"Шекспир, как природа, доступен всем, и изучать его должен каждый сам, как и природу. Как она, он и прост и многосложен - весь, как говорится, на ладони и бездонно глубок, свободен от разрушения всяких оков и постоянно исполнен внутренней гармонии и той неуклонной законности, логической необходимости, которая лежит в основании всего живого!", И.С. Тургенев
1."Первая же страница Шекспира, которую я прочитал, покорила меня на всю жизнь", Вольфганг Гете
Произведения Шекспира с детства привлекали и волновали меня. Помню, в пионерлагере я не отрываясь смотрел на крохотный экран телевизора КВН 49-4. Демонстрировалась не самая известная шекспировская трагедия "Цимбелин", повествовавшая о противоборстве древних римлян и пиктов. В чем там было дело и почему страдал суровый римлянин Люций, - я забыл, но ощущение волнующего трагического напряжения, красоты, создаваемой мерным, нерифмованным стихом, оставило, выражаясь штампованной речью, неизгладимый след в детской душе. Моему возмущению не было бы предела, знай я тогда, что британский критик 18 века Сэмюэл Джонсон так отозвался о "Цимбелине": "...Вымысел нелеп, сюжет абсурден, имена и обычаи разных эпох перепутаны".
Когда я вырос до подростка с усиками и начал влюбляться, меня сразили шекспировские сонеты.
Мои глаза в тебя не влюблены -
Они твои пороки видят ясно,
А сердце ни одной твоей вины
Не видит и с глазами не согласно.
Умри - лучше не скажешь, казалось мне, не сознававшему тогда, что один гений говорит со мной устами другого - Самуила Маршака.
Затем пришла пора комедий. Вспоминаю обаятельную Клару Лучко в ролях Виолы/Цезарио и Себастьяна, прелестную Аллу Ларионову - Оливию, ярчайшее созвездие великих актеров: Михаила Яншина, Василия Меркурьева, Георгия Вицина, песню Шута из чудной экранизации "Двенадцатой ночи" Яна Фрида...
Что любовь, любви неймется!
Тот, кто весел, пусть смеется!
Завтра - ненадежный дар.
Можно ль будущее взвесить?
Ну, целуй и раз, и десять!
Юность - рвущийся товар.
Не могу сказать, что я безоговорочно принял шекспировские трагедии, например, "Гамлета" с горой трупов в финале. Но вот "Отелло" полюбился мне сразу.
Прощай, покой! Прощай, душевный мир!
Прощайте, армии в пернатых шлемах,
И войны - честолюбье храбрецов,
И ржущий конь, и трубные раскаты,
И флейты свист, и гулкий барабан,
И царственное знамя на парадах,
И пламя битв, и торжество побед!
Потом пришел черед исторических хроник. Хорошо помню мастерскую игру Владимира Самойлова в роли Ричарда III, одну из заключительных фраз этого персонажа, ставшую крылатым выражением и вошедшую в мировую литературную сокровищницу:
Коня, коня! Полцарства за коня!
"Сколько поэзии, какая сила чеканного стиха, какая правда жизни! - ни с того, ни с сего заметит тут невесть откуда взявшийся читатель, питающий любовь к классике. - Я сам, бывало, зачитывался "Гамлетом":"...Быть честным при том, каков этот мир, - значит быть человеком, выуженным из десятка тысяч."
2. "Учитесь у Шекспира" - Максим Горький
"Ну, раз уж вы интересуетесь произведениями того или иного выдающегося автора, - отреагирую я на восторженную реплику и цитату, - вам, дорогой читатель, полагаю, невольно захочется знать, кто он, что собой представляет, как дошел до той черты, за которой начинается гениальность, как переступил ее и стал гением."
Имя выдающегося драматурга и поэта Вильяма Шекспира окутано ореолом таинственности. То, что творчество 'Потрясающего копьем' называют одной из величайших вершин мировой литературы, не оспаривается никем. Разве что Львом Николаевичем Толстым, доказывавшим, что шекспировские произведения, будучи низменными, безнравственными, "не отвечают требованиям всякого искусства" и "ни о чем не говорят" читающей публике. Шекспиру, дескать, "нечего сказать" своими пьесами.
Полагаю, что в данном случае исключительное мнение великого русского писателя лишь подтверждает "правильное" представление о гениальности Шекспира, тем более что Л.Н. Толстой всё-таки похвалил английского драматурга за "мастерское видение сцен". Как метко заметил Томас Манн: "Толстой ненавидит в Шекспире самого себя".
Ради справедливости добавим, что из числа "великих" Вольтер видел в Шекспире смесь "гениальности и варварства", А.С. Пушкин - "гениального мужичка", "верно изображавшего время", а любитель парадоксов Б. Шоу, размышляя о литературных способностях автора "Цимбелина", хотя в шутку и "презирал" сочинителя этой пьесы, однако тут же оговаривался, что автор сей "уже пережил и еще переживет тысячу более одаренных мыслителей". Кстати, знаменитый ирландец подтрунивал над романтическим ореолом уроженца Стратфорда, созданным почитателями Шекспира, придумав едкое слово "бардопоклонство". На недосягамую высоту вознес Шекспира Генрих Гейне: "Если Господь по праву претендует на первое место в деле Творения, то Шекспиру, без сомнения, принадлежит второе".
Наши современники, правда, продолжают спорить, всё ли, вышедшее из-под пера Стратфордского Лебедя, несет печать гения. Некоторые считают, что Шекспир 'мог писать дурно' и в качестве примера указывают на отдельные его пьесы, ну, скажем, на редко ставящиеся "греко-римские" вещи "Троил и Крессида", "Тит Андроник", "Кориолан", 'Тимон Афинский', тот же "Цимбелин"; а ведь есть еще и "скучный", по выражению Бена Джонсона, 'Перикл'; те или иные хроники, вроде "Генриха VIII"; мрачные ("Мера за меру") и просто неудачные комедии ("Конец - делу венец").
"Да что говорить, - взволнованно заметит мой читатель, - даже в "Гамлете" специалисты обнаруживают длинноты, нелепицы, "лишние" эпизоды и картины. При этом, скажем, простая с виду фраза королевы о сыне (Нe's fat... - "сын тучен..."), которой вторит сам Гамлет, характеризуя свою комплекцию ("моя тугая плоть"), вызывала столько спекуляций, споров и домыслов (среди тех, кто "домысливал", был и наш Иван Сергеевич Тургенев), что голова кружится. Между тем, "плотности" принца есть простое объснение: роль Гамлета изначально предназначалась знаменитому трагику той эпохи Ричарду Бербеджу, приятелю Шекспира. Известно, что в ту пору Бербедж, мужчина не первой молодости, отличался полнотой и страдал одышкой...
Насчет "Гамлета" промолчу, это архисложное произведение. Достаточно сказать, что трагедия написана таким темным языком, что сами англичане затрудняются толковать смысл отдельных выражений и реплик. Возьмем, к примеру, слова Горацио "A piece of him". М.Л. Лозинский опустился при переводе до буквализма: "Кусок его", а Борис Пастернак сострил: "Горацио с тобой? - Да, в некотором роде". Близко, но малопонятно звучат и другие версии перевода: "Отчасти я, Только его часть/Лишь часть его". Один переводчик додумался до "Он, только полусонный". И уж совсем анекдотично выглядит "я за него". На моей памяти, лишь два человека, шекспировед-любитель Лев Верховский и уфимец Игорь Фролов, резонно заметили, что piece - это "пьеса", и, следовательно, Горацио выступает в качестве ни много, ни мало автора пьесы "Гамлет"! А сколько домыслов нагромождают вокруг более или менее невинных строк! Вот, например, известное восклицание из гамлетовского монолога второй сцены первого акта: O, that this too too solid flesh would melt...Борис Пастернак предложил для too solid flesh "грузный куль мясной", Яков Фельдман просто "плоть", кто-то еще из переводчиков увидел "плотно сотканное тело", памятуя, видимо, о плотной комплекции Ричарда Бербеджа. Так нет же, один из британских специалистов стал доказывать, что в этом месте в текст "вкралась" опечатка: мол, следует читать o, that this too soiled flesh... Тогда, дескать, пропадает нужда в сомнительном двойном too и становится ясно, что Гамлет довольно критично относится к себе, кляня свою "запачканную", т.е. грешную плоть, действия которой приведут к гибели Полония, Гильденстерна с Розенкранцем, Лаэрта и Клавдия.
Что касается "тучности" принца, то и здесь не всё так ясно. По логике сцены Гамлет, пофехтовав с Лаэртом, вспотел, и Гертруда хочет отереть пот с сыновьего лба. Но разве fat - это "пот"? В шекспировском "Генрихе IV" мы обнаружим сочетание fat room - "пропахшая потом комната". Может быть, в данном случае действительно имелась в виду не комплекция принца, а его "спортивная растренированность"?..
Далее возражу: и в вышеупомянутых шекспировских вещах, грешащих разного рода нарушениями, недоработками, несоответствиями и отсутствием меры, встречаются жемчужины вроде монолога Тимона о золоте, восхитившего Карла Маркса. Некоторые шекспироведы доказывают, что ряд произведений шекспировского канона скорее всего "величайшему творческому гению" просто приписали. 'До кучи', если можно так неизящно выразиться.
"Но с другой стороны, - подаст голос читатель, - известны произведения, которые при жизни драматурга называли шекспировскими, но в канон почему-то не включали. Например, "Карденио", "Железнобокий Эдмунд", "Вознагражденные усилия любви".
"Пусть так", - отвечу я и пойду дальше.
3. "Но что за человек этот Шекспир?..", А.С. Пушкин, из письма Н.Н. Раевскому, 1824 г.
Любопытно, что современники этого титана английского Возрождения позволяли себе иногда довольно колкие замечания в адрес своего великого собрата по перу. Неужели, во истину: "лицом к лицу - лица не увидать"?!
"Разумеется, - важно согласится со мной читатель. - Культ Шекспира начал формироваться в Англии и на континенте не раньше XVIII века. И вообще, да будет вам известно, современники не угадывают гениев".
Досадуя на реплику собеседника, я продолжу свою мысль.
Так, в 1592 году старый греховодник Роберт Грин (но, возможно, кто-то другой, ведь приписанное ему послание было опубликовано Генри Четтлом после смерти Грина), обращаясь в своем антишекспировском памфлете к коллегам - "университетским умам" - и, среди них, к вспыльчивому, даровитому Кристоферу Марло, обозвал некоего актера-драматурга "потрясателем сцены", "паяцем, разукрашенным в наши цвета", "выскочкой", "вороной в наших перьях", "пройдохой-плагиатором", "жадным ничтожеством", "марионеткой" и, наконец, "Джоном-фактотумом" (что-то вроде "мастера на все руки", "человека на побегушках", "доверенного лица").
"Роберт Грин, - вступит здесь читатель, - еще в 1589 году охарактеризовал Шекспира как "деревенского автора, стилю которого присуще изобилие безвкусных сравнений и натянутых метафор". Такая ревнивая реакция, видимо, свидетельствует об успехе, которым начинали пользоваться шекспировские пьесы у зрителей. С другой стороны, есть основания считать, что обвинения Грина задели-таки "потрясателя сцены": помимо свидетельств Четтла, можно сослаться на 112-й шекспировский сонет. Лирический герой этого темного сонета жалуется, что втянут в "вульгарный скандал", который выжег позорное клеймо у него на лбу. В сонете, написанном путанным, неправильным языком, содержится то, что можно принять за намек на виновника скандала - Грина. Речь идет о неологизме o'er-green, который более нигде у Шекспира не встречается.
"Есть также основания считать, что нападки покойника, - снисходительно укажу я, - задели и влиятельного покровителя нашего "потрясателя", а именно графа Саутгемптона. Недаром Четтл и даже едкий Нэш впоследствии публично божились и клялись в том, что их перья непричастны к упомянутому памфлету".
Не обратив внимания на мою реплику, читатель делает краткую паузу и "шпарит" дальше.
В свою очередь, младший современник "деревенского автора" шотладец Бен Джонсон глубокомысленно изрекал, что "Шекспир мало сведущ в латыни и еще меньше в греческом" и что ему, видите ли, "не хватает искусства" и знаний античной эпохи".
"Действительно, - поддержу я читателя и Бена Джонсона, а заодно проверю эрудицию моего собеседника, - у этого незнайки в "Юлии Цезаре" бьют часы, в "Антонии и Клеопатре" играют на бильярде, в псевдоантичных Афинах правит герцог, а герой "Двух веронцев" путешествует из Вероны в Милан морем, и море же омывает в "Зимней сказке" Богемию!"
"Однако, с другой стороны, - полувозразит мне начитанный читатель, - в "Укрощении строптивой" утверждается, что в отнюдь не приморском городе Бергамо шьют паруса - и это совершенная правда! Или, к примеру, специалисты обвиняли Шекспира в незнании католических обрядов: дескать, какие могут быть "вечерние мессы" ("Ромео и Джульетта"), коли мессы бывают только утренние! И что же? Оказывается, в славном городе Верона вечерние мессы служили еще в начале XIX века! Более того, - не на шутку расходится читатель, - в упомянутом мной шедевре говорится о "платанах у западных ворот". Так вот - рядом со старинными западными воротами Вероны до сих пор растут платаны!"
"Вижу, что вы в жизни не читали "Двух веронцев", - с чувством торжества и превосходства изреку я. - В этой пьесе Валентин отправляется в веронский "порт", чтобы отплыть "на корабле" в Милан (про море - ни слова!). Надо знать, что в средневековой Северной Италии самым надежным видом транспорта был речной. Многочисленные реки во главе с По соединялись между собой каналами, и в Милан, считавшийся тогда портом двух морей - Тирренского и Адриатического - действительно можно было добраться на небольшом суденышке, причем не только из Вероны, но и из Венеции...В конце концов, - резонно замечу я, - не в ошибках дело. В своем посвящении "К читателю", напечатанном в первом фолио (1623 год), Бен Джонсон с энтузиазмом констатирует, что шекспировские строки превзошли "мощный стих" Марло."
Такие высказывания напоминают мне нынешние перепалки завистников-профессионалов. Интересно, что ответил бы "ветерану континентальных войн" Джонсону острый на язык буян и забияка Кристофер, не нарвись он в 1593 году на кинжал, выхваченный завсегдатаем кабака в пьяной ссоре. Хотя, кое-кто считает, что гибель Марло - инсценировка, а сам Крис стал, после своей "смерти", Уиллом. Точнее - Уиллом Шекспиром.
Думаю теперь, дорогой читатель, ты понимаешь, куда я клоню. С твоего разрешения я хочу поделиться гипотезами и версиями, согласно которым сын перчаточника из Стратфорда не сочинил ни строчки из того, что до сих пор с успехом ставят в театрах всего мира.
"Не вы первый, кто клонит в эту сторону, - насмешливо заметит читатель. - Первым пошел по этой обходной дорожке английский литератор Г. Лоуренс, который еще в 1769 году засомневался насчет способности "какого-то актера" сочинять великие вещи. Как говорится, "лилии не растут в чертополохе." Здесь уместно припомнить и эпиграмму поэта Джона Дэвиса на "мистера Уилла Шекспира" из книги "Бичевание глупости" (1610 год), в которой намекается, что Вилли - подставное лицо! "Первые антишекспировские теории, по словам российского театроведа А. Бартошевича, начали появляться с середины XIX века, "со времен романтиков, которые верят в полную тождественность между личностью и биографией художника...Нам часто кажется, что жизнь построена на всяких обманах, на сознательных или навязанных иллюзиях, что нас окружает ложь, и, естественным образом, мы получаем большое удовольствие, когда эти иллюзии время от времени ставятся под сомнение". Заметьте, однако, - продолжит читатель, - что в 15-летнем возрасте некто Томас Кромвель был абсолютно безграмотен, а в 30 лет знал несколько иностранных языков, включая латынь, и "работал" первым советником Генриха VIII.
Я не замечу этой бестактности и поразмышляю. Но прежде так и хочется мне воскликнуть: "О, как бы я хотел оказаться в свите Григория Микулина, посла московского государя Бориса Годунова, представленного Елизавете Тюдор в 1601 году! Меня, разумеется, заинтересовали бы не "два буфета с драгоценностями из золота и позолоченным серебряным блюдом, доставленные на семи повозках из Тауэра в качестве даров русским дипломатам". Окажись я тогда в зале приемов, во все глаза рассматривал бы королеву-девственницу и ее лордов, принимавших русские хлеб-соль, а также кожаные сундуки с золотом и соболями. Но более всего меня бы заинтересовала "художественная часть" приема: после церемонии представления русского посла перед московитами разыграли шекспировскую "Двенадцатую ночь", и тогда я, потрясенный, увидел бы гения мировой сцены и пожал бы ему руку..."
"...А также поблагодарили бы его за сцену переодевания в костюмы москвитян, написанную гением в процессе сочинения "Бесплодных усилий любви", - ехидно вставит читатель.
4. "Мне, признаться, почти все равно, ... действительно ли Шекспир сочинил свои великие пьесы и сонеты или это были Бэкон, Марло, Ретленд, Саутгемптон. Тайна сия навряд ли будет когда-нибудь раскрыта, но замечательные творения, независимо от этого, будут существовать вечно", - российский поэт Леонид Григорьян (1929-2010 гг.)
Разумеется, не так уж и важно, кем написан "Гамлет", "Отелло" и другие "вечнозеленые" трагедии, приписываемые некоему Шекспиру, драматургу, а по совместительству актеру и деловому человеку, проживавшему в Лондоне в царствование королевы Елизаветы I, а затем Иакова I Стюарта. Важно, как, с каким блеском они написаны, какие глубины открывают.
Но всё-таки, неужели не интересно знать, кто был их автором - литератором, словарный запас которого более чем в два раза превышает словари лучших английских писателей, драматургов и поэтов той и более поздних эпох? Ведь по идее речь должна идти о выходце из сословия йоменов, сыне провинциального "бизнесмена", оборотистого ловкача, сумевшего в расцвете лет заполучить заветное "кольцо олдермена" - помните, над обладателями этих колец с агатом подтрунивает в своем монологе Меркуцио из "Ромео и Джульетты"? Так откуда у сына "улыбчивого" и общительного ремесленника из скромного города Стратфорда такие широкие познания в иностранных языках: Шекспир изящно и словно мимоходом демонстрирует в своих пьесах знакомство с итальянским, испанским, французским (в "Генрихе V" целая сцена написана на правильном французском языке той эпохи!) и классическими языками? Как оборотистый торговец недвижимостью, бездарный актер, мелочный ростовщик, сутяга, развратник и впридачу пьяница, допившийся в канун свадьбы младшей дочки Джудит до горячки, которую лечили "настойкой фиалок" и которая свела его в 1616 году в могилу, мог знать о повседневной жизни далеких Падуи, Вероны и Венеции и быть посвященным в тайные интриги и явные склоки при дворе венценосцев? Теперь мы точно знаем, что вольнодумец сэр Уолтер Рейли и мот лорд Эдуард де Вер сообща издевались над напыщенным Кристофером Хаттоном, "устроителем зрелищ" Ее Величества, и что королева узнала своего "устроителя" в образе Мальволио из "Двеннадцатой ночи" и не только узнала, но и до слез хохотала над тем, как надутому резонеру приходит в голову убеждение, будто его госпожа прониклась к нему любовной страстью. Обиженный Кристофер Хаттон строчил королеве дошедшие до нас письма, умоляя оградить его от насмешек вольнодумца и мота, а королева - она забавлялась, читая эти послания. Всё-таки эта склока, да шекспировские комедии разнообразили ее невеселую монаршью жизнь... Почему после смерти Шекспира не было пышных похоронных процессий и прочувствованных стихотворных посвящений, коими удостаивались его ныне мало кому известные современники - поэты и писатели? Неужели миру хватило дошедшей до нас дневниковой записи его зятя "Тесть мой преставился"? (таким образом, зять знал грамоту, чего не скажешь о жене и детях Шекспира). Я уж молчу о том, почему останки великого драматурга не упокоили в Вестминстерском аббатстве, этом английском пантеоне, где нашли свое последнее пристанище многие "короли словесности" туманного Альбиона, включая Бена Джонсона. Неужели только потому, что "король"- "сын плебея", не шибко грамотного человека, подписывавшегося крестом и циркулем?
"В самом деле, - поддакнет сведущий читатель, - первым литератором, откликнувшемся на смерть Шекспира, был некто Уильям Басс, посвящение которого впервые увидело свет в 1640 году во втором издании "Сонетов" Шекспира. Судя по посвящению, только Бассу пришло в голову, что Шекспир достоин того, чтобы упокоиться в Вестминстерском аббатстве. Несколько лет спустя на это замечание ответил знаменитый поэт Джон Мильтон, написавший стихотворение, в котором утверждалось, что прах Шекспира не нуждается во внешних, так сказать материальных, проявлениях всенародного признания".
"Да вы, батенька, знаток, - пробурчу я и поддену сведущего читателя, - А как же Хью Холланд, написавший посвящение "на стихи и жизнь известного сценического поэта Мастера Уильяма Шекспира"? Посвящение это было опубликовано в фолио 1623 года, и в нем наш герой прямо назван "королем поэтов".
С удовольствием наблюдая замешательство читателя, продолжу.
Итак, попробуем прикоснуться к тайне Шекспира и поразмышлять над загадкой этого знаменитого имени.
5. Все известные автографы актера из Стратфорда читаются как "William Shakspere" - из телевизионной передачи О. Кандаурова "ОАЗИС" (1996 г.)
Начнем с того, что никаких Шекспиров, точнее лиц с фамилией Shakespeare, в 16-м столетии в Стратфорде не "водилось". Были Shackspere"ы, Shakesper'ы, Shaxpere"ы, Shakspyre"ы, наконец, Shakspeer"ы и даже Sacksper'ы с Shakeshaft'ами. Всего специалисты насчитали более 80 вариантов написания этого "семейного имени". Вообще же людей с таким "простонародным" и "грубым" прозвищем в графстве Уорикшир было немало. Известен случай, когда в XV веке один из Шекспиров поменял свою фамилию на более "благозвучную". Ведь "Шекспир" можно интерпретировать не только как "потрясатель копья", но и вполне по-крестьянски - "стряхиватель (зерен с колоса) стебля".
"Это не так, - поправит меня сведущий читатель. - Чтоб вы знали: на местном, уорикширском наречии словечко "шекспир" означало в лучшем случае "драчун", а в худшем то, что мы сейчас называем "эксгибиционистом".
"В самом деле? - поражусь я. - Что ж, примем к сведению и продолжим:... итак, 23 апреля 1564 года, то есть в день Св. Георгия Победоносца, (а, может быть, 21-го или 22-го) Мэри, жена преуспевающего стратфордского перчаточника Джона, родила первенца, которого записали в приходской книге местной церкви под именами William Shakspere, то есть Уильям Шакспир. Возможно, что в ту эпоху фамилия могла звучать и как "Шакспер", но давайте условимся именовать нашего героя в соответствии с установившимся в России традиционным написанием.
Тут занудливый читатель вновь поправит меня:
"В метрике, датированной 26 апреля 1564 года, было, строго говоря, записано по латыни не Уильям, а Guilelmus, но в семье, "в народе" и в сонетах "Гилельмуса", конечно именовали Уиллом. Кстати, "преставился" этот человек в тот же день, что и родился - 23 апреля."
Приму к сведению это замечание. Что же еще известно о нашем герое? Очень мало! Пожалуй, лишь о Гомере мы знаем меньше!
"Только не надо преувеличивать, - заметит знающий читатель, - жизнь, скажем, Томаса Кида - еще большая тайна."
6. "Мы знаем о нем только, что он родился, женился, приехал в Лондон, переделывал чужие пьесы, писал свои, сделал завещание и умер", из работы французского литературоведа И. Тэна (1828-1893 гг.).
Надо полагать, юный Шекспир закончил местную грамматическую школу, поскольку, будучи сыном олдермена, имел право на бесплатное обучение в ней. Школа - очень важный элемент в становлении будущего драматурга: она помогла маленькому Вилли не только научиться читать и писать по-английски, но и познакомиться с основами латыни, получить представление о мире знаменитых греков и римлян, описанном Плутархом, причаститься к поэтическому мастерству великого Овидия, познать комедийный дар Плавта и принципы построения трагедий Сенеки. Более того, благодаря школе Вилли смог овладеть риторическим искусством, которое он с блеском использовал позже, сочиняя великолепные монологи для своих героев.
Дошло до нас не слишком надежное суждение о том, что с шестнадцати лет юноша работал "помощником учителя", но не в Стратфорде, а почему-то в Ланкашире.
"То, что он учительствовал, - дополняет меня мой читатель, - косвенно подтверждает завидовавший Шекспиру "университетский ум" Томас Нэш, не раз клеймивший "проныр и выскочек из учителей". Кроме того, есть свидетельства, датированные 1582 годом, о том, что какое-то время Вилли работал в Стратфорде помощником (переписчиком документов) в конторе адвоката. И этот факт косвенно подтверждает злобный Нэш, аттестовавший в 1589 году великого драматурга, как "судебного клерка, передирающего Овидия и Плутарха, паразитирующего на переводах...и заимствующего сюжеты..."
"Очень интересно", - замечу я и вернусь "к нашим баранам".
Не подлежит сомнению, что женился наш Уилл (или его вынудили жениться) в восемнадцатилетнем возрасте на забеременевшей от него до брака Энн Хэтэувэй, дочери зажиточного фермера, которая была на целых 8 лет старше Вильяма...
"Ну да, - прервет меня читатель, - помните пастуха из "Зимней сказки"? Наш юноша был в возрасте, когда "только и дела, что делать девкам детей". Конечно, весьма правдоподобной выглядит ситуация, в которой заневестившаяся Энн соблазнила олдерменского сынка и вынудила его, "как честного человека", на ней жениться. Однако в Англии того времени бытовал обычай "обручения": молодые люди при свидетелях обменивались кольцами и объявляли, что любят друг друга и скорее рано, чем поздно пойдут в церковь, чтобы "оформить свои отношения". После обручения молодым дозволялось жить как муж и жена до официального вступления в брак...
"...И родились в этом браке, - словно не слыша не слишком пристойных пояснений моего собеседника продолжу я, - две дочери и сын. Общеизвестно, что в период 1586-1594 годов не сохранилось ни одного документа о мистере У. Шекспире. Скорее всего во второй половине 80-х, через год-два после рождения в 1585 году двойни - сына Гамнета и дочери Джудит - молодой отец фактически бросает жену с тремя малыми детьми и, как полагают, с актерской труппой (скорее всего "Слуг лорда Стрейнджа", графа Дерби, или "Слуг" другого лорда - адмирала) перебирается в Лондон, где ему в течение примерно 10 лет удается приобрести полезные знакомства и разбогатеть засчет доходов от театральных дел и благодаря сделкам с недвижимостью...
"Кстати, - вклинится читатель, - по тем временам поступок Вильяма - беспрецедентный вызов общественной морали. В ту эпоху женатый человек просто не мог уйти из семьи, пусть даже в поисках заработка на стороне."
... Что же заставило молодого человека податься в столицу? - задаюсь я вопросом, проигнорировав замечание собеседника. Может быть, неприязненные отношения с супругой? Браконьерство в лесах сэра Томаса Люси из Чарликота?
"Полагают, нужда, - отвечает мой читатель и с апломбом добавляет. - Да, жену Шекспир не слишком жаловал. Так, купленный им в 1613 году в Лондоне дом он оформил таким образом, чтобы законная супруга эту недвижимость не унаследовала. Однако известно, что в начале 80-х звезда Джона Шекспира, занимавшего последовательно руководящие должности "контролера эля", констебля, олдермена, бэйлифа и мирового судьи, закатилась, и отец нашего драматурга оказался в весьма стесненных обстоятельствах. Возможно, по этой же причине в Лондон, вслед за Уиллом, отправляется и его младший брат, Эдмунд, который также становится там актером."
"Так, да не совсем", - холодно возражу я и добавлю, что младшенькому не повезло: он скончался в 1607 году в возрасте 29 лет. В церковной книге сохранилась запись о профессии усопшего - "актер низкого происхождения". Что же касается "разорения" Джона Шекспира, то оно было, скорее всего, мнимым. Известно, что в конце 70-х годов папенька Вильяма подвергся преследованию со стороны властей, в частности, в лице того самого сэра Томаса Люси, ярого сторонника англиканской церкви. Стало быть, преследовали папеньку по религиозно-политическим мотивам, поскольку не без основания считали его скрытым оппозиционером - "церковным папистом", как тогда писали (римский папа отлучил в то время королеву Елизавету от церкви). Пришлось нашему олдермену распродать в ожидании репрессий часть недвижимости и припрятать нажитый капитал, а затем перестать посещать заседания городского совета Стратфорда, в котором он номинально числился еще лет десять. После кончины отца его старший сын, безуспешно пытавшийся вернуть часть переданных в тяжелые времена в доверительное управление родственникам родительских земель, унаследовал отеческий дом и круглую сумму денег - так что родитель Вильяма до конца своих лет оставался небедным и весьма уважаемым в городе человеком.
Однако вернемся к его сыну.
Тем временем молодой провинциал Уилл Шекспир обнаруживает в столице королевства хватку и сметку: он неуклонно продвигается вверх: поработав мальчиком на побегушках в труппе лорда Стрейнджа, он довольно быстро становится актером и входит, так сказать, в штатный состав труппы (12-14 человек). Практически сразу (с 1587 года) в актере проявляются способности драматурга, и вот уже Шекспир вовсю сочиняет пьесы для театральных коллективов, работающих под покровительством графов Дерби, Эссекса, Сассекса, Пембрука, других сиятельных лордов, а также Ее и, впоследствии, Его Величеств. На рубеже 80-90-х годов к нему приходит известность, успех и деньги. В 1594 году он приобретает 10-, а потом и 14-процентную долю в паях любимой труппы "Слуги лорда-камергера" (переименованной в 1603 году в "Слуг Его Величества" или "Слуг Короля"), в которой будет работать до завершения своей блестящей карьеры. С 1599 года наш Вилли - пайщик нового театра "Глобус". Убедительными свидетельствами жизненного успеха У. Шекспира являются не только публикации его пьес "ин-кварто" с указанием фамилии автора, приобретение статуса джентльмена (о чем речь впереди), но и высочайшее пожалование ему титула королевского камердинера с сопутствующей титулу голубой ливреей (шелковые камзол и штаны в обтяжку) и парадным плащом, на пошив которого пошли аж четыре с половиной ярда ткани, выданной мистеру Уильяму Шекспиру из кладовых королевского гардероба.
При всем этом, выступая в качестве драматурга и актера, как сейчас сказали бы, второго плана, он ссужает свободные деньги, арендует или скупает пахотные и пастбищные земли, приобретает права на сбор десятины с недвижимости, уклоняется от уплаты налогов и судится, чтобы "выбить" долги. После 1594 года сохранились купчие, закладные, инвентарные описи, судебные иски, свидетельствующие о том, что Шекспир неплохо делал деньги. В течение нескольких лет его годовой доход составлял от 200 до 700 фунтов (для справки, каменный дом "с десятью каминами", приобретенный нашим героем в Стратфорде в мае 1597 года и называвшийся "Нью-Плейс", обошелся тогда покупателю фунтов в 40!)...
"Не в 40 а в 60, причем серебром, - заметит мой читатель. - Эта покупка говорит лишь о прекрасном деловом чутье мистера Шекспира. За дом в Лондоне он выложил в 1613 году раза в четыре больше, хотя наличными выплатил лишь треть... Чтоб вы знали: "Нью-Плейс" был куплен очень расчетливо, можно сказать, по дешевке - как здание, требующее капитального ремонта. В то время страну в целом и Стратфорд в частности поразил экономический кризис (к тому же город пережил два больших пожара), в результате чего цены на недвижимость резко упали. Кстати, для Шекспира это было первое серьезное вложение капитала. Примечательно, что в сочиненной примерно в то же время второй части "Генриха IV" речь несколько раз заходит о плане строительства дома. Чтоб вы знали, Шекспир не только отремонтировал "Нью-Плейс", но и пристроил к нему тогда целый флигель!.. По поводу же ростовщичества нашего героя замечу следующее: Вилли был сыном своего отца, дававшего деньги в рост, причем не под 10 % годовых, как предписывалось тогдашним законом, а под 16, как делали "все". Недаром в ту пору среди деловых людей ходила поговорка "Дурак тот, кто одалживает деньги без выгоды для себя".
Пропускаю мимо ушей реплику читателя.
...Однако он не только умел зарабатывать, но и творить! В 1590 году, а, возможно, и раньше выходят разрозненные части его хроники "Генрих VI" (однако фамилии "Шекспир" на титульных листах хроники нет!), а в 1593 году новоявленный хронист дебютирует на поэтическом поприще: юному графу Саутгемптону посвящается эротическая поэма "Венера и Адонис", за которой следуют "Лукреция" и прочие поэтические и драматические шедевры, написанные входящими тогда в моду нерифмованными стихами...
"Минуточку, - прервет меня мой зануда-читатель, - только не надо "ля-ля"! "Генрих VI", чтоб вы знали, никуда в 1590 году не "выходил". Текст этой героической хроники был зарегистрирован (не опубликован!) только в 1591 году труппой графа Пембрука. О датировке ранних шекспировских пьес спорят до сих пор. Во всяком случае анализ текста хроники позволяет сделать вывод, что это далеко не первая проба шекспировского пера".
"Хам", - подумаю я, - мне и без вас известно, что к первым пробам относят "Двух веронцев", замечательных не столько слабой концовкой, сколько поразительно богатым, истинно шекспировским языком, сюжетными ходами и темами, получившими более тщательную разработку в последующих, вполне зрелых произведениях вроде "Ромео и Джульетты" и "Двенадцатой ночи". Однако вслух я этого не скажу, а спокойно продолжу свой рассказ.
7. "Шекспир был "штопальщиком пьес" ("playpatcher"), т. е. отделывал старые пьесы при их возобновлении в репертуаре...", из работы отечественного шекспироведа М.М. Морозова
...Не важно, что какие-то строки первых шекспировских вещей разительно напоминают пассажи из произведений Марло, Грина и Кида. Публика с восторгом принимает нового блистательного автора, врывающегося в тесные ряды английской пишущей братии...
"Ничего себе "какие-то строки"! - нетактично перебьет меня невоспитанный читатель. - Да наш юноша "содрал" целого "Юлия Цезаря" у двух драматургов: земляка Р. Идса и француза Р. Гарнье! Диалоги из "Укрощения строптивой" взяты у Джона Лили, а сюжет - у Роберта Грина и Ариосто при наличии массы вставок из "Тамерлана" К. Марло; "Два веронца", по колкому свидетельству Т. Нэша, хладнокровно переписаны из того же Ариосто, "Король Джон" целиком "передран" у неизвестного автора пьесы "Беспокойное царствование короля Джона", а первый акт "Тита Андроника" почерпнут из пьесы Джорджа Пиля. Даже поздний "Цимбелин" подозрительно напоминает "Филистера" Флетчера"! "Комедия ошибок" практически скопирована у Плавта, в то время как шекспировский шедевр о датском принце, написанный в пору творческой зрелости Эвонского Лебедя, позаимствован у Т. Кида, поскольку около 1589 года в Лондоне ставили недошедшую до нас одноименную трагедию этого автора. Впрочем, почему недошедшую? Вот исследователь "Гамлета" И.А. Фролов утверждает, будто сохранились два экземпляра произведения Кида - их текст "очень близок" к первой редакции шекспировской трагедии, увидевшей свет в 1603 году! Строки для поэм и сонетов берутся Шекспиром взаймы у того же Кида, Филипа Сидни ("Аркадия"), Кристофера Марло ("Геро и Леандр"), которому, к слову, принадлежит и тема "Венеры и Адониса"; при этом форма строфы в поэме скопирована у знатока стихосложения лондонского мэтра Томаса Лоджа, а описание коня почти дословно приведено из английского перевода стихов французского поэта Г. дю Бартаса. Недаром Грин в своем знаменитом памфлете прямо обвинил "потрясателя сцены" в плагиате!"
Такие выпады я спокойно игнорирую - какой плагиат, если до Шекспира на авторство плевали! Людей интересовала пьеса и никогда - ее автор. К тому же, как остроумно заметил американский поэт, драматург и критик Т.С. Элиот, "плохие поэты заимствуют, в то время как хорошие крадут".
Однако мой собеседник не успокаивается.
8. "Что, если я скажу вам, что Шекспир не написал ни единого слова?" - реплика из художественного фильма "Аноним" (режиссер Роланд Эммерих, 2011 г.)
"А как насчет мнения шекспироведа Г. Брандеса о том, что вторая и третья части "Генриха IV" положительно нешекспировские и скорее всего принадлежат перу К. Марло? - закусив губу, спрашивает он. - А разве вам неизвестно свидетельство, согласно которому "Троил и Крессида" была написана Четтлом и Деккером по заказу одного сиятельного лорда? А то, что крылатое выражение "Весь мир - театр" является лишь ироническим цитированием трактата Солингиниуса "Зодиак жизни", вы не ведали?. Наконец о том, что знаменитое "быть или не быть?" взято из "Тускуланских бесед" Цицерона, вы не знали (id aut esse aut non esse)?"
"Что-о-о? - рассвирепею я. - Можно подумать, вы читали Цицерона, который, видимо, нашел это выражение в "Алкесте" Еврипида! Что там говорит Геракл? Молчите? "Но быть или не быть одно ль и то же?" - вот, что он говорит у сколь великого, столь и древнего грека!..И не надо мне твердить о соавторстве - я и без вас знаю, что, скажем, пьеса "Всё хорошо, что хорошо кончается" написана на пару с недоучкой из Оксфорда Томасом Мидлтоном, как недавно установили британские ученые мужи, работающие в этом славном городе... Спокойствие, только спокойствие. Итак, на чем мы остановились?..
Ах, да! Происходит явление гения народам. И знаете, когда и как? Когда: в 1593 году в Лондоне свирепствовала чума, театры не работали, и драматург использовал творческий простой для дебюта на поэтическом поприще. Как: а так, что на титульном листе "Венеры и Адониса" впервые мы видим фамилию автора, - Шекспир - которая приведена в форме: Shake-speare - да именно так, через черточку, то есть буквально "Потрясай-копьем"! Кстати, в кварто "Гамлет" и изданиях многих других пьес приводится то же наименование - Shake-speare. Неправда ли, странная форма записи фамилии? Известно, что псевдонимы той эпохи, как правило, писались через дефис.
"Ничего странного, - язвительно возразит мой информированный читатель. - Лично мне известны две фамилии, писавшиеся через дефис и не являвшиеся псевдонимами: Break-speare - так звали в миру единственного англичанина, Николаса Брекспира, "работавшего" в должности папы римского Адриана IV (1154-1159 гг.), и Walsing-Ham - а так - двух высокопоставленных придворных Елизаветы, один из которых, Френсис, возглавлял тогдашнюю английскую спецслужбу, а второй, его кузен (или племянник) Томас (тоже один из руководителей "внешней разведки"), дружил с Кристофером Марло. Чтоб вы знали: Шекспир указывается в качестве автора своих драматургических произведений только с 1598 года. Как, впрочем и Марло! Лишь в конце XVI века в Англии, во многом благодаря литературной известности Шекспира, издание пьес с указанием имени автора становится прибыльным делом. В актерских коллективах смекнули, что такие публикации служат своего рода рекламой спектаклей и способствуют росту доходов театральных трупп. Почти все пьесы, ставившиеся в королевстве до той поры, - их насчитывалось до трех тысяч - до нас не дошли."
"Кстати, - продолжит зарвавшийся читатель, - к вашему сообщению о "Венере и Адонисе" добавлю, что в течение 25 лет поэма выдержала 11 изданий и при жизни автора была популярнее любой из его пьес."
Спокойно, с достоинством, проигнорирую статистику читателя и, возвращаясь к нашему великому литератору, сообщу, что в 1596 году Уильям Шекспир в третий раз (в 1568 и 1576 годах с этой просьбой обращался его родитель), действуя от имени отца, подает прошение на Высочайшее Имя: он выкладывает 30 фунтов и получает для папеньки дворянство (точнее, переходит в сословие "джентри" - низший слой нетитулованной знати), герб и шпагу. Отныне перед нами William Shackspear, gent., то есть "Уильям Шекспир, джентльмен". На дарованном гербе изображен распростерший крылья сокол с копьем и начертан загадочно звучащий девиз новоиспеченного джентльмена: "Не без права", или, "Нет, без права" (Non sans Droit)...
"Во-во, - прерывает меня мой начитанный собеседник, - Бен Джонсон по этому поводу отпустил остроту, издевательский смысл которой выражался в пожелании изменить девиз на "Не без горчицы" и на гербе изобразить кабана. Чтоб вы знали, "голубого вепря" мы находим в гербе де Вера, правда, не в его графском достоинстве, а в ипостаси виконта Балбека." А вот сторонники авторства Бэкона видят в этом намек на то, что именно философ скрывался под маской Шекспира: дескать, кабан - основной персонаж в гербе рода Бэконов.
Не дождавшись реакции, читатель смотрит на меня как на невежду и популярно разъясняет:
"Герб, чтоб вы знали, разработал, зарегистрировал и выдал мистеру Шекспиру геральдмейстер Уильям Детик, а его коллега из Йорка, прознав о том, устроил громкий скандал: мол, Детик за взятку "оформил" герб какому-то актеру (player), человеку низкого происхождения, "ничтожному лицу" (вспомним, примерно так квалифицировали и Эдмунда Шекспира)! В общем, кое-кто считает, что девиз - это шутка тех, кто надоумил взяточника-геральдмейстера разместить вышеприведенные три латинских слова на шекспировском гербе - мол, кое-какое право у Вилли на герб имеется (либо, нет у Вилли на герб никакого права)."
"Считать, конечно, можно, - оскорбленно отвечу я, - однако надо знать, что проект герба с девизом "Non sanz droict" (на старофранцузском) был разработан и зарегистрирован еще в 1568 году по прошению Джона Шекспира, занимавшего тогда должность бейлифа (городского головы) Стратфорда. Кроме того, специалисты полагают, что Вильям Шекспир достаточно трезво смотрел на титул и герб и не "надувался" по этому поводу подобно индюку. По их мнению, он осмеял свои притязания на джентльменство в сцене из "Двенадцатой ночи", когда Мальволио щеголяет в желтых чулках с подвязками крест-накрест (желтый, а точнее золотой и черный цвета доминируют в шекспировском гербе). Титул для нашего героя был, возможно, лишь средством, чтобы доказать всему миру, что он "состоялся", а жизнь удалась. Просто его достали вечные насмешки университетских умов над недостаточной образованностью гения. В то время выпускники британских юридических ВУЗов автоматически становились "джентльменами", а любых иных - "докторами" или "мастерами"..."
Успокоившись, задаюсь вопросом: "что же дальше?"
9. "Шекспир - самый гениальный из никогда не существовавших людей", Марк Твен
А дальше одни воспоминания, анекдоты и сомнительные свидетельства. Так, один из сыновей "слуг лорда-камергера" пишет, что мистер Шекспир был недурен собой и хорошо сложен. Любил этот мистер, как утверждали его современники, веселые беседы и шутки, пользовался успехом у женщин (главным образом, вдовушек и мужних жен, по возможности избегая жриц любви), и якобы позволял себе изредка пропустить стаканчик-другой в кругу друзей. Его приятели с воодушевлением вспоминали, что в окрестностях Стратфорда не было такого места, где бы Уилл ни воздал должное Бахусу. Росла-де даже близ деревни Бидфорд дикая "яблоня Шекспира", под сенью которой наш гений, однажды изрядно "приняв на грудь" крепкого эля, заночевал.
"Ну, это всё досужие росказни, - вмешается сведущий читатель. - А вот любовь Бена Джонсона к крепким напиткам известна доподлинно, да и сам Бен не скрывал этой своей слабости, о чем свидетельствует его переписка с поэтом Драммондом. Что уж говорить о Марло, Грине, завистнике Нэше, который похвалялся: "Мы веселимся, когда нас готовы проткнуть мечом; пьянствуя в тавернах, нарываемся на тысячу неприятностей из-за ерунды".
Примем во внимание и это бестактное замечание сведущего читателя и продолжим наши изыскания.
Один из лондонских издателей как-то записал, что неизвестный ему человек принес Шекспиру какую-то трагедию на модную тогда древнеримскую тему. Молодой гений внес в нее то, что у них там на Британщине до сих пор называется finishing touches (буквально - "завершающие касания, мазки, штрихи"), и трагедийное полотно засверкало всеми красками!
"Он был честным человеком, открытой и щедрой натурой; его пороки искупались его достоинствами", - так написал о Шекспире в своих мемуарах Бен Джонсон.
"А мне, - неожиданно вставит образованный читатель, - эта характеристика известна в другом переводе, или интерпретации."
"В какой же?" - снисходительно спрошу я.
"А вот в какой, - ответит мой надувшийся от сознания собственной важности собеседник: "Шекспир безупречно честен, открыт и очень свободен по натуре; у него превосходная фантазия и дерзкие намерения, облаченные таким изяществом выражения, что иногда его приходится останавливать."
"Н-да, - пробормочу я, - даже цитаты из Бена Джонсона в русских переводах существенно разнятся. Никому нельзя верить, всё надо перепроверять! Но вот еще одна, проверенная цитата: "В нем было гораздо больше достойного похвалы, чем того, что нуждалось в прощении."
Однако из этих высказываний можно сделать вывод о том, что Бен Джонсон, хотя и признавал величие Шекспира, рад был его при случае уколоть, походя замечая о "пороках" и чрезмерной дерзости Великого Вильяма, или, к слову, о том, что "все монологи Макбета ужасны", а "Перикл" - "заплесневелая история"...
"Хе-хе, "уколоть", - вставит мой насмешливый читатель. - В 1616 году - а это, как известно, год смерти стратфордского гения - мистер Джонсон написал эпиграмму, в которой обозвал Шекспира "поэтической обезьяной", имея, видимо, в виду шекспировскую способность подражать стилям (или, скорее пародировать стили) своих коллег!"
"Уймитесь, сударь", - пристыжу я насмешника и продолжу.
Если встать на позиции "твердых стратфордианцев" (о том, кто это, я скажу ниже), то следует признать, что в последнее десятилетие XVI века и произошло незаметное рождение величайшего художника всех времен и народов.
10. "Его мысль всегда поспевала за пером, и задуманное он выражал с такой легкостью, что мы не нашли в его рукописях никаких помарок...", Хемингс и Кондел, коллеги-актеры, издатели, современники Шекспира
Пройдена была тонкая, как лезвие бритвы, грань между заурядностью и гениальностью. Уилл Шекспир, видимо, учился днями и ночами напролет, постигая законы и искусство актерской игры, драматургии и поэзии; он трудился не покладая рук, не зная усталости, даже не чувствуя ее. Это была кипучая, насыщенная, действительно титаническая деятельность, работа великого интеллекта, бурный и мучительный процесс творчества, часто спонтанный, неуправляемый и, возможно, приведший к преждевременному истощению мощного ума и бренной плоти. К тому же жить насыщенной интеллектуальной жизнью и одновременно преследовать должников и взимать налоги с сельхозугодий - значит быть человеком, страдающим чудовищным раздвоением личности. Где-то на рубеже веков мировосприятие автора "Гамлета" начинает меняться: от веселости и оптимизма к глубоким, мрачным переживаниям и скорбной умиротворенности.
"Тот редкий случай, когда я могу отчасти согласиться с вашим описанием того, как работал Шекспир, - милостиво заметит читатель. - Бен Джонсон оставил свидетельство, из которого следует, что "один" автор, "начав писать, писал день и ночь без остановки и доводил себя до обморока". "Вестминстерские проказницы" были сочинены, как гласит легенда, за две недели, поскольку королеве так полюбилась фигура Фальстафа из первой части "Генриха IV", что она попросила автора написать с этим персонажем отдельную комедию. Изучение текстов шекспировских пьес дает основание полагать, что писались они торопливо, в спешке, с большим напряжением. Фразы, требовавшие раздумий, оставались незаконченными, а сюжетные линии прерывались. Промежуток в один месяц сокращался до суток, персонаж сначала сообщал о судьбе другого персонажа, а потом "всё забывал" и пытался его судьбу выяснить ("Юлий Цезарь"). Время не согласовывалось с местом, в текст пьесы вводились действущие лица, о которых автор в процессе работы, видимо, забывал, и они, бедные, так и молчали вплоть до финала.
"Об этом мне и без вас известно, - желчно отпарирую я. - Сделка между Лоренцо и Бассанио в "Венецианском купце" почему-то остается незавершенной, Коминий в Кориолане из консула превращается в "генерала", 19-тилетний срок в начальных сценах "Меры за меру" ближе к финалу укорачивается до 14 годков, а в "Тимоне Афинском" на одной и той же могиле начертаны исключающие друг друга надписи: "Не старайтесь узнать мое имя" и "Здесь лежу я, Тимон". Дело в том, что во время репетиций и при подготовке рукописей к печати тексты произведений подвергались серьезной правке, а бестолковые издатели иногда не в состоянии были разобраться в многократно редактировшихся записях, что и приводило к вышеупомянутым несуразностям, в том числе иногда - к воспроизведению в печатном тексте нескольких вариантов одной и той же реплики, сцены, монолога ..."
11. "В гегелевских оценках Шекспира, в целом высоких, удивляет характер придирок: неразборчивость, высокое вперемежку с низким...", из статьи отечественного литературоведа И.И.Гарина "Пророки и поэты", 1994 г.
"Что касается раздвоения личности, - бесцеремонно прервет меня увлекшийся читатель. - это вопрос спорный. Вы, что же, полагаете, что наш гений должен был, подобно Бену Джонсону, Марло, Нэшу и Грину, на досуге бражничать, драться и распутничать? Чтоб вы знали: "Перикл", как полагают специалисты, написан в соавторстве с писателем Джорджем Уилкинсом, автором прозаического произведения "Приключения Перикла, принца Тирского". Так вот, этот Уилкинс, помимо литературной деятельности и театральных дел, преуспевал также на иной ниве: он содержал таверну и дом терпимости. Или Филип Хенслоу, известный, выражаясь современным языком, импрессарио той эпохи: он одновременно владел лондонским театром "Роза" и борделем "Малая Роза". И у названных современников и почти коллег Шекспира оба рода деятельности неплохо совмещались! Более того, этот самый Хенслоу, живший, кстати, в Саутуорке ярдах в 90 от квартиры, которую снимал в упомянутом лондонском районе наш гениальный драматург, являлся церковным старостой местного храма Спасителя!.."
Пока велеречивый читатель делает паузу, чтобы набрать побольше воздуха для продолжения тирады, я умудряюсь вставить пару слов:
"Тем более странно, что Хенслоу, оставивший в своих дошедших до нас записках ("Дневник") подробные описания спектаклей в период с 1592 по 1603 годы, а также сведения о контрактах с актерами и драматургами и замечания о костюмах, декорациях, реквизите, ни словом не обмолвился о Вильяме Шекспире..."
"Возможно потому, - небрежно отреагирует читатель, - что деятельность Хенслоу была главным образом связана с труппой Слуг лорда-адмирала, т.е. с конкурентами трупп, в которых подвизался Шекспир... А вспомним шекспировских сотоварищей из Слуг лорда-камергера: актер Джон Хемингс, ведавший по совместительству финансовыми делами труппы, разбогател и подобно Шекспиру приобрел титул и герб джентльмена. Тот же путь прошли акробат Томас Поуп и актер Огастин Филипс. Близкий друг и компаньон драматурга Ричард Бербедж, талантливейший актер, признанный исполнитель трагических ролей Гамлета и Отелло, владел в Лондоне недвижимостью и совершал с ней хитроумные сделки. Хотите пример из другой оперы? Сам Вольфганг Амадей Моцарт признавался, что "моя - то есть его, Моцарта - единственная цель - это заработать как можно больше денег".
Наконец, о миросозерцании Шекспира: в 70-80 годы XVI века в елизаветинском театре была мода на комедии, а на рубеже веков большей популярностью у публики стали пользоваться трагические истории. Наш драматург просто следовал моде - только и всего. К тому же труппу лорда-камергера во второй половине 90-х покинул популярнейший комик Ф. Кемп, и Шекспиру поневоле пришлось переключиться на сочинение трагедий."
У меня нет слов, но я найду их...
12. "В течение последних лет жизни ушедший на покой драматург проживал
вместе со своей семьей в Стратфорде" (из книги С. Шенбаума, американского шекспироведа; издание 1970 г.)
... Между 1611 и 1613 годами знаменитый драматург, поэт и предприниматель, так сказать "немотивированно", прекращает дела, в том числе и литературные, продает свою, отнюдь немалую, долю в паях родного театра и покупает близ него доходный дом. В Стратфорде его ждет комфортабельный Нью-Плейс "с десятью каминами", куда он с достоинством переезжает...
"А вот здесь не соглашусь, - вновь встревает мой злой гений, - Шекспир бросил ремесло актера еще в 1605 году - в списке постоянных актеров труппы, датированном этим годом, он уже не значится. Один анонимный автор-современник Шекспира, явно имеет его в виду, когда пишет: "... сами они устали от сцены... покупают земельные участки в деревне и благодаря этому добиваются высокого положения и почета". С 1607 г. Шекспир сочиняет одну, а не две, как ранее, пьесы в год. Годы, видимо, брали своё, да и доходы росли так хорошо, что актерским заработком можно было пренебречь. Примерно то же можно сказать и о завершении карьеры в 1613 году: сгоревший "Глобус" требовал восстановления, и Шекспир продаёт свою долю, чтобы выплатить причитающиеся с него, как солидарно ответственного лица, 40 фунтов за стройматериалы и ремонтные работы. Не исключено, что болезнь, которую графологи и врачи, изучавшие поздние автографы Шекспира, определили, как "спастическую судорогу" (дрожь в кистях, не позволяющая писать), стала к тому времени прогрессировать. В этих обстоятельствах Шекспир решает продать и другой свой пай - в крытом театре "Блэкфрайерс" - чтобы иметь деньги для безбедной жизни.
"Может быть, и так, - не стану спорить я. - Другие врачи, к слову, изучив шекспировский почерк, поставили и другой, более страшный диагноз - рак роговицы!"
...Неизвестно, чем он занимается на досуге - скупает ячмень, варит пиво (в доме - это документально зафиксировано - хранились достаточные, чтобы не сказать избыточные, запасы ячменя, солода и прочих ингредиентов, необходимых для изготовления пенного напитка), курит трубку?..
"Ну, положим, кое-что известно, - важно замечает всезнающий читатель. - Во-первых, ячмень скупался в связи с неурожаем зерновых в холодном 1612 году - вообще не следует забывать, что жизнь Шекспира пришлась на разгар "малого ледникового периода в Европе", когда не только голландцы катались зимой на коньках по своим каналам; регулярно замерзала и Темза, от холодов нередко случались неурожаи, голод, болезни - вот почему наш Вилли скупал земли сельхозназначения и запасался ячменем; пиво варил, разумеется, не сам Шекспир, а квартировавший у него пивовар; во-вторых, есть сведения, что мэтр в 1613-1615 годах неоднократно наезжал в Лондон: выступал истцом и свидетелем в суде, проверял, как идут дела в принадлежавшем ему доходном доме, заходил в "свой" театр и консультировал актеров. Во время этих поездок мэтра сопровождал его зять, доктор Холл, что косвенным образом свидетельствует о нездоровье великого человека..."
...Итак, драматург, - продолжу я свой начинающий казаться мне бесконечным рассказ, - тихо затворился в своем большом стратфордском доме. Дом этот, к сожалению, не сохранился. Однако мне посчастливилось посетить другой, вполне благоустроенный "коттедж" на Хенли-стрит, в котором у Джона Шекспира и Мэри Арден родился третий по счету ребенок, нареченный Уильямом. Это далеко не фермерское, крытое соломой строение шекспировского тестя, в коем выросла Энн Хэтэуэй. Запомнилась следующая деталь: один из членов городского совета Стратфорда, прознав, что "джентльмен" Шекспир разбогател в столице, пишет ему письмо, в котором просит ... правильно! - взаймы. Поразила меня первая строка этого письма, написанного за четыреста с лишним лет до моего визита в Стратфорд и тем не менее дошедшего до наших дней в полной сохранности. На пожелтевшей страничке четким крупным почерком было выведено: "My dear ffriend..." Это двойное f - забавная неправильность, живая черточка прошлого - так трогательно напомнило мне о далеком 17-м столетии, доброй старой Англии, загадочном человеке, приехавшем доживать свой век в родной провинциальный городок, который молодой Уилл, возможно, без сожаления покинул лет тридцать до того. Правописание в ту пору не устоялось, и потому не так уж и удивительно, что фамилия Шекспир могла писаться тогда четырьмя разными способами...
"Между прочим, - веско заметит мой читатель, - двойное "f" в начале слова в то время писали многие. Например, убийцу Кристофера Марло, согласно дошедшим до нас документам, звали Ингрэм Фризер (или Фрайзер). Так вот, фамилию этой темной личности без определенных занятий (считается, что Фризер зарабатывал игрой в карты) записали в протоколе как ffrizer, из-за чего впоследствии один ведавший архивом преподобный отец прочитал Archer. Сия ошибка несколько запутала позднейших исследователей, однако, истина в конце концов восторжествовала."
Не люблю я всезнаек, но благоразумно промолчу и продолжу свое повествование.
13. "Мой Willy, мой бесподобный Willy! Мой тезка - величайший комик, точно, как и величайший трагик из всех живших, живущих и (я почти готов сказать) долженствующих жить!" - В. Кюхельбекер
Итак, в 1616 году гений умирает, подарив миру свое богатое духовное наследие. А как насчет наследия материального? Сохранилось завещание, окончательно отредактированное душеприказчиком и другом Шекспира Френсисом Коллинзом за месяц до кончины нашего героя. В нем с мелочной дотошностью расписано, что и кому передается. Жене, например, - "вторая по качеству кровать" с периной, пуфиками и постельным бельем. Судя по тому, что автор завещания вообще "позабыл" о правах законной супруги и вписал ее имя задним числом, буквально между строк, можно предположить, что теплых чувств к жене он и в самом деле не питал. Во всяком случае в завещании нет традиционных для того времени оборотов вроде "моей преданной, горячо любимой жене..." По мнению одного из биографов (Питера Экройда), автор завещания не нуждался в общепринятой сентиментальности или не любил ее. Поскольку Шекспир не назначил жену своей душеприказчицей, а вместо этого передал практически всё движимое и недвижимое имущество старшей дочери, его жена Энн могла быть в каком-то смысле недееспособной. Некоторые считают, что великий драматург, даже будучи при смерти, решился на мистификацию: он, дескать, понимал: по обычаю, жена и без завещания должна получить треть с доходов покойного и право жить в принадлежавшем ему доме, не говоря о кроватях, поэтому и настоял на включении этой нелепости в завещание...
"Нелепость нелепостью, - не может не промолчать читатель, - а сколько споров по этому поводу вели британские специалисты между собой! Кто-то из знатоков английской бытовой культуры XVI века доказывал, что "первая лучшая кровать" предоставлялась почетным гостям хозяина, приезжавшим к нему, так сказать, с ночевкой. Кто-то другой убеждал, что "вторая" кровать в зажиточных семьях использовалась супругами исключительно для - я не боюсь этого слова - соития..."
"Это становится утомительным," - подумаю я и, сделав серьезное лицо, попытаюсь развить прерванную мысль.
...Но вот о рукописях и книгах в последней воле умиравшего - ни слова. Ни манускриптов, ни книг, даже образцов почерка Шекспира не сохранилось, кроме его крайне неразборчивых подписей (правда, у аристократов той поры было в моде подписываться неразборчиво, но ведь Шекспир - "сын плебея", как сказано в анонимных стихах, предпосланных второму фолио 1632 года). Да и подписи-то всякий раз были разными: то Shaks, то Shakspe, то Shakspeare и ни разу "по-правильному" - Shakespeare...
"Между прочим, - вновь влезает мой знаток, - есть авторитетное мнение Хранителя бумаг Ее Величества г-жи Джейн Кокс, что все шесть дошедших до нашего времени автографов принадлежат разным людям (!)".
"Ну, это личное мнение миссис Кокс," - досадуя на бестактность моего читателя, подумаю я и вспомню свое бюрократическое прошлое: мой начальник - не к ночи будь помянут - подписывался по-разному. На официальных письмах он ставил красивую подпись с завитушками и росчерками; под резолюциями вышестоящих столоначальников подписывался скромнее, а его собственные указания сопровождались не подписью, но чем-то вроде инициала. Вспомню также, что и Френсис Бэкон подписывался по-разному.
"Пусть так, - не желает сдаваться читатель, умеющий, оказывается, читать мои мысли. - Тогда сначала о книгах. Есть свидетельства, что книги у драматурга были и что он их иногда приобретал (достоверное свидетельство о покупке Шекспиром в Стратфорде одной книги у некоего мистера Пэрэта дошло до наших дней). Сохранился документ о стоимости мебели и книг в одной из квартир, которые Шекспир снимал в Лондоне. Доктор Холл упоминает в своих записках о пришедшем в запустение стратфордском "кабинете с книгами", принадлежавшими тестю. До нас дошел рассказ о шакспировской внучке, якобы вывезшей из Стратфорда "много" бумаг деда. Как сообщает А.А. Аникст, библиограф Шекспира У. Джаггард располагал экземпляром второго издания "Хроник Англии, Шотландии и Ирландии" Р. Холиншеда, на котором в шести местах были причудливо орнаментированные инициалы Шекспира. На полях старинной книги были обнаружены чьи-то пометки, причем против тех мест, которые непосредственно использованы Шекспиром в его пьесах на сюжеты из истории Англии. Кроме того, в Оксфорде хранится экземпляр "Метаморфоз" Овидия с пожелтевшими от времени инициалами владельца книги - W. S. Наконец в доме Шекспира на Хенли-стрит во время ремонта (дело было в XVIII в.) был обнаружен тайный кабинет с хранившейся там копией запрещенного памфлета священника-католика, казненного при Елизавете I.
Загадкой остается то, что в шекспировском завещании о книгах ни слова, в то время как в недавно найденной "последней воле" отца драматурга книги упоминаются. Может быть, их включили в категорию "других вещей?"
"Теперь о подписях, всякий раз разных. Чтоб вы знали, - высокомерно возвестит читатель, - в той части пьесы "Сэр Томас Мор", которая, как полагают, принадлежит руке гения, имя "Мор" написано тремя разными способами. Незатейливое слово sheriff встречается в шекспировской рукописи 5 раз и всякий раз пишется по-другому! Графологи разводят руками, не в силах объяснить такое многообразие... И наконец, о "сыне плебея". Да, завистники из числа "университетских умов" презрительно отзывались о "деревенщине", разбогатевшем актеришке, который вознамерился стать "джентльменом". Однако вспомним, что мамаша Уилла, Мэри Арден, происходила из деградировавшей (утратившей дворянское достоинство, но не состоятельность) ветви очень древнего, существовавшего до норманского завоевания, рода лордов Арденов, из которого, кстати, происходил благородный рыцарь Филип Сидни и супруга аристократа графа Саутгемптона!.. Неудивительно, что наш джентльмен хлопотал, правда безуспешно, об объединении своего герба с гербом рода Арденов. Поэтому "аристократизм" Шекспира, который так удивляет многих, имеет под собой некоторую генеалогическую основу..."
"Всё это очень интересно, - подумаю я, - но надо двигаться дальше."
14. "Я дорожу этим портретом, как драгоценной редкостью...", из письма И. Е. Великопольского (русского литератора, 1797-1868 гг.), ) о принадлежашем ему портрете Шекспира в редакцию петербургской газеты "Голос", 1864 г.
...Из дошедших до наших дней портретов драматурга остановлюсь на гравюре, созданной не очень искусным художником фламандского происхождения Мартином Друсхоутом и воспроизведенной в первом фолио: мы видим человека с непропорционально большой головой, зажатой высоким стоячим воротником. Камзол Великого Барда написан "неправильно" (одна половина камзола показана спереди, вторая - как бы сзади, со спины). Бросается в глаза высокий, чрезмерно выпуклый лоб, можно сказать, "лоб мыслителя", больного водянкой. Рядом с репродукцией портрета, на противоположной странице фолио, помещены стихи Бена Джонсона, в которых тот советует читателю смотреть не на автора, а на его произведения. В Стратфорде, спустя два с лишним века обнаружили еще один портрет Шекспира кисти неизвестного художника, датированный 1609 годом. Изображенный на нем человек очень похож на того, написанного фламандцем, и специалисты спорят, который из них копия, а который оригинал.
"Э-э-э, я хотел бы кое-что уточнить, - вякнет мой всезнающий читатель и значительно добавит. - Портрет не мог быть написан Друсхоутом с натуры, поскольку будущему художнику было всего 15 лет, когда драматург умер. Так называемый "портрет Флауэра" - подделка, на "портрете Чандоса" изображен какой-то цыган с серьгой в ухе; "Портрет молодого человека" (Графтона) - с подписью "W+S 1588" также сомнителен, хотя изображенный на нем расфранченный юноша неуловимо напоминает нам барда с друсхоутовской гравюры. Сомнительность заключается в щеголеватом наряде "молодого человека". Полагают, что Шекспир в ту пору еще не разбогател настолько, чтобы тратить деньги на дорогую одежду.
Теперь о камзоле. Есть мнение, что неправильность камзола как бы подсказывает нам, что у Шекспира две правых руки - то есть за него писали двое! А кроме того, читал я статью одной российской переводчицы Шекспира, фамилия ее - Литвинова, а имя-отчество забыл..."
"Ну и что эта переводчица в своей статье поведала?" - недоверчиво спрошу я.
"Я скажу об этом позже," - таинственно понизив голос, ответит мой читатель.
Пожму плечами и продолжу.
... Хорошо, что до нас дошли и письменные описания того, как выглядел человек, о котором мы говорим. Он действительно имел приятную наружность (высокий лоб, миндалевидный разрез карих глаз, изящная форма носа) и действительно отличался стройностью фигуры. В молодости у него были приятные темно-каштановые кудри, которые с годами поредели; комплекция в зрелом возрасте приобрела солидную дородность. Шекспир отрастил мушкетерские усы и бородку, которую, по словам Нэша, "крахмалил самым нелепым образом". Возможно, эти насмешки заставили барда сбрить бороду, которая, однако, возродилась на ...его изваянии.
15. "После смерти в родном Стратфорде Шекспиру изваяли незамысловатый
надгробный памятник...", из реферата ученицы 8-Б класса СШ ?52 Элины Дробот, г.Львов, дата публикации не установлена
Спустя шесть лет после смерти гения в Стратфордской церкви Святой Троицы, не известно, за чей счет, устанавливают памятник Шекспиру. Похоже, для воспроизведения черт драматурга ваятели использовали посмертную маску. По их странной прихоти бородатый мэтр опирается на ... мешок (уж не с шерстью ли, которой приторговывал его родитель?). Только в 18 веке кто-то догадывается удалить мешок, сей уродливый и вроде бы неуместный предмет, и поместить перед изваянием великого человека книгу и гусиное перо.
"Насчет бороды и мешка не всё так однозначно, - вмешивается неутомимый читатель, - поскольку эти детали известны нам благодаря соответствующей зарисовке некоего Дагдейла, выполненной примерно в середине 17-го века. Этот самый Дагдейл, как удалось выяснить, нередко рисовал не то, что видел. Поэтому верить ему нельзя."
"Можно, конечно, представить, - холодно отпарирую я, - что рисовальщик увидел не перо, а мешок, но зачем украшать капители колонн вокруг бюста драматурга головами леопардов и всучать правому херувиму не факел а песочные часы? Что за причудливая фантазия была у сэра Уильяма Дагдейла, который в течение нескольих лет зарисовал все достопримечательности графства Уорикшир?"
Кстати, на могиле "Барда с берегов Эвона" красуется надгробный камень с высеченными на нем строчками:
Good friend, for Jesus" sake forbeare
To digg the dust encloased heare.
Blessed be the man that spares these stones,
And curst be he that moves my bones.
(Добрый друг, ради Христа воздержись
Извлекать прах, покоящийся здесь.
Благославен будь тот, кто не тронет этих камней,
И проклят тот, кто потревожит мои кости.)
По мнению английских словесников, эти стихи примитивны и, должно быть, написаны не Поэтом, но ремесленником - так сказать, рифмоплетом. Впрочем, имеются и противоположные мнения. Смысл предостережения станет яснее, если мы примем во внимание сущестовавшую в то время практику воровать надгробные плиты. Опять-таки странно, что плита на могиле гения, замененная в XVIII веке, явственно короче других, покоящихся на стратфордском кладбище.
"По другой версии, - вмешается мой бесцеремонный читатель, - проклятие, выраженное в принятой литературной форме, адресовано кладбищенским сторожам, которые из-за дефицита свободных мест для захоронений в церкви периодически переносили прах в соседний с церковью склеп. Интересно, что в 1694 году священник У. Холл так объяснял низкий художественный уровень надгробной надписи: "... поскольку он, создавая надпись, обращался к причетникам и церковным сторожам, людям по большей части невежественным, то опустился до их низкого умственного уровня, сбросив с себя одеяние того искусства, которое никто из его современников не носил более безупречно". Наконец, по третьей версии, покойник давал понять, что он против возможного "подселения" в могилу его супруги. В связи с этим уместно напомнить загадочное обращение Бена Джонсона к Шекспиру, воспроизведенное в фолио 1623 года: "Ты - памятник без могилы"(?). Есть еще умники, считающие, что Jesus это Христос, а (for)beare - "несущий", то есть Христофор - личное имя поэта и драматурга Кристофера Марло".
Сдержусь и промолчу.
16. "В 1871 и 1872 гг. были высказаны предположения, что рука D - Шекспира...", из публикации Т. Левита "Отрывок из пьесы "Сэр Томас Мор", Сто сорок семь строк Шекспира", 1941 г.
Итак, ни образцами почерка Шекспира, ни рукописями его произведений человечество не располагает, за исключением подписей, двух слов в завещании (by me - [удостоверено] мной) и, возможно, одного рукописного отрывка - трехстраничной сцены из хроники "Сэр Томас Мор", написанной пятью неизвестными авторами, стиль и почерк одного из которых, как полагают, идентичен шекспировскому (почерковеды отмечают, что Шекспир и автор отрывка одинаково писали узловатое "а" и укрупненное "с", а также имели привычку экономить бумагу посредством писания рифмованных строк в строчку, а не в столбик).
"А вот и нет, а вот и нет, - подобно ребенку затараторит мой читатель. - До нас дошел юридический документ, писанный так называемым "легким секретарским почерком", образцы которого приводятся в английских школьных учебниках той эпохи".
"Ну и что?" - недоуменно спрошу я.
"А то, что под документом - торжествующе ответит читатель,- красуется подпись "Wm Shakspare"! Вспомним, юный Шекспир недолгое время работал клерком у адвоката и вполне мог переписывать те или иные бумаги.
"Мне приходилось об этом слышать, - холодно отреагирую я. - К сожалению, специалисты не могут доказать, что документ написан нашим героем, хотя и отмечают, что почерк отрывка из "Томаса Мора" - тоже "секретарский", правда, не всегда "легкий"; встречается и более "тяжелый", тяготеющий к "судебной манере". Все, однако, в один голос утверждают, что почерк этот - стремительный, причем автор почти не правит текст."
"Вот видите! - не унимается читатель, - всё сходится: в молодости почерк легкий, а с годами он "потяжелел", но гениальной стремительности не утратил!"
"Оставим вопрос о почерке специалистам, - отмахнусь я и попытаюсь переменить тему. - Ученые время от времени делают любопытные открытия в этом и смежных вопросах. Так, например, в своде древнесаксонских законов, изданном в правление Елизаветы Тюдор под заголовком "Археономия", недавно была обнаружена полустертая надпись Wm. Shakspeare. Филологам еще предстоит выяснить, написана ли она рукой того, кто подписывал стратфордское завещание или сочинял монологи в "Томасе Море"...
Не знаю, сохранились ли черновики Чосера, тех же Марло и Бена Джонсона. Подозреваю, что нет, и поэтому должен признать, что факт отсутствия рукописей еще не свидетельствует в пользу неавторства "человека из Стратфорда" (говорят, что Шекспир не правил, не вычеркивал ни строчки из написанного им, а завистник Бен Джонсон то ли острил, то ли злопыхал по этому поводу: "Лучше бы он вычеркнул тысячу!").
"Говорят"! - передразнивает меня неучтивый читатель, - В монологе из "Томаса Мора" вряд ли можно прочесть несколько старательно перечеркнутых строк. Так что врал ваш Бен Джонсон!"
17. "Порою можно услышать, что сомнения в авторстве Шакспера рождены, мол, лишь кознями завистников и злопыхателей. Тогда напомним, что этими "завистниками и злопыхателями" были Чарльз Диккенс, Ралф Уолдо Эмерсон, Бисмарк, Дизраэли, лорд Палмерстон, Уолт Уитмен, Анна Ахматова, Владимир Набоков, Зигмунд Фрейд - перечень далеко не полон...", из статьи нашего современника, доктора искусствоведения А. Липкова
"Кстати, насчет Бена Джонсона, - добавит знающий читатель, - известно, что в отличие от Шекспира он хранил рукописи и книги в своей домашней библиотеке. Часть их, увы, сгорела во время пожара, однако того, что дошло до наших дней, достаточно, чтобы не сомневаться в его авторстве".
"Ничего до наших дней не дошло, - отпарирую я, - вся библиотека Джонсона в 1623 году сгорела."
В то время лишь поэзия считалась высоким искусством, и наш драматург смотрел на свои пьесы как на творчество второго сорта. К тому же они юридически принадлежали не автору, а труппе. Таким образом, у нас есть некоторое основание для сомнений в авторстве - не так ли?
"Пожалуй, что так, - кивнет читатель. - В шекспировских сонетах есть тема стыда, испытываемого лирическим героем за свое тетральное ремесло. В то же время этот самый герой уверенно заявляет, что его поэтические творения выдержат проверку временем и обессмертят имя их автора. Впрочем, дань традиции, восходящей к Горацию, здесь налицо. С другой стороны, коль скоро рукописи принадлежали театру, резонно предположить, что в театре они и хранились и, стало быть, могли сгореть в 1613 году во время пожара, поглотившего "Глобус". Какие-то шекспировские рукописи могли сгореть и в 1623 году, когда огонь не пощадил библиотеки Бена Джонсона; какие-то - в 1627-м, когда пылал Уилтон-хаус, поместье Пембруков; ну, а что не догорело, погибло в 1666 году во время Великого Лондонского пожара.
...Тем временем я продолжу.
18. "В пьесах Шекспира стали видеть образцы реалистического искусства, полные исторического оптимизма и стихийной диалектики, которые следует оберегать от модернистских искажений" - из статьи А.В. Бартошевича, российского шекспироведа, нашего современника
Советских шекспироведов, начиная с 20-х годов, такие сомнения не обуревали. Еще бы! "Человек из народа "ворвался в затхлую среду "университетских умов" и аристократических декадентов полуфеодальной страны и, словно предтеча первой буржуазной революции, обезглавившей Карла I Стюарта, стал творить подобно титанам итальянского - я не боюсь этого слова - чинквеченто! Не знаю, был ли искренен мой любимый переводчик шекспировских сонетов С.Я. Маршак, назвавший автора этих маленьких шедевров "защитником свободы, правды, мира", но идеологически такая характеристика вписывалась в советскую схему о том, что Шекспир, прогрессивный мыслитель и нравственный человек, "глубочайшим образом связанный с народом". А "антинаучные измышления" о неавторстве, равно как и домыслы, доходящие к нам с тлетворного Запада, о гомосексуализме "нашего современника Вильяма Шекспира", о чем, якобы, свидетельствуют некоторые сонеты, гнусная клевета! Думаю, наши советские люди отмели бы, как вздорные и провокационные, известия о результатах археологических раскопок, произведенных пару лет назад в палисаднике, прилегающем к дому Шекспира на Хенли-стрит в Стратфорде: в культурном слое 17-го века археологи обнаружили несколько глиняных трубок с остатками слабонаркотического вещества типа марихуаны. Во-первых, это не доказывает, что Уилл Шекспир курил травку, а, во-вторых, Шерлок Холмс тоже делал себе инъекции морфия. Шутка.
- Чем так по-боцмански шутить, - едко заметит вездесущий читатель, - сказали б лучше что-нибудь по делу. Во-первых, в Советской России в 30-е годы разворачивалась настоящая шекспировская эпопея - это было крупное социально-культурное событие, в рамках которого вспыхивали ожесточенные споры и кипели нешуточные страсти. Вопрос, как переводить Шекспира, оказался в тогдашних советских условиях отнюдь не академическим и привел к конкретным политическим итогам в духе того времени: некоторые участники полемики, вздумавшие взывать к авторитетам Льва Борисовича Каменева, бывшего в ту пору уже просто директором издательства 'Academia', и Карла Бернгардовича Радека, тогда всего лишь сотрудника "Известий", переведшего "Майн Кампф" Адольфа Гитлера, поплатились в лучшем случае ссылками, а в худшем - жизнями, как, например, Г.Г. Шпет, ученый-гуманитарий, первый главный редактор советского собрания сочинений Шекспира 1936 года.
Во-вторых, эпоха, в которую жил и творил Шекспир, - это роковые минуты крушения идеалов Ренессанса. "Человек - квинтэссенция праха", - говорит Гамлет и выражается еще мягко. Леонардо прямо называл "венца творения" механизмом для производства дерьма. В европейском мировоззрении 16-17 веков утверждается мрачный скептицизм, рушатся священные догмы, великая истина распадается на тьму мелких. Однако в этих декорациях безысходности парадоксальным образом расцветает могучая драматургия Шекспира и прекрасная проза Сервантеса...
- Начитались современных искусствоведов? - отвечаю я едкостью на едкость. - Тогда скажите еще, что Шекспир - это мастер "отважного знания" (выражение И.Канта), художник нового психотипа, циник-энтузиаст, утверждающий, что люди в массе своей отвратительны, жизнь мерзкая штука, но это не повод для уныния. Впрочем, довольно умничать!
19. "По-видимому, это не кто иной, как граф Ретленд" - из лекции А.В. Луначарского "Шекспир и его век"
В общем, официальной версии (то есть представления о том, что стратфордец Шекспир - автор шекспировских произведений) придерживались все советские люди. Кроме наркома просвещения тов. Луначарского, который высказывался в пользу авторства графа Ретленда, и это совсем не шутка.
Ну, а сейчас страсти по пресловутому "шекспировскому вопросу" закипели с новой силой, и нынешнее поколение российских шекспироведов принимает самое активное участие в исследованиях и спорах по поводу того, кто же на самом деле скрывается под загадочной маской "потрясающего копьем". После исследований известного специалиста, бывшего секретаря Шекспировской комиссии при РАН И.М. Гилилова другой специалист, профессор Б.Л. Борухов (кстати, не согласившийся с гипотезой Ильи Менделевича об авторстве Ретленда), написал: "Теперь у непредвзятого читателя вряд ли останутся сомнения относительно того, что кем бы ни был "Шекспир" на самом деле, в любом случае это не тот безграмотный "Бард" из Стратфорда-на-Эвоне, которого академическое шекспироведение возвело в ранг иконы".
Приверженцы ортодоксальной точки зрения, конечно, остались, причем "в силе". Их принято обзывать "стратфордианцами", поскольку, мол, Шекспир - уроженец города Стратфорда. Должен сказать, что они довольно успешно опровергают гипотезы "нестратфордианцев", ибо в каждой из гипотез есть свои изъяны, связанные не в последнюю очередь с тем, что кандидаты в Шекспиры умирали, как правило, раньше "официального" Шекспира. А гипотез, между нами говоря, - туча! И в любой из них выдвигается свой претендент/претенденты на звание Шекспира. Я насчитал человек одиннадцать, из которых четыре дамы, и с которыми связаны три коронованные особы! (называются и другие цифры; согласно более строгой калькуляции, "за Шекспира" творили девять человек).
И какие люди претендуют на шекспировские лавры! Одних "графьёв" сколько: и упоминавшийся выше пятый (или шестой) граф Ретленд, и третий граф Саутгемптон, и Эдуард де Вер, аж семнадцатый граф Оксфорд, граф Редклиф и пятый граф Дерби (он же лорд Стрейндж), а также граф Пембрук с братом графом Монтгомери и их матушкой-графинюшкой Мэри Сидни Герберт Пембрук! Больше того, супружницу графа Ретленда, Элизабет Сидни ("женщина Шекспир"), считают внебрачной дочерью Марии Стюарт, а отца Элизабет и старшего брата графини Мэри Пембрук-Сидни, крестника Филиппа Второго Испанского, сэра Филипа Сидни (еще один из когорты Шекспиров), по праву чтят как большого поэта-гуманиста, написавшего превосходный цикл сонетов. Существуют предположения, что сэр Филип в действительности был "плодом любви" христианнейшего короля (в то время - принца, мужа королевы Марии Тюдор) и королевы-девственницы Елизаветы (тогда принцессы!)...
При этом граф Оксфорд оказывается сыном грешницы Елизаветы от фаворита Роберта Дадли и отцом известного нам Бена Джонсона, который - мы знаем - сначала не очень лестно отзывался о творчестве Шекспира, а затем принимал живейшее участие в издании первого фолио. В нем, этом фолио, любопытный читатель найдет славословия и, как считают, неискренние панегирики "бастарда Эдуарда де Вера" в честь "короля поэтов и драматургов". В самом деле, если Бен Джонсон так любил произведения Шекспира, почему в его библиотеке они отсутствуют?..
... Уф, я запутался во всех этих тонкостях и обстоятельствах, которые действительно могли иметь место, поскольку исследователи - мужи и дамы - люди серьезные, знающие эпоху, староанглийский язык и владеющие не только методом дедукции, но и индукции. Я не шучу.
19. "...труды твои привык
подписывать - за плату - ростовщик,
тот Вилль Шекспир,
что Тень играл в "ГамлЕте"..."
В. Набоков, "Шекспир", 1924 г.
Однако не буду приводить здесь все гипотезы. Пытливый читатель может самостоятельно найти источники, ознакомиться с ними и разобраться в дебрях и хитросплетениях доказательств, относящихся к фактам и событиям четырехсотлетней давности. Скажу лишь о том, что поразило меня.
Начнем с Роджера Мэннерса, пятого графа Ретленда, принадлежавшего, как утверждают, к второму по знатности роду в Англии. Этот образованный и незаурядный аристократ большую часть жизни прожил в своем родовом замке Бельвуар (рядом с замком, кстати, протекает ручеек, называющийся Эвон). Так вот, в замке через энное число лет после смерти Ретленда отыскалась рукопись песни из "Двенадцатой ночи"! Почерк принадлежал графу - это "почти" доказано. В библиотеке Бельвуара мы находим сочинения Плавта, Саксона Грамматика, Холиншеда, сюжетами которых пользовался Шекспир. Также документально установлено, что граф учился сначала в Кембридже - в колледже, среди учащихся которого был некто по прозвищу Shake-speare (или Shace-speare). Именно так, повторюсь, была подписана первая поэма Шекспира "Венера и Адонис" (1593 год) и кварто с "Гамлетом".
В архиве одного из влиятельных вельмож-воспитателей рано осиротевшего графа сохранился любопытный документ - Profitable Instructions - наставление, как Роджер Мэннерс должен себя вести за границей. Эти "Полезные инструкции" близко к тексту пересказывает...Полоний в известной сцене из "Гамлета", когда приспешник Клавдия наставляет уезжающего за рубеж на учебу Лаэрта. О Ретленде доподлинно известно, что продолжил он свое образование в Падуанском университете (вспоминаю неутомимого, неунывающего, лихого Петруччо из "Укрощения строптивой" : "Я в Падую приехал, чтоб жениться, и в Падуе я выгодно женюсь!"). В списках студентов этого итальянского ВУЗа, помимо нашего графа, мы находим датских юношей Гильденстерна и Розенкранца. Тут и вспоминать ничего не надо - эти двое стали студенческими друзьями Гамлета в одноименной трагедии. Кстати, граф Ретленд знал четыре иностранных языка, ездил с посольством в Данию, где посетил замок Кронборг, строительство которого завершилось в Хельсингёре- Эльсиноре в 1584 году. На обратном пути корабль с графом попал в страшный шторм. После этих приключений выходит капитально переработанное, насыщенное "датским колоритом" второе издание "Гамлета" и шедевр "Буря". Кроме Италии и Дании, наш граф побывал также в Германии, Швейцарии и Франции...
"Стоп! - бестактно возразит сведущий читатель. - Ретленд попадал в страшную бурю еще в 1597 году во время экспедиции Эссекса на Азорские острова. Первое издание "Гамлета" могло быть пиратским, то есть записанным наслух людьми конкурирующего театра во время представления (по другой версии, запись пьесы для первого кварто 1603 года была сделана на деньги конкурентов внештатным актером, игравшим в трагедии роль Марцелла). Отсюда неточности, пропуски сцен, кошмарная отсебятина и всё такое прочее. С другой стороны, доказано, что, возобновляя постановку той или иной шекспировской пьесы, автор редактировал ее самым капитальным образом (известны, например, два сильно отличающиеся друг от друга варианта "Короля Лира"). Многие его произведения, переизданные в 1599 и 1600 годах, были снабжены ремарками издателей: "заново исправлено, расширено и дополнено". Правка затесалась даже в издание "Бесплодных усилий любви", где монолог Бирона дается сначала в черновой, а затем в беловой редакции - на доглядели в типографии, что первый вариант забракован!.. Кстати, побывав в 1596 году в Венеции, граф вполне мог сочинить "Венецианского купца", а после визита в Париж - "Бесплодные усилия любви"!
Читатель переводит дух и шпарит дальше.
"Чтоб вы знали: датские подданные Гильденстерн и Розенкранц числились также и в списках студентов Виттенбергского университета, где "учился" Гамлет; что эти студиозусы - представители двух известных дворянских родов северонемецкого происхождения (из Шлезвига?); что в Англии не позднее 1602 года был известен портрет датского астронома Тихо Браге вместе со списком предков ученого, среди которых упомянуты как Гильденстерн, так и Розенкранц (кстати, специалисты доказывают, что астроном просил передать кому-либо из английских поэтов его просьбу написать эпиграмму на свой капитальный труд о вселенной и что Шекспир об этом знал); что оба вельможи присутствовали на похоронах датского короля Фридриха II в 1588 году, а Розенкранц приехал в 1603 году в Лондон на свадьбу датской принцессы Анны, которая выходила тогда замуж за Иакова Стюарта; что в следующем году в Англии в качестве "туриста" побывал и Гильденстерн; что..."
"Что, - раздраженно прерву я сведущего читателя, - эти двое, стало быть, иногда разлучались, что в свите герцога Голштинского, посетившего в 1603 году Москву и принятого Борисом Годуновым, числились аж два Гильденстерна... А вот мне лично известно, что сына Шекспира, умершего в одиннадцатилетнем возрасте, звали Гамнет - и это одна из форм датского имени Гамлет (в документах того времени зафиксирована даже форма Амблетт!). Между прочим, Шекспир упомянул в завещании своего соседа по фамилии Сэдлер - так того тоже звали Гамнет. Вопрос, почему в Англии были популярны датские имена, заведет нас вглубь английской истории эпохи викингов. Но вот почему Уилл дал своему сыну такое имя? А что, если он вычитал историю Гамлета, еще будучи помощником учителя?"
"Ха-ха-ха! - подобно жеребцу вдруг заржет мой хамовитый собеседник. - Всё гораздо проще: чета Сэдлеров, Гамнет и Джудит, чтоб вы знали, дружила с семейством Шекспиров. Когда у Вилли родились двойняшки, он с согласия супруги нарек сына Гамнетом в честь стратфордовского приятеля-булочника Сэдлера, а дочку ... правильно! - Джудит - по имени его жены! Это обычное для той эпохи дело. Шекспировский приятель Ричард Бербедж, к примеру, назвал сына Уильямом, а дочерей - Джульетта и Энн (в честь супруги Шекспира)."
Краснею и делаю хорошую мину при... поэтому оперативно возвращаюсь к нашему графу.
Согласно И. Гилилову, именно Роджер Меннерс был составителем довольно объемистого и странного произведения (до сих пор не переведенного на русский язык) - "Кориэтовые нелепости". В упомянутом произведении целый ряд английских поэтов (но не Шекспир) с пиететом обращаются к некоему Томасу Кориэту, то ли к гению, то ли к шуту, который, якобы, за пять месяцев обошел почти всю Европу и через Гималаи вернулся в Англию.
"А причем здесь Ретленд?" - с деланным недоумением вопросит читатель.
"Именно в этом сатирическом произведении, - отвечу я, - Бен Джонсон написал, что ранее "христианским" (личным) именем Кориэта было не Томас, а Роджер - так звали графа: Роджер Мэннерс. В своих "Нелепостях" Кориэт, кстати, величает Бена Джонсона "своим поэтическим другом"(my Poeticall friend Mr. Benjamin Johnson)..."
..
Замечаю, что читатель разевает рот, чтобы в который раз прервать цепь моих рассуждений, и опережаю его:
"Только не говорите мне о шекспировской элегии "Феникс и Голуб-ь(-ка)", которая опубликована в приложении к сборнику Роберта Честера "Жертва любви, или Жалоба Розалинды" (1601 год) и аллегорическое значение которой можно трактовать, как оплакивание усопшего Ретленда и его супруги Элизабет! Кому интересно, могут прочесть об элегии у Ю.С. Зверева или И.М. Гилилова и самостоятельно разобраться, так ли это".
Читатель с выражением крайнего разочарования закрывает рот и обиженно нахмуривается.