- Всем - внимание! - зычный голос генерала Бахметьева разнёсся по лаборатории, словно рёв иерихонской трубы. - Начинается первая стадия операции "Ротация". С этой секунды любое отступление от утверждённого плана считается изменой! Изменника расстреляю лично сам, - мотнул генерал побагровевшей шеей, и все почему-то сразу ему поверили: этот расстреляет.
Репутация Бахметьева, генерала армии, начальника Генштаба, не позволяла усомниться в грозном посыле отмороженного вояки. А посылать Бахметьев любил. Так иногда крыл по матушке, что даже подчинённые не с первой попытки расшифровывали смысл приказа.
Профессор Иванов, единственный из "концессионеров" не являвшийся военным или политиком, послушно запустил совершенно секретную установку. Ему предстояло в одиночку обслуживать довольно громоздкое оборудование, единственным автором и разработчиком которого он и являлся. Но ничего, он справится. Ведь привлекать помощников из своего института, особенно тех, что косвенно были причастны к созданию установки и могли, следовательно, догадаться о цели операции, профессору было запрещено.
Установка мягко загудела. Иванов с немым восхищением смотрел на детище рук своих. Нет, не так. На детище мозга своего! Открытие, совершённое учёным, тянуло как минимум на Нобелевскую премию. Причём - пожизненно! С ежегодным вручением. А если серьёзно, Иванов отдавал себе отчёт, что после того, как открытие будет выпущено в белый свет, он, профессор Иванов, точнее, Виктор Сергеевич Иванов, будет навсегда вписан в научные анналы, наравне с теми, кто там уже благополучно пребывает.
Но всё это - потом. До того, как эти сладкие мечтания будут претворены в жизнь, профессор должен отдать должок. И должок этот, надо признать, дорогого стоит.
Продолжая наблюдать за датчиками и различными шкалами и индикаторами, профессор искоса взглянул на генерала. Этому человеку Иванов был обязан практически всем. В то время, когда на фундаментальную науку отпускались сущие гроши, Иванову ни за что не завершить бы перспективную тему, не возьми его под своё тёплое крылышко Бахметьев. Уж каким путём тот проведал про разработки профессора, как разнюхал, откуда выкопал информацию, про то не догадывался и сам профессор. Видимо, "разведка донесла". Впрочем, разве важно это было теперь, когда результат, как говорится, налицо! И хорошо, что донесла! Где бы сейчас был Виктор Сергеевич, если б не пресловутая разведка? И на какие деньги жил? И какие бы имел перспективы, попивая ежедневно в обеденный перерыв дешёвый кофеёк в институтской столовке?
Бахметьев с опаской, но соблюдая достоинство, приблизился к установке:
- Ну как, профессор, всё в норме?
-Так точно, товарищ генерал армии! - по-армейски вытянулся в струнку физик предпенсионного возраста. - Но нужно подготовить вводимую субстанцию. Через минуту начнётся этап трансплантации генного материала.
- Есть - подготовить, - по-армейски же чётко, хотя и с лёгкой барской интонацией в голосе, откликнулся Бахметьев.
И тут же крикнул одному из своих подчинённых:
- Лейтенант Козинцко! А ну-ка, живо тащи сюда молофью! Щас мы её вводить будем!!!
Глухо стукнула дверь. Лейтенант помчался за пробиркой, которая в объятиях паров жидкого гелия, дожидалась своей участи этажом ниже.
Генералу не нравилось, что весь процесс, от начала и до конца, не проходил в замкнутом пространстве. Если кто-то или что-то выбывает из под постоянного контроля, пусть даже на самый короткий миг, жди осложнений. Это всегда чревато всякими неожиданностями. Но, исходя из соображений секретности, дабы не вызвать подозрений у сотрудников института излишними телодвижениями и приготовлениями, Бахметьев вынужден был согласиться на предложенный вариант.
- Сейчас пойдёт картинка, - предупредил Иванов, и все присутствующие в лаборатории жадно придвинулись к демонстрационному экрану.
Тесно сомкнулись их плечи, и задышал, задышал натужно дружный сонм посвящённых заговорщиков.
Не считая отбывшего порученца Козинцко и самого генерала, здесь обретались ещё трое. Один из них - уже упоминавшийся профессор Иванов - отвечал за техническую сторону проекта. Помощник генерала полковник Гонкин, не отличающийся особым умом, зато преданный, как собака, лично своему патрону, потребен был, собственно, именно в этом качестве. Как верный пёс, готовый за хозяина порвать глотку любому гражданскому. И не только, кстати, гражданскому. Вообще - любому! Лишь бы хозяин кивнул. Такие дураки всегда полезны. И спину прикроют, и лишнего не сболтнут. И наконец, третий: странный человечек со странной фамилией. Господин Наздаревский входил в когорту ближайшего президентского окружения. Личный советник. Впрочем, и должностишку какую-то там, наверху, занимал. Очень - наверху! Небожитель, короче. Он постоянно поправлял свою причёску - длинное, косое каре, - которая могла бы показаться весьма стильной в каком-нибудь модном ночном клубе, но здесь выглядела явно неуместной.
Бахметьев поморщился, когда Наздаревский, склонившись к экрану, обдал компанию облаком тошнотворного парфюма. И отчего это все люди, имеющие сомнительную ориентацию, употребляют такие тяжёлые и даже зловонные духи! Запах, что ли, отбить пытаются?
Ещё раз поморщившись, Бахметьев, однако, промолчал. Сейчас не время для чистоплюйства. Разобраться с этим Наздаревским, закинуть его на нары куда-нибудь в Воркуту, где ему очень пригодятся навыки из нынешней личной жизни, можно будет потом, по успешном завершении операции. Когда произойдёт то, ради чего они и собрались вместе с утра в здании института, в ивановской лаборатории на четвёртом этаже.
Заговор созрел уже давно. И не то чтобы он налился, обильно вспухнув изнутри, как переспелый, фиолетово-жёлтый фурункул, на который только надави хорошенько, и он брызнет наружу пахучим, пастообразным гноем, нет. Просто в один момент и в одном месте сошлись воедино некие нити судьбы. Сошлись для того, чтобы сплестись в дивном узоре, и значение этого узора будет много значить для будущего всей планеты. А держал эти нити в руках умелый паучок - генерал Бахметьев. И плёл, плёл свои кружева. Искусно и неотвратимо.
Кто знает, получилось бы у генерала хоть что-то подобное, не попадись ему полгода назад на глаза перспективная разработка Иванова.
Вообще-то, к такой информации принято относиться скептически, с добрым или недобрым юмором - тут уж всё зависит от ситуации, - но Бахметьев почувствовал, звериным нюхом учуял, что в задумке седого профессора скрыт гигантский потенциал. В конце концов, если затея и провалится, чем рискует сам генерал? Малой толикой бюджетных денег, что и отпускаются-то именно на такого рода "спецпроекты". Целевым образом, так сказать. Лишь один из тысячи оказывается потом хоть чем-то дельным. И спросу особого за потраченные деньги никогда не бывает. Кто там разберёт после, как разбазаривались государственные средства. Ни одной комиссии это не дано! Ничего, сожрут водочки, попарятся в баньке, потрахают вдосталь веселушек-прапорщиц, и всё будет пучком! Любой отчёт подмахнут.
Зато в случае успеха - генерал окунался, с головой, в полный шоколад! Перед ним открывались такие перспективы, что дух захватывало.
И Бахметьев не прогадал. Иванов с лихвой оправдал вложенные денежки.
Суть открытия заключалась в том, что старый профессор нашёл практические пути темпорального проникновения в конкретно обозначенную точку в прошлом. Причём, точность "попадания" высчитывалась до какого-то там нехилого знака, генерал в этом слабо разбирался. Но зато Бахметеьев быстро разобрался, как можно с толком использовать такое проникновение. И какие дивиденды извлечь.
Генерал недолго раздумывал над практической стороной. Подчинить своей воле самого Главнокомандующего - это подобающая ставка, чтобы вступить пусть и в рискованную, но сулящую баснословные выгоды игру. Такая игра стоит свеч, на неё потраченных! Да и что там свечи! Иванов - лишь расходный материал, им можно и пожертвовать, если что-то пойдёт не так. Тут главное - самому правильно "обставиться", запастись оправдательными версиями и даже, может, алиби себе состряпать, если понадобится. Успешный исход любой операции зависит от того, насколько тщательно проведена рекогносцировка и проработан план её проведения.
Команду Бахметьев подобрал себе без особого труда. Конечно, качеством пришлось пожертвовать в угоду личной преданности, ну да это только в плюс. Кое-кого после завершения операции даже можно оставить в живых. Например, Гонкина. Рыхлый, обрюзгший дурак пригодится и в будущем, ибо на самостоятельную роль не претендует заведомо, а как исполнитель вполне генерала устраивает. Да и порученца Козинцко, пожалуй, имеет смысл не "выводить за скобку". И даже отдать ему на прокорм какой-нибудь военный округ - со званием несложно подсуетиться. Мало ли у нас генералов вырастало из лейтенантов за пару лет! Была бы необходимость.
А на экране в этот момент разворачивалась самая кульминация. Родители действующего гаранта конституции приближались к бурному оргазму. Что называется, эякуляция неизбежна!
Весьма ответственная стадия. Здесь Иванов должен был с помощью каких-то там пространственных манипуляторов (генерал, опять же, не вникал во все эти тонкости, ему важен был конечный результат) изъять семенную жидкость, из которой собственно и произошёл "фигурант" (Бахметьев настаивал именно на такой формулировке при обозначении объекта, ибо эксперименты над главой государства, сами понимаете, уже только по одному звучанию своему крамольны и недопустимы!), и заменить её заранее подготовленной субстанцией.
Тут важно оговориться. Бахметьев вовсе не был извергом и негодяем. Он не собирался вливать в маму гаранта конституции что-то непотребное и гадкое. Совсем нет! Генерал просто исходил из особенности установки Иванова. Дело в том, что вернуться назад в конкретный временной отрезок можно было только один раз. Это как магнитофонная плёнка, которая после единственного прослушивания самоуничтожается. Или, иными словами, становится непригодной к повторному воспроизведению. Какие уж тут действуют законы, генерал не знал, но вынужден был принять это как данность. И действовать соответственно.
На протяжении трёх месяцев Иванов изымал образцы спермы, наблюдая за личной жизнью родителей президента. Наблюдая невольно, ведь он совсем не хотел быть "третьим лишним", пусть и спрятанным за кулисами времени, при подобных интимных сценах. Но, увы, по иному он не смог бы набрать нужное количество генного материала. Генерал поставил ему задачу обнаружить - среди миллиардов - один единственный сперматозоид, который бы максимально походил на тот, что "сработал" при естественном зачатии гаранта. С учётом того, что при введении подготовленной субстанции оплодотворённая яйцеклетка матери будет той же самой, видимых изменений в облике президентов "до" и "после" наблюдаться не должно. Зато "невидимые" различия - это и есть тот результат, которого так добивался Бахметьев.
Бахметьев, как начальник Генштаба, имел доступ к наисекретретнейшей информации. Через его руки проходили все важнейшие научные открытия, как военных, так и гражданских учёных. И только от него зависело, дать ход этим изысканиям или похоронить их под зелёным сукном стола как бесперспективные. В частности, однажды генералу принесли тиснённую золотом кожаную папку, в которой хранилось несколько файлов. На бумаге описывался принцип модифицирования генного материала по заранее заданным параметрам. Что-то намечалось только в потенциале, но весьма многое уже было подтверждено опытным путём. Генерал, не будь простофилей, тут же строжайше засекретил разработку, всю электронную базу данных моментально перевёл на свой личный начштабовский компьютер и запаролил доступ только ему известным кодом. Ну а главного разработчика подверг "домашнему" аресту. Только "дом" этот находился в персональных апартаментах Бахментьева. И - дело пошло!
Нити судьбы сплелись! Иванов извлекал образцы "сиятельной" спермы, Кудинов (а именно такова была фамилия "домашнего" арестанта) кропотливо исследовал эти образцы. Сначала Кудинов был нацелен на поиск нужной генной матрицы, затем принялся колдовать над заветной пробиркой по одному ему известному рецепту. А суть методики заключалась в том, что отобранный сперматозоид, надлежаще хранящийся и сберегаемый в родной среде, то есть в семенной жидкости, откуда и был выделен, но где были убиты, стерилизованы все прочие "хвостатые" конкуренты, подвергался кроме вербально-гипнотического воздействия, ещё и целой гамме прочих воздействий. Бахметьев ухмыльнулся, когда в первый раз услышал, что Кудинов всерьёз намерен подвергнуть гипнозу микроскопический сперматозоид, но возражать не стал. Мало ли каких чудес достигла наука за последние пару лет! Нейро-лингвистическое программирование вполне себя оправдывало на взрослых, да и на детях. Может, и сперматозоид схавает. Зато облучение объекта определёнными комбинированными частотами генерал воспринял как реальное действо. Физическая природа облучения на фоне гипнотического камлания над субстанцией, у которой и мозга-то, по большому счёту, нет, представлялась Бахметьеву воистину научным подходом.
Наконец, Кудинов вручил своему патрону электронный брелок, излучающий ту самую частотную, неповторимую комбинацию, и клятвенно пообещал, что человек, развившийся из "обработанного" сперматозоида, будет послушен воле хозяина брелока аки агнец.
И наступила последняя стадия операции по замене президента - замещении оригинала им же самим, только слегка "модифицированным". И никто, никто не раскусит, что править страной отныне суждено лишь одному генералу Бахметьеву!
- Товарищ генерал армии! - напомнил о себе Иванов, который не переставал играть в бравого вояку. - Пора изымать исходник. Я зафиксировал темпоральный поток на моменте эякуляции.
- Изымай! - подтвердил Бахметьев.
- И уничтожать?
- Ну, разумеется!
- Может, оставить исходник в резерве, до успешного завершения операции? - усомнился Иванов, виновато потупив взор.
Понятно, ему не хотелось становиться убийцей. А это, как ни камуфлируй суть, именно убийство. Пусть сперматозоид не оплодотворил яйцеклетку, но ведь это только пока, через какое-то время он бы обязательно сделал своё дело. Гарантировано! И результат его стараний Иванов видел вчера по телевизору.
- Я тебе оставлю!!! - рявкнул Бахметьев. - Рубикон перейдён! И мосты должны быть сожжены!
Блеснув эрудицией, генерал отчаянно дёрнул рукой, как бы давая отмашку на немедленное исполнение приказа.
И профессор, как крепко вошедший в роль бравый вояка, приказ тут же исполнил.
Световая вспышка в накопительной камере оборвала жизнь будущего гаранта конституции... Или - прошлого?.. Поди разберись! Эти темпоральные коллизии кого хочешь с ума сведут!
Послышался топот. Порученец Козинцко приближался к группе заговорщиков. В руках у него была курившаяся морозным паром пробирка с белой, мучнистой жидкостью на донце.
И тут...
Заговорщики дружно ахнули.
Козинцко, зацепившись сапогом за какой-то провод, грузно брякнулся на пол, покрытый керамической плиткой. Стекло хрупнуло, распалось на колючие осколки, выпустив наружу слизистую субстанцию...
Гоголевская сцена длилась недолго. Застывшие фигуры быстро пришли в себя, как после детского заклинания "отомри!". Каждый из заговорщиков вёл себя по-своему, но ярче всех проявил натуру генерал. Он шагнул к опешившему Козинцко, влепил ему оплеуху и гаркнул что было сил:
- Ты что же это, пидорас, мать твою, наделал!!!
Козинцко обмочился. Тёмное пятно расплывалось там, где ему положено, а сам лейтенант едва не грохнулся в обморок.
- А ну, убожище, тормоз долбанный, живо соскребай президента с пола!
Бахметьев схватил порученца за шею и энергично сунул его лицом почти к самому полу:
- Чтоб всё до капельки! Что останется - языком будешь вылизывать!
- Бесполезно, товарищ генерал, - уныло подал голос профессор Иванов. - Это ничего не даст. Бесполезно...
- Почему?! - обернулся к профессору Бахметьев. - Сейчас он у меня здесь всё соберёт, - генерал ткнул носком сапога ёрзавшего на коленках Козинцко, пытающегося осколком пробирки согнать разбрызгавшиеся капли в единую лужицу. - А не соберёт, я его, собаку, расстреляю, тут же, на месте! Как государственного преступника!
- Это бесполезно... бесполезно... - Иванов, подобно сомнамбуле, уставив взор куда-то в подпотолочное пространство, повторял и повторял своё заключение.
- Да очнитесь же, профессор! - вызверился на него начштаба. - Сейчас не до истерик! Придите в себя, наконец! Всё под контролем, не поддавайтесь панике. Сейчас соберём молофью, и заправим её в детородный орган маманьке гаранта. Как и собирались. Так что действуем, согласно плана. Всё будет тип-топ!
- Вы не понимаете, товарищ генерал, всё это бессмысленно, - чуть не причитал Иванов.
- Да почему же, мать твою, бессмысленно?! - взбеленился Бахметьев. - Объясни, яйцеголовый!
- Во-первых, поймать один-единственный жизнеспособный сперматозоид в этой лужице - а он, действительно, единственный! - практически нереально. Он мог завалиться в микротрещину плитки, отлететь в микрокапле на два метра, он мог быть повреждён разрушением пробирки. Во-вторых... изменились вводные условия. Сценарий эксперимента нарушен. К тому же непредусмотренный перепад температур... да и среда теперь стерильностью не отличается.
- К чёрту стерильность, профессор! Ты что, не понимаешь, во что мы вляпались?!
Профессор понимал. Но что же он мог поделать. Глупая, досадная оплошность порученца генерала привела к тому, что в мире могла разразиться настоящая катастрофа. Если осеменение должным образом сейчас не состоится, в реальной действительности на месте президента окажется огромная темпоральная дыра. А любой разрыв во временной ткани чреват непредсказуемыми последствиями. Тут же, как нарочно, задействована историческая фигура. Историческая - просто в силу занимаемой ею должности. И эта историческая фигура уже заметно повлияла на формирование и прошлого и настоящего. Так что исчезновение этой фигуры, выпадение её из реальности, породит такие проблемы, что...
Бахметьев клокотал. Бешенство переполняло его. Блестящий, продуманный план летел к чертям из-за дурацкой случайности. Случайности, которую нельзя было предусмотреть! И заранее просчитать запасные варианты. А что ж теперь? Генерал играл желваками и готов был расстрелять каждого из присутствующих, а затем сунуть дуло себе в рот и нажать на курок.
Невольно генерал засмотрелся на лужицу, которую придурок Козинцко всё ещё пытался загнать в отколовшееся донце пробирки. Лужица приобрела буроватый цвет, впитав в себя пыль и грязь, а также пот, капавший с кончика носа порученца. Или это был не пот?
И вот в этой гадости, в этой жидкой, отвратительной слизи плавал сейчас всесильный президент. Президент Лихачёв - глава могучего государства! Сам-то Лихачёв был так себе человечишко, недалёкий, престарелый пердун-резонёр, пустой и ничтожный. Но всё ж - гарант! И он олицетворял своей персоной великую страну... Да-а... Видел бы его кто в эту минуту!
И тут генерала озарила спасительная мысль. Не мысль даже - идея!
- Профессор! - взвился Бахметьев. - Сколько у нас времени?
- Ну... точно сказать нельзя... - промямлил Иванов. - Только приблизительно.
- Сколько?! - рявкнул начштаба.
- Так... с момента фиксации темпорального потока, - забормотал профессор, - изначально, было минут десять. Прошло минуты полторы-две... считаем, две с половиной...
- Сколько же, наконец?!! - благим матом возопил генерал.
- Твёрдо мы можем рассчитывать на пять-шесть минут, - отрапортовал учёный.
- Этого достаточно! - резюмировал Бахметьев.
Собрав вокруг себя всех остальных участников заговора, генерал посвятил их в свою задумку.
Задумка, похоже, не привела в восторг бахметьевскую аудиторию.
Доброволец так и не вызвался.
Генерал тяжёлым взглядом прошёлся по каждому. Да, узок был круг заговорщиков, узок и тесен!
И вот из них, из этих трусов и предателей, предстояло выбрать папашу нового президента. Нового потому, что теперь это, и впрямь, будет не совсем прежний президент. Кто-то другой! Наполовину другой. Ровно наполовину. Но это лучше, чем темпоральная дыра.
Себя генерал сразу исключил из числа "соискателей". Он не может отвлекаться, он обязан держать руку на пульсе развивающихся быстро - слишком быстро! - событий. Ему придётся контролировать процесс.
Но кто? Кто?!
Иванова генерал также не брал в расчет. Тот будет занят обслуживанием аппаратуры. Отвлекаться ему недосуг.
Значит, остаются трое.
Может, полковник Гонкин? Честно говоря, Бахметьев предпочёл бы именно этот вариант. Преданный служака невысокого интеллекта, без особых амбиций, он подошёл бы как никто на роль генного пращура "обновлённого" президента. Но, увы, рыхлый, чрезмерно располневший полковник, тайный алкоголик, уже лет десять как перестал быть мужиком. От запойного импотента давно сбежала законная супруга, и теперь он мог спокойно предаваться своей "благоприобретённой" страсти. Водка, виски, текила... Нет, полковник не годится.
Тогда - Наздаревский? Леденцовый мальчонка с женскими повадками? Губки, каре, косметика? Дружки балеруны да телепродюсеры? Нет уж, этот "голубой советник" отпадает и подавно. Дерьмо!
Что ж, выбор невелик. Лейтенант Козинцко! Порученец при Бахметьеве. Вообще-то, при начальнике Генштаба порученцами состоят сплошь полковники, выпускники Военной Академии. Этот же был, скорее, ординарцем: пивка принести, в баньке веничком похлестать, носки постирать и прочее. Но чёртова политкорректность уничтожила понятие "ординарец". Как же, унижает человеческое достоинство! Так вот и стал ординарец Козинцко порученцем.
Бахметьев смотрел на маленькое, хорькоподобное рыльце с чёрными колючими глазками. Глазки были полуприкрыты желтушными веками и загадочно поблёскивали. Так потухающие уголья вспыхивают вдруг прощальными огоньками.
Ну, здравствуй, папаша президента!
Бахметьев вплотную подошёл к подчинённому:
- Задача понятна, лейтенант? Тогда действуй! Ноги в руки и - марш!
- Но... но я не могу так, - слабо запротестовал Козинцко.
- Как - так? "Плэйбоя" у меня здесь для тебя нет! И "Хастлера"! Так обходись, лейтенант!
Порученец мялся, переступая с ноги на ногу. Наконец, краснея, произнёс:
- Так, без наглядного пособия, может не получиться. Я уже не раз пробовал.
Генерал грохотал:
- Ишь, наглядное пособие ему! Мы, в своё время, без всяких пособиев дрочили. А им, на-ка, бабу глянцевую подавай! С обложки, мля!
Но вдруг Бахметьева осенило - в который уже сегодня раз:
- Бабу, говоришь?! Будет тебе баба! И не с обложки.
И поглядел пристально на Наздаревского:
- А ну, Гришаня, сымай портки!
Тот, впрочем, и не сопротивлялся. Или у него, как у собаки Павлова, рефлекс уже выработался на эту команду?
- Вот, - гремел Бахметьев, обращаясь к порученцу, - вот тебе пособие! Чем не баба! Любуйся на задницу и работай кулачком. Как хочешь, а чтобы через две минуты результат был. Профессор, - обратился он к Иванову, - дайте ему посуду какую-нибудь. Да поживее, время уходит.
Профессор протянул Козинцко чистую мензурку.
- Сюда, пожалуйста, - пояснил он, хотя это и было излишним. Козинцко, может, и не был умён, но ведь и не идиотом же, в конце концов, уродился.
Бахметьев, косо глянув на брюки порученца, глухо буркнул:
- Да смотри, не нассы туда. Хватит уже, отличился!
Мы не будем останавливаться подробно на самом процессе, ибо наблюдение за ним вряд ли могло бы вызвать у кого-нибудь хоть какое-то удовольствие. Упомянем лишь, что генерал на этот раз запретил Козинцко куда-либо удаляться, и порученцу пришлось, взирая на холёный, тощий зад Наздаревского, обильно пошедший "гусиной кожей", трудиться под пристальным взглядом всех остальных заговорщиков.
Но вот, сладострастно замычав, Козинцко кончил. И через мгновение протянул генералу наполненную мензурку.
- Не мне, не мне! Профессору! - брезгливо отстранился Бахметьев. - Что ты мне суёшь! Ишь, набуровил сколько!
Профессор тут же подскочил вёртким чёртиком, схватил мензурку и понёсся с ней к своему агрегату. Время, и правда, поджимало.
Спустя пару десятков томительных секунд, которые заговорщики провели в молчаливом ожидании, Иванов облегчённо выдохнул:
- Успели...
Тишина висела ещё какое-то время в лаборатории, будто облачко сигаретного дыма, которое нехотя рассеивается, распадаясь хлопьями и слоями уже под самым потолком.
Первым очнулся Наздаревский. И смущённо, словно провинившийся шалун, стал натягивать на себя скатавшиеся комом на туфлях особо модные в некоторых кругах итальянские брюки.
Затем оттаял и Бахметьев:
- Ну, профессор, что - получилось?.. Всё в норме?
Иванов вообще не любил делать категоричных заявлений. Не отступил он от этого правила и сейчас: