Весь "Парнасик дыбом" Е. Меркулова: http://zhurnal.lib.ru/editors/c/chernorickaja_o_l/parn.shtml

  Окна сумраком повиты... Я, уcтaлый и разбитый,
  Размышлял над позабытой мудростью старинных книг;
  Вдруг раздался слабый шорох, тени дрогнули на шторах,
  И на сумрачных узорах заметался светлый блик, -
  Будто кто-то очень робко влез на вишню в этот миг,
  Влез на вишню и затих.
  
  Ах, я помню очень ясно: плыл в дожде декабрь ненастный
  И напрасно я пытался задержать мгновений бег;
  Я со страхом ждал рассвета; в мудрых книгах нет ответа,
  Нет спасенья, нет забвенья, - беззащитен человек, -
  Нет мне счастия без вишен, спелых, вкусных, красных вишен,
  Сохраненных на обед.
  
  Темных штор неясный шепот, шелестящий смутный ропот,
  Шепот, ропот торопливый дрожью комкал мыслей нить,
  И, стараясь успокоить сердце, сжатое тоскою,
  Говорил я сам с собою: "Кто же это может быть?
  Это просто ворон рыщет и пытается вредить,
  Кто еще там может быть?"
  
  Тихо-тихо в царстве ночи... Только дождь в листве бормочет,
  Только сердце все не хочет подчиниться тишине,
  Только сердцу нет покоя: сердце слушает с тоскою,
  Как холодною рукою дождь колотит по стене;
  Только я молюсь за вишни, только эхо вторит мне,
  Только эхо в тишине.
  
  Я рывком сорвал портьеру: за заборною фанерой
  Мальчуган соседский Сева появился предо мной.
  Не спросивши разрешенья, он вбежал в мои владенья,
  По газону, без стесненья, так, как будто он слепой.
  И не видит там таблички, бережно прибитой мной: 
  'По газонам - ни ногой!"
  
  Позабыв, что сердцу больно, злился, кипятясь невольно,
  Вот мой 'гость' самодовольно в сад ворвался без стыда;
  Я спросил: 'Почто на древо вы залезли, милый Сева?
  Неужели ты к Матвею забежать не мог с утра?
  И когда же слезешь с вишни, где струится в дождь вода?'
  Крикнул Сева: 'Никогда!'
  
  Крикнул, поглядел сурово, и замолк, молчит, ни слова,
  Хоть бы рот раскрыл он снова, хоть сказал бы 'Нет' иль 'Да';
  Я вздохнул: 'Когда-то прежде отворял я дверь Надежде,
  Надя - сорок первой стала, с вишни рухнув в Никуда.
  Если ты сейчас не слезешь, то погибнешь навсегда!'
  Крикнул Сева: 'Никогда!'
  
  Вздрогнул я - что это значит? Он смеется или плачет?
  Он, паршивец, не иначе, лишь затем залез туда,
  Чтоб дразнить меня со смехом, повторяя грубым эхом
  Свой припев неумолимый, как кукушка из гнезда.
  Видно, думал, от Матвея сможет скрыться без труда.
  Дам ему я, "Никогда!"
  
  Он молчанья не нарушил, вишни ел, плюя мне в душу,
  Да еще косил на грушу. Вот еще одна беда!
  В ожидании ответа я следил, как в пляске света
  Тени мечутся в смятеньи, исчезая без следа...
  Вишни спелые при этом, где трепещут искры света,
  Исчезали навсегда.
  
  Вдруг, ночную тьму сметая, то ли взмыла птичья стая,
  То ли ангел, пролетая, в ночь закинул невода...
  "Ты мучитель! - закричал я. - Тешишься моей печалью!
  Воровать чужие вишни кто послал тебя сюда?
  Слезь же, дай забыть, не думать об ушедших навсегда!"
  Крикнул Сева: "Никогда!"
  
  "Кто ты? Парень или дьявол? Кто послал тебя, - лукавый?
  Гость зловредный,Сева вредный, кто послал тебя сюда?
  Что ж, разрушь мой мир бессонный, мир, тоской опустошенный,
  Где звенит зловещим звоном беспощадная беда,
  Но слезай, я умоляю! И уйди, забуду, да?"
  Крикнул Сева: "Никогда!"
  
  "Глупый Сева, глупый Сева, я прошу, слезай ты с древа. 
  Светлым раем заклинаю! Всем святым, что Бог нам дал,
  Ты слезай, ведь жизни грезу, выстрел оборвет обреза,
  И пронзит тебя железо, с древа упадешь тогда,
  И тогда, твоих прервется дней унылых череда!'
  Крикнул Сева: 'Никогда'.
  
   "Хватит! Замолчи! Не надо! Получи, исчадье ада,
  Получи свинца заряд ты, упадешь ты как звезда.
  Улетит душа на небо, прямо вверх, потом налево,
  Зря, мой друг любезный Сева, ты пришел в сей час сюда.
  Что ж, прощай, любитель вишен, и исчезни навсегда!
  Я караю без суда!"

  
  
  Все. Упал. Лежит убитый, древа ветками избитый,
  Словно сумраком повитый, там, где дремлет темнота...
  Только бледный свет струится, тень тревожно шевелится,
  Я - убийца, свет струится, как прозрачная вода...
  И сорок второму вору, что лежит под половицей,
  Не подняться, не подняться,
  Hе подняться никогда!