Блики Солнца. Это первое что пришло мне в голову. Блики солнца так похожи на голыши, которые я кидаю в озеро. "Блинчики" - так называется эта старая детская игра. Смысл в том, чтобы "блинчик" как можно дольше скакал по воде. Некоторые еще сравнивают размер кругов на воде, но я думаю, что главное здесь количество прыжков. Вот что мне пришло в голову - "блинчики - блики". Словно я соревнуюсь с Солнцем. Вон как его лучи отражаются от воды, тихо и плавно. Хоть озеро и спокойно как зеркало, а все равно лучи множатся на его глади и отскакивают дальше. Ну и пусть. Ну и пусть мои голыши грязного цвета. И они не ровные. И, когда отскакивают от воды, не очень-то приятно шлепают. А в конце вообще тонут. Зато они тоже, пусть и на время, держатся над водой! Все дело в тренировке. Если очень постараться и я смогу как Солнце! Я неодобрительно посмотрел на него. Хмуро огляделся в поисках очередного камешка.
Вот так и думаешь, что впереди вечность. Мол - успею, научусь, и Солнце переплюну...
Мысли мельтешат в голове как полуденная мошкара. Жарко. К озеру никто не приходит. Гиблое, говорят, это место. Вода! Надо же! Нигде ее больше не осталось. Я стою от воды достаточно далеко, чтобы на меня случайно не попали ее капли. Брр... В дрожь бросает, как подумаю об этом. Озеро хоть и спокойно, а все-таки мало ли что? Рыба там хвостом плеснет... правда, откуда здесь рыба? Ни разу я в этом озере рыбы не видел. Ну, мало ли: птица там в нее упадет и брызги во все стороны. А я рядом! Жуть какая! Я отошел подальше. Мало ли... очередной блик-блинчик отскочил три раза и утонул. От камешков опять же брызги...
Казалось, что над озером воздух застыл. Только смутной рябью искажает другой берег. Вона видно как камни с другой стороны будто колыхаются.
Солнце палило нещадно. Я поплотнее закутался в одежду, поглубже нахлобучил капюшон. Чертово Солнце!
- Не дело так говорить Сияющий! - рядом неслышно возник мой Дед.
Наверное, последнюю мысль я произнес вслух.
- Не дело сынок, - Дед вздохнул, - я знаю, тебе тяжело, но ты - Сияющий, брат Солнца. Единственный среди нас. Люди прислушиваются к тебе.
- Здравствуй.
- И тебе здравствуй. Что ты делаешь здесь? Это место опасно.
Я махнул рукой и не ответил. Сделал вид, что ищу очередной голыш.
- Ты не хочешь говорить со мной Сияющий? - кожа Деда лоснилась от Солнца. Капли пота стекали по голой груди и плечам. Меня передернуло - я еще плотнее закутался в свой плащ, поправил перчатки. Как жарко!
- Все в порядке? Племя ждет твоего слова. Они попросили меня найти тебя.
Дед почти на две головы выше меня, и вчетверо старше. Сквозь темные очки он кажется почти черным. Только пот на его теле сверкает красным цветом, как мои глаза.
- Я сейчас приду, - я нашел подходящий камень и отвернулся к озеру.
- Мы ждем тебя, - Дед тяжелой поступью двинулся вверх по склону. Камешки из-под его ног покатились в озеро. Я предусмотрительно отошел от кромки воды - никто не притрагивается к воде. Очень жарко! Я оглянулся - Дед ушел. Подняв голову к небу, я громко и отчетливо произнес: "Проклятое Солнце!". Надеюсь, меня не слышали.
2.
Да - племя собралось. Как всегда. Конец десятидневья. Все ждут, что я скажу: придет Он или нет? Я оглядел людей. Вон Дед, даже сидя, возвышается над толпой. Скрестил руки на груди. Хмурится. Вот молодой Зной. Он старше меня на шесть десятидневий. Но я Сияющий, а он нет. Он нормальный. Загорелый какой! Стоит, опершись на копье. Специально руки напряг. Мышцы показывает. Вон и Огневица с него глаз не спускает. На ней только трусики. Ее кожа как бархат, темный и ласковый. Я сержусь.
Опять я думаю: а ведь она никогда не видела моего лица. Ночью каждый род сидит в своей хижине. Это не принято, чтобы девушки встречались с юношами ночью до ритуала бракосочетания. На мужчин запрет не распространяется. Говорят, что этот обычай пошел еще с тех пор, когда были "Библия" и "Загс". Слова странные, но так говорят.
Мое лицо видел только Дед.
Огневица - она красивая. Самая красивая девушка в селении.
А вон дядька Суховей, сидит, моет ладони песком. Странный он этот Суховей. Все молчит, слова не вытянешь, а со мной он часто разговаривал. Особо когда я маленький был. Все спрашивал: "А ты не обманываешь Сияющий? Подумай еще раз, черт шкодливый! Может, придет, а?!" Я ему: "Да зачем тебе, дядька, чтобы он пришел? Умрем же тогда все!", а он сердился, плевался: "Много ты знаешь, сопляк!",- и уходил. Ругался даже, я слышал.
Дядька Суховей единственный кто меня "сопляком" называл. Никому я об этом не говорил и не скажу. Он да Дед, вот и все кто со мной по-человечески разговаривали. "Сынок" и "сопляк" - слова-то какие ласковые. Они и похожи Дед с дядькой. Оба все хмурятся. Все думают о чем-то.
Суховей - он водонос. Единственный в селении. Самая опасная работа - водонос. Вода она хоть и яд, а без нее нельзя. Но прежде чем воду пить или еду готовить, воду сжигают в котле. Суховей носит по ночам воду из озера и сливает ее в котел. Потом старухи разводят костер. Такой костер - к нему даже подойти страшно, жар аж до края деревни идет. И в этом котле воду сжигают. Как вода пузырями пойдет - значит все - яд весь вышел, можно такую воду пить и в пищу пускать. Как Суховей воду добывает - никто не знает. Ночью все по хижинам сидят. Спят. Нельзя по ночам из дома выходить. Это все знают. Называется этот обычай "Комендантский час". Говорят давным-давно, еще до моего рождения, кто-то обычай этот нарушил. Вышел на улицу в "Комендантский час". С того-то все и началось. Что началось никто не знает. Помнят только, что до этого все было хорошо, а потом вдруг все стало очень плохо. Очень.
И когда все стало уже совсем плохо, тогда Солнце всех спас...
Я опять посмотрел на Солнце. Глаза за стеклами очков ожгло как каленым железом. Ничего, я привыкну. Буду смотреть на него по чуть-чуть. День изо дня. Может потом я смогу смотреть на него прямо и долго. Может, тогда я одержу над ним верх?
Сегодня и следующую десятницу Он не придет. Это я и так знаю. Да все равно надо время потянуть. Вона как на меня внимательно смотрят. Смотрят, ждут. Огневица вот только не смотрит, она на Зноя смотрит.
Очень жарко. Бабка Потяница жует опять чего-то, с соседками шепчется, на небо поглядывает. У женщин постарше вокруг грудей тряпки обмотаны. Положено так. И книга святая есть на этот счет. Нарисованы в той книге женщины. Красивые все как Огневица! И у всех женщин эти самые тряпицы на грудях. Книга называется "Victoria Secrets". Это по-латыни. Никто не знает, как переводится, но книга яркая и на солнце блестит, что твои пузыри.
Всего в нашей деревне пять книг есть. Самая святая из них "Красно солнышко". В книге две очень толстые страницы. На развороте нарисован огромный красный Солнце. И вокруг него дети. Дети все одеты, в рубашках, в штанах, в обуви. Девочки в платьях. Все дети бледные, конечно не так как я - я все-таки Сияющий, но все равно бледные. Наши то гораздо темнее цветом кожи. И дети эти в одежде - поэтому и мне одежду сшили. У меня есть штаны, и рубашка, и мягкие мокасины. Но этого оказалось мало. Уж потом Дед надо мной сжалился - сшил мне плащ с капюшоном и перчатки, и маску для лица. А дядька Суховей выловил из озера темные очки с резиной по краям. Три дня их кипятил, стекла над дымом закоптил, а потом мне подарил. Из всего племени я единственный полностью одет.
Из всего племени я единственный могу погибнуть от Солнца.
Так вот, в книге той есть молитва:
Солнышко-ведрышко,
Выгляни посвети,
Посмотри в окошко,
Радость принеси.
Выйди из-за тучи,
Дам орехов кучу.
Все племя выучило молитву наизусть. Люди читают ее перед сном. Говорят и на это традиция есть. Называется "Вечерние новости на первом". Дед вот только не читает - посмеивается. Суховей тоже не читает - плюется.
А Он сегодня не придет. Иногда я думаю, а может лучше, чтобы пришел?
Проклятое Солнце - как жарко! Зной часто спрашивает: "Не жарко тебе, Сияющий? Может, скинешь одежду то? Может, привыкнешь?" Чтоб ему пусто было, Зною этому!
Дед незаметно кивнул.
- Он не придет! - выкрикнул я и быстрым шагом направился к озеру.
Народ зашевелился. Потяница плюнула: "Вот ишо! Кто б сумневался то? Пошли бабоньки, за работу пора!". С кряхтением потянулась и пошла к котлу, воду помешивать. Воду если не помешивать, то она слишком быстро сгорит, яд на дне остаться может. Воду все время помешивать надо.
Краем глаза я увидел, как Суховей о чем-то шепчется с Дедом. Огневица обняла Зноя, и они побежали в карьер.
- Сейчас, пуповину перережу, - Потяница, потянулась за ножом, а сама все трещала без умолку, - пуповина, милая, это трубка такая, маленький твой через энту трубку.. Ты дыши! Слышь!? ... через трубку энту - ел сок твой. Кормила ты его так, когда он в утробе сидел. Ну вот и все, сейчас завяжем. Сейчас ополосну я его. Не дело это на свет божий грязным смотреть.. Ты дышишь там?! Ты у меня дыши смотри! Сейчас и тобой займусь.
Кровь залила простыни и стекала на пол.
- Крови то сколько... Ты жива там?! Дед! Дед!! Ешкин тебя дери!
Полог в хижину откинулся: "Ну?! Родила?!"
- Родила! Не вишь дитя что ли?! Я младенца омою, ты посмотри там за ней. Умирает она кажись...
Мужчина кинулся к постели: "Боже ты мой! Делать то что?! Что делать то?! Доча?! Что?!"
Женщина на постели лежала тихо, не двигалась.
Послышался плеск воды. Кровавый комок в руках старухи зашелся криком.
- Потяница! Что делать то?!
Бабка повернула голову, присмотрелась.
- Померла она, милый. К Солнцу уж отлетает.
- Да как же...
- Ты мне помоги. Живые важнее мертвых. Горевать потом будем.
Она вновь посмотрела на младенца. Вода почти смыла кровь с тела.
- О боже всемогущий! Демон! Ирода родила!
В испуге она отпустила младенца. Маленькое тело медленно опустилось на дно. Бабка бухнулась на колени: "Прости Солнце! Прости грешную! Ирода родила! Ирода приняла, грешная!"
Дед отшвырнул безумную и бросился к тазу.
На дне лежал чистый, белый младенец. Красные глаза внимательно смотрели на него.
- Дура оголтелая! - Дед достал ребенка, протер ему лицо и рот. Хлопнул пониже спины. Младенец заорал. Дед улыбнулся - жив!
- Ох ты батюшки светы! Демона, черта родила! Упыря!
- Заткнись баба! - Дед свирепо пнул бабку в бок. Она захлебнулась, - Дура! Не демон это.
Он присмотрелся, ухмыльнулся, - внук это мой. Какой же это демон? Альбинос просто.
И Дед заплакал.
Бабка съежилась в углу, беспрерывно молясь.
4.
Озеро словно дышало паром. Ни ветерка. К чему эти собрания каждую десятницу? Я сердито пнул камешек ногой. Он отскочил раз, другой и бухнулся в озеро. По воде пошли круги. Один. Два. Три. Четыре. Пять. Пять кругов. Жарко очень. Я сидел и смотрел на озеро. И прислушивался. А как я должен узнать: придет Он или нет? Что - он будет топать громко? Или пар над озером расступится и пропустит его? Или кругов на воде будет не пять, а, скажем, семь? Я бросил в озеро еще один камешек. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Пять кругов. Пять. Глупости это все - камешки эти. Ну допустим узнаю я что он идет. Дальше что? Бежать в деревню: "Помогите! Караул!" кричать? Да и кто такой он этот Буря? Узнать то его как?
- Узнаешь, когда время придет, - это опять Дед. Подкрался. Опять что ли я вслух разговаривал?
- О чем думаешь сынок? Присяду? - и, не дожидаясь приглашения, Дед плюхнулся рядом. Погладил себя по волосатой груди, стряхнул пот, - Хорошо! Жарко!
Я исподлобья глядел на него. Хотя с моей маской и очками моего лица не видно - я все равно хмурился. И почему так? А если б не хмурился, может и не раздражал бы меня Дед? А?
- Ты не сердись, - сказал Дед, не поворачивая головы, - я ненадолго. На озеро захотелось поглядеть. Купаться нельзя - так хоть погляжу.
Я чуть не поперхнулся: КУПАТЬСЯ?! Совсем с ума сошел старый?
- Раньше все в этом озере купались. И рыбу ловили. Много было рыбы тогда. Ну не то чтобы очень много. Пара пескарей вот тебе и вся рыбалка. Но она была. Представляешь? -Дед повернулся ко мне и посмотрел на меня, - Представляешь? Рыба была! - он поднял вверх указательный палец.
Ну, про рыбу я уже от Деда слышал, но чтобы купаться?! В Озере?! Врет наверно. Разыгрывает.
- Рассказывал же я тебе про рыбу, - Дед сокрушенно покачал головой, - совсем старый стал.
Он что мысли читает?
- Ты вот, наверное, думаешь: как это купаться? В воде? А? - Дед посмотрел на меня. Прямо в очки, меня аж в дрожь бросило, как будто он и впрямь за черными стеклами мог разглядеть мои глаза.
- Сейчас уже не так. Сейчас вон - песочком моются. А что - и песочком неплохо. Кожа отшелушивается. Грязь же она где? На коже она грязь то... - Дед, кажется, задумался, - песочком кожу то, верхний слой сымешь, жир опять же, а песок он сухой. Ветерком его обдует вот ты и чистый. А? - хитро подмигнул мне.
Я понял - шутит он надо мной. Отвернулся.
- Да ты не обижайся, сынок. Поговорить мне с тобой надобно.
- Ну чего?
- Ты сынок с людьми совсем не говоришь. Потому и злой такой. Что тебе это озеро? Что ты ходишь сюда?
- Хочу и хожу!
- Ну да, ну да..., -Дед покивал.
- А вот скажи мне сынок, Огневица она тебе как? Вижу я - нравится она тебе? А?
Наверное я покраснел под маской больше чем краснею на солнце.
- Так ты может с нею поговоришь? Погуляешь с ней? А?
- Ты что, об ЭТОМ со мной хотел поговорить?
- Об этом конечно... да конечно и не только об этом. Не об этом я хотел с тобой поговорить, сынок...
Я посмотрел на Деда. Дед мялся. Дед кусал губы. Дед боялся. И я сам сразу испугался.
- Что случилось Дед?
- Ты сынок, послушай еще - может идет Он? Послушай еще. А?
Дед смотрел мне в глаза. Я мог поклясться в этом. Не в зеркальные стекла, а мне в глаза.
Я посмотрел на озеро. Блестело. Поднял глаза - вот горизонт. Это меня Дед научил про горизонт. Горизонт он всегда далеко. Ты к нему идешь идешь, а он всегда далеко. Это мне тоже Дед рассказал. Врал наверное. Как это - идешь идешь, а всегда далеко? Не бывает так. Я все думал как-нибудь взять и сходить к горизонту. Да все не собрался. А над горизонтом небо. Белое, почти как я. Чистое. Я небо люблю. Я на него похож. А над небом он - Солнце. А Бури я не увидел. И не услышал я его.
Дед внимательно смотрел на меня.
- Он не придет!
Дед вздохнул.
- Сынок, я расскажу тебе одну историю. Однажды, в далеком Китае выдалось очень жаркое лето...
- Что такое лето?
Дед смутился: "Ну-у... лето это когда всегда тепло и хорошая погода."
- Как у нас? Лето у нас?
- Ну-у... ну пусть будет да! Да так вот, случилось в Китае очень жаркое лето...
- Ну и что в этом такого? И у нас жаркое.
Похоже Дед начал сердиться: "Еще жарче! Слушай дальше!"
Я примолк.
5.
Случилось как-то в далеком Китае очень долгое и очень жаркое лето. Весь урожай погиб. Реки высушил Солнце. Домашний скот медленно умирал без воды. Возле немногих оставшихся источников воды день и ночь толпились люди, звери, птицы. И человек пил рядом с волком. Вельможа черпал из лужи, где лежали свиньи. Чашка чистой воды стоила целое состояние. Люди смотрели на Солнце и проклинали его. А Солнце все палил. Люди умирали. Каждый умирающий шептал: дождя. Мать, вынося детей на улицу и показывая их, изможденных, свирепому небу, молила: дождя! Священники в храмах жгли благовония и звали дождь. Но дождя все не было.
И тогда народ пришел к стенам дворца императора. И сказали они: Император! Ты сын Бога. Попроси его - пусть даст нам дождь.
Император сидел во дворце и наслаждался. Слуги принесли ему кувшин с водой и лимоном. Они наполнили ванну.
- Кто кричит там, на улице? - спросил император.
- Это люди пришли просить тебя обратиться к Богу! - ответили слуги.
- Но зачем мне обращаться к Богу?
- Твоя страна умирает без воды. Они просят дождя.
- Но что может сделать один человек? Пусть молятся, и Бог услышит их!
- Они молятся, но он не слышит.
- Пусть молятся лучше! Пусть все! Каждый человек в государстве ежеминутно повторяет молитву. Бог услышит нас, когда хор наших голосов встряхнет небеса. Иди и скажи им это.
Так сказал император.
Старый слуга вышел на балкон и сказал: "Император велел вам всем молиться. Каждому. Кто не будет молиться, будет казнен. Если вы будете молиться все вместе, все время - Бог услышит вас".
- Нет! - взревела толпа, - Мы молимся! Каждый из нас молится! Каждый день! Каждый миг! Бог не слышит! Пусть император поговорит с Богом! Это его работа!
Слуга вернулся к императору и сказал: "Они не верят, что их молитвы будут услышаны. Они просят, чтобы ты поговорил со своим Отцом. Тебя он услышит"
Император сказал: "Что ж! Защищать людей моя обязанность. Я пойду и поговорю с Богом!"
Он облачился в самые роскошные одежды, повязал меч и взошел на верхушку самой высокой башни в стране.
- Здравствуй Отец! - сказал он.
Никто не ответил ему.
- Мой народ умирает!
Никто не ответил ему.
- Нам нужен дождь!
Никто не ответил ему.
- Бог! Слышишь ли ты меня!?
Но ему никто не ответил...
Император задумался. Он спустился с башни и вернулся во дворец.
Толпа перед дворцом ждала. Каждый в этой толпе молился. Молился и не верил в свою молитву. Они видели, как Бог не услышал молитву умирающего. И как он не услышал мать и ее детей. Они знали, что Бог не услышал священников. Но они верили, что император - сын Бога. Неужели Бог не услышит своего сына?
Император вышел на балкон дворца. Площадь затихла. Император оглядел их изможденные лица. И когда на площади умолк последний звук, император громко, так чтобы его услышали все, крикнул:
- Он обещал вам дождь!
На следующий день дождь пошел...
6.
Дед тяжело поднялся и ушел.
Я ничего не понял. Какой Китай? Кто это - император? Что такое дождь?
- Дед! - крикнул я, - что такое дождь?!
Дед, не оглядываясь, отмахнулся от меня. Мне показалось, что он плачет.
Я вновь посмотрел на озеро. Я увидел, как пар от воды поднимается в небо...
7.
Я же Сияющий? Верно? Я почти святой! Я не такой как все, а значит мне можно нарушать запреты. Так говорится в третьей книге "Так говорил Заратустра".
Вот так я уговаривал себя, когда собрался нарушить один из главнейших запретов - "Комендантский час".
Ночь была темнее некуда. Дед уже храпел как хворост, который укладывают под котлом. Я сидел на пороге и уговаривал себя. Я откинул полог, выставил ногу за порог и всматривался в ночь. Ночью нет Солнца и я был раздет. Только ночью я снимал одежды и маску. Боже! Какое облегчение. Изматывающая жара отступала. Я мылся песком нанесенным в хижину. В темноте мое белое тело уже не выглядело таким пугающим.
Боже! Как страшно ночью. Надо решаться. Разве она сможет полюбить меня, если она видит только бесформенную кучу тряпья? Уродливую маску? Страшные очки? Она должна увидеть мое лицо, мы поговорим, и может я наберусь смелости... у меня аж дух перехватило: признаться ей в любви... Но сначала надо выйти в ночь. Надо нарушить "Комендантский час".
А потом надо нарушить "Библию" и "Загс"! Эта мысль чуть не заставила меня отказаться от безумной затеи. Но ведь... "Библия" и "Загс" касаются только женщин - это им запрещено находиться у чужих мужчин ночью дома. Верно? А нам? Ну то есть - а мужчинам? Ведь можно? Нигде ведь не сказано, что мужчина не может находиться ночью у чужой женщины. Верно! Нигде такого не написано. А не написано значит можно!
Дед резко повернулся в кровати, я замер, обливаясь холодным потом. А потом, не рискнув и дальше испытывать судьбу, скользнул в темноту.
Раньше я видел деревню ночью только из окна. И сейчас она показалась мне совершенно чужой. Я даже не сразу сообразил, где хижина Огневицы.
И ведь ночью нет Солнца. Я остановился и посмотрел на небо. Небо искрилось целой кучей маленьких и холодных звезд. Холодных! Я рассмеялся от радости. Я подмигнул Луне. Луна - тоже мой брат. Он тоже холодный. А потом я повернулся в ту сторону, откуда приходил Солнце, и показал небу кулак. Голый кулак! Без перчатки! Когда-нибудь я смогу и днем вот также - дать солнцу кулаком! Я был счастлив!
А сейчас, уже сейчас, я увижу Огневицу!
Огневицу, у которой глаза как озеро в полдень. Чья кожа похожа на темное покрывало ночного неба.
Огневица! Чья улыбка как звезды холодна и прекрасна! Огневица!
Я бежал, взбивая фонтанчики песка, и тихо смеялся - не хватало еще кого-нибудь разбудить. В груди что-то теснилось и расходилось вширь, как круги на воде.
Огневица! Чей стан как луч солнца. Чьи ладони чище пара над озером.
Возле ее хижины я резко затормозил, упал на колени и от радости стал кувыркаться в песке. Я лежал и смотрел на звезды. Они притягивали меня. И тут я подумал: а может Буря живет ночью? И не сможет прийти днем? Но ведь я живу и днем и ночью... Нет. Дело не в этом... Хотя вот звезды - они только ночью приходят... Я прислушался - не идет ли Он? Тихо.
Я вскочил: озеро! Я должен послушать на озере! Я был уверен, что озеро и Буря неразрывно связаны. Откуда я знал это? Не знаю. Но был уверен. Если Буря и придет, то только из-за озера. Я, было, побежал к озеру, но резко остановился: а как же Огневица? Я с таким трудом вышел из дома ночью. Больше я могу и не решиться. А она так и не увидит моего лица. Нерешительно я посмотрел на вход в ее хижину. Прислушался еще: кажется Он идет!
Но... мне всего-то и надо показаться ей. Сказать: привет Огневица! Смотри какой я! Поговорим завтра?
А потом уж и на озеро побегу.
Решившись, я отвернул полог хижины и внимательно вгляделся в темноту. Огневица спала почти рядом с входом. Ох! Она была полностью обнаженная. Я стоял как истукан. Я тихо подошел к ней. Склонился к ее лицу. Тихо взял ее за руку.
- Огневица, - сказал я ласково, - проснись пожалуйста. Посмотри - какой я.
8.
Девушка открыла глаза. Рядом с ее кроватью, почти касаясь ее лица, кто-то сидел. Существо что-то шептало, и нежно держало ее за руку. И улыбалось.
Но все это она вспомнила потом. А прежде она увидела красные, горящие в темноте, глаза.
- Упырь!!
Истошный визг разбудил всю деревню.
9.
Я бежал.
Я рыдал.
Я бежал домой.
Никто не увидел: куда убежал упырь.
Дед притворился спящим.
Боже, мой Боже!
10.
Я шел в деревню. И все думал про историю, которую рассказал мне Дед. К чему это он мне рассказал? Раньше он мне все объяснял, а тут наговорил какой-то ерунды непонятной и убежал.
Может это он это к тому, чтобы я у Огневицы спросил? Вот так вот и пойду, и спрошу: "Слышь Огневица? Знаешь, что такое Китай? А дождь?"
А она рассмеется: "Чудак ты Сияющий! Хоть и святой".
А я ей: "Огневица, а знаешь ты, что это я у тебя тогда ночью был. Я тебя обнаженную видел Огневица. Я упырь - тот. Знаешь? Смешно, правда? А, Огневица?"
А потом: "Огневица, а знаешь, я тебя люблю?"
...
Вот так вот я шел в деревню.
- Малой!
О! Забыл сказать. Как меня еще ласково зовут - "Малой". Бабка Потяница меня так зовет. А почему я не знаю. Не очень то она ласково выглядит, когда меня так называет. Но все равно, лучше, чем "Сияющий". Остальные то вообще боятся со мной разговаривать. Для себя я решил, что "малой" - это тоже ласковое слово. Почти что "милый". Бабка Потяница она такая - она слова плохо выговаривает. Котел "кастрюлей" почему-то называет, святую книгу "Красно солнышко" - "картонкою". Картонкою называет - а молится все равно. Странная она эта Потяница. Они с Дедом почти, что одного возраста Дед только чуть постарше.
- Малой! Подь сюды!
Говорю же - странно она разговаривает. В деревне уже привыкли. Все ее понимают.
Бабка Потяница варила еду. В небольшой миске клубились очистки тростника, хвостики ящериц. Никто в деревне не умеет готовить лучше бабки Потяницы. Это все знают.
- Есть хочешь малой?
Что-то она добрая сегодня. Не любит меня Потяница. А почему не любит, что я ей сделал то? Но есть хочется. Я зашел, сел.
- Сыми маску малой! Как есть то будешь? - бабка пытливо посмотрела на меня.
Вот всегда она так: "сыми" да "сыми". Как будто не знает, что солнце и в доме мне все лицо сожжет. У меня в маске прорезь сделана у рта. Так и ем. Как поесть надо я прорезь открываю и ем. Знает же бабка - издевается просто!
Потяница покачала головой: "Говорила я Деду - сызмальства надо было приучать. Может и смог бы терпеть то".
О чем это она? К чему приучать?
- Превратил сыч старый ребенка в истукана какого-то. Идола ему подавай! Ты ешь малой! Ешь! Хочешь - в маске своей этой ешь. Видела - ты весь день на озере проторчал. О чем с тобой хрен старый разговаривал то?
Не понимаю я Потяницу эту - что спрашивает, что бормочет? Ничего не поймешь. Лучше молчать - она и отстанет. Готовит она вкусно - можно и потерпеть.
- Что ты все один да один малой? Поговорил бы с людьми то. Внучка вон моя на тебя заглядывается.
Я промолчал.
- А у меня знаешь малой, колено вот опять разболелось, - бабка выставила ногу, покрытую узлами вен, опухшую, всю в красных пятнах. Аппетит сразу испортился, но доесть надо - неудобно.
Бабка притихла, вздохнула.
- Ты слышь малой, - она огляделась, а потом опять ко мне, - Слышь-ка! Послушай-ка еще а? Может придет он? А?
Я отрицательно покачал головой, стараясь жевать быстрее.
- Балбес ты малой! Неужто не понимаешь? Вона смотри - озеро.
Я оглянулся. Дом у бабки Потяницы на самом краю селения - из окна озеро видать.
- Смотри, озеро паром дышит. Второй десяток лет паром дышит. Смекаешь? А вот котел - видишь пар от сожженной воды идет?
Я удивленно посмотрел на нее. Что здесь смекать? Все дышат. Я вот воздух выдыхаю. Звезды, Луна - они светом дышат. Испускают они свет как воздух. Песок - пылью. Все чем-то дышат. Это и дураку понятно. Что здесь понимать?
Бабка Потяница внимательно смотрела на меня: "Да сыми ты очки свои дурацкие. Ни черта я не понимаю, когда с тобой разговариваю! Сидит как манекен!"
- Не сниму.
- Ну черт с тобой! - махнула рукой, - Дальше смотри. Пар от озера идет. А куда он идет? А малой?
- К горизонту куда же еще.
- Верно! Верно малой! - бабка обрадовано заулыбалась, - Ну а дойдет он до горизонта - тогда что?