Белые стены с грязными, желтыми потеками ожили, приблизились, пытаясь задушить, выдавить остатки жизни из изможденного тела. Я попытался закричать, но повязка плотно и надежно закрывала рот. Я попытался встать и убежать, но стул оказался намертво прихвачен к полу, а сам я прочно к нему привязан. Желтая лампа под потолком смотрела на мои безуспешные попытки, качалась, будто укоряя, туда-сюда, туда-сюда.
Кто-нибудь! Выпустите!
Крик остается в кляпе, глаза лезут из орбит. Стены приближаются, мельтешение света все быстрее. Кто-нибудь! Я дергаюсь безостановочно, но ремни крепки. Боль! Единственное правдивое чувство. Я цепляюсь за него, прошу спасти. Пытка стен уже невмоготу. И боль помогает. Она глушит мозг, пронзает нервы, заставляя слезы течь по щекам, закрывает веки. Тьма. Красная тьма.
И мне становится легче. Я сбежал от реальности, я успокаиваюсь. Боль неслышно пульсирует где-то далеко, зовет за собой. Не могу не верить ей, иду следом. Красное марево вокруг колышется, поддаваясь странным ритмам, баюкает, словно мать. В голове становится пусто и хорошо. Я плыву вслед за болью, уже счастливый, уже свободный. Я знаю, куда попаду.
Скоро в мареве проявляется что-то темное, прямоугольное. Дверь. Толкаю и вхожу внутрь.
- Здравствуй. Это снова я.
Он все такой же. Золотой, остроконечный колпак, золотые одежды старинного покроя и устремленный вдаль взгляд чёрных глаз. Неизменная золотая клетка на столе перед ним, в которой такой же неизменный золотой полумесяц с человеческим лицом. В воздухе витает золотая пыль.
- Я ждал, - отвечает человек в золотом.
Подхожу ближе, протягиваю руку, чтобы погладить полумесяц, но его маленькое лицо искажается, показывает мне оскал острых зубов.
- Я не справился, - тихо говорю я.
- Знаю, - незамедлительно отвечает человек. - Иначе, ты бы не пришел сюда.
- И что мне делать теперь? - спрашиваю я.
- Смотря, что ты хочешь, - отвечает человек, и полумесяц заходится в злобном смехе.
А что я хочу? Я сбежал от реальности, потому что там меня держат взаперти и пытают стенами. Те, кто делает это, думают, что я сумасшедший. Я не могу спорить, потому что и сам не знаю правду.
Мне хорошо, когда я брожу в красном мареве и дышу золотой пылью. Но я боюсь Золотого Человека, а еще больше - его полумесяца. Потому что он жаден до золота. Он ест его и требует снова и снова, заполняя мою голову истеричными криками. А я не могу сопротивляться ему.
- Так что же ты хочешь?!
Я знаю, слышал, что для того, чтобы правильно задать вопрос, необходимо знать половину ответа. Я же знаю ответ полностью, но боюсь произнести его, потому что желаю избавится от страха, от Золотого Человека, а ему не понравятся такие мысли. И в то же время, я не хочу покидать это место, потому что тут чувствую себя спокойно и безопасно.
А злобный полумесяц начинает шептать, поднимая голос все выше, пока не срывается на крик:
- Он хочет укол. Укол. Укол!
- Укол! Быстрее укол! - кричат над ухом хриплым голосом.
Удары по щекам, резкие, обжигающие, словно бьют плеткой. Золотой Человек начинает таять, рассеиваться. Напоследок полумесяц выскакивает из клетки, вонзает острие своего серпа мне в шею, и растворяется в золотой дымке, как было уже не один раз.
Реальность равнодушно бросает меня в комнату с белыми стенами. Мое тело продолжает дергаться, извиваться в ремнях, брызжет изо рта пеной. Два санитара суетятся, тычут шприцем. Я чувствую, как по венам растекаются пламя и покой.
- Кажется, откачали, - говорит один, тот, что делал укол.
- Снова. Он же безнадежен, почему не дать ему спокойно умереть? - спрашивает другой, снимая ремни.
- Не наше это дело, - отвечает первый. - Нам платят, чтобы он жил.
А я смотрю на стену, где висит маленькая картинка с изображением человека, кормящего полумесяц. Который уже раз, меня осеняет догадка - мы в плену друг у друга. Он держит меня в своих наваждениях, а я его - в своей голове.Мы одно целое.
" Так что же ты хочешь?"- смеется полумесяц.