеса, которые основаны на ловкости и на приучении тела принимать самые невероятные положения и выполнять функции ненормальным образом.
   Эти фокусники и факиры часто называют себя йогинами; но истинного йогина узнать нетрудно: в нем нет фанатизма и безумного сектантства факиров; он не станет ничего показывать за плату; а главное, он обладает знанием, намного превосходящим знание обычного человека.
   "Наука йоги", т.е. методы, которые йогины используют для развития у себя необыкновенных сил и способностей, идет из глубокой древности. Тысячи лет назад мудрецы древней Индии путем опыта пришли к заключению, что силы человека во всех сферах его деятельности могут быть бесконечно увеличены путем правильной тренировки и приучения человека управлять своим телом, умом, вниманием, волей, чувствами и желаниями.
   В связи с этим, наука о человеке в древней Индии находилась на совершенно непостижимом для нас уровне. Это можно объяснить только тем, что существовавшие в то время философские школы были непосредственно связаны с эзотерическими школами. Эти школы считали человека незавершенным существом, которое наделено множеством скрытых сил.
   Идея заключалась в том, что в обычной жизни у обычного человека эти силы спят; но их можно пробудить и развить при помощи особого рода жизни, определенных упражнений, специальной работы над собой. Это и называется йогой.
   Знакомство с идеями йоги позволяет человеку, во-первых, лучше узнать себя, понять свои скрытые способности и склонности, найти и определить, в каком направлении их следует развивать; во-вторых, пробуждать скрытые способности и использовать их на всех путях жизни.
   "Наука йоги" долгое время сохранялась в Индии в тайне; те методы, которые почти чудесным образом увеличивают силу человека, были привилегией ученых брахманов самой высокой касты или подвижников и отшельников, совершенно отрекшихся от мира. В индийских храмах существовали школы, где ученики - челы, прошедшие долгий путь испытаний и подготовительного обучения, посвящались в науку йоги особыми учителями - гуру.
   Европейцы не могли получить никаких сведений о йоге, и все, что обычно рассказывали об этом путешественники, носило совершенно фантастический характер.
   Первые достоверные сведения о йоге начали появляться только во второй половине XIX столетия, хотя в мистических обществах многие методы йоги были известны гораздо раньше.
   Но европейцы, очень много заимствуя у йогинов, все-таки не могли понять и охватить всего смысла "науки йоги" в ее совокупности.
   В действительности, йога - это ключ ко всей древней мудрости Востока. Древние книги Индии, полные глубокой мудрости, до сих пор непонятны западным ученым.
   Это объясняется тем, что все они писались йогинами, т.е. людьми, обладавшими силами и способностями, которые превышают силы и способности обычного человека. Но силы, которые дает йога, не ограничиваются способностью понимания.
   Йога бесконечно увеличивает силы человека, во-первых, в борьбе с жизнью, т.е. со всеми физическими условиями, в которых человек родится и которые враждебны ему; во-вторых, в борьбе с природой, всегда стремящейся использовать человека для своих целей; и в третьих, в борьбе с иллюзиями его собственного сознания, которое, находясь в зависимости от ограниченного психического аппарата, создает бесконечное множество миражей и обманов.
   Йога помогает человеку бороться с обманов слов, ясно показывая ему, что мысль, выраженная словами, не может быть истинной, что в словах истины нет, что, в лучшем случае, они могут лишь намекнуть на истину, показать ее на мгновение и тут же скрыть.
   Йога учит, как находить истину, скрытую в вещах, в делах людей, в писаниях великих мудрецов всех времен и народов.
   Пять йог - это пять путей, ведущих к одной цели - совершенству, к переходу на высшие ступени познания и жизни.
   Деление на пять йог зависит от деления людей на типы, от способностей людей, их подготовки и т.п. Один человек может начать с созерцания, с изучения своего "я"; другому необходимо объективное изучение природы; третий должен прежде всего понять правила поведения в повседневной жизни; четвертый более всего нуждается в приобретении контроля над физическим телом; пятому необходимо "научиться молиться", понять свои религиозные чувства и уметь управлять ими.
   Йога учит тому, как делать правильно все, что делает человек. Только изучив йогу, человек обнаруживает, до какой степени неправильно действовал он во всех случаях прежде, сколько сил тратил напрасно, добиваясь ничтожных результатов при огромной затрате сил.
   Йога учит человека принципам правильной экономии сил. Она учит его делать сознательно все, что бы он ни делал, когда это необходимо.
   Изучение йоги прежде всего показывает человеку, как сильно он заблуждался на свой собственный счет. Человек убеждается, что он гораздо сильнее и могущественнее, чем считал себя, что он может стать сильнее самого сильного человека, какого он только в состоянии себе представить.
   Он видит не только то, что он есть, но и то, кем он может стать. Его взгляды на жизнь, на роль и цели человека в жизни претерпевают полнейшую перемену. Он избавляется от чувства своего одиночества, от ощущения бессмысленности и хаотической природы жизни. Он начинает понимать свою цель, видеть, что преследование этой цели приведет его в соприкосновение с другими людьми, движущимися в том же направлении.
   Йога не ставит своей целью направлять человека. Она только увеличивает его силы в любых аспектах его деятельности. Вместе с тем, используя силы, которые дает йога, человек может идти только в одном направлении. Если он пойдет по другому пути, сама же йога обратится против него, остановит его, лишит всех сил и, возможно, даже уничтожит его. В йоге заключена огромная сила, но эта сила может быть использована только в определенном направлении. Это закон, который становится очевидным каждому изучающему йогу.
   Во всем, что касается йоги, она учит отличать реальное от ложного, и эта способность правильного различения помогает человеку находить скрытые истины там, где он раньше не видел и даже не подозревал ничего сокрытого.
   Человек, вступающий на путь йоги, чтобы достичь ее вершин, должен отдать йоге всего себя, все свое время, все свои силы, все мысли, чувства и побуждения. Он должен стремиться гармонизировать себя, привести к единству, выработать постоянное "я", оградить себя от порывов настроений и желаний, уносящих его то в одну, то в другую сторону, заставить все свои силы служить одной цели. Йога требует этого, и она же этому помогает, указывая лучшие способы, как этого добиться.
   В основе всех йог лежит один принцип, а именно: человек, каким он рожден и живет, есть незаконченное и несовершенное существо, которое, однако, можно изменить и развить при помощи соответствующего обучения и тренировки.
   С точки зрения йоги, человек - материал, над которым можно и нужно работать. Это относится, главным образом, к внутреннему миру человека, к его сознанию, психике, умственным способностям, знанию, которые, согласно учению йоги, можно совершенно изменить, освободить от обычных ограничений и усилить до степени, превосходящей всякое воображение. Благодаря этому человек получает новые возможности познания истины и новые силы для преодоления препятствий на своем пути, откуда бы они не появлялись. Далее, это относится и к физическому телу человека, которое изучается и постепенно ставится под контроль ума и сознания в тех своих функциях, которые обычно человек даже не сознает. Раскрытие высшего сознания есть цель всех йог. Продвигаясь путем йоги, человек достигнет состояния самадхи, т.е. экстаза, или просветления, в котором единственно можно постичь истину.

Мистики

        Предметом данной статьи является не мистицизм, а мистический человек. Здесь нас интересует не общий характер мистицизма или какие-либо конкретные формы его проявления, а сам носитель мистических явлений -- человек. Понимание мистики, крайних проявлений (экспонентов) мистических процессов, вне всякого сомнения, выступает как одна из принципиальных задач, но в еще большей степени мы хотим определить здесь роль мистического для человека как такового. Нашу проблему можно сформулировать следующим образом: в какой мере мистическое представляет собой свойственное человеку явление, а в какой мере сам человек является человеком мистическим ( homo mysticus)? Такое разъяснение приводится для того, чтобы читатель избежал разочарования, если он ожидает, что я буду воспроизводить известные или малознакомые мистические тексты или их истолковывать. Здесь я, возможно, вновь разочарую вас, не пытаясь добавить новое определение к уже известным дефинициям мистицизма, однако я надеюсь, что дочитав до конца предлагаемую статью, вы поймете, что в данном контексте подразумевается под словом "мистический". Наложив на себя двойное ограничение, мы рассматриваем здесь не мистическую теологию, а мистическую антропологию. Во-первых, ограничение общего характера: понимание современным человеком относительности его положения и своей системы координат не позволяет ему в принципе делать такие абсолютные заявления, какие допускала наивность прошлых времен. Второе, специфическое, ограничение заключается в следующем: опыт психолога включает то, что свойственно      человеку ( the human), не меньше, но и не больше, и он не может выйти за пределы своего опыта. Однако это двойное ограничение полностью компенсируется тем обстоятельством, что психологическая сфера человеческого, сфера Антропоса, стала столь обширной и представляется столь непостижимой для нашего пытливого сознания, что нами почти утрачена надежда на установление ее пределов, хотя мы и пытаемся достичь этого всеми возможными путями. Это ли не пример того, насколько глубоко залегают основы психического . Рискуя повторить слишком известные сведения, я должен в этой связи сослаться на многие веши, которые ранее воспринимались человеком как относящиеся к внешнему миру, которые, однако, современный человек считает принадлежащими его внутреннему миру.
        В основе этого процесса лежат взаимоотношения между эго, сознанием и бессознательным, иными словами, тот факт, что личность, благодаря спонтанным действиям творческого бессознательного, непрерывно изменяется в направлении от внутреннего центра к внешней периферии. Таким образом, причина преобразований, происходящих внутри антропоцентрической системы, заключается в самой человеческой психике. Изначальный творческий импульс, изменяющий человека и, вместе с ним, его окружающий мир, означает непостоянство мира и человека, что воспринимается как ненадежность существования последнего.
        Проблема творческого бессознательного, центральная проблема глубинной психологии, одновременно выступает и как центральная проблема мистицизма и человека мистического. Поскольку творческий процесс происходит вне пределов сознательного и должен поэтому рассматриваться как граничное переживание эго, любая попытка приблизиться к этому первичному центральному вихрю связана с огромной опасностью. Вследствие самой природы такого предприятия оно не может привести к цели посредством прямого включения сознания; попытаться приблизиться к рассматриваемому центру можно, описывая своего рода ритуальные круги, осуществляя подход с разных сторон.
        Любой попытке охватить явление мистицизма сопутствуют аналогичные трудности. Здесь человек как субъект мистического опыта неразделим и парадоксально связан со своим объектом, в какой бы форме тот ни проявлялся.
        Мы находим мистический элемент в уроборической стадии, ранней психологической стадии первоначального единства, когда еще отсутствует систематизированное сознание, стадии, которую Леви-Брюль определил как мистическое участие ( participation mystique). В ситуации, когда человек и мир, человек и группа, эго и бессознательное переплетены, мистический элемент проявляется в том обстоятельстве, что эго еще не отделилось от не-эго.
        При первоначальном осознании мира то, что мы называем внешним миром и то, что мы называем внутренним психическим, слито воедино. Звезды, деревья и животные психологически столь же близки к расплывчатому эго, как его родственники, дети, родители; и существует мистическая связь, соединяющая то, что ближе, с тем, что дальше всего,-- богом, животным, человеком. Эта связь крайне текуча, поскольку эго все еше везде можно спутать с не-эго.
        Неполное отделение эго от не-эго характерно для первоначального уроборического* состояния, живущего в психике человечества в виде архетипа райской целостности. Этот образ утраченного детства является символом невосполнимой утраты для эго, которое страдает от одиночества и от необходимости проходить этапы развития. Данный образ постоянно проецируется обратно на время, предшествующее рождению эго, являющегося по своей природе носителем страдания и несовершенства. Соответственно, состояние совершенства, с филогенетической точки зрения, является раем, относимым к началу истории развития человечества, тогда как онтогенетически оно проецируется на начало жизни индивида как блаженное состояние детства. Но так же, как нам известно, что первоначальное состояние человечества вовсе не похоже на нарисованную Руссо картину, а первобытные люди, отнюдь, не обитали на "блаженных островах", нам известно и то. что детство -- это не райское счастье, что оно полно опасностей и нерешенных проблем.
        И тем не менее в этом образе совершенной изначальной ситуации продолжает сохраняться вечная истина, даже и при условии, что мы понимаем проекцию, и что наш внутренний взгляд ( insight) позволяет нам увидеть обманчивый характер теологической доктрины падения человека и мира.
        Однако развитие по направлению к эго, к индивидуальности и сознанию находится в неумолимом конфликте с бессознательным. Формирование сознания, подтверждение существования эго возможны только в битве с поглощающими силами бессознательного, а это означает -- в отделении от уроборической стадии, от блаженного состояния целостности и совершенства. Таким образом, героическим путем человечества (ибо путь этот, действительно, полон героизма, несмотря на несовершенство) является движение к ясности, дифференциации и ответственному осознанию существования эго. Путь к эго, несомненно, является движением к сознанию, однако уже изначально он не являлся осознанным ( a road in consciousness). "Данностью" всегда является отношение эго человека к бессознательному и к миру, изменяющемуся под воздействием проекций бессознательных образов. Сознание возникает благодаря процессу, в котором эго вплотную подходит к бессознательному: вначале терпит поражение, а затем одерживает победу Эго должно мужественно встречать силы не-эго, устанавливая и укрепляя свое положение. Частично битва осуществляется мужественными действиями эго, не уступающего своих позиций в сознании, усваивающего содержания, вовлекающего последние в область сознания и развивающего их; это означает, что эго делает такие содержания доступными для концептуального понимания, подвергает их анализу и систематически использует для построения осознанной картины мира.
        Развитие эго и сознания (в той мере, в какой оно оказывается прогрессивным) связано с творчеством, то есть, зависит от стихийного характера не-эго, проявляющегося в процессе творчества и являющегося по своей природе нуминозным явлением. Встреча с нуминозным составляет "обратную сторону" развития сознания и является явлением "мистическим". В основе происхождения и эволюции человеческой личности, а также формирования и развития сознания лежат процессы, которые в нашем понимании являются мистическими и которые разыгрываются между эго как носителем личностного и нуминозным трансличностным началом. Только современный западный человек, со всей жесткостью (негибкостью) своего эго, со своей верой в сознание может не увидеть экзистенциальную зависимость человека от того, что мистически изменяет его, от того, благодаря чему он живет и что живет в нем в качестве его творческой Самости.
        Для процесса творчества характерно, что в нем эго не может опираться исключительно на сознание, эго просто обязано выйти на встречу с не-эго. В этом случае эго отвергает осознанную реальность, в которой мир воспринимается как противоречие, и тогда происходит встреча между эго и не-эго, во время которой временно прекращают действовать противоречия между миром, эго и Самостью. Такую встречу, где бы она ни происходила, мы называем мистической. Чтобы пережить (испытать) парадоксальную реальность до, вне или за поляризацией мира и Самости, личность должна (по крайней мере временно) преобразовать себя и занять позицию, оставляющую открытой возможность союза между эго и не-эго.
        Любое нуминозное переживание, какую бы форму оно ни принимало, носит мистический характер. Нуминозное содержание обладает очарованием, способностью предчувствовать и организовывать, выходящей за рамки возможностей сознания, обладает зарядом энергии запредельным сознательной сфере. Поэтому встрече с нуминозным всегда сопутствует полный переворот всего личностного начала, а не только одного сознания. При каждом столкновении эго с нуминозным возникает ситуация, когда эго оказывается "вне себя"; оно падает или выпадает из оболочки своего сознания и может "прийти в себя" ("вернуться к себе") только в измененной форме.
        Встреча с нуминозным прокладывает путь к проявлению творческого небытия человека ( nothingness), "небытия", которое представляет собой состояние вне пределов сознательного. Такое проявление может принимать характер эпифании (божественного явления) и противостоять человеку извне в виде божества; продукт его творчества называется тогда откровением. В этом смысле откровение выходит далеко за пределы истории религии, поскольку для первобытного человека, серьезно воспринимающего психологическую реальность, все явления, которые мы называем "идеей","вдохновением", "понятием",приходят к нему в виде "откровения". Не только религия, культы и ритуалы, но также искусство и мораль явились результатом встречи с нуминозным.
        Хотя современному человеку известен мистический характер религиозного откровения, он часто не может понять, что то же самое явление имеет место ( operates) в каждом творческом процессе, определяя таким образом все существование человечества.
        Не будем забывать о следующем: человека мистического можно определять как человека религиозного, поскольку всю свою жизнь он сознательно или бессознательно сталкивается с нуминозным; однако ему при этом не обязательно верить в Бога. Наше знакомство с объемом и повсеместностью мистического показывает, что существуют теистические и атеистические, пантеистические и па-нентеистические ( panentheistic)*, а также материалистические и идеалистические, личностные и надличностные формы переживания мистического опыта. Переживание встречи с Богом как священного события представляет собой только одну конкретную разновидность мистицизма; причем далеко не самую обычную и, возможно даже не самую значимую. Однако всем разновидностям мистицизма свойственны интенсивность переживаний, а также революционный динамический импульс, характерный для психологического события, извлекающего эго из структуры составляющего его сознания: и во всех случаях нуминозное является полюсом, противоположным сознанию.
        Для каждого сознания и эго нуминозное представляет собой нечто "полностью иное"; оно свободно и не поддается определению. Психологическая категория автономии, которую теория комплексов приписывает бессознательному, связана с тем поразительно реальным фактом, что нуминозное не имеет определения, а это, в свою очередь, служит для эго доказательством его полной зависимости от непреодолимой силы, которую невозможно предвидеть. Божество или нумен ( numen) всегда появляется как нечто, противостоящее сознанию, демонстрируя тем самым свою неуловимость, что обусловливает неопределенность позиции эго, но в то же время делает возможной творческую революцию человеческой личности. Ибо рядом с откровением и творческими достижениями, которые в качестве культурного феномена характерны для человека, расположена третья и решающая разновидность мистической встречи между эго и не-эго: метаморфоза.
        В процессе встречи с божеством происходит превращение ( transformation); оно происходит в человеке, которому является божество, но оно включает и само божество. Оба полюса, которые мы обозначаем как мистические, эго равно как и не-эго, преобразуются в процессе, при котором разделяющая их линия уничтожается с обеих сторон.
        И наоборот, сознание человека зависит от спонтанного характера нуминозного. Такая взаимосвязь существует внутри того, что мы называем человеческой личностью. В этом смысле внеличностное нуминозное размешается в человеке и только в человеке, ибо человек является местом мистической встречи это и не-эго. Реальность такой встречи представляет собой один из основополагающих фактов человеческого существования, и если мы назовем подобную встречу и метаморфозу эго и не-эго мистической, то категория мистического является основополагающей категорией переживаний человека вообще.
        Изменение личности под влиянием появления божества отрывает эго от старой системы сознания, а также от его прежнего отношения к миру; однако ценой за связь с неизвестным божеством, включающей в себя возможность творчества, является отказ от безопасности, которая обеспечивается сознательной ориентацией, а также вовлечение в основополагающий парадокс мистического. Для эго такая мистическая встреча с не-эго всегда является пограничным переживанием, ибо при этом эго всегда движется в направлении чего-то, расположенного вне сознания, вне его рационального мира. Область, лежащая за пределами сознания, представляет собой, с точки зрения всей личности, область творчества par excellence (по преимуществу), однако с точки зрения сознания это область небытия. Творческая область небытия в человеке является храмом и теменосом, источником и раем; как утверждается в ханаанской мифологии [З], это центральная точка, в которой Эль, Великий Бог, восседает "там, где поднимаются потоки, у источника двух морей". Однако, это одновременно центр мандалы [4] со всеми ее символами, место нахождения божественного как Антропоса; это область, в которой мистическая теология совпадает с исследованием мистицизма в человеке, которое я буду называть "мистической антропологией". Переживание человеком творческой пустоты ( creative void) является исходным переживанием, которое привело его к проецированию образа сотворения мира из небытия, что имело место не только в иудео-христианской теологии, но и во всем мистическом и творческом опыте человечества. Творческая пустота находится в центре мистической антропологии как часть глубинной психологии, занимающейся природой творческого процесса; одновременно она пребывает в центре всех мистических переживаний, которые сосредоточены вокруг проблемы скрытости божественного. Именно благодаря этому процессу в центре, который, хотя и располагается вне пределов прямого постижения человеком, является для последнего глубочайшим источником творческой жизни, человек ощущает себя человеком мистическим ( homo mysticus). Аналитическая психология называет этот центр Самостью, вступая тем самым в самую сердцевину парадоксальной истины, согласно которой Бог и человек представляют собой единый образ, ибо эго не является Самостью; в стадии индивидуации личность не ощущает себя более как эго или не только как эго, она ощущает себя и как не-эго, как эго-Самость. Мистик страдает и находится в смятении, отчаянно пытаясь выразить этот скрытый момент, психологическое ядро Самости, которое остается недостижимым, даже когда эго погружается в него, и которое парадоксально расположено вне времени, хотя представляется, что оно-то и составляет время, которое, будучи внеличностным, является центром личности, и которое составляет нуминозную сущность человека. Там, где этот парадокс (воспринимаемый как таковой эго-сознани-ем),-- хотя он и не является парадоксом для живой личности -- проявляется, человек попадает ( falls into) в еще один -- опасный -- парадокс собственной глубины. Он сталкивается с бесконечной проблемой идентичности, составляющей самую сущность глубинной психологии. "Кто есть кто?" становится центральным вопросом, часто вопросом жизни или смерти, здравого рассудка или безумия. Вечному ответу Востока: "Это ты", противостоит столь же вечный вопрос Запада. Где бы ни происходила встреча с нуминозным, вокруг эго располагается не-эго, иными словами происходит изменение личности; такое изменение может длиться мгновение или представлять собой долговременное преобразование; оно может происходить в виде упорядоченного или кажущегося хаотическим и ненаправленным процесса, преобразующего личность или разрушающего ее в единой вспышке; оно может проявляться в виде любовного или религиозного переживания, через художественное творчество, великую идею или великое заблуждение. Но как бы мистический элемент ни проявлялся, принятая "данность" и надежность окружавшего эго мира оказывается разрушенной, и за ними открывается новый, динамически изменившийся мир. Является ли такое откровение проявлением божественной, космической или человеческой тайны, представляет собой вопрос второго порядка. Так, например, одно и то же дерево может почитаться как место пребывания божества, или оно может, в качестве мирового древа, символизировать тайну психологии; как явление природы это дерево может служить материалом для научных изысканий или отражать через произведения искусства или поэзии то божество, которым оно является. Все вышесказанное служит всего лишь примером различных сторон нуминозного, вмещающего мир "древа", которое мы называем архетипом, ибо встретить его во всей полноте означает быть втянутым в мистический транс и метаморфозу. При таком восприятии весь мир нуминозен -- каждое место, каждая ситуация, каждый предмет и каждое живое существо,-- ибо все перечисленные элементы являются потенциальными носителями "искр", как о том говорили хасиды, способных зажечь и осветить человеческую личность. Мир и его содержание нуминозны, однако это справедливо только потому, что по своей природе человек является человеком мистическим.
        В этом месте может показаться, что хотя мы кое-что сказали о человеке мистическом, мы почти ничего не сказали о тех людях, которых принято называть "мистиками". Но мы предполагаем исправить это упущение во втором разделе данной статьи, а здесь мы должны повторить все то, о чем говорили вначале. Только понимание мистической природы человека может позволить нам понять конкретного "мистика", и только через понимание диалектики взаимоотношений человека и нуминозного сможем мы надлежащим образом определить область мистических переживаний. Крайне высокое напряжение, возникающее в человеческой психике при отделении сознания от бессознательного. то напряжение, на котором базируется человеческая культура, может быть сведено к основному напряжению между эго и Самостью. Самость связана с архети-пическим совершенством уроборической ситуации, исходной ситуации, предшествующей существованию изолированного эго, когда эго ассоциируется с сознанием как органом дифференцирования и изолированного опыта.
        Как говорилось ранее, развитие человека происходит в направлении расширения сознания и усиления эго; но, с другой стороны, необходим мистический элемент, творческий процесс, характерный для преобразующей встречи между эго и не-эго. Развитие сознания связано двойным синтезом с развитием форм нуминозного.
        Отделяя эго от центра сознания, каждое переживание нуминозного ведет к аппроксимации начальной ситуации и, следовательно, к более или менее ограниченной форме переживания Самости. Этот факт лежит в основе первобытных религий. То, что человек может переживать нуминозные явления и, -- на более высоком уровне,-- присутствие божества или самого Бога везде и во всем, находит свое отражение в почитании животных, демонов, в политеистической форме религии. Когда мы говорим об этом как о переживании Самости (пусть и в ограниченном объеме), мы имеем в виду, что хотя эго переживает здесь встречу с не-эго в ограниченной форме, нуминозное воздействует на него тем не менее с полным вовлечением психики.
        Ограниченной форме не-эго здесь соответствует столь же ограниченная форма эго. Это малое эго, однако, оказывается столь же пораженным нуминозным переживанием при, скажем, встрече с деревом, заговорившим голосом демона (а вся психика оказывается в таком же волнении), как и в том случае, когда сознание большего объема и более сильное это повержено эпифанией божества.
        Здесь мы, разумеется, не можем входить в детали психологических симптомов переживаний нуминозной Самости. Они всегда влекут за собой возбуждение или упоение ( intoxication), которые вызываются изменившимся и повысившимся уровнем ощущения Самости, изменениями в позиции это и в сознании, что означает также и изменение отношения к миру и коллективному.
        Ввиду того, что переживание нуминозного всегда является переживанием Самости и "голоса", несущего откровение, эго, на которое оказано воздействие, вступает в конфликт с доминирующей догмой сознания и элементами его воздействия. Мистическое и творческое переживание по своей природе противостоит доминирующей религии и доминирующему в сознании содержанию культурного канона: иными словами, оно в принципе имеет революционный и еретический характер. Можно сказать, что там, где поклоняются "данному", признанному божеству, разрушено характерное отношение между эго и не-эго, определяющее мистическое явление. Следовательно, все мистические направления стремятся к растворению традиционных религий и ритуалов, хотя часто это стремление прикрывается словами об "обновлении" старых религиозных форм. Подлинное основополагающее переживание нуминозного обязательно должно быть направлено против обычного, коллективного, догматического, ибо оно всегда переживается наново.
        Таким образом, любой мистицизм, заключающийся в переживании догматически определенного или догматически определимого содержания, представляет собой либо мистицизм низкого уровня, либо замаскированный мистицизм. К случаю мистицизма низкого уровня относится такой вариант, когда личность, не владеющая культурным каноном и не усвоившая религиозную догму, захвачена одним из архетипических содержаний этого канона и мистически переживает его: примером здесь может служить мистическое переживание архетипического содержания какого-либо христианского культурного канона находящимися на низкой ступени развития обитателями африканской страны. В таком случае мистическое переживание обнаруживает все симптомы первобытного мистицизма. Это тоже "подлинный" мистицизм, однако его следует называть мистицизмом низшего порядка, ибо феноменология мистического переживания регрессивна относительно архетипического культурного канона. Однако такой мистицизм, который нередко встречается, когда культурный канон высшего порядка предлагается группе людей с менее развитым сознанием, менее значим по сравнению с явлением замаскированного мистицизма.
        История знает много мистиков, которые, не желая подвергаться опасному обвинению в ереси, выбирали компромиссное решение и то ли сознательно, то ли бессознательно, пересматривали свои подлинные мистические переживания, иными словами, приспосабливали их к требованиям, налагаемым господствующими догмами. Поскольку мистические переживания в значительной степени основаны на архетипах, следовало бы ожидать соответствия высказываний различных мистиков. Действительно, такое соответствие мы обнаруживаем в психологических влияниях мистических переживаний, в вызванных ими изменениях личности, однако что касается содержания самого переживания, оно в большинстве случаев имеет сходство с господствующими догмами. Редко, например, встречается подлинный восточно-индийский символизм среди мистиков-католиков или наоборот. Примеры подобного пересмотра догм приводятся К. Г. Юнгом при обсуждении высказываний Брата Клауса и Игнатия Лойолы.

Эзотерики.

   Эзотериков можно рассматривать с нескольких сторон:
      -- Люди которые занимаются аномальными явлениями, к ним относятся уфологи, аномальщики, парапсихологи.
      -- Вторая группа более сложная к ним относятся люди обладающие каким - то скрытым знанием о мироздании, но лично я с такими людьми не встречался.
   Эзотерики первой группы причисляют себя к исследователям аномальных явлений, хоть надо заметить, что основном это те которые верят в эти аномальные феномены, НЛО, полтергейст и д.р. Более подробно я рассмотрю их в других работах специально посвященные этой теме.
   Что происходит с человеком, который начинает задаваться вопросами поиска "божественных откровений", всякой неопределенной духовностью, эзотерикой.
   Почему же человек начинает заниматься эзотерикой?
   По моим наблюдениям есть только три основные вещи, запускающие процесс поиска:
   1) Разочарование в жизни
   2) Страх смерти
   3) Зов, тайна, какая-либо присутствующая уже в человеке "паранормальщина" - осознанная, либо нет.
   Дальше "хочет человек или нет" - происходит набор: книг, знакомых, каких-то новых знаний и т.п., так называемый "вход". Вход может быть осуществлен с разных сторон. Кто-то через наркотики, начитавшись Дона Хуана, кто-то через тренинги, кто-то через книжки по личному росту выходит на новые грани и т.д. тут все зависит от того, что запустило изначально процесс, какова подлинная мотивация таких поисков и, важно, те страхи, которыми он движим.
   Потом наступают различные "критические точки" - у каждого свои. Кто-то решает, что "нефиг чепухой страдать - надо деньги делать", кто-то, что решение его психологических проблем лежит в религии, духовности или эзотерике и нужно применять "новое понимание жизни" и учиться эзотерическим знаниям для материального, кто-то отлетает от жизни - повозглашая тело греховным, напрочь становясь полностью ассоциальным типом, кто-то форточку взглядом двигать пытается и даже двигает :), стрелять потоками и огненными шарами из глаз или "вылететь в астрал" - это провозглашается основной целью, кто-то находит сладкоголосых "гуру" - некое эмоциональное болото, чтобы тихо и мирно встречаться и время от времени пиздеть про духовность, кто-то совсем погружается в свои внутренние галлюцинации и рассуждения и живут в них абсолютно, нарисовав там все "божественное".
   И это не значит, что не нужно искать, или что это все легко, или что я лучше знаю, кому и что в данный момент нужно делать, или, упаси боже, я лучше других
   однако, продолжим... скоро ход моих мыслей станет вам понятен
   Если попытаться как-то сгруппировать, а в дальнейшем смоделировать эти наиболее активно представленные группы (т.е. возможные будущие результаты людей, входящих в одну из них) мы получим некие модели-векторы движения:
   1) Группа людей, стреляющая шарами энергии по прохожим, вылетающий в форточку через "астрал", проходящие, сквозь стены, такие маги, а по факту таки люди нуждаются в немедленной и скорейшей психологической помощи :) Где-то и что-то в своем психо-становлении они пропустили, какую-то стадию и, в итоге, это выразилось в психических и психологических отклонениях. Т.е. - это ни что иное, как невозможность самовыразиться и самоутвердиться через обычные социальные ценности: семью, работу и т.п., попытка, но каким-то странными способами через наращивание гордыни и сползания в "эзотеризм" за могуществом. Такие люди любят очень, чтобы у них наглухо сорвало крышу от очередной эзодеи, и все это приводит к еще более печальным последствиям.
   2) Вторя группа, Это - все такие спокойные, медленно ходящие с чуть прикрытыми глазами "просветленные", рассуждающая о эзотеризме, сакральных знаниях, внутренних энергиях. "Люди пустоты" от Ошо :) Такие люди, абсолютно безобидные и, часто, без типа эмоций.. такие "отрешенные от всего". Люди нирваны и дети дзен. По факту же - это плод, который никогда не прорастет ибо это пни с глазами- там уже ничего нет
   3) Третья группа. Это фанаты и адепты. У них есть свой гуру, который рассказывает им всякие сказки (часто этот гуру из 2 группы) через книги или напрямую, а они все это с удовольствием или без поглощают. Но, по правде сказать, разные гуры бывают. В общем третий тип - это люди, порождающие эгрегоры и/или висящие на них же, очень любящие кучковаться, часто с полной кучей психологических особенностей. Сюда же входит и основная масса религиозных людей. По факту - это такая удобная форма духовности.
   4) Четвертая группа - на имение многочисленная, ибо это состоявшиеся люди, полные энергии и здоровья. Такие счастливчики или часто мы их называем "селф мейд мэн". Они страдали, да, они терпели неудачи, да, они закалялись и работали над собой - поэтому они и выстрадали, сделали себя. Они уже понимают, что жизнь - это не только пустота, что мы все живем в большой системе, что есть структура опыта человека, есть иерархия систем. Но хоть они полностью и готовы к настоящему постижению, только единицы из них готовы пожертвовать всем этим, что они выстрадали ради "непонятно чего".
   Есть еще и пятая группа - это люди предназначения. Их настолько мало, что для исследования мы их не берем
   Значит не все просто так, а даже совсем не просто. Недостаточно простых формул вроде "отбрось свою эго и просветлей". Ведь как только появляются понятия абсолюта, которые человеческий интеллект не в силах объять - они вытесняют все остальное, тем самым обесценивая последнее. Но кто вам сказал, что самая обычная жизнь не божественна?)
   Такими понятиями являются, например: просветление, осознание, самоосознование, бог, сознание и другой круговорот "непонятных слов". И происходит спор, борьба, доказательства истинности и т.п. Но как интеллекту объять необъятное, то, что ему никак даже не принадлежит? А выход есть :) Выход - это "подготовка почвы" самого интеллекта, чтобы семя проросло и никак иначе. Это умение наблюдать, видеть и описывать происходящие процессы, а не сами слова и постоянная в этом тренировка.
   Благодаря наблюдению и опытам великих людей, мы получили не только науку и внешние соц. атрибуты, но и внутреннее описание процессов. Так появилась библия, Коран, тексты Патанджали и прочее и прочее. Библия и Коран, например, - это закодированная книга, пригодная к раскодированию сейчас единицами. Почему? Все потому же.. люди не признают иерархию, которая объективно существует. А второй момент: меняется время - меняется и подача знаний, их форма подачи.
   Если мы посмотрим на различные описания разных духовных школ, учителей древности и т.п. - всегда существовала эта иерархия постепенности, где невозможно или практически невозможно перепрыгнуть с низу наверх.
   В древнекитайских школах, Бодхитхарма пошел через тело, через физ. совершенствование (боевые единоборства) и только когда тело становилось как кремень и дурные мысли "улетали" там брались за что-то более сложное, вроде постижения тонкого мира энергий, медитацию созерцания.
   В Индии была карма-йога, в православии - трутники, которые должны были трудиться, созревать к постижению души и духа. Но возможен, а скорее реален ли такой путь сейчас, в нашем веке безумной постиндустриализации и мегатонн информации? Едва ли. Этот век диктует человеку другие пути, а люди пытаются это произвести сейчас и, разумеется, вступают в жесткий конфликт с обществом, с самим собой.
   Вне зависимости от той школы, в которой человек занимается без самосознания он далеко не уйдет.
   Человек родился, попал в соц. круг, и, если, он не научился в нем жить и грамотно взаимодействовать как психологически здоровое существо, если не выросло его самосознание как моделирование и понимание основных моделей и принципов в описания себя, если он не научился находясь в своем самом гармоничном состоянии "спускаться" на уровни других людей, играть с ними в их игры, то в случаях "духовного интереса", он выбрасывается в первые три "духовные" группы, а не идёт дальше личности - за неё. Видите как просто?)
   Поэтому сейчас такое время, когда личность невозможно просто отбросить большинству как это делали раньше, ну, кроме единиц, которые в силу каких-то неведомых нам причин, то ли в силу очень старой души, то ли еще чего, отрабатывают с рождения сразу свой Дух, но и им не избежать соц. давления и становления. И именно через работу с собой, над своей адаптацией и интеграцией, мы сейчас получаем максимальные уроки для своей души. Таково время.
   Если рассмотреть людей по степени самосознания, можно взять Гурджиевскую модель человека. От 1 д о7. Первые три и составляют этот основной пласт всяких непонятных духовных групп. Если очень быстро, кто они?
   Человек N1 - это человек соблюдающий ритуалы, поклоны, крещение. Динамический тип - в общем обезьяна. Таких людей мы можем видеть на митингах, обливающих святой водой голубых и прочую "нечестью" Имеет наименьшее самосознание.
   Человек N2 - это эмоционально-чувственные люди, которые все переживают и быстро создают эмоциональную связь со своим учением и идеями, кучкуются, создают кружки, секты и уходят в монастыри. Это зависшие компьютеры. Они не хозяева своим чувствам и чувства их имеют, как и их учения, ибо они не хозяева своим чувствам, уму и телу.
   Человек N3 - это мозг.. знает все писания наизусть, все духовные концепции, все притчи, басни.. для которых самоценны только их высшие идеи. Глубочайшие знатоки философии, вед, библии, Корана, знающие все о молитве, медитации, учениях, парапсихологии, астралогии, все о просветленных и какими они должны быть, но совершенно не имеющие в этом ни опыта, ни духовных плодов.
   Вот эти люди и составляют 95% всех духовных искателей.
   Человек начинается только с N4. Это человек отличается от первых трех тем, что он начинает себя описывать. Не описывает как глупый биоробот слова, описывающие слова, а начинает описывать себя. Он уже осознал, что есть человек номер 1, 2 , 3 и понял что на самом деле не важно то чему ты следуешь, а важно то, как ты умеешь это делать.
   Растет его самосознание. Это человек, которые начинает видеть основополагающие Модели и Принципы, моделирует работающие модели внутри систем, делает, практикует и получает результат. Первые же три типа занимаются всяким барахлом и белебердой, никто их них не хочет учиться контролировать свой ум - все хотят играть в игры. Кто-то зависает на каких-то нелепых идеях, кто-то на своих же эмоциях, кто-то ищет мастера. В общем никто не занимается своей осознанностью(метаописанием систем) до человека N4, никто не моделирует свои внутренние состояния.
   Человек номер четыре это человек стратегии. Он видит эффективные стратегии, и не обращает внимание на форму. Если говорить грубо, то человек номер четыре мыслит в рамке цель-стратегия-эффект.
   Человек 4 учится управлять собой, а не быть управляемым. Вот тут и различие и для этого и нужны описания систем, а так же внутренняя калибровка состояний. Так посепенно человек N4 двигается в человеку N5.
   Дальше идет Элита людей Знания. И чтобы ее описывать, нужно как минимум что-то знать о них. Я мало знаю ибо чем дальше - тем их меньше, но тем больше их божественное самосознание.
   Человек N5 - это человек-кристалл, человек полной ясности своего внутреннего мира, человек-источник. Это безусловный лидер для первых 4ёх, обладающий неимоверной волей и неподвижным внутрненним центром..покоем, любовью, миром в душе и т.п., сформироанным в своих практиках. Человеком N5 стать безумно сложно ибо обычно для этого нужна настоящая школа или же Мастер, чего в наше время практически нереально. Значит все придется делать самому. Одной целенаправленной мысли такого человека хватит, чтобы запустить такое дело, о котором лучше никак уж не говорить. Это очень ценные и, безусловно, очень харизматичные люди на планете Земля)
   6, 7 - Судя по всему, где-то обитают, поддерживая общеземной и космический баланс, транслируя высшие духовные энергии на землю через "себя"
  

Дети Индиго.

   В своем профессиональном опыте я часто сталкиваюсь с вопросами родителей, о том как воспитывать детей. Те приемы воспитания, которые они знают, не работают. Это связано с глобальными изменениями в мире, с изменением запросов общества к взрослеющей личности. В связи с этим я расскажу о так называемых детях Индиго, детях которые приходят в этот мир с особой миссией.
Дети Индиго приходят в этот мир со своими намерениями и талантами, которые отчетливо проявляются с момента рождения. Они могут впитывать знания, как губка, особенно если им нравиться предмет, изучение которого обеспечивает им более высокий уровень развития в области их интересов. Они реагируют наилучшим образом, если вы ведете себя с ними как с уважаемыми взрослыми.
Дети Индиго несут в себе небесные послания, которые пока недоступны нашему пониманию. Они помогают нам в поисках истины, смысла жизни, мира. Детей Индиго можно отличить по глазам. В них скрывается глубокая мудрость и осознанность.
Ребенок Индиго это такой ребенок, который обладает новыми необычными психологическими характеристиками и моделями поведения. Это предполагает, что люди, взаимодействующие с подобными детьми (особенно родители), чтобы достичь успеха, должны изменить свой подход к ним, методы воспитания. 90% детей младше 10 лет принадлежат к группе Индиго.

Наиболее распространенные качества детей Индиго:

1. Они приходят в этот мир с ощущением своей царственности (и часто ведут себя соответствующим образом).
2. Они чувствуют, что "заслужили быть здесь", и бывают весьма удивлены тем, что другие не всегда разделяют их мнение.
3. Они не сомневаются в своей значимости. Нередко они сообщают родителям, "кто они есть".
4. У них нет абсолютных авторитетов, они не считают нужным объяснять свои поступки и признают свободу выбора.
5. Они теряются, соприкасаясь с консервативными системами, где вместо проявления творческой мысли, строго соблюдаются традиции.
6. Они часто видят более рациональный способ сделать что-то в школе или дома, однако окружающие воспринимают это как "нарушение правил" и их нежелание приспосабливаться существующей системе.
7. Они кажутся некоммуникабельными, если находятся в компании себе подобных. Если рядом нет никого, обладающего подобным же менталитетом, они часто замыкаются в себе, чувствуя, что никто в этом мире их не понимает. Поэтому установление социальных связей в период обучения для них представляет немалую сложность.
8. Они никак не отзываются на обвинения в нарушении дисциплины. К заявлениям типа "вот подожди, придет отец, узнает, что ты натворил, тогда увидишь..." они остаются глухи.
9. Они не стесняются, давать вам понять, в чем испытывают нужду.

Контактеры.

   Прежде всего хочется начать с того, что нужно очень внимательно отнестись к человеку, который называет себя контактантом. Попасть в впросак очень легко, достаточное обратить внимание некоторые психические особенности.
   Психологический портрет составляется при участие психических данных о характере, темпераменте, восприятие, о душевном здоровье, воображение.
   Для психотерапевта и для психолога консультанта очень важно отметить мистическое мировоззрение клиента. Например как он относится к феномену НЛО определить его адекватность к себе и другим людям. Расспросить об его семье (не которые из его также могут быть подвержены контактам), работе, его взгляде на данную проблему.
   Психологический портрет контактанта может быть очень широк. Человек, который вступил якобы в контакт с НЛО может быть и творческий личностью таковым и не являются.
   Иногда контакт начинается в раннем возрасте с трех лет. Человек может считать, что в прошлой жизни он был инопланетянином. Ни каких видимых доказательств у него нет.
   Человек перенесший возможный контакт эмоциональный ранимый тяжело вспоминает контактную ситуацию, поэтому регрессивный гипноз, который часто используется для исследования контакта может вызвать психологическую травму. Использовать гипноз надо очень аккуратно и только в экстренных случаях, иногда сам контактант может вспомнить свое похищение НЛО без гипноза.
   Человек, который пережил контакт может считать себе мессией, который должен выполнить некое свое предназначение. В таких случаях надо быть очень осторожным. Так же как и уверенность человек в том, что он является "инопланетянином". В этом я нахожу некую психотрансформативную основу, которое может быть выделено, как синдром "контактерства".
   Можно рассматривать проблему с точки зрения положительного или отрицательного влияния контакта на человека-контактанта, на ход событий его жизни, или более глобально - влияние контакта на человеческое сообщество, на его развитие.
   Не имея возможности рассмотреть проблему во всем ее многообразии и целостности, коснемся лишь некоторых ее аспектов.
   Прежде всего, обратим внимание на решающий момент: результирующее влияние контакта во многом зависит от того, как сам контактант осознает, понимает и оценивает создавшуюся контактную ситуацию. От этого, в свою очередь, будет зависеть и его отношение к контакту, и стиль взаимодействия с предполагаемым объектом связи и даже информация, поступающая к человеку через контакт.
   Если углубиться в этот вопрос дальше и обобщить наблюдения, имеющиеся на сегодняшний день в нашем распоряжении, то станет ясно, что осознание и понимание контакта, его сути, во многом определяется степенью развития интеллекта контактанта, его накопленными знаниями, багажом его жизненного опыта и, наконец, его нравственностью. Не последнюю роль в этом играют психическое здоровье человека, его психофизиологические особенности и его характер.

Особенности мистической личности.

   Так как именно эти люди по моей теории имеют особое или мистическое развитие личности. Они совершенно не похожи на обывателей с их повседневными проблемами и деятельностью. Например, что скажет обыватель если его спросить почему затонула подводная лодка "Курск", вероятней всего он скажет, что повлиял человеческий фактор. А мистик или эзотерик выдвинет гипотезу, повлияли, какие- то потусторонние силы, которые как ему кажется играют огромную роль в нашей жизни.
   Но классификацию, которую я дал в начале - это люди у которых мистические особенности стали проявляется еще в раннем детстве и развивались практически на всем протяжение жизни индивида. Самые высокоразвитые ветви человеческого рода имеют одну общую характерную черту - тенденцию производить (правда, спорадически и часто вопреки неблагоприятным внешним обстоятельствам) странный, но совершенно определенный тип личности; такая личность не может довольствоваться тем, что другие люди называют жизненным опытом, и склонна, как утверждают ее недоброжелатели, "отрицать мир ради поиска реальности". Мы встречаем таких людей на Востоке и на Западе, в древнем, средневековом и современном мире. Их единственная страсть - преследование некоей неосязаемой, духовной цели: поиск "выхода" или "возврата" в то желанное состояние, в котором они могут удовлетворить свою жажду абсолютной истины. Этот поиск составляет смысл всей их жизни. Ради него они с легкостью идут на такие жертвы, которые другим людям кажутся чудовищными. И косвенным подтверждением объективной актуальности такого поиска есть то, что где бы и когда бы ни появлялись эти люди, их цели, доктрины и методы были по сути своей одинаковы. Их опыт, в итоге, образует мощный корпус свидетельств, удивительно последовательных и нередко объясняющих друг друга; его нельзя не принимать во внимание, если мы хотим оценить энергию и потенциальные силы человеческого духа или же осмыслить его отношение к неведомому миру, который лежит за пределами ощущений.
   Во всяком человеке рано или поздно просыпается любовь к скрытой за покрывалом тайны Исидой, которую он называет Истиной. У большинства это проходит. Они видят безнадежность своей страсти и возвращаются к практическим делам. Но другие на всю жизнь остаются преданными поклонниками Истины, они любят ее и представляют себе любимый предмет совершенно по-разному. Некоторые видят Истину, как Данте видел Беатриче, - обожаемой, но непостижимой, встреченной в этом мире, но зовущей в мир иной. Другим она скорее кажется злой, но неотразимой колдуньей, соблазняющей, требующей платы и, в конце концов, предающей своего любовника. Кому-то она мерещится в лабораторной пробирке, кому-то - в поэтической мечте; одним - перед алтарем, другим - в грязи. Крайние прагматики готовы искать ее даже на кухне, заявляя, что лучше всего распознавать ее по полезным результатам. И наконец, после безуспешных ухаживаний, скептик-философ успокаивает себя тем, что его дамы вообще не существует.
   Какими бы символами они ни обозначали свой поиск, никто из этих искателей никогда не мог убедить мир в том, что нашел там, за завесой, Реальность, встретился с ней лицом к лицу. Но если мы можем доверять свидетельствам мистиков - а в их описаниях собственных переживаний чувствуется удивительная убедительность и благая вера, - то им удалось то, что у других не получилось: они установили непосредственную связь человеческого духа, блуждающего, как они говорят, среди вещей материального мира, с той "единственной Реальностью", тем нематериальным и предельным Бытием, которое часть философов называют Абсолютом, а большинство теологов - Богом. Здесь, говорят мистики (и многие, отнюдь не будучи мистиками, согласны с ними), находится скрытая Истина, объект страстного желания человека, единственная приемлемая для него цель поиска. Поэтому они с полным правом требуют от нас такого же внимания, какое мы оказываем первооткрывателям новых земель, куда сами мы не рискнули бы углубиться без нужного оснащения. Мистики - это пионеры духовного мира, и мы не имеем права отвергать ценность их открытий просто потому, что у нас нет возможности или мужества, необходимых для собственных исследований.
   Такая критика реальности есть, конечно, дело философии. Я не могу сказать, что эта книга написана философом или адресована исследователям этой великой науки. Однако, хотя мы всего лишь любители, мы не сможем найти отправную точку, не использовав в какой-то мере основания философии. Эти основания охватывают целую область первоначал, и именно к первоначалам мы должны обратиться, если хотим понять истинное значение мистического типа личности.
   Поэтому начнем с начала и вспомним несколько банальных и элементарных фактов, которые принято игнорировать среди людей практичных. Таким началом для человеческой мысли является, конечно, Я, Эго, самосознание субъекта, который пишет эту книгу, или самосознание другого субъекта, который ее читает и вопреки всем аргументам заявляет: "Я ЕСТЬ". Это та точка отсчета, относительно которой мы вполне уверены. Никто из метафизиков еще не поколебал уверенности обычной личности в ее собственном существовании. Неуверенность для большинства из нас начинается только тогда, когда мы спрашиваем, что еще существует.
   К этому Я, этому самосознанию, заключенному в "оболочке, которую мы теперь называем телом и которую не можем сбросить, как улитка - свой домик", приходит, как мы знаем, постоянный поток сообщений и переживаний. Главные среди них - возбуждение тактильных нервов, результатом чего является то, что мы называем осязанием; колебания, воспринимаемые оптическим нервом, - это мы называем "светом", а также колебания, воспринимаемые ухом как звук.
   Что означают эти переживания? Первый ответ неискушенного Я - что они указывают на сущность внешнего мира; когда его спрашивают, каков этот мир, оно обращается к "свидетельствам своих чувств". Из сообщений, которые получает это Я через органы чувств, из сообщений, которые обрушиваются на него, стучатся к нему со всех сторон, хочет оно этого или нет, оно строит свой "чувственный мир", который и является "реальным и надежным миром" всякого нормального человека. Когда поступают впечатления - или, скорее, те интерпретации подлинных впечатлений, которые дает его нервная система, - оно использует их, как играющий в ребусы использует отдельные буквы, из которых составляются слова. Я сортирует, принимает, отвергает, комбинирует, а затем победоносно производит из них "понятие", которое, по мнению Я, и есть внешний мир. С завидной и восхитительной простотой Я приписывает собственные ощущения неведомой вселенной. Звезды, утверждает Я, есть яркие, трава есть зеленая. Для него, как и для философа Юма, "реальность состоит из идей и впечатлений".
   Однако совершенно очевидно, что этот чувственный мир, эта кажущаяся реальной внешняя вселенная, хотя и может быть полезной и ценной во многих отношениях, не может быть собственно внешним миром, а только отраженной этим Я картиной внешнего мира. Эта картина - произведение искусства, но не научный факт, и поскольку она может обладать глубоким смыслом как великий шедевр, то относиться к ней как к предмету анализа опасно. Даже поверхностное исследование показывает, что эта картина имеет самое приблизительное и символическое отношение к реальности и не будет ничего означать для других Я, чьи чувства или каналы общения устроены иначе. Поэтому свидетельства чувств не могут быть приняты как свидетельства сущности предельной реальности - полезные слуги дома, они могут оказаться опасными проводниками в пути. Не могут их показания поколебать тех искателей Реальности, которые обнаруживают в них противоречие описаниям своего мистического опыта.
   Воспринимающее Я сидит, так сказать, на приемном конце телеграфной линии. Согласно любой другой теории, кроме мистицизма, это его односторонняя связь с предположительным "внешним миром". Приемный аппарат регистрирует отдельные послания. Я не знает и, до тех пор пока оно зависит от этого аппарата, никогда не узнает объекта - реальности на другом конце провода, по которому идут послания; оно не может по-настоящему раскрыть сущность этого объекта. Но у него есть все основания принимать их как свидетельства, потому что что-то существует выше него и его приемного аппарата. Ясно, что конструктивные детали телеграфного аппарата видоизменяют послание. То, что передается как точка и тире, цвет и объем, может быть принято совсем в другом виде. Поэтому такое послание, хотя и может в некотором смысле иметь отношение к предполагаемой реальности на другом конце линии, никогда не может быть адекватно ей. Всегда будут присутствовать неуловимые колебания, которые оно не сможет воспринять или будет путать. Поэтому часть послания всегда теряется, или, другими словами, существуют такие аспекты мира, которых мы никогда не познаем.
   Таким образом, сфера нашего возможного интеллектуального знания строго ограничена нашей индивидуальностью. Не край земли, а внешние окончания наших сенсорных нервов являются границами наших исследований, и "знать себя" означает знать вселенную в себе. Мы ограничены нашим приемным аппаратом, мы не можем встать и пойти посмотреть, куда ведут "телеграфные провода". Слова Экхарта по-прежнему имеют предельное значение для нас: "Душа не может приблизиться к творениям иначе, чем через сознательное восприятие образов". Если бы какой-то шалун-Демиург включил наш приемный аппарат по-другому, мы бы имели новую вселенную.
   Уильям Джеймс однажды предложил полезное упражнение для молодых идеалистов - поразмыслить о переменах, которые могли бы произойти в нашем обыденном мире, если бы различные ответвления нашего приемного устройства изменили свои функции, например, мы "слушали" бы цвета и "видели" звуки. Такое замечание проливает неожиданный свет на странное, с точки зрения очевидности безумное, утверждение визионера Сен-Мартена: "Я слышал цветы, которые звучали, и видел звуки, которые сияли", а также на описания других мистиков о тех редких моментах сознания, когда чувства сливались в единый и невыразимый акт восприятия, в котором цвета и звуки были одним целым.
   Поскольку музыка - это интерпретация определенных колебаний, воспринимаемых ухом, а цвет - это интерпретация колебаний другого вида, воспринимаемых глазом, то все это не так безумно, как оно звучит, и может быть представлено в рамках физической науки. Если бы такое превращение наших органов чувств действительно произошло, мир все равно посылал бы нам те же послания, - этот чуждый, непостижимый мир, от которого, согласно этой гипотезе, мы изолированы герметически, - однако мы воспринимали бы их по-другому. Мы бы все равно воспринимали красоту этого мира, но она говорила бы другим языком. Пение птицы поражало бы сетчатую оболочку наших глаз великолепием красок; мы бы видели волшебные тона ветра, слушали бы как великую фугу повторяемость и гармонию зелени лесов и каденции штормовых небес. Если бы мы сознавали, что при самом малейшем изменении наших органов чувств мы бы могли попасть в такой мир, мы, может быть, не так высокомерно относились бы к тем мистикам, которые говорят, что воспринимают Абсолют как "музыку небес" или "Несотворенный Свет", равно как были бы и менее фанатичны в нашем намерении сделать надежный "мир здравого смысла" единственным образцом реальности. Этот "мир здравого смысла" является концептуальным миром. Он может представлять внешнюю вселенную; но деятельность человеческого мозга он безусловно представляет. В пределах этого мозга строится вселенная, и большинство из нас согласны там и "пребывать в покое во веки веков" подобно душе в Храме Искусств.
   Таким образом, непосредственная встреча с абсолютной истиной кажется невозможной для нормального не мистического сознания. Мы не можем знать реальности и даже не можем доказать существование самых простых предметов, хотя это ограничение остро осознают лишь немногие люди, а большинство из них стали бы его отрицать. Но в роде человеческом упорно существует тип личности, который ясно осознает это ограничение и не может смириться с теми мнимыми реалиями, которыми "обставлена" вселенная всякого нормального человека. Таким людям, чтобы не чувствовать себя неуютно, необходимо создать для себя некий образ Нечто или Ничто, находящегося на том конце их "телеграфной линии", - некую "концепцию бытия", "теорию знания". Их мучает Непознаваемое, они страстно желают знать первоначала, требуют какого-то объяснения темным сторонам вещей. Коль скоро человек обладает таким темпераментом, он испытывает голод по реальности и удовлетворяет его как умеет, умудряясь лишь отстранить голодную смерть, но никогда не насыщаясь.
   Сомнительно, чтобы два Я представляли себе один и тот же образ истины вне своих пределов, так как живая метафизика, как и живая религия, по сути своей есть сугубо личное дело - это вопрос скорее видения, чем аргумента, как напоминает нам Уильям Джеймс. Несмотря на это, такая метафизика может (и делает это, если говорить в общем) избежать обвинения в субъективизме, примкнув хотя бы внешне, к традиционной школе, как индивидуальная религия может и должна внешне примкнуть к традиционной церкви. Поэтому мы теперь кратко рассмотрим, к чему пришли наши традиционные школы - великие классические теории, трактующие природу реальности. В них мы видим в кристаллизованном виде все то лучшее, чего смог достичь человеческий интеллект, будучи предоставлен самому себе.
   1. Наиболее очевидным и общепринятым объяснением мира является, конечно, Натурализм, или наивный Реализм - точка зрения обыкновенного человека. Натурализм просто утверждает, что мы видим реальный мир, хотя видим его, быть может, не очень хорошо. То, что, как представляется нормальным здоровым людям, где-то находится, приблизительно там и находится. Натурализм вменяет себе в заслугу то, что он опирается на конкретное; материальные вещи он воспринимает как реальные. Другими словами, наши выверенные и соотнесенные впечатления, возведенные до высшей степени их действенности, составляют для человека единственно ценный материал для познания; само же познание является результатом точного наблюдения, подвергнутым классификации.
   Такое отношение к миру, быть может, подсказано благоразумием, ввиду нашего неведения всего, что находится по ту сторону, но оно никогда не утолит наш голод по реальности. В сущности, наше благоразумие говорит: "Комната, в которой мы находимся, вполне удобна. Давайте задернем занавески, так как ночь темна, и посвятим себя описанию мебели". Но, к сожалению, даже мебель не поддается натуралистическому описанию. Как только мы начинаем рассматривать ее повнимательней, мы обнаруживаем, что здесь множество намеков на чудеса и тайны, что даже стулья и столы - это не то, чем они кажутся.
   Мы видим, что мало-мальски критичного взгляда на любой обычный объект восприятия достаточно, чтоб свести на нет такое столь простое и удобное кредо "здравого смысла"; что разуму нужна не просто вера, но слепая доверчивость, чтобы принимать очевидное за реальное. Я, например, говорю, что "вижу" дом. Это значит, что часть моего воспринимающего аппарата, которая исполняет функцию, называемую зрением, рождает в моем мозгу идею "дома". Идея "дома" трактуется мной как реальный дом, и мои дальнейшие наблюдения будут разворачивать, обогащать и уточнять этот образ. Но какова есть на самом деле та внешняя реальность, которая пробудила этот образ, я не знаю и никогда не узнаю. Это настолько же таинственно, запредельно моему пониманию, как состав хора ангелов. Сознание содрогается от ужаса, соприкасаясь с могущественным словом "быть". Я могу, конечно, призвать на помощь другие органы чувств, могу подойти к дому и потрогать его. Тогда нервы моей руки передадут мне ощущение, которое я трактую как твердость и прочность; глаза воспримут особенное и непостижимое ощущение, называемое краснота. И из этих чисто индивидуальных восприятий мой мозг сконструирует и экстернализирует идею красного кирпича. Сама Наука, однако, если бы ее попросили подтвердить реальность этих восприятий, сразу же заявила бы, что, хотя материальный мир и реален, идеи прочности и цвета не что иное, как галлюцинации. Они принадлежат человеку, а не физической вселенной, относятся к неровности поверхности, а не к сущности объекта, как сказал бы философ-схоласт.
   "Красный кирпич, - утверждает Наука, - просто условность. В реальности эта частица, как и все другие частицы вселенной, состоит, насколько мы сейчас знаем, из неисчислимого количества атомов, которые носятся и сталкиваются друг с другом. Это не более твердая вещь, чем снежная буря. Если бы Вы съели гриб Алисы в стране чудес и уменьшились до размеров микромира, каждый атом с его электронами казался бы Вам солнечной системой, а сам красный кирпич - вселенной. Более того, сами эти атомы ускользают от меня, когда я пытаюсь схватить их. Они только проявление еще чего-то. Если бы я могла проследить материю до самой сердцевины, я могла бы, возможно, открыть, что она безгранична, и стала бы идеалистом против своей воли. А что касается красного, как Вы его называете, цвета кирпича, то это вопрос взаимосвязи между Вашим оптическим нервом и световыми волнами. Сегодня вечером на заходе солнца кирпич может быть пурпурным, а при легком отклонении Вашего зрения от нормы он может стать зеленым. Даже то чувство, что объект восприятия находится вне Вас, может быть ложным: ведь Вы так же легко приписываете качества внешних объектов образам, появляющимся во сне и в галлюцинациях, как и объектам, о которых вы безапелляционно твердите, что они действительно существуют". Далее, не существует заслуживающих доверия стандартов, по которым мы можем отличать "реальное" от "нереального" в явлениях. Те же, что существуют, условны и соответствуют соглашению, но не истине. Отнюдь не аргумент утверждать, что большинство людей видят мир во многом одинаково и что "такое" видение и есть достоверный критерий реальности, хотя для практических целей мы пришли к согласию, что здравомыслие состоит в том, чтобы разделять галлюцинации своих ближних. Те, кто честен с самим собой, знают, что и это "разделять" в лучшем случае неполно. Сознательно принимая новую концепцию вселенной, приспосабливая новый алфавит к старой азбуке Морзе - работа, которую мы называем обретением знаний, - мы можем изменить, и изменяем в определенной мере, наш способ видения вещей: строим новый мир из старых чувственных впечатлений и преобразуем вещи не хуже любого мага. "Глаза и уши, - говорит Гераклит, - плохие свидетели для тех, у кого варварская душа"; и даже те, у кого душа цивилизованная, видят и слышат в зависимости от своего темперамента. В одном и том же небе поэт может обнаружить обиталище ангелов, а моряк увидит только предвестие плохой погоды. Таким образом, художник и хирург, христианин и рационалист, пессимист и оптимист фактически и воистину живут в разных и взаимоисключающих мирах, не только по образу мыслей, но и по восприятию. Только то счастливое обстоятельство, что наша обычная речь условна, а не реалистична, позволяет нам скрывать друг от друга всю уникальность и одиночество того мира, в котором каждый из нас живет. То здесь, то там появляется художник, говорящий на странном языке, до глупости правдивый, и настаивает на том, что "он говорит так, как видит". Затем другие люди, тепло укутанные в свою искусственную вселенную, сходятся на том, что он сумасшедший или, в лучшем случае, "чрезвычайно впечатлительный парень".
   Более того, даже этот уникальный мир индивида лишен постоянства. Каждый из нас, взрослея и изменяясь, непрестанно и непроизвольно переделывает свою сенсуальную вселенную. Мы воспринимаем в каждый конкретный момент не то, что есть, а то, что есть мы; личность претерпевает большие переделки на пути своего следования от рождения через зрелость к смерти. Поэтому разум, ищущий Реальное, в этом переменчивом и субъективном "природном" мире неизбежно обращается назад в себя, в образы и понятия, обязанные своим появлением больше "видящему", чем "видимому". Но Реальность, если уж она обнаружена, должна быть реальной для всех: она должна существовать "в себе", в той плоскости бытия, которая не обусловлена воспринимающим разумом. Только тогда может она удовлетворить самую священную страсть, самый насущный человеческий инстинкт - "инстинкт Абсолютного", страсть к истине.
   Вам вовсе не предлагают на основании этих старых как мир и элементарных соображений очистить свой нормальный человеческий опыт от груза давних заблуждений и замкнуться в интеллектуальном нигилизме. Вам только предлагают признать, что ваша жизнь - это грифельная доска и что белые царапины на ней, которые обычный человек называет фактами, а ученый-реалист - знанием, являются самыми относительными и условными символами тех аспектов непознаваемой реальности, на которые они намекают. Таким образом, хотя мы и должны сами рисовать свои картины на наших грифельных досках и действовать в соответствии с их содержанием, мы не можем отрицать достоверность - хотя можем отрицать пользу - тех картин, которые получаются у других людей, сколь бы ненормальными и невероятными эти картины ни казались, поскольку это эскизы тех аспектов реальности, которые не вписались в наше сенсуальное поле и поэтому не стали и не могут стать частью нашего мира. И все же как, согласно утверждениям теолога, Троица таит или раскрывает нам не Троих, а Одного, так и разнообразные аспекты, в которых вселенная является воспринимающему сознанию, скрывают предельную Реальность, или, говоря языком Канта, Трансцендентальный Объект, который не может быть каким-либо одним, но лишь всеми ее проявлениями; который превосходит, но все же включает в себя неисчислимые фрагментарные миры индивидуального постижения. Таким образом, мы приходим к вопросу: какова сущность этого Одного? И отсюда проистекает тот упорный инстинкт, который, не получая никакого подкрепления от чувственного опыта, ищет и желает этого непостижимого союза, этого всеобъемлющего Абсолюта как единственного возможного удовлетворения своей жажды истины.
   2. Вторая великая концепция Бытия - Идеализм - возникла в процессе отбора попыток ответить на этот вопрос. Идеализм уносит нас далеко от материального мира с его интересной системой "вещей", с его механизмами и законами, в чистый, предельно разреженный воздух метафизического мира. Если мир Натуралиста строится из материала, полученного в процессе созерцания реальности с помощью органов чувств, то мир Идеалиста образуется из созерцания процессов мышления. Идеалист, в сущности, говорит, что есть только две вещи, в которых мы уверены: мыслящий субъект, или сознательное Я, и объект - Идея, с которой имеет дело этот субъект. Мы знаем, можно сказать, Разум и Мысль. То, что мы называем вселенной, есть скопление таких мыслей, причем они - здесь мы вполне согласны - более или менее искажены субъектом - индивидуальным мыслителем - в процессе усвоения. Мы, очевидно, не мыслим все то, что можно помыслить, не постигаем все, что могли бы постичь, так же как не обязательно сочетаем в правильном порядке и пропорции те идеи, которые способны воспринять. Реальность, утверждает Объективный Идеализм, это полный, неискаженный Объект, одна большая мысль, относительно которой мы собираем фрагментарные намеки. Мир явлений, к которому мы относимся как к реальному, есть просто призрачная видимость Объекта или его "проявление в пространстве и времени".
   Согласно той форме Объективного Идеализма, которая выбрана здесь в качестве типичной среди многих других - поскольку почти каждый идеалист имеет собственную схему метафизического спасения, - мы живем во вселенной, которая является, говоря популярным языком, Идеей или Мечтой ее Создателя. Мы, как объяснял Алисе Твидлдум в самой философской из всех сказок, "просто часть сна". Вся жизнь, все явления - это бесконечные видоизменения и выражения одного трансцендентного Объекта, исполненной силы и мощи Мысли одного Абсолютного Мыслителя, в которой мы купаемся. Этот Объект или некоторые аспекты его - а место каждого индивидуального сознания в пределах Космической Мысли, или, как мы говорим, наша позиция в жизни, во многом определяет, каковы эти аспекты, - интерпретируются чувствами и постигаются сознанием в пределах, заданных тем, что принято называть материей, пространством и временем. Но у нас нет причин предполагать, что эта материя, пространство и время обязательно являются частями реальности, первичной Идеи. Может быть, это просто карандаш и бумага, с помощью которых мы рисуем ее. Если наше видение, наше представление о вещах приближается все больше к Вечной Идее, значит, мы все ближе и ближе подходим к реальности, так как реальность идеалиста - это просто Идея или Мысль Бога. Это, говорит идеалист, тот высший союз, на который все иллюзорные проявления, образующие столь разные миры "здравого смысла", науки, метафизики, искусства, смутно намекают. В этом смысле можно действительно сказать, что только сверхъестественное обладает реальностью, так как тот мир явлений, который мы называем естественным, конечно, во многом создан из предположений и иллюзий, из намеков, исходящих от внешнего реального мира Идеи по ту сторону нашего восприятия, и причудливых концепций, которые мы создаем при помощи наших приемных устройств.
   В крайнем случае, в защиту идеализма можно сказать, что судьбами человечества неизменно управляют не конкретные "факты" чувственного мира, но понятия, которые, как признано всеми, существуют только на ментальном уровне. В великие моменты бытия, когда человек поднимается до духовной свободы, это то, что он чувствует как реальное. Именно ради этого человек хочет жить, работать, страдать и умирать. Любовь, патриотизм, религия, альтруизм, слава - все принадлежит трансцендентальному миру. Следовательно, они больше причастны реальности, чем любые "факты", и человек, смутно осознавая это, преклоняется перед ними как перед бессмертными центрами энергии. Религии, как правило, пропитаны идеализмом: христианство, в частности, - это призыв к идеалистической концепции жизни, буддизм - тоже, хотя и в меньшей степени. Снова и снова их священные писания говорят нам, что только материалисты будут прокляты.
   В форме Идеализма мы имеем, наверное, самую величественную теорию Бытия, которая когда-либо была создана человеческим интеллектом, теорию настолько возвышенную, что она вряд ли была создана только одним "чистым разумом", но должна рассматриваться также как проявление того естественного мистицизма, того инстинкта Абсолюта, которые скрыты в человеке. Но когда мы спрашиваем идеалиста, как достичь союза с реальностью, которую он описывает нам как "несомненно пребывающую", его система вдруг рушится и раскрывается как схема небес, но не лестница к звездам. Причину этой неудачи Идеализма - практически найти реальность, о которой он так много рассуждает, - по мнению мистиков, можно найти в афоризме св. Иеронима, где блестяще подмечено различие между религией и философией: "Платон поместил душу человека в голове; Христос поместил ее в сердце". То есть, хотя идеализм и справедлив в своих предпосылках и часто смел и честен в их применениях, он сводится на нет исключительным интеллектуализмом своих методов, своей фатальной верой в настойчивую работу мозга, сравнимую лишь с усердием белки в колесе; и все это вместо того, чтобы поверить в проницательное видение жаждущего сердца. Идеализм интересует человека, но не вовлекает его в свой процесс, не захватывает его всего новой и более реальной жизнью, которую он описывает. Поэтому та истина, которая только и имеет значение, живая истина, каким-то образом ускользнула от него; его наблюдения имеют такое же отношение к реальности, как искусство анатома к тайне рождения.
   3. Но есть еще одна Теория Бытия, которую следует рассмотреть; в широком смысле ее можно определить как Философский Скептицизм. Это позиция тех, кто отказывается принимать как реалистический, так и идеалистический ответ на вечный вопрос; философы-скептики, в свою очередь, столкнувшись с загадкой реальности, отвечают, что нет никакой загадки, которую следовало бы разгадать. Мы, конечно, предполагаем применительно к обыденным жизненным задачам, что каждой последовательности a : b в нашем сознании соответствует ментальная или материальная последовательность А : В во внешнем мире и что первая последовательность является строго соотносимым, хотя, быть может, и не полностью адекватным выражением второй последовательности. Совокупность, например, зрительных и слуховых ощущений, которую я привыкла называть миссис Смит, соответствует чему-то, что существует как в актуальном, так и в моем феноменальном мире. За моей миссис Смит, за совсем другой миссис Смит, которую могут обнаружить рентгеновские лучи, существует, утверждает Объективный Идеалист, трансцендентальная, или, в платоновском смысле, идеальная миссис Смит, свойства которой я даже не могу представить, но существование которой совершенно независимо от ее постижения мною. Но, хотя мы действуем и должны действовать исходя из этой гипотезы, она остается только гипотезой, и эту гипотезу философский скептицизм никогда не упустит из виду.
   Внешний мир, утверждают разные школы скептицизма, это - насколько я знаю - понятие, присутствующее в моем сознании. Когда мой разум прекращает свое существование, понятие, которое я называю внешним миром, также прекращает свое существование. Единственное, что для меня несомненно существует, это собственное самосознание, Я. Вне этого круга сознания у меня нет полномочий погружаться в догадки относительно того, что может быть или чего не может быть. Отсюда для меня Абсолют - это бессмысленная схема, излишнее усложнение мысли, так как мозг, полностью отрезанный от соприкосновения с внешней реальностью, не имеет никаких оснований предполагать, что такая реальность существует где бы то ни было, кроме как в его собственных идеях. Любое усилие, прилагаемое философией в поисках ее, является просто метафизической белкой в концептуальном колесе. В полном и точном раскрытии набора идей, которыми "меблировано" наше сознание, и заключается та единственная реальность, которую мы можем надеяться познать. Гораздо лучше оставаться здесь и чувствовать себя дома; только это для нас действительно существует.
   Такая сугубо субъективная концепция Бытия нашла представителей во всех школах мысли, даже - любопытный парадокс - в мистической философии, которая является одним из сильнейших антагонистов скептицизма. Так, Делакруа после придирчивого, но все же сочувственного анализа пути св. Терезы к единению с Абсолютом приходит к предположению, что Бог, с которым она соединилась, был содержанием ее подсознательного разума. Такой мистицизм напоминает котенка, гоняющегося за своим хвостом. Это действительно не тот путь, которым следуют великие искатели реальности. Reductio ad absurdum этой доктрины обнаруживается в так называемой "философии" Новой Мысли, которая предлагает своим приверженцам "попытаться спокойно осознать, что Бесконечность - это Вы". [8] Своим полным отрицанием не просто знания, но логически постигаемого Трансцендентального он в конце концов приводит нас к заключению крайне прагматистского толка: что Истина для нас не некая неизъяснимая реальность, а просто идея, которая является верной и полезной в каждом конкретном эксперименте. Не существует никакой реальности за явлениями, поэтому все веры, все вымыслы, которыми мы населяем это ничто, одинаково истинны, если они удобны и применимы в жизни.
   Если придерживаться логики, то данная концепция Бытия позволяет каждому человеку воспринимать других людей как не существующих нигде - кроме его сознания: это то единственное место, где строгий скептицизм допускает существование чего-либо. Даже разум, несущий в себе сознание, существует для нас только в созданном нами понятии разума. Мы знаем о том, кто мы есть, не больше, чем о том, кем мы будем. Человек остается сознательным Нечто среди - насколько ему известно - Ничто; остается без каких-либо средств, кроме возможности изучать собственное сознание.
   Философский скептицизм особенно интересен для нашего настоящего исследования, потому что он показывает нам позицию, в которой "чистый разум", будучи предоставлен себе самому, сам же себя исчерпывает. Это совершенно логично; и хотя мы чувствуем, как это абсурдно, мы никогда не сможем этого доказать. Те, кто по своему темпераменту склонен к легковерию, могут стать натуралистами и убеждать себя, что они живут в реальности чувственного мира. Те, кто имеет определенный инстинкт Абсолюта, могут принять более благоразумную веру в идеализм. Но истинный интеллектуал, который не признает никаких инстинктов или эмоций, вынужден в конце концов принять ту или иную форму скептической философии. Ужасов нигилизма можно избежать, в сущности, только придерживаясь веры, доверяя своему внутреннему, но совершенно иррациональному инстинкту Реальности "превыше всякого рассуждения, всякой мысли": к этой Реальности наш дух стремится в свои лучшие мгновения. Если бы метафизик был верен собственным постулатам, то в итоге ему пришлось бы признать, что мы все вынуждены жить, думать и, наконец, умирать в неведомом и непостижимом мире, где нас усердно и деспотично пичкают, непонятно кто и как, идеями и предположениями, достоверность которых мы не можем проверить, но и сопротивляться их давлению не в наших силах. Не очевидностью, но верой - верой в предполагаемый внешний порядок, существование которого нельзя доказать, и в приблизительную истинность и постоянство тех туманных посланий, которые мы получаем от него, - приходится руководствоваться простому человеку в жизни. Мы должны доверяться "законам природы", которые были придуманы человеческим разумом как удобный конспект его собственных наблюдений за явлениями; мы должны, ради целей нашей повседневной жизни, принимать эти явления по их внешним признакам. Это - акт веры, с которым вряд ли могут сравниться самые грубые суеверия неаполитанского крестьянина.
   Интеллектуальные поиски Реальности, таким образом, заводят нас в один из тупиков: 1) к принятию символического мира явлений в качестве реального; 2) к разработке теории - также по необходимости символической; прекрасная сама по себе, она не может помочь нам обрести Абсолют, который описывает; 3) к безнадежному, но логически строгому скептицизму.
   В ответ на все "почему" вечно допытывающегося ребенка в каждом из нас философия вынуждена повторять лишь: "Nescio! Nescio!" ("He знаю! Не знаю!") Несмотря на всю ее деятельную картографию, она не может достичь цели, которую указывает нам; не может объяснить те непонятные условия, при которых мы думаем, что мы знаем; не может даже отделить суверенностью субъект от объекта мысли. Наука, предмет изучения которой суть явления и наши знания о них, хотя она втайне столь же идеалистична, обычно объясняет, что все наши идеи и инстинкты, отображенный мир, который мы воспринимаем так серьезно, странно ограниченная и иллюзорная природа нашего опыта - все это, оказывается, служит одной великой цели - сохранению жизни и последующему осуществлению на практике совершенно мистической гипотезы - Космической Идеи. Всякий акт восприятия, убеждает она нас, служит полезной цели в этой эволюционной схеме - схеме, которую, между прочим, изобрел (почему - мы не знаем) человеческий ум и навязал послушной вселенной.
   Благодаря зрению, слуху, обонянию и осязанию, говорит Наука, мы передвигаемся, узнаем об опасности, приобретаем пищу. Мужские особи воспринимают красоту женских особей, чтобы размножались виды. Верно, что этот примитивный инстинкт дал жизнь более высоким и чистым эмоциям, но они также служат социальным целям и не столь бесполезны, как это может показаться. Человек должен есть, чтобы жить, поэтому еда дает нам приятные ощущения. Если человек переедает, он может умереть, поэтому несварение вызывает неприятные ощущения. Определенные факты, слишком острое восприятие которых подрывало бы жизненные силы большинства людей, недоступны им или не осознаются ими: это незащищенность жизни, распад тела, бренность всего сущего под солнцем. Когда мы здоровы, нас не покидает чувство реальности, прочности и постоянства, и это самая смешная из всех наших иллюзий - и вместе с тем самая полезная для жизнеутверждения и сохранения человечества.
   При ближайшем рассмотрении мы видим, что это краткое обобщение отнюдь не полно - оно не исчерпывает даже той малости, от которой нам дают свободу наши чувства; что в действительности оно более примечательно своими упущениями, чем содержанием. Ресежак хорошо сказал, что "с того момента, когда человека перестало удовлетворять изобретение полезных для его существования вещей исключительно под давлением воли к жизни, принцип (физической) эволюции нарушился". Нельзя сказать ничего более определенного, чем то, что этот человек отнюдь не удовлетворен. Философы-утилитаристы назвали его животным, создающим орудия труда, - самая высокая похвала, которой они удостоили человека. Правильнее будет сказать, что это - животное, создающее зрительные образы, это существо, имеющее превратные и непрактичные идеалы, в которых мечты господствуют не меньше, чем аппетиты, - мечты, которые можно оправдать лишь той теорией, что человек движется к какой-то иной цели, чем физическое совершенство и интеллектуальное превосходство, подчиняется какой-то высшей и более жизненно важной, чем детерминистская, реальности. Мы приходим к заключению, что если теория эволюции должна включать или объяснять факты эстетического и духовного переживания, - а ни один серьезный мыслитель не согласится с тем, чтобы эти важные сферы сознания выпали из ее поля зрения, - то ее следует построить заново на ментальной, а не на физическое основе.
   Даже самая обыденная человеческая жизнь включает в себя фундаментальный опыт - сильные и незабываемые ощущения, которые были навязаны нам против нашей воли и которые наука считает вряд ли объяснимыми. Эти переживания и ощущения, а также сопровождающие их возвышенные эмоции мы нередко осознаем как величайшие, наиболее знаменательные часы нашей жизни, но они не имеют никакого отношения к трепетно лелеемым наукой жизненно важным "функциям питания и воспроизводства". Эти переживания оказывают глубочайшее влияние на личность человека, но они мало помогают или совсем не помогают ему в борьбе за физическое существование. На непредвзятый взгляд, многие из этих переживаний кажутся безнадежно неуместными в мире, построенном на чисто физико-химических началах, - словно природа, предоставленная самой себе, противоречит собственным прекрасным логическим законам. Их появление, более того, большое место, которое они занимают в человеческом мире видимостей, составляет загадку для философов-детерминистов, которым, чтобы избежать встающей перед ними дилеммы, не остается ничего иного, как называть эти явления иллюзиями, а свои собственные, более поддающиеся манипуляциям иллюзии - фактами.
   Среди самых необъяснимых из такого рода восприятий и переживаний отметим те, которые мы связываем с религией, страданием и красотой. Все три для тех Я, которые могут принимать их послания, обладают таинственной властью, намного превышающей все чувства, аргументы или очевидности, способные противоречить им. Все три были бы абсурдными, если бы вселенная натуралистов была достоверной; но ко всем трем, в силу весьма важных причин, лучшие умы человечества всегда относились с почтением.
   А. Мне нет нужды указывать на безнадежно иррациональный характер великих религий, которые основываются все до единой на первичном предположении, которое никогда не может быть рационально выражено и, более того, доказано: что сверхвосприятие есть нечто важное и реальное, внутренне связанное с жизнью человека. Этот факт постоянно находится в поле зрения критиков и заставляет наиболее разумных приверженцев сверхъестественного проявлять даже излишнюю изобретательность. И все же религия - всячески подчеркивая и доводя до крайностей ту общую зависимость от веры, которая, как мы видим, является неизбежным условием нашей жизни, - есть одна из самых универсальных и неискоренимых функций человека, при всем том, что она постоянно противоречит интересам его чисто физического существования и противостоит "исключительному воздействию воли к жизни", разве что эта воля стремится к вечной жизни. Строго утилитарная, почти логичная в своих первобытных формах, религия становится все более и более трансцендентальной с прогрессом человечества. Она начинается как черная магия, заканчивается как Чистая Любовь. Почему же тогда Космическая Идея выработала религиозный инстинкт, если строение, возведенное детерминистами на ее намерениях, истинно?
   Б. Рассмотрим теперь целую группу явлений, известных как "проблема страданий" душевных мук и физической боли, которые оказываются неизбежным результатом постоянного действия "закона природы" и его добровольных помощников - жестокости, жадности и несправедливости человека. Действительно, здесь натуралисты, как кажется на первый взгляд, немного преуспели и могут указать на некоторые грубые формы страданий, явно полезные человечеству - как наказание за прошлые безрассудства, побуждение к новым усилиям, предупреждение против будущих нарушений "закона". Однако они забывают о многом другом, что не укладывается в эту простую формулу; забывают объяснить, почему Космическая Идея не исключает и долгие муки неизлечимо больных, и страдания невинных, и всю глубину горя невосполнимых утрат, и существование множества неоправданно мучительных форм смерти. Забывают они и о том странном факте, что с развитием культуры и цивилизации человек страдает все глубже и все острее; они игнорируют и еще более таинственное и, может быть, самое значимое обстоятельство - что высшие типы личности принимают Боль со страстным желанием и готовностью, находят в ней не могилу, а доброго учителя бессмертных секретов, дарителя свободы, даже источник восхитительных радостей.
   Те, кто "объясняют" страдания как результат невероятной плодовитости природы, побочный результат перенаселения и стресса, в котором выжить могут лишь самые приспособленные, забывают, что, если бы даже это наглядное объяснение было справедливым и исчерпывающим, реальная проблема так и осталась бы незатронутой. Вопрос не в том, как возникают условия, при которых Я переживает горе, тревогу, боль, а почему эти условия задевают Я. Боль ментальна: немного хлороформа - и, хотя условия продолжают оставаться прежними, страдания уходят. Почему быть в полном сознании всегда означает непостижимую способность человека к страданию - так же как и к счастью, - способность, которая, на первый взгляд, обесценивает любую концепцию Абсолюта как Красоты и Добра? Почему эволюция, по мере нашего подъема по лестнице жизни, усиливает, вместо того чтобы ослаблять, способность к бесполезному душевному страданию, к долгим беспросветным мукам, горькой печали? Почему так много остается вне наших ограниченных возможностей восприятия, почему так много из наших собственных, жизненно важных функций не воспринимается сознанием, и в то же время любое страдание составляет неотъемлемую часть переживаний человека? Для утилитарных целей было бы вполне достаточно сильного дискомфорта. Космической Идее, как объясняют детерминисты, в принципе не нужен механизм, чувствующий мучительные боли от рака, ужасы неврастении, родовые муки. Еще меньше ей нужны муки сострадания к чужой неисцелимой боли, муки бессильной нашей любви к ним, острое чувство мировой скорби. Мы безнадежно чувствительны для той роли, которую призывает нас играть наука.
   Боль, как бы мы ее ни оценивали, указывает на глубокую дисгармонию между чувственным миром и человеческим Я. Если она преодолима, то либо дисгармонию следует устранить посредством осознанного и осторожного приспособления Я к чувственному миру, либо это Я должно отвернуться от мира чувств к какому-то другому миру, с которым оно будет созвучно. Здесь пессимист и оптимист жмут друг другу руки. Но в то время как пессимист видит в явлениях только "кровожадную природу", дающую мало надежды на спасение, оптимист считает, что боль и страдание, в низших формах выполняющие миссию суровых проводников жизни по пути физической эволюции, в своих высших и кажущихся "бесполезными" проявлениях оказываются ее лидерами и учителями в высшей школе Сверхчувственной Реальности. Оптимист полагает, что они подталкивают Я к другому, хотя тоже "естественному" для него миру (но "сверхъестественному" для его антагониста), где он скорее будет чувствовать себя как дома. Наблюдая жизнь, он видит в Боли дополнение Любви и склонен называть их крыльями, способными поднять человеческий дух к Абсолюту. Поэтому он может сказать вместе с Фомой Кемпийским "Gloriari in tribulatione non est grave amanti" и не станет говорить о безумии, когда видит, как христианские святые идут, исполненные страстного желания и радости, на распятие.
   Он называет страдания "гимнастикой вечности", "посвящением испытующей лаской Бога", признавая в ней то качество, для которого не имеет значения неудачное расположение нервных молекул. Иногда в избытке своего оптимизма он проверяет эту теорию со всеми ее приложениями на практике. Отказываясь обманываться удовольствиями чувственного мира, он принимает боль, вместо того чтобы избегать ее, и становится аскетом - непостижимый тип для убежденных натуралистов, которые, впадая в презрение (излюбленное утешение сбитого с толку рассудка), могут относиться к нему только как к больному.
   Таким образом, боль, подобно мечу рассекающая творение, оставляя униженных и деградировавших животных по одну сторону, героев и святых - по другую, является одним из тех фактов универсального опыта, которые совершенно невозможно объяснить с точки зрения сугубо материалистической философии.
   В. Столь же трудно объяснить с этой точки зрения музыку и поэзию, ритм и красоту и вызываемые ими чувства благоговения и восторга. Вопрос почему складки поверхности земли, покрытые замороженной водой и воспринимаемые нами как снежные вершины (ради удобства мы называем их Альпами), могут вызывать у некоторых натур острое чувство экстаза и восхищения, почему песня жаворонка возносит нас до небес, а чудо и тайна говорят с нами и в маленькой голубой незабудке, и в каденциях ветра, - вопрос этот кажется просто абсурдным, и в сущности на него нет ответа. Здесь молчат г-жа Каким Образом и леди Почему. При всех наших деятельных поисках мы так и не нашли того сортировочного устройства, в котором красота отделяется от потока вещей. Мы не знаем, почему "великая" поэзия рождает в нас невыразимые эмоции, почему ноты, расположенные в определенной последовательности, поднимают нас к высшим уровням энергии; бесполезно гадать, каким образом страстное восхищение тем, что мы называем "вершинами" искусства или литературы, может влиять на физическую эволюцию человечества. Несмотря на многие обстоятельные исследования по эстетике, секрет Красоты все еще остается при ней. Призрачная попутчица, отчасти узреваемая, отчасти угадываемая, она идет в ногу с жизнью, и мы получаем ее послания, и отвечаем - но не потому, что понимаем их, а потому, что должны.
   Здесь мы приближаемся к той установке Я, той точке зрения, которая может быть неточно и в общем смысле названа мистической. Здесь, вместо тех проторенных тупиковых путей, которые показала нам философия, определенный тип разума всегда усматривает три нехоженые тропинки, ведущие прямо к Абсолюту. В религии, страдании и красоте, и не только в этом, но и во многих других по видимости бесполезных явлениях эмпирического мира и воспринимающего сознания такие люди, как они утверждают, соприкасаются по крайней мере с внешними границами Реального. Они полагают, что этими тропинками, равно как и многими другими скрытыми путями, идут к Я сообщения от тех уровней реальности, которые недоступны чувствам, от тех удивительных и бессмертных миров, существование которых не подвластно влиянию "данного" мира, доступного вашим чувствам. "Красота, - говорил Гегель, который, хотя и не был мистиком, обладал той мистической интуицией, без которой не может быть философом ни один человек, - это то Божественное, которое познается через чувственное восприятие". "В добре, красоте, правде, истине, - утверждает Рудольф Эйкен, - мы видим Реальность, раскрывающую свой индивидуальный характер. Они являются частями единого и субстанционального духовного мира". Здесь приоткрывается завеса этого субстанционального мира: мелькнет Реальность - и Я из своего заточения, смутно или отчетливо, распознает ее.
   Ресежак только развивает эту идею, когда говорит: "Глубоко проникая в эстетические явления, разум все больше и больше убеждается, что эти явления основаны на идеальной идентичности самого разума и вещей. В определенной точке гармония становится такой полной, а завершенность такой близкой, что у нас возникает подлинная эмоция. И тогда Прекрасное становится Возвышенным; быстротечное видение охватывает душу, переносит ее в подлинно мистическое состояние, и она соприкасается с Абсолютом. Вряд ли можем мы удерживаться в таком эстетическом восприятии, не ощущая его возвышенности над вещами и над нами самими в онтологическом видении, столь схожем с мистическим Абсолютом". Это та основополагающая реальность, та истина сущего, о которой воскликнул св. Августин в момент озарения: "Поздно я возлюбил Тебя, красота Столь древняя и столь новая!" Именно в этом смысле говорят также: "Красота - это истина, истина - это красота"; и что касается знания высочайших истин, доступных обычному человеку, то, видимо, красота - "вот все, что знаешь на земле, и все, что нужно знать".
   Большинство людей в своей жизни испытывали подобные платоновские часы посвящения, когда ощущение красоты поднимается от приятного чувства до страсти, и удивление и ужас смешиваются с радостью. В такие часы мир, кажется, заряжается новой жизненной силой, великолепием, которое не принадлежит ему, но которое пронизывает его, как свет пронизывает витраж, - милость через таинство. Мир заряжается от той Совершенной Красоты, которая "сияет средь небесных тел" над бледными призраками мира являемого. При таких состояниях возвышенного сознания каждая травинка кажется наполненной смыслом и становится источником чудесного света, "маленьким изумрудом в Граде Божием". Видящее Я - это действительно новопосвященный, очутившийся в святилище тайн и чувствующий врожденный "древний благоговейный трепет и восхищение", которые охватывают человека при соприкосновении с Реальностью. В таких опытах появляется новый коэффициент исчисления бесконечных величин, фактор, игнорировать который не может ни один честный искатель истины; ибо если опасно утверждать, что любые две системы знаний являются взаимоисключающими, еще более опасно некритично отдать преимущество любой из этих систем. Поэтому мы обязаны рассмотреть этот путь к реальности так же тщательно и серьезно, как обследовали бы лестницу, искусно изготовленную из крепкого ясеня и предлагающую нам salita alle stelle.
   Зачем же, в конце концов, в качестве образца брать наш материальный мир, существование которого не подтверждено ничем более заслуживающими доверия, чем чувственные впечатления "нормальных людей", этих несовершенных и обманчивых каналов связи? Мистики, те искатели неведомого, о которых мы говорили на первых страницах книги, всегда заявляли, завуалировано или откровенно, о своем недоверии к этим каналам общения. Их никогда не вводили в заблуждение феномены, как и точная логика старательного интеллекта. Один за другим, с необычайным единодушием, они отвергали обращение к нереальному миру явлений - критерию здравомыслящих людей, - утверждая, что есть другой путь, другой секрет, раскрыв который сознательное Я может приблизиться к реальности, которую оно ищет. Более полно усваивая переживаемый опыт, чем приверженцы интеллекта или здравого смысла, они признают главными в жизни те духовные послания, которые передаются через религию, красоту, страдание. Более благоразумные, чем рационалисты, они находят в той самой жажде реальности, которая является матерью всех метафизиков, неявное доказательство того, что такая реальность существует, что есть еще что-то, некое предельное удовлетворение, стоящее выше бесконечного потока восприятий, осаждающих сознание. "Тем, что ты искал меня, ты уже нашел меня", - говорит им голос Абсолютной Истины. Это первая доктрина мистицизма. Следующая заключается в том, что только реальное Я может надеяться познать Реальность: Cor ad cor loquitur. На утверждениях, вытекающих из этих двух законов, основаны все цели и вся практика мистической жизни.
   Далее, в этом поиске мы не так уж зависимы от инстинкта дома. Для тех, кто взобрался на вершину, этот город достижим для зрения. Мистики видят его и сообщают нам о нем. Наука и метафизика могут делать все возможное и невозможное; но эти следопыты духа никогда не ошибаются в своих утверждениях о мире, который является единственной целью "пилигрима". Они говорят, что из этого духовного мира, из этой совершенной реальности, которую мы называем Абсолютом, приходят послания; в конце концов, мы не закрыты от нее герметически. Каждому, кто хочет получать эти сообщения, они поступают из мира Абсолютной Жизни, Абсолютной Красоты, Абсолютной Истины вне границ времени и пространства, - сообщения, которые большинство из нас переводит (неизбежно искажая) на язык религии, красоты, любви или страдания.
   Из всех форм жизни и мысли, которыми человечество утоляло свое стремление к истине, только мистицизм постулирует, а в лице своих великих посвященных доказывает не только существование Абсолюта, но также существование связи с ним, возможности сначала познания, а в конечном итоге обретения его. Мистицизм отрицает, что это возможное знание должно быть сведено: а) к впечатлениям органов чувств; б) к какому бы то ни было умственному процессу; в) к раскрытию содержания нормального сознания. Такие схемы переживания, утверждает он, безнадежно ущербны. Мистики находят основу своего метода не в логике, но в жизни, в существовании познаваемого "реального", искры истинного бытия в ищущем субъекте, который может в том невыразимом переживании, которое они называют "актом единения", слиться с Объектом исканий и, таким образом, познать его реальность. Говоря языком теологии, их теория познания заключается в том, что дух человека, по сути своей божественный, способен к непосредственному общению с Богом, с Единственной Реальностью.
   Мы переходим теперь к рассмотрению ментального аппарата, находящегося в распоряжении Я, к выяснению методов, посредством которых оно может вырваться за пределы мира ощущений, подняться над его ритмами и познать сверхчувственную Реальность или хотя бы достичь сознательного контакта с ней. Мы уже видели, что обычное сознание заперто в тюрьме и, с помощью науки и философии, обозревает свою камеру и находящуюся в ней мебель, исследует толщину стенок и рассуждает, могут ли достоверные новости извне проникнуть внутрь. Две силы, запертые в этой же камере, - желание больше знать и желание больше любить - находятся в нескончаемой работе. Преобладание первого из этих стремлений мы называем философским или научным темпераментом. Там же, где восприятие вещей переполнено страстью неудовлетворенной любви, мы называем реакцию человека поэтической, художественной и в целом - хотя это не всегда явно проявляется - религиозной.
   Далее, мы видели, что некоторые люди утверждают, будто они убежали из тюрьмы. Сделать они могли это только для того, чтобы удовлетворить два своих страстных желания, - ибо они и только они превращают в тюрьму то, что Е других условиях было бы комфортабельным отелем. Поскольку в той или иной степени эти желания присутствуют в каждом из нас - в активной или скрытой форме, - то несомненно имеет смысл найти, если мы сможем, слабое место в стене и достичь одного из возможных путей освобождения.
   Прежде чем мы попытаемся описать на языке психологии тот метод, с помощью которого мистик освобождается от оков ощущений и ступает на путь ведущий домой, нам представляется разумным исследовать механизмы, находящиеся в распоряжении нормального осознающего Я - творения, или части творения, осознаваемого нами как "мы сами". Психологи прошлых времен привыкли говорить, что сигналы из внешнего мира пробуждают в этом Я три основные формы деятельности. Во-первых, они вызывают движение влечения или отталкивания, желания или отвращения, которые варьируются в широких пределах от полусознательного плача голодного ребенка до страсти любовника, художника или фанатика. Во-вторых, они стимулируют некий процесс усвоения, во время которого Я комбинирует и обдумывает предоставленный ему материал, поглощая в конце концов некоторые из получившихся концепций и делая их частью себя или своего мира. В-третьих, движения желания или воздействие рассудка (или разнообразные комбинации того и другого) рождают в Я намерение, благодаря которому восприятие и понятие выливаются в действие - телесное, ментальное или духовное. Таким образом, основные аспекты Я классифицировались как Эмоции, Интеллект и Воля, а темперамент личности рассматривался как эмоциональный, интеллектуальный или волевой в зависимости от того, что главенствует в человеке: чувства, мысли или волевые побуждения.
   Современные психологи уходят от этой схематичной концепции и все больше делают упор на единстве души [psyche] - того гипотетического Я, которого никто никогда не видел, - и на некоем аспекте ее энергичного желания, ее либидо или "гормонального побуждения" как управляющего фактора ее жизни. Подобные понятия полезны для изучающих мистицизм, хотя и не могут приниматься без критики или рассматриваться как завершенные.
   Как уже сказано, неудовлетворенная душа в своем эмоциональном аспекте желает больше любить, а ее любопытствующий интеллект желает больше знать. Пробужденное человеческое сознание начинает подозревать, что оба эти желания содержатся на голодном пайке, что в действительности где-то в таинственном мире вовне еще есть что любить и что знать. Более того, оно также подозревает, что его способности к привязанности и пониманию достойны более значительных и долговременных целей, чем те, которые предоставляют нам иллюзии чувств. Сознание, побуждаемое таким образом стремлениями чувства или мысли, всегда стремится броситься навстречу Абсолюту и всегда оказывается вынужденным вернуться назад.
   Оно по очереди опробует утонченные философские системы и научные схемы. Искусство и жизнь, сопутствующие человечеству невзгоды могут до определенного момента поощрять эмоциональное мировосприятие; но отброшенный было интеллект возникает вновь и заявляет, что подобный подход не имеет под собой основания. С другой стороны, иногда кажется, что метафизика и наука открывают интеллекту окно с видом на истину, но, когда в это окно выглядывает сердце, оно говорит, что перед ним - холодная пустыня, в которой оно не может найти себе пищу. Для того чтобы удовлетвориться во всей своей целостности, Я должно либо сплавить воедино все эти разнообразные стороны вещей, либо подняться над ними, ибо реальность, которую оно ищет, должна сполна удовлетворять обоим требованиям.
   Когда Дионисий Ареопагит разделил наиболее приближенных к Богу ангелов на серафимов, пылающих совершенной любовью, и херувимов, наполненных совершенным знанием, он только отразил два наиболее интенсивных стремления человеческой души и образно описал двойственное состояние Блаженного Видения, которое составляет ее цель.
   С другой стороны, ни в каком смысле нельзя сказать, что желание любви есть всего лишь часть стремления к совершенному знанию, ибо такого рода чисто интеллектуальное честолюбие не подразумевает ни обожания, ни самоотдачи, ни взаимности чувств между Познающим и Познаваемым. Чистое знание само по себе есть предмет восприятия, но не действия, занятие глаз, но не крыльев, в лучшем случае - занятие живого мертвеца. Таким образом, необходимо четко разделить два великих выражения жизни - энергичную любовь и пассивное знание. Одно связано с активной, стремящейся вовне деятельностью, с динамическим импульсом совершать какое-то действие - физическое, ментальное или духовное, - который присущ всему живому и который психологи называют "велением" [conation], способностью к волевому движению. Другое связано с непреходящим сознанием, пассивным знанием чего-то, и названо психологами "познанием", или способностью к познанию [cognition].
   "Способность к волевому движению" - это почти полностью дело воли, но воли стимулируемой эмоциями, ибо волевое действие любого рода, каким бы разумным оно ни казалось, всегда является результатом интереса, а интерес предполагает чувства. Мы действуем потому, что ощущаем желание действовать, чувствуем, что мы должны что-то делать. Является ли побуждающая сила предпочтением или насущной необходимостью - наш импульс "делать" есть синтез решимости и желания. Все достижения человека являются результатом волевого движения, и никогда - одной лишь мысли. "Интеллект сам по себе не совершает ничего", - сказал Аристотель, и современная психология всего лишь подтвердила этот закон. И хотя поиск Реальности может в большой степени поддерживаться интеллектуальной стороной сознания, он все же никогда не обусловлен каким-либо "сознательным решением", поскольку сила рассуждения как таковая обладает незначительной инициативой. Сфера ее деятельности скорее анализ, а не исследование: она сидит на месте, изучая и комбинируя то, что попадает ей в руки, и не пытается затронуть того, что лежит за пределами доступной ей области. Мысль не проникает глубоко в объект, к которому Я не испытывает интереса - то есть не ощущает притяжения или желания, порождающего волевое движение, - ибо интерес есть единственный известный нам метод пробудить волю и обеспечить фиксацию внимания, необходимую для любого интеллектуального процесса. Никто не думает долго о том, что его не заботит или, другими словами, не затрагивает каких-то сторон его эмоциональной жизни. Человек может что-то ненавидеть или любить, чего-то бояться или хотеть; но в любом случае он должен испытывать к этому какое-то чувство. Чувства - это щупальца, которые мы протягиваем в мир вещей.
   Здесь психология говорит нам то же самое, о чем узнал за время своего паломничества Данте - о крайней важности и созвучном ритме il desiro и il velle. Si comme rota ch'egualmente e mossa, они движутся вместе, чтобы выполнить Космический план. Согласно Данте, всякая человеческая жизнь, в той мере, в которой она превосходит состояние лишь пассивного "осознания", подчиняется закону, в неявном виде присущему всей вселенной, - закону индивидуального разума. Не логика, не "здравый смысл", но l'amor che move il sole e le altre stelle - вот движущая сила человеческого духа, источник, вдохновляющий изобретателей, философов и художников не в меньшей степени, чем героев и святых.
   Признание важности чувств в нашей жизни и, особенно, их главенства над рассудком во всем, что касается контактов человека с миром трансцендентного, - одно из величайших достижений современной психологии. В сфере религии она признает, что фраза "Бог, знаемый сердцем" дает лучшее представление о характере нашего духовного опыта, чем "Бог, о котором догадался наш разум", что интуиция любящего более плодотворна и достоверна, чем диалектические доказательства. Таким образом, общие места мистицизма одно за другим открываются заново официальной наукой и находят свое место в психологии духовной жизни. Поэтому, например, такой известный скептик в этих вопросах, как Лойба, соглашается с четвертым евангелистом в том, что "жизнь, большая жизнь, гораздо более обширная, богатая и насыщенная жизнь, - вот, в конце концов, завершение всякой религии", и мы видели, что эта жизнь носит характер целенаправленного стремления, более явно зависящего от воли и чувств, чем от мысли. Действительно, мысль есть всего лишь слуга силы и побудительного мотива - слуга искусный, но высокомерный, постоянно стремящийся узурпировать права своих господ. С другой стороны, некоторые формы чувств - интерес, желание, страх, голод - должны обеспечивать мотивацию, в противном случае воля бы бездействовала, а интеллект скатился бы до уровня вычислительной машины.
   Далее, "у сердца есть свои доводы, о которых рассудок не имеет понятия". Как показывает опыт, в моменты сильного эмоционального возбуждения - сколь ни скоротечны они - мы гораздо глубже погружаемся в реальность вещей, чем в часы наиболее блистательных рассуждений. Прикосновение страсти распахивает настежь двери, в которые тщетно ломится логика, ибо страсть пробуждает к деятельности не только разум, но все жизненные силы человека. Именно любящий, поэт, скорбящий, новообращенный разделяют на мгновение привилегию мистиков - приподнимать Покрывало Изиды, с которым беспомощно возится наука, оставляя на нем лишь грязные следы своих пальцев. Сердце страстно и беспрестанно устремляется в неизвестное и приносит домой, в прямом и переносном смысле, "свежую пищу для размышлений". Поэтому тот, кто "чувствует, что думает", вероятно, обладает более богатым, более реальным, хотя, может быть, и менее упорядоченным опытом, чем тот, кто "думает, что чувствует".
   Этот психологический закон, легко проверяемый по отношению к земным делам, также достаточно хорошо выполняется и по отношению к сверхчувственному. Это раз и навсегда выразил анонимный автор "Облака неведения", сказав о Боге: "Его можно приобрести и удержать любовью, но никогда - пониманием". Только это возвышенное чувство, "давление тайной слепой любви", а не искусные построения логики и "доказательства" существования Абсолюта, приводимые апологетами, открывает глаза на вещи, которые не были видны до сих пор. "Поэтому, - говорит далее тот же автор, - в тот момент, когда ты пытаешься достичь Бога и ощущаешь в себе милосердие Его, подними к Нему свое сердце в покорном порыве любви, думай о Боге, Который создал тебя, Который владеет тобой, Который милосердно вознес тебя до того, что ты есть, и не допускай никакой другой мысли о Нем. И даже всего этого не нужно, ибо для тебя достаточно непосредственно направить свое сердце к Богу, без какой-либо причины, кроме как Он сам". Здесь мы видим работу эмоций в чистом виде - движение желания, переходящее непосредственно в акт концентрации, и приведение всех сил Я в состояние сосредоточенного внимания, являющееся основой для действий Воли. "Подобную силу и побуждение, - говорит Рейсбрук, - мы чувствуем в сердце, в единстве всех наших телесных сил и особенно в наших желаниях". Такой акт совершенной концентрации, страстного фокусирования всего Я в одной точке, "непосредственно направленный" на реальные или трансцендентные вещи, представляет собой, говоря техническим языком мистиков, состояние "воспоминания", являющееся характерной особенностью мистического сознания и с необходимостью предшествующее чистому созерцанию - состоянию, в котором мистик достигает общения с Реальностью.
   Таким образом, мы подошли к описанию психологических механизмов мистика. Поскольку он, как и все остальные люди, обладает чувствами, мышлением и волей, очень важно, чтобы его любовь и его решимость, даже в большей степени, чем его мысли, были направлены на Трансцендентную Реальность. Он должен ощущать сильное эмоциональное притяжение к сверхчувственному объекту своих поисков - ту любовь, которую философы-схоласты определяли как силу или власть, заставляющую каждое творение следовать собственной природе. Отсюда должна рождаться воля к достижению единения с Абсолютным объектом. В свою очередь, воля - активное, сжигающее желание - должна кристаллизоваться и выразиться в виде той определенной и сознательной концентрации всего Я на Объекте, которая предшествует состоянию созерцания. Здесь мы уже видим, насколько заблуждаются те, кто относит мистический темперамент к пассивному типу.
   Теперь перейдем к рассмотрению самого состояния созерцания - в чем оно заключается и к чему ведет; каково его психологическое объяснение, и почему оно имеет значение для опыта. Здесь, как, впрочем, и в случае других редких состояний сознания, мы пытаемся описать извне то, что может быть адекватно описано только изнутри, говоря другими словами - только мистики действительно могут писать о мистицизме. К счастью, многие мистики так и делали, и мы, основываясь на их опыте и исследованиях психологии, можем попытаться сделать некоторые элементарные выводы.
   В целом складывается впечатление, что акт созерцания представляет для мистика некие "психологические ворота" - метод перехода с одного уровня сознания на другой. Говоря техническим языком, в этом состоянии он смещает свое "поле восприятия" и обретает характерный для него взгляд на вселенную. Существование такого характерного взгляда, не зависящего от вероучения или расы, доказывается историей мистицизма, достаточно ясно демонстрирующей, что в некоторых людях может пробуждаться иной вид сознания, иное "ощущение", отличное от тех обычных проявлений, которые мы обсуждали. Это ощущение обязательно затрагивает и эмоции, и волю, и интеллект. Оно может проявляться в любом из этих аспектов души. Тем не менее оно отличается от всех эмоциональных, интеллектуальных и волевых сторон жизни обыкновенного человека и превосходит их. Платон говорил о нем как о сознании, которое могло бы понять реальный мир Идей. Развитие этого ощущения есть конечная цель системы образования, предложенной в его "Государстве". Плотин называл этот вид сознания "иным умом, отличным от того, который рассуждает и именуется рациональным". Его задача, говорит далее Плотин, заключается в восприятии сверхчувственного - или, на языке неоплатоников, умного - мира.
   Говоря словами "Германской теологии", этот тип сознания обладает "способностью заглядывать в вечность", оно - тот "таинственный глаз души", которым святой Августин видел "никогда не изменяющийся свет". Это, говорит аль-Газали, персидский мистик одиннадцатого века, "похоже на непосредственное восприятие, как если бы кто-нибудь коснулся объекта своей рукой". Его великий христианский преемник, святой Бернард, продолжает: "Оно может быть определено как истинное и непогрешимое предощущение души, неколеблющееся восприятие истины"; "Простое видение истины, - добавляет Фома Аквинский, - которое завершает движение желания".
   Возникающее ощущение пронизано сжигающей любовью - ибо оно кажется его обладателю прежде всего движением его сердца; тонкостью ума - ибо обожание целиком направлено на наиболее возвышенный предмет мысли; непреклонной волей - ибо на пути к нему нужно преодолеть естественные сомнения, предубеждения, апатию и снисхождение человека к самому себе. Этот путь, кажущийся тем, кто "остался дома", воплощением "Высшей Праздности", на самом деле есть последнее и самое трудное предназначение человеческого духа. Он представляет собой единственный известный метод, позволяющий нам обрести сознательную власть над всеми нашими способностями и, поднимаясь на все более высокие уровни сознания, познать огромную жизнь, в которую мы все погружены, - достичь единения с Трансцендентной Личностью, в Которой возобновляется эта жизнь.
   Мария в известной евангельской истории избрала лучшую, а не бесполезную участь, ибо ее взгляд направлен на те первые принципы, без которых вся деятельность Марфы не имела бы вообще никакого смысла. Напрасно сардонический здравый смысл, сталкиваясь с созерцательным типом личности, повторяет насмешку Муция: "Вдобавок они счастливы еще и тем, что бедная Марфа тем временем хлопочет на кухне". Парадокс мистиков заключается в том, что пассивность, которую, как кажется, они проявляют, есть в действительности состояние самой напряженной деятельности - более того, там, где пассивность полностью отсутствует, невозможно никакое значительное творческое действие. Поверхностное сознание принуждает себя к покою для того, чтобы освободить другую, гораздо более глубоко запрятанную силу, которая в момент экстаза созерцающего гения возносится до высочайшей степени эффективности.
   Если те, кто развил в себе эту скрытую силу, истинны в своих утверждениях, то Я заблуждается, предполагая, что оно полностью отделено от истинной внешней вселенной. По-видимому, у Я все же есть нечто вроде щупалец, способных - если оно научится разворачивать их - протянуть чувствительные кончики далеко за пределы той ограниченной оболочки, в которой находится наше сознание, и принести знание о реальности более высокой, чем та, что может быть выведена из сообщений наших чувств. Развившаяся до совершенства и полноты сознания человеческая душа, раскрывшись подобно анемону, может открыть и познать океан, в котором она плавает. Этот акт - это состояние сознания, когда отбрасываются все барьеры, Абсолют втекает в нас и мы, бросаясь в его объятия, "находим и чувствуем Бесконечность, которая превыше всех причин и всех знаний", - и есть истинное "мистическое состояние". Ценность созерцания заключается в том, что оно стремится создать подобное состояние, высвободить это трансцендентальное ощущение и тем самым превратить "низшее рабство", в котором естественный человек пребывает под влиянием своего окружения, в "высшее рабство" полностью осознаваемой зависимости от Реальности, "в Которой мы живем, движемся и существуем". В чем же тогда, вопрошаем мы, состоит природа этого особого ощущения - трансцендентального сознания - и каким образом созерцание высвобождает его?
   Любые попытки ответить на этот вопрос выводят на сцену еще один аспект психической жизни человека - аспект, имеющий первостепенное значение для тех, кто изучает мистицизм. Мы уже обозрели основные способы, которыми реагирует на опыт наше поверхностное сознание - сознание, которое на протяжении веков училось иметь дело с миром ощущений. Мы знаем, однако, что личность человека гораздо глубже и гораздо более загадочна, чем сумма его сознательных чувств, мыслей и воли; что поверхностное Я - Эго, которое мы все осознаем, - не идет ни в какое сравнение с теми глубинами сущности, которые оно скрывает внутри себя. "В тебе есть некий корень, скрытая глубина, - говорит Лоу, - из которой все способности произрастают, как линии из центра, как ветви из ствола дерева. Эта глубина называется центром, основанием или дном души. Она - единство, Вечность и - я даже сказал бы - бесконечность твоей души, ибо она настолько бесконечна, что ничто не может удовлетворить ее или дать ей покой, но лишь бесконечность Бога".
   Поскольку обыкновенный человек абсолютно не способен установить связь с духовной реальностью посредством своих чувств, мыслей или воли, то становится очевидным, что именно в этой глубине нашего существа, в этих неизмеримых уровнях личности должны мы искать, если хотим найти, орган, способность, посредством которой человек может достичь цели мистиков. Изменение сознания, происходящее во время созерцания, означает лишь то, что с "основания или дна души" всплывает некая способность, которая "скрывается в глубине" повседневной жизни.
   Современная психология в своей доктрине бессознательной или подсознательной личности признает существование психической жизни, лежащей за пределами поля сознания. Более того, она настолько углубилась в эту призрачную область - где даже само название "область" есть не более чем удобное обозначение, что иногда кажется, будто она имеет лучшее представление о бессознательной, чем о сознательной жизни человека. Здесь психология шаг за шагом обнаруживает источники самых животных инстинктов, наименее объяснимых способностей и духовной интуиции - "обезьяну и тигра", а также "душу". Гениальность и пророческий дар, бессонница и одержимость, ясновидение, гипноз, истерия - все объясняется "бессознательным разумом". В своем разрушительном стремлении психологи не встречают очевидных трудностей в сведении основных явлений религиозного и мистического опыта к деятельности "бессознательного", направленной на косвенное удовлетворение подавленных желаний. Если их все же прижимают к стенке, они объясняют упомянутые явления сентенциями типа "Бог говорит с человеком в подсознании", под чем они подразумевают лишь то, что наше восприятие вечного имеет скорее характер интуиции, чем мысли. В конце концов, "бессознательное" - всего лишь удобное название для суммы тех способностей, частей или качеств цельного Я, которые не являются сознательными в данный момент или которые не сознает Эго. В бессознательную область среднего здорового человека включаются все те виды автоматической деятельности, благодаря которым поддерживается жизнь тела, а также все те "нецивилизованные" инстинкты и пороки, унаследованные от родовой дикости, которые образование выбросило из потока сознания и которые теперь только посылают на поверхность тщательно зашифрованные сигналы. Там же располагаются все страстные желания, которым не оставляет места суетная жизнь мира, и там же расположен тот глубокий бассейн, сердце личности, сообщения из которого могут достигать сознания в моменты наибольшей ясности. Получается, что у нормального человека самое лучшее и самое худшее, самая дикая и самая духовная части характера загнаны "за барьер". Об этом частенько забывают упомянуть сторонники теории "бессознательного".
   Следовательно, если мы считаем удобным и действительно необходимым пользоваться символами и схемами психологии в попытке проследить мистический путь, мы не должны забывать о тех разнообразных и смутных значениях, которые несут эти символы, а также о гипотетическом характере многих сущностей, которые они представляют. Мы также не можем допустить использования термина "бессознательное" в качестве эквивалента трансцендентального восприятия.
   Здесь мистики, несомненно, проявили больше научного духа и более утонченную способность к анализу, чем психологи. Они также знали о том, что духовное восприятие в нормальном человеке лежит за порогом сознания. Хотя в их распоряжении не было пространственных метафор современной школы и они не умели описать стремление человека к Богу в тех живописных терминах уровней и скачков, границ и полей, проекции, подавления и сублимации, которые кажутся сегодня исследователям духовной жизни столь естественными, они все же не оставляют в нас никакого сомнения относительно их взгляда на вещи. Духовная история человека означала для них, как и для нас сейчас, в первую очередь, возникновение трансцендентного ощущения, захват им поля сознания и открытие тех путей, через которые втекает более обширная духовная жизнь и становится возможным восприятие более высокой реальности. Рассматриваемый как изолированный акт, этот процесс назывался "созерцанием". В том же случае, когда он составлял часть общего процесса жизни и приносил постоянный результат, мистики называли его "Новым Рождением", "дающим жизнь".
   Мистики всегда четко различали личность, связанную с Новым Рождением, - "человека духа", способного к духовному зрению и жизни и отделенного от "земного человека", который приспособлен только к естественной жизни, - и цельную личность, сознательную или бессознательную. У них не вызывало сомнений то, что частица человека, принадлежащая не Времени, но Вечности, представляет собой нечто совершенно отличное от всей остальной человеческой природы, целиком направленной на то, чтобы удовлетворить требованиям чисто естественного мира. С точки зрения специалистов прошлого задача мистиков заключалась в том, чтобы переделать, преобразовать всю свою личность, подчинив ее требованиям духовного Я, высвободить его из укрытия и объединиться вокруг него как вокруг центра, тем самым становясь "божественным человечеством".
   В процессе развития доктрины мистицизма божественное ядро - точка контакта между жизнью человека и божественной жизнью, в которую он погружен и в которой укоренен, - имело много названий. Все они, очевидно, обозначают одно и то же, хотя и подчеркивают разные стороны жизни. Иногда его называют синтерезисом, хранителем человеческого бытия, иногда - Искрой души, Funklein в учении немецких мистиков, иногда - вершиной, точкой, в которой душа касается небес. С другой стороны, перескакивая на противоположный конец шкалы символов и подчеркивая участие этого ядра в чистом Бытии, а не его отличие от природы, его называли Основанием души, первоосновой, в которой пребывает Бог и откуда проистекает вся духовная жизнь. Понятно, что все эти догадки и предположения имели одну и ту же цель и что все они должны пониматься в символическом смысле; как заметил Малаваль в ответ на настойчивые расспросы своих учеников, "поскольку душа человека относится к явлениям духовным и не может быть разделена на части, она не может иметь высоты или глубины, вершины или поверхности. Но поскольку мы судим о духовных явлениях, опираясь на явления материальные - ибо последние мы знаем лучше и больше привыкли к ним, - то называем самую высшую из всех концепций вершиной понимания, а более легкий путь постижения - поверхностью понимания".
   В любом случае, какое бы мы ни давали этому имя, речь идет об органе духовного сознания человека - месте, где он встречается с Абсолютом, о зародыше его реальной жизни. Здесь находится то глубокое "Трансцендентальное Чувство", "начало и конец метафизики", которое, как говорит профессор Стюарт, "есть и торжественное ощущение Вневременного Бытия - осеняющего нас "нечто, что было, есть и всегда будет", - и убеждение в том, что Жизнь прекрасна". "Я полагаю, - говорит далее этот автор, - что именно посредством Трансцендентального восприятия, проявляющегося в нормальной ситуации как вера в ценность жизни, а в состоянии экстаза как ощущение Вневременного Бытия, - а не посредством Мышления, идущего по пути спекулятивных построений, - сознание наиболее близко подходит к объекту метафизики - Высшей Реальности".
   Существование подобного "восприятия", составной части или функции цельного человеческого существа, подтверждалось и изучалось не только мистиками, но провидцами и учителями всех времен и религий - египтянами, греками, индийцами, поэтами, факирами, философами и святыми. Вера в его реальность - это основной стержень христианства, как, впрочем, и любой другой религии, достойной так называться. Оно оправдывает, в свою очередь, существование мистицизма, аскезы и всего механизма самоотречения. Все заявления мистиков о возможности единения с Богом должны основываться на существовании некоей крайней точки, в которой природа человека соприкасается с Абсолютом, на том, что сущность человека, его истинное бытие пронизано Божественной Жизнью, составляющей основу реальности вещей. Здесь, говорят мистики, возникает наша связь с реальностью и только в этом месте можно сыграть "свадьбу, от которой приходит Господь".
   Используя другую схему, можно сказать, что человек неявным образом является "сыном бесконечности" именно благодаря существованию внутри него бессмертной искры центрального огня. Поэтому мистический путь есть жизнь и дисциплина, направленные на то, чтобы изменить составные части ментальной жизни человека, включить эту искру в поле сознания - вырвать ее из тайника, из тех глубочайших уровней, где она поддерживается и существует в обычном состоянии, - и сделать ее главенствующим элементом, вокруг которого должна строиться вся личность.
   Очевидно, что в обычных условиях поверхностное Я, не подвергающееся воздействию внезапных порывов "Трансцендентального Чувства [Feeling]", порожденных спасительным безумием религии, искусства или любви, не имеет никакого представления ни об отношении этого молчаливого наблюдателя - "обитателя глубин" - к сигналам, приходящим из внешнего мира, ни о деятельности, которую эти сигналы в нем пробуждают. Сконцентрированное на мире ощущений и на сообщениях, из него приходящих, поверхностное сознание не подозревает о связях между спрятанным в глубине субъектом и недостижимым объектом всех мыслей. Однако с помощью намеренного невнимания к сигналам органов чувств, подобно тому как это происходит при созерцании, мистик может перенести основание души, престол "Трансцендентального Чувства", в область сознательного, сделав его доступным воздействию воли. Таким образом, забывая о своем обычном и по большей части фиктивном "внешнем мире", человек поднимает на поверхность иное, более значительное множество восприятий, которые в нормальных условиях не имели бы никакой возможности проявить себя. Иногда они объединяются с обычной способностью к рассуждению, но гораздо чаще они вытесняют ее. Некоторые из этих изменений, "потерь ради того, чтобы найти", по-видимому, необходимы для того, чтобы трансцендентальные способности человека смогли открыться в полную силу.
   Внутри нас скрыта способность к восприятию, к получению сигналов извне, но только малая часть сознания откликается на эти сигналы. Это похоже на то, как если бы одного телеграфиста посадили у множества линий - все они могут что-то передавать, но внимание телеграфиста в каждый момент сосредоточено только на одной из них. Говоря упрощенно, сознания не хватает, чтобы смотреть во все стороны. Даже в области чувственных восприятий никто не может осознавать больше нескольких вещей одновременно. Эти вещи заполняют центр нашего поля сознания, так же как объект, на котором мы фокусируем наше зрение, господствует в нашем поле зрения. Все остальные предметы отодвигаются к границам поля сознания. Мы смутно знаем, что они где-то там, однако не обращаем на них внимания и вряд ли заметим их исчезновение.
   Для большинства из нас трансцендентное всегда находится за границами этого поля, поскольку мы отдаем все наше сознание на откуп чувственным ощущениям и позволяем им создать вселенную, в которой нам нравится оставаться. Только в определенных состояниях - при воспоминаниях, созерцании, в экстазе и прочих сходных обстоятельствах - сознание умудряется изгнать обычных жильцов, затворить "врата плоти" и впустить "в дом" до тех пор глубоко спрятанные способности к восприятию сигналов из другой плоскости бытия. Теперь уже мир ощущений оказывается за границами поля сознания, а внутрь врывается совершенно другой ландшафт. Наконец, мы начинаем видеть нечто, к чему подготавливает нас созерцание.
   Перед нами - еще одно метафорическое описание цепочки процессов, имеющих своей целью смещение ментального равновесия - усыпление "нормального Я", которое обычно бодрствует, и пробуждение "трансцендентального Я", которое обычно спит. Уникальная способность изменять свою вселенную дана человеку - "точке, где встречаются различные сферы реальности", - хотя он редко задумывается об этом.
   Явление, известное как раздвоение или разделение личности, может, вероятно, дать нам некоторое представление о природе изменений, к которым приводит созерцание. При подобном психическом заболевании вся личность пациента расщеплена на две части - определенная группа качеств абстрагируется от поверхностного сознания и оказывается настолько связной, что способна сформировать новый цельный "характер" или "личность", являющий собой полную противоположность "характеру", который Я обычно проявляет миру, поскольку состоит исключительно из элементов, отсутствующих в этом обычном характере. Так, в классической истории болезни мисс Бошан исследователь - доктор Мортон Принс - выделил три основные личности, которые он назвал, в соответствии с главными управляющими чертами, "Святая", "Женщина" и "Дьявол". Цельный характер, составлявший "реальную мисс Бошан", расщепился на три контрастирующих типа, каждый из которых был агрессивно самодостаточен, поскольку совершенно не контролировался двумя остальными. Когда - добровольно или непроизвольно - личность, господствовавшая в области сознания, временно "засыпала", ее место немедленно занимала одна из двух оставшихся. Гипноз наиболее легко вызывал подобные изменения.
   В личности гениальных мистиков качества, которые давление обычной жизни стремится удержать за барьером сознания, обладают ненормальной силой. У этих естественных исследователей Вечности "трансцендентальная способность", "глаз души", не только присутствует в зародыше, но развита в очень большой степени и сопровождается огромной эмоциональной и волевой силой. Подобные качества загоняются "за барьер" для того, чтобы избежать трения между ними и уравновешенными чертами поверхностного сознания, с которыми они могли бы войти в противоречие. Они, как сказал бы Якоб Бёме, "пребывают в потаенном". Там они бесконтрольно развиваются до тех пор, пока не достигают точки, в которой их сила становится настолько велика, что они прорываются через ограничения и возникают в поле сознания - либо временно захватывая господство над Я, как в состоянии экстаза, либо навсегда преобразуя старое Я, как при "объединяющей жизни". Достижение этой точки может быть ускорено с помощью процессов, которые всегда были известны мистикам и высоко ценились ими и которые нередко порождают состояние, обычно классифицируемое психологами как сны, мечты или гипноз. Во всех подобных случаях нормальное поверхностное сознание намеренно или непроизвольно засыпает, образы и идеи, связанные с нормальной жизнью, исключаются, и их место могут занять образы или способности "из-за барьера".
   Несомненно, эти образы или способности могут быть как более, так и менее ценны, чем те, которые уже присутствуют в поверхностном сознании. Довольно часто в обыкновенном субъекте они представляют собой лишь разрозненные обрывки, которым поверхностное сознание не может найти применения. Однако у мистика эти качества носят совершенно иной характер, и это оправдывает средства, которыми он инстинктивно пользуется для того, чтобы высвободить их. Так, индийские мистики почти полностью построили свою внешнюю систему на двух принципах - аскетизме, господстве над чувствами, и преднамеренной практике самогипноза, использующей либо фиксацию взгляда на близлежащем объекте, либо ритмичное повторение мантр - священных текстов. Благодаря этим дополнительным формам дисциплины притяжение мира явлений ослабевает и разум отдается в распоряжение подсознательных сил.
   Танцы, музыка и другие систематически культивируемые производные естественного ритма использовались греками при посвящении в Дионисийских мистериях, а также гностиками и множеством других мистических школ. Опыт показывает, что подобные процедуры действительно заметно воздействуют на человеческое сознание, хотя до сих пор мало кто понимает, как и почему это происходит. Такое искусственное, форсированное достижение состояния экстаза полностью противоречит традиции христианских созерцателей, однако и у них мы то и дело обнаруживаем моменты, когда экстатический транс или ясновидение, т.е. высвобождение "трансцендентального восприятия", вызывались спонтанно, с помощью чисто физических средств. Так Якоб Бёме, "тевтонский теософ", находясь однажды в своей комнате и "пристально вглядываясь в полированное оловянное блюдо, отражавшее яркий солнечный луч", впал в экстатическое состояние, в котором ему открылись первопричины и глубочайшие основы всех вещей. Такой же эффект оказало на Игнатия Лойолу созерцание текущих вод. Как-то раз, когда он сидел на берегу реки и смотрел на глубокий поток, "глаза его разума раскрылись, и хотя он не узрел видений, но понял и постиг духовные вещи... и благодаря этой ясности всё предстало перед ним в новом свете". Метод достижения ясности ума посредством сужения и очищения поля сознания походит на практику Иммануила Канта, который "нашел, что ему гораздо лучше думается о философских материях, когда он пристально смотрит на колокольню ближайшей церкви".
   Стоит ли удивляться тому, что рационалисты, игнорируя схожие явления у художников или философов, постоянно подвергали критике свидетельства, полученные в подобные мгновения явного моноидеизма и самогипноза в жизни мистиков, а также благодаря психическим отклонениям, сопровождающим состояние экстаза. Все проявления анормального восприятия в гениальных мистиках они поспешили приписать истерии или другим болезням, без колебаний назвав святого Павла эпилептиком, святую Терезу - "покровительницей всех истериков" и разместив большую часть их духовных родственников по разным залам музея психопатологии. В этом увлекательном занятии они всячески орудовали тем общеизвестным фактом, что великие созерцатели, хотя и были почти всегда людьми незаурядных умственных и практических способностей - примером тому могут служить Плотин, святой Бернард, свв. Катерина Генуэзская и Катерина Сиенская, святая Тереза, св. Иоанн Креста, а также суфийские поэты Джами и Джалаладдин, - никак не отличались психическим здоровьем. Более того, их все более активное вовлечение в мистическую жизнь, как правило, оборачивалось особым и совершенно определенным воздействием на тело, вызывая в некоторых случаях те или иные болезни или физические недуги, сопровождаемые болью и функциональными расстройствами, для которых не было никакой органической причины. Причиной могло быть разве лишь то внутреннее напряжение, которое под влиянием воспылавшего духа естественно возникает в теле, когда оно вынуждено приспосабливаться к новому, совершенно для него непривычному образу жизни.
   Нет ничего странного в том, что анормальный и высокочувствительный тип разума, который мы называем мистическим, действительно нередко, хотя и не всегда, сопровождается необычными, необъяснимыми изменениями физического организма, с которым он тесно связан. "Сверхъестественное" происхождение этих явлений вполне очевидно, - если только мы не обозначаем этим термином некие явления, которые, конечно, весьма необычны, но сами по себе вполне естественны, только мы их не можем понять. Такие проявления психофизического параллелизма, как стигматы у святых, - равно как и у других легко поддающихся внушению субъектов, к которым трудно отнести святых, - могут возникнуть у кого угодно. Здесь я сошлюсь на еще один сравнительно малоизвестный, но особенно любопытный и поучительный пример преобразующего воздействия духа на предполагаемые "законы" телесной жизни.
   Несмотря на исследования Мюризье, Жане, Рибо и других психологов, настойчиво пытавшихся найти объяснение всем мистическим фактам с точки зрения патологии, особенности, сопровождающие мистическое сознание, до сих пор остаются неразрешимой загадкой. Их следует отнести не к категории чудес или категории болезней - как это делают слишком ярые их друзья и противники, - но к области чистой психологии и исследовать беспристрастно по крайней мере с тем вниманием, которое мы с готовностью уделяем гораздо менее его заслуживающим чудачествам, явно свидетельствующим о порочных наклонностях или вырождении. Существование подобных явлений не более дискредитирует здравость ума мистицизма или достоверность его результатов, чем неустойчивое нервное состояние художника, который до некоторой степени разделяет мистическое понимание Реального, дискредитирует искусство. "Тот, кто собрался бы классифицировать человечество только в соответствии с психофизическими явлениями, - справедливо замечает фон Хюгель, - не колеблясь поместил бы таких личностей, как Кант и Бетховен, среди отъявленных и безнадежных ипохондриков".
   Что касается мистиков, то для объяснения наблюдаемых в их жизни необычных явлений, естественно, наиболее часто привлекалась истерия, благодаря поразительному обилию сопровождающих ее ментальных синдромов вроде странной способности расщепления, перестановки и усиления элементов сознания, явно выраженной тенденции к медиумизму и экстазу. Однако в целом это похоже на попытки искать объяснение гениальности Тальони в симптомах пляски святого Витта. И болезнь, и искусство связаны с телесными явлениями. Точно так же и мистицизм, и истерия связаны с преобладанием в сознании одной фиксированной и напряженной идеи - предчувствия, которое управляет жизнью и может привести к поразительным психическим и физическим результатам. У истерика эта идея, как правило, поначалу попросту тривиальна [trivial] или болезненна, однако вследствие неустойчивого ментального состояния она становится навязчивой. В душе же мистика господствует не просто идея, а именно великая идея - настолько великая, что, проявляясь в человеческом сознании во всей своей полноте, она почти неизбежно вытесняет оттуда все остальное, поскольку она не что иное, как восприятие трансцендентальной реальности и присутствия Бога. Поэтому если моноидеизм больного истерией неизменно носит иррациональный характер, то у мистика, напротив, его моноидеизм вполне рационален.
   Таким образом, пока психофизические взаимосвязи столь плохо изучены, было бы, по-видимому, более благоразумным и во всяком случае более научным воздержаться от суждений относительно значений психофизических явлений, сопровождающих мистическую жизнь, вместо того чтобы набрасываться с деструктивной критикой на таинственные факты, которые, по меньшей мере, допускают более чем одну интерпретацию. Пытаться определить природу смеси по химическим характеристикам отдельных ее составляющих - затея сомнительная.
   Наши тела - тела животных, созданные для биологической деятельности. Когда дух с необычайным рвением настаивает на использовании нервных клеток для выполнения иной деятельности, тело сопротивляется давлению и порождает, как признают сами мистики, "мистическую немощь". "Поверьте мне, дети, - говорит Таулер, - тот, кто узнал бы слишком много об этих вещах, часто проводил бы время в постели, ибо его бренная оболочка не могла бы выдержать этого". "Я причиню тебе страшную телесную боль, - говорит голос Любви Мехтильде Магдебургской, - если ты будешь погружаться в меня так часто, как того желаешь. Я должен лишать себя того сладостного приюта, который нахожу в тебе в этом мире, ибо даже тысячи тел не смогут оградить любящую душу от ее желания. Посему чем выше любовь, тем сильнее боль".
   С другой стороны, возвышенная личность мистика - его самодисциплина, его героическое принятие труда и страдания, его гибкая воля - поднимает до крайнего предела ту обычную власть разума над телом, которой все мы обладаем. Состояние созерцания - так же как и гипноз по отношению к здоровому человеку, - по-видимому, также увеличивает жизненную силу, раскрывая более глубокие уровни личности: Я пьет из фонтана, питаемого Вселенской Жизнью. Как уже говорилось выше, истинный экстаз также пополняет жизненные силы человека, ибо в этом состоянии, по-видимому, он находится в контакте с реальностью и оттого сам становится более реальным. "Часто, - говорит святая Тереза, - даже больной выходит из состояния экстаза здоровым, ибо оно дает душе нечто великое". В экстазе достигается контакт с уровнями человеческой сущности, которые остаются незатронутыми в процессе повседневного существования, - отсюда и столь часто проявляемые необычайная выносливость и независимость от внешних условий.
   Если мы по стопам некоторых посмотрим на мистиков как на проявление спорадических зачатков некоторой способности - высшего сознания, - к которой медленно стремится человеческий род, то вполне вероятно, что при появлении этой способности нервы и органы будут испытывать нагрузки, к которым они еще не привыкли, и что дух более организованный, чем его телесная оболочка, должен будет уметь навязать чуждые условия своей плоти. Когда первый человек встал на две ноги, тело, в течение долгого времени привыкшее ходить на четырех, и сами ноги, настроенные на то, чтобы нести только половину веса, должны были взбунтоваться против этого неестественного состояния, доставляя автору изобретения страшную боль и неудобство. Вполне возможно, что странное "психофизическое состояние", общее для всех мистиков, можно рассматривать как бунт со стороны нормальных нервной и сосудистой систем против крайностей способа жизни, к которому они еще не приспособились.
   Несмотря на подобные бунты и мучения, вызываемые ими, мистики - как ни странно это звучит - это раса долгожителей (крайне неудобный факт для критиков из физиологической школы). В качестве нескольких примеров упомянем наиболее заметные фигуры: святая Хильдегарда дожила до восьмидесяти одного года, Мехтильда Магдебургская - до восьмидесяти семи, Рейсбрук - до восьмидесяти восьми, Сузо - до семидесяти, святая Тереза - до шестидесяти восьми, святая Катерина Генуэзская и святой Петр из Алькантара - до шестидесяти трех. Складывается впечатление, что обогащенная жизнь - награда за мистическое отречение - позволила им одержать победу над телесными недугами; жить и выполнять свои обязанности в условиях, которые не смог бы вынести обыкновенный человек.
   Подобные победы, занимающие почетное положение в истории человеческого разума, достигались, как правило, одним и тем же образом. Мистики - как и все интуитивные личности, все гении, все потенциальные художники (у всех у них есть много общего), - говоря языком психологов, имеют "крайне подвижные барьеры". Другими словами, незначительное усилие, легкое отклонение от нормального состояния позволяют скрытым или "подсознательным" силам высвободиться и захватить поле сознания. "Подвижный барьер" может сделать человека гением, лунатиком или святым. Все зависит от характера высвобождающихся сил. У великих мистиков эти силы, эти черты личности, лежащие глубоко под уровнем обыкновенного сознания, обладают необычайным богатством - их нельзя объяснить в терминах патологии. "Даже если великие мистики, - говорит Делакруа, - не избегли полностью тех недостатков, которые присущи всем исключительным личностям, в них все же есть творящая жизненная сила, конструктивная логика, способность к разносторонней реализации, одним словом - одаренность, которая в действительности представляет собой их существенное качество... Великие мистики, творцы и изобретатели, нашедшие и оправдавшие новые формы жизни... на высочайших вершинах человеческого духа достигли великого упрощения мира".
   Истина, насколько мы знаем к настоящему времени, заключается, по-видимому, в том, что силы, находящиеся в контакте с Трансцендентальным порядком и составляющие, по самой скромной оценке, половину Я, дремлют в обыкновенном человеке, чьи время и интересы целиком заняты ответами на стимулы мира ощущений. Вместе с этими скрытыми силами спит целый мир, который только они и могут воспринять. В мистиках никакая часть Я не находится постоянно в состоянии сна. Они пробудили своего "обитателя глубин" и объединили вокруг него свою жизнь. Здесь Сердце, Разум, Воля работают в полную силу, побуждаемые не призрачным спектаклем ощущений, но глубинами истинного Бытия - здесь горит свет и бодрствует сознание, о котором не подозревает сонная толпа. Кто говорит, что мистик - лишь наполовину человек, тот утверждает прямо противоположное истинному положению вещей. Только мистика можно назвать цельным человеком, поскольку во всех остальных людях дремлет половина способностей Я. Мистики особенно настаивают на целостности их опыта. Так, Божественный голос говорил святой Катерине Сиенской: "Я также показывал тебе Мост и три основные ступени для трех сил души, и я говорил тебе, что никто не сможет достичь жизни в благодати, если не поднимется по всем трем ступеням, то есть соберет воедино все три силы души во Имя Мое".
   В анормальном типе личности, называемом гениальным, мы, по-видимому, обнаруживаем намеки на взаимосвязи, которые могут существовать между глубинными уровнями человеческой сущности и поверхностной оболочкой сознания. У поэтов, музыкантов, великих математиков или изобретателей силы, скрывающиеся за барьером и вряд ли контролируемые сознательной волей их обладателей, вносят, очевидно, значительный вклад в восприятие и понимание. Во всех творческих актах большая часть работы проделывается на подсознательном уровне, причем это, в некотором смысле, происходит автоматически. Подобное в равной степени относится к мистикам, художникам, философам, изобретателям и правителям. Великие религии, изобретения, произведения искусства всегда вдохновляются внезапным всплеском интуиции или идеи, которую не может объяснить поверхностное сознание, и приводятся в исполнение силами, настолько не поддающимися контролю этого сознания, что кажется, будто они - как иногда говорят - "исходят извне". В этом заключается "вдохновение", открытие шлюзов, позволяющее водам истины, в которых купается вся жизнь, подняться до уровня сознательного.
   Великий учитель, поэт, художник, изобретатель никогда не пытается намеренно достичь того или иного эффекта. Он не знает, каким образом так получается - возможно, благодаря неосознаваемому контакту с той творческой стороной человеческой сущности, которую суфии называют "Дух Созидания", а каббалисты - "Иесод", но и те и другие помещают вне мира чувств. "Иногда, - говорил великий Филон, иудей из Александрии, - когда я приступал к работе совершенно опустошенный, я вдруг внезапно наполнялся идеями, которые невидимым дождем проливались на меня и внушались мне свыше. Под влиянием божественного вдохновения я приходил в необычайное возбуждение и терял представление о том, где я нахожусь, кто окружает меня, кто я сам, что я говорю и что пишу. В тот момент я овладевал богатством интерпретаций, радостью света, глубокой проницательностью по отношению ко всему, что я должен быть делать. Это воздействовало на мой разум, как очевидная оптическая демонстрация действует на глаза". Это - истинно творческий экстаз, полностью соответствующий тому состоянию, в котором свершают свой могущественный труд мистики.
   Отпустить себя на свободу, находиться в покое и быть восприимчивым - вот, по-видимому, условия, в которых можно достичь подобного контакта с Космической жизнью. "Я замечал, что, когда рисуешь, надо не думать ни о чем; тогда все получается гораздо лучше", - говорил Леонардо юный Рафаэль. Поверхностное Я должно признать здесь свою недостаточность и стать покорным слугой более основательного и жизненного сознания. Такое же мнение высказывают и мистики. "Пусть воля, - говорит святая Тереза, - утвердится в мудром и спокойном понимании того, что именно без какого-либо усилия с нашей стороны мы можем беседовать с Богом о чем угодно". "Самый лучший и благородный способ, которым ты можешь прийти к этой Жизни, - говорит Экхарт, - заключается в том, чтобы молчать, позволив Богу действовать и говорить. Где все силы отвлечены от своей работы и образов, там произносится это слово... чем больше тебе удается отвлечь все свои силы и забыть о сотворенном мире, тем ближе ты к этому состоянию и тем более восприимчив".
   Таким образом, "пассивность" созерцания - необходимая прелюдия духовной энергии, в некотором смысле расчистка площадки. Она останавливает приливы сознания на берега чувств, останавливает "колесо воображения". "Душа, - вновь говорит Экхарт, - сотворена между Временем и Вечностью, самыми высшими своими силами она достигает Вечности, самыми низшими - касается Времени". Вечность и Время, мир Бытия и мир Становления - вот два из "состояний реальности", которые встречаются в человеческом духе. Вырывая из уровня преходящего - реальности низшего сорта, - созерцание поднимает нас на уровень вечного и дает нам силы, благодаря которым мы можем общаться на этом уровне. У того, кто рожден мистиком, силы эти велики и лежат почти возле самого барьера сознания. Ему дан трансцендентальный или, как сказал бы он сам, божественный дар, подобно тому, как его собратьям, прирожденным музыкантам или поэтам, дан музыкальный или поэтический дар. Во всех трех случаях внезапное появление высших способностей является таинством даже для тех, с кем это происходит. Психологи с одной стороны и теологи - с другой могут предложить нам схемы и теории, описывающие этот процесс - странные колебания развивающегося сознания, внезапное появление ясности и творческих способностей, которые либо слабо контролируются, либо вообще не поддаются контролю со стороны Я, сменяющие друг друга восторг и печаль по поводу увиденного; однако секрет гениальности так же ускользает от нас, как и секрет жизни - от биологов.
   Самое большее, что мы можем сказать об одаренных людях, это то, что реальность представляется им при анормальных условиях и в анормальных терминах, и, столкнувшись с подобными условиями и терминами, эти люди вынуждены работать с ними. Благодаря их особому складу ума один из аспектов вселенной сфокусирован для них настолько резко, что все остальные образы в сравнении с ним предстают смутными, неясными и нереальными. Поэтому жертвоприношение, которое совершают гении - мистики, художники, изобретатели, - посвящая всю свою жизнь одному Объекту, единому видению истины, вовсе не есть самоотрицание, но скорее самонаполнение. Они вырывают себя из нереального, для того чтобы сконцентрироваться на реальном. Затем цельная личность впитывает определенные ритмы и гармонию, которые существуют во вселенной, но которые не могут воспринять приемные аппараты прочих Я. "Здесь - указующий перст Бога, вспышка Воли, которая Может", - восклицает аббат Фоглер, когда звуки рождаются из-под его рук. "Стихи пришли", - говорит поэт. Он не знает как, однако явно не благодаря преднамеренным усилиям интеллекта.
   Точно то же происходит и с мистиками. Г-жа Гийон утверждает в автобиографии, что, когда она писала свои труды, она ощущала внезапное и непреодолимое стремление взяться за перо, хотя чувствовала себя совершенно неспособной к литературным построениям и не имела никакого представления о том, что она собирается написать. Если она сопротивлялась этому порыву, она испытывала сильный дискомфорт. А затем она начинала писать с необычайной быстротой - слова, тщательно построенные аргументы, подходящие цитаты приходили к ней без всякого размышления и настолько быстро, что одна из самых длинных ее книг была написана за полтора дня. "Я замечала, что пишу о вещах, которых никогда не видела, и в подобные мгновения я ощущала себя обладательницей сокровищницы знания и понимания, о которой никогда и не подозревала".
   Все вышеперечисленные случаи, конечно, представляют крайние формы той странной "автоматической" способности сочинять - следы которой заметны у большинства поэтов и писателей, - когда слова и символы возникают и выстраиваются сами по себе, пренебрегая волей автора. Нечто похожее, вероятно, происходит с "медиумами" и другими экстрасенсами, в беспорядочных и несвязных записях которых находит выражение подсознательный разум. Однако подсознательный разум великих мистиков отнюдь не беспорядочен. Он анормально чувствителен, богато одарен, крайне наблюдателен - скорее казначейство, чем склад древесины, - и в процессе развития становится дисциплинированным и умелым инструментом познания. Поэтому его проявления в нормальном сознании в виде озарений, "голосов", видений, /медиумического/ автоматического письма и в любых иных "переводах" сверхчувственного в термины чувственного восприятия не могут быть дискредитированы тем, что точно таким же образом иногда проявляется бесполезная подсознательная область более слабых натур. Идиоты нередко весьма разговорчивы, однако многие ораторы здоровы вполне.
   Итак, подведем итоги: какие же основные характеристики мы обнаружили в нашем наброске ментальной жизни человека?
      -- Мы разделили эту жизнь (достаточно произвольным образом) некоей перемещающейся линией, которую психологи называют "барьером сознания", на поверхностную жизнь и подсознательные глубины.
      -- В поверхностной жизни - хотя мы и осознаем ее существенную целостность - мы выделили три основные и постоянно присутствующие стороны: триединство чувств, мышления и воли. Первенство мы были вынуждены отдать чувствам, как силе, приводящей в работу механизмы воли и мышления.
      -- Мы видели, что поверхностная жизнь выражается в двух взаимодополняющих формах - в виде способности к волевому движению (действие, направленное наружу) и в виде способности к познанию (внутреннее знание). Первое - динамическое по типу - обусловлено, в основном, волей, стимулированной эмоциями; второе - пассивное - есть занятие интеллекта. Они соответствуют двум главным аспектам, которые человек различает во вселенской жизни, - Бытию и Становлению.
      -- Ни способность к волевому движению, ни способность к познанию, другими словами, ни действие, ни мысль поверхностного сознания, связанного с естественным существованием и находящегося под влиянием пространственных понятий, не могут установить связь с Абсолютом, миром трансцендентного. Подобные действия и мысли имеют дело только с материалом, полученным, прямо или косвенно, из мира ощущений. Тем не менее свидетельства мистиков и других личностей, обладающих "инстинктом к Абсолютному", указывают на существование у человека еще одной способности - по существу, более глубокого Я, которое обстоятельства обыкновенной жизни обычно удерживают "за барьером" сознания и которое, таким образом, является одним из факторов "подсознательной жизни". Это скрытое Я - основное действующее лицо мистицизма, живущее "значимой" жизнью, соприкасаясь с реальным или трансцендентным миром. [57]
      -- Определенные процессы, такие, как созерцание, могут настолько изменить состояние сознания, что позволяют высвободить глубинное Я, которое, проникая в большей или меньшей степени в сознательную жизнь, делает человека в большей или меньшей степени мистиком.
   Таким образом, мистическая жизнь подразумевает высвобождение трансцендентального Я из глубин человеческой личности, захват поля сознания этим Я и "преобразование" или перестройку чувств, мыслей и воли - характера человека - вокруг нового центра жизни.
   Мы попытались описать снаружи объект поиска мистиков, который видится изнутри, как понимание или непосредственное общение с трансцендентной Реальностью. Здесь, так же как и в самой высокой земной любви, познание и общение есть одно и то же, и если мы хотим осознать, то должны "объединиться с блаженством". Та сторона нашего существа, посредством которой мы можем достичь единения, - "сущность души", как называл ее Рейсбрук, - обычно лежит за барьером нашего сознания, однако при благоприятных условиях она может быть освобождена у определенных натур, анормально одаренных и полных жизненных сил, при помощи определенных действий, таких, как созерцание. Если же эта сущность проявляется, она призывает себе на помощь все аспекты Осознающего Я. Поверхностное сознание должно сотрудничать с глубинным, и, в конце концов слившись вместе, они порождают то единение сознания на более высоком уровне, которое только и может положить конец беспокойству человека. Сердце, жаждущее Всего, разум, мыслящий о Нем, воля, концентрирующая на Нем все Я, - все должно быть вовлечено в игру. Я должно быть отвергнуто, однако оно не должно быть уничтожено, как предлагают некоторые квиетисты. Оно умирает лишь для того, чтобы иметь возможность ожить вновь. Высший успех - постоянная уверенность мистика в том, что "мы скорее находимся на небесах, чем на земле", - "проистекает, - как говорит Юлиана Норвичская в отрывке, предвосхищающем классификацию современных психологов, - из естественной Любви нашей души, из ясного света нашего разума и непоколебимости нашей воли".
   Однако в каком же порядке должны располагаться эти три составляющие в работе, которая есть единое? Как мы уже видели, каждая из них должна выполнять свою роль, ибо мы имеем дело с откликом человека во всей его целостности на неудержимое притяжение Бога. Но что же будет преобладать? Окончательная природа опыта Я относительно реальности будет зависеть от ответа, которое оно само даст на этот вопрос. Каковы здесь относительные ценности Разума и Сердца? Кто из них принесет Я ближе к Мысли Бога, к реальной жизни, в которую оно погружено? Кто из них, получив главенствующую роль, с большей вероятностью приведет Я в гармонию с Абсолютом? Любовь к Богу, которая всегда присутствует в сердцах, а иногда и на устах святых, - это страстное желание, жажда такой гармонии; "Болезнь разума" - его интеллектуальный эквивалент. Хотя нам кажется, что мы можем избавиться от Бога, нам никогда не удастся избавиться от той или иной формы этой жажды, кроме как ценой полного закоснения.
   Таким образом, мы вернулись к тому утверждению, с которого началась эта глава, - о двух главенствующих желаниях, разделяющих тюрьму Я. Теперь мы видим, что они представляют стремление интеллекта и эмоций к единственному концу всех поисков. Тренированная воля - "способность к волевому движению" - со всеми спящими способностями, которые она может пробудить и использовать, может прийти на помощь какой-то из остальных двух сил. Какой? Этот вопрос крайне важен, поскольку судьба Я зависит от партнера, которого выберет воля.
   Духовная история человечества демонстрирует две различные фундаментальные позиции по отношению к невидимому и, соответственно, два способа, которыми человек пытается прикоснуться к нему. Мы будем называть здесь эти способы "магическим" и "мистическим". Однако сказав так, мы должны тут же добавить, что, хотя в крайних своих проявлениях эти два способа резко контрастируют, граница между ними определена не столь четко; исходя из одних и тех же положений, они часто вводят исследователя в заблуждение, так как используют один и тот же язык, инструменты и подходы. Поэтому многое из того, что в действительности является магией, совершенно необоснованно приписывают мистицизму. На самом деле они представляют собой два противоположных полюса одного и того же - трансцендентального сознания человечества. Между ними лежат все великие религии, которые можно описать в рамках нашей метафоры как области обычного обитания этого сознания. Таким образом, на одном конце шкалы чистый мистицизм "плавно переходит" в религию или, с другой точки зрения, произрастает из нее. Никакой глубоко религиозный человек не лишен налета мистицизма, и никакой мистик не может не быть религиозным, если не в теологическом, то по крайней мере в психологическом смысле этого слова. На другом конце шкалы, как мы увидим позже, религия столь же очевидно перетекает в магию.
   Фундаментальное различие между магией и мистицизмом заключается в том, что магия хочет получать, а мистицизм хочет давать - бессмертные и антагонистические позиции, всплывающие в том или ином обличье во все времена. И магия, и мистицизм в своем полном развитии используют весь ментальный механизм, сознательный и бессознательный, для того чтобы добиться своей цели, - и оба утверждают, что дают посвященным способности, не известные обыкновенному человеку. Однако центры, вокруг которых группируются все эти механизмы, побудительные мотивы и результаты, к которым приводят эти способности, различаются в том и другом случае просто поразительно.
   В мистицизме воля объединяется с эмоциями в страстном желании подняться над миром ощущений, для того чтобы Я могло достичь единения в любви с единственным, вечным и окончательным Объектом, чье существование мы интуитивно воспринимаем тем, что обычно называлось душой, а теперь чаще именуется "космическим", или "трансцендентальным" чувством. Это поэтический и религиозный темперамент, воздействующий на реальные уровни бытия.
   В магии воля объединяется с интеллектом в страстном желании сверхчувственного знания. Здесь интеллектуальный, агрессивный научный темперамент стремится расширить поле сознания, чтобы включить в него сверхчувственный мир, - несомненная противоположность мистицизму, хотя часто использующая его название и стиль.
   Позже мы еще рассмотрим подробно характерные черты и значение магии, сейчас же достаточно сказать, что в широком смысле мы можем охарактеризовать как магические все формы своекорыстного трансцендентализма. При этом не имеет значения, какие методы применяются - идет ли речь о заклинаниях древних магов, всеобщем молебне о даровании дождя в православии или о сознательных методах самогипноза последователей "Нового образа мысли" - и какой ожидается эффект, будь то появление ангелов, возможность преодолеть внешние обстоятельства или излечение болезни. Цель всегда заключается в одном и том же - намеренном экзальтировании воли до тех пор, пока она не преодолеет обычные ограничения и не принесет Я или группе что-то, чем они до тех пор не обладали. Магия - это индивидуалистская, или "стяжательская" наука; во всех формах она представляет собой деятельность интеллекта, ищущего Реальность либо для своих собственных целей, либо для целей всего человечества.
   Мистицизм, чье великое имя слишком часто используют для обозначения подобной сверхчувственной деятельности, не имеет с ней ничего общего. В действительности он предполагает отказ от индивидуальности - жесткой отделенности от тех "Я, Мне, Меня", которые делают человека ограниченным и изолированным существом. Это в большой степени - движение сердца, пытающегося преодолеть ограничения индивидуальной точки зрения и отказаться от самого себя в окончательной Реальности не ради личного выигрыша, не ради удовлетворения трансцендентального любопытства, не ради того, чтобы вкусить радостей иного мира, но ради одной лишь потребности любить. Под словом сердце мы, естественно, понимаем не только "источник привязанности", "орган нежных чувств" и тому подобное, но скорее внутреннее святилище личности, глубокий корень его любви и воли, единственный источник его энергии и жизни. У мистика "любовь к Абсолюту" - не бесполезные и сентиментальные переживания, но жизненное чувство, которое любой ценой и через любые опасности стремится к единению с объектом любви. Поэтому, в то время как практика магии - так же как и научная практика - не влечет с необходимостью страстные эмоции, хотя, несомненно, и вызывает определенный интерес, мистицизм, как и искусство, не может без них существовать. Мы должны чувствовать, и чувствовать остро, если мы хотим подняться по этому трудному и героическому пути.
   Таким образом, мы видим, что два рода деятельности - мистицизм и магия - соответствуют двум вечным страстям Я, желанию любви и желанию знания, отражая по отдельности стремление сердца и интеллекта к окончательной истине. Третья позиция по отношению к сверхчувственному миру - позиция трансцендентальной философии - вряд ли входит в круг тем, затрагиваемых нашим исследованием, поскольку это подход чисто академический, в то время как магия и мистицизм основываются на практике и опыте. Подобную философию часто ошибочно называют мистицизмом, потому что она пытается начертить карты земель, которые исследуют мистики. Ее достижения полезны - насколько вообще полезны все схемы - до тех пор, пока не претендуют на завершенность, ибо здесь единственный окончательный критерий - это личный опыт, личное исследование возвышенной и любящей истину души.
   Что же тогда мы в действительности понимаем под мистицизмом? Слово, в равной мере употребляемое по отношению к действиям медиумов и экстазу святых, "культуре интеллекта" и волшебству, мечтательной поэзии и средневековому искусству, молитве и гаданию по руке, крайностям доктрины гностицизма и прохладным рассуждениям кембриджских платоников и даже - как это делает Уильям Джеймс - к высшим стадиям опьянения, очень скоро перестает иметь какой бы то ни было смысл. Его использование только вводит в заблуждение несведущих людей, которые приходят к смутному представлению о том, что любая сверхчувственная теория или практика отчасти "мистическая". Поэтому необходимо, насколько это возможно, зафиксировать истинные черты этого явления и напомнить, что мистицизм в своей чистой форме есть наука об окончательном, наука о единении с Абсолютом и ничего более, а мистик - это тот, кто достиг такого единения, но вовсе не тот, кто об этом рассуждает. Не знать о, но быть - вот отличительная черта истинного посвященного.
   Трудность заключается в том, чтобы определить точку, в которой сверхчувственный опыт перестает быть только практическим и интересным продолжением чувственного опыта - так сказать, расширением границ существования - и вступает в ту безграничную жизнь, где Субъект и Объект, желающий и желаемое есть одно. Два состояния разделяет не четкая линия, но бесконечный ряд градаций. Посему мы должны внимательно вглядеться во всех пилигримов на этой дороге, узнать, если сможем, причины, побудившие их отправиться в путешествие, карты, которые они используют, багаж, который несут с собой, и конец, которого они достигают.
   Мы уже говорили, что конец, который предстает воочию взору мистика, - это сознательное единение с живым Абсолютом. Иногда он говорит о цели своих поисков как о "Божественной Тьме" или "Бездне Божества", но это все тот же Абсолют, Несотворенный Свет, омывающий Вселенную, и мистик - превосходя, как обычно, все человеческие способности выражения - может описать его только как темный. Однако существует - должен существовать - контакт "в различимом где" между каждым индивидуальным Я и этим Высшим Я, этой Окончательностью. У мистика подобное единение носит сознательный, личностный и законченный характер. "Он ощущает, - говорит св. Иоанн Креста, - определенный контакт души с Божественным и таким образом чувствует и ощущает Самого Бога". В большей или меньшей степени он прикасается к основному Бытию Божества - или, скорее, Оно прикасается к мистику, - а не только к его проявлениям в жизни. Именно это наиболее сильно и ярко отличает его от остальных людей и делает его науку, говоря словами Пэтмора, "наукой о самоочевидной Реальности". Вглядевшись вместе с мистиком в неисследованную основу, из которой проистекает Мир Становления, "вечно порождаемый в вечном Сейчас", мы сможем увидеть только леденящую тьму вечных отрицаний; но он за совпадением противоположностей узрит лик Совершенной Любви.
   Точно так же, как гений в искусстве является предельным воплощением способностей, присутствующих в зачаточном состоянии в каждом человеке, мистика можно назвать предельным воплощением, активным выражением способности, скрытой в каждом представителе человеческого рода, - способности к восприятию трансцендентной реальности. Многие люди за всю жизнь так и не ощущают хотя бы прикосновения этого мистического чувства. Тот, кто влюблялся в женщину и ощущал - как действительно должен ощущать каждый влюбленный, - что за вуалью общего термина "девушка" скрывается чудесная и невыразимая словами реальность; тот, кто влюблялся в природу и видел "ландшафт, озаренный божественным светом", - чарующая фраза для того, кто этого не видел на самом деле, но всего лишь научное утверждение для остальных; тот, кто влюблялся в Святость или, как мы говорим, "испытал преображение", - все они в какой-то момент действительно познали один из секретов этого мира.
   В такие моменты "Трансцендентальное Чувство, нахлынувшее из другой "части души", шепчет Пониманию и Ощущениям, что они что-то упустили. Что? Ни много ни мало - тайный план Вселенной. А что это за тайный план? Другая "часть души" понимает его в тишине, таким, как он есть на самом деле, однако может рассказать о нем Пониманию только на символическом языке переводчика - Воображения, другими словами, - только с помощью Видения".
   Здесь, в этой искре "части души", где дух, как говорит религия, "покоится в Боге, Который сотворил его", скрыт тот родник, который в равной степени питает творческое воображение и мистическую жизнь. Вновь и вновь что-то жалит сознание, и человек оказывается на духовном уровне, ухватывает мимолетные проблески "тайного плана". И тогда намеки удивительной истины, единства, дышащего невыразимым покоем, светятся во всех творениях, пробуждая в Я чувство любви, обожания и благоговения. Жизнь человека обогащается, ломаются барьеры личности, человек ускользает из мира ощущений, поднимается до вершин духа - и на краткий миг входит в необъятную жизнь Всего.
   Подобное предощущение Реального, лежащее в корне видимого мира и поддерживающее его жизнь, присутствует в измененной форме во всяком искусстве - вероятно, точнее бы было сказать "должно присутствовать", если это искусство достойно оправдания как возвышенная форма опыта. Именно это предощущение придает произведениям искусства присущую им жизненную силу, странную власть вызывать острые эмоции, наполовину мучительные, наполовину радостные, которые сбивают с толку более рациональных интерпретаторов. Мы знаем, что нас не могут удовлетворить ни картина, нарисованная с "фотографической точностью", ни здание, которое одновременно и красиво, и удобно, ни новелла, совершенно точно отражающая жизнь. Трудно сказать, почему это так, если только не предположить, что эти вещи пренебрегли своей обязанностью, заключающейся не в том, чтобы воспроизводить иллюзии обыкновенных людей, но в том, чтобы ухватить и передать нам нечто из "тайного плана", из той реальности, которую до некоторой степени способно воспринять сознание художника. "Живопись, так же как музыка и поэзия, существует и торжествует в бессмертных мыслях", - говорит Блейк. "Сила, обогащающая жизнь", которая признается высшим качеством хорошей живописи, берет свое начало из контакта разума художника с миром архетипов - или, если угодно, трансцендентным миром, истиной, лежащей в основе вещей.
   Критик, в котором поэтическая одаренность создала необычный союз интуиции и учености, свидетельствует о той же истине, когда говорит об идеалах, влиявших на раннюю китайскую живопись: "В этой теории каждое произведение искусства понимается как воплощение гения ритма, проявляющего живой дух вещей с более ясной красотой и интенсивностью, чем громоздкие формы сложной материи могут быть донесены до наших чувств видимым миром вокруг нас. Картина мыслится как некий призрак из более реального мира существенной жизни".
   "Более реальный мир существенной жизни" - это как раз тот мир, где обитает "свободная душа" великого мистика, парящая как шестикрылый серафим пред ликом Абсолюта. Художник также может пересечь границы этого мира в краткий миг творения, однако он не может оставаться там долго. Он возвращается к нам, принося известия с восклицанием Данте на устах:
   Мистик может - и даже вынужден - сказать вместе со святым Бернардом: "Мои тайны - для меня". Как бы он ни старался, его запинающийся благоговейный лепет вряд ли поймет кто-нибудь, кроме тех, кто уже находится в пути. Однако художник не может позволить себе такого. На него возложена обязанность выражать хотя бы часть того, что он воспринимает. Он вынужден говорить о своей любви. В его культе Совершенной красоты вера должна уравновешиваться работой. С помощью холста и символов он должен донести свое свободное видение, мимолетный образ неопалимой купины, до остальных людей. Художник служит посредником между своими собратьями и Божественным, ибо искусство - это ниточка, связывающая видимость с реальностью.
   Однако мы не называем мистиком каждого, кто способен к частичному или художественному предощущению реальности, точно так же, как мы не называем музыкантом каждого, кто учится играть на рояле. Истинный мистик - это человек, у которого подобная способность превосходит чисто художественное состояние или состояние видений и поднимается до уровня гениальности; его трансцендентальное сознание способно доминировать над обычным, а сам он решительно бросается в объятия Реальности. Как художник состоит в определенных отношениях с миром явлений, воспринимая ритмы и открывая истину и красоту, скрытые от остальных людей, точно так же истинный мистик состоит в определенных отношениях с трансцендентным миром, где он ощущает совершенно реальные напряженность и восторг, которые мы, однако, не можем себе представить. Его сознание трансформируется определенным образом, он живет на совершенно другом уровне восприятия по сравнению с остальными людьми, и это, конечно же, означает, что он видит иной мир, ибо тот мир, который мы знаем, есть воздействие отдельных сторон реальности на нормальное неизмененное сознание. Поэтому мистицизм - это не изолированное видение, не мимолетный отблеск реальности, но законченная система жизни с собственными правами и обязанностями. И как остальные люди погружены в естественную или интеллектуальную жизнь и реагируют на нее, точно так же мистик погружен в духовную жизнь и реагирует на нее. Он стремится к тому окончательному отождествлению с интересами этой жизни, которое он называет "Единение с Богом". Мистиков называли одинокими душами, однако более правильно их можно было бы назвать одинокими телами, ибо их крайне общительные души посылают и принимают сигналы со всех сторон.
   Поскольку восприятие порождает обостренную жажду выражения, художник пытается донести до нас в цвете, звуке или словах какой-нибудь намек на увиденный им отблеск истины. Однако тот, кто пробовал сделать это, знает, какую ничтожно малую долю видения удается передать даже при самых благоприятных обстоятельствах. Точно так же и мистики упорно пытаются открыть свою тайну миру, который совсем к этому не расположен. Но задача здесь осложняется неимоверно. Во-первых, существует огромная несоразмерность между невыразимым опытом и теми средствами языка, которые позволяют максимально близко выразить его. Во-вторых, между разумом мистика и разумом мира лежит огромная пропасть. Он должен околдовать своих слушателей, хотя бы частично захватить их в свое состояние, прежде чем они смогут что-то понять.
   Если бы мистик был музыкантом, вероятно, он смог бы передать послание другим музыкантам через свое искусство, причем гораздо более точно, чем это позволил бы ему сделать язык, ибо следует помнить, что только из соображений удобства мы предпочитаем слова всем иным формам выражения. Они настолько хорошо соответствуют явлениям и предметам физической реальности, что мы забываем об их весьма слабой связи с вещами трансцендентными. Даже художник, прежде чем пользоваться словами, переставляет их в порядке, диктуемом законами ритма, бессознательно подчиняясь правилу, согласно которому все искусства "стремятся достичь состояния музыки".
   Это же относится и к мистикам. Мистицизм, самое романтическое приключение, с некоторой точки зрения, - искусство искусств, их источник, но также их завершение, - вполне естественно обнаруживает теснейшие соответствия в самых чисто художественных и наиболее глубоко значимых формах выражения. Таинство музыки редко осознается теми, кто с легкостью принимают ее дары. Тем не менее из всех искусств только музыка наряду с великой мистической литературой обладает способностью пробуждать в нас отклик на движение жизни вселенной, доносить до нас - мы сами не знаем как - ее торжествующую страсть и несравнимый покой. Бетховен слышал всю песнь Реальности, и отдельные ее куплеты выскользнули в мир, когда он попытался донести услышанное до наших ушей.
   Средневековый ум - по природе своей гораздо более мистический, чем наш, а потому намного острее осознававший ту роль, которую гармония ритмов играет в мирах природы и милосердия, - придавал музыке космическое значение, распознавая ее влияние во многих явлениях, которые мы сейчас приписываем действию мрачной фикции - Закона. "Существует три рода музыки, - говорил Гуго Сен-Викторский, - музыка миров, музыка человечества и музыка инструментов. Музыка миров состоит из музыки элементов, планет и времени. Музыка элементов состоит из музыки чисел, весов и мер. Музыка планет состоит и; музыки мест, движения и природы. Музыку времени составляют музыка дней или превратностей света и тьмы, музыка месяцев или роста и убывания луны и музыка лет или смены весны, лета, осени и зимы. Музыка человечества - это музыка тела души и их соединения". Таким образом, жизнь видимой и невидимой вселенной включена в Божественную фугу.
   По крайней мере один из созерцателей, Ричард Ролл из Хэмпола, "отец английского мистицизма", остро осознавал музыку души, усматривая в ней соответствие со взвешенной гармонией духовной вселенной. В его чарующих описаниях внутреннего опыта, относящихся к жемчужинам мистической литературы, больше всего обращает на себя внимание постоянное и намеренное использование музыкальных образов. Кажется, что только они могут охватить и передать его восприятие Реальности. Состояние радостной пробудившейся любви, которого Ролл достигает в конце очищения, - это прежде всего состояние Песни. Он не "видит" духовный мир, но "слышит" его. Для него, так же как и для Франциска Ассизского, это - "небесная мелодия, нестерпимо сладостная".
   Подобный символизм - живой символизм опыта, действия и утверждений - по-видимому, почти неизбежен в мистическом выражении. Разум должен использовать соответствующие способы для того, чтобы его трансцендентальное восприятие - совершенно не связанное по своей сути с теми явлениями, с которыми умеет работать интеллект, - хоть каким-нибудь образом могло быть донесено до поверхностного сознания. Бывает так, что символ и то, что он представляет, сплавляются в этом сознании, и тогда мистик воспринимает свой опыт как "видения" или "голоса": это - одеяние, покров, окутывающий Реальность, в которой не способен жить и на которую не способен смотреть ни один человек. Природа этого покрова в большой степени обусловлена характером человека - упомянем явный уклон Ролла в сторону музыки и пристрастие святой Катерины Генуэзской к абстрактным понятиям огня и света, - а также теологическим образованием и окружающей средой. В качестве примеров можно привести крайне догматические видения святой Гертруды, Сузо, святой Катерины Сиенской, блаженной Анжелы из Фолиньо и, в первую очередь, святой Терезы, чей удивительный самоанализ оказался классическим отчетом о попытках разума перевести трансцендентальное ощущение в понятия, с которыми он может работать.
   Тем не менее величайшие мистики - Рейсбрук, св. Иоанн Креста и та же святая Тереза на более поздней стадии - четко различали невыразимую Реальность, которую они воспринимают, и образ, которым они ее описывают. Вновь и вновь повторяют они вместе с Дионисием и Экхартом, что объект их созерцания "не имеет образа"; или вместе с св. Иоанном Креста - что "душа никогда не сможет достичь высот божественного единения, насколько это вообще возможно в этой жизни, с помощью каких бы то ни было форм или фигур". Поэтому предпринимаемые иногда попытки отождествить мистицизм с подобными формами и фигурами - с видениями, голосами, "нисхождениями благодати" и прочими анормальными явлениями - явно порочны.
   "Наивысшее и самое божественное из того, что дано нам знать и видеть, - смиренно говорит Дионисий Ареопагит, - это всего лишь символический язык вещей, подчиненных Тому, Кто превосходит их все. Посредством этих вещей человеческий разум воспринимает Его непостижимое Присутствие в высотах Его Святого Царства".
   Мистик, как правило, не может обойтись вовсе без символов и образов, как ни мало они адекватны его видениям, ибо для того, чтобы передать опыт, его необходимо выразить, а сделать это возможно только окольными путями, с помощью намеков или параллелей, которые смогут стимулировать спящую интуицию читателя и донести - как это делает всякий поэтический язык - нечто из области, лежащей за пределами поверхностного сознания. Именно поэтому большую роль в мистических сочинениях играют символизм и образное представление, а также тот ритмичный и возвышенный язык, который пробуждает в чувствительных натурах томительный экстаз мечты. Тесная связь между ритмом и возвышенным состоянием сознания слабо понимается до сих пор. Ее дальнейшее исследование, возможно, прольет больше света на онтологические и психологические проблемы.
   Мистическое восприятие - в не меньшей степени, чем музыкальное или поэтическое, - естественным образом стремится (хотя мы не знаем почему) выразиться в ритмической форме - черта, которая явно заметна в сочинениях, написанных в автоматическом состоянии. Этот закон настолько устойчиво проявляется у отдельных личностей, что барон фон Хюгель использовал наличие или отсутствие ритма в качестве теста - для того чтобы отличить гениальные высказывания святой Катерины Сиенской от тех, которые ей приписали последующие пересказчики легенды.
   Мистик, который часто бывает еще и художником слова, совершенно естественно использует всевозможные типы символического языка, иногда просто забывая объяснить, что его высказывания - всего лишь символы, безнадежная попытка перевести истину того мира на язык красоты этого. Именно здесь мистицизм объединяется с поэзией и музыкой, и если бы этот факт всегда осознавался его критиками, они избежали бы множества нелепых и достойных сожаления заблуждений. Символ - одеяние, которое духовное заимствует из материальной плоскости, - есть форма художественного выражения. Говоря другими словами, его надо воспринимать не буквально, а как средство внушения, хотя художник, использующий его, может иногда терять из виду это различие. Поэтому тот, кто думает, что за "Духовным Бракосочетанием" св. Катерины и св. Терезы скрывается извращенная форма сексуальности, что видение Священного Сердца подразумевает невероятное анатомическое ощущение, а божественное опьянение в практике суфиев представляет собой апофеоз пьянства, тот всего лишь выставляет напоказ собственное непонимание механизмов искусства, подобно даме, которая считала, что Блейк просто должен был быть сумасшедшим, ибо говорил, будто касался неба кончиками пальцев.
   Изучение трудов мистиков, скромная попытка "идти в ногу" с их разумом вызывает - точно так же как музыка и поэзия, но в гораздо большей степени - странное оживление, как если бы мы оказались рядом с могущественным источником Бытия, на грани открытия секрета, который все ищут. Анализируя использованные символы или слова, мы видим, что сами по себе они не могут вызвать подобного эффекта. Дело скорее в том, что эти послания пробужденного трансцендентального Я другого человека оживляют наше собственное Я, дремлющее в глубине каждого из нас. В сущности, мистические сочинения, представляющие полученное из первых рук описание истинного опыта, можно расценивать в зависимости от их способности пробудить в читателе ощущение возвышенной или более обширной жизни. "Все мистики, - утверждает Сен-Мартен, - говорят на одном языке, ибо все они происходят из одной страны". Глубокая неумирающая жизнь внутри нас тоже происходит из этой страны, и она узнает голос родины, хотя и не всегда может понять смысл сказанного.
   Возвращаясь к нашему первоначальному намерению - определению, насколько это возможно, характерных черт истинного мистицизма, - я полагаю, что мы достигли точки, в которой знаменитые "четыре признака" мистического состояния по Уильяму Джеймсу - Невыразимость, Духовность, Преходящесть и Пассивность - уже не могут удовлетворить нас. Вместо них я предлагаю сформулировать, проиллюстрировать и, я надеюсь, обосновать четыре других правила, или замечания, которые можно использовать как тест по отношению к каждому, кто претендует на звание мистика.
      -- Истинный мистицизм носит активный и практический характер, а не пассивный и теоретический. Это - органичный жизненный процесс, нечто такое, чем действительно занято все Я, а не то, о чем его интеллект имеет мнение.
      -- Цели мистика - полностью трансцендентальные и духовные. Он ни в коей мере не имеет намерения добавлять, исследовать или улучшать что бы то ни было в видимой вселенной. Мистик отбрасывает прочь эту вселенную даже в ее сверхнормальных проявлениях. Хотя он и не пренебрегает, как утверждают его враги, обязанностями перед многими, его сердце всегда направлено к неизменному Одному.
      -- Это Одно для мистика представляет не только Реальность всего, что есть, но живой и личностный Объект Любви, и никогда - объект исследования. Мистик всем своим существом стремится домой, но его всегда ведет сердце.
      -- Живое единение с Одним - конечная цель мистика - есть определенное состояние, или форма, улучшенной жизни. Его нельзя достигнуть ни путем интеллектуального осознания его благ, ни путем острейшего эмоционального стремления. Хотя и то и другое может присутствовать, этого не достаточно. Необходим трудный психологический и духовный процесс - так называемый Мистический Путь, - влекущий за собой полную перестройку личности и освобождение новой или, скорее, скрытой формы сознания, приводящей Я в состояние, иногда неточно называемое "экстазом", но которое лучше именовать Состоянием Единения.
   Таким образом, мистицизм - это не мнение и не философия. Он не имеет ничего общего с поисками оккультных знаний. С одной стороны, это - не только способность созерцать Вечность; с другой стороны, его нельзя отождествлять с какими-либо проявлениями религиозной эксцентричности. Мистицизм - это название органичного процесса, который подразумевает совершенное воплощение Любви к Богу, получение бессмертного наследия человека здесь и сейчас, или если угодно - ибо это означает в точности то же самое, - искусства установления сознательной связи с Абсолютом.
   Движение мистического сознания к этому свершению представляет собой не просто внезапно открытый доступ к ошеломляющему видению истины, хотя душа и может удостаиваться таких ослепительных мгновений. Это, скорее, упорядоченное движение ко все более высоким уровням реальности, ко все более тесному отождествлению с Бесконечным. "Мистический опыт, - говорит Ресежак, - завершается словами "Я жив, но не Я, а Бог во мне". Подобное ощущение тождественности, естественное завершение мистической активности, имеет очень важное значение. На ранних стадиях мистическое сознание ощущает Абсолют в противопоставлении Я... По мере того как деятельность мистика продолжается, оно [сознание] стремится отбросить это противопоставление... В конце концов мистическое сознание становится обладателем ощущения Сущности одновременно большей, чем Я, и тождественной с ним - достаточно великой для того, чтобы быть Богом, и достаточно личной для того, чтобы быть мною".
   Это именно то мистическое единение, которое может быть единственным воплощением мистической любви, ибо
   История мистицизма - это история проявлений этого закона на уровне реальности.
   Теперь посмотрим, насколько наши утверждения соответствуют практике великих мистиков и разнообразным формам деятельности, которые в то или иное время назывались мистическими.

Мистицизм носит практический, а не теоретический характер.

   Взятое само по себе, это утверждение, конечно же, не достаточно для того, чтобы определить мистицизм, ибо оно с равным успехом относится и к магии, которая также предлагает что-то сделать, а не только во что-то поверить. Однако оно входит в противоречие с мнением тех, кто полагает, будто мистицизм - это "реакция врожденного платоника на религию".
   Различие между подобными набожными философами и истинными мистиками - это различие, которое провел Джордж Тиррелл между откровением и теологией. Мистицизм, как и откровение, есть явление окончательное и личное. Это не только прекрасная и наводящая на размышления схема, но и опыт в его наиболее интенсивной форме. Говоря словами Плотина, такой опыт - это путешествие души в одиночестве, "полет Одинокого к Одинокому". Оно поставляет материал, который обдумывает мистическая философия, точно так же, как теологи размышляют над откровениями, формирующими основу веры. Поэтому если мы относим кого-то к мистикам, мы подразумеваем, что он должен был предчувствовать Истину, которая являлась для него абсолютной, и действовать в соответствии с этим предчувствием. Точно так же, если мы признаем, что кто-то "знал доктрину", мы подразумеваем, что он должен был "прожить жизнь", подчиненную внутренней работе Мистического пути, а не только рассуждать о мистическом опыте других. Мы не можем полностью обойтись без христианских платоников и философов-мистиков. Они - наши ступеньки на пути к более высоким вещам, именно они интерпретируют для нашего вялого разума, опутанного миром ощущений, яркие образы тех, кто говорит с нами из измерения другой Реальности. Однако они не более мистики, чем верстовые столбы на дуврской дороге - путешественники в Кале. Иногда их слова - грустные речи тех, кто знает, но не может быть, - порождают мистиков; так внезапный образ маяка пробуждает в мальчишке дух приключений.
   Кроме того, есть множество примеров истинных мистиков, занимавшихся, подобно Экхарту, философским обсуждением собственного опыта - к вящей пользе мира. Были и философы-платоники - здесь наиболее характерным примером может служить Плотин, - далеко вышедшие за пределы своей философии и отказавшиеся от построения схем, в любом случае несовершенных, которые хотя бы намекали на реальность переживаемого ими опыта. Следует перефразировать приведенный выше афоризм и сказать более точно: платонизм - это реакция интеллектуала на мистическую истину.
   Вновь и вновь великие мистики говорят нам не о том, как они рассуждают, но о том, как действуют. Для них переход от жизни ощущений к жизни духа - это огромное предприятие, которое требует усилий и настойчивости. Парадоксальное "спокойствие" созерцателей есть всего лишь внешняя тишина, необходимая для внутренней работы. Любимые символы мистиков - это символы действий: битва, поиск, паломничество.
   Те, кто полагает, будто мистический опыт есть лишь приятное осознание Божественного в мире, ощущение "инаковости" вещей, купание в лучах Несотворенного Света, - те только играют с Реальностью. Истинное мистическое достижение - это законченное и наиболее трудное из доступных человеку выражение жизни. Это одновременно акт любви, акт отречения и акт высшего восприятия - триединый опыт, в котором встречаются и получают удовлетворение три вида деятельности Я. Религия могла бы дать нам первое, а метафизика - третье, но только благодаря мистицизму нам доступен промежуточный акт в этом ряду - существенная связь, объединяющая все три действия в одно. "Тайны, - говорит святая Катерина Сиенская, - открываются другу, ставшему одним целым с тобой, а не слуге".

Мистицизм - это чисто духовная деятельность.

   Это правило накладывает еще большие ограничения, которые, несомненно, исключают всех тех, кто практикует магию и магические религии даже в их наиболее возвышенных и наименее материалистических формах. Позднее, когда мы обратимся к рассмотрению этих личностей, мы увидим, что их цель - в общем-то не обязательно незаконная - заключается в том, чтобы улучшить и разъяснить видимое с помощью невидимого; использовать сверхъестественные способности Я для того, чтобы увеличить силу, достоинства, счастье или знание. Мистик никогда не действует таким образом и не пытается комбинировать преимущества двух миров. В конечной стадии своего развития он познает Бога через единение, и эта прямая интуиция Абсолюта убивает все менее страстные желания. Мистик обладает Богом, и больше ему ничего не нужно. Хотя он беспрестанно будет посвящать себя служению другим людям и станет "посланником Вечной Доброты", он лишен сверхчувственного честолюбия и не жаждет оккультного знания или способностей. Когда глаза мистика смотрят в вечность, а его сознание погружено в нее, он легко переносит запутанность времени. "Его дух, - говорит Таулер, - погружен в Бездну Божества и теряет осознание различий между всеми творениями. Все вещи собираются воедино в божественной сладостности, и человеческая сущность настолько пронизывается сущностью божественной, что человек теряется в ней, как капля воды в бочонке крепкого вина. Таким образом, дух человека настолько погружен в Бога в божественном единении, что он утрачивает всякое ощущение различий... и остается лишь тайное, безмолвное единение, не имеющее цвета и ничем не омраченное". "Я не желаю, - говорит святая Катерина Генуэзская, - ничего, что исходит от Тебя, но только Тебя, о сладостная Любовь!" "Каким бы богатством этого мира, - добавляет Рабиа, - Ты ни собирался одарить меня, одари им лучше Твоих врагов, и каким бы богатством того мира Ты ни собирался одарить меня, одари им лучше Твоих друзей. Для меня достаточно самого Тебя!" "Душа, - говорит Плотин в одном из своих наиболее проникновенных отрывков, - достигнув желаемого конца и став частью Божества, поймет, что перед ней - источник истинной жизни. Ей не нужно будет больше ничего, и, более того, она вынуждена будет оставить все прочее, чтобы сосредоточиться только на этом одном, отбрасывая то, что ее окружает".

Мистицизм влечет за собой определенный психологический опыт.

   Другими словами, он проявляет себя не только как позиция разума и сердца, но и как форма органической жизни. Это не только теория интеллекта или желание сердца, пусть даже страстное. Он подразумевает организацию всего Я, сознательного и бессознательного, под принуждением этого желания; перестройку всей личности на более высоком уровне ради трансцендентной жизни. Мистики подчеркивают, что духовное желание бесполезно, если оно не порождает трудное движение всего Я к Реальному.
   Так, в описании одного из видений Мехтильды Магдебургской "душа сказала Желанию: "Ступай разыщи, где живет мой Возлюбленный, и скажи Ему, что я умираю от любви". И Желание поспешило вперед, ибо оно нетерпеливо от природы и весьма стремительно, и достигло Рая, и у врат его воскликнуло: "Господь всемогущий, впусти меня!" И Бог сказал: "Ответь вначале, что привело тебя?" И Желание отвечало: "Разве Ты не знаешь, Господи, что источник жизни иссох для моей госпожи. Устремись же у ней потоком, чтобы он подхватил ее, иначе она умрет, как рыба на прибрежном песке". "Возвращайся к ней, - ответил Господь, - ты не можешь войти ко Мне, если не приведешь вначале свою госпожу, ибо если это душа поистине жаждущая, в ней одной Я найду утешение"".
   Мы уже говорили о том, что полное мистическое сознание устремляется в двух различных направлениях. Следовательно, существуют и две различные стороны полного мистического опыта: во-первых, видение или осознание Абсолютного Совершенства и, во-вторых, внутреннее преобразование, к которому Видение понуждает мистика, чтобы он мог в некоторой степени стать достойным того, что видит, мог бы занять свое место в порядке Реальности. Он видел Совершенное; он также хочет быть совершенным. Он чувствует, что "третьей частью", необходимым мостом между Абсолютом и Я может быть только нравственная и духовная трансцендентность - иными словами Святость, - поскольку "единственное средство достичь Абсолюта заключается в том, чтобы приспособить себя к Нему". Нравственные добродетели, таким образом, оказываются для мистика обязательными "украшениями Духовного Бракосочетания", как называл их Рейсбрук; однако их наличия далеко не достаточно для такого брака. Если в мистике не пробуждается импульс к моральному совершенствованию, не начинается работа внутренней жизни, то он - не мистик, хотя вполне может быть пророком, визионером или "мистическим" поэтом.
   Более того, процесс "трансмутации", перестройки Я на более высокие уровни приводит к возникновению в поле сознания того "жизненного центра", тех бессознательных духовных восприятий, которые составляют первичный материал опыта мистика. Завершение и цель этой "внутренней алхимии" - приведение всего Я в состояние сознательного и постоянного единения с Абсолютом, когда человек, поднимаясь на вершину своей человеческой сущности, вступает в жизнь, для которой он предназначен. В своем движении к единению субъект обычно проходит через определенные вполне отчетливые фазы, составляющие то, что называется "Мистическим Путем". Эта основополагающая концепция исключает из истинного мистического царства сентиментальную и эмоциональную набожность, визионистскую поэзию и, в не меньшей степени, мистическую философию. Она возвращает нас к нашему первому предложению - о конкретной и практической природе мистической деятельности.
   Для того чтобы создать мистика, требуется нечто большее, чем понимание Бога и страсть к Абсолюту, Последние должны сочетаться с соответствующей психологической составляющей, с натурой, способной к необычайной концентрации, возвышенно-нравственным эмоциям, нервной организации художественного типа. Все это необходимо для успешного развития жизненного процесса мистика. Существенные стадии этого процесса всегда можно проследить, изучая опыт мистиков, оставивших нам описания собственной жизни. Во второй части этой книги мы обсудим их более подробно. Ролл, Сузо, святая Тереза и многие другие оставили нам очень ценные для сравнения образцы самоанализа; благодаря им мы видим, насколько упорна и целеустремленна и насколько далека от обычной эмоциональной или интеллектуальной деятельности та дисциплина, посредством которой "око, вперенное в Вечность" становится тем, что оно есть. "Один из отличительных признаков истинного мистика, - говорит Лейба, которого, как мы уже упоминали, вряд ли можно отнести к сочувствующим свидетелям, - это упорство и героизм в его стремлении к определенным нравственным идеалам". "Он - пилигрим внутренней Одиссеи", - говорит Пашо. Мы можем восхищаться и удивляться приключениям мистика и открытиям, которые он совершает по пути, но для него самого путешествие и конечная цель едины. "Путь, на который мы вступаем, - это королевский путь, ведущий на небеса, - говорит святая Тереза. - Странно ли, что завоевание такого сокровища будет стоить нам достаточно дорого?"
   Одно из множества косвенных свидетельств в пользу объективной реальности мистицизма заключается именно в том, что ступени этого пути, психология этапов духовного подъема, как они описаны различными школами созерцания, представляют всегда практически одну и ту же последовательность состояний. "Школа святых" никогда не считала необходимым выполнять учебный план точно к определенному сроку. Психолог не испытывает никаких затруднений, чтобы, например, согласовать "ступени Молитвы", описанные святой Терезой, - Воспоминание, Умиротворение, Единение, Экстаз, Восторг, "Божественную Боль" и "Духовное Бракосочетание" души - с четырьмя формами созерцания, перечисленными Гуго Сен-Викторским, или суфийскими "Семью Стадиями" вознесения души к Богу, которое начинается с преклонения (adoration) и завершается духовным бракосочетанием. Каждый путник может выбирать различные вехи на пути, но, сравнивая их, мы ясно видим, что путь один.
   Как закономерный вывод из этих четырех правил, вероятно, следует повторить уже сказанное: истинный мистик никогда не ищет своего. Он не ставит своей целью, как думают некоторые, получение сверхъестественного удовольствия или удовлетворение высоких амбиций. Мистик отправляется в свой поиск не потому, что он желает счастья, даруемого Блаженным Видением, экстаза от единения с Абсолютом или какой-либо иной личной награды. Самая благородная из всех страстей, страсть к совершенству ради Любви, неизмеримо сильнее, чем желание трансцендентального удовлетворения. "О Любовь, - восклицает святая Катерина Генуэзская, - я желаю следовать за тобой не ради этих удовольствий, но лишь ведомая истинной любовью". Те, кто поступает иначе, - это, по метким словам св. Иоанна Креста, просто "духовные обжоры" или, используя более мягкую метафору, маги высокого пошиба. Истинный мистик ничего не обещает и ничего не требует. Он идет, ибо он должен идти, подобно тому как Галаад шел к святому Граалю - зная, что для того, кто способен этим жить, лишь это одно и есть жизнь. Мистик никогда не успокаивается в поиске Бога, который он считает выполнением своей наивысшей обязанности, хотя у него и нет никакой уверенности в успехе. Вместе со святым Бернардом он полагает, что "Только Тот есть Бог, Которого никогда не ищешь напрасно, даже если Его невозможно найти". Вместе с Мехтильдой Магдебургской он слышит голос Абсолюта в своей душе: "О душа, прежде этого мира Я жаждал тебя, и ныне Я жажду тебя, а ты - Меня. Поэтому когда наши два желания объединятся, Любовь насытится".
   Подобно "пылкому влюбленному" в романах, мистик служит без всякой надежды на награду. Однако один из многих парадоксов духовной жизни заключается в том, что он получает удовлетворение именно потому, что не ищет его; становится обладателем цельной личности именно потому, что от нее отказывается. "Достижение, - говорит Дионисий Ареопагит, - происходит только благодаря искреннему, естественному и полному отказу от себя и от всех вещей". Только с исчезновением Я приходит насыщение любви. Если бы мистика спросили о причинах его часто необычного поведения, его сурового и настойчивого поиска, он вряд ли назвал бы возвышенное просветление или невыразимое удовольствие. Скорее он ответил бы словами Якоба Бёме: "Я пришел к этому значению, работе и знанию не посредством моих собственных рассуждений, воли или целеустремленности; я не искал ни этого знания, ни чего-либо с ним связанного. Я искал только сердце Бога, чтобы укрыться в нем".
   "Живы мы или мертвы, - говорит Павел, - мы принадлежим Господу". Мистик - это реалист, для которого подобные слова представляют не догму, но приглашение - приглашение душе достичь наполненности жизни, для которой она предназначена: "потерять себя в Том, что невозможно увидеть и чего нельзя коснуться; отдать себя верховному Объекту и перестать принадлежать как себе, так и всем прочим; объединиться с Неизвестным самой благородной своей частью, отказавшись от знания; и наконец, вынести из этого абсолютного невежества то знание, которого понимание не способно достичь". Таким образом, мистицизм представляет для пробужденного человеческого духа "путь вовне", излечивая незавершенность человека, из которой исходит наше божественное беспокойство. "Я уверен, - говорит Экхарт, - что если бы душа в совершенстве постигла смысл бытия, она никогда не отвернулась бы от него". Мистики никогда и не отворачивали свой взор, ибо для них это было бы актом саморазрушения. Здесь, в мире иллюзий, говорят они, для нас нет вечного города, и если для вас - это всего лишь предложение, то для нас - это центральный факт жизни. "Поэтому необходимо поторопиться с уходом отсюда, отделиться - в той мере, в какой мы способны это сделать, - от сковывающего нас тела, чтобы всем своим Я мы могли обнять Божество, чтобы каждая наша частичка соединилась с Ним".
   Итак, подведем итоги. Мы видим, что мистицизм - это высоко специализированная форма того поиска реальности, возвышенной и законченной жизни, который характерен для человеческого сознания. Он в большой мере направляется "духовной искрой", трансцендентальной способностью, которая, хотя и является жизнью нашей жизни, остается за барьером сознания обыкновенного человека. Вырываясь наружу в мистике, она постепенно становится доминирующим фактором его жизни, подчиняя своим целям и обогащая за счет своего спасительного контакта с реальностью те жизненные силы любви и воли, которые мы приписываем сердцу. Побуждаемая любовью и волей, вся личность поднимается в акте созерцания или экстаза до уровня сознания, где начинает осознавать новое поле восприятия. Это осознание, этот "любящий взор", побуждает личность к новой жизни в соответствии с реальностью, которую она увидела. Подобная жизнь представляется настолько странной и возвышенной, что всегда вызывает у нормального человека либо страх, либо восхищение. "Если бы все великие христианские мистики, - говорит Лойба, - могли каким-то чудом быть собраны в одном месте, где в привычном для них окружении могли бы жить на свой манер, мир скоро бы осознал, что они составляют одно из наиболее изумительных и значительных отклонений, свидетелем которых был человеческий род".
   Таким образом, обсуждение мистицизма, рассматриваемого как форма человеческой жизни, распадается на два направления. К первому относится жизненный процесс мистика: перестройка его личности; метод, которым достигается присущее ему осознание Абсолюта; способности, развитые для удовлетворения требований мира явлений, но работающие в плоскости трансцендентального. Все это объединяется под общим названием "Мистический Путь", по которому Я проходит состояния, или стадии развития, обозначенные неоплатониками, а затем и средневековыми мистиками, как Очищение, Просветление и Экстаз.
   Ко второму направлению относится содержание мистического поля восприятия, откровение, благодаря которому созерцатели осознают Абсолют. Сюда включается рассмотрение так называемых доктрин мистицизма - попыток мистиков обрисовать нам мир, на который они взглянули, языком, пригодным лишь для описания мира, где обитает большинство из нас. Здесь возникает трудный вопрос символизма и символической теологии - подводный камень, о который разбились многие изложения мистиков. Наша задача будет заключаться в том, чтобы, насколько это возможно, снять облачение символизма и попытаться синтезировать эти доктрины - разрешить явные противоречия между объективным и субъективным откровением, путем отрицания и путем подтверждения, эманацией и имманентностью, отречением и обожествлением, Божественной Тьмой и Внутренним Светом и, наконец, выявить существенное единство опыта, посредством которого душа сознательно входит в Присутствие Бога.

Трансоанализ и личность.

   Одним из важных вопросов трансоанализа является теория личности. По трансоанализу личность состоит из:
   1. Сознание.
   2. Бессознательное (автоматизмы).
   3. Подсознательное.
   А. Высшее Я.
   Б. Сверх Я.
   В. Внутренние Я.
   Г. Скрытое Я
  
   0x08 graphic
0x01 graphic
  
  
  
   Схема 1 Структура психики.
  
   В тоже время трех угольным камнем трансоаналитической теории является учение о мистической личности. Мистическая личность - это личность у которой иные взгляды на жизнь, чем у обычного человека. Такая личность как правило занимается мистикой, оккультизмом, уфологией и другими учениями подобного характера. Поэтому одной из целей трансоанализа может состоять в том, что бы исследовать такую личность, в том числе ее развитие. Не стоит думать, что трансоаналитическая концепция , рассматривает только мистическую личность в том числе работает и с другими людьми несвязанными с мистицизмом
   Но в данной книги я хочу более подробно остановится на мистической личности и ее особенностях. Во второй части этой книги речь пойдет именно об этом.

Духовно - мистический кризис.

   Прежде чем говорить о духовно - мистическом кризисе давайте сначала разберемся, что такое кризис?
   Кризис - состояние, при котором невозможно дальнейшее функционирование личности в рамках модели поведения, даже если она целиком устраивала данного человека.
   В трансперсональной психологии есть понятие духовного кризиса, который можно определить как переломный и эмпирически трудные этапы глубокого психологического преображения, затрагивающее все существо индивида. Наконец самое время дать определение духовно - мистическому кризису:
   Духовно - мистический кризис - это переломный этапы в жизни индивида, как правило связанные с переживанием влияния "мистерии". Во многих случаях духовно - мистический кризис связан с перестройкой организма от обыденной жизни к мистической, например из - за искания человеком основных, специфических возможностей цель которых достижение состояния "просветления" или особого состояния которые испытывают шаманы проходя инициацию, как правило эти состояния вызывают кризис.
   В некоторых случаях при переживания такого опыта многие люди испытывают сильные духовные и мистические переживания и стрессы. Иногда - это сопровождается мистической болезнью, когда индивид на грани психического расстройства, в результате перенесения духовно - мистического преображения.
   В других случаях духовно - мистический кризис возникает в результате неправильного использования различных духовных практик основанных на различного рода медитациях, практиках буддизма и йоги.
   Иногда духовно - мистический кризис путают с духовным кризисом - это совершенно не правильно. Духовный кризис - это все таки глубинные духовное преображение без влияния "мистерии". Такая путаница произошла из - за некоторых работ Станислава Грофа, который объединил духовный и мистический переживания и назвал их трансперсональными. Гроф изучал особое состояние сознания с помощью ЛСД сеансов. С Гроф собрал огромное количество информации данных об этих сеансов. Потом ЛСД запретили и Гроф создал так называемое холотропное дыхание, эффект от них так же походил на ЛСД - сеансы.
   Однако не ЛСД сеансы не холотропное дыхание не вызывает тех же переживаний, что появляются в результате просветления и шаманских инициаций. А в некоторых случаях холотропное дыхание может быть и опасно в том числе оно может вызывать различные негативные психологические реакции также негативное воздействие на мозг.
   Сейчас я предлагаю более подробно поговорить о мистической болезни, что это такое и как оно проходит:
  

Мистическая болезнь.

   Священнослужителям и православным врачам известны трагические последствия лечения людей у экстрасенсов, биоэнергетиков и колдунов. Если это не просто шарлатаны, а действительно экстрасенсы, то в ряде случаев обращающиеся к ним могут получать облегчение или даже исцеление от своих заболеваний. Но по прошествии нескольких месяцев, реже - года (по наблюдениям о. Анатолия Берестова, чаще - от 2 до 6 мес.) болезнь возвращается с новой силой, лечить ее становится гораздо сложнее, часто поражаются и другие органы, развиваются тяжелые психические нарушения, приводящие подчас к самоубийству.
   Духовно-врачебный опыт Душепопечительского центра имени святого праведного Иоанна Кронштадтского (г. Москва), руководитель профессор доктор медицинских наук, иеромонах Анатолий Берестов) по работе с людьми, лечившимися у так называемых целителей, позволяет выделить следующие синдромы "оккультной болезни".

 

Изменение характера

 

   В результате увлечения суевериями или оккультной практикой может сформироваться характер, которому свойственно "ослиное упрямство". Такому человеку никто ничего не может посоветовать: он отвергает любые разумные доводы. Его девиз гласит: "Головой о стену!" Такие люди очень сильно страдают от своего характера и часто говорят друзьям: "Когда-нибудь мое ослиное упрямство меня погубит!".
   Некая благочестивая дама, в юности занимавшаяся столоверчением и гаданием на картах, страдала от необычайной жесткости своего характера. Почти ничто не могло ее взволновать. "У меня каменное сердце, - говорила она. - Я страдаю от своего жестокосердия!"
   Один мужчина, очень сильно интересовавшийся знаками зодиака и внимательно изучавший гороскопы, стал мрачным и необщительным. Он с большим трудом вступал в общение с другими людьми и жил очень замкнуто.
   Другая женщина любила гадать на картах и интересовалась предсказаниями. Она постоянно ссорилась со своей семьей и друзьями. Ссоры стали поистине главным в ее жизни.
   Еще одним результатом оккультного гнета является чувство непримиримости. Человек, под-верженный ему, не может примириться с другими, не может попросить прощения и сам простить, даже если хочет этого. "Я вообще не хочу мириться!" - призналась мне одна женщина.
   В результате оккультной тирании может возникнуть жадность или непомерная расточительность, которые сильно осложняют жизнь и тяготят человека.
   Всякий, кто раздражается по малейшему пустяку, по-видимому, тоже платит долги. Встречаются люди, которые раздражаются постоянно, и даже если такой человек считает, что все дело в его характере, перед нами все равно проявления ненормального поведения.
   Еще в детстве одна женщина была исцелена с помощью магии. Потом она стала хорошей христианкой, но часто раздражалась по всякому пустяку. Она очень сильно страдала от своего характера и, только став на путь освобождения, ощутила, что Иисус Христос полностью избавил ее от этого гнета.
   К изменениям, происходящим в характере, относится и вспыльчивость. Можно с уверенностью сказать, что вспыльчивый характер не относится к тем характерологическим особенностям, которыми Бог наделил нас на нашем жизненном пути. Такой человек может говорить: "Вспыльчивый характер я унаследовал. Я просто все время веду себя несдержанно". В действительности такие слова являются всего лишь самооправданием. Человек пытается сдерживаться, но это у него не получается. Вспыльчивый характер может представлять собой ту цену, которую нам приходится уплатить, и, тем не менее, вовсе нет необходимости оставаться вспыльчивыми всю жизнь. Бог может освободить нас и от этого. Один молодой человек не только не мог бросить курить, но и был очень вспыльчивым. Он и сам боялся этих вспышек гнева. Мать лечила его с помощью различных оккультных методов, и в результате молодой человек стал очень несдержанным. "Если бы я раньше знал о настоящем пути к свободе, - признавался он, - я бы не мучился так долго из-за своего вспыльчивого характера. Благодарю Бога за то, что Он освободил меня от этого!"
   Изменения характера, возникающие в результате оккультной практики, всегда приводят к негативному поведению. Божий враг предлагает нам на первый взгляд заманчивую помощь, однако, в действительности оказывает очень плохую услугу. В любом случае за дьявольские услуги нам приходится платить крайне высокую цену. Такая помощь не стоит того, чтобы к ней обращаться. Бог вознаграждает наше доверие, и от Него мы получаем истинную помощь и настоящую свободу.

 

Депрессия

 

   Сегодня депрессия занимает видное место среди психических заболеваний. Депрессия может иметь разный характер: например, депрессия от изнурения, возникающая у домохозяек, рабочих и студентов, депрессия, вызванная так называемым "кризисом среднего возраста", депрессия, связанная с уходом на пенсию, а также со многими другими внешними причинами.
   Если причиной депрессии являются органические изменения, тогда, конечно, надо обратиться к врачу, и, после того как он поставит диагноз, можно приступать к соответствующей терапии.
   Вместе с тем нередко причиной депрессии является увлечение оккультной практикой. От такой депрессии, или меланхолии, может избавить только Бог.
   Многих людей мучают мысли о самоубийстве. В свое время одна женщина избавилась от бородавок с помощью магических заклинаний, а потом у нее был серьезный ожог, от которого она тоже избавилась с помощью заговора. Ее постоянно преследовали мысли о самоубийстве и непроходящий страх. Каждый раз, когда ей на глаза попадался нож, она чувствовала сильное желание покончить с собой. В голове крутилось: "Возьми нож и сведи счеты с жизнью!" Даже после того, как она предала свою жизнь Иисусу и приняла крещение согласно Библии, эта тяга не прошла, и только став на путь свободы, женщина избавилась от всякого угнетения. Для нее в буквальном смысле слова началась новая жизнь.
   Необъяснимый страх тоже может быть определенной формой дьявольского угнетения. Всякий, кто подвержен такому страху, постоянно испытывает тревогу, боится темноты, одиночества, часто сильно потеет и чувствует, что рядом находится кто-то невидимый. Время от времени таким людям снятся кошмарные сны.
   К психическим заболеваниям относится и чувство принуждения, характерное для навязчивого состояния. Оно может проявляться в комплексе преследования или в любом другом комплексе. Если у человека "комплекс чистоты", он моет руки 60-70 раз в день, хотя они совсем не грязные.
   Одна женщина, часто обращавшаяся к предсказателям и гадавшая на картах, страдала от "комплекса вшей". Она упорно считала, что у нее в волосах вши и что, для того чтобы избавиться от них, ей надо мыть волосы по несколько раз в день. На вшей не было никакого намека, но все попытки убедить ее в этом не имели успеха.
   В нашей жизни Бог дал нам здоровую меру чувствительности, однако, встречаются люди, у которых она сильно повышена. Услыхав какое-нибудь нехорошее слово, они принимают его на свой счет. Они пытаются бороться с этим, и порой им требуется несколько дней, чтобы восстановить душевное равновесие. Когда случается очередной "пустяк", они опять чувствуют себя оскорбленными, принимая происшедшее на свой счет. Они не могут избавиться от этой ненормальной чувствительности, и только Бог может освободить их.
   Еще одним психическим расстройством является несдержанность и потеря самоконтроля. "Мне хочется быть самой лучшей матерью, - жаловалась одна женщина, - но часто на меня просто находит: я теряю терпение и контроль над собой и, не помня себя, начинаю бить своих детей. В такие моменты я не сознаю, что делаю, но потом обо всем жалею!". Неудержимая ярость и отсутствие самоконтроля - еще одна плата дьяволу; однако, Бог может освободить и от этого.
   Многие люди говорили мне: "Если бы я только знал, какую высокую цену придется платить, я никогда бы не обратился за помощью к дьяволу. Теперь мне приходится страдать еще больше, чем прежде". Да, мы можем искать помощи у Божьего врага; когда же он предъявляет нам счет, мы вынуждены платить большую цену, и нам приходится делать это до тех пор, пока Иисус не аннулирует дьявольский долг.

 

Сексуальная извращенность

 

   Одним из даров, которые Бог дал человечеству, является половое влечение. Священное Писание говорит нам: "И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их. И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле" (Быт. 1:27,28).
   Сексуальное влечение - это дар Божий, и потому его надо принять, но если оно извращается, то в итоге Божий дар, данный человеку как благословение и радость, приносит тяжкие страдания. В наше время так называемая "сексуальная свобода" все больше и больше показывает свою теневую сторону, безудержная погоня за наслаждениями требует платы на разных уровнях. Стремление вести распутную жизнь, постоянные занятия мастурбацией, продолжающиеся даже во время супружеской жизни, извращения и прочие искажения являются причиной больших страданий, о которых едва ли догадываются даже самые близкие люди.
   У одной молодой женщины, матери двоих детей, возникли проблемы с сексуальным влечением. Она была замужем, однако постоянно изменяла мужу; и я был просто потрясен, когда она сказала: "Муж не может меня удовлетворить! Мне нужны другие мужчины. Такова моя натура". Желая выяснить причины столь ненормального поведения, я поинтересовался: "Как вы относитесь к гаданию на картах?".
   "Ах, вы, наверное, хотите что-то узнать? - быстро спросила она. - Я могу вам погадать!" Пока мы разговаривали, я узнал, что она практикует и другие формы оккультизма и к тому же очень суеверна. Уяснив ситуацию, я понял, почему эта женщина не может сдерживать свои сексуальные порывы. Ее сексуальное влечение извратилось, и тем самым она дорого платила за помощь, которой требовала от сатаны.
   Один служащий признался мне, что не может контролировать свои сексуальные порывы. Он регулярно просматривал порнографические журналы, и в ходе нашего разговора выяснилось, что, кроме того, он серьезно интересуется астрологией и составлением гороскопов. Я дал ему свою книгу "В плену суеверия" и попросил по прочтении открыто высказать свое мнение.
   Когда неделю спустя я встретил этого человека, он, ликуя, сообщил: "Теперь я понял, что, согласно утверждениям Библии, астрология - это грех. Я уже стал на путь к свободе, как это описано в вашей брошюре. Я вслух исповедался Иисусу во всех своих грехах, целиком и полностью предал Ему свою жизнь и отказался от соглашения с дьяволом. Молитвы, которые приводятся в книге, очень мне помогли. После этого я попросил Иисуса, чтобы Он "наложил печать" на мое сексуальное влечение, и почувствовал, что теперь я могу контролировать себя и у меня больше не возникает связанных с этим проблем.
   Вдобавок я исповедался Иисусу в том, что мои мысли всецело осквернены порнографическими журналами. Я просил Его избавить меня от ядовитых фантазий. Я сжег все эти журналы, всю библиотеку астрологической литературы и гороскопы, чтобы они не попали кому-нибудь другому и не причинили вреда. Я очень признателен и счастлив, что, наконец, благодаря Иисусу Христу обрел свободу".
   Извращения заявляют о себе главным образом в сексуальной сфере. Сегодня очень много говорят о сексе, однако, тот, у кого в этой области возникают проблемы, редко осмеливается рассказать о них другому, поскольку стыдится своих пристрастий. Почему бы не доверить наши тревоги Богу?
   Дорогой читатель, если ты впал в зависимость от оккультных сил и если у тебя, например, возникли проблемы в сексуальной сфере, ты тоже можешь стать на путь, ведущий к свободе. Господь не лишит тебя сексуального влечения, потому что оно - Божий дар, но избавит тебя от всякого рода неестественных проявлений и излишеств. Тебе не придется жить, испытывая ду-шевные муки. После того как Бог поможет тебе, ты сможешь вести жизнь, которую Он предопределил для тебя.
   Кроме того, извращения могут выражаться в стремлении к насилию или в желании получить удовольствие от убийства. Нас все больше волнуют сообщения о людях, полностью утративших контроль над собой и совершивших жестокие преступления. Нередко они утверждают, что слышали внутренний голос, приказывавший им убивать. Многие преступники, оправдывая свое поведение, говорят, что их просто одолела неудержимая жажда крови. То же самое относится и к так называемым "ритуальным убийствам". Можно с полной уверенностью сказать, что эти несчастные страдают от определенных форм оккультного угнетения, и в экстремальных ситуациях дело приобретает именно такой оборот.
   Еще одним извращением является клептомания - болезненное и неконтролируемое стремление к воровству. Я знал одного молодого человека, который постоянно испытывал неодолимое желание "что-нибудь прихватить с собой". Почти каждый день он что-то крал и никак не мог объяснить своего поведения. Расспросив его, я выяснил, что он интересовался оккультизмом.

 

Склонность к патологическому привыканию

    
   К плачевным результатам оккультной практики можно отнести также склонность к патологическому привыканию, принимающую форму тяжелой зависимости.
   В одном доме хранились шестая и седьмая книги Моисея, а также дьявольские книги по магии. В этой семье царили постоянные ссоры и разногласия; отец и трое сыновей стали алкоголиками. Мать испытывала неописуемые страдания от пьянства и его последствий. Отец в полном смысле слова допился до смерти.
   Получив серьезное ранение, один мужчина излечился от него с помощью магического заговора. После этого он стал много курить, и все попытки покончить с этой привычкой ни к чему не привели. В конце концов, он стал на путь к свободе, и Иисус Христос быстро освободил его от этой пагубной страсти.
   Говоря о патологической восприимчивости, следует отметить, что к самым распространенным наркотикам относится алкоголь. Существует мнение, что в Германии насчитывается от полутора до двух миллионов алкоголиков. Если же учесть и членов семьи, на которых также сказывается столь бедственная ситуация, то можно говорить, что с проблемой алкоголизма постоянно сталкиваются от шести до восьми миллионов человек.
   К несчастью, постоянно растет потребление наркотиков. К наиболее распространенным наркотикам относятся гашиш, марихуана, героин, кокаин; среди химических наркотиков можно выделить ЛСД, мескалин и ООМ, хотя, конечно, это далеко не все.
   Все, о чем мы говорили, касаясь алкоголя, в еще большей степени относится к наркотикам. Бутылка или "травка" сильнее вас, и в большинстве случаев привыкание происходит гораздо быстрее, чем вы предполагаете или хотите допустить. Одна моя родственница как-то раз попробовала ЛСД просто ради любопытства. У нее был "плохой кайф", и до сего дня она страдает от него, хотя это произошло несколько лет назад.
   Мы должны благодарить Бога за то, что Он может освободить нас от алкогольной, наркотической и любой другой формы патологической зависимости. Многие наркоманы, и в первую очередь алкоголики, уже испытали освобождение благодаря могущественному вмешательству Бога.
   Дорогой читатель, если эта проблема не дает покоя и тебе, попытайся связаться с наркологическим консультационным центром в своем районе или с "Обществом анонимных алкоголиков". Если ты знаешь какого-нибудь благоче-стивого пастора, доверься ему: он укажет тебе путь, на котором Иисус освободит тебя от па-губной зависимости.
   Скрытой формой расстройства влечений может быть "чрезмерный аппетит" (гиперорексия), "отсутствие аппетита" (анорексия), а также страсть к азартным играм. Если причина кро-ется в оккультной зависимости, Иисус поможет вам и освободит вас.
  

Органические нарушения

  
   Довольно часто приходится платить и органическими заболеваниями. Иногда истинная причина головной боли, заболеваний кожи, жалоб на нервы и сердце кроется в оккультной сфере; и если это на самом деле так, Иисус Христос поможет вам лучше самого высококлассного медицинского лечения.
   Одна молодая женщина жаловалась на ужасные головные боли. Никакие лекарства не помогали. Во время консультации стало ясно, что много лет назад она гадала на картах, желая узнать будущее. Странное дело: с тех пор она стала страдать мигренью. Признав, что причина кроется именно в этом, она желала только одного: чтобы ее освободил Иисус. День за днем она ощущала Божью помощь.
  

Полтергейст

  
   Нередко после спиритических сеансов начинают возникать странные явления: раздаются громкие постукивания по стенам, дребезжание оконных стекол и другие необычные звуки. Словно какие-то невидимые руки перемещают по комнате предметы, бросают их в воздух, передвигают мебель, открывают и закрывают двери и т.д. Это, конечно же, сильно тревожит и пугает хозяев, потому что они, как правило, и не подозревают о том, какие спиритические сеансы устраивали в этом доме, квартире или комнате прежние жильцы. Иисус может даровать прочный мир и покой и положить конец подобного рода явлениям.
   Одна девушка поведала мне, что, познакомившись как-то с молодыми людьми, она вместе с другими членами кружка ежедневно изучала шестую и седьмую книги Моисея, и следовала содержащимся в них наставлениям. Она начала заниматься магией и с помощью столоверчения якобы общалась с духами умерших. После того как в группе все чаще стали происходить какие-то таинственные и неприятные события, они решили не пользоваться магическими книгами. Девушка рассказывала, что спустя некоторое время стали раздаваться какие-то необъяснимые постукивания, царапанье и шум быстрых шагов. Предметы летали в воздухе, двери произвольно открывались и закрывались, и она часто ощущала движение холодной струи воздуха, причем даже когда все окна и двери были закрыты.
   Эти угрожающие явления прекратились лишь тогда, когда девушка доверилась Иисусу и отказалась от занятий оккультизмом. Пережив благодаря Христу освобождение от этого тяжелого гнета, она стала радостной и счастливой христианкой и с благодарностью рассказывает людям о том, какую помощь оказал ей Иисус.
  

Одержимость

  
   В случае "осады" человек подвергается сильным сатанинским нападениям извне, а в случае одержимости демон овладевает им изнутри.
   Библия повествует о том, как во время земной жизни Иисус изгонял злых духов и освобождал одержимых дьяволом. И в наши дни имеют место случаи одержимости бесами, когда один или несколько демонов овладевают человеком. Но и здесь у нас есть повод радоваться: Иисус Христос и сегодня является Победителем над всеми демонами и всякой одержимостью. Когда Иисус повелевает Своему врагу уйти, тот вынужден подчиниться; человек, которого он терзал, освобождается, "осада" снимается, и "одержимость" прекращается. Когда Дух Божий овладевает нами, для каждого из нас начинается новая, свободная жизнь.

 

 

Кризис веры

 

   Одна из самых печальных тем - кризис веры. Начиная требовать плату, дьявол раскры-вает свою предательскую сущность. Когда у человека отнимается вера в Иисуса, он, по сути дела, лишается связи с Тем единственным, Кто реально может ему помочь. Нередко кризис веры является самым тяжелым мучением, в которое дьявол может ввергнуть человека. Тем не менее очень часто порабощенные дьяволом не испытывают никаких мучений - напротив, они даже гордятся своим образом жизни.
   Сюда относится и дух сомнения. Человек, терзаемый этим духом, с трудом может во что-нибудь поверить. Он сомневается во всем и, особенно, в том, что касается веры. На любое библейское высказывание он находит свое "если" и "но". По-детски искреннюю веру такой человек считает шагом назад.
   Сомневающихся можно разделить на две группы. Есть люди, которые просто радуются возможности сомнения. Их девиз гласит: "Сомневайся во всем!" Если вы относитесь к этому разряду, Бог не станет лишать вас удовольствия от сомнения. Вы можете наслаждаться им вволю.
   Если же вы принадлежите к тем, кого сомнения заставляют страдать, знайте, что Иисус может освободить вас. Настанет день, когда вы сно-ва искренне уверуете, не стремясь поскорее подвергнуть все сомнению.
   Быть может, вы страдаете оттого, что вам доставляет удовольствие смеяться над другими людьми; быть может, вы считаете себя праведным и совершенно об этом не догадываетесь? Духовная заносчивость, фанатизм и задиристость входят в ту плату, которую вам приходится платить за кризис веры.
   Дорогой читатель, возможно, ты оказывался в такой ситуации, когда, коснувшись во время беседы темы религии, и, начав говорить о Божьей любви и той помощи, которую оказал тебе Иисус, ты внезапно чувствовал, что собеседник утратил нить повествования; ты замечал, что он думает о чем-то постороннем и уже не следит за тем, о чем ты ему рассказываешь. Между вами внезапно падает "железный занавес". Быть может, позднее ты пытался понять, почему произошла такая перемена настроения?
   Как-то я ездил к родственникам в Чикаго и познакомился с одной очаровательной супружеской парой. Это были югославские немцы, которые много лет назад эмигрировали в Канаду. Они продали свою большую ферму и жили на пенсию. Супруги рассказывали мне о своей жизни, и я с удовольствием слушал их. Это были дружелюбные, готовые прийти на помощь люди, с кото-рыми было приятно общаться.
   Пока мы разговаривали, стемнело. Пришла пора ложиться спать, и я сказал: "Прежде чем мы отправимся в постель, мне очень хотелось бы прочитать отрывок из Священного Писания и помолиться". Внезапно я почувствовал, что между нами словно бы упал "железный занавес". Все разговоры прекратились. Муж смотрел в одну сторону, жена - в другую, и тишина была просто оглушительной! У меня возникло ощущение, что неожиданно эти люди почувствовали себя очень неловко. Я помолился, и мы пошли спать. Этот случай заинтересовал меня, и мне больше всего захотелось узнать причину столь необычного поведения.
   На следующее утро во время завтрака я как бы ненароком спросил о том, какие суеверия являются в Канаде наиболее распространенными. Не получив ясного ответа, я продолжал настаивать: "Скажите, в Канаде тоже используют волшебную лозу?" Утвердительно кивнув, старый фермер ответил: "Мы всегда это делали, когда надо было отыскать воду для наших полей. В степи вы не сможете завести ферму, если воды не хватает. С помощью "волшебной лозы" нам было гораздо легче ее искать".
   Мы продолжали беседу, и жена фермера сказала: "Только представьте себе! Долгое время у меня было полно бородавок, и тут мне сказали, что я могу от них избавиться. Рецепт был особым, но, тем не менее, он мне помог. Взгляните, у меня больше нет ни одной бородавки". Сказав это, она показала руки, на которых действительно не было ни одной бородавки.
   "А взять, к примеру, зубную боль? Чтобы попасть к ближайшему дантисту, нам пришлось бы отправиться за сотни километров, но во время сбора урожая мы не могли себе этого позволить, а тут рядом оказался сосед, который умел заговаривать боль. Этот человек очень нам помог". Стало ясно, каким образом и как часто эти очаровательные люди обращались за помощью к дьяволу, даже не подозревая об этом.
   Кроме того, я понял, почему они не интересовались религией. Они платили цену, и цена эта была очень высока. Все это произошло много лет назад, но я до сих пор молюсь о том, чтобы они могли стать на путь к свободе и чтобы Иисус отворил их сердца для Божественного.
   Если мы прислушаемся к Слову Божьему, нам станет ясно, что сонливость тоже относится к проявлениям кризиса веры. Один мужчина в юности часто обращался за помощью к предсказателям и увлекался различными видами магии. Спустя некоторое время он стал христианином, и было очень интересно наблюдать, как во время пропо-веди или чтения какого-нибудь библейского отрывка он внезапно так сильно уставал, что попросту засыпал. Даже если перед этим он спал вволю, всякий раз, когда начинали проповедовать Слово Божье, его одолевала сильная сонливость.
   Кризис веры нередко проявляется как внутреннее сопротивление Богу, Библии и христианской вере. Тот, кто подвержен ему, как правило, не догадывается о его причине и обстоятельствах.
   Один молодой санитар довольно долго размышлял над библейскими высказываниями, и, познакомившись, мы вместе начали исследовать тему великих Божьих даров. Несмотря на то, что он решил принять Иисуса Христа как своего личного Спасителя и вверить Ему свою жизнь, он все же не мог избавиться от одной проблемы. "Я убежден, что Библия - это Книга, в которой содержится Божественная истина. Я верю, что Иисус Христос, Сын Божий, умер, был погребен и воскрес из мертвых. Я знаю, что Иисус жив! Знаю, что Он предлагает мне самый лучший дар. Иисус любит меня, я убежден в этом. Я должен вверить Ему свою жизнь. Мне надо только сказать: "Я здесь. Я хочу принадлежать Тебе. Войди в мою жизнь!" Но вся беда в том, что я не могу этого сделать. Умом я всецело готов сказать "да" Божьему дару, но вместе с тем что-то внутри меня мешает сделать этот шаг. Я ощущаю большое внутреннее сопротивление. Я просто не могу решиться, хотя знаю, что это будет самое важное решение в моей жизни. Я чувствую себя глубоко несчастным: внутри меня таится нечто такое, что тянет меня назад".
   Я предположил, что здесь имеет место оккультная зависимость, и в очередной беседе мои подозрения подтвердились. Его отец, фермер, решил пробурить скважину и, чтобы наверняка найти воду, послал за лозоискателем, который, как предполагалось, может отыскать водяную жилу. Воспользовавшись этой возможностью, юноша научился пользоваться "волшебной лозой", а позднее обратился за помощью к предсказателю.
   Он очень удивился, когда я сказал, что, на мой взгляд, именно в этом кроется причина его внутреннего сопротивления. Я попросил его прочесть мою книгу "В плену суеверия", и при новой встрече он сказал мне: "Я познакомился с тем, как вы все это объясняете, но не согласен с утверждением, что оккультная практика может иметь какие-то последствия и что за помощь придется платить. На эту проблему я смотрю иначе и считаю, что использование "волшебной лозы", а также информация, полученная от предсказателя, совершенно безвредны. Я вообще не думаю об этом!"
   Дорогой читатель, даже если мы об этом не думаем, дьявол не перестает об этом размышлять, когда мы обращаемся к нему за помощью. Он неизбежно ставит людей в зависимость от себя самого. Божий враг знает, что Иисус может освободить нас от любых уз и положить конец его власти. Сатана хочет воспрепятствовать этому и стремится к тому, чтобы человек или противился Божественному, или вообще не испытывал к нему никакого интереса. В таких ситуациях проявляется кризис веры, о котором те, кого он поразил, даже не догадываются.
   Санитар сообщил мне, что у него больше нет никакого желания говорить на духовные темы, поскольку он постоянно чувствует внутреннее сопротивление. Вспоминая о нем, я прошу за него в своих молитвах. Пока человек жив, Бог из любви к нему может достучаться до его сердца и уничтожить сатанинскую власть, в результате чего человек не лишится возможности сделать выбор в пользу Иисуса. Благодарю Бога за то, что возможность вмешательства сохраняется. В Своем провидении Бог найдет нужное время, чтобы ответить на молитву.
   Люди, которые с помощью спиритизма входят в контакт с умершими, вступают в область прямого сатанинского влияния. Зачастую им очень нелегко принять Иисуса.
  

ШАМАНСКАЯ БОЛЕЗНЬ.

  
   В шаманизме самых разных народов мы встречаемся с уникальным явлением, получившим название "шаманская болезнь" и представляющим собой как бы свидетельства шаманского призвания будущего адепта. Хотя "шаманская болезнь" и весьма распространена в самых разных регионах, однако ее нельзя считать непременным атрибутом шаманизма. Мы встречаемся с ней только там, где существует представление об избранничестве шамана и где будущий шаман оказывается бессильным перед волей духов, которая никак не согласовывается с личным волеизъявлением избранника (это весьма характерно для сибирского шаманизма). В тех же традициях, где будущий шаман или избирается еще в детском возрасте практикующим шаманом, или же шаманское служение становится результатом сознательного и добровольного выбора человека (как у эскимосов), "шаманская болезнь" неизвестна. Очень часто мы встречаемся с этим видом психофизической патологии в родах потомственных шаманов, даже если потомки шаманского рода полностью порывают с традицией. Известны случаи, когда молодые люди из шаманских семей, воспитывавшиеся в условиях советского общества, в атеистических и материалистических убеждениях, тем не менее страдали от "шаманской болезни" и избавлялись от нее, только начав практиковать шаманскую психотехнику и, по существу, становясь шаманами.
   В чем заключается "шаманская болезнь"? Это целый комплекс патологических состояний, которые испытывают будущие шаманы в молодости (часто в пубертатный период) и являющиеся в глазах шаманов свидетельством избранности человека духами для шаманского служения. Очень часто человек пытается сопротивляться этим состояниям, не желая становиться шаманом, однако патологические симптомы нарастают, становясь мучительными и непереносимыми. И только обратившись за помощью к шаману и пройдя через шаманскую инициацию (посвящение), человек целиком и полностью избавляется от болезненных ощущений. "Шаманская болезнь" обычно проявляется в приступах сонливости, головной боли, ночных кошмарах, слуховых, зрительных галлюцинациях и иных формах патологических состояний. Больной начинает слышать голоса духов, зовущих его, видит странные и пугающие видения. После шаманской инициации и начала шаманской деятельности все эти симптомы навсегда проходят, что объясняется шаманистами как результат следования человека своему призванию и согласие с волей могущественных духов и предков-шаманов.
   Феномен "шаманской болезни" заставлял многих исследователей (Ольмаркс, Ниорадзе, В.Г.Богораз-Тан, Д.Ф.Аберль и др.) видеть корни шаманизма в психопатологии, а именно в так называемой арктической истерии. Это точка зрения была полностью развенчана М.Элиаде.
   Во-первых, арктическая истерия (весьма распространенная в северных широтах болезнь, связанная с недостатком света, холодом, дефицитом витаминов и т.д.) не может быть источником и причиной шаманизма хотя бы потому, что шаманизм (и "шаманская болезнь") распространен по всему миру, а отнюдь не только в арктических и субарктических регионах. Весьма развитые шаманские традиции существуют в тропиках (например, в Индонезии), где никаких причин для повальной психопатологии нет.
   Во-вторых, переживания невротика и истерика сами по себе лишены религиозного содержания и религиозной ценности и могут сопоставляться с религиозными трансперсональными состояниями лишь по каким-то чисто внешним параметрам. Более того, сами нативные носители шаманской традиции прекрасно отличают шаманскую харизму от психопатологии: например, среди суданских племен весьма распространена эпилепсия, однако эпилептики никогда не становятся шаманами.
   В-третьих, шаман отнюдь не просто больной человек, а исцелившийся больной, полностью контролирующий свое состояние и управляющий им. Отличие шаманского транса от патологических состояний заключается и в том, что это управляемые состояния, достигаемые посредством особой, разработанной в данной традиции психотехнической процедуры.
   В-четвертых, шаманы представляют собой интеллектуальную элиту своих народов. Их интеллектуальный уровень и волевые качества в целом значительно выше, чем у их среднего соплеменника. Именно шаманы выступали, как правило, хранителями национальной культуры и традиций, фольклора и эпоса. Поэтому авторитет шамана чрезвычайно высок в своей среде, последнее доказывается и тем, что в ранний период коллективизации в СССР шаманов очень часто избирали председателями колхозов.
   Здесь следует добавить, что шаманская деятельность представляла собой именно служение. "Это тяжелая работа" - как выразился в беседе с этнологами один сибирский шаман. Причем это бескорыстное служение. Средства на жизнь шаман обычно добывал другим трудом, не имевшим никакого отношения к религии (охотой, рыболовством и т.п.).
   Таким образом, психопатологическая концепция шаманизма безусловно может считаться совершенно не соответствующей действительности. Пока же мы просим читателя обратить особое внимание на следующее: шаман проходит через болезнь и исцеляется сам, более того, пройдя через болезнь, он выходит из нее обновленным и с более высокими интеллектуально-психологическими характеристиками, чем до нее. Методом исцеления и самораскрытия личности и индивидуальных способностей шамана является посвящение (инициация).
  

ЧАСТЬ 2. ОСОБЕННОСТИ МИСТИЧЕСКИХ ПЕРЕЖИВАНИЙ.

Мистические переживания.

   В некоторых случаях мистические личности испытывают различные, очень странные переживания, неизученные еще современной наукой. Как правило, это огромный эмоциональный всплеск, при котором человек переживает сверхъестественные образы. Эти образы очень, очень похожи на те, которые описывал, как архетипы в своих работах К. Г. Юнг.
   Теперь попробуем дать определение мистическим переживаниям:
   Мистические переживания - это переживания сверхъестественных, паранормальных образов (архетипов), возникающие непроизвольно или сознательно, под воздействием медитации, или с помощью измененного состояния сознания, как правило такие переживания возникают у так называемых мистических личностей, предположенными, к таким переживаниям.
   Теперь рассмотрим классификацию мистических переживаний:

Классификация мистических переживаний.

      -- Переживание двуединства.
      -- Переживание встречи с божествами (Богом, ангелами, демонами).
      -- Внеземные переживания.
      -- Переживания прошлых воплощений.
      -- Переживание астральных воплощений.
      -- Переживание встречи с духами животных.
      -- Переживания встречи с духовными учителями.
      -- Переживание встречи с сверхъестественными существами.
      -- Переживание посещений других вселенных и встречи с их обитателями.
      -- Переживание встречи с мифологическими и сказочными существами.
      -- Переживание универсальных архетипов.
      -- Переживание похищений НЛО и инопланетянами.
   Далее я кратко опишу эти мистические переживания:

1. Переживание двуединства.

   Этот тип трансперсонального опыта характеризуется ослаблением и растворением границ телесного Эго и чувством слияния с другим человеком в состоянии двуединства при сохранении собственной самотождественности. В психоделических состояниях, сеансах эмпирической психотерапии, в медитации или в спонтанных эпизодах необычного сознания это чувство двуединства может переживаться как по отношению к окружающим терапевту, сиделке, членам семьи, друзьям, - так и целиком во внутреннем эмпирическом пространстве по отношению к людям, не присутствующим на сеансе.
   Опыт двуединства регулярно возникает при переживании воспоминаний о симбиозе с материнским организмом. В состояниях мистического единения со Вселенной переживание двуединства может включать любой аспект существования - не только людей, но и животных, растений и неодушевленных объектов. Важный пример двуединства - чувство взаимного растворения с партнером по сексу (во время генитального соединения или без него). Это может происходить спонтанно в повседневной жизни или в рамках тантрической практики. В тантрическом пути левой руки (vama marga) достижение опыта космического единства посредством сексуального союза с партнером (maithuna) является целью сложного ритуала (ралейа таййга). Переживание двуединства возникает также часто в систематических духовных практиках (в особенности в традиции бхакти), когда ученики чувствуют себя едиными с гуру. Опыт дуального единства часто сопровождается глубоким чувством любви и святости события. Существуют специальные упражнения (как в духовных традициях, так и в современном движении за реализацию человеческих возможностей), ведущие к такого рода переживаниям: смотрение в глаза друг друга, внимание к дыханию другого, синхронизация дыхания, слушание биение сердца друг друга.

2. Переживание встречи с Божествами (Богом, ангелом, демоном).

   Божества, встречаемые в необычных состояниях сознания, могут быть раздЬлены на две группы - блаженных и благотворных божеств, связанных с силами Света и Добра, и гневных и злобных, представляющих силы Тьмы и Зла. Однако это не абсолютное разделение: существуют как бы промежуточные божества, а также такие, которые обладают смешанными чертами. Типичный пример последних - дхьяна-будды в "Тибетской книго мертвых", которые являются умирающему сначала в своей сияющей форме, а позже в демоническом аспекте
   Для многих людей первая встреча с архетипическими божествами происходит в процессе переживания смерти и возрождения. Темные божества - Сатана, Люцифер, Гадес, Ариман, Уицилопочтли, Кали, Лилит, Рангда, Коатликуэ или Молох, как правило, появляются в контексте смерти "эго". Божества, символизирующие смерть и возрождение (Осирис, Плутон и Персефона, Ацис, Адонис, Кецалькоатль, Дионис, Вотан, Бальдр, Христос), связаны с третьей матрицей и переходом к четвертой. Благотворные божества - Дева Мария, Афродита, Аполлон, Исида, Ахура Мазда, Лакшми или Гуань-инь - появляются в экстатических эпизодах, связанных с четвертой и первой матрицами.
   Однако архетипические образы божеств могут появиться в психоделических и холотропных сеансах и как независимые трансперсональные переживания. Как правило, они появляются в качестве могущественных видений, но возможно и полное отождествление пациента с божеством. Кроме того, божества могут являться не поодиночке: человек может стать свидетелем сложных космических драм вроде битвы между силами Аримана и Ахура Мазда из зороастрийского пантеона, войны между олимпийскими богами и титанами, падения Люцифера и его ангелов, пахтания океана индийскими богами и демонами, стремящимися получить нектар амриту, или рагнарока - сумерек богов нордической мифологии.
   Эмоциональная реакция людей, встречаюшихся в необычном состоянии сознания с благотворными или злотворными божествами, может быть очень интенсивной - от экстатического восторга до метафизического ужаса или невероятной боли. Однако эти переживания все же отличаются от встречи с Высшим Существом.

3. Внеземные переживания.

   В этих переживаниях сознание охватывает небесные тела, фрагменты Вселенной, астрономические процессы, происходящие вне сферы Земли. Человек может чувствовать себя путешествующим на Луну, Солнце, другие планеты, звезды, галактики или пережить взрыв сверхновой звезды, сжимание звезд, квазаров и пульсаров, прохождение через черные дыры. Это может происходить в форме простого наблюдения событий или в форме переживания в своем эмпирическом поле всех соответствующих процессов. Как и отождествление с неорганической материей, эти переживания часто имеют духовную составляющую. Так, например, эмпирическое отождествление с термоядерным процессом внутри Солнца может связываться с чувством соприкосновения с творческой силой космического сознания. Опыту прохождения через черную дыру обычно сопутствуют эмпирическое исчезновение времени, пространства и философской уверенности в материальной реальности феноменального мира. Переживание межзвездного пространства связывается с духовным опытом Пустоты, речь о котором пойдет несколько позже.
   Переживания вне Земли часто появлялись в необычных состояниях сознания у Джона Лилли, нейрофизиолога, известного своими исследованиями нечеловеческого разума и межвидовой коммуникации, так же как и своим беспрецедентным марафоном психоделического самоисследования. В своих сеансах он не раз посещал чужие миры и общался со странными существами и "присутствиями". Вот описание одного из таких событий, инициированного приемом 75 миллиграммов кеталара (кетамина) и нахождением в изолирующей ванне.
   Я оставил свое тело плавающим в ванне на планете Земля и оказался в очень странной и чуждой среде. По-видимому, это было не на Земле, я никогда раньше здесь не был. Это могло быть на какой-то другой планете и в иной цивилизации. Я нахожусь в особом состоянии высшего безразличия, не чувствуя ни страха, ни любви. Я в высшей степени нейтральное существо, наблюдающее и ждущее.
   Это очень странно. Эта планета похожа на Землю, но цвета здесь другие. Здесь есть растительность, но особого пурпурного цвета. Здесь есть солнце, но фиолетовое, а не знакомое мне оранжевое Солнце Земли. Я нахожусь на красивой лужайке, вдали виднеются очень высокие горы. Я вижу, как через лужайку ко мне приближаются какие-то существа. Они сверкающе белые и кажутся излучающими свет. Двое из них подходят ближе. Я не могу разглядеть их черт, они слишком сверкают для моего теперешнего зрения. Они, по-видимому, прямо передают мне свои мысли. Нет звука. То, что они думают, автоматически переводится в слова, которые я могу понять.
  

4. Переживания прошлых воплощений.

   Это, может быть, наиболее интересная, но также и вызывающая наибольшие противоречия группа мистических феноменов. Воспоминания о прошлых воплощениях во многом напоминают память предков, расовую и коллективную память. Однако обычно они более драматичны и связаны с интенсивным эмоциональным зарядом отрицательного или положительного качества. Их важной эмпирической характеристикой является убедительное чувство воспоминания чего-то, что ранее случилось с тем же существом, той же единицей сознания. Человек, переживающий подобный драматический эпизод, сохраняет чувство индивидуальности и самотождественности, но воспринимает себя в другой форме, в другом месте, времени и контексте.
   Это чувство повторного переживания того, что человек уже видел (deja vu) или переживал (deji vecu) в прошлом воплощении, является фундаментальным и неразложимым. Оно сопоставимо со способностью отличать в повседневной жизни воспоминания о действительно имевших место событиях от снов, фантазий и грез. Трудно было бы убедить человека, пересказывающего нечто случившееся на прошлой неделе, в том, что событие это реально не происходило, а является лишь плодом его воображения. Воспоминания о прошлых воплощениях обладают таким же субъективным качеством подлинности и реальности.
   Переживания прошлых воплощений обычно включают других людей. В редких случаях в драматических сценах такого рода в качестве протагонистов могут появиться животные. Человек чувствует как бы "кармический импринтинг" сцены, в которой он был растерзан тигром, растоптан диким слоном, поднят на рога бешеным быком или укушен ядовитой змеей. Эпизоды такого рода подобны кармическим сценам с людьми по своему длительному воздействию, но не повторяются в последующих воплощениях, относясь таким образом к ситуациям, в которых психологический эффект, выходящий за пределы данного воплощения, вызван внеличными Причинами. Типичными примерами таких ситуаций могут быть горечь, ненависть и ревность, связанные с тяжелой болезнью, порождающей боль и беспомощность, агония; пережитая при смерти от несчастного случая в горах, на болотах, в песках или при извержении вулкана.
   Кармические переживания подразделяются на две категории в зависимости от связанных с ними эмоций. Некоторые из них отображают позитивные связи с другими людьми - крепкую дружбу, страстную любовь, духовное партнерство, отношения учителя и ученика, кровные связи, бесконечную преданность, необычное взаимопонимание, взаимовыгодный и взаимоподдерживающий обмен. Чаще, однако, они связаны с драматическими отрицательными эмоциями. Переживания такого рода вовлекают людей в различные ситуации прошлой жизни, связанные с физической болью и агонией, смертельной агрессией, нечеловеческим страхом, горечью и ненавистью, патологической ревностью, неутолимой жаждой мести, чудовищным вожделением, страшной жадностью и алчностью.
   Многие люди, пережившие негативный кармический опыт, специфическим образом характеризовали природу деструктивной связи между протагонистами. Различные эмоциональные качества - убийственная страсть, неутолимое желание, всепоглощающая ревность, смертельный страх - становятся внешне похожими друг на друга, если их интенсивность выходит за определенные рамки. По-видимому, существует предел биологического и эмоционального возбуждения, за которым крайние аффективные качества сходятся и приобретают метафизический характер. Когда двое или больше людей достигают этой "точки плавления" страстей и инстинктов, ситуация впечатывается в них независимо от той роли, которую они в ней играют.
   В ситуациях крайней интенсивности садистское возбуждение мучителя и нечеловеческая боль жертвы все более напоминают друг друга, агрессия убийцы сплавляется в некоторой точке с ужасом и страданием умирающей жертвы. Эта эмоциональная смесь и действует в кармическом импринтинге в большей степени, чем та или иная роль в событии. Если люди оказываются вовлеченными в ситуацию, где их эмоции достигают наивысшей степени, они оказываются вынужденными повторять ее в последующих жизнях, меняя роли в общем узоре, пока не достигнут уровня осознания, необходимого для разрешения кармической связи. Люди, знакомые с духовной литературой, сравнивают это состояние недифференцированного эмоционального возбуждения, порождающего кармическую связь, с буддийским понятием "trsna или tanha", понятием "жажда плоти и крови" - сила, вызывающая циклы смерти и рождения и являющаяся причиной всех человеческих страданий.

5. Переживание астральных воплощений.

   В необычных состояниях сознания можно увидеть и ощутить различные энергетические поля и потоки энергии, описываемые в мистических традициях древних и незападных культур. Эти описания не соответствуют никаким известным анатомическим структурам или физиологическим процессам, известным западной медицине. Но эзотерические традиции и не утверждают, что это феномены грубого материального мира. Предполагается, что они связаны с тонким или астральным телом.
   В необычном состоянии сознания часто можно видеть энергетические поля различного цвета вокруг других людей, соответствующие традиционному описанию ауры. Иногда это ассоциируется со спонтанным восприятием состояния здоровья людей. Феномены такого рода не только у людей в необычных состояниях сознания, но также у известных медиумов и экстрасенсов, способных видеть ауру в повседневной жизни. Необыкновенные диагностические способности одного из них, Джека Шварца, неоднократно проверялись и документировались безупречными исследователями.
   Другая интересная группа феноменов связана с представлениями о "змеиной силе", кундалини, играющей важную роль в индийской духовной традиции. В традициях индуизма и тантрических школах буддизма кундалини рассматривается как творческая женская энергия Вселенной. В своем внешнем аспекте она проявляется в феноменальном мире. Во внутреннем аспекте она лежит дремлющей в основании позвоночника человека. В этой форме ее традиционно представляют в виде свернутой змеи. Будучи активизированной посредством духовной практики, контакта с гуру или спонтанно, она поднимается как активная энергия, или Шакти, по каналам астрального тела, раскрывая и зажигая психические центры, чакры.
   Хотя представления о кундалини наиболее полно разработаны в Индии, важные параллели существуют во многих культурах и религиозных учениях - в даосской йоге, корейском дзене, тибетской ваджрайне, в суфизме, у франкмасонов, у африканских бушменов, североамериканских индейцев, особенно хопи, и многих других. Особенно интересно, что о подобных феноменах говорится также в христианской мистической традиции, особенно в исихазме - восточной христианской монашеской практике, опирающейся на постоянную молитву, в которую вовлекается все человеческое существо - душа, ум и тело. Цель этой так называемой "Иисусовой молитвы" - достичь Божественного покоя, или исихии.
   В тантрических школах созданы сложные карты чакр, описаны в деталях физические, эмоциональные и духовные проявления поднимающейся кундалини и дана развернутая мифология, связанная с этим процессом. Хотя подъем кундалини связан с определенными опасностями, в общем он ведет, по крайней мере потенциально, к психосоматическому оздоровлению, позитивной перестройке личности и эволюции сознания. Однако тексты требуют серьезного отношения к этому пугающему и небезопасному процессу, рекомендуя руководство опытного учителя.
   Подъем кундалини Шатки, описываемый в индийской литературе, может сопровождаться драматическими физическими и психологическими проявлениями, называемые кривя. Наиболее поразительны среди них мощные ощущения тепла и потока энергии, направляющегося вверх по позвоночнику и сопровождающегося интенсивными эмоциями различного рода, треморами, спазмами, сотрясениями и дрожаниями всего тела или его частей. Часто встречаются также непроизвольный смех или плач, распевание мантр или песен, глоссолалия, издавание звуков животных, спонтанное принятие йогических поз (асан) и выполнение жестов (мудр).
   Хотя описания кундалини давно известны на Западе, этот феномен до недавнего времени рассматривался как принадлежащий исключительно Востоку. Даже К. Г. Юнг, проявлявший к нему большой интерес, полагал, что он редко наблюдается на Западе. Он и его коллеги высказали мнение, что может понадобиться тысяча лет, прежде чем кундалини придет в движение в нашей культуре под влиянием глубинной психологии. Однако эта оценка оказалась неверной.
   Может быть, в силу ускоренной эволюции, а может, в силу большой популярности и широкой распространенности различных форм духовной практики и давления глобальных кризисов или под влиянием психоделических препаратов сейчас стало очевидно, что безошибочные признаки пробуждения кундалини можно наблюдать у тысяч людей западного мира. Гопи Кришна, известный кашмирский пандит, сам прошедший глубокий кризис духовного раскрытия, постарался обратить внимание западной публики на значение феномена кундалини в серии популярных книг. Заслуга привлечения к этому феномену внимания профессиональных кругов принадлежит известному калифорнийскому психиатру и офтальмологу Ли Санелле.
   Я сам не раз наблюдал в психоделических сеансах и различных немедикаментозных состояниях проявления, близко соответствующие описаниям подъема кундалини, раскрытия чакр и протекания энергии кундалини через основные каналы, Иду и Пингалу, и сложную сеть нади, тонких разветвленных каналов для пранической энергии, описанных в тантрических текстах. Поток пракы протекает через центральный канал (сушумна) и два боковых (ида и пингала). Однако важно подчеркнуть, что переживания такого рода, напоминающие феномены кундалини, в традиционной индийской литературе назывались бы праническими, в отличие от истинного пробуждения кундалини - процесса, обладающего глубоким значением и большой трансформирующей силой, осуществление которого занимает годы. По сравнению с отдельными "праническими" переживаниями такое пробуждение в результате психоделической или эмпирической психотерапии происходит очень редко и может рассматриваться как самостоятельный феномен.
   Образцы протекания энергии, описываемые в литературе по кундалини, не являются универсальными. В некоторых случаях происходит настройка на китайский архетип и переживается поток энергий, точно соответствующий картам меридианов китайской медицины, причем человек осознает значение акупунктурных точек. Это может сопровождаться прозрениями в области китайской системы пяти элементов (дерево, огонь, земля, вода и металл), совершенно отличной от европейской традиции.
   Различные энергетические феномены тонкого тела особенно часто встречаются во время сеансов холотропного дыхания. Энергетические поля и потоки энергии могут ощущаться или визуализироваться с закрытыми глазами.

6. Переживания встречи с духами животных.

   В этом типе переживаний человек чувствует глубокую связь с различными животными - не с их конкретными физическими формами, а с их архетипической сущностью. В некоторых случаях это может быть вызвано актуальной встречей с представителем определенного вида (если, например, психоделики принимались в лесу или в присутствии домашних животных), который в необычном состоянии сознания воспринимается в обожествленной форме. Но чаще переживания такого рода являются независимыми событиями во внутреннем мире. Во многих случаях духи животных, встречаемые в необычном состоянии сознания, воспринимаются не только как божественные по своей природе, но и как учителя или друзья, предлагающие помощь или духовное руководство. Это может быть связано с глубоким пониманием функций различных животных в определенных культурах: коровы - в Индии, кошки, крокодила и сокола - в Египте, ястреба - в Персии. Переживания такого рода могут также помочь понять психологию тотемных культур и функции тотемных животных. Особенно часто встречаются отсылки к шаманизму, где различные животные ирают роль духов-помощников шаманов. Эмпирическое самоисследование может иногда принимать формы, известные по шаманским культурам; это могут быть мощные переживания смерти и возрождения со спуском с подземный и подъемом в сверхъестественный мир, которые антропологи описывают как "шаманскую болезнь". Другая важная характеристика этого процесса - сильное чувство особой связи с природой, частые отождествления с животными и встречи с духовными учителями в виде животных. Шаманизм - древнейшая религия человечества, насчитывающая десятки тысяч лет. К тому же это практически универсальный феномен, различные варианты которого можно обнаружить в Сибири и других частях Азии, в Северной и Южной Америке, в Австралии, Океании, Африке и Европе. Шаманские и тотемистские переживания связывают человека с глубокими изначальными аспектами психики.
   Мне кажется полезным сравнить встречи с духами животных с другими типами трансперсональных феноменов, включающих животных, выделив характеристики, позволяющие отличать их друг от друга. Важно различать эмпирическое отождествление с различными животными, которые принадлежат феноменальному миру, от символических представлений индивидуального бессознательного и от архетипических образов психики.
   Люди, работающие над различными биографическими проблемами в эмпирической психотерапии, часто рассказывают о визуализации различных животных или даже отождествлении с ними. Анализ этих феноменов показывает, что это сложные образования динамической структуры, подобные фрейдовским образам сновидения. На этом уровне аутосимволические визуализации животных, или трансформации, представляют собой более или менее зашифрованные послания относительно личности человека или его жизненной ситуации, которые легко могут быть распознаны. Аутосимволическое отождествление с хищником - львом, тигром или черной пантерой - можно расшифровать как выражение интенсивных агрессивных чувств. Сильный сексуальный импульс может быть выражен в виде жеребца или быка. Если он имеет неприемлемую форму чистого вожделения или фундаментального инстинкта, это может быть дикий кабан или свинья. Мужское тщеславие и сексуально окрашенный эксгибиционизм может быть осмеян аутосимволическим отождествлением с петухом, кукарекающим на навозной куче. Боров может символизировать неряшливость и неопрятность, в том числе моральную; обезьяна полиморфные перверзии и стремление к генитальным и прегенитальным удовольствиям, мул - тупоголовость и упрямство, осел - глупость.
   В отличие от аутосимволических трансформаций, истинные отождествления с животными являются определенно трансперсональными феноменами и не могут быть выведены из содержания бессознательного или символически проинтерпретированы. Те же люди, которые охотно соучаствовали в расшифровке символического значения переживаний, отказываются подходить таким образом к подлинному отождествлению. Филогенетические переживания обладают всеми чертами отождествления с животными, но кроме этого, они связаны с чувством регрессии по эволюционной лестнице. Интересный феномен, который представляет собой переход от аутосимволических трансформаций к отождествлению с животными, - это превращение в вервольфа или вампира. Это напоминает истории о превращении человека в волка в трансильванском фольклоре или аналогичные истории о превращении человека в тигра в Малайзии.
   Наряду с отождествлением с определенной особью, можно отождествиться с чем-то вроде "животной души" вида, представляющей собой общий опыт всех особей в исторической перспективе - все, чему научился вид, его инстинктивное поведение, паттерны внутривидового общения, привычки и проч Переживания такого рода тесно связаны с понятием морфического резонанса Руперта Шелдрейка и бэйтсоновским пониманием разумности природы . По-видимому, этот феномен может обсуждаться в рамках естественных наук.
   Духи животных и животные-учителя, с которыми человек может встретиться в необычном состоянии сознания, хотя и связаны с определенными животными видами, принадлежат с миру мифических и архетипических форм. Своей непосредственной связью с природой они отличаются от териоморфных божеств, которые, несмотря на свою животную форму, не укоренены в природе столь интимно или сочетают в себе животные и человеческие черты. Слоновий бог индуистского пантеона Ганеша имеет меньше общего с действительным слоном, чем, например, Дух Оленя мексиканских индейцев уичолли с реальным лесным оленем.
   Символичность черт божества становится еще более явной в случае составного образа, сочетающего черты животного и человека. Таков египетский ибисоголовый Тот и шакалоголовый Анубис, индийский Нарасимха, сочетающий элементы льва и человека. Эти божества не имеют полной физической формы животного, с которым они связаны. Особая интересная группа животных появляется в роли перевозчиков божественных существ. Это, например, мышь, на, которой едет индийский бог Ганеща, бык Шивы Нанди, лев или тигр, служащие богине Дурге, павлин, поддерживающий супругу Брамы Сарасвати, тибетские ламаистские божества, жеребцы в колеснице греческого бога Солнца Гелиоса, быки нордической богини Фрики.
   Прекрасным примером переживания духов животных является рассказ о состоянии видения шамана эквадорского племени дживаро, употреблявшего аяхуаску .
   Он уже выпил напиток, и теперь он мягко пел. Постепенно в темноте начали появляться неясные линии и формы, и вокруг него зазвучала пронзительная музыка ценцак, - музыка духовных помощников. Сила питья питала их. Он позвал, и они пришли.
   Сначала панги, анаконда, свернулась вокруг его головы, превратившись в золотую корону. Затем вампанг, гигантская бабочка, повисла над его плечом и стала петь ему своими крыльями. Змеи, пауки, птицы и летучие мыши танцевали в воздухе над ним. На его руках появились тысячи глаз, явились его демонические помощники, чтобы искать ночь для врагов.
   Звук ревущей воды наполнил его уши, и слыша ее рев, он знал, что располагает силой Цунги, первого шамана. Теперь он мог видеть.

7. Переживание встречи с духовными учителями.

   Встречи с учителями и защитниками из духовного мира наиболее ценные феномены трансперсональной области. Испытуемый воспринимает их как существа с более высоких планов сознания и энергетических уровней. Иногда они появляются спонтанно на определенной стадии духовного развития человека; они могут появиться во время внутреннего кризиса, отвечая на мольбу о неотложной помощи. Во многих случаях они продолжают являться человеку либо по своей собственной инициативе, либо по просьбе своего протеже. Иногда духовные учителя имеют человеческую форму с определенно божественными качествами. В других случаях они являются в виде источника, излучающего свет или мощные энергетические поля. В некоторых случаях люди не воспринимают своих учителей чувствами, а просто ощущают их присутствие. Учителя разговаривают словами лишь в виде исключения, в большинстве случаев послания, объяснения и инструкции передаются телепатически. Помощь, оказываемая духовными учителями, принимает различные формы. Иногда они помогают в трудных или опасных ситуациях внешнего мира, иногда проводят человека через критические ситуации на внутреннем плане, как, например, Вергилий вел Данте в "Божественной комедии". Они обеспечивают интеллектуальную, моральную и духовную поддержку, помогают в борьбе со злом и деструктивными силами, создают защитные энергетические поля. В определенных случаях они могут дать специальные указания относительно проблем человека или относительно общего направления его жизни. Иногда духовные учителя остаются анонимными, в других случаях они называют свои имена или человек имеет возможность узнать их по каким-то признакам. В некоторых случаях люди в необычных состояниях сознания сообщают о прямом контакте с великими религиозными персонажами - Иисусом Христом, Буддой, Магометом, Зороастром, Шри Рама Махарши, Моисеем. Как правило, это случается один раз, личности такого ранга редко оказываются личными учителями, разве что в метафорическом смысле.
   Наиболее интересным аспектом опыта встречи с учителями с других планов является то, что они обеспечивают доступ к информации, которой человек не обладал в обычном смысле слова до события. В качестве примера можно привести историю парапсихолога Телмы Мосс: она встретилась во время психоделического сеанса с сущностью, назвавшейся Бенджаменом Франклином. Она предпочитала обозначать его как архетип Старого Мудреца. В течение года после этого сеанса она могла переживать его присутствие в медитативном состоянии, беседовать с ним и просить о руководстве. Однажды, когда она зашла в тупик в своих биоэнергетических исследованиях, "Бенджамен Франклин" посоветовал ей обратиться к специальной книге исследователя Беккера, где она нашла необходимую ей информацию.
   В этом контексте следует упомянуть феномен, получающий в последнее время все большее распространение. Это "канализирование" - процесс передачи посредством автоматического письма, наговаривания в трансе или записи под психическую диктовку посланий, внешних по отношению к собственному сознанию. Источник часто утверждает свою непринадлежность к физической реальности; его иерархический ранг может варьироваться от божества или ангела до суперчеловека или развоплощенного человека.
   Историческими примерами "передачи" духовных учений могут служить Коран (Магомет) и Книга Мормонов (Смит). Алиса Бейли утверждает, что реальным автором ряда ее духовных произведений является существо, именующее себя Тибетцем. Тому же источнику приписывает свою психологическую систему психосинтеза и Роберто Ассаджиоли. Среди наиболее популярных современных текстов - "Говорит Cem" Робертс, "Послания от Михаеля" Ярбро, "Курс чудес" Шукман, "Откровения трансформации новой эры" Спенглера, "Книги Эммануеля" Роудгаст, "Звездная передача" Рафаеля и "Ратма" Найт. Проявления "передачи", или "канализирования", в религии, философии, искусстве и науке будут подробно описаны в готовящейся к печати книге Артура Хастингса.

8. Переживание встречи с сверхъестественные существа.

   В различных культурах и религиях люди верели в различных сверхъестественных существ. И здесь нас ждут сплошные сюрпризы. Обратимся к двум религиям Индии - буддизму и джайнизму. Изучая их тексты, мы с удивлением убедимся в том, что признаваемые ими божества и демоны всего только определенные типы живых существ (наряду с людьми и животными), что они так же рождаются и умирают, хотя срок их жизни может быть измерен только астрономическими числами. Достижение их состояния отнюдь не является религиозной целью двух названных учений, и значительной роли признание их существования не играет. Более того, в основах доктрины буддизма и джайнизма не произошло бы никаких существенных изменений, если бы их последователи вдруг решили отказаться от веры в богов и демонов, - просто двумя классами страдающих живых существ стало бы меньше. Таким образом, в буддизме и джайнизме, во-первых, существа, наделенные божественным статусом, рассматриваются как вполне посюсторонние, то есть, строго говоря, не сверхъестественные, а во-вторых, их роль в данных учениях вполне ничтожна.
   Религии Китая обнаруживают еще меньше склонности к вере в сверхъестественное; не совсем даже понятно, как можно было бы перевести само слово "сверхъестественный" на древнекитайский язык. Вполне показательно, что идеалом даосской религии является не что иное, как естественность, естественное. Как гласит "Дао дэ цзин" : "Человек берет за образец Землю, Земля берет за образец Небо, Небо берет за образец Дао (Путь, первопринцип. - Е.Т.), Дао берет за образец самоестественность (цзы жань). Идеал даосизма в конечном итоге сводится к следованию своей изначальной природе и к единению с природой как таковой. По справедливому замечанию синолога и миссионера-иезуита Л.Вигера, в религиозном даосизме мы встречаемся с описанием самых невероятных и фантастических событий и превращений, но все они объясняются естественным образом, что свидетельствует от том, что представление о чуде как некоем событии, принципиально нарушающем законы и нормы природы, было не только неизвестно даосизму, но и абсолютно чуждо ему. Да и все бессмертные, божества и гении даосской религии пребывают в пространстве Неба и Земли, в пределах сакрализованного, но вполне чувственно-конкретного космоса.
   Даже в политеистических религиях Ближнего Востока древности, а также античных Греции и Рима идея сверхъестественного отсутствует. Древние египтяне были последовательными "монофизитами", пребывая в убеждении, что боги, люди, животные и другие существа обладают одной и той же природой.* Поэтому, в частности, и животные обожествлялись ими не за сверхъестественные, а как раз за самые естественные свои качества и свойства, что вызывало одобрение Джордано Бруно, видевшего в египетском культе животных лучшее выражение понимания всеприсутствия божественной природы.** Для греков и римлян также было вполне чуждо представление о богах как о трансцендентных сущностях.
   По существу, только религии библейского корня (иудаизм, христианство и ислам) полностью удовлетворяют рассматриваемому критерию. Им присуще представление о трансцендентности Бога, о тварности и принципиальной иноприродности космоса и населяющих его живых существ, о чуде как божественном вмешательстве, нарушающем Богом же установленные законы природы.
   В заключение следует с сожалением констатировать, что слово "сверхъестественное" зачастую употребляется в религиеведении не как однозначный термин и вообще не как понятие, а как слово обыденного языка, передающее интуитивное и внерефлексивное понимание чего-то как фантастического, не имеющего места в действительности и т.п. Помимо нетерминологичности такого словоупотребления оно опасно еще и потому, что нечто, представляющееся фантастикой и небывальщиной сегодня, может оказаться вполне реальным завтра (достаточно вспомнить о современной теоретической физике с ее теорией искривления пространства-времени или о генной инженерии; более спорные примеры, связанные, например, с парапсихологией, можно не приводить).
   Вместе с тем существуют нерелигиозные формы духовной культуры (формы общественного сознания в марксистской терминологии), предполагающие если не веру в сверхъестественное, то по крайней мере признание его существования. Любая форма философии, обосновывающая или декларирующая существование некоей трансцендентной (в онтологическом смысле) реальности, как раз и является таковой. Достаточно вспомнить о мире парадигматических платоновских идей, чтобы убедиться в справедливости высказанного тезиса. Конечно, вопрос об отношении религии к философии весьма сложен, и рассмотрение его выходит за пределы настоящего исследования, однако автономность от религиозных представлений многих существовавших в истории философии концепций трансцендентного вполне очевидна.
   Таким образом, можно констатировать, что ни само понятие сверхъестественного не является адекватным для характеристики религии, ни наличие веры в сверхъестественное не является достаточным критерием для отнесения того или иного феномена духовной жизни к религии.

9. Переживания посещение других вселенных и встречи с их обитателями.

   В этом типе переживаний люди оказываются в странных, чуждых мирах, обладающих собственной реальностью вне пределов нашего космоса. Эти вселенные кажутся существующими на других уровнях реальности и в других измерениях, параллельных и сосуществующих с нашими. Населяющие их существа имеют странные физические формы, совершенно иные физиологические и метаболические процессы, действуют на основе непостижимых законов. Многие из них, очевидно, разумны, но характеристики их мышления и эмоций не похожи ни на что, известное людям. Эти чуждые вселенные могут быть гораздо меньше или бесконечно больше нашей, их обитатели могут быть дружественными по отношению к нам, нейтральными или враждебными. Переживания такого рода обычно воспринимаются как опасные иногда из-за очевидной враждебности встречаемых существ, иногда просто из-за неуверенности при встрече с неизвестным. В некоторых случаях чувство опасности вызывается ощущением собственной незначительности в чуждом мире и возможности нечаянной гибели при случайном происшествии. Люди, описывающие такие необычные космические приключения, часто сравнивают их с наиболее изобретательными научно-фантастическими рассказами. В этой связи можно упомянуть переживания, связанные с космическими летательными аппаратами, космическими кораблями и "летающими тарелками". Судя по описаниям людей, видевших их, встречавшихся с их командами или взятых на борт, эти переживания находятся где-то между физической реальностью и архетипическим миром. В одних случаях люди более склонны принимать незнакомцев за действительных пришельцев из другой части нашей Вселенной, в других - как посетителей из иных измерений или из интрапсихических пространств. Подобные сообщения часто включают описания физических осмотров и измерений, использование таинственных технических средств, ментальной коммуникации с чужаками и их интеллектуальными машинами, уроки мышления в высших измерениях и т, д. Систематический анализ содержания сообщений о подобных похищениях, проведенный Альвином Лоусоном, показал удивительное обилие перинатальных элементов и перинатальной тематики. И хотя это, разумеется, не доказывает фантастичности этих феноменов и их производности от воспоминаний о травме рождения, факт сам по себе заслуживает внимания.
   Прекрасные примеры внеземных контактов и визуализаций иных вселенных можно найти в книгах неутомимого исследователя внутренних пространств Джона Лилли.

10. Переживание мифологических и сказочных существами.

   В этом типе трансперсональных переживаний мир мифов, легенд и сказок в буквальном смысле оживает. Человек может быть свидетелем многочисленных сцен из мифологии и фольклора любой культуры мира, он может посетить любые мифические пространства. Он также может эмпирически отождествиться с героями и героинями мифов и легенд или с фантастическими мифологическими созданиями. Можно пережить подвиги Геракла или приключения Тезея и Язона, можно стать легендарным полинезийским героем Мауи или пережить испытание близнецов Пополь Вух у майа. Среди архетипических существ, с которыми пациенты отождествлялись во время психоделических и холотропных сеансов, - Уроборос, Тифон, Кентавр, Цербер, Сфинкс, различные европейские, восточные и доколумбовские драконы, Снежная Королева, Спящая Красавица, легендарные рыцари, русалки, феи, эльфы, гномы, скандинавские тролли и другие. Такого рода эпизоды могут появляться как независимые трансперсональные темы или в связи с проблемами пациента. Среди биографических мотивов часто возникают образы злой мачехи и избиваемой падчерицы (Золушка), доброго и злого брата (Каин и Авель), любовь к матери и агрессия по отношению к отцу (Эдип), любовь к отцу и ненависть к матери (Электра), любящие друг друга брат и сестра, подвергающиеся опасности из-за злых взрослых (Гензель и Гретель), конфликт любви и власти (Альберих), любовь, противоречащая обстоятельствам (Тристан и Изольда). Все это может появиться в форме, соответствующей определенной культурной традиции, или в более абстрактной архетипической форме.
  
  

11. Переживания универсальных архетипов.

   Термин "архетип" был введен в психологию К.Г. Юнгом, употреблявшим его в том же смысле, что и "первичный образ", или "доминанта коллективного бессознательного". В самом широком смысле архетип может пониматься как любая статическая конфигурация или динамическое событие в психике, обладающие трансиндивидуальным характером и качеством универсальности. Такое определение слишком обще и могло бы относиться ко многим трансперсональным феноменам, описанным в этом разделе. В юнговской литературе можно найти иерархические описания различных уровней архетипов. Я позволю себе здесь ограничить это понятие теми архетипами, которые представляют собой подлинно универсальные структуры в отличие от их специфических культурных проявлений, вариаций и разновидностей.
   Некоторые из подобных архетипов представляют собой обобщенные биологические, психологические, социальные илипрофессиональные роли. Примерами биологически определенных универсальных архетипов могут быть Женщина, Мужчина, Мать, Отец, Ребенок, Еврей, представитель белой, черной или желтой расы. Дополнительные психологические характеристики определят Добрую или Ужасную Мать, Тиранического Отца, Любовника, Мучителя, Беглеца, Изгнанника, Корыстолюбца, Деспота, Развратителя, Обманщика, Мудрого Старца или Старую Мудрую Женщину, Аскета, Отшельника и многих других. В некоторых из этих случаев архетипичность достигает мифологических измерений и обладает особой сверхъестественной силой; это могут быть, например, образы Великой или Ужасной Матери-богини, Великого Гермафродита, Космического Человека.
   Примерами архетипов, представляющих определенные профессиональные и социальные типы и роли, могут быть Ученый, Целитель, Просвещенный Правитель, Диктатор, Рабочий, Революционер, Капиталист. Такие переживания близки, но не тождественны переживаниям группового сознания, которые были описаны ранее. В последних человек чувствует себя отождествленным одновременно со всеми членами определенной группы, первое же представляет собой персонифицированное представление о самой роли, что-то вроде платоновской идеи.
   Примерами этих двух типов феноменов могут быть, с одной стороны, переживание группового сознания всех революционеров мира, а с другой переживание превращения в архетипического Революционера. Архетипические образы такого рода можно представить себе как голографические изображения, созданные последовательной съемкой людей определенной категории без изменения угла зрения. На голографической выставке в Гонолулу несколько лет тому назад демонстрировалось изображение "Дитя Гавайев", состоящее из множества трехмерных изображений гавайских детей, занимающих одно и то же место. Это может быть прекрасной иллюстрацией переживания, о котором идет речь. Менее яркое приближение к подобному феномену - кумулятивное наложение обычных фотоснимков, вроде тех составных фотографий Фрэнсиса Гэлтона, которые использовал Руперт Шелдрейк для иллюстрации своего понятия морфического резонанса. Особая категория архетипов представляет собой персонификацию определенных аспектов человеческой личности, например знаменитые юнговские архетипы Анимус, Анима или Тень.

12. Переживание похищений НЛО и инопланетянами

   Опыт контактов и похищения людей тем, что кажется внеземными космическими аппаратами или существами, может часто служить причиной серьезных эмоциональных и интеллектуальных кризисов, имеющих много общего с духовным кризисом. Юнг, посвятивший теме "летающих тарелок" специальное исследование, предположил, что этот феномен является скорее архетипическим видением, имеющим истоки в коллективном бессознательном человечества, чем реальным визитом внеземных цивилизаций. Он иллюстрировал свой тезис тщательным анализом легенд о летающих дисках, существовавших на протяжении всей истории человечества, и сообщений о появлении призраков, время от времени вызывавших массовую панику.
   В описаниях наблюдений НЛО типичным является упоминание необычного света сверхъестественной природы, который очень похож на тот, что присутствует во многих отчетах о мистических переживаниях. Указывалось также и на то, что существа, входящие в контакт с людьми, имеют существенные параллели в мире мифологии и религии, корни которых уходят в коллективное бессознательное.
   Сообщения о похищениях людей часто включают в себя такие процедуры, как физические исследования и научные эксперименты, которые переживаются как невообразимые мучения. Это сближает их с шаманским кризисом и с испытаниями инициируемых в ритуалах перехода, проводимых в первобытных культурах. Этот аспект феномена НЛО обсуждается в очерке Кейс Томпсон "Опыт встречи с НЛО как кризис трансформации" во второй части данной книги.
   Чужие космические корабли и космические полеты, описываемые теми, кого якобы пригласили совершить путешествие, также имеют параллели в духовной литературе -- можно упомянуть колесницу ведического бога Индры или огненную машину библейского пророка Иезекииля. Поразительные ландшафты и города, посещаемые во время этих путешествий, напоминают визионерские переживания рая, небесных сфер и городов света.
   Существует еще одна причина, по которой опыт встречи с НЛО может провоцировать духовный кризис; сходную проблему мы уже обсуждали в связи духами-проводниками и феноменом "контактерства". Внеземные визитеры обычно воспринимаются как представители цивилизаций, несравненно более развитых, чем наша, не только технологически, но и интеллектуально, морально и духовно. Такие контакты часто имеют очень мощные мистические оттенки и сопровождаются инсайтом космического масштаба.
   Люди, оказывающиеся объектами столь особого внимания, легко способны интерпретировать его как признак собственной уникальности. Они могут чувствовать, что привлекли интерес высших существ из более развитой цивилизации потому, что они сами в некотором роде исключительны и наиболее подходят для особой цели. В юнгианской терминологии подобная ситуация, когда человек претендует на восхищение архетипического мира своей персоной, именуется "раздуванием эго".
   Как мы увидели, существуют веские причины, по которым опыт "близких контактов" может приводить к трансперсональному кризису. Люди, столкнувшиеся со странным миром НЛО, для того чтобы быть способными ассимилировать этот опыт, могут нуждаться в помощи кого-то, кто обладает знанием архетипической психологии, равно как и специфических особенностей этого феномена.
  

Мифологема шизофренического и мистического переживания

   Шизофреническое переживание есть переживание рухнувшего мира, поверженного мира, где зло всесильно. Но и любой миф есть результат расщепления и, одновременно, процесс, направленный на устранение этого расщепления, на восстановление утраченного мира. Таков вывод исследований мифологии методами структурной антропологии. Крупнейший представитель этого направления Клод Леви-Строс писал, что миф начинается с фиксации противоречия, с фиксации противоположностей. Мы сравнивали этот момент с критической нехваткой, с угрозой миру, индивидуально-психическим коррелятом которой является неготовность человека к исполнению функций его новой социальной роли. Миф по Леви-Стросу - это "логический инструмент преодоления противоречий", "медиативный процесс", направленный на преодоление угрожающего раскола или, по крайней мере, на замену пары непримиримых противоположностей другой, менее опасной парой более близких "семантических оппозиций". Пользуясь методикой Леви-Строса, Греймас сделал ряд интересных выводов о симметрии морфологической схемы волшебной сказки Владимира Проппа, которую мы рассматривали в первой части данной работы.
   Речь идет о парных функциях, таких как, например, недостаток и ликвидация недостатка, которые Греймас считает одной и той же функцией, взятой, соответственно, в прямом и инверсном виде. Особенно интересна здесь пара нарушение - восстановление общественного договора. Запрет при этом трактуется как вовлеченность Героя в общественные связи, выполнение им функций своей социальной роли. Старой роли, заметим; роли, из которой он уже вырос, от которой ему надлежит отказаться. Нарушение запрета и есть такой отказ; при этом Герой выпадает из всех социальных связей и оказывается в полном одиночестве, один на один со своей проблемой. Но в результате успешного прохождения всех испытаний Герой, ликвидировавший критический недостаток, приходит к свадьбе и воцарению, т.е. к восстановлению общественного договора, к вовлечению в социальные отношения на новом уровне, в новой роли, с новыми обретенными способностями. Аналогичным образом мы и будем рассматривать сегодня шизофрению - как процесс раскола души и мира, как результат раскола и, одновременно, как попытку преодоления этого раскола, героическую медиативную попытку синтеза обновленного мира.
   В настоящее время диагноз "шизофрения" объединяет несколько психических болезней, весьма различных по своим внешним проявлениям. Здесь мы будем говорить лишь об одной из них - параноидной шизофрении, сопровождающейся бредом и галлюцинациями, в которых больного преследуют некие сверхъестественные существа, злобные и практически всемогущие. В контексте нашей темы прохождение полного цикла шизомифа предполагает нисхождение в безумие (т.е. в бессознательное), психотические переживания героического противостояния злу и, наконец, ремиссию, выздоровление, возвращение в этот мир с новыми способностями. Но статистика шизофрении обнажает жестокую реальность жизни. Как вы помните, в мифологии Герой принципиально не мог проиграть битву с Драконом; в худшем случае он мог отказаться от возвращения в свой мир и становился новым хранителем завоеванного сокровища, т.е. Антагонистом. Но он потому и оказывался невозвращенцем, что не мог отказаться от обретенного блаженства, неописуемого блаженства, недостижимого в мире, где царит принцип реальности. А в шизофрении мы видим, что подавляющее большинство кандидатов в Герои проигрывают эту битву и бесцельно скитаются в мире психотической реальности, мучимые отчаянием и страхом, заблудившиеся, потерявшие все ориентиры мира, и главное - потерявшие себя. Вспомните, в сказках о неукрощенной Невесте Герой никогда не бывает первым соискателем ее руки. Часто какой-нибудь овраг за замком царевны (дочери Антагониста) буквально усеян мертвыми костями несостоявшихся Героев. И шизофрения практически всегда есть психотический коррелят сказочной судьбы неудавшихся кандидатов, вымостивших своими костями триумфальную дорогу Героя. Но мы сегодня будем говорить не о правилах, а, скорее, об исключениях из правил, о редчайших случаях спонтанной ремиссии. Это будет звучать гордо; но любителям мистических переживаний следует помнить, что вероятность такого возвращения чрезвычайно мала. И абсолютно непредсказуема, так как о шизофрении до сих пор ничего нельзя сказать достоверно. Все теории о причинах заболевания и благоприятствующих факторах являются лишь более или менее удачными попытками сгруппировать и суммировать огромную массу описательного клинического материала. Т.е. все они носят чисто описательный характер; до сих пор неизвестен ген, вирус или токсин, ответственный за активизацию шизофрении. Мы не можем даже сказать, каков характер причины заболевания - психологический или физиологический. Единственное, что мы можем - это наблюдать непостижимый психотический процесс, сравнивая его со знакомой нам мифологемой, схемой все того же универсального мономифа.
   Каждая психоаналитическая школа дает свое объяснение шизофрении. Классический фрейдизм говорит о нарушении направлений движения либидо. Согласно ему, здоровый человек обладает сравнительно незначительным количеством свободного несвязанного либидо; почти все способное к перемещению либидо у него катектировано на объекты внешнего мира. У невротиков, в результате интенсивных вытеснений, определенное количество либидо отделено от своих объектов и переведено (частично) на невротические заместители. Но значительная часть либидо, снятого с проблемных объектов, так и остается свободной, несвязанной. Это делает невротика буквально обреченным на компульсивный, болезненно-гипертрофированный перенос, что так резко различает ситуации лечебного и учебного анализа. А dement, писали классики фрейдизма, вообще не способен ни на какой перенос; его либидо практически полностью снято с объектов внешнего мира и задействовано в энергетике внутренних страхов и фантазий. Таким образом, трансфер - мощнейшее орудие психоанализа - не может быть использован в терапии шизофрении, что сводит на нет эффективность классического фрейдизма в данной области.
   Это, как мы уже отмечали, чисто описательный подход, т.е. может быть и правильный, но не предлагающий ничего позитивного. Так же описателен и рассмотренный нами подход аналитической психологии. Но, несмотря на это, мы запоем читаем Юнга. Видимо потому, что шизофрения в огромнейшей степени есть лингвистическое расстройство. И пишут о шизофрениках в основном те, кто их понимает, т.е. те, кто подобен им в этой гипероценке магической силы слов. Это мистики и поэты. Их всегда приятно читать, и особенно в периоды возрастных кризисов, когда мы сами подобны Героям и шизофреникам.
   Позитивный подход к проблеме шизофрении предлагает теория объектных отношений, известная нам в основном по работам Мелани Кляйн. Согласно этой теории, основы будущей шизофрении закладываются в первые три-четыре месяца жизни, в так называемой параноидно-шизоидной позиции. Это совершенно особый период жизни. О шестимесячном ребенке мы смело можем сказать, что он человек - маленький, недозрелый, недоразвитый - но, в принципе, такой же человек, как и мы с вами. Но двухмесячный младенец - это нечто совсем иное. Он еще не способен фокусировать взгляд, т.е. у него нет мира визуальных объектов. Его системы дыхания, кровообращения и пищеварения недоразвиты и не координированы между собой настолько, что даже тревога, чисто психическое состояние, может вызвать у него кислородное голодание и удушье. До трех месяцев в нем еще функционируют зародышевые системы циркуляции. Даже форма его энцефалограммы становится человеческой лишь на третьем месяце жизни. Все это прекрасно согласуется с теорией о гипертрофированной недоношенности детей поздних гоминидов, которая рассматривалась нами в предыдущем блоке. Эта физиологическая патология наших предков и породила всю культурную структуру нашей жизни - семью, общество, идеологию, мифологию. А также - переживания утраты рая и горести жизни, греха, вины и наказания. Плюс разлад с собой и конфликт с обществом, неврозы, психозы и, конечно, шизофрению.
   В первом приближении параноидно-шизоидная позиция - это период параноидных тревог и шизоидных защит. Новорожденный младенец периодически испытывает стресс и сильнейший дискомфорт, который он переживает как нападение на себя, как агрессивное преследование со стороны внешнего мира. И в дальнейшем любое неудовлетворение потребностей, любая фрустрация переживается им как нападение извне и вызывает в нем ответную агрессию. Переживание чередования то доверия к миру, удовлетворяющему потребности, то параноидной тревоги и агрессии по отношению к преследующим объектам, Мелани Кляйн трактует как взаимовлияние Эроса и Танатоса, либидо и влечения к смерти. Доверие к миру модифицирует тревогу преследования; от характера этой модификации и будет зависеть дальнейшая судьба человека. Уменьшение параноидной тревоги можно рассматривать как количественную проблему, описываемую в терминах обратной связи. Согласно этому методу, система обладает обратной связью, если она активно реагирует не только на сигналы внешнего мира, но и на сигналы об изменении своего собственного внутреннего состояния. Или, выражаясь более технично, если управляющее воздействие на систему формируется как функция ее выходного сигнала. В общем виде это может звучать несколько туманно; но в каждом отдельном случае все выглядит довольно понятно. Рассмотрим схему активизации тревоги преследования у младенца в параноидно-шизоидной позиции (рисунок ):
  
   Младенец испытывает фрустрацию, воспринимаемую им как внешнее нападение. Уровень тревожности повышается, он неосознанно сравнивается с нормальным уровнем, соответствующим удовлетворенности потребностей. Естественная оборонительная реакция младенца - агрессия. Но в результате негативной проекции (а параноидный - это и значит - связанный с проекцией) собственные агрессивные желания приписываются объектам внешнего мира. Это увеличивает страх перед ними и тревогу, ставшую параноидной, что в свою очередь увеличивает агрессию и т.д., по механизму "порочного круга". Это типичная положительная обратная связь, т.е. обратная связь, которая стремится увеличить расхождение между выходным уровнем системы и ее эталонным (нормальным) уровнем. Успокоить такую систему можно только сняв фрустрацию, т.е. удовлетворив все потребности младенца. В процессе нормального развития обратная связь должна стать отрицательной; она должна гасить тревогу, вызванную угрожающими сигналами внешнего мира, а не бесконтрольно, панически увеличивать ее. Но для этого должен измениться сам характер реагирования на тревогу. У младенца, как мы видели, это агрессия.
   Шизоидная защита заключается в расщеплении различных аспектов объекта, его "плохой" и "хорошей" сторон на два разных самостоятельных объекта. Для младенца первичный объект - материнская грудь - расщепляется на "хорошую", удовлетворяющую грудь и "плохую", отказывающую в удовлетворении, которая в результате негативной проекции становится еще и преследующей. А поскольку эмоции младенца экстремальны, хорошая грудь идеализируется, а плохая становится панически пугающей. Использование расщепления обусловлено несколькими причинами. Главные из них - боязнь причинить вред своей агрессией хорошему объекту и необходимость в хорошем объекте, как защитнике от преследования плохого объекта. Кроме того, не следует забывать, что восприятие частей исторически предшествует восприятию целого. Когда мы говорим о каком-то предмете, мы имеем в сознании образ этого тождественного себе объекта и, значит, мы уже сконструировали этот образ из множества отдельных восприятий. Связь этих восприятий в единый образ, ощущение их тождественности, есть работа синтеза. Неизвестно, в какой мере врожденной является способность психики к такому синтезу. Вероятно, младенец начинает жизнь с несвязанных восприятий, из которых постепенно учится конструировать частичные объекты. Создать образ матери, как целостного объекта, как личности, ребенок в параноидно-шизоидной позиции еще не способен. Но поскольку он вынужден оперировать частичными объектами, совершенно естественен его выбор критерия разделения - на хорошее и плохое, на приносящее, соответственно, удовлетворение или дискомфорт и тревогу.
   Младенец испытывает воздействие внешнего мира, воспринимаемое им как фрустрация или удовлетворение. В случае фрустрации он, боясь разрушить любимый объект собственной агрессией, применяет экстремальные механизмы защиты, главным из которых является расщепление. Разделив первичный объект на "плохой" и "хороший", младенец фантазийно расправляется с плохим, применяя для этого два дополнительных механизма защиты - отрицание (т.е. фантазийное уничтожение) и всемогущий контроль (т.е. фантазийное управление угрожающим объектом). Проекция этих эмоций на плохой объект порождает параноидную тревогу. Хороший объект, напротив, идеализируется младенцем; позитивная проекция любви к нему вызывает доверие и к объекту, и ко всему внешнему миру. Постепенное накопление кредита доверия к миру позволяет преодолевать тревогу, а, следовательно, и собственную агрессию; на следующей стадии меняется как характер тревоги, так и характер используемых защит. В депрессивной позиции, длящейся примерно с трех до шести месяцев, расщепление перестает быть деструктивно патологическим. Младенец начинает, наконец, воспринимать мать, как целостный объект, к которому он испытывает амбивалентные чувства. Он начинает понимать, что своей ненавистью и агрессией он причиняет вред не просто враждебному плохому объекту, но своей любимой матери, и это вызывает у него депрессивную тревогу, тревогу вины и сожаления. Одновременно с этим он испытывает стремление к репарации, к восстановлению поврежденного объекта. Трудности в прохождении этой позиции депрессивных тревог и маниакальных защит, как можно догадаться из названия, закладывают фундамент маниакально-депрессивных психозов; но это уже проблема отношений с целостным объектом. А нас сейчас интересует период, когда острая параноидная тревога делает невозможной интеграцию расщепленных частей объекта в целостный образ. Почему мы так подробно это обсуждаем? Дело в том, что сформировать личность, сконструировать Эго и Супер-Эго, психика младенца может лишь одним способом, а именно - в бесконечных актах идентификаций, в непрерывном потоке взаимосвязанных проекций и интроекций, репроекций и реинтроекций. А идентификация с расщепленным объектом неизбежно ведет к формированию расщепленного Эго и расщепленного Супер-Эго, к формированию светлой и темной сторон личности.
   Младенец, как мы говорили, воспринимает фрустрацию как агрессивное нападение, и отвечает на нее естественной ненавистью. Актом негативной проекции эта ненависть приписывается плохому объекту, который от этого в глазах младенца становится еще хуже. В акте интроекции, являющейся основой для идентификации с плохим объектом, темная сторона Эго становится еще более ненавидящей. Эта ненависть вновь репроецируется на плохой объект, с которым вновь идентифицируется младенец. Здесь мы опять видим пример положительной обратной связи, увеличивающий ненависть и тревогу до предельного уровня. Аналогичным образом, удовлетворенный младенец, общаясь с любящей матерью, формирует светлую сторону своего Эго, увеличивая любовь и доверие в актах позитивной репроекции и реинтроекции. Положительность обратных связей как бы разрывает мир младенца, предельно разводит его полюса. Ребенок воспринимает объекты и воздействия внешнего мира исключительно с позиций удовольствия / неудовольствия, и по этому принципу он радикально делит мир на черное и белое, на плохое и хорошее. Лишь когда доверие к миру сумеет ослабить и модифицировать параноидную тревогу, и младенец сможет интегрировать части своего первичного объекта в целостный объект - лишь тогда он обретет целостное Эго. При условии, что он успешно пройдет параноидно-шизоидную стадию. Этому могут помешать, в основном, два фактора. Во-первых, врожденная агрессивность, конституциональная предрасположенность к деструктивным реакциям. Она по любому, даже самому незначительному поводу дает такой мощный всплеск ненависти, что младенец не в состоянии справиться с ним должным образом. И, во-вторых, плохое обращение с ребенком и отсутствие любви, т.е. постоянное наличие неудовлетворенных желаний, вызывающих параноидную тревогу при остром недостатке положительных эмоций, формирующих доверие к миру. А дальше все как в хорошо знакомой нам инстинкт-теории - неудовлетворительное прохождение фазы создает у ребенка параноидно-шизоидную фиксацию, к которой он периодически регрессирует со следующей стадии - когда депрессивная тревога становится невыносимой.
   Дальнейшее развитие будущего шизофреника мы будем рассматривать в терминах экзистенциального анализа и антипсихиатрии Лэнга. Применение различных теорий для описания единого процесса - довольно спорный метод. Но я считаю его вполне оправданным, так как рассматриваемые теории в описании генезиса шизофрении не противоречат друг другу. Просто разные школы рассматривают этот процесс с разных точек зрения; к тому же различные психоаналитические течения любят акцентировать внимание на различных возрастных этапах жизни ребенка. Но Герой нашего шизомифа все равно пройдет все эти стадии, правда не всегда успешно.
   Что же происходит с ребенком, потерпевшим поражение в прохождении параноидно-шизоидной позиции? Как мы уже видели, его Эго не обладает устойчивой целостностью; в критических ситуациях оно готово регрессировать и использовать расщепление, архаичную защиту дочеловеческого периода. И кроме того, такой младенец не испытывает фундаментального доверия к миру. Здоровое доверие ребенка к объектам его любви подразумевает уверенность в их константности и непрерывности, уверенность в способности объекта восстанавливаться после утраты. Ведь для младенца даже самый кратковременный уход матери, пропадание ее из зоны восприятия, равносилен ее смерти. Только в депрессивной позиции он приобретает убеждение, что мать, выйдя из поля его зрения, все-таки продолжает существовать где-то сама по себе. Но младенец, неудачно прошедший параноидно-шизоидную позицию, не уверен в стабильности существования матери, как и всех прочих объектов. А поскольку его Эго формируется в актах проективной и интроективной идентификации, то он также не уверен и в себе, в стабильности своего собственного существования. Это состояние Рональд Лэнг называет онтологической неуверенностью, т.е. бытийной неуверенностью, неуверенностью в реальности собственного бытия и в своем праве на это бытие. Онтологически неуверенный человек не может жить легко и естественно, без напряжения, в гармонии с миром. Для защиты и поддержания своего существования он постоянно должен прикладывать титанические усилия, истощающие его и приводящие к психотическому срыву. Его мотивации не просто сместились от стремления к удовольствию в сторону недопущения неудовольствия; но вся его жизнь представляет собой отчаянную борьбу за сохранение своей индивидуальности, постоянно подверженной смертельной опасности. В этом случае мы говорим о шизоидном типе характера, подразумевая под этим, с одной стороны, тревогу уничтожения, потери индивидуальности, и с другой - особый тип расщепляющих шизоидных защит. Нормальный человек может позволить себе спонтанность действий и эмоций, более того, он получает удовольствие от своей спонтанности. Он может самозабвенно отдаться чтению хорошей книги или просмотру фильма, т.е. идентификации с Героем, потому что он ни на миг не сомневается в своей способности вновь обрести себя, вернуться к себе. Но для онтологически неуверенного шизоида это отнюдь не очевидно; он должен всячески избегать подобных опасностей. Он не может позволить себе подойти к кому-то слишком близко, боясь стать подобием любимого, а значит - потерять себя. И он не может позволить никому подойти слишком близко к себе - потому что любящий человек будет видеть его насквозь, сможет манипулировать им, т.е. опять-таки разрушит его индивидуальность. В стадии психоза это часто выражается в очень распространенном бреде "стеклянного" тела. Любое чувство, направленное на него, шизоид воспринимает как разрушительное - причем любовь может быть даже более разрушительна, чем ненависть. Опасно даже простое внимание к нему, пристальный взгляд в его сторону. Он стремиться стать непонятным, непостижимым, неуловимым, незаметным - т.е. спрятать от всех свое "истинное я", уйти в себя. Он сознательно формирует некую личину, маску, предназначенную исключительно для общения с людьми. Лэнг называет эту структуру "ложное я". Согласно Лэнгу, главная линия раскола (Я - не-Я) у шизоида проходит не между ним и внешним миром, а между ним и его телом.
   Тело становится не более чем одним из объектов внешнего мира, практически не имеющих отношения к жизни внутреннего я. Шизоид использует "ложное я" как автопилот, призванный обеспечить "низменные" потребности, обеспечить выполнение рутинных мирских дел, недостойных внимания "истинного я". В отличие от здорового я, воплощенного в тело и заброшенного в пространство и время этого мира, шизоид получает невоплощенное я, свободное от всех ограничений реальности. Внутреннее я живет всецело в фантазиях, и здесь оно всемогуще и неограниченно. Но чем более всемогущим становится "истинное я" в фантазийном внутреннем мире, тем более пустым и бесплодным становится шизоид в мире реальном. Динамика шизоидной стадии предполагает, что выстраиваемые защиты, все более радикальное обособление "истинного я" от реального мира, не ослабляет тревог преследования, а напротив, лишь усиливает их.
   Однако здесь важно подчеркнуть следующее. Ретроспективно выстраивая историю болезни, мы рассматриваем шизоидную стадию, как одну из фаз генезиса шизофрении. Эта латентная стадия, которая начинается после поражения младенца в параноидно-шизоидной позиции и может продолжаться несколько десятков лет, в течение которых человек воспринимается окружающими как совершенно нормальный, идеально удобный для всех. Непосредственно перед психозом шизоидная стадия переходит в кратковременную стадию анормального поведения, когда человек перестает быть удобным для всех. Он начинает раздражать окружающих, его поведение становится эксцентричным. Он воспринимается как человек "со странностями". Эта стадия может пройти совершенно незамеченной, и тогда говорят, что психоз начался внезапно. Следующая стадия - непосредственно шизофрения, когда разногласия больного с окружающими по поводу реальности становятся очевидными. И затем - ремиссия, которая, как мы уже говорили, крайне маловероятна.
   Но это именно ретроспективный взгляд на историю болезни. Рассматриваемый сам по себе, шизоидный характер не есть болезнь; и также он не обязан быть стадией в генезисе психоза. Многие люди всю жизнь живут с шизоидным характером, а некоторые писатели и художники подобного склада не только успешно реализуют себя, но даже имеют социальный успех. Восточные религии и философии часто рассматривают развоплощение, отделение разума от тела не как тревожный симптом, а как желанную цель. Очевидно, что социально успешные писатели-шизоиды и восточные гуру в какой-то степени застрахованы от шизофрении именно тем, что они реально воздействуют на реальных людей, имеют с ними реальную связь и чувствуют ее. Иными словами, гуру, собравший группу последователей, резко понижает вероятность развития своего психоза - за счет резкого повышения вероятности развития психоза у своих учеников. Но мы не будем рассматривать здесь способы шизоидных компенсаций; шизоидный характер будет интересовать нас именно как стадия в генезисе шизофрении.
   Ребенок, не сумевший успешно пройти параноидно-шизоидную стадию, вступает в латентную фазу развития шизофрении. На этом этапе он не дает родителям поводов для волнений и выглядит как все нормальные дети, а часто даже кажется более нормальным, чем они (более удобный ребенок и кажется матери более нормальным - подобно тому, как умной мы называем послушную собаку, и наоборот). Такой ребенок быстро развивается, рано начинает говорить, легко отлучается от груди и привыкает к новой пище, быстро усваивает правила гигиены, редко плачет - одним словом, не доставляет матери беспокойства. Это значит, что ребенок боится проявлять свои собственные желания и настаивать на их выполнении; он существует, чтобы выполнять желания матери. Ситуация действительно страшная; но шизофреногенная мать воспринимает ее как прекрасную, а своего запуганного ребенка, не смеющего быть самим собой - как идеального. Требования шизофреногенной матери, ее ожидания и формируют у ребенка первоначальную систему "ложного я". Негативные ожидания сформируют, соответственно, "отвратительного ребенка"; но, как правило, шизоидные дети очень "правильные", послушные, честные - т.е. очень удобные для родителей и воспитателей. Из них вырастают такие же удобные для всех взрослые - со сложной системой "ложного я", отвечающей ожиданиям многих людей, которых шизоид считает опасными для себя. Но в какой-то момент баланс между полномочиями "истинного" и "ложного" я нарушается - "ложное я" становится все более автономным и контролирующим все большее число аспектов бытия шизоида. "Истинное я" катастрофически теряет ощущение как реальности мира, так и собственной реальности. Использование экстремальных методов для возобновления ощущения собственной реальности (эксцентричность) и характеризует фазу анормального поведения.
   Как мы уже говорили, эта фаза часто проходит незамеченной. "У меня шизофрения развилась внезапно" - утверждала Барбара О'Брайен в своей книге "Операторы и Вещи". Женщина, скрывающаяся под этим псевдонимом, прошла через параноидную шизофрению и спонтанную ремиссию, и не только написала поразительный отчет об этом необыкновенном путешествии в безумие, но и высказала ряд глубоких мыслей по поводу шизофрении - на основании изучения большого числа научных трудов по данной теме. И это еще более показательно - что женщина, так красочно описавшая свой период анормального поведения, уже после выздоровления и изучения соответствующей литературы, продолжала считать его вполне нормальным, здоровым. Хотя даже не специалисту понятно, что панический ужас, описанный О'Брайен, абсолютно неадекватен ситуации - реальной угрозе, которой подверглась ее карьера в фирме.
   Наиболее глубоко этот период, в котором "можно усматривать, с одной стороны, еще характерные особенности образа жизни пациента, а с другой уже предвестники психоза", описал Людвиг Бинсвангер. Данная фаза, согласно Dasein-аналитике Бинсвангера, характеризуется критическим возрастанием напряжения между фантазийным всесилием внутреннего я и его реальным бессилием в реальном мире. Шизоид при этом возвращается к рассмотренной нами ранее младенческой защите - отрицанию. Он запрещает вещам мира быть такими, каковы они есть и, тем самым, разрушает непрерывность переживания мира. Здоровый человек принимает мир таким, каков он есть; он готов принять даже то, что ему совсем не нравится. Само желание переделать то, что не устраивает, предполагает знание того, как это сделать, т.е. знание того, каковы на самом деле вещи мира и, следовательно, принятие их таковыми. Но шизоид на этой стадии не хочет да и не может ничего изменять в мире; он может лишь отрицать существование того, что его страшит, т.е. запрещать ему быть. Исключение из переживания каких-то аспектов мира разрывает его переживание. Бинсвангер писал:
   Именно неспособность примириться с непоследовательностью и беспорядком своего переживания, а вследствие этого постоянный поиск выхода для восстановления этого порядка, превращает жизнь наших пациентов в такое мучение... Dasein (здесь-бытие) фактически изводит себя в поисках иных выходов... Последний выход из положения проявляется исключительно в формировании экстравагантных идеалов, выдаваемых за жизненную позицию, и в безнадежной борьбе за сохранение этих идеалов и следовании им.
   Экстравагантность - это позиция совершенно особого рода. Это не просто постановка высоких задач, но, как пишет Бинсвангер, "подъем Dasein на высоту большую, чем та, что соответствует широте его эмпирического и интеллектуального горизонта", т.е. постановка задач абсолютно нереальных. Другим свойством экстравагантности является ее экстремальность. Это значит, что горизонт экстравагантного поведения будет ограничен жесткой альтернативой "или-или". Если экстравагантный идеал заключается в обеспечении абсолютно полной безопасности, то его альтернативой будет смертельная опасность, панический ужас. Шизоид на этой стадии никак не может отказаться следовать своему идеалу; но и соответствовать ему он также не может. Невозможность соответствовать идеалу порождает сильнейшую тревогу; чтобы избавиться от нее, шизоид все усиливает свой идеал, делает его все возвышеннее, т.е. все недоступнее, невозможнее. А это вновь усиливает тревогу по порочному кругу. Здесь мы опять видим систему с положительной обратной связью, но на этот раз не находится никакого природного ограничителя, и психика действительно идет "вразнос".
   На стадии экстравагантности шизоид вновь возвращается к младенческому параноидно-шизоидному разделению мира на черное и белое, на плохое и хорошее. Но это как раз то, что характеризует миф - Герой всегда знает, кто друг и кто враг, и всегда знает, что врагу нет пощады. Миф, как мы говорили, отражает процессы трансформации психики в критические периоды переходов. Период анормального поведения - это и есть критический период ломки психики, когда шизоид уже не может удерживать психическое равновесие и неумолимо сползает в психоз. Формирование экстравагантных идеалов мы можем уподобить мифическому зову, который обращен к будущему Герою шизомифа. Вот как Лэнг описывает переживания пациента по имени Джеймс:
   Он пытался утвердить свою индивидуальность эксцентричными идеями. Он был пацифистом, теософом, астрологом, спиритуалистом, оккультистом и вегетарианцем... Его "схема тела" простиралась за пределы рождения и смерти и размывала обычные ограничения времени и пространства. У него были всевозможные "мистические" переживания, при которых он чувствовал себя соединенным с Абсолютом, с Единой Реальностью. Законы, по которым, как он тайно "знал", управлялся этот мир, были всецело магическими. Хотя он и был по профессии химиком, "истинно" он верил не в законы химии и вообще науки, а в алхимию, черную и белую магию и астрологию... В воображении росло и набиралось фантастических сил (оккультных, магических и мистических) убеждение - характерно смутное и неопределенное... - что он не просто Джеймс из данного времени и пространства, сын таких-то родителей, но кто-то очень особый, имеющий чрезвычайную миссию, вероятно перевоплощение Будды или Христа.
   Мистические идеалы и мистические переживания в период анормального поведения - не редкость. Ведь "истинное я" может действовать исключительно в фантазийном мире, а поскольку, пишет Лэнг, "объекты фантазии или воображения подчиняются магическим законам, они имеют магические, а не реальные взаимоотношения".
   Экстравагантный идеал призван выделить человека из массы по вульгарной схеме Герой / обыватель. Но он совсем не обязательно ведет шизоида на баррикады или к иной дороге Героев. Часто подобные идеалы весьма обыденны. У пациентки Бинсвангера, которую он называет Эллен Вест, экстравагантный идеал заключался в похудании, приобретении стройности и изящности. Своему мощному телу, вместе с другими неудобными элементами мира, эта женщина просто "запретила быть". Она изнуряла себя постоянными диетами и слабительными, в тщетной надежде разрешить конфликт толстая / худая и, таким образом, восстановить нарушенную последовательность переживания. Но конфликт был гораздо глубже - между реальностью мира, в который она заброшена, и ее фантазийным всемогуществом, ведущим ее к отказу принять мир таким, каков он есть. Эллен Вест, с детства мучимая проблемой смерти и небытия, в этой фазе перенесла свой экзистенциальный конфликт на тело. Называя вещи своими именами, мы можем сказать, что она пыталась решить проблему смерти с помощью слабительного. Барбара О'Брайен нашла свой экстравагантный идеал в деловой карьере. Только исходя из этого можно понять тот ужас, который она испытала, когда ее карьера оказалась под угрозой. Формирование экстравагантного идеала всегда есть приземление глубокого бытийного конфликта, символическое перенесение экзистенциальных противоположностей в физиологическую или социальную сферу. Понятно, что конфликт в чуждой ему сфере решить нельзя - можно лишь усугубить его. Что, собственно, пациенты и делают.
   Согласно схеме универсальной мифологемы, Герой, услышавший зов, должен перейти границу реального мира и войти зону иной реальности, в данном случае - в зону безумия, шизофренического бреда. Послушайте отчет об этом одного из пациентов Карла Ясперса ("Общая психопатология"):
   Я считаю, что вызвал болезнь сам. При своих попытках проникнуть в иной мир я встретил его естественных стражей, воплощение собственной слабости и ошибок. Сначала я думал, что эти демоны - низшие обитатели иного мира, которые могут играть мной как мячом, потому что я вошел в эти края неподготовленным и заблудившимся. Позднее я подумал, что они - отколовшиеся части моего собственного разума (страсти), которые существуют близ меня в свободном пространстве и процветают на моих чувствах. Я считал, что они есть у всех, но люди не воспринимают их благодаря удачному защитному обману чувств личностного существования... Я хотел подвести себя ближе к высшим источникам жизни. Я должен был готовить себя к этому в течение длительного времени, вызывая в себе высшее безличное "я", так как "нектар" - не для уст смертного. Это воздействовало разрушительно на животно-человеческое "я", раскололо его на части... Я добился несвоевременного восхождения к "источнику жизни", и на меня обрушилось проклятие "богов". Я понял слишком поздно, какие темные стихии приложили здесь руку. Мне пришлось познать их после того, как у них оказалось уже слишком много сил. Пути назад не было. Теперь у меня был мир духов, который я хотел увидеть. Демоны выходили из пропасти, словно стражи Церберы, не допуская к неразрешенному. Я решил вступить в борьбу не на живот, а на смерть. Для меня в итоге это означало решение умереть, так как мне пришлось отстранить все, что поддерживало врага, но все это также поддерживало и жизнь. Я хотел войти в смерть, не сходя с ума, и встал перед Сфинксом: либо ты в бездне, либо я!
   Затем пришло озарение. Я постился и этим путем проник в истинную природу своих соблазнителей. Они были сводниками и обманщиками моего дорогого личностного "я", которое оказалось настолько же ничтожной вещью, как и они. Появилось более крупное и понимающее "я", и мне удалось оставить старую личность со всей ее свитой. Я увидел, что эта прежняя личность никогда не смогла бы войти в трансцендентальные царства. Я ощущал в итоге ужасную боль, словно уничтожающий все взрыв, но я был спасен, демоны испарились, исчезли, умерли. Для меня началась новая жизнь, и с этого времени я чувствовал себя отличным от других людей. "Я", состоявшее из условной лжи, притворства, самообмана, образов воспоминаний, "я" такое же, как у всех других людей, опять росло во мне, но за и над ним стояло более значительное и понимающее "я", внушавшее мне нечто вечное, неизменное, бессмертное, нерушимое, которое с этого времени навсегда стало моим защитником и убежищем. Я считаю, что для многих было бы лучше, если бы они встретились с таким высшим "я", и что есть люди, на самом деле достигшие этой цели более легкими средствами.
   Этот отчет является прекрасной шизомифологемой, но он затемняет одно важное обстоятельство. А именно - что шизофрения есть полная и безоговорочная капитуляция "истинного я". Мы и раньше говорили, что нельзя перейти порог, нельзя войти на территорию бессознательного, не отключив или, по крайней мере, не ослабив тотальный контроль сознания. Но сейчас все это надо понимать еще более буквально. В какой-то момент, уже не справляясь со сверхзадачей - сохранением своей индивидуальности, "истинное я" формирует для этой цели экстравагантный идеал. Но и соответствовать этому идеалу оно не тоже может, а, следовательно, оно не может справиться и с лавинообразно нарастающим потоком тревоги. Выдержать это невозможно, и "истинное я" сдается, растворяется в "хаотическом небытии", прекращает существовать. При параноидной шизофрении я распадается на отдельные фрагменты, обладающие относительной автономией, и часто даже способностью вербально отражать свои комплексы. Именно эти отколовшиеся фрагменты я выздоровевший шизофреник и будет вспоминать как "образы" бреда, преследующие или помогающие. В данном случае под смертью я мы понимаем разрушение единства я, обусловленное не тотальным крушением, а разрушением лишь последних, "высших" его наработок. Смерть я, потеря индивидуальности, равносильна потере самоосознания. Это одно из следствий нарушения высших механизмов рефлексии. Другой функцией этих механизмов является различение модальности переживаний; таким образом, при их разладе теряется грань между восприятием внешнего мира и фантазиями. Восприятия теряют здоровую монополию на "чувство реальности"; галлюцинаторные переживания, прекрасно структурированные и чрезвычайно значимые для шизофреника, становятся более реальными для него, чем все сигналы внешнего мира, в том числе и попытки врачей установить с ним контакт.
   Таким образом, переход из фазы анормального поведения в психоз является полной капитуляцией я, отказом от попыток разрешения экзистенциального конфликта. Экстравагантный идеал изначально не выполнял возлагаемых на него функций, и шизоид неизбежно страдал от того, чего не мог и не хотел понять - от чего-то невыразимого и ужасного. Впадая в психоз, шизофреник, как ни странно, эмоционально даже получает некоторое облегчение, переходя от переживания непостижимого ужаса к злобным, но вполне конкретным преследователям. Причем, видимо, преобладание садистических компонент в спектре влечений приведет к созданию галлюцинаторных образов "плохих парней", т.е. людей; в противном же случае, шизофреник может оказаться жертвой самым невероятных "сил зла".
   После всего сказанного о параноидной тревоге, обязательное наличие злобного и практически всемогущего преследователя не должно нас удивлять. Поразительно другое - то, что загнанный в угол шизофреник еще способен воспринимать это преследование как вызов себе, как зов на его личную борьбу со злом. А поскольку его образы экстремальны - как зов на борьбу с мировым злом в его наичистейшем виде. Иначе говоря, он может воспринимать ситуацию, используя героические паттерны универсальной мифологемы. Вот как описывает это О'Брайен: "пришельцу свойственны три основные характеристики: он имеет властные полномочия, обладает сверхчеловеческими способностями, и каким-то непонятным образом его сверхъестественность воспринимается вами как нечто вполне приемлемое и правдоподобное". "Здесь всегда присутствует бросающий вызов противник... Как ни странно, хотя противник обладает безмерной властью и сверхчеловеческими возможностями, параноика это не так уж смущает или потрясает. Будь этот враг хоть семи пядей во лбу, параноик тут как тут, и рвется в бой". Свидетельство бывшей шизофренички для нас несравненно ценней любых теоретических выкладок.
   С точки зрения шизомифа, возможность выздоровления определяется, в основном, двумя факторами - личным героизмом, т.е. способностью воспринять преследование как вызов, а также соотношением преследующих и помогающих образов. Если в параноидно-шизоидной позиции "хорошее я" не было наполнено должным образом (см. рисунок 17), то Герой шизомифа останется без волшебных помощников, один на один с преследователем-Антагонистом и, скорее всего, пополнит ряды безымянных павших Героев. Т.е. его капитуляция останется вечной, и он будет постоянно демонстрировать нам эту бросающуюся в глаза шизофреническую пассивность. Он будет избегать даже активных глаголов: "я вижу", "я делаю"; но будет говорить: "за мной подглядывают", "меня преследуют", "со мной хотят сделать плохое". Он уже ничего не сможет сделать самостоятельно. Если мы просыпаемся по утрам, то ему не дано даже этого - его будят. Все, что происходит с шизофреником, делают с ним Они - вездесущие и всемогущие силы зла.
   Рональд Лэнг, о котором мы уже так много говорили, стоял у истоков антипсихиатрии - терапевтической практики, оценивавшей шансы шизогероев на успех гораздо выше. Это связано с тем, что Лэнг считал генезис шизофрении обусловленным не физиологическими, а психологическими факторами. Он придерживался сформулированной Грегори Бейтсоном теории "двойной связи", известной нам как конфликт лояльности. Согласно этой теории, шизофреногенная семья характеризуется тем, что предъявляет ребенку принципиально невыполнимые, взаимоисключающие требования. Любое возможное действие ребенка, равно как и отсутствие действия, неминуемо приведет его к конфликту с одним из родителей, ожидания которого относительно ребенка противоположны ожиданиям другого родителя. Бывает, что желания родителей совпадают, но при этом противоречат самой природе ребенка - например, когда родители страстно желают рождения мальчика, а рождается девочка (или наоборот). Несчастный ребенок при всем желании не способен соответствовать ожиданиям родителей. Выхода из этой ситуации нет; любое движение невозможно, как невозможно и само продолжение жизни. И шизофрения по Лэнгу представляет собой "особую стратегию, придуманную человеком для того, чтобы жить в непригодной для жизни ситуации". Кроме того, Лэнг считал само современное общество шизофреногенным, непригодным для нормальной жизни, кастрирующим потенциальные возможности, заложенные в каждом ребенке. С этой точки зрения, ненормальна как раз беспроблемная адаптация к патологическому обществу, а шизофренический маневр вполне естественен.
   Бейтсон, автор теории двойной связи, как профессиональный антрополог не мог не заметить мифологичности шизофренического переживания - в смысле выстраивания бреда по схеме кэмпбелловской универсальной мифологемы. И, как антрополог, он начал рассмотрение шизофрении именно с того, к чему мы подошли после долгого последовательного рассмотрения генезиса болезни. Сейчас мы вполне можем присоединиться к бейтсоновскому описанию шизофрении, которое для него изначально лежало на поверхности:
   По-видимому, будучи низвергнутым в состояние психоза, пациент должен проделать определенный путь. Он, так сказать, пускается в некое первооткрывательское путешествие, которое будет завершено лишь по его возвращении в нормальный мир, в который он вернется с прозрениями, весьма отличными от тех, которыми обладают живущие в этом мире, никогда не отправлявшиеся в подобное путешествие. Некогда начавшись, шизофренический эпизод, по-видимому, имеет такой же определенный ход, как и церемониал инициации - смерть и новое рождение... С точки зрения такой картины спонтанная ремиссия не вызывает вопросов. Она является лишь конечным и естественным итогом общего процесса. Нужно же объяснять неудачу многих, предпринявших такое путешествие, при возвращении из него.
   Поставив диагноз больному обществу, Лэнг приходит к тому, что шизофренический уход в себя объявляет естественным и даже желательным. Отсюда становятся понятными его радикальные суждения: "Возможно, наше общество само стало плохо функционировать, и некоторые формы шизофренического отчуждения от отчуждения общества могут обладать социобиологической функцией, которую мы еще не распознали". "Расщепленный разум шизофреника может впустить свет, который не входит в неповрежденные, но закрытые умы многих здоровых людей". "Сумасшествие - не обязательно разрыв. Оно может стать также и прорывом. Потенциально это освобождение и обновление". "Это путешествие является не тем, от чего нам нужно излечиться, а естественным способом лечения нашего отвратительного состояния отчуждения, называемого нормальностью... В другие времена люди преднамеренно пускались в такое путешествие. А если они обнаруживали, что уже волей-неволей находятся в нем, то выражали благодарность, как за особую милость".
   Нам трудно комментировать эти мысли об отношениях шизофреника с общественным строем; для нас это еще очень свежая рана. Советская психиатрия действовала так, как будто приняла на вооружение положение Лэнга о том, что психоз - нормальная реакция честного человека на лживое общество. Людям, несогласным со стратегией коммунизма и практикой КПСС, уже на основании одного этого ставили специально изобретенный диагноз - "вялотекущая шизофрения" - с последующим принудительным лечением. Несколько сеансов шоковой терапии успешно стирали грань между душевным здоровьем и безумием. В великолепной работе Владимира Альбрехта "Как быть свидетелем", ходившей в то время в Самиздате, разбирались типичные вопросы, задаваемые следователями. И одним из первых был такой: "Не замечали ли Вы в поведении обвиняемого К. каких-либо странностей?" Такие вопросы задавали и мне, хотя они, конечно, не имели никакого отношения к делу. Просто следователь мостил одновременно две дороги - одну в суд, другую - в психушку. Лэнг считал, что психиатр должен стать для больного сталкером, помощником и проводником по миру бессознательного. Но советские Хароны были скорее Сусаниными; они заводили беззащитных пасынков в непролазные дебри именно для того, чтобы оставить там навсегда. "При современных достижениях науки уже через несколько дней ни один психиатр в мире не признает вас психически здоровым и не возьмется вылечить" - говорили следователи. Появился даже специальный термин - карательная психиатрия. Справедливости ради следует отметить, что карательную психиатрию, по-видимому, практиковали исключительно в специализированных лечебных учреждениях; таким образом, большинство советских психиатров непричастны к этим преступлениям.
   Вернемся к Лэнгу. Он сравнивает шизомифологему с мистическими переживаниями восточных религий - но мы знаем, что мифологема едина и не ограничена рамками традиций Востока или Запада. Она охватывает гораздо более широкий спектр человеческих переживаний. Поэтому не обязательно быть знакомым с восточными учениями, чтобы оценить составленную Лэнгом карту шизофренического путешествия:
   Вместо церемонии деградации психиатрического обследования, диагностирования и прогнозирования нам нужно подготовить для тех, кто к этому готов (согласно психиатрической терминологии, для тех, у кого вот-вот будет шизофренический срыв), церемонию инициации, через которую личность пройдет при полном общественном одобрении, погрузится во внутреннее пространство и время и вернется назад с помощью тех, кто там уже был. Говоря с психиатрической точки зрения, это бы явилось помощью бывших пациентов пациентам будущим по схождению с ума.
   Вот что тогда последует:
   I) путешествие из внешнего во внутреннее,
   II) от жизни к своего рода смерти,
   III) от движения вперед к движению назад,
   IV) от временного движения к временной остановке,
   V) от земного времени к времени вечному,
   VI) от эго к "я",
   VII) от бытия вовне (после-рождения) назад в лоно всего сущего (до-рождения),
   А затем последовательно обратное путешествие
   от внутреннего к внешнему,
   от смерти к жизни,
   от движения назад к движению опять-таки вперед,
   от бессмертия к неизбежности смерти,
   от вечного ко времени,
   от "я" к эго,
   от космического утробного состояния к экзистенциальному перерождению.
   ... Вероятно, именно таким путем следует нам всем пройти в той или иной форме. Этот процесс мог бы выполнить существенную функцию в подлинно душевно здоровом обществе".
   Все это чрезвычайно напоминает переживания участников Элевсинских мистерий - как они были описаны Карлом Кереньи в работах "Кора" и "Эпилегомены". Посвященные в эти таинства, как и пациенты Лэнга, обретали переживания "сверхиндивидуального", "они переживали судьбу органической жизни в целом как свою собственную", обретали опыт "бытия в смерти". Шизогерой, как и любой инициант, проходит через символическую смерть - как утрату самоосознания - в иной мир, в зону внутреннего пространства и времени. Надир мифологемы, который Лэнг называет космическим утробным состоянием, соответствует кэмпбелловскому "воссоединению (вос-со-един-ению) с Отцом" и "обожествлению". Воссоединение с Отцом в надире характерно для "Героя со скрижалями", Героя-законодателя. В отличие от Героя-воителя, который возвращается в свой мир с отбитой у Дракона Волшебной Невестой, Герой-законодатель приносит своему народу новые законы, откровения новых религий. В этом отношении мы можем рассматривать шизомиф Лэнга как мистерию индивидуальной религии.
   Таким образом, шизомифологема Лэнга в общих чертах совпадает с рассмотренными нами схемами Кэмпбелла и Проппа. А психотический характер переживаний шизогероев бросает новый свет на утверждение Леви-Строса, что миф есть медиативный процесс, направленный на устранения угрожающего раскола. Шизомиф, несомненно, есть психотический вариант универсального мономифа, хотя имеются и существенные отличия. Мономиф, как мы знаем, отражает бессознательные процессы трансформации психики, происходящие в периоды социально обусловленных переходов, в периоды возрастных кризисов человека. Во всех предыдущих блоках мы говорили именно об этом. Психотический кризис может быть никак не связан с возрастными переходами, но это такой же кризис исчерпавшего себя способа бытия. Шизоид должен радикально изменить себя, умереть и восстать полностью обновленным. Он переходит порог и оказывается в зоне иной реальности. В большинстве случаев он теряет при этом все ориентиры и навсегда остается в этом темном мире. Но если он все-таки выкарабкивается, он выходит из этого испытания совсем иным. Я хочу привести здесь цитату из отчета Джесси Уоткинса, пациента, пережившего шизофрению и спонтанную ремиссию:
   Когда я вышел из больницы... я внезапно почувствовал, что все гораздо реальнее, чем было прежде. Трава зеленее, солнце светит ярче, а люди более живые и я мог видеть их более отчетливо. Я мог видеть плохое и хорошее и все остальное. Я стал больше осознавать.
   Мир становится более реальным, чем был до болезни. Все переживания поразительно обновляются; человек по существу узнает мир заново, восхищаясь им и изумляясь ему. Из-ум-ление по-старославянски и означало выход из ума, сума-с-шествие.
   Мой друг прошел через шизофрению и ремиссию в те годы, когда психоанализ в нашей стране был лишь пустым словом. Сейчас трудно сказать, в какой степени эта ремиссия была спонтанной. Может быть, она была достигнута благодаря лечению, а может и вопреки ему. Я хочу процитировать его письмо ко мне, написанное после выхода из кризиса, в 1983-м году. Хочется подчеркнуть это, т.к. аналитиков часто обвиняют в тенденциозном подборе материала, в навязывании пациентам своих теорий. Но в 83-м у нас была девственно стерильная почва, безусловно свободная от идей Лэнга и Кэмпбелла. И тем не менее, письмо повторяет все ту же идею внутреннего путешествия:
   В Зеленогорске со мной приключилось нечто этакое, необъяснимое, а, значит, привлекательное. Вот этим таинственным "нечто" я и был поглощен настолько, что забыл обо всем. Короче - собой... В человеке, наверное, столько поназаложено способностей, что за одну грешную жизнь ему себя до конца не раскрыть. Всегда остаются тайны. Смириться? Я так и сделал. Но как быть, когда эта "тайна" вдруг начинает в тебе проявляться? Вот я и занялся ее разгадкой. Прости, если слишком "туманно".
   Действительно, слишком туманно для нас; более того, три слова в этом коротеньком отрывке взяты в кавычки - а это означает, что под словом понимается не его буквальный смысл, а нечто иное. Слов русского языка просто не хватает для разговора об ином мире.
   Наш разговор об Антагонисте проходил под знаком Сета. Два варианта женского выбора мы рассматривали, как судьбы Афродиты и Мегары. Участь проигравшего Героя, заблудившегося в дебрях иных миров, можно связать с мифом о Беллерофонте, внуке Сизифа и правнуке Эола. Беллерофонт, как и положено Герою, прошел полный цикл мономифа. Он имел две семьи, его хотел убить царь-Антагонист, волшебная помощница - Афина помогла ему обрести волшебного коня - Пегаса. Он победил Дракона - Химеру, и завершил цикл свадьбой и воцарением. Судьба Героя неразрывно связано с его конем, необычным даже по сказочным меркам. Пегас - дитя Посейдона и Медузы - родился из обезглавленного тела Горгоны в миг ее смерти. Он - конь поэтов, так как его копыта выбивали из скал источники, дарующие людям вдохновение (т.е. измененное состояние сознания). Но когда гора Геликон, околдованная пением муз, стала подниматься в небо, именно Пегас остановил ее подъем - ударом все того же копыта. Иными словами, это сила, которая и сдвигает сознание, и останавливает это скольжение на грани потери чувства реальности. Беллерофонт и Пегас прекрасно иллюстрируют знаменитую аллегорию Фрейда - об отношениях сознания и бессознательного, как отношениях всадника и коня.
   Все было прекрасно; Герой достойно прошел предназначенные ему испытания и справедливо правил своим народом. Но дойдя до кризиса середины жизни, потеряв свою магическую ману, Беллерофонт не захотел стать очередным хранителем-Антагонистом - он решил вновь вступить на дорогу Героев. Клаудио Наранхо в своей работе "Песни просвещения" показал, что иногда это удается - но только самым величайшим из Героев. По-видимому, Беллерофонт был не из их числа. Он возмечтал взлететь на Олимп на своем крылатом коне. Наглость, конечно, совершенно безумная. Дело Героев - бороться с чудовищами, т.е. изменять то, что можно изменить. А боги были неизменными качествами древнего мира, характеристиками заброшенности в данное пространство и время. Попытка прорыва на Олимп и вторжения в дела богов была типичным формированием экстравагантного идеала, постановкой заведомо неосуществимой цели. А постановка экстравагантной цели есть следствие отказа от осуществления обычных жизненных планов реального мира, т.е. запрет аспектам мира быть таковыми, как они есть, и утрата непрерывности переживания. Приняв решение о полете на небо, Беллерофонт вошел в фазу анормального поведения, в предпсихотическое состояние. Греки прекрасно представляли, чем может закончиться пересечение запретного рубежа. Но Герой, принявший решение, уже не может остановиться - ведь он знает, что тормоза придумали трусы. Его могут остановить лишь сами боги. Зевсу ничего не стоило поразить Беллерофонта обычной молнией - но он, похоже, тоже знал, что по Фрейду конь и всадник символизируют бессознательное и сознание. Зевс наслал на Пегаса неслыханную ярость, и конь скинул своего седока. Тревога и агрессия замкнули порочный круг положительной обратной связи. От удара о землю Беллерофонт потерял рассудок и до самой смерти блуждал в темных лабиринтах бессознательного - что в данный момент и делает большинство шизофреников. И даже ребенку ясно, что отчаянная попытка бывшего Героя была заведомо обреченной. Но разве она не прекрасна?
   И, наконец, я хотел бы завершить этот цикл древним индейским мифом - о столкновении охотничьих племен с традициями индивидуального шаманства и племен земледельческих, в которых уже сформировался определенный жреческий институт. Судьба свела эти племена на одной земле, и между жрецами и шаманами тут же начались конфликты. Предмет спора всегда был один - чья магия сильнее? Шаманы стали хвастаться, что их сила способна заставить Солнце и Луну покинуть небо. Жрецы не оспаривали этого, но просили шаманов воздержаться от своей похвальбы - ведь вернуть светила на небо будет гораздо труднее, чем погасить их. Однако шаманы продолжали хвалиться, и не успокоились, пока на небе не осталось ни Луны, ни Солнца. После этого они совершили свои ритуалы, но (как и предполагали жрецы) не смогли вернуть утраченные светила. Землю покрыла беспробудная ночь. Затем жрецы принесли жертвы и пропели молитвы - с тем же результатом. Позвали животных - и животные принесли дары и совершили свои обряды. Но все было тщетно. Земля умирала.
   Тогда верховный жрец стал петь ритуальную песню, и из земли появились четыре холма. Люди и животные стали танцевать вокруг них, и холмы стали расти, пока не доросли до неба. По ним люди и животные поднялись на небо - и нашли там новую Землю - с новой Луной и новым Солнцем. На этой новой Земле мы и живем сегодня.
   А прежний (родной!) мир утерян нами безвозвратно. Мы можем сколь угодно сильно желать вернуть юность или детство (в предельном случае это мечта о возврате в утробу матери), но нам не дано вернуться на Родину; мы - вечные изгнанники. Мы привыкаем к своему новому миру, чтобы тут же его потерять. Потому что мир (как учит нас Хайдеггер) - не совокупность наличных вещей, независимых от человека. Мир есть условие допущения сущему встретиться бытийным способом имения-дела. Именно разомкнутость (понимание) значимости (взаимосвязи) всей целостности отсыланий (отношений "для-того-чтобы") и делает возможным такую встречность внутримирного сущего. Можно сказать, что мир обусловлен нашим пониманием отношений между переживаемыми феноменами. И этот мир рушится с каждым возрастным кризисом. Мы покидаем гибнущие миры ради новых, а мифология и психоанализ учат нас - смотреть вперед и не жалеть о былом.

История возникновения.

   В шестидесятые годы Запад захлестнула волна ставшего популярным мистицизма. Сильные психоделические препараты, механизм действия которых и сейчас еще недостаточно изучен, влияют на нервную систему, каким-то образом трансформируя естественный процесс интеграции в мозгу, что делает доступными переживания, о которых раньше можно было узнать лишь из эзотерической литературы. Наркотики изменили мировосприятие многих будущих лидеров зарождавшихся в те годы общественных движений, многих молодых дарований, проявившихся затем в сфере искусства и науки. Восточные религиозные системы предлагали такие способы объяснения и усвоения этих переживаний, которые не могли дать западные религии. Некоторые экспериментаторы громогласно и публично превозносили свои новоявленные озарения, другие же без особого шума встраивали их в свое мировоззрение. На Запад хлынули восточные духовные учителя, приезжавшие либо по собственной инициативе, либо по приглашениям, и принимавшиеся за возделывание новой благодатной почвы. Подлинные мистические переживания, наряду с их толкованиями в русле восточной космологии, оказали огромное влияние на психологию, музыку, изобразительное искусство и моду. Под их воздействие попали даже те, кто был далек от психоделической культуры. В воздухе веяло мистицизмом.
   Для тех, кто хотя бы однажды испытал ощущение Единства, стремление к максимально длительному пребыванию в этом особом состоянии может стать смыслом и целью жизни. К нему стремятся и те, кто сам не имеет опыта такого переживания, но наслышан о нем и верит в его реальность. Этому способствуют и так называемые духовные учителя, которые утверждают, что сами они постоянно существуют в столь возвышенном состоянии, и внушают, что мир Единства гораздо подлиннее и прекраснее нашей обычной действительности, где царят обособленность и разобщенность.
   Несмотря на то, что все, кто испытал мистическое переживание, заявляют, что передать эти ощущения невозможно, различные культурные традиции все же пытаются вместить их в рамки собственных понятийных систем. Люди, имевшие опыт подобных переживаний, принадлежат разным культурам и эпохам, что самым существенным образом сказывается на их восприятии и последующей трактовке данного состояния. Мистические переживания возникают не на "чистом месте" -- испытывающие их люди обременены конкретным мировоззрением, безусловно влияющим на их восприятия. Вот почему у индуистов бывают "индуистские" мистические переживания, у христиан -- "христианские" и т.д. Поэтому христианские мистики могут видеть Бога во всем сущем и при этом сохранять веру в трансцендентного Бога, обязательную для дуалистического христианства. Восточный мистик может воспринимать все сущее как Божественное и не только признавать имманентного Бога, но и выстроить систему, где конечной реальностью является несомненный "анти-дуализм", "духовный монизм" (для индуистов -- это Единство, Цельность, для буддистов -- Ничто, Пустота). Таким образом, способ восприятия мистического переживания не может быть отвлеченным, а является исторически и культурно обусловленным.
   Идея Единства -- это абстракция, порождение разума, попытка сформулировать и описать мистическое переживание. Поскольку Единство относится к миру более возвышенному, нежели наш мир разобщенности и множественности, для его описания выбирается некое реальное качество или свойство, вычленяется, облекается абстрактным смыслом и овеществляется. При этом порожденная таким образом сущность признается более важной, чем индивидуальные проявления самой жизни. Попутно принижается значение многообразия (множества форм) бытия. Такой подход характерен для всех культур, где духовное противопоставляется мирскому и объявляется высшей ценностью.
   На Востоке абстракции, почерпнутые из мистического переживания общности, породили не только понятие Единства, но и религиозную идеологию, этику и основанную на них иерархию. (Мы определяем идеологию как мировоззрение, содержащее идеальное представление о том, как надлежит жить, иначе говоря, мораль.) Мистическое переживание -- важный исторический фактор, влияющий как на восприятие всего человечества, так и на жизнь отдельных людей. Но в процессе формирования идеологии, использующей понятие Единства, возникла мораль, принижающая индивидуальное "я" и не желающая считаться с интересами отдельной личности. Любое мировоззрение, отрицающее реальность или значимость индивидуального "я", неизбежно начинает превозносить бескорыстие и самопожертвование. Когда отказ от личных интересов провозглашается обязательным этапом на пути духовного совершенствования, мы имеем дело с моралью отрешенности. Такие системы морали никогда не могли всерьез побороть личную заинтересованность, а лишь заставляли ее скрывать, что приводило к падению нравственности. Мы постараемся показать, каким образом духовные лидеры используют понятие Единства для утверждения своей непререкаемости, а следовательно, авторитарности.
   Всякий, кто пытается рассказать о своем опыте переживания Единства, как правило, начинает с предупреждения о том, что передать его словами невозможно. Приведем, однако, некоторые примеры таких описаний.
      -- Ощущение пребывания в вечности -- в мире, который всегда существовал и всегда будет существовать.
      -- Ощущение, что невообразимо мощная энергия разрушает границы индивидуальности и дает сознанию возможность расшириться и вместить в себя все сущее.
      -- Обычное деление на "я" и "не-я" либо мгновенно исчезает, либо становится очень нечетким.
      -- Часто, почти всегда возникает чувство глубокого единения, слияния с Космосом (его можно даже назвать любовью).
      -- Человек "знает", что мир, в который он попал, достижим.
      -- Этот мир ощущается как нечто знакомое и притом неведомое.
      -- Возникает чувство благоговения и сознание собственной незначительности, так что все обыденные заботы и волнения кажутся мелкими и бессмысленными.
      -- Страх полностью отсутствует, потому что смерть ощущается как нечто совершенно нереальное. Или, если выразить это немного иначе: когда вы перестаете отождествлять себя со своим "я" и сливаетесь с Космосом, возникает ощущение, будто вы уже умерли и поэтому бояться больше нечего. Такое исчезновение страха -- одно из самых удивительных, необычных ощущений: оно позволяет почувствовать столь полную свободу, о существовании которой вы даже не подозревали.
      -- Человек чувствует себя совершенно независимым от оценок окружающих и свободным от таких мелочных чувств, как мстительность и соперничество. Ведь, в конечном итоге, все мы едины. При таком подходе любые так называемые отрицательные эмоции -- злоба, ревность и т.п. -- кажутся не только необязательными, но и глупыми, основанными на заблуждении.
      -- Человек осознает, что он (или мы все) есть одно из проявлений Бога.
      -- Все сущее (в том числе и сам человек, и то, каким предстает перед нами Космос) видится совершенным.
   Первые ощущения от соприкосновения с этим всеобъемлющим Единством более реальны, нежели любая обыденная реальность, и столь прекрасны, что почти неизбежно возникает некое "опьянение" ими, эйфория, заставляющая стремиться к ним вновь и вновь. Беспредельное чувство свободы, вечности и единения с Богом и Космосом может быть столь сильным, что нельзя удержаться от мысли: как было бы замечательно, если бы все могли преодолеть привязанность к своему "эго", ибо именно это, как считается, мешает пережить данное состояние. Пребывание в нем как можно более долгое время может стать для человека главной целью жизни.
   Тот, кто испробовал "запредельное", часто начинает видеть в обыденной реальности лишь негативные стороны -- страх и стремление к власти, неутоленные желания, отчужденность, собственную ограниченность и неуклонное приближение смерти. В повседневной жизни на человека воздействуют эмоции окружающих, в том числе и отрицательные. Вместо того чтобы ощущать слияние с Вселенной, он чаще всего ощущает одиночество и неудовлетворенность. Совершенство оказывается недостижимым идеалом. При этом те проявления нашего эго, которые приводят к разобщенности, -- гордость, зависть, эгоизм, алчность, властолюбие, стремление к соперничеству и т.д. -- не только кажутся жалкими и ничтожными, но оцениваются как абсолютно отрицательные. Переживание Единства начинает олицетворять собой все положительное, истинное, реальное. Разобщенность же становится неким пугалом, чем-то совершенно не нужным, даже врагом, который не дает нам ощутить Единство или, как в индуизме, майю -- великую иллюзию. Тогда смыслом жизни, или духовным путем, становится преодоление разобщенности и всего отрицательного, что с ней связано.
  

Дуализм и отрешенность.

   Подлинное переживание всеобъемлющего Единства отличается от той умственной абстрактной конструкции, которая строится из попыток его описания и которой затем придается статус реальности, затмевающей реальность истинных личных переживаний. Не следует забывать, что переживание Единства доступно только отдельной личности. Единство -- это абстракция, которая, претендуя на преодоление дуализма, сама таит в себе скрытую двойственность. Подразделение Космоса на две категории или два уровня реальности само по себе двойственно. Идеология Единства (в отличие от переживания Единства) противостоит идеологии множественности, называя себя "высшей" и более реальной. В то время как мистическое переживание Единства дает человеку ощущение своей глубокой связи с космосом, идеология Единства с присущим ей скрытым иерархическим дуализмом, напротив, отделяет духовное от мирского, а человечество от природы.
   Дуализм делит все сущее на две основные категории. В западных религиях это, безусловно, разделение на Бога и Божье творение, при этом одна часть -- в данном случае Бог -- всегда ценится больше другой. Это порождает явную иерархию ценностей: Бог стоит выше, нежели Его творение. Кроме того, это создает еще одну иерархию ценностей внутри низшей категории, которая основана на добродетелях или предписаниях высшей. Иначе говоря, чем богоподобнее человек или, по меньшей мере, богобоязненнее (а значит, послушнее), тем он лучше. Такая же двойственность, основанная на принципе или-или, действует и в идеологии Единства, только там она скрыта за самим понятием, которое утверждает общность всего сущего и потому представляется всеобъемлющим. Но если единство ценится выше, чем разнообразие, неизбежным результатом становится попытка достичь этого единства, отрицая или преуменьшения значение обособленности. Действительно, во многих духовных учениях Востока отождествление с принципом Единства подразумевает принижение роли обособленности, ее отрицание, отрешенность, отказ от нее. Тогда рост "духовности" или осознанности рассматривается как движение личности от индивидуального (то есть ограниченного) к всеобщему. Такие утверждения, как: "Все совершенно", "Все мы -- одно целое", "Обособленность -- всего лишь иллюзия", -- являются примерами отождествления единственного и единого.
   Отрешенность предполагает наличие двух, четко выраженных иерархических категорий, от низшей из которых необходимо отрешиться ради обретения высшей. Для оправдания этой жертвы высшую обычно объявляют святыней. Когда "единое" считается лучше или реальнее индивидуального и разнообразного, тогда решение личных проблем становится возможным только путем следования ценностям идеологии Единства. Это приводит к тому, что источником всех проблем объявляется забота человека о своем жизненном, личном благополучии. Таким образом, в восточной ментальности эгоцентризм рассматривается как абсолютное зло. Поэтому несомненным становится предпочтение сотрудничества -- соперничеству, альтруизма -- эгоизму и отдачи -- получению.
   В статье о "духовных учителях" ("Омни", март 1990) один из учеников некоего восточного гуру рассказал показательную историю о том, как его учитель в нескольких словах преподнес ему запоминающийся урок. Начиналось строительство храма, посвященного гуру. На церемонию закладки первого камня съехались ученики со всего мира. Многое из них привезли с собой ценные вещи, чтобы замуровать их под фундаментом. Рассказчик, к его несказанной гордости, был избран первым из тех, кто хотел положить туда свои подношения. Он вспоминает, как, возгордившись, что его выбрали первым, схватил крупный брильянт и энергично бросил в яму. А когда оглянулся на учителя, тот тихо сказал ему: "Не слишком ли много ты получил?" В заключение рассказчик говорит, что под влиянием этих слов его присмиревшее эго стало гораздо мудрее.
   Для ученика, которого отчитал гуру, преподнесенный урок заключался в утверждении, что его дар не был достаточно чистым. Но можно рассмотреть этот случаи и с совершенно иных позиций. Постройка храма в честь гуру и то, что ценные подарки были истрачены зря (их закопали в землю как символ величия гуру), -- все это свидетельства колоссального и совершенно беззастенчивого эгоцентризма. Одна из самых дешевых уловок гуру -- заставить людей почувствовать свою неполноценность, показав, что их поступки запятнаны эгоизмом, а сделать это всегда легко. Гуру, о котором идет речь, "получатель" даров, не смог отказать себе в удовольствии поставить своего ученика на место, дав тому ощутить свое ничтожество. А может, все дело в том, что дар ученика оказался недостаточно хорош? Но поскольку в глазах учеников гуру предстает как человек просветленный и преодолевший свое "эго", подобная трактовка ситуации для них просто немыслима.
   Следовательно, ученик упустил шанс извлечь из этой истории подлинный урок: стремление гуру к самоутверждению и его готовность "получать" прячутся под маской просветленности и самоотверженности и таким образом остаются неосознанными. Поскольку чистота, а значит, и превосходство гуру воспринимаются как нечто само собой разумеющееся, предполагается, что он заслужил любые "подношения", просто потому, что является просветленным. Таким образом, он может отчитать своего ученика за излишне активные действия, которые он сам же и спровоцировал и которые, по сути, полностью повторяют его собственные действия, разве что в более скромном масштабе, и при этом не показаться лицемером. Вопрос, кто отдает и кто получает, никогда не ставится, потому что "духовные" ценности маскируют то, что происходит на самом деле.

Функциональная суть просветления.

   Большинство восточных религий относят мистическое переживание к состояниям сознания иного порядка, называя его "просветлением". В индуизме это состояние воплощено в понятии "Единство", в буддизме -- "Пустота". Отсюда и представление о так называемом просветленном, живущем в этом возвышенном состоянии все время, большую часть времени или, по крайней мере, гораздо больше времени, чем обычные люди, а в самом крайнем случае -- способном достичь этого состояния. Традиционные представления о просветлении подразумевают, во-первых, полное слияние со Вселенной, не оставляющее места для проявлений "эго" или для возведения барьеров вокруг собственного "я", и во-вторых -- иерархию ценностей, согласно которой чем человек бескорыстнее, тем он лучше; высшим состоянием объявляется полная самоотверженность.
   Предполагается, что "просветленный" проявляет свою просветленность через бескорыстие и отказ от удовлетворения собственных потребностей. Таким образом, он предстает перед нами как воплощение безграничной щедрости, сострадания и любви, без малейшей примеси жадности, зависти, похоти или соперничества. Те, кто хотели бы прослыть просветленными, должны создать у людей впечатление, что они "выше всего", выше любых слабостей своего "я" -- предпочтений, недостатков, страхов и желаний и т.д. Такой человек являет собой соблазнительный пример состояния, которое он может помочь обрести другим, состояния, дающего не только ощущение вечности, но и способного решить все повседневные проблемы.
   Само возникновение особой категории под названием "просветленное состояние" есть проявление менталитета накопления, поскольку это состояние в конечном итоге достигается благодаря накоплению личных заслуг и моментов частичного просветления. И вот однажды -- в этой жизни или в иной -- человек преодолевает, наконец, барьер и приходит к финишу -- становится совершенным проявлением божества, совершенным учителем, которому некуда больше стремиться. Вы трудитесь, чтобы обрести просветление, и когда цель достигнута, она навеки ваша. Так создается статичный и неизменный идеал. Переживание "единения" происходит вне времени, но понятие просветления превращает неподвластный времени миг в застывшее "вечно", длящееся даже за пределами времени. Ирония заключается в том, что достижение просветленного состояния подразумевает попытку втиснуть в рамки времени "вневременное переживание".
   Наличие двух вариантов состояния -- просветленности и непросветленности -- создает еще одну дуалистическую систему ценностей, основанную на логическом построении "или-или". Это еще один пример того, как создание двух независимых категорий и придание одной из них большей ценности (быть просветленным -- лучше) образует иерархию ценностей не только между двумя категориями, но и внутри менее ценной из них (непросветленной). В категории непросветленных человек считается тем лучше, чем ближе он к идеалу просветления. По сути, происходит то же, что и с измерением степени бескорыстия.
   Разделение всего сущего на две категории -- высшую (духовное) и низшую (мирское) -- требует построения связующего моста между ними. И на Востоке, и на Западе это разделение создают религии, и они же становятся связующим звеном между этими двумя реалиями. Они изобретают "духовный путь" от низшего к высшему, регламентируя благие поступки, которые должны вывести человека "отсюда" (из нашего мира) "туда" (к тому, что понимается под спасением). На Востоке путь постепенного подъема духовности, определяемый кармой и цепью перерождений, ведет к высшей форме -- просветленности, называемой также нирваной, мокшей, космическим сознанием и т.п. Такая концепция является линейной и иерархической, как и породившие ее религии. Некоторые школы (в тибетском буддизме) даже создали иерархические уровни просветленности, так что и среди просветленных одни являются более просветленными, чем другие. Поэтому для духовных подвижников животрепещущим является вопрос, как далеко человек продвинулся на избранном пути.
   Из утверждения о существовании основополагающего Единства, пронизывающего все бытие, иерархичность автоматически не следует. Иерархия возникает в результате выдвижения идеалов просветления, когда нескольких людей начинают считать проводниками и воплощением Единства. Предположение, что некоторые люди воплощают или выражают истинную природу реальности в большей степени, чем остальные, легко приводит к возникновению авторитарной иерархии. К тому же, оно закладывает фундамент для увековечивания иерархии, потому что тот, кто знает лучше, может решать, кто именно просветлен, и, таким образом, наделять избранных авторитетом. Однако в том, что один человек, кем бы он ни был, определяет степень просветленности другого человека, есть изрядная доля странности. Надо полагать, что если человек просветлен, то он осознает свое положение сам, без всякой подсказки со стороны. Тем не менее, такой подход имеет место во многих духовных системах.
   На первый взгляд, идеал просветления кажется совершенно свободным от коррупции, поскольку он подразумевает абсолютное бескорыстие. И все же именно это священное воплощение совершенства позволяет авторитаризму со всеми его пороками проявляться и активно процветать. Две идеальных конструкции работают в паре: идеал просветления обеспечивает авторитеты, а представление о карме в качестве космического закона морали дает метафизическое объяснение, почему просветленными авторитетами становятся одни, а не другие. Эти два понятия тесно переплетены и подкрепляют друг друга, создавая непроницаемую замкнутую систему, способную увековечить саму себя. Придание законной силы особому статусу просветленных основывается добродетельности их прошлых жизней, при этом уже обладающие этим особым статусом поддерживают идеологию кармы и перерождения как непререкаемую истину.
   Монотеизм с его верховным Богом явно авторитарен. Авторитаризм, пронизывающий восточную идеологию Единства, менее очевиден. Вера в то, что Бог присутствует везде и во всем, затрудняет построение централизованной иерархии. Однако понятие просветления приводит к появлению децентрализованных иерархий, каждую из которых возглавляет учитель. Именно это мы видим в восточных религиях и их западных вариантах. Если монотеизм объявляет святым изреченное Слово Божье, то восточные религии приписывают святость тем, кто обрел просветление. Таким образом, понятие просветления порождает авторитаризм на личном, харизматическом уровне (гуру, учитель, аватара и будда). Здесь авторитетами являются не институты, а живые люди, хотя они почти всегда создают вокруг себя институты или сами являются их частью. Не случайно покорность и послушание учителю объявляются шагом (как правило, обязательным) на пути к просветлению.
   Любая система, которая провозглашает одного человека отличным от других и ставит его над ними, не только порождает авторитаризм, но и сама является авторитарной по своей природе. Верующий христианин никоим образом не может усомниться в мудрости Бога, так же и непросветленный не смеет усомниться в словах или поступках просветленного. Вот почему гуру прощается любое поведение -- их судят по иным меркам, согласно которым все, что бы они ни сделали, совершенно по определению. Стоит, однако, принять в качестве постулата, что для определенных людей опасности коррупции не существует в принципе, как коррупция становится неминуемой. Поэтому понятие просветления именно из-за своей возвышенности почти неизбежно ведет к самообману. Им можно оправдать любые злоупотребления, привилегии или излишества, создав хитроумный двойной стандарт для идеологической верхушки.
   Даже в эзотерической литературе можно найти предупреждения относительно ловушек, подстерегающих на пути к просветлению.
   Там говорится, что ни один человек, переживший подлинное просветление, никогда не станет утверждать, что он просветленный. Возможно, причина здесь в том, что любой по-настоящему мудрый человек знает, что, объявив себя просветленным, он превратится в некий статичный идеальный образец, навеки застывший пример для подражания, то есть окажется как бы в заключении. Оставим в стороне вопрос, существует или существовал ли когда-либо на свете человек, обладающий абсолютной космической мудростью, полностью свободный от эгоизма. Единственный, кто мог бы с уверенностью сказать, что такой человек есть, -- он сам, причем он должен быть абсолютно уверен, что до конца избавился от самообмана, а это задача не из простых.
   В самой идее просветления присутствуют скрытые посылки, являющиеся частью нашего авторитарного наследия. Например, считается, что человек, достигший просветления и в наше время, и тысячи лет назад, будет говорить, по сути, одно и то же Странное представление о завершенности и неизменности в постоянно развивающемся космосе! Да, у людей бывают просветляющие переживания, но разве всегда они бывают повторением старых прозрений, посещавших кого-то тысячелетия назад? Разве только протоптанной тропой с предсказуемым концом можно двигаться к "высшему знанию"? Чтобы поддерживать авторитарные религиозные иерархии, принцип просветления должен быть антиисторическим, неизменным и незыблемым. Именно таков восточный метод -- закрепить за кем-то последнее слово и объявить его высшим авторитетом в вопросе космической истины.
   Поначалу Будда не допускал в монастыри женщин. Когда же его вынудили, он разрешил принимать женщин на том условии, что они всегда будут подчиняться самым младшим из монахов-мужчин (то есть последним из новичков). Что это -- пример неизменной мудрости? Или некоторые из идей Будды были не столь уж просветленными, а скорее определялись историческим контекстом? В его планы входила задача покончить со страданиями, но и нескольких тысячелетий оказалось недостаточно, чтобы выполнить ее. Неужели люди недостаточно хороши или недостаточно умны? В чем причина неудачи -- в людях или в самой цели? Методы, предложенные Буддой для прекращения страданий, вытекали из принципа просветления, который подразумевает отрешенность от собственного "я" (эго) и от эгоцентризма. Поэтому, являясь религией отрешенности, буддизм, в сущности, авторитарен, а абсолютным авторитетом, определяющим, от чего именно надлежит отрешиться и как к этому подойти, является Будда. Кое-кто из современных буддистов возмутится, услышав, что мы говорим о буддизме как о религии отрешенности. Они считают, что эгоизм исчезнет сам, без усилий, благодаря освобождению или избавлению от заблуждений относительно существования эго. Мы считаем, что они ошибаются.
   Некоторые люди способны проникнуть в природу вещей глубже, чем остальные. Однако издавна считалось, что достигнуть истинной просветленности как высшего состояния души, обретаемого раз и навсегда, могут лишь особо мудрые и духовные. То обстоятельство, что отношение к просветлению во все времена оставалось неизменным, объясняется антиисторичностью самой идеологии Единства, согласно которой основная задача человека -- преодолеть иллюзию обособленности. Ведь только обособленные существа могут изменяться по отношению друг к другу. Тем парадоксальнее выглядит позиция буддистов, воспринимающих весь материальный мир как чреду непрестанных изменений, но считающих при этом, что духовным достижениям свойственно постоянство. Отрицание перемен в духовной сфере -- это позиция в основе своей фундаменталистская, которая используется для защиты святынь и традиций. Однако глубокое проникновение в суть вещей невозможно в отрыве от истории, поскольку каждой эпохе свойственны свои заблуждения. Показательно, что весьма важная, хотя и менее известная роль просветления заключается в прохождении сквозь "облачную завесу" заблуждений и иллюзий. Освобождение от иллюзий необходимо для выхода за рамки жесткой системы морали, исходящей из принципа взаимоисключающих противопоставлений (или-или) и являющейся источником большинства извращений и заблуждений. Любая идеология, выдвигающая статичные идеалы совершенства и постижения истины, неизбежно порождает собственные заблуждения. Антиэволюционный подход к проблеме мудрости и познания не только препятствует росту интереса к ним, но и ограничивает возможность создания новых систем, которые могли бы открыть людям путь к более свободному и углубленному восприятию мира.
  
  

МИСТИЧЕСКИЕ ПЕРЕЖИВАНИЯ И ВЫСШИЕ ПЕРЕЖИВАНИЯ по А. Маслоу.

   Экспрессивные акты, получившие название мистических переживаний, так хорошо описанные Уильямом Джеймсом, достаточно характерны для самоактуализирующихся людей, хотя и не для всех. Восторг, о котором мы говорили в предыдущем разделе, иногда бывает настолько мощным, пронзительным и всеохватывающим, что его можно назвать мистическим переживанием. Я впервые заинтересовался этим вопросом после общения с некоторыми из моих испытуемых. Когда эти люди рассказывали мне о своих переживаниях, сопровождающих оргазм, у меня поначалу возникало чувство, что я где-то когда-то слышал нечто подобное. Позже я вспомнил, где мне приходилось сталкиваться с очень похожими описаниями - в книгах, описывающих опыты мистического переживания. И в том, и в другом случае речь шла о бескрайних горизонтах, открывающихся взору, о внезапном ощущении абсолютного всемогущества, а одновременно с тем и полной ничтожности, беспощадной беспомощности, о чувстве экстаза, восторга, благоговейного трепета, об утрате ориентации во времени и пространстве, и наконец, о пронзительном ощущении важности происходящего, о чувстве духовного перерождения, личностной трансформации. И те, и другие переживания порой настолько сильны, что в корне изменяют жизнь человека.
   Однако считаю нужным сразу же оговориться, что не стоит искать в этих переживаниях следы божественного промысла или влияние каких-то сверхъестественных сил, пусть даже многие тысячи лет своей истории человек связывал воедино мистическое и божественное. Эти переживания имеют под собой естественную природу, они могут быть изучены с помощью научных методов, и потому я предлагаю более нейтральное определение им - "высшие переживания".
   По мере все более тесного знакомства со своими испытуемыми я все более утверждался во мнении, что высшие переживания не обязательно должны быть предельно интенсивными, экстатическими. Описания мистических переживаний в теологической литературе обычно толкуют о них как о состоянии совершенно особом, качественно отличающемся от всех иных переживаний. Однако если мы откажемся от поисков божественных предпосылок высших переживаний, если мы решимся подступиться к ним как к естественному феномену, то очень скоро обнаружим, что высшее переживание - вполне измеримая субстанция, что оно может быть едва выраженным и, наоборот, предельным. Мы обнаружим также, что эти переживания, но только умеренной интенсивности, знакомы очень многим людям, быть может, даже большинству людей, и что некоторые люди - и я отношу их к психологически привилегированному сословию - переживают их очень часто, чуть ли не ежедневно.
   Можно предположить, что высшее переживание представляет собой сгусток всех тех состояний и переживаний, при которых происходит утрата или выход за пределы Я, например, таких как состояние полной погруженности в проблему, предельной концентрации, или описанное Бенедикт состояние муга, или интенсивное чувственное наслаждение, не говоря уже о самозабвенной поглощенности музыкальным или художественным произведением. Я не стану останавливаться на этой теме, она достаточно подробно обсуждена в других работах.
   За годы своего исследования самоактуализирующихся людей, которое я начал в 1935 году (и до сих пор продолжаю), я почти совершенно уверился в том, что людей, причастных к высшим мгновениям постижения Бытия, и людей просто здоровых, людей, живущих в долинах житейских забот, на уровне плато-познания, разделяет гораздо больше, чем это может показаться на первый взгляд. Разумеется, это различие только количественное, оно состоит лишь в степени интенсивности их переживаний, но тем не менее оно крайне существенно и влечет за собой весьма важные последствия, некоторые из которых детально изложены в другой моей работе. Если изложить кратко мое отношение к этой проблеме, то можно сказать, что, на мой взгляд, здоровые, самоактуализирующиеся люди, не достигшие пределов высшего переживания, живущие на уровне житейского постижения мира, еще не прошли весь путь к истинной человечности. Они практичны и эффективны, они живут в реальном мире и успешно взаимодействуют с ним, но полностью самоактуализирующиеся люди, которым знакомы высшие переживания, живут не только в реальном мире, но и в более высокой реальности, в реальности Бытия, в символическом мире поэзии, эстетики, запредельного, в мире религии в ее мистическом, очень личном, не канонизированном значении, в реальности высших переживаний. Я думаю, что в этом различии есть некие предпосылки для того, чтобы оно стало операциональным критерием "касты" или "класса". Этот критерий может приобрести особую значимость в сфере общественной жизни, - уже на основании тех данных, которыми я располагаю на сегодняшний день, я могу сказать, что из "просто здоровых" самоактуализирующихся людей получаются хорошие политики, общественные деятели и социальные реформаторы, в то время как люди, живущие на уровне Бытия, больше склонны творить поэзию, музыку, философию, религию.

ВСТРЕЧА С БОЖЕСТВЕННЫМ.

   Итак, мы уже описали те трудности негативных внутренних территорий, которые человек проходит во время переживания темной ночи души. Однако индивиды, переживающие духовный кризис, также часто встречаются и со светлыми, экстатическими и божественными областями в самих себе. Можно сказать, что эти состояния менее трудные. Некоторые люди чувствует себя благословленными этими переживаниями, они вполне способны в этих состояниях научиться чему-то для себя и сознательно применить эти уроки в повседневной жизни. Однако эти "позитивные" мистические состояния вовсе не обязательно полностью лишены каких-либо проблем; есть и такие люди, которые пытаются бороться с ними, и тогда эти переживания могут стать частью кризиса трансформации.
   И светлые и темные области являются общими и одинаково важными аспектами духовного самопроявления, и хотя мы используем термины "негативный" и "позитивный", это вовсе не означает, что одни более ценные, чем другие. Обе эти области - необходимые и взаимодополняющие компоненты целительного процесса.
   Некоторые люди способны входить в контакт с позитивными или мистическими областями относительно легко, и они становятся естественной частью процесса их существования. Кто-то может достигать этих состояний с помощью достаточно простых действий или же вообще в естественных условиях. Во вдохновляющем отрывке из пьесы Юджина О' Нила "Долгое путешествие в ночь" Эдмунд рассказывает о переживаниях, которые были у него во время плавания на корабле:
   "Я лежал на бушприте, подо мной бурлила и пенилась вода. Мачты со всеми парусами, белыми в лунном свете, возвышались надо мной. Я был опьянен красотой парусов и их поющим ритмом, и в какой-то момент я утратил самого себя - действительно, вся моя жизнь отошла куда-то в сторону. Я был свободен! Я растворился в море, стал белыми парусами и летящими брызгами, стал красотой и ритмом всего этого, стал лунным светом, плывущим кораблем и высоким, усеянным тусклыми звездами, небом. Я был свободен от прошлого и от будущего, пребывая в умиротворении и единстве со всем, в безумной радости, в чем-то несравненно большем, чем моя жизнь, чем вообще жизнь человека; пребывая в самой Жизни! В Боге, если вам хочется это так называть... Как будто то покрывало, которое скрывало вещи, упало, сброшенное невидимой рукой, и я увидел их такими, какие они есть. Это было необычайно значимо, хотя длилось лишь секунду".
   Трансцендентные области могут также внезапно раскрыться перед человеком во время физических упражнений, во время танца или при занятиях спортом. Это может быть связано с фокусированной концентрацией активности, телесным напряжением или с увеличением частоты дыхания, то же самое может быть вызвано различными техниками, развитыми во многих медитативных практиках, которые позволяют человеку выйти за пределы ординарного, логического мира. Баскетболистка Пэтси Нэйл пишет в своей книге "Спорт и идентичность":
   "Это те моменты торжества, которые выходят за пределы того, на что рассчитывал человек, они находятся за пределами физических и эмоциональных возможностей индивида. Тогда начинает преобладать нечто необъяснимое, вдыхая некую "иную" жизнь в ту жизнь, которая известна и привычна нам... Назвать ли это состоянием торжества, или актом веры... или действием Бога... Но это есть, и тогда невозможное становится возможным... Так женщина-спортсмен выходит за пределы себя; она превосходит свои естественные возможности. Она прикасается к небесам и получает силу из неизвестного источника".
   У некоторых людей возникают мистические переживания во время медитации, у других это становится частью драматического, переполняющего их трансформативного процесса духовного кризиса. Эти состояния внезапны, всепоглощающи и радикальны, они полностью изменяют восприятие человеком самого себя и мира. Каким бы образом переживания Божественного не входили в жизнь человека, они соответствуют некоторым общим характеристикам.

ЧАСТЬ 3. ПРОБЛЕМА МИСТИЧЕСКОГО ОПЫТА.

  

ЧТО ТАКОЕ МИСТИЧЕСКИЙ ОПЫТ?

   Я буду рассматривать в этой книге мистический опыт с разных точек зрения, приводить мнения разных авторов.
   Мистический опыт представляется мне, как переживания некой мистической трансформации ЭГО, после которого у человека происходит изменения в личности. Как говорили в одной телевизионной передачи после занятие различными аномалиями, мистикой, НЛО - человек становится другим, как не странно, но это правда. Изучение аномальных явлений сильно сказывается на жизни человека иногда не в лучшую сторону. Мистический опыт, мистические переживания - это особые психологические, психофизические изменения, которые происходят в человеке, из - за влияния на него некой "мистерии" т. е столкновение с чем то не известным, мистическим, которое заложено в человеке или вследствие влияния внешних факторов. Известные нам контакты с НЛО после которых родные похищенного начинают замечать изменения в его характере, тогда можно говорить, что человек столкнулся с некой мистерией, которая сделала его другим, изменила его структуру психики.
   В доказательство этому можно привести примеры тех же контактантов, шаманов, экстрасенсов, ясновидящих, магов - это так называемые мистические личности, более подробно речь о них пойдет ниже.
   Слово "мистика" (и производные от него) употребляются в литературе в нескольких совершенно различных значениях, что создает терминологическую путаницу: 1. Для обозначения переживаний единения или слияния с онтологической первоосновой мира и всякого бытия вообще (Бог, Абсолют и т.п.); 2. Для обозначения различного рода эзотерических ритуалов (мистерий); 3. Для обозначения различных форм оккультизма, порой ярко выраженного паранаучного характера -- магии, астрологии, мантики и т.д. Понятно, что все эти явления совершенно гетерогенны и обычно имеют совершенно различную природу, что делает слово "мистика" вводящей в заблуждение и создающим препятствия для понимания. Если же учесть, что в обыденном сознании к области "мистического" относятся также всевозможные истории "про злых духов и про девиц" с участием зомби, оборотней и вампиров, то ситуация становится просто удручающей.
   Кроме того, слово "мистика" в силу специфики иудео-христианского (европейского) восприятия таких проблем, как вера и знание, вера и разум стало прочно ассоциироваться с иррационализмом и чуть ли не с обскурантизмом, что создает сразу же если не реакцию отторжения, то по крайней мере, предубеждение у современной научной и философской аудитории при обращении к проблемам мистического опыта.
   Между тем, в других культурах подобное противопоставление "мистического" и рационального неизвестно и "мистики" соответствующих традиций никоим образом не отрицают разум (точнее, дискурсивное мышление) как высшую инстанцию в пределах его компетенции и более того, зачастую создают вполне рационалистические (в широком смысле этого слова) философские системы на основе осмысления (то есть, опять же, рационализации) своего "мистического" опыта.
   Это относится прежде всего к индо-буддийской культурной традиции, хотя, по-видимому, подобная ситуация не была полностью неизвестна и в Европе. Во всяком случае, вполне вероятно, что философская система Спинозы была в значительной степени рационализацией на основе картезианской методологии мистического опыта голландского мыслителя. Б. Рассел предполагает то же самое и относительно гегелевского абсолютного идеализма. Я уж не говорю о Вл.С. Соловьеве, система всеединства которого находилась в самой непосредственной связи с его мистическими переживаниями "софийного" характера. Но тем не менее, представление о несовместимости мистического и рационального достаточно укоренилось и стало подлинным препятствием для серьезного философского обсуждения проблем "мистического" опыта.
   Поэтому я считаю нужным (для себя, по крайней мере) отказаться от определения "мистический" и заменить его словом "трансперсональный", то есть выходящий за пределы ограничений индивидуальности и обыденного опыта. Это вполне резонно, поскольку под "мистическим" здесь я понимаю только первый из рассмотренных выше уровней значения этого слова, а именно, переживания особого рода, обычно описываемые пережившими их людьми как расширение сознания или единение с онтологической первоосновой сущего (то есть переживания, трансцедирующие обыденный опыт и имеющие непосредственное отношение к метафизике и ее предмету). И именно о такого рода мистическом/трансперсональном опыте будет идти речь в настоящей статье. Вместе с тем, я избегаю также говорить об измененных состояних сознания, поскольку данное словосочетание имплицитно и a priori предполагает некоторую ненормальность ("измененность") данных переживаний относительно повседневного опыта и обыденных психических состояний. Как известно, еще А. Маслоу показал в своих исследованиях неправомерность подобного подхода. Если бехевиористски и позитивистски настроенные психиатры были настроены на интерпретацию трансперсонального опыта (в том числе, и святых и мистиков различных религий) как психопатологию, то гуманистическая психология (прежде всего, А.Маслоу) показала психотерапевтическую ценность трансперсонального опыта и его положение "над", а не "под" обыденными психическими состояниями.
   Мы не должны забывать, что целые культуры (и прежде всего, такая великая, как индийская) не только включали психотехническую практику достижения трансперсональных состояний в свои фундаментальные основоположения, но и рассматривали трансперсональный опыт в его наиболее тонких формах в качестве своих высших ценностей, а группы людей, занятых психотехнической практикой изменения сознания, не только имели высокий социальный статус, но и внесли огромный вклад в разработку целых пластов цивилизаций, к которым принадлежали.
   В конце-концов, стремление к изменению сознания, видимо, присуще природе человека: ведь даже эстетическое наслаждение, переживаемое от созерцания произведений искусства, которое традиционная эстетика склонна рассматривать в качестве цели искусства, строго говоря, является измененным состоянием сознания.
   Относительно так называемых измененных состояний сознания можно утверждать, что если они не ведут к разрушительному воздействию на личность и ее деградации, то к сфере психиатрии они не имеют никакого отношения (а исторически переживания мистиков зачастую оказывали достаточно интенсивное воздействие на духовную, в том числе, и интеллектуальную, культуру и не оказывали деградирующего влияния ни на личности этих мистиков, ни на те общества, которые за этими мистиками следовали в том или ином отношении). Для полной ясности скажу, что под мистиками здесь я подразумеваю не каких-нибудь спиритов с их "столоверчением", а православных и католических подвижников и аскетов, индийских йогинов, суфиев-мусульман, отшельников-даосов и т.д.
   По существу, взгляд на трансперсональный опыт как на некие патологические состояния проистекает из своеобразной канонизации наукой Нового времени позитивистски истолкованной ньютонианско-картезианской картины мира, культурологически вполне адекватной канонизации средневековой церковью эллинистической космологии Птолемея. Из этой "канонизации" проистекал вывод о том, что любое иное мировосприятие (то есть, не коррелирующее с ньютоно- картезианскими представлениями) патологично. Но современная научная парадигма в значительной степени изменилась и продолжает меняться, и мир современной науки весьма отличается от мира Ньютона и Декарта. Но никто же не считает психотиками современных физиков с их теорией относительности, корпускулярно-волновым дуализмом, искривленным пространством-временем и закругляющейся бесконечной вселенной.
   Конечно, для нашего обыденного сознания вполне актуально не только ньютоно-картезианское, но и птолемеевское мировидение: ведь для нашего повседневного опыта земля вполне плоская и солнце вращается вокруг нее, восходя на востоке и заходя на западе.
   Теперь представим себе человека, развившнго в себе способность каким-то особым образом воспринимать мир иначе, адекватно релятивистской и квантовой физике нашего времени. Следует ли его на этом только основании считать шизофреником? Предположим на минуту, что древние (и не очень древние) "мистики" посредством определенной практики (она обычно называется психотехникой, или психопрактикой; индийцы обозначают ее словом "йога") достигали способности воспринимать мир в его, скажем, аспектах, недоступных для обыденного восприятия; методы психотехники, в таком случае, будут аналогичны научным приборам, расширяющим наше восприятие. Так не будет ли в таком случае игнорирование их опыта аналогичным поведению известного иезуита, не только не верившего, что Галилей может в телескоп видеть спутники Юпитера, но и принципиально отказывавшегося даже смотреть в этот прибор. Но, собственно, проблема возможности интерпретации трансперсонального опыта как особой формы познания и содержания этого познания и составляет предмет настоящей статьи. Разумеется, я далек от того, чтобы стремиться решить столь сложную и дискуссионную, а в некотором смысле и "экзотическую" для современной философии проблему в рамках одной статьи и поэтому речь должна идти о постановке соответствующей проблемы, как это, собственно, и указано в заглавии настоящей работы.
   Итак, мы имеем словосочетание "трансперсональный/мистический опыт". Если об определении "трансперсональный/мистический" уже кратко было сказано выше, то о том смысле, в каком соответствующие переживания являются опытом, предстоит еще сказать.
   Здесь не место рассматривать те определения опыта, которые известны нам из истории философии и тем более полемизировать с ними. Поэтому я ограничусь по возможности краткой информацией о том, в каком именно смысле я буду употреблять слово "опыт".
   Конечно дорефлективно все мы, по-видимому, ставим знак равенства между любым психическим переживанием или состоянием и опытом, понимая последний по существу как психический опыт, независимо от того, обусловлен ли он восприятиями внешнего мира или сугубо внутренними переживаниями. Короче говоря, опыт это то, что стало достоянием сознания. Конечно, подобное понимание опыта было бы оспорено рядом мыслителей, в том числе и такими великими, как Кант, который не считал возможным отнести к опыту даже самосознание, или сознание собственного существования по принципу картезианского cogito. Но, тем не менее, повторю, что дорефлективное, или, если угодно, интуитивное, понимание опыта фактически сводит его к психическому опыту (опыт как сумма психических переживаний и состояний в самом широком значении этих слов). Подобное понимание опыта меня (по крайней мере в контексте данной статьи) вполне устраивает, однако ограничиться им все же нельзя.
   Поэтому мне хотелось бы сослаться на авторитет У. Джеймса (кстати, одного из пионеров в области исследования религиозного, в том числе, и мистического, опыта), разработавшего теорию универсального, или чистого опыта, как своего рода первичного вещества, или материала (в метафорическом смысле, конечно), из которого состоит все в мире. При этом познание оказывается как бы отношением между двумя порциями чистого опыта. Последнее особенно важно, поскольку элиминирует представление о фундаментальной эпистемологической значимости отношения "субъект-объект", что особенно важно при обращении к трансперсональному опыту, который, по свидетельству обширнейшей мистической литературы всех традиций и конфессий как раз и предполагает преодоление, или снятие субъектно-объектных отношений (так, в ряде направлений индо-буддийской мысли высшее состояние сознания, или сознание par excellence описывается как адвайта, или адвая -- недвойственное, то есть трансцендентное субъект-объектному дуализму; вместе с тем это же состояние характеризуется также как гносис, джняна, высшая форма знания). Интересно, что в одной из ранних упанишад (Брихадараньяка упанишаде) к высшей форме трансперсонального опыта даже не прилагается слово "сознание": сознание предполагает двойственность познающего и познаваемого, воспринимающего и воспринимаемого, тогда как в состоянии освобождения (мокша) все становится одним Атманом (абсолютное Я), который "недвойствен" (адвайта), будучи единым "сгустком" познания. Следовательно, после освобождение сознание как продукт субъект- объектного дуализма отсутствует.
   Трансперсональный, или мистический опыт не есть религия, если под религией мы будем понимать некую систему доктрин, верований, культов и институтов , во всяком случае, эти понятия не только не синонимичные, но даже и не всегда соотносящиеся как часть и целое. В истории религий трансперсональный опыт выступал в качестве генерирующего импульса, причем позднее его интерпретации обрастали догматическими положениями, доктринальными спекуляциями, формами культовой практики и церковными институтами, по существу отчуждая исходный опыт и реинтерпретируя его. В разных религиозных традициях отношение к трансперсональному опыту было не одинаковым: если в религиях Востока именно он венчал собой их религиозную практику, а люди, занимающиеся психотехникой были носителями религии par excellence, то в христианстве (особенно, в католицизме) церковь смотрела на "мистику" с подозрением, опасаясь, что мистик поставит свой опыт выше церковных догм и даст его интерпретацию в духе, не согласующемся с ее догматическим учением. Сама же проблема соотношения трансперсонального опыта и религии чрезвычайна сложна и нуждается в тщательных и систематических исследованиях.

ВОЗНИКНОВЕНИЕ МИСТИЧЕСКОГО ОПЫТА

   У материалистов, реалистов и позитивистов отчетливо наблюдается единство при объяснении причин возникновения религиозного мистицизма. Ответ на вопрос: "почему и при каких обстоятельствах возникает "мистический опыт?"" является преобладающим при изучении этого феномена. Можно выделить несколько основных направлений в изучении религиозного мистицизма:
   Во-первых - это комплексное философское осмысление, включающее исследование гносеологических, исторических, психологических, социальных, а также медицинских факторов в их совокупности.
   Во -вторых - это исследования отдельных наук, таких как история, психология, социология, медицина и т.д.
   Гносеологическими причинами возникновения "мистического опыта" являются следующие факторы:
   а) неадекватное действительности понимание собственных ощущений и восприятий.
   б) абстрагирующая способность мышления человека, которая приводит к гипостазированию отдельных ощущений и восприятий и их пониманию как автономных и якобы, не зависящих от самого человека.
   в) деятельность воображения.
   г) направляющая функция эмоций.
   Общее состояние организма, при котором возможно появления "мистического опыта" является состоянием, при котором снижены продуктивные возможности организма, не случайно мистики говорят о том, что во время "мистического опыта" ими овладевает нечто трансцендентное. Т.е. это такие состояния, при которых мистик может терять память, теряет контроль над мышлением и управлением тела и т.д.
   Основными причинами возникновения "мистического опыта" являются различные психотехники, включающие эмоционально-интеллектуальное напряжение, экстатические и созерцательные практики, аскетику и мн. другое. Эти искусственные методы способствуют возникновению нестандартных ощущений, которые и понимаются верующими как действие в них трансцендентных сил. Причем сами верующие не в состоянии рассматривать эти состояния в контексте самих условий их возникновения.
   "Мистический опыт" практически одинаков по условиям возникновения и процессам протекания переживаний с состояниями чрезмерной усталости (утомление), многочисленными синдромами помрачения сознания, гипнотическими фазами, а также состояниями возникающими при медитации, когда при концентрации на одном определенном объекте на время у человека ослабляется память. Это свидетельствует о том, что "мистический опыт" непосредственно связан с экстремальными состояниями, при которых возникают определенные ощущения, которые и понимаются мистиками как действие в них "благодати". Сам по себе "мистический опыт" не является патологическим, он может возникать у каждого, кто приложит для его воспроизведения определенные усилия. Однако при чрезвычайно продолжительных нагрузках (эмоционально-интеллектуальных, соматических) действительно могут развиваться определенные и уже необратимые патологические синдромы. Другими словами - "мистический опыт" - это закономерная и естественная реакция организма человека на нестандартные внешние (телесные) и внутренние (психические) раздражители.
   "Мистический опыт" не является познавательным состоянием, так как ограничен только определенным ощущением - "единством с Богом". Нет специфического "ощущения Бога", но есть религиозные представления, которые говорят о Едином Боге, неограниченном, непознаваемом и т.д. Эти религиозные представления накладываются на необычные ощущения, которые затем и понимаются мистиками как состояние единения с Богом. Догматическое положение о непознаваемости Бога настраивает и верующих на понимание своих ощущений как непознаваемых, невыразимых, хотя они имеют естественную и вполне выразимую природу. Т.н. "расширение сознания" на самом деле является таким состоянием, которое ограничено только одним ощущением, смысл которому придают религиозные представления.
   Мистицизм как социокультурный феномен возникает как реакция против общества, а не против т.н. обрядоверия в рамках той или иной религиозной конфессии. Аскетические правила призваны, по максимуму уничтожить социальное начало в человеке. Этой же цели способствует распространенное в некоторых мистических традициях - полное воздержание от половых отношений. Ориентация на воспроизводство определенных ощущений, вызывающих изменение восприятия пространства и времени, изменение самосознания и т.д., также призваны ограничить и ослабить социальное начало в человеке. Мистицизм - это, прежде всего, борьба против человека общественного. Не случайно в некоторых мистических традициях человек рассматривается вне его связей с другими людьми.
   Важным социальным фактором возникновения религиозного мистицизма является отсутствие в объективной социальной реальности стабильности и устойчивости человеческого существования. Как итог - возникновение специфических представлений об особых ощущениях, которые продлятся у верующего вечно. Не случайно, "мистический опыт" описывается разными традициями как чрезвычайно благодатный, очень приятный и т. д. Эти представления, а затем и возникающие ощущения выполняют иллюзорно-компенсирующую функцию.
   Состояние экстаза не возникает внезапно ("на пустом месте"), как настаивают мистики, но происходит строго при воздействии определенных социально-психологических факторов.
   Между знаниями человека (религиозными представлениями) и его чувствами и ощущениями существует неразрывная связь. Мистицизм как система описания возникающих ощущений, напрямую зависит от специфики религиозных представлений. Последние и определяют характер выражения "мистических переживаний", а также непосредственно настраивают (самовнушение) на получение определенных ощущений.
   "Мистический опыт" как таковой не способен изменить жизнь верующего, но сами религиозные представления a priori способствуют этому. "Мистический опыт" как бы подтверждает на уровне ощущений истинность религиозных представлений, поэтому после получения экстаза и необычных переживаний, действительно, верующий может переосмыслить всю свою жизнь и систему взаимоотношений с другими людьми. Однако это вызвано не "сверхъестественным опытом", но чрезвычайно эмоциональным усвоением религиозных представлений.
   Мистицизм существует с самого момента зарождения религиозных представлений и каждой религиозной системе на определенном этапе соответствует свой, исторически обусловленный тип мистицизма. Мистицизм прошел долгий путь эволюции: от употребления наркотических и галюцинногенных веществ, систем аскетики, а также созерцательных или экстатических практик - до современных психотехник трансперсональной психологии и новшеств фармакологии.
   Сам по себе мистицизм не может быть ни прогрессивным (революционным), ни регрессивным (консервативным). Все зависит от реального историко-культурного окружения, развития производительных сил и системы общественных отношений.
   Для всех без исключения разновидностей религиозного мистицизма характерен свой "индивидуальный" набор психотехник. В каких-то традициях, наибольшее значение приобретают созерцательные практики, в других - экстатические. Однако в обоих случаях, эффективно воспроизводятся искомые переживания, которые базируются преимущественно на неадекватно понимаемых ощущениях. Несмотря на всевозможные различия при описании "мистического опыта", а также пропагандируемого истинного и не истинного (например, в христианстве различение прелести и благодати) "опыта", каждая из традиций воспроизводит фактически одинаковые психотехники. Так во всех без исключения религиозных традициях преобладающую роль играет эмоционально-интеллектуальное напряжение, которое является, как бы "основой основ" мистицизма. Без него невозможен как таковой "мистический опыт". Эмоционально-интеллектуальное напряжение, в свою очередь накладывается на различные психотехники: молитвы, песни, танцы, аскетику и т.д.
   "Мистический опыт" может воспроизводиться как в коллективном ритуале (хлыстовские радения, суфийские зикры), так и в ходе индивидуальной "затворнической" практики. Могут иметь место и смешанные формы. Например, индивидуальная аскетико-созерцательная практика православных мистиков (исихастов) сочетается с формами коллективных ритуалов - литургий.

ТИПОЛОГИЯ МИСТИЧЕСКОГО ОПЫТА

   Особенностью современного дискурса является изменение классических определений рациональности, что в свою очередь приводит к переоценке значения так называемых иррациональных сфер опыта. В результате этого возрастает интерес к области мистического, о чём свидетельствует, например, высказывание известного эпистемологического анархиста П.Фейерабенда: наши хорошо обученные материалистические современники готовы лопнуть от восторга, когда слышат о таких вещах, как лунные экспедиции, двойная спираль, неравновесная термодинамика... А ведь мистики, используя лишь собственный разум, пересекали небесные сферы и видели Бога во всём его великолепии, что давало им силы жить, озаряться и просвещать близких. Лишь полная безграмотность публики и её строгих наставников - интеллектуалов... позволяют просто отмахиваться от этих сравнений.
   Но, невзирая на явный интерес к мистике и обилию публикаций, посвящённых разным формам данного опыта, само понятие мистического остаётся довольно смутным, а данный феномен плохо поддаётся изучению. Основной причиной этого, на мой взгляд, является расширительное толкование понятия мистический опыт. Разные исследователи включают в него всё то, что выходит за рамки обыденного: от опыта подвижников традиционных религиозных конфессий до шаманских трансов и полубредовых переживаний поборников ЛСД-революции. Подобная вольность в отношении к вышеуказанному понятию резко усложняет задачу исследования собственно мистического опыта, что в свою очередь не позволяет дать однозначный ответ относительно познавательной ценности последнего. В тезисах сделана попытка типологизации мистического опыта, дабы выделить ту область, которая с полным правом может быть определена как именно мистическая. В основании данной типологии положены критерии, восходящие к работам У.Джеймса и П.Бергера, а также других авторов, занимающихся этим вопросом.
   Любой опыт, выходящий за рамки повседневности, может быть назван опытом экстаза. Согласно П.Бергеру: Экстаз - это... акт отстранения или резкого выхода за пределы воспринимаемой как данность рутины общества. В результате так понимаемого экстаза осуществляется разрыв в ткани повседневности и человек оказывается в особой области непривычного, культурно-неангажированного опыта, находящегося за пределами нормативного и естественного восприятия. Здесь человек обнаруживает, что то, что он ранее считал реальностью является не более, чем одной из интерпретаций того, что существует на самом деле. Ему открывается тайна мира, находящегося за пределами культурного описания. Подобный опыт не столь уж редкое явление в человеческой жизни и может быть вызван самыми различными причинами: сильной болью, душевным страданием, эмоциональными потрясениями, глубокими размышлениями, приёмом психоделических препаратов.
   Человек, глубоко переживший опыт экстаза, испытывает личностную трансформацию, изменяющую его взгляды на жизнь и способы соотношения с окружающими, но при этом не происходит радикальной онтологической переоценки базовой реальности, повседневность продолжает сосуществовать с открывшимся миром нового опыта. В данном случае человек может использовать новую сферу опыта для решения своих повседневных проблем, как это делается в магии. Мистический же опыт, в отличие от опыта экстаза, с неизбежностью ведёт к радикальной переоценке реальности, где повседневная реальность окончательно теряет свой онтологический статус, превращаясь либо в иллюзию, либо в бледную копию истинной реальности, что открылась адепту в мистическом опыте. В этом случае речь не может идти о каком бы то ни было прагматизме, скорее мистик старается избавиться от своей связи с повседневной реальностью обыденного опыта и полностью перейти в сферу новой реальности, открытой посредством мистического откровения.
   Чем же отличается именно мистический опыт от опыта экстатического? Перечислим характерные признаки мистических состояний.
   1. Радикальность. Её можно понимать как способность открывшейся реальности полностью захватить внимание индивида, поглощая собой обыденную действительность без остатка.
   2. Невыразимость. Воспринимая открывшийся мир как весомый и объективный, осознавая малейшие детали происходящего, мистик как правило не в состоянии передать содержание своего опыта посредством языка.
   3. Кратковременность. Мистик не в состоянии контролировать время нахождения в новой реальности, как и интенсивность собственных переживаний. Обычно это переживается как краткий миг необычайной полноты, попытки продлить который просто невозможны.
   4. Тотальная трансформация субъекта. Меняется не только окружающий мир, но и сам субъект, его воспринимающий, поскольку всё то, что человек знал о себе раньше, в области мистического опыта перестаёт быть, а взамен оказывается нечто иное, также невозможное для адекватного описания в словах.
   5. Мистический гносис. Это можно понимать как способность к безграничному знанию обо всём сразу, без каких бы то ни было опосредований законами или даже словами. Это, скорее, переживание тотального знания, которое затем также оказывается невыразимым.
   Таким образом, на основании сказанного мы можем констатировать: всякий необычный опыт может быть разделён на две части: так называемый экстатический опыт и собственно мистический. Экстатический опыт охватывает собой необычайно широкую область изменённых состояний сознания, относящихся скорее к сферам психологии и магии. Мистический же опыт, например богоявление, или самадхи йогинов, сатори чань-буддистов и т.д. представляет собою сферу переживаний чего-то субстанционального (или кажущегося таковым) и поэтому относится скорее к области философии, поскольку иные, менее широкие горизонты дискурса будут для мистического опыта чем-то вроде прокрустова ложе. Кроме того, именно философия ставит в качестве предмета собственного дискурса запредельные понятия, что в какой-то степени роднит ее с мистикой.

МИСТИЧЕСКОЕ КАК ОПЫТ

   Мистический опыт, как форма отношения человека к Божественной реальности, выступает в качестве исходной предметности исследования мистико-религиозного знания, где это знание предстаёт в своёй очевидной данности. В литературе нередко принято разделять религиозное от мистического. Наиболее "очевидным" здесь представляется то, что мистическое может носить и внецерковный характер. Но если признать, что для любой формы мистики и религиозного опыта важнейшим признаком выступает вовсе не те или иные идейно-организационные формы, но сакральное отношение к некоторой Абсолютной реальности, то становится понятным, что религия и мистика выступают лишь некоторыми разновидностями сакрального знания. Более того, выступая опытом непосредственного контакта с Высшей реальностью (контакта, в силу своей природы, "самоудостоверяющегося"), мистика утверждает себя в виде безусловно-оправдательной парадигмы всякой религиозности вообще.
   Само возникновение мистического означает, что человек начинает преодолевать архаический хаос своего бытия. И упорядочивание этого хаоса исторически началось через уподобление его с миром сакральным, постигаемым с помощью мистического озарения. Символическим (и в то же время инструментальным) преодолением границы сакрального и профанного выступали "обряды перехода", ритуалы, предполагающие не только психофизиологическое действо, но и мировоззренческую позицию, выступая, в то же время, определенной основой зарождающихся этнокультурных традиций. Шаманы, волхвы, духовидцы разных народов во время этих обрядов в состоянии транса могли говорить от имени высшей силы, временно вытесняющей личность, либо вступающей с ней в диалог. Это озарение, опыт мистического, переживался древним человеком как "внутренний свет", явление сакральных Абсолютов, воспринимался как онтологические самохарактеристики мира, открывавшиеся человеку с помощью специальных практик (ясновидения и т.п.). Изначально же было известно, что механизм подобных "истин-откровений" весьма капризен: они чаще всего "являются" лишь посвященным, не поддаются предварительной эмпирической и логической верификации, опираясь единственно и только на веру. Неудивительно, что с самой древности были известны в этой области знания как случаи явного фальсификаторства подобных эзотерических истин, так и "самообмана". Однако толпы лжепророков могут спекулировать на мистическом лишь на том основании, что сами по себе этот феномен всё же существуют.
   Это важнейший вывод из проблемы мистического опыта, который не должен заслоняться её спекулятивным контекстом. Другое дело, что необходимо разделять те феномены знания, которые пока лишь нераскрыты ("загадки природы", "секреты", "научные проблемы"), и потому кажутся нам - до поры до времени - "мистическими", от "неистребимо" иррационально-мистического в знании, неизбывности тайн в нашей жизни. Современность вовсе не уничтожает мистическое. Оно просто модифицируется, распадаясь на тайны природы, изучаемые жрецами естественных наук, и тайны человеческого бытия, определяемые, кроме уже отмеченной причины, и потребностью человека компенсировать "сверхрационализм" современной жизни. Изучать эти тайны нашего бытия - в силу их иррациональности, нестационарности и т.п. - наука в целом пока отказывается, находя в себе лишь силы бороться - по инерции борьбы за господствующий дискурс - с религиозным мистицизмом как таковым. Но борьба с мистицизмом (как с самодовлеющим способом объяснения мира) не должна нам мешать изучению и использованию природы мистического - как в познании, так и в жизнедеятельности, пониманию его как одного из предельных случаев расширения предметного поля эпистемологических исследований. Кризис современного научного знания заставляет, как справедливо утверждает И.Т. Касавин, отважиться на вывод: "прогресс науки выявил её потребность в знании, которое существенно отклоняется от современных критериев научности".

АНАЛИЗ МИСТИЧЕСКОГО ОПЫТА.

   Концептуальный анализ мистического опыта предполагает задачу общего описания мистического опыта, выделения характерных его признаков и типологии, как условия перехода к исследованию гносеологического потенциала мистических практик. Дальнейший - социально-философский - анализ проблемы выходит за рамки нашего, собственно эпистемологического интереса к теме. Однако и при таком подходе необходимо учитывать социокультурное многообразие мистического опыта, связанное как с исторической изменчивостью самых устойчивых традиций, так и с личной неповторимостью носителей подобного опыта (термин "субъект" здесь не употребляется сознательно до решения вопроса о природе подлинного субъекте этого опыта и субъектах-носителях). Как правило, это щедро и разнообразно одаренные от природы люди; причём для многих из них характерно то, как писал о себе Андрей Белый, что их "психология оплотневает до физиологии". Строгость подхода предполагает необходимость исходить исключительно из того, как и каким опыт видится самим носителям опыта, умение дать точный анализ (расчленение и описание) того, что сообщается об этом опыте его носителями, окружающей социальной средой. Подобный подход должен включать в себя описание общих верований носителя, как и социокультурный контекст происходящего в его социуме.
   Мистический опыт первоначально возьмёмся определить как опыт таинственного (мистическое - по гречески - "таинственное"), непосредственного созерцания личностью бытийного присутствия трансцедентного. Такой опыт воспринимается мистиком как живой, непосредственный контакт ("единение", "погружение", "восхождение") с Божественной реальностью, как уникальное событие, не имеющее аналогов в обычных сенсорно-интеллектуальных механизмах нашего знания. Мистический опыт отличается от мистического чувства: опыт относится к некоторому отстраненному объекту и он "случается", это какое-то событие, а не только психофизиологическое лишь состояние. "Внешний" мистический опыт (восприятия), не следует смешивать с "внутренним" мистическим опытом (представлениями), связанными с воспоминаниями и вызываемыми переживаниями "внешнего" опыта, размышлениями об сакральных его реалиях и т.д. Внешний опыт - это непосредственное, "живое" отношение к Абсолюту, в отличие от иных, опосредованных таких форм.
   Мистический опыт - особая характеристика бытия человека в рамках той жизненной ситуации, где знание и "житие" (пока?) слабо дифференцированы друг от друга. Этот опыт существенным образом связан с феноменом тайны - как с содержанием тайны, которое способно "заворожить" и не только древнего человека, так и с особой ролью тайны в нашей жизни вообще. Нас здесь - как эпистемологов - более всего интересует тот аспект темы, когда тайна, мистическое, существует как некоторый результат "расщепляющегося" генезиса и взаимодействия двух структур нашей психики - непосредственного знания (когнитивный образ тайны) и остаточных переживаний (ценностно-аффективный образ тайны), приобретающих в этом процессе своё специфическое содержание. Эти составляющие мистического опыта почти не рационализуются нашим сознанием, вырастая из непосредственного ощущения бытия, лежащего за пределами чувственного нашего опыта, нередко, из экстремальных форм человеческих переживаний, гипостазирующих, как правило, факт отсутствия доказательных средств познания. Для людей с преобладанием такой формы мировосприятия характерно некое "вселенское чувство", позволяющее входить в иные "трансцендентальные" реальности, ощущать "сверхъестественное" чувство единства с другими людьми, с природой и всем миром, переходящее подчас в чувство преодоления пространства и времени, парения над действительностью и ее историей и т.п. Надо признать, что такие чувства не так уж часты во времена магии утилитаризма и иллюзий прагматизма. Но в кризисные эпохи (времена "пост-"), мистическое возникает уже не только как уникальное свойство той или иной личности, но и как характеристика массового сознания, что может удивить разве ветеранов советской психологии.
   Надо признать, что момент таинственного неизбывен в нашей повседневности - это вытекает из непредсказуемости человеческой жизни. Эта непредсказуемость (связанная в общем виде с неповторимостью ситуаций, в которых мы оказываемся, и действий, которые мы по этому поводу предпринимаем) есть не что иное, как игра мира с человеком - и, подчас, трудно совладеть с ощущением, что мир с нами играет всё круче и круче. Таинственное в нашей жизни так или иначе порождает чувство иррациональной причастности нас к метафизическим граням бытия, и утрата (или игнорирование) этих мистических тайн только лишает человека некоторых неповторимых смыслов. Отсюда важно воспитывать в человеке чувство тайны. Уже с детства личность сталкивается с некоторыми "тайными узлами" своего бытия (любовь, смерть судьба, власть и т. п.), в которых сконцентрирована непредсказуемость бытия и результатов человеческого действия в нём. Стык рациональных и иррациональных, сакральных и земных моментов бытия и формирует тайны духа, неповторимость человеческой личности и в то же время потенциал абсолютности его духовных ценностей.
   Для античных мыслителей был характерен мифологический, чувственно-духовный тип отношения к миру, где Бытие было представлено феноменально, во всей его полноте, без разделения на сущность и кажимость. И только после Платона (Демокрит здесь не в счет, он в то время был "аутсайдер") общественное мнение "возгоняет" Бытие в трансцендентальное, сверхчувственное состояние, а зримая, слышимая и т. п. реальность превращается в препятствие, в то, что необходимо преодолеть для достижения Подлинного опыта. Однако даже во времена средневековья опыт массового синкретизма и мифопоэтического видения мира полностью не преодолевается. Утверждающийся в мире Логос всё никак не может оторваться от мифов: в нём сохраняются все важнейшие ипостаси духа. В самом деле, единство Красоты (чувственности), Добра (нравственности) и Истины (знания) - светский аналог (при всей рискованности подобной аналогии) Божественной Троицы. И как бы не изощрялись в своих логических построениях схоласты, но сущность исповедуемого ими Абсолюта отрицала логику - Бог есть любовь. И акт Любви не состоится, если к Богу обращаться только разумом, не опираясь на сердечные чувства, веру.
   В Библии понятие мистического опыта формируется в прямой связи с осмыслением феномена веры. И только массовое утверждение монашеского образа жизни позволяет провести четкую грань между собственно опытом и верой, как и между мирским и религиозным опытом. В средневековье религиозный опыт понимался прежде всего как опыте благодати, в своём полноте заключающем в себе высшую достоверность существования Бога. Средневековые теологи подчеркивали (не без оснований), что подлинность благодати "истин-откровений" характерна только для христианства. Действительно, в рамках политеизма откровенческое знание носило своеобразный характер. Так, греческое божество выступало в нём как некая интегрирующая часть Космоса, наделенная порою значительными полномочиями, но всё же подвластная космической необходимости. Прорицания этих богов в целом были авторитетны, но бывали и весьма уязвимы, а то и откровенно лживы. Боги Израиля, как и все Востока, наоборот, были авторитарны, "страшно далеки от народа". В отличие от этого христианская мистика стирала образом Христа прежний непреодолимый зазор между Божественным миром и миром человеческим, создавая - в то же время, непререкаемый авторитет Божественным истинам.
   Однако это не всё: те сакралитеты, которым античный человек мог всё же доверять, репрезентируя их как некие Абсолюты ("сушее" Парменида, элеатов, буддистов), носили, как правило, безличностный характер. Отсюда то озарение, которое вызывалось их знанием, носило некоторый академически- пассивный характер. И если антику и удавалось прорвать "пелену майи" и познать "истину", то этому он прежде всего был обязан либо самоуглублению, либо учителю, фигура которого всё же не тождественна Абсолюту. Идея мистического опыта и его итога (истины-откровения) получает полное своё завершение в тех условиях, когда "истинно-сущее" приобретает личностное воплощение - оно должно быть не только объектом поисков, но и само "активно" искать страждущего, "открываясь" ему. Таков был, например, Иегова - это уже не сколько объект созерцания, но субъект воли, персональность и активность которого и делает полноценной саму идею откровения. Бог "открывает" человеку тайны мира и свою волю актом личной "милости" и человек в ответ на это должен "уверовать". Так порождается опыт благодати, который сам в себе заключает достоверность существования Бога.
   Идея откровения, надо сказать, не могла не вступить в противоречие с привычным для Европы античным интеллектуализмом. Но постепенно всё встало на место: откровение стало пониматься как предпосылка научного знания. Фома Аквинат, выступая против теории "двойственной истины", отрицает даже возможно какого-то противоречия между мистическим опытом "сверхразумных истин" и рациональными истинами - они ведь призваны дополнять друг друга. Скот Эурегена даже брался доказать основное содержание откровения путём логических операций. Характерна в этом плане позиция многих протестантских ученых. Многие из них считают мистическую связь с Богом "незамкнутым диалогом", что позволяет им верить в прямое взывание к Богу, как и в то, что Бог может и сам непосредственно обратиться к душевным глубинам человека, минуя все внешние инстанции (церковь, святые тексты). Отсюда столь характерное для ряда протестантских сект (мормоны, квакеры, иеговисты и др.) стремление не столько "эмансипировать разум от откровения" (как это типично для рационализма в христианстве), сколько "эмансипировать откровение от разума". Пароксизмы сектантской мистики (а секта - это всегда абсолютизация какой-либо одной грани учения Христа, отсюда и нередкая исступленность проявления этой грани, повышенная мистичность учения и религиозной практики) характерны и для православных сект (староверы, хлысты, скопцы и т.п.).
   Трактовка откровения как радикального упразднения всех основ рационализма была предпринята С. Кьеркегором, но уже разворачивался XIX век и рационализированная буржуазная религиозность сумела, казалось бы, "растворить" весь "горючий потенциал" истин-откровений в общей сумме "духовных прозрений человечества". Однако социальные кризисы рубежа XIX - XX и конца ХХ веков показали, что мистико-иррациональное видение мира если не растёт, то и не уменьшается в общей сумме человеческой ментальности.
   При выработке собственной эпистемологической позиции по поводу природы мистического опыта необходима выработка рефлексивно-критического отношения к рассматриваемым источникам откровенческой литературы. Другое дело, что в наше время серьёзный исследователь едва ли станет заведомо сомневаться в наличии у многих людей религиозно-мистического опыта, как и оспаривать, что для них этот опыт означает достоверную встречу с тем или иным Абсолютом, Богом. Однако исследование мистики с точки зрения возможности её опыта служить источником познания Бога необходимо довести до постановки вопроса о гносеологической состоятельности феномена непосредственной интуитивной религиозной достоверности, выявления его характеристик, степени соотнесенности и опосредованности этого ментального процесса иными видами познавательной активности.
   Изучение когнитивных возможностей исследуемого феномена следует начать с той квалификации описания мистического опыта его носителем, как "личностной интерпретации" ситуации. Тем самым мы, собственно говоря, ничего не изменяем и не отвергаем в позиции носителя опыта, но в то же время имеем возможность дистанцироваться от того понимания опыта, как он представляется его носителю, предполагая необходимость более объективной "интерпретации интерпретации". Такое дистанцирование порождает возможность научной проблематизации вопроса, т. е. фактически открывает путь эпистемологического его осмысления. И одна из первых проблеме здесь - трактовка понимания самой Божественной реальности в той или культуре, как о особенностей контакта с этой реальностью носителей этой культуры. Так, в политеистических культурах мистический опыт вообще трудно отделить от религиозно-метафизического. Религии откровения, как известно, порождают некую нормативность религиозного переживания и мистический опыт может как подтверждать регламентирующие традиции, либо ставит их под сомнение, а то и отрицает. Социокультурный анализ здесь помогает выявить ту культурную нишу, которая стимулирует и поощряет такого рода мистический анархизм, гностические корни этих культурных традиций. Другое дело, что мистический опыт, воспринимаемый как опыт непосредственного контакта с высшей реальностью, выступает, по определению, как нечто "самоудостоверяющееся". И это означает, что с точки зрения его адептов, содержание этого опыта не нуждается в какого-либо рода подтверждении, выступая иммунитетом по отношению ко всяким попыткам его опровержения. Как фиксирует ситуацию Ю.А. Кимелёв, "мистицизм может восприниматься как безусловная, несокрушимая, оправдательная инстанция по отношению к конкретным религиозным традициям или религиозности вообще".
   Описание интересующего нас опыта требует выявления тех конститутивных свойств, которые и позволяют назвать опыт мистическим, отличают его от иных практик. Это касается как "субъективных" характеристик опыта, опирающихся на его переживания, так и "объективных", т.е., тех образов Божественной реальности, которые инкорпорированы в опыте. Сложность ситуации здесь в том, что для большинства "визионеров" эти "составляющие" опыта выглядят неразрывными, а, нередко, "субъективная" составляющая представляется "объективной", точнее, не от "от мира сего". Таков характер мистического опыта, который весьма часто представляется его носителю как объективно-рецептивный: носитель опыта "захватывается" неким внешним началом, не отождествляясь с собственным волевым (познавательным) усилием. "Объективность" опыта, при такой рецепции как бы разделяется на два плана: "субъектная" форма объективности, когда речь идёт о том, что у носителя опыта нет никакого сомнения в достоверности своего состояния и "объектная" форма объективности, означающая, что визионер, соотнося себя с некоей вне его существующей реальностью, воспринимает себя как созерцателя этой реальности.
   Другой аспект проблемы - это уверенность визионера в том, что опыт принёс встречу именно с трансцендентным. Необходимо убедиться в том, что искомая встреча не означает лишь нечто выходящее за и вне границы "имманентной" сферы бытия носителя опыта, т.е. не есть просто "невиданное", "диковинное" и т.п. Так же необходимо выявить наличие такой характерологической черты как сакральный характер опыта. Более или менее достоверный опыт "священного" показывает, что сакральность редко носит рациональный вид, но представляют из себя разного рода "нумиозные" образования. Чувство сакрального "может мягко пронизать душу, приняв форму парящего, спокойного, глубокого благоговения - пишет Р. Отто, - оно может перейти в устойчивое состояние души, еще долго вибрирующей и трепещущей... Оно может неожиданно вырваться из души в спазмах и конвульсиях. Оно может вести к удивительной взволнованности, опьянению, взлетам и экстазу". Им же выделяется три типа "нуминозных" чувств: чувства зависимости, своей "тварности", "собственного ничтожества и преходящности в сопоставлении с тем, что возвышается над всем тварным"; чувства мистически-благоговейного ужаса и бессилия перед "misterium tremendum" (неслыханной тайной); и, наконец, чувство томления по трансцендентному существу, чарующему нас. Эти чувства - пусть даже без убедительного доказательства существования их "объективного" транспозита - присущи человеческой природе, которой свойственно беспокойство, томление по Абсолюту. Как здесь не вспомнить знаменитое высказывание С.М. Соловьёва, что "известные идеи, повторяющие из века в век, имеют объективное бытие". Понятно, что исследование в рамках науки этих "известных идей" (и символических образов) предполагает обращение к аналитической психологии, проходя по "ведомству" не индивидуального, но "коллективно бессознательного", "архетипических" начал нашей психики, которые действительно "имеют объективное бытие" в том его значении, которое принимается миром ученых в рамках "критической рациональности".
   Мистический опыт, как правило, манифестирует себя как нечто космополитическое - отсюда и изучение его носит компаративистский характер, опираясь на описания этого опыта в рамках синологии, индологии, христологии и т.п. Для большинства из этих описаний типично признание таких его свойств как объективность (в отмеченном выше смысле), отношение к постигаемому как к Высшей инстанции, тому, что свято и в то же время непостижимо, наличие сопровождающих этот опыт сложных и бурных чувств, близким привычным для нас чувствам радости, счастья, блаженства. В этих описаниях это мистическое состояние признают как "невыразимое", "запредельное" и не связанное с тем или иным хронотопом бытия. Мы уже пытались показать различные типы мистического видения мира, связанные с той или иной парадигмой его развития. Существует множество иных классификаций мистического и его характерологических черт (В. Бакусева, Р. Зенера, Ю. Кимелева, Ф. Олмонда). Многие исследователи различают типы мистицизма в связи с характером интериоризации Абсолюта. Для мистицизма "внутреннего видения" характерно "отвращение от всего внешнего, уход в собственную душу, в её глубину, знание о таинственной глубине и знание о возможности вернуться в эту глубину, войти в неё". Мистика такого рода через погружение в себя, в собственном внутреннем мире пытается найти путь к Абсолюту. Но распространён и мистицизм видения "мирового единства", в ходе которого все вещи мира получают некоторое "преображение", становятся "прозрачными", пропуская "внутренний свет", внутреннее единство нашего бытия. Отождествляются не только вещи, но и созерцающий с созерцаемым, он становится частью опыта "Единого", Абсолюта.
   Более важным, на наш взгляд, представляется то, что все эти модификации приобщения к Абсолюту носят монотеистический характер всякого мистического опыта, что ставит необходимость перед исследователями проблемы рассмотрения вопроса о существовании единого и единственного Абсолюта как компендиальном вопросе интересующей нас темы . Однако надо отдавать отчет, что этот вопрос имеет не только собственно научный, но о громадный социокультурный резонанс, так как признание возможности восприятия единой и единственной трансцендентной Реальности для людей разных культур и социальных сред, будет выступать важнейшим козырем для признания возможного единства всех религий и верований мира.
   Всё же для ученого этот вопрос не обязательно должен тематически выходить за границы собственно проблемы познавательных возможностей мистического опыта, оценки того, способен ли этот опыт сам по себе служить источником и основанием содержащихся в нём знаний об некой Трансцендентальной реальности Это вопрос имеет уже длинную историю, уже отработана некая процедурная схема ответов на него. Так, отрицательный ответ на предлагаемый вопрос может иметь как чисто негативный характер (отрицается вообще возможность того, что мистический опыт как некое когнитивное образование может быть правомерным), так и вовсе не отвергающий правомерности мистического знания, но не фиксирующий (пока?) наличия надёжных обоснований того, что такое знание вытекает из описываемого опыта. Возможен и положительный ответ, когда содержащее в мистическом опыте знание, означающий, что мистическое знание может получить когнитивное оправдание, либо обоснование иными интеллектуальными способами. То есть, если говорить от отрицательной когнитивной оценке мистического опыта, у носителя опыта возникает понимание своего опыта как "встречи с Абсолютом", а его критик не желает признать такого понимания, интерпретации этого опыта как когнитивной процедуры. В силу явной социокультурной ангажированности "крайних" ответов на исследуемый вопрос, обратим внимание на "средний" ответ, который и привлекает, как правило, внимание "незашоренных" исследователей. Логика "условно-отрицательного" ответа на вопрос о правомочности мистического опыта на формирование самоценной и самодостаточной картины мира чаще всего опирается на тот тезис, что многие элементы религиозно-мистических теорий и практик имеют "естественное" значение (то есть были элементом того или иного культурно контекста") и, как таковые, предшествовали религиозно-мистическому событию, либо выступают как одна из - пусть и многих - причин этого события. Отсюда им и нельзя доверять - в когнитивном плане. То есть, грубо говоря, ничем нельзя доказать, что описания мистического опыта есть результат воздействия Абсолюта, а не той системы социокультурых установок и ценностных ожиданий, которыми - сознательно или бессознательно, руководствуется описант. Естественно, такого рода "визионерство" противопоставляется научному опыту, в основании которого лежат репрезентативные основания (аксиомы знания) и результатом которого выступают научные истины, обладающие предикатами объективности и абсолютности.
   Представляется, что в условиях современного кризиса научного знания такая позиция есть не что иное, как сциентический снобизм. Не секрет, что одна из наиболее острых тем современной эпистемологии, это кризис оснований научного знания, в частности, теории научной истины. Для ученых вопрос об этих элементах научного знания весьма проблематичен - как поставить вопрос о природе наших аксиом и истин, когда былой гарант истины классической науки (Творец) для современного мышления стал явно "непотребен", а внутренние критерии и договорённости ученых меж собой явно недостаточны, и, уж, в любом случае, не могут претендовать на "объективность" и "абсолютность". Анализ проблемы показывает, что никакой "объективности" - в смысле "бессубъектности" - в человеческом знании не может существовать по определению. В лучшем случае, эту объективность, выступающую ныне этаким классическим идеалом исследования, мы можем реально связать с феноменом "интерсубъективности" в рамках той или иной культурной общности общности .
   Ещё больше проблем с понятием "абсолютности" истины, которое осталось к нас от того времени, когда в механизмах "сакрализации" классической науки лежали (пусть и скрыто) те же параметры, что и у "истин откровения", то есть, фактически, Бог, Создатель. Стало быть онтологизм истин "откровения" (казалось бы, преодоленный наукой), необходимость апелляции к прямому усмотрению важнейших определений бытия, есть неизбывная черта не только мистики, но и всех исторических систем знания. Сегодня наука вынуждена признать тот, не до конца проговоренный факт, что если правильность наших теоретических рассуждений лежит на совести логического рассудка, то весьма многие основания нашего знания, научные аксиомы и истины, есть не что иное как онтологическое вопрошание, некоторые метафизические допущения, выражающие тот или иной (плоско-механический либо квантово-механический, большевистский либо либеральный, русский, женский, тинейджерский и т.д. и т.п. ) взгляд на мир. Не случайно М. Хайдеггер утверждал, что самые глубокие наши истины мы получаем не через гносеологические упражнения за письменным столом, но в основе их ментальное действие, направленное на целое и захватывающее экзистенцию.
   Ныне всё более очевидно, что человек вовсе не случаен в некоей "объективной" Вселенной, но укоренён в ней как телеологически понимаемый итог её развития. Это понимание возникло ещё в виде интуиции древних о единстве макро- и микромира, ныне оно развернуто в антропный принцип единства человека и Мира. Отсюда те ценности и идеалы, в которых выражается человеческие потребности и смыслы бытия, вполне можно - без всякой претензии на "абсолютность" либо "объективность" - признать одной из форм выражения потребностей развития всего Универсума, его взывающих к реализации потенций. Ориентируясь на эти свои истины-ценности, человек вырабатывает понимание истории как поприща своего развития, осознает ответственность за своё бытие. Именно обреченность человека на эту ответственность и есть важнейший импульс познания и самопознания их источник. Инициативное внесение в познаваемый мир определений своего желаемого должного и есть свобода нашего бытия, то, что мы называем творчеством. Не будучи замкнутой в себе целостностью, но и не отражающий лишь в себе и для себя целостность мира, человек придает своему существованию значение соизмеримости с миром, рефлектируя на себя, выступая в качестве творческой константы мира.
   Но надо видеть, что безграничность этого мира порождает у человека и чувство страха, нередко переходящее в отчаяние перед неопределенностью среды своего обитания, проблемы конечности нашей жизни. Это порождает стремление Духа преодолеть ужас осознания бессмысленности существования, заставляя его активно искать для себя выход в творчестве Духа (порождающего веру в бессмертные Абсолюты, гарантирующие осмысленность и благодатность нашего бытия). Отсюда тяге человека к "адекватному отражению действительности" не может не противостоять попытка созидания новых реальностей, где "бездуховности" открывающихся человеку истин противостоит мир, в котором он пытается подчас сокрыть истину ради Добра, ценностей утверждения человеческой жизни. Отсюда и вытекает яростное желание человека онтологизировать свои (нередко иллюзорные) устремления. Таков механизм порождения многих открытий в области Духа, которые и позволяют каждый раз "приподнять" наше Бытие до искомого идеала. Таков механизм и многих наших заблуждений - без которых немыслимо творчество, и которые - на радость ли, или на беду - претворяются нами в жизнь.
   Дело в том, человек в состоянии не только "отражать" своим знанием некие "заданные" истины бытия, но и "волевым" путём утверждать в жизнь истины "экзистенциальные". Так уж он устроен, что пока надежда на претворение его идеалов и чаяний в его душе жива, желаемый образ выступает для него высшей реальностью. Так человек, стремясь создать смысл того, что заведомо смыслом не обладает, порождает свой образ мира, привнося в мир то, что в этом мире актуально не существовало - а, значит, "причиняя" смыслы и самому миру. Это "мифологическое" творчество, поиски вечных и устойчивых начал бытия, внутренне присуще человеку на всех этапах его развития. И хотя подобная концептуализация мира с научной точки зрения не всегда корректна, мы понимаем его функциональный смысл, культурообразующее начало, роль экзистенциальных истин в нашей жизни. Таков наш всеобщий способ защиты от конечности бытия. Не забывая его реальные истоки, надо видеть животворящую роль этих истин.
   Резюме: мистицизм неверен в виде своих конкретно-исторических форм объяснения реального факта единства мира и человека, однако истинен в том, что упрямо указывает нам на существование этого важнейшего факта нашего бытия. И его позиции тем сильнее, чем более наша наука оторвана от реальной жизни, заполнена схоластическими схемами. Когда ещё была сказана людям Тайна Небесная (в форме притчи о пшенице и плевелах): "Оставьте расти вместе то и другое - до жатвы". Жатвы пока, слава Богу, не видно, но судии - увы - уже тут как тут.

ПРИРОДА МИСТИЧЕСКОГО ОПЫТА.

   Эмоции и ощущения, ассоциирующиеся с небесными внутренними областями, обычно противоположны тем, с которыми человек может сталкиваться в темных областях. Вместо болезненного отчуждения у человека открывается всеобъемлющее чувство единства и взаимосвязанности между всеми вещами. Вместо страха в человека входят экстаз, покой и глубокое чувство поддержки со стороны космического процесса. Вместо переживания "безумия" и смущения человек часто обнаруживает в себе чувство ясности ума и покоя. И вместо озабоченности смертью человек может обрести связь с тем состоянием, которое ощущается как вечное, и понимание, что он является не только своим телом, но и всем остальным существующим.
   По причине своей невыразимой и безграничной природы божественные области более трудны для описания, чем темные пространства, хотя поэты и мистики всех веков создавали прекрасные метафоры в попытках сделать это. Во время таких духовных состояний, человек воспринимает свое привычное окружение как чудесное творение божественной энергии, наполненное таинственным; все оказывается частью тонкой, изысканной, сложно переплетенной ткани. Поэту Уильяму Блэйку удалось ухватить это чувство знания близости божественного:
  
   Видеть мир в зерне песка
   и небеса в диком цветке,
   держа бесконечность в ладони твоей руки
   и вечность в одном часе.
  
   Другие переживания подобного типа могут включать в себя открытие таких измерений, которые обычно не осознаются в повседневной жизни: они выходят за пределы пространства и времени и населены небесными и мифологическими существами. Эти переживания часто сопровождаются интенсивными ощущениями могущественной духовной силы, которая течет в теле. Люди воспринимают мистические области как наполненные некой священной, нуминозной сущностью и неизмеримой красотой, и у них часто бывают видения золотых драгоценностей, искрящихся самоцветов, а также неземного, сияющего, светящегося и сверкающего света. Поэт-мистик Уолт Уитмен писал в "Листьях травы":
  
   Подобно обмороку, в одно мгновение
   Иное солнце, невыразимо яркое, ослепляет меня
   И все небесные светила, которые я знаю, и еще более яркие
   светила, неведомые мне.
   Одно лишь мгновение видения будущей страны, небесной страны.
  
   Наполненные сияющим, божественным светом, трансцендентные области часто описываются как находящиеся за пределами обычных чувств. Американский поэт Генри Дэвид Торо писал:
  
   Я слышу за пределами слышимого,
   Я вижу за пределами видимого
   Новые земли, небеса и моря вокруг меня,
   И тогда даже свет солнца меркнет...
  
   Божественное может часто переживаться как вечное, неизменное и вневременное. Это о нем говорил китайский философ Лао-цзы в "Дао дэ цзин":
  
   Есть нечто, изначально присущее всему,
   Существовавшее прежде неба и земли,
   Неподвижное и неизменное.
   Оно пребывает само по себе и никогда не изменяется;
   Оно проникает повсюду, никогда не истощаясь.
   Оно может почитаться как Мать Вселенной.
   Я не знаю, как это назвать.
   Если я буду пытаться назвать это,
   Я назову его Дао, и я назову его высочайшим.
  
   Многие люди, переживавшие эти внутренние измерения, воспринимали их как часть неограниченной и более широкой сущности каждого человеческого существа, которая обычно скрыта проблемами и делами повседневной жизни. По причине своей яркости и ясности трансцендентные состояния часто воспринимаются как нечто более подлинное, чем ординарная реальность, и люди сравнивают открытие для себя этих областей с пробуждением ото сна, с устранением некой непрозрачной завесы, с открытием врат восприятия.
   Иногда они достигают новых откровений и сложных, изощренных знаний о процессе жизни из некоего источника, скрытого в них самих, и недоступного в обычных условиях. Так же как человек может столкнуться с опустошающими пространствами смерти "эго" во время периода темной ночи души, так он может встретиться и с формой позитивных переживаний смерти "эго" в трансцендентных областях. Здесь личностные ограничения временно растворяются, и человек может чувствовать себя сливающимся с внешним миром или даже со всем космосом. Один из наиболее общих видов позитивной дезинтеграции - это тот, в котором люди чувствуют, что они утрачивают самих себя в том имманентном божественном начале, которое содержится в окружающем их мире. Они могут чувствовать, как их индивидуальные ограничения угасают по мере того, как они сами тают, растворяются в близком им мире людей, деревьев, животных или неорганической природы. Во время иной формы этого переживания они чувствуют себя сливающимися с божественным, которое трансцендентно по отношению к повседневной реальности, находясь за ее пределами.
   Альфред Лорд Теннисон так писал об этом состоянии:
  
   Не раз, когда я
   Сидел совсем один, обращенный вглубь самого себя,
   "Я" - то слово, которое было символом меня,
   Этот смертный предел, - утрачивалось
   И уходило, превращаясь в безымянность, как облако
   Тает в небесах.
  
   Такие переживания часто принимают форму мягкой утраты "эго", форму растворения структур "эго", что необходимо для достижения более широкого понимания своей сущности. Индийский философ и святой Шри Рамана Махарши говорил, что этот процесс напоминает историю о том, как кукла из сахара входит в воду и пытается плыть, растворяясь при этом сама, - так же и "я" растворяется в океане всеобщего сознания. Более драматичная форма позитивной смерти "эго" - это внезапная встреча со светом, которую мистики сравнивают с мотыльком, летящим на огонь божественного и внезапно сгорающим в нем.
   Встреча с божественными областями во время духовного кризиса является чрезвычайно целительной. Достигая этих областей, человек часто испытывает положительные эмоции: экстаз, восторг, радость, любовь, почтение и блаженство. Это быстро облегчает его негативные состояния депрессии и гнева. Ощущение себя частью всеобъемлющей космической сети часто дает человеку, имеющему проблемы с самоутверждением, свежий, новый и более широкий образ самого себя.
   Те, кто уже имел такие переживания раньше в процессе духовного кризиса, чувствуют себя более удачливыми, у них возникает философский взгляд на события, который сохраняется и во всех будущих сложных ситуациях. Они чувствуют, что хотя кое-что может становиться трудноразрешимым, они все равно в конце концов обретут понимание того, куда они идут. Это подобно вершине горы, мелькнувшей вдалеке, и даже если приходится возвращаться к ее подножию, чтобы взойти на нее, все равно есть перспектива и надежда на то, что это и есть та награда, которая ожидает в конце путешествия. Надежда очень нужна человеку, прокладывающему путь через тяжелые эмоции и ощущения и не знающему ничего о цели всего происходящего.
   Эти позитивные переживания не обязательно представляют собой логически следующие одна за другой стадии, подобно награде в конце трудных поисков. Многие люди обнаруживали, что они прояснили для себя свои личностные проблемы еще до того, как эти области мистического опыта начали раскрываться перед ними; и когда эти области становились доступными, человек воспринимал их появление как должное воздаяние за ту тяжелую работу, которую он проделал раньше. Однако другие индивиды, спонтанно устанавливавшие контакт с трансцендентными областями в себе, часто считают, что им для этого не приходилось проделывать никакой трудной работы. Во многих духовных кризисах те, кто испытывал периодически краткое прикосновение этих областей, обнаруживают, что со временем они становятся все более и более способными произвольно достигать таких состояний.

ПРОБЛЕМЫ, СОЗДАВАЕМЫЕ МИСТИЧЕСКИМИ И ТРАНСЦЕНДЕНТНЫМИ ПЕРЕЖИВАНИЯМИ

   Несмотря в общем на благоприятное качество этих позитивных состояний, есть два рода трудностей, возникающих в столкновении людей с мистическими переживаниями: внутренние конфликты, связанные как с принятием этого опыта, так и вообще с самим фактом переживания трансцендентных областей, и проблемы, возникающие, когда эти переживания начинают взаимодействовать с окружающим миром. В дальнейшем эти два типа затруднений могут взаимопересекаться много раз.

ВНУТРЕННИЕ ПРОБЛЕМЫ.

   Многие люди чувствуют свою неподготовленность к встрече с широтой священных пространств. Это совершенно неведомые реальности и состояния ума, и следование им для человека обычно означает отказ от привычных представлений о том, что является реальным. Кроме того, такие люди могут чувствовать, что они недостаточно сильны для глубокого воздействия на них сенсорных и физических проявлений мистических переживаний или же что они недостаточно открыты, чтобы управлять этой силой. Духовный учитель из Америки Рам Дасс сравнивал такого человека и его реакцию с тостером, "включенным в сеть 220 вольт вместо 110, когда все вдруг начинает поджариваться вдвое быстрее". Человек, испытывающий этот чрезвычайный физический, ментальный, эмоциональный и духовный поток, может чувствовать себя настолько переполненным, что его естественная реакция на это - отшатнуться с испугом.
   Подобная реакция может возникать и при мощном переживании озарения, связанного с видением света. Иногда люди чувствуют, что их глаза слишком слабы или помрачены, чтобы вынести интенсивность этого ослепительного света, и может даже возникать страх, что если они позволят этому переживанию развиваться дальше, то навсегда ослепнут. Во время такого озарения может возникать сильная физическая боль как в самих глазах, так и вокруг них.
   Одна женщина, занимавшаяся практикой медитации, так вспоминала об испытанном ею страхе во время "позитивного" трансперсонального состояния. "Это было так странно... я читала о переживании света в книгах, посвященных духовности, и слышала о том, что оно описывалось как нечто дающее блаженство. Я давно уже хотела испытать это состояние и предпринимала многие формы внутренней работы, чтобы достичь его. Но когда это действительно произошло, я была в ужасе. Это внушало благоговейный страх, было болезненно, ужасно и в то же время удивительно. Я чувствовала, что это было чем-то слишком большим, чтобы я могла вместить это в себе. Я вспомнила о Моисее, стоявшем перед пылающим кустом, и о том, что пламя было настолько ярким, что ему пришлось отвернуться. Я чувствовала себя недостаточно готовой к этому, с сознанием, недостаточно расширенным и очищенным для того, чтобы пребывать в этом".
   Хотя те болезненные состояния, которые случаются во время встречи с мистическими переживаниями, могут ощущаться как разрушительные, и даже насильственные, со временем люди часто признают, что это была болезненность духовного раскрытия и роста. Они даже могут прийти к осознанию того, что эти страдания - признак их связи с божественным. Св. Тереза Авильская так описывает это состояние:
   "Боль была столь остра, что я застонала, но и наслаждение от этой чрезвычайной боли было столь же большим, и оно настолько переполняло меня, что мне даже не хотелось, чтобы боль уходила, - ведь душа не может удовлетвориться ничем, что является меньшим, чем сам Бог. Это была духовная боль, не телесная, хотя тело тоже принимало участие, и даже очень значительное участие в ней. Это состояние можно было бы назвать взаимным общением между мной и Богом".
   Переживания позитивной дезинтеграции, описанные ниже, также могут представлять собой проблемы. Если одни люди могут принимать это событие, как освобождающее и расширяющее, то другие, сильно привязанные к своим индивидуальным отождествлениям, могут очень пугаться и пытаться сопротивляться и бороться с такой ситуацией. Хотя состояние утраты "эго" является лишь переходным этапом, людям, находящимся в такой ситуации, кажется, что это навсегда. В преддверии этого состояния на грани между тем, чем человек был и осознавал себя, и тем, чем становится, он может спросить: "Кто я? Где это состояние пришло ко мне? И могу ли я доверять тому, что произошло?"
   Многие люди не верят в реальность новых возможностей, раскрывающихся перед ними, или же могут опасаться, что состояния, которые они переживают, являются признаками душевной болезни. Они могут также чувствовать, что сбились с пути и слишком далеко отошли от того, что им привычно и знакомо. Они могут даже бояться, что после прикосновения Божественного они настолько сильно изменятся, что другие люди, окружающие их, немедленно увидят, что они "не такие, как все", и подумают, что они или со странностями, или вообще сумасшедшие.
   Иные могут бороться с трансцендентными переживаниями, какими бы прекрасными и умиротворяющими они ни были, потому что они не чувствуют, что эти переживания заслуживают их внимания. Мы знали некоторых индивидов с достаточно долго существовавшими проблемами, связанными с образом себя, которые чувствовали, что все слишком приятные, положительные переживания являются незаслуженными для них. Часто бывало так, что чем более благоприятными были их духовные состояния, тем больше они пытались сопротивляться им.
   У некоторых людей возникала депрессия после того, как они соприкоснулись с трансцендентными областями, поскольку их повседневная жизнь показалась им тусклой и неинтересной по сравнению с той яркостью и освобождением, которые им довелось пережить. Один из них, терапевт, так писал о своем возвращении к ограниченности физического тела после мистического переживания: "В этом состоянии озарения я чувствовал себя полностью неограниченным и свободным, окруженным сверкающим светом, наполненным им и омытым необычайно сильным чувством умиротворенности. Когда я начал возвращаться в повседневный мир, то почувствовал, что мое новое, более широкое "я" было затянуто назад, как в воронку, в мою ограниченную, сжимающую меня оболочку, в мое физическое повседневное "я". Мое тело воспринималось как стальной капкан, поймавший и державший в себе все мои возможности. Я чувствовал, как боль и драматизм повседневной жизни входят в меня, и я плакал, томясь по возвращению к той свободе, которая открылась мне".
   Некоторые люди в такой ситуации могут стремиться остаться в приятном для них расширенном состоянии сознания, исключая этим ответственность за свои повседневные дела. Или же они могут так сильно стремиться к повторению этого переживания, что этим самым перекрывают для себя возможность прохождения других стадий духовного путешествия - может быть, не столь приятных и экстраординарных, но не менее важных. В результате этого они могут ограничивать возможности своего дальнейшего развития, проявляя сопротивление всему, что расценивают как нечто меньшее, менее значимое, чем позитивные мистические состояния.

ПРОБЛЕМА ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ С ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНЬЮ.

   Часто бывает так, что хотя индивиды и извлекают несомненную пользу от встречи с Божественным, у них возникают проблемы с окружающими их людьми. Иногда люди пытаются рассказывать своим близким о своем скрытом мистическом переживании. Часто члены их семьи, друзья или психотерапевт не могут понять целительного потенциала трансцендентных состояний, и у них возникает естественное беспокойство о душевном здоровье своих близких или пациентов. Если человек, имевший опыт таких переживаний, вообще сомневается в их действительности или же озабочен состоянием своего собственного ума, то беспокойство других людей по этому поводу может только усилить эти сомнения, компрометируя и скрывая богатство действительных чувств и ощущений.
   Трудности возникают и тогда, когда встреча с трансцендентным происходит в неподходящей ситуации. Люди обычно считают, что меньше проблем возникает, если восторженное мистическое состояние наполняет их в безопасной обстановке, например, в комнате для медитации или в своей собственной спальне, чем если это случается посреди магазина или в аэропорту. Если человек не находится в поддерживающей обстановке в то время, когда происходит растворение личностных ограничений, то может возникать впечатление, что ему трудно действовать во внешнем мире. Он может, например, чувствовать неуверенность в физической координации своих движений, казаться неуклюжим и дезорганизованным. Если ему в это время приходится иметь дело с охранником, стоящим у входа в ресторан, или с представителями службы безопасности в аэропорту, то его поведение легко может быть понято неправильным образом.
   Других людей может пугать то, что если они позволят такому расширяющему сознание опыту войти в их жизнь, то их новое состояние сознания принесет с собой дополнительные нежелательные обязанности или ответственность по отношению к окружающим либо миру в целом. Человек при этом задается вопросом: "Означает ли это откровение, что мне нужно что-то делать с ним? Должен ли я полагать, что мне нужно помогать другим людям увидеть то же, что я увидел? Должен ли я в связи с этим исполнять в мире какую-то особую роль?"
   Бывает, что реакция таких людей противоположна: они могут чувствовать, что благословлены божественным провидением и поэтому заслуживают особого призвания и статуса, возвышающих их над ординарными человеческими делами. У них может быть очень реалистическое откровение о том, что их существование является частью некой запутанной, взаимосвязанной космической системы. В результате они могут почувствовать, что Бог заботится обо всем, и они в своей жизни освобождены от большей части ответственности за свои поступки.
   Тесно связанным с этим может быть и способ, которым люди проявляют во внешнем мире такое откровение. Если они обрели связь с тем, что, как они чувствуют, является Богом, Высшей Силой или небесным существом, таким, как Христос или Будда, они могут позволить этому состоянию исказить их "эго", или чувство персонального отождествления. Тогда вместо обретения большего понимания они начинают считать, что вселенская реальность, потенциально доступная для всех, открылась только лишь им. И, вместо того чтобы выйти из своего переживания с пониманием божественности своей природы и того, что таким, в сущности, является каждый человек и все окружающее, эти индивиды начинают считать, что они сами являются Богом и что они обладают особым посланием к миру. Бывает, что у них развиваются мессианские склонности, которые могут привести к значительному отчуждению их от остальных людей.
   Гроф Ст. Неистовый поиск себя. - М., 1996, с. 64-97.
  
  

ТРАНСПЕРСОНАЛЬНЫЙ (МИСТИЧЕСКИЙ) ОПЫТ В РАННЕМ ХРИСТИАНСТВЕ

   Генезис христианства исключительно сложен, и эта сложность в полной мере отразилась в структуре христианского вероучения, литургической практики и церковной организации. Христианство в процессе своего становления вобрало в себя основы иудейского мировосприятия (теизм, креационизм, историзм), религиозные представления, связанные с мистериальными культами эллинистического Востока, и элементы греко-римской философии (стоицизм, платонизм); последнее обусловило тот дуализм Афин и Иерусалима, о котором мы говорили во введении в связи с проблемой "религия - наука". Можно указать и на другие мировоззренческие компоненты (например, гностический и манихейский аскетизм), также сыгравшие немаловажную роль в формировании этой второй по времени возникновения (после буддизма) мировой религии. Таким образом, христианство оказалось как бы плавильным горном, переплавлявшим в себе все культурное и религиозно-философское наследие средиземноморского мира, создавая новый синтез, отнюдь не сводимый ни к одному из своих компонентов, ни к Афинам, ни к Иерусалиму в чистом виде. Именно этот синтез сохранил основы культурного наследия античности в новую эпоху, посеяв семена, из которых взошла новая европейская романо-германская и византийско-славянская цивилизация.
   Тем не менее необходимо иметь в виду, что сложность и гетерогенность христианства как развитой религии отнюдь не означает аналогичной синкретичности, гетерогенности и полиморфности учения основателя этой религии - Иисуса (от евр. Иешуа или Иегошуа) Христа (Христос - перевод на греч. евр. маишах - "спаситель", "помазанник"). О теологии Нового Завета написано так безмерно много (в том числе и в последнее время, особенно столпами протестантского модернизма, из которых наиболее знаменит Бультман), что говорить о ней вновь, да еще и по необходимости кратко, нет никакой возможности. Выскажем только нашу убежденность в том, что теология Нового Завета не только отнюдь не тождественна теологии Никео-константинопольского символа веры и отцов церкви, но и вообще имеет с ней весьма мало общего.
   Собственно, никакой теологии как системы богословских взглядов и концепций мы в Новом Завете и не находим, ибо его интенция совсем иная; во всяком случае, цель евангелий - отнюдь не конструирование системы догматов и теологических спекуляций. Учение Нового Завета (прежде всего евангелий) вполне однородно, последовательно и имеет совершенно традиционно иудейский характер, будучи прочно укорененным в ветхозаветных текстах и религиозных сочинениях периода второго храма. Поэтому любой образованный в религиозном отношении еврей прекрасно видит иудейский подтекст и контекст наставлений Иисуса и немало удивляется их пониманию в церковной традиции. Достаточно обратиться к некоторым сочинениям времен правления Хасмонейской династии, чтобы найти в них в готовом виде все элементы учения Иисуса.
   Прежде всего следует назвать два текста. Это уже упоминавшаяся "Книга Еноха", содержащая апокалиптико-эсхатологические идеи и образы христианской литературы первых веков нашей эры (интересно, что в "Книге Еноха" последний суд вершит Сын Человеческий, в котором воплощена праведность и который восседает на престоле своей славы), и написанные в 109-107 гг. до н.э. "Завещания двенадцати патриархов", иногда почти текстуально совпадающие с евангельскими текстами и едва ли не дословно предвосхищающие Нагорную проповедь:
   Возлюбите один другого от всего сердца; и если кто согрешит против тебя, обратись к нему со словами мира и не таи в душе своей злобы; и если он станет сожалеть об этом и покается, прости его. Но если он не признает своего греха, не возгневайся на него, не то, подцепив заразу от тебя, он ответит богохульствами и тем согрешит вдвойне... И если, утратив стыд, он станет упорствовать в грехе, то и тогда прости его от всего сердца и оставь мщение Богу. (Цит. по: Рассел Б. История западной философии. Т. 1. М., 1993. С. 334.)
   Однако ко времени Иисуса в иудаизме восторжествовали ритуализм и формальная обрядность, с одной стороны, и политические амбиции - с другой. Так, фарисеи (а именно фарисеем написан цитировавшийся выше текст) полностью подчинили себя следованию букве Закона и политическим интригам, а саддукеи проповедовали узкий и бесперспективный ритуалистический традиционализм, отвергая к тому же веру в бессмертие и воскресение, уже несколько столетий как утвердившуюся в иудаизме. Им противостояли ессеи (к которым был, видимо, близок Иоанн Креститель и традиции которых сохраняются в современном мандеизме Сирии и Ирака, последователи мандеизма считают себя продолжателями дела Иоанна); интересно, что если филиппики против фарисеев и саддукеев рассыпаны по всему евангельскому тексту, то о ессеях в евангелиях вообще не упоминается, что может быть косвенным свидетельством в пользу определенных симпатий Иисуса к этому учению. Но ессеи были отшельниками, по существу изолировавшимися от общества и не влиявшими непосредственно на религиозную и общественную жизнь Иудеи рубежа нашей эры.
   Так что Иисус, собственно, - при беспристрастном взгляде на евангельские тексты, понимаемые в контексте традиции и исторической ситуации, - был достаточно традиционным учителем праведности (вроде известного по кумранским текстам проповедника, жившего на 150 лет раньше Иисуса и так же, как и Иисус, распятого на кресте в Иерусалиме ок. 137/136 г. до н.э.), выступившим против ритуального формализма, буквоедства и лицемерия господствовавших течений иудаизма с целью обратить к самым широким слоям населения проповедь нравственного обновления и живого религиозного опыта ("дух дышит, где хочет", "дух животворит, плоть же не пользует нимало", "суббота для человека, а не человек для субботы").
   "Ищите Царства Божия и правды его, а остальное приложится вам" - вот главная новозаветная максима, благая весть проповедника из Назарета. Царство Божие здесь и сейчас - и блаженная жизнь, не зависящая от внешних обстоятельств. Антиритуалистические и антижреческие настроения евангелий (например, утверждение Иисуса о том, что поклоняться Богу следует не в храме и не на горе, а в духе и истине) также тесно связаны с установкой на личное благочестие, переживаемое внутренне (интериоризируемое благочестие в отличие от формально обрядового), нравственную чистоту и религиозный опыт Царства Божиего здесь и теперь. С этой установкой, правда, дисгармонирует проповедь Страшного Суда в конце времен (вообще идея суда очень последовательно вписывается в зороастризм и иудаизм как религии Закона, но противоречит христианству как религии Любви и Благодати), но это противоречие может быть объяснено как повышенным чувством справедливости, так и идеологической обработкой евангельского текста в процессе передачи (об этом - ниже).
   Интересно, что Ф.Ницше в своем чрезвычайно агрессивном, если не сказать злобном, сочинении "Антихристианин" (или "Антихрист") не жалеет сильных выражений для характеристики Нового Завета в целом, но как-то очень тепло и интимно говорит о личности Христа, "благого вестника", который проповедовал Царство Божие, что "внутри нас" и который пошел на смерть, доказывая и этим торжество своей вести этого Царства. Думается, что Ницше при всей его вопиющей несправедливости и ненависти к христианской религии очень тонко и точно подметил самую суть новозаветной экзистенциальности.
   Крестная казнь Иисуса была вызвана, по всей видимости, политическими причинами, на что есть указания и в евангелиях (страх старейшин иудейских, что проповедь Иисуса повлечет репрессии со стороны римлян, основывавшийся на их традиционно политическом и государственническом, а не духовном понимании роли мессий). Не случайно, что последним аргументом иудеев, сломившим Пилата, было обвинение Иисуса в попытке узурпации власти ("царь иудейский") и в мятеже против кесаря (что в случае освобождения Иисуса делало бы Пилата его сообщником). Привычные интерпретации мотивов членов синедриона, сводящиеся к их сопротивлению претензии Иисуса на божественность, совершенно необоснованны (что подтверждают и суждения современных иудейских авторитетов), поскольку эпитеты "сын человеческий" и "сын Божий" имеют традиционное употребление и не противоречат иудейской ортодоксии.
   В евангелиях они также постоянно прилагаются Иисусом ко всем людям, а не к себе исключительно ("будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный" и т.п.). Поэтому, думается, прав Ницше, говоривший, что Иисус ничем не выделял себя лично и не претендовал на собственную исключительность: вся та праведность и блаженство (ср. Заповеди Блаженства), которых достиг он, доступны при усилии ("Царство Божие силою берется") всем и каждому здесь и теперь. Этому вроде бы противоречит Евангелие от Иоанна, но оно, как известно, вообще стоит особняком от других евангелий (синоптических) и написано под сильнейшим влиянием платонизирующей иудейской экзегетики диаспоры (ярчайший представитель ее - Филон Александрийский). Именно Иоанн впервые заговорил о том, что Иисус - воплощенный Логос эллинизированного иудаизма диаспоры. В это же приблизительно время идея Логоса - второго Бога активно разрабатывается и в эллинистической теософской традиции - "Герметический корпус", например, содержит знаменитую фразу: "Deus omnia creator secum deum fecit" ("Бог, творец всего, производит второго Бога"). Иоанн к тому же вкладывает в уста Иисуса длинные монологи (составляющие основное содержание этого евангелия), в которых Иисус всячески подчеркивает свою божественность, чего нет в евангелиях синоптических.
   Процесс реинтерпретации учения Иисуса начался почти сразу же за выходом первоначального христианства (иудео-христианства) за пределы Палестины. Даже при признании нами традиционного авторства евангелий мы обращаем внимание на то, что евангелистами являются люди, далеко не самые близкие к Иисусу и даже необязательно входящие в круг семидесяти апостолов, не говоря уже о двенадцати - к ним относятся Матфей и Иоанн, что же касается Луки и Марка (последнего церковь отождествляет с юношей, бежавшим, завернувшись в простыню, при аресте Иисуса), то их близость к Иисусу в любом случае весьма сомнительна. Скорее же всего, евангелия писались иудеями диаспоры, давно утратившими непосредственный контакт со своей родиной и эллинизировавшимися (показательны и их имена: Лука - имя римское, Люций, чисто римским именем является и Марк). Писали они, вероятно, с чужих слов, путая иудейские реалии и географические названия и плохо понимая тот культурно-исторический контекст, в котором велась проповедь Иисуса. В результате все чаще и чаще иудейское понимание слов Иисуса сменяется их интерпретацией человеком эллинистического воспитания. Само воскресение (Иисуса), идея которого укоренена в зороастрийской и иудейской традициях, начинает ассоциироваться в глазах эллинов-неофитов с типологически совершенно иными "воскресениями" богов Фригии, Сирии и Египта (в XIX в. это непонимание было унаследовано и "научно" использовано религиеведами мифологической школы). Таким образом, даже евангелия (не говоря уже о христианстве позднейших времен) являют собой во многом результат видения иудейской реальности не понимающим, но истолковывающим эллинистическим взглядом.
   Итак, суть благовестия Иисуса - чистый религиозный опыт, обретение религиозного опыта, базирующегося на свободе духа ("дух дышит, где хочет", "и познаете истину, и истина сделает вас свободными") и возвышающегося над традицией, догматами, ритуалами и внешним благочестием ("пусть левая рука не знает того, что делает правая", наставление об уединенной молитве во избежание похвал за благочестие и т.п.). Такой опыт и есть внутренне присущее каждому человеку и одновременно внемирское ("царство мое не от мира сего") Царство Божие. Это учение Духа, а не закона, свободы, а не внешнего принуждения.
   Вместе с тем ряд моментов учения Иисуса, а особенно его трагического жизненного пути, вторгаясь в эллинистический образ мыслей с его религиозными архетипами, налагались на культурные стереотипы другой цивилизации (греко-римской) и перетолковывались в ее парадигме и в духе ее религиозных чаяний, что породило множество интерпретаций (от гностических до ортодоксально-церковных). Но образ страдающего во имя искупления грешников Бога (или богочеловека), своим воскресением открывающего путь к спасению обреченным на ад, накладывался не только на культурные стереотипы, но и на психологические матрицы (как системы конденсированного опыта, так и БПМ; поэтому, кстати, неудивительно, что в перинатальных переживаниях на трансперсональных сеансах весьма распространены отождествления со страдающим и воскресшим Христом, а образы распятых младенцев и зародышей очень часты в рисунках участников этих сеансов). Все это, разумеется, не только искажало (и даже делало неузнаваемым) учение исторического Иисуса, но и обогащало христианскую традицию, внося в нее глубокую мистериальность, оплодотворенную новыми идеями и новой моралью, и трансперсональную устремленность.
   Мотивы трансперсональных переживаний достаточно распространены в раннехристианской, в том числе и в новозаветной, литературе.
   Богатейший материал по этому вопросу содержат Послания св. апостола Павла, этого знаменитого "апостола языков", установка которого на миссионерскую деятельность за пределами иудейской среды сыграла определяющую роль в превращении христианства в мировую религию.
   В Посланиях мы встречаемся не только с описанием "экстатических" состояний самого св. Павла, но и с указаниями на то, что пророчества, предполагавшие вхождение в транс, общение с "высшими силами" и другие типы трансперсональных переживаний, играли немалую роль в жизни ранних христианских общин ("церквей").
   Из Посланий мы знаем, что пророчествовали "не только мужчины, но и женщины" (1 Кор. 5), что пророчества часто включали в себя говорение на иноязыках, то есть глоссолалии (1 Кор. 14:2), и что пророчествованию придавалось особое значение как важнейшему из духовных даров (1 Кор. 14:1). При этом сами по себе пророчества ставятся выше глоссолалии: глоссолалии остаются непонятными для верующих, тогда как пророчествующие назидают общину. Предполагалась как массовость "пророчествования", так и наличие истолкователей глоссолалии. Св. Павел особенно печется о том, чтобы держать харизматическую и экстатическую линию поведения общин под контролем, чтобы она не могла перейти в некое "вакхическое" буйство:
   "Итак, братия, ревнуйте о том, чтобы пророчествовать, но не запрещайте говорить и языками; только все должно быть благопристойно и чинно" (1 Кор. 14:39-40).
   В главе 12-й Второго послания к Коринфянам (1-5) содержится описание некоего духовного экстатического восхождения, причем, по всей видимости, речь идет об опыте самого ап. Павла:
   "Неполезно хвалиться мне; ибо я приду к видениям и откровениям Господним. Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет, - в теле ли - не знаю, вне ли тела - не знаю: Бог знает, - восхищен был до третьего неба. И знаю о таком человеке, - только не знаю - в теле, или вне тела: Бог знает, - что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать. Таким человеком могу хвалиться; собою же не похвалюсь, разве только немощами моими".
   Мотивы полета ("восхищения"), выхода за пределы индивидуальной ограниченности и неописываемости, невыразимости трансперсонального переживания уже хорошо знакомы нам.
   Тем не менее, насколько мы можем судить по имеющемуся материалу, в раннем христианстве не существовало разработанной "техники экстаза", то есть систематической и нормативной психотехники.
   Пророческая тенденция в раннем христианстве нашла свое наивысшее выражение в монтанизме, признанном в III в. ересью, но еще в конце II в. имевшем такого последователя и апологета, как знаменитый Тертуллиан.
   Монтанизм родился в Малой Азии, во Фригии - области, уже хорошо знакомой нам по культу Кибелы и Аттиса. Сам основатель этого учения Монтан (II в.) был, согласно некоторым источникам, обращенным в христианство галлом, оскопленным жрецом Матери богов. Христианство, видимо, дало новое направление экстатизму, воспитанному на почитании Кибелы. Монтан, сопровождаемый двумя женщинами - Максимиллой и Прискиллой, провозгласил себя провозвестником нового откровения - откровения Святого Духа-Параклета (Утешителя, Ходатая). Монтанисты утверждали, что подобно тому, как Христос с апостолами возвышались над Моисеем и пророками, так же и Монтан со своими пророчицами - над Христом и апостолами в качестве носителей откровения Духа. У монтанистов было много своих текстов - оды Монтана, пророчества Максимиллы, псалмы. Как говорит М.Э.Поснов, характеризуя точку зрения монтанистов:
   "Откровение Бога в Монтане и его спутницах достигло новой последней ступени своего проявления и действия для того, чтобы ввиду близко предстоящего конца мира подготовить общину через новые откровения и новые требования к делу совершенства и совершения всего".
   В целом в догматике и богословии монтанизм не содержал ничего нового по сравнению с учением других христианских общин. Главное в нем было напряженное ожидание конца света, второго пришествия Христа и явления Нового Иерусалима, на роль которого Монтан выдвигал небольшие фригийские города Петузу и Тимион, куда он собирался созвать христиан всего тогдашнего мира. Монтанисты проповедовали покаяние и строжайший аскетизм, вплоть до призывов к расторжению браков. В течение III в. монтанизм постепенно утрачивает свое влияние и исчезает. В монтанизме пророчески-эсхатологическая линия христианского религиозного опыта (ярчайшим образом проявившаяся в "Апокалипсисе") находит свое завершение. Последующее развитие христианской практики духовного делания пошло по иному пути - по пути разработки систем аскетической психотехники в рамках монашества (с IV в.). Но прежде чем говорить о монашестве, необходимо охарактеризовать такие явления, как гностицизм, неоплатонизм (в его эллинской и христианской формах) и апофатическое богословие. Здесь мы ограничимся лишь беглым анализом перечисленных учений в контексте проблемы формирования теории и практики монашеского делания, иноческого подвига.
   Гностицизм - явление очень сложное и существовавшее в различных вариантах (учения Валентина, Василида, гностики-офиты, энкратисты и т.д.); мы постараемся выделить самые существенные черты, присущие гностическому движению в целом.
   Установка на принципиальный эзотеризм. Все люди делятся гностиками на "телесных" (соматики, гилики), "душевных" (психики) и "духовных" (пневматики). Из них только последним доступны тайны гносиса - высшего и подлинного знания.
   Весь видимый материальный мир - зло. Это темница духа, порабощенного небытием, стихией хаоса-материи. Освобождение из темницы мира достигается через причастность божественному знанию и постижение природы собственного духа как частицы высшего и единственного истинного Бога - Отца Нерожденного, Неизреченного, Мрака, который превыше всякого Света.
   Мир есть результат трагической ошибки, трагедии в Абсолюте. Отец Нерожденный, самообнаруживаясь, являет себя в особых сущностях-зонах, зачастую образующих пары или четы (сизигии). Завершенность эонов-теофаний образует божественную полноту (плерома). Гордыня или ошибка одного из эонов (обычно Софии) приводит к нарушению этой полноты, его отпаду от плеромы и началу космогенеза, в результате которого создается множество несовершенных миров (иногда 365) во главе с их владыками-архонтами. Низший из этих миров - наш материальный мир.
   Принципиальная антииудейская позиция. Гностики активно отвергают Ветхий Завет и считают ветхозаветного Яхве (Иалдаваофа) низшим архонтом, демиургом, вообразившим себя высшим Богом и стремящимся поработить человека властью своего закона. В некоторых гностических системах (офиты, каиниты) даже грехопадение толкуется как благое деяние, совершаемое по вразумлению одного из эонов, принявшего вид библейского змия и открывшего людям гносис, знание добра и зла, что, естественно, вызвало гнев Иалдаваофа, загнавшего человека в самую бездну материи. Иногда этот религиозный "антисемитизм" интерпретируется как реакция эллинистических начал в христианстве на инокультурный иудейский пласт, чуждый эллинистическому видению мира. Однако, учитывая в значительной степени гностический характер (типологическую близость гностицизму) иудейской каббалы, эту интерпретацию можно считать несостоятельной.
   Представление о спасении как полном избавлении от материальности. Плерома стремится восстановить свою целостность, что приводит к появлению нового зона Иисуса (иногда - двух: Иисуса и Христа), который и сходит в материальный мир, обучая избранных носителей духа высшему гносису (интересно, что в гностических евангелиях очень часто истинными учениками Христа, которым он открывает тайное учение, оказываются женщины - Мария Магдалина и др.). После того как все частицы духа покинут мир и вернутся в плерому, материя вернется в состояние аморфного хаоса и прекратит свое существование (у Василида финал космической драмы сложнее - это апокатастасис, "восстановление всего"). Телесность Христа обычно считается гностиками призрачной (докетизм).
   Спасение достигается через практику строжайшего аскетизма (известны сообщения и о крайнем либертинизме, однако, скорее всего, они не заслуживают серьезного к ним отношения), преодоление всех привязанностей и влечений и достижение бесстрастия. Гностики занимались практикой заклинаний (возможно, аналог индийских мантр), участвовали в мистериальных ритуалах и склонны были к смешению эллинистических и христианских образов, ценя в них некое архетипическое единство.
   Ведущее настроение гностицизма - чувство экзистенциальной заброшенности человека, его затерянности в злом и чуждом материальном мире, отгороженном сотнями небес и миров с их архонтами и демиургами от истинной родины человека, того духовного пространства, где дух человека у себя и в себе - от плеромы эонов Отца Нерожденного. Этот экзистенциальный пессимизм преодолевает сам себя в вере в окончательное освобождение и возвращение в плерому.
   Гностическая мифология и теософия чрезвычайно интересны для психологического исследования религиозного феномена - в них мы в обилии находим различные перинатальные и трансперсональные мотивы, а также набор архетипов, кодирующих порожденные системами конденсированного опыта и базовыми перинатальными матрицами (БПМ) комплексы.
   Гностицизм, объявленный формировавшийся епископальной церковью ересью (этого не избежала даже такая "мягкая" форма гностицизма, как учение Маркиона, считавшего себя продолжателем линии ап. Павла) и в конце концов практически полностью искорененный, никогда на самом деле не претендовал на роль соперника церкви, ибо всегда мыслил себя не как массовое религиозное движение (или массовая организация), а как учение узкого круга эзотериков-пневматиков (единственной массовой формой своеобразного квазигноситицизма было манихейство). Но церковь не нуждалась в таком эзотеризме, сводившем на нет все ее претензии на обладание полнотой истины и непререкаемый авторитет в вопросах веры. После своего расцвета во II и отчасти в III в. гностицизм постепенно приходит в упадок и как таковой исчезает.
   Но исчезнув в качестве самостоятельного религиозного течения, гностицизм оказал огромное влияние на историю христианства. И дело здесь не в том, что гностические и манихейские идеи питали христианские ереси на протяжении всего средневековья (павликане, богомилы, катары, альбигойцы и др.). Прежде всего, аскетико-созерцательная и мироотрицающая установка гностицизма глубоко трансформировала онтологический оптимизм исходного иудео-христианства. Сколько бы ни принималось на церковных соборах постановлений, осуждающих дуализм, презрение к плоти и мировоззренческий аскетизм, реальное эмоциональное мироощущение христианства (независимо от догматических определений) стало пессимистическим и аскетическим, и тень теоретически анафематствуемого дуализма добра и зла пала на христианское мироощущение. И, как нам представляется, именно гностицизм сыграл решающую роль в появлении христианского монашества и пустынножительства (процесс его создания подтолкнули и обмирщение и огосударствление церкви после императоров Константина и Феодосия), той традиции, которая разработала оригинальные христианские формы психотехники.
   В настоящее время есть много оснований говорить именно о гностических истоках монашества. Главное из них - обнаружение грандиозной библиотеки раннехристианской литературы, прежде всего гностической, в Наг-Хаммади (Хенобоскион) в Египте. Этой библиотекой, расположенной в песках Фиваиды, пользовались прежде всего аввы - египетские отцы-пустынники IV-V вв. И именно гностические тексты, казавшиеся уже почти умершими и полузабытыми, определяли и составляли, по существу, весь круг их чтения (значительный сектор которого заполняли апокрифические евангелия).
   Позднее монашество не только порвало с гностицизмом (поддержав, правда, в V в. монофизитство, учение как бы промежуточное между гностическим докетизмом и халкидонской ортодоксией), но и стало знаменем и воинством правоверия. Но гностическая закваска аскетизма, борьбы с аффектами и плотскими соблазнами осталась в нем навсегда.
   Еще одним важным фактором формирования не только христианского богословия, но также мистицизма и психотехнической практики был неоплатонизм.
   Основателем неоплатонизма является Плотин (204 или 205-270 гг.), ученик Аммония Саккаса из Александрии, который был также учителем знаменитейшего христианского мыслителя раннего периода Оригена (ряд положений учения которого в VI в. объявили еретическими). Другими крупнейшими представителями неоплатонизма были Порфирий, Ямвлих и Прокл.
   Неоплатонизм никогда не был чисто философской теорией: он претендовал скорее на роль универсальной эллинистической теологии, подводящей теоретическую базу под религиозные представления и практику как собственно греко-римской религии, так и других учений эллинистического круга во имя синтеза всего античного религиозно-философского наследия перед лицом усиливающегося христианства. Если исключить терпимого и умиротворенного Плотина, то можно сказать, что все философы-неоплатоники были настроены активно антихристиански, а Порфирий даже написал трактат, направленный против христиан. К неоплатонизму примыкал и знаменитый враг христианства император Юлиан Отступник (361-363 гг.). И тем не менее неоплатонизм не только повлиял на формирование христианского богословия и средневековой христианской философии, но и во многом возродился в христианской мысли, так что и св. Августина, и почти всех восточных отцов смело можно считать христианскими неоплатониками. Но не меньшую роль сыграл неоплатонизм и в становлении христианской теории духовного делания.
   Здесь не место сколько-нибудь подробно излагать неоплатоническую философию, слишком краткий и поверхностный обзор профанизировал бы и исказил ее. Заинтересованному читателю мы советуем обратиться к специальным трудам, прежде всего к изложению неоплатонической философии в заключительном томе "Истории античной эстетики" А.Ф.Лосева. Мы же остановимся только на тех моментах неоплатонизма, которые важны для понимания рассматриваемых нами вопросов.
   Можно без труда обнаружить доктринальный уровень неоплатонизма. Его своеобразие состоит в том, что поскольку религии античного мира не сформулировали определенно свои доктринальные положения, философы-неоплатоники не воспроизводят, а сами формируют их, относясь к текстам Гомера и Гесиода, диалогам Платона и мистериальным гимнам как к священному писанию (причем вполне в христианском духе). В основе этой доктрины лежит политеизм, утративший, однако, свою непосредственность и самоценность: теперь за богами находится высшее и непостижимое Единое.
   Философский уровень системы вполне отчетлив и наиболее ярко представлен в неоплатонических текстах. Именно он главным образом влиял на христианскую теологию.
   Важную роль играет в системе и психотехнический уровень. Прежде всего, это учение Плотина об экстазе как восхождении души к Единому, но существенны и рассуждения последователей Плотина о мистериальных культах, которым эти философы активно предавались (вспомним о мистериях Матери Богов, в которых регулярно участвовал Прокл, а также Ямвлиха, даже написавшего трактат "О египетских мистериях"). В связи с важной ролью психотехники в неоплатонизме и его концепцией чувственного мира как последней ступени удаления от Единого, в этике неоплатоников господствовала аскетическая установка, что не мешало им резко отвергать учение гностиков о мире как абсолютном зле: как известно, именно изучение неоплатонизма отвратило св. Августина от манихейства, которому он был привержен, и в конечном итоге направило его в лоно христианской церкви.
   Мы остановимся на двух моментах неоплатонизма - его учении о Едином, повлиявшем на формирование христианского апофатического богословия, и плотиновской теории экстаза как пути к Единому.
   Единое неоплатоников - Абсолют, который превыше всех определений, понятий и категорий. Единое выше бытия, источником которого является. Оно преступает пределы всего и принципиально неописываемо и невыразимо. Вместе с тем все существует лишь вследствие своей причастности единству, хотя само Единое запредельно любому существованию. Единое абсолютно самодостаточно и не нуждается ни в чем, в том числе и в самом себе. И тем не менее в силу переизбытка своей всецелостности оно как бы переливается через себя, эманируя следующий принцип - Ум (нус), который ниже Единого, поскольку произведенное всегда ниже произведшего. Ум, в свою очередь, эманирует Душу (психэ), которая как бы проецирует вложенные в нее Умом идеи вовне, в небытие, которое и есть материя, что и порождает чувственный космос. Отметим пока, что чисто негативные определения Абсолюта-Единого y Плотина были применены к Богу христианскими неоплатониками.
   Однако характер эманации цикличен: сущее не только исходит из Единого, но и способно возвращаться к нему, проходя те же три ступени, но в обратном порядке. Именно эта идея лежит в основе плотиновской теории трансперсонального опыта, который сам Плотин называет экстазом (то есть выхождением за пределы ограничений чувственного космоса и индивидуальной ограниченности: экстаз - это прежде всего вне-себя-бытие). Более того, Плотин определяет (Эннеады V 3, 17) экстаз как цель существования души: душа способна узреть свет Единого и увидеть смысл собственного существования в видении всего, в том числе и себя, и даже самого этого Единого в этом свете: подобно тому как солнце мы созерцаем в его собственном свете, так же и душа должна созерцать Единое посредством исходящего от него света. Это созерцание достигается благодаря полному отрешению от всего, в том числе и от собственной личности: "Афеле панта" ("Отложи все"), - говорит Плотин.
   В "Эннеадах" Плотин очень образно и красочно описывает свой собственный экстатический опыт:
   Много раз это случалось: выступив из тела в себя, становясь внешним всем другим вещам и сосредоточенным в себе, созерцал чудесную красоту; и затем - больше чем когда-либо уверенный в общении с высочайшим порядком, ведя благороднейшую жизнь, приобретая идентичность с божеством, находясь внутри него благодаря приобщению к этой активности, покоясь надо всем умопостигаемым - все это меньше, чем высшее; и все же наступает момент нисхождения из интеллекта к рассуждению, и после этого сопребывания в божественном я спрашиваю себя, как случилось, что я могу теперь нисходить, и как могла душа войти в мое тело, - душа, которая даже внутри тела есть высшее, как она себя показала. (Цит. по: Рассел Б. Указ. соч. С. 306-307.)
   Вот что по этому же поводу пишет ученик Плотина Порфирий (232-301 гг.) в своем жизнеописании учителя:
   Так божественному этому мужу, столько раз устремлявшемуся мыслью к первому и высшему Богу по той стезе, которую Платон указал нам в "Пире", являлся сам этот Бог, ни облика, ни вида не имеющий, свыше мысли и всего мысленного возносящийся, тот Бог, к которому и я, Порфирий, единственный раз на шестьдесят восьмом своем году приблизился и воссоединился. Плотин близок был этой цели - ибо сближение и воссоединение с всеобщим Богом есть для нас предельная цель: за время нашей с ним близости он четырежды достигал этой цели, не внешней пользуясь силой, а внутренней и неизреченной. (Порфирий. Жизнь Плотина // Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1979. С. 474-475.)
   Можно увидеть самую непосредственную связь между учением неоплатоников о Едином и об экстазе: теория Единого, с одной стороны, как бы задает направление и цель психотехнической практике, а с другой - сама представляет рационализацию в терминах платоновской философии глубинного трансперсонального переживания религиозного опыта, послужившего как бы материей для оформляющего его философского дискурса (подобно тому, как и в религиях чистого опыта психотехника всегда служила поставщиком сырого материала для философствования). Поэтому изучение экстатического опыта неоплатоников и их психотехники (в пределах, освещаемых источниками) исключительно важно для понимания психолого-эмпирической базы их философских построений.
   Отметим также, что неоплатонизм не знал теории окончательного освобождения. Полностью базирующийся на античном циклизме и космизме, неоплатонизм полагал циклы нисхождения души из Единого и восхождения к нему вечными: души то опускаются в чувственный мир, то сливаются до полного отождествления с Единым, то вновь нисходят в космос (учение о круговращении душ очень четко изложено в "Первоосновах теологии" Прокла). Думается, что возможность широчайшего влияния неоплатонизма на христианскую мысль в конечном счете обусловливалась типологической близостью и подобием религиозных переживаний теософа-неоплатоника и христианского аскета. Близость типов опыта обусловила близость языков его описания и возможность самых разнообразных заимствований и взаимовлияний.
   Важнейшим результатом усвоения неоплатонических идей в рамках христианского умозрения была разработка апофатического (отрицательного) богословия, тесно связанного с человеком, выдававшим свое главное произведение за творение "мужа апостольского" Дионисия Ареопагита (поэтому в историографии его обычно называют Псевдодионисием). Кто это был - неизвестно; одна из гипотез предполагает, что за именем "Дионисий Ареопагит" скрывается мыслитель грузинского происхождения Петр Ивер, живший в V в. и бывший одним из активных участников монофизитского движения. Но в любом случае, творения Псевдодионисия оказали сильнейшее влияние на формирование восточнохристианского богословия и мистицизма, а через Иоанна Скота (Эриугену) - на мистицизм католического Запада вплоть до немецких мистиков XIV в., Николая Кузанского и Якоба Бёме.
   Псевдо-Дионисий называет главным атрибутом Бога божественный мрак, ссылаясь на псалом 17 ("соделал мрак покровом Своим"). Это мрак, который превыше света, мрак непознаваемости, непостижимости, абсолютной запредельности и невыразимости божественной сущности. Именно в этом смысле следует понимать мрак, который окутал Моисея при его встрече с Богом:
   "...только после того, как упразднив всякое ведение, Моисей господствующей частью своего разума соединяется с Тем, Кто недоступен никакому познанию, в совершенном неведении обретает он сверхразумное ведение".
   Это ведение, тождественное неведению и невидению (ср. docta ignoranta, ученое неведение Николая Кузанского), достигается постепенным отстранением от всего сущего. Поэтому отрицательные определения Бога предпочтительнее положительных, ибо позволяют восходить от познания низших к познанию высших атрибутов Бога и через отказ от сущего обрести полное ведение того неведения,
   "которое сокрыто во всем сущем от всех, кто хотел бы познать его, и ради созерцания того сверхъестественного Мрака, который сокрыт во всем сущем от тех, кто хотел бы узреть его".
   Но вместе с тем Бог, будучи абсолютно трансцендентен всякому обыденному опыту, так же не может быть описан в отрицательных терминах, как и в положительных: он равно запределен и утверждению, и отрицанию. Будучи причиной чувственного бытия, Бог сверхчувствен; будучи причиной умопостигаемого (интеллегибельного, ноуменального) бытия, Бог не умопостигаем, и к нему неприложимы ни богословские определения, ни философские категории:
   "...по отношению к нему совершенно невозможны ни положительные, ни отрицательные суждения, и когда мы что-либо отрицаем или утверждаем о нем по аналогии с тем, что им создано, мы, собственно, ничего не опровергаем и не определяем, поскольку совершенство единственной причины всего сущего превосходит любое утверждение и любое отрицание, и, обобщая: превосходство над всей совокупностью сущего, Того, Кто запределен всему сущему, - беспредельно". (Послание к Тимофею святого Дионисия Ареопагита. С. 10.)
   Или, как резюмирует свою мысль Псевдо-Дионисий в "Письме Гаю Монаху":
   "Полное неведение и есть познание Того, Кто превосходит все познаваемое". (Там же. С. 11.)
   Таким образом, Псевдо-Дионисий провозглашает полную трансцендентность Бога любым эмпирическим формам познания и одновременно - познаваемость Бога особым мистическим способом, через непознание, неведение, отвержение всего сущего и самого бытия и вступление в "божественный мрак". Это учение о мистическом богопознании, ведущем к тейосису (обожению), причастности божественному естеству, становится со временем теоретической основой монашеской аскезы и духовного делания (что, кстати, показывает, насколько это "божественное неведение" отличается от агностицизма или гносеологического пессимизма новоевропейской философии). Но если "псевдоареопагитики" задают теоретическую парадигму христианского духовного делания, то система его праксиса разрабатывается в исихазме, к рассмотрению которого мы теперь и обратимся.

Природа трансцендентного мистического опыта по С Грофу.

   Эмоции и ощущения, ассоциирующиеся с небесными внутренними областями, обычно противоположны тем, с которыми человек может сталкиваться в темных областях. Вместо болезненного отчуждения у человека открывается всеобъемлющее чувство единства и взаимосвязанности между всеми вещами. Вместо страха в человека входят экстаз, покой и глубокое чувство поддержки со стороны космического процесса. Вместо переживания "безумия" и смущения человек часто обнаруживает в себе чувство ясности ума и покоя. И вместо озабоченности смертью человек может обрести связь с тем состоянием, которое ощущается как вечное, и понимание, что он является не только своим телом, но и всем остальным существующим.
   По причине своей невыразимой и безграничной природы божественные области более трудны для описания, чем темные пространства, хотя поэты и мистики всех веков создавали прекрасные метафоры в попытках сделать это. Во время таких духовных состояний, человек воспринимает свое привычное окружение как чудесное творение божественной энергии, наполненное таинственным; все оказывается частью тонкой, изысканной, сложно переплетенной ткани. Поэту Уильяму Блэйку удалось ухватить это чувство знания близости божественного:
  
   Видеть мир в зерне песка
   и небеса в диком цветке,
   держа бесконечность в ладони твоей руки
   и вечность в одном часе.
  
   Другие переживания подобного типа могут включать в себя открытие таких измерений, которые обычно не осознаются в повседневной жизни: они выходят за пределы пространства и времени и населены небесными и мифологическими существами. Эти переживания часто сопровождаются интенсивными ощущениями могущественной духовной силы, которая течет в теле. Люди воспринимают мистические области как наполненные некой священной, нуминозной сущностью и неизмеримой красотой, и у них часто бывают видения золотых драгоценностей, искрящихся самоцветов, а также неземного, сияющего, светящегося и сверкающего света. Поэт-мистик Уолт Уитмен писал в "Листьях травы":
  
   Подобно обмороку, в одно мгновение
   Иное солнце, невыразимо яркое, ослепляет меня
   И все небесные светила, которые я знаю, и еще более яркие
   светила, неведомые мне.
   Одно лишь мгновение видения будущей страны, небесной страны.
  
   Наполненные сияющим, божественным светом, трансцендентные области часто описываются как находящиеся за пределами обычных чувств. Американский поэт Генри Дэвид Торо писал:
  
   Я слышу за пределами слышимого,
   Я вижу за пределами видимого
   Новые земли, небеса и моря вокруг меня,
   И тогда даже свет солнца меркнет...
  
   Божественное может часто переживаться как вечное, неизменное и вневременное. Это о нем говорил китайский философ Лао-цзы в "Дао дэ цзин":
  
   Есть нечто, изначально присущее всему,
   Существовавшее прежде неба и земли,
   Неподвижное и неизменное.
   Оно пребывает само по себе и никогда не изменяется;
   Оно проникает повсюду, никогда не истощаясь.
   Оно может почитаться как Мать Вселенной.
   Я не знаю, как это назвать.
   Если я буду пытаться назвать это,
   Я назову его Дао, и я назову его высочайшим.
  
   Многие люди, переживавшие эти внутренние измерения, воспринимали их как часть неограниченной и более широкой сущности каждого человеческого существа, которая обычно скрыта проблемами и делами повседневной жизни. По причине своей яркости и ясности трансцендентные состояния часто воспринимаются как нечто более подлинное, чем ординарная реальность, и люди сравнивают открытие для себя этих областей с пробуждением ото сна, с устранением некой непрозрачной завесы, с открытием врат восприятия.
   Иногда они достигают новых откровений и сложных, изощренных знаний о процессе жизни из некоего источника, скрытого в них самих, и недоступного в обычных условиях. Так же как человек может столкнуться с опустошающими пространствами смерти "эго" во время периода темной ночи души, так он может встретиться и с формой позитивных переживаний смерти "эго" в трансцендентных областях. Здесь личностные ограничения временно растворяются, и человек может чувствовать себя сливающимся с внешним миром или даже со всем космосом. Один из наиболее общих видов позитивной дезинтеграции - это тот, в котором люди чувствуют, что они утрачивают самих себя в том имманентном божественном начале, которое содержится в окружающем их мире. Они могут чувствовать, как их индивидуальные ограничения угасают по мере того, как они сами тают, растворяются в близком им мире людей, деревьев, животных или неорганической природы. Во время иной формы этого переживания они чувствуют себя сливающимися с божественным, которое трансцендентно по отношению к повседневной реальности, находясь за ее пределами.
   Альфред Лорд Теннисон так писал об этом состоянии:
  
   Не раз, когда я
   Сидел совсем один, обращенный вглубь самого себя,
   "Я" - то слово, которое было символом меня,
   Этот смертный предел, - утрачивалось
   И уходило, превращаясь в безымянность, как облако
   Тает в небесах.
  
   Такие переживания часто принимают форму мягкой утраты "эго", форму растворения структур "эго", что необходимо для достижения более широкого понимания своей сущности. Индийский философ и святой Шри Рамана Махарши говорил, что этот процесс напоминает историю о том, как кукла из сахара входит в воду и пытается плыть, растворяясь при этом сама, - так же и "я" растворяется в океане всеобщего сознания. Более драматичная форма позитивной смерти "эго" - это внезапная встреча со светом, которую мистики сравнивают с мотыльком, летящим на огонь божественного и внезапно сгорающим в нем.
   Встреча с божественными областями во время духовного кризиса является чрезвычайно целительной. Достигая этих областей, человек часто испытывает положительные эмоции: экстаз, восторг, радость, любовь, почтение и блаженство. Это быстро облегчает его негативные состояния депрессии и гнева. Ощущение себя частью всеобъемлющей космической сети часто дает человеку, имеющему проблемы с самоутверждением, свежий, новый и более широкий образ самого себя.
   Те, кто уже имел такие переживания раньше в процессе духовного кризиса, чувствуют себя более удачливыми, у них возникает философский взгляд на события, который сохраняется и во всех будущих сложных ситуациях. Они чувствуют, что хотя кое-что может становиться трудноразрешимым, они все равно в конце концов обретут понимание того, куда они идут. Это подобно вершине горы, мелькнувшей вдалеке, и даже если приходится возвращаться к ее подножию, чтобы взойти на нее, все равно есть перспектива и надежда на то, что это и есть та награда, которая ожидает в конце путешествия. Надежда очень нужна человеку, прокладывающему путь через тяжелые эмоции и ощущения и не знающему ничего о цели всего происходящего.
   Эти позитивные переживания не обязательно представляют собой логически следующие одна за другой стадии, подобно награде в конце трудных поисков. Многие люди обнаруживали, что они прояснили для себя свои личностные проблемы еще до того, как эти области мистического опыта начали раскрываться перед ними; и когда эти области становились доступными, человек воспринимал их появление как должное воздаяние за ту тяжелую работу, которую он проделал раньше. Однако другие индивиды, спонтанно устанавливавшие контакт с трансцендентными областями в себе, часто считают, что им для этого не приходилось проделывать никакой трудной работы. Во многих духовных кризисах те, кто испытывал периодически краткое прикосновение этих областей, обнаруживают, что со временем они становятся все более и более способными произвольно достигать таких состояний.

ПРОБЛЕМЫ, СОЗДАВАЕМЫЕ МИСТИЧЕСКИМИ И ТРАНСЦЕНДЕНТНЫМИ ПЕРЕЖИВАНИЯМИ

   Несмотря в общем на благоприятное качество этих позитивных состояний, есть два рода трудностей, возникающих в столкновении людей с мистическими переживаниями: внутренние конфликты, связанные как с принятием этого опыта, так и вообще с самим фактом переживания трансцендентных областей, и проблемы, возникающие, когда эти переживания начинают взаимодействовать с окружающим миром. В дальнейшем эти два типа затруднений могут взаимопересекаться много раз.

Внутренние проблемы.

   Многие люди чувствуют свою неподготовленность к встрече с широтой священных пространств. Это совершенно неведомые реальности и состояния ума, и следование им для человека обычно означает отказ от привычных представлений о том, что является реальным. Кроме того, такие люди могут чувствовать, что они недостаточно сильны для глубокого воздействия на них сенсорных и физических проявлений мистических переживаний или же что они недостаточно открыты, чтобы управлять этой силой. Духовный учитель из Америки Рам Дасс сравнивал такого человека и его реакцию с тостером, "включенным в сеть 220 вольт вместо 110, когда все вдруг начинает поджариваться вдвое быстрее". Человек, испытывающий этот чрезвычайный физический, ментальный, эмоциональный и духовный поток, может чувствовать себя настолько переполненным, что его естественная реакция на это - отшатнуться с испугом.
   Подобная реакция может возникать и при мощном переживании озарения, связанного с видением света. Иногда люди чувствуют, что их глаза слишком слабы или помрачены, чтобы вынести интенсивность этого ослепительного света, и может даже возникать страх, что если они позволят этому переживанию развиваться дальше, то навсегда ослепнут. Во время такого озарения может возникать сильная физическая боль как в самих глазах, так и вокруг них.
   Одна женщина, занимавшаяся практикой медитации, так вспоминала об испытанном ею страхе во время "позитивного" трансперсонального состояния. "Это было так странно... я читала о переживании света в книгах, посвященных духовности, и слышала о том, что оно описывалось как нечто дающее блаженство. Я давно уже хотела испытать это состояние и предпринимала многие формы внутренней работы, чтобы достичь его. Но когда это действительно произошло, я была в ужасе. Это внушало благоговейный страх, было болезненно, ужасно и в то же время удивительно. Я чувствовала, что это было чем-то слишком большим, чтобы я могла вместить это в себе. Я вспомнила о Моисее, стоявшем перед пылающим кустом, и о том, что пламя было настолько ярким, что ему пришлось отвернуться. Я чувствовала себя недостаточно готовой к этому, с сознанием, недостаточно расширенным и очищенным для того, чтобы пребывать в этом".
   Хотя те болезненные состояния, которые случаются во время встречи с мистическими переживаниями, могут ощущаться как разрушительные, и даже насильственные, со временем люди часто признают, что это была болезненность духовного раскрытия и роста. Они даже могут прийти к осознанию того, что эти страдания - признак их связи с божественным. Св. Тереза Авильская так описывает это состояние:
   "Боль была столь остра, что я застонала, но и наслаждение от этой чрезвычайной боли было столь же большим, и оно настолько переполняло меня, что мне даже не хотелось, чтобы боль уходила, - ведь душа не может удовлетвориться ничем, что является меньшим, чем сам Бог. Это была духовная боль, не телесная, хотя тело тоже принимало участие, и даже очень значительное участие в ней. Это состояние можно было бы назвать взаимным общением между мной и Богом".
   Переживания позитивной дезинтеграции, описанные ниже, также могут представлять собой проблемы. Если одни люди могут принимать это событие, как освобождающее и расширяющее, то другие, сильно привязанные к своим индивидуальным отождествлениям, могут очень пугаться и пытаться сопротивляться и бороться с такой ситуацией. Хотя состояние утраты "эго" является лишь переходным этапом, людям, находящимся в такой ситуации, кажется, что это навсегда. В преддверии этого состояния на грани между тем, чем человек был и осознавал себя, и тем, чем становится, он может спросить: "Кто я? Где это состояние пришло ко мне? И могу ли я доверять тому, что произошло?"
   Многие люди не верят в реальность новых возможностей, раскрывающихся перед ними, или же могут опасаться, что состояния, которые они переживают, являются признаками душевной болезни. Они могут также чувствовать, что сбились с пути и слишком далеко отошли от того, что им привычно и знакомо. Они могут даже бояться, что после прикосновения Божественного они настолько сильно изменятся, что другие люди, окружающие их, немедленно увидят, что они "не такие, как все", и подумают, что они или со странностями, или вообще сумасшедшие.
   Иные могут бороться с трансцендентными переживаниями, какими бы прекрасными и умиротворяющими они ни были, потому что они не чувствуют, что эти переживания заслуживают их внимания. Мы знали некоторых индивидов с достаточно долго существовавшими проблемами, связанными с образом себя, которые чувствовали, что все слишком приятные, положительные переживания являются незаслуженными для них. Часто бывало так, что чем более благоприятными были их духовные состояния, тем больше они пытались сопротивляться им.
   У некоторых людей возникала депрессия после того, как они соприкоснулись с трансцендентными областями, поскольку их повседневная жизнь показалась им тусклой и неинтересной по сравнению с той яркостью и освобождением, которые им довелось пережить. Один из них, терапевт, так писал о своем возвращении к ограниченности физического тела после мистического переживания: "В этом состоянии озарения я чувствовал себя полностью неограниченным и свободным, окруженным сверкающим светом, наполненным им и омытым необычайно сильным чувством умиротворенности. Когда я начал возвращаться в повседневный мир, то почувствовал, что мое новое, более широкое "я" было затянуто назад, как в воронку, в мою ограниченную, сжимающую меня оболочку, в мое физическое повседневное "я". Мое тело воспринималось как стальной капкан, поймавший и державший в себе все мои возможности. Я чувствовал, как боль и драматизм повседневной жизни входят в меня, и я плакал, томясь по возвращению к той свободе, которая открылась мне".
   Некоторые люди в такой ситуации могут стремиться остаться в приятном для них расширенном состоянии сознания, исключая этим ответственность за свои повседневные дела. Или же они могут так сильно стремиться к повторению этого переживания, что этим самым перекрывают для себя возможность прохождения других стадий духовного путешествия - может быть, не столь приятных и экстраординарных, но не менее важных. В результате этого они могут ограничивать возможности своего дальнейшего развития, проявляя сопротивление всему, что расценивают как нечто меньшее, менее значимое, чем позитивные мистические состояния.

Проблемы взаимодействия с повседневной жизнью.

   Часто бывает так, что хотя индивиды и извлекают несомненную пользу от встречи с Божественным, у них возникают проблемы с окружающими их людьми. Иногда люди пытаются рассказывать своим близким о своем скрытом мистическом переживании. Часто члены их семьи, друзья или психотерапевт не могут понять целительного потенциала трансцендентных состояний, и у них возникает естественное беспокойство о душевном здоровье своих близких или пациентов. Если человек, имевший опыт таких переживаний, вообще сомневается в их действительности или же озабочен состоянием своего собственного ума, то беспокойство других людей по этому поводу может только усилить эти сомнения, компрометируя и скрывая богатство действительных чувств и ощущений.
   Трудности возникают и тогда, когда встреча с трансцендентным происходит в неподходящей ситуации. Люди обычно считают, что меньше проблем возникает, если восторженное мистическое состояние наполняет их в безопасной обстановке, например, в комнате для медитации или в своей собственной спальне, чем если это случается посреди магазина или в аэропорту. Если человек не находится в поддерживающей обстановке в то время, когда происходит растворение личностных ограничений, то может возникать впечатление, что ему трудно действовать во внешнем мире. Он может, например, чувствовать неуверенность в физической координации своих движений, казаться неуклюжим и дезорганизованным. Если ему в это время приходится иметь дело с охранником, стоящим у входа в ресторан, или с представителями службы безопасности в аэропорту, то его поведение легко может быть понято неправильным образом.
   Других людей может пугать то, что если они позволят такому расширяющему сознание опыту войти в их жизнь, то их новое состояние сознания принесет с собой дополнительные нежелательные обязанности или ответственность по отношению к окружающим либо миру в целом. Человек при этом задается вопросом: "Означает ли это откровение, что мне нужно что-то делать с ним? Должен ли я полагать, что мне нужно помогать другим людям увидеть то же, что я увидел? Должен ли я в связи с этим исполнять в мире какую-то особую роль?"
   Бывает, что реакция таких людей противоположна: они могут чувствовать, что благословлены божественным провидением и поэтому заслуживают особого призвания и статуса, возвышающих их над ординарными человеческими делами. У них может быть очень реалистическое откровение о том, что их существование является частью некой запутанной, взаимосвязанной космической системы. В результате они могут почувствовать, что Бог заботится обо всем, и они в своей жизни освобождены от большей части ответственности за свои поступки.
   Тесно связанным с этим может быть и способ, которым люди проявляют во внешнем мире такое откровение. Если они обрели связь с тем, что, как они чувствуют, является Богом, Высшей Силой или небесным существом, таким, как Христос или Будда, они могут позволить этому состоянию исказить их "эго", или чувство персонального отождествления. Тогда вместо обретения большего понимания они начинают считать, что вселенская реальность, потенциально доступная для всех, открылась только лишь им. И, вместо того чтобы выйти из своего переживания с пониманием божественности своей природы и того, что таким, в сущности, является каждый человек и все окружающее, эти индивиды начинают считать, что они сами являются Богом и что они обладают особым посланием к миру. Бывает, что у них развиваются мессианские склонности, которые могут привести к значительному отчуждению их от остальных людей.
  

ЧАСТЬ 4. МИСТИЧЕСКИЕ ЛИЧНОСТИ.

   В данном разделе представлены примеры мистических личностей, которые столкнулись с переживанием "мистерии". Повествование ведется от первого лица и так вперед:
  

Шри Ауробиндо Гхош

  
   Шри Ауробиндо, фото Я был выброшен в такое состояние над мыслью и без мысли, которое не было запятнано никакими ментальными или витальными движениями; не было ни эго, ни реального мира -- лишь глядя сквозь неподвижные чувства, нечто ощущало или связывало со своим абсолютным безмолвием мир пустых образов, материализованные тени, лишенные подлинной субстанции. Не было ни Единого, ни даже множественности -- лишь абсолютное То, лишенное признаков, безотносительное, сущее, неописуемое, немыслимое, абсолютное и все же в высшей степени реальное и единственно реальное. Это не было ни ментальной реализацией, ни мимолетным озарением, блеснувшим где-то вверху -- это не было абстракцией -- это была позитивная, единственно позитивная реальность, которая хотя и не будучи пространственным физическим миром, наполняла собой, занимала или, скорее, наводняла и затопляла эту видимость физического мира, не оставляя никакого места или пространства для иной реальности, кроме самой себя и не позволяя ничему, кроме себя, казаться реальным, позитивным или субстациональным. ... Оно (это переживание) принесло невыразимый Покой, изумительную тишину, необъятность освобождения и свободу.
   Я жил в этой Нирване дни и ночи, прежде чем она позволила войти в себя чему-то другому или вообще позволила себе как-то измениться... в конце концов она стала растворяться в превосходящем ее Сверхсознании, что находится выше. ... Видение [the aspect] иллюзорного мира уступило место видению, в котором иллюзия была лишь незначительным поверхностным феноменом, по ту сторону которого находилась бесконечная [immense] Божественная Реальность, над которым -- высшая [supreme] Божественная Реальность, и она же -- высоконапряженная [intense] Божественная Реальность -- виделась в сердце всего, что прежде казалось лишь кинематографическими образами или тенями. И это не было возвращением в тюрьму чувств, умалением высшего переживания или падением из него, это пришло, скорее, как постоянное возвышение и расширение Истины. ... Нирвана в моем освобожденном сознании превратилась в начало моей реализации, она стала первым шагом к полноте постижения [towards to complete thing], а вовсе не единственно возможным истинным достижением или, более того, - кульминационным завершением.

Рам Цзы (Уэйн Ликермэн).

  
   Беседы с Уэйном Ликермэном в Лос-Анджелесе 30.08.2004
  
Изменилось ли присутствие, которым вы были пленены и которое неотступно преследовали, до реализации и после нее? Или оно осталось тем же самым? И было ли устранение чувства разделенности единственным отличием?

Уэйн: Различие было квантовое, а не "единственное"! Изменилось всё положение дел, весь центр вещей. Моя точка зрения состоит в том, что до окончательного понимания и реализации есть переживание присутствия. После реализации, которая является отсутствием отделенности, - того, кто переживал бы присутствие, больше нет. Ты можешь переживать лишь то, от чего ты отделен. Поэтому, переживание присутствия не имеет больше никакого значения, потому что нет отделенности. Есть только присутствие.
Существует ли некое чувство трансцендентного от одного способа видения вещей к новому способу переживания вещей - раскрылся ли этот момент для вас? Или это только то, что есть.
Уэйн: Снова ты думаешь в терминах новой осознанности, что некая новая парадигма займет место старой. Это не замещение старой, неадекватной парадигмы новой всеобъемлющей работающей парадигмой; это растворение парадигмы самой по себе. Это то, тотальное отсутствие, которое характеризует просветление или пробуждение. Это не какая-то вещь.
Это довольно ясно.
Предшествовало ли этому опыту какое-нибудь ощущение того, что данный опыт собирается произойти?
Уэйн: Были ли ключи? Знаки? Итак, если бы ты увидел эти знаки, ты бы решил, что это вот-вот произойдет? [Смех.]
В любом случае, говорил ли Рамеш об этом? "Допускал" ли он нечто подобное? Какое это имело место в ваших взаимоотношениях с ним тогда, или в течение этих лет?
Уэйн: Видишь ли, я не звонил ему, чтобы сказать: "Эй, догадываешься, что случилось?" Потому что это не было значимо. Это целостный момент. Это не было: "О-о, дружище! Я наконец-то сделал это! Теперь ты и я вот такие. А все остальные остались там!" Через некоторое время я поехал в Бомбей, и мы говорили об этом. Это было событие, которое произошло, но это не было значимо. Мне было любопытно, и мой вопрос был практическим. Я сказал ему: "Если кто-то спросит меня: вы просветленный?" Мне придется сказать: "Нет", - по той простой причине, что нет "никого", кто был бы просветленным". То, что он сказал - думаю, прикольно - "Скажи, что в настоящий момент есть понимание" (You'd have to say that there is understanding here). Не здесь в этой плоти; это не персональное. Понимание трансцендентно плоти.
Сегодня утром кто-то спрашивал о том, что меняется, когда чувство личного делания отпадает. Что это такое, как это? Честно говоря, когда это произошло, самое ясное ощущение было буквально таково, что ничего не произошло, очень глубоко, НИЧЕГО НЕ ПРОИЗОШЛО. И это просветление, которого все так хотят, не было чем-то. Оно было буквально ничем. Через шесть или восемь месяцев после этого я приехал в Индию к Рамешу и, говоря с ним о просветлении, я сказал: "Знаешь, если бы кто-нибудь спросил меня, просветлён ли я, я бы, наверное, ответил, что нет". А он прервал меня и сказал: "Ты бы ответил: "Нет, но здесь есть Понимание"". Это была прекрасная фраза. Нет. Не бывает просветлённых индивидуумов. Но здесь есть Понимание. Не здесь (показывает на тело). Здесь! (показывает на пространство перед собой).
Вы замечали у себя ослабление зова поиска перед Пробуждением, или всё произошло в один миг?
Был период, когда интеллектуальное понимание пустило корни, если можно так выразиться, до такой степени, что мне было гораздо более легко, комфортно и спокойно просто побыть в своей шкуре.
Вы могли бы сказать, что произошёл какой-то сдвиг? Определённо.
Я бы сказал, что этим сдвигом было углубление понимания. Но сейчас я бы не стал связывать это конкретно с безличным Пробуждением. Это всё равно что сравнивать яблоки и апельсины. Они просто разные.
Потому что это всё ещё область переживаний?
Именно. Преимущество интеллектуального понимания с личной точки зрения таково, что оно делает жизнь проще. Когда интеллектуальное понимание углубляется, когда появляется понимание, что Сознание является деятелем, и затем чувство личного делания уменьшается, в конечном счёте жить становится гораздо легче и комфортнее.
Уходит большая часть сопротивления?
Уходит большая часть сопротивления. Сейчас я даже зайду настолько далеко, что скажу, что стороннему наблюдателю за этим механизмом тела-ума и его действиями покажется, что во время этого периода перед так называемым Пробуждением было гораздо больше покоя. Оно было неким "смягчителем". А затем происходящее перестало пропускаться
через какой бы то ни было фильтр. Больше не было завесы интеллектуального понимания, чтобы смягчать реакции механизма тела-ума и его природу, как раньше. Все характерные недостатки и связанные с ними качества этого механизма больше не приглушались, как раньше, интеллектуальным пониманием.
И потом?..
И сейчас этот механизм тела-ума просто делает то, что делает, в соответствии со своей природой, и у него нет вторичной вовлечённости. Некоторые люди встречают меня, испытывают Резонанс и называют меня гуру. Другие встречают меня, испытывают что-то другое и называют меня засранцем. Так оно и происходит.
Где находился этот механизм тела-ума, когда произошло это событие?
Когда произошло это "не-событие". (смех)
...мне просто любопытно, просто любопытно.
Ну, история такова... (смех) Я был влюблён в двух женщин, и когда я вернулся из Индии после встречи с Рамешем... это было в 1989 году... обе женщины пришли ко мне в течение одной недели и каждая сказала, что очень любит меня, но освобождает место для другой. И когда вторая пришла и сказала то же самое, я был очень опечален.
Была какая-то причина?..
Нет, такова история. Не отвлекайтесь. Возможно, вам придётся сделать то же самое, (смех) Итак, когда она пришла и сказала, что собирается оставить меня, несмотря на то что очень любит меня, мне
стало очень тяжело, меня охватила глубокая печаль. И я заплакал. И эта печаль начала расти. Она всё росла и росла. Я заплакал сильнее, а эта глубокая-глубокая печаль продолжала накатывать на меня волнами. И в конце концов я начал падать. Это буквально ощущалось так, как будто я падал в пропасть, в ужасающую темную бездну боли. Моё тело сотрясалось от рыданий. И это перестало иметь что-то общее с конечным. Это было свободное падение в пропасть неимоверного страдания... и с каждой секундой она становилась всё чернее, болезненнее и ужаснее. Я чувствовал, что падаю в яму страдания, в которой собрано всё страдание мира. А затем оно отпустило, появилось чувство растворения, ощущение слияния с этим страданием. И появилась убеждённость, что ничто не может причинить мне боль, потому что нет меня, которому можно было бы причинить боль... больше не было разделения. Это переживание отступило, я перестал плакать и подумал, что кто-нибудь обязательно спросит меня об этом, и мне лучше всё записать, (смех) И тем не менее часть этого знания именно такая, как я всё время говорю... "буквально ничего не произошло". Это Понимание было там всегда. Исчезла лишь иллюзорная вуаль, а не что-то значительное. Совершенно ничего не изменилось. Всё осталось таким, каким оно было всегда и каким навсегда и останется. Всё было чудесно. Это просто Было.
Вы осознали, что к вам пришло понимание, когда это случилось с вами?
Да. Я понял, что это событие случилось, что чувство личного делания, которое казалось таким реальным, исчезло. Но даже и так сказать было бы не совсем правильно. Это происходит так: у вас болит зуб, всё ваше восприятие мира пронизано этой зубной болью. Она воздействует на всё, и все ваши переживания -- это переживания человека, у которого болит зуб. Вы идёте к зубному, он вырывает зуб, и у вас больше ничего не болит. В этот момент вы говорите: "Что-то произошло. Моё восприятие изменилось! Теперь я воспринимаю вещи без влияния боли -- какое огромное облегчение! Вот какой, оказывается, мир В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ". Через две недели вы уже не смотрите на мир через призму отсутствия боли. Вы просто воспринимаете его напрямую.
Но ведь было что-то, что произошло с вами.
О, это было событие, и оно было очень волнующим, рыдания, тряска, всевозможные эмоции, но понимание заключалось в том, что это было просто ещё одно событие в феноменальности, которое произошло с этим механизмом тела-ума как часть функционирования Тотальности -- как и любое другое событие.

После того как наступила реализация, вы перестали быть активным ищущим? Вы не могли бы рассказать ещё немного об этом?
Больше не было того, кто мог быть вовлечён в поиск.
Я имею в виду до этого, у вас был момент, когда вы поняли, что активный поиск бесполезен... учение успокоило вас?
Да. Был момент, когда интеллектуальное понимание стало глубоким, и вопросов больше не осталось.
Значит, пока мы в поиске, пока поиск продолжается, окончания не будет. Правильно?
Я бы сказал, что и поиск, и нахождение оба отпадают в какой-то момент. В момент Понимания вся структура концепций, в которой существуют ищущий и искомое, растворяется.
Сколько вам было лет, когда к вам пришло Понимание?
Тридцать восемь. И я бы сказал, что буквально ничего не произошло. В тот миг Понимания возникло осознание того, что ничего не произошло. 1 Marc Beuret -- просветленный ученик Р. Балсекара, живет в Германии.
И это один из самых восхитительных парадоксов, касающихся этого, и одна из причин, почему об этом так чертовски трудно говорить. Потому что нет никого, кто мог бы стать просветлённым. Никто во всей истории вселенной никогда не был просветлён. И вы не станете первым, (смех) Это Понимание приходит в отсутствие того, кто мог бы просветлеть, в отсутствие того, кто мог бы познать или понять что-либо.
И затем, на что это было похоже?
Это хороший вопрос. На самом деле вопрос звучит так: "Когда до меня дошло, когда я воспользовался шансом, когда я ВСЕ осознал, когда я СДЕЛАЛ то, чего вы ВСЕ ХОТИТЕ, на что это было похоже?" (громкий смех) Потому что вопрос на самом деле в этом, да? Что я ПОЛУЧУ, когда со мной это произойдёт? На что это будет похоже? Если мне придётся смириться со всей этой чепухой, что я в конце концов получу? Но факт в том, что НИЧЕГО НЕ ПРОИЗОЙДЕТ. Я испытал самые разные переживания, когда отпало чувство личного делания, но
абсолютным Пониманием было то, что ничего не произошло] В тот момент появилось огромное чувство облегчения, ощущение того, что что-то только что изменилось. Когда отождествление сдвигается к Тотальности, там нет никакого движения, нет отношений субъект-объект, которые делают переживание возможным. Переживания типа субъект-объект возможны только через механизм тела-ума, и я говорю, что механизм тела-ума не может стать просветлённым. Когда приходит Понимание, механизм тела-ума переживает феноменальность напрямую, в соответствии со своей природой, в соответствии со своей генетической и психологической данностью и окружающими условиями. Таким образом, он реагирует в соответствии со своей природой точно так же, как делал это раньше. Отсутствует лишь чувство личного делания.

Игорь Калинаускас (Силин)

  
С моей же точки зрения, просветление - это очень смешно, вот все, что я могу вам сказать. Это как шутка, такой смех нападает. Может быть, это смех от того, что ты видишь все по-другому, и смешно от осознавания того, как ты раньше к этому относился. Сколько вокруг этого было нагорожено, а это так просто. Там нет мыслей. У меня было так: я три или четыре часа смеялся вслух и еще столько же про себя, чтобы людей не пугать, и не мог остановиться потому, что передо мной всплывали все новые и новые вещи, не мысленно, а очень образно, в новом свете. И все было безумно смешно. Я очень хорошо помню, что было. Внешние обстоятельства: солнечный день, я сижу на берегу маленького озерка, читаю Раджниша, полулежу на песке, и вдруг ЭТО случилось... и пошел хохот! Народ сбежался, просят меня рассказать, а я не могу ничего ответить, рот раскрываю и хохочу.
   Это общее такое переживание, очень интересное, но как его отрефлексировать? Не будешь же рассказывать картинки. Мыслей же - никаких!

Григорий Сковорода (Григорiй Сковорода)

  
   Имея разожженные мысли и чувства души моей благоговением и благодарностию к богу, встав рано, пошел я в сад прогуляться. Первое ощущение, которое осязал я сердцем моим, была некая развязанность, свобода, бодрость, надежда с исполнением. Введя в сие расположение духа всю волю и все желания мои, почувствовал я внутри себя чрезвычайное движение, которое преисполняло меня силы непонятной. Мгновенно излияние некое сладчайшее наполнило душу мою, от которого все внутреннее мое возгорелось огнем, и, казалось, что в жилах моих пламенное течение кругообращалось. Я начал не ходить, но бегать, как бы носим некиим восхищением, не чувствуя в себе ни рук, ни ног, но будто бы весь я состоял из огненного состава, носимого в пространстве кругобытия. Весь мир исчез предо мною; одно чувствие любви, благонадежности, спокойствия, вечности оживляло существование мое. Слезы полились из очей моих ручьями и разлили некую умиленную гармонию во весь состав мой. Я проник в себя, ощутил как сыновнее любви уверение и с того часа посвятил себя на сыновнее повиновение духу божиему.

Ошо Раджниш

  
  
Я искал врата просветления, сколько себя помню - с самого раннего детства. Должно быть, эта мечта осталась у меня от прошлых жизней, потому что не было ни дня, когда бы я не занимался этими поисками. Конечно, все вокруг считали меня чудаковатым. Я никогда не играл с другими детьми. Я даже не заговаривал со своими ровесниками. Мне они казались туповатыми. Они и в самом деле занимались поразительными глупостями. Я никогда не хотел играть в футбол, волейбол или хоккей. Естественно, все считали меня странным. Что до меня, то я тоже пришел к такому выводу. Повзрослев, я понял, что на самом деле странный не я, а весь наш мир.
   Последний год жизни дома, когда мне исполнился двадцать один год, стал периодом душевных срывов и духовных прорывов. Разумеется, все те, кто меня любил - родители, друзья и преподаватели, - отчасти понимали, что со мной происходит. Но почему я так отличался от остальных детей? Почему часами сидел с закрытыми глазами? Зачем усаживался на берегу реки по ночам и смотрел в звездное небо? Естественно, те, кто не понимает подобных вещей - а мне и не очень-то нужно, чтобы их понимали, - считали меня сумасшедшим.
   Меня почти не замечали даже дома. Меня постепенно перестали о чем-то спрашивать. Все вели себя так, будто меня здесь нет. И это мне нравилось - так я превращался в ничто, в пустоту, в полное отсутствие чего-либо.
   Тот год выдался примечательным. Я окутал себя пустотой. Я утратил какую-либо связь с внешним миром. Если мне напоминали, что пора искупаться, я шел купаться и сидел в воде часами. Им приходилось стучать в двери и кричать: "Эй, выходи! Ты там уже столько сидишь, что на месяц хватит!" Я ел, когда мне говорили, что пора поесть. Если никто об этом не напоминал, я мог не есть несколько дней кряду. Нет, я не постился, я и не думал соблюдать посты и гонения. Мне хотелось одного: как можно глубже уйти в себя. Врата тянули меня магнитом, эта сила была непреодолимой. Меня всасывало, как в "черную дыру".
   Ученые говорят, что во Вселенной есть "черные дыры". Если рядом окажется звезда, "дыра" втянет ее в себя. Сила притяжения такова, что ее невозможно превозмочь, и звезда гибнет, целиком пропадая в "черней дыре". Никто не знает, что творится по другую сторону. Я думаю - и какой-то физик, вроде бы, уже нашел тому подтверждение, - что по другую сторону находится "белая дыра". У дыры не может быть одного конца, она всегда сквозная. Я познал это на своем опыте. Возможно, так устроена и вся Вселенная. Звезда гибнет. Когда она попадает в "черную дыру", мы видим, что звезда исчезает. Но в то же время в Космосе рождаются новые звезды. Откуда они берутся? В каких утробах созревают? Простой арифметики достаточно, чтобы понять: этими утробами являются "черные дыры" - в них гибнет старое и рождается новое.
   И я сам пережил это, хотя я и не физик. В тот год невероятная сила тянула меня прочь, все дальше от людей. Я настолько отрешился от мира, что не узнавал порой родных отца и мать. Подчас я забывал даже, как меня зовут. Я изо всех сил старался припомнить свое имя, но ничего не получалось. Естественно, в тот год все окончательно убедились, что я сошел с ума. Но для меня это безумие было медитацией, а на самом пике сумасшествия врата наконец-то отворились...
   Меня повели к вайдье, врачу-аюрведисту. В общем-то, меня водили к самым разным врачам и знахарям, но только тот вайдья сказал отцу: "Он ничем не болен. Вы напрасно тратите время". Конечно, меня все равно таскали то к одному специалисту, то к другому. Мне прописывали какие-то лекарства, а я говорил отцу: "Что ты так беспокоишься? У меня ничего не болит". Но никто мне не верил, мне говорили: "Помолчи. Выпей лучше лекарство, вреда ведь от этого не будет?" И я пил - мне-то что?
   Проницательным оказался только тот вайдья, а звали его Пандит Бхагхиратх Прасад. Старик уже умер, но он был на редкость проницательным человеком. Он просто глянул на меня и тут же сказал: "Парень ничем не болен". А потом он заплакал и признался: "Я сам давно добиваюсь такого состояния. Парню удивительно повезло. Мне в этой жизни уже ничего не удастся. Не нужно таскать его по врачам. Он уже почти достиг..." Слезы старика были вызваны радостью за меня.
   Он был искатель. В своих исканиях он обошел всю страну из края в край. Вся его жизнь была чередой поисков и открытий. Он неплохо представлял себе, что именно ищет. Он стал моим покровителем, он защищал меня от других лекарей. Он так и сказал моему отцу: "Оставьте его у меня, я обо всем позабочусь". Он не давал мне никаких лекарств, а когда отец возмутился, прописал безвредные пилюли из сахара. Он сам мне об этом рассказал: "Это просто сахар. Принимай их, чтобы успокоить родителей. Вреда от них не будет. Пользы, впрочем, тоже. Тут никакие лекарства не помогут".
   Когда впервые попадаешь в мир вне разума, это действительно кажется безумием: "темная ночь души", сумасшедший мрак души. Это отмечали все религии. По той же причине все религии настаивают на том, что перед проникновением в мир вне разума нужно найти себе Учителя - он будет рядом, он поможет и поддержит. Твой мир начнет разваливаться на части, но Учитель ободрит и вернет надежду. Он поможет тебе понять новое. Вот зачем нужен Учитель - он помогает понять то, что нельзя понять умом. Он помогает выразить то, что не скажешь словами, показать незримое. Он всегда рядом, он находит те средства, что позволят тебе продолжать свой путь, иначе ты можешь испугаться и свернуть с дороги.
   Но помните, что бежать некуда. Если свернешь с тропы и помчишься в чащу, тебя охватит настоящая одержимость. Суфии называют таких людей маста, а в Индии они известны как безумные парамахансы. Назад вернуться нельзя, там ведь уже ничего нет. Вперед идти тоже невозможно, кругом темнота. Ты заблудился. Вот почему Будда сказал: "Счастлив тот, кто нашел себе Учителя".
   У меня самого Учителя не было. Я искал, но так и не смог его найти. Дело не в том, что я не пытался, - поверьте, я искал очень долго, но так и не нашел. Найти Учителя трудно. Очень трудно найти существо, прекратившее существование. Трудно ощутить присутствие того, кто почти отсутствует. Искатели редко находят того, кто представляет собой просто дверь к Божественному - открытую дверь, через которую легко пройти. Это очень, очень трудно.
   Сикхи называют свои храмы гурудвара, "двери Учителя". Вот кто такой Учитель - это дверь. Иисус часто повторял: "Я - врата, я - путь, я - истина. Идите за мной, пройдите сквозь меня. Если не пройдете сквозь меня, ничего не достигаете".
   Да, порой бывает и так, что человек не находит Учителя. Если Учителя нет, приходится работать без него, но такое путешествие намного опаснее.
   Целый год я пребывал в таком состоянии, что никто не мог бы предсказать, чем это обернется. Целый год я жил так, что с большим трудом поддерживал в себе жизнь. Даже такие простые вещи давались с огромным трудом, потому что у меня напрочь пропал аппетит. Шли дни, а есть мне совсем не хотелось. Шли дни, а я забывал даже попить воды. Я заставлял себя есть и пить. Тело стало таким нечувствительным, что я щипал себя, чтобы убедиться, что я еще тут. Я бился головой об стену, пытаясь понять, есть ли у меня еще голова. Только боль могла ненадолго вернуть мне ощущение тела.
   По утрам и вечерам я бегал. Я пробегал пять-восемь миль подряд. Все думали, что я свихнулся. Зачем столько бегать? Шестнадцать миль в день! Но я делал это лишь для того, чтобы ощутить себя, чтобы почувствовать, что я все еще существую, чтобы не лишиться связи с самим собой - я просто ждал, пока глаза привыкнут к тому новому, что во мне зарождалось.
   Мне приходилось очень стараться. Я ни с кем не говорил: мысли стали такими непоследовательными, что мне было невероятно трудно даже построить фразу. Я мог замолчать на полуслове, потому что забывал, о чем говорил. Я мог застыть посреди дороги, потому что забывал, куда шел. Я мог сидеть с книгой, прочесть полсотни страниц, а потом вдруг спросить себя: "О чем я читал? Ничего не помню". Мое состояние было очень странным...
   Есть такая история. В кабинет психиатра врывается пациент и вопит: "Доктор, помогите! Я схожу с ума! Я все забываю! Я не помню, что было год назад и даже вчера. Я схожу с ума!"
   "Хм, - сказал психиатр, - и когда вы впервые это заметили?"
   "Что заметил?" - озадаченно переспросил пациент.
   Со мной было то же самое! Мне было трудно даже закончить фразу. Я сидел взаперти в своей комнате. Я молчал, не произносил ни слова, поскольку сказать что-либо означало бы признаться в своем безумии. Так прошел целый год. Я просто лежал на полу, глядел в потолок и считал сначала до ста, а потом в обратном порядке, от ста до единицы. Хоть что-то у меня оставалось - например, эта способность считать по порядку. Все остальное я позабыл. Чтобы снова прийти в себя, найти какую-то точку отсчета, мне понадобился целый год.
   Но это случилось. Это было настоящее чудо. Однако это стоило мне большого труда. Никто мне не помогал, никто не подсказывал, куда идти и что со мной происходит. Больше того, мне мешали, против меня были все - преподаватели, друзья и прочие доброжелатели. Все были против меня. Но они ничего не могли поделать, разве что стыдить меня или расспрашивать, что же это я делаю.
   В том-то и дело, что я не делал ничего! Это было сильнее меня. Это просто происходило. Конечно, кое-что я все-таки сделал: сам о том не подозревая, я постучал в дверь - и она открылась. Я много лет медитировал, просто сидел молча и ничего не делал. И шаг за шагом я перенесся в то пространство, где ты просто есть, но ничего не делаешь. Ты просто есть - чистое присутствие, бездеятельный наблюдатель.
   Нет, я ничего не делал. Я просто лежал, сидел, ходил - но там, в глубине, не было никого, кто что-то делает. Я утратил все честолюбивые мечты. У меня пропало желание к чему-то стремиться, чего-то достигать. Я просто погрузился в себя. Это была пустота, а пустота сводит с ума. И все же это единственный путь к Богу. Бога достигает только тот, кто готов сойти с ума.
   Меня часто спрашивают: что я чувствовал, когда наступило просветление?
   Я смеялся. Я хохотал от души, потому что постиг всю бессмысленность жажды просветления. Это действительно смешно, потому что все мы рождаемся просветленными, а желать того, что уже есть, совершенно бессмысленно. Если у тебя что-то есть, это уже нельзя обрести. Обрести можно только то, чего нет у тебя или в тебе. Но просветление - в нашей природе.
   Я боролся за него на протяжении многих жизней, потому что за одну жизнь этой цели не достичь. За этот срок я делал все, что только возможно, но неизменно терпел неудачу. Я был обречен на провал, потому что просветления нельзя достичь. Как можно его обрести, если оно уже в твоей природе? То, что у тебя уже есть, не сделаешь с помощью честолюбивой мечты.
   Разум честолюбив, он тянется к деньгам, власти и престижу. Но в один прекрасный день, когда он уже по горло сыт внешней деятельностью, его начинает манить просветление, освобождение, нирвана, Бог. Но это все то же честолюбие, изменилась только цель. Прежде цель была извне, теперь она внутри. Но твое отношение, сам твой подход ничуть не меняется - ты остаешься прежним человеком с прежними привычками.
   Слова "день, когда я достиг просветления" означают только одно: в тот день я понял, что нечего достигать, некуда идти, не нужно ничего делать. Мы уже божественны, мы уже совершенны - вот и все. Не нужно никакого совершенствования. Бог всех нас создает совершенными. Даже если нам встречаются люди несовершенные, легко заметить, насколько совершенно их несовершенство. Бог никогда не создает чего-то несовершенного.
   Я слышал историю об учителе дзэн по имени Бокудзю. Он объяснял своим ученикам, что все в нашем мире совершенно, и тут поднялся один человек, старый горбун. "А как же я? - спросил он. - Я горбун! Разве это совершенство?" А Бокудзю ответил: "Честно скажу, я никогда прежде не видел такого совершенного горба".
   Говоря о дне, когда я достиг просветления, я говорю неправильно, потому что других слов в нашем языке не подобрать, ведь этот язык придуман человеком. В нем есть такие слова, как "достижение", "обретение", "цель", "совершенствование", "развитие", "прогресс". Язык придуман не просветленными. Честно говоря, они и не смогли бы придумать какой-нибудь язык, даже если бы захотели, потому что просветление приходит в тишине. Как выразить молчание словами? Как ни пытайся, но любые слова непременно нарушают безмолвие.
   Лао-цзы говорит: "Изреченная истина есть ложь". Истину невозможно выразить словами. Но нам приходится говорить на каком-то языке, другого выхода нет. И потому мы всегда подчеркиваем одно условие: язык не может точно отражать переживания. Поэтому я и говорю: "в тот день, когда я достиг просветления". Но это было не достижение, и то был не я.
   В тот день я смеялся над своими глупыми, смехотворными попытками обрести просветление. Я смеялся над самим собой и над человечеством, потому что все люди стараются чего-то достичь, что-то обрести, что-то улучшить.
   Все произошло в состоянии полной расслабленности. Так оно всегда и бывает. Я испробовал все, что можно, а потом, увидев тщетность любых усилий, отказался от попыток. Я забыл о своей мечте. Целую неделю я жил совершенно обычной жизнью.
   Люди, у которых я жил, очень удивились потому что я впервые начал вести нормальный образ жизни. До того вся моя жизнь была подчинена суровой дисциплине.
   Я жил в той семье два года, и они знали, что я встаю в три часа утра, потом совершаю четырех-пяти мильную прогулку или пробежку, потом иду купаться в реке. Таким был мой режим. Простуда или другое недомогание - все это не имело значения, я все равно следовал своему распорядку дня.
   Они знали, что я провожу долгие часы в медитации. Вплоть до того дня я много чего не ел. Я не пил ни чая, ни кофе. У меня были жесткие правила насчет того, что мне можно есть, а чего нельзя. И вдруг я на целую неделю забрасываю все это. Однажды утром я сплю до девяти часов, а потом выпиваю чашку чаю. Хозяева дома были озадачены. Они спрашивали: "Что случилось? Ты заболел?" Они всегда считали меня великим йогом.
   Вот одна мелочь, которая показывает, как это было. У меня на все случаи жизни был один-единственный лоскут ткани. Днем я ходил, завернувшись в него, а по ночам укрывался им как одеялом. Спал я на бамбуковой циновке. Вот и все удобства - одеяло и бамбуковая циновка. Больше у меня ничего не было, никаких вещей. В то утро, когда я встал в девять утра, хозяева очень удивились. Они сказали: "Тут что-то не так. Ты, должно быть, сильно заболел?"
   "Нет, я не болен, - ответил я. - Болен я был все эти годы, а теперь я, наоборот, выздоровел. Отныне я буду просыпаться, когда захочу, и спать ложиться буду, когда начнет клонить в сон. Я перестал быть рабом времени. А еще я буду есть и пить то, чего захочется моему организму. С меня хватит". За ту неделю я начисто позабыл про свою мечту о просветлении. Я забыл о ней навсегда.
   А на седьмой день случилось это. Само по себе, безо всякой причины. Я расхохотался, и этот смех услышал садовник. Он и раньше полагал, что я немного не в себе, но такого смеха никогда прежде не слышал. Он прибежал ко мне и спросил: "Что случилось?"
   "Не волнуйся, - ответил я. - Ты же знаешь, я всегда был слегка тронутым, а теперь просто окончательно с ума сошел. Я смеюсь над самим собой. Не обижайся и не сердись. Можешь спокойно спать дальше".
   Я трудился в течение многих жизней - работал над собой, боролся, делал все, что только можно было сделать, но все напрасно. Теперь-то я понимаю, почему ничего не получалось. Сами усилия становились преградой, сама лестница мешала подняться, само желание достичь было помехой. Это не значит, что добиться этого можно без поисков - нет, поиски необходимы, но рано или поздно наступает миг, когда их следует прекратить. Чтобы пересечь реку, нужна лодка, но рано или поздно приходит время вылезать из лодки, забыть о реке и оставить ее за спиной. Усилия нужны, без усилий вообще ничего не выйдет. Но и одни лишь усилия не приносят плодов.
   Перед самым двадцать первым марта 1953 года, буквально за неделю до этого дня я перестал работать над собой. Настал тот момент, когда ты ясно видишь всю тщетность своих усилий. Ты уже сделал все, что можно, но ничто не принесло успеха. Ты сделал все, что в человеческих силах. Что еще остается? В этой полной безнадежности ты бросаешь все попытки. И в тот день, когда я прекратил поиски, когда перестал к чему-то стремиться и вообще на что-то надеяться, - в тот самый день это и началось. Из ниоткуда пришла новая энергия. У нее не было источника. Она пришла из ниоткуда и распространялась повсюду. Она была в деревьях, камнях, небе, солнце и воздухе - везде. Я так долго искал, я считал, что цель где-то далеко - а все было так близко, совсем рядом! Я направлял свой взор в даль, за горизонт, и глаза перестали замечать то, что было вблизи.
   Когда исчезли усилия, исчез и я сам, ведь человек не может существовать без усилий, без желаний, без устремления. Эго, личность, "я" - это не устойчивое явление, а процесс. Это не какая-то внутренняя субстанция, потому что мы вынуждены каждый миг воссоздавать ее заново. Все равно что кататься на велосипеде: ты едешь, пока жмешь на педали. Если же перестать давить на педали, велосипед остановится. Конечно, он еще может проехать немножко по инерции, но, как только перестаешь жать на педали, велосипед начинает останавливаться. Он лишается энергии, толкающей вперед силы. А потом он просто падает набок.
   Эго существует, потому что мы продолжаем давить на педали желания, продолжаем к чему-то стремиться, стараемся прыгнуть выше головы. Вот в этом кроется сама сущность эго - в желании подпрыгнуть выше себя, ворваться в будущее, перемахнуть в завтрашний день. Эго возникает при прыжке в то, чего еще нет. Оно рождается из того, чего нет, и потому похоже на мираж. В нем есть только желание - и ничего больше. В нем есть только порыв, стремление.
   Эго живет не настоящим, а будущим. Когда живешь будущим, эго кажется чем-то вполне ощутимым. Но если задерживаешься в настоящем, оно остается миражом и начинает постепенно растворяться.
   В тот день, когда я перестал стремиться... Это тоже неудачное выражение, правильнее сказать: "в тот день, когда исчезло стремление". Так будет намного вернее, потому что слова "я перестал стремиться" означают, будто еще оставался "я". Это значит, что я нацелил свои усилия на желание остановиться - и, следовательно, некое утонченное желание еще сохранялось.
   Но желание невозможно остановить, его можно только постичь. Само постижение желания означает его исчезновение. Запомните, никто не в силах прекратить желать, а подлинная реальность проявляется лишь после того, как исчезает желание.
   Вот такая дилемма... Что же делать? Желания существуют, а будды продолжают повторять, что нужно избавляться от желаний, - и следом заявляют, что нельзя прекратить желать. Что делать? Человек сталкивается с дилеммой. Он постоянно чего-то хочет. И ему вначале говорят, что это нужно прекратить, а потом - что это невозможно прекратить. Что же, собственно, делать?
   Желание нужно постичь. И его можно постичь, для этого достаточно понять его тщетность. Нужно прямое восприятие, непосредственное проникновение в суть вещей.
   В тот день, когда исчезли желания, я чувствовал себя беспомощным и утратившим надежду. Надежда пропала, потому что пропало будущее. Надеяться было не на что, ведь уже ясно было, что все надежды тщетны, они не сбываются. Ты бегаешь по кругу. Мечта манит за собой, оставаясь за пределами досягаемости. Она создает все новые миражи и искушает: "Давай, беги быстрее - и ты дотянешься". Но сколько ни беги, мечта все так же далека, она отдаляется, как линия горизонта. Горизонт виден, но до него никогда не дойти. Стоит сделать шаг вперед, как он отдаляется ровно на шаг. Чем быстрее бежишь, тем быстрее уходит в даль он. Если замедлишь шаг, он тоже приостановится. Очевидно одно - расстояние между ним и тобой всегда остается одинаковым. Оно не сокращается ни на метр.
   Мы не в силах сократить расстояние между собой и мечтой. Надежда - это горизонт. Мы пытаемся дотянуться до горизонта, до надежды, до переброшенного в будущее желания. Желание - это мост, но мост воображаемый, потому что сам горизонт - тоже мираж. Туда нельзя протянуть настоящий мост, его можно только вообразить. Человек не может коснуться того, чего нет.
   В тот день, когда исчезли желания, когда я заглянул в их сущность и понял, что они всегда тщетны, я почувствовал себя беспомощным и лишившимся надежд. Но в тот же миг что-то начало происходить. Началось то самое, к чему я стремился на протяжении многих жизней и чего никак не мог достичь. Единственная надежда - в ощущении безнадежности, единственное исполнение желаний - в отсутствии желаний. И когда ты ощущаешь непостижимо глубокую беспомощность, весь мир вдруг начинает тебе помогать.
   Вселенная ждет. Она видит, что ты работаешь над собой, и до поры ни во что не вмешивается, просто ждет. Она может ждать бесконечно долго, потому что не терпит суеты. Это сама Вечность. Но в тот миг, когда ты оставляешь попытки и исчезаешь, вся Вселенная мчится к тебе, наполняет тебя. Именно тогда все и начинается.
   Семь дней я пребывал в полной безнадежности, но, несмотря на беспомощность, я чувствовал, как что-то происходит. Говоря о безнадежности, я употребляю это слово не в привычном вам смысле. Я просто имею в виду, что у меня не было никаких надежд. Печали это не вызывало. Напротив, я был счастлив - мне было спокойно, я был тих, собран и внимателен. Отсутствие всяких надежд, но в совершенно новом смысле. Для меня перестало существовать само понятие надежды - а следовательно, и ее отсутствия. Исчезло и то, и другое.
   Отсутствие надежд было полным. Исчезла надежда, а вместе с ней - и ее противоположность, безнадежность. Это было совершенно новое ощущение - жизнь без каких-либо надежд. В нем не было ничего плохого. Мне просто приходится употреблять привычные слова, но ничего неприятного в этом состоянии не было. Наоборот, оно было радостным. Это было ощущение не утраты, а появления чего-то нового. Меня переполняло, окутывало нечто незнакомое.
   И когда я говорю о беспомощности, это слово тоже следует понимать не в обычном смысле. Это попросту означает, что я лишился себя. Я просто признавал, что меня нет и, значит, я уже не могу полагаться на свои силы, существовать самостоятельно. Земля ушла из-под ног, подо мной раскрылась бездна... бездонная пропасть. Но страха не было, ведь мне нечего было оберегать. Страха не было - некому было бояться.
   За ту неделю произошло невероятное и полное преображение. А в последний день ощущение присутствия совершенно новой энергии, нового света и новой радости стало очень мощным, почти нестерпимым - словно я вот-вот взорвусь, сойду с ума от блаженства. Западная молодежь называет это "кайфовать", "дуреть от счастья".
   Невозможно было понять смысл происходящего. Я попал в мир вне смысла - его трудно постичь, трудно разложить на части, трудно объяснить словами, языком. Любые священные писания бессильны, все слова, которыми можно было бы описать это переживание, кажутся блеклыми, выцветшими. Слишком живыми и яркими были эти ощущения, это был неиссякаемый прилив блаженства.
   Весь тот день выдался каким-то странным, ошеломляющим, оглушительным. Прошлое исчезало, будто его никогда у меня и не было, будто я просто где-то все это вычитал. Оно становилось похожим на давний сон, на услышанный когда-то рассказ о чужой жизни. Я расставался с прошлым, рвал связи со своей историей. Я забывал автобиографию, становился кем-то несуществующим, кого Будда называет анатта. Исчезали границы, пропадали все различия.
   Сам разум исчезал; он отдалился на тысячи миль. Собраться с мыслями было трудно, разум уносился все дальше и дальше, но цепляться за него не было никакой нужды. Он меня попросту не интересовал. Все шло как надо. Не было нужды сберегать воспоминания. К вечеру это стало нестерпимо болезненным. Я чувствовал себя словно женщина, которая вот-вот родит. Начались родовые схватки, и они причиняли острые мучения.
   Всю неделю я ложился спать в двенадцать-час ночи, но в тот день просто не мог высидеть так долго. Глаза слипались, я открывал их с огромным трудом. Что-то надвигалось, что-то непременно должно было случиться. Трудно сказать, что именно, - возможно, я просто умирал - но страха не было. Я был готов ко всему. Минувшие семь дней были такими прекрасными, что я готов был даже умереть. Мне уже ничего не хотелось. Целую неделю я провел в полном блаженстве. Я был так счастлив, что с радостью принял бы даже смерть.
   Что-то неотвратимо приближалось - что-то сравнимое с гибелью, некий решительный поворот, который мог закончиться смертью или новым рождением, распятием или воскресением. Прямо за углом меня поджидало нечто невероятно важное. Но я не мог заставить себя раскрыть глаза, я был будто одурманен.
   Уснул я часов около восьми, но это было мало похоже на сон. Теперь я понимаю, что имеет в виду Патанджали, когда говорит, что самадхи напоминает сон. Разница только в одном: в самадхи ты одновременно спишь и бодрствуешь, спишь и не спишь. Тело расслаблено, каждая клеточка организма спит, но в тебе пылает огонек осознанности... ясный, не дающий копоти. Ты начеку, но расслаблен, не напряжен, но в полном сознании. Тело покоится в глубоком сне, а сознание возносится на пик активности. Так соединяются вершина сознания и впадина телесного покоя.
   Я уснул. Странный это был сон: тело спит, а я бодрствую. Это было так странно... Тебя будто разорвали на две части, растянули в двух направлениях, разнесли по двум измерениям, но два полюса при этом были так обострены, словно я одновременно оказался обоими... Положительное и отрицательное, сон и бодрствование, жизнь и смерть слились в одно. Это был тот миг, когда сливаются творец и сотворенное.
   Состояние было сверхъестественным. В первый раз оно потрясает до самых глубин души. После этого переживания тебе уже никогда не стать прежним. Оно приносит совершенно новые взгляды на жизнь, делает тебя совсем другим.
   Около полуночи мои глаза открылись вдруг сами собой... во всяком случае, я не прилагал к этому никаких усилий. Что-то нарушило мой сон. Я ощутил рядом с собой, в своей комнате, чье-то присутствие. Моя комнатка была совсем крошечной, но я чувствовал повсюду вокруг биение жизни, мощные вибрации. Я словно попал в глаз тайфуна и захлебывался в величественной буре света, радости и блаженства.
   Это было так реально, что нереальным стало все остальное: стены комнаты, весь дом, само мое тело. Все стало нереальным, ведь лишь теперь я впервые видел подлинную действительность. 
   Вот почему нам так трудно понять, когда Будда и Шанкара говорят, что мир - это майя, иллюзия. Мы знаем только этот, наш мир, нам не с чем его сравнить. Нам известна только одна действительность. О чем говорят эти люди? Какая-то майя, иллюзия... Есть лишь одна реальность. Их слова не поймешь, пока не постигнешь подлинную реальность. До той поры их слова остаются теориями, хитроумными гипотезами. Может, это просто заумная философия такая: "Весь мир - иллюзия"?
   На Западе было так. Беркли заявил, что мир нереален, когда прогуливался со своим приятелем, человеком весьма логичным. Этот его приятель был почти скептиком. После этих слов он молча поднял камень и больно стукнул Беркли по голове. Беркли завопил, кровь сочилась из царапины, а его друг-скептик сказал: "Так что, мир по-прежнему нереален? Ты ведь сам так сказал, верно? Почему же ты кричишь, ведь этот камень нереален. Чего хвататься за голову и корчиться от боли? Все вокруг нереально!"
   Такие люди не в состоянии понять, что имеет в виду Будда, когда говорит, что Вселенная - мираж. Он не утверждает, что можно ходить сквозь стены. Он не говорит, что мы можем питаться камнями и нет никакой разницы, что ты ешь - хлеб или камни. Нет, дело совсем не в этом.
   Он говорит о том, что есть иная действительность, и стоит ее постичь, как эта так называемая реальность просто блекнет, становится нереальной. Сравнение возможно только после пробуждения к высшей реальности, а не до того.
   Во сне реально сновидение. Каждую ночь мы видим сны, но каждое утро говорим, что они были нереальны, но на следующую ночь, когда мы спим, сновидения снова становятся явью. Во сне очень трудно понять, что это сон. А утром это очень легко. В чем же причина? Ты остаешься собой. Во сне есть только одна действительность. С чем ее сравнить? Кто возьмется утверждать, что реально? По сравнению с чем? Реальность только одна. Все точно так же нереально, как и все прочее, и потому сравнение невозможно. Утром, когда ты открываешь глаза, перед тобой уже другая реальность, и теперь ты можешь говорить, что сновидение было нереальным. Сновидение становится нереальным при сравнении с явью.
   Но есть и пробуждение... И по сравнению с реальностью этого пробуждения нереальной становится привычная действительность.
   Той ночью я впервые постиг смысл понятия майя. Конечно, я и раньше знал это слово, но совершенно не сознавал его смысла. Я воспринимал его так же, как и вы сейчас, но никогда прежде не понимал по-настоящему. Разве можно понять, не пережив? Той ночью распахнулись двери новой действительности, незнакомого измерения. И там была она - иная реальность, особая реальность, настоящая реальность, как угодно будет называть. Называйте ее Богом, истиной, дхармой, дао - как угодно. Она не имеет названия. Но она была там - прозрачная, но в то же время столь осязаемая... Она чуть не задушила меня. Ее было слишком много, я еще не мог вобрать в себя столько всего...
   У меня возникло сильное желание выскочить из комнаты, выбежать под открытое небо. Я задыхался. Слишком много всего! Я погибал! Мне казалось, что, если задержусь тут хоть на секунду, эта реальность меня задушит. И я выскочил из дому, помчался во двор. Мне хотелось просто оказаться под открытым небом, увидеть звезды, деревья и землю... быть на воле. Стоило мне выйти - и удушье тут же прошло. Моя комнатушка была слишком мала для такого величественного события. Для такого события даже звездное небо - слишком тесная крыша. Оно больше неба. Даже небо - не предел. Но так мне все равно стало легче.
   Я направился к ближайшему саду. Даже походка моя стала иной. Я шел так, будто сила тяготения исчезла. Шел я, бежал или просто парил - трудно сказать. Тяготения не было, я ничего не весил, меня словно влекла какая-то сила. Я оказался в объятиях какой-то неведомой энергии.
   Запомните, с того дня я никогда уже не был по-настоящему в своем теле. Меня с телом соединяет лишь тончайшая нить. И меня все время удивляет, что Целое почему-то хочет, чтобы я оставался тут - а я тут уже не сам по себе, не по своей воле. Воля Целого держит меня здесь, она позволяет мне еще немного побыть на этом берегу. Возможно, через меня Целое хочет с вами чем-то поделиться.
   С того дня мир стал нереальным. Передо мной открылся другой мир.  Но когда я называю этот мир нереальным, я не имею в виду, что эти деревья не настоящие. Они совершенно реальны; нереально то, какими вы их видите. Сами по себе они самые настоящие - они существуют в Боге, они есть в абсолютной реальности, - но то, какими вы их видите... Вы не видите их по-настоящему. Вы видите нечто другое - мираж.
   Вы окружили себя собственными снами, и это сновидение будет тянуться, пока вы не проснетесь. Мир нереален, потому что известный вам мир - это мир ваших снов. А когда просыпаешься, перед тобой возникает новый мир, настоящий.
   Нельзя говорить: есть Бог, а есть мир. Бог и есть мир, но это понимаешь, только когда твои глаза ясны, не запорошены сном, не затянуты дымкой сновидений. Когда взор ясен, когда обострена чувствительность, становится очевидно, что есть только Бог.
   Иногда Бог - это зеленое дерево, иногда - яркая звезда, иногда - кукушка, а иногда цветок. Бог - порой ребенок, порой река, но всё, что есть, - это Бог. Как только начинаешь по-настоящему видеть, вокруг - только Бог.
   Но сейчас всё, что вы видите, - не истина, а ложь. Что такое мираж? Лживая проекция. Но, как только увидишь... Хоть на долю секунды... нужно лишь позволить себе это! Повсюду перед тобой предстает невероятное благословение - в облаках, на солнце и на земле.
   Мир прекрасен. Но я говорю сейчас не о вашем мире, я говорю о своем мире. Ваш мир уродлив, он создан вашим "я", это мир проекций. Вы используете подлинную действительность как экран, на котором отражаются ваши собственные представления о мире.
   Когда я говорю, что мир реален, это невероятный, чудесный мир - лучащийся бесконечностью, наполненный светом и радостью. Это вечный праздник - я говорю о своем мире. Он может стать и вашим, нужно лишь проснуться.
   Той ночью я стал пустым, а потом наполнился. Я прекратил быть и стал самим бытием. Той ночью я погиб и родился заново. Но тот, кто родился, не имел ничего общего с тем, кто умер. Не было никакой связи. На вид я не изменился, но между мной прежним и мной новым не было ничего общего. Гибнущий гибнет до конца, от него ничего не остается.
   Я пережил много смертей, но с этой ни одна не сравнится. Все минувшие смерти были неполными.
   Иногда умирает тело, иногда - часть разума, иногда - часть эго, но личность остается. Многократно обновленная, многократно перекрашенная - что-то меняется тут, что-то здесь, - но сама личность остается, сохраняется некая непрерывность.
   Но той ночью смерть была полной и окончательной. Это день моей смерти и день моего единения с Богом.

Рамана Махарши

  
  
Я сидел один в комнате на первом этаже дома моего дяди. Я редко болел и в этот день, как обычно, чувствовал себя хорошо, но вдруг сильный страх смерти овладел мной. Ничто в состоянии моего здоровья не могло послужить поводом к этому, да я и не пытался найти объяснение или причину страха. Просто ощутил, что "я собрался умереть", и стал думать, что надо делать в этом случае. У меня не было даже мысли посоветоваться с доктором, моими родственниками или друзьями, так как я чувствовал, что должен решить эту проблему сам, здесь и теперь.
Шок страха смерти заставил мой ум обратиться вовнутрь, и я мысленно сказал себе: "Сейчас пришла смерть, но что же это значит? Что есть то, что умирает? Это умирает тело". И я сразу инсценировал приход смерти. Я лежал, жестко вытянув члены, как бы умерщвляя плоть, имитируя труп, чтобы возможно более реально провести исследование. Я задержал дыхание и плотно сжал губы, так что ни один звук не мог вырваться наружу, и ни слово "я", ни другое слово не было произнесено. "Ладно, - мысленно сказал я себе, - это тело умерло. Оно будет отвезено, как труп, к месту кремации, сожжено и превратится в прах. Но умру ли Я со смертью тела? Разве тело - это Я? Оно безмолвно и инертно, но я продолжаю чувствовать полную силу своей индивидуальности и даже слышать голос "Я" внутри себя, отдельно от него. Значит, Я - Дух, превосходящий тело. Тело умирает, но Дух, превосходящий его, не может быть затронут смертью. Это означает, что Я - бессмертный Дух". Все это не было тусклой мыслью, а вспыхнуло во мне ярко, как живая Истина, которую я воспринял непосредственно, почти без участия мыслительного процесса. "Я" было чем-то очень реальным, единственной реальной вещью в моем состоянии, и вся сознательная активность, связанная с моим телом, была сконцентрирована на этом "Я". С этого момента "Я", или Самость, мощным очарованием сфокусировало на себе мое внимание. Страх смерти исчез раз и навсегда. С того времени погружение в Самость не утрачивается. Другие мысли могут приходить и уходить, как различные музыкальные тона, но "Я" остается словно основной тон шрути, на который опираются и с которым . Занято ли тело разговором, чтением или?смешиваются все остальные тона чем-нибудь еще, я постоянно сосредоточен на Истинном Я. До этого кризиса я не имел ясного восприятия моей Самости или сознательного влечения к НЕЙ. Я не чувствовал ощутимого или ясного интереса в НЕЙ, а еще менее какой-либо наклонности к постоянному пребыванию в НЕЙ.
Последствия нового сознавания скоро стали замечаться в моей жизни. Раньше всего я утратил тот маленький интерес, что имел к внешним связям с друзьями и родственниками, и стал учиться механически. Я обычно держал перед собой открытую книгу, чтобы удовлетворить родственников моим чтением, когда на самом деле мое внимание было далеко в стороне от такого поверхностного занятия. В общении с людьми я стал мягким и покорным. Если прежде мне давали больше работы, чем другим мальчикам, то я мог пожаловаться, а если кто-нибудь из мальчишек досаждал, то я, бывало, отвечал тем же. Никто из них не отваживался подшутить надо мной или позволить себе вольности со мной. Сейчас все это изменилось. Какую бы работу ни давали, каких бы приставаний или надоеданий ни было, я обычно спокойно примирялся с этим. Прежнее эго, которое негодовало и мстило, исчезло. Я прекратил выходить на игры с друзьями и предпочитал уединение. Я, бывало, часто сидел один, особенно в позе, удобной для медитации, и погружался в Атман, Дух, силу, или струю, которая составляла меня. Я, бывало, оставался в НЕМ несмотря на язвительные замечания моего старшего брата, который обычно саркастически называл меня "мудрец" или "йог" и советовал удалиться в джунгли подобно древним мудрецам, риши.
Другим изменением было то, что я больше не имел каких-либо симпатий и антипатий в отношении к пище. Что бы ни давали, вкусное или безвкусное, хорошее или плохое, я проглатывал с равным безразличием.
Одной из характерных черт моего нового состояния стало изменившееся отношение к Храму Минакши. Прежде я обычно ходил туда очень редко, с друзьями, чтобы посмотреть на образы, нанести священный пепел и киноварь на лоб и возвратиться домой почти незатронутым. Но после Пробуждения я отправлялся туда почти каждый вечер. Я привык ходить один и стоял неподвижно длительное время перед кумиром Шивы, или Минакши, или Натараджи и 63 святых, и пока я стоял там, волны эмоций затопляли меня. Душа перестала держаться за тело, когда отреклась от идеи "Я-есть-тело", и это был поиск некоего нового якоря спасения. Отсюда частые посещения храма и слезы -- изливание души. Это Бог играл с душой. Я стоял перед Ишварой, Господином вселенной и Предопределителем всего, Всеведущим и Вездесущим, иногда молил, чтобы Его Милость снизошла на меня, дабы моя преданность смогла увеличиться и стать вечной -- как у 63 святых. Чаще я не молился совсем, но молчаливо позволял самому сокровенному внутри течь и вливаться в самое сокровенное вовне. Слезы, отмечавшие этот разлив души, не обозначали какого-либо особенного удовольствия или боли. Я не был пессимистом, ничего не знал о жизни, о том, что она полна горя. Меня не побуждали к действию ни какое-либо желание избежать перерождения, или искать Освобождения, или даже получить бесстрастие или Спасение. Я не читал никаких книг, кроме Перия Пуранам, Библии и кусочков из Таю-манавара или Деварама. Мое понимание Ишвары было подобно найденному в Пуринах. Я никогда не слышал о Брахмане, самсаре и т. п. Я еще не знал, что есть Сущность и Безличная Реальность, лежащая в основе всего, и что Ишвара и я оба идентичны с Ней. Позднее, в Тируваннамалае, при слушании Рибху Гиты и других священных книг я узнал все это и обнаружил, что они анализировали и давали имена вещам, которые я уже интуитивно прочувствовал без всякого анализа или именования. На языке этих книг мне следовало бы описать свое состояние после Пробуждения как шуддха манас, или виджняна, или как интуиция просветленного.

Рамеш Балсекар

  
  
Может, вы бы рассказали нам что-нибудь о своем просветлении и о том, как оно пришло к вам.

Видите ли, "просветление" - это очень неудачное слово. Оно предполагает некое событие, когда сияет ослепительный свет, и из ушей исходит блаженство... Но это не так, по крайней мере в моем случае это было не так.

Я слышал, что это событие может произойти очень мягко, но отчетливо, и особенно когда я читал историю о Лао Цзы и его ученике, меня осенило, что это так. Наверное, некоторые из вас знают эту историю, но я думаю, не будет большого вреда, если я ее повторю.

Один из учеников Лао Цзы пришел к нему однажды утром. Глаза его светились, лицо сияло выражением достижения чего-то особенного, и он сказал: "Учитель, я достиг". Лао Цзы с великим состраданием положил свои руки на плечи ученика и сказал: "Сынок, ты ничего не достиг". Ученик ушел. Через некоторое время он опять пришел и сказал с глубоким спокойствием: "Учитель, это случилось". Лао Цзы заглянул ему в глаза, обнял его и сказал: "А теперь расскажи мне, что случилось".

Ученик сказал: "Я принял ваши слова о том, что ничего не произошло. Но я также знал, что больше не в состоянии увеличивать свои усилия. И я перестал думать о просветлении, я прекратил все усилия по достижению просветления и занялся своим обычным делом. И тогда внезапно до меня дошло, что не было ничего, что нужно было бы достигать. Это было здесь все время!".

Пришло понимание того, что нет никакого индивидуума, который бы чего-либо хотел. Состояние уже есть здесь. Конечным состоянием, прежде чем это может случиться, является отсутствие "я", которое желало бы, чтобы что-нибудь произошло.

Значит, вы говорите о том, что достижение цели произойдет тогда, когда наступит для этого время?

Да! Когда на это будет Его Воля. Когда наступит время для того, чтобы это произошло. Правильно.

А пока мы не можем ничего сделать, чтобы ускорить это? (Смех.)

Опять верно. (Смех.) Что касается меня, я знаю точную дату, когда это случилось. В году есть такой день, который называется Дивали, это фестиваль света, который отмечается по всей Индии. Этот фестиваль света символизирует победу добра над злом, правды над неправдой, победу Рамы над Раваной.

В доме Махараджа это обычно был день, когда приводился в порядок его чердак, своего рода "весенняя уборка", и в этот день никаких бесед не проводилось. Так было в тот год, когда я впервые посетил его, в 1978 году. На следующий год, в день перед Дивали, когда было объявлено, что по этой причине беседы не будет, один из моих коллег предложил, если Махарадж согласится, собраться у него. А жил он рядом с Махарарджем, и его дом знали большинство людей, которые посещали беседы. В результате на следующий день беседа состоялась дома у этого моего коллеги. К тому же он был и одним из переводчиков. В тот день он сказал, что займется гостями, и спросил, не смог бы я попереводить? Я согласился.

Как только Махарадж начал говорить, случилось нечто необычное. Мне казалось, что его голос доносится ко мне откуда-то издалека и очень-очень ясно. Намного более ясно, чем обычно. У Махараджа не было зубов, поэтому мне всегда требовалось время, чтобы привыкнуть к его речи. Но в то утро его голос хотя и доносился издалека, но был намного более ясным, чем раньше, так что мне совсем не приходилось сосредоточиваться. И я обнаружил, что перевод начал исходить из меня настолько спонтанно, что в действительности я и не переводил, я просто наблюдал, был свидетелем того, как совершался перевод. Все было так, будто бы Махарадж переводил на английский, а я просто присутствовал, был свидетелем.

Когда перевод закончился, я ощутил себя очень больным. Я не знал, что происходит. Тело реагировало определенным образом на случившееся по той простой причине, что это переживание было ему непривычно. Позже мой коллега сказал: "Рамеш, ты сегодня был в великолепной форме!" - "Как так?" Он сказал: "Ты говорил громче, чем обычно, с огромной уверенностью и так жестикулировал, как ты раньше никогда не делал". И я просто принял это. Это было подтверждение того, что нечто произошло. Но это нечто, которое произошло, внутри являло собой полное, тотальное изменение. Внешне единственным изменением, которое я мог обнаружить, было необычное ощущение невесомости тела. Я не мог дать название этому, и данное состояние продолжалось еще день или два, пока не улеглось. Вот так это произошло. Как я уже сказал, это было спокойное событие, неожиданное, конечно, очень неожиданное... абсолютно спонтанное.

После этого переводы всегда были такими, и Махарадж также заметил это. Он не понимал английского, но он ощущал, когда перевод был недостаточно точен. Очень часто он спрашивал того, кто переводил: "Что ты им сказал?", и заставлял повторить, и затем или подтверждал сказанное или говорил: "Нет, я не это имел в виду. Ты неверно понял. Ты часто неправильно переводишь". (Смех.) Но после того дня я заметил, что перестал обращать внимание на то, что говорилось, и перевод стал гладким и спонтанным.

Однажды утром, когда я ожидал, пока Махарадж соберется на свою обычную прогулку со мной на машине, я заметил, что он особенно спокоен, и он сказал: "Я счастлив, что это случилось". Он также знал тогда, что выходит книга "Наставлений", и сказал: "Я рад, что это произошло. Это будет не единственная книга. Выйдет несколько книг. И то, о чем будет идти речь в книгах, не будет просто повторением того, что я говорил. Как это все будет, я не знаю. Даже ты не будешь знать".

Рамеш, вы сказали, что когда произошло просветление, было особое ощущение в теле, некое чувство дискомфорта и дезориентации. Это из-за того, что Сознание больше не отождествляется с телом?

Да.

Когда вы рассказывали о переживании просветления, вы говорили о Махарадже и о том моменте, когда он сказал: "Итак, это случилось". Был ли определенный момент, когда вы сказали самому себе: "Итак, это случилось."?

Через день или два, когда я вернулся в свое обычное физическое состояние, я знал, что это произошло, и абсолютно никаких сомнений не было. Откровенно говоря, я не ощущал надобности в подтверждении этого со стороны Махараджа, но когда он его высказал, было очень приятно. Но основной факт состоит в том, что не было никакой нужды в подтверждении со стороны кого бы то ни было.

Похоже, что этот момент для вас настал в конце этого двух- или трехдневного периода.

Ощущение, что что-то случилось, да. Осознавание того, что произошло, сознание того, что случилось.

Шри Пуньджа
(Шри Пунджаджи, Х.В.Л. Пунджа, Пападжи)

  
  

Моим наиболее ярким детским воспоминанием является поразительное событие, случившиеся со мной в восьмилетнем возрасте.
   Шел 1919 год. Британцы, одержав победу в Первой мировой войне, распустили всех школьников на каникулы, чтобы дети в течение месяца могли участвовать в праздновании (они даже раздали нам специально отчеканенные значки). Жили мы тогда в Фейсалабаде -- в той части Пенджаба, что впоследствии отошла к Пакистану. Мама решила, что внеочередные каникулы будут замечательной возможностью посетить родных в Лахоре. Должно быть, все это происходило летом, так как я хорошо помню, что как раз наступил сезон манго.
   Вечером, когда мы сидели в лахорском доме наших родственников, кто-то стал готовить на всех молоко с миндалем и манго. Все дети любят этот вкусный напиток, но когда мне протянули стакан, я его не взял. Я не имел ничего против предложенного лакомства, но на меня накатила волна такого покоя и счастья, что я не мог реагировать на внешние события. Мое оцепенение встревожило мать и ее родственниц. Всполошившиеся женщины столпились вокруг меня, пытаясь понять, что случилось и что со мной делать. Мои глаза были закрыты. Хотя я не мог отвечать на вопросы родных, я слышал все, что они говорили, и в моем сознании фиксировались все их попытки вывести меня из ступора. Они трясли меня, шлепали по лицу, щипали за щеки. Некоторые даже подбрасывали меня в воздух, но я физически никак на это не реагировал. Я не упрямился -- просто внутреннее переживание было настолько сильным, что парализовало мою способность реагировать на внешние раздражители. Около часа женщины делали все, что приходило им на ум, стараясь вернуть меня в обычное состояние, но тщетно.Я не был болен, раньше со мной ничего подобного не происходило, и непосредственно перед инцидентом в моем организме не наблюдалось никаких необычных симптомов. Так как все случилось неожиданно, так как это было впервые и так как я, сколько меня ни трясли, не приходил в себя, родные решили, что в меня внезапно вселился злой дух.
   В те дни простой человек не имел возможности обратиться к терапевту или психиатру. Если случалось нечто подобное, было принято направлять пострадавшего в местную мечеть, чтобы мулла изгнал бесов. Мы водили к мулле даже своих буйволиц, если те заболевали или переставали давать молоко, -- считалось, что экзорцизм и мантры как-то помогут.
   Итак, хотя моя семья исповедовала индуизм, меня доставили в мечеть и показали мулле. Он что-то бормотал, размахивая надо мной металлическими клещами (таким был стандартный ритуал экзорцизма). Потом мулла в свойственной ему оптимистичной манере заявил, что скоро со мной все будет в порядке. Но его старания привести меня в обычное состояние оказались такими же безрезультатными, как и предшествовавшие им попытки моих родных. Меня, все еще парализованного, принесли домой и уложили в постель. Целых два дня я оставался в этом состоянии покоя, счастья и блаженства; я не мог ни с кем общаться, но осознавал все происходящее вокруг.
По прошествии двух дней мои глаза открылись. Мама (пылкая сторонница Кришна-бхакти) подошла и спросила: "Ты видел Кришну?" (Заметив, что я очень счастлив, она отказалась от первоначального предположения об одержимости и решила, что мне были ниспосланы мистические переживания, связанные с Божеством, которому она поклонялась.) "Нет, -- ответил я. -- Я просто был очень счастлив, и это все, что я могу сказать". Я так же мало понимал, что со мной произошло, как и мои близкие. Я не знал, что внезапно одарило меня сильнейшим и парализующим счастьем.
   Мать продолжала расспрашивать меня, и я сказал: "Было огромное счастье, огромный покой, огромная красота -- такие большие, что я не могу о них рассказать". В действительности это было непосредственным восприятием истинного "Я", о котором я еще ничего не знал.
Прошло много лет, прежде чем я осознал, что со мной тогда случилось.
Затем он пристально посмотрел на меня. Я почувствовал, что все мое тело и ум омывают волны чистоты. Единственный взгляд Махарши очистил меня. Я чувствовал, что он смотрит мне прямо в Сердце. Под его магическим взглядом я ощутил, что каждый атом моего тела стал чистым. Мне словно было даровано новое тело. Осуществлялся процесс преображения: старое тело атом за атомом умирало, а вместо него создавалось новое. И вдруг я понял! Я осознал, что этот человек, который разговаривал со мной, есть то, чем я уже являюсь, чем я всегда был. Я вдруг опознал свое "Я". Я умышленно говорю "опознал", так как в непосредственном переживании увидел, что это несомненно именно то состояние покоя и счастья, которое я уже испытал в восьмилетнем возрасте в Лахоре (когда не мог взять стакан с манговым коктейлем). Безмолвный взгляд Махарши вернул меня в то изначальное состояние, но теперь оно стало непрерывным. То "я", которое так долго искало Бога вне себя (так как хотело вернуться в состояние, испытанное в детстве), исчезло в непосредственном знании и постижении истинного "Я", которое Махарши вновь показал мне. Я не могу точно описать свои переживания -- книги правы, когда говорят, что словами этого не передать. Я могу говорить только о сопутствующих явлениях. Я могу сказать, что каждая клетка, каждый атом моего тела вдруг воспрянули, распознав то "Я", которое оживляет и поддерживает их. Но саму суть переживаний описать я не могу. Я совершенно не сомневался в том, что мой духовный поиск завершен, но источник этой убежденности просто неописуем.

Франклин Меррелл-Вольф

  
  

Итак, я читал, сидя в кресле-качалке на балконе. Вместо того, чтобы читать по порядку, я сразу обратился к разделу, посвященному Освобождению, поскольку чувствовал к нему какое-то особое влечение. Я бегло просмотрел текст; изложение было чрезвычайно ясным и убедительным. И вот, когда я погрузился в размышления над прочитанным, меня вдруг осенило, что общей ошибкой в высшей медитации, цель которой - Освобождение, был поиск какого-то тонкого объекта познания, иными словами, чего-то, что можно испытать. Конечно, теоретически я давно знал ошибочность этого положения, но еще не постиг, а именно - не признал ее (тут тонкое, но очень важное отличие).
Так вот, я сразу же оставил надежду на то, что что-то должно произойти. Затем, с открытыми глазами, не останавливая деятельности ни одного чувства, а значит - без какого бы то ни было транса, я извлек субъективный момент (элемент "Я" или "Атман") - из всей полноты и многообразия объективного сознания. На нем я и сосредоточился. Естественно, я обнаружил то, что с относительной точки зрения является Мраком и Пустотой. Но я осознал это как абсолютный свет и полноту, и осознал, что оно - это Я.
Конечно, я не могу сказать, что оно такое по своей природе. Сознание неотносительное неизбежно искажается относительными формами сознания. Я не только не мог бы передать это другим, - я не мог бы удержать этого даже в своем собственном относительном сознании: сознании в пределах ощущений, чувств или мыслей. Всякий мыслитель-метафизик сразу поймет, что это невозможно. Я был готов даже к тому, что личное сознание не примет в этом Постижении вообще никакого участия. Но, к счастью, это оказалось не так.
Тут я почувствовал в своем дыхании присутствие амброзии и то очищающее благословение, которое она изливает на всю личность, включая даже физическое тело. Я нашел себя выше вселенной, но не в том смысле, что я покинул физическое тело и вышел в бесконечное пространство, а в том, что я выше пространства, времени и причинности. Я почувствовал себя каким-то неуловимым, но чудесным образом свободным. Я поддерживал всю вселенную, но не был связан с нею. Желания и стремления становились все более призрачными. Все мирские почести не способны были воодушевить меня, и сама физическая жизнь казалась нежелательной. В последующие дни я неоднократно пребывал в состоянии глубокого размышления, обдумывая идеи, которые были настолько отвлеченными, что для них не существует понятий. Я как бы проник в настоящую библиотеку знания; вся она была ещё менее конкретной, чем самая абстрактная математика. Личность покоилась в каком-то, я бы сказал, нежном сиянии счастья, - хотя и очень тонком, однако настолько сильном, что в сравнении с ним становилось ничтожным любое чувственное удовольствие.

Подобным же образом пропало чувство мирской боли. Я как бы взирал на мир, вопрошая: "Что же тут интересного? Что есть такого, что стоило бы усилий?" Меня интересовало лишь одно - чтобы другие души также осознали то, что осознал я, ибо в этом - единственный эффективный ключ к решению их проблем. Маленькие человеческие трагедии не вызывали во мне отклика. Я видел одну великую трагедию, причину всех прочих, - отсутствие осознания человеком своей собственной божественности. И я видел, что существует только одно решение - осознание этой Божественности.

Экхарт Толле

  
   Вплоть до моего тридцатилетия я жил в состоянии почти не покидавшего меня чувства беспокойства и тревоги, перемежавшегося периодами суицидальной депрессии. Сейчас я воспринимаю это, как если бы я говорил о своей прошлой или даже вообще не о своей жизни.
Однажды ранним утром вскоре после моего двадцатидевятилетия я проснулся с чувством жуткого, абсолютного страха. Со мной и раньше такое случалось: я бывало и раньше просыпался с подобным чувством, но на этот раз оно было сильным как никогда. Ночная тишь, расплывчатые очертания мебели в темной комнате, далекий шум проходящего поезда - всё казалось каким-то чужим, враждебным, и настолько лишенным смысла,что пробуждало во мне глубокое отвращение к миру. И самым отвратительным из всего этого был факт моего собственного существования. Какой был смысл продолжать свою жизнь с грузом такого страдания? Зачем надо вести эту непрерывную борьбу? Я чувствовал, что глубокое, страстное желание к избавлению, стремление к несуществованию, теперь становится гораздо сильнее, чем инстинктивное желание жить.
- Я больше не в силах жить сам с собой.
Эта мысль настойчиво повторялась в моем рассудке. И вдруг, совершенно внезапно я сообразил, насколько необычной и оригинальной была эта мысль.
   - Я один, или меня двое? Если я не в силах жить сам с собой, то тогда меня должно быть двое: "Я'' и тот самый  "сам'', с которым я не могу больше жить. А что если только один из нас настоящий? - подумал я.

Я был так потрясен этой странной догадкой, что мой разум как бы застыл. Я продолжал оставаться в полном сознании, однако при этом у меня не было ни одной даже крошечной мысли. Потом я почувствовал, будто втягиваюсь во что-то наподобие энергетической воронки. В начале движение было медленным, потом оно постепенно ускорилось. Меня охватил ужасный страх и тело начало трясти. Я слышал слова ``не сопротивляйся'', будто бы исходившие из моей груди. Я чувствовал, что меня засасывает в пустоту. Было такое ощущение, что эта пустота находится скорее внутри меня, чем снаружи. Внезапно страх исчез, и я ощутил себя в этой пустоте. Больше я ничего не помню. Я не помню, что было дальше.

Я проснулся от пения птицы за окном. Никогда раньше я не слышал такого звука. Мои глаза оставались закрытыми, но воображение рисовало образ драгоценного бриллианта. Да, конечно, если бриллиант может издавать такой звук, значит, он и должен быть таким. Я открыл глаза. Сквозь занавеси просачивался первый свет утренней зари. У меня по-прежнему не было никаких мыслей и я чувствовал, я точно знал, что существует нечто такое, что мне еще надлежит познать, нечто бесконечно большее, чем мы себе представляем. Этим мягким свечением, струившимся сквозь занавеси, была сама любовь. На глаза навернулись слезы. Я встал и походил по комнате. Я узнал ее, однако теперь я понимал, что никогда прежде не видел эту комнату в истинном свете. Все было свежим и нетронутым, будто только появилось на свет. Я брал в руки вещи, карандаш, пустую бутылку, удивляясь их красоте и наполенности жизнью.


В тот день я бродил по городу совершенно пораженный чудом земной жизни, будто я сам только что народился на свет.

Следующие пять месяцев я прожил в состоянии глубокого покоя и непрерывного блаженства. Потом интенсивность этого состояния немного ослабла, или, может быть, просто мне так казалось, ибо это состояние стало для меня естественным. Я по-прежнему сохранял способность действовать в этом мире, хотя и понимал - что бы я ни сделал, это, скорее всего, ничего не прибавит к тому, что у меня уже есть.

Разумеется, я понимал, что со мной произошло что-то чрезвычайно важное, глубокое и значительное, но совершенно не представлял себе, что именно. Так продолжалось в течение еще нескольких лет, пока из духовных писаний и от духовных учителей я не узнал, что со мной случилось именно то, к чему все они стремились. Я догадывался, что сильнейший прессинг страдания, пережитого в ту ночь, должен был подтолкнуть мое сознание к тому, чтобы оно оторвалось от своего отождествления с несчастным и безмерно напуганным ``мной'', кто, в конечном итоге, является не чем иным, как созданной разумом фикцией. Должно быть, этот отрыв был столь полным, что это ложное, страдающее ``я'' тотчас сжалось, как бывает, когда из надувной игрушки вытаскивают пробку. То, что теперь оставалось, было моей истинной, вечной сущностью Я есть, сознанием в чистом виде, каким оно и было до своего отождествления с формой. Позже, оставаясь в полном сознании, я научился входить в это внутреннее царство безвременья и бессмертия, которое поначалу ощутил и воспринял как пустоту.  Я пребывал в состоянии такого неописуемого блаженства и святости, что даже первоначальное ощущение, которое я только что описал, меркнет в сравнении с ним. Когда на физическом плане я ненадолго остался ни с чем, то у меня появилось время. У меня не было связей, работы, дома, никакой социально обусловленной индивидуальности. Почти два года я провел на скамейках парка, переживая состояние ослепительно яркой и глубокой радости.

Но даже самые прекрасные ощущения приходили и уходили. Однако, возможно, самым фундаментальным из всех остальных ощущений, было остававшееся под этим чувство покоя, которое с тех пор уже никогда меня не покидало. Порой оно бывает очень сильным, почти осязаемым, чем-то таким, что можно почувствовать. Временами как
будто где-то на заднем плане звучит далекая мелодия.

Джиду Кришнамурти

  
  
"Как вы пришли к этому состоянию единства со всем?" - спросил Ландау.

"Меня уже спрашивали об этом, - отвечал Кришнамурти, - и я всегда чувствую, что они ожидают услышать драматический рассказ о каком-то чуде, благодаря которому я внезапно стал единым со вселенной. Но ничего подобного не было. Мое внутреннее сознание всегда было со мной; хотя понадобилось время, чтобы почувствовать его более и более ясно; и также понадобилось время, чтобы найти слова, способные описать его. Это не было внезапной вспышкой, а медленным, но постоянным разъяснением чего-то, что всегда было. Оно не росло, как люди часто думают. В нас не может расти ничего такого, что имеет духовное значение. Оно должно быть во всей своей полноте, и единственное, что происходит, это наше все большее и большее сознание его. Только наша интеллектуальная реакция... нуждается во времени, чтобы стать более членораздельной, более определенной" (Ландау, 221).

Нисаргадатта Махарадж

  
  

Вопрос: Можем ли мы попросить вас рассказать нам, как происходила ваша реализация?
Махарадж: Каким-то образом в моём случае это было очень просто и легко. Перед смертью мой Гуру сказал мне: "Верь мне, ты есть Высшая Реальность. Не сомневайся в моих словах, не сомневайся во мне. Я говорю тебе правду -- действуй в соответствии с ней". Я не мог забыть его слова, и, не забывая их, я реализовался.
В: Но что именно вы делали?
М: Ничего особенного. Я просто жил, вёл торговлю, заботился о семье и каждую свободную минуту проводил, думая о своём Гуру и его словах. Вскоре после этого он умер, и у меня остались только воспоминания, на которые можно было опереться. Этого оказалось достаточно.
В: Должно быть, это была милость и сила вашего Гуру.
М: Его слова были истинными и сбылись. Истинные слова всегда сбываются. Мой Гуру не делал ничего, его слова подействовали, потому что были истинными. Всё, что я делал, происходило изнутри, непрошеное и неожиданное.
В: Гуру запустил процесс, не принимая в этом участия?
М: Называйте это, как хотите. Вещи происходят так, как происходят -- кто может сказать, как и почему? Я не делал ничего намеренно. Всё пришло само собой -- желание всё отпустить, остаться одному, погрузиться внутрь себя.
В: Вы совсем не прилагали усилий?
М: Абсолютно. Верьте или нет, но я даже не стремился к реализации. Он всего лишь сказал мне, что я есть Высшее, и умер. Я просто не мог не поверить ему. Остальное случилось само по себе. Я обнаружил, что меняюсь, вот и всё.
Более того, я был крайне удивлён. Но во мне возникло желание подтвердить истинность его слов. Я был настолько убеждён, что он не мог никоим образом сказать мне неправду, что чувствовал себя обязанным осознать полный смысл его слов или умереть. Я был настроен очень решительно, но не знал, что делать. Я часами думал о нём и его утверждении, не споря, а просто вспоминая, что он мне говорил.
В: И что потом с вами произошло? Как вы узнали, что вы есть Высшее?
М: Никто не пришёл, чтобы сообщить мне об этом. И я сам не говорил себе этого. На самом деле я прилагал какие-то усилия только вначале. Тогда у меня были странные переживания: я видел свет, слышал голоса, встречал богов и богинь и разговаривал с ними. Когда мой Гуру сказал мне: "Ты есть Высшая Реальность", -- мои видения и трансы прекратились, и я стал очень спокойным и простым. Я замечал, что хочу и знаю всё меньше и меньше, пока однажды не смог сказать в полном изумлении: "Я не знаю ничего, я не хочу ничего".
  

Ибн аль Фарид

  
  



"Большая касыда" - это уникальное явление в мировой поэзии, психологии и эзотерике. Впервые в поэтической форме переданы переживания человека становящегося святым. Ибн аль-Фарид Абу Хафс Омар ибн Али ас-Сади (1181-1234), арабский суфийский поэт. Обучался шариату. Позже обратился к суфизму и несколько лет провел в уединении на горе Мокаттам, занимаясь аскезой. Около пятнадцати лет провел в Мекке. Тема страстной любви, в которой любящий теряет свое "я", пронизывает всю поэму Ибн аль-Фарида.


Большая касыда (фрагмент)
Перевод З. Миркиной



Глаза поили душу красотой...
О, мирозданья кубок золотой!

И я пьянел от сполоха огней,
От звона чаш и радости друзей.

Чтоб охмелеть, не надо мне вина -
Я напоен сверканьем допьяна.

Любовь моя, я лишь тобою пьян,
Весь мир расплылся, спрятался в туман,

Я сам исчез, и только ты одна
Моим глазам, глядящим внутрь, видна.

Так, полный солнцем кубок при губя,
Себя забыв, я нахожу тебя.

Когда ж, опомнясь, вижу вновь черты
Земного мира,- исчезаешь ты.

И я взмолился: подари меня
Единым взглядом здесь, при свете дня,

Пока я жив, пока не залила
Сознанье мне сияющая мгла.

О, появись или сквозь зыбкий мрак
Из глубины подай мне тайный знак!

Пусть прозвучит твой голос, пусть в ответ
Моим мольбам раздастся только: "Нет!"

Скажи, как говорила ты другим:
"Мой лик земным глазам неразличим".

Ведь некогда раскрыла ты уста,
Лишь для меня замкнулась немота.

О, если б так Синай затосковал,
В горах бы гулкий прогремел обвал,

И если б было столько слезных рек,
То, верно б, Ноев затонул ковчег!

В моей груди огонь с горы Хорив
Внезапно вспыхнул, сердце озарив.

И если б не неистовство огня,
То слезы затопили бы меня,

А если бы не слез моих поток,
Огонь священный грудь бы мне прожег.

Не испытал Иаков ничего
В сравненье с болью сердца моего,

И все страданья Иова - ручей,
Текущий в море горести моей.

Когда бы стон мой услыхал Аллах,
Наверно б, лик свой он склонил в слезах.

О, каравана добрый проводник,
Услышь вдали затерянного крик!

Вокруг пустыня. Жаждою томим,
Я словно разлучен с собой самим.

Мой рот молчит, душа моя нема,
Но боль горит и говорит сама.

И только духу внятен тот язык -
Тот бессловесный и беззвучный крик.

Земная даль - пустующий чертог,
Куда он вольно изливаться мог.

И мироздание вместить смогло
Все, что во мне сверкало, билось, жгло -

И, истиной наполнившись моей,
Вдруг загорелось сонмами огней.

И тайное мое открылось вдруг,
Собравшись в солнца раскаленный круг.

Как будто кто-то развернул в тиши
Священный свиток - тайнопись души.

Его никто не смог бы прочитать,
Когда б любовь не сорвала печать.

Был запечатан плотью тайный свет,
Но тает плоть - и тайн у духа нет.

Все мирозданье - говорящий дух,
И книга жизни льется миру в слух.

А я... я скрыт в тебе, любовь моя.
Волною света захлебнулся я.

И если б смерть сейчас пришла за мной,
То не нашла б приметы ни одной.

Лишь эта боль, в которой скрыт весь "я",-
Мой бич? Награда страшная моя!

Из блеска, из надмирного огня
На землю вновь не высылай меня.

Мне это тело сделалось чужим,
Я сам желаю разлучиться с ним.

Ты ближе мне, чем плоть моя и кровь,-
Текущий огнь, горящая любовь!

О, как сказать мне, что такое ты,
Когда сравненья грубы и пусты!

Рокочут речи, как накат валов,
А мне все время не хватает слов.

О, этот вечно пересохший рот,
Которому глотка недостает!

Я жажду жажды, хочет страсти страсть,
И лишь у смерти есть над смертью власть.

Приди же, смерть! Сотри черты лица!
Я - дух, одетый в саван мертвеца.

Я весь исчез, мой затерялся след.
Того, что глаз способен видеть,- нет.

Но сердце мне прожгла внезапно весть
Из недр: "Несуществующее есть!"

Ты жжешься, суть извечная моя,-
Вне смерти, в сердцевине бытия,

Была всегда и вечно будешь впредь.
Лишь оболочка может умереть.

Любовь жива без губ, без рук, без тел,
И дышит дух, хотя бы прах истлел.

Нет, я не жалуюсь на боль мою,
Я только боли этой не таю.

И от кого таиться и зачем?
Перед врагом я буду вечно нем.

Он не увидит ран моих и слез,
А если б видел, новые принес.

О, я могу быть твердым, как стена,
Но здесь, с любимой, твердость не нужна.

В страданье был я терпеливей всех,
Но лишь в одном терпенье - тяжкий грех:

Да не потерпит дух мой ни на миг
Разлуку с тем, чем жив он и велик!

Да ни на миг не разлучится с той,
Что жжет его и лечит красотой.

О, если свой прокладывая путь,
Входя в меня, ты разрываешь грудь,-

Я грудь раскрыл - войди в нее, изволь,-
Моим блаженством станет эта боль.

Отняв весь мир, себя мне даришь ты,
И я не знаю большей доброты.

Тебе покорный, я принять готов
С великой честью всех твоих рабов:

Пускай меня порочит клеветник,
Пускай хула отточит свой язык,

Пусть злобной желчи мне подносят яд -
Они мое тщеславье поразят,

Мою гордыню тайную гоня,
В борьбу со мною вступят за меня.

Я боли рад, я рад такой борьбе,
Ведь ты нужней мне, чем я сам себе.

Тебе ж вовек не повредит хула,-
Ты то, что есть, ты та же, что была.

Я вглядываюсь в ясные черты -
И втянут в пламя вечной красоты.

И лучше мне сгореть в ее огне,
Чем жизнь продлить от жизни в стороне.

Любовь без жертвы, без тоски, без ран?
Когда же был покой влюбленным дан?

Покой? О нет! Блаженства вечный сад,
Сияя, жжет, как раскаленный ад.

Что ад, что рай? О, мучай, презирай,
Низвергни в тьму,- где ты, там будет рай.

Чем соблазнюсь? Прельщусь ли миром всем? -
Пустыней станет без тебя эдем.

Мой бог - любовь. Любовь к тебе - мой путь.
Как может с сердцем разлучиться грудь?

Куда сверну? Могу ли в ересь впасть,
Когда меня ведет живая страсть?

Когда могла бы вспыхнуть хоть на миг
Любовь к другой, я был бы еретик.

Любовь к другой? А не к тебе одной?
Да разве б мог я оставаться мной,

Нарушив клятву неземных основ,
Ту, что давал, еще не зная слов,

В преддверье мира, где покровов нет,
Где к духу дух течет и к свету свет?

И вновь клянусь торжественностью уз,
Твоим любимым ликом я клянусь,

Заставившим померкнуть лунный лик;
Клянусь всем тем, чем этот свет велик,-

Всем совершенством, стройностью твоей,
В которой узел сцепленных лучей,

Собрав весь блеск вселенский, вспыхнул вдруг
И победил непобедимость мук:

"Мне ты нужна! И я живу, любя
Тебя одну, во всем - одну тебя!

Кумирам чужд, от суеты далек,
С души своей одежды я совлек

И в первозданной ясности встаю,
Тебе открывши наготу мою.

Чей взгляд смутит меня и устыдит?
Перед тобой излишен всякий стыд.

Ты смотришь вглубь, ты видишь сквозь покров
Любых обрядов, и имен, и слов.

И даже если вся моя родня
Начнет позорить и бранить меня,

Что мне с того? Мне родственны лишь те,
Кто благородство видит в наготе.

Мой брат по вере, истинный мой брат
Умен безумьем, бедностью богат.

Любовью полн, людей не судит он,
В его груди живет иной закон,

Не выведенный пальцами писца,
А жаром страсти вписанный в сердца.

Святой закон, перед лицом твоим
Да буду я вовек непогрешим.

И пусть меня отторгнет целый свет! -
Его сужденье - суета сует.

Тебе открыт, тебя лишь слышу я,
И только ты - строжайший мой судья".

И вот в молчанье стали вдруг слышны
Слова из сокровенной глубины.

И сердце мне пронзили боль и дрожь,
Когда, как гром, раздался голос: "Ложь!

Ты лжешь. Твоя открытость неполна.
В тебе живу еще не я одна.

Ты отдал мне себя? Но не всего,
И себялюбье в сердце не мертво.

Вся тяжесть ран и бездна мук твоих -
Такая малость, хоть и много их.

Ты сотни жертв принес передо мной,
Ну, а с меня довольно и одной.

О, если бы с моей твоя судьба
Слились - кясра и точка в букве "ба"!

О, если б, спутав все свои пути,
Ты б затерялся, чтоб меня найти,

Навек и вмиг простясь со всей тщетой,
Вся сложность стала б ясной простотой,

И ты б не бился шумно о порог,
А прямо в дом войти бы тихо смог.

Но ты не входишь, ты стоишь вовне,
Не поселился, не живешь во мне.

И мне в себя войти ты не даешь,
И потому все эти клятвы - ложь.

Как страстен ты, как ты велеречив,
Но ты - все ты. Ты есть еще, ты жив.

Коль ты правдив, коль хочешь, чтоб внутри
Я ожила взамен тебя,- умри!"

И я, склонясь, тогда ответил ей:
"Нет, я не лжец, молю тебя - убей!"

Убей меня и верь моей мольбе:
Я жажду смерти, чтоб ожить в тебе.

Я знаю, как целительна тоска,
Блаженна рана и как смерть сладка,

Та смерть, что, грань меж нами разруби,
Разрушит "я", чтоб влить меня в тебя.

(Разрушит грань - отдельность двух сердец,
Смерть - это выход в жизнь, а не конец,

Бояться смерти? Нет, мне жизнь страшна,
Когда разлуку нашу длит она,

Когда не хочет слить двоих в одно,
В один сосуд - единое вино.)

Так помоги мне умереть, о, дай
Войти в бескрайность, перейдя за край,-

Туда, где действует иной закон,
Где побеждает тот, кто побежден.

Где мертвый жив, а длящий жизнь - мертвец,
Где лишь начало то, что здесь конец,

И где царит над миром только тот,
Кто ежечасно царство раздает.

И перед славой этого царя
Тускнеет солнце, месяц и заря.

Но эта слава всходит в глубине,
Внутри души, и не видна вовне.

Ее свеченье видит внешний взор,
Как нищету, бесчестье и позор.

Я лишь насмешки слышу от людей,
Когда пою им о любви своей.

"Где? Кто? Не притчей, прямо говори!" -
Твердят они. Скажу ль, что ты внутри,

Что ты живешь в родящей солнце тьме,-
Они кричат: "Он не в своем уме!"

И брань растет, летит со всех сторон...
Что ж, я умом безумца наделен:

Разбитый - цел, испепеленный - тверд,
Лечусь болезнью, униженьем горд.
Не ум, а сердце любит, и ему
Понятно непонятное уму.

А сердце немо. Дышит глубина,
Неизреченной мудрости полна.

И в тайне тайн, в глубинной той ночи
Я слышал приказание: "Молчи!"

Пускай о том, что там, в груди, живет,
Не знают ребра и не знает рот.

Пускай не смеет и не сможет речь
В словесность бессловесное облечь.

Солги глазам и ясность спрячь в туман -
Живую правду сохранит обман.

Прямые речи обратятся в ложь,
И только притчей тайну сбережешь.

И тем, кто просит точных, ясных слов,
Я лишь молчанье предложить готов.

Я сам, любовь в молчанье углубя,
Храню ее от самого себя,

От глаз и мыслей и от рук своих,-
Да не присвоят то, что больше их:

Глаза воспримут образ, имя - слух,
Но только дух обнимет цельный дух!

А если имя знает мой язык,-
А он хранить молчанье не привык,-

Он прокричит, что имя - это ты,
И ты уйдешь в глубины немоты.

И я с тобой. Покуда дух - живой,
Он пленный дух. Не ты моя, я - твой.

Мое стремление тобой владеть
Подобно жажде птицу запереть.

Мои желанья - это западня.
Не я тебя, а ты возьми меня

В свою безмерность, в глубину и высь,
Где ты и я в единое слились,

Где уши видят и внимает глаз...
О, растворения высокий час.

Простор бессмертья, целостная гладь -
То, что нельзя отдать и потерять.

Смерть захлебнулась валом бытия,
И вновь из смерти возрождаюсь я.

Но я иной. И я, и ты, и он - Все - я.
Я сам в себе не заключен.

Я отдал все. Моих владений нет,
Но я - весь этот целокупный свет.

Разрушил дом и выскользнул из стен,
Чтоб получить вселенную взамен.

В моей груди, внутри меня живет
Вся глубина и весь небесный свод.

Я буду, есмь, я был еще тогда,
Когда звездою не была звезда.

Горел во тьме, в огне являлся вам,
И вслед за мною всех вас вел имам.

Где я ступал, там воздвигался храм,
И кибла киблы находилась там.

И повеленья, данные векам,
Я сам расслышал и писал их сам.

И та, кому в священной тишине
Молился я, сама молилась мне.

О, наконец-то мне постичь дано:
Вещающий и слышащий - одно!

Перед собой склонялся я в мольбе,
Прислушивался молча сам к себе.

Я сам молил, как дух глухонемой,
Чтоб в мой же слух проник бы голос мой;

Чтоб засверкавший глаз мой увидал
Свое сверканье в глубине зеркал.

Да упадет завеса с глаз моих!
Пусть будет плоть прозрачна, голос тих,

Чтоб вечное расслышать и взглянуть
В саму неисчезающую суть,

Священную основу всех сердец,
Где я - творение и я - творец.

Аз есмь любовь. Безгласен, слеп и глух
Без образа - творящий образ дух.

От века сущий, он творит, любя,
Глаза и уши, чтоб познать себя.

Я слышу голос, вижу блеск зари
И рвусь к любимой, но она внутри.

И, внутрь войдя, в исток спускаюсь вновь,
Весь претворясь в безликую любовь.

В одну любовь. Я все. Я отдаю
Свою отдельность, скорлупу свою.

И вот уже ни рук, ни уст, ни глаз -
Нет ничего, что восхищало вас.

Я стал сквозным - да светится она
Сквозь мой покров, живая глубина!

Чтоб ей служить, жить для нее одной,
Я отдал все, что было только мной:

Нет "моего". Растаяло, как дым,
Все, что назвал я некогда моим.

И тяжесть жертвы мне легка была:
Дух - не подобье вьючного осла.

Я нищ и наг, но если нищета
Собой гордится - это вновь тщета.

Отдай, не помня, что ты отдаешь,
Забудь себя, иначе подвиг - ложь.

Признанием насытясь дополна,
Увидишь, что мелеет глубина,

И вдруг поймешь среди пустых похвал,
Что, все обретши, душу потерял.

Будь сам наградой высшею своей,
Не требуя награды от людей.

Мудрец молчит. Таинственно нема,
Душа расскажет о себе сама,

А шумных слов пестреющий черед
Тебя от тихой глуби оторвет,

И станет чужд тебе творящий дух.
Да обратится слушающий в слух,

А зрящий - в зренье! Поглощая свет,
Расплавься в нем! - Взирающего нет.

С издельем, мастер, будь неразделим,
Сказавший слово - словом стань самим.

И любящий пусть будет обращен
В то, чем он полн, чего так жаждет он.

О, нелегко далось единство мне!
Душа металась и жила в огне.

Как много дней, как много лет подряд
Тянулся этот тягостный разлад,

Разлад с душою собственной моей:
Я беспрестанно прекословил ей,

И, будто бы стеной окружена,
Была сурова и нема она.

В изнеможенье, выбившись из сил,
О снисхожденье я ее просил.

Но если б снизошла она к мольбам,
О том бы первым пожалел я сам.

Она хотела, чтобы я без слез,
Без тяжких жалоб бремя духа нес.

И возлагала на меня она
(Нет, я - я сам) любые бремена.

И наконец я смысл беды постиг
И полюбил ее ужасный лик.

Тогда сверкнули мне из темноты
Моей души чистейшие черты.

О, до сих пор, борясь с собой самим,
Я лишь любил, но нынче я любим!

Моя любовь, мой бог - душа моя.
С самим собой соединился я.

О, стройность торжествующих глубин,
Где мир закончен, ясен и един!

Я закрывал глаза, чтобы предмет
Не мог закрыть собой глубинный свет.

Но вот я снова зряч и вижу сквозь
Любой предмет невидимую ось.

Мои глаза мне вновь возвращены,
Чтоб видеть в явном тайну глубины

И в каждой зримой вещи различить
Незримую связующую нить.

Везде, сквозь все - единая струя.
Она во мне. И вот она есть я.

Когда я слышу душ глубинный зов,
Летящий к ней, я отвечать готов.

Когда ж моим внимаете словам,
Не я - она сама глаголет вам.

Она бесплотна. Я ей плоть мою,
Как дар, в ее владенье отдаю.

Она - в сей плоти поселенный дух.
Мы суть одно, сращенное из двух.

И как больной, что духом одержим,
Не сам владеет существом своим,-

Так мой язык вещает, как во сне,
Слова, принадлежащие не мне.

Я сам - не я, затем что я, любя,
Навеки ей препоручил себя.

О, если ум ваш к разуменью глух,
И непонятно вам единство двух,

И душам вашим не было дано
В бессчетности почувствовать одно,

То, скольким вы ни кланялись богам,
Одни кумиры предстояли вам.

Ваш бог един? Но не внутри - вовне,-
Не в вас, а рядом с вами, в стороне.

О, ад разлуки, раскаленный ад,
В котором все заблудшие горят!

Бог всюду и нигде. Ведь если он
Какой-нибудь границей отделен,-

Он не всецел еще и не проник
Вовнутрь тебя,- о, бог твой невелик!

Бог - воздух твой, вдохни его - и ты
Достигнешь беспредельной высоты.

Когда-то я раздваивался сам:
То, уносясь в восторге к небесам,

Себя терял я, небом опьянясь,
То, вновь с землею ощущая связь,

Я падал с неба, как орел без крыл,
И, высь утратив, прах свой находил.

И думал я, что только тот, кто пьян,
Провидит смысл сквозь пламя и туман

И к высшему возносит лишь экстаз,
В котором тонет разум, слух и глаз.

Но вот я трезв и не хочу опять
Себя в безмерной выси потерять,

Давно поняв, что цель и смысл пути -
В самом себе безмерное найти.

Так откажись от внешнего, умри
Для суеты и оживи внутри.

Уняв смятенье, сам в себе открой
Незамутненный внутренний покой.

И в роднике извечной чистоты
С самим собой соединишься ты.

И будет взгляд твой углубленно тих,
Когда поймешь, что в мире нет чужих,

И те, кто силы тратили в борьбе,
Слились в одно и все живут в тебе.

Так не стремись определить, замкнуть
Всецелость в клетку, в проявленье - суть.

В бессчетных формах мира разлита
Единая живая красота,-

То в том, то в этом, но всегда одна,-
Сто тысяч лиц, но все они - она.

Она мелькнула ланью среди трав,
Маджнуну нежной Лейлою представ;

Пленила Кайса и свела с ума
Совсем не Лубна, а она сама.

Любой влюбленный слышал тайный зов
И рвался к ней, закутанной в покров.

Но лишь покров, лишь образ видел он
И думал сам, что в образ был влюблен.

Она приходит, спрятавшись в предмет,
Одевшись в звуки, линии и цвет,

Пленяя очи, грезится сердцам,
И Еву зрит разбуженный Адам.

И, всей душой, всем телом к ней влеком,
Познав ее, становится отцом.

С начала мира это было так,
До той поры, пока лукавый враг

Не разлучил смутившихся людей
С душой, с любимой, с сущностью своей.

И ненависть с далеких этих пор
Ведет с любовью бесконечный спор.

И в каждый век отыскивает вновь
Живую вечность вечная любовь.

В Бусейне, Лейле, в Аззе он возник,-
В десятках лиц ее единый лик.

И все ее любившие суть я,
В жар всех сердец влилась душа моя.

Кусаййир, Кайс, Джамиль или Маджнун
Один напев из всех звучащих струн.

Хотя давно окончились их дни,
Я в вечности был прежде, чем они.

И каждый облик, стан, лица овал
За множеством единое скрывал.

И, красоту единую любя,
Ее вбирал я страстно внутрь себя.

И там, внутри, как в зеркале немом,
Я узнавал ее в себе самом.

В той глубине, где разделений нет,
Весь сонм огней слился в единый свет.

И вот, лицо поднявши к небесам,
Увидел я, что и они - я сам.

И дух постиг, освободясь от мук,
Что никого нет "рядом" и "вокруг",

Нет никого "вдали" и в "вышине",-
Все дали - я, и все живет во мне.

"Она есть я", но если мысль моя
Решит, паря: она есть только я,

Я в тот же миг низвергнусь с облаков
И разобьюсь на тысячи кусков.

Душа не плоть, хоть дышит во плоти
И может плоть в высоты увести.

В любую плоть переселяться мог,
Но не был плотью всеобъявший бог.

Так, к нашему Пророку Гавриил,
Принявши облик Дихья, приходил.

По плоти муж, такой, как я и ты,
Но духом житель райской высоты.

И ангела всезнающий Пророк
В сем человеке ясно видеть мог.

Но значит ли, что вождь духовных сил,
Незримый ангел человеком был?

Я человек лишь, и никто иной,
Но горний дух соединен со мной.

О, если б вы имели благодать
В моей простой плоти его узнать,

Не ждя наград и не страшась огня,
Идти за мной и полюбить меня!

Я - ваше знанье, ваш надежный щит,
Я отдан вам и каждому открыт.

Во тьме мирской я свет бессонный ваш.
Зачем прельщает вас пустой мираж,

Когда ключом обильным вечно бьет
Живой источник всех моих щедрот?!

Мой юный друг, шаги твои легки!
На берегу остались старики,

А море духа ждет, чтобы сумел
Хоть кто-нибудь переступить предел.

Не застывай в почтении ко мне -
Иди за мною прямо по волне,

За мной одним, за тем, кто вал морской
Берет в узду спокойною рукой

И, трезвый, укрощает океан,
Которым мир воспламененный пьян.

Я не вожатый твой, я путь и дверь.
Войди в мой дух и внешнему не верь!

Тебя обманет чей-то перст и знак,
И внешний блеск введет в душевный мрак.

Где я, там свет. Я жив в любви самой.
Любой влюбленный - друг вернейший мой,

Мой храбрый воин и моя рука,
И у Любви бесчисленны войска.

Но у Любви нет цели. Не убей
Свою Любовь, прицел наметив ей.

Она сама - вся цель своя и суть,
К себе самой вовнутрь ведущий путь.

А если нет, то в тот желанный миг,
Когда ты цели наконец достиг,

Любовь уйдет внезапно, как порыв,
Слияние в разлуку превратив.

Будь счастлив тем, что ты живешь, любя.
Любовь высоко вознесла тебя.

Ты стал главою всех существ живых
Лишь потому, что сердце любит их.

Для любящих - племен и званий нет.
Влюбленный ближе к небу, чем аскет

И чем мудрец, что, знаньем нагружен,
Хранит ревниво груз былых времен.

Сними с него его бесценный хлам,
И он немного будет весить сам.

Ты не ему наследуешь. Ты сын
Того, кто знанье черпал из глубин

И в тайники ума не прятал кладь,
А всех сзывал, чтобы ее раздать.

О, страстный дух! Все очи, все огни
В своей груди одной соедини!

И, шествуя по Млечному Пути,
Полой одежд горящих мрак смети!

Весь мир в тебе, и ты, как мир, един.
Со всеми будь, но избегай общин.

Их основал когда-то дух, но вот
Толпа рабов, отгородясь, бредет

За буквой следом, накрепко забыв
Про зов свободы и любви порыв.

Им не свобода - цепи им нужны.
Они свободой порабощены.

И, на колени пав, стремятся в плен
К тому, кто всех зовет восстать с колен.

Знакомы им лишь внешние пути,
А дух велит вовнутрь себя войти

И в глубине увидеть наконец
В едином сердце тысячи сердец.

Вот твой предел, твоих стремлений край,
Твоей души сияющий Синай.

Но здесь замри. Останови полет,
Иначе пламя грудь твою прожжет.

И, равновесье обретя, вернись
К вещам и дням, вдохнув в них ширь и высь.

О, твердь души! Нерасторжимость уз!
Здесь в смертном теле с вечностью союз

И просветленность трезвого ума,
Перед которым расступилась тьма!

Я только сын Адама, я не бог,
Но я достичь своей вершины смог

И сквозь земные вещи заглянуть
В нетленный блеск, божественную суть.

Она одна на всех, и, верен ей,
Я поселился в центре всех вещей.

Мой дух - всеобщий дух, и красота
Моей души в любую вещь влита.

О, не зовите мудрецом меня,
Пустейший звук бессмысленно бубня.

Возьмите ваши звания назад,-
Они одну лишь ненависть плодят.

Я то, что есть. Я всем глазам открыт,
Но только сердце свет мой разглядит.

Ум груб, неповоротливы слова
Для тонкой сути, блещущей едва.

Мне нет названий, очертаний нет.
Я вне всего, я - дух, а не предмет.

И лишь иносказания одни
Введут глаза в незримость, в вечность - дни,

Нигде и всюду мой незримый храм,
Я отдаю приказы всем вещам.

И слов моих благоуханный строй
Дохнет на землю вечной красотой.

И, подчинись чреде ночей и утр,
Законам дней, сзываю всех вовнутрь,

Чтоб ощутить незыблемость основ
Под зыбью дней и под тщетою слов.

Я в сердцевине мира утвержден.
Я сам своя опора и закон.

И, перед всеми преклонясь в мольбе,
Пою хвалы и гимны сам себе.

Банкэй Ётаку, мастер Дзен (1622--1693)

  
   Всем вам очень повезло. Когда я был молод, всё было по-другому. Я не мог найти хорошего учителя, а так как я был очень упрямым, то с юных лет я посвятил себя исключительно трудной практике и испытывал в связи с этим невообразимые страдания. Я потратил на всё это ужасно много напрасных усилий, а след этих тяжких испытаний глубоко отразился на моём здоровье. Этого я не смогу забыть никогда.
   Вот почему я прихожу сюда каждый день, убеждая вас не делать моих ошибок, дабы вам не пришлось проделывать всю эту необязательную работу, поскольку вы можете постичь Дхарму, просто и удобно сидя здесь на татами. Вы должны считать, что вам очень повезло, потому что нигде более вы не найдёте учения, подобного этому.
   Если я расскажу вам о том, что мне пришлось пережить, то наверняка кое-кто из вас вобьет себе в голову, что невозможно постичь Дхарму, не пройдя через то же, что и я. Если это произойдёт, я буду считать это моей ошибкой. Однако я всё же хочу рассказать вам о своём опыте, поэтому давайте-ка объясним это ещё раз. Вы можете постичь Дхарму, не подвергая себя самоистязаниям. Я хочу, чтобы хорошо помнили это, когда будете слушать то, что я говорю.
   Мой отец был ронин, родом он был с острова Сикоку и придерживался конфуцианства. Он переехал в эти места и стал здесь жить, здесь же я и родился. Мой отец умер, когда я был ещё мал, и воспитала меня моя мать. Она рассказала мне о том, что я был очень неуправляемым юнцом и подбивал соседских детей на всяческие выходки. Ещё она рассказала мне, что в возрасте двух-трёх лет я уже выказывал отвращение к мысли о смерти. Мои домашние обнаружили, что они могут унять мой плачь, говоря о смерти или притворяясь мёртвыми. Точно таким же образом они клали конец и моим безобразиям.
   Учение Конфуция было тогда в этой области в большой моде, и поэтому, когда пришёл срок, меня отправили к учителю, который, стоя с розгами в руке, заставлял нас заучивать наизусть "Великое Учение". Когда я подошёл к тому отрывку, где говорится, что "путь великого учения заключается в выявлении сиятельной добродетели", я запнулся на словах "сиятельная добродетель". Я никак не мог понять, что же они значат.
   Помнится, я спросил однажды группу учёных-конфуцианцев о сиятельной добродетели. Что это такое? Что это значит? Но никто из них не смог мне ответить. Один из них сказал, что запутанные проблемы вроде моей относятся к тому, с чем имеют дело наставники дзэн. Он посоветовал мне обратиться к кому-нибудь из них, заметив, что он и его товарищи не знают, что есть сиятельная добродетель, так как всё своё время они посвящают дословному истолкованию конфуцианских писании.
   Я решил последовать его совету, но в те дни в этой области не было дзэнских храмов и мне довольно долго не удавалось сделать это.
   Затем я решил, будь что будет, но я всё равно доберусь до этой сиятельной добродетели. Я стремился также объяснить это моей матери прежде, чем она уйдёт из этой жизни. В надежде разрешить мою проблему я посещал проповеди. Если я слышал, что где-то поблизости будет проводиться проповедь, я немедля бежал туда. После я возвращался домой и сообщал моей матери то, что там было сказано. Однако сиятельная добродетель оставалась за пределами моего понимания.
   В конце концов мне удалось найти наставника дзэн. Он сказал мне, что если я хочу овладеть пониманием сиятельной добродетели, мне следует заняться дзадзэн. Я приступил к практике дзадзэн. Я ушёл в горы и сидел в дзадзэн семь дней. Усевшись в позу дзадзэн, я, не принимая во внимание своё здоровье, сидел до тех пор, пока не падал от усталости, а так как я находился в горах и некому было принести мне еды, то в течение многих дней я вообще ничего не ел.
   После этого я вернулся домой. Я выстроил себе небольшую хижину и затворился в ней. Я возглашал Нэмбуцу и входил в Нэмбуцу-самадхи, проводя долгое время без сна. Я перепробовал всё, что только было возможно, но это не привело меня к пониманию. В конце концов пагубное влияние многолетних самоистязаний привело к тому, что я тяжело заболел. А я, несмотря на все мои усилия, всё ещё не постиг сиятельную добродетель. Состояние моё постепенно ухудшалось. Я становился всё слабее и слабее и начал харкать кровью.
   Добрые люди, жившие поблизости, прислали кого-то присматривать за мной. Но болезнь уже достигла критической стадии. В течение целой недели я не мог проглотить ничего, кроме небольшого количества рисового отвара. Я был обречён на смерть и уже рассматривал это как нечто неизбежное, но не чувствовал никакого сожаления по этому поводу. Единственное, что меня беспокоило, было то, что мне приходится умирать, так и не раскрыв смысл сиятельной добродетели, к которой столь долго были обращены все мои устремления. Затем я почувствовал, что в моём горле возникло какое-то странное ощущение. Я харкнул на стену. Небольшой чёрный комочек слизи скатился вниз по стене. Мне показалось, что боль в моей груди утихла. Внезапно, именно в этот момент меня озарило. Я постиг то, что до сих пор от меня скрывалось: абсолютно все противоречия разрешены в Нерождённом. Я понял также, что то, чем я занимался в течение всего этого времени, было ошибкой. Я понял, что все мои усилия были напрасны.
   Болезнь моя стала отступать. Мой аппетит вернулся ко мне. Я обрадовался этому и позвал человека, при сматривавшего за мной, сказал ему, что хочу есть, и попросил его приготовить немного риса. Это желание показалось ему странным, так как он думал, что я стою уже на пороге смерти, но он тут же приступил к приготовлению пищи. Я уплел две или три чаши риса и стал постепенно выздоравливать. Итак, я исполнил свой обет, а после смог привести свою мать к пониманию Нерождённого.
   С тех пор и до сего дня я не встретил никого, кто смог бы опровергнуть моё учение. Если бы за время моих странствий я встретил кого-то, обладающего истинным пониманием Дхармы, то мне не пришлось бы тратить напрасно так много усилий. Но я не встретил такого человека и продолжал заниматься болезненными и бессмысленными аскетическими практиками, подвергая своё тело столь суровым испытаниям, что след их и поныне сказывается на моём здоровье. Вот почему я не могу выходить сюда и встречаться с вами так часто, как мне бы хотелось.

Сергей Дружко

  
   Ведущий проекта "Необъяснимо, но факт" - актёр, режиссёр и певец Сергей Дружко, который  сам однажды столкнулся  с необъяснимым.
   Несколько лет назад на съёмках в Приэльбрусье Сергей попал под лавину. Все видели, как Дружко погибает под снежным завалом. Поиски спасателей не увенчались успехом. Сергея не могли найти несколько дней. И лишь спустя неделю его обнаружили целым и невредимым у подножия Эльбруса.
   Сергей помнит, как какие-то люди вынесли его из-под лавины и некоторое время лечили. Но они не были похожи на обычных людей.
   После этого С. Дружко стал интересоваться аномальными явлениями. Кстати по другому источнику этот рассказ выглядит немного по другому. Вот как в одном из интервью об этом рассказывает сам Сергей Дружко: 
   "В 2001 году я путешествовал с друзьями по Приэльбрусью, -- рассказывает Сергей Дружко, автор и ведущий телепрограммы "Необъяснимо, но факт". -- До сих пор с содроганием вспоминаю эти дни. Мы чудом остались живы. Ночью на нас сошла лавина. Я оказался заваленным снегом и перенес клиническую смерть. Я совершенно не удивился, когда через два месяца после моего возвращения руководство канала "ТНТ" сделало мне предложение вести программу, посвященную необъяснимым явлениям. В жизни ничего не бывает случайно. Видимо, и мне нужно было пережить ЭТО, для того чтобы по-настоящему захотеть разобраться: что за гранью нашего разума? Конечно же, одной из первых тем мы сделали клиническую смерть. Я очень удивился, когда обнаружил, что другие люди, побывавшие по "ту сторону", увидели то же самое, что и я. Это ни с чем не сравнимое чувство. Теперь я точно знаю, что ТАМ ничего не заканчивается".
  

Вячеслав Климов.

   Вячеслав Климов - москвич; образование высшее; инженер связи Министерства нефти и газа. Известен в уфологической среде под прозвищем Оракул за свои интересы и способности, время от времени применяемые на практике. Предполагается, что он обладает необычными, экстрасенсорными способностями. Несмотря на свой сорокалетний возраст, выглядит как молодой человек чуть более 20 лет. Разведен, имеет двоих детей.
   Климов рассказывает:
   - Родился я 4 июня 1963 года. Мне сейчас 41 год. Люди, когда меня видят, не верят. Наверно, я себя и не ощущаю на этот возраст. Большинство моих друзей и знакомых намного младше меня. Я до сих пор хожу на всякие вечеринки. Скорее всего, мое мироощущение где-то в районе 25--26 лет. На встречах одноклассников учителя узнают только меня, поскольку лишь я один с юности практически не изменился. Возможно, всему причиной клиническая смерть. Лет пятнадцать назад мы отмечали день рождения одного из друзей на подмосковной даче. Было весело и жарко, как это обычно бывает на молодежной вечеринке. Приятель - профессиональный гонщик, решил покататься на машине. Стоит ли говорить, что он был хорошо "подогрет" к этому моменту. Не знаю зачем и почему, что вполне объяснимо в той ситуации, я без раздумий решил составить ему компанию. И вот мы мчались с огромной скоростью по Щелковскому шоссе в сторону Москвы. В один момент я почувствовал, что именно сейчас может случиться что-то непоправимое. И... машина задергалась, а мой приятель не справился с управлением. Нас вынесло с дороги на обочину. Удар. Взрыв. Огонь. Водитель погиб сразу. У него не было шансов. Да и у меня, по идее, их не должно было быть. Далее я как будто ощущал себя со стороны. Было некое двойное переживание: созерцание себя немножко сверху, что делает это тело в горящей машине, и как бы одновременно наблюдение, что происходит в реальности. Дальше я все плохо помню. Врачи рассказывали, что мое сердце тогда останавливалось на четыре минуты. А дальше было хуже. Все это было лишь прелюдией к настоящим проблемам. Большим проблемам. У меня был ожог 70% тела. При таком повреждении не выживают. Началось заражение крови - сепсис, пневмония, почки отказывали. И через шесть месяцев после аварии я снова был у порога смерти, дверь через который все это время была открытой.
   Тогда Климов оказался во второй раз в состоянии клинической смерти, что случается весьма редко. На этот раз ситуация была еще хуже. К первичным травмам прибавились их последствия. Наряду с отсутствием улучшения, все вместе, при своей удвоенной силе это едва ли могло оставить шансы на жизнь. Задокументировано: его сердце не билось почти 7 минут - максимально критическое время. По ощущению, Климов оказался в неком темном пространстве, уносимый, словно пылинка, в неизвестность. Потом появился свет. Тот самый свет в конце туннеля. Также там было очень много людей. Его окружала огромная толпа.
   Кстати, как трактует переживание туннеля в предсмертном состоянии наука? Она совершенно четко говорит, что это последствия торможения коры головного мозга, или затухающей электрической активности, во время чего исчезает восприятие реального тела и появляются необычно реалистичные видения. Против этого часто выдвигается тезис, что человек продолжает все слышать и может потом точно описать увиденное сверху. Однако на слух общественности выносятся далеко не все случаи и их нюансы. К примеру, часто человек в такой ситуации описывает совсем иную обстановку и ее детали, чем все было на самом деле.
   Климов продолжает:
   - Я находился будто в чреве кита, в теле огромного-огромного разумного существа. Затем испытал резкий толчок, удар тока, и я ощутил себя в теле. Оно было тяжелое и малоподвижное.
   Вероятно, именно в этот момент Климов и обрел свою "вечную" молодость. А вот как он объясняет произошедшее:
   - Если человек переживает клиническую смерть, то, во-первых, организм и сердце как бы отдыхают. Может быть, каким-то образом изменяются биохимические реакции в организме. Я читал, как некоторые ученые пишут, что минута в клинической смерти продлевает жизнь на 10 лет.
   Стоит отметить, что он не только выглядит практически в два раза моложе своего возраста, но и по всем зафиксированным учеными физиологическим признакам соответствует своему внешнему виду. Он вынослив и подвижен, как молодой. Ему ничего не стоит пробежать большой кросс. Одно из объяснений такой ситуации дает теория, гласящая, что после клинической смерти отвечающие за старение гены начинают медленно работать. Это звучит весьма правдоподобно, но, к сожалению, о генах мы пока знаем не так много, чтобы точно это утверждать.
   Кроме того, можно резонно предположить, что клиническая смерть не имеет отношения к молодому состоянию Вячеслава Климова! Ведь его организму пришлось бороться со страшными последствиями, мобилизовать все свои усилия, чтобы выжить и вылечиться. Обоснованно допускается, что его организм до сих пор находится в этом "боевом" состоянии и отражает не только оставшиеся последствия катастрофы, но и успешно противостоит процессам старения, напрямую влияющим на скорость восстановления.
   Напряженная борьба организма за выживание создала побочное явление борьбы со старением. Кто знает, не это ли секрет вечной молодости? Так или иначе, это пока просто теория.
   Однако Климова могут ждать компенсационные явления. Вот что говорит Михаил Виноградов:
    Михаил Виноградов - доктор медицинских наук, судебный психиатр, криминалист, президент Международной службы психологической адаптации. В прошлом начальник специализированного Центра психофизических исследований МВД.
   - Возможно, он в одну секунду может постареть и из цветущего мужчины, как Дориан Грей, превратится в дряхлого старика. Вообще фантасты провидцы. Они предвидели то, что не знали и не могли знать с научной точки зрения. Предсказывали и "Наутилус", и полет на Луну, вечную молодость и внезапное старение за мгновение.
   Однако так ли эта теория должна заботить Климова? Кстати, ему часто приходится слышать подобные заявления. Не исключено, что их природа может лежать не только в логическом направлении, но и в простой человеческой зависти. Многие могут подумать, что именно они заслуживают этого, а не какой-то там человек. Но согласились бы они пережить то, что пережил этот самый человек, чтобы прийти к такому состоянию? Вряд ли: чуть ли не год на койке, как мумия перебинтованный, два раза на грани смерти, постоянные муки и боли.
   Вячеслав уверяет, что, кроме молодости, обрел и некоторые другие уникальные способности, о которых нельзя умолчать. Одна из них проявилась во время поисков Витимского метеорита в составе группы "Космопоиска".

Владимир Ажажа.

   Как стал уфологом Владимир Ажажа, вот что пишет по этому поводу в своей книге "Иная жизнь":
   "Тяга к необычному была у меня, видимо, врожденной и нередко оборачивалась
   драматически. Меня, например, всегда интересовала вода...
   ...Упомянув "Северянку", не могу не рассказать о том, что и по сей день не дает
   мне покоя. Я и мои коллеги в глубинах Атлантики увидели неизвестное
   существо.
   Около четырех часов утра опершись лбом о кожаную подушечку, укрепленную над
   стеклом иллюминатора, я, неся научную вахту, вглядывался в освещенное
   бортовыми прожекторами водное пространство. На соседнем посту находился
   Борис Соловьев. Тишина нарушалась четкими ударами самописцев эхолота и
   шумным дыханием спящих. В этот момент я увидел "лиру". Иначе и нельзя было
   назвать медленно проплывшее перед глазами незнакомое животное.
   Представьте себе часто изображаемую легендарную лиру - эмблему поэзии,
   высотой сантиметров в тридцать, перевернутую основанием вверх. Собственно
   "лира" - это две симметрично согнутые тонкие лапы - щупальца, отливающие
   изумрудом и покрытые поперечными полосами наподобие железнодорожного
   шлагбаума. Лапы беспомощно свисали из небольшого, напоминающего цветок
   лилии, прозрачного студенистого тела с оранжевыми и ярко-красными точками.
   "Лира" была наполнена каким-то пульсирующим светом, пробегающим от тела по
   щупальцам. Почти одновременно со мной обнаружил двух "лир" и Борис.
   Бесполезно щелкнув пару раз фотоаппаратом, заранее зная, что из-за низкой
   освещенности снимки не получатся,- так, для очистки совести,- мы взяли "лир"
   на карандаш и сделали несколько зарисовок. Всего до начала дня нам
   встретилось девять экземпляров. Ни в море, ни впоследствии на берегу в
   Мурманске и в Москве нам не удалось установить, что же это было. В
   определителях и справочниках сведения об этом подводном жителе тогда
   отсутствовали...
   ...Каким же образом поселилась во мне неистребимая тяга к неизведанному, за
   которую не раз приходилось расплачиваться по-крупному? Истоки этого
   проследить трудно.
   Знаю только одно, что читать научился очень рано, и перед учебой в школе уже
   перечитал немало взрослых книг. О классическом воспитании в семье "врага
   народа" не могло быть и речи. Семья (мама, младший брат, бабушка) едва
   сводила концы с концами. В принципе, я воспитывался сам, посещая, кроме
   школы, различные кружки в Московском доме пионеров - поэтический,
   хореографический, изобразительного искусства, и читал, читал все подряд.
   Но когда же все-таки в меня вселилось нечто, заставившее бороздить глубины
   на исследовательской подлодке, нырять в акваланге с заводским номером один,
   цепляться с кинокамерой за движущийся рыболовный трал, погружаться на остов
   затонувшего фрегата "Паллада", искать, где в действительности покоится
   сердце фельдмаршала Кутузова, вторгнуться в необъятную целину проблемы
   "летающих тарелок"?
   Где-то в середине восьмидесятых годов Алла пригласила меня на автобусную
   экскурсию по булгаковским местам. Тогда вся Москва зачитывалась "Мастером и
   Маргаритой", рожденным заново журналом "Юность". Место старта - на Неглинной
   улице, на задворках Малого театра. А первая остановка, как объявила
   экскурсовод,- у места, где Михаил Афанасьевич Булгаков устроился на свою
   первую московскую службу. И автобус не спеша выруливает через Сретенский
   бульвар в Бобров переулок к подъезду No6 огромного старинного дома,
   известного москвичам как "дом России". Я заволновался. И повод для этого был
   основательный. В доме, у которого остановился автобус, я родился. И как раз
   в подъезде No6. Мне стало совсем не по себе, когда услышал, что литературная
   контора, приютившая писателя, размещалась на четвертом этаже. На том же
   этаже произрастал и я. "Скажите, пожалуйста, а какой был номер у квартиры,
   где размещался офис Булгакова?" - спросил я и не узнал своего голоса. "Номер
   шестьдесят четыре". Напряжение пошло на убыль. Я проживал в квартире
   шестьдесят шесть. Но все равно. Этаж был тот же. Лифт и лестница - те же. То
   есть можно говорить об общем жизненном пространстве, которое, как полагают
   некоторые психоаналитики, способно вырабатывать общность психического
   склада. Именно здесь еще несмышленым мальчишкой я поневоле впитывал
   неистребимую булгаковскую ауру.
   А может быть, приобщение к Тайне произошло иначе? Я не забуду ту белую ночь
   на Белом же море. Теплым летом 1951-го краснознаменная подводная лодка
   "С-51", где я состоял штурманом, миновав пролив, именуемый на Севере горлом,
   ходко шла в надводном положении на Архангельск. Мы достаточно удалились от
   своей базы в Кольском заливе и с удовольствием направлялись отрабатывать
   совместные задачи с Беломорской флотилией. Здесь стояло нормальное
   российское лето и вольготней дышалось, чему немало способствовало и
   отсутствие глаз начальства. Я нес вахту на ходовом мостике и заметил нечто в
   воздухе. Сигнальщик завопил: "Самолет слева десять, угол места..." -
   "Отставить доклад" - прервал я, потому что в бинокль видел не самолет, а
   самый что ни на есть пароход с трубой посередине и шапкой дыма. Да, да, в
   небе плыл стандартный лесовоз класса "Либерти". Мы сближались с фантомом, с
   изображением судна, которое на самом деле находилось где-то за горизонтом
   вне пределов видимости. Это было одно из редких явлений природы - мираж. Все
   выглядело красиво и величественно. Появившийся оранжевый зонт солнца,
   белесая гладь моря, разрезанная кильватерным следом подлодки, и "летучий
   голландец", а точнее "летучий норвежец", рожденный оптическим эффектом
   преломления лучей. Недоставало только мажорной музыки. Но она возникала
   внутри каждого, кто благоговейно взирал на эту композицию. Помните, как в
   романсе: "И мы, как путники, обмануты миражем..." И верхние вахтенные, и
   вышедшие покурить перед сменой матросы - всего человек семь - завороженно
   воспринимали этот естественный обман, очищали увиденным свои прокуренные и
   закомплексованные души и растворялись в огромности и непознаваемости мира.
   ....Единственное, что попало в поле зрения, так это популярная брошюра Чарльза Берлица "Бермудский треугольник", где я впервые встретился с термином "УФО". До этого, как и большинство советских людей, я подхихикивал, читая в газетах о том, что за рубежом сходят с ума, занимаясь "летающими тарелками". Но мне почему-то показалось,
   что Берлиц говорит об УФО серьезно. В душе поселилось беспокойство. А вдруг
   Берлиц прав, а не правы газеты? Тогда я верил им (и не только им)
   несравненно больше, чем позже. В попытках вывести себя из состояния
   мировоззренческой невесомости я пришел за правдой в Главный штаб
   ВоенноМорского Флота. Его величество случай продолжал править бал, сведя
   меня с Ю.В.Ивановым. У него я ознакомился с документами флотской разведки о
   НЛО. Все смешалось. Мой здравый смысл переходил на другую орбиту. Я
   перерождался в уфолога, убедившись в том, что НЛО - неосознанная реальность.
   Это было время большого познавательного накала. Оказалось, что я, как
   канатоходец, ступил на проволоку, где с одной стороны - непредсказуемые
   проявления и экзерсисы НЛО, с другой - непредсказуемая реакция официальной
   науки, аппаратчиков, общественности. Можно, конечно, вспомнить черные
   списки, переданные партократами в общество "Знание", где я согласно алфавиту
   открывал плеяду запрещенных лекторов. А что стоили состряпанные
   "Литературной газетой", "Трудом" и даже "Известиями" компроматы по поводу
   моей персоны. Помню перекошенные лица секретарей парткомов, райкомов,
   горкома, инструктора ЦК КПСС, требующих замолчать, не возникать и в итоге
   добивающихся уволить. Да, свершалось и такое. Но больше вспоминается другое:
   мои первые научные шаги - отчет по НИР "Гидросферный аспект проблемы НЛО" и
   проект "Методических указаний".
   Тогда, в годы моей уфологической юности, я и не предполагал масштабности
   проблемы, ее величественности и многообразия. Она засасывала меня все глубже
   и глубже. Я считал, что "тарелки" - это аналогия нашим космическим
   аппаратам, что они и их пилоты продуцированы на других планетах. Я тогда и
   не представлял другого подхода. Но позже все оказалось и сложнее, и
   увлекательнее".
  
  

Моя мистерия жизни.

   Я два раза наблюдал НЛО первый раз на даче 1994 году. Вот о нем сейчас и пойдет речь. И так лето 1994 года, был вечер где- то 11 часов вечера. Мы вместе с Мамай и её подругой Н стояли на веранде. Разговаривали. Вдруг Н кричит. Смотрите! все посмотрели в окно, над дорогой , за деревьями я увидел объект, он был четко виден на фоне черного неба. Это была классическая тарелка. Хоть я наблюдал её всего несколько секунд я навсегда запомнил её очертания, плоская, с серебренным оттенком она летела параллельно деревьям она была наклонной примерно на 50 градусов, звука никакого не издавала. После этого пошли спать помню я долго не мог заснуть всю ночь снились кошмары. Этот случай сильно изменил мою жизнь. Конечно я понимаю, что после пошедших 13 лет врятли кто мне поверит но я до сих пор помню её серебряный оттенок, и как она летела наклоняясь на 50 градусов
   В 2002 году я первый раз увидел в Новостях "Космопоиск" В. Чернобров рассказывал про Медведицкую гряду, кто знал что через три года я стану членом Космопоиска.
   В 2005 году я пришел в школу Сталкер к А. Б. Петухову , после непродолжительного разговора меня зачислили в Сталкер.
   И началось первые Зигельские чтения знакомство с уфологами. В впечатлений было масса . Я старался не пропускать лекции Петухова. Иногда приходил и на лекции с другой группой.
   Из- за всех уфологов который был для меня так сказать образцом -это Владимир Георгиевич Ажажа мне казалось что именно на этого человека можно было равняться ,но мне так и не удалось с ним с ним встретится, а мне так хотелось. В этой книге я разбиваю все свои старые мировоззрения. Ажажа написал книгу "Иная жизнь", которая мне очень нравится, я с удовольствием её почитал правда хочу заметить , что у Ажажи Иная жизнь, а у меня то жизнь уфологическая!
  

От прошлого к настоящему.

   Как не странно, но я рос достаточно примерным мальчиком, не курил не пил, в уличные банды не входил.
   Помнится очень любил автомобили, особенно фанате от американских с их длинным кузовом, крыльями, роскошным интерьером. Помнится все мечтал когда наконец я стану взрослым и куплю себе такую машину. Годы шли и наконец я получил права и смог сам уже сесть за руль, в тот же год мне купили Шевролет Ланос, хоть это не была настоящая американская машина, правда на ней и стоял эмблема Шевроле, но все же она мне нравилась.
   Я рос в семье, в которых не свойственно было заниматься паранормальными явлениями, до собственно в самом начале этим не когда не увлекался, да и аномального ни чего не происходило, не вступал в контакты с НЛО или с чем то подобным, один раз помнится купил книгу об НЛО и заболел уфологией навсегда.
   Жизнь моя круто изменилось, в ней появилось, что то мистическое непонятное то что не давало мне покоя. Тогда я начал искать ответы на вопросы, но к сожалению все уфологи с которыми имел честь работать и учится не могли мне ответить, в основном это были предположения в вперемешку с доводами к сожалению очень далеких от того что я сам предполагал, тогда я стал сам искать ответы на поставленные вопросы, ставил цели исследовал, конечно надо дать должное А. Б. Петухову, беседы с которым произвели сильное впечатление, и оказали мне неоценимую помощь. Но все Петухов ошибался, слишком большое влияние на него оказывал скептицизм, Б. Шуринов деятельность которого я не когда не одобрял. Ведь по Шуринову получается, что в уфологии кроме его самого ни каких "Белых страниц" нет, все остальное - это по мнению Бориса Апполоновича Черное, а большинство уфологов жулики. Как не прискорбно -это признавать, но у Шуринова есть его продолжатели, о них будет рассказано в одной из глав этой книги.
   Оставим пока это все в стороне и вернемся не много назад, когда я еще и не помышлял об исследования НЛО и других аномальных явлений.
   Тогда я учился в школе был примерным учеником, слушался преподавателей, хоть и не много шалил как в прочем и как все дети. Моя жизнь в школе текла равномерно без каких то изменений. Любимыми предметами в школе, была литература история. Изучать классиков и исторических личностей мне всегда нравилось.
   Время шло вставших классах, когда уже начал заниматься уфологией, я любил интересоваться о учителей физики их отношению к феномену НЛО, как правило оно было отрицательным, или в крайнем случае говорили, что то подобное есть, но оно еще не изучено и эти голову забивать не надо. Я не унимался и расспрашивал снова и снова, правда положительных результатов этого практически не приносило. На конец я узнал, что есть специальные организации, которые занимаются этим феноменом, тогда решил не примерно в них попасть. Уже когда я заканчивал школу мне подвернулась книга В. А. Черноброва, в которой приглашали учится в некой школе "Сталкер" под руководством Александра Борисовича Петухова, тогда мне оставалось, учится в обычной школе еще пол когда. Я показал эту книгу родителям они были согласны, тогда я понял начинается новая жизнь - уфологическая.
  

Путь в уфологию.

   Почему человек начинает заниматься уфологией? Меня этот вопрос интересовал на всем протяжение моей уфологической деятельности. Лично я начал серьезно заниматься феноменом НЛО, когда прочитал книгу Н. Непомнящего "XX век хроника необъяснимого. Гипотеза за гипотезой". После прочтения этой книге я решил, НЛО дело серьезное, начал скупать все книги по НЛО, которые только мог достать. Как будто некая неведомая сила тянула меня ко всему необычному, и я не мог ей сопротивляться.
   В 2004 году вышла книга Владимира Ажажа "Под колпаком иного разума", помню тогда мне было трудно ее читать, в книге было много непонятных терминов, но все таки я её одолел. К тому времени у меня скопилась порядочная библиотека порядком 50 книг (сейчас около 70, также около 2000 страниц разной информации об феномене НЛО).
   Собирал информацию, лазил по интернету. В интернете оказалось огромное количество информации по Маджестик -12, Теория заговора, Зона - 51, Ангар -18, крушению НЛО и так далее. Тогда эти темы меня очень заинтересовали. Особенно меня заинтересовала тема контактов с НЛО. Я ни как не мог понять людей похищают неизвестные космические корабли, а правительство не бьет тревогу. С людьми проводят различные болезные опыты, забирают яйцеклетки и даже если верить Белимову, насилуют. Например, по данным В. Г. Ажажи из всех пропавших без вести 5000 похитили инопланетяне. Контактеры (раньше я называл их так) такие похищения наносят психическую травму, и в России практически этим ни кто не занимается.
   После прочтения книги Ажажи я решил непременно познакомится с этим человеком, но это чего то долго не получалось. Надо было как то найти человека, с которым можно было делится известиями, и своим мнением по поводу НЛО. Во- вторых мне просто нужно было человек, который занимается этой проблемой серьезно, который мог чему- то по этой тематике научить. И этот человек появился в лице Александра Борисовича Петухова.
   Один раз в одной из книг В. Черноброва я обнаружил бесплатную уфологическую школу "Сталкер" при Космопоиске руководитель А. Б. Петухов Школа располагалась на Нагатинской 19. После не долгих размышлений я написал Петухову письмо, где постарался изложить все свои взгляды на феномен НЛО. Копия письма к сожаленью не сохранилось иначе его напечатал. Через некоторое время пришел ответ:
  

ОБЩЕРОССИЙСКАЯ НАУЧНО- ИСЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ

ОБЩЕСТВЕННАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ

"КОСМОПОИСК"

   N05-081

Уважаемый Алексей!

   Космопоиск получил твое письмо с огромным перечнем вопросов, дать нормальный ответ на которые в письменной форме потребует множество сил и времени. Если тебя эти вопросы волнуют, мы можем побеседовать на эту тему каждый понедельник по известному тебе адресу с 18 часов. Проезд: от м. Коломеская любой трамвай в сторону м. Нагатинской до остановки "Завод карданный валов". Территориально Космопоиск размещается в здании Детского аэрокосмического клуба. Там же находится школа юных поисковиков - исследователей "Сталкер"...
  
  
   При дальнейшей переписке обязательно ссылайтесь на номер настоящего письма, который укажите в нижнем правом углу конверта. Для ускорения переписке вскладывайте чистый конверт с маркой.
  
  
   С уважением
   Руководитель уфологического
   Направления Космопоиск (подпись) Александр Петухов
  
  
  
   Я до сих пор храню это письмо Петухова, как реликвию.
   В Сталкер я пришел 30 мая 2005 года, стоял солнечный день. После непродолжительного разговора, который длился около часа (мы вообще любили с А. Б. Петуховым беседовать, разговоры иногда затягивались и до четырех часов), во - вторых Петухов обещал познакомить меня с Владимиром Ажажой, после этого я не мог устоять, в третьих Александр Борисович преподавал в Базисе при Союзуфоцентре. Так меня зачислили в уфологическую школу "Сталкер"
  
  
  

Литература.

   1. Козлов В. В. Интегральная психология: Пути духовного поиска или освещение повседневности. Изд. Психотерапия 2007.
   2. Маслоу А. Мотивация и личность. изд. Питер 2008.
   3. Мэк. Д. И. Встречи с пришельцами. изд. Крон - Пресс 2000.
   4. Гроф К., Гроф С. Неистовый поиск себя. Изд. АСТ 2003.
   5. Гроф С. Путешествие в поисках себя. Изд. К. Кравчука, АСТ. 2004
   6. Килль Джон А. НЛО: операция "Троянский конь" Изд. "Нева" 2004
   7. Торчинов Е. А. Религии мира: Опыт запредельного. Психотехника и трансперсональные состояния. СПб.: "Азбука - классика", Петербургское Востоковедение" 2007
   8. Тулин А. В. Психические расстройства с точки зрения Трансоанализа. Самиздат, Москва 2009.
   9. Тулин А. В. Мистическая личность. Самиздат. Москва 2008.
   10. Тулин А. В. Трансоанализ: Теория личности. Самиздат. Москва. 2008.
   11. Тулин А. В. Уфологическая жизнь. Самиздат. Москва. 2008
   12. Тулин А. В. Мистический опыт. Самиздат. Москва. 2009.
   13. Ажажа В. Г. Погоня за НЛО. Изд. "Вече" 2007.
   14. Раджиниш Ошо. Автобиография духовно неправильного мистика. Изд. ИГ "Весь" 2009.
   15. http://prosto-prosvetlenie.narod.ru
  
  
  
   Чакры (что значит "колеса" на санскрите) - гипотетические центры излучения первичной энергии (праны), приблизительно соответствующие определенным уровням позвоночника и связанные со специфическими органами тела. Большинство систем описывает семь чакр: 1) корневая чакра (муладхара); 2) генитальная чакра (свадхистана); 3) пупочная чакра (манипура); 4) сердечная чакра (анахата); 5) горловая чакра (вишуддха); 6) межбровная чакра (аджна); 7) коронная чакра (caxacpapa).
  
   К шизофрении относят гебефрению, кататонию и параноидную шизофрению. Из последней часть исследователей выделяют паранойю, как психоз, принципиально отличный от шизофрении (связностью и последовательностью мышления при построении сложной внутренне непротиворечивой бредовой системы). Классификационная терминология так же спорна, как и все остальное в этой области.
   Шизофрению по праву можно назвать пробным камнем любой психологической теории. Ни одна научная система, объясняющая функционирование психических механизмов, не может считаться законченной, если предлагаемые ею законы действуют лишь в рамках обыденной жизни. У психологических правил не должно быть исключений - они должны объяснять и суицид, и мазохизм, и все формы шизофрении.
   Когда сталкиваешься со статистикой смертности у "брошенных" младенцев, хочется тут же без суда расстрелять весь медперсонал, заботящийся об "отказных" детях. Но на самом деле это чистейшие и бескорыстнейшие люди; просто младенец без матери - очень проблемный "жилец". Я против закрытой информации; но открытие подобной статистики следует предварять соответствующими пояснениями.
   См. М.Кляйн "Эмоциональная жизнь ребенка" в сб. "Психоанализ в развитии", Екатеринбург, 1998, стр.102.
   Там же.
   Ср.: "сходство с известными механизмами определенных психических расстройств, позволяет нам охарактеризовать миф как параноидное образование. Кроме того, с параноидным характером тесно связано и свойство расщеплять то, что слито в фантазии в единое целое". О.Ранк "Миф о рождении героя" в кн. "Между Эдипом и Озирисом", Львов, 1998, стр. 190. Книга написана в 1908 году!
   Применение этих принципов более подробно рассматривается в работе "Механизмы обратной связи в интерпретации неврозов, связанных с антиципированной тревогой".
   Барбара О'Брайен "Необыкновенное путешествие в безумие и обратно (Операторы и Вещи)", М., "Класс", 1996, стр.16.
   Л.Бинсвангер "Шизофрения: введение" в кн. "Бытие-в-мире", М., "Рефл-Бук", 1999, стр.121.
   Относительно психотика.
   Л.Бинсвангер "Шизофрения: введение" в кн. "Бытие-в-мире", М., "Рефл-Бук", 1999, стр.125.
   Л.Бинсвангер "Экстравагантность", в кн. "Бытие-в-мире", М., "Рефл-Бук", 1999, стр.212-213.
   Р.Лэнг "Расколотое "Я"", М.-СПб, 1995, стр.148-149.
   Р.Лэнг "Расколотое "Я"", М.-СПб, 1995, стр.148. Чрезвычайно глубокое замечание.
   Цитируется по Р.Лэнг "Политика переживания", М.-СПб, 1995, стр.311-312.
   Барбара О'Брайен "Необыкновенное путешествие в безумие и обратно (Операторы и Вещи)", М., "Класс", 1996, стр.11.
   Там же, стр.107.
   Р.Лэнг "Политика переживания", М.-СПб, 1995, стр.297.
   Цитируется по Р.Лэнг "Политика переживания", М.-СПб, 1995, стр.299-300.
   Р.Лэнг "Политика переживания", М.-СПб, 1995, стр.301.
   Р.Лэнг "Расколотое "Я"", М.-СПб, 1995, стр.20.
   Р.Лэнг "Политика переживания", М.-СПб, 1995, стр.311.
   Там же, стр. 333-334.
   В.Альбрехт "Как быть свидетелем", Самиздат, 1982, стр.16.
   А.Зиновьев "Зияющие высоты" в 2 т., М., "ПИК", 1990, т.2, стр.7-8.
   Р.Лэнг "Политика переживания", М.-СПб, 1995, стр.307.
   К.Кереньи "Кора" в кн. "Душа и миф", Киев, 1996, стр.175.
   К.Кереньи "Эпилегомены" в кн. "Душа и миф", Киев, 1996, стр.206.
   Цитируется по Р.Лэнг "Политика переживания", М.-СПб, 1995, стр.333.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   4
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"