Шёл 1979 год, январь, раннее (по нынешним понятиям) утро, Анапа, солнца не видно.... Во-обще, как те-перь говорят, вода мокрая, ботинки жмут и ещё чего-то.
Начинался 'поток' (как у нас называли заезд). Дети при-бывали один за другим. Ничего необычного не предвещало.
Да и, по сути говоря, не было. Просто в полутёмную игровую, со-вмещённую на период зимы со сто-ловой, ввалился на вид здоровый (правда, слиш-ком здоровый для сана-ториев) парень, лет 20-и, не меньше. Ну, что ж, у нас и такое бывает здесь, 'Голубая волна' - это то место, где волей-неволей разу-чишься встречать по одёжке. До-вольно часто за приличной внешно-стью может скрываться невесть что и наоборот.
Парень сел за стол, достал ка-кие-то блокноты, фломастеры и в тот же миг (практически) к нему подошли те, которых я ожидал ви-деть в самую послед-нюю очередь, а именно: колясоч-ники, костыльники, хромые и т. д. В общем, те, кому, казалось бы, делать рядом с ним нечего. Странно! Что же они в нём нашли?
Подошёл и я, естественно. А он спокойно сидел и вырисовы-вал фло-мастерами какие-то анг-лийские слова, тогда ещё не всем понятные. Это теперь любой бы сказал, что это - названия самых популярных запад-ных групп, а ты, Максим, каждый ве-чер 'набиваешь' их и прослуши-ва-ешь на компьютере и диске-тах. Впрочем, тогда мы тоже 'не лыком шиты' были, все сразу как-то поня-ли, что это такое, хотя в жизни, как говорится, ни-чего подобного не виде-ли. Тогда это было то же самое, что те-перь 'мобильник', но больше, чем сейчас, повод покрасоваться. Од-нако красивые 'лейблы' (или как их теперь называют?) были всего лишь поводом для завязывания знакомств. Парень либо действи-тельно знал, как это делается, либо 'сработал' на чисто интуи-тивном уровне, подсозна-тельно опасаясь не вписаться в 'пред-ложенные обстоятельства'. Так или иначе, когда моя ходилка доко-выляла до его стола, к нему было не протолкнуться. Но самое для меня удивительное - это то, что он понимал всех. Он не просто пони-мал, отвечал впопад на все вопросы, ссыпающиеся на него как из рога изобилия, но и живо интересовался всем, что ему говорили. Зачем ему это? Так ли, уж, необходимо знать, у кого какие кактусы растут, да как они цветут, да какие виды на уро-жай в какой-то там по-лосе, да кто как играет футбол, да победит ли Карпов Каспа-рова? Разъедемся по домам - забу-дем, что было навсегда!
Однако разговор сделал своё дело; через полчасика незнако-мый, вроде бы, человек стал 'в доску' всем знакомым и необхо-димым пар-нем. Как мы без него раньше обхо-дились? Когда же пришло время знакомиться, он сказал так:
- Меня зовут Сергей Рома-ненко, но зовите меня Бонни Эм, а то я обижусь!
Такое знакомство хоть и было оригинальным, но то, что последо-вало за этим, превзошло все мои ожидания! Я не первый год уже ез-дил в 'Голубую волну' и потому отлично знал, что здоровые (относи-тельно, ко-нечно) с 'тяжёлыми' обычно не общаются. В те времена (да, на-верно, и теперь) это было 2 раз-ных мира. Однако этот самый Бонни Эм стал активно дружить со мной. По-чему? - я не знаю. Но сказать, что только потому, что в этот 'поток' мы оба не при-нимали ванны и грязи (у меня был перерыв, а ему было нельзя), я не могу - это было бы слишком примитивное объяснение. Нет, не смотря на то, что мы оба любили играть в шахматы, а време-ни было - хоть отбавляй, нас объе-динило нечто более существенное, я чувствовал это, хотя и не мог это объяснить.
А может, всему виной - не-кое противостояние? Ведь вскоре после нашего знакомства прибыл ещё один молодой человек по-добной, так ска-зать, комплекции, только на костылях. Саша (фа-милию забыл), как и по-ложено было в те годы, сразу соб-рал вокруг себя 'здоровых'. Наше знакомство ограничилось тем, что уз-нали, кто, откуда приехал: я - из Че-боксар (о, земляк!), он - из Саранска ('дважды земляк', на-верное), а Бонни Эм - из Казани (читай первое). Этим всё и ог-раничилось. Однако почему-то, сколько бы он не сколачивал вокруг себя группировки, все его намерения неизбежно терпели крах. Саше оставалось только скакать как подбитый стрекозёл, увлекая за собой всех желающих.
Мы же с Бонни Эм дейст-ви-тельно с каждым днём сбли-жались всё сильнее и сильнее, кругозор на-ших (особенно моих) познаний посто-янно расширялся, беседы частенько были до того содержательные, что иногда я сам себя не узнавал. О чём го-ворили? - да обо всём. А, т. к. я до этого (и после, кстати, тоже) знал гораздо меньше, чем он, в ос-новном познавал я. Именно то-гда, к примеру, я познакомился с творчест-вом групп 'АББА', 'Бонни Эм', 'Чингиз-хан' и т. д. Без записей, на одних рассказах. Не верится? Естест-венно, это не возможно. Но это так и было! Только через год (когда я прие-хал снова) я впервые услышал знаменитое 'Варвара варит суп' (как перепевает твоя мама), но эта прос-тенькая, незатейливая мелодия почему-то понравилась мне сразу, пока я ещё не знал исполнителя. А компо-зицию '16 тонн' я услышал от него в пе-репеве на русском языке (и до сих пор, кстати, помню).
А когда все уходили на 'ванны' или 'грязи', у нас на-чина-лась другая жизнь. Вроде бы, эта жизнь в основном кру-тилась вокруг шахмат, но не могут 2 нормальных человека разговаривать только о шахматах все 2 - 3 часа! Естественно, бе-седы велись на самые различные темы, были шутки-прибаутки, плоские и не очень, воспомина-ния 'на тему', расспросы и от-веты.... Со мной это было впер-вые. Нет, я дружил уже с дру-гими пацанами в предыдущих 'потоках' - и куда крепче! - но в ос-новном все они были из моего круга. А однажды он привёл ещё какого-то парня из другой группы, то ли с третьей, то ли с пятой. Это для тебя, Максим, номер группы ни о чём не го-ворит. Однако тогда это было как другой мир, в тех группах лечились т.н. 'здоровые' по на-шим понятиям. Достаточно ска-зать, что именно с 3-ей, 4-ой и 5-ой групп через 2 года нача-лось 'свёртывание' нашего про-филя ДЦП. Этот парень, правда, тоже ковылял с тросточкой, но тогда ребята с других групп считались элитой, попасть туда счи-талось до того почётным, что неко-торые 'старики' иногда уст-раивали скандалы, снова попадая в нашу группу. Этот же его друг видимо был весьма заин-тригован его расска-зами обо мне, иначе чего бы он так часто, почти ежедневно, посещал сей 'приют спокойствия'? Правда, вполне возможно, что де-лал он это просто так, как го-ворится, 'от нечего делать', Но тогда всё-таки время было другое, понятия были другими и, соответственно, ценности были тоже другими. У меня было та-кое чувство, что ещё бы месяца 2 - 3 - и я бы, возможно, 'ото-рвался' от того мира, в котором находился до сих пор и, воз-можно, бросил бы ходилку на несколько месяцев раньше, а не 3 августа этого же года. Однако дело в том (возможно), что я там уже находился с октября, это шёл уже второй 'поток', ка-ждый из ко-торых длился по 3 месяца, я начи-нал хотеть домой, а Бонни Эм, как вполне нор-мальный парень, тоже и не ду-мал оставаться на второй срок. Нет, скорее всего, дело было не в этом, но мне так казалось, просто-на-просто.
Однажды, одевая меня в китай-скую куртку (надо было идти на 'физио'), он неожиданно стал рассп-рашивать меня о моей 'биографии'. Для чего? Он мне сказал, что им в школе (якобы) задали написать сочи-нение о друге, и он-де выбрал меня. По-чему? Честно говоря, мне это до сих пор не понятно.
По современным понятиям, че-ловек человеку волк, прокурор и враг, а не друг, товарищ и брат. Наши лидеры в начале де-вяностых годов сделали всё, что б так было. Но в те времена люди всё-таки от-носились друг другу чуточку по другому, не так, как сейчас или лет 10 на-зад. Может быть, мне это ка-жется, но тогда редкий человек, на-пример, знал, что такое - за-висть. Если у кого-то несчастье или радость, ок-ружающие тебя люди непременно поддерживали в трудную минуту и делили с то-бой все самые светлые мгнове-ния жизни. Естественно, не все и не всегда, но пропорция хоро-шего к плохому была явно об-ратно про-порциональной нынеш-ним временам. Я не настаиваю, что это так, но твёрдо знаю, что, будь это по дру-гому, мне бы не предложили, напри-мер, попробо-вать 'космическую' пищу в 1976 году, со мной не делились бы самым сокровенным, нужным и абсолютно мне не нужным, почти незнакомые мне ребята, я бы нико-гда не познакомился бы с такими гениями в своём роде, как Айдамир Гатагу, Саша Чер-нявский, Олег Вере-ин, Миша Дмитровский.... Сейчас я бы вряд ли с ними познакомился, даже будучи в одном с ними 'пото-ке'. Времена не те. Но тогда люди не редко задумывались об эле-ментар-ных понятиях, таких как: человеч-ность, дружба, доброта...
Здесь, с высоты сегодняшних лет, можно утверждать, что это всё было несерьёзно, что я всё выдумал, что Бонни Эм откро-венно смеялся надо мной. Только мне это неважно, хотя это, ско-рее всего не так. Про-сто тогда я впервые увидел мир без сно-бизма, без довольно-таки непутё-вого понятия 'сам хозяин, ты - ни-кто'. Мир впервые раскрылся своими прекрасными сторонами. Может быть, именно без такой встречи мне бы всё-таки чего-то главного однажды так и не хва-тило бы.
Что ему от меня было надо? В конечном итоге я так и не по-нял этого. Но всё-таки я навсегда благодарен ему за эти 3 незабывае-мых месяца.
И в заключении - обещан-ные '16 тонн':
'Сидим мы в бане, пьём вино.
И вдруг от шефа нам письмо:
'Летите, мальчики, на восток.
Бомбите, мальчики, городок'.
И вот летим бомбить Союз.
А на борту - опасный груз.
А в каждой - 16 тонн!
И шеф придумал - гений он:
Снаряды ухнули все в раз.
Один снаряд попал под 'газ'.
Другой снаряд попал в компот
И раком пятится пилот.
........................................
Летим над морем - красота!
Всего полметра - высота...'
(В пропущенном месте одну строку, кажется, забыл, а дру-гая не совсем литературная, если надо - на-пою отдельно).
5 - 2 - 08 / 03г.
'Всё прогрессивное человечество...'
Почти всегда перед обедом нас собирали в игровой. Было так и на этот раз. Почему-то мне кажется, что и тогда, в 1980г., погода стояла та-кая же, как в описанном выше рас-сказе 'Зовите меня Бонни Эм'. Но с другой стороны, это вполне есте-ственно: кто же будет гулять на улице в нормальную погоду? Мы, ведь, приезжали сюда не просто от-дыхать, загорать, а в первую очередь лечится, а погоду зака-зать не воз-можно, какая есть - такая есть.
Так вот тогда, то ли в мае, то ли в июне 1980г., нас снова (почти как всегда) собрали перед обедом в игровой, Полина Андреевна что-то рассказывала в перерывах между дрёмой, мои 'закадычные враги' (ко-торым славно удавалось портить нервы всем, не только мне) 'реза-лись' в 'чапая' и все время от вре-мени поглядывали в окна, надеясь, что это безвременье когда-нибудь кончится. Рядом со мной сидела На-таша, опять вполне здоровая (по на-шим понятиям) девушка лет 15 - 17, ничего общего со мной не имеющая. Таких, как она, у нас обычно изби-рали командирами в т. н. 'военно-мор-ской' игре. Им было проще, ви-дишь ли, стоять на 'линейках'. По-добная 'дискриминация' в те времена была настолько обыч-ной, что однаж-ды (в другом по-токе) не выбрали командиром парня, который пользо-вался очень высоким авторитетом, только потому, что ему было трудно ходить на ежевечерние дружинные 'линейки'. И вдруг я услышал:
'Всё прогрессивное человечество,
Все люди нашей Земли
И в том числе наше отечество,
Я знаю, не хочет войны'...
Боже, это же мои стихи! Отку-да она их знает? Почему из всего сборника она выбрала са-мые дурац-кие стихи? В те вре-мена я часто писал их только для того, что бы 'набить руку', не более. И эти стихи (точнее, стишки) были как раз из тех, тренировочных, они писались не как протест, а как подражание, пародия на плакатные призывы. Нет, я никогда не был и не буду анти-советчиком, не дождё-тесь! Но темы для тренировок я часто выбирал на-обум. Кроме того, сборник стихов лежал в моём шкафу. Он, конечно, был не под замком, но неужели она туда лазила? Зачем? Быть не может! А стихи всё лились:
'Эй, господа, остановка, стоп!
Хватит вам воевать!
Хватит нейтронных и всяких
бомб!
Пора уже с этим кончать!'
Надо ещё сказать, что час-тенько я экспериментировал и с рифмами, а не только с темами для пародий. В данном случае чередовались 2 раз-ных типа чет-веростиший (абсолютно бредовая, казалось бы, идея). По моим представлениям, такая чушь ни-как не могла бы понравиться нико-му. Но Наташа не просто читала их, она читала эти непу-тёвые стихи с выражением! Мой и без того вечно открытый рот округлялся ещё больше по мере этого 'лицедейства в пустоту', т. к. она при этом смот-рела не на меня, а куда-то в зал.
А декламация, между про-чим, продолжалась дальше:
'Люди болеют и мёрзнут от холода,
А Картер знай себе жрёт.
Люди страдают и дохнут от голода,
А Картер песни поёт'.
Это уже вообще ни в ка-кие ворота не входило! Внут-ренне я от-казался от этого чет-веростишья сразу же после на-писания. С моей стороны это был не просто шаблон, стерео-тип, это было форменным хулиганст-вом, при чём запланированным. Так зачем она читала эти стишки? Что хотела сказать? И, самое непонятное, почему при этом блестели её глаза? Не мне и не сейчас судить об этом, хотя для кой-какого сюжета тема здесь есть. Но, как я уже го-ворил, не дождётесь! У нас с ней ничего не было, да и не могло быть. Слишком разные миры, слиш-ком разные интересы, да и она была не в моём вкусе, sorry, как теперь говорят.
Однако этого мне хватило. Если раньше я серьёзно и не думал пи-сать, если я писал только потому, что не мог не писать, то теперь живо вспомнил Маяковского: 'Послу-шайте, если звёзды зажигают...' В том смысле, что если кто-нибудь чи-тает, значит это кому-нибудь нужно.
Здесь мне так и хочется ска-зать самому себе: 'Не оболь-щайся!' Да и правильно, между прочим, хо-чется: не такой, уж, я знаменитый писатель, я даже до сих пор толком не понимаю, что же такое 'поэзия'. Я пишу только потому, что не могу не пи-сать. Исключение составляет цикл 'Наши', которого я должен на-писать, должен перед собой, пе-ред ребятами, перед своей жиз-нью. Но именно тогда я впервые решил для себя: Буду поэтом! Глупо, наивно? - Совершенно со-гласен! Но это из разряда того, как всё-таки мало нужно чело-веку для того, что бы он пове-рил в себя, в свои силы, хотя бы на мгновение.... Потом можно снова засомневаться во всём, в чём были какие-то сомнения (хотя не надо бы), но иногда такие вот мо-менты здорово за-ряжают человека на несколько лет жизни...
Первый вариант 29 / 08 - 03г.
Ирония судьбы или
Вот те, батька, Новый год!
Это сейчас про наступаю-щий праздник у нас напоминает только уборка, хотя были неко-гда и другие времена. Откат от Нового года в нашей семье на-чался с наступления эры де-мофашизма, тихо и не замет-но. В один из чёрных дней сере-дины 90-ых годов, откровенно устав от беспросветного беспре-дела, Таня и заявила: '- А, мо-жет, не надо?' В тот год ёлку всё-таки поставили. Вероят-но, по-тому, что я написал (а они, как не странно, прочитали) первый вариант этого рассказа. Но годы шли, съедая не только надежды, но и проблески надежд на луч-шее бу-дущее. И вот, Новый 2004-ый год мы встречаем с гене-ральной уборкой, а меня 'объя-вили' ёлкой. Ну, что ж, может, оно и верно, не надо спо-рить. Только мне всё помнится дру-гое.
Мне всё помнится новогод-няя ночь 1978 - 1979 гг. Это то-гда мы с Олегом Вереиным ос-тались на вто-рой 'поток', а за Сергеем Матюшен-ко приехали позже. Так вот, в тот вечер нам, неходячим (Олег недавно бросил ходилку, а мне это предстоя-ло через 8 месяцев), разрешили встретить Новый год в игровой, у телевизора. Ура, казалось бы, сбылась мечта идиота? Не тут-то было! Нас хватило только на просмотр 'Обык-новенного чуда' и кусочек 'Необык-новенного кон-церта'.
Первым на недомогание по-жа-ловался я. Нам измерили тем-перату-ру. У меня 39˚С, у Сергея - чуть поменьше. Ну, мы и легли. Но не спать! А что б нам было видно те-левизор, нам сняли несколько плака-тов со стеклян-ной стены игровой (подробнее о расположении палат см. в 'Чер-нявском'). Олег тоже бродил-бро-дил как медведь-шатун и лёг с нами.
Медперсонал устраивал свою ёлку почему-то в лечебном кор-пусе, хотя клуб уже действовал (читай 'Чернявского'). Но и с этой поправ-кой наш корпус стоял несколько в стороне по пути на их ёлку, однако нас в тот вечер посетили все, кто помнил о нашем существовании. За-ходили к нам поздравлять даже те, кого мы никогда и не знали. Кое-кто заходил к нам в маскарадном костюме. Так, не-ожиданно влетела в палату на метле баба Яга, заставив подско-чить весёлого Сергея. Это так решил поздравить нас Василий Ива-нович. Естественно, забегал и дед Мороз, и Снегурочка, и ещё кто-то...
Короче, тогда мы встретили Новый год. Мы дождались боя ку-рантов и поздравили друг друга! И настроение у нас было праздничное, весёлое.... Но это было тогда.
А что же с нами стало те-перь? И вообще, что с нами сделали, кому это было нужно?
Второй вариант 31 / 12 - 03г.
Собака выла...
Лет 15 назад я лежал не в этой комнате, а в спальне, окна ко-торой выходили на другую сторону, уличную. В сушности, никакого зна-чения это не имеет, так как позже точно такие же 'ночки' (и даже куда круче!) были и здесь. Но сей-час просто время другое, оставаться спокой-ным после того, что с нами сделали, всё равно, что быть мёрт-вым. Тогда же была весна, свежий апрельский воздух с на-слаждением врывался в комнату и единственным переживанием могло быть почти на-думанное, как бы высосанное из пальца, переживание за себя.
Под окнами лаяла какая-то со-бака. Сколько таких собак по-том бу-дут лаять, выть, скулить разными го-лосами по ночам, сколько жутких ночей мне пред-стояло провести! Но именно то-гда мне предстояло отк-рыть са-мую ужасную вещь в этом че-тырежды безумном мире. Этим от-крытием я поделился почти сразу же в нашем клубном жур-нале. Тогда я написал первый вариант этого рассказа. Положе-ние с тех пор изме-нилось, но не в лучшую сторону.
Собака лает всё сильнее и чаще, а я вспоминаю, с чего же всё начиналось. И волосы посте-пенно встают дыбом. Ведь начи-налось всё (если быть честными до конца) тем же, чем и закон-чилось какой-то век спустя: с банкротства института госу-дар-ства. Есть такая присказка: бла-гими намерениями дорога в ад вы-мощена. По-моему, из библии. К со-жалению, это - про нас. Это наш со-временник сказал: 'Хотели как лучше, получилось...'
Однажды царь оказался не-спо-собным контролировать проис-ходящие в стране процессы. Идея эксплуата-ции человека человеком приказала долго жить. Видимо, раньше времени: т. н. 'социа-лизму' не удалось отсто-ять свои завоевания и скоро он сдал свои позиции. Произошло это не в августе 1991-го, а гораздо раньше, ещё на Съезде Победите-лей. Почему - это другая история, хотя рамки этого рассказа по-зволили бы её рассказать. Я лишь хотел бы за-метить, что в тот изумительно див-ный вечер думалось мне, как всегда, о мно-гом. Чаще это были совсем не весёлые размышления, наш мир уст-роен так, что почему-то всегда есть о чём поразмышлять, но на улице веселилась весна. В от-крытую фор-точку сначала доно-силось жеребячье (почти как у меня) ржание с при-свистом и крепкими басистыми сло-вечками, затем звонкий девичий смех, за-тем просто топот каблучков (как у Трошина: 'По дорожке, мимо-мимо, 2 точёных каблучка')...
И вот всё стихло. Всё, кроме сперва удивлённого со-бачьего лая: 'Куда подевались люди? Где мои?'
Как часто бывают ситуации, ко-гда человек неожиданно оста-ётся один, совсем один. Чаще это одино-чество запланировано и на самом деле мнимое. Как нельзя не дышать, так нельзя обойтись без такого мнимого одиночества. Когда ты фи-зически одинок, это ещё не одиноче-ство. И, слава богу, что осознание этого убийст-венного факта приходит с воз-растом. Пока человек знает, кто, где находится, он не одинок.
Гораздо серьёзнее, если кто-то одинок среди толпы. Как те-перь го-ворят, это диагноз. И при чём страшный. Человеку не хва-тает себе подобного в толпе лю-дей. Парадокс нашего времени. Но только ли наше-го?
А между тем, собака начи-нала подвывать. С развитием общества че-ловек, как ни странно, всё больше и больше остаётся один на один с собой и миром. Те или иные обстоя-тельства всё чаще и чаще бро-сают его в эту Бездну, называе-мую одиночеством среди толпы. А что такое 'толпа'? У меня такое ощущение, что это - ПЫЛЬ ГАЛАКТИК. Как рождаются звёзды? Они возникают из мил-лиардов столкновений бесчислен-ного количест-ва мельчайших песчинок на протя-жении милли-ардов лет. Но мы - люди, мы так долго не живём, а одиночество, идентичное этим звёзд-ным ката-строфам, приходится испы-тывать и нам. Почему? За что?
В конце концов, собака осозна-ла свою участь и начала выть. В этом мире, говорят, трудно быть бо-гом. А шавкой быть не трудно? Легко, например, всю жизнь прожить в вагоне поезда только потому, что ка-кому-то самцу однажды приспи-чило, а когда дело было сделано, он улетел, не обещая вернуться? Или легко всю жизнь просто пролежать, не сказав ни слова, что бы однажды уйти из жизни? Несомненно, это легче, чем пре-одолевать трудности. Но за что?
Эта история кончилась тем, что пёс захлебнулся в своём кашляющем вое и умолк. Беспо-лезно звать того, кто не хочет тебя слышать. Легче вздохнуть. Или стать бродячим псом.
Только у меня на душе всё выла и выла собака.
Второй вариант 12 / 03 - 04г.
Ледоход
'Крепитесь, люди! Скоро лето!'
(О. Митяев)
Лет 25 назад как-то мы с па-пой оказались на берегу Волги вес-ной. Конечно, не совсем слу-чайно, в то время я то с па-пой, то с мамой каждый день ездили на электрофорез глаз.
Стояла чудесная, весенняя погода. Светло-золотое солнце в нежно-голу-бой оправе пригревало ещё белую землю с редкими чернею-щими про-галинами и тёмно-се-рыми проплеши-нами асфальта. Изредка летали грачи, а может быть, вороны, как бы раду-ясь приходу весны. Не смотря на то и дело снующие машины, воздух был пропитан свежестью. Папа объя-вил, что вот-вот должен пройти ле-докол, и мы якобы ждали этого со-бытия. Согласи-тесь, само словосочета-ние 'ледо-кол на Волге' звучит как-то по-этично, маняще...
А пока его не было, я с инте-ресом смотрел, например, на висящие с крыш 3-ёх - 4-ёх - этажных строе-ний довольно мас-сивные сосульки, которые пере-ливались всеми на сол-нышке цветами радуги. Красиво! Мне за-хотелось выпить этот воздух, при-нести его домой, что бы на-полнить дом этой Весенней Ра-достью.
Я вертел головой во все сторо-ны и, в конце концов, обра-тил вни-мание на стоящего рядом неказисто одетого художника. Я-то обратил на него внимание, а он, думаю, даже не заметил меня, как, впрочем, и всех вокруг. Он писал. Но что же он изображал? Вглядываясь вдаль, вроде бы в ту же сторону, что и мы, не-зна-комый художник рисовал какой-то нереальный пейзаж. Где он нашёл тёмно-зелёный густой-пре-густой лес с нигде не встречае-мыми зверями, с ярко окрашен-ными птицами? Там, куда я смотрел, ничего этого не было. Сколько бы я ни старался, ни-чего похожего на это я разгля-деть не смог. Я уже готов было решить, что он сошёл с ума (кто из нас в детстве не был мак-сималистом?), как вдруг художник макает кисть в ярко-жёлтую краску и рисует... ствол дерева!
Я всё понял. Ведь мало того, что я с очень ранних лет любил этот цвет. Как-то раз, ещё задолго до школы нарисовал жёлтым каран-дашом дерево и с тех пор я рисо-вал его очень часто, пока не решил, что зацик-ливаюсь, пора бы сменить тему. Жёлтый цвет у меня ассоцииру-ется с радостью, поэтому я по-нял, что художник хотел пода-рить Весен-нюю Радость людям. Так, бес-платно, потому что в то время та-кую кар-тину никто бы и не купил. 'У Лу-коморья - дуб зелёный' почему-то вер-телось в голове. А сейчас: 'Крепи-тесь, люди! Скоро - лето!'
Ледокола мы с папой тогда не дождались. Но настроение праздника во мне осталось на-долго.
Я живу на одном,
Ну, а ты на другом,
На высоком берегу, на крутом.
Весна такая выдалась, такие дни настали...
19 / 03 - 04г.
Сочинение на воль-ную тему
Однажды давным-давно, 'ко-гда деревья были большими', мы решили прогуляться по лесу. Мы - это я, Таня, Марина, ну, и мама. Погода стояла летняя, све-тило солнышко, душа тогда ещё чего-то пела.... И всё у нас было впереди. Лесок у нас не далеко, буквально под боком, официально это - лесопарк. На го-ри-зонте красовались тучки, но это нас не пугало. В тот пре-красный, чудес-ный день я впер-вые сел на велоси-пед. И мне это понравилось. Конеч-но, вела моего 'железного коня' мама, но и так мне очень даже по-нрави-лось.
Когда мы уже вошли в лес, неожиданно пошёл дождь. Хороший, летний, тёплый дожди-чек. Кто-то предложил: '- Свернём назад?' В от-вет почти хором прозвучало: '- Нет!' Марина включила радиоприёмник, и я в первый раз увидел танец под до-ждём. В сущности, он ничем не от-личался от других танцев, но поче-му-то под серебристыми струями дождя этот танец пока-зался ещё бо-лее завораживаю-щим.
После того, как дождь про-шёл, и выглянуло солнышко, в лесу стало совсем хорошо, мы уходили домой в отличном на-строении. И не было бы здесь никакого сюжета, если бы не одно 'но'. Это самое 'но' появи-лось совсем недавно, в связи с тем, что я начал писать мои не совсем путё-вые рассказики.
Когда мы вернулись домой, мама затеяла конкурс на лучшее со-чинение. Сочинение на тему. Это было здорово, поскольку на тот мо-мент все мы учились в школе, Тане с Мариной надо было 'подтянуть' русский язык, а мне лишнее сочини-тельство ни-когда не помешало бы. Как ни странно, затея эта понрави-лась всем (а, может, мне это показа-лось). По крайней мере, сочине-ние написали все и довольно быстро. После этого мы по оче-реди зачиты-вали их друг перед другом. И все были счастливы.
А недавно я подумал: а ведь у человека не одна про-гулка, не одно только хорошее воспоминание. Почему же мы об-ращаемся в своей памяти только к некоторым из них? Скорее всего, из-за частого отсутствия какого бы ни было сюжета. Ведь когда на душе хорошо, что, каза-лось бы, мо-жет быть лучше для творчества, для жизни, для хоро-шего настроения? Од-нако не все-гда и не очень-то, уж, пишется.
Ещё одна странность чело-вече-ского бытия: почему-то ино-гда быва-ет так, что вроде бы отнюдь не лёгкие прогулочки вспоминаются как праздник. Так, например, однажды, ко-гда мы с Таней и папой ехали в Анапу, пока ждали поезда в Москве, решили сначала прогуляться к Мав-золею, затем только еле до-тащились до вокзала, откуда ни возьмись - поя-вился экскурсион-ный автобус. Ну, по-ехали мы дальше. Нас выгрузили на при-стань ожидать прогулочный ка-те-рок. Пока мы его поджидали, вдруг, откуда ни возьмись, нале-тел хлёсткий косой дождь. Од-нако, если в первом случае этим всё и закончилось, то после до-ждя, будто бы этого было мало, задул довольно-таки весёлый ве-терок, сдувший всю листву и весь мусор за шиворот 'тури-стам'. Потом снова пошёл ко-роткий дождичек, что дало повод позже, на катере, шутить: '- Сна-чала помыли, потом испачкали, затем опять помыли и, наконец, вы-сушили'.
Так вот, эта, казалось бы, неза-бываемая прогулка была ис-порчена тем, что мы сели не в тот вагон. После того, как не удалось догово-риться об обмене билетами по-хоро-шему, мы пошли через почти весь состав со всеми вещами. Так здоро-во про-ведённый день был самым гру-бым образом испорчен. Браво! Од-нако, прибыв на место, я не только отдохнул от этого кош-мара довольно быстро, но вскоре стал вспоминать об этом как о самой лучшей про-гулке. Пара-докс?
26 / 03 - 04г.
Битый небитого ведёт...
Недавно мы с мамой хо-дили на массаж. Больница не рядом, естес-твенно, начинали 'хо-дить' на машине Димы, но слу-чилось так, что в пос-ледние дни Дима не смог нас во-зить, так как продал её. Ну, и в одну из минут не мог не зайти ничего не значащий разговор на эту тему. И я тогда выдал такую сен-тенцию:
-Человек из всего найдёт вы-ход.
Бравада? Может быть. Но дело в том, что в тот момент я вспом-нил, как однажды в Анапе, когда все пошли на физио, меня почему-то за-были, а может, пла-нировали прийти позже. А Сер-гей физио не получал. И тогда я то ли уговорил, то ли подго-ворил его (понимайте, как хоти-те) и, взявшись за поручни его ко-ляски, пошёл на лечение!
По плану, обратно он мог бы прикатить сам. Однако, не доезжая чуть-чуть до лестницы лечебного корпуса, мы встретили санаторных ортопедов и еле объ-яснили, кто кого куда ведёт. Но ведь объяснили же! Вот я и го-ворю; безвыходных ситуа-ций не бывает!
Другое дело, когда деваться не-куда. Ну, что ж, тогда значит не судьба! А пока есть хоть один шанс, почему бы им не пользовать-ся?
14 / 07 - 04г.
История ладьи
Выхожу один я на дорогу.
Сквозь туман кремнистый путь блестит.
Ночь тиха. Пустыня внемлет богу.
И звезда с звездою говорит
(М. Ю. Лермонтов)
-История наша такова... - нача-ла, было, Люба, но после не-скольких её слов мне уже от-кровенно хоте-лось рассмеяться. Разве это история, думал я. С высоты того, что про-изошло с нами, история Любы и её сына Рамиля мне уже не казалась та-кой, уж, дикой. Плохо, конечно, ос-таваться без кого-то, конечно, мне в этом случае повезло го-раздо больше, но уникальна ли эта история? Поло-жа руку нá сердце, истории эти от-нюдь не уникальны. Что бы догадать-ся об этом, не надо быть 'семи пя-дей во лбу'. Как писал Л. Н. Тол-стой, все счастливые семьи счастливы одинаково, а несчастливые семьи не-счастливы по-своему. Но начну я не с этого...
Папа минут 20 в задумчи-вости стоял над большой шах-матной дос-кой, расчерченной на огромном по площади, но низком шахматном столе. Задуматься было над чем; якобы пожертво-вав ладью за пешку, я внезапно получил решительное преимуще-ство. Честно говоря, я сов-сем не рассчитывал на то, что папа поддастся искушению съесть ла-дью. Нет, расчет здесь был дру-гой. Для меня было очевидно, что в данном случае есть ла-дью, стоя-щую на 'e5', ни в коем случае было нельзя. Ми-нут 5 я думал, что же будет, если он не съест её? Только убедившись, что в этом случае атака пойдёт вверх налево и прямо налево, я не-много успокоился. Обычно же я в подобных случаях подда-вался 'благо-стному' настроению и забывал кон-тролировать ситуа-цию.
Четверть века назад судьба свела меня с одним немолодым че-ловеком, который здорово играл ко-нями. Тогда я узнал, что хит-роумный шахматный конь на самом деле сильнее всех осталь-ных фигур. Если коня устано-вить там, где надо, это больше половины успеха! Но при том при всём, этой фигурой хорошо жертвуется! Примеров этому можно привести - вагон и ма-ленькую тележ-ку. А позже давно сформировавшаяся идея о том, что шахматы - это мо-дель жизни, а не просто спорт или искус-ство, начала тихой сапой претво-ряться в жизнь. Кто бы знал, сколько бы я отдал за то, что бы избежать стадии этого позна-ния!
Когда пришли другие вре-мена, когда до шахмат никому не было дела, естественно, не иг-рал в них и я, но это не ме-шало мне обдумы-вать эту игру получше. Потому, на-пример, уже в санатории, когда ещё в дебюте дядя Петя округлял глаза от мнимого 'изобилия' угроз со всех сторон, я совершенно честно от-вечал, что никуда не тороплюсь, ничего не атакую. Ни один че-ловек на Свете не рождается сразу с какой-то идеей. Почти все дети сегодня хотят одно, а завтра - другое. Большинство из городских, по крайней мере, детей в школьном возрасте ходят в не-с-колько кружков, а некоторые допол-нительно посещают не-сколько школ. Это вполне нор-мально, если человек планирует несколько дел одновремен-но. Кто знает, что пригодится в жизни? Практика показывает, что чело-веческая жизнь может вдруг ока-заться длиннее той или иной эпохи. Ориентируясь на Совет-ские реалии жизни, 90% населе-ния легли под тот самый танк, на который взо-брался Ельцин в августе 1991 ого года.
Теперь следующая аналогия. Од-нажды вечером в том же са-натории, тот же дядя Петя при-шёл на пар-тию и говорит:
-Я всю ночь не спал, при-думал новый ход!
В чём дело? Начали играть. Оказывается, он вместо '1. a3' или '1. ..., f6' пошёл соответст-венно '1. a1' или '1. ..., f8'. На место же пешки он поставил коня.
-Вот так! - торжественно сказал он. - Что скажешь?
Расчёт был прост; на чет-вёртую горизонталь выводится конская пешка и по идее созда-ётся плацдарм для атаки с флангов. Я поймал себя на мысли, что если бы я не рас-сматри-вал шахматы как модель жизни, воз-можно, я бы расте-рялся. Однако, нау-чившись анали-зировать ситуацию с точки зре-ния жизни или по какой другой причине, я быстро разглядел, что в таком положении его фланг фактически остался без защиты. Вне-дриться в ничем не защи-щённый тыл можно было за один ход, что я потом и сделал, создав математи-ческий задел в несколько ходов. Раз-гром был полный, несмотря на то, что для завершения комбинации я ис-пользовал наработки тридцати-летней давности!
О чём это говорит? Да о том, что на самом деле жизнь не объе-горишь! В реальности фразу 'Я - Гос-подь, а ты - козёл!' может произнести лишь очень недалёкий человек. В жизни ва-жен каждый ход, начиная с пер-вого. Это, наверняка, понимали древние индусы - авторы этой игры. Ты волен ходить так или иначе, но исправлять ошибки го-раздо сложнее, чем наращивать очевидное преимуще-ство.
Ну, и наконец, последнее со-об-ражение. Мне показалось, что я при-думал собственное начало. Против угрозы 'детского' мата оно работает неплохо. Вот оно:
'1. a3, e5. 2. e4, Фf6. 3. c4, Cc5. 4. Кf3. e6. 5. h3.'. Вроде бы не-плохо. При чём, если '2. ..., Сс5', то '3. d4!', т. е. ещё хуже для чёрных. Только проверить эту гипотезу никак не могу, партнёра нет. Папа постоян-но так и на-чинает, играя за чёрных. На мой взгляд, на '1. a3' надо отве-чать '1. a3, d5.', но пока не с кем проверить.
После такого отступления вер-нусь к тому, о чём, собст-венно го-воря, здесь и речь. О жизни.
В ноябре прошлого года мы с папой, как, наверно, уже понятно, по-бывали в санатории 'Чувашия'. Как говорится, что наша жизнь? - лечиться да ле-читься. На второй день пребыва-ния была назначена кардио-грамма, при чём - с утра. Папа хотел 'сэко-номить время' и повёз меня на зав-трак раньше вре-мени, впересменку между первой и второй сменой. Нас оттуда, ес-тественно, 'попросили'. Я взял коляску сзади и вышел в фойе. Мои манёвры кое-кем, оказыва-ется, не остались незамеченными; ми-нуту спустя из т. н. 'шведского стола' выбежала довольно симпа-тич-ная улыбающаяся блондинка в фир-менном костюме работника санатория:
-Привет! Будем знакомы: меня зовут Люба. Или Любовь Петровна. А тебя как?
Привет, давно не виделись, мрачно подумал я. Она мне живо напомнила спившуюся двоюродную сестру. Откуда она взялась?
-Валентин. Вот, раньше вре-мени пришли, нам на кардио-грамму надо...
-Понятно... У меня такой же сын, - это она уже с папой разгова-ривала. - Вы давно здесь?
Тоже ничего особенного. Ры-бак рыбака... Самое смешное, что эта пословица подходит даже к тем, кто в принципе не может встретиться. Да и надо ли?
Люба подходила к нашему столу каждый раз, когда дежу-рила. И каждый раз она что-ни-будь приноси-ла с собой вкус-ненького. Зачем? В принципе, ко-нечно, было понятно, за-чем, но только с обычной точки зрения. Однажды она при мне спро-сила папу:
-Извините, а Валя читать умеет?
После недолгого смешка разго-воры приняли более серьёз-ный обо-рот, один-два раза даже с философ-ским налётом. И по-тому я здесь по-зволяю себе не ограничиваться сухим пересказом фактов, тем более что сам не владею изящным языком Бу-нина. Ограничусь лишь тем, что ко-гда в короткой философской бол-товне за обедом я задал почти ри-торический вопрос 'А для чего, соб-ственно, всё это нужно?' или что-то подобное, имея ввиду нашу жизнь, она сказала:
-А вот тут ты не прав! И как-нибудь я тебе это докажу.
Ну-ну, ждём-с. До сих пор. Только я имел в виду несколько дру-гое. Жаловаться на солнце, что оно жёлтое или на воду, что та мокрая, равно глупо и нело-гично. Не о том речь. Я завёл речь о цене жизни. Люди давно отменили для себя ес-тественный закон выживания. Теперь при желании самый бедный и несча-стный из людей часто может дожить до глубокой старости. Но кому это нужно? Позже, уже дома, в тот са-мый первый её приезд к нам, когда Люба про-изнесла фразу, приве-дённую в самом начале рассказа, мы вру-чили ей репринт книги 'Вокруг кресла'. В ней подробнейшим обра-зом, как я считаю, развора-чивается тематика во-проса нуж-ности.
За свою бестолковую жизнь я повидал немало случаев, когда люди оказывались в ещё более худшем положении, чем можно предположить. Поэтому на самом деле, я как никто другой знаю; пока ты жив, ты жив. А зачем нужно ладье стоять в углу шахматной доски, решать не тебе, а гроссмейстеру.
Ну, вот и произнесено клю-чевое слово 'ладья'. Математиче-ски выража-ясь, ладья - это фи-гура, которая ходит только по вертикали и горизонтали на лю-бое расстояние. Что это зна-чит? Это значит, что если горизонта-ли и вертикали перекрыты, ладья аб-солютно беспомощна. При 'ки-тайской атаке, например, когда слон или ферзь съедает конскую пешку, ладья постоять за себя не может. А ведь в шахматной иерархии ладья счита-ется второй по силе фигурой после ферзя! И по праву!
Уже на второй или третий день пребывания в санатории мне вдруг пришло в голову, что каждого человека вполне можно сравнить с той или иной шах-матной фигурой. М-гм, похоже на астрологию, поду-мал я. Конечно, никакой гороскоп я не собирался и не собираюсь со-ставлять. Но, скажите, чем т. н. 'люди с огра-ниченными возможностями' от-ли-чаются от ладей? При соответст-вующих условиях с соответст-вующим характером (не про меня) иные 'ла-дьи' действительно сильнее сильных мира сего: Ма-ресьев, Корчагин (Ост-ровский), Дикуль, Власов, Титов, Чер-чилль... Продолжать можно бесконеч-но! Но любую ладью можно ограни-чить всего двумя фигурами. Та-кое ограничение слишком часто именуют 'защитой'. От чего?
В той же самой партии с па-пой я применил ещё один но-вый (для меня) приём: чуть раньше я вывел ладьи (фактиче-ски - обе) на центральные верти-кали посредством рокировки в одну из сторон. Обычно для ввода в действие ладьи я сна-чала ладейную пешку ставил на четвёртую горизонталь, затем ла-дью - на третью и лишь затем вводил её в центр игры. Такой способ, вроде, короче, но не эф-фективней: теряется минимум два хода! При чём, априори клетка, на которую должна стать ла-дья, находится под боем слона сопер-ника. Новый же способ сперва вводит в игру все остальные фигу-ры, а соперник до самой последней секунды не знает, куда рокируется король. Не это ли хотели сказать авторы игры? Каждый человек на земле имеет право самореализовать-ся, но свое-временно.
Для живых это, конечно, не утешение. Но такой постулат слиш-ком многое объясняет.
Хорошо, однажды подумал я, а как же другие? С какими фи-гурами их можно сравнить? Не все же ла-дьи! Есть прямолиней-ные пешки, хит-роумные кони, почти неуловимые слоны, 'ново-русские' ферзи... Стоп, стоп, стоп! Сперва я поймал себя на мысли, что король - это не фи-гура, а смысл существования конкретного че-ловека, конкретной семьи, конкретного государства. Люди могут жить и без смысла, и без цели, но шахматные фи-гуры могут и в коробке лежать, дожидаясь своего часа.
Были в санатории трое ре-бят. Один из них - Максим - был ещё дошкольного возраста, а Ан-тон и Сергей - 9 ти - 10 ти лет. По-видимому, Антон и Сергей были не из бед-ных, но это здесь не важно. Однаж-ды Сергей стал рассказывать Антону, что видел электроколяску с пультом управ-ления. Вместо того, что бы ска-зать, что этот пульт похож на джойстик, он сгрёб с доски 4 пешки и слона, поставил слона на край стола, разложил голов-ками от него пешки и стал объяснять:
-Представь себе, что это - пульт управления...
Всё бы ничего, но это дей-ство происходило в присутствии Максима. Тот вроде бы и не смотрел в нашу сторону, но по-сле этого он ежеднев-но устраи-вал мне 'китайскую ни-чью', сгребая и разбрасывая фигуры по столу. Несколько раз в цен-тре 'лежащей композиции' оста-вался сто-ять лишь один король.
Король. В шахматах - это самая основная, но самая слабая фигура. Это - символ, а не чело-век. Это - то, что надо защищать любой ценой. Один король на доске остаться не может. Когда одному из двух коро-лей объяв-лен мат, игра просто кон-чается. Победа и поражение. А как часто в жизни у человека во-обще нет короля!
Несколько месяцев спустя после санатория, ночью, лёжа в постели, я стал сравнивать чле-нов нашей семьи с шахматными фигурами. В соответ-ствии с но-вой, т. с., концепцией 'шахматы - модель жизни'. Ладья у нас уже есть, вот она лежит на своём диване. Хитроумный конь, кото-рый на деле сильнее ферзя, 'где-то бродит', вероятно, в ночном. Слон, бывший до иуфелина фер-зём, старался отвлечься телевизо-ром. Упорно идущая вперёд пешка тоже спала на своём месте. Так, а где же король? А короля-то у нас нету!
Я похолодел и накрылся выше подбородка... Спокойной ночи!
21 - 25 - 05 / 07г.
На дне бутылки
Стояла весна. Прекрасная, анап-ская весна. И был чудный послепо-луденный вечер. Где-то часиков 3 - 5. По крайней мере, яркое белеющее до синевы в глазах солнце было ещё высоко. Возле самой железнодо-рожной линии сидели на чемоданах несколько человек. Кто-то сидел, кто-то стоял - не в этом суть. Кому что досталось. Я даже забыл, сколько нас было в точности, - до чего этот эпи-зод казался мне малозначительным!
Мы отправлялись домой. Мы - это Галина Андреевна с несколькими детьми (в том числе и со мной), которая всё равно ехала по своим делам в наш город и Дима Мухин со своим отцом, который чуть позже нас отправлялся в Ленинград. Вот о нём-то и пойдёт речь.
Папаша-Мухин был уже, что называется, 'в кондиции'. Красный, как после бани, то и дело икающий от понятного желания, с ничего не видящими из-под очков глазами, в вязанной 'спортивной' шапке, он си-дел на чемодане и держал за гор-лышко ещё одну бутылку пива. Она была не раскупорена. Пока не рас-купорена. И для всех нас задача Димы была очевидна. В том числе, естественно, и для отца. Уверен, что какая-то часть его мозга говорила: 'Не давай мне её раскупорить, иначе мы не доедем'.
Дело в том, что у красавчика-блондина Димы Мухина руки не просто не работали, они вообще не опускались ниже головы! Было такое ощущение, что он кому-то сдаётся. Как он спал - я не знаю, он спал в другой палате, а я особым любопыт-ством не отличался. Но днём ему постоянно приходилось кого-нибудь о чём-ни-будь просить.
Иной на его незавидном месте давным-давно бы всем надоел. Но он, видимо, раз и навсегда выбрал другую тактику. Натуральный блон-дин, он примерил на себя роль ба-лагура. Насколько эта тактика себя оправдывала, об этом можно было спорить. Ведь, помимо всего сказан-ного, у него был противный, скрипу-чий, как сто лет не смазываемая те-лега, голос. Мне кажется, что, будь это до потока Чернявского[1], на него никто бы не обратил внимания. Но на дворе стоял уже 1979 ый год. Да, да, это был тот самый 'поток' 'Бонни' Эма', о котором я уже пи-сал. Начиная с предыдущего 'потока', ребята, которые в основном никогда не ви-дели других себе подобных, почему-то относились друг к другу весьма уважительно. Никто за три месяца не сказал Диме ничего ворч-ливого (типа 'Отстань!', мол). Хотя его скрипучий, невнятный голос 'дос-тал' бы и по-койника. Достаточно сказать, что о том, что к нам при-был 'новичок', я узнал ещё до того, как его увидел. Его скрипучий, без конца пытающий-ся шутить голос звучал и днём, и ночью. Но все по-нимали, почему, с лёгкостью входили в его положение и с удовольствием поддерживали его шутки. Дима был, как бы теперь выразились, достаточно креативным, с ним никогда не было скучно. Падал ли он при ходьбе или беге? Лично я этого не видел. Он был как Фигаро: и там, и тут, и везде одновременно. Однако Дима сумел так себя поставить, что нико-му из тех, кто бы его поднимал, не пришло бы в голову упомянуть об этом всуе.
Вот и теперь, на перроне, в ожидании поезда, он постоянно кру-жил возле отца, как назойливая муха, травил байки, о чём-то шутил постоянно, балагурил... Мухиным надо было доехать до Ленинграда, домой. И это все понимали. В том числе и его папа. Вот только бутылка, прови-сающая между его ног в правой руке, с каждой минутой всё больше и больше предательски наклонялась в сторону алчущих губ. Дима вращался всё быстрее и быстрее...
Вскоре подошёл наш поезд, и мы уехали. Чем всё закончилось у Мухиных - я, естественно, не знаю. Но последний шуточный аргумент Му-хина я помню до сих пор. Наклонившись и перегнувшись так, что его лицо оказалось под дном бутылки (относительно Мухина-старшего), Дима сказал:
-А то меня на дне увидишь.
За прошедшие три месяца его никто не обозвал Мухой.
14 / 01 - 10г.
Встреча в пустом
коридоре
В пустом коридоре лечебного корпуса было тихо и спокойно. Я выходил из кабинета механотерапии и направлялся в сторону лестницы. И тут появился он. Практически сразу он развернулся на 180R, закрывая за собой дверь, и мне показалось, что он меня не заметил. В первый мо-мент его лица не видел и я, но Василия Ивановича не возможно было не узнать. Его телосложение было настолько особым, что даже если бы он ни на кого не был бы похож, я бы его описал бы легко: не высокий, не худой, плотный, коре-настый, с чёрными, начинающими се-деть, волосами, кудрявый, чуть-чуть прихрамывающий. Он напоминал Ев-гения Весника.
В нашей группе Василий Ива-нович появился в 1978 ом году. Од-нако ещё до этого, с самого первого 'потока', я часто замечал его в 'ма-лышовых' группах - первой, шестой или седьмой... Естественно, не в них самих, а когда их куда-нибудь выводили. Малышей сажали на кровать (а все кровати у нас они были на колёсах) и везли, куда надо. Один толкал, другой тянул. А поскольку мужчины в нашем специфичном санатории всегда ценились ещё как 'раб. сила', Василий Иванович всегда либо тол-кал, либо тянул (что было реже) эти 'экипажи'.
Вот и в нашей, самой тяжёлой, группе Василий Иванович никогда не сидел без дела. Весьма добросовестно выполняя свои обязанности медсестры (таблетки, уколы, процедуры), он практически безостановочно делал любую силовую работу, всё, что ска-жут.
Казалось бы, человеку хватало, мягко говоря. Что ещё ему было надо? Ветеран войны, несколько лет провалявшийся в госпиталях (как я от кого-то узнал), из них целый год в гипсе с головы до ног, Василий Иванович был поистине неравнодуш-ным человеком. С самого начала, по-моему, Василий Иванович начал ис-кать контакт со всеми. И первая попытка контакта была довольно не-ожиданной.
Однажды Василий Иванович подошёл к нам с Сашей сзади и вдруг запел:
-Ой, я молодой!
А хожу-то с бородой.
Я ж не беспоко-юся.
Пусть растёт до по-я-са.
Вот когда прогоним фри-и-ицев,
Будем стричься, мыться, бри-и-иться,
Одеваться, наряжа-а-аться,
С ми-и-илкой целоваться!
Тогда лично я услышал эту песню впервые. Хотя не узнать ин-тонации Л. Утёсова было невозможно. Но, насколько мне помниться, никако-го внятного ответа от нас Сашей не последовало. Наверняка, 'молодой' Ва-силий Иванович так и подумал про себя: 'Контакт не состоялся'. Немно-го погодя, утерев вечно потное лицо всегда висящим на плечах полотен-цем, он пошёл работать.
Однако довольно скоро (может, в этот же день, может, позже) отку-да-то издалека раздался дружный хо-хот. Кто-то о чём-то пошутил, а Ва-силий Иванович ловко поддержал эту шутку. Теперь, в свете того, что можно узнать об Одессе с экранов телевидения, я думаю, что Василий Иванович был одесситом - настолько ловко и к месту он шутил. Но при всём при этом пустым балагуром он не был. Весь его юмор был направлен в одну сторону: поддержать нас, внушить нам, что мы тоже люди, что наши порой никчёмные жизни тоже чего-нибудь стóят.
Как-то у нас с Сашей зашёл какой-то разговор, видимо касающийся денег. Стоящий сзади Василий Иванович внезапно вступил в наш разговор:
-Да накопить миллион в нашей стране достаточно просто: Берёшь 1 000 р., кладёшь на сверхсрочный счёт в Сбербанке, через год снимаешь, добавляешь...
Этот 'нехитрый' алгоритм он с упоением объяснял нам битых пол-часа, но мы задали один-единствен-ный вопрос:
-А где взять первую тысячу?
-А это, уж, ваше дело, - доходчиво объяснил Василий Иванович. Но при этом добавил. - На юге-то это делается проще.
Для чего ему нужны были деньги? От 'нечего делать' можно бы долго рассуждать на эту тему. Ведь считать деньги в чужом кармане - это, говорят, наша национальная заба-ва. Однако копить их можно по-раз-ному: можно их всю жизнь просто коллекционировать, по меткому определению юмориста, а можно жить на них полной жизнью. Иначе, зачем ему всё остальное? Зачем ему, например, шутить с неходящими 'колясочниками' о ночных походах 'налево'? Зачем ему однажды понадобилось будить девочек среди ночи, давать им в руки зубную пасту, а утром весело смеяться над перепачканными ею пацанами? Это, ведь, никем не оплачивается!
И я сомневаюсь, что кто-то оплатил его визит к нам с Сергеем Матюшенко и Олегом Вереиным в новогоднюю ночь 1979 ого года в об-разе бабы Яги[2]. И, уж, тем более не объяснить стремлением к наживе то, что ради нас двоих с Сергеем он таскал из дома какой-то уникальный аппарат, стаскивал Сергея с кровати, что б спустя минут пять сеанса ле-чения водружать его обратно, и по окончанию своей смены уносил его домой. Зачем ему это надо было? Ведь мы выздоровели бы и так!
Но он же, Василий Иванович, мог быть и жёстким, когда это тре-бовалось. При чём, без лишнего крика и без мата. Справедливости ради надо сказать, что в 'Голубой волне' никто грубо не выражался и почти все умели припечатывать озорство, не повышая голос. Василий Иванович же свой голос сорвал ещё на войне и кричать не смог бы, если б даже захотел. Однако, например, с тех пор, как обнаружил, что во время приёма пищи кое-кто из ребят незаметно избавляется от лекарств, только Ва-силий Иванович обходил каждого с ящичком всяких таблеток и, никому не доверяя, давал горсти таблеток в рот по спискам. Остальные медсёстры давали таблетки либо по именам (поднимите руку), либо по названиям препарата (аналогично поднимите руку).
...Наконец, Василий Иванович развернулся и, как мне показалось, оцепенел от неожиданности. Хотя, в принципе, ничего неожиданного не произошло. Неожиданность эта была, скорее, для меня. Ведь когда в том, 1981 ом году я вновь, в последний раз, приехал в Анапу, я уже знал, что Василий Иванович уже на пенсии. Насколько мне помнилось, он говорил о своей пенсии всё последнее время. И тем не менее...
Тем не менее, он вышел из этого кабинета в грязном, рабочем халате, с большим гаечным ключом и молотком в руках. Между нами не было сказано ни слова. Просто он глядел на меня, а на красные, потные щёки выкатились две, пусть не совсем трезвые, слезинки. Наверняка, в этот момент Василий Иванович думал о том, что его жизнь сложилась, в общем-то, не зря, что за свою жизнь он столько добра успел сделать людям! Классика жанра требует здесь хотя бы кратко пройтись по биографии Василия Ивановича, но я её просто не знаю (увы!). Я просто шёл навстречу и думал о том, как бы не упасть на его глазах.
15 - 18 / 01 - 10г.
НЕРАВНОДУШИЕ
Т. Таланцевой
-Ну, не молчи! Ну, скажи же что-нибудь!
Она буквально прыгала. А Он лежал на диване, отвернувшись к стене. Он ничего не хотел. Его никому не разговорить. Он был зол на весь мир.
ПОЧЕМУ?
Только что вынесли его сестру. Младшую. Под визгливую "Святы, боже". Наверное, так и положено петь эту молитву. Но только во время исполнения её его тётей, которая все эти дни, тяжёлые дни прощания пела псалмы возле гроба и вообще следила за ритуалом, внутри Него вдруг разгорелся испепеляющий Огонь, который поднимался откуда-то снизу вверх. Когда вся процессия показалась на улице, Он только и смог крикнуть:
-НУ, ПОЧЕМУ???
Уже чуть ранее Он задумал лечь и не вставать. Сколько Он сможет, насколько Его хватит? Ведь из-за относительно давнего гайморита Он не мог спокойно лежать даже когда надо было. Но это Его уже не интересовало. Лечь и не встать. Как сестра? Хотя бы.
Но Она тоже осталась. Подробности? Он их не помнит. Не заметил. Видимо, когда Она вызвалась чем-то помочь, мама или тётя пред?ложили ей остаться и вымыть полы. Ей дали ключи, которые, забегая вперёд, не понадобились.
Он сделал, как и планировал. Он лёг и отвернулся. И пусть весь мир подождёт! Пусть. Тем более, он не такой, уж, прекрасный, мир-то, как принято об этом думать. Она и Её подруга (или кто там?) долго гремели швабрами, вёдрами, чего-то перестав?ляли, о чём-то спрашивали друг друга и Его... А Он ждал, когда они обе уйдут, что бы, возможно, что-то сделать. Её напарница ушла. Она осталась.
-Ну, скажи что-нибудь! Ну, не молчи!
Битый час Она пыталась Его расшеве?лить. Она чего-то рассказывала Ему, пытаясь, видимо, убедить, что бывает ещё хуже. Но Он-то знал, что хуже не было. Может, и будет, на этом глупом Свете ни от чего нельзя зарекаться, но на сегодняшний день... А Она не отстаёт. Она уже скачет, как загнанная лань.
-Валя, ну, что мне с тобой делать? Я, прям, не знаю!
Господи, да нужен Он Ей? Уйдёт, ведь, и забудет, кто мы такие! Сестры уже нет, а скоро, глядишь, и Его не будет... Он не зарекался. Ни от чего! Жизнь показала, насколько это глупо. Но...
Он лежит, уже повернувшись в Её сторону. Не на голос, как Ему кажется, а просто на правую сторону. Сердце устало. Интересно, что это очкастое существо с безвольно опустившимися руками делает возле меня? Зачем Ей переживать за жизнь какого-то урода, всего лишь брата Её уже покойной подруги. И бывшей начальницы? Видимо, да. Она много рассказывает про аптеку, где Его младшая сестра была директором. Самый дружный и сплочённый коллектив. Наверное. Венок же принесли от фирмы, которой давным-давно нет...
-Ну, скажи что-нибудь!
Вот пристала! И, ведь, не уйдёт.
-Всё, что я мог сказать, я давным-давно написал в своих "документах", - наконец-то, произнёс Он. - Открывай и читай! Вот, только читать некому.
-Так надо послать! - загорелась Она. - Надо печататься, публиковаться.
С моей стороны, думал Он, это выглядит, как спекуляция. На самом деле...
На самом деле, хоть таким образом Его дальнейшая судьба, может быть, приобретёт какой-то смысл.
-У меня и-мейл не работает. Таня не успела "Бэтмана" активировать. Точнее, не захотела. Сказала: "А зачем? Всё равно мне никто не пишет, никому я не нужна..."
-Так давай я на флэшку скину и со своего компьютера пошлю, куда надо. Какие проблемы?
Её глаза горели. Слава богу, удалось! - думала Она. И отступала, как бы приглашая Его встать и идти к компьютеру.
О, боже, зачем Ей это нужно? - мрачно думал Он. Но тем не менее, встал и пошёл. То ли из-за новых программ, то ли из-за старой "базы", но когда включаешь компьютер, выходило три "окна", которых надо было сразу, немедленно "закрывать". Кроме того, Он все программы "положил" в "Пуск", что "здо?ровые" обычно не делают. Неужели Она знала? Ведь при обычных обстоятельствах Его присутствия не потребовалось бы. А, может, Она полагала, что там надо набрать код? Нет. Скорее всего, это был просто повод поднять Его.
Знала Она это или нет, Ей удалось уболтать Его, дать Ему маленький лучик надежды. Надежды на что?
Он всё ещё жив. Благодаря Ей. Хотя ответа из журнала так и не пришло.
13 / 08 - 10.
Снукер
Эта игра появилась в моей жизни недавно. В самый отвратительный период нашей жизни. Подробности - в предыдущем рассказе "Неравнодушие" и в повести "Оскал троянского коня".
Снукер - не совсем игра. Как шахматы - модель жизни, так снукер - модель дипломатии, призванной, в принципе, обслуживать эту жизнь, избегая лишних международных конфликтов. Снукер учит людей тому, что безвыходных положений не бывает. Часто человек сам виноват, что попадает в снукер. Но когда закончится фрейм...
Конец игры - конец жизни. Кто ведёт, тот и выигрывает. Если не ошибётся. Однако масоны, явно придумавшие эту усложнённую биллиардную игру, это отлично понимали: партия состоит не просто из нескольких нечётных фреймов. Насколько я мог понять, лет тридцать назад в финалах профессиональных турниров их количество было каким-то запредельным!
На первый взгляд, правила игры просты: трогать шары нельзя, это естественно. В случае необходимости рефери может взять шар только перчатками, обтереть и положить на место, точно где он и лежал. Если надо вернуть позицию, используется всё: совещание судей, видеозапись, советы игроков и зрителей... Зачем? Об этом позже, в третьем правиле. А второе правило - это очерёдность касания или забивания шаров. Ударяя кием только в белый шар (биток), касаться или забивать в лузу можно только в следующем порядке: красный - цветной - красный - цветной. Шары определённого цвета имеют свой номинал: красный шар - 1 очко, жёлтый шар - 2 очка, зелёный - 3 очка, коричневый - 4 очка, синий (или голубой) шар - 5 очков, розовый - 6 очков и самый дорогой чёрный - 7 очков. Если после удара шар не упал в лузу - ничего страшного; это просто переход хода, отыгрыш, а очки никому не засчитываются. Но если игрок касается или забивает шар не того цвета, он "дарит" сопернику минимум 4 очка! Именно тут вступает в действие то, что я назвал здесь "третьим правилом". Положение, когда в поле действия битка нет нужного шара, и называется снукером. Так вот, если игрок попадает в снукер и выходит из него неправильно, принеся сопернику минимум 4 очка, тот дополнительно может потребовать повтора. Таким образом, за один снукер, не вставая с кресла, можно "заработать" до 20 и очков! Естественно, игроки хотят ставить в снукер своего партнёра, а не просто тупо забивать в лузу.
И вот тут на ум приходит первая аналогия с жизнью. Папе этот момент настолько не нравится, фрейм может длиться часами, что часто он говорит: "-За снукер их штрафовать надо!". За что? Не нравится снукер - гоняй в обычный бильярд. В реальной же жизни удалось, например, избежать большой войны в августе 2 008 года, когда некий Саакашвили хотел поставить в снукер Москву, но угодил в него сам. Нет, без жертв не обошлось, ведь нападение на Южную Осетию произошло неожиданно. Но если бы наши политики сыграли бы как теннисист Ельцин в 90 ых годах, война была бы куда более масштабнее! Самое интересное, что эти же правила подходят и для бытовой жизни, но пока мне об этом и думать не хочется!
Снукеристы же, как шахматисты, больше получают кайф от выхода из снукера, а не от победы. Они одинаково со зрителями радуются любому снукеру, что своему, что чужому. Иногда попавший в снукер прищёлкивает языком от удовольствия.
Однажды когда Ронни О" Салливан уже выиграл решающий фрейм по очкам и собирался уходить, его соперник - Кинг - сделал приглашающий жест: "Well, let"s go, мол! Ну, что ты уходишь? Добей!". Дело в том, что за максимальный брейк выдаётся дополнительная немаленькая премия, а красивый брейк нравится всем. И я с досадой подумал: "Кинг - явно не чуваш!". Наш человек на месте Кинга махнул бы с досады и ушёл, куда-нибудь плюнув. Ведь он битый час ставил тому снукера, так "не любимые" папой, а теперь получает полный разгром от Салливана! Как всё это не похоже на жизнь!
Нет, снукерист (Ст. Дэвис) может плюнуть. Но не от досады и не в соперника, а от избытка чувств после трудной победы и где-нибудь в уголке. Что б никто не видел (кроме телекамеры). Вам слабо? Упомянутый Стив Дэвис, так похожий на М. Задорнова, был глубоким стариком ещё 25 лет назад! Легко представить, с каким трудом ему даётся каждый матч. Но четверть века назад после какого-то тяжёлого финала с другим стариком, который, видимо, ушёл из жизни, в 51 фрейм они устроили такое юмористическое шоу, что его каждый сезон по нескольку раз показывают до сих пор! Наши же юмористы тоже десятилетия?ми "выдают" одни и те же шутки, только не в прокрутке старых записей, а на разных концертах.
И последнее. В этом году у Дж. Уайта - траур. Погиб его близкий друг. На турнирах он носит траурную повязку на рукаве. В игре с Р. О" Салливаном Уайт попал в автоснукер и допустил ошибку. В этом случае соперник вправе требовать повтора и Салливан не раз пользовался этим правом. Однако дополнительную пикантность ситуации придавало то, что Уайт уже был кумиром Ронни, когда тому было 15 лет! Затем О" Салливан стал его учеником, а затем и близким другом. Поэтому он был в курсе семейных проблем Джереми. А тот уже пошёл садиться. Что делать? Ронни подбежал к нему (чего никогда не делал) и по-собачьи, глядя прямо в глаза снизу вверх, спросил: "-You" ll can?". Уайт не обиделся. Он рассмеялся вместе со всеми, мотнул головой и пошёл выполнять повтор. Игра есть игра! Снукеристы считают, что надо оставаться человеком в любом случае.
А вы, люди, вы will you can?
13 / 11 - 10.
Дядя Валера
Иногда поиски человека в мире людей заводят нас не туда. Неожиданно выясняется, что там, куда нас завела судьба, тоже есть достойные кандидатуры на это высокое звание, опущенное нашим временем. Но мы, ведь, этого не ожидали! А потому спокойно проходим мимо.
О дяде Валере мне хотелось рассказать столько же лет, сколько и о Василии Ивановиче. При чём, в отличии от предыдущего героя, мне известна и фамилия дяди Валеры. Ведь он был отцом одного из "одногрупников", так сказать, Саши Писарева. Говорите, знакомая фамилия? Да! Я больше скажу: сбрейте бакены с портрета критика девятнадцатого века Писарева - и получите точный портрет его однофамильца (а, может быть, родственника в каком-то колене) дяди Валеры. Но портрет критика Писарева я увидел только когда приехал домой, в учебнике литературы за новый, восьмой класс. Поэтому не могу с уверенностью говорить о его родстве.
Знакомство же с ним произошло как-то буднично и естественно. Однажды летним вечером, когда лёгкий, южный ветерок слегка заигрывал притомлёнными кронами деревьев, как-то спонтанно завязалась серия знакомств. То ли потому, что санаторий - не клуб знакомств, то ли из-за внутреннего осознания того, что за три месяца познакомишься даже с тем, кто тебе ни с какого бока не нужен, у нас никогда специальных акций знакомств не было. Да они мне и не нужны, собственно говоря. Просто я к тому, что этот очень органичный человек, который уже устроившись плотником санатория на три месяца, что-то строгал под кипарисом на столе, что справа от выхода с веранды, очень органично представился:
-Зовите меня В-В-Валерий А-А-Алексадрович. Или просто дядя Валера.
Да, он немного заикался. Как и его сын, Саша, такой же бука, как и я. Разница между мной и Сашей, который был на несколько лет младше меня, была лишь в том, что он так и не завёл себе друзей.