Был у меня один знакомый шкипер с рыжей бородой старого морского волка, избороздившего чуть ли не все моря и океаны (конечно, если верить его солёным басням). Правда, не знаю, где он сейчас плавает, и плавает ли вообще. Может, сидит где-нибудь на мели в провонявшей спиртом и табаком портовой таверне и попыхивает себе под нос старой деревянной трубкой с обглоданным мундштуком, искушая тамошних сорванцов своими россказнями о прелестях морской жизни. Да и жив ли он ещё, или уже отдал душу своему приятелю - морскому дьяволу, которого слишком часто упоминал при встрече со мной, - мне неведомо. А может, владея несметными сокровищами таинственного острова, купил себе маленькую шхуну и рассекает дальние волны отшельником-одиночкой, распевая под скрип штурвала пиратские песни.
Но вспомнилось о нём сейчас лишь по одной важной для меня причине. Однажды я познакомился с этим чудаком при весьма странных обстоятельствах, о которых вынужден умолчать. На какой-то совершенно нелепой теме наших с ним разговоров, мы сошлись взаимным доверием и хмельными откровениями, в сотый раз сдувая пену с кружек разбавленного пива. Ну и при таком раскладе вещей, естественно, в ход пошли подарки в знак вечной дружбы. Я ему, не глядя, отрекомендовал свою китайскую зажигалку из слоновой кости, а он "отомстил" мне причудливой раковиной. Такие можно увидеть только у богатых коллекционеров или в музеях. При этом шкипер рассыпался в уверениях, что привёз её с океанских коралловых островов, кишащих аборигенами-каннибалами.
На следующий день после нашей встречи, когда моя голова ещё пребывала в болезненных ощущениях от бракованного пива, я сначала пожалел о своём безрассудном обмене, что потерял, и уже навсегда, свою драгоценность. Но теперь, по прошествии столь долгого времени с момента встречи, я рад, что дёшево заполучил такое богатство, счастливым обладателем которого являюсь и по сей день.
Эта раковина хранится у меня на книжной полке под стеклянќным колпаком, чтобы её содержимое понапрасну не выплескивалось наружу. В долгие бессонные ночи я осторожно беру её и прикладываю к своему уху. Невозможно словами передать всё то великолепие, которому подвергаются мои перепонки. Какофония музыки далёкой океанской жизни вперемежку с медитативным шуќмом приливов и отливов - вот и всё, чем богат выразить эту красоту мой язык. Но скажу вам по секрету, что когда я нахожусь в подобных дремотных медитациях, раковина рассказывает мне всякие истории из жизни той страны, откуда она прибыла. Во всяком случае, так я воспринимаю то, с чем просыпаюсь поздним утром. Не знаю, моќжет, всё это мне просто снится? Но вы не представляете, как хочется верить, что ты не одинок в этом мире, в лабиринте своих фантомов.
Я хочу рассказать вам некоторые из тех историй, которые слышал от своей раковины. А может быть, в своём сне я и сам всё это видел, находясь в тех далёких краях, куда порою уносила меня раковина. Я надеюсь, что для вас не является глупостью тот факт, что, пребывая в своих снах, мы переносимся в иные миры, пространства и измерения. Впрочем, тот, кто в это не верит, может не читать дальше. Я отлично понимаю таких людей и заранее не обижаюсь на них. Боюсь, что только бедность моего языка не позволит в полной мере выразить красоту услышанных мною звуков чудесной раковины.
История первая
ВРЕМЯ ВСТРЕЧ
"О, одиночество!
Где же твой друг?.."
"Вечером,
при последних лучах
заходящего солнца,
луна безнадёжно и молчаливо
пытается дотянуться
своей нарождающейся бледностью
до своего брата.
И утром,
исчезая в слезах
прозрачно-седого увядания,
она успевает увидеть,
как солнце старается
изо всех сил докричать
своими лучами
до безмолвия уходящей сестры.
О, как ничтожно мало
мгновение из вечности
для долгожданных встреч!
Неужели они никогда
не будут вместе?.."
1
Что-то странное творилось последнее время в природе...
Впрочем, что может быть странного в природе? - только то, что непонятно. А понятным бывает лишь то, что близко или чем-то знакомо. Но что может быть знакомо в природе? - опять же, только то, с чем часто встречаешься, к чему привыкаешь, с чем знаешь, как обращаться. Всё остальное погружено в тайну. И разве можно убеќречься от соблазна познать эту тайну? Но тайна никогда не откроќется тому, кто спешит её узнать. Тайна - это очень хрупкая вещь, и поэтому подходить к ней нужно аккуратно, иначе она навсегда остаќнется для тебя закрытой, если ты будешь торопиться её обнажить.
Но как ни велико искушение перед тайной, а в природе дейстќвительно творилось что-то неладное. Всевозможного рода атмосферќные полчища сошлись на великую битву. Усталые боги небесных стихий, ураганов и смерчей, обсуждали между собой наболевшие проблемы. Не всегда им удавалось вести мирные беседы и тогда всё богатство их талантов обрушивалось на трепещущую от страха землю. Даже солнце не могло пробить своими лучами плотную завесу небесного побоища. И земля пребывала во мраке...
Невозможно было определить даже время суток. Птицы сбиќвались с курса и в полном безумстве падали с неба. Рыбы в панике наќтыкались на рыб и без разбора меланхолично пожирали друг друга. Волны сокрушали базальтовые крепости и сами же погибали под их обломками. Трудно описать всё то, что происходило в этом сражении.
Уставшую от бессмысленной борьбы со стихиями Чайку выбросило из общего водоворота событий. Может, ей и повезло, что она оказалась в стороне от великого катаклизма, но многие продолќжали вести отчаянное сопротивление или предпочитали умереть, чем быть дезертирами. Что ж поделаешь, - долг обязывает одних быть жертвами, других палачами. Третьего не дано тем, кто свято придерживается чувства долга. О, несчастные приверженцы долќга... Зачем вы отдаёте себя во власть этому безрассудному идолу?..
Небо по-прежнему сходило с ума, когда Чайка очнулась, но не в силах была подняться. Она пыталась сообразить, куда это её занесло. Здесь, конечно, было тише, и звуки битвы доносились сюда хотя и приглушённо, но отчётливо. Чайке повезло, что она не разќбилась о камни, а угодила прямо в пещеру скалы. Здесь было так же темно, как и снаружи, но дыра иногда позволяла Чайке ориентироќваться, высвечиваясь отблесками небесной канонады. Вспышки молний не пугали её, потому что каждый раз, приходя в себя, она снова впадала в беспамятство, или вернее, это были приступы истощения, как физического, так и нервного, потому что память у неё оставалась в порядке. Она помнила всё, или, может, лишь то, что беспокоило её больше всего в последнее время. Но эти дни были для неё тяжелым испытанием и груз их не давал памяти расслабиться.
Временами, когда Чайка приходила в себя, она слышала где-то поблизости странный и незнакомый тонкий писк. Иной раз она ощущала рядом чьё-то присутствие, и ей даже казалось, что на неё смотрят чьи-то большие глаза. Но Чайка была ещё слишком слаба, чтобы сделать над собой усилие встать или хотя бы приглядеться. Бывало, что она чувствоќвала приятную свежесть холодной влаги, откуда-то прикасающуюся к её клюву и голове. И тогда ей снилось, что она пьёт эту холодную свежесть, наклоняясь над маленьким прозрачным родником, пульќсирующим из-под земли. А невдалеке шумел высокий водопад, низвергаясь потоком бесчисленной непрерывности. Она видела, как чайки круќжились возле него, желая напиться, но не решались приблизиться, потому что знали, что погибнут, если попробуют часть его благоќдати. Но жажда была сильнее страха, и они умирали в его струях, бросаясь в своем неистовстве, гордые и счастливые от осознания своей правоты и непокорности судьбе. Чайка не в силах была смотреть на безумие своих собратьев. Она что-то кричала им, но они не слышали её, оглушенные грохотом водопада, или не желали слушать жалкие проповеди дезертира, способные ублажить только земляных червей, которые не знают ничего, кроме возни в своей грязи, ничего светлого и прекрасного, ничего смелого и благородного. Но она всё-таки завидовала им и рыдала оттого, что не может поступить как они, она была слаба и не могла бороться против... хотя бы самой себя, что уж говорить о чём-то другом. Тогда она кричала им, прося о помощи, чтобы они помогли ей, чтобы взяли с собой. Но птицы уже не слышали её слабого голоса, потому что их не было, они все испили смертельной влаги водопада и поэтому погибли. Чайка не хотела оставаться одна. Её пугало это странное состояние, когда видишь, что всё вокруг прекрасно, но нет рядом живой души, которая бы разделила с ней это счастье. И от этого одиночества было очень тяжело, но и деться от него было некуда. Оно преследовало её повсюду...
Эти страшные сонные забвения будили её, и она снова видела кругом одну темноту...
2
Очнувшись, Чайка различила сквозь привыкшее к темноте зрение слабый свет, идущий со стороны входа в пещеру. Было как-то странно тихо, и Чайка поняла, что небесное побоище закончиќлось. Это её немного обрадовало, и к тому же она почувствовала себя бодрой и отдохнувшей от столь долгого изнеможения. Ещё больше приятных эмоций придало ей то, что она смогла поднять голову, вытянуть согнутые лапки и пошевелить крылом. Тогда она попробовала встать на свои кожаные ходульки и тут же принялась вытанцовывать хмельные движения, приводя в порядок своё равновесие. Наконец, она справилась и с этим. Теперь как в детстве, нужно начинать с самого начала. И Чайка сделала первый шаг. На её же счастье это ей удалось. Дальше было легче. Она медленно направилась туда, откуда исходил свет. Тем более это было не так уж и далеко. Но для Чайки сейчас это всё равно, что для черепахи дорога, длиною в жизнь. Лишь странное препятствие остановило её почти у самого входа. Какая-то тёмная фигура маячила на краю пещеры. Но самое удивительное было то, что это нечто висело.
Чайка подошла ближе и с любопытством подняла голову. Она с трудом соображала, что бы это могло быть, хотя оно вроде и было живое, потому как слегка покачивалось. Чайка вздрогнула от неожиданности, когда на неё вдруг уставились большие глаза. Птица и это странное существо долго смотрели друг на друга, но глаза вдруг снова исчезли так же внезапно, как и появились. Чайка в полном отупении опустила голову и принялась рассматривать окружающее пространство, будто вовсе и не было этих глаз.
На небе сияла полная луна, и звёздная россыпь блекла под её светом. Редкие облака, серые и прозрачные, как приведения, скольќзили куда-то, задевая своими тенями луну. "Наконец-то, - подумала Чайка, - всё закончилось". Не было больше этого ужаса. Ушло в прошлое это страшное время, но начиналось другое. Она немного успокоилась от того, что с ней произошло, но ожидающее впереди заставляло иначе смотреть на всё. От одной только мысли, что она осталась одна, память снова возвращала её обратно, и кошмар возникал снова в образе злого призрака. Он обретал плоть, потому что не было рядом никого, кто мог бы уберечь бедную птицу от этого наваждения.
- Уж лучше бы я осталась с ними... лучше бы я умерла... - тихо, почти шёпотом, произнесла Чайка.
- Это только сначала так кажется, - раздался над головой чей-то приятный низкий голос, для которого шептание птицы не было великой проблемой, и который заставил Чайку снова вздрогнуть.
Она посмотрела наверх и встретилась взглядом с теми самыми большими глазами.
- Почему? - туповато спросила Чайка.
- А так всегда бывает. Когда что-нибудь очень долго продолжается, то к этому привыкаешь. Что поделаешь, привычка - вторая натура. А потом вдруг это исчезает. Вот тогда и начинаются все эти кошмары. А бывает и так, - то, к чему привыкаешь, начинаќешь ненавидеть. Раз на раз не приходится. Ненависть - обратная сторона любви. Ненависть может возникнуть даже из привычки. Поэтому лучше привыкать к тому, что любишь, а иначе привычка становится преступлением.
- Но я не про это говорю, - попыталась возразить Чайка, всё ещё не понимая, с кем разговаривает.
- Про это, про это. В мире нет исключений, кроме тех, с которыми не встречаешься. Просто ты ещё сама не поняла, что с тобой произошло и чего ты хочешь. Вот когда разберёшься, - будет легче и проще. Зачем всё преувеличивать и усложнять? Просто ты в этом ещё не разобралась.
- Может быть... - вздохнула Чайка, и огонёк робкой надежды вдруг вспыхнул слабым светом. - А ты поможешь мне?
- Никто, кроме тебя, не сможет в этом разобраться. А впроќчем, почему бы и нет... - спокойно и уверенно ответил голос сверху, и могло даже показаться, что для него эта проблема была проста до равносильности обычного зевка.
- Вообще-то, мне не очень удобно разговаривать с тобой, когда ты висишь там. У меня уже шея болит.
- Ну ладно, сделаю ради тебя исключение... - буркнуло сверху.
Чайка не успела среагировать на движение этого существа, как оно уже очутилось рядом, еле заметно прошелестев в падении.
Это был маленький зверёк с острыми, казавшимися для него немного великоватыми, ушками на миниатюрќной головке. Тёмно-бурая шёрстка покрывала почти всё его тельце. "Может ему холодно", - подумала Чайка, увидев великолепный чёрќный с фиолетовым отливом плащ, почти полностью обволакивающий тело этого существа. Но большие карие глаза приковали внимание Чайки. Никогда ещё она не видела такого... Какая-то бесконечная таинственность смотрела на неё, пытаясь ей что-то показать или сказать, но в то же время боясь открыть настежь дверь в эту тайну...
- Ну, чего смотришь? - отрезвил голос заворожённую птицу.
- А ты кто? - спросила Чайка.
Зверёк засмеялся.
- Мышь летучая, понятно? Сразу видно, что ты с неба свалилась. Неужели действительно ни разу не видела таких, как я?
- Ни разу. Ты первая. Меня вообще в Стае считали ненормальной и отсталой от жизни. Некоторые даже в злости говорили, что я не от мира сего...
- По тебе заметно, - улыбнулся зверёк. - У тебя даже голова не такая, как у остальных. Ты же ведь чайка, а у них головы чёрные, только у тебя почему-то белая. Действительно, ненормальная ты какая-то...
И мышь снова рассмеялась. Чайку не обидел её смех, но она удивилась.
- А откуда ты знаешь, что я чайка?
- А я догадливая, - смеялась мышка, видя удивлённый взгляд птицы. - Да ты не волнуйся, я часто видела вас и знаю кто вы такие, вот и всё.
- Странно, почему это я до сих пор не видела летучих мышей?
- Ничего странного здесь нет. Мы же днём не летаем. Летучая мышь - это зверь, ведущий ночной образ жизни, - уточнила мышка.
- Так ты еще и летаешь?! - воскликнула от изумления совершенно обескураженная Чайка.
- Приходится.
- А где же твои крылья?
- Ты что, ослепла? Вот же они, - и Чайка увидела, как фиолетоќвый плащ превратился в крылья странного вида. - Ну как, нравятся?
- Это просто чудо! Так здорово... замечательно... это просто... я не знаю... у меня нет слов... - задыхалась от восторга птица. - Вот бы мне такие! Сначала летать, а потом укрываться ими. Здорово!..
Мышь была польщена подобным темпераментным отношеќнием к себе, но не выдавала своих чувств, пряча их в скромности.
- Ну, разве это чудо. Природа есть природа.
- А можно потрогать?
- Не возражаю, - улыбнулась летучая мышь.
- Слушай, - Чайка трепетно изучала её крылья, - а что, разве у всех летучих мышей есть такие?
- Естественно, - фыркнула мышка.
- Вот здорово. Только вот... имя твоё... уж больно слишком длинновато, ты не находишь?
- Да это вовсе и не имя.
- Вот как? А как же тебя зовут?
- Очень просто - Кри.
- Что это за странное имя такое?
- Имя, как имя... - начала раздражаться Кри, - ну всё, насмотрелась?..
- Хватит, я уже устала от твоих глупых вопросов. Ночь - это не время для разговоров. Ночью нужно молчать и слушать тишину.
Чайка раскрыла клюв, так и не докончив фразы, но приняла к сведению замечание, прикусившее ей язык.
- Извини меня, Кри, пожалуйста. Я просто обезумела от счастья, что...
- Я тебя понимаю. Всё нормально. Сядь рядом со мной, так будет лучше.
Чайка послушно выполнила заботливую просьбу и в трепетном волнении устроилась возле Кри, слегка касаясь её плаща.
3
Они сидели и смотрели на звёзды...
Было уже за полночь. Одни созвездия сменялись другими. Луна перекатилась на вторую половину неба. Ничто не стояло на месте. За красотой иллюзии неподвижности скрывалась сила вечного движения. Только смотрящие на звёзды застыли, подобно каменным изваяниям. Казалось, будто они растворились во вселенском пространстве и слились с млечными скитальцами...
- А что ты чувствуешь, смотря на звёзды? - вдруг спросила мышка.
Птица задумалась.
- Я не так часто вижу их, как ты, но люблю иногда наблюдать за их полётом. Я никогда не задавала себе этот вопрос, просто смотрела на них и думала о своём. Не знаю, что можно чувствовать, но мне чудилась в этом какая-то тайна, а может быть, ощущение пространства, чего-то большого и необъятного, и в то же время способного уместиться в одних только глазах...
- Как ты смешно говоришь, - улыбнулась Кри. - Разве можно глаза сравнить с этим чудом?
- Не знаю. Я это только сейчас поняла.
- Странная ты какая-то...
- Странностью обычно считают то, что не могут объяснить, или то, что кажется непривычным. А разве весь этот мир, и луна, и звёзды не странны? А мы разве не странны? Зачем мы здесь? Разве не странно само наше существование и столь великая разница между нами и теми же звёздами?
- Для меня нет, я привыкла к этому, - ответила Кри.
- Ну что ж, твоё счастье, - печально сказала Чайка. - А я вот никак не могу ко всему этому привыкнуть. И чем дальше живу, тем, кажется, больше не понимаю и отдаляюсь.
- Ничего, это пройдёт.
- Едва ли...
И снова наступило долгое молчание.
Звёзды мигали, меняли цвета и дрожали, дрожали всем своим естеством, навечно скованные холодом мироздания. Иногда на небе были видны светящиеся полоски. Космические частицы, проникая в атмосферу, сгорали, не достигнув земли, оставляя в памяти наблюдателей следы ярких воспоминаний.
Чайка смотрела на звёзды и думала, почему все они такие разные, почему одни большие, другие маленькие, и почему они так расположены? Где-то они скапливались целыми цветниками, а где-то и вовсе было пусто. Что или кто подверг их такому необъяснимому статусу, и что скрывается за всей этой безграничной путаницей? Что обозначают рисунки далёких созвездий? А может, вообще это не поддаётся никакому объяснению и не имеет какого-нибудь реального или скрытого смысла? Тогда почему этот хаос до сих пор существует? Что заставляет всё это жить? Какой вселенский магнит управляет всем этим?
Но не могла она найти ответа и с грустью посмотрела на свою соседку. Кри с какой-то неведомой страстью отрешённо смотрела в небо. Казалось, что между её большими глазами и звёздами пролегла невидимая дорога. И птице почудилось, что это уже не то хрупкое существо сидело рядом, и что её уже нет на краю этой пещеры, а идёт она теперь по звёздному пути туда, где извечность творит и рождает души, превращая их в звёзды, и начало всех начал крутит колесо мироздания и вечности; туда, где живут иные миры, забытые или заброшенные кем-то, разрушенные, или оставленные теми, кто когда-то в них жил, но вынужден был уйти, чтобы снова вернуться. Магическая сила медитации уводила это маленькое создание всё дальше и дальше. И Чайка забеспокоилась, представляя себе, что вот сейчас этот фиолетовый плащ совсем исчезнет и растворится на общем фоне ночного спектра. Чайка испугалась, думая, что снова останется одна. После того, что с ней произошло, потерять и это, вернувшее ей радость жизни, и опять погрузиться в своё непроницаемое одиночество? Нет! Так нельзя! Это жестоко! За что ей такое наказание?! Или испытание? За что?!..
И Чайка закричала:
- Кри!!! Не уходи!..
Летучая мышь спокойно посмотрела на обезумевшую птицу.
- Чего ты кричишь? Смотри, все звёзды распугаешь своим криком.
- Я испугалась... - словно провинившийся ребёнок, прощебетала Чайка.
- Чего, глупенькая? - и мышка с нежностью погладила птицу по голове.
- Мне показалось, что ты сейчас уйдёшь и больше не вернёшься...
- Куда же я могу уйти? От себя разве уйдёшь...
- Да... да... конечно... от себя не убежишь... - и Чайка закрыла глаза, пытаясь успокоиться.
Она дрожала всем телом, и её сердце учащённо билось.
- Почему ты так смотрела на звёзды? - немного успокоившись, спросила она летучую мышь.
- Я? Что же здесь странного? Я слушала их музыку.
"Какая же я глупая, - подумала про себя Чайка. - Вечно воображаю себе..."
- Слышишь, как поют звёзды?
- Что?
- Неужели ты не слышишь?
- А разве звёзды умеют петь? - удивилась Чайка.
- Поёт всё, что может любить.
- Разве звёзды умеют любить?
- А ты послушай... - мечтательно и тихо произнесла Кри.
Чайка попробовала прислушаться, но звёзды молчаливо и холодно смотрели на неё, отказываясь принять в ряды своих поклонников. Чайка подумала, что либо она совсем оглохла, либо звёзды действительно молчат, либо она не понимает, что с ней происходит, и вообще ничего не понимает. А может, эта фантазёрка потешается над ней, может, она её разыгрывает?.. Нет! Это невозможно!.. И Чайка устрашилась своих собственных мыслей.
Вдруг птица услышала тонкий и чистый звук. Сначала он был слабый, но постепенно нарастал, иногда прерываясь на мгновения. Звук то лился непрерывной свежей струёй, то вибрировал на высоких тонах, то переливался плавными волнами. Чайка начала осознавать, что этот звук исходит откуда-то поблизости. Но рядом не было никого, кроме... И тут только она поняла, что Кри поёт, что это она издаёт такую чудесную мелодию. Чайка слушала её пение, не стараясь чего-то понять, а просто наслаждаясь прекрасным голосом зверька.
Когда звуки затихли, казалось, тишина продолжала эхом отражать услышанное. Во всяком случае, у Чайки ещё какое-то время стоял в ушах этот звон.
- ... ты что, не слышишь меня?.. - как будто сквозь туман донёсся до птицы голос Кри.
- Прости, что ты сказала? - очнулась Чайка.
- Да уж... я говорю, почему бы тебе не попробовать спеть что-нибудь?
- Мне?! Да я ни разу и не пела.
- Ну, вот и попробуй.
- Боюсь, что из этого ничего хорошего не выйдет.
- Отрицательный результат - тоже результат.
- Не знаю... после твоего...
- Ну что за беда?
- Ты смеяться будешь.
- Ну и что, смех полезен для здоровья.
- Да я не об этом...
- Тогда попробуй, - настаивала мышка.
- Ну, хорошо...
Чайка раскрыла клюв и, напрягая голосовые связки, стала освобождать свои лёгкие от воздуха. И "пение" несчастной птицы затмило тишину мира...
Когда хрипы, наполовину со срывающимся фальцетом, освободили ночное пространство от своей какофонии, Кри не могла удержаться от смеха. Чайка надулась и не находила себе места от стыда, но поняла, что обижаться всё равно было бы глупо и смешно. И, чтобы скрыть своё разочарование, она спросила:
- Скажи, Кри, вот ты говорила, что поют только те, кто может любить, так?
- Так.
- Значит, когда ты поёшь - ты любишь... то есть, я хотела... я хотела сказать, если ты поёшь, значит... значит, ты любишь?
- Да. И в том и в другом смысле это одно и то же.
- Значит, ты умеешь любить?
- Надеюсь, что так.
Чайка тяжело вздохнула.
- А я вот не умею петь...
- Ничего страшного, научишься, - успокоила её Кри. - Жизнь - это постоянный процесс учения и познания.
- А разве любовь можно выразить только музыкой?
- Не только. Но музыка, на мой взгляд, и тишина самое достойное средство общения. Когда нет музыки, когда нет красоты, - лучше молчать и слушать. Слова только портят всё.
Чайка задумалась.
- Ты же птица, ты умеешь летать, - неожиданно вставила Кри.
- Ну и что из этого?
- Полетели на луну!..
- Как это?
- А вот, смотри... - и фиолетовый плащ взмахнул крыльями.
Чайка увидела, как в темноте, на фоне яркого прожектора луны, чётко обрисовался возникший, словно из ничего, силуэт летуќчей мыши. Она так быстро работала своими парусами, что в их зоне было заметно лишь неуловимое мелькание серого, еле различимого полотна. Казалось, что она находится на одном месте, уменьшаясь в размерах. Кри летела по своему, ей одной лишь понятному курсу, совершенно не уклоняясь в сторону. Чайка с ужасом наблюдала, как она становится всё меньше и меньше. И когда её совсем нельзя было разглядеть, птица закрыла глаза, и перед её взором всё ещё фокусировался отпечаток таинственной тени, и взмахи плаща, как в замедленном кадре, то поднимались, то опускались, пропуская по контуру крыльев волнообразные движения воздуха. И Чайка подумала, каким нужно быть искусным лоцманом, чтобы вот так вот плыть по воздуху. Даже у неё не всегда получалось двигаться к цели, чтобы хоть чуть-чуть не выйти из равновесия. Она вспомнила, сколько трудов ей стоило точно приземлиться на какую-нибудь точку, когда училась летать.
"Неужели она и в самом деле улетела на луну? - открыв глаза, подумала про себя Чайка. - Опять я осталась одна..."
И Чайка решила тоже подняться в небо, хотя до этого ни разу не летала ночью. Она пыталась лететь прямо на луну, но ей казаќлось, что она всё время уклоняется от заданного направления. Чайка несколько раз оборачивалась, но не видела ничего, кроме темноты, да и не могла увидеть, находясь в постоянном свете луны. В конце концов, ей надоело оглядываться, и она летела вперёд лишь потому, что ничего другого ей не оставалось.
Но этот полёт не мог продолжаться бесконечно по трём приќчинам. Во-первых, Чайка ещё не совсем окрепла после пережитых событий. Во-вторых, луна не стояла на месте, и, следовательно, вместе с ней и Чайка уходила в сторону от своего прибежища. Ну и последняя, может быть, самая значительная причина заставила птицу понять, что уже наступало утро, и что призрак луны уже больше не мог вдохновлять её на дальнейшие поиски летучей мыши.
Действительно, уже настолько посветлело, что всё жило ожиќданием восхода солнца, и Чайка увидела под собой только воду и едва различимые очертания береговой линии. Она пожалела о своём безрассудном поступке и теперь, собрав последние силы, вынуждена была возвращаться обратно, несколько раз делая остановку на волнах, чтобы, отдохнув, снова можно было лететь. Потом были долгие поиски той скалы, что приютила её. И вконец уставшая и обессиленная, она всё-таки разыскала ту пещеру. Бедняжка свалилась прямо у самого входа, не имея никакой физической возможности забраться подальше в глубь этой норы.
Сон охватил её сознание сразу. Она часто вздрагивала, но целебная сила сна уже окутала её, приводя в норму слабый организм.
О, пленительное чудо сна!..
Ничто не может устоять против тебя. Твоя сила покоряет всё живое. Но как ничтожно малы мгновения твоих объятий! Вся нежность твоих чувств теряет свою трепетность и очарование при первых конвульсиях пробуждения. Есть ли в мире средство, которое смогло бы защитить твоё хрупкое естество от посягательств безжалостного дракона времени?..
О, вечная обитель сна!..
В твоих покоях хранятся миллионы тайн, которые ждут своих путников, заблудившихся на далёких осколках мироздания. Но непостижимая вера в свою мечту заставляет их распутывать клубок своих скитаний, чтобы выйти из подземелий лабиринта. Все иллюзии минотавра рассыпаются в прах перед мечтою пилигримов - найти свою тайну...
4
Чайка проснулась, когда солнце уже сползло с зенита, и почувствовала, что голодна. Оглядевшись, она никого не увидела и подумала, что всё, случившееся ночью, ей приснилось.
И снова этот облачённый в плоть призрак стал давить на неё прессом одиночества. Когда душа сжималась под его давлением, Чайкой овладевала апатия. Но она знала, как избавляться от такого состояния, хотя и ненадолго, но всё равно это не даёт полностью упасть духом. Нужно чем-нибудь себя занять.
Одиночество её уже было постоянным, но она умела не поддаваться его пагубным симптомам. Давно ещё, когда приступы одиночества только-только заражали доверчивое и слабое сознание птицы, её мучили скука, безразличие, меланхолия. Со временем она научилась бороться со скукой. Тем более, для неё это было не так трудно. Когда она поняла, что такое скука, то практически сразу же избавилась от этого. Она научилась не скучать наедине с самой собой, потому что часто думала. Мысли её постоянно находились в движении. Плавные и незаметные переходы размышлений из одной области в другую не давали ей скучать. Ей даже стали нравиться эти игры. Потом Чайка стала понимать скрытый смысл своих игр. Это был её способ самовыражения. То, что ей недоставало в жизни, она компенсировала в своих играх. Однако, осознавая всю опасность и трагедию подобных занятий, она научилась отделять игры от жизни, чтобы жизнь не стала игрой. Все странности её характера не поќзволяли жить в Стае так, как это делали остальные члены птичьего клана. Это мучило её, и она постоянно терзала себя самобичеванием и самокопанием. Непонимание со стороны сородичей вырабатывало у неё различные комплексы. При всех она ставила внутри себя защитный барьер, сковывалась, и от этого непонимание только возќрастало, ещё и потому, что она не могла выразить себя так, чтобы её поняли другие. Этот замкнутый круг сформировал из неё автономќно-изолированное существо, не способное как-то самостоятельно пытаться выжить. Но она и не стремилась к выживанию, просто жила тем, чем стала. Даже те немногие её близкие, которых она глубоко уважала, и хотели бы её понять, но и они наталкивались на ту же самую преграду, невидимый барьер, который Чайка сама и создала, и который очень сильно отделил её от своего общества.
Но, зная, как бороться со скукой, она слетела со скалы и восќпарила над водой. Чувство голода отбило у неё всякую возможность скучать, и она принялась ловить глупых рыб, которые, следуя своему врождённому инстинкту, вынуждены были плавать возле поверхносќти, даже и не осознавая, что являются лёгкой добычей, и в чём-то потакают тому, против чего они не способны бороться. Подобно тем чайкам, которые погибали в струях водопада, они тоже шли на смерть ради своей придуманной или не понятой ими до конца жизни. Рыбы становились пищей для птиц, а те, погибая в водопаде, в свою очередь, становились пищей для рыб, когда течение увлекало их обмякшие тела на глубины. И так постоянно. Хаос, обретая силу движения, заводит колесо иллюзий, создавая вечный двигатель.
Две первые рыбки Чайка проглотила, не раздумывая над их жизненными позициями. Третью она ловко подцепила своими лапками и полетела обратно в пещеру. Спрятав её под осколками скальной породы, Чайка из любопытства решила обследовать своё убежище. Снаружи было достаточно светло и поэтому ей трудновато пришлось привыкать к темноте, поглотившей новую жертву своими мрачными и пугающими тайнами.
Чайка шла наощупь, прислушиваясь к тишине. Сзади ещё доносился гул внешнего мира, хотя света уже не было видно. Чайка чувствовала, что опускается всё ниже и ниже. Несколько раз она натыкалась на невидимую стену тоннеля, сама отходя в сторону или следуя по извилистому пути. Сколько она так прошла, понять было невозможно, но глаза её по-прежнему ничего не видели. Теперь и слышала она только свои шаги и биение сердца. Вдруг еле уловимый шелест пронёсся у неё над головой, сопровождаемый тончайшим писком, который пучками выстреливался странным пневматическим оружием. И дальше опять была тишина.
По мере углубления становилось прохладнее, но холод не беспокоил птицу, подгоняемую страхом перед возвращением. Ей чудилось, что если она сейчас повернётся и пойдёт обратно, то на неё обязательно кто-нибудь набросится, хотя такой же опасности она подвергалась и пробираясь вперёд. У неё даже и в мыслях не было, что в темноте можно оступиться и упасть в пропасть. Тишина давила на слух своей монотонной непроницаемостью. Из-за этого Чайке стали слышаться какие-то непонятные звуки: слабое журчание воды, звон падающих капель, непрерывное попискивание и шуршание чего-то в воздухе.
Внезапно она потеряла равновесие и покатилась в какую-то яму. Потом небольшое падение по воздуху и сильный толчок обо что-то твёрдое, после чего Чайка окунулась в забытьё...
Сознание возвращалось к ней медленно. Она пошевелилась и ощутила вязкую боль в спине, не помешавшую, однако, ей кое-как подняться. Чайка сообразила, что это был всего лишь ушиб и что он скоро пройдёт, если не обращать на него внимание. Теперь ей предстояло самое ужасное и интересное - осмотр того, куда её занесло, вернее, уронило собственное любопытство.
Конечно же, такое она видела впервые в своей инфантильной жизни. Подземная пещера вовсе не была беспросветной могилой. Её освещала река, в слабом течении которой струилась неизвестно отќкуда происходящая иллюминация. От движения воды пространство пещеры играло красивыми отблесками. Кое-где по берегам речки росли сталагматические джунгли, которые и создавали звон капель. Но ещё один посторонний звук заставил Чайку поднять голову вверх. Непонятные тёмные пятна прилипли к своду пещеры и отвратительно пищали. Некоторые из них падали и начинали летать. Одно из таких пятен вдруг подлетело к ней. "Да ведь это же летучие мыши!" - подумала Чайка. Но какие они были противные, по сравнению с той, которая... Слепые, как кроты, они хорошо улавливали своими ушаќми-локаторами все звуки, и в частности те, что отражались от твёрдых предметов. Те самые писки, которые слышала Чайка, как раз и были ультразвуковыми пучками, с помощью которых эти твари ориентировались в темноте. Не долго думая, летучая мышь быстро исчезла из поля зрения птицы. Чайка ещё раз посмотрела наверх, и тут, прямо на голову ей упало что-то маленькое и мягкое. Она отпрянула от неожиданности и потом осторожно приблизилась к нарушителю её спокойствия. Чёрный комочек зашевелился и предстал во всём своём отвратительном великолепии детёнышем этих потусторонних обитателей. Казалось, будто на уродливый скелет натянули кожу и заставили жить вопреки всему тому прекрасному, что было в этом противоречивом мире. Чайкой овладела жалость к этому существу, и она прикоснулась к нему своим крылом. Судорожно раскрываюќщиеся крохотные челюсти укусили её за перья. Это было не больно, но очень отвратительно. Потом всё это месиво поползло к реке. Чайка хотела крикнуть этим глупым адским тварям, чтобы они помогли своему детенышу. Но она поняла, что те всё равно ничего не сделают для этого беспомощного существа. Она хотела что-то предпринять, чтобы остановить его, но мутант снова укусил её. Чайка в слезах наблюдала, как это чудовище подползло к самому краю воды и плюхнулось в неё.
Чайку душило негодование и бессилие. Она думала о том, что эти маленькие монстры живут своей тёмной жизнью, скрытые от света, и цинично убивают друг друга своим безразличием и эгоизмом. Она вспомнила, как однажды была свидетелем одного изгнания в своей Стае.
Однажды в шторм к ним прибилась потрёпанная и израненная чайка. Её приютили, выходили. И когда она поправилась, то принялась разорять гнёзда своих спасителей, поедая яйца чаек. За это Стая заклевала до полусмерти несчастную птицу. Чайка видела, как сородичи по очереди, непрерывной атакой, подлетали к мародёру и били своими клювами. Та уже истекала кровью, и они оставили её в покое. Чайка стала тайком ухаживать за раненой птицей. И когда она снова выздоровела, то тут же принялась за свой разбой. Тогда, во второй раз, Стая была неумолима. Чайка видела, как тело забитой до смерти птицы потом безвольно качалось на волнах, пока его не прибило к берегу. Она видела всё это, но ничего не могла поделать... Вскоре отношение Стаи к изгоям она ощутила и на собственной шкуре, но уже по другим причинам.
Чайка не хотела больше оставаться здесь и полетела в дыру, из которой вывалилась в это мрачное подземелье.
5
Машинально она летела по тёмному тоннелю, едва сдерживая ком в горле. Всё её сознание было переполнено переживанием и воспоминаниями от увиденного. Не понимая, куда летит и что делает, не раз натыкалась она на стены, совершенно не обращая на это внимания.
Нельзя оставлять безумца в одиночестве, потому что он либо расшибёт себе голову, либо совершит что-нибудь более безумное. Нужно, чтобы хоть кто-нибудь в этот момент был рядом, потому что действия его неуправляемы и непредсказуемы. Вопрос лишь в том, - нужно ли безумцу рядом чьё-то присутствие?..
И Чайка всё-таки так стукнулась в очередной раз, что, потеряв равновесие, рухнула вниз. Хорошо ещё, что летела она по тоннелю, поэтому падать ей пришлось не так низко и не очень больно. Но эта "авария" вызвала в ней своеобразную реакцию. Весь вулкан её переживаний вырвался наружу бурным потоком слёз и рыданий...
- Несчастные... несчастные твари... ну почему вы так живёте?!.. Разве можно так?!.. Зачем?!.. Зачем вам такая жизнь?!.. Нельзя же так!.. Ведь это жестоко!..
У Чайки перед глазами мелькали то этот уродец, утонувший потому, что стал никому не нужен, то птица, которую её же собственная жизнь и инстинкты заставили быть плохой. Может, она просто мстила всему миру за нанесённую ей когда-то боль и намеренно искала смерти, а может, сама того не желая и не имея в душе ни малейшей капли ненависти, она, ставшая жертвой и орудиќем своего воспитания, жила такой жизнью, потому что не знала другой. А этот детёныш, не сумевший удержаться на материнской спине или специально выброшенный, как обуза, от обиды ли чьей-то или, возненавидя своих за собственное уродство или беспомощќность, не захотел больше жить, не смирился с такой жизнью. Один умер из-за того, что не смог приспособиться, не смог выжить, другой, - потому что не умел жить иначе, потому что не знал другой жизни, кроме той, которая научила его убивать жизнь.
Чайка рыдала от бессилия, от ощущения, что всё напрасно и бессмысленно, и что ничего не изменишь. Она рыдала от счастья, что где-то всё равно есть такое место, где нет всего этого ужаса, где есть радость, и нет боли, и страданий. Но где же оно?.. Где это ГДЕ-ТО?.. Почему его нет в этом мире?.. И почему в этом мире столько страданий?.. Кому это нужно?!.. Зачем она родилась?!.. Чтобы страдать?!.. Но в чём же она виновата?!.. За что???..
Чайка рыдала... и постепенно затихла...
Она заснула...
Лучшее лекарство от всех болезней, если нет любви, - это сон...
А разве любовь - не сон?..
Сон - это покой, покой - это свобода, а свобода - это любовь...
Любовь - это сон...
Чайка спала, - потому что любила. А может, потому, что просто устала...
И ей снилось, что она каким-то мистическим образом двигаќется навстречу выходу из пещеры. Уже и проём осветил знакомые очертания, и Чайка, лежавшая перед этим, уже стояла на своих лапках. И глаза её увидели голубое небо кристальной чистоты. Она искала солнце, но никак не могла найти его, хотя и было очень светло. И тут еле уловимый звук коснулся её слуха. Он нарастал и превращался в странную и красивую мелодию. Она лилась непрерывќной свежей струёй, то вибрируя на высоких тонах, то переливаясь плавными волнами. И Чайка узнала песню Кри. Она взмахнула крыльями и полетела...
Впервые в жизни она так летела. Словно это был не обычный полёт, а растворение в небе. Перед её глазами происходила необычная перемена картин и цветов. Чистый голубой становился зеленовато-синим, под цвет морской волны, незаметно переходя в синий, а затем в фиолетовый. Серебристый фиолет играл бликами розоватых вспышек, словно зажигая звёзды на небосводе и отдавая их вселенной. Они гасли, уходя в свои новые жизни. Фиолет переливался розовыми, красныќми и голубыми быстро формирующимися облаками, словно клубами цветного дыма. И постепенно весь фиолет растворился в розово-голубом свечении, насыщаясь красным, оранжево-жёлтым, почти зоќлотистым, и прозрачно голубым светом. Утренние краски сменялись ярким и ослепительным полуденным зенитом так, что больно было глазам. Свет накалился до всепоглощающей белизны, и сквозь неё невозможно было ничего увидеть. И музыка в это мгновение достигла своего ультразвука. Чайка ощутила блаженную лёгкость в теле, почти невесомость, и сознание её уплыло в неизвестном направлении...
Приходя в себя, она стала осознавать, что музыка уже звучит тише и пространство приобретает более различимые цвета. Дневные сменились вечерними, словно вся спектральная гамма прокручивала плёнку цветов в обратном направлении. Но даже и в бессознании она продолжала лететь, а, очнувшись, удивилась, что по-прежнему летит, понимая, что должна была бы, по идее, упасть. Видимо, какая-то сила управляла ею, пока она не соображала. И всё же Чайка летела... она летела!..
И тут она поняла, что притягивало и управляло ею. Сначала Чайка только интуитивно чувствовала на себе чей-то взгляд, а теперь она увидела его. Глаза смотрели на неё тайной и нежностью. Конечно же, она узнала, кому принадлежит эта бездонность. На фоне меняющегося спектра, глаза не изменяли своего кофейного цвеќта. Пристальный взгляд этих глаз незаметно проложил невидимый обоюдный контактный мост, и Чайка не могла оторваться от этого магнита, продолжая лететь, как зомби. Их мысли соприкасались, будто разговаривая друг с другом.
Вслед за быстро меняющимися цветными облаками исчезли и глаза, словно растворились. Чайка невольно засуетилась, ища потерявшийся источник притяжения, но тут её внимание привлекла новая смена декораций. Как будто раскрылась завеса между двумя гранями бытия. И Чайка из своей прежней жизни влетела в новую реальность.
Далёкая перспектива гор, лазурная водная гладь с играющими алмазными бликами на подвижной поверхности моря, прозрачно-голубое небо с ласковым солнцем и атмосфера какой-то невыскаќзанности, постоянное ощущение надежды на то, что сейчас вот-вот произойдёт что-то очень хорошее. Чайка влетела в этот новый мир и сразу узнала его. Это был мир её детства. Но она заметила, как он изменился. Он стал намного лучше. Может быть, это впечатление возникло из-за того, что её прежняя жизнь была менее радостной. Бывает так, что, попадая из одного зла в другое, меньшее кажется более приятным. Но сейчас всё было иначе. Может, Чайка просто чуть забыла своё детство и теперь, попав в него, оно и казалось ей лучезарным и радужным.
Когда она подлетела к скалам, то снова узнала это место. Здесь жила её Стая. На какое-то мгновение в её груди вспыхнула тревога, но тут же погасла. Да, память не позволила ей ничего забыть. Чайка помнила всё...
Она давно уже не видела свою Стаю и, наверно, просто соскучилась по ней, и какая бы жизнь там ни была, Чайка решила не останавливаться на полпути. И она не пожалела о своём решении, увидав жизнерадостных и дружелюбных сородичей. И ещё её поразило, что вместе с чайками летали какие-то бурые зверушки. Ну, конечно же, это были летучие мыши. Но они теперь не казались ей такими омерзительными, как прежде. Напротив, она даже очень быстро подружилась с ними. Чайку захлестнула волна счастья, и она еле переводила дыхание от такого изобилия радости и любви. И сердце её готово было разорваться, когда она увидела ту самую чайку, которую убила её Стая, и того самого детеныша, утонувшего в пещерной реке. Эти два существа были рядом друг с другом и казались неразлучными, словно их сблизила мрачная похожесть проќжитых ими прошлых жизней. И теперь они, будто специально предќназначенные друг для друга, прекрасно гармонировали в этом раю.
Чайка плакала и смеялась, глядя на все это. Она была счастлива!..
От переполнения чувств она впала в забытьё, словно её окуќтало сладким туманом сна. Она почувствовала, что снова расстаётся с этим прекрасным миром своего детства. И она не жалела об этом, потому что понимала, - сколько бы ей ни пришлось возвращаться в него, всё равно, рано или поздно, нужно было бы покинуть этот мир для того, чтобы найти свой, который предназначен только для неё и ей подобных. И так бывает всегда и со всеми. Когда забываешь своё прошлое, давшее тебе жизнь, - настоящее кажется мучительно долгим или бесконечно быстрым, но тягостным.
Да, Чайка чувствовала, что покидает мир своего детства. И все эти знакомые ей существа растворялись в новой обволакивающей дымке. Всё та же фиолетовая игра спектра, мелодия зовущего голоса и взгляд тайны. И Чайка, как парализованная не могла избавиться от всего этого, даже если бы и хотела. Но она не хотела ничего менять.
Но всё движется и меняется...
И снова рассеявшийся фиолетовый туман вовлёк Чайку в новую реальность. Она ощутила далёкую, знакомую, но почти забыќтую, манящую мечту проявляющейся жизни. И глаза говорили ей: