Аннотация: Эта кипа пожелтевших от времени и засаленных листков, сложенных в потертый пакет с изображением известного кофе, попалась мне на глаза пару месяцев назад, когда я вошел в подъезд дома, где живу. Не знаю, почему, но она привлекла мое внимание.
КНИГА БЕЛАЯ (УТРО)
Вступление
Боги хохочут - смешно им смотреть на муки твои и стенания,
Они все имеют и потому не дают вам, смертным, всего.
Только им известно, что счастье не в достижении желания,
Оно в сладстном предчувствии и ожиданьи исполненья его.
Моокмар к Тиринту Когтю, Стигатиррс, песнь восьмая
Королевство Полной Луны или Гатирриринт праздновало третье четырехсотлетие своего существования. В полнолуние ровно тысячу двести лет назад с небес спустились боги - Серебряные Гатирры. Они явились людям и принесли знания и веру, которые помогли диким предкам королей Гатирриринта, ходившим в шкурах и вкушавшим гнилое мясо и иную падаль обрести силу, которой не обладал никто на Великом Плоскогорье.
'Стигатирриса' или 'Знания Богов' - триголинты - таблички со знаниями, оставленные людям Гатиррами, стали их бичом. Жажда обладания ими затмевала глаза многим повелителям, отупляла их умы и стала причиной первых кровавых войн, которые разъединили общины, настроили их воинственно друг против друга. Началась многовековая братоубийственная война. Исчезло много общин и родов, добрые соседи сделались злейшими врагами.
Наиболее удачливым и искусным в военном деле оказалось племя, возглавляемое вождем - Тиринтом Когтем.
Коготь со своими хоргитинтами, что в переводе с древнетиринтского означало обобщенное название волков и собак, а у тиринтцев - название армии, отобрал триголинты у общины Таргевлинов, владевших ею до того.
Многие таблицы Стигатирриса были утрачены, но Тиринт не печалился об этом, и применил оставшиеся знания с наибольшей выгодой для себя: из 'Стигатиррисы' были переписаны технологии строительства зданий, кораблей, механизмов, которые помогали в ведении войны и сельского хозяйства; были изъяты все указания на залежи полезных ископаемых, пригодных для использования; начальные знания для изучения людьми, финансово-денежная система, территориальное деление, налоговая система, порядок счета, алфавит, знания об окружающем мире и о том, что находится за плоскогорьем - все то, что помогло в будущем создать город таких размеров, каких не знал ни один город до того и много веков после.
Оставшаяся часть триголинтов была растерта в порошок в золотой ступе на глазах у всего племени. Все видели, как жрецы Бога Полной Луны - Гатиррисинты собрали порошок в красный глиняный горшок и унесли в Священные Гроты.
И, несмотря на это, на протяжении столетий среди тиринтцев ходит легенда о Велегринте - одном из жрецов Гатирра, который выписывал по приказу Тиринта отдельные знания из 'Стигатирриса'. Говорят, что он не выполнил волю своего господаря, и переписал триголинты полностью, спрятав копию в непроходимых топях, которые раскинулись далеко на севере - в Тиринте эти земли называют белыми землями.
За десять веков, которые прошли с того памятного дня многое изменилось в Тиринте: племя превратилось в многотысячный народ, а его стоянка - в город-государство, который со временем распространил свое влияние далеко в стороны, разродившись еще несколькими десятками городов и крепостей.
Тиринтская империя заняла территорию равную двадцати трем конным переходам с юга на север - от желтых земель в белые, и семнаднадцати конным переходам с востока на запад - от Врат Начала к Вратам Конца. Она раскинула свои земли, главным образом в междуречье великих рек - Моргалант на западе и Тарилант на востоке. За последние десятилетия от описываемых событий империя расширила свои владения на восток, оттеснив зэлтов - жителей лесов за реку Мэллтана и ее левый приток Цэралана. На западе тиринтские войска овладели полуостровом Инеард, выбив оттуда диких кочевников. На землях империи появились и разрослись шестьдесят крупных городов, подняли ввысь свои мощные башни восемьдесят восемь крепостей с пристенными городками, более тысячи деревень и поселений. Для лучшей управляемости тиринтская империя была разделена на девять наделов - гатесирдов.
Система управления в империи имела четыре ступени. На самой верхней ступени вот уже много веков стоял род Тиринтов, ведущий свое происхождение от Тиринта Когтя. Ниже него по иерархии расположились роды прямых потомков гатиррисинтов - духовенства, переписывавшего 'Знания Богов'. На одну ступень ниже постановлены род Таргевлинов, за примирение со своим поражением возведенный потомками Тиринта Когтя в ранг военной аристократии, и роды хоргитинтов (войск Тиринта Когтя), потомки которых в пору становления империи отличились на поле брани. На самой нижней иерархии стояли ророврии - влиятельные купцы, ростовщики, главы ремесленных и землевладельческих гильдий. Никуда не входят и нигде не учитываются все остальные незаметные оку господаря и империи мелкие люди - пороврии.
Хотя верховным божеством в пантеоне тиринтцев числился бог солнца Тирот - добродушный толстяк-весельчак, но больше других богов в империи почитали Бога Полной Луны - Гатирра. Предания гласят: каждый день бог солнца Тирот выходит из своего замка Уаринта за Вратами Начала и начинает танец жизни, крутясь вокруг своей оси широкого раскинув в стороны три сотни рук-лучей. Он двигается по небосклону до Врат Конца, за которыми его ждет его отец Моокмар - Бог Темной Ночи. Он успокаивает разгоряченного танцем сына, накидывая на него свой прохладный сине-черный плащ. Только так можно успокоить Тирота, усмирить его веселый порыв к бесконечному танцу. И Моокмар повторяет этот ритуал изо дня в день. Но от долгого использования плащ часто приходит в негодность - Тирот прожигает его и потому в нем имеется множество дыр, которые пропускают в ночи свет, исходящий от Тирота. Иногда Тирот и его брат близнец Гатирр начинают драться и тогда по плащу Моокмара бегают разноцветные волны (купцы говорят, что они особо хорошо видны, если идти в белые земли) и небосклон вспарывают яркие вспышки от ударов, которыми братья награждают друг друга: и низвергается с неба грохот, и темнеет оно, и прорезают плащ Моокмара молнии - отрубленные руки Тирота и Гатирра. Иногда они поджигают леса, поля, дома и нет спасения от огня богов, и нужно только бежать из того места.
Моокмар - отец божеств империи добр и зол одновременно. Он великодушен и мстителен, - в нем наилучшим образом сочетается самое несочетаемое. Он очень любит и ненавидит своих сыновей, успокаивает их и строит козни, он готов убить их, но всякий раз спасает от своего же гнева - он наиболее близок к людям из всех богов Тиринта.
Гатирр - его младший сын - одет в серебряные доспехи. По ночам, для тех, кому уже пришел срок явиться к нему, Гатирр танцует танец смерти. Он обнимает тела людей, вдыхает в них холод и никогда не поднимаются больше люди со своего ложа; их глаза остаются открытыми, неотрывно наблюдая за танцем смерти Гатирра. Этот танец исполняется жрецами - гатиррисинтами - в ночь в конце каждого месяца (большой луны), когда Гатирр грозит людям с небес своим серповидным мечом. Это ночь плача и стенаний, которые разносятся по всей империи. Но недолго сдавленные крики сотрясают тьму: лишь только забрезжит рассвет, гатиррисинты встречают Тирота танцем жизни и радуется народ Тиринта виду своего верховного божества, встречая его с улыбками на устах и слезами радости на глазах.
Однако радость от вида Тирота-солнца не изглаживает из душ людей память о храбром и скромном Гатирре, ибо хоть и боятся его больше, но и больше любят за то, что хранит он Тиринт. Даже когда повсюду царит мир, он не снимает своего щита и постоянно готов отразить атаку. Он прикрывает круглым щитом себя и брата. На щите во множестве видны следы былых битв и сражений, следы от попадания гат (стрел), ударов унагов (мечей) и сопсов (секир).
Все юноши-тиринтцы хотят быть похожими на Гатирра. На него молятся мужчины, когда Гатирр убирает щит и вытаскивает из ножен кривой меч-полумесяц или топор - приходит время войны; ему возносят мольбы женщины Тиринта, умоляя его не снимать с себя щит или, если уж он его снял, не забирать себе их сыновей, отцов, мужей и братьев. Но Гатирр безмолвен - напрасны стенания матери о сыне, напрасны слезы жены или сестры страдающей о муже и брате - Гатирр глух к ним и каждый год много мужчин вступает в ряды его армии, чтобы больше никогда не вернуться к своим семьям.
Войны за тысячелетие стали обыденностью, но для тиринтцев они все более и более отдалялись потому, что Тиринтское царство стало таким огромным и мощным, что могло обеспечить надежную защиту своих границ от внешних угроз.
На западе границы царства упираются в степи - Малые Оледны. В Малых Оледнах обитает множество кочевых племен, самыми крупными из которых являются пилейнли, гюллейли, оммадли, холлогли и коввирили, живущие вокруг священного озера Ерколи. Много севернее них, подле меньшего по размерам озера Серли кочуют племена хуглалов и вишалей. Остальные кочевые народности малочисленны и живут на Межкочевье, перебираясь летом ближе к северу, а зимой - к югу.
Межкочевье - самое опасное место Малых Оледн. В нем существует только одно право - право сильного и действует только один закон - закон хищников. Иного закона Межкочевье не знает. Малые Оледны славятся своими рынками рабов, где за сравнительно небольшую плату можно купить отличный товар любого пола и цвета кожи. За Малыми Оледнами распростерлись владения одного из самых злейших и опасных врагов Тиринтской империи - Кавварадского царства.
Кавварады не имеют знаний, которыми обладают тиринтцы, но они прекрасно владеют оружием и никогда не закрываются от воздействия извне. К тому же, у них достаточно золота, серебра и железа для того, чтобы склонить некоторых нечестивых тиринтцев на свою сторону. Эти предатели, среди которых попадались и довольно знатные люди, за золото, а то и за посты и звания передали кавварадам много знаний из тех, которые сделали Тиринт величайшей империей. Предатели, которые вскоре стали придворной аристократией Кавварадского царства помогли ему всего за двести лет превратиться из нескольких городков, населенных полукочевым народом (их родственниками были коввирили со священного озера Ерколи) превратиться в грозную силу, сравнявшуюся по мощи с Тиринтом. Кавварадов отличали, как и всех кочевников, ставших оседлыми, невысокий рост и непомерная плодовитость. В их семьях плодилось до десяти - пятнадцати детей, и это было нормой. Народ их был несметнен числом, населял почти сто городов; около двухсот крепостей охраняли покой царства. Деревень же было не счесть. Ближняя к Тиринтской империи граница царства была выдвинута далеко в Малые Оледны (частично благодаря родству с коввирилями, на которых царство опиралось в степи). Дальняя от Тиринсткой империи граница Кавварада простиралась неизвестно куда (ни один из тиринтских купцов не был допущен вглубь царства далее пяти дней пешего пути).
Своими восточными границами Тиринт упирался в земли зэлтов. Этот народ, числом, как говорят, не более пятисот ирелей - тысяч - населяет дремучие леса, ободом идущие вокруг тиринтской границы с севера на юг. Зэлты неохотно торгуют с империей, поэтому тиринтцам известны лишь около двух десятков их приграничных городов. Вся остальная часть земель этого таинственного народа тонет во мраке лесов. За землями зэлтов поднимаются ввысь горные хребты - Денды, населенные горцами: племена альгранов, бартранов, тирмранов и падранов, как слышали в империи, населяют эти земли. Все остальные народы гор скрывались от глаз тиринтской разведки за широкими плечами-склонами каменных великанов.
Тиринтцы называют горы на севере Стеградендами - Столпами дома Великих Богов, а на востоке - Оградендами - Домом Великих Богов. Известна им и священная для народов тех земель гора - Хааранран, которую в Тиринте также почитают и называют - Патиораградендинт (Дом Величайшего Бога). По рассказам зэлтских купцов, ведущих мелкую приграничную торговлю с Тиринтом, это гора невероятных размеров и лишь немногим из людей посчастливилось достичь ее вершины, чтобы возложить у Священного Рагра - каменного истукана - дары богам. Ежегодно десятки молодых людей уходят на вершину Патиораградендинта и почти все гибнут в пути. Но те, кому удается вернуться, обретают всеобщую славу и поклонение.
Что было за горами оставалось почти неизвестным. Лишь немногие сведения накопились за столетия о тех землях. Рассказы эти приходили от тиринтских купеческих караванов, ведомых авантюристами, жадными до наживы. Они доносили, что горы оканчиваются почти у самого океана, за ними тянутся леса, населенные народами близкими по языку и традициям зэлтам, но называющими себя залганы. После лесов, насколько охватывает глаз с океана - Патиземавирота, омывающего империю с Юга, - тянуться Великие Оледны, известными обитателями которых являются наийтны - частью кочевые, частью оседлые племена.
На севере границы империи окружены зэлтскими лесами, за которыми начинаются горы Стеграденды. За Стеградендами тянуться земли северных племен, наиболее многочисленными из которых являются: родоргиды, кавакиды (родственное племя для кавварадов и коввирилей) и мороги (обитающих, преимущественно, на островах). Эти земли омываются Узавиротом (Мертвым океаном).
Столица Тиринской империи - город-крепость-порт Тиринт с почти трехсоттысячным населением. Он расположен на плодородной равнине в устье реки Тиринтлант, одного из рукавов великой реки Тарилант. Река течет вдоль западной стены города. Южная стена города отстоит в нескольких десятках километров от огромной бухты - Олоавирота (Серебряная Равнина). Вдоль западной и южной стены Тиринта тянутся непрерывно доки и пристани, и идет бойкая торговля всем, что производится в империи, а также у ее соседей.
Бухта соединена с океаном узким Тиринтским проливом, зажатым промеж двумя искусственно созданными полуостровами, на которых сооружены крепости, прикрывающие бухту со стороны океана - Диконитом с запада и Тиахнитом с востока.
Часть первая
Город
Тощая низкорослая лошадка с трудом тянула телегу до отказа набитую всевозможным житейским скарбом, начиная от облезлых шкур, наваленных навалом для лучшего сна и заканчивая нехитрой мебелью, состоявшей из стола на маленьких в локоть высотой ножках и двух деревянных квадратных чурок, служивших стульями.
Рядом с лошадкой шел мужчина лет пятидесяти. Он держал ее под уздцы и иной раз тихо покрикивал, одновременно, дергая животное за уши, чтобы оно шло охотнее и быстрее. Пыль толстым слоем осевшая на оголенной спине и длинных свалявшихся волосах мужчины свидетельствовала о том, что путь он проделал не близкий. Дышал мужчина тяжело. Почти так же тяжко, как и лошадь. Пот, скатывавшийся по позвоночной ложбинке у него на спине, оставлял на матовой от пыли коже влажные дорожки, сверкавшие в свете луны, которая уже начала клониться к закату.
Было далеко за полночь, но по широкому мощенному булыгой тракту шло и ехало еще несколько сотен человек - нескончаемый поток, который уходил своим дальним концом куда-то за изгиб дороги. В мутной дали темнела какая-то полоса, которая начиналась далеко по левую руку и скрывалась во тьме далеко по правую.
Дорога была широка настолько, что на ней могли без труда разъехаться две телеги и всадник.
С повозки, из груды тряпья и скарба слышалось мерное дыхание нескольких человек. Внимательный взгляд разобрал бы при свете луны четыре пары ног - три маленьких и одни большие - торчавших из-под грубого дорожного одеяла - воловьей шкуры, повернутой мехом внутрь.
Хотя и была середина лета, но казалось эти четверо не испытывают никаких трудностей со сном под теплым одеялом.
Как ни старался мужчина выбирать путь, повозку нещадно трясло, через каждые десять - двадцать шагов он оборачивался и смотрел воспаленными от бессонной ночи глазами на голые пятки своих домочадцев. Когда кто-нибудь из них шевелился, его лицо принимало виновато-напряженное выражение, и обмякало, едва мужчина замечал, что это шевеление было просто переворачиванием на другой бок.
Волноваться было о чем: ни жена его, ни дети не спали уже двое суток. А его бдению счет пошел на третьи. Он спешил. Спешил добраться туда, куда хотел, поэтому не обращал внимания на недовольное бурчание жены и жалобы детей на недосып. Большую часть пути он прошел рядом со своей кобылой, чтобы не слышать недовольных возгласов семьи. Мужчина почти не чувствовал ног, но не подавал виду о своих страданиях и воссоединялся с семьей только во время трапезы.
'Уже не далеко', - шептал он себе с середины прошедшего дня, и упорно шел вперед, отмеряя шагами каменную жилу дороги. - 'Уже не далеко!'
Уйдя глубоко в свои думы, он не заметил выбоины, и повозка левым передним колесом со всего маха вошла в нее. Жалобно скрипнула уключина колеса, и телегу повело к центру дороги. Мужчина не успел среагировать и слишком поздно повис на уздах у полусонной лошади, которая продолжала идти вперед.
- Варад, - вскрикнул недовольный заспанный женский голос из повозки. - О, Морона, да вложи же ты в голову этому упрямцу хоть песчинку заботы о нас. Ты, что, хочешь нас уморить? Куда ты так бежишь?
- Не стенай, Малана, - озлобился Варад, - детей разбудишь. И не призывай Морону, она хранит дом, а дома у нас еще нет.
- А где ж ему быть? - стала просыпаться жена. - Наш ты отдал своему братцу, чтобы он и его спалил...
- Малана, - предупредительно проговорил мужчина
- ... а он его спа-а-алит. Вот увидишь! Все бросили! Все! Едем вникуда.
- Замолчи, Малана...
- Не буду. Я устала. Я хочу спать...
- Так спи...
- Как? Меня словно палками побили - все болит. А тебе надо бежать. Ты все время куда-то бежишь... и все тебе мало...
- Я хочу лучшего нам и детям.
- Чего лучшего-то?
- Жизни лучшей.
- А чем тебе наша не нравилась? Чего тебя в Город понесло. Ты что тоже хочешь, чтобы одного из наших детей, как Витрада, сынка твоего брата-самодура, повозкой переехало? Такой лучшей жизни? - взбеленилась женщина.
- Еще слово, Малана, и я тебя побью, - устало проговорил Варад, у него не было сил на долгую перебранку.
Последние слова оказали воздействие на жену, и она умолкла, предпочтя проговорить себе под нос все, что еще не успела высказать мужу.
- Ты куда пошел? - воскликнула она. - Варад, подожди. Дидрад хочет отойти.
- Я иду медленно, он успеет, - ответил мужчина.
- Тебе опять все равно, все-таки ты... - начала было женщина, но тут же осеклась, вспомнив об угрозе побоев.
- Я быстро, отец, - крикнул Дидрад и со всех ног бросился далеко в сторону от дороги.
Дидрад был четвертым из пятерых сыновей Варада. Ему едва исполнилось шесть лет, когда они покинули свою деревню Рад у великих зэлтских лесов на востоке империи и поехали в Тиринт. Роста он был маленького, да и физической силой боги его не наградили. Месячный путь от их деревни в Тиринт также не способствовал тому, чтобы худосочный Дидрад набрал вес.
Повозка продолжала двигаться по дороге, а Дидрад, убрав за плечи длинные до середины спины волосы, внимательно следил за ней, боясь потерять из виду.
- Не хочется спать, - пояснил он отцу по возвращении, идя рядом, и заметив как тот недовольно посмотрел на него. Некоторое время только стук колес по брусчатке нарушал тишину их движения.
Между тем, дорога значительно опустела. Зато в стороне от нее стало попадаться все больше людей, которые поодиночке или группами сидели или лежали, заложив за голову свои котомки - спали, утомившись после долгого ночного перехода.
Ночь была ясная. Становилось прохладно. Отовсюду слышалось мерный шелест колосьев пшеницы. Этот звук напоминал Дидраду многоголосый шепот, который он еще недавно слышал среди вековых деревьев, когда парни и девушки его деревни шли в лес, чтобы играть друг с другом и искать друг друга 'для жизни', как говорил ему отец.
Мальчику стало грустно.
Где-то за плотной стеной колосьев примостилась невидимая глазу мелкая живность, стрекотавшая и распевавшая на все лады одной ей понятные песни. В воздухе носились светлячки и неисчислимое множество других тварей - они перелетали с колоса на колос, гнездились где-то в траве, и даже атаковали повозку. Спереди раздавался мерный стук колес - ехал какой-то мелкий торговец, а может быть и просто крестьянин из ближайшей деревни. Сзади в метрах тридцати от повозки, зашевелился и закашлялся человек, скрывшийся в высокой придорожной траве. Отовсюду на путников изливался покой и умиротворение.
- Еще долго идти? - спросил мальчик.
- Нет, уже скоро, - почти в продолжение вопроса сына отвечал отец. - К выходу Тирота из Врат Начала дойдем. Вон, посмотри туда. Это Валы. За ними Тиринт. - Отец улыбнулся, заметив, что сын тянет шею так, что становится понятно, что ему хочется разглядеть не Валы, но сам город. - Отсюда не увидишь, - огорчил он Дидрада.
- А можно я сбегаю и посмотрю на Тиринт с Валов? - попросил мальчик шепотом, и оглянулся на повозку, не слышит ли мать.
- Только тихо, - разрешил ему Варад и тоже оглянулся на повозку.
- Я сейчас, - сказал зачем-то Дидрад и на цыпочках пробрался к повозке. Из ее задней части он вытащил миниатюрные деревянные щит и меч.
- А догот тебе зачем? - усмехнулся отец, указав рукой на щит.
- Там... Валы, - ответил Дидрад с горящими глазами указывая на черневшую вдали полоску. От этих слов его отчего-то пробил боевой озноб.
- Иди, - еще раз разрешил Варад, поняв, что мешать сыну сейчас бессмысленно.
Дидрад деловито осмотрел свое оружие: унаг - меч, клинок которого состоял как бы из двух частей - одна из них занимала три четверти лезвия, она шла от рукоятки и была просто толстым прутом, вторая часть была треугольной и загнутой резко вверх. Это позволяло эффективно использовать меч, как при ударе под доспехи, вспарывая противника, так и, перевернув острием вниз, при ударе за щит. Если унаг был точной копией настоящего меча, то щит был целиком и полностью плодом фантазии мальчика - он был непонятной формы - немного скошенный овал - и торчал во все стороны прутьями-остовами. Убедившись, что готов к походу на Валы, Дидрад еще раз посмотрел на отца, и прочитав по его губам, возвращайся быстрее, бросился бежать вперед по дороге и бежал до тех пор пока не достиг Валов.
Их вид его разочаровал. Валы в его представлении должны были быть монументальными навалами высотой не меньше какого-нибудь дерева, поверх них должны были идти какие-нибудь укрепления и стоять множество войск. Об этом он думал, со всех ног мчась к насыпи. К его удивлению, их высота оказалась не более роста его отца (а он-то думал, что Валы такие маленькие потому, что находятся далеко от него). Остановившись в нескольких метрах от насыпи он критически оглядел ее: ничего особенного в ней не было - просто длинный бугор, заросший травой. Пшеничные поля подступали к Валам очень близко, а в некоторых местах даже взбирались на него, сглаживая и без того низкую его высоту. Постояв пару минут у подошвы Вала, Дидрад с разочарованием, заставившим его лицо обвиснуть, взобрался на возвышенность и огляделся. Сверху Валы производили еще более жалкое впечатление: от дождей они расползлись у основания во все стороны и во многих местах почти завалили ров, который когда-то шел перед ними (мальчик не заметил рва, когда подходил к Валам, потому что со стороны дороги он был сровнен).
Разочарованный в своих лучших ожиданиях Дидрад поник головой и направился по вершине Вала в сторону от дороги. Неожиданно издалека до его слуха донесся странный звук, которого он раньше никогда не слышал. Этот звук был отрывист и, проникнув в уши, заставил кожу мальчика покрыться мурашками. Дидрад обернулся на звук и замер, вглядываясь вдаль. Там, почти у самого горизонта, сливаясь со светом многочисленных звезд, горели две звездочки, отличавшиеся от остальных по цвету - они были красно-желтыми. К тому же, и мальчик это заметил, иногда между ними вспыхивала третья звездочка.
- Это гатиррисинты созывают людей на молитву Тироту. - Дидрад вздрогнул, услышав голос прямо над своим ухом. Он резко повернул голову и встретился своими глазами с глазами неизвестного ему мальчугана. Он был немного выше Дидрада, но много плотнее и, как Дидраду показалось, опытнее - он и сам понял, почему сделал такое заключение и уверился в нем.
- Ты никогда не слыхал шиморон? - удивился незнакомец, заметив как звук медного гонга удивляет его нового знакомца.
- Слышал, - соврал Дидрад. - Много раз.
- Ты лжешь, - кратко сказал неизвестный мальчик и толкнул Дидрада в щит так, что последний затрещал, а его хозяин покатился с Валов вниз головой.
- Ты, что? - крикнул он скатившись вниз, взяв меч наизготовку и выставив щит перед собой. - У-у, ты... у-у-у... - и пошел штурмом на обидчика.
Последний отступил назад, но вдруг резко подался вперед и, ударом ноги в щит, снова отбросил Дидрада с Валов. Кубарем скатываясь вниз, Дидрад заплакал от обиды на то, что незнакомец все это время потешался над ним.
Когда мальчик снова поднялся на ноги, он отер заплаканное лицо рукой, смешивая слезы и грязь, и попробовал вбежать наверх, но все тем же движением ноги противника был сброшен вниз. Это же повторилось и в последующие два раза. Теперь оба мальчика молчали, даже тот, который был на вершине Валов перестал смеяться. Когда Дидрад пошел на шестой или седьмой штурм, незнакомец, сказав: 'А, надоело мне!', махнул рукой и неожиданно исчез. Если бы не боль в отшибленой груди, Дидрад был бы уверен, что незнакомец ему привиделся.
Поджав от досады губы, Дидрад оглядывался по сторонам - его нежданный противник бесследно исчез. Фыркнув, мальчик выместил злобу на ближайших к нему травинках, и разочарованный, побрел обратно к повозке, которая к тому моменту поравнялась с Валами.
***
Восточных ворот или ворот Тирота они достигли только поздним утром, когда солнце уже полностью взошло над горизонтом и стало припекать.
Проснулись мать Дидрада и два его брата, старший Накрад и младший Заград. Все считали их близнецами, и очень удивлялись, узнавая, что между ними на свет появился Дидрад.
Они и впрямь были очень похожи друг на друга: оба высокого роста (накрад в свои пять лет уже практически сровнялся в росте с Дидрадом), у обоих было открытое и приветливое выражение лица и даже копны волос, которыми были укрыты головы братьев, ерошились одинаково - от темени к челке. Чувствуя холодность братьев по отношению к себе, Дидрад старался держаться подальше от них и редко участвовал в совместных играх. Это вынужденное одиночество сделало его несколько замкнутым, но мало кто знал, что необщительность в реальном мире он компенсировал богатым воображением, которое рисовало перед ним до того невероятные картины, что иной раз у него самого захватывало дух от вымышленного.
В то утро воображение Дидрада вынуждено было пережить сильнейшую перемену потому, что реальность впервые превзошла его фантазию. До того дня, как мальчик увидел Тиринт, он посетил всего лишь два небольших городка неподалеку от своей деревни и был обескуражен тем количеством людей и высотой зданий и стен, которую он там обнаружил. Его воображение, до того момента создававшее образы, похожие на его собственную деревню, при 'знакомстве' с городской жизнью пришло в восторг и тут же включило все увиденное в волшебный мир в голове. Но и этот фантазийный мирок померк едва Дидрад стал различать мощные укрепления Тиринта.
Стены столицы империи в высоту достигали семидесяти локтей, несколько десятков квадратных башен по восемьдесят, а где и по сто локтей в высоту делали стены неприступными. Перед стенами были насыпаны два вала высотой до двадцати локтей, перед валами тянулись рвы такой же ширины. На довольно большом расстоянии друг от друга через рвы были перекинуты массивные подъемные мосты, перед которыми толпилось по нескольку сотен человек. Проход на мосты преграждала стража.
Дидрад с восхищением смотрел на бурлящую городскую жизнь. Его глаза впитывали каждую деталь, каждый мельчайший штрих окружающей обстановки: вот он заметил, как какие-то люди шныряют среди толпы, разговаривают попеременно, то с одними, то с другими мужчинами. Иногда какой-нибудь мужчина отходил с пронырой в сторону, и они о чем-то оживленно говорили. При этом почти всегда разговор начинался с обоюдного отрицательного качания головами, а затем будто бы оба говоривших начинали стыдить друг друга: активно жестикулировали, призывали свидетелями богов, возмущенно трясли в воздухе руками либо резали ими пространство надвое. Некоторые из проныр, поговорив с мужчинами из толпы, храбро бросались в ее середину, прокладывая себе дорогу локтями, пробивались к воину-стражнику, стоявшему ближе всех к толпе и что-то ему говорили. Тот кивал в ответ и спустя некоторое время некоторые из ждущих под возмущенные возгласы остальной толпы проходили через мост.
- Сколько же можно ждать! - раздавалось со всех сторон. - Они же займут все места. Это несправедливо!
Варад не стал близко подводить телегу к мосту. остановившись на некотором отдалении, он растеряно смотрел по сторонам. Движения его головы становились все более резкими. В конце концов, мужчина уставился в одну точку и неожиданно для всех домочадцев закричал: 'Леддан!' Он повторил это имя несколько раз, но его крик тонул во все нараставших криках других мужчин, которые стояли подле моста.
- Малана, погляди за этим, - обратился к жене Варад даже не посмотрев в ее сторону.
- А ты? - спросила женщина.
- Мне надо найти Леддана Зеленый Глаз, - пояснил муж и пошел по направлению к толпе.
- А если ты не вернешься... если ты не вернешься, что мне делать? Погоди же? Ответь же, что мне делать, если ты не вернешься? - испугано затараторила Малана, широко открытыми глазами глядя вслед уходящему мужу.
Поняв, что он ее уже не слышит, она задрожала и стала опасливо озираться по сторонам.
- Ну-ка, сюда! - дрожащим голосом приказала она ребятне, сгребла перепуганных детей в охапку, взобралась на самый верх повозки и стала крутить головой во все стороны, зорко наблюдая, чтобы кто-нибудь что-нибудь не умыкнул из ее скарба. Всякий раз, как какой-нибудь незнакомец близко подходил к повозке, она кричала на него:
- Пойди прочь! Отойди от нас!!! - От ее крика человек шарахался в сторону и, удивленно оглядывая Малану с головы до пят, благо вся она была на виду, наделял ее нелицеприятными эпитетами.
- О, Морона, убереги нас... спаси нас и обереги! О, духи Великого леса... - шептала мать, побелевшими от страха губами. Ее тело бил озноб и от этого ее ужаса, братья поочередно зашлись всхлипами, а после и вовсе расплакались. - Чегой это вы? - встрепенулась Малана, словно бы только сейчас вспомнив о сыновьях. - Чегой это вы плачете?! И не стыдно-то вам? Все хорошо будет... хорошо... слышите!!! - Она судорожно вздохнула. - О, Тирот... о, Морона, дай мне... нам пережить все это... я вознесу тебе хвалы... всем, чё есть... не всем конечно... но только потому, как энтот олух все наше имущество оставил этому негодяю... своему братцу... а он его сожжет, как сжег свой дом... но про то ладно... все хорошо будет... о, боги!
Отец вернулся не скоро. Он еле стоял на ногах, но все же нашел Леддана Зеленый Глаз. Это был юноша лет пятнадцати. Во взгляде его зеленого глаза сквозила взрослость. Взгляд второго ничего не выражал потому, что был затянут бельмом.
Леддан поприветствовал Малану и детей кивком головы, и остановился подле повозки.
- Малана, - сказал Варад и потянул женщину за подол просторного платья из грубой серой материи, в которое она была одета, заставляя слезть с повозки. Та послушно соскочила на землю. Они о чем-то переговорили. Малана хмыкнула, мельком взглянула на Леддана, потом на мужа, скривила губы и полезла под одеяло. Укрывшись с головой, она стала проделывать там какие-то движения и через некоторое время явила взору Варада небольшой узелок прямоугольной формы. Мужчина развернул его, достал оттуда несколько медных палочек с мизинец величиной и подал Леддану.
- Пять стринтов, - произнес тот, получая на руки деньги. - Мы же это обговорили. Пять.
Варад кивнул, снова развязал узелок и поперебирав там медяшки подал еще несколько палочек. Леддан улыбнулся и вернул ему две из них.
- Езжайте за мной, - сказал он и направился прочь от моста, подле которого они стояли.
- Не много ли ты ему дал? - поинтересовалась Малана неприлично громким шепотом.
- Молчи, - цыкнул на нее Варад, ужасно злой на себя за то, что выдал свое неумение считать. - О, боги, дайте мне только добраться до дома брата, и я проучу тебя. - Малана прикусила губу и побледнела.
Дети тоже испугано молчали, поняв, что глава семейства не в духе. Повисла тяжелая пауза.
- А чего бы нам через этот мост не пройти? - прервала всеобщее молчание Малана, поняв, что сегодня вечером ей не избежать взбучки и решившая больше не подавлять свое любопытство.
- Этот мост только для прохода людей, - ответил ей Леддан.
Варад ничего не сказал жене, а лишь заскрежетал зубами и что-то прошептал себе под нос.
- Здесь двенадцать мостов, по три с каждой стороны, - продолжил объяснять Леддан. - Один для прохода пеших, один для прогона скота, вон он, кстати, и еще один для телег. Он самый дальний. - Юноша указал глазами на мост, к которому они приближались, все пространство на десятки метров вокруг него состояло из воловьих и овечье-козьих спин и рогов, оно качалось и беспорядочно брело в сторону моста, гонимое туда десятками пастухов и погонщиков. Сам мост и сотни метров до и после него были завалены свежим навозом, который убирался ночью, - об этом свидетельствовали огромные кучи, то тут, то там возвышавшиеся на десять локтей ввысь. Вокруг этого моста стояла невообразимая вонь, гвалт и летали мириады насекомых. Не опасаясь ни людей, ни животных, всего в нескольких шагах от толпы и стад сновали несколько жирных крыс, размером с две мужских ладони. - Придется объезжать, - предупредил Леддан. - С грязными колесами в Врата Начала не пустят.
- Где же их обмыть? - спросил Варад.
- Здесь есть, где, но это стоит недешево. Поэтому, лучше бы объехать... хотя...
- Объедем, - потупился отец. Видно было, что он вынужденно произнес последнее слово, и ужасно устыдился своей по городской мерке бедности, которой не знал у себя в деревне.
Дидрад плохо слышал, что говорил Леддан потому, что во все глаза смотрел по сторонам.
Вокруг него, везде, насколько хватало глаз ходили, стояли, лежали и бегали люди и скот, уши закладывало от невообразимого гама, состоявшего из людских криков, ржания, мычания, блеяния и визжания всевозможных животных. Громадные стены города, которые бесконечно тянулись слева от него, казалось, отражали эти звуки и усиливали их. Подобно безмолвным часовым-великанам, они взирали сверху вниз на мельтешение сотен людишек, спешивших выполнить каждый свое предназначение.
Солнце взобралось почти на середину небосклона, когда семья Дидрада, отстояв в очереди, прошла по мосту через глубокий ров, дно которого было завалено мусором почти до середины, и оказалась за валом. Здесь, начиная от самых ворот и до второго вала тянулись базары вперемешку с торговыми кварталами и казармами городской стражи. Одно- и двухэтажные дома, похожие один на другой, несколько вытянутые вверх из-за недостатка пространства, с грязными улочками между ними, бесконечной чередой тянулись вдоль второго вала. Несколько раз телегу Дидрада чуть не облили помоями, которые выливались прямо из окон на улицу. Малана почувствовала себя, наконец, в своей стихии, и самозабвенно переругивалась с женщинами, которые едва их не облили, либо же лезли под колеса телеги.
Дидрад заметил в родителях значительную перемену: до момента вступления в город, было заметно, что отец очень хотел попасть сюда, а мать этому противилась. Теперь же все изменилось с точностью до наоборот: Варад сник от шума, тесноты и сумрачности кварталов, по которым он вез свою семью, зато Малана была довольна, с нескрываемым любопытством смотрела по сторонам, оглядывала идущих навстречу женщин, и с некоторыми из них, идущими попутно, даже затевала беседы.
Лишь только к середине дня они добрались до того места, куда так спешил Варад.
- Вот эти ворота, - сказал Леддан, указывая на похилившуюся калитку с облупившейся краской, выцветшей настолько, что трудно было понять, какого цвета она была. Калитка висела на добром слове, роль которого играла одна единственная медная петля, окислившаяся от времени.
- Точно? - спросил извиняющимся тоном, но недоверчиво Варад. - Тиарад говорил, что из его окон видна вода.
- Он не врал, - улыбнулся Леддан. - Из тех окон реку и вправду можно увидеть. - С этими словами он указал рукой наверх.
Варад проследил его взгляд и увидел, что на доме и без того обветшавшем, надстроен еще один - третий - этаж.
- Да, скорее всего, - натянуто улыбнулся он. - Спасибо тебе, Леддан. Да хранят тебя боги.
- И тебе помощь богов, - кивнул юноша и скоро удалился.
***
Варад огляделся.
Узкая улочка без мостовой, покрытая тонким слоем жидкой грязи - видно с утра вылили уже достаточно много помоев - уныло тянулась промеж двух и трехэтажными домов. Здания стояли настолько плотно, что между ними едва протискивалась телега. Из окон первых этажей буквально все, кто здесь жил, продавали всякую всячину. Отовсюду неслись зазывы отведать что-то или купить.
Из одного из двух окон первого этажа дома, подле которого они остановились, показалось лицо довольно полной женщины. Увидев Варада и Малану, она широко улыбнулась и скрылась за грязной занавеской. Через пару минут за калиткой послышался шум голосом, а когда она открылась, на порог ее едва протиснулся толстый мальчик лет десяти, подталкиваемый в спину такой же толстой женщиной. Она улыбалась во всю широту своего полубеззубого рта.
- Ну, что стоишь-то, как истукан, - встряхнула она толстяка за плечи, поняв, что все, на что он способен - это стоять и глупо улыбаться. - Ты хозяин в отсутствие отца, а гостей на пороге держишь. Э-э... - Она отвесила ему оплеуху. - Простофиля ты, не чета отцу. - И уже обращаясь к вновь прибывшим, засуетилась. - Проходи, господарь, - обратилась она к Вараду. - Проходите же. - Улыбнулась, оглядев Малану. - Тиарад скоро придет. Он в порт пошел. У него там дела. О, а вот повозка может не пройти. Да не беда. Оставь здесь, господарь. - Посоветовала она, но спохватилась. - Только лошадь заведи. Крадут их нынче часто. - Продолжая говорить и смеяться, она завела Варада с женой и детьми во двор. Калитка, натужно захрипев одной единственной петлей, закрылась, отделяя их прежнюю жизнь от новой.
***
- Пейте, пейте. Пей, господарь. Пей, Малана. Небось, с дороги пить хочется, жарко сегодня. - Прошло совсем немного времени с тех пор, как Варад переступил порог дома своего брата, но жена его уже успела сладить с хозяйкой и даже найти общие с ней интересы. - Вам еще повезло, что мы живем в речном квартале, у нас здесь прохладно, потому что река близко да и Тирота скрывают те дома. - Толстуха, жена Тиарада по имени Данана, которую он привез, как и Варад из родовой деревни, хлопотала вокруг семьи своего деверя, подливая им душистую настойку, которая немного отдавала рыбой, но была сладка. Дети, включая Дидрада, который очень любил сладкое, с удовольствием ее пили. - Так хочется узнать побольше о том, как там у нас. - Жмурилась от удовольствия Данана и ее полное лицо смешно морщилось. - Но не буду опрашивать вас пока Тиарад не вернется. - Она, наконец, успела налить всем настойки и подложить свежевыпеченных лепешек, больше походивших на пирожки, и теперь сидела, сияя от неподдельного счастья и смотря на то, как родня вкушает трапезу. Ее пухлые руки с пальцами-сардельками удивительной белизны, меньше чем на половину показывались из-под просторного воздушного балахона смешанно серо-зеленного цвета, который служил ей и платьем и накидкой одновременно.
- Что это? - спросила Малана, которая не могла просто сидеть и молчать, когда по другую сторону стола сидела другая женщина, из всего вида которой однозначно следовало, что она тоже томится безмолвием и не прочь поболтать.
- Где? Что? - чутко отреагировала на вопрос Данана, осматривая пространство вокруг себя.
- На тебе, - пояснила жена Варада. - Я впервые вижу такой покрой.
- О, парэла. Это парэла, - живо вступила в разговор Данана. - Ее сейчас носят все женщины в Черном и Белом городе. Говорят, и в Золотом тоже, но я сама не видела, хотя часто бываю там неподалеку. - Женщина умолкла, переводя дыхание. - Я торгую на маленьком базаре в Черном городе. Скоро я тебе его покажу.
- Да, - то ли согласилась, то ли мечтательно выдохнула Малана. Она уже наелась и напилась, поэтому отсела в сторону и тщательно оглаживала складки своего грубого одеяния.
Данана была огорчена, что разговор окончен и ерзала на пуфике, поглядывая то на Варада, то на детей.
Между тем, Варад с удовольствием доел лепешки с начинкой из рыбы, запил все это неизвестной ему настойкой, и обмяк. Посидев безвольно пару минут, он поднялся на ноги и приказал Данане:
- Веди меня спать. - Он говорил так потому, что по установившемуся в их деревне обычаю, все имущество, которое принадлежало одному брату, принадлежало и другому.
Женщина радостно посмотрела на Малану и вскочив на ноги с такой резвостью, которую трудно было ожидать от ее тучного тела, препроводила мужчину на верхние этажи дома. Едва она вернулась назад, как они вдвоем быстро разогнали засидевшихся за трапезой детей в разные комнаты, и предались занятию, которому мешал своим присутствием Варад - обмену последними новостями.
Дидрад не пошел вместе со своими братьями за сыном Тиарада, Оанрадом. Он, как и отец, устал от бессонной ночи, часть которой провел на ногах. Поэтому потратив пару минут на обход первого этажа дома и не найдя пристанища для своего бренного тела, он направился прямиком на улицу и хотел было завалиться спать на телеге, но едва его глаза сомкнулись, как его согнали с нее мать и тетка, закончившие домашние дела и вышедшие разбирать поклажу. Еле держась на ногах, беспрестанно зевая и шатаясь, Дидрад направился обратно в дом, с трудом поднялся по довольно крутой лестнице на второй этаж, наметил темный угол и завалился спать прямо на полу, подложив себе под голову кулак.
***
Разбудил его громкий мужской голос, хриплый бас, который вопрошал, почему телегу не поставили к Цекепену. Еле различимый женский голос ему что-то отвечал, но мужской громогласно заявил, что слышать ничего не хочет и, сетовал на то, что боги дали ему такую нерасторопную жену. Затем, на некоторое время голос и вовсе пропал. Зато с улицы послышался жалобный знакомый скрип их телеги. Дидрад перевернулся на другой бок, потер рукой онемевшую от неподвижного лежания на полу ногу и снова заснул.
Он не знал, сколько проспал, но его разбудил все тот же бас, который снова сотряс дом, испрашивая себе еды и питья. За этим, на лестнице, ведущей на второй этаж, послышались тяжелые шаги. Дидрад замер в своем углу, и тихо наблюдал, как в полумраке лестничного проема проявляется все больше и больше тучная фигура незнакомца.
По тому, как из комнаты у лестницы раздались сонные вздохи, мальчик заключил, что проснулся не только он один.
Не успел тучный незнакомец подняться по всем ступеням, как ему навстречу вышел Варад. Отец был сонным, немного помятым, но широко улыбался, глядя на незнакомого Дидраду мужчину.
- Тиа-а-а-а, - протянул Варад, протягивая к нему руки.
- Ва-а-а-ар, - затянул ему в унисон Тиарад, и схватил Варада за щеки. Мужчины обнялись.
- Привет тебе и благословения богов, - приговаривал Тиарад, касаясь уха отца мальчика своими губами.
- И тебе приветствий и пожеланий от всего Рада, - говорил Варад, также сжимая между ладонями лицо Тиарада. Неожиданно, он спохватился: - Дружка своего помнишь, Симрада? Так он не только приветы, он тебе и подарок прислал.
- Сима, помню, - загрохотал дядька, снова обнимая брата. - Помню, как же. Эх, мы с ним и на бои ходили, и на охоту, и... чего только не было... хех!
Они еще долго говорили о людях, которых Дидра плохо знал потому, что люди эти давно уехали из деревни или умерли, потом снова обнялись и наконец спустились вниз.
Дидрад, замирая и не смея дышать, прослушал из своего темного угла весь их разговор, и только когда их фигуры скрылись внизу, посмел пошевелиться. Он потратил некоторое время на то, чтобы обойти второй этаж, состоявший из трех комнат: двух шедших параллельно лестнице с двух сторон и одной поперечной. Мебелированы комнаты были плохо, только на одной - спальне дядьки и тетки - имелась дверь. Сделав свой тайный обход, Дидрад на цыпочках спустился вниз. Он прокрался к комнате, где по приезде сидел с братьями и родителями. Сейчас там заседали только мужчины, женщины, расставив им еду и питье вышли во двор, а дети столпились у входа в комнату, чтобы подслушивать беседу братьев. Дидрад занял самый дальний угол коридора, который шел вдоль гостиной и, присев на корточки, стал вслушиваться в разговор.
- Как твои старшие? - спрашивал, между тем, дядька отца.
- Дуград еще в прошлом году ушел от нас. Мне говорили, он подался в хоргитинты... - начал Варад.
- Хм, - произнес Тиарад, - я тебе давно говорил, он уйдет рано. Он истинный сын Гатирра. С его нравом долго среди людей не ходят, боги любят таких как он. Бесстрашие его еще в детстве всех поражало. Помнишь я тебе говорил, уйдет он от вас с Маланой?
- Помню, - послышался грустный голос отца. Дидрад знал, что Дуград был любимым сыном отца, может оттого, что был первенцем. - Но что нам с того? Малана все глаза выплакала, да и мне не по себе было. Он пошел, я слыхал, в селетурскую хоргиту.
- О-ог-го! - воскликнул Тиарад. - Селетурская хоргита, это та, что в белых землях стоит у Стеградендов?
- Да, - еще печальнее произнес Варад.
- Гатирр его призовет, - уверенно произнес Тиарад и в подтверждение своих слов цокнул языком. - Эамалы белых земель очень воинствены. - Он спохватился, заметив, что младший брат совсем погрустнел. - Ну, а Беград где, я его не видел здесь?
- Беград был отпущен мной к рирорам в Риргин, обучается военному ремеслу. Когда Малана Заграда мне принесла, у нас неурожай был, голодали. И я решил отправить его к рирорам, они мне за него два мешка пшена дали. Этим год прожили и не померли.
- Эх, Варад, что же ты наделал?! - вскричал Тиарах. - Почему меня не спросил? Я бы помог. Ты ж мой младший. У меня кроме тебя никого нет...
- Ты так и не простил Брорада? - спросил тихо Варад. - Не надо...
- Замолчи! - прикрикнул на него Тиарад. - И не напоминай мне боле про эту мразь. Он весь род наш позорит. Если бы мать меня тогда не уговорила, если бы в ногах у меня не лежала, слезно не просила, за руки-ноги не цеплялась и их не целовала бы, я бы тогда сопс не опустил. - Дядька внезапно умолк, видимо, перебарывая гнев. - А следовало бы... чтобы голова вон... чтобы больше не слышать о нем и не стыдиться этой твари в роду своем... - Послышался резкий сдерживаемый выдох.
Дети переглянулись между собой.
- Ладно, не вспоминай его, - постарался успокоить брата Варад. - Прошло все это. Он опомнился и живет сейчас нормально. Вроде даже женщина к нему ходит...
- Ха-ха-хах! - загрохотал баритон дяди. - Женщина? Это не Прокулана с окраины. Та, что ворожея у нас и не боится ничего. Ха-ха-ха! - Вместе с Тиарадом рассмеялся и отец.
- Нет, - сказал он. - К нему вдова одна ходит. Ее Дрожрад привез в тот снег, когда Дидрад родился или позже чуть-чуть.
- Дидрад?
- Да, это ж мой предпоследний.
- Не видал я его здесь, - сказал после некоторого раздумья дядька.
- Верно спит где-то, - предположил отец.
- Нет, Варад, когда я дома спать не может никто. Дом мал для этого горла. - Раздались хлопки, видимо Тиарад бил себя рукой по горлу.
- У тебя и впрямь там словно зэлтский рог застрял, - согласился отец.
- Ты разве не слыхал, что я однажды на эамала наткнулся. Он охотился. Я был безоружный, а он со своим зэлтаргом. Я его поборол и съел, так и съел вместе с зэлтаргом и с Рогом Смерти. Рог и застрял у меня в горле. С тех пор трублю. Послушай, - и дядька протяжно затрубил. Звук и впрямь холодил кровь. Когда он сделал это, среди детей раздался крик ужаса. Дидрад тоже вскрикнул, представив, как его дядька съедает целиком дикого эамала - зэлта, живущего за Темной рекой. Говорят, они ростом с двух тиринтцев, да еще и с зэлтским луком - зэлтаргом и рогом-трубой в придачу.
Неожиданно Тиарад замолк и спросил:
- Ты говоришь, вдовушка ходит. А чья?
- Дрожрада.
- Дрожрада? Он отправился к Гатирру? Когда?
- Еще снег не сошел с небес, а до него еще две большие луны, как его эамал проткнул гороном.
- Проклятые гороны эамалов. Они выше меня в длину. Я видел, - вздохнул дядька.
Дидрад представил, как зэлтская стрела - горон - длиной в восемь локтей протыкает Дрожрада, и невольно передернул плечами.
- Покажи мне Дидрада и остальных, - прогрохотал голос Тиарада. - Хочу увидеть всех твоих сыновей.
Сердце мальчика сжалось, едва он услышал эти слова. Внутри него все трепетало при мысли о том, что через несколько мгновений он явится перед лицом человека, который не говорит, а трубит, да еще потому, что съел Рог Смерти. Лишь однажды Дидраду доводилось слышать, как трубит Рог Смерти. Это было несколько снегов назад, когда один из их деревни приехал со службы на границе белых земель - из селетурской хоргиты - домой. В стычке с дикими зэлтами - эамалами - ему отрубили правую руку. Он привез в подарок своему младшему брату Рог Смерти - рог какого-то животного, выкрашенный в зелено-красный цвет. Когда он трубил в этот рог, по коже от ужаса невольно пробегали мурашки.
С тех пор Дидрад очень боялся этого звука - сам не знал, почему. Еще больше это обстоятельство смутило его, когда он узнал от отца, что их предками были эти самые эамалы.
Варад и его семья, а также почти треть населения Тиринтской империи были зэлтами, земли которых несколько веков назад были покорены войсками - хоргитами - Тиринта. Империи удалось свершить то, что среди простых людей именуется чудом - тиринтцы ненавязчиво и почти незаметно передали покоренным народам свою культуру, а вместе с ней и свой менталитет. И вот, всего-то две сотни лет спустя, потомки зэлтов, оказавшихся под влиянии империи добровольно, если не сказать подсознательно, самовыделились из своих бывших сородичей, окрестив себя цивилизованными зэлтами - амалами, а своих диких братьев - эамалами - дикими зэлтами. Они невзлюбили эамалов той разновидностью нелюбви, которая хуже ненависти, ибо ненависть покрывает собой различия между тем, кто ненавидит и тем, кого ненавидят. Родственная же нелюбовь - она тем более опасна, что основана на сходстве, и если различия со временем стираются и ненависть проходит, то изгладить сходство - дело бесперспективное.
Услыхав, что его сейчас призовут, Дидрад дрожащей рукой полез себе за пазуху, вытащил оттуда оберег много лет назад подаренный ему их ворожеей - желтый прозрачный камень, внутри которого находился священный жук из Великих Зэлтских лесов - махотор. Впрочем, его тело не полностью входило в камень, небольшая часть сложенных крыльев выступала наружу. Ворожея сказала Дидраду, что в минуты опасности он должен тереть эти крылышки и думать о своем спасении.
- О, Гатирр и ты, Махотор, священный... ты... - начал было молиться мальчик.
- Дидрад, - позвал отец. Его голос эхом подхватили другие дети. Они тут же бросились к Дидраду и попытались втолкнуть его в комнату, но он упирался как мог. - Дидра-а-ад! - снова позвал отец.
- Он здесь, - сообщил Накрад, пыхтя от усилий принудить братишку войти в комнату.
- Ты почему не идешь, когда зовут? - сердито спросил отец, появляясь в проеме. Он взял оробевшего сына за руку и ввел в комнату.
***
Напротив входа в помещение, там, где днем сидел отец - на мягком пуфике у окна на улицу, сидел очень полный человек, в котором однако чувствовалась недюжинная сила. У него была густая коротко стриженная борода, густые же усы, утопавшие своими концами в ней, длинные вьющиеся темно-русые волосы, блестевшие то ли от грязи, то ли от рыбьего жира, которым часто пользовались в рыбном квартале. Одет он был в красный кафтан в желтую косую клетку со множеством карманов - тород, просторные короткие штаны темно-синего цвета ниже колен - потраи и в мягкие коричневые кожаные туфли - кушвы, зашнурованные где-то под штанами. Мужчина смотрел на Дидрада с хитрецой.
- Что-то он у тебя дохленький, Варад! - сказал Тиарад, критически оглядев Дидрада.
- Они у меня все такие, - виновато улыбнулся отец. - Не могу я... сейчас не могу я их выкормить...
- Правильно говоришь, - согласился дядька. - Выкормить сейчас не можешь. Но сможешь потом. Я тебе помогу. Как старший брат я в ответе за тебя и твоих детей. Они теперь и мне дети тоже. Да, брат... время нынче... не то. - Сказав это, Тиарад нахмурился и потупился. Потом он словно вспомнил что-то и поднял голову. - А ты кем стать хочешь, Дидрад? - просил он мальчика.
- Отвечай же, - дернул на руку сына Варад, когда увидел, что сын оторопело смотрит на дядьку и молчит.
- Ну? - требовательно спросил Тиарад и наклонился в сторону племянника.
- Я... я не знаю, - пролепетал Дидрад, дрожа и едва стоя на ногах.
Дядька хмыкнул.
- Нельзя жить без таких знаний, сынок, - наставительно произнес он. - Иди. - И он махнул рукой в сторону двери.
Дидрад вылетел из комнаты с такой быстротой, что братья даже не успели поставить ему подножку, как намеревались до того. Вбежав на второй этаж, мальчик забился в ставший родным темный угол у лестницы, сжимая в потной ладони свой янтарный оберег и шепча слова молитвы о спасении.
- Мало, кто нынче понял, Варад, - слышался приглушенный перегородками голос дяди. - Мало кто понял, что война, как способ получить добычу и разбогатеть, себя исчерпала. Лучше, безопаснее и быстрее сегодня богатеть на торговле. Посмотри на меня. Я здесь всего десятую весну - запомни первое, что любит Город - здесь отмеряют веснами, а не снегами, - десятую весну, а уже купил дом, да и не последний человек в порту. Ну, да ничего. Мне было тяжело - тебе легче будет. А мальчишек твоих мы выкормим. Коли держаться вместе будут никто их не сокрушит. В торговле, как и на войне, главное не число, а умение, - Дядька еще что-то говорил, но то были такие замысловатые слова, что Дидрад их плохо понимал. - До большой луны отдохните, а там сначала тебя сведу с кем надо, а потом и сынов твоих пристроим. А теперь пойдем, покажу тебе, где мужи здесь отдыхают. Все покажу. - Засмеялся дядька. И добавил еще что-то шепотом, на что отец хмыкнул и у него громко забурчало в животе.
***
- Покупайте сладости! Сладости покупайте! - доносилось со всех сторон. Слова зазывал ласкали слух и бередили души мальчиков, которые гуськом двигались по узким улочкам рынка в Речном квартале, тянувшегося нескончаемыми рядами вдоль Тириланта, катившего свои воды в ста пятидесяти локтях. - Вкусные сладости: медовые, цветочные - самими богами созданные для вас. Подходите за сладостями! - продолжали кричать в уши детям со всех сторон.
Впереди, как местный житель и завсегдатай этого места шел Оанрад, сын Тиарада, которому отец в честь приезда братьев выдал несколько мелких медных палочек, служивших здесь деньгами.
- Не отставай, Дидрад, - крикнул брату Накрад скрытый от глаз Дидрада широкой спиной полной женщины, которая вклинилась между ними. Она была такой толстой, что по бокам ее едва хватало места, чтобы протиснуться между ней и торговыми рядами.
- Зачем Непц выгнал тебя на рынок, когда Тирот на самой вершине небес?! - зло прокричал один из мужчин, которого толстушка проходя мимо против своей воли прижала к прилавку. К его голосу тут же присоединились голоса торговцев. - Нечего тебе сейчас здесь делать, Лелта. Иди домой.
Но женщина, которую, видимо, все вокруг хорошо знали и бровью не повела в ответ на 'приветствия'. Она лишь громко сказала себе за спину:
- Пусть Непц наградит твою жену кособочием, чтоб возлечь ты с ней не смел.
Дидрад смотрел на ее мерно качающиеся бедра, оплывавшие вниз жировыми складками, которые была не в силах скрыть даже просторная парэла, и все не мог подгадать момент, чтобы проскользнуть вперед.
- Дидрад, мы побежали. Скоро стражный путь. Поторопи-и-ись! - донеслись до слуха мальчика голоса его братьев. Он не знал, что это за 'стражный путь' такой, но по тону понял, что ничего хорошего он ему не сулит. Сердце в груди дико заколотилось, а перед глазами замаячили яркие разноцветные пятна. Дидрад знал это состояние, присущее ему в минуты сильнейшего волнения. Подобно загнанному в ловушку зверьку, он закрутил головой в разные стороны, и наткнулся взглядом на прилавок, не огороженный от прохода щитком, как другие. Он бросился к прилавку, подлез под него и, испугав своим неожиданным появлением миловидную женщину, стоявшую за ним, со всех ног бросился бежать вдоль стен домов. Затем с той же ловкостью перескочил через прилавок, когда убедился, что обогнал толстуху, и слыша себе вслед проклятия и гневные посулы торгового люда, догнал братьев у поворота улицы.
- Бежим же быстрее, - прокричал им Оанрад. - Быстрее! - И бросился опрометью вперед. - Эх, не успели! - разочарованно крикнул он им, поворачивая свое разгоряченное потное лицо. - Свернем сюда, - сказал он, забегая в какое-то здание из темно-серого камня, узкая лестница которого уже была заполнена людьми, стоявшими впритык один к другому.
Пробираясь между ними и не обращая особого внимания на оплеухи, Оанрад и его спутники взобрались на второй этаж и оказались на открытой галерее, образованной архитектурной особенностью строения - ширина его второго этажа была вполовину меньше, чем первого, поэтому крыша первого этажа служила дополнительной торговой площадью.
- Давайте, немного осталось, - подбодрил Оанрад братьев и проявил необычайную прыткость, лавируя между торговыми рядами второго этажа и людьми.
Заметив свободное пространство у перил, шедших по периметру крыши здания, сын Тиарада остановился.
- Смотрите, - сказал, кивая головой себе под ноги. Поняв, что занял своим телом все свободное пространство у перил, он отступил назад.
Дидраду и его братьям открылось удивительное зрелище.
Пространство между торговыми рядами обезлюдело. Лишь торговый люд, стоявший за прилавками, почтительно отошел к стенам зданий, образовывавших улицу и молчаливо стоял подле них, боясь шелохнуться. Невероятное количество мусора, набросанное между торговыми рядами и до того не заметное по причине большого скопления народа, подминалось под себя отрядом примерно в две сотни человек, мерно шагавшим по улице.
Дидрад перегнулся через перилла, чтобы внимательно рассмотреть войска, которые он видел впервые в своей жизни.
Отряд и впрямь производил неизгладимое впечатление. Он состоял из мужчин примерно одинакового роста и возраста - всем им было не более двадцати лет. Лица их скрывались под деревянными масками, покрытыми зеленой краской, кое-где облупившейся или облезшей. На головах солдат были надеты конусообразные шлемы, верхняя часть которых была плоской, с косым сечением в сторону лица. На окружности, образованной таким сечением явственно выделялась медная бляха квадратной формы. Торс солдат был скрыт под кольчугой, состоявшей из прямоугольных чешуек, крепившихся одна к другой настолько искусно, что Дидрад так и не понял, каким образом они держатся друг за друга. Кольчуга спускалась ниже колен и опоясывалась тонким ремнем из черной кожи, на котором в полуоткрытых ножнах крепился короткий меч с клинком больше походившим на листок дерева меренады (груши), которые во множестве росли у деревни Рад. Щиты, которые солдаты держали в своих левых руках были настолько малы, что едва прикрывали даже их предплечье. Длинные древки, зажатые в правых руках заканчивались довольно длинными и широкими пиками - словно мечи, прикрепленные на поясах солдат, перекочевали и на древки.
- Почему они все в зеленом? - спросил Заград.
- Зеленый - цвет чистоты, - пояснил Оанрад. - Стража охраняет город и днем и ночью. Туда набирают только честных, которым верят...
- Значит я туда не попаду, - со вздохом произнес Заград, провожая печальным взглядом войсковой отряд. При этих словах братья, а также несколько мужчин и женщин, ставших невольными слушателями, рассмеялись.
- Ну, малец, тебе еще рано так говорить, - обратился к нему один из мужчин, поглаживая аккуратно стриженную овальную черную бороду, прорезанную сединой. Он улыбнулся мальчикам и почесался. - Среди них тоже мало честных... - Он не успел договорить, как окружающие, перебивая его, поддержали это мнение.