Аннотация: Алексей Соколов. "Соло для скрипки с мольбертом".
На момент написания (10 января, поздний вечер) я всё никак не могу избавиться от того культурно-эмоционального шока, что я пережил сегодня. Трахался. На фоне истерики - Он её не любит (заметьте - Он это не я). Ну да ладно. Что хочу этим сказать - если кому-то текст покажется дисгармоничным или неточным - то я ничего не буду иметь против того, как вы его воспримите. Но исправлять не буду - слишком интимно созревало. Всё равно как у шестипалого ребёнка отрезать палец - для чего-то он вырос?
К делу. В предыдущей статьюшке ("Эстетика анти-индастриала") я показал контуры антигородского искусства в тех его фишках, что нашли отражение у Алексея. Теперь я попробую увидеть писателя-эмигранта Соколова с точки зрения програмных положений проэзии.
Итак, "Соло...". Несмотря на то, что текст структурно разделён на несколько сюжетных моментов в нём можно выделить две основные семантические линии. Первая линия - это "синдром эмигре", ностальгия. Наиболее отчётливо она выражена в эпизодах "Лебеди" и "Рыба". Сцены с травлей птиц (очень анти-индастриально!) и старушечьей очередью дают до крайности любопытное наблюдение. С их помощью автор "хочет" (втайне от своего же сознания) убедить себя в правомерности, нужности того, что он покинул Россию. Надолго и в чём-то навсегда.
Негатив смерти лебедей нарочно оттеняется идилией тупых мамочек, ранним эротизмом первокласниц, хоровым плачем тонких девочек (которые столь же изящно на корточки садятся пописать). "Не стоит смотреть умирающим птицам в глаза" - как не стоит жить в умирающей стране. Очередь возле кровавого алтаря - здесь подводное течение, скрыто насмехающееся над нашим постсоветским легковерием - и нашей древнерусской истовостью в вере же. Как можно жить в стране с такой духовной экстремальностью?! Девушка с котёнком - символ искажённо прижившегося на Руси хиппового менталитета. Освобождённый от остросоциального протеста (при всех буддийских закорючках хиппи шестидесятых просто не хотели в армию, на вьетнамское мясо) он превратился в сложное девичье хобби - сплошная нежнейшая рефлексия, отторжение людских проблем ("Живут..." - потому что людей не переделать) и любовь к умирающей жизни. А на деле - такая же жестокость, как и у делящих Спасение старых роботов социализма, но только жестокость наивного ребёнка, из любопытства давящего муравья, гладящего котёнка и не думающего о неизбежном. "Мне совершенно не хочется просыпаться"...
Художник и Королева - это вечный мотив пробуждающегося творца. Первое вдохновение, мечты об идеале Женщины, сладостность суицидных грёз. Поверхностно - но верно, полагаю. Вообще - здесь бы написать отдельную работку, но ни сейчас, ни потом на оное не сподвигнусь.
Самая, пожалуй, глубинная фраза: "С его руки струйкой стекала кровь, капала в раковину, неохотно сползала в трубу, оставляя рваные дорожки на зеленой керамике. Двор колодец стягивался в розовую ванную комнату, мужчина сидел на холодном краю ванны и всхлипывал". Что такое смерть? - что бы человек не думал - это в любом случае холодное покинутое тело - и в этом переходе от пространства мечты к пространству обыденности и одинокой естественности автор по-человечески жалуется на конечную бессмысленность бытия. Ещё один смысловой слой - буквальная метафора того, как эмигранту видится Родина. Вспоминать в сыто-бюргерской стране Родину столь же разрушительно, как и мироточить кровью - потому что с каждым сеансом обескровливания воспоминание всё менее отчётливо и всё менее ярко. В конце концов, задумавшись о России возле зеркала в ванной видишь только зеркало и ничего более. Душе остаётся лишь всхлипывать.
В чём тут проэзия? - в интуитивно умелом сочетании психоломанных поэтических сюжетов, эмоционального заряда и усталого прозаичного интеллекта - в одном флаконе...