- Опять врёшь, - я нехотя выползла из тёплой норки.
- Ты слышишь то, что хочешь слышать, - вздохнул мокрыми ветками сад.
Небо, хоть и порядком вылинявшее, всё ещё сохраняло основной антрацитовый тон. Между тем, звёзды уже поблекли, лишь бледной улыбкой отсвечивала луна. Земля досматривала последние предутренние и от того, видимо, самые сладостные сны. Тишина и свежесть оседали росой на спящих цветах.
- Как будто в мире совсем не осталось людей - так спокойно, тихо.
- Добрались. Здесь человек - и правда - нечастый гость.
- Будем встречать рассвет, - я поёжилась, - эх, а мне такой сон снился, такой, такой... особенный. Более яркий, чем моя теперешняя жизнь. И ты там был, между прочим. А тут, бац, и в самом деле - ты. Вот и не верь после этого в инкубов.
- В таком случае, почему бы тебе не проснуться и не приняться за воплощение своих тайных помыслов? - хихикнул ветер.
- Нет уж! Не правильно это. А я не могу не правильно.
- Смотри: началось, - прошелестела трава.
Край неба за ближайшей горой начал светлеть.
- Хорошо...
- Ага...
Когда выбираешься "из цивилизации", предварительно основательно ею отравившись, начинаешь понимать, какой чушью забита твоя голова большую часть времени, чтоб не сказать, всегда. Мысли мечутся сумасшедшими мухами и своим жужжанием перекрывают все остальные звуки. А мир, он, ведь, говорит с тобой, говорит постоянно. И вот, оставшись наедине с природой, наконец-то начинаешь слышать его голос. Какая глупость думать, что человек одинок - он далеко не одинок, и никогда таковым не был. Просто тебя с самого раннего детства приучали не доверять миру, не слушать его, а уж тем более не откликаться. И теперь ты так боишься показаться глупой и смешной, что почти никогда не бываешь искренней. Конечно, это очень страшно - идти навстречу кому-то, чему-то с открытым сердцем - а, ну-ка, вместо распахнутых объятий тебя встретит камень за пазухой. Или того хуже - ледяное безразличие. Мы так боимся быть ненужными, неинтересными, боимся расписаться в своей несостоятельности, "плохости". И, наверное, поэтому так усиленно "повышаем самооценку". Нам мало просто быть. Мы должны стать лучшими. Как же редко мы задаёмся вопросом: кому должны? От того, даже сделав откровенную глупость или гадость, никогда не сознаёмся: что вы, что вы, это они первые начали, жизнь такая. А мы - совершенство, и вообще пукаем бабочками. Иначе кто ж нас таких полюбит. Странное у нас всё-таки общество - ненавидеть можно скольких угодно, а любить, скажем, двоих мужчин сразу - нельзя. Мы жаждем любви и боимся полюбить - пусть сперва кто-то другой что-то сделает, что-нибудь докажет, а уж мы-то в долгу не останемся - ещё бы, такое совершенство, с бабочками. А потом оказывается, что отдавать зачастую и нечем. Нет в тебе ничего: ни радости, ни тепла, ни нежности, лишь горстка умных слов, подвешенных в пустоте. Вот тогда-то и становится по-настоящему страшно. Ведь, если в тебе пусто, то выходит никакого "тебя" и нет. Какой удар по чувству собственной важности! Вот тогда-то и наступает тот самый момент, когда встаёшь и громко и с гордостью говоришь: "Идите вы в жопу со своим социумом, накушались!". И уходишь. Далеко-далеко. Но, как правило, всё ж ненадолго. И в один прекрасный момент замечаешь, что от тебя, в самом деле, ничего не осталось, вернее, ничего не осталось от шума в твоей голове, который почему-то принято считать собой. Наконец-то ты остаёшься действительно в одиночестве. Только ты и мир - один на один. Именно в это время осознаёшь: какая несуразица все эти чёрно-белые самоопределения: плохой/хороший, умный/глупый, красивый/некрасивый - продолжать можно до бесконечности. Ну, кто это сказал, что для того, чтобы быть счастливой надо обязательно соответствовать какому-то непонятному набору, зачастую, противоречивых функций?! Один дурак ляпнул, другой повторил, а потом тебе это в голову вложили.
Небо такое манящее и бездонное. Как же хорошо перестать долженствовать и просто быть, жить. Во-о-он то облако похоже на суслика с бантом, играющего на банджо. В мураве стрекочут кузнечики. А ты совсем-совсем маленькая. Такая маленькая, что подует ветер и улетишь, расправив крылья. На просёлочной дороге завиваются пыльные смерчики - это танцуют босоногие сильфы - возьмите меня с собой, я тоже хочу! Хочу беззаботно шагать вдаль и улыбаться встречным, и чтобы они улыбались в ответ. И чувствовать, что вся сделана из звенящего смеха - ещё совсем чуть-чуть и рассыплешься весёлыми искорками, разлетишься по белу свету разноцветными былинками.
Однако даже счастья бывает через край: ощущаешь себя раздувшейся, большой и наполненной, словно медоносная пчела, тяжело, но при этом мягко, кругами спускающаяся из прозрачной вышины. Вся такая тёплая и пахнущая мёдом, несущая драгоценный дар света. Так и есть: любовь не делится, она умножается.
Между тем, затянувшаяся пауза медленно рождает солнце. Румяное и ароматное первыми лучами разрезает оно небосвод. Огненное колесо выплывает из-за горизонта, ненавязчиво и легко спихивая за него же моё тривиальное, но столь многозначительное "ага".
Чёрные перья в утреннем свете выглядят тёмно-синими - мы сидим так близко, что сложно различить, где чьи. Две вселенные, две бездны, которые никогда не соприкоснутся по-настоящему, не заглянут друг в друга - ведь, в глубине души мы всего на всего люди. Сказать "люблю" сложнее, чем "ненавижу".
Раскалённый медно-золотой диск постепенно явится весь. День вступит в свои законные права. Полюбовавшиеся этим простым и величественным зрелищем чёрные птицы, молча, разлетятся в свои гнёзда, чтобы на закате встретиться опять и так же молча проводить уставшее светило. Изо дня в день, вновь и вновь. Круг замыкается.
![[]](/img/a/ajra/molchanie/dyavolskii-les-1600x1200.jpg)