Важно! Рассказы необходимо читать именно в том порядке, в каком они идут на странице.
Каерчин
/
Вороны видны даже сквозь плотную листву. Торчащие из земли корни дубов, боясь карканья, словно жмутся поближе к нам. Птица-смерть отделилась от стаи и села на тропу, всем видом показывая: дальше хода нет. В доказательство, она раскрыла клюв, и что-то вязкое и красное упало в пыль.
Мастер Каерчин остановился, вскинул руку. Блеснул золотой перстень на указательном пальце. Я встал в четырех шагах от учителя и его первого ученика Мотатета, как требует этикет. От вида пожелтевшей травы, гигантских камней и искореженных стволов дубов, замирает сердце. Я то и дело касаюсь посоха за спиной, пальцы скользят по знакомым деревянным шрамам-иероглифам.
Птица-смерть продолжает таращиться на нас, а её сородичи черным вихрем кружатся над укрытым старыми деревьями холмом.
Проведя ладонью по густой лощенной бороде, мастер Каерчин повернулся ко мне и Мотатету. Походный плащ, ворот которого украшен толстыми золотыми нитями в несколько рядов, не скрывает мускулистого телосложения учителя. Мастеру бы сражаться на арене против горных медведей, а не колдовать. Впрочем, братья меча должны поддерживать тело в превосходной форме, хотя я и видел расплывшихся от жира мастеров - те уже долгие годы не покидают залы консистория Золотых Посохов.
- Ну вот и пришли, - сказал Каерчин. Языком ворочает неохотно, жалеет как обычно слова. - Надо проверить.
Я поежился, бросил взор на Мотатета. Но разве рассмотришь что в его сияющих, как два солнца, глазах? Возвышается себе, точно гора, и молчит, точно деревенский дурачок. Татуировки, покрывающие всё тело, испускают ровное синее свечение.
- Надо проверить, - повторил учитель Каерчин, переводя взгляд с первого ученика на меня.
"Великий Баамон! Только бы послал Мотатета!" - подумал я. Воображение нарисовало открывающееся за массивными дубами поле на холме. Поле, усеянное мертвецами. Пустые стеклянные глаза пялятся на безоблачную синеву дня, раззявленные в немом крике рты ждут, когда черви или птицы доберутся до мякоти языка... Ох есть чем сегодня поживиться богине Смерти и черной стае ворон!
Местная деревенька отбилась от отряда зигирцев-хищников, но какой ценой? Выжила лишь жалкая кучка мужиков.
- Назас? Ты готов? - спросил учитель.
Я вздрогнул, уставился под ноги. В венах словно заструилась ледяная вода, желудок скрутило. Кажется, бешено бьющееся сердце в клетке ребер выдает меня с головой. Мысли, точно рой разъяренных пчел, мечутся и гудят. "Соврать?.. Нет, нельзя..."
- Мотатет, проверь, - приказал мастер Каерчин.
Кивнув, первый ученик направился вперед по вытоптанной траве, птица-смерть, преградившая путникам дорогу, недовольно каркнула и улетела. Вскоре Мотатет поднялся на холм и скрылся за дубами.
Началось томительное ожидание. Одновременно виня себя за трусость и радуясь, что не отправили смотреть на мертвецов, я не знаю куда себя деть. Чутье подсказывает: учитель проверяет. Надо догнать татуированного Мотатета и пойти с ним. Но ноги напоминают тяжелые мраморные колонны - и шага не сделать.
- Совёнок, тебе нужно стать храбрее для своих тринадцати лет, - тихо сказал Каерчин, продолжая смотреть на заросший дубами холм. - Когда-нибудь ты станешь первым звеном.
Покраснев до мочек ушей, я кивнул, понял, что учитель не видит и пробормотал с трудом:
- Попытаюсь.
Заставил себя перевести взгляд с легких кожаных сандалий мастера на его золотой обруч, блестящий тысячами звездочек даже в тени листвы. "Когда-нибудь у меня будет такой же, а не жалкая нитка на голове".
Раздалось шуршание кустов, и на тропу вернулся Мотатет. Даже несмотря на сияющие татуировки, видно, как он побледнел. Плащ испачкан в пыли, тут и там прицепился репейник.
- Я нашел, учитель, - сказал первый ученик охрипшим голосом. - Насчитал тридцать три трупа деревенских и семьдесят трупов зигирцев. Выживших нет.
Каерчин кивнул, спросил:
- Она тоже там?
- Да, учитель...
Я нахмурился. "Она?"
- Давно я не видел такой резни, - сказал Мотатет, поправляя простой серебряный обруч на голове. - Вся трава перепачкана в крови... У одного бедняги вспорот живот, а кишки воло...
- Хватит, - перебил Каерчин. - Я услышал достаточно.
Он бросил наплечную сумку в траву.
- Простите, учитель.
- Тебе не за что извиняться, - сказал мастер и посмотрел на меня. - Давайте начинать. Совёнок, ты помнишь свои обязанности. Еда и посуда в мешках. Постарайся никого не подпускать к нам. И прошу тебя: не уходи далеко. Будь всегда рядом!
Карканье ворон стало оглушительным.
//
В котелке булькает варево, нос жадно вбирает запахи, желудок протестующе урчит - нужна еда, хозяин! Тяжело вздохнув, я поднес дымящуюся ложку ко рту, отхлебнул. Заулыбался. Вкусная, зараза! По сравнению с вчерашним супом просто божественно! И всего-то надо было добавить лишнюю щепоть соли.
Учитель Каерчин и Мотатет, первое и второе звенья магической цепи, находятся в десяти шагах от меня. Сейчас и ливень с грохотом молний не нарушит глубокий транс. Закрыв глаза, татуированный ученик вскидывает руки, управляя колдовскими смыслами, и неразборчиво шепчет, дабы вникнуть в суть травы, в суть тишины, в суть холма и деревьев. Но его слова будут всего лишь словами без мастера Каерчина. Тот, осознавая, перекраивает реальность, плюет на законы мироздания. Энергетические ленты сытыми змеями ползают вокруг магов, воздух дрожит, а налетающий из леса ветер напоминает дыхание умирающего.
Когда-нибудь я стану как учитель. Десятки, сотни, тысячи татуированных вроде Мотатета будут помогать мне творить заклинания против орд кочевников Немата и диких отрядов зигирцев. Реки потекут вспять, а горы сами раскроются, оголяя богатства. Однако до этого нужно учиться, постигать колдовство.
Солнце-око успело два раза совершить полный оборот. Две вечерние молитвы Великому Баамону вырвались из моих уст. Испугавшись колдовства, улетели вороны. Однако ни один восставший не спустился с холма. И это беспокоит. Всё идет как должно? Никогда раньше я не участвовал в обряде воскрешения и потому боюсь упустить нужный момент.
Солнце скрылось за верхушками деревьев, синева дня сменилась фиолетовыми сумерками. Лес замолк, скоро под колким звездным небом он разродится вздохами, криками, лаем и уханьем. Здешние обитатели - ночные хищники. Разумеется, они, боясь магических лент, не нападут на людей. Но будут следить сотнями горящими кровью глаз.
Кусты у подножия зашелестели, я, затаив дыхание, встрепенулся. Сердце, эта предательская гадина, ускорило бег. До рези в глазах всматриваюсь, выискиваю очертания человека. Время идет, но ничего не меняется. Всё то же шелестенье, всё тот же хруст сминаемой травы. Будто медведь-ревун прорывается через кустарник, да только не водится он в здешних лесах.
Наконец, незнакомец, раскачиваясь из стороны в сторону, выбрался на тропу. В сумраке он как огромная чернильная клякса. Перед моим внутренним взором возник оживший мертвец: разорванный рот лоскутами болтается на подбородке, нос перебит, глаза затянуты молочными бельмами, из локтя торчит окровавленный осколок кости...
Восставший всё ближе и ближе походит ко мне, но вуаль тьмы по-прежнему скрывает его. Едва не вскрикнув, я схватил посох.
"Может быть, убежать? Спрятаться в кустах и просто дождаться, когда мертвец пройдет мимо?- подумал я и тут же себя одернул: - Глупости! Учитель настрого запретил отходить от него и Мотатета".
Вдруг свет от небольшого костерка упал на незнакомца. Разводы грязи на лбу, глубоко запавшие зеленые глаза, косматая борода, потрескавшиеся губы... Я вновь и вновь обвожу взглядом ожившего, пытаясь найти несоответствия в виде. Бедняга ничем не отличается от обычного человека, разве что на кожаном доспехе красуется дыра от меча.
- Милостив Великий Баамон, - глухо, будто рот набит комьями грязи, поздоровался незнакомец.
- Во истину милостив, - с трудом ответил я.
- Ты чего один сидишь?
Перекинув шлем с одной руки на другую, восставший огляделся. Не увидел двух колдующих магов.
- Да вот жду... - сказал я.
- Меня? Странное дело: просыпаюсь я, чувствую, как тело ломит, но встать боюсь - мало ли ранен где. Слушаю. А вокруг абсолютная тишина... Поднимаюсь я и - демоны поднебесные! Вокруг мертвецы! Одного тормошу, другого - ничего... Едва в штаны не навалил! - Незнакомец ухмыльнулся. - Один я выжил?
- Нет, в деревне есть еще.
- А чего не дождались? И лекари где? Странно всё.
- Вы пока идите домой, - посоветовал я. - Там объяснят.
- Объяснят? - переспросил незнакомец, часто-часто закивал. - Да-да, ты прав. А тебя сторожить оставили?
- Да.
Постояв некоторое время у костра, восставший поковырял указательным пальцем дыру в доспехе, словно не верил в чудо, и ушел по тропе.
Ушел домой.
// /
Прошло еще три дня. Пятеро мертвецов вернулись из чертогов богини смерти. И каждого встречал я, врал про чудесное исцеленье и показывал обратный путь до деревни. Я рассматривал оживших, искал различия между ними и нормальными людьми, подмечал несоответствия в походке, в запахах, во взгляде. Однако всё можно было объяснить шоком от пережитого.
Наступила ночь, на черном бархате небосвода показались звезды-клыки верховного бога: когда-нибудь Баамону надоест наблюдать за жалкими людишками, и он пожрет мир. Лес оживает. То тут, то там доносится шелест вереста и можжевельника. Чудится, будто укрытый чернильной тьмой холм шевелится, вот-вот от глубокого сна очнется великан, тяжело скинет с горбатой спины деревья и, недовольно кряхтя, уйдет туда, где рождается солнце-око.
Я сегодня не разжигаю огонь: предстоит важная миссия. Крепко сжимая посох обеими руками, хожу вокруг учителя и первого ученика. Ночь отгоняет слабое синие сияние татуировок-шифров да шевелящиеся в траве энергетические ленты-змеи. Страх маленькой крысой прячется в моей груди, подтачивает острыми зубами решимость.
Поблизости ухнул филин.
Первая неупокоенная душа вылезла из холодной земли. Она похожа на большого серого червя длиной в шесть локтей. Маленькие белые глаза-бусинки с красными точками зрачков, поросячий нос и беззубый жабий рот. Нематериальная, она все же может помешать. Стоит ей пролететь сквозь мастера Каерчина, как тот выйдет из колдовского транса и больше сегодня не осознает мантры Мотатета.
От протяжного стона по спине побежали стада мурашек. Доверяя выучке, я подскочил к душе, размахнулся, тяжелый посох обрушился на бесформенную голову. Тварь исчезла так же быстро, как появилась. Но не стоит расслабляться - ночь только началась. С холма спустились еще несколько неупокоенных душ. Те уже не стонут - страшно рычат, будто горные коты.
Я, забыв про страх темноты, рванул вперед. Посох в моих руках - смертоносный вихрь, разящий врагов. И хотя большая часть тварей тут же превратилась в сноп ослепительных брызг, две из них все-таки пролетели сквозь меня. Невидимый ледяной обруч сдавил грудь, сердце остановилось. Окажись на поле боя с неупокоенными обычный человек, он бы уже замертво упал. Но меня учили как быть в подобной ситуации, а потому я мысленно прочитал мантру постижения сути и невидимая пробка в горле исчезла.
Между тем, души, точно черви после ливня, выползают из леса, тянутся к колдующим магам в надежде обрести плоть. Широкие рты клацают, заменяющие руки два маленьких кривых нароста на складках тел тянутся к энергетическим лентам. Чудищ много! Как успеть со всеми справиться?
Я уничтожаю врагов, не обращая внимания на кусачую боль в мышцах. С нечеловеческой быстротой прыгаю, уклоняюсь от страшных морд. Ну же! Сдохните наконец! Сдохните! Но душ не становится меньше. С огромным трудом отогнал самых проворных.
"Я не справлюсь! Их слишком много".
Холодный ужас сковал тело.
"Разбудить мастера, пока не поздно? Нет-нет-нет. Тот не обрадуется, когда узнает, что я не выполнил задание. Надо бороться до конца! И наплевать на боль. Еще чуть-чуть, еще немного. Я смогу!"
Я, стараясь изо всех сил, кружу возле магов. Кости трещат от натуги, дыхание вырывается тяжелыми хрипами, как у загнанного коня. Посох становится продолжением руки, низвергает врагов в пустоту. Взмах, косой удар от плеча, отскок, удар снизу, прыжок вперед, град слабых, но точных касаний - танец смерти ни на миг не прекращается.
Души лезут вперед с упорством баранов. Безмозглые по своей природе они берут количеством. Энергетические ленты привлекают их, как шоколад мух. Только бы коснуться жабьим ртом, только бы на миг стать прежним, осознать себя... У них нет другого выбора: ими пренебрегла даже сама богиня смерти, не сделала частью плаща душ.
Крича от ярости, я споткнулся о корень дуба, тело повело в сторону. "Нет! Не-е-ет!" Последовал сильный удар, перед глазами заплясали звезды. Завертелась мысль: "Подвел учителя!" Сжав челюсти до хруста, я поднялся и...
Никого.
Неупокоенные отступили под натиском колдовского посоха.
Можно расслабиться.
// //
После прошедшей ночи едва шевелюсь. Нет места, где не болит. К тому же на лбу распух большой синяк. Вот угораздило упасть в самый нужный момент! Но радость все равно переполняет меня. Души проиграли и больше не будут досаждать. Всё самое сложное позади.
Выбрав местечко получше, я подставил руки солнечным лучам, губы растянулись в счастливой улыбке. Зной летнего дня обещает быть долгим и приятным. И как же хочется искупаться! Пусть даже в луже. В нескольких стадий от деревеньки течет неглубокая речка, сейчас бы сигануть в теплую, как парное молоко, воду и размять уставшие мышцы!
Жаль, мастер Каерчин запретил отлучаться. Страдай тут от скуки!
До ушей докатился цокот копыт. Брови удивленно поползли вверх, я повернулся в сторону тропы. И правда - из-за рядов могучих деревьев показался мужчина на коне. Хватило лишь мимолетного взгляда, чтобы понять: это кто-то очень важный. Живот как пивная бочка, три подбородка, мелкие свинячьи глазки, лощеные волосы и пальцы-сосиски. На головном обруче десятки драгоценных камней: хватит на покупку маленькой крепости. Белый, как снег у берегов Яграта, конь пышет здоровьем и силой.
Толстяк остановил лошадь в пяти шагах от меня, посмотрел на колдующих магов и сказал:
- Пора прекратить.
- Что? - не понял я.
- Именем Гуелина приказываю остановить колдовство! - Голос у него противный, высокий, точно у деревенского хряка.
"А как он вообще забрался на коня?" - мелькнул неуместный вопрос. Пытаясь не засмеяться, я сказал:
- Уважаемый одх, представьтесь.
Но жирдяй даже не посмотрел в мою сторону, пустил лошадь вперед.
- Немыслимо! Недопустимо! Откуда вообще вы появились?! - возмутился незнакомец. - Мало бед обрушилось на мою голову? Я от имени знати, чья мощь снизошла от воли Великого Баамона, требую прекратить непотребство! Обещаю, что ваша выходка, уважаемые маги, не пройдет незамеченной! Подумать только! В этих лесах! Здесь!
Но ни татуированный, ни мастер не ответили. Лишь одна из энергетических лент едва не задела ногу коня, бедное животное в испуге всхрапнуло и попятилось.
- Уважаемый одх, учитель и его первый ученик вас не слышат, - сказал я. - Говорите со мной.
Толстяк удостоил меня взглядом, словно тигр, заметивший муравья на лапе.
- Именем Гуелина...
- Кто такой Гуелин? - перебил я.
- Глупец! Дурень! Из какой норы ты вылез? Гуелин - это я! Твои хозяева были обязаны сначала поговорить со мной о желании колдовать в этих лесах! Я главный управляющий деревни, червяк! Мертвые должны вернуться на поле... то есть на холм и умереть заново!
Повисла тишина, нарушаемая шелестом листьев. Я сказал заученными еще в школе фразами:
- Согласно царскому эдикту золотые посохи во главе с Великим Ясновидцем обладают всей полнотой власти, уважаемый одх. И мой учитель, маг и брат меча, поступает так, как ему заблагорассудится, если это не противоречит царской воли.
- Колдовство надо прекратить! - закричал толстяк. Лицо стало пунцовым.
- Почему?
- Домашний скот умерших продан другим людям, а дома перешли в мою собственность!
- Так отдайте жилье обратно, - заметил я.
- Твои хозяева не имеют права оживлять моих мертвецов!
Я вздохнул и сказал:
- Во-первых, мастер Каерчин не мой хозяин. Я ученик школы, уважаемый одх. К тому же будущее первое звено и брат меча. Во-вторых, не все умершие вернутся домой, так как раны уже не смогут затянуться и никакая магия не вернет им души. Поэтому некоторые дома вам надо будет вернуть...
- Сопляк учит меня жизни! Я геткормейский наместник, наделенный властью самим царем!
Я почтительно склонил голову и приложил ладонь к груди.
- Я не оспариваю ваше право, уважаемый одх, - сказал как можно спокойнее. - Но почему вы, как наместник, не участвовали в бою с отрядом зигирцев? Почему продали чужой скот?
От ярости жирдяй затрясся, пальцы сжались в кулаки.
- Молокосос! Я не обязан отчитываться перед тобой! Сейчас я сам выведу магов из транса!
Он достал из-за пояса плетку и повел коня к магам. Мне ничего не оставалось, как преградить путь. Хряк гикнул, лошадь попыталась ударить копытом меня, однако я вовремя среагировал и врезал посохом по ноге животному. Послышался хруст, словно веточка сломалась под ногой. Конь встал на дыбы, чудом не скинув толстяка с седла.
- Я так это не прощу! - надрывается наместник. - Не прощу! Я найду управу! Меня! Да молокосос! Я вернусь с охраной! Перережу вас всех как свиней, клянусь Баамоном! Видно, не хотите решать мирно, но ничего-ничего! Ваши головы сегодня же будут лежать в корзине палача!
Ему с трудом удалось плеткой утихомирить лошадь. Тяжело дыша и бросая свирепые взгляды, толстяк направился по тропе. Подальше от магов и злополучного холма.
// / //
Я пнул ветку под ногами. После произошедшего с деревенским наместником тревога нарастает. Надо ли выводить из транса учителя? Или попытаться решить проблему собственными силами? В конце концов, за эти дни мне удалось не только избавиться от страха перед восставшими, но и разогнать неупокоенные души.
Посох со свистом разрезал воздух. Я, как учили в школе, повторил удар. И еще раз. И еще. Да, справлюсь. Чего-то стою! В памяти всплыл тот случай со второй инициацией. Я должен был повторить мантру за учителем. Если бы смог вызвать слабый ветерок и затушить свечу, то меня бы стали обучать как первое звено - так называют колдунов, способных перекраивать реальность. И я прошел испытание. Ослепленный радостью принялся танцевать в коридоре и зацепил плечом проходящего мимо слугу. Бадья с кипящим маслом вылилась на меня...
Я поежился и посмотрел на правую руку - обезображенную шрамами, из-за которых кожа выглядит светлее, чем на левой руке. Зато лицо цело! Долго же тогда пришлось лечиться! Когда остальные ученики зубрили священные пергаменты, я прозябал в лазарете, изредка глядя, как солнце-око катается по небосводу.
От приглушенного цокота копыт сердце сжалось. Я обернулся. Все-таки наместник не бросал слова на ветер: он возвращается с тремя воинами. Бугаи широки в плечах, мускулы красиво вздымаются на могучих, как стволы дубов, руках. Бронзовые пластинчатые доспехи блестят на солнце. Из-за спин гигантов торчат костяные рукояти двуручных мечей.
Но между тем от взгляда не ускользнуло, как нервничают воины, мнутся. Видно, как им неуютно, то и дело посматривают на холм и колдующих магов.
- Вот теперь ты никуда не денешься, червяк! - засмеялся жирдяй. - Обещаю, что уже завтра утром будешь висеть на суку! Вместе с хозяевами! Нельзя так поступать с Гуелином!
- Уважаемый одх...
- Вот как ты заговорил! - закричал хряк, чуть не визжа от радости. - Больше не получится даже на локоть подойти ко мне! - он плеткой ударил по спине одного из бугаев. - Что стоите, олухи? Свяжите мальчишку и магов!
"Мне запрещено убивать людей, - подумал я. - Надо как-то покалечить их, сломать ногу или руку, чтобы они не смогли продолжить бой. Хандуга! Легко сказать, тяжело сделать".
Воины нехотя оголили мечи, также неохотно приблизились ко мне.
- Шустрее, идиоты! Что вы как девки мнетесь?! Я хочу уже к вечеру оказаться дома!
Посох, давно ставший родным, придал уверенности. Железные набалдашники отобьют скользящий удар меча, главное быть юрким и быстрым, как лиса. Да и ноги у противников не защищены доспехом, задача несложная: выбить коленные чашечки. Но права на ошибку нет.
Бугаи подходят всё ближе и ближе, пытаются взять в кольцо...
- Друже, что здесь происходит?
Голос донесся из-за спины, я приметил, как вздрогнули воины, застыли, глядя поверх моей головы. Острия клинков коснулись земли.
- Уж столько лет живу на свете, а первый раз вижу, как три здоровых быка с мечами наголо полезли на коротышку-мальчонка! Или вы по приказу этого мешка с жиром тут на солнышке печетесь?
Возле меня оказался сутулый старик. Лицо, как заспанная простыня, седая борода касается груди, глубокие морщины испещряют кожу, по-детски яркие зеленые глаза светятся умом. На помятом бронзовом доспехе красуются глубокие царапины, оставленные мечами.
Восставший.
Почудилось, при виде незнакомца даже солнце вздрогнуло, на миг угасло.
- Языки проглотили?
Один из бугаев выронил меч, склонил голову.
- Староста, так ведь вы ж мертвы, - сказал он.
- Прекрати мямлить как отец твой, Тзоай! Ослеп, что ли? Вот он я! Стою перед тобой. И, честно говоря, не понимаю, с каких пор мои люди выполняют приказы этого... - Старик сплюнул под ноги. - Этого бурдюка с вином.
Остальные воины спрятали оружие, молчат, словно нашкодившие ребятишки. Я мысленно поблагодарил всех богов и великого Баамона за столь чудесное появление ожившего. Очень кстати!
- Тебя как звать, малой? - спросил староста.
- Назас, уважаемый.
- Вижу по золотым нитям на твоем плаще и посоху - ты ученик мага. Да только где ж твои учителя? - Он слеповато сощурился, повертел головой, не видя колдующего Каерчина и Мотатета. - Впрочем, неважно, неважно. Позже расскажут. Устал я. Еле поднялся из-за проклятого доспеха.
Бугаи, словно по команде, подскочили к старику, уважительно взяли за локти и повели по тропе к деревне.
Сбитый с толку наместник несколько мгновений с открытым ртом наблюдал за происходящим и взревел:
- Я приказываю! Требую! Убить мальчишку! Убить магов! К вечеру они должны висеть на суках! Я...
Воины вместе со старостой скрылись за стеной дубов.
Я приготовился к схватке, впился ногтями в крепкое дерево посоха, однако толстяк, красный как рак, повернул коня и ускакал следом за телохранителями.
// // //
Проснулся от пахучей тишины, нарушаемой лишь шепотом колдовских мантр, и несколько мгновений смотрю на затянутое серыми облаками небо. В груди такая сосущая пустота - хоть волком вой. За ночь усталость сменилась колкой тоской по дому. Хочется оказаться в родной школе, раствориться в шуме галдящих учеников.
Тяжело вздохнув, я поднялся, руки нащупали походный мешок, вытащили горсть ягод и орехов. Этим утром совсем нет желания варить похлебку. Обойдемся сухомяткой. Вяло жуя кисловатые шарики брусники, я уселся на валун.
Утром лес замирает. Можно на миг представить: ты единственный человек на всем белом свете. И эти могучие дубы с шапками зеленых листьев, и эти вересковые заросли по колено, и эти фиолетовые головки ладанников простираются до самого края мира. Нет ни богов, ни стран, ни городов, ни дворцов. Только молчаливый лес и ты.
Чудовищный крик прорезал тишину:
- Бра-а-а-а-ат!
На тропе, раскачиваясь из стороны в сторону, стоит женщина. Пятна черной грязи облепляют красивое лицо, зеленые глаза ничего не выражают, их взгляд устремлен в холодную пустоту, на нижней губе запеклась корочка крови. Пластины доспеха на плечах отвалились и теперь благодаря ремешкам висят на груди. Некогда хорошие кожаные штаны превратились в лохмотья.
- Бра-а-а-ат! Бра-а-а-ат!
Крики кинжалом пронзают сердце, полностью сковывают, не дает вздохнуть.
- Бра-а-а-ат!
Дыхание ветра усиливается и принимается играться с длинными черными волосами незнакомки.
"Она тоже воевала? - недоумеваю я. - Женщина?"
- Я здесь Ана. - Голос мастера Каерчина усталый, хриплый. - Не кричи, пожалуйста. И помоги мне подняться.
Он и Мотатет вышли из колдовского транса, оба тяжело дышат, пот градом катится с лиц. Я достал из-за пазухи флягу, подбежал сначала к учителю, влил воду в пересохший рот, затем оказался рядом с татуированным. "Брат? Эта женщина сестра Каерчина? - Мыслям тесно в черепе. - Из-за неё мы оживляли мертвых? Нет, не может быть. Мотатет, получается, знал, но ничего не сказал? Ошибка? Я не понимаю".
Вытирая слезы тыльной стороной ладони, Ана закричала:
- Предатель! Ублюдок! Ты всегда всё портишь! С самого детства! Да как тебя вообще земля носит, а?! Родителям нужно было удавить тебя еще в колыбели. А лучше - мне!
- Пожалуйста, прекрати, - попросил мастер Каерчин, поднявшись.
- Только не приближайся ко мне!
- Я... буду стоять на месте.
- Ты для меня мертв!
- Мне больно слышать твои слова. Я проделал долгий путь...
- Замолчи! - еще сильнее взорвалась Ана. - Заткнись! Ты делаешь это не ради меня, а ради себя! Пытаешься показаться хорошеньким перед своими жалкими учениками, но я-то знаю, чего стоишь на самом деле!
Мастер Каерчин склонил голову и тяжело сказал:
- Не я виноват, что твой муж умер тогда, когда я в последний раз посещал тебя восемь лет назад. Ана, пойми: это была случайность! Случайность! Зачем ты перекладываешь его смерть на мои плечи? Как мне жить с таким грузом?
Он покачнулся и упал бы, если бы я вовремя не подскочил к нему.
- Ты всегда меня ненавидел! - бросила сестра мастера. - С самого детства! Конечно! Ты же лучше меня, умнее, сильнее...
- Не я расформировал твой отряд, - сказал мастер Каерчин. - Так решил Великий Ясновидец.
Ана рассмеялась:
- А ты ему в этом не помог, да? Не нашептал нужных слов...
- Не мели чепухи, сестра. Я не состою в совете. Я всего лишь маг. Нет в этом моей вины.
- Я уехала от тебя и от треклятой школы как можно подальше! Стерпела изгнание и издевки от высшего руководства! Покинула ненавистную страну, спряталась в богами забытой деревушке, отыскала в этой дыре мужа. А ты все равно нашел меня! Приехал сюда! Зачем?
- Потому что ты моя сестра, - сказал мастер Каерчин слабым голосом. - Нет никого роднее. Что бы ты ни думала, я люблю тебя, Ана. И всегда любил. Я не поддерживал тогда решение Ясновидца о роспуске женского отряда, но у меня не было выбора. Я никто. И бросить тебя я не мог.
Ана замотала головой, схватилась за оторванную пластину доспеха, порвала и бросила под ноги.
- Лжец. Ты нашел меня в этой дыре. И я приняла тебя. Позволила жить под одной крышей, есть одну пищу... Чем отплатил ты? А? Напомнить! Ты убил моего мужа! Человека, который стал для меня всем! Того, кто жил мной!
- Это случайность, - сказал мастер Каерчин. - Случайность... Я не колдовал - не мог, ведь со мной не было вторых звеньев...
- Да ну? - ухмыльнулась Ана и достала из-за пояса нож.
Лезвие в две ладони длиной, острое, утолщенное на конце и слегка загнутое. Рукоять обтянута кожей, на ощупь наверняка шероховатая - вспотевшие пальцы не соскользнут.
- Это мой подарок твоему мужу, - не стал отнекиваться учитель.
- Да, подарок, смазанный ядом. На клинке была слюна водяного ползуна, Каерчин. Стоит хотя бы коснуться и...
Она закусила нижнюю губу.
- Ана, не придумывай!
- Ты сделал всё, чтобы растоптать меня, - сказала она. - И я смирилась, брат. Опять. Три года жила с мыслью, что всё самое лучшее позади. Конец. И когда возле нашей деревни обнаружили отряд зигирцев, я приняла это за знак Баамона! Вот он шанс! Так как меня обучали сражаться в школе, здешний староста с радостью принял в сопротивление.
Сердце моё бьется сильно, удары отдаются в висках и в кончиках пальцах. Я ничего не знаю о жизни учителя, и теперь каждое слово этой незнакомой женщины хлещет меня, подобно разогнутой ветке.
- Это самоубийство, - сказал мастер Каерчин. - Так нельзя.
- Кому нельзя? Мне? Потому что ты решил? Не-е-ет, брат. Можно. Я убила десять диких ублюдков, пока намеренно не напоролась на кривую саблю. Веришь: мне стало так хорошо, так легко! Отмучилась, подумала я тогда. Но нет! Ты вновь вмешался! Оживил меня! Зачем? Да потому что тебе нравится издеваться надо мной!
Мастер коснулся бороды и прошептал:
- Я просто хотел повидаться с тобой. Я не знал, что ты мертва. Честно. Прости. Пожалуйста, не прогоняй меня. Ведь я пошел против правил и оживил людей за пределами Геткормеи. Горе ослепило мне глаза. Если бы ученики не отправились со мной, то я бы навсегда потерял тебя, дуреха. Не вини меня...
Ана перевела взгляд с мастера сначала на Мотатета, затем - на меня. Лицо разгладилось от гнева, едва заметная улыбка тронула губы. Ана в четыре длинных прыжка оказалась возле первого ученика, широко и мощно размахнулась, точный удар вырезал на шее татуированного второй рот. Затем женщина подскочила к учителю и быстро вонзила два раза клинок ему в живот.
Я не успел даже пикнуть. Мгновение - и нож по самую рукоять оказался в груди.
Всё еще не веря в происходящее, я сделал два шага назад от Аны. "Не может быть. Невозможно. Это не со мной, не со мной..." Не заставила себя ждать и боль: накатила обжигающими волнами. Колени подогнулись, и я упал.
Рядом со мной корчится Мотатет, пытается остановить хлещущуюся из горла кровь. Мастер же зажимает рану на животе и, не сводя глаз с сестры, улыбается.
- Ты ведь знал, - сказала Ана, тяжело дыша. - После обряда ты слаб, как новорожденный ягненок. И понимал, что я нападу - обязательно нападу, особенно после того, как сломал мне жизнь. Ты пришел умирать.
- Все эти годы я мучился не меньше тебя, - заметил мастер Каерчин. - Подковерные игры, месть, злоба - я устал. В деревне тебя нашли шпионы школы, а не я. И меня поставили перед фактом: либо убьешь сестру, либо вылетишь сам. Не было выбора, понимаешь? И да, ты права: я смазал клинок слюной ползуна. Но твой треклятый муж коснулся ножа первым! Первым! А потом яд уже не действовал.
Ана смотрит на моего учителя, лицо исказилось в брезгливой гримасе.
- Почему не добил? Была же возможность. Ночью меч в сердце - и дело с концом.
- Испугался. Не смог.
- И потому убежал, - сказала она. - Трусливый братишка... Как же шпионы школы? Не настучали?
- Моему слову поверили. Я все-таки не последний человек.
- Долгие годы я хранила нож. И мечтала отомстить. О, какие планы я строила, Каерчин! Но в конце концов смирилась. Надо было всегда держаться от тебя подальше. Зачем ты вернулся? Только честно.
Мастер побледнел, с трудом растянул губы в примирительной улыбке:
- Только не смейся: хотел признаться. И чтобы ты убила меня по-тихому. Могли бы обставить всё так, будто это был несчастный случай! Я рассказал Мотатету обо всем, попросил сопроводить второго ученика до школы. А видишь, как всё произошло...
- Это твоя вина, не моя, брат. Татуированный не дал бы уйти мне.
- Честно говоря... мне наплевать. Я просто хочу умереть. Жаль лишь Назаса.
- Мальчика? - спросила Ана.
- Да.
Открывая и закрывая рот, как рыба, оказавшаяся на берегу, я попытался вздохнуть, но ничего не получилось. Посмотрел на свою руку. Кровь. Вся в крови. "Учитель не мог предать. Не мог..."
Мотатет затих, трава перед ним окрасилась в красный цвет.
- Ты оживил меня, чтобы я убила тебя... Самовлюбленный эгоист. Угробил учеников...
Ана ухмыльнулась и направилась по тропе в сторону деревни.
"Умру, - подумал я. - Странно, но почему не чувствую злости к мастеру и Ане? Почему спокоен? Ведь так не должно быть. Наверное, это из-за того, что удалось сделать хорошее дело - оживить людей. У многих в деревне сейчас праздник. Жёны радуются возвращению мужей, а дети больше не плачут по отцам. Так и должно быть. Во всём мире".
Я скривился от очередного приступа боли. Несмотря на теплое утро, тело бьет дрожь.
- Холодно, учитель... Как же холодно...
- Сейчас, совенок. Подожди.
Мастер Каерчин подполз ко мне, непослушными пальцами снял плащ и укрыл ноги.
- Вот так.
Я посмотрел на учителя, растянул губы в вымученной улыбке.
- Какой же ты бледный, совенок, - заметил Каерчин, нежно гладя мой лоб.
- Мастер, зачем вы это сделали?
Учитель не ответил, лишь бросил взгляд на торчащую из груди рукоять ножа. И лег.
ё"Мне конец. Хандуга! Я ведь теперь не смогу стать великим магом? Как же так? Пожить бы еще немножко. Годик или два. Тогда я всем докажу на что способен Назас Сова!"
Боль затихла, сменилась онемением.
"Жаль, учитель наврал. Мог бы сразу рассказать про сестру. Я бы понял. И меньше бы боялся. Будь я на месте мастера, поступил бы так же! Он, несмотря на всё, хороший человек... Великий".
Только бы не умереть. Пожить еще чуть-чуть.
"Не сдавайся. Поднимись. Будет тяжело, но сделай. Тяжело всегда. Перед тобой - очередное испытание. Как тогда, когда ты увидел первого восставшего. Когда разогнал неупокоенные души. Когда показал толстому напыщенному наместнику свое место. А сейчас надо выжить. Не такой конец тебя ждет".