Годов Александр : другие произведения.

Крошатся звезды в темной ночи

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Солнце стоит в зените, очевидно, задавшись целью спалить меня. Ультрафиолетовые лучи, конечно, опасны для моей кожи, но пересиливать голод я больше не могу. Стойкие ароматы гниющих продуктов щекочут ноздри. Ветер приятно ласкает лицо. В животе что-то переворачивается, к горлу подступает тошнота. Я быстрее расчищаю мусорную кучу. Неделю я пытаюсь обойтись без "еды", но кожа начинает сползать и пахнуть гнилью. За моей спиной что-то хрустит. Я оборачиваюсь. Вряд ли такие как я сейчас тоже ищут себе поесть. Скорее всего чайка села... или "архаровцы".


Крошатся звезды в темной ночи

  
   1.
   Солнце стоит в зените, очевидно, задавшись целью спалить меня. Ультрафиолетовые лучи, конечно, опасны для моей кожи, но пересиливать голод я больше не могу.
   Стойкие ароматы гниющих продуктов щекочут ноздри. Ветер приятно ласкает лицо.
   В животе что-то переворачивается, к горлу подступает тошнота. Я быстрее расчищаю мусорную кучу.
   Неделю я пытаюсь обойтись без "еды", но кожа начинает сползать и пахнуть гнилью.
   За моей спиной что-то хрустит. Я оборачиваюсь. Вряд ли такие как я сейчас тоже ищут себе поесть. Скорее всего чайка села... или "архаровцы".
   "Нет, не "архаровцы", - нашептывает внутренний голос. - Солнечный свет и запах помойки отпугивает этих тварей. Это наверняка чайка".
   Или не чайка?
   Я иду в сторону, откуда услышал шум, потом останавливаюсь, внимательно слушаю.
   Тишина. Лишь на грани слышимости играет граммофон бесконечную "Темную ночь".
   Смеюсь собственной пугливости.
   В глаза бросается кукла, лежащая на протоптанной дорожке.
   Я смотрю на игрушку, смотрю на игрушку, смотрю на игрушку. Господи, мне надо поесть.
   ***
   Маленький язычок пламени лижет красивую ногу куклы. Я жадно сглатываю, ожидая, когда же появятся первые живительные капельки пластика.
   Кукла мне нравится. Было у моей жены хобби покупать таких же Барби и Кенов... Может быть, она пыталась вернуть детство. Не знаю.
   Нога куклы начинает плавиться, я подставляю язык под слабую струю капающего пластика.
   Я думаю: какое блаженство.
   Я пытаюсь что-то сказать, но вырывается лишь слабый хрип. А после зажмуриваюсь, позволяя впитаться пластмассе в мой язык. Становится немного больно, но больше - приятно.
   Я знаю, как это странно выглядит - есть кукол. Но у меня нет выбора. Нет кукол - нет кожи. Я пробовал есть нормальную пищу. Человеческую пищу. В магазинах еще остались продукты: банки тушенки, сгущенки и прочего. Но я больше не могу заглатывать. Забыл. Дурак, наверное.
   Мне нужны лишь куклы. Нужны, чтобы кожа перестала сползать и плохо пахнуть. И нужны не только мне одному. Поэтому на кукол устроена настоящая охота.
   Тяжесть в животе проходит. Я кидаю Барби в сумку. И бреду к дому.
  
   2.
   Я слежу.
   "Архаровец" садится на корточки, ставит граммофон на потрескавшийся асфальт. Со спины эта тварь может показаться человеком. Одежда безупречно чиста и пахнет абрикосовыми духами (если подойти к чудовищу поближе, то запах парфюма сменится запахом гнили). Все пальцы чудовища покрыты черными волосками, и даже на ладонях есть поросль. Но если посмотреть в лицо...
   "Верю в тебя, дорогую подругу мою", - раздается из граммофона.
   Тоже одна из особенностей: "архаровцы" слушают только "Темную ночь" или "Случайный вальс" в исполнении Утесова.
   Монстр встает и поворачивается в мою сторону. Я прячусь в своем подъезде.
   Увидел или не увидел?
   Уйти домой или нет?
   Лучше уйти.
   - Смерть не страшна, с ней мы не раз встречались... - играет мне в след.
  
   3.
   Свеча на полке ярко вспыхивает, и пульсирующее пламя становится белым и плотным. Я кидаю пакет с куклой на пол, сажусь на кучу тряпья.
   Я дома. Можно расслабиться. Сегодня больше не выйду на улицу.
   На грани слышимости играет граммофон. "Архаровцы" кого-то ищут. Может, меня. Но только они не догадаются, где я прячусь.
   Я окидываю взглядом свое убежище. окидываю взглядом свое убежище.прячусь. Двухметровый потолок; четыре полки, из-за которых очень тесно; куча мусора в углу.
   Кладовка в одной из сотен квартир.
   Правильный выбор.
   Оригинальный выбор.
   Страх вновь начинает поглощать меня. Можно вытеснить его из сознания, но это не значит, что страх уйдет.
   Дрожу. Мне страшно. Без причины, но до одури страшно.
   Я стискиваю зубы, пытаюсь вспомнить свое прошлое, чтобы хоть немного успокоитьсядыием поедать кукол. желанием поедать куколмое. д глазами.сом. . Обрывки памяти остались где-то глубоко во мне...
   ...Глаза и лицо. Лицо жены. Очень красивое. Ослепительно прекрасное, - и такие блестящие в ночи глаза. Я обнимаю свою звездочку - так я называю жену! - и говорю:
   - Я так боюсь тебя потерять.
   - Не потеряешь, если сам не захочешь, - отвечает она.
   Я пытаюсь вытащить это из памяти, сделать эти воспоминания как можно ярче...
   ...теплые касания ее рук и ласковый голос, шепчущий мне в ухо нежности. Я сильнее прижимаю жену к груди. Впитываю в себя запах ее волос. Запах шампуня и масел. Закрываю от удовольствия глаза. Хочу, чтобы время остановилось...
   По телу пробегает дрожь. Мне больно.
   Ненавижу! Ненавижу!!!
   Эта боль, с которой невозможно бороться.
   ...Бутират. Боль. Бутират. Боль. Бутират. Этот наркотик как-то связан с женой и дочерью. Но только вспомнить не удается. Я был наркоманом? Жена стала наркоманкой?
   Бутират.
   Боль.
   Не-на-ви-жу себя!!!
   За то, что не могу вспомнить.
   За то, что прячусь в кладовке.
   За то, что жру кукол.
   ...Жена сидит на нашей кухоньке. Выпрямившись, сложив руки на коленях, словно прилежная школьница. Одежда порвана, по лицу растеклась тушь.
   - Зая, не волнуйся. Все будет хорошо, - говорит она надтреснутым голосом.
   А в моей груди густой волной расходится боль. Я хмурюсь и не хочу смотреть ей в глаза.
   Я пытаюсь снова почувствовать все это - только вместо этого из памяти выскакивают другие кусочки.
   ...Лето. Пляж. Я и дочь загораем. Жены нет. С ней связаны только бутират и неутихающая от времени боль.
   Я смотрю, как дочь пытается лопаткой поймать муравья.
   - Юляша, я схожу искупаюсь, - говорю я.
   Дочка кивает, по-прежнему с усердием ловит бедное насекомое.
   А потом я утонул. Вроде бы. Просто в груди будто взорвалась бомба.
   Раз!
   И я оказался здесь. С отваливающейся кожей, с горячим желанием поедать кукол.
   Я прислушиваюсь. Показалось, что за дверью что-то хрустнуло.
   Я знаю, что никого там нет. Конечно же нет!
   Сам запирал дверь от квартиры и дверь от кладовки. Услышал бы, если "архаровцы" или еще кто попытались бы влезть.
   Но глаза сами собой скашиваются к дверной ручке. Хочется развернуться боком, чтобы постоянно держать проем перед глазами.
   А еще лучше - держать дверь, крепко вцепившись в ручку. Здесь, в кладовке, светло, а там, в квартире, так темно.
   И в этой темноте...
   Дверь бешено затряслась.
  
   4.
   Дверь бешено трясется.
   Я ищу нож в куче мусора, но не могу его найти. Кожей ощущаю шершавый вязаный свитер, холодные и гладкие бутылки, мягкую бумагу с мельчайшими частичками пыли, колючие засушенные розы, склизкие, но приятные на ощупь кусочки тухлого мяса.
   Кожей ощущаю.
   Кожей, что умерла давным-давно. Кожей, что покрылась трупными пятнами и разлагается с каждым днем все сильнее и сильнее.
   Свет от свечей становится ярче. Я пытаюсь закричать, но из горла вырывается лишь сдавленный хрип. Я давно разучился говорить, но не жалею об этом. Зато могу думать. Могу.
   Закапываюсь в тряпье глубже. Нож. Я должен найти его.
   За спиной громыхает. Ощущаю, как что-то вцепляется в спину и вытаскивает меня из кладовки. Вытаскивает меня из моего дома. Я оборачиваюсь. Один из "архаровцев" вырвал дверь и смог схватить меня за футболку. Наверное, когда-то "архаровец" был человеком или таким же живым мертвецом, как я. Но сейчас он монстр: лицо обезображено шрамами, веки сшиты грубыми нитками, вместо рта - хоботок нелепого насекомого. И одежда... Она чистаомого. И одежда... Она грязна, она смердит трупами и абрикосовыми духами.
   Нет времени, чтобы найти нож. Нет времени, чтобы уклониться от "архаровца". Остается рвать кожу монстрам, чтобы сохранить свою. Свою мертвую кожу. Я широко улыбаюсь - кожа лопается и выступает кровь. Я чувствую, как стекают холодные капли по подбородку.
   Я хватаю стеклянную бутылку с кучи мусора и бью о голову "архаровца". Он оседает на пол, но руки сильнее сжимают мою футболку.
   Мы падаем, мы деремся. Я - за жизнь, он - за... не знаю. Мне все равно, какой приз получит чудовище, если убьет и сдерет с меня кожу. Наверное, вообще нельзя сказать, что "архаровцам" доставляет удовольствие охотиться на живых мертвецов. Я видел, как они вытаскивали из дома такого же бедолагу как я, кидали на тротуар, грубо и быстро сдирали кожу и разбредались кто куда.
   На нас падает тень: еще один "архаровец". Я вскакиваю и начинаю ногами бить лежащего монстра. Удары громко отдаются в кладовке.
   "А может, стоит сдаться? - говорит внутренний голос. - Ты и так очень долго борешься за жизнь. Разве стоит она того? Все равно ни сына, ни жену не вернуть".
   Нет. Если я и сдохну, то только от разложения. Мне случалось попадать и в более плохие и опасные ситуации.
   Я ныряю в кучу.
   Нож. Должен найти его.
   "Архаровец" вцепляется в мою ногу, и я сильно, как только могу, лягаю монстра босой ногой, целясь в кровавые шрамы на голове, но тварь не расцепляет руки.
   Я нащупываю нож. Мой кухонный, остро заточенный, но ничем не примечательный нож.
   Теперь у меня есть прекрасная возможность вынырнуть из мусора, перерезать горло лежащей твари, а потом накинуться на другую.
   "Ну, а если "архаровцев" нельзя убить?" - подленько нашептывает внутренний голос, но я отказываюсь ему верить. У меня все получиться, надо лишь сосредоточиться и напасть.
   Я кидаюсь на стоящего в проходе монстра. Мне не страшно. Разве что самую малость. Чуть-чуть. Я бью ножом по горлу монстра. Он пытается отойти, но я держу его за плащ. "Архаровец" хрипит. Я бью снова. Что-то хрустит, наверное, перебил гортань этой твари.
   Выбегаю из кладовки.
   Резкий холодный ветер бьет мне в лицо. Как бы говорит, чтобы я остановился и передохнул.
   Осторожно выглядываю в коридор. Никого не вижу. Но не становится легче. Мало того: я понимаю, что мне конец.
   Я в западне.
   Наверняка твари поджидают меня на лестничной площадке.
   Я сажусь на пол.
   Из улицы доносится песня "Темная ночь". Голос певца то усиливается, то ослабевает. Нельзя сказать точно, как далеко "архаровцы" оставили свой граммофон.
   - Темная ночь...
   Может быть, стоит выпрыгнуть из окна? Но ведь пятый этаж.
   - Только пули летят по степи...
   Я замечаю, что кожа на правой ладони порвана до самой кости. Из раны стекает, как варенье, кровь. Я думаю: как забавно. Если удастся выжить, то нужно найти иголку с нитками и зашить руку.
   - Только ветер гудит в проводах...
   Последний раз окидываю взглядом мое уже бывшее жилище. Стекла выбиты, обои за давностью лет потускнели, лишь с трудом можно разглядеть, что на них изображено (пальмы, белый песок, жгучее солнце). Линолеум грязен: валяются банки из-под лимонада, газеты, полиэтиленовые пакетики; ближе к окну можно разглядеть небольшую мутную лужу.
   - Тускло звезды мерцают...
   Хочется заплакать, но вот только слез больше нет. Я думаю: парадокс. Я могу ощущать боль, радость, злость, обиду, горе, но не получается плакать. Это несправедливо.
   Я поднимаюсь и иду в коридор. Наверное, будь у меня сердце, то оно бы сейчас билось с бешенной скоростью.
   Вот только не бьется оно.
   И мне не страшно. Лишь самую малость.
   Чуть-чуть.
   - В темную ночь ты, любимая, знаю, не спишь...
   Выхожу на лестничную площадку, но никого не вижу. Я смотрю на выбитую дверь своей квартиры - прощаюсь. Естественно, я больше не могу здесь оставаться.
   Сжимаю крепче рукоятку ножа.
   Следует долгое мгновение тишины: слышно, как завывает ветер, слышно, как шумит дождь, слышно, о чем поет граммофон. Затем раздается грохот, от которого вздрагивает пол. Из моей квартиры выбегает "архаровец".
   - И у детской кроватки тайком ты слезу утираешь...
   Тварь прыгает на меня, вцепляется руками в мою раненную ладонь и рвет кожу. Проходит целая вечность, века и эпохи, как мне кажется, пока я всаживаю нож в грудь "тимуровцу". Но тот как будто не чувствует боли и продолжает кромсать руку.
   Но мне не страшно. Практически.
   Лишь чуть-чуть.
   Я пытаюсь оттолкнуть тварь, но ничего не получается. В моей голове начинает гудеть, мысли вязнуть.
   Странно, но от истерзанной руки исходят волны тепла и легкости. Я с ужасом понимаю, что мне нравится, как "архаровец" сдирает кожу.
   Я хочу сказать, чтобы он прекратил.
   Я хочу вновь залезть в свою кладовку и вспоминать прошлую жизнь.
   Я хочу...
   Волны тепла сменились резкой болью. Тварь задрожала. В руках она держала мою кожу. Я посмотрел на раненную руку и обомлел. Кожи и мяса больше нет - лишь заляпанная давно остывшей кровью кость.
   Вот тут я пугаюсь. Страх съедает меня всего. Внизу живота что-то лопается и мне становится трудно моргать глазами.
   Хлоп-хлоп.
   Веки тяжелы, словно к ним прицепили гири.
   Наверное, стоит уже умереть и плюнуть на ту жизнь после смерти, что я веду. Хватит кукол. Хватит помоек. Может, я снова оживу в другом, лучшем мире. Где больше не буду чувствовать. Совсем ничего чувствовать. Еще лучше было бы, если сотрутся и воспоминания. Давно пора забыть дочь и жену. Их больше нет. В принципе, как и меня.
   Я тянусь к рукоятке ножа, что торчит из груди "архаровца", но сил нет. Боль не дает думать.
   С самого начала моя борьба против этих тварей была бесполезной. Убить "архаровца" можно, но их так много...
   И сколько я прожил в кладовке? Год? Месяц? День? Иногда мне кажется, что очень долго, а иногда - очень мало. Кажется, что время здесь течет иначе.
   Хочется есть. Прожаренное мясо с кровью, яичницу, поджаренную на сале, мандарины, апельсины, яблоки, рыбу... Вот только проблема появляется - я забыл, как сглатывать. Меня убьет нормальная еда. Я потеряю свою драгоценную кожу. Я потеряю человеческий вид.
   "Архаровец" хватает меня за щеку и тянет ее на себя. Я слышу, как трещит кожа. Боль сменяется радостью.
   Я хочу сказать монстру: не трогай мое лицо.
   Но не могу. Язык давно распух и еле вмещается во рту.
   Мне осталось чуть-чуть до смерти. Я не хочу больше прятаться и драться. Я знал, что все закончится именно так.
  
   5.
   Я вспомнил.
  
   У меня все в жизни хорошо. Даже отлично. Я работаю ночным ведущим на радио, получаю приличные деньги (в месяц около ста двадцати тысяч рублей), я женат на красивой и очень нежной девушке, у меня есть дочь.
   Лапушка-дочка.
   Принцесса-жена.
   Сказка-работа.
   Вранье. Жизнь пропитана гнилью, гниль пропитана жизнью. Если у тебя все хорошо - оглянись. Потому что радость всегда сменяется горечью.
   Я вспоминаю прогулку с женой под луной. Весна, парк. Слабо горят фонари. Я и она идем к машине после ночного киносеанса. У меня на душе хорошо-хорошо, легко-легко. Кажется, что за спиной растут крылья и если захотеть, то можно взлететь и добраться до самых колких точек-звезд. Я смотрю на жену и спрашиваю себя: "как такая красивая и нежная девушка выбрала меня?" Ее глаза ярко блестят в полумраке. Боже, как я ее люблю, как боюсь потерять.
   Вранье.
   Не верь в сказки.
   Не будь дураком.
   Я вспоминаю, как жена говорит о том, что у нас будет ребенок. Мальчик. Или девочка. Разницы, конечно, нет, но я больше мечтаю о девочке. Все эти бантики, белые гольфы, куколки... Я уверен, что девочки дарят родительскому сердцу больше теплых чувств, чем мальчики. Может быть, ошибаюсь, но мне так кажется.
   Я вспоминаю и умиляюсь собственной глупости.
   Я вспомнил все.
   Бутират.
   Жена моя не наркоманка, к сожалению. Все обстояло гораздо сложнее.
После того, как родилась Юля (девочка!), жена с подругами начала раз в две недели ходить в клубы, чтобы развеяться.
   Как я к этому относился? Хорошо. Мне казалось, что жене нужно иногда отдохнуть и от меня, и от вечно кричащей дочери. И я доверял супруге. Никаких измен.
   И ведь ее трахнули.
   В клубах много парней охочих до "одноразового" секса. И иногда они могут пойти на крайние меры, чтобы утянуть девушку в постель. Хвост держится пистолетом двадцать четыре часа в сутки, что поделать.
   Моей жене подлили бутират в коктейль. Я могу в деталях рассказать, как этот наркотик действует. Он бьет практически сразу. Тело перестает слушаться, мозг отключается. Вроде что-то соображаешь, но поделать ничего не можешь. И никакого кайфа не получаешь от бутирата. Ты как бы очень сильно напиваешься.
   И мою жену напоили этой гадостью три каких-то отморозка, потом посадили в машину и увезли на дачу, где долго-долго насиловали. А потом... отпустили.
   Я вспоминаю, как моя жена приходит домой (одежда порвана, тушь размазана по лицу) и с порога заявляет мне, что ее изнасиловали и что... ей это понравилось. Мол, она и раньше изменяла. Только боялась признаться. И больше она не может врать. Она уходит. Еще не нагулялась. Еще не пожила в свое удовольствие. Слишком рано вышла замуж. Ребенок ей не нужен. Никогда не любила меня. Хочет секса. Скупые фразы.
  
   - Кристина, не уходи, - говорю я.
   - Я уже все решила.
   - Мне так больно, но я все прощу.
   - Такое никогда не прощают, поверь мне, - говорит жена. - Ты такой хороший, нежный. Но ты слишком правильный и слишком женственный. А мне нужен мужик, понимаешь?
   Я киваю.
   Заставляю себя не плакать.
   6.
   "Архаровец" сдирает кожу.
   Я не могу пошевелиться.
   Я понимаю, что мне уже нечего терять. Ни жены, ни дочери. Ни любви, ни утешения.
   Тьма смыкается надо мной, как черная вода. Тьма, из которой не будет выхода. Боль будет бесконечной.
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"