Он не помнил когда ЭТО началось... Возможно несколько недель назад, но это вполне могли быть и долгие годы, хотя в последнее время Он склонялся к мысли, что ЭТО никогда не начиналось и уже никогда не закончиться. Что же послужило отправной точкой? Да, не было ее, попросту не было! В данном случае субъективизм - лучший инструмент для измерения неизбежности. Тысячи незримых нитей, которые представляли паутину Его жизни, начали путаться и сплетаться между собой, образуя тугой ком однородной массы. Иногда постепенно, а иногда мгновенно, но нити обрывались. Они не причиняли неудобств, пока в один прекрасный день не начали мешать ходить и дышать, собравшись в некий гордиев узел, который можно лишь разрубить, но не распутать. Во только, Ему в тот момент было уже все равно.
***
-Зачитывается дело номер.... обвиняемый....состав преступления...
***
-...самое худшее, знаешь ли, не когда у тебя все по жизни из рук валиться или очередная любовь не клеиться, а когда ты начинаешь терять... интерес? Нет скорее... суть происходящего. Не то, чтобы ты не успевал следить за ней, скорее ты просто перестаешь понимать ЗАЧЕМ это нужно. Тогда у тебя остаются две дороги: на кладбище или в святые.
-Ну, прямо таки! Депрессия - болезнь ХХI века, знаешь ли, и тетушка апатия иже с ней.
-Апатия, депрессия... Это только комнаты в доме, где живет твой разум. Да, иногда они опасны для тебя и окружающих, но различие в том, что пребывание в них ты пережить сможешь. Сможешь пережить и остаться, если и не прежнем, то по-крайней мере человеком. А вот когда твоему внутреннему квартиранту надоедает томиться на этом островке обыденности и притворяться, что все прекрасно, вот тогда ты и теряешь нить жизни...
-Это что-то вроде нити судьбы, из которой вяжут себе носки три слепые, старые дурищи? Как бишь их там...
-Можно конечно и так сказать, но это не совсем точно. А вернее: совсем не точно. Это темная ночь души, если хочешь. Но она может затянуться навсегда. То есть, это когда черные и белые полосы на спине зебры совсем закончились: останется только ее толстая жопа. Черная. Когда ты теряешь нить, когда твое существо рвется на волю, из четырех стен, но не находит двери. Некоторые могут выводить его на прогулки без вреда для себя. Некоторые выпускают его и становятся гениями, сверх людям... или безумными. А некоторые изо дня в день пинают его, запрещая, запрещая, запрещая и тогда, однажды, внутренний человек становиться внутренним зверем и рушит свой дом, все равно вырываясь на свободу, но с огромными потерями, как для себя, так и для окружающих.
-Ты хочешь сказать, что единственный способ - отпустить его?
-Нет, далеко не всегда, ты просто невнимательно слушал. Нужно лишь не допускать ситуации, когда... нет, не когда тебе становится безразличной жизнь. Когда ТЫ становишься безразличным ЕЙ.
***
-Прошу принять во внимание особую жестокость с которой...
***
Так много тоненьких ниточек. Все было так неплохо, с виду. На учебе все было более-менее в порядке, в наличии имелись веселые друзья, любимая девушка и даже не одна, хотя не совсем понятно стоит ли в этом случае говорить о любви... И с деньгами особых проблем никогда не было. Порядочный молодой человек. Ни хуже и не лучше других, лишь с одним маленьким изъяном, маленькой червоточинкой. Если подумать, то эта трещина есть в каждом человеке, но обычно мы находим, чем ее заткнуть. А вот Он как-то совершенно незаметно пересек ту грань, которую не стоит пересекать, потому что после того, как переступишь ее там, позади не остается ничего. Когда же это началось? Кто знает где она - эта грань... Лучший способ - не приближаться к ней, не думать о ней, ведь в конечном итоге она здесь: в голове. Ее не ампутируешь в случае заражения.
***
-Слово предоставляется защите.
-Спасибо Ваша честь, я хотел бы отметить...
***
Скорее всего все эти долгие годы нечто собиралось внутри Него. Он не заметил, когда краски начали тускнеть и исчезать, но в один день Он проснулся и осознал это со всей ясностью, на которую был способен. Конечно, он пытался делать вид, что ничего не происходит, некоторое время ему удавалось заглушать свои чувства, а точнее их отсутствие, шумной гульбой в веселой компании, но и это прошло. Екклесиаст, в конечном итоге, оказался прав: всё проходит. Он еще пытался смеяться, но Его смех был настолько фальшивым, что вскоре Он предпочел молчание. Старался показать свое расположение, но это кончалось неудачами - врать себе, конечно, можно, но для этого нужно хотя бы частично не отдавать себе отчет в происходящем. А Он понимал все. Он старался, но было поздно. Это настигло Его.
***
-Также хотелось бы отметить стрессовость ситуации... состояние аффекта... самооборона...
-До такой степени?! Смешно!
***
Он помнил тот день со всей ясностью. Он устал. Страшно. Безумно. Устал от серых лиц вокруг. Когда-то они были разноцветными, но то была лишь очередная ложь. Цветов нет, и не может быть, как бы он не мечтал увидеть яркие краски снова... Снова? Ложь! Всё это ложь, лишь попытка обмануть себя. Лишь способ мыслить так, чтобы не натыкаться на дыры в радужной картинке, нарисованной на старом холсте, за которой вовсе и не волшебная дверь, а зияющая бездна. Серые стены каменного мешка давили на и так уже порядком подавленное сознание, которое в свою очередь давило на подсознание... или наоборот? Он не знал. Но и та и другая из этих двух сволочей не давали Ему забыть. Ни на секунду. Не серые дни. Не серые годы. Серое бытие. Серое отбывание. Серые дни Он бы перенес. Но серые ночи были выше Его сил.
Почему?! Почему я один вижу? И почему я один не вижу?
***
-Пригласим свидетелей ...
***
Зачем они оставили меня? Что Я сделал не так?! Я старался, Я пытался снова и снова, но каждый раз разбивался о свое бессилие... Что же сделать, чтобы они вернулись?! Радуга. Серая радуга, после серого дождя... Ненавижу. Нет сил...
***
Поздняя осень, вечно переходящая в вечную зиму, но не способная дотянуться до нее. Вечер.
Начинал вяло накрапывать серый дождь, а холодный, серый ветер немилосердно хлестал Его по лицу, когда Он вышел из серого автобуса и, не глядя на серые лица людей вокруг, зашагал по серой улице, освещенной неярким серым светом. Он не думал ни о чем. Не мог. Мысли были под стать окружающему миру. Или это они делали его таким? Нет, предположить подобное было бы просто смешным: стоило лишь оглянуться и все становилось ясно. Безнадежно ясно. Серый зев подворотни поглотил Его, приглушил уличный шум, сомкнувшись вокруг серым маревом. Еще несколько сотен шагов по серому асфальту, на котором он помнил каждую трещинку, каждую канавку еще с детства, и он выйдет к своему дому. Серому дому.
Но вот, что-то блеснуло в свете фонаря. Он медленно приподнял голову и увидел лицо парня, своего ровесника, тот очевидно был подвыпивший, если судить по тому, как дрожал нож в выставленной вперед руке. Сзади стояло еще двое ребят помладше, серых, как и все вокруг.
Как же болит голова...
Парень что-то резко выкрикнул, но... Он не услышал НИЧЕГО. Все звуки поглотил один сплошной гул. Серая стена шума, разрастающаяся с каждой минутой, она отсекла Его от окружающего мира, заставила забыться, растеряться. Он молчал и лишь беспомощно вертел головой из стороны в сторону. Парень с ножом толкнул Его свободной рукой и помахал своей железкой у Его лица, а двое приятелей захихикали, отпуская, судя по всему, издевательские комментарии. Шум был нестерпимым. Он поднял руки перед собой, пытаясь показать... что? Да ничего. Это был просто какой-то из тех умиротворяющих жестов, призванных сказать: "я ничего вам не сделал и не сделаю, не трогайте меня, пожалуйста...". Ему не было дела до этих людей и Он не понимал какое дело может быть у них к Нему. В следующее мгновение он получил толчок такой силы, что полетел на землю и уселся, беспомощно хлопая глазами и закрыв уши руками, что вызвало у компании из подворотни приступ всеобщего хохота.
И тут на Него накатило. Сначала это была жалость к себе, несчастному, уставшему, лишившемуся всего, что у него было: подлинной жизни, любви, смысла, смеха... Он убрал руки от головы и удивленно уставился на них, как будто видел в первый раз. Потом, впервые за последние дни, недели, годы, вечность, он почувствовал, как внутри что-то просыпается, поднимается и с удивлением рассматривает окружающую серость. Хулиганы продолжали ржать, когда Он начал подниматься, и некоторое время после того, как Он резким, быстрым движением снизу-вверх ударил парня с ножом в челюсть. Тот зашатался, выронил нож из руки и сел на землю, держась за поврежденное лицо. Тогда Он добавил обидчику коленом в нос. Улыбочки сползли с лиц малолетних хулиганов, которое все еще стояли позади своего главаря. Один из них сделал шаг вперед, крикнув при этом что-то явно нецензурное, размахнулся... Но Он не заметил этого. Он смотрел на тоненькую струйку крови, что вытекала из-под ладоней схватившегося за физиономию и что-то вопящего парня. Самое время бежать, но Он не бежал.
Кровь была красной. Нет! Куда там! Она была насыщенной, она была НАСТОЯЩЕЙ, она была переполнена цветом, она была прекрасной... Она притягивала, пленяла, манила, говорила с Ним... и через пару секунд она стала серой, как и все остальное. Красота умирает быстро. Цвет умирает быстро. И Он понял, что больше не может.
Видимо на Его лице это каким-то совсем уж особым образом отразилось, потому, что ринувшийся к нему подросток на самом излете движения отпрянул назад, испуганно таращась. Третий из их компании уже несся куда-то в глубину подворотни, а Он... Он быстро подскочил к предпринимающему попытки встать заводиле и изо всех сил врезал ему по лицу своим "брэйкфри"... И снова мир изменился, исказился, потек - само время замедлило ход. Он зачарованно наблюдал, как плавно, с непередаваемым изяществом, непостижимой человеческому уму грацией, капли крови летят, застывают на мгновение в воздухе и падают на асфальт, становясь серыми. Когда Он вновь посмотрел на того паренька, что остался помочь другу, тот уже пришел в себя и его кулак несся к Его лицу, только... как-то слишком уж медленно. Он просто шагнул в сторону, перехватил руку нападавшего и дернул так, что тот полетел на землю, покатился по асфальту, ударился головой и скорчился, держась за разбитый затылок.
Он больше не замечал шума в голове, пелена как бы разорвалась, обнажая под собой что-то новое, неизвестное, пугающее и притягательное одновременно.
Главарь неудачливой банды малолетних все еще шевелился, пытаясь подняться из лужи крови, которая образовалась вокруг, но рука соскользнула и он снова упал, а Он зачарованно глядя на это невообразимо прекрасное действо присел рядом на корточки, склонил голову набок и провел пальцем по кровавой луже, после чего... облизал палец. Последняя Его полусознательная мысль была: "Да, вот так и становятся вампирами", а потом было кровавое месиво, удары ногами, руками, последние стоны и вскрики умирающего и море цветной, изумительной, великолепной красной жидкости, которая была уже повсюду... везде...
Когда Он поднялся и повернулся ко второму парню, который по глупости оказался смелее и немного благороднее своего товарища, попытавшись помочь другу, тот уже не корчился на земле, а замер, опираясь на один локоть, застыв на середине движения. Паренек округлившимися, неверящими, полными ужаса глазами смотрел на то, что осталось от его товарища, после чего медленно перевел взгляд на Него. В глазах его, полных страха, отчаяния и мольбы лишь на долю секунды блеснула искорка надежды, но она тут же угасла, когда Он улыбнулся ему улыбкой полной... восхищения? Огня? Страсти? Крик загнанного животного, срывающийся на всхлип, разорвал ночь на клочки, но Он ничего не слышал. Он неспешно двинулся к парализованной ужасом, раненой и такой беспомощной жертве...
***
-Убил сволочь! Сволочь! Убил дитятко мое! Как же...
***
Он даже не пробовал скрыться или убежать. Тем же вечером Его нашли сидящим на бровке у двух изуродованных трупов в лужи крови, на которую Он заворожено смотрел, не отводя взгляда и, кажется, совсем не моргая.
***
-Так значит так это и случается? А Он осознает, что творит?
-О да, конечно, без этого все потеряло бы смысл. Пока этот смысл еще не оформился, но скоро Он перекует свой дом на внутренний панцирь, после чего станет недоступен всему и вся в этом мире, наедине со своей сутью.
- А если бы Он отпустил его? Что тогда?
-Об этом можно только гадать, но судя по тому насколько Он мечтал видеть вокруг красоту и цвет, Он стал бы художником... или писателем, возможно, на худой конец, поэтом.
-Да уж, настоящему брату-скальду нынче туго... Я правильно понимаю, что мы не сможем помочь Ему или забрать к себе?
-Нет, уже нет. В данном случае это конец.
-Снова ждать?
-А как иначе?
***
-Суд постановляет... виновным по всем пунктам... высшая мера наказания... вменяемость подсудимого... заменить на заключение в лечебном заведении, до выяснения... лечение...суд понимает и также постановляет...
***
И что им всем от меня нужно? Они все такие одинаковые, такие глупые, такие серые... я не могу их даже различить. Мне нечего им сказать и мне не о чем сожалеть, потому что то, что так прекрасно и мимолетно, как вспышка молнии, как бабочка-однодневка, как догорающая свеча, как горный обвал и как спокойствие озерной глади не заслуживает сожаления. Оно так восхитительно, что оскорбить его подобным образом просто невозможно. Я думал, что Бога нет, раз все вокруг такое серое, но оказалось, что это нет так. Он действительно существует и всё то, что происходило на полях сражений, в застенках темниц, во время природных катастроф и катастроф, что учиняли люди... Все это не контраргумент в примитивном теологическом споре - это прямое доказательство бытия Бога. И теперь Я понимаю его. Нет, не так: теперь я понимаю Его. Об этом нельзя сожалеть, можно лишь повторять. Еще и еще. Они должны быть счастливы, что я могу рассмотреть их внутреннюю, настоящую красоту и позволить ей выплеснуться в этот скучный, серый мир прекрасной, пьянящей волной, залить его цветом и красками, наполнить этот иссушенный труп лимфой, заставить его плясать хоть на минутку, хоть на минутку сделать его живим! В такие моменты, и я знаю это совершенно определенно: я люблю его, люблю этот мир, люблю людей в нем, люблю его краски и огни, люблю его пульсирующие потоки, что благодатным дождем изливаются вокруг, люблю его гармонию, его умиротворенность, его неповторимость... Я люблю!