Перекрестие прицела плавно плыло над вскинувшимися вверх скалистыми массивами. Джейта отработанным движением совместила мерцающую перед глазами стрелку на стекле шлемофона с символом сканирования сектора на слабо фосфоресцирующем пространстве двухметрового экрана. Сегодня будет очень важный день.
До моста через Большую Лиахву оставалось половина поворота серпантина, когда в привычный шум мотора вкрался непонятный звук. К недавно привезенному "Уазу", свежее блиставшему эмблемой "Миротворческие силы", в батальоне относились трепетно, и обеспокоенный лейтенант сбросил газ и вышел на дорогу. Несмотря на умолкший двигатель, звук не исчез. Он шел от включенного приемника на приборной панели. Урл-урл-урл-урл-урл - в этом возрастающее громком марсианском пении было что-то одновременно странное и неприятное. Звенели цикады, шли секунды, в небе мерцали созвездия, внизу в отсветах неярких огней ожидал скорый приход полночи и наступления самого счастливого дня 2008 года спящий Цхинвал. И странным маяком тревоги звучал колеблющийся электронный зуммер. Повинуясь неосознанному импульсу, Сергей потянулся за лежавшим рядом с сидением водителя десантным "калашниковым" - и едва схватив кончиками пальцев за прохладное цевье, неожиданно понял. Это мог быть поисковый сигнал орудийного локатора с той стороны. С расстояния примерно в километр через пологое ущелье с текущим понизу потоком. Не успев еще вновь выпрямиться, он вдруг предельно явственно увидел на склоне противолежащего за рекой холма абсолютно круглый огненно-беззвучный выброс. Который на неуловимое мгновение озарил конусом призрачного света длинные кроны деревьев горного субтропического леса. Прежде, чем сознание успело ощутить быстрое как звук движение чего-то рассекающего предполуночный сумрак, лейтенант инстинктивно оттолкнулся от земли и распластался в горизонтальном прыжке. И в этот миг все мироздание исчезло, растворившись во всепоглощающей, цветной и оглушающее кричащей вспышке.
При попытке открыть глаза взгляд натолкнулся на стену мерцающего темно-зеленого тумана. Прохладный, осязаемый и плотный, он ровным слоем закрывал внешнее шумящее пространство. В глубине занявшей весь мир светлеющей изумрудной пелены что-то происходило. Оттуда шел слегка отдаленный гул грозы, ветра, ледяного града, бьющего по железной крыше, и все это заглушалось постоянными краткими раскатами грома. Затем, без перехода, завеса перед глазами заколебалась, будто бы порывом ветра, и включившимся обонянием он ощутил знакомый странный запах. Смеси аромата горных трав и горечи сгоревшего тротила. Лейтенант рывком сел. Экран перед глазами распался на отдельные фрагменты, оказавшиеся листьями и ветками, огромным ворохом лежавшими поверх его комбинезона. На него смотрело предрассветное большое небо, по которому там и здесь плыли длинные вытянутые шлейфы странного серовато-белого тумана. Отчего-то казавшиеся враждебными по отношению к мерцавшим рядом звездам.
Он находился в небольшой ложбинке рядом с дорогой. И сама эта ложбинка, и все пространство вокруг нее было устлано свежесрезанными ветвями стоявших рядом буков. Их смертельно расщепленные стволы сочились в свете восхода чуть красноватым древесным соком. Неподалеку на обочине дороги догорал его "Уаз". Огня уже не было, только сквозь частые пробоины в капоте лениво шли в небо дымные струи. Очевидно, машина спасла ему жизнь. Снаряд взорвался перед ней, ударив по касательной к дороге. И основная часть осколков ушла вверх и в стороны. Либо горизонтально отразилась от дна кузова именно в тот момент, когда лейтенант оттолкнулся от асфальта, пытаясь прыгнуть назад. Он уцелел чудом, но это было сейчас не главным. Сергей встал во весь рост и наконец все понял.
Это не было грозою. Внизу, под горою, исчезло место, где жили люди. Вместо него возникло пространство, заполненное равномерно падающей смертью. Самым страшным были не монотонно вспыхивавшие огненные сферы в точках падения ракет и даже не лежащие там и здесь, насколько позволял видеть бинокль, некие будто укороченные бревна с судорожно раскинутыми руками и ногами. Нет, хуже всего был сам факт разрыва непрерывности. Это выглядело как космическая катастрофа, как падение кометы, мгновенно и непредставимо стирающее существовавшую реальность. И, как и все страшное в мире, это было делом рук человеческих.
Она подсознательно радовалась, что сегодня в ее патрульную зону не входит сам город. Там было проще отыскать объекты, но лучше уж увидеть все это как-нибудь в следующий раз. Пусть даже завтра. Но не сейчас. У нее была прекрасная психологическая подготовка, и все же - не сейчас.
Он, наконец, пришел в себя. Еще слегка звенело в барабанных перепонках, непонятно легкой казалась голова и немного дрожали глаза. Сетчатка которых все никак не могла забыть поток света ночного разрыва. Но сознание уже работало. Что это? Война... Сакашвили... один или с НАТО... следов инверсии в небе не видно... вероятно, один. Телефон - в машине, рядом с томом Гумилева, как чувствовал, что не надо брать, привычка к чтению, ядрена корень... Есть автомат, две обоймы и подствольник с выстрелом. Две гранаты, дымовая и эргедешка. Голова чуть кружится... утро... четыре десять на часах... стреляют... недалеко стреляют, совсем недалеко. Из "Калашниковых", семь-шестьдесят вторых. Свои? Или у тех - тоже? Он еще ничего не успел решить, когда сверху, с горы, в полусотне метрах вверх по склону, сквозь короткие, даже какие-то странно короткие, автоматные очереди, перемежаемыми гулкими вкраплениями пулемета, услышал крики. Кажется, кричала женщина - во всяком случае, так страшно кричать могла только женщина.
Подъем был не слишком крутым, и через минуту лейтенант уже раздвигал стволом длинные мягкие иглы веток молоденьких южных сосен, окаймлявших подножие горы. Далее, почти что до вершины, шло безлесное пространство, поросшее высокой летнею травой горного луга. В самом начале которого, прямо у зеленой кромки леса, шла охота. Которая в иные времена, считалась, вероятно, самой увлекательной средь всех прочих: охота на человека. Точнее, на троих людей. Пятеро охотников в натовском камуфляже, ближайший с пулеметом, остальные с "калашами", выстроившись ровной линией, били короткими очередями в направлении женщины в сиреневой накидке, девочки лет тринадцати и мужчины огромного роста. Он хаотично взмахивал правой рукой с зажатой в ней длинной суковатой веткой, словно пытаясь оградить ей жену и дочь от летящих под ноги стремительных свинцовых светлячков. Они метались по поляне, шарахаясь от встающих рядом, подобно лесным призракам, высоких земляных фонтанов. Пули всякий раз шли мимо, и промахи были намеренными: лица всех стрелков светились одухотворенным чувством счастья. Видно, что для них это было восхитительной игрою, самой лучшей на свете, ради которой воистину стоило жить - сафари на существ биологически близкого вида. На человекозверей, на отарков, на унтерменщей, на наделенных зачатками разума полуобезьян, каковые имели наглость пытаться самовольно плодиться на землях, исконно принадлежащих их и только их, охотников, великой и древней расе. И которые теперь должны за это расплатиться, невзирая на пол и возраст, и по возможности доставив максимум веселья победителям.
Их статус был странен. У всех троих не оставалось ни малейших шансов, но наведенная на них прицельная метка сияла противоречащим здравому смыслу спокойным зеленым огнем. Абсолютно не дававшим повода протянуть руку к клавише ввода.Впрочем, совсем рядом, под растущими по склону стволами сосен, Джейта увидела плавно и быстро приближающуюся фигуру, отмеченную на экране будоражащей красной точкой.
Рядом происходило запретное зрелище, которое не позволительно видеть человеку. Это смотрелось как прорыв некросферы. В античности целые варварские племена, дабы избежать поголовного истребления кровожадными соседями, добровольно становились римскими рабами лишь за возможность жить на территории, где есть закон - пусть даже столь бесчеловечный к побежденным, как LexRomanus. И ведя прицелом так, чтобы не попасть по мечущимся людям, лейтенант вдруг ясно понял, почему. Линии земляных фонтанов резко сблизились, загоняя добычу в пределы треугольника размером в несколько шагов, все было предельно ясно, и в этот момент закричал мужчина. Его крик был ужаснее женского, ибо он возвещал о самом страшном, что может быть в мире: об отчаянии сильного, а в ярости необыкновенно сильного человека. Который не может даже и ценою своей жизни предотвратить гибель существ, самых родных для него во всей окружавшей Вселенной.
Все произошло мгновенно: стоящий последним в цепочке коренастый офицер, прижимающий к прикладу автомата небольшую телекамеру, что-то крикнул. И пуля ближайшего к нему стрелка с выпуклым оптическим прицелом на крышке ствольной коробки, преломив пополам зажатую в руке мужчины ветку, зацепила ткань рукава куртки у ее хозяина. Смешное деревянное оружие отлетело в сторону, и, уже закусив губу и напрягая палец на курке, Сергей вдруг отчетливо представил мать, отца, дорогу к школе, марш Мендельсона и лицо Татьяны в свадебной фате. И даже успел осмыслить, что значит эта цепь воспоминаний - но тут "Калашников" пойманной птицей забился в руках, оставляя только один вариант настоящего.
Не зная прочности бронежилетов - или просто не желая убивать - но лейтенант целился в ноги. И находящиеся на линии выстрела ближайшие трое стрелков упали, как сбитые кегли, синхронно хватаясь руками чуть выше коленей. Из оставшихся двоих один прыгнул назад, в маленький поросший соснами распадок. Но уже в полете две пули вошли в металл его защитного нагрудника, заставив хрипло изогнуться в последнем судорожном танце. Оставшийся офицер также метнулся туда же, в сторону спасительной ложбинки, успев пригнуться и поднырнуть под очередь. И еще в броске навскидку ударил потоком трассеров. Однако одновременно с тем, как прошли над вершинами елей зеленые светящиеся нити, лейтенант нажал на спуск подствольника. И огненная линия сорвавшейся в разгон гранаты звездой разрыва затмила пламя чужого автоматного ствола.
Она взволнованно сжала руками мерцающий прозрачный пластик пульта.Вполне возможно, это был объект. Увеличение давало возможность увидеть, пусть в верхней проекции, осмысленно красивые черты его лица.
Когда он выскочил из-за укрытия и бросился к корчившимся на земле фигурам в серых камуфляжах, последние комки земли, поднятой чуть ранее их выстрелами, еще падали рядом с застывшими поодаль в ступоре тремя людьми. Срывая короб с пулеметной лентой с ближайшего стрелка, согнувшегося дугой и двумя руками держащегося за простреленную ногу, лейтенант взглянул ему в лицо и поразился происшедшей перемене. Перед ним был обычный мальчишка восемнадцати лет. Еще только что светившиеся вурдалачьей радостью убийства, теперь его глаза наполнены были ужасом и болью. В отличие от двух других, лежавших рядом без сознания, этот, вероятно, был ранен не столь тяжело и мог воспринимать происходящее. И теперь неотрывно смотрел на пламегаситель автомата лейтенанта, шепча побелевшими губами на выдохе и вдохе одно и то же понятное без перевода двусложно повторяющееся имя. В это мгновение в нагрудном кармане куртки лежавшего зазвонил телефон, и Сергей, выхватив его, с изумлением увидел рядом с адресом вызова фотографию женщины лет сорока пяти. Но страннее всего была музыка вызова: ла, ла-ла-ла-ла, ла, ла-ла-ла-ла. Здесь, в наполненном постчеловечностью воздухе, пронизанная легкой грустью мелодия из советского еще "Прогноза погоды" звучала немыслимой и невозможной какофонией. "У природы нет плохой погоды, каждая погода..." Он с яростью метнул поющую игрушку в ствол ближайшей сосны и еще раз взглянул в расширенные болью и страхом глаза: наверное, выживет.
Не став спускаться в каменный распадок, на дне которого темнели две недвижные фигуры, Сергей быстро подобрал два автомата. Один из которых забросил в чащу, а лежавший чуть в стороне пулемет протянул мужчине, подошедшему к нему неуверенным шагом. Тот двигался немного странно, как бы пробуя землю под ногами, будто не вполне веря, что ему по ней дозволено ходить. Его губы, резко выделявшиеся на фоне мертвенно белого лица, вроде бы попытались шевелиться. Но вместо слов лейтенант услышал только слабый даже и не шепот, а некую модуляцию дыхания. На левой руке незнакомца проступало небольшое красное пятно. Мужчина замотал головой и осторожно, будто до скафандра инопланетянина, дотронулся пальцами правой руки до нагрудного кармана десантной куртки лейтенанта.
Он не стал никого добивать. Не стал добивать. Это, безусловно, был объект. Его маркер был не просто красным, но начиналуже слегка пульсировать. Она без колебаний коснулась пальцем на экране светлого круга прицела и активировала непрерывное сопровождение.
Сергей не смог бы бежать в гору столь быстро, если б не нес на руках девочку, слегка подвернувшую ногу. Казалось, из ее маленькой ладони в его шею переходили волны пережитого только что мистического ужаса. И это подгоняло и заставляло двигаться все быстрее, все вверх и вверх по склону, к ближнему краю горного леса. Другой рукой ребенок держался за мать, которой помогал подниматься мчавшийся широкими прыжками мужчина. Он был действительно очень сильным, поскольку, несмотря на раненную руку, которую не было времени перевязать и с которой капала кровь, без видимого напряжения нес на себе пулемет с заполненной тяжелыми блестящими головками патронов лентой, струящейся из патронного короба.
Позади явственно слышался шум моторов со стороны дороги, шедшей от подножия горы, сбоку от оставшейся внизу лесной опушки. Им надо было успеть достичь начала перевала, где подъем, кажется, переходил в пологое плато, поросшее по краям редким кустарником. До него оставалось с полсотни шагов, когда снизу донеслись частые приглушенные хлопки, сопровождаемые нарастающим высотным свистом. Чуть ниже и левее на склон упала красная трассирующая плеть, пробив слой земли до скалы и взметнув высоко вверх слой почвы вместе с искрами каменного крошева. Вторая очередь прошла над головами, с невесомой легкостью растаяв в быстро светлеющем небе. Третья была предназначена им. Лейтенант всей кожей ощущал проходящую ровно между лопаток траекторию раскаленного от трения о воздух тридцатиграммового свинцового цилиндра. Но в этот миг подъем закончился, и они выскочили на почти горизонтальную площадку, обрамленную по дальнему краю опушкой высокого леса. По инерции пробежав с десяток метров, все четверо упали на сказочно мягкую землю, непередаваемо спокойную и ласковую, и некоторое количество времени - вероятно, целую секунду - наслаждались счастьем отрешенного покоя и неземною красотой переходящей в горный рассвет кавказской ночи. Затем кромка плато вскипела от фонтанирующих выбросов грунта, прошитого красными линиями идущего снизу пулеметного залпа. Пули прошли под углом градусов в тридцать к плоскости земли, пока не представляя угрозы. Но разлетевшиеся в стороны темно-зеленые базальтовые брызги заставили их перебежать за расположенный в десятке шагов штабель неотесанных бревен, жестко перетянутый канатами и с обращенной к склону стороны подпертый брусьями. Контрабандно спиленные неведомыми лесорубами, массивные стволы ценнейшего горного дуба давали идеальную защиту от обстрела снизу. Камни и земля за них не залетали, к тому же стрельба как будто прекратилась, но лейтенант, выбравшись из-за укрытия и осторожно взглянув вниз, понял, что им не уйти.
По склону двигались два ясно различимых в свете розового предутреннего неба бронированных "Хаммера" в пятнистой натовской раскраске, с крупнокалиберными пулеметами на крышах. За ними бежало человек шестьдесят-семьдесят автоматчиков в серо-зеленой униформе. Издали их движение выглядело обманчиво-медленным, но Сергей знал, что жить им, всем четверым, оставалось несколько минут. Вместе с женщиной и девочкой они больше не сумели бы двигаться так быстро. А сверху их наверняка уже рассмотрели с беспилотника. И он не мог их бросить, поскольку это означало соучастие в убийстве. Сзади к нему неслышно подполз мужчина, сквозь рваный рукав его куртки просвечивал наполняющийся красным свежий бинт. Он все еще не мог громко говорить, но идущий на низких акустических частотах шепот был понятен.
- Пещеры, в той стороне - он махнул рукой в направлении соснового леса. - Большие, никто там не найдет, с четверть часа идти. - Сергей молча указал на поднимающуюся вверх цепь. - Не успеем, идите сами, я задержу, сколько смогу, оставь пулемет и уходите.
- Тебя как звать?
- Сергей.
- А я Георгий. Я тоже не пойду. На пулемет, ты с ним лучше управишься, давай один автомат, будем воевать. Елена с Жанкой пусть уходят, они найдут. И - спасибо тебе, у нас еще ребенок будет, думаю что сын, я сейчас скажу, пусть назовут Серго. Без меня не стреляй пока, я мигом. Он снял пулемет с патронным коробом, взял трофейный автомат у лейтенанта и быстро пополз к укрытию.
Сергей с тоской посмотрел ему вслед. Вдвоем они задержат этих ровно столько же, сколько он один - до первой прицельной очереди из 23-миллиметровой авиационной пушки на крыше "Хаммера". Он еще раз оглянулся, увидел широко раскрытые от ужаса глаза женщины, смотрящей на говорящего ей что-то Георгия, на привставшую было рядом, держась за бревно, девочку - и вдруг у него возникло странное ощущение существования выхода. Еще давно, с начальных классов школы, с тех незапамятных времен, всякий раз в момент решения проблемы начинали слегка дрожать его веки. Точно так они пульсировали и сейчас, и, как всегда в подобные мгновения, вдруг пересохли губы. Где-то рядом, буквально на расстоянии протянутой руки или брошенного взгляда, было что-то спасительное, простое как дыхание и именно поэтому почти необнаружимое.
- Горы, небо, воздух, плато, пулемет ... склон, крутой в общем склон... Георгий ... имя древнее какое ... вон он у бревен пытается оттолкнуть жену ... дочка держится за него одной рукой, a другой за штабель. Господи, жалко-то как ... сам не уйдет, и я не убежу, две-три минуты остаются, имя красивое, означает "земледелец", по славянски это "Юрий", как Гагарин. Нет, другое, Георгий, что-то давнее ... веки дрожат ... прошлое, античное ... как там ... нет, здесь ... воевали давно... Где-то рядом, Парфия, что там еще ... крепости строили, из бревен. Что-то там еще... Нет, здесь из камня, это в Рязани из дерева, а здесь бревна, вроде бы, бросали со стен, вон, наверное, такие, как в том штабеле. Как в том ... Господи, вот же оно! Как же это я так долго ...- Георгий, стой, сейчас вместе все уйдем! - Он на секунду увидел недоумевающее лицо Георгия, и весело, улыбаясь всеми зубами, заорал в ответ: - Быстро, только этих уродов передавим, и уйдем. Бревна, слышишь, бревна!
Пульсация почти не возрастала. Еще оставалось время.
Как только они выбили опоры, штабель слегка накренился в сторону склона, струнно натянув удерживающие канаты, закрепленные на наклонно вбитых с противоположной стороны в землю кольях. Лейтенант посмотрел вниз. До поднимавшегося прямо в центре склона ближайшего "Хаммера" с зенитною пушкой на крыше было шагов триста. Немого сзади и левее шел второй броневик, и сразу за ним двигалась серо-зеленая цепь карателей. В этом месте сравнительно пологий подъем сужался примерно до пары сотен метров, обрамляясь по краям намного более крутыми склонами. Дальше ждать было нельзя. Он снял пулемет с предохранителя и, подойдя к удерживающим бревна тросам, плавно вжал курок. Мгновенно возникшее огненное лезвие свинцового потока наискосок и вверх прошло сквозь линию натянутых канатов. Они беззвучно лопнули, взвившись ввысь и вбок длинными веревочными змеями. И в тоже мгновение верхние бревна посыпались вниз, в сторону склона, увлекая за собой все остальные. Первые неошкуренные стволы, тяжко стукнувшись о землю, будто бы нехотя, медленно, сонно покатились вниз, к откосу. Но едва его достигнув, они вдруг проснулись, ожили, и, впитывая в себя потенциальную энергию открывшегося впереди свободного пространства, стаей сказочных чудовищ рванулись вниз по склону.
Через несколько секунд, когда Сергей с Георгием подбежали к кромке плато, внизу все резко изменилось. Уходя от расширяющейся лавины летящих вниз длинных коричневых цилиндров, к правому и левому обрывам бежали фигуры в пятнистом камуфляже. Те, что изначально шли у краев склона, уже попросту прыгали вниз. После чего, падая и перевертываясь, скользили по крутому и высокому откосу. Экипаж позади идущего "Хаммера" выскочил, прямо на ходу, и, явно не успевая, кинулся за остальными. Но в другой машине, видимо, сидели профессионалы. Лейтенант сразу вспомнил зачитанную им неделю назад на построении сводку о натовских инструкторах. Броневик, не разворачиваясь и на форсаже набирая скорость, шел назад, суммируя полную мощность мотора и скатывающую силу горного откоса.
Одно из превратившихся в размытую тень бревен почти в лоб ударило под высоко поднятый мотор оставленной людьми машины, на автопилоте ползшей вверх. Та, как будто невесомая, взлетела над землей, уже без отлетевших двумя черными мотыльками колесных осей. И там, в верхней точке подъема, вдруг исчезла в симметричном огненном облаке взрыва. Оставшийся "Хаммер", все еще ускоряясь, мчался вниз, почти уподобившись в стремительном разгоне самолету на бреющем полете. Быстрота его спуска теперь была лишь немногим меньше скорости набегающей лавины. Ее плотность уменьшалась, дубовые кряжи двигались в различных направлениях, расходясь почти круглой волной по пространству склона. У людей в броневике появлялся шанс: им надо было разминуться лишь с одним-двумя стволами. С крыши застрочил пулемет, посылая серию трассирующих искр в нагоняющее бревно. Лейтенант поразился искусству стрелка: длинная крупнокалиберная очередь круто развернула весящий многие тонны длинный деревянный стержень. И он, по инерции встав на дыбы и крутясь подобно брошенному вверх гигантскому пятнадцатиметровому карандашу, взлетел ввысь по широкой дуге. Лишь чудом миновав приподнятый капот автомобиля. Но здесь везение иссякло. Бревно прошло почти вплотную от кабины, и, наверное, водитель инстинктивно отклонил штурвал. И шедший на запредельной скорости броневик как бы споткнулся, припадая на заднее левое колесо, и затем моментально, за десятую долю секунды, опрокинулся. Пулеметчик вылетел с крыши высоко вверх и назад, в сторону машины, крутящимся волчком летящей вниз по склону.
Правила предписывали успеть выяснить его личность. Сборник данных Минобороны России она даже смотреть не станет, там кроме полного хаоса ничего быть не может. В файлах Пентагона есть списки, но нет фотографий. Россия перестала вызывать у них что-либо, кроме брезгливости. Вообще-то зря. Директория БНД. Примерно то же самое. А вот Ми-6. Эти внимательней, все же четырехвековые традиции. Вот он. Слева от комбата. Был почти в полночь послан проверить посты у КПП через реку. Совсем рядом. Двадцать три года. Бог ты мой, всего двадцать три года.Как жаль. И она не должна промахнуться.
Тропинка извивалась под ногами, и деревья подавались им навстречу, прикрывая зеленым щитом ветвей от кружащих вверху беспилотников. Лейтенант затылком и кожей шеи ощущал немигающий мертвенный взгляд парящих на высоте с километр крылатых роботов. Которые выискивали матрицами микросхем след четырех теплых живых точек под кронами горного леса. Георгий нес на руках дочку, Сергей тащил на себе его пулемет, тропинка ветвляла и ветвляла - а по ним все еще не стреляли. Ни одной мины, ни одной ракеты не упало нигде вблизи. Он не любил военных странностей, но пока все было тихо. Настолько тихо, насколько это может быть на горном плато, километром ниже которого летящие с неба залпы обращают в каменную пыль беззащитный город.
Вновь вспомнился тот раненый пулеметчик. Как он смотрел, как он смотрел! Был убежден, что его пристрелят. Сам бы именно это и сделал, без переживаний и до, и после. Почему так происходит? Древняя цивилизация. "Витязь в тигровой шкуре". Багратион. Кантария. Сталин на параде в сорок первом, в конце концов. И вдруг фашизм, простой и очевидный. Классический придурковатый фюрер им пару лет орал по всем каналам про Юбер аллес и Лебенсраум, и вот они готовы убивать, почти с оргазмом. Пусть не все готовы, пусть даже далеко не все - но почему? А почему в девяносто третьем - лейтенант вспомнил расширенные ужасом глаза отца перед экраном телевизора - почему та московская толпа набережной так радостно кричала при каждом попадании снаряда? Как это вообще делается? Какие-то изломы, как там зовется, в коллективном бессознательном? Почему в России это ограничилось той московской мостовой, а здесь захватило большинство? Что за изломы? Следы от исторических порабощений внешними врагами? Ну да, у предков давешних "охотников" богатый перечень таких трагедий. "И божья благодать сошла" - а до этого здесь тысячу лет был Саракш, прямо по Стругацким. А Россию именно так вот, на долгие годы, ломали всего два раза, при монголах и при Ельцине. Причем, судя по всему, ни разу не сломали до конца, до морального сгорания. И что, отсюда несравнимо меньшая доля "сломанного народа"? Неужели дело в этом, неужели все так просто?
Наверное, им можно было отсидеться в какой-нибудь заросшей сосенками балке - хотя нет, нельзя, после всего произошедшего в лесу будут искать особо рьяно. И потом, он не мог оставаться с ними, идет война, и не дело быть в стороне. А бросить нельзя, это было бы сродни убийству, ибо пропадут наверняка. Поскорее добраться до этой пещеры, а уже там он их оставит и пойдет к своим. У лейтенанта понемногу стало возникать чувство вероятности удачи. Шедший чуть впереди Георгий обернулся и взмахнул рукой, давая понять, что цель почти рядом. И в этот момент их внезапно, как это бывает в горах, накрыло облаком, бесшумно скользившим навстречу в потоке ветра по касательной ко склону. Мир вокруг беззвучно растворился в слое прозрачной влажной ваты, скрывающей движения и скрадывающей звуки. Затем по сторонам посветлело, и он понял, что леса больше нет, а слева есть свободное пространство, идущее вниз под небольшим наклоном. А справа, почти сразу - отвесная скала. Они уже не бежали, сил бежать не было, а просто быстро шли по каменистой тропке, окутанной туманом. Судя по бодрому лицу Георгия, по отдельным фразам, которые тот говорил жене ("... сидите там тихо, во втором сталактитовом зале, у теплого источника, автомат оставим, никуда не выходите, мы завтра вернемся, этих только погоним и вернемся, ну что ты вновь бледнеешь, ничего со мной не будет...") - судя по всему, оставалось несколько минут пути.
Значки возле трех других фигур по-прежнему ровно сияли безопасным зеленым цветом, но пульсация красного маркера волнообразно возрастала. Она знала, что это значит. У Джейты сами собой сжались губы. Она увеличила сектор обзора и, кажется, все поняла.
И в этот миг туман стал подниматься, уходя вдаль, к Каспийскому морю, вместе с принесшим его теплым средиземноморским вихрем, с полуночи царившим в небесном просторе. И первым же звеном возникшей панорамы стал стоящий неподалеку танк T-72 с бело-красной крестовидной эмблемой, окруженный по бокам большой группой силуэтов в зелено-серых камуфляжах.
До них было порядка сотни шагов вниз по склону. По счастью, край дорожки окаймлялся невысокой, в половину роста человека, каменной грядой. Она оканчивалась метров через тридцать по ходу тропинки, которая затем шла чуть вверх и почти сразу, на расстоянии броска гранаты, упиралась в округлый черный провал в отвесной скале. Видимо, в ту самую пещеру.
Которая была уже недостижима. Ибо Сергей, толкнув Елену, успел с ней вовремя упасть за камни, а Георгий с дочкой на руках замешкался на полсекунды. И услышав несколько встревоженных гортанных возгласов, лейтенант понял, что все кончено.
Вслед за сухим одиночным выстрелом в их сторону устремились десятки тонких и беззвучных красных линий. Они скользили по серым камням, окутанным зеленой травой, и отрываясь от нее, вытягивались в длинные трепещущие струны, нацеленные в утренние звезды. Одновременно с этим танковая башня стала двигаться, будто просматривая зрачком орудийного ствола пространство лежащего впереди склона. Ощетинившиеся лучами лазерных прицелов фигуры почти не шевелились, но лейтенант не сомневался, что до развязки оставались секунды. Как только с беспилотника просканируют этот сектор, первым же фугасом их разорвет в клочки. Было дико обидно, ибо он сегодня уцелел уже два раза, и почему бы не быть третьему, и они почти дошли, и если б не было тумана - или если бы он продержался еще полминуты... У него вновь задрожали веки. Где-то рядом был выход. Прямо близко, на расстоянии протянутой руки. Их положение было не просто безвыходным, оно было слишком безвыходным, и именно это "слишком" давало надежду на спасение.
Господи, как мало времени осталось, Георгий вон с женою закрыли руками дочку, жалко-то как их... нет, не это, пещера, да, вот она, рядом, но не добежать, застрелят сразу, пяти метров не пройдешь... эти лежат, чего-то ждут. Вон около танка какое-то шевеление, синий отсвет на лице, явно смотрят на экран... пушка, дециметр с лишним, снаряд восемьдесят килограммов... нет, не то... Ствол орудия как шея динозавра ... почему меня все тянет думать об этом... и губы вдруг пересохли, сейчас развернется прямо к нам... о чем я подумал... нет, что-то рядом... И веки дрожат! Ствол, калибр размером с блюдце, диаметр сто двадцать пять. Двенадцать сантиметров с половиной. Губы точно пересохли. Ствол. У него вдруг заслезились глаза. Господи, как просто-то. Ствол!
У нее бешено забилось сердце - в такт исполошной пульсации маркера. Все было очень плохо, ибо Джейта снова ничего не понимала. Темтроим по-прежнему сопутствовали спокойные зеленые отметки. А на кроваво дрожавшую точки вблизи его десантного берета совсем не хотелось смотреть. И него, и у нее не оставалось времени.
- Георгий - он развернулся и с резким шепотом, как его учили и как он учил, стараясь вложить максимум командности в голос, потянул его к себе. - Будешь делать то, что говорю, тогда все спасемся, понял? Или все погибнем. Все - это все, повтори! Ничего не понимая, тот повторил фразу, глядя в глаза лейтенанту.
- Я сейчас брошу ближе к пещере дымовую гранату, и с ней боевую, вот кладу вместе в пакет. Будет сразу здоровое облако дыма. И тут же начнет стрелять пулемет, понимаешь, не я, а пулемет. Не переспрашивай! И после самых первых выстрелов ты берешь жену и дочь - и все бежите к пещере, они по вам палить не станут, секунд пять будет вообще не до вас. В пещере метров на двадцать отбегите от входа - и сразу падайте, тут все вокруг взорвется к лешему, понял? Выход может завалить, там ведь еще есть, да?
Тот молча кивнул головой, и тут же зашептал яростным шепотом, стискивая огромной ладонью автомат - я их отведу, и сам тоже врежу, вместе веселей...
Но лейтенант не дал договорить. - Слушай меня, я сказал, бегите в пещеру и сидите там тихо до вечера, и ты тоже, это приказ, понял, иначе все погибнем, и я, и ты, и они. Он схватил его за воротник куртки и злобно встряхнул: - Все погибнем, все, понял, дурак, все. И не смотри на меня так, я не камикадзе, у меня самого жена и дети дома, и я хочу вернуться к ним живой. И потому ты будешь меня сейчас слушать, понял? И не ищи меня потом, я этих уведу за собой, так что твое дело никуда не лезть и оборонять Еленку с дочкой и это... и всех остальных. Понял? Повтори!
Вместо ответа Георгий взглянул ему в глаза, и, кажется, что-то такое там увидел. Он по-пластунски двинулся к своим, и, потянув дочку за руку, стал пробираться к тому месту, где неподалеку от пещеры заканчивалась каменная россыпь.
Лейтенант с пулеметом быстро пополз в противоположном направлении, ближе к лесу. Дрожащими от страха не успеть руками он втолкнул тяжелый длинный ствол в расщелину между двумя камнями и, пытаясь не шуметь, с силой вжал туда же красноватый скошенный булыжник. Теперь пулемет был закреплен, уставившись прицелом в пустоту чуть наискосок и поверх полого спускающегося вниз откоса. Сергей передернул затвор и замер рядом, зажав в левой руке автомат, а в правой - скрученные пакетом "лимонку" и привязанную к ней дымовую гранату. И положив прямо под сползающей на землю лентой конусообразно вытянутый камень.
Ее охватила волна паники. Он что-то задумал. Он что-то непонятное придумал. Рука сама собой прижалась к большому белому прямоугольнику, запускавшемупотокэнергии в область окружности, светящейся в центре экрана.
Все произошло почти мгновенно. Где-то около танка прозвучала команда, и лучи прицелов резко сместились к краям каменистой россыпи, основная часть - к ближнему к пещере ее концу. И туда же как будто бы начало медленно разворачиваться орудие. Ждать далее было нельзя. Он еще раз подтолкнул плечом булыжник поглубже в камни рядом с пулеметом. И резко дернул спусковой крючок, подперев его нажатом положении длинным каменным стержнем, подобным острию гранитного копья. Красиво трассирующий поток свинца ударил пляшущей зеленой линией много выше залегших в траве стрелков. И в этот же момент лейтенант метнул гранату с прикрученной к ней дымовой шашкой, стремясь попасть между ближним к чернеющему в горе округлому провалу концом тропы и самой пещерой. Красноватое пламя разрыва, на секунду затмившее свет восходящего Солнца, мгновенно обернулось большим дымным облаком. Оно сферическим оранжевым щитом закрыло все пространство левее края каменной гряды. Но секундой раньше взрыва Сергей, обдирая плечи, в двойном рывке перекатился как можно дальше от пожирающего ленту пулемета. И с колена вскинул "Калашников", выцеливая танковую башню. Которая стала быстро поворачиваться в направлении извергающегося между валунов конвейера огненных вспышек.
Был только один шанс уловить тот краткий миг, когда черный зрачок ствола остановит движение, уставившись точно на приманку пульсирующего пламени летящих в воздух пулеметных выстрелов. И за долю секунды до этого лейтенант, до крови закусив губу, плавно надавил на спуск. Медленно плывущий в метре над землею темный круг мишени был довольно далеко. И первые три пули прошли мимо единственно уязвимой точки, синими металлическими молниями отразившись от тепловизионного прицела и маски орудия. Четвертая срикошетила от самого среза ствола, метеором уйдя влево и вверх, к рассветно розовому небу. И только пятая, кажется, попала.
Скорей всего, она ударила по "Вводу" от испуга, ошеломленная собственным криком, отразившимся от прозрачного как воздух стеклошлема. Ибоименнов этомгновение, вероятно, начала понимать.
Он явственно увидел мгновенный белый всполох от удара мчащегося на шестистах метрах в секунду куска свинца. Который на всем ходу, скользя, соприкоснулся с вороненой сталью внутри черного круга трубы орудийного канала. И сразу же лейтенант стал, повинуясь инстинкту, пробовать упасть с колена вниз, плашмя, за камни. Чтобы под их защитой прижаться лицом к покрытой пожелтевшими хвойными иглами земле. Просто прикоснуться к ним щекою - в этом было спасение. Но оставалось еще целых полметра, когда в сотне шагов в наведенной на него пушке сработал взрыватель ста двадцати пяти миллиметрового осколочно-фугасного снаряда. А ускорение свободного падения на третьей от Солнца планете оказалось до обидного ничтожным, и он не успевал. И было меньше четверти секунды, чтобы уклониться от рванувшейся из пушечного жерла в его сторону слепящей белой плазменной змеи. Которая была вся начинена фрагментами снарядной стали. Одновременно несоизмеримо больший красно-огненный дракон родился внутри танковой башни. Мгновенно оторвав ее от разлетающихся веером обломков гусениц и метнув в высоту. Туда, вверх, прямо к озаренному светом восхода небольшому бело-розовому облаку, красиво плывущего в сторону Каспийского моря.
Он сумел укрыть в падении часть лица за каменным барьером, когда в дециметре от глаз возник из ниоткуда ветвистый солнечный протуберанец. И вслед дошла ударная волна. Лейтенанта подняло и швырнуло в сторону, будто песчинку, неодолимо и немного странно. И даже показалось на мгновение, что с прикладом в руке он падает внутрь яростно крутящейся воронки, сотканной из странного узора фиолетовых и красных молний. И сразу наступила тишина.
Она попала. Это было невозможно, это было сказочным везением, но это было так. Она плакала - сразу и от радости, и от пережитого только что страха. На нее смотрели, все тридцать человек в огромном уставленном аппаратуройзале с прозрачным обращенным в небо куполом, ей улыбались - а она все вытирала слезы. Теперь она может считать себя снайпером. И она повесит первую фотографию на стену. Если кто-то, у кого следует спросить согласия, не будет против.
На этот раз туман был невесомо белым. Неосязаемый и легкий, он попросту существовал вокруг. И звуков никаких тоже не было. Затем в пространстве возле головы возникло некое движение, и лейтенант увидел два склонившихся лица. Так рисовали ангелов в эпоху Возрождения. Они были похожи, только у ангела справа были большие зеленые глаза, а у ангела слева - чуть удлиненные карие. Они, возможно, что-то говорили, может быть, даже спрашивали его о чем-то. Но слышно не было, и он просто улыбался, наслаждаясь этим дивным сном.
Он лежал на чем-то невесомом, напоминавшем будто бы зеленую весеннюю траву, легко касавшуюся щек. А сверху падала вода, стекая с тонких и высоких березовых ветвей. Их не было видно за слоем тумана. Но только оттуда могли срываться капли, способные с таким волшебным звоном грибного дождя ударять по расположенной вверху большой сферической прозрачной крыше. Она могла быть только идеально круглой, поскольку только так можно было создать пронизанную мягким светом утреннюю атмосферу окружавшего пространства.
Это был сон. Который все не прекращался - впрочем, лейтенант совсем того и не желал. Туман перед глазами чуть рассеялся, и выяснилось, что склонившихся над ним двух ангелов красивы не только лица, но и руки. Они что-то делали такое непонятное, как будто ни к чему не прикасаясь, но каждое воздушное движение их пальцев изменяло краски окружающего мира и понемногу снимало непонятную слабость, которой была пронизана каждая клетка его тела. Точнее, что-то делал ангел справа, в серебристом костюме необычного покроя с именем Ксения, вышитом на рукавах, ровно облегавших музыкально удлиненные ладони. При любом движении которых вокруг начинал светиться воздух, формируя объемную структуру странно мерцающей клавиатуры. При касании ее сотканных из невесомых бликов клавиш что-то ощутимо изменялось. Легче становился воздух, растворялась пелена перед глазами и уходила тяжесть из висков.
Ангел слева просто сидел рядом, как будто бы в синеватом кителе с наброшенной сверху серебристой прозрачной накидкой, сквозь которую чуть ниже высокого воротника просвечивала надпись "Дженталина". Красиво и длинно, а как в сокращении - Джета, Джента?
И уже слышны были отдельные фразы разговора. Как и положено играм грезящего подсознания, это звучало как музыка сфер. "Нейтринная декомпрессия", "градиент перехода" - таких фраз нет в реальном мире. И все было хорошо, и воздух был пронизан горной свежестью, и грудь дышала ровно. Вплоть до того момента, когда он увидел на запястье той фигуры, что слева, зеленый чуть мерцающий брелок. И это ничему не противоречило, у фей из утренних видений вполне возможны свои слабости. Но там красиво светились две строчки цифр. Нижняя был вполне понятна, не вызывая никакой тревоги: 07.15.23, затем 07.15.24, потом 07.15.25 и так далее, равномерно и привычно. А вот верхние числа, пусть даже и во сне, были заполнены странностью: 19.09.2203. И ему внезапно стало страшно. И сразу захотелось пробудиться. И что-то засаднило над бровями.
Она боялась на него смотреть. Прошло лишь четверть часа с момента перехода, когда за долю секунды до удара осколка, летевшего ему чуть выше переносицы, она успела запустить программу. И вихрь энергии, проломив потоком тахионов сто девяносто пять лет пространства-времени, сформировал туннель. Как почти всегда бывает в таких случаях, она чуть-чуть не опоздала. Ибо прыжок должен иметь место только в мгновение необратимого ухода объекта из реальности своего столетия. Иначе для него возникнет петля времени, столкновение с самим собой, но из разных веков и эпох, в одной и той же точке многомерного континуума. И он исчезнет во фрактальном всплеске кваркового взрыва в гиперпространственном туннеле.
Она едва успела. Слой защитного поля оказался слабее расчетного, и на лбу у него остался небольшой термический ожог от вспышки, отбросившей и обратившей в плазму летевший в голову кусок металла. Но сейчас самое страшное было смотреть немного ниже, ему в глаза. Нейтринный шок уже почти прошел, и его организм с каждой минутой привыкает к жизни в новом мире. Где из-за продолжавшегося в течение последних двух столетий расширения Вселенной плотность темной энергии стала на две миллионные процента ниже, чем в его прежней реальности. Это чуть-чуть, но все же меняло скорость каждой из несчетных миллиардов реакций биохимического метаболизма, и в итоге Джейте всегда было жалко глядеть на уходящих в прошлое и возвращающихся из него. Даже своих, тех, для кого космическое двадцать третье столетие с его прорывами во времени и броском к Магелланову облаку было родным. А для парившего перед ней в метре от пола на гравитонной подвеске человека спустя максимум тридцать минут наступит момент истины. Что страшнее всех физических недугов. И пойдет шекспировская драма осознания свершившегося расставания с любимыми людьми и прошлой жизнью. Всей прошлой жизнью.
И потом, через месяцы, когда, возможно, он сумеет размышлять еще о чем-то, кроме этого, то поймет, что отныне бессмертен. Как и весь род человеческий - спасенный тогда, в кровавую эпоху Перевала, протянувшуюся с 1985 года по 2032-й, да и в другие времена, от самоистребления благодаря именно таким, как лежащий перед ней русоволосый человек в порванном десантном одеянии. Как те многие тысячи его собратьев по судьбе. Что горели на кострах и падали с гранатами под танки, пели "Венсеремос" на стадионах и на горящем самолете шли в таранную атаку на прорывающийся к Химкам "Хейнкель".
И что были перенесены при сходных обстоятельствах в будущее из своих столетий. Кто через два века, а кто и через все двенадцать, насколько позволяло создавать устойчивый канал соотношение неопределенности. Люди, бескорыстно решавшие отчаянно тяжелую задачу. Пытавшиеся спасти - и в итоге сохранившие - человечность и человечество в страшных столетиях ранней истории. И на этом крестном пути угодившие между ее жерновов. И отброшенные ими в теплое утро двадцать третьего века, озаренное лучами восходящего Солнца.
Отблеск которых красиво светился в его удивленных глазах.