Летний день, шесть часов до очередной белой ночи, впереди - два выходных дня. Для большинства это так и обстоит, но для ИТР (инженерно-технических работников) Энского радиозавода последний день июня это ещё и конец второго квартала, и конец первого полугодия. Бездушную систему с названием "плановое хозяйство" абсолютно не волнует, что сегодня пятница, что погода на выходные обещает быть именно летней. Плановое хозяйство требует, чтобы именно сегодня до полуночи старший представитель Заказчика Евгений Васильевич Караваев подписал акт о том, что Энский радиозавод не только выполнил план по выпуску изделий, но и испытал эти самые изделия.
Подполковник Евгений Васильевич Караваев прибыл на Энский радиозавод полгода назад и сразу себя "поставил". В первый же день заместитель представителя Заказчика капитан Сергей Егоров, которого все за глаза единодушно называли Шифоньером за соответствующие габариты, показывал своему новоиспеченному начальству завод. Свиту из заводского начальства совершавшие обход офицеры (ни разу, кстати, не надевавшие формы на территории завода и вообще в Энске) вежливо игнорировали, подчёркивая свой статус.
В монтажно-сборочном цехе проверяющие стали свидетелями вопиющего безобразия - молодой слесарь молотком пытался подправить каркас для антенны измерителя высоты. Почувствовав по взглядам товарищей, что происходит что-то не то, парень обернулся и, заметив незнакомое начальство, с вызовом пробормотал:
-- А что? Не хочет нормально устанавливаться.
-- Тихонько, говоришь? - голос Караваева был почти спокойным, - Сейчас я тебе продемонстрирую кое-что. Встань вот сюда.
Провожаемый любопытными взглядами рабочих и заводского руководства, Евгений Васильевич вывел слесаря в проход между верстаками и кивнул Шифоньеру:
-- Страхуй, Сергей Палыч, "аши-барай".
Как только Шифоньер встал за спиной испуганно озирающегося паренька, Караваев сильно толкнул слесаря в грудь и одновременно резким движением подсёк ему ноги. Несмотря на внешнюю свою массивность, Шифоньер успел подхватить слесаря за миг до того, как бедняга должен был удариться головой о бетонный пол. Зрители ахнули.
-- А теперь усложним эксперимент, - ухмыльнулся Караваев, - Завяжем Сергею Павловичу глаза и все повторим. Справитесь, Сергей Павлович?
-- Не знаю, - честно ответил Шифоньер.
-- Вот и я не знаю, - признался Караваев, - Так что, будем пробовать?
Слесарь даже не стал отвечать. Он просто отбежал за ближайший монтажный стол и затравленно уставился на Караваева. Никто из зрителей не выразил бедолаге сочувствия, наоборот, послышались ехидные смешки.
-- А теперь о серьёзном, ребята, - сказал Евгений Васильевич, - Представьте себе вершину горы, на которой еле умещаются с десяток человек, ждущих помощи с Большой Земли. Поднимать их на борт по лестнице нельзя, есть раненые, а сесть вертолёту негде. Что делает пилот? Он ставит вертолёт одним шасси на землю и винтами держит равновесие, пока бойцы запрыгивают и заносят раненых. Как вы думаете, интересно в этот момент пилоту и бойцам, что слесарю Васе Пупкину, из-за которого на вертушке отказала навигация, нужно кормить семерых детей?
В цехе повисло тягостное молчание. Только через минуту одна из монтажниц робко спросила:
-- А было такое, чтобы из-за наших изделий гибли люди?
-- Отказы были, но случаев гибели именно из-за этого я пока не знаю, - подумав, ответил Караваев.
Как известно, любой завод похож на деревню. Про Шифоньера все давно знали, что до нынешнего тёплого места тот служил в "дикой дивизии", как в народе называют дивизию внутренних войск имени Дзержинского. О новом Заказчике тоже всем всё скоро стало известно. Евгений Васильевич Караваев попал на завод после того, как медкомиссия из-за ранения запретила ему летать. А до этого подполковник Караваев был командиром вертолётной эскадрильи. В Афганистане.
Энский радиозавод выпускал почти мирное и почти не секретное оборудование для вертолётов - навигационные приборы и камеры для аэрофотосъемки. Слово "почти" применимо потому, что эти изделия стоят как на мирных вертолётах, перевозящих пассажиров и грузы не только по СССР, но и по странам Социалистического Лагеря, так и на тех вертолётах, экипажи которых выполняют свой интернациональный долг. Напомню, читатель, до 15 февраля 1989 года, когда последнее подразделение 40-й Армии покинет Афганистан, ещё полтора года.
В СССР в то время уже не было министерства оборонной промышленности, всю электронику для танков, подводных лодок и прочего вооружения выпускали предприятия трёх министерств - электронной промышленности, радиопромышленности и точного приборостроения. Поскольку эти же предприятия выпускали и обычные телевизоры, осциллографы и прочие магнитофоны, Министерство Обороны имело на заводах свои представительства. Старший представитель Заказчика и его отдел на заводе никому из местного начальства не подчинялся, даже наоборот, мог остановить производство, если качество изделий не соответствовало требованиям.
В кабинете директора, на втором этаже пятиэтажного здания заводоуправления, проходило совещание. Начальники цехов и отделов старались поднимать лишь те вопросы, которые не могли решить без директора и его связей с министерством. В основном это касалось снабжения. Дело в том, что стиль руководства Павла Аполлоновича Чумакова был прост, как напильник - директор сводил решения вопросов к поиску виновного с последующим наказанием. Поскольку конструктивного директор ничего не предлагал, то начальники цехов и отделов, а также ведущие специалисты весьма преуспели во взаимодействии между собой вне совещаний и планёрок, выносить же разногласия на директорские совещания стало чем-то вроде дурного тона.
Павла Аполлоновича прислали руководить Энским радиозаводом из Ленинграда примерно год назад, когда прежнего директора, железнодорожника по образованию, спровадили на пенсию. Только тогда коллектив завода смог по достоинству оценить "начальника станции". Прежний директор успел за время своего руководства добиться строительства на территории завода столовой, клуба, "выбить" в министерстве приличный парк автомобилей, а не встревал в те дела, в которых ничего не понимал. Чумаков же наоборот, считал личным оскорблением любой решенный без него вопрос. Причём очень скоро все поняли, что Павел Аполлонович Чумаков хорошо может давить только на подчинённых, вышестоящего же начальства директор боится и не может ничего для завода попросить, а уж тем более потребовать.
Единственное, что Чумаков позволял решать без него, так это договариваться с представителем Заказчика. Как только Караваев познакомился с методами руководства директора, он сразу заявил:
-- Павел Аполлонович, для завода будет лучше, если вопросы по приёмке продукции со мной будут решать главный инженер и главный технолог. Без вашего участия.
Директор, разумеется, разгневался и начал говорить про субординацию, в которой военный человек должен разбираться. И про партийную организацию, куда директор непременно сообщит о недопустимых методах работы, на что Караваев невозмутимо ответил:
-- Моя партийная организация находится в Москве, в Министерстве Обороны. Руководит нашей первичной организацией полковник Иванов, не одну канистру спирта мы с ним вместе выпили. Когда я по пьяному делу начистил рыло одному штатскому, то отделался выговором без занесения в учётную карточку.
Про штатского и про выговор Караваев, конечно, выдумал, но лишённый чувства юмора директор принял всё за чистую монету и стал избегать общения с представителем Заказчика по мере возможности.
Совещаться было, в общем-то, не о чем. План завод уже выполнил, оставалось только дождаться результатов испытаний. Ведущие специалисты и начальники отделов правдами и неправдами сумели убедить директора, что без его личного участия самые ответственные испытания проходят гораздо успешней, и у рабочих и ИТР участка испытаний никто над душой не стоял. Директор завода за что-то распекал начальника отдела снабжения, главный инженер - главного конструктора, остальные "командиры производства" гораздо более мирно обсуждали перспективы завода на следующий квартал. Старший представитель Заказчика разгадывал кроссворд. Обсуждать ему было нечего, Караваев ждал звонка от своих сотрудников, чтобы подписать акт о приёмке.
Свет в директорском кабинете погас одновременно с глухим раскатом, от которого звякнули оконные стёкла. Директор, проявив завидную скорость реакции, набросился на главного энергетика:
-- В чём дело, Игорь Игнатьевич? Почему вы не можете обеспечить элементарного порядка в своём подразделении?
Пока главный энергетик пытался что-то сказать в своё оправдание, старший представитель Заказчика Коробов подошёл к окну, распахнул тяжёлые шторы и присвистнул:
-- Что-то происходит на заводе, товарищи!
Все бросились к окнам. Вбежавшая в кабинет секретарь директора Алла Михайловна находилась на грани истерики:
-- За территорией завода пропал город, только лес кругом.
Директор завода, так и не вставший из-за своего стола, просто взревел:
-- Да что происходит? Кто-нибудь может мне внятно объяснить?
Никто ничего объяснить не мог. И даже не пытался. Из цеха испытаний выбегали люди и удивлённо разглядывали что-то вдалеке.
Караваев вышел из кабинета директора и попытался открыть двери помещений по другую сторону коридора. Все двери были заперты - рабочий день и рабочая неделя закончились полчаса назад. Открытой оказалась только дверь в туалет. Евгений Васильевич подошёл к окну и выругался.
Вместо автомобильной стоянки, заводского общежития и прочих зданий города Энска за окном был только лес. Евгений Васильевич подошёл к раковине и открыл кран, чтобы сполоснуть лицо - очень хотелось, чтобы наваждение пропало. Вместо остужающей струи послышалось лишь шипение и лишь несколько капель упало на подставленные руки.
-- Вот уж хрен вам! - решительно заявил подполковник неизвестно кому, - Знаю я один арык!
Караваев открыл туалетную кабинку и сорвал крышку с бачка унитаза. Зачерпнув сложенными ладонями воду, подполковник сполоснул перед зеркалом лицо, стараясь не замочить белоснежную рубашку и галстук, вытер лицо и руки носовым платком. Посмотрев в окно, он убедился, что лес никуда не делся, а город, соответственно, так и не появился. Перепрыгивая через две ступеньки, Евгений Васильевич поднялся на пятый этаж заводоуправления, выбил ногой дверь с несерьёзным навесным замком и выбрался на крышу здания.
Лес простирался во все стороны до самого горизонта.
Сторонний наблюдатель, случись таковой на крыше в эти минуту, решил бы, что подполковник Караваев просто-напросто свихнулся от перемен в окружающем мире. Караваев осматривался вокруг, приседая на корточки то у краёв крыши перед парапетом, то на середине крыши, не переставая при этом делать какие-то пометки в записной книжке.
Солнце успело сдвинуться ближе к горизонту. Судя по тому, как быстро надвигались сумерки, бел