Ростом он был - метр с кепкой, а усищи пушистые, длинные, закрученные вверх. Отсюда и прозвище - "Вася с усами". Утверждать, что все это произошло из-за него, я не могу, потому что в морском протесте наш капитан о нем не упомянул ни слова, и все-таки в экипаже все были уверены - во всем виноват "Вася с усами".
А дело было так. Неустанные поиски истины, той, что в вине, и вспыльчивый характер вели меня из одной конторы в другую, пока у меня не остался единственный путь - в БРХФ, в простонародье - "Контора Разных Фокусов", больше меня уже никуда не брали. Таких как я, туда принимали охотно - надбавок нет, заведомый "штрафник", можно в "прогарные" рейсы посылать - и не пикнет.
Инспектор в кадрах спрашивает:
- Ну что, Кутузов, жить есть где?
- Не, я у корешей на пароходе кантуюсь. И не Кутузов я, а Кузьмин.
- Ну, тогда вот тебе, Михаил Илларионович Кузьмин, на "Ханку" направление, распишись, и чтобы через полчаса был на судне. Выход в рейс через два дня.
У мужиков в коридоре спрашиваю - что за лайба такая - "Ханка"? Те смеются, это месть, говорят, немецкого народа за нашу победу в войне. Они нам их настроили в счет репараций, ну а морякам маяться. Прихожу на судно - старый лапоть, каютка- четырехместка крохотная, умывальника нет, в остальном все как обычно. Ничего особенного, при чем тут месть?
Вышли в рейс и сразу встали в районе Оссоры на приемку красной рыбы. Всех загнали в завод, на вахте только капитан с чифом на мостике и дед со вторым механиком в машине. Разделочный цех крохотный, не повернешься, построен на палубе, в цеху сплошные дыры, отовсюду сквозняки свищут. Двенадцать через двенадцать часов пашем, "день-ночь, сутки прочь".
Через неделю спрашиваю: как насчет бани? Какая баня, говорят, на судне опреснителя нет, придет танкер с водой, тогда и помоемся. А когда придет? Только плечами пожимают. Ладно, говорю, черт с ней, с баней, главное - чтобы пай рос. Про пай, говорят, тоже забудь, считай за так работаешь, парень! На "немце" рыбомучной установки нет, поэтому отходы морозить приходится, они как раз полтрюма по объему занимают, а по цене - одна десятая от рыбы.
Вот это я влип. А что делать? Отработали путину, на пай хрен рублей, фиг копеек. Не пора ли в Питер пивка попить на заработанные, интересуюсь у боцмана?
- Рано еще в Питер, сначала в рогатый рейс сходим.
- А это что еще за беда?
Тут боцман объясняет, что судно пойдет в бухту Натальи на забой оленей, туши морозить, заодно шкуры и рога оленьи на палубе собирать. Вот тогда и началась эта история.
Встали мы на рейд поселка Пахачи, чтобы взять снабжение для забойщиков. Подходит к борту самоходный плашкоут типа "Зиганшина", и на нем меня и еще двоих матросов старпом отправляет на берег помочь в погрузке. Заходим в устья речки и по лиману полчаса до поселка шлепаем на барже.
А по берегам - как на Аляске после золотой лихорадки - сплошь развалины бараков, цехов, какие-то покосившиеся конструкции, цистерны, выброшенные на берег полусгнившие суда, обвалившиеся причалы, все это завалено тысячами пустых ржавых бочек и уже заросло полынью и кустарником.
Унылый, одним словом, пейзаж. Старикан-шкипер нам орет, чтобы рев двигателя перекричать:
- Раньше здесь целый город был, олюторскую сельдь солили, вербованные со всей страны ехали на заработки. Власти советской тут не было, пьянки, драки, поножовщина каждый день! Как на диком западе. Селедку кошельком ловили, рыбаки на сдачу придут - и по баракам, к сезонницам . Два экипажа встретятся - и давай метелиться друг с другом. Весело было! Не то, что сейчас - селедку угробили, заводы закрыли, сезонницы разъехались.
Подошли к Пахачам, ошвартовались у причальчика. Двухэтажные домишки, пара облезлых магазинчиков, водки нет - летом сухой закон. Тоска, одним словом, как тут люди живут? Подходим к какому-то складу, там бичи грузят бортовой ЗИЛ-157, прозванный в народе "колун".
Бичи оказались не местные, а из Питера. С судов за пьянки их списали на берег. Про таких вот и сочинили: "Маленькие бичики поехали в Тиличики, а большие бичи - в Пахачи". Чтоб с голода не сдохнуть, они нанялись в разнорабочие на забой в Наталью. Укладывают ящики с водкой и коньяком в кузов и измученными жаждой губами шлепают.
Но рядом тетка стоит, не дремлет - сопровождающая груза. Всего закидали двадцать ящиков водки и десять коньяка. У раздельщиков оленей есть норма, как фронтовой паек - полбутылки водки на каждого в день, или четверть коньяка, стресс снимать. Там я "Васю с усами" впервые и увидел, он у бичей за старшего был.
Закончили грузовые дела, машина на причал покатила на баржу въезжать, а мы за угол зашли, ворованную бутылку водки оглушили и тоже к причалу потопали. Помогли машину раскрепить, чтобы по палубе не ездила, отшвартовались и тут "Вася с усами" заорал шкиперу:
- Эй, поворачивай, я на берегу сумку с документами забыл!
Мы все на "Васю с усами" орем, мол, примета плохая возвращаться, а он:
- Плевать я на ваши приметы хотел, у меня там корки матроса и паспорт, а без паспорта можно сразу за борт прыгать, ни на работу устроиться, ни зарплату получить!
Пришлось возвращаться. Сумку он нашел там, где мы водку за углом пили. Так что, ясно море, "Вася с усами" во всем и виноват. Опять отошли от причала, на этот раз дошли до "Ханки", встали под борт, вылезли на палубу по шторм-трапу. Капитан, как положено, встретил сопровождающую, спросил, что за груз и предложил все снабжение с баржи на судно поднять. Та слегка помялась, но, увидев заблестевшие глаза экипажа, отказалась.
К вечеру под дружные матерные крики боцмана и старпома буксирная линия была вооружена и мы снялись из Пахачей и пошли на север, в бухту Наталья. К ночи погода засвежела, волнение около четырех-пяти баллов. "Ханка" идет средним ходом, сзади баржа без экипажа на буксире тащится, вроде все нормально, ложимся спать.
Разбудил нас грохот открываемой двери и рев боцмана:
- Палубная команда, срочно на корму, баржа перевернулась!
Открываю глаза - уже светло, смотрю на часы - шесть утра. По-хорошему еще спать полтора часа.
- Слушай, Пашка,- приятелю говорю:
- А зачем нам вообще вставать? Баржа перевернута, машина с водкой утонула, мы-то там что сделаем?
Так и решили. Перевернулись на другой бок и опять спать. Минут через десять в каюту влетел "дракон". Из его глотки вырывались языки пламени и клубы дыма. Пришлось нам одеваться и плестись на корму.
На корме собрались все свободные от вахты. Утро было солнечное и тихое. Изумрудное море до горизонта было без единой морщинки В десятке метров от борта замерла баржа, задрав к небу свое красное засуриченное днище, по которому задумчиво бродили чайки.
Припав к фальшборту, шумно рыдала сопровождающая груза. Она оплакивала канувший на дно подотчетный товар так, как не оплакивала бы и смерть своего мужа. Там же в тоске бродил "Вася с усами". Он оставил сумку с документами в кабине грузовика.
Но "Вася с усами" не думал о себе, он был не такой. Неуверенно ступая, как человек, переживший катастрофу, он подошел к нам и сказал:
- Двадцать ящиков водки! Десять ящиков коньку! На дно! Эх!