Совершенно не понимаю ложнопафосного утверждения, что, дескать, о мёртвых "либо хорошо, либо ничего". Этаким образом нужно, вероятно, стыдливо помалкивать и при разговорах о Гитлере, а Аттилу и Тамерлана записать в своеобразных "мизантропических путешественников", забыв об их дикости и жестокости.
Можно, само собой разумеется, ловко отмахаться от всех этих разговоров, заявив, что это не на всех распространяется, а исторических персонажей надо судить особым судом. Это, конечно, так, но как всегда имеются нюансы.
Все мы своеобразные "субъекты истории" и пониманию этого незамысловатого факта сопутствует вопрос, который хоть раз посещал каждого человека: а что, собственно говоря, останется в этом приятном мире после моей смерти? Нет-нет, да и зашевелятся мысли, наподобие того что "душа, в заветной лире, мой прах переживёт и тления бежит" и всё такое. Правда, не очень уточнено, по-поводу того, что лира должна быть собственного изготовления. Извиняюсь за умышленное искажение цитаты, но ведь искушенному читателю всегда хочется немного подольстить, дать ему почувствовать, что он немного умнее и сообразительнее автора.
Сочинитель этих строк оптимистично желает в конце другого поэтического произведения, чтобы у входа в его гробницу веселилась "младая жизнь", вполне равнодушная природа "равнодушно" сияла вечной красотой.
Это понятно.
Александр Сергеевич показывает себя трезвомыслящим человеком, понимающим, также, что ничего сильно не изменится после его смерти.
Ну, это он конечно скромник.
Чего и говорить, "Пушкин - наше всё", это каждый знает.
Великий Поэт и к смерти относился саркастически и зловредных при жизни покойников не особо жалел эпитафиями. Вот моя любимая:
"Лищинский околел - отечеству беда!
Князь Сергий жив еще - утешьтесь, господа."
Это я к тому, что и А.С. Пушкин не ханжески-стеснительно к таким вопросам относился.
Плевать он хотел на почтение к почившим, ежели, они при жизни не очень соответствовали морали и нравственным устоям.
Хотя, конечно, кому и "солнце российской поэзии", а кому и лицо с сомнительной регистрацией на территории особо охраняемого правительственного комплекса "Царское Село"....
Что-то я сбился.
Вот всегда так: решишь написать о чём-то простом, человеческом, насущном, а тянет всё в высокие, духовные дебри, и мысль теряется, замещаясь "вечными истинами" и избитыми аксиомами.
И заканчиваются все эти построения неизменной пошлостью - вечной тенью поверхностных суждений.
Так я продолжу.
Сравнительно недавно, случилось мне приценить коллекцию одного новопреставленного богатея. В свободное от расшакаливания наследия великой страны время, его угораздило приобщиться к коллекционированию древностей и антиков. Коллекция получилась немного странная. Там фигурировали японские эротические ксилографии, голландские пейзажи "золотого века" ловко сымитированные немецкими живописцами 19 века и ещё много другого добра, щедро напаренного моими удачливыми коллегами.
В кабинете усопшего, на массивном дубовом столе стояла фотография владельца всей этой роскоши. Сразу же показалось, что она была снята с доски передовиков производства мытищинской скотобойни.
Особенно поражала огромная картина, довольно вульгарная вариация на тему неорусской тематики художника Бубнова, висевшая в коридоре. Конечно, по рыночным расценкам, такая дрянь должна стоить 20-30 тоненьких пачек евроденег (толщина пачек зависит от совести дилера), но, несмотря на видимую возможность заработать, я бесстрастно прошел мимо.
Пускай кто-нибудь из арбатских знатоков заработает.
Им, пофиг.
А мне противно.
Придется, ведь, некоторое время терпеть это великолепие дома или в мастерской. И не задаром, заметьте.
Спасибо, не надо.
Даже за призрак солидного вознаграждения.
Коллекция человека - отражение его вкуса и желаний. Это материальное воплощение его представлений о красоте и внешней эстетике.
Иногда довольно забавные бывают эти представления.
Например, когда человек хочет прибавить своей значимости в глазах окружающих. Как правило, очень назидательно получается.
Широта души, знаете ли, подводит.
Почётное место в интерьере гигантской четырёхзальной квартиры занимало полотно происхождение которого отсылает пытливого эксперта к золотым дням отечественного изобразительного искусства. Тогда, в дымке надежд и паволоке неясных желаний удачного покупателя можно было поймать на измайловском вернисаже, где в это чудесное время был представлен рынок современного искусства в полном объеме. Это уже значительно позже художники рассредоточились по разнокалиберным галереям и салонам, а в конце 80-ых начале 90-ых вся палитра коммерческой живописи была представлена на аллеях Измайловского парка.
Там бы и оставалась, по моему глубокому уверению.
Помнится, как-то раз, узрел я там чудо отечественного патриотического искусства. Гигантское полотно было растянуто между двумя деревьями. По формату, оно ощутимо напомнило мне транспарант явленный мне на воротах завода "Физприбор" в 1983 году.
Я тогда в школу шёл мимо этого жизнерадостного строения, когда узрел тот объект монументальной пропаганды.
Очень меня тогда размер воодушевил.
Сюжет-то вполне заурядный был: толпы народа куда-то стремятся с орудиями производства. Выражение лиц этих плакатных героев почему-то всё время заставляло сомневаться их адекватности окружающей реальности.
На том измайловском полотне прослеживались вполне уловимые (даже самым бесчувственным критиком) идейные аналогии с вышеописанным плакатом. Только рабочих и колхозников заменили былинные герои с ратью. Также имело место быть композиционное сходство с "тремя богатырями", а пейзаж второго (и последнего) плана обнаруживал мистическое сходство с левитановской "Осенью". В упрощенной версии, разумеется.
Странно, что там "Медведей в сосновом бору" не было.
Я бы ничуть не удивился.
Так вот. Это самое полотно я и увидел на почетном месте в той квартире .
Это было как воспоминание о свадьбе лучшего друга: помнишь себя пьющим в пятый раз за будущее молодоженов, а потом обнаруживаешь себя стоящим на столе с салатницей в руках. Потом, кто-нибудь обязательно получит травмы, а наутро ты готов вспомнить всё что угодно, только бы не обращаться духовным взором в своё нравственное несовершенство.
Заметив моё внимание к картине, молодая неприятная вдова объявила, что работа не продаётся в силу её исключительной стоимости.