Надо сказать, это слово нежелательно, поскольку может вызывать к жизни призраки лишних сущностей. Слово многозначное, связано с архаическим "сущий" (существующий). Хватает и других русских слов.
Сложнее с переводами. Пусть не во всех случаях, но довольно часто можно обойтись и без него. Многое зависит от того, как переводят остальные термины. Так если немецкое Dasain перевели словом "присутствие" (тут-бытие), то Seiende можно переводить как "существование" или данность. Слово "существование" легко уточняется прилагательным (субъективное, объективное, воображаемое). Термин "данность" относительно прозрачен и без эпитетов: заведомо ясно, что абсолют или вещь в себе не могут быть данностью, поскольку данность - то, что близко или в каком-то качестве открыто субъекту.
Нет большой необходимости и переводить словом "сущее" латинское ens (причастие от sum).
Для обозначения данного и неданного достаточно слова существование. Вопрос осложняется тем, что идеальное (лжебытие, бытие понарошку, условное бытие, рисунок на растянутом небытии) вздумали тоже называть бытием, что крайне нелепо. Не имеет прямого приемлемого смысла хайдеггеровское мнение о бытии как о просеке в сущем. Еще никто не придавал сущему какой-то пракосмический смысл, а потому это и не стоит делать зря. Действительное добытие, недетектировнное бытие проще называть недобытием, прабытием. Под словом "многообразие" (якобы атрибут Seiende) подразумевают вовсе не это, а всевозможные последствия наивного реализма, коим были поражены главные философствующие фигуры XX века. А Николай Гартман, сверх контаминации чувственного с предметным, пытался реставрировать натурфилософию.
Вот перевод коронной фразы Н. Гартмана из труда "Zur Grundlegung der Ontologie": "Бытие отличается от сущего точно так же, как истина отличается от истинного, действительность - от действительного, реальность - от реального. Есть много того, что истинно, однако сама истинность в этом многом - одна и та же; говорить об 'истинах' во множественном числе с философской точки зрения неверно и этого следовало бы избегать. Точно так же неверно вести речь о действительностях, реальностях и т. д. Действительное бывает разным, действительность в нем одна - тождественный модус бытия.
Так дело обстоит и с бытием, и с сущим. Необходимо отвыкнуть от смешивания одного с другим. Это первое условие всякого дальнейшего проникновения в тему. Бытие сущего одно, сколь бы разнообразным ни было это последнее. Все же дальнейшие дифференциации бытия суть лишь конкретизации его способов".
Отчего в предлагаемом формальном случае не говорить о бытийном и бытии, о бытийном и бытийности? Мы сталкиваемся с практикой перевода немецких слов. У das Sein и das Seiende - сходное звучание, у русских "бытие" и "сущее" в современном варианте такого нет, возникает коренное различие в прямом и переносном смысле. С другой стороны, Гартман держит про себя дальнюю мысль о своем желании в обязательном порядке вставить в части своего труда описание весьма отсталой (а зачастую ненужной) сферы под названием "натурфилософия". А для этого, противореча сам себе, оставляет клетки для подразумеваемого "разнообразия".
По нынешнему взгляду на реальность можно заявить, что несущего бытия не бывает. Прошлое, будущее, идеальное - не есть бытие. При этом, конечно, надо отмежеваться от мыслителей, полагающих феномены идеальными, либо перемешивающими ум с разумом. Сущее - пережиток прямого или замаскированного трансцендентализма. Объединять реальное с идеальным в одном термине представляется крайне предосудительным. Хуже с лукавым Хайдеггером: словно бы забыв о вещи в себе, о потустороннем по отношению к феноменальному, о субъективной хрональности, он возвращается к архаике досократиков и нелепым образом обвиняет коллег в сокрытии потаенного.
Пожалуй, главная ошибка Хайдеггера - отказ от актуального рассмотрения бытийной модальности, а в связи с этим - исходного и производного. Даже приблизительное представление о степени существования (степени существуемости) делает термин "сущее" ненужным.
"Сущее как таковое" - яркий пример схоластического измышления, заведомой нереальности. Оно ничуть не лучше "стольности" или "стульности".