По утрам встаю чуть раньше хриплого фальцета Борьки - потрепанного петуха с давней певческой карьерой. Так рано просыпаться посоветовал мне чудесный доктор, который со мной примерно одного возраста, а значит, я ему могу доверять как себе.
Кто рано встает, тому Бог подает! Какой смысл в этой фразе? Единственное, что сейчас подарено мне свыше, - это одиночество, да и еще ощущение, будто мои глаза заклеены самым бойким скотчем. Разве не преступление - выйти на улицу в такую рань? Своими тупыми темно-синими сапогами я хладнокровно уничтожаю прелестное прозрачное покрывальце, которое укрывает беззащитную травку до прихода лучей заботливого солнца. Вдыхаю спертый воздух, чувствую, как его поток проходит через мою больную щитовидку, не спеша опускается по замученному гастритом желудку и, оседая, ласкает низ живота. Всё это утро с его драгоценностями - сейчас только для меня одного, но я это вряд ли оценю в данный момент: озарение придет ко мне спустя время, возможно, когда спокойной зимой буду мерзнуть где-то в общественном транспорте. Вот тогда- то я и вспомню!
Немного погуляв взад-перед по своему крохотному участку, решаю набрать дров и затопить камин, ведь чего-чего, а сырости мне стоит опасаться. Через несколько минут под колкий треск огня я расслабляюсь в слишком мягком кресле...
Не заметил сам, как задремал, очнувшись, слышу, что по ржавому подоконнику тихонько скребется дождь, словно просит меня поднять покрашенные белой краской шпингалеты и отворить окна навстречу юным каплям. Они желают быть внутри моего дома, мечтают промочить мягкий переплет недавно купленного сборника рассказов Бунина, планируют незаметно лежать на глади зеркала старого шкафа и потом растаять под напором лучей всемогущей звезды, горят желанием даже попасть в тарелку, где со вчерашнего дня живет настоящая русская окрошка, так и не оценимая из-за моей городской избалованности. Я не открываю окно, дождь усиливается и перерастает в раздраженный ливень, теперь он уже не просит, а требует дать ему полной власти, но я не сдамся!
По рыхлым грядкам уже спешат веселые ручейки, нисколько не смущаясь преград в виде зрелой клубники, сбитой с куста неосторожной стихией. Капкан в виде кривого ведра без ручки - давно списанного бойца огородной армии - взял в плен уже больше шести литров ничего не подозревающих дождинок, которые плюхаются друг на друга каждое мгновенье. Трухлявая скамейка, некогда сделанная из частички могучего дуба, но скучающая в последнее время, так как на нее уже никто не садится, но сейчас она не одинока - на ней миллионы временных гостей...
Именно это происходит на моем участке, но я, не смотря туда, вглядываюсь чуть назад - лет на тридцать пять вспоминаю такой же грозный ливень, который застал нас с Викой, когда мы, уставшие, возвращались с долгой прогулки по центру города. Нам тогда и пятнадцати лет не было. Беспричинно смеялись, смущенно переглядывались, несли изысканный бред - в общем делали всё, что свойственно влюбленным парочкам нашего возраста, причем совершенно не уставали от этого и могли быть вместе круглые сутки.
И в тот день с самого утра я сидел на скамейке перед ее домом, ковырял серый песок под ногами, пытаясь избавиться от настырного волнения, которое ощущал перед каждой встречей с ней. Вижу, как она выходит из подъезда, чувствую удушье и нервно сглатываю, ботинком резко уничтожаю свой песочный кубизм, встаю и иду настречу и замечаю, что мои ноги получили неприятный ватный эффект. Каждая встреча как первая! Вообще, так и должно быть, но уже лет тридцать я не встречаюсь ни с кем дважды, так уж повелось.
С Викой не спеша блуждаем по всем интересным местам центра - проходим по главной улице города, любуемся на счастливых людей, которые сидят на аккуратных скамейках и о чем-то нежно беседуют, покупаем любимое мороженого у знакомого продавца дяди Валеры, и в ходе прогулки кто-то обязательно получит шутливый тычок брикетом в нос, после идем смотреть бриллиантовое отражение на горячей речной глади. Я как всегда предложу искупаться, но получу отказ от заметно побагровевших щечек и вместо купанья придется кормить душистым хлебом доверчивых голубей. Вдоволь нагулявшись, я провожаю ее до дома, тут нас и настигает стихия : откуда ни возмись на чистом синем небе появляется зловещая черно-серая туча, которая, нависая над нашими головами, готовится разразиться в любой момент. Раз, два, три... по возрастающей не получается - сразу на полную катушку, кто-то сверху душ направил, да и холодный какой, хоть бы горяченькой подвернули, но на небесах может тоже ее отключают. Вика вся промокла, ее каштановые волосы сейчас напоминают запутанные провода, большие ресницы скованы назойливыми дождинками, а невозможно -чувствительные алые губы наконец избавились от ненужной помады...
Не думал, что когда-то про нее вспомню, но я ведь тоже не железный и не могу бесследно вычеркнуть из моей жизни те годы. Достаю настоящую кубинскую сигару(щедрый подарок от начальника), не с первого раза, но зажигаю ее и втягиваю в себя дурман с родины бодрого старичка Фиделя Кастро, пытаюсь снова задремать. Воспоминания держат бульдожьей хваткой - как ни старайся, не разожмешь тугую пасть. Эх, Виктория Олеговна... ехал на дачу, чтобы отдохнуть и немного подлечиться, но никак не для того, чтобы в сырой команате, сидя на продавленном кресле, мучительно переживать о неудачах прошлого. А впрочем... дождь уже закончился.