Он увидел ее, когда она заглянула через его плечо в экранчик фотокамеры. Как правило, так поступали только бродячие мальчишки, когда он бывал за границей, и он, боясь подцепить какую-нибудь иностранную заразу, всегда в этом случае с силой отталкивал их локтем. Этого обычно оказывалось достаточно - и сейчас, почувствовав дыхание у себя на щеке и уловив краем глаза тень над плечом, он рефлекторно, хотя и неловко, двинул локтем.
Она ойкнула, отступила на шаг и растерянно сказала:
- Извините...
Он опомнился, перевел взгляд на нее. Девочка явно из низов общества, в когда-то белой, а теперь застиранной, в разводах, но чистой футболке, накинутой поверх кофте и каких-то драных джинсах. Впрочем, как раз джинсы были по последней моде богемных мальчиков постпубертатного возраста - только вряд ли она об этом догадывалась.
На вид ей было лет двенадцать... даже тринадцать, подумал он, переведя взгляд на выдающиеся бугорки на груди, не прикрытые лифчиком. Таких девочек он видел ежедневно десятками в центре города - они иногда попрошайничали, иногда просто болтались по рынке или привокзальной площади, часто в компании мальчиков раннекриминального возраста, всегда сторонясь милиционеров. Он подозревал, что именно среди таких девочек можно найти малолетних проституток, о которых он иногда думал разное, но в основном лишь читал в желтой прессе.
- Извините, - повторила девочка. - Я только посмотреть хотела.
Он удивился, но не показал виду. В России дети мало интересовались техникой - возможно, потому, что получить к ней доступ в последнее время не было особой проблемой.
- Да ничего, - ответил он. - Фотографией интересуешься?
- Ага, - она почесала довольно длинные светлые волосы, и он подумал, что в этой копне наверняка водятся вши.
- И что, сама снимаешь?
- Ой, нет, конечно, - девочка явно смутилась. - Куда мне...
Он пригляделся. Девочку сильно портила худоба и противоестественно впалые щеки, но он подумал, что если ее слегка откормить и округлить - получилась бы если не красавица, то симпатяшка наверняка.
- Хочешь, сфотографирую? - неожиданно для себя спросил он. Обычно он предпочитал снимать исподтишка каких-нибудь красавиц, особенно на пляже, и уличной чернухой никогда не увлекался - а в том, что девочка относится именно к разряду чернухи, он не сомневался. "Наверняка мать пьет, отец сидит, дома пять братьев и сестер, зачатых неизвестно от кого по пьянке, а сама она побирается по приказу матери, и получает вечером люлей независимо от того, сколько денег собрала", - подумал он. Правда, синяков на девочке видно не было, да и денег она пока у него не просила - но картинка была слишком уж типичной, чтобы оказаться неверной.
- Да, - как-то слишком безразлично ответила девочка. - Хочу.
У него в голове мелькнула мысль - а не привыкла ли она сниматься голышом за деньги - но он отложил ее на потом вместе с проверкой этой догадки.
- Ну, тогда пойдем на набережную. Не тут же тебя снимать, - кивнул он на мусорные баки. Сам он в тот момент, когда она к нему подошла, целился на диковинный контраст свежеотделанной маковки церкви с крышей какой-то деревянной развалюхи, и фотопортрет для такого фона не подходил никак.
- Пойдемте, - девочка двинулась за ним не оглядываясь. Он в очередной раз удивился - как правило, такого рода дети не расставались с парочкой своих сверстников, хотя бы для того, чтобы дать достойный отпор ровесникам на "чужих" территориях. Но девочка, кажется, была одна.
- Ты одна? - переспросил он.
- Нет, с мамой, - ответила она.
- А где она?
- На работе.
- А, понятно, - он помолчал. Спрашивать дальше было не совсем вежливо, но он был не на светском рауте, и, в конце концов, мог в любой момент послать девочку подальше.
- А отец?
Она помолчала.
- Папа умер. Давно.
Судя по интонации, с которой она это сказала, отца или вообще не было, или она его совсем не помнила.
- И братьев-сестер нет?
- Нет. Одна я... - она горестно и очень натурально вздохнула.
- А маме сколько лет?
- Тридцать.
- Кем она работает?
- Санитаркой. В больнице. Иногда ночами дежурит, а иногда я с ней.
- Тридцать? А тебе?
- Мне четырнадцать.
Он покивал головой. Конечно, все так и есть - или почти так. Родила от прохожего молодца, еще в ПТУ или школе, девочке наврала, что отец умер, образование получить так и не смогла... обычная история.
- Я в десятый пошла. Сначала хотела идти в училище, но там без денег не берут, а у нас не хватает...
- Сильно не хватает?
- Ну... да, - кажется, впервые за время разговора девочка смутилась.
- Попрошайничаешь?
- Ой, нет, конечно.
Он замолчал, искоса поглядывая на нее. Сбоку ее фигура не казалась такой уж недоразвитой, и он подумал, что ей действительно может быть четырнадцать. Впрочем, может быть и восемнадцать - как-то раз он столкнулся с подобной девицей, откровенно клеившей его переспать. Несмотря на обоюдный интерес, он испугался ее возраста, и лишь потом узнал, что она специально косит под нимфетку, чтобы раскручивать толстых папиков.
- А бабушки какие-нибудь?
- Да нету никого. Мама из Магадана приехала, у нас тут вообще никого нет.
На Магадан он отреагировал соответствующе, непроизвольно ухмыльнувшись - но для девочки пока еще это было просто название города, и ничего больше.
- В какой класс, ты сказала?
- В десятый.
- Да ну?
- Ага. Я с шести лет в школу пошла.
Они уже вышли на набережную, и он пошел медленнее, выбирая место для съемки и заодно размышляя. Как-то раз он уже знакомился с девочкой точно такого же возраста - правда, более разбитной и развитой. Та попрошайничала на рынке и пристала к нему, чтобы он подвез ее домой - намекнув по пути, что за скромную сумму может быть и продолжение. Продолжения он поопасился - на всякий случай; денег ей дал просто так, за что она затащила его домой, чтобы познакомить с матерью. Знакомство, правда, не состоялось - мать, несмотря на полдень, была уже в невменяемом состоянии, ползала по кухоньке деревянного дома, бессмысленно мыча и таращась на окружающих. Тогда он бежал в ужасе, и с тех пор старался такие знакомства не заводить, несмотря на подсознательный обостренный интерес к изнанке жизни.
- Давай вот здесь, - он показал на старый дом, наполовину скрытый кустами.
- Ага, - она сразу встала в правильный ракурс, как будто тут и стояла всегда. Смотрелась она довольно нелепо в своем странном наряде, но он подумал, что после ретуши в стиле ретро фото можно будет даже отдать на выставку.
- Кофту сними.
Она сняла кофту, аккуратно повесила ее на спинку скамейки и снова встала так же, как стояла. Без кофты она выглядела куда как симпатичнее, он даже загляделся на ее стройную талию - к счастью, без новомодно выставленного животика, чего он терпеть не мог.
Все то время, пока он щелкал камерой, она стояла неподвижно, лишь следя глазами за его перемещением.
Наконец он закончил снимать и взглянул на часы. Примерно с пол-часа у него еще было, однако девочка спросила:
- Сколько времени?
Услышав ответ, она заторопилась:
- Ой, мне ехать надо.
- Ты в каком районе-то живешь?
- На Партизанской.
- В деревянном доме?
- Нет, почему. В обычном. Только комната одна.
- Мобильник у тебя есть?
- Нет... нет, конечно.
- Ну... позвонить мне сможешь?
- Да.
Он протянул ей визитку. Она мельком взглянула на нее и засунула в карман кофты, слегка царапнув его самолюбие. Он не был тщеславен, но привык, что люди реагировали на его должность с некоторых удивлением - как минимум.
Она повернулась и сказала на ходу:
- Пока.
- Пока, - несколько растерянно ответил он. - Эй!
- Да?
- Как тебя зовут-то?
- Оксана. Все, пока.
Она ушла, сверкая голыми телом через дырки на джинсах. Он оперся на парапет набережной и закурил. Девочка чем-то зацепила его - и вовсе не тем, чем, как он знал, его может зацепить малолетка. Не фигурой, не внутренней развратностью, не анимешной внешностью. Ему не было с ней скучно - несмотря на то, что он был ее старше даже не на жизнь, как говорила его жена, а на две жизни. Еще четырнадцать лет назад, когда они с женой чуть не развелись, а дочке было всего шесть лет, эта девочка была лишь комочком протоплазмы...
* * *
Он закрутился в повседневной суете и уже через день почти забыл про девочку - хотя, выходя вечером прогуляться перед сном на набережную, непроизвольно оглядывался, подсознательно ожидая случайной встречи. На пятый день она позвонила - прямо в редакцию, в разгар рабочего дня. Сначала он не понял, кто это - потом, оглянувшись на занятых, но вечно все слышащих сотрудников, вполголоса сказал:
- Извини, я сейчас занят. Ты вечером свободна?
- Конечно.
- Давай на том же месте... часов в семь. Тебя отпустят?
- Да. То есть нет, но мама дежурит.
Он положил трубку, с неудовольствием чувствуя, что взволнован. Это было смешно - в его возрасте волноваться из-за встречи с какой-то замызганной девчонкой. Тем не менее, сердце билось невпопад, что его сильно тревожило. По большому счету, здоровье у него было совсем не то, чтобы увлекаться малолетками - он воочию наблюдал кризис среднего возраста у многих своих ровесников, которых такие вот - или чуть постарше - девицы легко доводили до развода, инфаркта, разорения или самоубийства.
Она ждала его, видимо, давно - по вечерам уже холодало, а она на этот раз была, как он с облегчением отметил, без своей безумной кофты, в одной лишь футболке и джинсах. Он задержался на пятнадцать минут, и, глядя на ее посиневшие руки, чертыхнулся про себя.
Он был голоден, как всегда после работы, и поэтому сразу направился в пиццерию. Он бы с большим удовольствием посидел где-нибудь в Доме актера, но, трезво оценив ее вид, решил отказаться от такого сумасбродства. Хотя в этому времени в Домище, как они называли это заведение, все уже были прилично на рогах, но не настолько, чтобы не настучать наутро его супруге - просто из любви к искусству.
Впрочем, и в демократической суете пиццерии она смотрелась несколько странно - на них оглядывались, и даже безразличная ко всему кассирша с сомнением посмотрела на девочку. Наверное, зайди она одна - ее даже на порог не пустили бы, сочтя за побирушку. И, судя по тому, как она дико озиралась по сторонам, она вообще была тут впервые.
Она взял целую пиццу, пару салатов и пива - на себя и на нее. Глядя на скорость, с которой исчезает еда, понял, что может остаться голодным. За то время, пока он с удовольствием выцедил стакан пива, она съела всю свою пиццу, салат и с сомнением смотрела на его порцию. К пиву, правда, не притронулась.
- Ты чего, пиво не пьешь?
- Нет. Я вообще не пью.
- И не пробовала?
- Пробовала. Один раз. Не понравилось.
- И не куришь?
- Нет, конечно..., - она как-то странно посмотрела на него, и ему стало немного неудобно за такой допрос.
- Ты тут первый раз?
- Ага.
Он отрезал ей половину своей порции и пододвинул тарелку:
- Ешь.
- А вы?
- Мне хватит.
- Правда?
- Правда, не бойся.
По ее глазам он видел, что она все еще голодна, и с трудом представил себе ее образ жизни - видимо, она жила совсем впроголодь.
- Мама сколько зарабатывает?
- Когда как. Если повезет - то две.
- Две?
- Тысячи.
Он замолчал, осознавая услышанное и стараясь ничего не отобразить на лице. Две тысячи он тратил в день, иногда и больше. Конечно, он понимал, что санитарка вряд ли могла получать солидную зарплату - но все-таки больница, взятки, лекарства можно воровать и продавать... он мысленно пнул сам себя под столом за такие мысли.
- А в какой больнице она...
- В онко.
Да уж. Еще не лучше. Ну ладно мама, но таскать девочку на ночные дежурства в такое место...
Она съела все, что он ей дал, и заметно повеселела. Он покосился на ничуть не изменившуюся форму ее впалого живота и сказал:
- Не лопнешь?
- Нет. Я в жизни так вкусно не ела. Спасибо большое. А это дорого?
- Ты что, деньги собралась отдавать?
- Нет... то есть я сначала про это не подумала.
- Понятно, - он усмехнулся. - Забудь. И больше так не говори.
- Ладно.
Он допил пиво - свое и ее - и откинулся на спинку стула. На них уже перестали обращать внимание, вечерняя забегаловка жила своей жизнью.
- Чего так долго не звонила?
- Ну так... в школу собиралась. Ну и неоткуда было.
Он подумал, сопоставил факты. Особо пристойное в голову не лезло - судя по всему, девочка выжидала, пока мать уйдет на дежурство, чтобы... чтобы что? Он старался не думать в категориях желтой прессы, но ничего другого придумать не мог. Например, девочка решила подзаработать, переспать с ним и получить денег. Или просто сходить в ресторан. Но... могла бы хотя бы накраситься, или футболку сменить... Что-то тут не вязалось.
- А ты чего в одной футболке ходишь?
- А чего? Она чистая. У меня другой нету просто. Только в школу которая.
- Понятно.
Спросить ее в лоб он не решался. Вообще, ему в голову пришла дурацкая мысль, что это может быть подстава - например, в квартире его будут ждать бандиты, или дружки девочки заснимут секс на пленку и будут потом шантажировать... Бред бредом, а на носу избирательная кампания, и в городе найдется много желающих подержать его с полгода на поводке.
Правда, в этом случае подобрали бы не малолетку, а девицу посимпатичнее, позаковыристее, которая смогла бы зацепить его крепко - клюнуть же на эту задрыгу способен только какой-нибудь редкий извращенец. Он тоже мог... и клюнул - но про это никто не знает. Хотелось бы на это надеяться. Если, конечно, для нее это не профессия... и если застиранная майка - не элемент игры. Черт, не катит она на играющую девушку. И на проститутку не катит никак.
- У тебя мальчик есть?
- Кто? Мальчик? - она нервно хихикнула. - Нет, конечно. Кому я нужна, обезьянка такая.