Книге конец. И суть осталась в мыслях автора. Есть образы. Картины. Кажется все в буквах. На бумаге. Но чтец слеп. Листая, он так и не смог определить, где белое полотно вискозы, а где чернота туши. Пальцами он прикасался к телу. Ему мерещились родинки краски. Но, думалось, что буквы так тонко выписаны, и он так немощен, пальцы столь грубы, что невозможно распознать хотя бы одну из них. Он знал ее на запах. Пахло странствием. Долгим. Далеким. Кругосветным путешествием. Так чудилось ему. Ведь он знал, что никогда не покидал своего насиженного тела. Всегда оставался в себе. Он же слеп.
Не думал, что картины, которые видит внутри, есть мир. Ему всю жизнь говорили, что он слеп, и он верил.
А писарь сидел рядом и скрывал ложь. Он был рядом со слепцом по одной причине. Так думал он. У него же не было рук. Он не умел писать. Он думал, что безрукий он никому не нужен. Ему сказали, что калеки беспомощны, и он верил. Калека хранил слепца. Слепец заботился о калеке. А тот молчал, боясь открыть тайну книги, которую слепец не выпускал из рук. Шли годы. Оба мучались. Один от незнания. Другой - от молчания.
Пришло время одному из них уйти. И тогда калека, давя страх, быть непонятым закричал:
- Это другой роман. Прости! Я лжец. И калека. Я не умею писать. Все, что в этой книге - не тебе!
- Ты - глупец. Я не умею читать. Я же слеп. Мне было бы неважно, что там. Ты мог лгать сколь угодно, и я бы верил. Но эта книга моя. Только моя. Пусть это и другой роман.