А. В начале было А. А, как буква, как символ, как смысл. Или скорее А, как точка отсчета, вокруг которой будет построено дальнейшее. А, как абсолют, как логос, как оформленный миг, как воля и способность направлять бытие в нужное русло . А протянулось от горизонта к горизонту создавая их. А никогда не было ни первой буквой, ни первым по счету, скорее оно было первым по праву рождения, потому что в нем самом был заложен смысл, который делал его первым.
А было так могуче и прекрасно, оно долго наслаждалось своей чарующей длинной нотой, нарастанием тембра и легким дрожанием на самом пике. Оно было настолько радо своей способности звучать, что ему захотелось посмотреть на себя со стороны. В этот момент А открыло свою новую и роковую способность: плавно разрастаться и расслоятся миллиардом собственных отражений, образуя зеркальную структуру по направлению ко всем пяти сторонам света. Свет был частью А и, будь А человеком, служил бы ему тенью. Говоря о сторонах света, следует их перечислить: у света был верх, были три стороны на которые А опирался и еще одна воображаемая сторона, на которую он все равно всегда ориентировался, просто так, на всякий случай.
А начало расти, красуясь и танцуя перед собой. А дальше случилось то, о чем во всех земных летописях содержатся двоякие толкования из-за причин, которые будут указаны в дальнейшем. Доподлинно не узнаем о том Событии и мы, однако одни говорят, будто А испугалось одного из своих отражений в отдаленном уголке самого себя, другие говорят, что оно потерялось в бесконечном разрастании, третьи говорят, что его озадачил вопрос: "Кто А такое? Откуда А взялось?".
Что бы там не произошло, но именно так появилось Королевство Разбитых Зеркал. А привыкло думать о его возникновении, как о некоем Событии, которое случилось однажды, хотя А постоянно мучала догадка, будто это королевство уже существовало ранее и может быть даже не один раз и что А тоже уже не в первый раз появляется на свет вот таким: чистым, звонким, звучащим, врезаясь на полном ходу в собственную зеркальную поверхность, дробя, разметывая в стороны ворох зеркальных перьев. Тут А первый раз переклинило на Птицу, но нам придется на секунду притормозить и все-таки раскрутить догадку А, относительно его природы. Где-то, к каком-то из своих отражений А получило знание о том, что весь цикл бытия уже происходил много раз и что оно А - имеет к нему самое посредственное отношение, будучи всего лишь первой буквой, условной точкой отсчета, местом, с которого можно начать рассказ, что у него просто на лбу было написано: "А - первое, единственное и уникальное, "Начало" здесь, эгегей!". Будто бы в действительности А никуда не возносилось и никуда не падало: просто возникло из конца предыдущего цикла, который является и всеми последующими и, собственно, тем единственным, который есть. Почему-то встроенного счетчика в цикле не было предусмотрено или он давно сломался из-за неспособности вычислить конечное число повторений всей этой катавасии. Из-за отсутствия счетчика, А не могло проверить эту информацию и это его раздражало.
Что сказать о самом Королевстве Разбитых Зеркал? Дело в том, что А полностью устраивали его прямые, ясные и четкие отражения, которые вертелись одновременно с ним, повинуясь желанию расширять зеркальный лабиринт. Но после того, что А привыкло называть про себя "Событием", ближайшее отражение разбилось и это повлекло за собой коллапс как-минимум нескольких бессчётных количеств зеркальных вселенных. В разбитых осколках отражения принимали совсем уж странные формы, двигались они несинхронно движениям А и вскоре ему стало от этого мельтешения плохо. А пыталось бороться, но ничего не могло поделать с отражениями, потому что вся его борьба тут же искривлялась сонмом разбитых зеркал, в то время, как кое-где оно отражалось правильно.
А некоторое время оправлялось от шока, а потом решило попробовать починить хотя бы одно отражение и посмотреть как дело пойдет дальше: может быть удастся починить все. Тут А пришлось изобрести время, чтобы измерять задержку, необходимую для приведения отражения (1 шт.) в вид угодный А (ГОСТ-А-1)... и в первом же своем отражении А увязло, а время так и осталось торчать прямой стрелой, но теперь оно было бесконечно и бесполезно, потому что имело какой-то смысл лишь в глобальной картине.
А долго и бесплодно билось и поняло, что лишь заняв неудобную позицию, похожую на рисунок из йогических книг, оно сможет привести это конкретное отражение к такому виду, чтобы оно стало соответствовать представлениям А о порядке вещей во вселенной. При этом А будет жутко неудобно и неприятно. Однако, А уже настолько увлеклось сражением с разбитым зеркалом, что даже такая угроза его не остановила. Мелодия, тон, тембр А изменились, желая подстроится под отражение, и А стало всячески пытаться сложится в нужную фигуру.
Это сверхусилие изменило миропорядок в очередной раз и А разделился. Появилось Двое.
Птица, о чьих перьях уже думало А, и Ящер.
Птица родилась из света и небес, птица была страстной, пылкой и летела куда хотела. Птица звенела перьями и реяла стремительными движениями в вышине.
Ящер своими могучими костями пророс из земли и камней, по своей натуре он был охранителем, твердым и надежным защитником.
Можно было бы долго живописать их превосходные качества, но тут я должен предупредить читателя об одном факте. У Ящера был свой язык, а у Птицы свой. И хотя слова в нем были одинаковыми, означали они совершенно разные вещи. Например, предложение о Птице выше в тексте написано на птичьем языке, а предложение о Ящере на ящерином. Если Ящер говорил о Птице, то звучало это так:
"Она безответственная, сумасбродная, безумная, готовая ради минутного импульса упасть на камни и разбиться насмерть, вместе со всем миром"
Если Птица говорила о Ящере, звучало это так:
"Тиран, деспот и самодур, мучитель, готовый окаменеть и остаться без движения навсегда, мешая жить всему теплому, радостному и страстному на этой земле"
Так с уровня языка началась вечная война Ящера и Птицы. Языки, как вы поняли, отличались тем, что на языке Ящера о Птице можно было говорить лишь осуждающие и порочащие вещи, в то время, как на языке Птицы само слово "Ящер" значило что-то низменное, презренное и отвратительное. Так что, если в дальнейшем будут следовать какие-то описания этих двоих, следует иметь ввиду, что до сих пор существуют лишь два этих языка, которые к тому же, в человеческой речи смешались в один. Потому уже давно никто не может отличить правду ото лжи, ведь их просто нет в идеологическом каркасе птичьего и ящериного языков. Именно потому, на человеческом языке нельзя сказать какое именно Событие произошло с А - у Ящера и Птицы разные взгляды на этот счет. Сила языка Птицы была в том, что она описывала победу Птицы, как свершившийся факт, в то время, как логика ящериного языка прорастала глубоко из недр земли и, так называемого, здравого смысла.
Ящер и Птица возненавидели друг друга с первого мига существования. И надо сказать, войну начала именно Птица. Во всяком случае, так утверждал Ящер. Ведь именно она ринулась на него со своих небесных высот, полыхая синим светом, двигаясь пугающими и звенящими рывками, в одно мгновение из стороны в сторону, разрывала пространство и время крыльями. Удар Птицы был настолько силен, что тут же раздробил и вбил голову Ящера до самых его ребер, а Птица издала торжествующий, победный клич. Совершенно зря. Потому что Земля, с которой был связан Ящер, тут же направила свои соки в его тело через могучие ноги, и ребра Ящера начали расти, обволакивая и хватая опьяненную легкой победой Птицу. Та стала задыхаться и издала жалобный клич, на который Небо ответило, послав Птице всю свою силу. Так и вышло, что кости Ящера живой клеткой обхватили тело Птицы, давя ее, а та, в свою очередь, рвала плоть Ящера клювом и пыталась взлететь. Небо и Земля одаривали обеих бесконечной выносливостью для поединка, но никто не мог взять верх.
Так Двое не перестали быть Двумя, но стали одним. За бессчетное время сражения они образовали систему и стали целым организмом. Разверстая плоть Ящера боялась дать волю Птице, а Птица терзала Ящера, причиняя ему новую боль. Птица была так отчаянна, потому что на своем языке она думала: "Ящер решил, что лучше ему умереть и окаменеть, стать твердым и нерушимым, потерять все чувства, но не отдать победу мне!". А Ящер прорастал костяной тюрьмой для Птицы, думая: " Птица, должно быть, решила, что лучше ей погибнуть и унести меня вместе с собой, нежели отдать мне победу, ну нет, нельзя давать руль этой дуре, иначе нам обоим конец!". Ни один из них не доверял другому, они привыкли к друг другу, как к ноющей зубной боли и даже на мгновение боялись дать слабину, чтобы разнять страшные объятия.
Чем все это разрешилось? А ничем. Если вы помните, то этими двоими стало А, в попытке исправить собственное отражение. Когда его тембр изменился, А превратилось в нечто другое. В этом новом была буква "Я" от Ящера и тянущийся, отчаянный крик "Ааааа!", который издавала Птица, пытаясь взлететь, это звучало как "Йааааааа! Йааааааа!". Так А превратилось в Я.
Одна часть Бывшего А хотела все делать по своему, желала чтобы все подчинялось ее представлениям о правильном и неправильном. Попытки что-то изменить в разбитом зеркале приводили к боли, смешанной с жестким пониманием необходимости этой боли, для завершения цели. Последнее чувство стало второй половиной новообразованного Я.
Ящер пророс твердостью тел, необходимостью, тупым смирением и жаждой самосохранения. Ящер пророс домами, людьми в погонах, Ящер пророс плотью и костями. Ящер пророс долгом и ответственностью, страной, родными и близкими. Ящер пророс законами физики и законами общества. Внутренним миром, за который он считал Птицу, и внешним миром.
Птица вознеслась мечтой, Птица вознеслась сердцем, она вознеслась в сладкой песне, жгучей любви, поэтическом порыве, вознеслась в жизни и вере в то, что когда-нибудь она будет свободна. Птица вознеслась в вечной песне духа о том, что внутренний и внешний мир не существуют, будучи порождением этого самого духа, а оттого, если бить зеркала, то все и сразу.
Но был и третий. Иногда он рвал зубами Ящера, будто Шакал, а иногда отпускал издевательские комментарии по поводу Птицы, смеясь при этом, как Гиена.Его пинал то один, то другой и он не был достаточно силен сам по себе, так что кормился всем, что мог получить от драки Двоих, будучи по своей сути просто олицетворением одной из трех опорных сторон Света, о которых речь шла в начале этого текста.
Самое обидное заключалось в том, что все это было совершенно ненужным, ведь Ящер и Птица изначально были не Двумя, но единым в безраздельном А. Вот только и само А было лишь точкой, лишь условным первым шагом. А превратилось в Я, а там, где есть Я - хорошо не бывает никогда. Только в том случае, если забыть на несколько секунд про боль Ящера или тоску Птицу. Но Шакал (или Гиена) тут же кусает одного из них, не давая остановится танцу их безумных объятий.
Можно сказать, что Я нашло временный выход из сложившейся ситуации: оно разметило отражение на внешние и внутренние события, чтобы рассматривать их из человеческих глаз, как бы под большим увеличением, чтобы успевать исправлять все мелочи, но даже превратившись в миллиарды людей, Я не успевало исправлять всё. В то же время, само существование людей рождало новые проблемы и новые способы их решения. Это осложнялось еще и тем, что каждое новое отражение, новое человеческое "я" видело все прочие не как самого себя, а как нечто внешнее и чужое. Иногда - просто неправильное.
Может быть, А было бы радо отпустить всё и плюнуть на отражения, но Ящер крепко держит Птицу. Да и освободись А от себя самого, что его ждет? Очередной запрограммированный виток цикла с последующим тотальным саморастворением и возрождением в новой серии? Или А возвысится над всеми отражениями, отделится от них, уговорив себя, будто наделило их свободой выбора, хотя они лишь пляшут в Королевстве Разбитых Зеркал? Ящер советует бросить создавать отражения вообще. Птица хочет пройти через все отражения, пусть даже и самые ужасные, хочет испытать всё.
А постоянно мучает догадка, что всё это не последний в его существовании фрактал. Но и далеко не первый.