Аннотация: Ум человеческий, по простонародному выражению, не пророк, а угадчик. Он видит общий ход вещей и выводит из оного глубокие предположения, подчас оправдываемые временем. А.С.Пушкин
На уроке мира, с которого начинался каждый учебный год, в каждой советской школе, было всегда нестерпимо скучно. Предполагалось, что юные отроки и отроковицы проникнутся политинформацией, густо пропитаются её значимостью и, до конца учебного года будут помнить вложенные в них познания об оккупированной Панаме, гордых сандинистах, фронте "Фарабунда Марти". ...
Как-то раз, Урок Мира у нас проводил военрук школы. Мы его немного боялись. Видом своим он заставлял нас серьезно сомневаться, что война между неандертальцами и Homo sapiens закончилась 25 тысяч лет назад.
Военрук сурово оглядел нас, снисходительно хмыкнул и начал рассказывать нам о последствиях ядерной войны. Сказать по-правде, мы не очень-то сильно и удивились. Ясное дело, если без конца говорят о стабильности - грядет бардак или кризис, ну, а если началась пацифистская демагогия - верное дело, жди войны.
Надо ведь быть сказочным идиотом, чтобы буквально верить всем официальным заявлениям и реляциям. Государство подает нам своеобразные знаки, подчас мистически-запутанные, но, "постфактум", неизменно понятные.
Короче, мы принялись внимательно слушать нашего антропоморфного военрука.
Дело-то серьезное, как вы понимаете.
Если на Уроке Мира такие разговоры разговаривают, то надо прислушиваться, не ровен час и правда бабахнут.
Из всего сказанного, я понял следующее:
1. Когда шарахнет, автомат надо накрыть своим героическим телом.
2. Я, наверняка, не выживу.
3. Тараканы обязательно выживут.
4. Все, кто будет в момент ядерного удара в метро, спасется обязательно.
С первым пунктом я сразу понял. Чтобы, значит, тот, кому посчастливится выжить после первичной катавасии, оттолкнул твои обожженные останки и подобрал заботливо сохраненное орудие уничтожения. Положение второго пункта прямо вытекало из первой рекомендации. Третий пункт был неоспорим в силу результатов всем известной многовековой борьбы с тараканами в условиях казенного бытия и коммунальных квартир.
Последний пункт был как глоток чистого воздуха.
Как надежда на потерянный классный журнал в конце четверти.
Как вовремя пришедший в голову ответ на каверзный вопрос экзаменатора.
Как струя теплого воздуха из открытых дверей метро в морозный вечер.
Так я понял, что только под землей, среди вечного света и гулкого рева поездов, среди тысяч людей можно обрести не только мизантропию, но и спасение от планетарных катастроф.
Сказать по чести, многое в этом виде общественного транспорта утверждает меня в уверенности, что это совершенно иной мир.
Посмотрите сами, как движется время в метро. Оно, то останавливается, и вы проезжаете из одного конца нашего среднерусского Вавилона в другой за двадцать минут, то должна минуть вечность, прежде чем вы минуете одну-две остановки. Каждая станция - квинтэссенция какого-нибудь отрезка времени ; героического эпизода или эпического события. Ты путешествуешь по истории ХХ века, не составляя себе ни малейшего труда, просто выглядывая из окна вагона. Как первые христиане уходили в катакомбы, чтобы там молиться неведомому всем остальным Богу, так и в начале XXI века вся коммунистическая символика осталась лишь в подземных дворцах московского метро.
Иногда кажется, что люди передвигаются по перронам и переходам этого гигантского города, руководствуясь какой-то неведомой программе, которая равномерно распределяет людей в вагонах, где в час пик, по всем законам пространства никак не должно находиться подобного числа живых существ.
Это подпольный заповедник общественной дисциплины, последняя пристань показных фабричных идеалов и демонстрационной заводской красоты советского времени. В мозаичных и фресковых панно, в бронзовых статуях и мраморных интарсиях, везде, нам является (уже совсем сказочный) образ героя-труженика, давно забытый на грешной поверхности.
Метро могло спасти от первых всполохов новой мировой войны, могло так же укрепить сомневающегося в радужных перспективах светлого будущего, своей тяжелой помпезностью утверждая образ уже совсем близкого рая на земле. Этот подземный город стал гигантской гробницей надежд целого поколения людей, веровавших в прекрасный мир, где все будет так, как мечтает в полудреме ребенок, накануне своего дня рождения в ожидании праздника с подарками.
Когда XXI век вторгся в это храмовое пространство Великой Утопии со своими рекламными объявлениями и броскими полиграфическими баннерами, то неожиданно, вся эта мишура нового времени показалась пустой и раздражающей. Может статься, что никакие газетёнки и истерические оппозиционеры не отвернули столько народа от власти, как раздражающе-пошлая реклама в московском метро. Как, представьте, будут относиться парижане к своему правительству, если на Нотр-Даме разрешат вывешивать плакаты с придурковатыми образами и потребительскими призывами?
Многие пассажиры в совершенстве овладевают вполне вуайеристическими навыками разглядывания своих соседей. Некоторые из беззвучно интервьюированных, часто чувствуют любопытствующие взгляды и тут мне доставляет особенное удовольствие наблюдать возникающие короткие немые диалоги. Случается наблюдать, как граждане в робком почтительном любопытстве разглядывают скульптурные композиции на станциях, а те высокомерно не обращают ни малейшего внимания на этих мимолетных зрителей, оставаясь бронзово-бесстрастными. Официальные наблюдатели - смотрительницы эскалаторов, уподобляясь высеченным в камне подземным богам, сами быстро приобретают величавую надменность взгляда и неподвижность мимических проявлений.
В этом ритмизированном, пропитанном ежедневным ритуальным обрядом проезда, пространстве, даже нелепая случайность смотрится удивительно закономерной.
Один раз, в январе месяце, мне встретился на беломраморном перроне босой старик с крашеной хной бородой. На нём еще красовались шорты цвета хаки и какая-то полуистлевшая футболка. Он довольно дико озирался по сторонам, как будто, заснув дома, очутился в пугающем сне с сотнями людей, четко идущими по своим стадным маршрутам, точно их приводит в движение та же сила, что заставляет ежегодно мигрировать сотни тысяч пингвинов.
Еще, уже в начале двухтысячных, мне было видение нашего школьного военрука. Произошла эта дидактическая встреча на станции "Площадь Революции". Он был неплохо одет и читал газету "Спорт-экспресс".
Думаю, в тот самый момент он тоже спасался в подземном городе от какой-то поверхностной мерзости.