Ахметов Бектас Абдрашитович : другие произведения.

Чм66 или миллион лет после затмения солнца (продолжение, 2 часть)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 6.41*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Продолжение романа


      По оранжевым бульварам... Это было точно в сказке... Ветер вдруг листву уносит... Хоп! Нужна завязка, а потом поедем и махнем рукой... Ползи Еремеев, это твое последнее испытание...Итак, начали!
      Глаза блестели как агаты,
      И на щеках играла кровь....
      Как модно,
      Как модно,
      Танцуют пары под аккорды
      И можно, и можно
      Говорить свободно
      Про жизнь и про любовь...
      "Старик ласково взглянул на него.
      - Наверно, это и есть твой путь, Иозеф. Ты знаешь, что не все согласны с Игрой. Говорят, что она просто заменитель искусств, а игроки просто беллетристы, что их нельзя считать людьми по-настоящему духовными, что они всего-навсего свободно фантазирующие художники-дилетанты. Ты увидишь, что тут соответствует истине. Может быть, по своим представлениям об Игре ты ждешь от нее большего, чем она даст тебе, а может быть, и наоборот. То, что игра сопряжена с опасностями, несомненно. Потому-то мы и любим ее, в безопасный путь посылают только слабых. Но никогда не забывай того, что я столько раз говорил тебе: наше назначение - правильно понять противоположности, то есть сперва как противоположности, а потом как полюсы некоего единства. Так же обстоит дело и с игрой в бисер. Художнические натуры влюблены в эту игру, потому что в ней можно фантазировать; строгие специалисты презирают ее - да и многие музыканты тоже, - потому что у нее нет той степени строгости в самом предмете, какой могут достигнуть отдельные науки. Что ж, ты узнаешь эти противоположности и со временем обнаружишь, что это противоположности субъектов, а не объектов, что, например, фантазирующий художник избегает чистой математики или логики не потому, что что-то знает о ней и мог бы сказать, а потому, что инстинктивно склоняется в какую-то другую сторону. По таким инстинктивным и сильным склонностям и антипатиям ты можешь безошибочно распознать душу мелкую. На самом деле, то есть в большой душе и высоком уме, этих страстей нет. Каждый из нас лишь человек, лишь попытка, лишь нечто куда-то движущееся. Но двигаться он должен туда, где находится совершенство, он должен стремиться к центру, а не к периферии. Запомни: можно быть строгим логиком или грамматиком и при этом быть полным фантазии и музыки. Можно быть музыкантом или заниматься игрой в бисер и при этом проявлять величайшую преданность закону и порядку. Человек, которого мы имеем в виду и который нам нужен, стать которым - наша цель, мог бы в любой день сменить свою науку или свое искусство на любые другие, у него в игре в бисер засверкала бы самая кристальная логика, а в грамматике - самая творческая фантазия. Такими и надо нам быть, надо, чтобы нас можно было в любой час поставить на другой пост и это не вызвало бы у нас ни сопротивления, ни смущения.
      - Пожалуй, я понял, - сказал Кнехт. - Но разве те, кому свойственны такие сильные пристрастия и антипатии, не обладают просто более страстной натурой, а другие просто более спокойной и мягкой?
      - Кажется, что это так, но это не так, - засмеялся мастер. - Чтобы все уметь и всему отдать должное, нужен, конечно, не недостаток душевной силы, увлеченности и тепла, а избыток. То, что ты называешь страстью, - это не сила души, а трение между душой и внешним миром. Там, где царит страстность, нет избыточной силы желания и стремления, просто сила эта направлена на какую-то обособленную и неверную цель, отсюда напряженность и духота в атмосфере. Кто направляет высшую силу желания в центр, к истинному бытию, к совершенству, тот кажется более спокойным, чем человек страстный, потому что пламя его горения не всегда видно, потому что он, например, не кричит и не размахивает руками при диспуте. Но я говорю тебе: он должен пылать и гореть!
      - Ах, если бы можно было бы обрести знание! - воскликнул Кнехт. - Если бы было какое-нибудь учение, что-то, во что можно поверить. Везде одно противоречит другому, одно проходит мимо другого, нет уверенности. Все можно толковать и так, и этак. Всю мировую историю можно рассматривать как развитие и прогресс, и с таким же успехом можно не видеть в ней ничего, кроме упадка и бессмыслицы. Неужели нет истины? Неужели нет настоящего, имеющего законную силу учения?
      Мастер ни разу не слышал, чтобы Иозеф говорил так горячо. Пройдя еще несколько шагов, он сказал:
      - Истина есть, дорогой мой! Но "учения", которого ты жаждешь, абсолютного, дарующего совершенную и единственную мудрость, - такого учения нет. Да и стремиться надо тебе, друг мой, вовсе не к какому-то совершенному учению, а к совершенствованию себя самого. Божество в тебе, а не в понятиях и книгах. Истиной живут, ее не преподают. Приготовься к битвам, Иозеф Кнехт, я вижу, они уже начались".
      Герман Гессе. "Игра в бисер". Роман.
     
      Сущую банальность, что главный враг человеку он сам, институтские часто слышат от Чокина. При этом директор умалчивает о том, что прежде, чем разбираться с собой, поперво следует прижать врагов внешних.
      Руководитель, на которого не пишут анонимки, не руководитель. Приходившие в ЦК, в Минэнерго СССР, письма на Чокина свидетельствовали не только о весе в обществе главного теоеретика энергетики Казахстана, но и о том, что недруги хорошо знали, чем дышит директор.
      О том, что такое хороший компромат, в восьмидесятых годах подробно писал журналист Терехов. Дословно не помню, если кратко, то смысл статьи Терехова в том, что лучше всего писать в проверяющие органы о недруге такое, от чего получатель анонимки оставит все текущие дела и задумается о природе вещей, о том, что есть из себя человек?
      К примеру, написать о том, что имярек имеет на ногах по шесть пальцев и при этом без зазрения совести руководит большим коллективом, избирается членом городского комитета партии. Проверить нижние конечности легко, да и в уставе партии не оговаривается сколько пальцев на ногах положено носить члену КПСС. Не в этом дело. Это, повторяю, к тому, что желательно, чтобы червоточинка у человека, на которого пишется анонимка, была такая, чтобы порочность объекта выглядела полной экзотики, загадочности.
      О том, что на Чокина пишут анонимные письма в институте знали. О чем писали жалобщики? Ни слова о плотских наклонностях, о приставаниях к подчиненным женщинам, или пьянстве под одеялом. Писали вроде как по существу.
      В конце 50-х в ЦК поступали сведения, что, де, Чокин в работе над докторской эксплуатировал гидроэнергетика Кима, в шестидесятых писали и о том, что при строительстве своего дома директор запустил руку в карман государства.
      В институт приезжали комиссии, опрашивались люди, изымались бухгалтерские документы, факты расследовались месяцами, и не найдя ничего из предосудительного, проверящие докладывали руководству: по бумагам Чокин перед партией, перед законом чист.
      Говорят, чтобы определить злоумышленника, полезно руководствоваться ленинской фразой: "Кому это выгодно?". В случае с анонимщиками руководство вождя безусловно подходит, правда, с оговорками. Проницательный психолог скажет: "Анонимщиком чаще всего движет зависть". В теории стукача с головой выдает строй мысли, по которому для начала можно шутя вычислить его национальность, а уже после сужения круга подозреваемых, определение автора - дело техники. На практике, если человек не дурак, он может замаскироваться так, что никто и в жисть на него не выйдет, не подумает.
      Учитель Чокина академик Сатпаев с разоблаченными анонимщиками поступал легко и просто: он их поощрял. К примеру, одному выбил звание заслуженного деятеля науки, другого выдвинул на Госпремию Казахской ССР. Понятно, что подобный перегиб Чокин допустить не мог. Он может и был признателен врагам, но вслух их никогда не благодарил, подарками не осыпал.
      Как уже отмечалось, Кунаев невзлюбил Чокина. В семидесятых Шафику Чокиновичу редко когда удавалось пробиться на прием к Первому секретарю ЦК. Когда же это удавалось, то директор со всем своим удовольствием сообщал институтскому активу: "Вчера меня принял товарищ Кунаев. Димаш Ахмедович обещал помочь со строительством последней очереди экспериментального комплекса".
      В перестройку, когда зашаталось кресло под Кунаевым, Чокин разоткровенничался и сказал про первого секретрая ЦК КП Казахстана: "Он мстительный".
      За что же мстил Чокину Кунаев? Как рассказывал Каспаков, повод к неприязни оказался пустячный.
      После войны заместителем наркома электростанций страны работал уроженец Кзыл-Ординской области Тажиев. В начале пятидесятых его перевели в Казахстан на должность секретаря ЦК по промышленности. К тому времени, когда Тажиеву пришло в голову защитить кандидатскую, он работал председателем Госплана республики.
      Чокин помог председателю с кандидаткой не за просто так. Тажиев выделил КазНИИ энергетики фонды на строительство Чокпарского полигона. Прошло время, председателю возжелалось стать доктором наук. И не каких-нибудь там экономических, но непременно технических наук. Что собственно и возмутило Шафика Чокиновича. Директор отказался двигать председателя Госплана в доктора может еще и потому, что к тому времени сам он всего три года как защитил докторскую.
      Тажиев озлился и о несговорчивости директора института поставил в известность друга Кунаева.
      Тажиев скончался в конце пятидесятых. Каспаков, позднее и сам Чокин, говорили, что Кунаев гнобил его из-за несостоявшейся докторской Тажиева. Может Кунаев и любил друга, но много позднее я так до конца и не поверил, чтобы Первый секретарь мстил Чокину только из дружбы с покойным. Суть в данном случае не в этом. И даже не в том суть в том, что Шафик Чокинович умел ждать. Кунаеву было не до Чокина, если по правде, то дела у него поважнее директорских - Динмухаммед Амедович отвечал за республику.
      Чокин, как человек крепкого рассудка, понимал, что за недругов судьбу следует благодарить. Но, как и до всех остальных, до него долго доходило, к кому, в первую очередь, нужно присматриваться. Потому как понимание, что настоящих, истинных врагов надо искать возле себя, пришло к нему с опозданием.
      .
     
      Глава 24
     
      "Всякое писание только тогда имеет смысл, ежели взявшийся за перо, наделен отвагой быть правдивым по отношению к себе. Мешает же отвергнуть привычку считаться с общественной моралью и сказать о себе все, без утайки, не взирая на приобретенную натуральность оглядываться на предрассудочность обывательских толков, старое, как мир, желание быть как все и при этом казаться лучше, чем ты есть на самом деле. И мужество, с которым автор пытается преодолеть сие лживое стремление, в общем случае, наглядно демонстрирует миру степень одаренности чувствами, что во все времена служило и служит достаточным признаком соответствия человека истинному предназначению.
      Не думаю, далеко не уверен, что мне удалось в повествовании о времени и о себе поведать обо всем значимом для меня без имеющих существенное значение умолчаний. На это, помимо инерционности, обретенных за пройденный отрезок сознательной жизни, склонностей, повлияло, думаю, понятное опасение причинить душевные неудобства людям достойным и недостойным, живым или усопшим, - все едино, - потому как влечение рассказать о крайне важном, по-настоящему занимательном для читателя, сталкивается с необходимостью раскрывать тайны, тебе не принадлежащие.
      Тем не менее, с последним соображением в какой-то мере не пришлось мириться в ряде случаев. Оправдать в данном случае может меня только абсолютная правда, беспощадность к себе. Хотя можно было бы защититься ссылкой на то, что абсолютной человеческой правды в жизни не бывает. Ее в полной мере воссозданию мешает помимо неискоренимого малодушия перед лицом вечных предрассуждений, неистребимое лицемерие, с коим мы норовим поделиться частью собственной вины с непричастными к ней особями.
      Я такой же человек, как и все. И как и все постоянно испытывал за письменным столом искушение подправить автопортрет, задним числом отдельным штрихом вывести себя из неуклюжести двусмысленных положений, где я оказывался не на высоте. Думаю, наивно было бы бороться с искушением по известному обстоятельству, согласно которому я определенное время был на виду у людей. Неоднозначность, казалось бы, общеизвестных, фактов очевидня. Что уж говорить про подводные течения, осведомленность о которых едва ли касается двух-трех людей. Что до того, правду ли я рассказал о том, что не могло и не может быть известно по ряду причин общественности? Так читатель легко может поверить это логикой развития ситуации, факта, убедительностью характеров действующих лиц, извратить которые не в состоянии никакие ухищрения опытного пера".
      Заманбек Нуркадилов. "Не только о себе".
     
      Мой татарский мальчик...
      У соседки тети Софьи племянник начальник уголовного розыска Советского района. Когда поведение Сейрана становится невыносимым и справиться с распустившимся сыном ни она, ни дядя Асет, сами никак не могут, Софья Искаковна приходит звонить Сайтхужинову от нас.
      - Ибрагим, - жалуется тетя Софья в трубку, - Сейран опять привел домой друзей... Меня из дома выгоняет.
      Софья Искаковна вешала трубку, вздыхала, задумчиво вертела на пальце связку ключей и выходила на улицу встречать милицейский наряд.
      Тете Софье тяжело с Сейраном, и было бы гораздо тяжелее, если бы не помогала ей многочисленная родня, как по заказу, рассродоточившаяся на нужных местах. Кроме человека в милиции у Софьи Искаковны свои люди и в дурдоме, и в тюрьме -начальник следственного изолятора Алма-Аты Тамендаров ее двоюродный брат.
      Капитан Ибрагим Сайтхужинов с 45-го года, родом из Казани, учился в средней школе милиции. Когда-то тетя Софья помогла племяннику поступить на заочное отделение юрфака универа. Теперь он, хоть вызовы к разбушевавшемуся Сейрану ему и надоели, помимо дурдомовских санитаров, также наводил спокойствие в семье Софьи Искаковны и дяди Асета.
      Второй человек после Сайтхужинова в Советском угрозыске капитан Аблезов. Он с 50-го года, звать его Нуржан, приехал в Алма-Ату из райцентра Чу Джамбулской области. Матушка случайно познакомилась с Аблезовым в магазине на Джамбулке. Старший инспектор ОУР приходит в магазин напротив доить продавцов Костоевых. Не его оперативной ответственности это дело, но братья ингуши охотно идут навстречу старшему инспектору ОУР.
      И Сайтхужинов, и Аблезов на хорошем счету у руководства. Оперативная обстановка в Советском районе напряженная, что и отметил в докладе к очередному Дню милиции начальник ГУВД Алма-Аты Куликов, сказав при этом, что "такие, как капитан Сайтхужинов и его товарищи по службе, позабыв об отдыхе, ведут день и ночь оперативно-розыскную работу по пресечению правонарушений, привлекая общественность, хорошо наладили деятельность опорных пунктов милиции".
     
      Скончался поэт М.М. Начинающий литератор на похоронах поделился наблюдением с другим начинающим: "М.М. повторил судьбу Пастернака". За три года до смерти М.М., как в свое время и Пастернака, исключили из Союза писателей. С той только разницей, что московского поэта удалили из писателей за политику, нашего - за пьянство. Наверняка М.М. был хороший поэт, если писатели говорили, что в свое время они поторопились с продвижением Маке в Пастернаки. Письма из милиции с требованием принять меры к коллеге приходили в Союз писателей ежемесячно, с М.М. беседовали, предупреждали, советовали: "Пить тебе мы не можем запретить. Если уж на то пошло, то ради бога, пей, но только не попадайся на глаза милиции". Маке, как пил, так и продолжал пить у "Кооператора", в других общественных местах, пил неаккуратно и раз за разом попадал в милицию. Пил, на непосвященный взгляд, столь много, что и десяти Пастернакам ни в жисть не выпить.
      Спрашивается, за что в таком случае поэта изгнали из писателей? Большое видится на расстоянии, и настоящая жизнь поэта начинается после его смерти. Те, кто способны были оценить подвижничество М.М., не могли сдержать слез: "Ай, да Маке! Это ж как надо пить, чтобы через пьянку сравняться с Пастернаком!". Злые языки утверждали, де, будто истинная причина вовсе не в письмах из милиции, а в том, что во хмелю Маке неодолимый батыр, и способен и заплетающимся языком нести вокруг себя правду о благополучных литераторах. Те, дескать, не стерпели и с санкции ЦК расправились с бунтарем.
      Пустые пузыри можно вынести из дому и с глаз долой сдать, книги, - если никак не удается сбагрить в букинистический магазин, - ничего не остается как заново перечитать, переосмыслить. "Нас любят только мертвыми". - процитировал как-то Солженицын Пушкина. Литературная общественность опомнилась и полюбила М.М. задним числом, инициативная группа из земляков и друзей поэта.поставила вопрос о переиздании книг, присуждении покойному Государственной премии республики...
      Примерно в это же время другого земляка поэта, - инструктора строительного отдела Алма-Атинского горкома партии Заманбека Нуркадилова занимали дела и сомнения другого рода. ЦК теребил с отчетностью по внедрению в промышленно-гражданское строительство злобинского метода, попутно требуя немедленно покончить с приписками. В ЦК знали, что природе бригадного подряда приписки претят, они вроде сами собой по ходу пьесы должны изживаться, но знали и о том, что люди, особенно в строительстве, есть люди. На словах они за метод Николая Злобина, на практике тащат со стройки краску, сантехнику, паркетные плитки и требуют к премиальным Почетные грамоты. Кому как не партинструктору не знать об этом? Реальность такова, что задача примирения существующих нравов и желаемого решалась, как всегда, лишь на нескольких страницах обязательной отчетности.
      Уже много позднее (в середине 90-х), в разговорах о Нуркадилове аульные казахи особо подчеркивали: "Заманбек - молодец. Всего добился сам". Что сам, понятно. Никто за тебя добиваться ничего не будет. Тем более, если у молодца, как это и произошло с Нуркадиловым, с рождения не было отца, и родился он в аульной глуши Алма-Атинской области.
      В утверждении, что человек способен сам на сам добиться осуществления детской мечты менее всего от непонимания ясной вещи: сам по себе человек ничего не может. Все мы кому-то чем-то обязаны. Потому из слов "он всего добился сам", напрашивается вывод: человек не любит вспоминать о благодетелях. Может и так, если не сознавать и другой очевидной вещи: все наши благодетели существуют только для того, чтобы мы их использовали. Желательно с умом и на всю катушку. Сказано же: "Чего стоит услуга, когда она уже оказана?". Ровно столько, сколько стоит прослушивание новостей по радио. Другое дело, что, сознавая, для чего вокруг тебя существуют другие люди, для самого человека, полезно не делиться вслух выстраданным пониманием природы человеческих отношений. Молчание - золото. Проговариваться не столько опасно, сколько вредно. Собеседник может подумать, что ты не только чист и непосредственен, но и ничуть не лучше его самого.
      Жрона, Кемпил, Кочубей и другие алатауские, превратили в спорт избиение казпишников не только потому, что нутром чуяли в приезжих свою сущность, и не столько из смутного опасения, что мамбы выучатся, получат дипломы, осядут в городе, растолкают всех локтями и ближе к пенсии станут делиться секретами успеха с молодежью: "Лучшему в себе я обязан исключительно себе". Если бы так, то все было бы очень просто и в вопросе стирания границ между городом и аулом не существовало бы напряжения и остроты.
      Если быть точным, понятие "мамбетизм", как и все, что с ним связано, вошло в обиход алма-атинцев с осени 1966-го. Что это такое - и сегодня толком никто не скажет, это надо чувствовать. Попытки расшифровать явление обычно сводятся к обозначению признаков, по которым принято человека считать непроходимым дичком. Поверхностный и неточный подход, хотя бы потому, что диковатость вещь мало того, что безобидная, но и легко поправимая.
      Другое здесь.
      "Гляжусь в тебя, как в зеркало...". Более всего городские казахи приплывают от гримасничания аульных казачат. Мамбет в Алма-Ате как будто предупреждает нас: а вы, друзья, как ни рядитесь, все ж никуда вы не годитесь, переродиться вам не дано. Горожане злятся на перемигивание, потому как обреченно чувствуют: никуда мы не убежим от первородства.
      Примерно, как трагедия Гарибяна и Сарториса из "Соляриса".
      Биологически сильные аульчане знают, чего хотят, цели их конкретны, ясны. Про то, что цыплят по осени считают, тот же Кочубей, сын министра геологии, наверняка слышал. Но сердцем принять, что мамбы как носители народной добродетели, к тридцати-тридцати пяти годам обставят его по всем статьям, не в силах.
      "Уже тогда было заметно отличие в поведенческих признаках между горожанами и прямыми потомками шаруа. Первые, жившие с папами и мамами в, сносно, по тому времени, благоустроенных квартирах, пребывали в сравнении с нами в тепличных условиях. Жизнь на всем готовеньком - явление временное и в будущем таит опасность оказаться беспомощными в критические моменты жизни. Аульные ребята приезжали в город с конкретной задачей добиться определенной цели. Целенаправленные, без смущения перед языковыми, разного рода другими, психологичесикими барьерами, они, в большинстве своем, оказывались готовыми встретить испытания без риска пасть духом. И такую закалку через самостоятельную, оторванную от родных мест, борьбу за место под солнцем далеко не вся городская молодежь способна пройти без потрясений. Ходило мнение, что сельская школа по определению не в состоянии дать своему выпускнику шанс удержаться в стенах института. Но это мнение лишь усиливало старательность аульчан, принуждало их больше, нежели горожан, дорожить званием студента.
      Впрочем, попадали в вытрезвитель и те, и другие, и примерно равными составами и в одно и то же время - в роковой день обмывки стипендии.
      Еще был мучавший и ту, и другую сторону вопрос: "Из чьей среды вырастает больше преступников?". На это у сельчан был один ответ: "Конечно же, дети министров".
      Заманбек Нуркадилов. "Не только о себе".
      Жроне, Кемпилу, Кочубею не приходит в голову принять вызов и по-честному, на равных посостязаться с приезжими в чем-то другом. Им сподручней набить морду. Кто бы нас примирил с действительностью? Человек изо всех сил желает пожить во взрослой жизни, так, как примерно пожил в детстве сын министра, хочет поменять местами времена биографии. Здесь ли корни пробивной целеустремленности аульчанина? Если нас разводит по разным местам детство, то именно так. Но вопрос не в том, - возможно ли в принципе замещение воспоминаний? - а в том, почему и кто в действительности виноват, что у всех нас разные воспоминания?
      В самом деле, не родители же наши виноваты.
      Целенаправленность хорошо стыкуется с гордыней. Род, к которому имели и имеют честь принадлежать М.М. и Заманбек Нуркадилов отмечен печатью особого характера. Среди южан род "албан" до революции славился воинственностью, в наше время власть обстоятельств не позволяет шибко распространяться о том, что ты, как есть батыр, но промеж собой карьерные казахи, обсуждая перспективы роста Нуркадилова, в первую очередь вспоминают о его корнях. Ты забыл про модистку из Марьиной рощи?!па
      Заманбек начинал прорабом на стройке.
      "Надо чтобы кто-то за тебя при случае замолвил слово. - вспоминал в 1996 -м году Нуркадилов. - Хорошо, если это люди искусства. К ним начальство прислушивается. Я шел на квартиру к народной артистке Р. с ящиком метлахской плитки. Говорил: "Я, Заманбек, простой прораб... Примите кафель в знак уважения". Кто может возразить против метлахской плитки? Сидим на кухне, пьем чай. Никакого флирта, одно уважение... На всех артистов метлахского кафеля не хватит. Я к примеру говорю... К другой артистке несешь индийский линолеум. Тоже хорошая вещь, дефицит... Вот так я и заявлял о себе".
      К людям искусства начальство может и прислушивается, но не всегда их слова считает обязательными к исполнению. Вот потому-то не только певицам и актрисам угождал прораб почтительностью и расторопностью. Институтский товарищ Заманбека Булат Н. женился на дочери замминистра жилищно-коммунального хозяйства Кисанова. Айтымбек Кисанов в республике личность известная. Прежде всего тем, что из близкого общения с Кунаевым извлекал выгоды для совершенно посторонних ему людей, чем и заслужил негласную должность главного кадровика в Казахстане.
      "Из всех старых друзей Димаша Ахмедовича, пожалуй, ближе всех ему был Айтымбек Кисанов. Кисанов не занимал высоких постов... Повел дружбу с Кунаевым он еще с довоенных лет. Много чего произошло за эти годы в судьбах старых друзей. На первый взгляд, при разновеликих положениях Кунаева и Кисанова, дружбой их отношения назвать трудно. Чего лукавить, обычно неравный альянс порождает неискренность, подыгрывание самолюбию всемогущего патрона...
      Старый друг Кисанов, формально отдаленный от непрекращающейся борьбы за власть, не искавший прямой выгоды от дружбы с главой республики, если чрезмерно и нахваливал Димаша Ахмедовича, то делал это для поднятия духа товарища и, чтобы там не говорили, от чистого сердца".
      Заманбек Нуркадилов. "Не только о себе".
      Тетя Шафира вращается в кругу влиятельных женщин Алма-Аты. Она знакома с Зухрой Шариповной, женой Кунаева. Неплохо знает она и жену Кисанова. Мамина подруга говорит, что главные кадровые вопросы в республике решают именно жены Кунаева и Кисанова.
      - Делают на кухне эти две татарки чак-чак и обсуждают, кого куда поставить. - рассказывала тетя Шафира.
      Так ли это в действительности, никто точно не знает, но иные жены существуют не только, чтобы стирать мужьям рубашки.
      ...Строительный дефицит Кисанову не нужен - он сам на нем сидел. Прораб Нуркадилов покорил коммунальщика силой стремления. Такое кому угодно понравится.
     
      Счастлив тем, что целовал я женщин,
      Пил росу, валялся на траве,
      И зверье, - как братьев наших меньших -
      Никогда не бил по голове...
      Жрона и Кемпил дети артиста Казахского ТЮЗа и одно время соседствовал с ними наш Сатыбалды. Писатель дружит с отцом Кемпила и Жроны, заходит к ним в любое время. Братья Кулунбаевы уважают дядю Сатыбалды и в отсутствие родителей развлекают гостя как могут.
      В тот день Жрона, никому ничего не сказав, с утра ушел неизвестно куда. Денег не было, Кемпил с Кочубеем и Сашкой Гордеем смотрели телевизор, когда в квартире Кулунбаевых нарисовался Сатыбалды.
      - Джигиттер, ким арак шед? - весело спросил писатель.
      Сатыбалды мог и не спрашивать - алатауские ребятишки завсегда готовы к несению нагрузки. Выпили, писатель расслабился и вновь раскрыл кошелек. Пока Кемпил бегал в магазин, Сатыбалды расспрашивал молодежь за жизнь, рассказывал о себе. Литератор не знал, что Кочубей уважителен к старшим до определенной границы, и уж если поддаст, то весь превращается в слух, будто только и ждет осечки от собеседника. Писателю бы помолчать до возвращения Кемпила, но он потерял чутье и немало удивился, что Кочубею с Гордеем его имя и фамилия ни о чем не говорят.
      - Главное, что ты мужик путевый, а остальное нам по херу, - успокоил литератора Сашка Гордей.
      - Как по херу? - вскочил со стула Сатыбалды. - Щенок, ты с кем разговариваешь? Я лауреат Государственной премии...
      Гордей ухмыльнулся, Кочубей попробовал внести ясность:
      - Мужик! Сиди тихо, не выступай!
      Гость поздно понял, что главная награда для писателя не премия, а признание народа и оскалился:.
      - Что-о? Акенын аузын сыгиин! .
      Кочубей, ни слова не говоря, плавной тычкой уронил Сатыбалды на пол. Вернулся с водкой Кемпил, писатель еще минут пять пытался самостоятельно подняться, тяжело вставал и так же, сложившимся циркулем, тяжело падал.
      - На фига ты его! - заныл Кемпил. - Пахан ругаться будет!
      Кочубей не изувер какой-нибудь и сам догадался, что переборщил.
      - Все, Кемплуга. - примирительно сказал он. - Я твоего отца уважаю и больше бить друга дяди Макиля не буду.
      Кроме относительности народного признания нокаут Кочубея для Сатыбалды означал: писатель плохо знает своего читателя, и рано уверовал в овеществленность последнего завета "деньги, почет, слава, квартира". Деньги с квартирой у него уже были. Почет и слава тоже. Но среди сельских читателей. Они-то его и размагнитили, избаловали восхвалениями.
      Про кого, про кого, но про Кочубея язык не повернется сказать, что перед тобой балованный мальчуган. Даром, что сын министра, так ведь и министры разные бывают. Отец - министр, как только Кочубею исполнилось восемнадцать, в армию сына сплавил, а по возвращении парня со строевой и вовсе учудил: отправил в экспедицию помбуром и хвастался перед друзьями: "Теперь наш Марат - рабочий класс!".
      "Крепись геолог, держись геолог, - ты ветра и солнца брат". Кочубей, парень видный и, как можно понять из эпизода с Сатыбалды, - стремительный. В остальном - дитя. Родился в Алма-Ате, детство провел в Гурьеве, куда отца перевели директором нефтяного института. В 72-м предок Кочубея получил назначение в Алма-Ату. По переезде шестнадцатилетним пацаном Маратик угодил в хорошую школу жизни - сошелся с Сейраном, Саркисом, Сужиком, другими центровскими наркоманами. К тому времени компашка Сейрана с анаши перешла на более серьезную отраву. До баловства с "палкой таяна" Кочубей не дошел, но "колеса" глотал без разбора, а что уж до плана, то с тех пор закуриваться любил.
      У Саши Гордеева, с его девяносто килограммами тренированных мышц в школьные годы образцом для подражания служил Фил Эспозито. Гордей до восемнадцати лет играл в хоккей, и попутно держал вышку в 33-й школе. Про него алатауские хулиганы говорили: "Гордей - пацан четкий". На четкого пацана возлагал надежды тренер алма-атинского "Енбека". Надо было выбирать между хоккеем и своим предназначением. Окончив школу, Сашка без раздумий порвал со спортом и покатился под гору.
      Кемпил конфликты разрешает не кулаками. Самоутверждается криком, палкой и, если подвернется под руку, то и камнями. Баклан из молодых да ранних, но и не прочь к тому, что плохо лежит, приделать ноги. Серьезным поцом среди алатауских не слывет. Побывал за магазинную кражу в тюрьме. Из следственного изолятора предки вытащили Кемпила через дурдом. Какие-то отклонения у парнишки есть, - Кемпил иногда предстает с неожиданной стороны, - в остальном добрейший малый, мухи почем зря не обидит.
      Олег Жуков, или как мы его зовем, Вася, студент юрфака КазГУ, основательный парень. Если Кочубей принимает всерьез только самого себя, то Вася полагает, что наиболее серьезные в жизни вещи - дружба и любовь.
      Олежка живет с мамой, Зинаидой Петровной. Она секретарь Кунаева, дежурит в приемной первого секретаря ЦК через двое - сутки. Два раза в неделю в квартире Жуковых дым коромыслом. Гужбан прекращается за час до возвращения Зинаиды Петровны с работы, гости выметаются из квартиры, Вася наводит в доме порядок. Олежкина матушка приезжает и видит: в квартире чистота, в том числе и в холодильнике - от горбуши, сервилата, печени трески и прочей закуси из цэковского буфета следов мы не оставляли.
     
      С Каспаковым в ту пору в командировки я еще не ездил. Но кое-что о нем мне и без того известно.
      Хаки говорил: "Чокин полюбил Жаркена за любознательность".
      "Заведующий лабораторией Каспаков без дела никого не дергал, в коллективе не выделял любимчиков, наушничество в любой форме пресекал. Его профессиональное мастерство складывается из дара выводить из потемок теорий и фактов самое главное, квинтэссенцию проблемы, из поразительной трудоспособности, из умения находить точные образы в науке. Обаяние его трудно передать словами. Каспаков от души хохочет над тонкой шуткой, без апломба объясняет сотруднику, что что он забыл усвоить в вузе. Про характер не скжешь: тайна за семью печатями. Может, как ребенок, закапризничать с деланно надутым лицом. Его щемящую человечность не заслоняют разносы, которые он устраивает подчиненным. Если видит, что переборщил с назиданиями, мучается, переживает больше самого воспитуемого...".
      Бектас Ахметов. "Приложение сил". Из дневника младшего научного сотрудника. "Простор", 1983, N 11.
      Разносторонность делает Каспакова человеком незаменимым. Перед поездкой в Скандинавию руководитель нашей группы поручил мне сделать фотогазету "Казахстан". Помогали студенты художественного училища у нас на работе. Жаркен посмотрел и забраковал оформление: "У вас получился киргизский орнамент. Казахский орнамент это стилизация бараньих рогов. У казахов рога не острые, немного скругленные...".
      Каспаков начитан, музыкален, хорошо поет, неплохо играет в преферанс. Диссертацию он защитил по газотурбинным установкам, но когда Чокин предложил переключиться на общую энергетику, без раздумий согласился.
      В общей энергетике много экономики. Экономисты в КазНИИ энергетики не в почете. Шафик Чокинович как-то обмолвился: "Хороший экономист это прежде всего хороший инженер". Выпускник МВТУ Каспаков хороший инженер и когда он навалился на экономику, общая энергетика задвинула чисто технические отрасли в институте на свое чисто инженерно-прикладное место. При Каспакове из институтских технарей общеэнергетическую размазанность открыто никто не вышучивал.
      Моего отца он уважал: после войны Валера в Акмолинске помог будущей жене Каспакова с направлением на учебу в Москву. К матушке моей отношение Жаркена строго определенным не назовешь. Впрочем, кулинарные способности Ситка он не оставлял незамеченными и говорил: "Лучше баурсаков, чем у Шакен я никогда не пробовал".
      Что до меня, то Жаркен Каспакович справедливо считал, что в энергетике человек я случайный. При этом он соглашался с моей матушкой в том, что раз человек пришел в науку, то он должен защититься.
      Он не раз говорил мне: "Надо работать. День и ночь, день и ночь! Наука дама привередливая и расположение свое дарит только упорным и настойчивым".
      Предупреждал меня он и о том, куда может завести пьянство.
      - Я тоже пью. Но так, как ты, я рано не начинал... Пить мне можно, я человек на уровне, имею хороших друзей, чего-то достиг... А ты с каких мировых рекордов пьешь? Подумай.
      Жаркен двоюродный брат Альмиры, жены Аблая Есентугелова. Дядя Аблай в пятидесятых крепко зашибал. Завязал он с рождением Квазика и с тех пор бухарей на дух не переносил. Каспаков приходил к сестре и зять накатывался на него:
      - Когда пить перестанешь?
      Однажды с Жаркеном мы обсуждали Аблая и пришли к согласию: "Есентугелов в душе хороший казакпай".
      Казакпаем дядю Аблая мама не считала и любила рассказывать, как работает писатель.
      - Пишет он ночами напролет, никого не замечает вокруг, днем гуляет один...
      Мне нравится, - иногда я даже горд этим, - что знаменитый в республике писатель Аблай Есентугелов друг моих родителей.
      В лаборатории плазменных процессов работает м.н.с. Лерик. Незатейливый, мужественного облика, парень запоем читает книги папиного земляка и удивляется: "Неужели это правда, что ты лично знаком с Есентугеловым?".
      - Правда.
      - Даже не верится.
      - Я тебя понимаю. Иногда мне и самому не верится.
      Заставляя поверить в немыслимое, объясняю сей факт тем, что большому писателю необходимо общаться не только с себе подобными.
      Творчество только тогда творчество, когда оно интересно. Другого критерия нет. Наш сосед Саток так не считает и говорит, что Есентугелов излишне описателен и то, что его книги в дефиците объясняет невзыскательностью широкого читателя. Сосед уважает интеллектуальных литераторов. В связи с чем у меня родилось подозрение, что Саток жаждет избавиться от самобытности.
      Про друга Сатка - Парымбетова мало что слышно. Кто такой Алан Роб-Грийе до сих пор не знаю. Может он и хороший человек, но тот факт, что за ним след в след шагают апологеты из совхоза "Келес", делают немыслимым полюбопытствовать о биографии многопрофильного художника.
     
     
      "Разочарования интеллигенции прежних и нынешних времен частенько случаются и от поиска ею тесной, неразрывной смычки с властью. Происходили и происходят, на первый взгляд, забавные, удивительные вещи. Хотел добавить, - еще и поучительные. Но... Повторяющиеся из века в век, из года в год, одни и те же сюжеты, заданная драматичность и интрига, с заведомо предвиденным финалом которых оставляют в безнадежном убеждении о том, что если есть на самом деле что-то поучительного в этом мире, то только не прошлый, чужой опыт сомнений и ошибок, который и приводит в конечном итоге к бессмысленнности ожиданий и надежд творца в попытках соединить несоединимое.
      Исконно разностное понимание жизни, ее целей, должны по логике коренных отличий во внутреннем содержании притязаний духа, разводить в противоположные по отношению друг к другу стороны, властителя и сочинителя. К несчастью, или к счастью, сермяжность человеческой наутры заключается в том, что человек подлинно далеко не есть то, что он себе представляет, не говоря уже о том, что пытается внушить, доказать окружающим. Сочинители тут не исключение.
      У каждого из нас несть числа примеров, когда заявленные в произведениях творца декларации о непреклонности, об органическом неприятии сотрудничества с властью, не выдерживали испытания жизнью при первом же столкновении сочинителя с простой и суровой, как сама реальность, необходимостью выживать в мире, где добро исторически беспомощно перед изощренностью сил зла.
      Пленительная сила воображения художника спасает его только на время, которое он отводит собственно творчеству. В жизни это самое воображение нередко толкает художника на самообман, что оборачивается обнаружением в себе абсолютной несостоятельности при проецировании выдуманных сюжетов на жесточайшие реальности бытия.
      Любого человека не раз и не два посещает тягостное переживание от необходимости поступиться свободой духа ради сиюминутных, но жизненно необходимых, приобретений, смириться с неизбежным раздвоением личности. Потому, может это и благо, что творец сам не сознает, что духовная свобода кончается там, где начинается, пускай даже по велению души и сердца, потворство и угождение властям. И всякий раз испытав потрясение от вероломства, творец с неизъяснимым упорством и надежой, едва оправившись от удара судьбы, вновь спешит очутиться в плену иллюзий".
      Заманбек Нуркадилов. "Не только о себе".
      На Пленуме правления СП Аблай Есентугелов говорил о достижениях за истекший период казахских прозаиков. В конце отмочил:
      - Товарищ Кунаев рожден для счастья казахского народа.
      В случае с криком души Есентугелова возможно и есть правда, хотя бы потому, что Кунаев по перманентной занятости мог и не знать, для чего и для кого он появился на свет. Поэтому задача писателя, кроме всего прочего, как раз и состоит в том, чтобы открывать значительным людям смысл их подлинного предназначения.
      Члены русской секции Союза писателей Казахстана не обиделись. Они и не то слышали.
      Полгода назад герой нации, овеянный славой за бесстрашие при обороне Москвы, автор нескольких известных книг, остановил в вестибюле Союза писателей прозаика Мориса Симашко:
      - Симашко, ты еврей?
      Морис Давидович, кроме того что, и в самом деле еврей, еще и хороший писатель. Он много чего слышал о проделках фронтовика и все же к вопросу был не готов. Почему и промолчал.
      Четверть часа спустя на выходе из здания перед Симашко вновь вырос герой казахской нации.
      - Симашко, подожди.
      Морис Давидович подчинился.
      - Не переживай, - успокоил писателя фронтовик. - Карл Маркс тоже был еврей.
     
      Раха получил новую квртиру. Работает он много, книги выходят у него без задержки, в несколько лет писатель наверстал обман со сберкнижкой и Маркиза перестала на него серчать. Продолжал ли и далее он ее поколачивать - неизвестно. Теперь Маркиза больше говорит о мебели, хрустале, коврах, о том, что быть женой писателя нелегко. Маркиза приоделась, понацепляла на себя висюльки с камешками и сейчас ее принимают в писательских домах как свою.
      Дети от первого мужа Алик и Лора выросли в благополучных людей. Алик учился в начальных классах с Большим и Шефом, по их дорожке не пошел и закончив исторический факультет пединститута, заделался комсомольским активистом, сейчас инструктор Калининского райкома партии. Женился, имеет дочь.
      Лора проучилась год на игровом факультете ВГИКа в мастерской Герасимова и Макаровой, перевелась с игрового и окончила институт киноведом. Сейчас работает в институте литературы, публикует в республиканских газетах статьи о казахском кино. Не замужем.
      - У Алика в школе была кличка "Поп - толоконный лоб". - вспоминал Шеф.
      Алика я несколько раз видел. Действительно, "толоконный лоб", - фитиль угрюмый.
      Лора, говорит мама, умная девушка. Маркиза много рассказывает о дочери. О том, как в Москве за ней ухаживали писатель, лауреат Ленинской премии, известный кинорежиссер из Грузии и еще какой-то узбекско-татарский гений из Ташкента. Всем им Лора дала от винта. В Алма-Ате ей тоже нет отбоя от местных, но Лора и здесь держит марку.
      Маркиза ворчит на дочь, недовольна богемным образом жизни Лоры. Много, мол, времени посвящает друзьям, которые, по ее словам, только и делают, что собравшись на квартире первого мужа, курят и ведут пустые разговоры.
      Мама не раз встречалась с Лорой и не одобряла нападок Маркизы на дочь.
      - Людям искусства нужна пилосопия, - объясняет мама Маркизе. - и Лора шестный девушка.
      Лору я ни разу не видел и мне немного трудно понять, как дочь Маркизы исхитрилась поступить в единственный в стране институт кинематографии. Там точные знания не нужны, ВГИК далеко не Физтех, но это фирма с именем..
      Маркиза рассказала и о том, как хвалит дочку Олжас Сулейменов. Матушке мнение Сулейменова нравится и она говорит: "Вот видишь!".
      Знающие люди про поэта говорят: "Олжас ни с кем не ссорится и всех хвалит".
      Человеку со счастливой внешностью сильно повезет, если природа вдобавок одарит его и учтивостью. Саток рассказал мне историю знакомства Кунаева с Сулейменовым. По словам соседа, Кунаев ранним утром в 62-м году прилетел после снятия с должности первого секретаря ЦК в Москву на утверждение предсовмином республики. На подъезде к постпредству машина забарахлила и встала. Кунаев махнул рукой и велев водителю догонять, пошел пешком. Бывший первый секретарь Южно-Казахстанского крайкома партии Исмаил Юсупов подсидел Динмухаммеда Ахмедовича. Юсупов уйгур, мало того, когда-то он и Кунаев учились в одной школе, жили по соседству. Шагая по пустынным улицам Москвы, Динмухаммеду Ахмедовичу было что вспомнить, а с поломкой машины и вовсе он вовсе призадумался: с чего это в последнее время мне так сильно не везет? И надо же было такому случиться, чтобы именно в этот момент по Москве бежал по своим делам куда-то Олжас Сулейменов. Поэт учился в литинституте и с ранья торопился, как сказал Саток, навстречу судьбе.
      Встреча в безлюдном московском переулке нос к носу с Олжасом в момент встряхнула Кунаева. Поэт обнял Динмухаммеда Ахмедовича, порекомендовал не унывать, руководитель расчувствовался.
      ...У Сулейменова вышел сборник "Определение берега". Название - заявка. "Притворяется лондонским дождь...". Плясать надо от печки. Определение берега - выбор точки отсчета.
      Максим Горький в разговоре с Лениным заметил: "Писать прозу намного трудней, чем стихи".
      "В эти годы шумно объявил о себе Олжас Сулейменов. Мне всегда было в радость узнавать о растущей популярности поэта. В то же время не имею оснований считать себя отъявленным поклонником Олжаса Омаровича. Меня коробило и коробит его перманентная готовность сменить письменный стол на вельможное кресло. Что-то в этом есть от неуверенности в себе, как в литераторе. А может быть, - что вернее всего, - и тут наша национальная черта - чинопоклонство - сыграла неумную шутку с поэтом?
      Не Олжас первый, не он последний, кто маялся и мается в раздумьях что лучше: быть литературным или еще каким другим начальством, или сгорать дотла, как на то велит огонь призвания? Мне известны менее одаренные, менее просвещенные витии, которые, тем не менее, сохранили верность призванию. У Олжаса, озаботившимся в свое время определением места и предназначения человека во Вселенной, присутствует неприкрытый мотив власти, постоянная страсть после краткого забвения гальванизировать к себе внимание общества. Отсюда стремление поспеть повсюду, поспешать всегда впереди паровоза, что граничит, а порой и переходит в вездесуйство".
      Заманбек Нуркадилов. "Не только о себе".
      Если это так, то одаренность поэта легче всего поверять тем, как он пишет прозу. "Аз и Я" не совсем проза. Но и не стихи. Люди говорят, что в книге немало крамолы, глубоких мыслей. Вполне может и так. Как бы не любили родители поэта, восторг почитателей книги мне разделить не по силам. Как и в случае с книгами Есентугелова, Ауэзова - на меня со всех сторон поперло мыркамбайство и, хоть убейте, - ничего с собой поделать не мог.
      С Карашаш обсуждаем шум вокруг книги.
      - Ощущение, что это не роды, а неуклюжая попытка зачатия. - сказал я. - По-моему, если она и интересна для кого-то, то только тем, о чем написана. Не знаю, но кажется, что парнишка капитально испохабил тему.
      - Детка, я с тобой на сто процентов согласна.
      Мне кажется, что Карашаш тоже не читала "Аз и Я".
      - Ай, закройте рот! - одернула нас матушка.
      - Мама, не лезь.
      - Олжаса не трогайте!
      - Татешка, - я показал пальцем на маму, - видите, как она любит Олжаса... Она говорит про себя какая она прямая и объективная, а заговорили о Сулейменове, вскипела, как будто он ей сын родной.
      - Правда... Что ты нам рот затыкаешь?
      - У Олжаса есть стихотворение, - продолжал я, - "степь моя, айналайын". Слыхали?
      - Даже читала.
      - Айналайын по-казахски - дорогой, дорогая. Так?
      - Так.
      - Теперь ответьте, не выворачивает ли вас наизнанку от "степь, моя дорогая"?
      - Ай! Замолчите! - мама грозно смотрела на меня.
      - Не мешай нам, - Карашаш хорошо понимала меня.- Детка, ты молодец! "Степь моя, айналайын"- это даже не смесь нижегородского с этим... Как его? Забыла... Это убожество.
      - Ты что понимаешь? - мама развернула взгляд на Карашаш. - Почему нельзя говорить "степь моя дорогая"?
      - Дорогая может быть только Шаку-апай, или Леонид Ильич, но не степь. Твой Олжас...
      - Заткни рот! - матушка отступала с неохотой. - Мало ли что...
      - Да ладно тебе. Никто ведь не узнает, о чем мы тут говорим.
      Карашаш поменяла квартиру и развелась с Асланом. Она работает главным редактором кинематографического журнала. По новой вышла замуж и тоже за писателя.
      Шум вокруг "Аз и Я" поутих. Но дело сделано. Выход в Историю у Сулейменова состоялся.
     
      В энергетике, как и в сочинительстве, нулевая точка тоже фундаментальное понятие.
      Рассказ об эксергетическом методе Озолинг обычно предваряет оговоркой о точке отсчета. Говоря об эксергии химических соединений, он отталкивается от литосферы, переходя к тепловой эксергии, предупреждает: "Температуру окружающей среды мы условились принять равной 25 градусам Цельсия". Произвол в выборе отправного показателя у И.Х. не приводит к неожиданным результатам - все расчеты у него, как правило, в пределах допустимой погрешности. Единственно, с чем Озолинг обращается аккуратно, так это с энтропией, и то, наверное, не потому, что она стремит свое непрерывное движение к бесконечности, как ей заблагорассудится, а потому как она не всем, в том числе и И.Х., до конца, как, скажем та же температура, понятная вещь.
      Энтропия - функция вероятностного состояния. Если раскрывать содержание определения так, как оно выглядит, то, памятуя из математики о том, что такое функция, можно сделать вывод, что энтропия есть не свойство вещества, а канал прямой связи между состояниями вещества. Связи между какими-то событиями. Между тем в расчетах котельных установок функция вероятностного состояния теплотехниками особо не выделяется, значение ее в вычислениях примерно такое, как и у обязательного к учету, рядового поправочного коэффициента.
      В "Неделе" прочитал статью московского физика об энтропии. Москвич выстраивает аналогию: "Энергия растворяется, деградирует, примерно так же, как каждый из нас в отдельности, как и все человечество". Теплофизик намекает, деградация - вещь необратимая и под конец весело заключает: "Вообще-то на наш век энергии хватит, так что может и не следует сильно тревожиться ростом энтропии и общей деградацией человечества". Дескать, нет оснований воспринимать сравнение буквально, процессы эти разные, мало того, параллельные, и еще неизвестно пересекутся ли они когда-нибудь.
      И.Х. часто упоминает и об осмотическом давлении. В переводе с греческого "осмос" - толчок. Решающее свойство осмоса - всепроникающий характер. Осмотическое давление ощущается повсюду, оно не останавливается перед любой преградой. Помимо обычного, прямого, осмоса, существует в природе и обратный осмос.
      Связь между приближением завершения Истории и возрастанием энтропии для алармистов не предмет споров. Для них плохо, что ощущения не поддаются внятной формулировке. Отсюда и незадача: как лучше довести до людей тревогу за человечество. Потому они и говорят с народами и правительствами на понятном обывателю языке, на языке цифр. Алармисты утверждают: органического топлива на Земле хватит едва ли на сто лет; атомные электростанции хорошо себя зарекомендовали во Франции, Японии, США и Советском Союзе, но опять же природные запасы урана при современных темпах развития ядерной энергетики рассчитываются приблизительно на те же сто лет; не зарегулированных, пригодных к строительству на них крупных гидроэлектростанций, рек осталось не так много. Солнечные, ветровые и прочие альтернативные источники это не большая энергетика, - экзотика.
      Чокин не алармист, но тоже говорит о нарастании напряженности мирового топливно-энергетического баланса. Группа Кула Аленова выдает прогноз: "Развитие энергетической базы в Казахстане проходит под знаком "плюс"; нарастание негативных тенденций наблюдается в сфере потребления". Никого нельзя заставить экономить энергию. Хотя все понимают: экономия энергии на фоне зловеще огромного роста производства теплоты и электричества не выход.
      И все потому, говорит Аленов, что никто не знает сколько для полного счастья человечеству нужно энергии.
     
      Алимжанов с директорского места в бюро пропаганды отправил на пенсию и Ислама Жарылгапова. Писатели удивились: Жарылгапов - личность внеразрядная; глубоко ошибался тот, кто считал нашего соседа человеком знания. Сила Ислама не в знаниях, - в неукротимом характере.
      Алимжанов намного моложе Жарылгапова, но калач тертый и преотлично знал, что можно ждать от нашего соседа. Знал и отправил Ислама на пенсию.
      Сосед наш рассердился и отбил секретарю ЦК КПСС Суслову телеграмму на трех машинописных страницах. Содержание ее сводилось к описанию стиля руководства Алимжановым казахскими писателями, взглядов и позиции первого секретаря Союза. Но не только. Сосед помимо того, что знал, чем даровито ценен тот или иной литератор, находился в курсе всех, больших и малых, человеческих слабостей любого мало-мальски заметного члена Союза писателей Казахстана. Писатели Казахстана у него на учете, имена и фамилии членов Союза - всего около трехсот человек - занесены в личный список, отпечатанный в пяти экземплярах. Дядя Ислам шел красным карандашом по литераторам в алфавитном порядке и выносил на полях против фамилии писателя диагноз: "законченный алкаш", "бабник", "осведомитель КГБ". Для особо крупной дичи он и вовсе не скупился на характеристики. Естественным полагать, что и про Алимжанова у него имелось загодя развернутое мнение.
      Дядя Ислам не стесняется обсуждать дела в Союзе писателей, в стране и мире и по телефону. Знает, что могут прослушивать, и говорит, что думает. Когда разговор затягивается и тетя Бигайша зовет к столу, он вежливо предлагает собеседнику прерваться:
      - Давай дорогой, пожалеем товарища майора... Он наверное, устал нас слушать.
      Жарылгапов заходил к отцу накоротке обсудить, что бы еще что-либо из надежно существенного предпринять против врага. Папа имел зуб на Алимжанова, но говорил соседу, что надо оставаться реалистом, и что любые козни против первого секретаря обречены на провал. У их общего врага поддержка Кунаева, в Москве он свободно заходит к заведующему отделом культуры ЦК КПСС Шауро. Бодаться с ним бесполезно. Дядя Ислам стоял на своем и попутно объяснял, почему телеграмму отправил не Брежневу, а Суслову:
      - Брежнев разложенец из компании "и нашим и вашим", Суслов, пожалуй, единственный кто может меня понять.
      Телеграмму с визой помощника секретаря ЦК КПСС "разобраться и доложить" спустили из Москвы к Кунаеву. Первому секретарю ЦК КП Казахстана ли не знать кто такой бывший заведующий отделом культуры республиканского ЦК Жарылгапов! Кунаев ознакомился с телеграммой Алимжанова и доложил в секретариат Суслова: жалобщик известный в Казахстане сутяга, словам которого опасно доверять.
      К очередному писательскому съезду дядя Ислам написал стихотворение "Азиатский Талейран". В нем он Алимжанова нарек титулом "узурпатор", обозвал Пиночетом и призвал делегатов съезда не голосовать за повторное избрание Ануара Турлыбековича первым секретарем Союза. Стихотворение Жарылгапов раздавал писателям на входе в зал заседаний. Заведующий отделом культуры ЦК отвечал головой за прохождение креатуры Кунаева в руководители Союза, почему и поставил у избирательной урны инструктора с указанием не подпускать к ней Ислама Жарылгапова.
      Дядя Ислам проиграл борьбу, но остался верен себе. Оставшись без работы, отказался получать персональную пенсию. На что жила его семья, он сам, для писателей оставалось загадкой.
      Насчет того, чем заняться, за Жарылгапова можно не беспокоиться. Он колдовал, придумывая новые слова, консультировал, за здорово живешь, ученых, ездил по дальним аулам с писательскими бригадами на встречи с читателями.
      Придуманные им слова разительно отличались от слов, внедренных в обиход за последние годы с подачи неизвестных, не ведавших за собой вкуса к благозвучию, народных авторов. К примеру, до Жарылгапова в казахском не было и слова "семья". Предложенное им "жанауя" настолько понравилось работникам языкового комитета, что новое слово отрекомендовалось к употреблению не далее, чем через месяц после посещения дядей Исламом комитета. Слов придуманных Жарылгаповым не счесть, денег за придумки нашему соседу не платили, как и нигде не упоминалось, что у новояза имеется автор с именем и фамилией.
      Дядя Ислам за то, как зашифровали его авторство, не сердился. Напротив, радовался, что хоть и анонимно, но вклад его в словесность, пуще усердия классиков, укореняется в разговорной речи и письменности казахов. Как человек подлинно общественный, Жарылгапов хорошо понимал, что выгодней и удобней как для самого языка, так и для его носителей расселять в сознании непосвященных, что новые слова, как и полагается всякому слову, не родились в голове конкретного человека, а взращены и вышли как результат многолетнего поискового совершенствования безымянных сказителей из недр народных.
     
      Глава 25
     
      .
      "В колонии для несовершеннолетних под Таллином меня познакомили с 16-летним Андреем, по кличке "Лопата". Любопытный отрок... Гуляя в порту, из хулиганских побуждений, Андрей отправил на больничную койку трех моряков Краснознаменного Балтийского флота...
      - Зачем тебе понадобилось калечить моряков? - спросил я Лопату.
      - Глупый был, - ответил подросток. - Можно сказать, жизни не знал".
      Владимир Амлинский. Очерки о воспитании молодежи. "Юность", N 3, 1975.
      Кемпил в тюрьме пробыл две недели. На восьмой день Серика Кулунбаева переклинило. В наказание дубаки привели его в пресс-хату, где бузовика поджидал зэк из тюремных активистов.
      Контролеры сдернули с Кемпила штаны, загнули. Общественник изготовился, Кемпил заорал: "Только подойди - завалю!". Серик только внешне грозный, натурально он, как и мой Доктор, больше духарик. Тем не менее, общественник обшугался, рисковать не стал.
      В шестидесятых годах в алма-атинской тюрьме практиковалась прописка. Позднее Доктор рассказывал: "Прописка - суровая вещь. Можно и с ума сойти". Наиболее изощренные формы прописка принимала в камере для малолеток. Вот там точно, если не с ума сойдешь, то в придурка в шесть секунд обратят.
      Первый срок Доктор сидел на усиленном режиме. Прописку в тюрьме избежал по случайности - в хате оказались знакомые ходоки из центровских.
      Как выживал тщедушный Доктор в Целинограде и Атбасаре я не знал, да и не хотел знать. Думать обо всем этом для внутреннего спокойствия и без того накладно, а что уж до того, чтобы еще специально интересоваться - это выше терпежа.
      Доктор сменил тональность писем, перешел на самокритику. "В пьяном угаре я и дошел до жизни такой...". - писал домой в начале 76-го Доктор. Папе нравились последние письма Доктора, он втянулся в переписку и однажды написал в Атбасар, куда Доктора перевели после сангорода: "Ты пересмотрел отношение к жизни. Это не может не радовать... Шесть лет назад ты был другим. Я часто думаю, что будет со всеми вами, когда нас с матерью не будет. ... Не дает мне покоя и беспокойство за Нуртаса. Твой брат не понимает, что делает... Он пьет. Пьет так, что думаю, ему не придется хоронить своих родителей...".
      Валера связался с атбасарской родственницей Майнур и попросил позаботиться о Докторе.
      "В первый раз я повстречался с ним на "двадцатке" в Атбасаре. Слепой на оба глаза, в темных очках. Обычно он не выходил из инвалидного барака, но иногда появлялся на людях в спровождении одного или двух зрячих убогих. В общем, ничего особенного. Таких по зонам много. Попадали они сюда по разным причинам и не всегда на момент преступления были незрячими.
      Например, на 35-й в Семипалатинске я встречал туркмена по имени Пардеш. Тоже слепого на оба глаза. Пардеш выжег себе глаза химкарандашом в знак протеста против несправедливости...".
      Бирлес Ахметжанов. "Кто зарезал Александра Невского?". Рассказ. "Аргументы и факты Казахстан", N 37, 2000 г.
      В те годы иногда я задавал себе вопрос: "Что хуже? Сидеть на строгом семь лет или отбывать пожизненное в дурдоме?". И отвечал, что, конечно, хуже всего на свете быть в дурдоме.
     
      На Марьяш Шастри женат вторым браком. Первый раз он женился после института, когда работал на Балхашском горно-металлургическом комбинате. Там, в Балхаше растет его сын.
      Повторюсь: Марьяш опасно что-то рассказывать. От просвещенности татарчонка часто перепадает Шастри. Рассказал он ей на свою голову анекдот о том, как ревнивая жена проверяет мужа после отлучек и теперь Марьяш по возвращении Шастри из командировок раздевает его догола и велит садиться в тазик с водой.
      Шастри протестует:
      - Дура, это же анекдот!
      Татарчонок неумолимо ведет мужа к тазику.
      - Ничего не знаю. Если яйца всплывут, пеняй на себя!
      С Марьяш он познакомился тоже в Балхаше. Ей было девятнадцать, Шастри немного за тридцать. Пришел он свататься и показался шалун отцу Марьяш серьезным товарищем. Прошло больше десяти лет, родила Марьяш Шастри троих детей. ту в Гипроводхоз, поступила на заоччное троих детей. Семейные заботы не мете.
      Дети не мешают ей работать над собой. Марьяш перешла в Гипроводхоз, поступила на заочное в сельхозинститут. Стала деловой, вовсю фуфырится. К нам заглядывает редко. Последний раз Марьяш пришла выяснить отношения с Кэт. До нее дошли слухи, что Шастри не ровно дышит к экономисту планового отдела.
      - Ты смотри у меня! - предупредила татарчонок.- Будешь и дальше отбивать у меня мужа - убью!
      - Ты что? - повертела у виска пальцем Кэт.
      Шастри весело, его другу Руфе Сюндюкову не нравятся непроизводственные страсти.
      - Марьяш у тебя больная, - сказал Руфа.
      - Что поделаешь, - вздохнул шалунишка.
      - Ты тоже больной, - успокоил друга Сюндюков.
      Непосредственность Шастри лабораторных женщин не смешит. Мало того, Таня Ушанова не считает шалуна сильным по мужской части. "Да никакой он не этот...". - говорит Ушка. Того же мнения и Кэт. Из опыта тесного общения с Токсанбаевым и другими сотрудниками КазНИИ энергетики она делала скоропалительные выводы.
      - Среди ученых злое...чих мужиков нет, - сокрушается экономист.
      Страсть к поисковой работе вспыхнула с новой силой - помимо Кэт Лал Бахадур мастырится и к Умке. Он оглядывает с головы до ног бывшую аспирантку Каспакова, особо топорщится Шастри взглядом, когда взор задерживается на попке Умки.
      У Умки все на месте. Глаза, холеная кожа и все же попка у нее выбивается из общего ряда. Она у нее, как картинка - высоко приподнятая, упругая. Трудно представить, что с такой попкой можно ночи напролет читать "Капитал" Карла Маркса. Трудно представить, но, тем не менее, с такими данными Умка умудряется часто превращаться в левую эсерку Марию Александровну Спиридонову.
      В последнее время Умка жалуется на головные боли. Шастри знает, от чего у цветущей женщины бывает мигрень, в свою очередь до Умки плохо доходит, что как раз простоватенький, не ведающий за собой страха опозориться, торопыжка, может лучше всех и подходит для любовных утех, какими только и возможно снять вместе с головным недомоганием и думы о Карле Марксе.
      Таня Ушанова и Надя Копытова наперебой объясняют Марьяш:
      - Успокойся. Катя ни за какие коврижки не позарится на Нурхана. У нее молодой и красивый муж. Твой Нурхан Кате даром не нужен.
      В микрашах муж экономиста планового отдела Гапур человек уважаемый. Мало того, что хорошо дерется, так еще и мясник, который не только под себя гребет. Все, что ни зарабатывает, пропивает с кентами.
      Кэт под присмотром лабораторных мужиков разглядывала фотографии голых мужчин в журнале "Плейгел". Внимание ее привлек белокурый парень с органом, напоминавшим бивень мамонта.
      - Шланг, как у моего Гапура, - покачала головой Кэт.
      - Ты - королева бензоколонки! - откликнулся Хаки.
      Кэт ничего не сказала и вновь покачала головой.
      - И ты, имея при себе такое, недовольна мужем? - удивился я.
      - Одно и то же мясо надоедает, - апатично ответила Кэт.
      "Тут подошел Киндзюлис".
      - Нужна еще и колбаса, - подтягивая штаны, поддержал ее Шастри.
     
      Два года назад, к пятидесятилетию первого всесоюзного съезда писателей звание Героя Социалистического труда дали двадцати литераторам. Среди награжденных и Г.М.
      Писатель недавно развелся с Раей и женился на старушке папиного возраста.
      В народе Г.М. имеет большую популярность, про то, кто он такой, знают и на селе и в городе.
      Г.М. позвал Валеру порыбачить на реку Или. Папа никакой не рыбак, но отказаться от приглашения мэтра не посмел. Наловить ничего не удалось, отдыхающим надоело глазеть на пустые сети и они уселись за преферанс. Отец подумал-подумал и пошел искать, чем покормить старшего товарища. На станционном разъезде набрел на старика-казаха.
      - В ста метрах отсюда сидит голодный Г.М., - сообщил папа.
      Железнодорожник позвал жену и побежал резать барана.
      Когда отец рассказал о рыбалке, то я сказал:
      - Писатель может легко обходиться без денег.
      - Такой как Г.М.- да.
      Когда папа ездил в Москву, Г.М. просил зайти к его родственнику Ильгизу. Родственник Г.М. работал в институте ядерной энергии. В институтском буфете раз в неделю выбрасывали сигареты "Филипп Моррис" и "Парламент"; к приезду отца Ильгиз держал для Г.М. наготове коробку с сигаретами и растворимым кофе. Несколько блоков сигарет доставалось и мне.
      - Пап, по-моему, Г.М. забыл, что он народный писатель, - сказал я, осматривая кофейные банки и сигареты из института ядерной энергии.
      - Почему так думаешь?
      - Вместо того, чтобы пить кумыс или айран, он налегает на кофе.
      - Балам, у тебя нехорошая привычка шутить над заслуженными людьми.
      - Что я такого сказал?
      - Я имею в виду не только Габена, - сказал папа,- Когда я тебе говорю, что надо знать родной язык, ты говоришь, что иностранный знать тебе необязательно. Теперь... Сам с удовольствием куришь американские сигареты, пьешь кофе и говоришь, что Габену следует пить кумыс. Что за фасон? Чтобы говорить так, как ты говоришь, надо заслужить право так говорить.
      ...За три или четыре года до развода с Г.М. Рая пришла за советом к маме.
      - Шаку-апай, - говорила жена писателя, - подруги говорят, что стыдно быть замужем за стариком, советуют развестись с Габеном.
      - Хорошие у тебя подруги, - ответила Ситок, - Ты не догадываешься? Они хотят занять твое место! Я понимаю... Ты молодая... Все может быть, - предостерегала мама, - Но если уж гулять, то с умом... Не позорь мужа... Тогда у тебя будет все. Ты знаешь, что хотят сделать с тобой твои подруги? Они прекрасно понимают, быть женой большого писателя - трудная, но счастливая судьба. И толкают тебя на большую глупость. Выкинь из головы всех подруг. Они - твои враги.
      Мама знала, что говорила - главным в привлекательности для женщин Г.М. она ставила редчайшую для большого писателя щедрость. Деньги легко приходили к Г.М., так же легко и быстро и уходили от него. В затратности Рая не отставала от мужа. С ее именем гости дома живого классика связывали заслуги превращения жилища литератора в самое притягательное место для людей литературы и искусства республики. Рая хорошо принимала гостей, была со всеми проста и естественна, впервые переступившие порог дома Г.М., переставали робеть, раскрепощались. Само по себе созерцаниемолодой, красивой хозяйки доставляло радость завсегдатаям застолий в доме классика. Закусив и выпив, мужчины садились за преферанс, женщины - в девятку или в кинг.
      Частенько играл здесь и знаменитый Мажикен Бутин. Рассказывали, что замминистра пищевой промышленности республики Бутина приглашали сыгрануть корифеи преферанса из Москвы, Ленинграда, Одессы, Праги. Среди серьезных картежников страны слыл он одним из самых рисковых, самых искусных.
      "Нет денег - не садись". Папа в доме Г.М., если и выигрывал, то немного, - не больше четвертака, а то и вовсе заканчивал игру при своих, или, хоть и немного, но проигрывал.
      - Пап, что действительно Бутин такой непобедимый? - спросил я.
      - Такой же непобедимый как и все.
      - Тогда почему он всех подряд чешет?
      - Кого это всех? - отец не разделял всеобщего восторга игрой замминистра. - У него в кармане всегда полно денег. Потому и играет уверенно. Твоя мать дает мне пять-десять рублей. С такими деньгами я не могу рисковать.
      Нравилось папе играть с Геннадием Толмачевым. Перший друг Олжаса Сулейменова, по словам отца, играл легко, любил рисковать. Про преферанс мог рассказывать часами и мечтал написать о пульках и мизерах книгу для простого народа. Толмачева я не видел, знал его по рассказам Валеры.
      - Такой же, как и Олжас, высокий, и такой же бесхитростный.
      В доме Г.М. матушка оставалась верной себе. В девятку никогда не проигрывала, всегда возвращалась домой с приварком.
      Жены других живых классиков поначалу не могли понять с чего это матушке постоянно прет масть. Пока одна из них не сказала прямо: "Шакен, вы мухлюете".
      - Тебе показалось, - Ситок шутя перевела мяч на угловой.
      ... Развод Г.М. и Раи состоялся. Писатель пошел к Кунаеву. Первый секретарь ЦК дал Рае двухкомнатную квартиру. Предстояло перевезти бывшую жену с двумя маленькми дочерьми. Г.М. позвонил Валере: "Абдрашит, сделай культурно".
      Все и вышло культурно, без слез и попреков, но уж больно мрачно. Рабочие заносили мебель в новое жилье Раи. Бывшая жена писателя стояла молча в коридоре, не решаясь зайти в маленькую, непристойно стандартных размеров, кухню. Притихли и дети. Папа оглядел квартиру и не удержался от злорадства: "Рая, теперь ты узнаешь, как живут простые советские люди".
      С приходом новой жены веселья в доме Г.М. заметно поубавилось. Родителей приглашали в дом писателя все реже и реже, а вскоре и вовсе перестали звать на вечерние посиделки.
      Новая хозяйка буфет закрыла.
      Не все так просто. И не все то плохо, что хорошо. Рая крепко занозила сердце писателя. Да так крепко, что спустя годы, Г.М. написал свою лучшую книгу, - роман о любви. По отзывам читавших, в главной героине легко угадывается Рая.
     
      Встали утром рано, -
      Бьем по морде Ле Зуана.
      Мамины подруги высоко ценили задатки Ситка к селекционной работе и удивлялись, почему ей не удается женить Шефа и меня.
      Мама торопила: "Ты разве не понимаешь, что родители твои старые? Дочь Бекена - золото. В этом году ты должен жениться на ней".
      Разве кто против? Для меня несомненно: в том, что спалился я по главному делу в жизни, не отведав от рождения, что это такое, существовала причина более существенная, нежели душевные волнения, которые, по мнению специалистов, и лишают человека телесной силы. Один ли я подвержен волнениям? То-то и оно. Импотенция может иметь любую причину.
      Прошло одиннадцать лет. Недоумок напомнил о своем истинном назначении только однажды, в кустах у ресторана "Иссык". С тех пор ни гу-гу.
      Сегодня не ответишь, правильно ли я поступил, не сказав никому, в чем моя закавыка. Мог ли я поделиться с матушкой? Сейчас думаю, даже если бы и мог, то все бы окончательно испортил, завалил. Тогда, в 1976 -м, превозмочь себя я бы ни за что не смог. В те годы импотенция являлась для меня даже не позорищем, а чем-то вроде родового проклятия, что, намного горше стыда и всякого рода срама, что и лишало решимости говорить о ней вслух даже с самым близким на свете человеком.
      Может поэтому я и деревенел при разговорах на тему, к каким необратимым последствиям ведет длительный перерыв в познании женщин. Паника усиливалась по мере давления матушки.
      ...Селекционная практика доставляла матушке большое удовольствие. Не меньшее, чем шантаж простодушной номенклатуры.
      Начальника подотдела Госплана Есимхана Доктор привел домой летом 1960-го. Познакомились они за биллиардом в третьем Доме отдыха Совмина. Прошло много лет, Доктор мотал второй срок на зоне, его знакомый все ходил и ходил к матушке. Из Госплана он ушел преподавать в политехнический, защитил кандидатскую. За что бы он ни брался, все у Есимхана получалось добротно и на совесть. Получалось все, за исключением личной жизни.
      Умный человек Есимхан, потому и много ему не надо. В чем была у него неувязка? Шибко скромный. Если Шастри торопился, раскрывал свои намерения женщинам как на духу, то Есимхан днями и месяцами только смотрел и вздыхал. Так и получилось, что было ему много за сорок, и ходил он ни разу не женатым.
      Мама регулярно настраивала его на игру с "каттеначчио" - в духе Эленио Эрреры:
      - Квартира у тебя есть, положение есть, деньги есть... Будь осторожен. Женщины тебя обворуют...
      Есимхан соглашался с Ситком. Мужик он сознательный и понимал: если пачкой щелкать, то, как пить дать, до нитки обворуют.
      Главный кадровый резерв матушки - библиотечный факультет Казахского женского педагогического института. Декан факультета Бакебала - давняя мамина подруга. Через нее Ситок устраивала приезжих аульных девчонок на учебу. Не бесплатно. Как родители девиц выходили на маму? Земля слухом полнится. В разных местах говорили: если хочешь пристроить дочку в Женпи, обращайтесь к Шакен, с этим дело у нее верняк.
      Кулила девушка не без приятности, плюс ко всему, внимательная. Хоть и поступила в Женпи не за просто так, но никогда не забывала поздравить маму с праздниками, приходила помочь и с уборкой по дому.
      Кулила закончила институт, работала по специальности, когда после трех неудач с женитьбой Есимхана, мама наконец вспомнила о ней и вызвала обоих на очную ставку.
      Есимхан Кулиле не глянулся. Мало того, что старый, так еще дюже похож на премьер-министра Демократической Республики Вьетнам Фам Ван Донга.
      Премьер ушел со смотрин расстроенный, Кулила убирала со стола посуду. Матушка взяла ее за руку:
      - Оставь. Поговорим.
      - Да, апай.
      - Ты что нос воротишь? Есимхан негулящий, доцент, его приглашают на работу в министерство, обещают, если женится, любую квартиру дать. Что тебе нужно?
      - Апай, вы интересный человек! - покраснела Кулила. - Посмотрите на него...
      - Что мне на него смотреть, - невозмутимо сказала мама, - С лица воду не пить.
      - А любовь? - спросила притихшая Кулила.
      - Что любовь? - презрительно переспросила Ситок и отрезала. - Насрать!
      Дела сердечные, они же житейские. Девушка упорствовала недолго. Через неделю Фам Ван Донг и Кулила подали заявление в ЗАГС.
      Прошло пять лет. Недавно с мамой я побывал в гостях у Фам Ван Донга. Кулила не прогадала. Взамен прежней двухкомнатной квартиры премьеру дали четырехкомнатную. Есимхан работал в Министерстве высшего образования, по квартире бегало и ползало четверо, один в один похожих на Фам Ван Донга, детенышей.
     
      В доме выписывали "Известия", "Литературку", "Советский спорт", "Казахстанскую правду", "Казак адебиети", "Науку и жизнь", "Иностранку", "Советский экран". "Футбол" я брал в киоске.
      Ситка Чарли, как всегда, с утра скупал все центральные и местные газеты.
      "Иностранка" печатает более-менее интересные вещи лишь в конце года. Все остальные номера заполнялись африканскими, азиатскими авторами. Пишут ребята хорошо. Может даже лучше многих европейских литераторов. Только кому любопытно знать, о чем рассказывают, к примеру, монгольские писатели Лодонгийн Тудэв или Сономын Удвал? Для меня имело значение и классовая позиция автора. Английский писатель Джеймс Олдридж - коммунист. Что интересного может написать современный пролетарский писатель?
      Подписку на "Всемирку" папа прозевал, о чем сожалела даже мама - книги в цене и в дефиците. Хорошая библиотека у Вовки Короти. Он приносил почитать Сида Чаплина, Вулфа, Бунина...
      В еженедельнике "За рубежом" перепечатка из "Корьера дела сера" о давнем, октября 1917 года, происшествии в Фатиме.
      Ситка Чарли на память воспроизводил перепечатку из еженедельника:
      "Солнце иссеребрилось, и спустившись с неба, прыгало сплющенным мячиком, едва не задевая верхушки деревьев... Богородица предупредила пастушек о наступлении царства сАтанов-большевиков!".
      Ситкин экстаз от перепечатки в "За рубежом" пробудил не только любопытство - хотелось верить, что такое возможно. Возникли вопросы. Кто такая богородица и какое дело богу с друзьями до Октябрьской революции? Событие это, даже если оно предсказано не посторонним богу человеком, не может и не должно находиться в зоне интересов небес. По идее, бог, если он есть, должен заниматься исключительно вопросами быта, морали, другими мелкими делами, но никак не касаться хода истории. Если физическими законами управляют безличные силы природы, то делами историческими заправляют люди. Потом, ведь большевики категорически отрицают существование бога. Как в таком случае бог, если он действительно бог, смог позволить приход к власти своих запретителей?
      Делать ему нечего, от того и забавляется?
     
      ВЧК! ВЧК!
      Приласкайте Колчака!
      Зеркало в коридоре третьего отделения старинное, высокое. Стояло оно в углу на четырехножной подставке неизвестно с каких пор. Медсестры, нянечки, некоторые из следивших за собой больных, привыкли, глядя в него, прихорашиваться.
      Джон разбил его, свалив на пол. Санитары и медсестры о привычках больных знают, но то, что каждый из них способен вытворить, когда его в очередной раз перемкнет, предугадать не в силах. К сюрпризам более всего предрасположены хроники. Но сюрприз сюрпризу рознь, и уж о том, что под крушение подвернется старое зеркало никто предположить не мог.
      Персонал третьего отделения разозлился не на шутку не столько на Джона, сколько на родителей. Сколько Нэлли Константиновна не уговаривала взять на время домой сына, мама отбрыкивалась, говорила о том, что держать в доме второго больного нет никакой возможности.
      Всего этого Ситка Чарли знать не мог и возводил напраслину на врачей.
      Ситка приходил из больницы потерянный, говорил, что Джона мучает ностальгия и садился за письмо к министру здравоохранения.
      "Товарищ министр!
      У меня есть брат Жантас,1948 года рождения. Сейчас он в третьем отделении Республиканской психоневрологической больницы... Несколько лет подряд врачи не выписывают его в отпуск, не дают побыть дома...".
      Письмо Ситка начинал писать несколько раз, но так и не окончил.
      Ситка Чарли винил во всем врачей, тогда как не знал, что дело не только в разбитом зеркале и что Нэлли Константиновна не раз и не два звонила маме и говорила матушке о том, насколько опасно для больного беспрерывное пребывание в стенах больницы. У любого хроника, в конце концов, так или иначе наступает органическое поражение мозга, не говоря о том, что ежедневный прием сильнодействующих препаратов разрушает печень, почки. Только регулярная смена обстановки растягивает распад личности хронически больного.
      Чтобы мама и все мы прочувствовали вину, лечащий врач объявила о новом назначении. Ситка прибежал домой: "Мама! Немедленно поезжай в больницу! Джону собрались сделать элеткрошок!".
      В больницу матушка не поехала, а позвонила Нэлли Константиновне и попросила отменить назначение. Заведующая отделением назначение отменила и сказала, что на самом деле они и не собирались проводить элетрошоковую процедуру. Если бы до этого дошло, то они в таком случае не стали бы объявлять о ней заранее, а провели бы сеанс без предупреждения.
      Со слов Ситки, чисто от нечего делать, уже не по-медицински, более всего он интересен профессору Зальцману.
      - Зальцман хитрый... - говорил Ситка.
      - Давно ты его знаешь? - спросил Шеф.
      - Давно... Меня к нему водили, когда я еще лежал на Пролетарской.
      - О чем он тебя спрашивал в первый раз, - не помнишь?
      - Помню.
      - Ну и о чем?
      - О разном.
      - К примеру?
      - К примеру? - Ситка задумался. - К примеру, спрашивал он меня, как я вижу свое выздоровление.
      - И что ты ему сказал?
      - Тик-тик- так, Сталинград! Что я сказал...? Сакшен буги... Сказал, что выздоровление придет с наступлением Золотого века. Сказал ему я, что Золотой век начнется тогда, когда Ночь сольется с Ночью, а День сойдется с Днем...
      - А Зальцман что?
      - Ничего. Интересовался подробностями, как это Ночь сольется с Ночью, а День сойдется с Днем.
      - И как это они сольются-сойдутся?
      - Наступит Золотой век - узнаешь, - ответил Ситка и улыбнулся.
      Время делает свое дело. Ситка Чарли говорил: "Тик-тик-так, Сталинград!", но уже не порывался драками избавиться от намордника. Силы не те, да и настроения уже нет. Вялость пропадала, когда его вновь начинала одолевать бессонница и он, как всегда, отказывался принимать аминазин.
      Он садился в туалете рядом с унитазом, закуривал "памирину" и заводил разговор с невидимым собеседником.
      - Что ты такое говоришь? А-а... - И разражался смехом, переходившим в гоготание.
      Если кому-то из нас надо было зайти в туалет, Ситка молча поднимался и уходил на кухню, где продолжал разговор с самим собой. В пепельнице тлела сигарета, Ситка Чарли стоял между раковиной и столом, и вновь садился на корточки.
      - Но как это сделать? - подняв голову к потолку, вопрошал он и, услышав неслышный ответ, говорил. - Ну, если так, тогда конечно, - и напевая "Сакшен буги...", вновь шел в туалет.
      Если матушка выходила из столовой и просила выпить лекарство, то он затихал и говорил, что, мол, ничего страшного с ним не происходит и скоро он пойдет спать. А если я влезал в его разговор с потолком, то он беспощадно материл меня.
      ...Пришел Вовка Коротя. Ситка закрыл за ним дверь и скомандовал: "Володя, быстро сходи поссы!". Коротя без слов отправился в туалет. В комнате Шеф, расставляя шахматы, сказал: "Пять дней не спит... Надо звонить в ВЧК...".
      Коротя промолчал.
      В дверь опять позвонили. Ситка бросился открывать.
      На площадке стояли родственница-студентка из Есиля с подругой. Принесла их вовремя нелегкая. За спиной Ситки Чарли я сделал знак родственнице немедленно уходить и громко сказал: "Мамы дома нет!". Родственница, сделала вид, что не поняла и топталась дурочкой в проеме.
      - Девочки, проходите! - Ситка посторонился и, впустив подружек, скомандовал: "Быстро сходите в туалет поссать!".
      - Ты что! - не сдержался я.
      - Ничего, ничего..., - поспешно скидывая туфли, сказала родственница и побежала с подругой по коридору в туалет.
      Шеф в комнате препирался с Коротей.
      - Вовка, выйди как будто за сигаретами, и позвони из автомата в скорую. Скажи, чтобы прислали спецбригаду...
      - Нуртасей, я не могу... - Коротя опустил голову.
      - Что не могу! - Шеф разозлился на друга. - Хочешь, чтобы через час он нас всех срать заставил?!
      - Ладно... - Коротя поднялся.
     
      Женился Хаки. Женитьба Плейшнера-Гудериана породила неудобства у Саяна Ташенева. Хаки несколько лет живет в его квартире. У Саяна квартира хоть и трехкомнатная, но жена, сын. Хаки, надо думать, и без жены стеснял их, особенно если учесть, что часто заявлялся домой в дупель пьяным.
      Мама позвонила жене Есентугелова.
      - Альмира, пусти на дачу племянника Жумабека.
      Тетя Альмира хлестанулась, сказала, что незнакомых, даже на время, пускать к себе на дачу у нее не принято. Мама позвала к телефону ее супруга.
      - Аблай! Тебе хорошо известно, чем мы обязаны Жумабеку. И если ты не пустишь племянника Ташенева к себе на дачу, то я все равно найду ему жилье...
      Дядя Аблай перебил маму.
      - Шакен, я не против. Пусть живет на даче сколько ему угодно.
      - Аблай, ты молодес, - матушка положила трубку и сказала мне, - Звони Хакиму.
      Дача Есентугеловых в черте города, через дорогу от Дома отдыха МВД. В 69-м земли бывшего колхоза "Горный гигант" прирезали для двадцати семей писателей. Старый яблоневый сад плодоносил лимонкой, столовкой, пеструшкой. Росли в нем черешня, вишня, сливы. Есентугелов построил трехкомнатный домишко с верандой, соседи его - писатели Ахтанов и Такибаев тоже не зевали и на своих участках возвели пригодные к постоянному проживанию дома.
      Зяма, Муля, Ерема и я не раз приезжали погудеть к Хаки. Дача Ахтанова, если стоять лицом к воротам, справа от домика Есентугеловых. За общим забором слева от Есентугелова владения поэта Такибаева.
      - Я пару раз поддавал с сыном Такибаева Устемом, - сообщил Хаки. - Сейчас с ним живет Искандер Махмудов... Он хорошо знает вашу семью, особенно Нуртаса...
      Искандер кентуется с Устемом Такибаевым? Хорошего себе друга завел Искандер.
      В шестидесятых Устем жил рядом с нами, в косых домах, по соседству с семейством Духана Атилова. Хороший, как и наш Доктор, поддавала и планокур. Среди центровских наркош числился за ним эпизод, когда Такибаев в забытьи от убийственной "чуйки" вместе со слюной, и папиросной гильзой проглотил и пятку от косяка.
      Старший сын Духана Атилова Иван сидел за кражу личного имущества. Шедшие за ним Нартай, Ес и Икошка ничем особенным не выделялись. Нартай мой ровесник, незаметный, как и я, бухарик; Ес и Икошка сильно вымахали, заматерели, ходили слухи, что в парнях обнаружилась, допреж неведомая за ними, борзота.
      Устем Такибаев закончил игровой факультет ВГИКа и одно время делился задумками с центровскими. Если покойный Ревель Атилов по всем признакам носил на себе печать несомненных задатков, и никогда ни с кем не трепался о замыслах, то младший Такибаев трещал всем напропалую о том, как далеко простирается его дарование.
      Худого как велосипед и вертлявого, как танцор варьете, Устема всерьез воспринимали только алма-атинские однокашники по ВГИКу. Для непосвященных собутыльников по юности оставалось загадкой, как вообще смог попасть в кинематографический институт столь несуразный говорун?
      Тетя Альмира и дядя Аблай приезжали к себе на дачу по воскресеньям. Хаки суетился, ставил самовар, брался за косу. С лица жены Есентугелова не сходило недовольство. Тетю Альмиру можно понять. Приезжать к себе на дачу в гости мало кому нравится, и она искала повод удалить бесплатных квартирантов. Вдобавок ко всему матушка пару раз проболталась ей о том, как сильно она волнуется за то, что я пью вместе с Хаки.
     
      "В "Апокалипсисе сегодня" Френсис Форд Коппола показал американскую агрессию во Вьетнаме как трагедию человеческого духа, как разрушение нравственности. Эпизоды войны в картине кажутся сценами Дантова ада. Свидетелем их оказывается молодой офицер Уильярд. На моторной лодке он пробивается по реке в джунгли, чтобы уничтожить обезумевшего полковника Куртца, основавшего здесь по своему произволу вотчину. У полковника (его играет Марлон Брандо) своя философия, им владеет идея насилия как средства современного господства, почти в религиозном экстазе он чинит массовые убийства, самого же его убивают не за жестокость, а за то, что вышел из подчинения. Особенно впечатляюще поставлены два эпизода - атака вертолетов и ночное шоу на стадионе, где освещенные прожекторами герлс танцуют перед доведенными до экстаза американскими солдатами, которые сейчас ринутся в несправедливый бой. Бой показан, как шоу, шоу - как неврастенический источник агрессии.
      Трагедия, погружая нас в определенный момент в состояние ужаса, всегда стремится затем вывести нас в иное состояние - катарсиса, то есть дать нам возможность обрести душевную свободу. Как же достигает этого Коппола? Он укрощает ужас, эстетизируя его. Но в этом, на мой взгляд, противоречие картины: Коппола эстетизирует зло, против которого выступает. Социальный конфликт разрешен эстетически, и поэтому художник проходит мимо трагедии вьетнамского народа. Но то, что и как показано на экране - расчеловечивание агрессора, его моральный крах, вызывает уважение к картине, сделанной по последнему слову кинематографической техники.
      Нерв нашего тревожного века бьется и в картине Федерико Феллини "Репетиция оркестра". Тут нет войн, нет военных сражений. Мы видим сражения, которые происходят внутри человека, в его сознании. Может быть, главное открытие Феллини в киноискусстве и состоит в том, что он сделал возможным изображение на экране сознания как документальной реальности, что позволяет нам поставить его вровень с такими гигантами кинорежиссуры, как Гриффит и Эйзенштейн. "Репетиция оркестра" - притча, в ней группа музыкантов рассматривается в качестве модели общества. Как всегда у Феллини, здесь нет заданности и схематизма. В отношениях оркестрантов с дирижером он видит проблемы демократии и власти. Сложны отношения между самими оркестрантами, анализируя их, режиссер выясняет причины страха и смятения, которые преследуют людей и мешают им объединить свои усилия. В момент разлада звучат уже не указания, а военные команды, которые дирижер выкрикивает на немецком языке. Срыв репетиции мы воспринимаем как перерождение, как катастрофу. В чем смысл картины?".
      Семен Фрейлих. "Беседы о советском кино". Книга для учащихся старших классов.
      По Феллини-Фрейлиху нас ждет, не дождется, срыв репетиции оркестра.
     
      Глава 26
     
      На небосклоне потухших квартир
      Вдруг загорится звезда Альтаир...
      Мама раскатывала тесто для бешбармака и лихорадочно предупреждала: "Ахрин заман кележатыр!". Пересказывая степные байки о приближении костоломных перемен, она не забывала предупреждать нас: "Язык зубами!". Держать язык за зубами, никому не говорить о приближении "Ахрина замана" - это все равно, что знать о начале Третьей Мировой войны и ни с кем, на всякий случай, даже с КГБ, не делиться тайной о наступления дня "Х".
      "Ахрин заман" - в переводе с казахского - Страшный суд. Приметы конца света маме неизвестны. Что там будет в начале и в конце Страшного суда она тоже не знает. Знает она одно - всем нам, домашним кем-то незримо-неведомым велено до срока держать язык за зубами. По ее словам, каждого из нас, домашних, кто нарушит внушенное ей со стороны повеление, ждет расплата, наказание.
      В любой казахской семье хранится предание о конце света. Наша семья не исключение. Матушкино предупреждение о Страшном суде в нашем доме обычно ограничивается самим напоминанием. При всем этом Ситок со значением, твердя "язык зубами!", настойчиво вдалбливает нам в голову, что именно ей назначено кому-то из нас передать эстафетную тайну неясного предзнаменования.
      Мама человек безграмотный, в бога верящий от случая к случаю, тем не менее, раз в два месяца она посылает Ситку Чарли купить в продмаге мешок муки, два десятка кусков хозяйственного мыла, пополнить запасы поваренной соли. Плюс ко всему Ситка должен сходить и на Никольский базар: в хозмаге обязательно надо отовариться пачкой - другой свечек. Мучной резерв с солью должен помочь пережить переломное время. В свою очередь, свечи как будто означали, что помимо голодомора "Ахрин заман" непременно должен сопровождаться повсеместным отключением от электроснабжения.
      Матушку еще Джон, когда находился в душевном здравии, обзывал "паникмахером". Сколько с тех пор прошло времени, - не помню, но к матушкиному паникмахерству давно привыкли и родственники, и соседи.
      Раскатывая тесто и, возбужденно бормоча об "Ахрин замане", матушка не скрывала, как много радостных надежд она связывает с приходом новых времен. "Шкын уахыт умытпаймын калай биздин Нурлан бир рет айткан: "Будет и на нашей улице праздник!". - говорила мама. В эти мгновения глаза ее блестели и наполнялись благодарностью к отверженному сыну.
      Паранойя - это мания величия. Мама по природе и необходимости считает себя и психиатром. Говорит, что природа насчитывает тысячу форм шизофрении. Говоря о том, как многого она ожидает для нашей семьи с концом света, Ситок совершенно не подозревала, что рассуждала как обычный параноик. С какой стати "Ахрин заман" принесет именно нам избавление и всеобщую радость? Дело тут даже не в том, что наша семья - зрелище для гурманов от психиатрии.
      ...Мама сокрушается тем, что не может растолковать почему всем нам следует строго-настрого придерживаться внушенного кем-то ей приказания "язык зубами!". "Шыркынай... Сенин билими маган кудай берсе... Кандай нарсе жасадым!". - качает она в тихом сожалении головой. Не стоит даже сомневаться. Матушке бы немного грамотешки, а к высокой трибуне она бы и сама без труда протолкнулась. А так... что ей остается делать, кроме как неустанно повторять заклинание:
      "Язык зубами!".
      В головах убогих рождаются опасные для человечества мечты. Вообще-то, - думал я, - хорошо, если бы Ахрин заман грянул тотчас же, сию минуту. Все наши семейные вопросы сразу списались бы.
     
      Дима, с которым с начала 70-х Шеф работал в институте металлургии, носит густые усы подковой и спереди лысоват. Я дал ему кликуху "Песняры".
      Он с 1941-го года рождения, закончил политех, занимается тяжелыми цветными металлами.
      Дима к водке расположен не очень, больше любит вино. Шеф тоже предпочитает винишко. Во-первых, выгодней, а во-вторых, вино больше располагает к разговору по душам.
      "Песняры" из института металлургии поговорить любит. Так любит, что с перепоя, иногда забывается. В тот раз в большой компании накирялся так, что заговорил вслух о том, что у него накипело:
      - Нуртас, не обижайся, но казахи - звери!
      Все засмеялись.
      Кроме Шефа в той компании других зверей не было - одни русаки. Дима, похоже, спьяну и подумал, что Шеф или молча проглотит зверя, или посмеется вместе со всеми.
      Шеф нисколько не обиделся и с одной банки отключил Диму.
      Смех прекратился и после случая с "Песняры" институтские стали избегать заводить при Шефе разговоры о том, чтобы неплохо людям из зоопарка надеть намордники.
     
      В институте работают однофамильцы Ахмеровы. Первого из институтских Ахмеровых зовут Ербол. Он старше меня на год, живет центре, около магазина "Юбилейный", в одном доме с тетей Раей Какимжановой и работает в лаборатории топочных устройств. Парень увлечен наукой, кроме нее с ним не о чем говорить. Гордится глубиной знаний и не жалует непрофессионалов. Надо ему кого-то осадить, поставить на место, так он, не целясь, огорошивает в лобешник вопросом: "Ты хоть знаешь, что такое изобарный потенциал?!".
      Против изобарного потенциала не всякий осмелится, что и возразить. А уж до того, чтобы вместо того, чтобы растеряться и догадаться заглянуть в теплотехнический справочник, то таких в институте и вовсе считанные единицы.
      Ербол трудится над диссертацией, привязанной к строительству группы ГРЭС в Экибастузе. Уголь в Экибастузе добывается открытым способом, по расчетам специалистов топлива должно хватить, как минимум, на пятьдесят лет работы шести-восьми электростанций, мощностью каждой по пять миллионов киловатт (мегаватт).
      Академик Стырикович говорит: "Для мелкого потребителя выгодным является дорогое, высококачественное топливо... Для нас, энергетиков, лучшим топливом служит топливо дешевое". Уголь в Экибастузе дешевый, плохо то, что зольность его зашкаливает в иных случаях и за шестьдесят процентов. Десять лет около двадцати сотрудников двух лабораторий КазНИИ энергетики исследуют возможности подавления вредных выбросов. В их числе и Ербол.
      Второго Ахмерова звать Темир Галямович. Он ровесник Каспакова, гидротехник, доктор наук, лауреат Премии Совмина страны. Внешне похож одновременно и на Дэн Сяо Пина, и на министра обороны ПНР Войцеха Ярузельского. Так и зовут его наши мужики - кто Дэном, а кто - Ярузельским. А кто и просто Дэном-Ярузельским.
      Дэн-Ярузельский заместитель секретаря партбюро и имеет от парткома поручение вести с комсомольцами занятия по политико-экономическому просвещению молодежи. Партийное задание Дэн выполняет аккуратно, с должной ответственностью. Не забывает предварить политико-экономический семинар напоминанием о том, кто в доме хозяин: "Недавно Шафик Чокинович говорил так ...". Сказать, что Ярузельский шибко вумный - язык не повернется. Он хоть и доктор наук, но в гидротехнике и близко нет чего-либо подобного изобарным потенциалам или, к примеру, токам коммутации, - вся теория держится на основном уравнении гидростатики - уравнении Бернулли.
      В институте кроме него есть еще несколько докторов наук. Это заместитель Чокина теплофизик Устименко, другие ученые, но они кроме того что гидротехники и пожилые, все как один русские или евреи, но только не казахи. На словах директору института вроде без разницы какой нации сотрудник. В то же время у нас все понимают, что если он кому и решится передать из рук в руки институт, то человеком этим будет обязательно казах. Право сие Шафик Чокинович заслужил хотя бы тем, что по рождению институт его, и только его, и в воле прародителя распорядиться наследством так, как ему заблагорассудится.
      В любом НИИ хорошо котируются сотрудники с теоретическими способностями. Наш институт не исключение. Какой теоретик-энергетик из Ахмерова мало кому известно. Скорее всего никакой. Повинно в том не столько уравнение Бернулли, сколько то, что у Темира Галямовича представление о том, что такое энергетика, ее главные понятия и категории смутное. К примеру, никто бы не удивился, если бы Ахмеров перепутал энергоноситель с энергоресурсом. Что же до премии Совмина, то ее он получил за использование известного французского метода сброса воды из селехранилища, но никак не за собственную разработку. Практический гидротехник, каким является, по сути, Ахмеров, во мнении сотрудников института, ценящих теоретиков, сродни, будь он хоть трижды доктором наук, инженеру-проектировщику, но никак не ученому.
      С Каспаковым есть о чем поговорить, и потом для Чокина важно умение Жаркена вылавливать из нагромождения несвязанных фактов закономерность, выстраивать перспективу. Каспаков умеет из тумана создавать надежную завесу. Для общей энергетики это важно.
      Тем не менее, доктор наук есть доктор наук. По-настоящему никто не знал, как сильно уязвлен Темир Галямович выходом Жаркена Каспаковича в руководящий запас. Недовольных собой в нашем институте по пальцам можно пересчитать, недовольных тем, как их оценивают окружающие - абсолютное большинство. Ахмеров имел веские основания быть довольным собой. И то, что Чокин, презрев заслуги Ахмерова перед гидротехникой, ко всему прочему еще и не принимал в расчет раболепие доктора наук, как показали дальнейшие события, сильно задевало Темира.
      Было у него еще одно весомое преимущество перед Каспаковым. Темир Галямович не пил, и со слов его сотрудников, пьяниц и алкашей презирал.
      Так что и у меня был повод опасаться прихода к директорству Ахмерова.
     
     
      Я познакомил Олега Жукова с Хаки. Олегу по душе Ташенев, как и повадки танкового генерала. Особенно восторгает Жукова походка Гудериана: "Ты посмотри, Хаки ходит как пингвин".
      Это Олежка точно подметил. Гудериан, когда поддамши, ходит ластоногой пташкой и добросовестно считает носом столбы.
      Жукова появление Хаки всегда радует. Олежка при виде Ташенева разводит руками: "О! Хаким!", обнимает старшего товарища, усаживает за стол, наливает в стакан до краев.
      Дома у Зинаиды Петровны, снятые в нерабочей обстановке, фотографии начальства. Приносит домой она и чехословацкие, венгерские, польские журналы. Между стаканами Хаки разглядывает фотки с пикников Кунаева. И на природе Кунаев с членами бюро ЦК держит стойку: на расстеленной самобранке коньяк не импортный, или какой-нибудь армянский, - исключительно казахстанский, о трех звездочках. Плюс ко всему жены у руководства республики обыкновеннейшие бабы, каких на базаре встретишь - внимания не обратишь..
      В племяннике Жумабека Ташенева сидит обида на Кунаева. Первый секретарь ЦК КП Казахстана в день шестидесятилетия отправил Ташенева на пенсию, да и весь ссыльный период гнобил Жумабека Ахметовича придирками, проверками.
      "В декабре 1960 года в Москве состоялась сессия Верховного Совета СССР. Во время перерыва ко мне подошел Косыгин и сказал: "Тебя и Ташенева приглашает на обед Хрущев"
      Во время обеда Хрущев несколько раз обращался к Ташеневу: попробуйте, мол, то, это. После обеда Хрущев обратился ко мне: "Через 30-40 минут зайдите ко мне".
      Разговор Хрущев начал издалека. Говорил о своем первом приезде в Казахстан, вспоминая, как начинался подъем целины.... Я все гадал: к чему он клонит? Неожиданное приглашение, подчеркнутое внимание к Ташеневу. И вдруг в конце разговора Хрущев дал мне указание освободить от обязанностей председателя Совета Министров республики Ташенева".
      Из книги Д.А. Кунаева "От Сталина до Горбачева".
      Примечательно даже не недоумение Кунаева по поводу вежливости Хрущева ("закусите на дорожку")... В мемуарах Динмухаммед Ахмедович ни об одной из отставок бывших на его веку председателей правительства Казахской ССР не рассказывает столь подробно, как о предыстории смещения Жумабека Ташенева. А после рассказа бывший первый секретарь ЦК итожит: Жумабек Ахметович удален с поста "правильно".
      Как отмечали современники, вальяжный Ташенев знал цену не только себе, но и другим. Что, конечно же, несколько суховатый и аскетичный Кунаев мог расценивать как самонадеянность выдвиженца.
      Молва рождается не на пустом месте. Про широту души Ташенева ходили легенды...
      Хрущев наезжал на целину часто. Любимое детище находилось под постоянным присмотром первого секретаря. В один из приездов в Казахстан поставил местное руководство перед фактом объединения пяти областей центра и севера республики в единый край со столицей в Целинограде. Вскоре пошли слухи о предстоящем акте добровольной передачи земель края РСФСР.
      Дыма без огня не бывает. И если кого-то в республике эти слухи оставили равнодушным, то не таков был Жумабек Ташенев. В конце осени 1960 года он срочно прилетел в Целиноград. Это была разведка боем... Зайдя в кабинет первого секретаря Целинного крайкома Соколова, предсовмина, не считаясь с прямой подчиненностью крайкома Москве, принялся отчитывать хозяина кабинета. "Что вы себе позволяете?! Почему не передаете в Госплан Казахской ССР бюджетные цифры на следующий год?". Соколов ответил, что никакой задержки с показателями нет. Просто с нового года бюджет края формируется в Госплане РСФСР, а сдвойным подчинений пяти областей покончено. И дескать, не указывайте мне здесь. Вышел скандал, кхо которого быстро докатилось до Москвы.
      Как вспоминал один из инспекторов орготдела ЦК КПСС, Хрущева поразили даже не слова Ташенева о том, что "передаче края России не бывать", а то, как предсовмина пригрозил Соколову высылкой из Казахстана в 24 часа. Такого, конечно, Хрущев стерпеть не мог. Через несколько недель первый секретарь ЦК КПСС и поручил Кунаеву удалить с должности Ташенева. Спустя 30 лет Динмухаммед Ахмедович в мемуарах обошел молчанием несостоявшееся переподчинение Целинного края РСФСР. Как не упомянул и о стычке Жумабека Ахметовича с Соколовым.
      Интересно вот еще что. Никита Сергеевич, человек немедленного действия, в один момент потерял интерес к перекройке границ на севере Казахстана. Глупо было бы полагать, что его напугала вспышка гнева Ташенева. Но в том, что Жумабек Ахметович удивил и крепко озадачил Никиту Сергеевича, не стоит даже сомневаться. Ведь, вынося на обсуждение даже в ближайшем кругу государственный вопрос, правитель всегда прикидывает реакцию народа. Поступок Ташенева, очевидно, смешал все карты. Если неукоснительно соблюдавший партийную дисциплину предсовмина вышел из себя, да еще и не помышляет раскаиваться - чего в таком случае можно ожидать от населения?
      Ташенев прекрасно понимал, что его ожидает, когда "ставил на место" Соколова. Наверняка у него были планы на будущее - нико не ставит на себе крест в 45 лет. Он должен был осознавать и другое - что его иррациональный акт никоим образом не остановит готовое решение. Тем не менее Жумабек Ахметович, ни секунды не колеблясь, пошел напролом.
      Думаем мы все об одном. На деле же каждый устремляет порывы к разным целям. И только едницам хватает доблести преодолеть себя".
      Бектас Ахметов. "Маленькие трагедии целины". "Аргументы и факты Казахстан", N 43, 2003.
      ... В обязанности председателей Президиумов Верховных Советов союзных республик входило месячное дежурство в Кремле. В бытность Председателем Президиума Верховного Совета Казахской ССР Ташенев глянулся председателю Президиума Верховного Совета СССР Ворошилову. Климент Ефремович предложил Никите Сергеевичу учредить пост первого заместителя Председателя Президиума Верховного страны под Жумабека Ахметовича.
      Хрущев не возражал.
      Жумабек Ташенев выдвиженец Шаяхметова. Первый секретарь ЦК сделал Ташенева председателем Облисполкома и после короткой обкатки поставил первым секретарем Актюбинского Обкома партии. На февральском (1954 года) Пленуме ЦК КП Казахстана Шаяхметова снимали с должности. Требовалось накоротке обосновать удаление Шаяхметова и инспектор орготдела ЦК КПСС обратился к собравшимся: "Кто желает высказаться?". Одним из первых поволок на Шаяхметова Кунаев: "Жумабай Шаяхметович развел в ЦК семейственность. Расставил на руководящие должности родственников". Следом вышел пунцовый от злости Ташенев: "Некоторые товарищи совсем стыд потеряли... Шаяхметов родом из Омской области и хотя бы поэтому в Алма-Ате у него, кроме жены и детей, нет родственников". Новые первый и второй секретари ЦК КП Казахстана Пономаренко и Брежнев про то, какие у местных товарищей и где родственники ничего не знали, потому для них перепалка Кунаева с Ташеневым оказалась полезной как для вхождения в курс дел, так и для понимания обычаев и нравов казахов.
      Мои, родившиеся после войны, современники, кроме того, что одно время Шаяхметов был начальником областного НКВД и первым секретарем ЦК, мало что знали про него. Правда, или нет, но говорили, что Сталин называл его казахским соколом.
     
      Летом 1955-го года Хрущев с Булганиным летели в Индию и Бирму с посадками в Актюбинске и Ташкенте. Первая двухчасовая остановка руководителей страны в аэропорту и свела Ташенева с первым секретарем ЦК КПСС. Месяц спустя Хрущев сказал Брежневу: "В республике есть энергичные кадры. Понравился Ташенев... Дайте ему хорошую должность в Алма-Ате". Осенью Ташенева избрали Председателем Президиума Верховного Совета республики.
      В карьерной перспективе многое зависит не столько от того, что в истинности хочет счастливый выдвиженец, сколько от умения скрывать от посторонних заявленные перед собой цели. Человек, попавший в руководящую компанию должен отдавать себе отчет в том, что у всех вокруг думки только об одном. Здесь, как нигде в другом месте, верить никому нельзя. И верить нельзя и в случае чего надеяться на кого-либо из покровителей тоже опрометчиво.
      Власть держится на тайне. Говорят, Хрущева подвели вовсе не совнархозы и химизация жизни, а неумение держать дистанцию с соратниками. Скорее всего, так оно и есть. Дошло до того, что первому секретарю перечили не только соратники, но и офицеры охраны. Но суть не в этом. Расставание с властью неизбежно, и что хуже всего, - ею никому не дано насытиться. Видимо поэтому главный вопрос, который для себя должен решить человек власти это то, насколько глубоко проникся он пониманием простой и очевидной вещи, что власть это всего лишь инструмент.
      Ташенев, не тот человек, который мог кому-либо позволить сесть себе на шею и свесить ноги. В то же время вел он себя с товарищами по общему делу как человек из народа - принимал происходящее вокруг себя излишне всерьез. И это тогда, когда, как в действительности всем глубоко наплевать на план по заготовкам, и товарищи по общему делу только и заняты тем, что выведывают у подчиненных, кто про кого что говорит. Ходили слухи, что к снятию Ташенева из предсовминов приложил руку и Кунаев. Возможно и так. Также говорили, что Ташенев полетел в Целиноград на злополучный разговор с Соколовым с ведома Кунаева, но Первый секретарь ЦК предположить не мог, что Ташенев осмелится заявить о том, что "передаче шести областей Казахстана России не бывать", да заодно и пригрозит первому секретарю Целинного крайкома высылкой в 24 часа из республики.
      Все равно получается, что первый секретарь ЦК был в курсе и когда запахло жареным - вовремя отскочил. Только ведь не Кунаев устроил скандал в кабинете наместника Хрущева. Ташенев не мальчик и никто его не просил угрожать Соколову, он прекрасно знал, на что шел. Потом - кто может знать? - Кунаев вполне мог находиться в искреннем убеждении, что передача шести северных областей России может и не совсем благо для Казахстана, но что для страны является таковым, - это уж наверняка. Это мы только говорим, что ошибочно судить о людях, снимая с них мерку по своему аршину. На самом деле, не имея другого аршина, мы только так и поступаем.
      Какими соображениями, если таковые у нее наличествуют, руководствуется в своем выборе История? Одному из своих из героев Константин Симонов вложил в уста фразу "так надо". Вроде бы, два простых слова совершенно ничего не проясняют, но когда говорят "так надо", ничего не остается, как согласиться. Раз так надо, то и ладно.
      Лев Толстой полагал, что колесом Истории крутят людские желания. Дабы искоренить зло, и в первую очередь покончить с войнами, писатель предлагал объединиться добрым людям. "Ведь как просто", - писал Лев Николаевич. Просто не то слово. Но как проделать это самое объединение добрых людей? Никто из нас не считает себя злыднем. Внутри себя каждый из нас непоправимый добряк. Что произойдет с человечеством, когда мировой клуб добряков переполнится, и в него перестанут принимать тех, кто не заслуживает, по поступкам и мыслям своим, быть допущенными к участию в делах разумных и сердечных? И это не считая того, что в самом клубе среди добряков начнется кровопролитие за стяжание власти и славы наидобрейшего из добряков. "Все опять повторится с начала...". Неровен час, найдется обделенная почестями добра, другая наидобрейшая душа, которая с обиды и спалит дотла клуб вместе с его обитателями-добряками.
      "Так надо" у Симонова служит расшифровкой понятия историческая необходимость. Иными словами, "войны без потерь не бывает".
      Сталин любил шутку, но, как свидетельствуют очевидцы, в его присутствии никто не решался упражняться в остроумии.
      Между тем и в Казахстане до войны находились чудики, что осмеливались шутить с Иосифом Виссарионовичем. Генеральный секретарь благоволил к народным сказителям. Точно не известно, какого конкретно проказника вдохновила всесоюзная популярность Сулеймана Стальского и Гамзата Цадасы, только с подачи первого секретаря ЦК КП(б) Левона Мирзояна в Москву полетела депеша примерно следующего содержания : "У нас в Казахстане такие тоже есть". Мама говорила, что старца, за которого дядя Гали Орманов с двумя другими поэтами сочинял стихи, нашли на Зеленом базаре, где он торговал насыбаем. Задача выдать поставщика насыбая за акына облегчалась на то время решающим обстоятельством: старец русского языка не знал, как не знали казахского поголовно все те русские, кому выпало счастье встречаться со сказителем.
      В войну тетя Айтпала (жена дяди Гали) часто брала с собой матушку в гости к старцу. Однажды они вместе с домочадцами сказителя встречали музейных работников Ленинграда. Мероприятие ответственное и серьезное: акын крепко дорожил нажитым после обретения признания в народе добром и капризничал, когда ему напоминали, что желанных гостей следует одаривать памятными вещами. Чтобы он не мешал при раздаче слонов и подарков, акына, под предлогом прогулки на свежем воздухе, вывели в сад, посадили на лошадь и доброволец из местных комсомольцев кружил под узду конного поэта по яблоневому саду. В это время домочадцы под присмотром спецприкрепленного из НКВД открыли кованные сундуки акына.
      Ленинградские товарищи вышли в сад в бархатных чапанах и лисьих малахаях бледнолицыми баями. Старец увидел безобразие и рассвирипел. Еще пуще налился гневом он, когда простодушные гости принялись угощаться прямо с дерева наливными яблоками. Почти столетний дедушка ругался последними словами, ерзал в седле то ли примериваясь - попадет ли он плевком с пяти метров в руководителя депутации?- то ли собираясь самостоятельно слезть с лошади и накостылять гостям, так, что алма-атинские сопровождавшие вместе с местными товарищами покатились со смеху.
      Ленинградцы с яблоками в руках застыли на месте, кто-то спросил: "Что говорит дедушка?".
      - Акын горюет, - нашелся литературный секретарь сказителя, - Говорит, как?зда?, что я такой сткрый и немощный, не могу слезть с коня и своими руками нарвать яблок для дорогих гостей.
      Ленинградский руководитель перед лицом своих товарищей спросил: "Можно я его обниму?".
      - А вот этого не надо, - ответил порученец акына, - Дедушка расплачется, а в его возрасте расстраиваться вредно.
      Гостям ничего не оставалось, как самим прослезиться. Стоявшую рядом с секретарем молодую работницу музея очаровал пламенный дедуля и она смахнула слезу со словами: "Он душка".
      Был еще случай, когда языковой барьер помог преодолеть другое недоразумение. Единственному сыну старца принесли повестку из военкомата. Отмазывать наследника от фронта надо с выездом на место и акына с секретарем привезли к райвоенкому. Дедушка стукнул посохом о пол и заговорил, как запел:
      - Сталин с Гитлером дерутся? Пускай они друг друга поубивают! Сын мой причем?
      Русский военком завороженно слушал, слушал, и спросил: "Что он говорит?".
      Литературный секретарь отца всех ленинградцев - сущий Алдар Косе - ответил:
      - Он говорит, как жаль, что у него нет еще одного сына, а то бы и его с удовольствием отправил в РККА.
      Офицер только и сказал: "Сознательный дед. Но единственным сыном любимца народа мы не можем рисковать. От армии мы его освободим".
     
      Там, где резной палисад...
      С Димой из института металургии всегда интересно. Металлургический "Песняры" мужик шебутной, на музыке не играет, не поет, но охотно и много размышляет вслух.
      - Прочитал книгу Чарли Чаплина "Моя биография". Чаплин пишет, что Герберт Уэллс стыдился своего простонародного происхождения. Сам Чарли Чаплин уверяет: жизнь обитателей лондонских трущоб - это не жизнь. Ему, видите ли, ненавистна грязь рабочих кварталов, в которой прошло его детство, - Димка сплюнул на пол, - Уэллс и Чаплин может и великие, но они не люди. Людишки...
      - Искусство принадлежит народу? - вопросил "Песняры" и сам же ответил. - Безусловно. Но что у нас за народ? Возьмем Шаляпина и Анну Павлову. Федор Иванович по молодости бурлаком тянул на плече баржи по Волге, а эта... попрыгунья - дочь солдата и прачки. Мы водим вокруг них хороводы, и того не замечаем, что они забыли из какого говна вылезли. Сбежали из страны, предали Родину, наплевали на простых людей... Быдло.
      В какой семье вырос Димка - с Шефом мы не интересовались. Он женат, сын заканчивает школу. Дисер у "Песняры" давно готов, но с защитой тянет. Много курит, пьет, не закусывая.
     
      Наши дети ругаются матом... Нас самих уже не осталось...
      Матушка не Чокин и о том, что главный человеку враг он сам, если и слышала, то говорила только о врагах внешних. Кто конкретно был ее врагом? Только те, кто пытался укусить ее словом. Естественно, она знала, почему стараются вывести ее из себя. Независимость мамы при том, что творилось в ее семье, вызывала у окружающих не только вопросы.
      Ее есть за что и много критиковать. Однако не было ни единого случая, когда бы мама злорадствовала по случаю побочных неприятностей недруга. Она вполне удовлетворялась растерянностью противника. И когда если и говорила: "Так тебе и надо!", то только в разговорах с собственными детьми.
      Она бывала разозленной, свирепой, но злобной - никогда.
      Мама нехорошо говорила о дяде Абдуле, вспоминала, как он натравливал на нее мать папы.Разумеется, матушка не забыла, что сказал в 69-м на Правлении СП Духан Атилов про Ситку. Но самоубийство Ревеля она пропустила мимо ушей, ни словом не отозвалась, не сказав и обыденного: "Кудай сактасын".
     
      Уходит в ночь отдельный
      Десантный наш десятый батальон...
      А пока настал черед немного рассказать о других, кроме уже известных читателю Сатка, Карашаш, Галины Васильевны Черноголовиной, Ислама Жарылгапова, Фирюзы и тети Софьи, соседях по дому.
      На первом этаже, прямо под нами, живет литератор эпического жанра Бахадур Кульсариев с женой Балтуган и тремя сыновьями. Бахадур недоволен тем, что он лауреат Госпремии республики живет на первом этаже, а рядовому переводчику квартиру дали на втором. Недоволен и постоянно об этом жужжит. Балтуган не жужжит, она верещит, особенно когда кто-нибудь из вошедших в подъезд забудет вытереть ноги о расстеленную на входе мокрую тряпку.
      Особенно выходит Балтуган из себя, когда пробирается пьяный домой Шеф. "Алкаши!" - на весь подъезд орет жена поэта.
      Балтуган с 1939 года, родилась и училась в поселке под Алма-Атой. Бахадур преподавал у нее в школе казахскую литературу, там и завязался роман учителя со старшеклассницей. У Балтуган хорошая фигура, сама по себе чистюля. Порядку в ее доме завидует Ситка Чарли. "Мне бы так драить квартиру", - с завистью говорил он о чистоплотности Балтуган Ситка.
      Мама остерегалась пререкаться с женой Бахадура. Если Балтуган нарывалась на скандал, матушка звонила земляку Бахадура Джубану Мулдагалиеву: "Джубан, скажи Бахадуру, чтоб призвал к порядку жену".
      Чем еще кроме развязности примечательна Балтуган? Пожалуй тем, что так, как она, никто из встречавшихся мне в жизни мыркамбаек, так люто не ненавидел русаков. Что сделали ей русские? - она не говорила. Чуть что зайдет речь о русаках, так Балтуган делилась с соседками мечтой детства: "Бир кунде барлык орыстарды куамыз".
      Возле дома, по Джамбула ремонтировали дорогу и асфальтоукладчики перегородили улицу. Чтобы машины не ездили в объезд мимо подъездов, Балтуган с детьми поставила перед нашим подъездом детскую горку. Железная горка означала: "Проезд воспрещен".
      В это же самое время домоуправление прислало маляров белить подъезды. Был обеденный перерыв, когда рабочие, побросав у дверей инструменты, ушли из подъезда.
      С Джамбула свернул к дому автобус-коробочка. Из машины вылез здоровяк-водила и одной левой отбросил с проезда горку в траву.
      Балтуган, скорее всего, вела наблюдение, а то почему она так шустро выскочила из дома с оставленной малярами пикой, на которую рабочие насадили мочалку для побелки? Шофер заводил машину, и Балтуган уже успела заостренной деревяшкой несколько раз поцарапать коробочку.
      Водила вылетел из машины:
      - Ты что, шмакодявка делаешь?
      Балтуган и в самом деле шмакодявка (рост, как и у Бахадура, не более полутора метров), но она и его царапнула пикой. Да так царапнула, что в нескольких местах продырявила шофера до крови. Шофер уворачивался, соседка протыкала со словами:
      -Е... вашу мать, русаки! Как вы мне надоели!
      Окровавленный русак пошел в опорный пункт милиции. Участковый казах показался с шофером из-за дома и оказавшись лоб в лоб с Балтуган, загрустил. Мент знал нашу соседку не понаслышке.
      - Вот она, - сказал водила.
      Царапушка зачастила:
      - Знаешь, что он говорил мне? Обзывал меня калбиткой, кричал, чтобы казахи убирались к е...й матери в Китай!
      За сценой я наблюдал с балкона и все слышал. Русак ничего про Китай не говорил. Материться матерился, но национальность не задевал.
      Балтуган не унималась, мент молчал с опущенной головой. Водила посмотрел на обоих, ничего не сказал и повернул автобус обратно.
      Во втором подъезде, в бывшей квартире Карашаш и Аслана, и тоже на первом этаже, живут Саркен и его жена Улбосын. Улбосын врач, Саркен - фотограф студии Верховного Совета республики.
      В войну фотограф служил в диверсионном отряде специального назначения. Как он рассказывал, в центре подготовки обучили его немалому числу безотказных приемчиков. "Вот этими руками, - показывал слушателям ладони разведчик, - я много немцев передушил".
      Как и Балтуган, Саркен нетерпим к посторонним у подъезда. Он несколько раз выходил ночью к целующимся под его окнами влюбленным и предупреждал: "Уходите, пока целы".
      Молодость - комедия жизни, она же дурость. Влюбленные посмеивались над стариком. Ну что он мог им сделать? Откуда им было знать, чему и как когда-то учили в центре подготовки.
      Сказано же, любовь - не вздохи на скамейке. Что и доказал ветеран фронтовой разведки. Молодежь не понимала по-хорошему и вынудила фотографа тряхнуть спецподготовкой.
      В полночь Саркен подкрался к целующимся сзади. Схватки не было. Девушка, не сходя со скамейки, обмочилась, ее кавалер до приезда скорой со сломанной рукой лежал в траве без сознания. Наверное, они поняли, кто на них напал, но в темноте не разглядели диверсанта. С тех пор на скамейку у второго подъезда влюбленные не присаживались ни днем, ни ночью.
      Дом наш окрашен в желтый цвет.
      Саток говорил: "Писатели называют наш дом желтым домом".
      Писатели погорячились. Кроме нашей семьи и Балтуган с Саркеном, остальные соседи тихие.
      На третьем этаже, в пятой квартире живет семья переводчика Мухаммеда. Он старше моего отца на три года, до пенсии работал заведующим редакцией художественного перевода в издательстве. Почему он и его жена Жажа напрягались при виде моих родителей непонятно. Мама называла их нашими врагами. Врагами безвредными, не способными на серьезную вещь кроме неприкрытого ожидания очередных неприятностей в нашей семье.
      Мухаммед человек образованный, литературный. Жажа в молодости была красавицей, да и сегодня выглядит неплохо. Сын, - как звали его не знаю, - ровесник Доктора, работал инженером, был холост и жил с родителями. Дочка с мужем жила отдельно.
      Мухаммед со мной здоровался сквозь зубы, не поднимая глаз; Жажа - с улыбкой, полной загадки.
      Сын Галины Васильевны и Геннадия Александровича Борис женился, нужно было отделять молодых и Черноголовины разменяли квартиру на две. На их место вселились супруги Молчановы - инженер проектного института Володя с женой Лилией, тоже проектировщицей, и двумя детьми подросткового возраста. Лилия, хоть по отчеству и Ивановна, - крымская татарка, так что Володя единственный русский на весь дом.
      Не все сразу. Об остальных соседях рассказ впереди.
     
      Меня зовут Мырза,
      Я работать не хоша.
      На это есть рус Иван, -
      Пусть выполняет план.
      Таня Ушанова жаловалась: "В Алма-Ате много казахов". На что возражал Шастри:
      - Таня, не суди по нашему институту.
      - Нурхан, да не сужу я по институту, - упрямилась Ушка, - Каждый день еду на работу в переполненном автобусе и больше половины пассажиров - казахи.
      Шастри советовал потерпеть:
      - Это студенты. Вот закончат учебу, тогда и разъедутся по аулам.
      Из русских не одной Ушановой от казахов двоится в глазах. К примеру, у Мули мнение о казахах не столь наивно-откровенное, как у Тани, но, чувствуется, что к аборигенам у него имеется свой счет. Ненавидит он и евреев, что, впрочем, не мешает ему дружить с Зямкой.
      Что до самого Толяна, то к нам у него отношение, по-своему, сердечное: "Все вы, казахи, для меня на одну морду". Далее вообще святотатство. Жар жар - казахская свадебная песня, а Зяблик поет: Жарь! Жарь!
      Что говорят про нас русские, в общих чертах можно представить, если еще с середины шестидесятых за Кунаевым укоренилось негласная должность царя зверей.
      Если судить по нашему институту, то я бы не сказал, что казахов в городе много. Скорее, наоборот. Хотя все относительно. На взгляд местных русских, могло показаться, что нас действительно незаслуженно много.
      Все потому, что директор казах. И это тогда, когда всем известно, что к Чокину претензий по этой части ни у русских, ни у казахов существовать не могло. Тем не менее, Ушка права в одном: угодные всем черты национального характера проявляются в человеке, когда рядом поблизости нет собрата по крови. Тогда уж волей неволей человек подстраивается под старшего брата, и являет собой лучшие образцы поведения на производстве и в быту.
      В институте кроме казахов, русских, евреев, татаров и немцев трудятся мордвины, лакцы, дунгане.
      Дунганин тот же китаец, только мусульманизированный. Закир Янтижанов дунганин, одногодок Руфы, родом из Панфилова, живет в частном доме на Первой Алма-Ате. Закир в институте работает давно, занимается электровооруженностью, готовит справки для Чокина - Янтижанов хранитель большого статистического материала по энергетике за длительный период.
      У него хороший музыкальный слух, машина "Москвич 412". Дружбу водит с Руфой и Шастри, как и лабораторное большинство, недолюбливает Кула Аленова.
      Жена Закира Зоя гостям подает традиционно дунганское - лагман, манпар, слойки с джусаем. По особым случаям в доме Янтижановых готовит и дядька Закира из Панфилова. Родственник жарит на быстром огне мясо. Сковородка маленькая, закировский дядя подбрасывает мясо, то приближая, то удаляя от огня сковородку.
      Китай экспортирует на Запад водку "Маотай". Знатоки говорят, что под лагман лучше всего пить как раз "Маотай". Закир сам не пьет, но для гостей водка русская у него всегда есть.
      Однажды Шастри гостил несколько дней у дунган и рассказывал нам:
      - Представляете, хозяйка встает в пять утра. Готовит завтрак. До того вкусный, что если надумаю еще раз жениться, то в жены возьму дунганку.
      Закир поставил на место Лал Бахадура Шастри:
      - Дунганский народ оброзеет от неслыханной чести.
      Референт Чокина болезненно переносит антикитайскую пропаганду, не любит книгу Владимирова "В особом районе Китая", про уйгуров говорит, что от них всего можно ожидать.
      Шастри как-то заметил: "Когда мы сбиваемся в кучу, то забываем о том, что о нас могут подумать". Ежели привычка свыше нам дана, то истоки легкомысленного отношения к памяти о себе берут начало из образа жизни кочевников. Переезжая с места на место в поисках нетронутого раздолья, на приглянувшееся джайляу, чабан первым делом вбивает колышек, привязывая тем самым юрту, перегнанную скотину, домашний скарб к новой отметке. Ориентиром чабану в пути к новому кочевью служит Млечный путь, глядя на звезды, чабан мысленно проводит линию между колышком и оконечностью созвездия.
      Трава скотом повыедена, та, что еще осталась, вбита копытами в землю, так, что лучше вновь сниматься к новому кочевью. О чем думает скотовод, вглядываясь в холодное мерцание Млечного пути? Скорее всего, о том, успеет ли до первого снега откормиться скотина, как пройдет зимовку семья, где лучше пополнить запасы муки, чая. Думы чабана, как и у всех, - о быте, задача одна - дожить, дотянуть до весны. Важно, однако, не то, о чем он, перегоняя скот, думает. Мысль пришла и ушла, считай, что и не было ее. Важно, что он, чабан, покачиваясь в седле, чувствует.
      За лето чабан меняет по несколько раз место перекочевки. И каждый раз, вбивая очередной колышек, он опять же примеряется к Млечному пути, фиксирует себя у новой точки отсчета. Может ли сказаться на поведенческих признаках человека, нации, перманентная смена точки отсчета? Опытные наблюдатели считают, что может, ибо, по их мнению, как раз в механическом повторении ритуальных операций более всего и проявляется власть бессознательного, с которой и берут начало все наши достоинства и слабости.
      Во что вгоняет чабана созерцание Млечного пути? Судя по последствиям - в радость.
      Казах и ведет себя как чистый метафизик. Берет в руки домбру и поет напропалую обо всем, что видит вокруг себя. Айтыс - конкурс певцов - собой больше напоминает состязание в перепевке. Кто больше напел слушателям, тот и победил.
      "После ухода Кунаева на пенсию перестроечная печать много писала о казахском трайбализме, о влиянии его на подбор руководящих работников. Что межжузовое соперничество никогда не прекращалось - это верно. Нередко оно принимало постыдные формы. При Сталине за такие дела по головке не гладили, но в скрытом виде, на бытовом уровне, несогласие с вознесением того или иного представителя соперничающего рода благополучно сохранялось и разгорелось с новой силой при Хрущеве. При Брежневе немало руководителей обкомов, райкомов не просто не скрывали неприятия выдвиженцев из других родов, но и оказывали явное противодействие недругам, вставляли им палки в колеча. До мордобоя и перебранок не доходило, но в своем кругу, руководители, не стесняясь, бахвалились тем, как им удалось свалить с должности, затесавшегося в их стан олуха из другого жуза.
      За годы Советской власти сложилась традиция, по которой будто бы каждому жузу предначертана профессиональная и карьерная ориентация. Считалось, например, что впрочем подтверждалось не раз, что выходцы старшего жуза тяготеют к власти, среднего - к науке, литературе, а младшенькие непременно желали работать в суде, прокуратуре, милиции.
      Невежественность в чувствах породила у наших людей чинопочитание, чванство, необязательность, короткую память на добро...".
      Заманбек Нуркадилов. "Не только о себе".
      В домашней библиотеке Чокина есть книга без обложки и титульного листа. В ней безымянный дореволюционный российский исследователь казахских обычаев писал, что состязательность жузов позволила казахам не стоять на месте, что до опасности самоуничтожения нации в межжузовой борьбе, так она сильно преувеличена. Что было б хорошего в том, если бы кочевники жили единым жузом, не зная мотивов к самосовершенствованию? Потом ведь не сами степняки придумали родовую специализацию. Кто-то давным-давно заложил метод триады в основу самоорганизации нации, как будто бы с целью проследить на ней практическую наглядность и жизненность принципа единства и борьбы противоположностей.
      "В "Игре в бисер" герои живут именно так, будто это последний их день. Они сами опускают подробности, ищут главное, стараются сосредоточиться на смысле своей судьбы. Не случайно и сюжет не только не воспроизводит всей жизни героя, но даже и его постепенного духовного развития: сюжет тоже выбирает главное, показывает Кнехта в минуты прозрения, или, как называет эти состояния он сам, "пробуждения".
      В творчестве позднего Гессе будто находит отзвук старая мысль Толстого: "Все те бесчисленные дела, которые мы делаем для себя, - писал он в знаменитой статье "В чем моя вера?" - не нужны для нас". Идеи Толстого, сосредоточенные на нравственном самосовершенствовании, захватывали и общественную жизнь. Неправедные суды, церковь, войны - все это рассматривалось им как продолжение "дел для себя", ибо все это защищало собственность, благополучие, нестойкий душевный покой власть имущих и было накипью на жизни народа. Но даже сама жизнь людей, полагал Толстой, - не их собственность, которой они могут распоряжаться как угодно: она дар, который еще следует оправдать.
      Люди, отошедшие в далекое прошлое "фельетонной эпохи" из "Игры в бисер" были постоянно заняты самыми разнообразными делами. Они терпеливо учились водить автомобили и играть в трудные карточные игры, а по воскресеньям дружно погружались в решение кроссвордов. При этом они были совершенно беззащитны перед смертью, старостью, страхом, страданием: "Читая столько статей и слушая столько докладов, они не давали себе ни времени, ни труда закалиться от малодушия и побороть в себе страх смерти, они жили дрожа...". Глубокая растерянность, незнание, "что делать с духом" и со своей собственной жизнью, открывали простор социальному злу. "Игра в бисер" и ее герои пытались дать современникам автора эту недостающую им душевную твердость. Она, однако, достигалась немалой ценой и опиралась на непростые решения".
      Н. Павлова. Из предисловия к роману Германа Гессе "Игра в бисер".
     
      "Незнание что делать с собственной жизнью...". Сам я письма на почту ношу...
      Матушка говорит, что у человека должна быть цель. Только про то, какой, конкретно, она должна быть, ни она, ни кто-то еще другой, не говорит. Что за цель, когда мы не только не знаем, что делать с собственной жизнью, но и не соображаем зачем она нам дана?
      Недовольство собой нам сподручней срывать на близких.
      Время от времени Шеф отвязывался на меня: "Пасть порву!". За дело, но орал он на меня так, как будто мне еще пятнадцать.
      "Тяжело ему, тяжело мне. - думал я. - Он старше, сильнее, умнее меня. Почему Шеф не желает опуститься до понимания простых, очевидных вещей?".
      Обозлен на жизнь?
      Шеф то ли не желал замечать, что я давно взрослый, то ли думал, что ему по прежнему можно все, и, из лучших побуждений, продолжал помыкать мной. Между тем по мере нарастания безысходности нетерпимость к его методам руководства во мне усиливалась. .
      Он, как я понимал, пил для того, чтобы забыться. То же происходило и со мной. И когда он после очередной моей поддачи грозил порвать пасть, то я уже не злился, - психовал.
     
      Лорелея
      "Осенью семьдесят третьего пришел я в КазНИИ энергетики. В институт вошел осторожно, постучав негромко в дверь: благоговение перед наукой было беспредельным. Что и говорить, приняли меня хорошо. Я старался как мог услужить своим новым товарищам. Увижу, как кто-то из них достает сигарету, мчусь через весь коридор, чтобы успеть поднести горящую спичку. Стремясь на первых порах чем-нибудь блеснуть, я то и дело попадал впросак: хочу сострить - всем неловко от моей неуклюжей шутки, тщательно готовлю глубокомысленную
      словесную комбинацию - невпопад. Старожилы, ребята ушлые, палец им в рот не клади, и виду не подавали: все нормально, не робей молодняк.
      ...Иван Христофорович вскоре вышел на пенсию. Не могу похвастаться, что я с ним на короткой ноге. Отношения наши складывались по поводу совместной работы. До сих пор, за десять лет знакомства, у меня так и не сложилось о нем цельного, законченного представления. ...В начале тридцатых годов защита диссертации. Потом работа преподавателем в московском энергетическом институте, служба в наркомате путей сообщения. И вот уже более сорока лет волею обстоятельств Иван Христофорович связал свою судьбу с Казахстаном.
      Образованность у него энциклопедическая. Обо всех новостях в мировой науке осведомлен, что говорится, - из первых рук (читает с листа и говорит на трех европейских языках). Терпеть не может дилетантов в научной среде. Если в споре ему подвернется невежественный, но "остепененный" специалист, может разъяриться. Не дай бог, у него сложится о вас представление как о случайном в науке человеке. "Не буду читать вашу галиматью", - его обычный в таких случаях ответ. В среде научных работников, наверное, как и везде, не принято вслух говорить человеку о его творческой несостоятельности. Можно без злобы посплетничать о каком-нибудь тугодуме. Не более того. А вот Озолингу нет терпежу удержать в себе мнение о таком работнике. Приехала в Алма-Ату как-то из головного московского института полномочная представительница - руководить совещанием по нерешенной проблеме. Так Иван Христофорович битых два часа допытывался, как смотрит на тот или иной момент проблемы товарищ из центра. За все время совещания она проронила несколько междометий, видно было, что плавает в тривиальных понятиях. После заседания Озолинг недоумевал: "Как не стыдно присылать для серьезного разговора это безмолвное и, по-моему, бестолковое создание".
      ...В свое время ему предложили поработать над докторской: к тому времени у него уже был солидный задел. Сославшись на то, что не может попусту, ради престижа, терять драгоценное время, он отказался. У Озолинга странная для нашего времени излагать свои мысли. Были у него статьи в научных журналах, которые предварялись описанием условий жизни первобытного человека. К слову сказать, пишет он коряво, тяжеловесно. Любит на досуге порассуждать на далекие от науки темы. Говорили как-то о литературе. Вспомнил Гоголя и говорит, что Николай Васильевич не испытал настоящей любви. "Откуда известно?" - спрашиваю. - "Из книг его известно, молодой человек".
      В работе педант. До ухода на пенсию довелось и мне испытать пресс его неумолимого педантизма, беспощадность к себе и окружающим во время работы над отчетами. Однажды пришли к нам устраиваться лаборантами два выпускника средней школы. Посмотрев на них внимательно и, видимо, не найдя адекватного их образованию пробного камня, бросил: "Пишите жизнеописание", - и вышел из комнаты.
      Вчерашние школьники озадаченно переглянулись, уселись за столы, зашелестели бумагами. Проходит некоторое время, и мы, сидящие в комнате, слышим шепот: "А че писать-то?". Сдерживая улыбку, наш сотрудник объяснил им что такое жизнеописание. Парни повеселели и приосанились: "Так бы и сказал: пишите автобиографию. А то жизнеописание какое-то. Ехидный, видать дед".
      Ехидства у Ивана Христофоровича хоть отбавляй. Как-то сидел молча полдня, работать не хотелось. Чтобы Иван Христофорович не засек, как сачкую, я постоянно хлопал дверцей письменного стола, шелестел бумагами. Но Озолинга на мякине не проведешь. Встает, подходит ко мне и начинает: "Хе-хе, да вы, молодой человек, оказывается, философ". По простоте душевной от смущения я зарделся: "Ну что вы, с чего вы взяли?" - "А с того взял, что вы полдня мух ловили, вместо того, чтобы работать!". - приземлил меня Иван Христофорович".
      Бектас Ахметов. "Приложение сил". Из дневника младшего научного сотрудника. "Простор". 1983 г., N 11.
      ...Озолинг, что-то напевая про себя, зашел в комнату, поставил на стол портфель. Ерема все про всех знает и говорит: И.Х. поет в том случае, если с утра поставит пистон Марии Федоровне.
      Озолинг сегодня пел: "Меня не любишь, - так берегись любви моей".
      В комнату зашла Фая.
      - Здравствуйте, Иван Христофорович! Давно вы не были у нас.
      - Давно-о-о. Вот сегодня пришел, а Жаркен Каспакович вновь перенес семинар. Три дня жду... Никак не дождусь.
      Я тронул за плечо Шастри и пропел на ухо: "Трое суток шагать, трое суток не спать...".
      Шастри с удовольствием и громко подхватил: "Ради нескольких слов на семинаре...".
      Озолинг и Фая не обратили на нас внимания.
      - Чаю хотите? - спросила Фая. - Нет? Чем занимаетесь?
      - Сижу в библиОтеке. - Библиотеку И.Х. произносит с ударением на букву "о". - Вечерами гуляем с Марией Федоровной. Вчера ходили в кино.
      - Какой фильм смотрели?
      - "Генералы песчаных карьеров".
      - Понравился?
      - Нет. Картина отвратительная. Воры, прочие отбросы... Я много слышал о фильме лестного... Соблазнился. - Озолинг улыбнулся и помрачнел. - Но увиденное меня возмутило до глубины... Да-а... До глубины...
      Фая забрала счетную машинку и ушла к себе. Озолинг подошел ко мне: "А что у вас?".
      - Ничего.
      - Как всегда?
      - Как всегда.
      - Хе-хе... - Озолинг осклабился, повеселел и спросил. - Что, Жаркен, вас так еще и не озадачил?
      - Почему же? Озадачил.
      - И чем же он вас озадачил?
      - Вторичными энергоресурсами.
      - И что там?
      - Вот вы предложили в диссертации Нурхану отталкиваться от идеального аналога металлургического процесса... Так?
      - Та-ак... - Иван Христофорович смотрел на меня с усмешкой.
      - Жаркен Каспакович советует исследовать изменчивость к.п.д. утилизационных установок эксергетическим методом.
      - Эксергетическим? Хорошо. И что вы надумали с ним делать?
      - Ну..., - неопределенно протянул я, - Прежде всего я должен, как энергетик...
      - Что-о? - И.Х. сделал серьезное лицо. - Кто энергетик? Вы?
      - Да... - я опешил и залепетал. - Я... Да... как...
      - Так вы утверждаете, что вы энергетик?
      - Я? - Озолинг вверг меня в непонятку, почему я переспросил. - Кто же тогда я, если не энергетик?
      - Кто угодно, но только не энергетик, - окончательно прибил меня И.Х.
      Озолинг развернулся к Шастри и стал что-то бормотать.
      "Во гад, - подумал я, - Когда-нибудь ты у меня за это ответишь... Я тебе обновлю кровь, устрою тебе за контрудар в Померании штурм Зееловских высот. Майн готт тому свидетель".
      Во мне ожили заголовки газет 60-х. про реваншистов из Бонна.
      "Сколько волка не корми, он все равно в лес смотрит. - думал я. - Озолинг толкает меня к пересмотру Восточной политики Брандта и Шмидта".
      Из-за Озолинга возникли у меня претензии и к товарищу Сталину - по части упущений в воспитании неперевоспитуемых.
      Самое обидное, что Озолинг прищучил меня по делу. Энергетик я липовый. Я не разбираюсь ни в теплотехнике, ни в электричестве и что хуже всего, и в экономике энергетики ни бум-бум. Четвертый год подряд слышу на семинарах разговоры про замыкающие затраты, а что это такое, понять не могу.
     
      "По телевизору новости. Старик ходил по комнате, его зять за столом читал журнал. Старик неожиданно остановился перед телевизором и, глядя на экран, произнес: "САСШ!".
      - Что? - оторвался от журнала зять.
      - САСШ, - повторил старик, - Североамериканские Соединенные Штаты. Так до войны назывались Соединенные Штаты Америки".
      Х.ф. "Послесловие". Сценарий Алексея Гребнева и Марлена Хуциева. Постановка Марлена Хуциева. Производство киностудии "Мосфильм", 1984.
      Убили негра, ай, яй, яй... Ни за что ни про что, суки замочили...
      Формальный отсчет вхождения Франции в зиндан следует начинать с июня 1976 года. Клубные команды Испании, Италии, ФРГ, Франции стали приглашали поиграть иностранцев у себя с конца 50-х. В те времена более всего легионеров играло в Италии и Испании. В середине 70-х случилось прежде немыслимое - французы переплюнули испанцев с итальянцами - выходцы из колоний стали играть не только за клубы, но и национальную сборную. Чемпионат Европы 76 стал годом открытия не только Платини, но и Трезора. Морис Трезор в сборной Франции играл опорным полузащитником. Имя и фамилия у гуталиново-глянцевого африканца характерны. С одной стороны как будто Морис, что чуть ли не Шевалье, с другой - Трезор, с которым по известному присловью на границе трухать никак нельзя.
      Трезор бегает гепардом, играет широкозахватно. Он надежно подпирал сзади созидательные нырки по полю Платини...
      Турки по головам едут прямо в Амстердам... Лабрадор... Гибралтар...
      Владимир Максимов говорил и писал, что Штаты падут жертвой своих бывших рабов - негров. "Когда-нибудь Юг поглотит Север", - предрекал во второй середине ХХ века губернатор штата Алабама Джордж Уоллес. Юг уже поглотил Север. "Они (негры) путем смешанных браков хотят просветлить свою кожу", - делился в 65-м с польским журналистом расист из Чикаго. Белый американец ошибся. Черным уже недостаточно затемнения белокожих. Полыхавшие в 65-м Ньюарк, Детройт, беспорядки по стране после убийства Лютера Кинга в 68-м нагнали страху на бледнолицых настолько, что повальная отмена во всех южных штатах расовой сегрегации заняла не больше месяца.
      Мария, пососи, Мария... Мария, пососи, Мария...
      Полицейские давно не ездят по вызовам в Гарлем. Пусть сами разбираются, а еще лучше, пусть друг друга поубивают. Но это копы. У них оружие, за себя в случае чего, они могут постоять. Сегодня белый обыватель боится искоса посмотреть на черного, потому и прячет страх за искусственной улыбкой.
      Юлиан Семенов считал, что Америку погубит техника. На месте ультралевых я бы поостерегся радоваться обреченности "технотронного мышления нации". Объективно, с Америкой Запад и Восток связывает надежды человечества. Миром движет разность потенциалов. Выравнивание потенциалов, чем собственно и способно обернуться крушение Америки, ввергнет мир в хаос. Юлиан Семенов прав: бойся простоя. Римскую Империю сгубили не гунны как таковые. Гунны не причина, это следствие постижения мира патрициями созерцательностью.
      Где сегодняшние гунны? Атилла кружит со своими отрядами не обязательно поодаль от границы.
     
     
      Глава 27
     
      Маша и Медведь
      В то лето перед самым закрытием Совета по присуждению степеней по общей энергетике защитились Шастри и Шкрет. Без предупреждентия ушла в ВУЗ Фая. Ее уход застал врасплох. Без нее лаборатория на время опостылела.
      Фая поняла: в КазНИИ энергетики она не дождется места в аспирантуре. Просить за себя она не умеет, дожидаться, когда о ней наконец вспомнят, опасно - можно растерять все желания.
      Зяма не терял надежды поступить в аспирантуру КазНИИ энергетики.
      - Бек, скажи, ты в какую аспирантуру хочешь? В очную или заочную? - спросил Толян.
      - Тебе какая разница?
      - Большая. Жаркен говорит, что твоя маман не дает ему продыха и он вынужден место в заочной аспирантуре отдать тебе.
      - Мне все равно. Хотя нет... По мне лучше очная аспирантура.
      - На кой тебе очная?
      - Можно совсем на работу не ходить.
      - Ты не шутишь? Точно хочешь в очную?
      - Че хэ бэ.
      - Тогда хоп майли.
      Зачем Зяме аспирантура? Статей у него как грязи. С его башкой ему бы припасть к столу на полгода и дисер готов.
      Жаркен делает вид, что для него в диковинку зямины закидоны и в последнее время докапывается к нему из-за отставания по ЭММ. Похоже, что на моделях он собирается поставить крест.
      - Я человек на уровне, - время от времени напоминает о своем местоположении в обществе Каспаков.
      Что означает уровень, он не раскрывает. Без того понятно, что это, что-то такое, что нас, его подчиненных, с ним непримиримо разделяет.
      " Заведующий лабораторией никого не дергал без дела, не выделял в коллективе любимчиков, пресекал наушничество в любой форме. Его профессиональное мастерство складывается из дара выводить из потемок теорий и фактов самое главное, квинтэссенцию проблемы, из поразительной трудоспособности, из умения находить точные образы в науке. Его обаяние трудно передать словами. Каспаков от души хохочет над тонкой шуткой, без апломба объясняет молодому сотруднику, то, что она забыл усвоить в вузе. Про характер не скажешь: тайна за семью печатями. Может, как ребенок, закапризничать с деланно надутым лицом. Его щемящую человечность не заслоняют нечастые разносы, которые он устраивает подчиненным. Если видит, что переборщил с назиданиями, мучается, переживает больше самого воспитуемого. Был случай, когда он до гипертонического криза бился за бытовую устроенность своего сотрудника. Незащищенность его души проистекает из абсолютизации им человеческого в человеке.
      Шеф принадлежит к тому же поколению, что и Зорков. В начале пятидесятых Каспаков с отличием заканчивает МВТУ им. Н.Э. Баумана. Его товарищи-бауманцы вспоминают, как выпускник сельской школы из под Акмолинска помогал им усвоить премудрости матанализа, начерталки, сопромата. После он работал на заводе. В пятьдесят восьмом пришел в КазНИИ энергетики. Наш директор, крупный ученый, академик АН КазССР Шафик Чокинович Чокин сразу выделил способного специалиста. Как-то походя, между прочим, играючи, Каспаков защитил кандидатскую. Мне знаком один профессор от экономики, умеющий хорошо сидеть в президиуме с физиономией "лопатой", но у которого и под пыткой на дыбе не выбить вразумительного признания о его вкладе в науку. Одаренные люди, видя менее способных, но более преуспевающих, нередко злословят, брюзжат. Я ни разу не слышал, чтобы шеф когда-нибудь позлорадствовал по поводу неудачного публичного пассажа его коллеги.
      ... В начале семьдесят седьмого у шефа освободилось два места в аспирантуре. Я пришел к нему и спросил: могу ли я рассчитывать на одно из них. Он поставил вопрос так: в лаборатории кроме тебя еще двое претендентов, а мест всего два. Двое эти уже проявили себя, причем один из них ведет тему бригады кандидатов наук. "Я конечно, знаю, на что ты способен, но это надо доказать публично, чтобы не было кривотолков, - сказал шеф. - Вот что, ты давай займись ВЭРами, а потом покажи, что за мысли у тебя по этому поводу появились". Я стал доказывать ему, что эту тему закрыл в своей работе Семенов. Каспаков рассмеялся: "Всю тему в науке еще никому не удавалось закрыть".
      С тем я и ушел.
      ... Ко времени вступительных экзаменов в аспирантуру уволился один из претендентов. Вопрос решился, на первый взгляд, сам собой. Ушедший парень был симпатичен мне своей искренностью, порывистостью, какой-то артистичностью, с которой он выполнял работу. В какой-то степени и он определял атмосферу в лаборатории. Он знал себе цену и нередко давал знать об этом в своей группе, что, конечно же, раздражало его руководителя.
      Парня легко можно было поймать на крючок хотя бы за то, что он, посидев минут пятнадцать за столом, внезапно исчезал, а потом его густой баритон раздавался во внутреннем дворе института, где он, по доброте душевной, с ключом на семнадцать залазил под автомашину помогать шоферам. После очередной его шефской помощи состоялся неприятный разговор. Мой друг разошелся не на шутку и на замечание своего роботообразного руководителя , пятой точкой осваивавшего премудрости науки, заявил, что он "за пятнадцать минут делает столько, что многим из нас не сотворить и за год". Его руководитель передернулся и позеленел от злобы. Где-то мой друг был прав, но с ним, как и со всяким истинно творческим человеком, было нелегко работать. Перед вступительными экзаменами в аспирантуру я пришел к нему в вуз, где он уже работал, за консультацией. Без тени обиды и сожалений, что было бы понятно, он мне здорово помог".
      Бектас Ахметов. "Приложение сил". Из дневника младшего научного сотрудника. "Простор", N 11, 1983.
      Зяма ни с кем не ругается. Что-то, однако, с ним произошло, если на обсуждении раздела отчета он ни с того ни сего вспылил и бросил Каспакову: "Надоело!". Жаркен как будто ждал, к чему бы прицепиться, и подловил Толяна.
      - Этот Зяма много на себя берет. - Мы шли с Каспаковым мимо пивняка на Весновке. - Подумаешь... Большое дело.
      Я молчал.
      - Он написал заявление. Пусть себе увольняется. - Жаркен посмотрел на меня сверху вниз. - И брат у него сумасшедший...
      Каспаков человек на уровне и умный, мало того, иногда бывает и мастером откровений.
      С Валерой, зяминым братом я не встречался. Муля рассказывал, что справляется с ним Толян с трудом. Дома, говорит Муля, Толик из-за брата нередко психует.
      По зяминой версии двинулся умом Валера из-за наркотиков. У психиатра имелся доступ к промедолу, разобрало любопытство, попробовал и пошло-поехало. Не думаю, чтобы версия Зямы устроила опытного психиатра. К примеру, Сейран и ширяется, и обкуривается, и пьет, но ему по фигу мороз - с головой полный порядок. Предпосылки свихнуться у зяминого брательника имелись и без наркотиков.
     
      Девушка Прасковья из Подмосковья за занавескою плачет у окна...
      Мужики плохо переносят чужой успех у женщин. В случае с Зямой - другое дело. Может причина в том, что приучил нас Толян к мысли, что все тетки его, а может потому, что любовные похождения в зямином исполнении - чистый "Декамерон".
      Был, однако, в лаборатории человек, который тяжело переживал зямину популярность у бабцов. Это Муля. Перший кореш с трудом переносит и то, что Зяма среди нас самый умный. Для Толяна мулина позиция не в новость. Зяма хоть и легкомысленный человек, но поляну сечет. Зяма ведет себя с Мулей покровительственно, иной раз жестоко насмехаясь, обзывает "однопалчанином". Мне и Хаки он говорит: "В горы с собой Мулю беру кашеварить. Пока он мне нужен".
      Муля по натуре хозяйственный мужичок. Живет по принципу "не высовывайся".
     
      Из полей доносится: "Налей!"
      Зямка два дня как вернулся из командировки.
      - Был в Набережных челнах. Знаешь, Бек, татарки мне проходу не давали.
      - Надеюсь, ты не подкачал.
      - А что я? Уломали шельмы на групповуху.
      - Если женщина просит, обижать ее нельзя...- поддакнул Шастри.
      - Как оно было? - Хаки поправил очки на переносице.
      - Все чин чином вышло. Хочу заметить, татарки - они чистенькие. Знают чем брать мужика. Вышли передо мной все как один с выбритыми п...ками... Так что мужики, пришлось, не взирая на загруженность текущими делами, поставить пятерых татарок раком к стенке и...
      Муля зашептал мне и Хаки: "Не верьте. Врет он все".
      Может и врет. Но как врет!
      Я похлопал по спине Зямку.
      - Толян, скажи как на духу, тяжело быть красивым?
      - Не говори, Бек. Тяжело. Иной раз так тяжело, что сил нет терпеть.
      - Это твой крест.
      - Судьба, - обреченно согласился Зяблик.
     
      Истина проста...
      Шеф продолжал донимать: "Завязывай пить!". Я психовал, не потому что он сам пьет. Выходил из себя я больше от того, что в такие моменты перед глазами вставал все тот же, закрытый с обоих сторон, над глубокой пропастью, перевал. "Понимает ли Нуртасей, - думал я, - как мне невыносимо трудно? Конечно, понимает. Ему может и самому в тысячу раз трудней. Так зачем тогда притворяться, возводить на пьянство напраслину? Не в водке, если разобраться, дело".
      Безответный вопрос, обращенный к себе, рано или поздно вырывается наружу, бъет без разбору самых близких тебе на свете людей.
      Я пришел домой в десятом часу. Прошел в столовую. Разбросанная как попало по комнате одежда Шефа взвинтила меня.
      - Где он? - спросил я матушку.
      - В детской спит.
      - Что-нибудь говорил?
      - Он сердится, что ты продолжаешь пить.
      - Сердится?! - спросил я и заорал. - Гад!
      Взгляд остановился на рубашке Шефа. Я схватил ее. В этот момент мама все поняла, но, боясь верить догадке, охнула, присев на диван.
      Отчаяние рвало меня на части, искало выхода наружу. Схватив рубашку, я стал ожесточенно рвать воротник. В том месте, где он пришит. Воротник не поддавался и я рванул его изо всей силы.
- Ой бай! - в ужасе кричала матушка.
      Воротник порвался едва ли более, чем на полсантиметра. Этого было достаточно, чтобы матушка выбросила рубашку на помойку. Она повесила на стул другую рубашку. Но дело было сделано.
      Я как чувствовал, что этого и в мыслях никогда делать нельзя. Но ничего поделать с собой не мог и сделал это.
     
      "Где его письма! Посмотри на себя! - кричал отец.
      "Посмотри на себя" мне было достаточно и я отдала письма Каплера".
      Светлана Аллилуева. "Двадцать писем другу".
      Прыщи бесследно не прошли... В отсутствие конечно тебя...
      Пол-двенадцатого ночи. Я и Гау сидим в песочнице, во дворе ее дома. Она в джинсах и блузке-разлетайке.
      - Ты наверное, и сам понял, что нам больше ни к чему встречаться... - сказала она.
      Я просунул руку к ней под блузку. Слегка коснулся, провел ладонью по спине. Гау затихла и задержалась в песочнице на два часа.
      Состоялись еще две встречи, по итогам которых она призналась.
      - Я хочу сказать тебе одну ужасную вещь.
      - Какую?
      - Я хочу тебя.
      Острием против острия
      Что есть в чистом виде импотенция? Это далеко не физиологическое состояние, когда, к примеру, мужчина долго стоит над писсуаром. Опять же это не равнодушие, с которым твой взгляд проваливается мимо встречных на улице женщин. И это совсем не то, когда говорят: "Хочет, но не может". Это, когда человек давным-давно позабыл, для чего существует онанизм. Это, когда он не ощущает у себя наличия крайней плоти. Наконец, это отсутствие желания хотеть. Горше всего то, что к состоянию отсутствия присутствия импотент привыкает.
      При всем этом мне любопытно наблюдать любовь во всех ее проявлениях со стороны. Особенно в том виде, какой демонстрировал с появлением во внутренней комнате экономиста планового отдела Лал Бахадур Шастри.
      Инстинкты Шастри может и карикатура, но это здоровая карикатура.
      Кэт играла с огнем. Она видела, что происходило с Шастри, но продолжала ходить курить к мужикам. Шастри не просто возбуждался с приходом Кэт, он грезил. Бросал писанину, кидался к Руфе за сигаретой и, всасываясь в сигарету, ходил взад-вперед. Можно предположить, Кэт, возможно бы и не устояла перед ним, но Шастри не приходило в голову попытаться объясниться, поухаживать за женщиной, подарить ей в конце концов что-нибудь. Нет, он тотчас же с появлением Кэт обозначал цели, вожделенно тянул к ней руки, блуд, какой играл в его глазах, не оставлял женщину в сомнениях: мальчик думает не головой. Он то ли не соображал, насколько откровенное домогательство унижает женщину, - в конце концов, она замужем, или думал, что это как раз то, чего от него ждет не дождется экономист планового отдела. Крайнее нетерпение плоти не позволяло, как следует обдумать план подготовительных мероприятий. Первой при появлении Кэт в работу включалась как раз она и аварийным реле полностью приводила в рассогласование мозги старшего научного сотрудника. Встревоженный тем, как его распирало изнутри, я не раз советовал не бравировать почем зря, быть скромнее.
      - Ты член КПСС. Вдруг недруги донесут товарищам по партии, что у тебя не уставной член, как ты будешь оправдываться?
      - Не болтай! - строжился Шастри. - Болтун - находка для шпиона.
      В тот день Кэт тихо зашла во внутреннюю комнату, уселась в кресло, закурила. В полуметре от нее Шастри переписывал "Эксергетический метод" Бродянского.
      Экономист планового отдела потушила сигарету, сидела молча и не собиралась уходить.
      Глубоко дыша, Шастри отложил в сторону исписанный лист, подошел к Руфе: "Покуримэ?". Руфа, не поднимая головы, придвинул к краю стола пачку сигарет. Шастри остервенело всосался в фильтр и приблизился к Кэт. Восставший снизу к верху, переписчик Бродянского не помышлял таить, что с ним происходит. В комнату зашел Муля, погладил озорника по голове: "Что опять спермотоксикоз"?
      - Ы-ы.... - промычал Шастри.
      Поднял голову Руфа. Посмотрел на друга и ничего не сказал. В клубах испускаемого дыма Шастри чудились, будто Кэт тоже исходит желаниями. Он окончательно потерял голову. С секунды на секунду могло произойти непоправимое.
      Как помочь старшему товарищу? Мерой пресечения может быть только усекновение. Иначе, - "острием против острия".
      На столе у Шастри стандартная линейка. Раз в полгода нам их приносят с институтского склада. Тридцатисантиметровая деревянная линейка не причинит большой беды. Может и будет немного неприятно, но по иному человека не вернуть в науку.
      Шастри вновь вплотную приблизился к Кэт. Фюрера и Еву Браун разделяли считанные миллиметры. В следующее мгновение может быть непоправимо поздно.
      "Сейчас или никогда". - подумал я и принял решение об оказании братской помощи.
      Я поднял линейку и в один шаг оказался рядом с фюрером. Тихонечко, но резко, я коснулся деревяшкой кончика вздыбившейся плоти Шастри: "Не балуй!". Озорник охнул, заскулил и, согнувшись в три погибели, попятился от Кэт.
      - Работай! - сказал я ему.
      - Что? Опять! - нахмурился Руфа. - Нурхан, ты, когда прекратишь устраивать балаган?
      - Он больше не будет, - я встал на защиту Шастри.
      Фюрер сидел за столом в молчании. Я тронул его за плечо.
      - Правда, больше не будешь?
      Он ничего не ответил.
      - Бек, ему же больно, - пожалел Шастри Муля.
      - А ты думаешь, мне не больно смотреть, как наш товарищ не может справиться с детской болезнью левизны в коммунизме?
      - Правильно сделал, - Руфа всегда за меня. - Нечего к замужним женщинам приставать. Правда, Карлуша?
      - Правда, - сказала экономист планового отдела. Она поднялась и вышла из комнаты.
     
      Жди меня...
      В пьесе Корнейчука "Фронт" из всех персонажей самая примечательная фамилия у начальника разведки фронта. Фамилия разведчика - Удивительный. Полковник Удивительный по ходу пьесы много раз вводил в заблуждение командующего фронтом Горлова, активно вредил нерасторопностью командарму Огневу.
      Ситок в разговоре часто дезориентирует собеседника восклицанием: "Удивляется вопрос!", при всем этом никогда не потрудится задуматься, от чего и почему у нее удивляется вопрос.
      Директор института Минсельхоза Жумекен Балабаев в прошлом заместитель председателя облисполкома и муж ее дальней родственницы Малкен - трогательно глуповат.
      - Мама, - как-то спросил я, - почему твой зять Жумекен тупой?
      На этот раз вопрос у Ситка не удивился и она, не задумываясь, ответила:
      - Жумекен казахскую школу окончил.
      Сказала мама так, не потому что иногда не думает, что говорит. Человек, как она сама про себя говорит, - объективный, прямой - и, уважая Балабаева за внимание и регулярные подарки, искренне полагает, будто непосредственность ее зятя и в самом деле могла быть в свое время отрегулирована посещением русской школы. Матушка закончила два класса казахской школы в Акмолинске, может, поэтому и перегнула с фантазиями про русскую школу, в которой и без Жумекена Балабаева своих баранов хватает. Что до самих русских, то мама не заблуждалась насчет русских, не считала русских шибко умными людьми.
      Сила русских, по ее мнению, в другом.
      Удивлялся у матушки вопрос от ума евреев. Про них она говорила просто и без затей: "Жебрейлар - башкастые".
      Морис Симашко приходил к нам один раз. Было это, когда папа работал директором Литфонда. Отец болел и Морис Давидович заехал завизировать заявление на безвозвратную ссуду.
      Симашко одно время был известен и за пределами Казахстана. Он хорошо начинал, в 58-м и 60-м его повести печатал "Новый мир", книги его издавались во Франции, переводились на английский, японский, португальский, польский, венгерский языки. Много было у Мориса Давидовича вещей, про которые читатели говорили: "Живо, увлекательно".
      Симашко удивил меня. Ростом. Симашко очень маленький. У мамы, однако, вопрос удивился от головы Мориса Давидовича. Ситок раскатывала на кухне тесто и, увидев, как писатель вышел из кабинета отца, тормознула Симашко:
      - Морис, дорогой!
      - Да, Александра Самсоновна. - Симашко застыл в дверном проеме на кухню.
      - Зайди.
      Симашко шагнул на кухню и мама покачала головой:
      - Какой у тебя Морис, башка!
      У Симашко размером голова не меньше, чем у ее подруги Маркизы. Головкой подружки мама тем не менее не восторгалась, а тут...
      - Что сейчас пишешь, Морис?
      - Вещь одну заканчиваю, Александра Самсоновна, - неопределенно ответил писатель.
      Матушка пару раз крутнула скалкой по тесту, и, бросив взгляд на папку, которую Симашко не выпускал из рук, вновь перевела взор на голову писателя:
      - Пиши, пиши, Морис! Ты - башкастый. С такой огромный башка надо писать!
      Морис Давидович не знал, что говорить. С одной стороны ему было неловко за башку, с другой - восхищение жены директора Литфонда было неподдельным, искренним, так что писателю ничего не оставалось, как сказать: "Спасибо, Александра Самсоновна".
     
      Жил певчий дрозд
      Кто в лаборатории пахари, так это Кул Аленов и Саша Шкрет. Кул успевает все. И работать, и отдыхать. Исписавшись, бросает ручку и выходит в коридор поболтать, После работы играет в настольный теннис, два раза в неделю ходит в бассейн и не забывает подумать, кого из молодок склонить к беклемишу.
      Слово "беклемиш" Аленов придумал сам.
      Им Кул предпочитает заниматься исключительно с молоденькими, их он вербует, - чтобы далеко не ходить, - из партнерш по настольному теннису, спутниц по походам в бассейн, кадрит на институтской дискотеке.
      Пьет Кул только с устатка, - меру он знает, - только чтобы покалякать с мужиками, поволочиться. В разговоре часто роняет: "Аж брызги летят". Это когда он рассказывает о беклемише.
      Лабораторные мужики относятся к нему настороженно,. женщины подтрунивают над его жадностью. Аленов никому не занимает, когда надо сдавать кому-нибудь на подарок, с.н.с. закатывает скандал.
      Жмотство мало кому нравится. С другой стороны, оно свидетельствует о силе характера - Кулу наплевать, что о нем могут подумать люди.
      Аленов учился в аспирантуре ВИЭСХа (Всесоюзный институт электрификации сельского хозяйства) у известных в своих кругах Лебина и Эйбина. Хаки говорит, что в ВИЭСХе Кул попал в подходящую компанию. Аленов по природе сам по себе парниша проворный и, мол, Лебин и Эйбин отточили сноровку Кула.
      Хаки поддразнивал Аленова:
      - Лебин, Эйбин и Кулейбин.
      На что Кул настороженно вопрошал:
      - Скуадра адзурра! Ты на что намекаешь?
      Все у него распределено, все расписано, никуда Аленов не спешит, потому и никуда не опаздывает. Шум в комнате ему не мешает, он всегда спокоен, никогда не выходит из себя. Управляется с обедом - в общепитовской столовой ли, у кого в гостях, без разницы - за три-пять минут. Так же Кул и думает быстро, работа у прогнозиста спорится.
      Другое дело - Саша Шкрет. О беклемише на работе ни слова, в настольный теннис не играет, в бассейн не ходит, переводит дух без отрыва от производства. Притомившись за расчетами, Саша снимает усталость, разминая суставы пальцев. Натруженные суставы издают треск, разминка длится минут десять. Шкрет ломает пальчики и не догадывается, что иных наших треск дюже напрягает. Сашина разминка выводит из себя Каспакова, выйдя из комнаты, где сидит Шкрет, он возмущается: "Какая дурная привычка!".
      Саша работает, не поднимая головы. В комнате шум: разговаривают мужики, женщины пьют чай, режут, не закрывая ртов, по рисункам из модных журналов, кальку на выкройки, в комнату постоянно кто-то заходит, выходит. Шкрет пишет, считает, время от времени поднимает голову и что-то шепчет себе под нос.
      Саша по специальности инженер тепловых электростанций (ТЭС), занимается оптимизацией структуры генерирующих мощностей: прикидывает какой состав источников энергии лучше всего обеспечивает надежность снабжения теплом и электричеством потребителя. Оптимизация требует точности - счетная машинка Шкрета всегда включена.
      Саша когда жалуется, что мешают работать, начинает заикаться:
      - И-и-з-з-з-вините...
      Никогда не ругается. Если чем-то сильно рассержен, то гнев его сводится к вопросу: "Что за шут?".
      Клички к Шкрету не пристают. Как только его не называли - и Платоном Кречетом, и Штреком, и Шкрабом, - Шкрет Саша так и остался Шкретом Сашей.
      В последнее время у Саши Шкрета общие дела с с.н.сом лаборатории энергосистем Турысом Сатраевым. Хоть круг интересов у Турыса топливно-энергетический баланс, но "туриста", как его назвал Зяма, тоже хлебом не корми - дай что-нибудь сосчитать на машинке. Если Шкрет никогда не придуривается, не строит из себя и прост как правда, то Сатраев любитель поважничать, выпятить подальше из себя умище.
      В одной комнате с Туристом сидит Оркен Ережепов. "Оркен" в переводе с казахского - горизонт. Принято думать, что горизонты они - светлые. Глядя на Ережепова, они не кажутся светлыми. Оркен мужик работящий, но скучный. До того заунывно тоскливый, что, глядя на него, хочется стиснуть зубы и шептать про себя: "Молчи грусть, молчи...".
      Заведующий лабораторией энергосистем Эммануил Эфраимович Лойтер постарше и поопытнее Жаркена Каспаковича. В молодости Лойтер работал на станции, в ОДУ (объединенном диспетчерском управлении). Кроме того, что знает станционную энергетику и системы, Эммануил Эфраимович из тех ученых, что зрят в корень не без каверезности.
      Шкрет с Сатраевым на объединенном семинаре докладывали отчет о научном распределении экибастузского угля.
      - В связи с перебоями в снабжении топливом станций Северного Казахстана, - Сатраев сдвинул брови, - считаем нецелесообразным передачу экибастузского угля на нужды Троицкой ГРЭС.
      Лойтер озорно улыбнулся и беспощадно обнажил суть вывода Сатраева и Шкрета:
      - Не дадим, потому что самим мало?
      Объединенный семинар оборжал докладчиков.
      Кул Аленов непосредственность Сатраева объяснял его образованностью:
      - Что с него взять? Окончил финансовый институт.
      Аленов парень хват, но тут он ошибался. Легче всего думать, что бачбана
      по рождению способны облагородить (и наоборот) школа или институт. Сатраев, как и Ережепов, закончил институт с красным дипломом. Проблема у них в другом. В том, что оба колхозника, каждый по отдельности, и совместно, не знают, куда девать умище.
      К примеру, Лойтер курит сигареты через длинный мундштук с антиникотиновыми патронами. По другому в его возрасте и с его повышенным давлением нельзя - курит Эммануил Эфраимович "Памир" - сигареты без фильтра. Глядя на завлаба, Ережепов курит, правда, сигареты с фильтром - "Казахстанские", - но тоже через длинный, такого же цвета, как у Лойтера, с антиникотиновыми патронами, мундштук и так же как Эммануил Эфраимович держит руку с табачищем изящно, на отлете, и, кажется, теперь нисколько не переживает за то, куда пристроить умище.
      "В те времена не ощущалось особых разногласий между городскими и приезжими. Мы все, каждый свою меру, попробовали лиха в послевоенном детстве. В чем мы не находили понимания с городскими, так это в их равнодушии к родному языку. Понятно, росли в городе, учились в русских школах, смешанная среда. Тем не менее удивляло, что они не стремились познать родной язык. Кем они в таком случае могли себя ощущать, кого, черт побери, представляли? Самих себя?
      В чем еще можно было их упрекнуть, так это в вышучивании, правда, беззлобном, приезжих за скверное знание русского языка. Студенты из шаруа и без того терялись из-за путаницы в окончаниях, а когда попадали на семинарские занятия по философии или политэкономии, для них начинался кошмар. Как-то один такой бедолага на семинаре по политэкономии докладывал реферат о хищнической сущности транснациональных монополий. Он бойко читал текст, широко расправлялся в плечах, слыша за спиной одобрительные междометия преподавателя, как вдруг после его слов "... к примеру, монополистическая компания Дженерал матрос..." грянула ржачка. Больше всех веселились горожане. У докладчика испарился пафос. Он в замешательстве с минуту переводил глаза с преподователя на ребят, потом спролсил: "Я что-то не понял. Снова начать?".
      Наши жеребцы по новой заржали".
      Заманбек Нуркадилов. "Не только о себе".
      Вы слыхали? Да, да! "Вы слыхали, как поют дрозды? Не, не те дрозды, не полевые. А дрозды, волшебники-дрозды...". Легко понять, о каких дроздах может идти речь применительно к науке об энергетике, когда день-деньской имеешь дело с дятлами. Словом, обедать Чокин ездит домой. Все знают: директору домашние подают на обед и мясо. Знают потому, что по возвращении в институт Шафик Чокинович вынимает зубочистку и подолгу цвиркает. Слушает докладчика, между делом цвиркнет раз-другой и дожевывает застрявшее в зубах мясо.
      "Вот они расселись по деревьям".
      Сатраев с Ережеповым на послеобеденных вливаниях в кабинете директора не спускают глаз с Шафика Чокиновича, ловят каждое движение. Почему задолго до обеда, с раннего утра, заводят они, аки неизвестного подвида райские птички, перецвиркивание.
      - Цвирк! - со своей ветки сигналит побудку Сатраев.
      - Цвирк- цвирк! - за соседним столом просыпается певчий дрозд Ережепов.
      И с полей доносится: "Ой бай!". Большая комната лаборатории энергосистем наполнилась "ой-е-е-еем".
      "Шапки прочь! А-у-а... В лесу поют дрозды! А-у-а-ав-ва... Певчие избранники России..." Как и полагается, поют дрозды до головокруженья.
      - Завязывайте! - лопается терпение у Саяна Ташенева. - Спятили?!
      Сладкоголосые птицы юности или не слышат опупевшего Саяна, или не хотят ничего слышать, и продолжают чирикать: "Цвирк-цвирк! Цви-и-и-и-ирк!".
     
      Древо желаний
      Чокин питает слабость к просвещенным людям. Настолько, что ставит старшим научным сотрудникам в образец краснодипломников и некоего Фетина. Последний закончил политехнический, позже физфак университета и не собирается останавливаться на достигнутом.
      Лойтер жалуется на внутричерепное давление и просит Чокина разрешить работать несколько дней в неделю дома. Чокин ценит Эммануила Эфраимовича, но разрешения не дает. Заведующий лабораторией энергосистем пригорюнился. Не во власти Лойтера обижаться на директора вслух, потому он как дальновидно умный человек технично сделал закладку бомбы замедленного действия.
      Дело в том, что жена Ережепова работает на ВЦ, ей полагается знать современные языки программирования. Оркен сподобился освоить с помощью жены АЛГОЛ с КОБОЛом. Лойтеру - все "мы в ответе за тех, кого приручили" - только этого и надо, вот он на секциях Ученого совета настоятельно и рекомендует Чокину обратить пристальное внимание на Ережепова.
      - Парень окончил институт с красным дипломом, свободно владеет и КОБОЛом, и АЛГОЛом, трудится, не покладая рук. Не могу нарадоваться... На моей памяти первый такой...
      Чокин уперся взглядом в Ережепова. Он привык самолично проверять людей, но вера в проницательность Лойтера делает свое дело: он очарован краснодипломным птахом.
      - Что ж... Это достойно.
     
      Хризантемы...
      Отношение Сюндюкова к делу нравится директору. Иначе и не должно быть - Руфа хоть и большой фальсификатор истории, но мужик основательный
      Электрификация целины в общих чертах завершена. Директивами последнего съезда партии поставлена задача внедрением последних достижений науки и техники добиваться резкого повышения продуктивности животноводства. Шафик Чокинович загорелся планами организации лаборатории сельской энергетики под Руфу. Планы разукрупнения лаборатории не понравились Каспакову. Он поначалу говорил Чокину, что лаборатория по энергетике села в институте не нужна, мол, к чему дублировать Сельэнергопроект? Директор стоял на своем. Тогда Жаркен стал капать Чокину на мозги: дескать, Руфа не тянет на завлаба.
      Директор понял страстишку Каспакова и затею с лабораторией сельской энергетики оставил в покое. Однако, Каспакову уже и этого мало. Он вознамерился окончательно деморализовать Сюндюкова и при любом - удобном, неудобном - случае стал подкалывать Руфу.
      Мы вышли на улицу в хорошем настроении. Нас отпустили с работы поприветствовать проезд по улице Тодора Живкова, после встречи руководителя Компартии Болгарии разрешено идти на все четыре стороны.
      Я стоял рядом с Руфой, когда подошел Жаркен.
      - Ты тоже здесь? - с издевкой спросил он Сюндюкова. - Удивительно.
      - Че это он на тебя баллон катит? - спросил я.
      - Человек на уровне. Вот под себя и гребет, - Руфа опустил глаза.
      - Кто он такой, чтобы на тебя выступать? - за Руфу мне обидно. - Почему не заткнешь его?
      - Ладно..., - Руфа заморгал глазами.
      Каспаков делился не только со мной, что он по-настоящему понимает про Руфу: "Рафаэль бездельник". Три года назад он же говорил про Сюндюкова совершенно обратные вещи. Что Каспаков не согласится на появление у себя под боком лаборатории во главе с Руфой можно было предвидеть. Но чтобы он поставил себе целью из-за чепухи изо дня в день лажать вчерашнего друга для меня неожиданность.
     
      И опыт, сын ошибок трудных...
      Область неизвестного повелевает обходиться с ней крайне осторожно. Большим чудачеством и даже ошибкой в путешествии по неизведанному уповать на подобие какого-то предварительно разработанного плана. С другой стороны, стоять на месте из боязни впасть в ошибку в будущем может принести немало ненужных сожалений об упущенных возможностях.
      Родители Гау уехали на неделю в Уральск. Нуржику и Гау Балия Ермухановна наказала никого, кроме меня, в дом не пускать. Нуржик, братишка Гау. Ему семнадцать лет и он студент первого курса философско-экономического факультета КазГУ.
      "Хоп! Хей хоп!".
      - Что такое "гив ми ай лав миссис Вандербильт?".
      - Подари мне свою любовь, миссис Вандербильт, - сказала Гау.
      - Кто такая Вандербильт?
      - Миллионерша.
      - А что это Маккартни хихикает?
      - Не знаю.
      Для человека лучше, когда перед ним ставят заведомо невыполнимые, нереальные задачи.
      Кроме группы "Уингз" на виниловом квадрате из "Кругозора" и "Крокодал рок" Элтона Джона. Передо мной, крокодилом, матушка поставила задачу жениться на Гау уже в этом году.
      "Миссис Вандербильт, к тебе обращены взоры миллионов трудящихся, - разговаривал я сам с собой, - Помоги и мне".
      О моей женитьбе на Гау родители говорят как о состоявшемся факте.
      - Бекен верный человек, - говорит об отце Гау Валера. - Когда мы умрем, он не бросит тебя.
      - Знаешь, что мой папа говорит о твоем отце? - спросила Гау и сказала: "Папа говорит, таких, как твой отец, в Казахстане нет. Такие, как Абекен, говорит папа, есть только в Ленинграде".
      Кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку. Бекен Жумагалиевич человек крайностей.
      На меня надвигается...
      Необратимость, иначе, невозврат, гарантируется безвозвратными потерями эксергии. Что такое эксергия? Если энергия - способность к совершению работы, то эксергия есть та ее часть, что расходуется непосредственно на совершение работы. Оставшаяся неизрасходованной, вторая ее часть, называемая анергией, представляет собой балласт, который всегда и обязательно присутствует в энергии. Далее. Полезно расходуемой в процессе эксергией считается та ее часть, которая содержится в полученном продукте технологического процесса; все остальное - потери эксергии на необратимость.
      Шеф с теорией Озолинга про необратимость не знаком, потому, когда уволился с последнего места работы, через месяц пришел домой с улицы и со смехом объявил:
      - Еду с бичами на шабашку.
      Приехали. Шеф не стыдится общения с опустившимися мужиками. Смех смехом, но кажется, он не отдает ясного отчета в том, что вопрос не в работе и не в заработках.
      Примечательно и то, что и Ситок не имеет ничего против шабашки.
      - У него нет самолюбия, - сказала мама, - Без самолюбия человек ничего не добъется.
      Матушка заблуждается. Собака зарыта не здесь. Сколько людей спокойно и счастливо обходятся без самолюбия, довольны жизнью. Потом ведь Шеф как раз именно тот человек, который без самолюбия не Шеф. Согласен, он перестал приглядываться к себе. Допустил одну-другую поблажку настроению и пошло-поехало.
      Во всем остальном он остался таким, каким и был всегда.
      У нас обоих складывается так, что думать о себе, искать выход приходится лишь после того, как событие произошло. Предвидеть не про нас. Это как в общей энергетике анализируют положение только после того, как волевым порядком понастроят электростанций, а после размышляют: где здесь логика? Но то, что наука идет позади практики для энергетики не имеет ровным счетом никаких губительных последствий.
      Для Шефа, Доктора и, отчасти, меня - как раз наоборот.
      Работа на шабашке ждет Шефа к концу октября. 11-го или 12-го возвращается Доктор.
     
      Захват 2
      Кемпил рассказал о стычке Жроны с Есом Атиловым. Жрона в прошлом увлекался джиу-джитсу, стебается как заправский самурай - безжалостно.. Ес сильно поздоровел и из скромного мальчика превратился в одного из главных шпанюков центра. Дерется, как и Жрона, до последней капли крови. Тем не менее, из опаски, что Жрона с алатаускими затопчет его, позвал на подстраховку Шефа.
      Жрона действительно пришел не один. Кроме Кочубея, Кемпила и других Жрона привел с собой и Тимку Хрыча. Тимка, пожалуй, самый что ни на есть грозный пацан в центре города. Он один стоит банды. Шефа Хрыч знает, может из уважения к воспоминаниям детства и считается с ним, но, ежели разозлится, то и моему брату вполне могло не поздоровиться.
      Шеф поступил, не теряя лица, мудро. Сказал, что Ес и Жрона пацаны свои, почему и должны драться один на один.
      Жрона хорохорился, Ес, как рассказывал Кемпил, заметно перетрухал. В последний момент Шеф под предлогом, что повод пустячный, остановил кровопролитие.
     
      Листопад
      На кухне дернулся и заурчал холодильник. Нуржик спит в детской. При свете уличных фонарей в полутемной комнате мерцает огонек индикатора "вкл" проигрывателя. Пол Маккартни с кентами хихикает.
      Гау стесняется разгуливать голой при свете. Но все равно все и так видно. Видно, да и вся она доступна настолько, что моя беспомощность вызывает в ней сочувствие.
      - Ты устал... Тебе надо одохнуть.
      - Тогда я пойду домой и отдохну, - сказал я и поднял брошенную у дивана одежду.
      - Завтра придешь?
      - Приду. Ты извини, что так...
      - Ой, ну что ты говоришь... Отдохнешь и все получится.
      - Будем надеяться.
     
      Музыка Вагнера - музыка рабов.
      Альбер Камю
      К обеду забежал Зяма. С собой у него две бутылки вина и томик Шекспира на двух языках: на одной стороне листа английский текст, на другой - перевод на русском. Через десять минут вино мы придушили до донышка и Зяма, перелистывая Шекспира, загундел по английски..
      В комнату вошел Озолинг. С утра он в институте, на секции Ученого Совета. Мурлыкая, И.Х. заглянул через плечо Зямы: "Что у вас?".
      - Шекспир в двойном переводе.
      - Шекспир! Вы читаете Шекспира? - приятно удивился И.Х.
      - Читаем и Шекспира, Иван Христофорович.
      - Очень хорошо.
      Момент поквитаться за контрудар в Померании удобный и я пошел на штурм Зееловских высот.
      - Иван Христофорович, почему у вас ехидствующий скепсис ко всему казахскому?
      Озолинг повернулся ко мне.
      - Что?! - Старика было не узнать, я застиг немца врасплох.
      - Что, что?! - я открыл огонь прямой наводкой. - Я за вами давно наблюдаю. Думаете, я ничего не вижу?
      - Что? Что вы видите? - Озолинг в смятении.
      - Все вижу я. Вы нам все уши прожужжали своими Гете и Гейне. Почему? Что вы нам хотите Гете и Гейне доказать? Думаете, Джамбул, наш любимый Джамбульчик хуже ваших Гете с Гейне?
      - Не спорю, - голос у деда дрогнул.
      - Еще бы вы спорили! К вашему сведению Джамбульчик с Абайчиком в миллион раз лучше Гете с Гейне. Разве не так?
      - Та-ак..., - И.Х. не знал, как от меня отделаться.
      - Если так, то почему бы вам как следует не взяться за изучение казахского языка? - спросил я и посоветовал. - Для полного исправления вашей сущности, думаю, вам же лучше будет, как проснетесь, с утра брать домбру и петь на казахском песни Джамбула. А мы будем вас контролировать. Договорились?
      Из рук Озолинга выпал портфель. Зяма поднял его. С портфелем под мышкой И.Х. выбежал из комнаты.
      Через полчаса заявился Шастри.
      - Ты что это деда стращаешь!
      - Пошутил я.
      - Иван Хрстофорович перепугался. Говорит: он, что, в своем уме? Я, говорит, никогда ничего плохого про казахов не говорил.
      - Может и не говорил. Но я то чувствую, что он о нас думает.
      - Мало ли что человек про кого думает. Брось.
      - Не твое дело. Передай ему: будет ябедничать, я ему еще не такой "дранг нах остен" устрою. Преступления нацизма срока давности не имеют.
      - Ладно тебе. Горбатого могила исправит.
      Будь Озолинг помоложе и покрепче, обратка за контрудар в Померании не получилась бы. Сталин изверг, но все равно, сдается мне, И.Х. рано выпустили. А если бы штурм Зееловских высот сорвался? Не беда. Придумал бы что-нибудь другое.
     
      Ю Си
      Почти как...
      В тот день проснулся рано и долго лежал. Лежал, думал и вспоминал. Вспомнил и том, что Гау вчера объявила: "Послезавтра из Уральска возвращаются родители". Помнится, еще я подумал: "Ну и что? Ничего страшного". Не успел подумать, что так вот непонятно для чего зря я себя успокаиваю, как вдруг почувствовал: что-то со мной произошло. То ли передернула моментально исчезнувшая судорога, то ли что-то отпустило меня. Переменилось настроение.
      Я выбросился из кровати и побежал в ванную.
      Если долго мучиться, что-нибудь получится. Суетные ухищрения может и мало в чем результативны, но всякое деяние всегда лучше бесплодного причитания над горемычностью участи.
      Кому возносить хвалу, - миссис Вандербильт или самому Полу Маккартни, - не знаю, но только в том, что кто-то в последний момент пришел на помощь - сомнений нет.
      ... Свет выключен. Гау привычно разделась. Из форточки тянуло холодом.
      - Поднялся ветер, - сказала Гау.
      - Может закрыть форточку?
      - Как хочешь.
      - Закрою, - сказал я и потянулся к окну.
      Я дотронулся до форточки и тут случилось то, о чем я давно успел позабыть. Тот самый недоумок, от которого я натерпелся за двенадцать лет столько, что и рассказывать скучно, взял да и сам по себе, без всяких уговоров, восстал из безжизненного забытья.
      - Гау, смотри! - закричал я. - Он встал.
      - Ой! Как он хорошо встал! - Гау хлопала в ладоши.
      Но это было еще не все. Недоумок поднялся так, что пролилась первая кровь.
      Дело в том, что мусульманин я по рождению, но положенный обряд посвящения в правоверные в свое время не прошел. От припоздавшего пробуждения край плоти порвался.
      Гау переполошилась. Я побежал в ванную. Она за мной.
      - Отложим до завтра.
      - Но завтра приезжают родители.
      - Придешь после занятий ко мне домой.
      На трамвайной остановке никого. В центре города жгли листья. Дым, увлекаемый ветром, стелился над трамвайными проводами и уходил в темное небо, по которому медленно плыли синие облака.
      Только что я одержал победу над импотенцией. В том, что завтра у меня с Гау все получится, я не сомневался. Доннер веттер! Победить собственное бессилие можно. Надо только сильно хотеть. Хотеть даже тогда когда хотеть никак не хочется. Хотеть через силу, через не могу и через не хочу.
      Я другими глазами глядел на небо, на фонари. Я полной грудью вдыхал дым от листьев и думал о том, что наконец-то начинается нормальная, как у всех, жизнь. При всем этом я успел позабыть о вчерашней тоске и не слишком то и радовался, считая, что произошло то, что когда-нибудь и должно было непременно произойти.
     
      День Конституции
      Шефа дома нет двое суток. Вечером следующего дня родители с Ситкой Чарли ушли к Какимжановым.
      Гау пришла в девятом часу.
      - Кушать будешь?
      - Потом.
      Потом так потом.
      ... Мы лежали и молчали. Все произошло быстро и суматошно.
      Громоподобный треск разорвал тишину вечера. "Ур-ра- Ур-ра!". Ожила и зашлась в радостном крике окрестная детвора. Ба-бах! Прогремел новый залп.
      - Что там?
      - Салют.
      - В честь чего?
      - Не знаю.
      Я включил телевизор. Программа "Время" передавала заключительную речь Брежнева. Сегодня, 7 октября 1977 года сессия Верховного Совета СССР избрала Леонида Ильича Председателем Президиума Верховного Совета страны и приняла новую Конституцию.
      Ближе к полуночи ЦТ передавало повтор сопотского Гала-концерта.
      "На сцену Лесной оперы приглашается группа "Червоны гитары"... Художественный руководитель Северин Краевский... "Не спочнемыс"... "Не успокоюсь"...
      Сопот забился в истерике. И правильно сделал. Потому что "Не спочнемыс" Краевского - это пиз...ц....
     
     
      Глава 28
     
      Что такое осень?
      На вокзале Доктора встречал Шеф.
      Глаза у Доктора после семерика на строгом, не сказать, что уж слишком мертвые. Они наполнены непонятной душевной болью, взгляд брата пронизывает тебя откуда-то изнутри. Разговаривает он, но глаза как будто осязаемо прощупывают тебя.
      Что его там били - можно не спрашивать. Я и не спрашивал. Беспорядочно рассказывал ему о том, кто, где и как, Доктор молчал и прошивал меня глазами: "Что-то ты не о том... Все это мелочь, ерунда...". Сам же я несколько раз успел позабыть, кому, по сути, обязан брат семериком.
      Что-либо заметного в отсутствие Доктора на воле не произошло. Что было, то прошло. Доктор прописывался, вставал на учет в милиции и не забывал помогать матушке. Папин родич Омирзак, замдиректора асфальтобетонного завода по АХЧ, устроил брата техником в группу КИП и автоматики.
      Про зоновскую жизнь он не рассказывал и учил нас чаепитию по-зэковски.
      - Заварю-ка я вам купца.
      Купеческий - обычный, крепко заваренный чай. У каторжан в особой цене купец с понтишками (барбарисками). По итогам длительных наблюдений менты убедились: крепко заваренный чай - профилактика дизентирии и с недавних пор главное управление исправительных учреждений разрешило зэкам чифирить.. Чифирь, говорит Доктор, хорошо отвлекает от депрессивных думок.
      Прошла неделя, за ней вторая и Доктор вошел в колею. Глаза его приняли человеческое выражение.
     
      Будет ветер, или буря,
      Мы с тобою навсегда!
      По соседству сдали писательский дом на пять подъездов. Довоенным постановлением Совнаркома психбольным полагается дополнительная жилплощадь. Местком Союза писателей выделил Ситке и Джону двухкомнатную квартиру, но не в новом доме, а свободившуюся после сына одного литератора, в панельке. Квартира на окраине города, в третьем микрорайоне. Родители дали объявление об обмене квартиры на однокомнатную в центре.
      Доктор пить не помышлял, вел себя образцово и мама дала ему ключи от квартиры Ситки и Джона.
      Доктор по делам прописки звонил в домоуправление, ошибся номером и попал на ту, о какой на зоне и мечтать не помышлял. Женщину зовут Люда, ей 31 год, у нее прекрасное тело и работает она в управлении делами Академии наук.
      - Баба культурная, - рассказывал Доктор. - Вы бы видели ее документы!
      - Ты рассказал ей, что от Хозяина вернулся? - спросил Шеф.
      - Ты что! Сказал, что я завлабораторией.
      До последней ходки Доктор говорил, что забыл когда последний раз целовался с женщинами.
      "Я им только в рот даю". - говорил он в 60-х.
      "...Молодая прокурорша, оторвалась от бумажки, поглядела на меня злыми глазами, и продолжила чтение обвинительной речи. Она говорила, что я опасный рецидивист и просила суд дать мне семь лет строгого, а я смотрел на нее и думал: "Какие у нее серьезные документы! Поднять бы ее на карабас!".
      ...Борман тянул с отдачей долга и предлагал рассчитаться петухом.
      Я пошел в отказ. Такой расчет мне не в масть. Не из-за того, что наслушался страхов про фикстулу. Многим зэкам в кайф прочищать дымоход, но месить глину не только противно, но и стремно.
      Немец не отставал и однажды уговорил.
      - В нашем петушатнике есть Андрюша. Мальчишка в единственном экземпляре. Сам я его никогда не дырявил. Но такой минет тебе и баба не сделает. Мальчик до того нежный... Закачаешься. Может попробуешь?
      В коптерке Бормана сильно натоплено.
      Андрюше лет двадцать с небольшим. Симпатичный, с грустными глазами петушок. Передних зубов нет.
      Я сидел на табуретке, Андрюша оценивающе оглядел меня и стал стягивать с меня штаны.
      Он осторожно взял в руки и несколько раз облизал елду. Обращался он с ней мягко, не спеша. Я закрыл глаза и представил, как е... не какого-то там атбасарского петуха, а Элизабет Тэйлор. Андрюша входил в раж. Его, как и меня, начало забирать.
      Он заглотнул кончик и крепко сжал губы. От переполнявшего нетерпения я вломился в тугое влагалище Элизабет Тэйлор и попер по бездорожью... То был натуральный запсилаус.
      Когда все кончилось, Андрюша свежей марочкой обтер елду.
      Борман достал из тумбочки плаху чая, две пачки сигарет. Андрюша молча забрал угощение и ушел.
      Немец подкинул в буржуйку пару чурок, снял с плиты чифирьбак, замолотил косяк ручника. Скурили на двоих папироску, хапанули чифиря.
      Прошло с минуту, немца и меня накрыло...".
      Нуржан Ахметов. "День рождения". Рассказ.
      Сейчас Доктор рассказывал, как ему хорошо с Людой, и какая она умная.
      - Она говорит, что я ей до матки достаю.
     
      Лия Ахеджакова всегда играет одинаково
      "Немецкая волна" передает воспоминания Надежды Мандельштам. Перечисление мук, страданий, навевают смертельную тоску.
      "Голос Америки" посвятил передачу памяти Пазолини. Два года назад в привокзальных кушарях Рима его убил молодой наркот. Хиппарь показал в полиции: маэстро якобы пристал к нему с непристойными предложениями. За что и забил его насмерть доской с гвоздями.
      Я ничего не знаю про Пазолини кроме того, что он коммунист и что все только и говорят, как он неизмеримо велик. Слышал и о его предложении Евтушенко сняться в "Евангелие от Матфея". Говорят, поэт похож на Христа. Только кто видел живьем Иисуса?
      В 75-м "Литературка" на смерть иррационалиста поместила суховатый, отстраненный материал. Пазолини известен в Союзе по слухам, фильмов его у нас никогда не показывали. Может в Доме кино и крутили "Евангелие от Матфея" или "Сало", - об этом мне не известно.
      "Литературная газета" писала, что поэт и режиссер исследовал тему сошествия и возвращения из ада. Для серьезного осмысления темы ада надо быть глубоко религиозным человеком, верить, что рай и разные там чистилища это не метафоры, а то самое, что освобождает человека от вопросов о смысле жизни. Словом, ни о чем не думай, кроме как об обязанности "жить, чтобы жить". За нас все давным-давно решено. Отечественные критики особо подчеркивают, что Пазолини считал смерть главным событием человеческой жизни.
      Охваченный тяжкой депрессией умирал Гоголь, перед смертью сбежал от жены Лев Толстой, Есенин так тот вообще покончил собой.
      Что позволено Юпитеру, не дозволено быку. Быки это мы.
      Теперь же судя по тому, как советская печать не заостряла внимание на обстоятельствах лишения жизни сеньора Паоло, можно еще раз сделать вывод о том, что для небожителей важен только сам факт смерти, но никоим образом не его форма.
     
      Если вам ночью не спится,
      Попробуйте в кого-нибудь влюбиться,
      Из тех, что от вас далеко...
      Шеф уехал на шабашку, обещал вернуться к Новому году. Это он спецом. Чтобы свадьбу пропустить.
      Проводы Гау ее родители устраивали в зале торжеств городского Дома быта.
      Матушке не захотелось отставать. Место удобно и выгодно тем, что продукты, напитки можно использовать свои. Зал вмещает не более ста человек. Пришлось дополнительно завезти стулья из разных мест. Все равно с местами впритык.
      - Кого позвал с работы? - спросила мама.
      - Всех, кроме Шкрета и Еремы, мужиков из лабратории.
      - Почему не пригласил Шкрета и Ермека? Женщин?
      - Сам знаю.
      - Шкрета и Ермека не приглашать - дело твое. Но женщин позвать надо.
      - Сама же говоришь, нет мест.
      - Для твоих женщин твоих места найдем. Сколько тебе говорить: с женщинами надо быть осторожным.
      - Не лезь не в свое дело!
      - Ладно. Успокойся.
      Женщин с работы мне хотелось позвать и места для них за счет отказа другим в приглашении, конечно же, нашлись бы. Не позвал я их из-за Доктора. Подумал, увидят брата-зэка, начнутся расспросы, то да се. Ситка Чарли, если на момент свадьбы будет в отпуске, дома посидит.
      Для матушки предсвадебные хлопоты что-то вроде сбывшейся мечты. Она не перечит, угождает. Попросила умкиного мужа Мерея достать для меня три коробки чешского пива. Кроме "Праздроя" и "Будвара" Мерей привез хорошо очищенную водку, коньяк, какой никто из нас никогда не пил.
     
      Лица желтые,
      Скажите, что вам снится?
      Свадьба в разгаре.
      - Гау, пойдем в комнату отдыха.
      - А удобно?
      - Удобно.
      С крайнего стола окликнул Олежка Жуков.
      - Гау, Бек! Бухните с нами.
      - Народ кругом. Нельзя.
      - Тогда я в комнату отдыха принесу.
      - Неси. Да поскорей.
      В комнате отдыха шевелилась оконная портьера. Кто там прячется? Я отдернул занавес. У окна с красным мордом, мокрый от пота, Лал Бахадур Шастри. В руках держит кальсоны.
      - Во чтобы их завернуть? У тебя с собой нет газеты?
      - Откуда у меня газета? - Шалун что-нибудь да выкинет. - Кальсоны на фига снял?
      - В нижнем белье танцевать жарко.
      - Ты бы лучше брюки снял и танцевал в кальсонах.
      - Хе-хе.. Скажешь....
      Шастри обтерся занавеской и удалился с кальсонами под мышкой.
      Наконец появился Олежка. С ним Кочубей. У последнего в руках бутылка "Арарата".
      - Бек... - Жуков поднял бокал. - Знаешь, как я рад, что у тебя такая жена! Если б ты знал... Гау у тебя... Она у тебя такая, что я... Ну ты понимаешь... Я конечно рад, что ты наконец женился. И вдвойне рад, что у тебя есть Гау.
      - Спасибо, Олег. - тихо сказала Гау.
     
      А лаве спан
      22 декабря экзамен в аспирантуру. Председатель комиссии Устименко. Он теплофизик, потому экзамен в отсутствие еще одного члена комиссии - Каспакова - принимает Лойтер.
      Среди своих приемный экзамен формальность. Лойтер не стал докапываться с каверезными вопросами, мигом смекнув какой из меня энергетик, быстро отпустил.
      Пришла отметить с нами День энергетика Фая. Обнялись, расцеловались и пошли к столу.
      Последним пришел Каспаков.
      - Не дают дома работать, - пожаловался завлаб. - Звонит Устименко, звонит Лойтер. Без вас, говорят, принимать экзамены у аспирантов не будем.
      С очередным подколом не преминул возникнуть Хаки.
      - Они боятся вас, - сказал он.
      - Боятся? - напыжился Жаркен Каспакович. - Чего им меня бояться?
      - Ну как же, - Хаки нарисовал в воздухе большой круг. - Вы на уровне. А они кто?
      - Они кто? Ха-ха! - Каспаков выпустил животик. - Ну, наверное, и они что-то из себя представляют.
      - Да ну..., - пренебрежительно махнул рукой Хаки. - Им до вас как ... Тьфу!
      Жаркен прекрасно знает Хаки, но все равно попадается в ловушки танкового генерала. Нравятся ему ловушки генерала Гудериана.
      Матушка решила исправить ошибку и велела позвать женщин домой. Согласились пойти только Фая и старший инженер Алима Омарова. Остальные уперлись.
      Пришла с занятий Гау.
      - У тебя жена молодая. - сказала Фая.
      - И мы с тобой не старые.
     
      31 декабря 1810 года давался бал у екатерининского вельможи...
      Вельможами екатерининской эпохи в КазНИИэнергетики отродясь не пахло. Бальным танцам учить сотрудников тоже было некому, но дискотека была и проводилась она не только под Новый год. Подготовка к дискотеке не хлопоты по организации бала у екатерининского сановника. Делов - раз-два и обчелся. Ответственный за организацию и порядок на институтской трясучке комитет комсомола. Загодя в вестибюле вывешивается объявление. В дискотечный день, после обеда комсомольцы выносят из актового зала стулья, проверяют аппаратуру.
      Все. Можно роки мочить.
      Из лаборатории чаще других остается на танцульки Кул Аленов. Для чего он загодя припрятывает в стол пузырек. Его он распивает в перерыве между танцами со своими жертвами. Не все институтские девицы знают, что такое "беклемиш", но всем нравится, как ухаживает за ними Аленов.
      Лаборанту Темира Ахмерова Гуррагче 22 года. На пачку - вылитый первый космонавт Монгольской Народной Республики, сбитый, подвижный. Монгол - парень себе на уме. Если и выпивает, то больше за компанию. Предпочитает курнуть.
      С некоторых пор он околачивается среди моих молодых кентов. Раньше Гуррагча жил около кинотеатра "Алатау", водил дружбу с Кемпилом, Жроной, Кочубеем и другими. Кочубею известно: у монгола постоянно с собой контрольный башик хорошей нашки, потому и он нередкий гость институтской дискотеки.
      Сегодня 23 февраля, женщины поздравляют мужиков. Кул блатует женщин остаться на дискотеку. Из наших никто не подписывается. Заглянула с поздравлениями Кэт. У нее проблема с начальницей. Последняя придирается, выживает курильщицу из отдела. Вчера попросила Кэт поискать новое место работы.
      Не долго думая, Жаркен предложил ей припасть к нашему столу:
      - Переходи к нам. Тебя это устраивает?
      Кэт это не только устраивает. Она обрадовалась и охотно присела за стол.
      - Карлуша будет заниматься энергетическими балансами, - объявил Каспаков.
      Шастри потер руки от предвкушения - Кэт будет работать в его группе..
      - Теперь дела у нас пойдут как по маслу. Предлагаю выпить за пополнение.
      - Нурхан... Ты это... брось. - Жаркен Каспакович напустил на себя строгость.
      - Не беспокойтесь, Жаркен Каспакович, - заверил шалун завлаба в пристойности, - Это для науки.
      - Ну... - Каспаков поднял кружман с водкой. - Против науки возражений нет. - сказал он и выпил.
      Сдается, что завлаб и сам не прочь раздвинуть перед Кэт горизонты науки. А то с чего бы, и глазом не моргнув, не отходя от кассы, разрешил главный на все времена вопрос - кадровый.
      Шастри не такой, как Кул, любитель дискотек, но если присоединяется к мероприятию, то танцует бодро и неутомимо. Пляшет он, как Жорж Милославский из фильма "Иван Васильевич меняет профессию". Сколько Шастри выпил в тот день трудно сказать. Но много ли ему надо, если рядом Кэт?
      ...Гуррагча и Кочубей появились в актовом зале вместе. С ними почему-то сварщик Тимошка из мехмастерских, мужичонка лет пятидесяти. В свое время с Тимошкой любил с утреца освежаться Зямка. Сегодня сварщик был тоже пьян, причем, вдребезги и порывался пригласить кого-нибудь на танец. В тот вечер было из кого выбирать. Лениво скучали главные институтские лярвы - Ладя из бухгалтерии, Лорик из приемной, Ирочка из химлаборатории. Тимошка, однако, не обращал внимания на первых красавиц института и упорно тащил в круг именно Шастри. Бывали времена, когда они на пару с Шастри твистовали. Но когда это было! Шалун может и позабыл те танцы, но Тимошка вспомнил и подумал о том, что неплохо бы и тряхнуть сединой, и более удобного партнера, чем шалунишка, никого в тот вечер не признавал. Шастри, хоть тоже был пьян не меньше сварщика, неизвестно почему упирался и стеснительно отговаривался:
      - Тимошка, не лезь. Не надо.
      Сварщик молча тянул за руку Шастри и по буху не понимал, отчего Шастри сегодня столь конфузливо упертый? Допреж ведь никогда не стыдился сбацать с ним кроме твиста и цыганочку с выходом. Неудобно было Шастри потому, что с ним рядом сидела на, прилаженной вдоль стены актового зала, лавке Кэт. Чтобы покончить с двусмысленными приставаниями сварщика, Шастри догадался пригласить на танец экономиста планового отдела.
      Они были второй парой, вошедшей в круг....
     
      Есть примета: если танцоры падают на паркет вдвоем, то это к счастью и любви. На тот случай, если кроме них грохнется кто-то еще третий, ничего в той примете не говорится.
      Тимошка увязался за Кэт и Шастри. Грянула "Ком ту геза" и троица подожгла. Раз, два, три... Шастри выкинул ногу вперед, Кэт ответила тем же, Тимошка, не ведая разницы между "Ком ту гезой" и "Барыней", затеял катавасию с танцами в присядку. И произошло то, что должно было произойти. То ли Шастри ??чаянно задел но?????имошку, то ли работник сделал подсечку, - я не заметил, - но едва-едва "Ком ту геза" набрала скорость, как все трое дружно повалились на пол.
      Тимошка мгновенно опомнился, вскочил на ноги и быстро скрылся из глаз. За ним со смехом поднялась Кэт. Шастри повержено, уткнувшись носом в пол, лежал и не пытался встать. По стенам и потолку актового зала прыгала, офонаревшой цветомузыкой, институтская дискотека. Шалуна обходили пляшущие пары, никто из молодежи не собирался поставить шалуна на ноги.
      Кэт, продолжая смеяться, села рядом. Я обратился за помощью к Кочубею:
      - Давай поднимем человека.
      - Сам иди поднимай, - Кочубей брезгливо отвернулся.
      Я бы конечно и один мог поднять Шастри. Но хоть среди танцоров чужих не было, одному поднимать Лал Бахадура не в жилу. Шастри продолжал лежать красным мордом вниз. Тьфу на вас всех. "Ком ту геза" дошла до места назначения и с шипением испустила дух. Под "Ди Пепл" мимо танцующих я продрался к Шастри.
      - Вставай, - я обхватил его обеими руками со спины и попытался приподнять.
      Он хоть и маленький, но тяжелый как мешок картошки. Шастри не только не поднимался, но и не мычал.
      - Вставай, кому говорят, - я поднял его за подбородок и отшатнулся.
      С открытыми глазами Шастри не подавал признаков жизни. Этого еще не хватало! Сдох от "ком ту гезы"?
      - Вставай! - прокричал я ему в ухо. - Карлуша тебя на беклемиш зовет!
      "Беклемиш" моментально оживил Шастри. Зрачки Нурхана пришли в движение, обрели прежнюю шаловливость. Лал Бахадур моргнул и, быстро-быстро захлопотав глазами, вскочил и резиновым мячиком запрыгал в сторону хохотавшей Кэт.
     
      Забота наша такая,
      Забота у нас простая...
      Алдояров, что строил во дворе Еремы гараж для жигуленка, шагает от успеха к успеху.
      Он месяцами пропадает в Экибастузе, где кипит строительство первой очереди ГРЭС-1. Не интересовался, чем он точно занимается, кажется, горелками. На подсветку высокозольного угля расходуется много мазута, розжиг топлива влетает в копеечку и Алдояров пытается помочь станционной энергетике снизить расход нефтепродукта.
      Недавно у него вышла монография, что говорило о приближении защиты докторской. Если он защитится, то в институте (вместе с Ахмеровым) будет два доктора казаха.
      Чокин недолюбливает теплофизика. Одно время Шафик Чокинович продвигал его, сделал секретарем комитета комсомола, а когда спохватился - было уже поздно. Помимо защиты докторской Алдоярову обязательно надо вступить в партию, в противном случае все его заявки на будущее ничего не стоят.
      Пробивает он анкету в райкоме самостоятельно. Связи у него есть, сам он человек, не сказать что дюже обаятельный, но напористый.
      В Экибастуз с ним летает Галка Пустовойтенко из химлаборатории. Для опытов. Алдояров собрал вокруг себя в коридоре Кула, Кальмара (с.н.са лаборатории топочных устройств) и делится с ними результатами натурных испытаний.
      Кул возвращался из коридора и говорил нам: "Бирлес рассказывает, как он харит Пустовойтенко... Красок не жалеет. Рассказал, как все у нее там хлюпает, как она стонет, орет...".
      Другая пассия Алдоярова, что носит кличку "Мать", знает, чем привадить институтского жеребца, потому и не бреет под мышками. Но это еще что, по сравнению с тем, что от нее на расстояние несет лошадиным духом. Бирлес, однако, уверяет кентов, что его шадра не кобыла какая-нибудь и благоухает отнюдь не конюшней.
      - Это у нее адреналин... - объясняет он.
      За природный загар Саян присвоил Алдоярову кликуху "Пол Робсон". Зря Саяша обидел певца. У Пола Робсона добрые глаза.
      Семья у Алдоярова на первом месте. Если, кого из сотрудниц института пользует он продолжительно долго и на постоянной основе, не забудет предупредить: "Жена, семья для меня святое. Так что не надейся".
      Кто спорит? Семья святое, но и НИИ, как о том принято думать, - не болото. Это к тому, что о святых вещах более всех трещат дюди, прямо скажем, знающие, о чем они говорят.
      Эпизод этот произошел, когда работали с нами Володя Семенов и татарка Альбина. Женщина, о которой пойдет речь, звали ее Зухра, готовилась к защите кандидатки. Хороший ученый и сама не без приятности. Чокин собирался активно продвигать ее наверх. И эта женщина именно та, о которой я уже вскользь упомянул ранее, - обладание которой, по-настоящему, могло составить предмет гордости Алдоярова.
      Зухра разведена, отношения с Бирлесом ни от кого не скрывала, ходили они вместе по институтским коридорам, на банкеты и прочие общественные мероприятия. Зухра человек открытый и говорила подругам: "Алдояров мне муж".
      В одной комнате с ней сидела тогда жена Семенова и происходило это в те тревожные дни октября 1973 года, когда Альбина наседала на Володю с настоятельным призывом не отворачивать лица и ответить на вызов времени.
      Альбина бегала на второй этаж к Зухре и делилась с подругой: "Что делать? По-моему, Володя - железобетонный".
      На что Зухра простодушно замечала: "А, по-моему, у него не стоит".
      Стоит - не стоит, это вам не на ромашке гадать.
      Наверное, лучше всех знала о том, стоит или не стоит у Семенова, его жена. Альбине с Зухрой никто не мешал поставить вопрос ребром перед женой Володи: "Как у него там?". Но они предпочитали легкомысленно дебатировать вопрос вслух, нисколько не обращая внимания на супругу Семенова. Она между делом слушала Альбину с Зухрой и с краткими отчетами о дебатах бегала на третий этаж.
      Энергия накачки, сообщаемая женой, делала свое дело. Наконец супруга прибежала к Володе с последним сообщением: "Все. Они окончательно сошлись на том, что у тебя не стоит. Сейчас решается вопрос о том, какому врачу тебя показать".
      Альбина с Зухрой забылись и в нарушении суверенитета личности зашли далеко. Слишком далеко. Это и поставило точку в дискуссии.
      Володя снял нарукавники, запер на все замки стол и пошел на второй этаж. Подойдя к Зухре, он спросил: "Ты говорила это?".
      - Говорила.
      Семенов ударил ее в лицо. Ударил не то чтобы сильно, но чувствительно. "Но дело не в этом". Мужик, поднимающий руку на женщину, даже если он сильно не в себе, всегда знает, на что идет.
      Володя знал, кто такой Алдояров и потому дал волю рукам.
      Узнал о происшествии Чокин. Если он даже пьянство на работе считал из ряда вон выходящим делом, то, что говорить о том, что кто-то из сотрудников посмел поднять руку на его фаворитку? Директор зарычал и скомандовал начальнице канцелярии Михейкиной: "Соедините меня с милицией".
      Спустя час директор опомнился и, дав милиции отбой, вызвал из отпуска парторга Лаврова: "Борис Евгеньевич, прошу внушить Семенову, что он негодяй".
      Володя защищал честь мужского достоинства. Правильно или неправильно он выбрал способ защиты мужского достоинства опять же дело не в этом. В данном случае важно другое. Разведенную женщину гнетет комплекс беззащитности. И если бы Алдояров корпусом быстрого реагирования врезал Семенову, можно было бы обойтись и без Лаврова.
      Так что судить о том, чего стоит мужчина единственно по его женщине, не только не корректно, но и глупо. Алдояров сделал вид, что это его не касается. Что творилось в эти дни с его женщиной, знала только она одна.
      Володя и я сидели в комнате одни, когда дверь распахнулась и влетел здоровый казах лет тридцати, за ним Зухра.
      - Вот он! - крикнула Зухра.
      Казах схватил Володю за шкирятник.
      - Убью!
      Семенов не то, чтобы перетрухал, - он чуть было не навалил на науку.
      Зухра вцепилась в казаха. Это был ее двоюродный брат.
      - Аман, прошу тебя, не трогай его! Все испортишь! - Через месяц Зухра защищала кандидатку. - Я тебя привела для того, чтобы он знал, что за меня есть, кому заступиться!
      Двоюродный брат поднял со стула Семенова. Володю колотило как боцмана Россомаху с похмелья. Я вышел в коридор. Из комнаты напротив вылез Ерема.
      - Ермек, в нашей комнате человека убивают.
      - Что? - Ерема вбежал в нашу комнату.- Что?! Что?!
      Он увидел, что почем и закрыл дверь.
      - Этого не жалко. Пусть убивают.
      Аман не убил Володю, даже пальцем не тронул.
      Вопрос о том, куда приводят последствия защиты мужской чести, перенесся на лабораторное собрание с участием парторга института.
      Лавров говорил так:
      - Володя кандидат наук, как будто ученый. Говорят, он хорошо поет, играет на гитаре. Все вроде бы так... Но когда Шафик Чокинович вызвал меня и рассказал о ЧП, я подумал не об этике...
      - Жаль, что это случилось с Зухрой, - перебила парторга Ушка.- Но Володю довели.
      - О чем ты говоришь, Таня! - возмутился Лавров. - Причем тут именно Зухра? Бить женщину низко!
      - Борис Евгеньевич, я с вами согласен! - красный как рак встал Каспаков. - Это не вспышка гнева! Володя шел с третьего на второй этаж бить женищину... У него было время подумать, успокоиться. Все он обдумал, рассчитал. Зухра живет одна... По сути он поступил подло, это удар исподтишка!
      - Правильно! - закричала Умка. - Семенов - мерзавец! А ты Таня несешь достоевщину!
      Встал Саша Шкрет.
      - Конечно, нехорошо получилось. Но... из-з-з-з-вините... - Саша забуксовал.
      - Что ты предлагаешь? - крикнула Умка.
      - Предлагаю поставить Володе на вид. - выдавил из себя Шкрет.
      - Какой еще вид?! - Умка тоже раскраснелась. - Саша, уж лучше бы ты помолчал.
      Нападками на Семенова недовольна и Фая. Она сверкала глазами и поддерживала Ушку.
      Альбина отмалчивалась.
      Я сидел за одним столом с Еремой. Сзади Шастри. Мы перешептывались.
      - Это не собрание, - сказал я, - а базар-вокзал между казахами и русскими.
      - Конечно, - подтвердил Ерема. - С русскими сильно яшкаться нельзя.
      - Почему с ними нельзя сильно яшкаться?
      - Не видишь, что творится? Это, между прочим, НИИ. Если бы такое сделал где-нибудь на заводе, казах, его там бы русские правдолюбивцы с говном съели.
      Ерема безжалостно прав. Русские не правдорубы. Они правдолюбивцы.
      Сзади просунул голову Шастри.
      - Интересно, а у Володи действительно х... не стоит?
      - Нурхан, ты - лопух! - Ерема все знает. - Конечно, не стоит. Если бы стоял, пошел бы он бить женщину?
      - Да-а..., - Шастри сочувственно покачал головой и философски заметил. - Парень влетел ни за х...
      Он повернулся и внимательно посмотрел на Альбину.
      - Какая чудесная женщина! - сказал он и с тихой обреченностью запел. - "А без тебя, а без тебя у нас ничего бы не вставало...". Ох-хо-хо...
      - Что вздыхаешь? - спросил Ерема.
      - Не могу понять.
      - Что не можешь понять?
      - Не могу понять, как это у кого-то не может стоять на Альбину.
      Володя выступил с последним словом. Говорил он по существу, но туманно.
      - Она болтала про мою мужскую силу... Но кому какое дело?
      Володя говорил сущую правду. Кому, какое дело? Ровным счетом никому. Алдояров отсиделся, Зухра нисколько не разочаровалась в нем. Они продолжали, как ни в чем не бывало, дружить, лаврировать по фронту и в глубину.
      Яшкаться, словом.
      Суть не в них. Суть в том, что гусары денег не берут. Но то гусары. Что они кроме пиф-паф и скачек по пересеченной местности умеют? Ни от одного человека в институте я не только не услышал вопроса: "Почему утерся Алдояров?", но и не припомню, чтобы кто-то завел разговор на тему "Имеет ли право любовник быть столь гнилым, даже в том случае, если многие бабы - дуры?". Таких разговоров не было в наших стенах. Мы все как будто согласились с тем, что женатому мужчине стыдно впрягаться за, пусть хоть и любовницу, но женщину. Не положено и все. Такт и пристойность превыше всего. Короче, НИИ не какое-нибудь болото, поручику Ржевскому делать у нас нечего. Приличия здесь блюдут.
     
      Выстрелю в спину...
      Отныне Кэт инженер группы промышленной энергетики.
      Кэт женщина с понятиями, ей ли не знать, что наука держится на традициях. К 8-му марта она и приурочила прописку.
      Слежавшийся за зиму снег и лед еще не растаяли. Было тепло, не терпелось порисоваться перед коллегами и я приперся на работу в обновке - югославской дубленке. Накануне вместе с норковой шапкой по большому блату отпустили ее отцу на базе Казпотребсоюза. Дубленка богатая. Настолько богатая, что в ней можно, если бы не жара, и летом ходить.
      На подходе к институту поздно заметил чокинскую "Волгу". Директор вылез из машины. Я робко поздоровался, он не ответил. Он не знает кто я, но впервые смотрел на меня. Смотрел впервые не как солдат на вошь, а во все глаза, с тревожным любопытством. Почему? Потому что и на нем была точно такая же, как и у меня, югославская дубленка. Во взгляде грозного директора прочитывался немой вопрос: "Это еще что за неизвестный науке зверь осмелился прикинуться в одинаковый со мной тулупчик?".
      Шел дождь, и я то и дело падал в обледенелые лужи. Прописка удалась на славу. Пьяные Кэт и я провожали до дома такого же пьяного Жаркена.
      В сумке у Кэт бутылка грузинского коньяка. Пили на берегу Весновки, Кэт и Жаркен целовались, я как референт руководителя нового типа, зажав между ног кейс, держал наготове в руках бутылку со стаканом. Потом мы кружили на такси по городу. Теперь уже Жаркен и я провожали Кэт. Кончилось тем, что бутылку приговорили и Кэт послала Каспакова на три буквы.
      - Куда пойдем? - спросил я.
      - К Алмушке.
      Алмушка училась вместе с нами в институте. Отец у нее полковник КГБ, недавно переведен в Целиноград. Живет Алмушка с мамой и сестрой.
      - Ты извазюкал дубленку, - сказала Кэт.
      - Из-за вас, чертей. Первый раз одел.... Как думаешь, можно ее почистить?
      - Не знаю.
      Дубленку жалко. Она теплая-претеплая и легкая, как оренбургский пуховый платок.
      Алмушка достала из холодильника пол-бутылки сухого вина.
      - Где мы будем спать? - спросила Кэт.
      - Я вам постелила на полу в ближней комнате.
      Я промолчал. Кэт засмеялась.
      Проснулся в шестом часу утра. Рядом неслышно спит Кэт, на диване - сестра Алмушки. С Кэт у нас одно на двоих одеяло. Не хорошо. Не то не хорошо, что рядом спит Кэт, а то не хорошо, что я быстро забываю, что сделала для меня Гау.
      Гау нельзя волноваться. Но мы ей и не скажем.
      Кэт в ночнушке. Я дотронулся до ее плеча: "Спишь, подруга?". Молчок. Та-ак... Подруга к измене готова. Я откинул ночнушку, трусики у нее стягиваются легко. Я провел ладонью там. Развертывание закончилось. Если осторожно, то можно приступать.
      - Ты что? - Кэт проснулась.
      - Тихо! - прошептал я.
      - Завязывай.
      - Сказал же тебе, - тихо!
      Она вскочила, натянула трусики и перелезла через сестру Алмушки на диван.
      - Ты что делаешь? - приглушенно крикнул я.
      - Ниче, - донеслось с дивана. - Ишь, раскатал губу.
      На работе ни для кого ни секрет, кто вчера провожал домой Каспакова. Сам он пришел на работу с утра и, обеспокоенный пропажей сотрудницы, позвонил к ней домой. Трубку взял Гапон, муж Кэт, и тоже послал Жаркена на хутор бабочек ловить.
      Рядом с Жаркеном Хаки, Муля и Шастри. Им и пожаловался завлаб: "Что за семья? Чуть что - ругаются как извозчики".
      - Что мужу скажешь? - спросил я у Кэт.
      - Ничего не скажу. - Она умывалась в ванной.
      - Ты сейчас куда?
      - На работу. А ты?
      - Домой, - я раздумывал. Домой идти не хотелось, Гау на время перебралась к родителям и надо было успеть появиться у себя до ее звонка. - Попадет тебе от Жаркена.- сказал я.
      - За что?
      - Не помнишь? Вчера ты его на х... послала.
      - Да ты че? Не помню.
      - Надо было тебе дать ему.
      - Все равно бы у него не встал.
      - Это почему?
      - У моего Гапона по пьянке не стоит.
      - Тебе главное надо было дать, а там со стояком он бы и сам разобрался.
      - Ай...
      - А мне почему не дала?
      - Пошел ты...
      Я позвонил на работу. У телефона дежурил Шастри. Он тоже ищет Кэт.
      - За Кэт не волнуйся. Она скоро придет.
      - Она с тобой?
      - Со мной. Встретишь ее на трамвайной остановке и передашь из рук в руки руководителю нового типа.
      - Не понял. Какого типа?
      - Повторяю для долбое...в! Руководителю нового типа!
      - А-а... Понял. На какой остановке ждать?
      - На Космонавтов и Шевченко.
      На остановке Шастри устроил допрос комсомолки.
      - С кем спала?
      - Твое какое дело?
      - Смотри у меня!
      - Ты что, муж мне? Совсем офигел.
      Жаркен, Хаки, Муля на работе лечились сухачом. В комнату вошли Шастри и Кэт. Каспаков подпрыгнул на месте:
      - Где нашел, где нашел?.
      "Тат-та-та-ра-да! Тат-та-ру-та!"
      Шастри не задержался с ответом:
      - "В го-ро-де на-шем...." - затянул шалунишка.
      - В каком городе? - Жаркен с похмелюги не догоняет.
      Шастри продолжил для непонятливых.
      - "Кто-то те-ряет, - строго-умеренно вывел он и, выдержав паузу, мастеровито закончил. - а кто-то на-хо-о-о-дит!".
      "Тат-та-та-ра-да! Тат-та-ру-та!".
      Хаки налил в кружку вина, протянул Кэт.
      - Подлечись.
      - Не хочу. - Королева бензоколонки еще не привыкла опохмеляться.
      - Муж у тебя..., - пожаловался на узбека Каспаков. - Орет на меня... Обматерил. Дурной такой...
      - Не обращайте на него внимания, Жаркен Каспакович.
      - Он что, ревнивый?
      - Он ревнует только к одному человеку.
      - К кому?
      - Не поверите. К Чокину.
      - К Чокину?! - Хаки ревность мужа сотрудницы к директору не сильно удивила. Он сочувственно погладил Кэт по голове. С кем не бывает..
      - Ну... Я ему говорю, дурак что ли? А он... Морду твоему Чокину набью!
      - Та-ак... Говори, что ты рассказывала мужу про Чокина? - Каспаков всерьез обеспокоился безопасностью руководства института.
      - Ничего... Ну там... Директор у нас академик, в возрасте, мол...
      - Сколько вас предупреждать: ничего дома не рассказывать про институтские дела, - Жаркен Каспакович отхлебнул рислинга. - Я знаю, в нашей лаборатории есть такие, которые рассказывают дома о том, что делается на работе. Не понимаю их... - Каспаков огляделся и спросил Кэт. - А где Бектас?
      - Не знаю. Домой наверное пошел.
     
      Выставлю мину...
      Прошел месяц. На улице тепло. Гау мыла балконные стекла в нашей комнате. Убрала в комнате и положила мокрую тряпку у входа.
      - Что, остальные комнаты мыть не будешь?
      - Еще чего.
      Мне то что. А вот матушке вряд ли автономность снохи понравится. Лучше бы Гау совсем не принималась за уборку.
      Я пошел в больницу к Джону.
      - Твоя баба беременна? - спросил Джон.
      Мы сидели на ступеньках главного входа в корпус.
      - Ситка сказал тебе?
      - Да.
      - В июле должна родить.
      - На. - Джон вытащил из-за пазухи пупсика из папье-маше. - Это твоей бабе.
      - Откуда у тебя это?
      - Сп...л.
      - Ты на меня обижаешься. Мне трудно к тебе ходить. Понимаешь...
      - Да все понимаю. Ты только не пей.
      - А я и не пью.
      - Как не пьешь? Вот и сейчас пришел поддатый. Прошу тебя, - не пей.
      - Хорошо.
      - Ладно... Беги домой. Бабу береги.
      Видел бы Джон Гау, может и не сказал, что она баба. Судя по уборке, дела в нашем доме Гау не касаются.
      Сюрприз не только для меня.
      Гау проснулась и пьет чай на кухне. Зашел Доктор и хлопнул меня по плечу:
      - Как дела, Шошкич?
      Гау чуть не подавилась от смеха.
      - Шошкич?! Ха-ха-ха! Как хорошо вы сказали!
      Югослав Шошкич защищал в 1963-м ворота сборной мира на матче Столетия.
      "Шошкич парирует, - Гривс добивает!".
      "Шошка" - по-казахски свинья. В нашей семье Шошкич имя ласкательное, что-то вроде домашнего свиненка.
     
      Глава 29
     
      "В гостиницу Усть-Каменогорского свинцово-цинкового комбината мы прибыли в девятом часу утра. После предрассветного перелета из Алма-Аты хотелось скорее определиться с жильем, привести себя в порядок. Мы обратились к дежурной: так мол и так, работники Казахского НИИ энергетики, разместите нас. Дежурная в упор не видела наши командировочные удостоверения и рекомендовала обратиься за разрешением к заместителю директора комбината по быту. Делать нечего, оставляем багаж и идем на комбинат.
      ...С утра до вечера ловили мы в гулких коридорах заводоуправления заместителя директора по быту. Нам повезло: к исходу дня мы распаковали чемоданы в отведенном нам номере.
      На следующее утро задолго до начала работы караулим появление главного энергетика комбината В.А. Зоркова. ...Сколько не бываю на комбинате, столько не перестаю удивляться стилю взаимоотношений между работниками заводоуправления. Здороваются с каменными лицами, холодно, никаких там Петр, Иван - строго по имени-отчеству. Фразы типа "я не позволю вам втянуть меня в обман государства" - не один раз доводилось слышать.
      Для комбината по хоздоговору мы составляли энергетический баланс печи кипящего слоя. Энергобалансом, который представляет из себя нечто вроде энергетического паспорта агрегата, обычно определяются места и количества потерь энергии в процессе, сколько ее расходуется полезно. По таким балансам даются рекомендации к устранению или снижению потерь энергии. По ходу работы выяснилось, что для расчетов не хватает исходных данных. Поэтому мы вновь приехали в Усть-Каменогорск.
      Зоркова мы хотели попросить помочь нам в сборе недостающих материалов. Кроме этого я хотел выбрать момент поговорить с главным энергетиком наедине по вопросу, который занимал меня беспрестанно три года. Разрешения этого, в общем-то личного, вопроса находилось в рамках полномочий и Валерия Аркадьевича.
      Зорков появился внезапно у дверей кабинета. Сразу же отдал, едва выслушав нашу просьбу, распоряжения, чтобы нам дали возможность ознакомиться с документацией. И так же, как и появился, внезапно ушел на территорию комбината. Мой вопрос сам собой был отложен до следующей встречи с главным энергетиком.
      Валерий Аркадьевич Зорков с его очками в круглой, немодной оправе на одутловатом безуховском лице, в просторной безрукавке навыпуск хорошо смотрелся бы в коридорах редакции какой-нибудь газеты, а здесь среди озабоченно снующих рабочих и ИТР, выглядел каким-то случайным человеком.
      Зорков - из поколения, которое народилось в начале тридцатых. Поколению этому фунт лиха достался увесистый. Вязнущим во рту жмыхом, сладко-горьким пасленом они обманывали желудки в войну. В правописании практиковались на полях и узких межстрочьях газет. Ветер перемен февраля пятьдесят шестого они встретили восторженно-запальчиво. Быть может, в первую очередь их поколению адресованы строки, которыми Твардовский выразил дух времени
      Мы стали полностью в ответе
      За все на свете -
      До конца.
      В те времена плакатисты символизировали индустриальный фон подковами новых ГЭС, обоймами коксохимических батарей, новостройками первых микрорайонов. В полплаката простирались до неба заводские трубы, из устья которых валили клубы серого, с заметной голубизной, дыма. Дым над заводскими трубами был приметой времени. И никто не считал, что это не самая лучшая примета. Скорее, наоборот.
      Зорков пришел на УК СЦК в отдел главного энергетика булгаковским Лариосиком. Мужики в отделе работали матерые, забуревшие в кислотных выхлопах горячего производства. Он учился у них непростому умению работать с людьми. То, что он толковый инженер, заметили все. Старожилы только советовали ему избавиться от излишней, по их мнению, мягкотелости, которую якобы иной разгильдяй мог истолковать как проявление слабости характера.
      Я смотрю на нынешнего Валерия Аркадьевича и вижу, что ему не удалось полностью избавиться от своего "порока": сквозь суровые интонации рубленных фраз нет-нет, да и проглянет сочувствие. Он чужд того, что называют мелочностью. Схватывает сразу суть вопроса, отбрасывая словесную шелухую Мыслит масштабно и облекает мысли в емкие, лаконичные формы.
      ...У главного энергетика работы хватило бы на несколько человек. Все технологические процессы требуют энергии, причем разной. Цех выщелачивания нуждается в паре, строго по технологии, заданных параметров. Необходимо обеспечить надежную подачу энергии на индукционные печи, в отделение электролиза. Проследить за поступлением мазута для сушильных барабанов, выслать срочно ремонтников: где-то пробило кабель. И при этом нельзя забывать о главной задаче - снижении удельного расхода на выплавляемый металл. Для этого энергетик должен быть еще и хорошим металлургом.
      В нашей печати до сих пор обходят стороной фигуру главного энергетика на производстве. Пишут в основном о передовых рабочих, мастерах, главных инженерах и прочих - о тех, кто занят выпуском основной продукции. Сложился стереотип, по которому обязанности энергетика на заводе сводятся к включению и отключению рубильника. Да и на самом производстве до недавнего времени служба главного энергетика находилась на положении бедного родственника. Сейчас, когда всем стало ясно, что промышленная энергетика должна, в основном, обеспечить смягчение обострившейся энергетической ситуации, отношение к энергетикам стало меняться".
      Бектас Ахметов. "Приложение сил". Из дневника младшего научного сотрудника. "Простор", 1983 г., N 11.
      Смотрим в книгу и видим фигу. Дожился. Или я окончательно отупел, или у меня, отродясь, масла в голове не было.
      До меня не доходит смысл прочитанного. "Кульме, озынын басына келед". Я смеялся над Шастри и сейчас уже сам по второму разу переписываю методику Виленского. Голова как была пуста, так и осталась пустой.
      Что со мной?
     
      "Июль без дождей"
      Каково состояние дел с ВЭРами? На местах с использованием вторичных энергоресурсов одна морока.
      Экономя топливо, вторичные энергоресурсы создают дополнительную головную боль станционным энергетикам, всей энергосистеме. Используют ВЭРы на металлургических заводах страны в принудительном порядке. Есть на заводе отдел главного энергетика, ему и спускается план мероприятий по экономии топлива. Отдельной строкой в плане стоит использование ВЭР, план подлежит обязательному исполнению. При всем этом в мировом масштабе перспективы экономии топлива за счет ВЭР количественно переигрывают существующие реалии с использованием солнечной и ветровой энергии.
      В методике Госплана вторичные энергоресурсы рекомендуется называть побочными энергоресурсами. И то, и другое определения, по сути, неверны. Энергия не бывает ни побочной, ни вторичной. Она всегда первична. Первична настолько, что все остальные мировые страсти в сравнении с положением вокруг энергетики всегда вторичны.
      Канонического определения, что такое энергетика до сих пор нет. Обычно подразумевают под ней запасы органического топлива, урана, водный потенциал больших и малых рек, электростанции, линии электропередачи, распределительные устройства и прочее. Более принято все отмеченное именовать топливно-энергетическим комплексом (ТЭК).
      На энергетику завязана среда обитания человека, его жизнедеятельность. Лет сто назад без нее уже встали бы заводы и фабрики. Сегодня, если встанет энергетика, воцарение на планете кромешного мрака будет означать не только возвращение в пещерный век, но и невиданного размаха и содержания панику. Пол-беды в том, что перестанут летать самолеты, ходить поезда. Во мраке ночи летать и ехать никому никуда не захочется. Куда бежать из городов, когда обездвиженные насосы перестанут качать воду и дома затопятся продуктами жизнедеятельности населения? Содержанием паники станет тихая депрессия. Когда ни в клуб станет идтить невмоготу, и уж тем более, зябь поднимать никому не захочется. И это, как легко понять, только начало.
      Возможен такой поворот? Если судить по тому, что природа никогда не даст нам зажиться, то и в этом случае в такое верится с трудом. Хотя примеров того, что в природе возможно все - не счесть.
      Нам привычней и удобней верить в то, что несколько миллионов лет назад под натиском климатических перемен почему-то свалились подозрительно в одну кучу сосны и другие деревья, опять же в определенном месте, причем многокилометровыми пластами. Пласты слежались, спрессовались. В дальнейшем их присыпало опять же километровыми пластами земли. Там, во глубине недр происходило разложение древесины, затем, как объясняют исследователи глубин, распавшаяся органика превратилась в нефть, газ, уголь. Ученые утверждают, что подобные метаморфозы как раз и возможны без доступа воздуха. Потому будем считать, что все так в природе происходило и происходит.
      Проще и точнее под энергетикой понимать и говорить о ней, что это нечто иное, как средство окультуривания доставшейся от природы энергии.
      В настоящее время никто ничего путного не говорит, до каких пределов следует развивать производство энергии. Везде только и слышно: "Выработку энергии следует наращивать". Увеличение объемов производства энергии - палка о двух концах. С одной стороны без увеличения не обеспечить удобств человечеству, с другой, и козе понятно, чем может аукнуться абсолютная зависимость народоноселения от энергии. Потому, как ни крути, надежность энергоснабжения - категория зыбкая, относительная.
     
      " Футбол 1860 года"
      На работу вызвал Каспаков.
      - Для УК СЦК будем делать хоздоговор по испарительному охлаждению обжиговой печи кипящего слоя. Тебе для диссертации нужна справка о внедрении... Подключайся.
      УК СЦК - Усть-Каменогорский свинцово-цинковый комбинат. В печах кипящего слоя обжигают цинковый концентрат. Температура внутри печи за тысячу градусов, во избежание пережога концентрата, часть тепла необходимо постоянно отводить. Прежде охлаждали печь проточной водой, которая циркулировала в кессонах. Недавно завод перешел на испарительное охлаждение.
      Предстоит, и не одна, командировка в Усть-Каменогорск.
     
      Дедушка моей мечты
      Озолинг не внял совету разучивать по утрам песни Джамбула и Абая. В его возрасте разучивать новые песни не легко. Однако, по мере сил, на путь исправления встает, присмирел и при случае нахваливает "Аз и Я".
      Сулейменова он называет ласково "Ольжасом".
     
      Царевна Несмеяна
      По итогам последних семи лет Доктору взбрело переименовать Ситка. Теперь он называет матушку Царем. На работе у него появились друзья. Молодые парни Джафар, Рафик, Серик Бутбаев. Последний недавно вернулся из армии. Высокий, молчаливый, улыбчивый парень. Матушке он нравится.
      - Серик, ты думаешь получить образование? - спросила мама Бутбаева.
      - Не мешало бы.
      - Получишь. Хочешь стать энергетиком?
      - Хочу.
      Серику она помогла за просто так. Возможности в энергетическом институте у нее остались - мой покровитель Каир Махметович Омаров работает деканом вечерне-заочного факультета.
      Бутбаев пришел с экзамена по физике довольный. Четверку получил.
      - Серик, вопросы трудные были? - спросил Шеф.
      - Не очень... - помедлив с ответом, сказал Серик. - Разве что дополнительный...
      - Какой?
      - Э-э...Про барнаульское движение.
      Я не сдержался.
      - Серик, тебе надо было на физфак поступать.
      - Думаете?
      - Думать нечего...
      - Завязывай. - Шеф зло посмотрел на меня.
      Бутбаев не пожелал остаться в долгу. Привез барана, на которого и позвали в гости Каира Махметовича.
      Недавно на свадьбе знакомых повстречалась мама с Алимом Кукешевым.
      - Пройдоху не узнать. Ба-а-а-жный... В ЦК Комсомола работает, скоро кандидатскую защищает. - Ситок недоумевала и в то же время чуть ли не своим заслугам приписывала состоявшуюся судьбу собутыльника Доктора. - Я говорила, башка у него работает.
      Про Женьку Макарона с тех пор, как он женился на армянке, никто ничего не слыхал.
      Сашка Скляр мотает срок где-то на Севере. Где и за что сидит Витька Кондрат неизвестно. Известно только, что сидит.
      С Искандером другая история. После смерти матери живет с отцом вдвоем. Старшему Махмудову под семьдесят, со здоровьем нелады - катаракта и прочие дела. Кенты привели ему подругу по имени Гуля с просьбой: "Пусть немного поживет у тебя". Гуля немного пожила и как-то за разговором, от нечего делать, решили они пожениться.
      Отец Искандера приехал из Ленинграда в Алма-Ату перед войной, получил в КазГУ кафедру, написал учебник казахского языка для средней школы. В 48-м или 49-м Шаяхметов поручил ему составить первый казахско-русский толковый словарь. Словарь Махмудова с тех пор не переиздавался, стал библиографической редкостью. У отца он с 52-го года, иногда просит попользоваться им Саток. Сосед переводит назидания Абая на русский.
      К отцу пришел доктор филологии Рахманкул Бердибаев и посетовал:
      - Не везет Абаю с переводчиками. Кто ни возьмется за перевод, - ерунда получается.
      "У Абая кроме недругов по роду тобыкты хватало с избытком врагов и вовне жуза аргынов. Не сомневаюсь в том, что им бы пришлось не по душе воздание по заслугам мыслителю. Не следует забывать, что еще долгие годы после смерти Абай был мало кому известен в казахской степи. Наверняка в его годы жили и другие, не менее яркие соплеменники...".
      Заманбек Нуркадилов. "Не только о себе".
      Бекен Жумагалиевич из рода тобыкты, прямой потомок Абая, но не питает иллюзий по качеству изречений родича.
      - Многие вещи Абая - натуральная лажа...
      "Благодарней ценителя литературного письма, чем казах трудно отыскать. Издревле в народе сложился пиетет перед художественным словом, сам же сказитель непреклонно почитался. В то же время простодушный в большинстве своем народ был и остается далек от того, чтобы вникать в нюансы, оттенки, что собственно и является изюминкой в любом творчестве; путая оголтелый пафос с откровениями, принимает его за истинную магию сложения слов. Конечно, и тогда Казахстан был одной из окраин, глухоманью. Только в то время это было не так заметно, как сейчас. Возможно, отсюда бездумная готовность размещать в собственном сознании мифологизированные стандарты. Просвещенность тут ни причем. Больше бы доверять собственным ощущениям и не было бы самообманства.
      Сейчас неизвестно, кто первым открыл в Абае философа. Хотя многие и в те времена нутром чувствовали, что морализаторство, назидания - это не совсем философия. Та самая философия, то самое любомудрие, чтобы можно было ставить героя романа Ауэзова впереди самого сочинителя. Абай - страдалец. Это казахский Жан Вальжан, задавший, по сути, программу исцеления мыслящего человека. Разве этого мало? Ведь иной страдалец и дюжины Цицеронов стоит. Но если мы так безотлагательно прониклись убежденностью, что Абай мыслитель, то давайте хоть не потешать внешний мир заклинаниями о том, де, будто герой Ауэзова философ. Там что философов не читают?".
      Бектас Ахметов. "Это было недавно...". Из книги " Аблай Есентугелов. Сокровенное. Мысли. Изречения. Воспоминания". 2001 г.
      Саток заходит к отцу не только за словарем. Присаживается на кухне отведать маминых пирожков с мясом. Как всегда, чтобы хватило всем, Ситок нажарила их много - пирожков на табаке с небольшую гору.
      Сосед скушал несколько пирожков и заметил: "Так есть нельзя".
      - Почему? - спросил я.
      - Работать не сможешь.
      На рисунках и фотографиях западные философы почти все худые. Впрочем, что далеко ходить - наш родич Макет философ, член-корреспондент АН КазССР и тоже худющий как жертва Бухенвальда.
      Памятник Абаю возвышается на пересечении главных улиц Алма-Аты. Мыслитель изваян, шагающим в какую-то даль, в халате и тюбетейке и почему-то с книжкой под мышкой. Лицо у Абая серьезное и далеко не худенькое, напротив - хорошей упитанности, что свидетельствует: возвышенные занятия не мешали философу вовремя и основательно подкрепиться. Если не пирожками, то уж мясом - обязательно. Это первое подозрение, что возникло у меня, когда я услышал от Бекена Жумагалиевича о лаже. Второе подозрение - книжка, которую скульптор сунул под мышку Абаю Кунанбаеву. Ощущение, что задача подмышечной книжки не столько в том, чтобы отвлечь внимание от умища, сколько, чтобы никто не догадался вообразить, что вместо книжки-раздвижки Абаю больше подходит кнутовище.
      Третье подозрение уже не подозрение. Оно родилось из первых двух. Это о том, как, о чем я по малодушию написал в свое время, Абай страдал при хорошей упитанности.
      Страдальцы сытыми не бывают.
     
      Я шагнула на кораблик,
      А кораблик оказался из газеты вчерашней...
      В 65-м или в 66-м Доктор не упускал случая повторно посмотреть "Еще раз про любовь". Кто забыл, фильм об отношениях талантливого ученого и жертвенной стюардессы. Доктор лже-завлаб и Люда из Академии наук не бортпроводница. Брат излишне уверовал в слова. Он может и удивил неутомимостью женщину из Академии, но все когда-нибудь кончается. Потом, постоянство не конек Доктора. Хватило его ненадолго. Держать себя в узде, неизвестно ради чего, кому угодно надоест. Тем более, что повод к изменчивости оказался существенный. Люда уволилась из Академии и переехала в Свердловск Люда. На прощание оставила записку.
      "Нуржан!
      Ты зря обижаешься. Пишешь, что готов ехать за мной на край света. Скажи: зачем? Чтобы таскать за мной чемоданы? Пойми дорогой, мне надо устраивать жизнь. Мне уже 32 года. Тут еще ты со своей горемычной жизнью, неустроенностью. О тебе у меня останутся хорошие воспоминания. Как о нежном любовнике, как о добром человеке. Не переживай. Все у тебя будет хорошо.
      Люда".
      "Главное не то, какие дороги мы выбираем, а то, что внутри заставляет нас выбирать эти дороги". Шефу за тридцать, и что он знает о людях? Кажется, ровным счетом ничего. Он вышучивал мою мнительность, в то время как я не находил в ней ничего зряшного - по моим наблюдениям, она то как раз мало когда меня подводила.
      Что я знал о внутренней жизни Шефа? То-то и оно, что ничего. На первый взгляд, его детские представления о жизни, о людях застыли в нем от того, что ни с кем он никогда не делился тем, что его подлинно терзало. То ли он понимал, что слово со стороны всегда пусто, бесполезно, то ли доверился ожиданию случая, который все и упорядочит в душе, однако ему, как впрочем, и Доктору, и мне, легче было плыть по течению, нежели всерьез поразмыслить над тем, что с нами происходит.
      Менее всего человек испытывает потребность в работе над собой, потому что никто не знает, что это на самом деле такое. Говорят, надо много читать, заниматься конкретным делом. А там... А там вроде, как война-план покажет. Читка книг, хождение на работу, по идее, должны понуждать задуматься, наметить план по исправлению ошибок, самого себя.
      Почему и кому это надо?
     
      В те годы я не задумывался, как много говорит о человеке его имя, кличка. Между тем, клички пристают к человеку не с бухты-барахты. Кликуха, как и имя, может многое рассказать о человеке.
     
      "Я тебя вожу между верой и безверием".
      Х.ф. "Братья Карамазовы". Постановка И. Пырьева, К. Лаврова, М. Ульянова. Производство студии "Мосфильм".
      В Колонном зале Дома Союзов вечер памяти Достоевского. Доклад сделал член-корреспондент АН СССР Б.Ф. Сучков.
      Достоевского читать тяжело, на одном дыхании не одолеть. В шестидесятых советская критика сетовала на неудачные экранизации Чехова, что до Достоевского, то неудачных картин по Федору Михайловичу, как писал известный искусствовед, не могло быть, якобы по причине того, что у него характеры героев очерчены контрастными линиями. У Чехова явно плохих людей нет, а у Достоевского, что ни фамилия, то его суть. Раскольников - расколотка, колун; Смердяков - смерд, смердит; Разумихин человек рассудочный, Рогозин - человек простецкий, из рогожи.
      Фамилия Карамазовы заключает в себе два корня. Один тюркский "кара" - черный, другой - славянский "мазать", малевать. Получается, "чертом мазанные". "Нет закона, по которому человек обязан любить человечество". "Знай, послушник, на нелепостях мир стоит...". Иван - "эксцентрик и парадоксалист" - наиболее любопытный из братьев. Он и автор теории слезы младенца, он же и режиссер-постановщик главного события в семье Карамазовых. Главный страх Ивана - стыд. Он сходит с ума на глазах публики, зритель, не соображает, как это можно разыграть в воображении воплощенное в реальность убийство, но верит признанию среднего брата.
      "Кто не желает смерти отца? Если бы здесь не было убийства отца, они бы рассердились". Отцеубийство собрало в зале суда публику, по мнению Ивана, не столько потому, что оно само по себе происшествие незаурядное, а более потому, что каждый из нас, а вовсе не какой-то там безликий обыватель, при неблагоприятном стечении событий и условий и сам не прочь поднять бронзовый пестик на родителя. Иван о том не говорит, но в подтексте признания ощущается предложение поразмыслить на тему, что вообще следует понимать под покушением на жизнь отца? В чем собственно состоит его роль? Что стоит за понятием отец? У Федора Михайловича родитель, это не только глава семьи, воспитатель. Это, ежели взглянуть на повествование далеко со стороны еще и метафора, обобщение. .
      "Жена Достоевского Анна Григорьевна вспоминала: 16 мая 1878 года нашу семью поразило страшное несчастье: скончался наш младший сын Леша... Чтобы хоть несколько успокоить Федора Михайловича и отвлечь его от грустных дум, я упросила Вл. С. Соловьева... уговорить Федора Михайловича поехать с ним в Оптину пустынь... Вернулся Федор Михайлович из Оптиной пустыни как бы умиротворенный и значительно успокоившийся и много рассказывал мне про обычаи Пустыни, где ему привелось пробыть двое суток. С тогдашним знаменитым "старцем", о. Амвросием, Федор Михайлович виделся три раза: раз в толпе при народе и два раза наедине...
      Достоевский пришел к выводу, что "нужны исповедники и советодатели". Таких увидел он среди старцев: "...На Руси, по монастырям, есть, говорят, и теперь иные схимники, монахи-исповедники и советодатели... Эти монахи-советодатели бывают иногда будто бы великого образования и ума. Говорят, что встречаются некоторые с удивительным будто бы даром проникновения в душу человеческую и умения совладать с нею. Несколько таких лиц известны, говорят, всей России, то есть в сущности, тем, кому надо. Живет такой старец, положим, в Херсонской губернии, а к нему едут или даже идут пешком из Петербурга, из Архангельска, с Кавказа и из Сибири. Идут, разумеется, с раздавленной отчаянием душою, которая уже и не ждет исцеления.... А прослышит вдруг про какого-то монаха-советодателя и пойдет к нему..." (Дневник писателя).
      Образ такого исповедника и советодателя - старца Зосимы - он создает в своем последнем романе "Братья Карамазовы". Современники были согласны в том, что его прототипом был старец Амвросий. По нашему же мнению, образ этот - синтетический. В нем обобщено явление, так что видятся в Зосиме черты других старцев и, конечно, преподобного Серафима Саровского тоже.
      "Про старца Зосиму говорили многие, - пишет Достоевский, - что он, допуская к себе столь многие годы всех приходивших к нему "исповедовать сердце свое" и жаждавших от него совета и врачебного слова, - до того много принял в душу свою откровений, сокрушений, сознаний, что под конец приобрел прозорливость уже столь тонкую, что с первого взгляда на лицо незнакомого, приходившего к нему, мог угадывать: с чем пришел, чего тому нужно, и даже какого рода мучение терзает его совесть, и удивлял, смущал и почти пугал иногда пришедшего таким знанием тайны его, прежде чем тот молвил слово".
      О. Кузнецов и В. Лебедев. "Исповедники и советодатели"
      Как уже упоминалось, в ста метрах от КазНИИ энергетики - Никольский рынок и одноименная церковь. С востока обзор на главную церковь русского православия закрывает кинотеатр "Целинный", с западной стороны к храму прилепились чебуречная с овощным магазином. С севера, через тротуарную дорожку, базар, с юга - скверик, с примыкающим зданием хореаграфического училища.
      Чем примечательны первые руководители Никольской церкви? В шестидесятых годах главный поп Алма-Аты разъезжал на ЗИМе. Вне пределов храма старших и младших священнослужителей мало кто видел разгуливающими по городу. Если и попадались, то все они молодые, чтобы кто-то из них внешне был чем-то, хотя бы отдаленно, похож на киношного отца Зосиму, то таких у нас я не встречал.
      Поп есть поп и народ почем зря ничего не скажет. Примеры двуликости на службе господней, коими полнится история церкви, служат лишним доказательством того, как возвышенные занятия не обязательно гарантируют избавления от уморительной привычки гордиться самим собой.
      Старец из "Братьев Карамазовых" заменяет Алешеньке непутевого отца и младший Карамазов не замечает, что от проповедей и поступков Зосимы отдает театральщиной.
      Дважды смотрел фильм и меня не покидала злость на старца. Тогда я полагал, что разъясняя Алешеньке, почему он бухнулся в ноги Мите, старец допускает неосторожность, произнося слова: "Я поклонился его будущему страданию". Поклонился не человеку. Получается, сам по себе человек у Зосимы не заслуживает уважения. Страдание отдельно, человек - отдельно. Возникает вопрос: если опытно прозорливый Зосима разглядел грядущую беду, что приключилась с Митей Крамазовым, то от чего он вместо того, чтобы предупредить, остановить Митю, разыгрывает спектакль коленопреклонения?
      Он что, созерцатель?
      Добродетель, если она добродетель, прежде всего не слово, а действие. Исповедать сердце может и хорошо, но чем-то конкретно помочь - лучше.
      Наверное, я невнимательно смотрел фильм и пропустил что-то важное, почему и раздражен на старца.
      "Я научил, - он убил". Ивану и Смердякову не полагается сочувствовать. Как рассуждает нормальный человек? Отца можно недолюбливать, таить на него обиды, наконец, ненавидеть, но чтобы поднять на него руку - это уже там , за облаками. Некоторые из знакомых казахов считают, что в русской семье возможно все. Там, мол, найдешь любой - мыслимый, немыслимый - характер, причиной убиения способна послужить женщина, деньги, но чаще убивают друг друга по пьяни, из-за пустяка. Все, де, происходит из-за того, что русским, по мысли Чаадаева, на роду написано изумлять исступленностью, быть для остального мира пионерами в исчислении первообразной подлинных чувств, открывать дорогу в лабиринты бессознательного. Скорбное предназначение? Безусловно. Но кто-то ведь должен торить тропу в незнаемое. Потом, с другой стороны, наблюдать за жизнью других по программе "много полезного для себя исчерпать" на чужих ошибках, как к тому призывают предусмотрительные особи, чтобы только иметь удовольствие верно судить о жизни и втихомолку посмеиваться над горемыками, - роль может и удобная, но для познания самого себя никуда не годная.
      Стравила братьев с отцом Грушенька, в свару она пыталась вовлечь и Алешеньку. Отца ликвидировали, в фильме никто о нем ни слезинки не проронил. Он хоть и соперник, но все же отец родной. О нем все забыли, кинозритель сопереживает Митеньке, желает для него освобождения.
      Отцу Зосиме известно все наперед: Митенька обречен, улики, суд - это для протокола; катать тачки в сибирских копях суждено ему не по приговору суда, а потому как где-то там давно все решено.
      Прозрение Грушеньки, которая пошла владимирским трактом за безвинным каторжанином, по-моему, мало что стоит. Природа возьмет свое, и на каторге она, не стоит и гадать, оправившись от потрясения, вновь начнет чудесить.
      Но это уже не имеет никакого значения. Роман завершен.
      По-хорошему, история братьев Карамазовых без убийства родного отца не имеет смысла - роман без криминала камерный. Убийство родного человека - это опять же не столько напоминание, что в жизни все бывает, но и постановка вопроса в общем виде: почему, в конце концов, каким бы эгоистом-распутником не был отец, на него нельзя поднимать руку? Федор Михайлович написал роман не для того, чтобы показать, как ни за что ни про что пошел на каторгу Митенька. Дмитрий Федорович тоже сильно виноват в ЧП. Хотя бы тем, что своим буйством все запутал.
      Движения чистой души всем ясны и понятны, они и служат лишь для услады надежды, практической пользы от них - кот наплакал. Никто из нас на деле и не помышляет повторять за впереди идущими то, чему вроде как следует усердно подражать.
      "Так есть бог или нет?", - спрашивает Иван у черта.
      Для Ивана Карамазова важно твердо знать о существовании бога. Получается, если бог есть - это одно, нет - другое. То есть, если бог есть, то и колобродить надо с умом. Вера одно, знание совершенно иное. Прочных знаний присутствия бога ни у кого нет. Есть только хождение "между верой и безверием". Опять же на всякий случай. Если бог есть, то действительно все меняется. Но если его нет, что подлинно так, то все равно надо жить.
      У Достоевского присутствие неба чрезмерно. Бога так много, что понимаешь, что он то как раз здесь не при делах. Все о нем говорят и при этом как будто следуют совету Монтеня: не примешивайте к своим делам Господа бога.
      Реальный черт наглядное свидетельство существования бога. Но черт Ивана Федоровича это болезнь, галлюцинация - следствие химических непорядков мозга.
      В народе говорят: если бог хочет кого-то наказать, он лишает его разума. В таком случае за что он наказал Ивана? За сомнения в существовании Господа? Да-а нет. Если бог есть, то ему до лампочки как про него мыслят люди - на то он и бог, чтобы его больше занимало то, как мы относимся друг к другу, принимаем ли мы человека со всеми его пороками, слабостями. Иван лишен сочувствия, любви к брату, он сортирует людей. Выгодно ему любить Алешеньку - он и любит того, кого невозможно не любить..
      Митенька мужик прямолинейный,нетерпеливый, симпатичный, Алешенька - дитя. Формально Иван ничего плохого и не сделал, всего лишь проповедовал право человека быть богом. "Умному человеку все можно. Умный человек раков ловит". Иван Федорович многосложнее обоих братьев. Кто в действительности лишил Ивана разума? Или никто вовсе и не наказывал умного брата и он просто-напросто заболел?
      А что Смердяков? Очень важные последствия имеет начальный разговор, - правда я упустил детали, - о горе, сползающей по воле желания человека в море. Да, да... Именно здесь связь между намерением и поступком. Впрочем, тогда смысл Смердякова для меня состоял только в том, что роковая банка, чаще всего, прилетает с неожиданной стороны, тогда, когда ее совсем не ждешь. Тихо и незаметно.
      "Я знал, что в последний момент какая-то высшая сила остановит и убережет брата от злодейства". Так, или примерно так сказал Алешенька на вопрос верит ли он в то, что Митенька убил отца.
      Дмитрий Федорович признался в умысле на убийство и он же сказал о том же самом, что и Алешенька: в последнюю минуту пришла мать покойница и он, опомнившись, отпрянул от окна. В этот момент на другом конце города и в Мокром остальные действующие лица услышали гром, от ветра со звоном распахнулись окна и женщины перекрестились.
      "Трусость - наихудший из пороков". Убивец - это трус. Алешенька знает брата как никто другой и уверяет: Митенька и в слепой ярости не способен на злодеяние. Он природно лишен силы и решимости доводить преступный умысел до завершения. Если хоть один человек верит в тебя, то все не так уж плохо. Неистребимая сила Алешеньки в том, что он ни на мгновение не усомнился в братьях и никоим образом, - ни помыслами, ни сердцем, - не желал верить в некую "силу карамазовской низости".
      Почему мне жалко Ивана Федоровича более Митеньки? Паскудство Ивана в том, что он уверился в том, что брат убил отца. Да, да... Именно так. Юродивый не отступился от Митеньки, а Иван предал брата. Да-а ...? Нет, нет... Он ненавидел братца, от того может и вовсе не предатель. Где в таком случае узы крови? Люди - они разные. Для кого-то и узы крови пустое место. Как ни крути, Иван Федорович подвел Дмитрия Федоровича под монастырь. Горе создателя "теории слезы младенца" не в том, что он не принимал мир бога таким, каков он есть, а в том, что он отступился от Мити.
      Все равно мне его жалко. Почему? По любым правилам за такое прощения он не заслуживает. Можно простить предательство друга, жены, но предавший брата, напрасно ждет понимания.
      Что это ты развякался про предательство? Кто бы говорил, но только не ты. Забыл октябрь 70-го? Но это по слабости перед страхом стыда... И потом... Потом я сильно переживал. Сильно переживал? Подумать только! Вот ты какой... М-да...
      Легче и удобней подогнать вымысел под действительность. Не было и не могло быть у меня диалога с традиционно незримым собеседником. Мне привычней уклониться от своего пути, отгородиться от неприятных воспоминаний с тем, чтобы внутри меня все оставалось на тех же местах - в праздности и без движения. Подумать было лень, вот и решил попробовать себя на имитации.
      Пройдет немало лет, прежде чем я начну шаг за шагом, по чуть-чуть, постигать смысл фразы, оброненной то ли самим отцом Зосимой, то ли его сподвижником: "Ученики любят забавляться своим отчаянием".
      А пока продолжим. Продолжим так, как оно и было.
     
      Глава 30
     
      "Клянусь копытами козла!".
      Х.т.ф. "Звездный мальчик"
      Марат Омаров. Ему 43 года, сын железнодорожного генерала, инженер проектного института, разведен. На левой щеке глубокий и длинный шрам. Кличка - Меченый. Кто его порезал, Омаров не говорит.
      У Меченого двухкомнатная квартира неподалеку от дорожной больницы. Понятно, что не будь он единоличным хозяином квартиры, в которую он пускает всех без разбора, Омаров вряд ли был бы кому нужен. У него днюют и ночуют навсегда отставшие от жизни среднего возраста мужики.
      Пропадает у Меченого неделями и Шеф.
      Шеф привел Омарова домой и мама сказала:
      - Мынау, оба гельгердын, кускум келеди. Сен кайдан сондай таптын?
      Матушка называет Меченого Метиком, говорит, что Омаров "кара бет" (черная душа), вдобавок отмечает, что у "жексруна" (дословно не переводится - что-то вроде отталкивающего, вонючки) глаза не на месте. Глаза могут и обманывать, мало ли у кого какой взгляд. Но мама настаивает, что Меченый - подлый. Меченый мне тоже не очень приглянулся. То ли из-за заискивающего взгляда, то ли еще из-за чего, но позже, однако, привык к Омарову и я.
      Шеф посмеивался над Ситком: "Матушка, ты не знаешь, какой это золотой человек. Он - братан".
      К братану на хату Шеф приводил и Коротю с Муркой Мусабаевым. Однажды у него побывал и я.
      Шефа не было дома две недели. Я позвонил Мурке Мусабаеву, и поиск мы начали с визита к Меченому.
      В квартире Омарова кроме крашенных табуреток, железной панцирной кровати и стола ничего нет. На столе алюминиевая, переполненная бычками, пельница, раздербаненный на куски кирпич серого хлеба.
      - Где Нуртас ? - спросил Мурка.
      - У Балерины. - сказал Меченый.
      У себя дома Омаров другой. Уверенный, заносчивый.
      - Что еще за Балерина?
      - Томка. Жена Мастера.
      - Мастер кто?
      - Ты его не знаешь. Воришка. Сейчас у Хозяина.
      - Ты понимаешь, что Нуртасу надо завязать с бухлом? - спросил Мурка.
      - Ему надо на работу втыкаться, - глядя в сторону ответил Меченый.
      Ты погляди на него. Все знает, все умеет. Он не считает, что Шефу с бухлом нужно кончать.
      Через три дня Шеф пришел домой. Собрал вещи и уехал в Балтабай строить коровник. Поработал с месяц, приехал свежий, загорелый. Привез для Гау трехнедельного козленка.
      - Травку ему рано есть, - предупредил Шеф. - Поите его молоком.
      Дал маме деньги. И про нас с Гау не забыл. Выделил по четвертаку и скрылся на неделю.
      Я вынес козленка во двор, ребятня облепила детеныша. Забыв о словах Шефа, не предупредил малышню. Они, конечно же, позаботились о козленке, покормили травкой. На следующий день детеныш околел.
     
      Я прошу у неба:
      Все или ничего!
      Умка вошла в полосу исканий. Пришла к Ситку и сообщила: "Я развожусь с мужем". Причины развода трагические. Ей не нравится, что по дому супруг ходит в трусах и что при стирке мужниных носков у нее болит голова. На мигрень она жалуется давно и до сих пор не догоняет, что не от стирки мужских носков у нее поднимается давление.
     
      Выпадет первый снег,
      Первый несмелый снег.
      Вспомним мы парки Мехико...
      Про "Мимино", которого мы с Гау посмотрели зимой, в "Литературной газете" известная кинокритикесса написала, что Валико Мизандари пора бы и повзрослеть. Тридцать пять лет, отмечает "Литературка", не тот возраст, когда еще дозволено пребывать в мальчиках. Киновед считает: раз положено взрослеть, - значит надо взрослеть. Главный вопрос фильма - почему Мимино горит желанием выпрыгнуть из летящего над Европой самолета? - критик обошла стороной. Может она и впрямь поверила, что Мизандари жаждет вернуться к овечкам в Сванетию?
     
      Не думай о секундах свысока...
      Кул Аленов говорит, что в кандидатской диссертации главная глава - первая. Мы курим, Кул делится опытом:
      - Братан, от соискателя требуется владение предметом. В первой главе как раз и проверяется умение рассуждать, анализировать состояние вопроса, ставить задачу.
      Правильная постановка задачи облегчает жизнь соискателя - не надо лезть, куда тебя не просят.
      Здесь главное, чтобы вопрос, который задает себе вопрос диссертант не выглядел искусственным, надуманным.
      Для журналистов привычным задавать известным людям вопрос "Если бы у вас была возможность прожить жизнь заново, - как бы вы ее прожили?".
      "Упоминавшаяся уже пьеса "Биография" была написана Фришем не только после главных его романов, но и в качестве некоего к ним дополнения. Лейтмотивы трилогии, воплощаясь в фигурах театрального действа, обретают наглядность примера. Ход авторской мысли при этом чуть спрямляется, зато явственнее проступает ее суть. Оттого пьесу "Биография" мыслимо использовать как путеводитель по диковинной стране фришевского романа.
      Эпиграфом к "Биографии" служат слова Вершинина из чеховских "Трех сестер": "Если бы начать жизнь, которая уже прожита, была, как говорится, начерно, - другая - начисто! Тогда каждый из нас, я думаю, постарался прежде всего не повторять самого себя...". Пьеса Фриша, как водится, развивает, развертывает мысль эпиграфа, но не столько ради ее подтверждения, сколько ради опровержения.
      Некто Кюрман получает право поставить над своей жизнью "вершининский эксперимент". Ассистирующий ему с этой целью Регистратор поясняет: "Чего не позволяет действительность, то позволяет театр - менять, начинать все заново, репетировать иную биографию...". Однако с какой бы точки прежней своей жизни Кюрман ни начинал, он снова и снова попадает в старую, наезженную колею...
      Выходит по Фришу, все заранее предопределено? Да, в какой-то мере. Но не в духе жесткого социального детерминизма. Регистратор так толкует причину кюрмановской ошибки: "Видите ли, вы соотносите свои поступки не с настоящим, а со своими воспоминаниями. В этом все дело. Вам представляется, будто благодаря своему опыту вы уже знаете будущее". Итак, корень зла как в среде, так и в самом Кюрмане. В игру вступает непростая диалектика взаимоотношений между его личностью и окружающей действительностью.
      Скажем, Регистратор не возражает против того, чтобы попросту вычеркнуть неудавшийся брак с Антуанеттой Штайн, считать его как бы несостоявшимся. Однако в этом случае "не состоялся" бы и сын героя Томас, что равносильно убийству. И Кюрман отбрасывает такой вариант. В конце концов, у него не получается никакой другой жизни, кроме той единственной, что была реально прожита.
      Та биография, которой Кюрман недоволен, которую хотел бы изменить, есть проекция его социальной роли, насилующей, подминающей под себя личность. А то, что он хотел бы реализовать, - утопия, нечто вроде чистой биографии личности. Однако в самой кюрмановской неудовлетворенности ролью, в кюрмановском против нее мятеже, в его настойчивом желании утвердить попранную свою индивидуальность есть указание на основной конфликт, на главную болезнь века.
      Болезнь эта - амбивалентность, расщепление личности, нравственная ее шизофрения - одна из главных тем творчества Фриша.
      В другой его пьесе дон Жуан Тенорио, вопреки литературной традиции, не любит женщин. Он любит геометрию, то есть все ясное, определенное, точное, однозначное. Он хочет жить по законам разума, а не повинуясь прихоти чувств. Но обстоятельства сильнее его: "Всему миру известно о моих подвигах, - вздыхая, говорит герой, но мало кто проник в их смысл".
      Дмитрий Затонский. "Проза Макса Фриша". Предисловие к трехтомнику М.Фриша.
      Нам кажется, что чеховские герои особенны тем, что они, все как один, проморгали свой шанс. Про какой шанс речь? Кому вообще и почему выпадает шанс? Все мы только и делаем, что сожалеем вслух сожалениями об упущенном, и опять же говоря словами одного из чеховских персонажей "дело надо делать", - про какое дело толковище? - вроде как трудимся, но внутренне понимаем все это - далеко не то. Если сопоставить заявки детства на план жизни и то, чем мы занимаемся во взрослой жизни, то жизнь после семнадцати напоминает попытки напрочь позабыть про детские наброски.
      Жизнь моя вошла в спокойное русло, менять в ней ничего не хочется. Антон Павлович с насмешкой писал про одного из своих персонажей: "Ему казалось, что бог его любит". Что говорить. Было. Бог или кто еще неизвестно неведомый, но после 7 октября 1977 года и мне мнится, что тот самый невидимый меня любит и никогда не позволит куда-нибудь крупно вляпаться.
      "Кровь и пот"
      За поставки индийского чая отвечает доме Валера. В последнее время с чаем помогает знакомая бакалейщица с Зеленого базара. За чаем папа поехал в начале одиннадцатого, обещал вернуться часа через два. К обеду он не вернулся и откуда-то позвонил.
      - Чай взял... Я у Абдижамиля.
      С Абдижамилем Нурпеисовым столкнулся отец в трамвае. У писателя жена уехала на курорт и Нурпеисов повел папу к себе кормить тыквенной кашей.
      Абдижамиль Нурпеисов и Ануар Алимжанов недавно получили квартиры в новом доме для членов Бюро ЦК. Пятиэтажный дом для шишек, в котором вместо квартир на первом этаже стоянка для машин и место охраны, стоит в тихом месте на Тулебайке.
      Нурпеисов известный в стране литератор. Его роман-трилогия "Кровь и пот" переведен на несколько европейских языков, за него писателю дали Государственную премию страны.
      Трилогию прочитал я от начала до конца, позднее еще несколько раз перечитывал.
      - Мама, "Кровь и пот" - интересная книга. - сказал я.
      - Да ну, - пренебрежительно махнула рукой матушка. - Абдижамиль плохо написал про казахов.
      - Ты же не читала...
      - Не читала, - согласилась Ситок. - Но мне говорили... Абдижамиль написал, что казахи жили бедно.
      Кто о чем, а вшивый о бане. Я не обратил внимания на то, как у Нурпеисова описан быт рыбаков Арала. Роман о революции, гражданской войне.
      - "Кровь и пот" настоящая литература, роман мирового уровня.
      Казакпайский подход матушки в оценке книги меня не удивил.
      - Шкандай уровень Абдижамильде жок, - раздраженно спорила мама, - Роман перевел московский еврей. Он поднял Абдижамиля...
      Трилогию Нурпеисова перевел неизвестный мне Юрий Казаков. Ну и что? Абая кто только не переводил, на русском назидания и прочие откровения мыслителя еще больше обрастают казакпайством. Значит, Казаков тут ни причем.
      У Нурпеисова есть что переводить.
     
      " Блуждающие звезды"
      Зяма навещает нас часто, Фая приходит в институт от случая к случаю. За водкой ходим с Зямой в "стекляшку" на Муратбаева. Продавцом в винно-водочном Люба Аржанова, жена зямкиного приятеля. В Любе ничего выдающегося, но что-то заставляет приглядываться к ней.
      "Теплая краюха"
      16 июля 1978 года.
      У подъезда на лавочке папа и мама.
      - Балам, поздравляю. У тебя родилась дочь. - Отец расцеловал меня.
      Дочка? Наперед загадывать не загадывал, но в тайне я ждал сына.
      Вечером пришли Бекен Жумагалиевич и Балия Ермухановна. Отец Гау протянул мне вырезку из "Недели" со статьей Януша Корчака о воспитании детей.
      Серик Бутбаев пригнал с завода женщин-маляров. Они в три часа побелили комнату к прибытию дочки.
      Прошли сутки после возвращения Гау с ребенком из роддома и я позабыл, как несколько дней назад расстраивался рождением девочки. Как с ней хорошо! Доктора покорила певица Дагмар Фридерик из Фридрихштат паласа. Из-за него и прилипла к дочке кличка Дагмар.
     
      "Сорочинская ярмарка"
      Чем хороши сплетни? Тем, что помимо того, что они лучший повод к общению, они еще и подтверждаются.
      - Прошел слух, будто Шевченко его зять. И когда все это случилось, его вызвал к себе Андропов. После допроса в КГБ у Кулакова и остановилось сердце. - сказал отец.
      - Не такой уж он и старый. Шестьдесят... Самый молодой член Политбюро. - Нурлаха почесывал нос.
      Заместитель Генерального секретаря ООН Шевченко попросил политическое убежище в США. Должность его в ООН равна посту замминистра иностранных дел. Секретарь ЦК КПСС Кулаков его тесть? Или это утка?
      То была утка.
      Кто придет на место Кулакова?
      Две недели назад папа побывал в Кокчетаве. Здешний первый секретарь Обкома партии Оразбек Куанышев его земляк. Он устроил Валеру в люкс правительственного санатория в Боровом, организовал прогулочный вертолет. Встретился отец и с братом Абдулом. Дядя жил в частной развалюхе. Валера попросил Куанышева сделать квартиру брату. Первый секретарь обещал выделить дяде двухкомнатную квартиру в новом доме к Новому году.
      Первый секретарь Талды-Курганского Обкома партии Сакан Кусаинов тоже папин земляк. Несколько лет Кусаинов руководил Тургайской областью и помогал сыну дяди Абдула - Нурхану по службе, сделал его председателем Амангельдинского райисполкома.
      Отец вернулся из Кокчетава удивленный: "Там меня уважают, дома - за человека не считают".
      Папа вновь полетел в Кокчетав. Теперь уже со мной. Встречали Нурлаха и Тулеген. Тулеген - родственник Кульшат, майор областной милиции. Он друг Сатыбалды. Последний написал книгу про его знаменитого по области предка. Как уже отмечалось, программа-минимум "Деньги, почет, слава, квартира" сыном папиного учителя в основном выполнена. Кроме Госпремии Сатыбалды получил и звание народного писателя. С деньгами и квартирой у него тоже полный порядок. Что до той, кто по ночам слушала тезисы программы-минимум, то с ней Сатыбалды развелся и женился на другой любительнице литературы.
      Нурлахины заметки о денежном обращении время от времени выходили в "Казахстанской правде". Может поэтому, а может потому, что Нурлаха фантазер, но родичи Кульшат говорили: "А что Нурлану? Он же писатель".
      - Слушай, какой ты писатель? - спросил я Нурлаху.
      - Собираюсь написать книгу.
      - И долго думаешь собираться?
      - Вот сяду и напишу. Пока веду дневник.
      "Сяду и напишу". Артист. Почему человека одолевают думы о писательстве? Лев Толстой писал, что всяк из нас преисполнен стяжания славы. Слава писателя тоже преходяща, но она намного притягательней известности ученого, артиста, передовика производства, она устойчивей. Почему, возможно, и вызывает уважение простых людей.
      Почему Нурлахе нельзя помечтать о писательстве? Я ведь тоже когда-то хотел стать писателем. И тоже только ради того, чтобы удивить других. "Писать я не умею. - думал я, - Этому нельзя научиться. В науке, - здесь тоже не мешает признаться себе, - я, даже если защищу кандидатскую, мне суждено остаться рядовым пехотинцем. Что делать?".
      Папа устроил меня в Дом отдыха на озере Щучьем и улетел домой.
      ...За день до отлета домой меня позвал дядя Абдул. Каждый видит то, что видит. Шеф сильно преувеличивал, говоря о том, как сильно похож дядя на нашего отца. Похож мало. Зато я узнал, почему Нурлаха трепло. Таких невозможных трепачей, как дядя Абдул я еще не встречал.
     
      Глава 30
     
      Забери Солнце со мной...
      Всякому овощу свое время. Три года назад Фая раздобыла для меня на одну ночь "Мастера и Маргариту". Раздобыла после того, как я рассказал ей, как Саша Фиглин, сосед по каюте, потратился на валюту в Хельсинки из-за романа Булгакова.
      За одну ночь мне не осилить книгу. "Мастера и Маргариту" прочитал за ночь Шеф. Прочитал и ничего не сказал.
      Наутро я вернул книгу Фае. Она спросила: "Понравилось?".
      - Ниче.
      - Я тоже думаю, что ничего.
      Впервые о романе я узнал из интервью Клаудии Кардинале "Советскому экрану" в середине 60-х. Что конкретно говорила Кардинале о романе подзабылось, помню только, что рассказывала, будто долго находилась под впечатлением.
     
      "Буран"
      Тахави Ахтанов - директор книжной палаты и обещал взять отца к себе заместителем.
      Умер Гали Орманов. Дядя Гали и все остальные Ормановы нам не родственники, но ближе, чем они в 40-х и начале 50-х у нас никого не было.
      В августе скончался и Раха, муж Маркизы. Мамина подружка льет слезы в два ручья. Женщин не поймешь. Раха драл Маркизу как сидорову козу, а она зачернилась в скорби. Любовь штука непостижимая. Вполне могло случиться и так, что если бы Раха бил Маркизу посильнее, то она вообще бы не перенесла вдовьей доли.
      Пока то да се, папа съездил в дом творчества "Переделкино".
      - Знаешь, чем измеряют живые классики успех писателя? - спросил по возвращении из дома творчества отец.
      - Чем?
      - Количеством переводов на зарубежные языки. Встречают друг друга на аллейке и спрашивают: "На каких языках тебя за границей читают?".
      В Переделкино отец ни с кем из живых классиков не познакомился. Для переводчика из провинции они недоступны. Папа много беседовал с татарским прозаиком Баширом Гумеровым, журналистами Еленой Кононенко и Яном Островским. Они люди пожилые, особенно Кононенко. Имя революционерки и журналистки Елены Кононенко, говорил отец, до войны известно было всей стране. Ее и попросил папа дать имя для Дагмаренка.
      Ян Исаакович Островский в свое время писал о цирковых артистах, работал несколько лет в "Литературной газете".
      Два дня до отлета из Москвы папа жил в его квартире.
      - Ян шустрый старик... С утра с ним мы бегали по магазинам. Если бы не он, я бы не привез домой пять килограммов индийского чая.
     
      "Принцесса на горошине"
      Несколько лет с мясом в Алма-Ате плохо. В магазинах очереди за тощаком по семьдесят копеек за кило. В магазинах для участников войны и персональных пенсионеров баранины полагается по два килограмма в неделю.
      Мы не травоядные, вполне себе плотоядные и хотим мяса. Свинину казахи не жалуют. К свиным делам нас приобщает Доктор.
      - После второго курса на целину ездили с нами казачата дятлы. Можешь себе представить, отказывались от свиных окороков, - говорит, делая бутерброд с салом, Доктор. - Я х... к носу прикинул и говорю им: "Правильно, не ешьте свинину, а нае...йте сопли в рот".
      Руфа рассказывал, что Шафик Чокиноввич в командировки всегда берет с собой кусок жирного казы.
      - Хорошо ездить с академиком по командировкам. - говорит Руфа.- Обком машину выделяет, везде все берем без очереди.
      Два раза Руфа летал с директором в Целиноград. Вечерами в гостинице играл он в преферанс с Чокиным, Каспаковым. Играет в карты Сюндюков безжалостно. Раза три не пожалел он и Чокина. Каспаков отчитывал Руфу:
      - Ты что делаешь? Разве можно обыгрывать директора?
      - Интересно вы рассуждаете. Зачем тогда играть?. - удивился Сюндюков.
      Чокин на собрании к 60-летию Октябрьской революции рассказывал о голодном детстве.
      - Казахи до революции жили плохо... Сами посудите... Утром - мясо, в обед - мясо, вечером опять мясо... Господи, боже мой! Куда это годится?
      Актовый зал КазНИИ энергетики эстетически загоготал. Директор недоуменно посмотрел на товарищей в президиуме торжественного собрания, окинул взглядом впереди сидящих.
      - Я что-то не так сказал?
      Народ опять развеселился. Кто-то с заднего ряда крикнул: "Все так! Шафик Чокинович! Дальше рассказывайте!".
     
      "Иду на грозу"
      Руководитель группы лаборатории огнетехники Фанарин десять лет участвовал в полупромышленных испытаниях кивцэтной плавки. За что имеет несколько авторских свидетельств. Плавка КИВЦЭТ - кислородно-взвешенная, циклонно-электротермическая - осведомленными людьми расшифровалась еще и так: "Какой идиот выдумал эту технологию? Ответ: Цигода". В самом деле, предложил и разработал КИВЦЭТ для плавки медного концентрата металлург Цигода. Плавка внедрена на Глубоковском металлургическом комбинате, год назад разработчиков выдвинули на Государственную премию СССР. По положению о госпремиях удостоенных должно быть не более двенадцати человек. От нашего института на премию претендовал Юра Фанарин. Все остальные места заняли командиры из института металлургии, ВНИИЦветмета, с Глубоковского завода.
      Юру из списка выбросили.
      Фанарину под сорок. В работе копуша, по повадкам крестьянин, к водке равнодушен, любитель поболтать с нашим Руфой о политике, истории, евреях. О последних рассуждает почти как Умка, но со знанием предмета. В остальном - на уровне "мы не простаки".
      Юра Чокину не сват, не брат, но из-за него Шафик Чокинович на Президиуме Академии наук поднял бучу: "Если не оставите в списке Фанарина, я обращусь в отдел науки ЦК КПСС". Шум вокруг кивцэта без того и так стоял - в списке на Госпремию не оказалось автора разработки - Цигоды. Изобретатель из Казахстана уехал, жил во Львове и оттуда слал в ЦК, в газеты копии авторских свидетельств, оттиски статей - доказательства того, что представленные кандидаты на премию кандидаты ни по каким признакам не причастны к КИВЦЭТу.
      Цигоду не уговаривали замолчать, с ним поступили проще - на его жалобы никто не обращал внимания.
      Ходили разговоры, что безобразие с Цигодой произошло из-за младшего брата Кунаева. Аскар Кунаев работал директором института металлургии и президентом республиканской Академии наук. Два года назад его провели в член-корреспонденты Союзной Академии и теперь, чтобы подкрепить его притязания на действительного члена Академии требовалась нечто более существенное, нежели статьи и монографии. По положению в академики АН СССР избираются ученые, обогатившие науку трудами не просто мирового значения, а, если не ошибаюсь, прорывного уровня. Далеко не все лауреаты Ленинской премии могли пробиться в действительные члены. В случае с младшим братом Кунаева годилась любая зацепка, достаточно для него и Госпремии.
      К переработке медных концентратов плавкой КИВЦЭТ младший брат Кунаева отношения не имел - Аскар занимался ванадием. О чем и сигнализировал Цигода. Что конечно простительно, ежели представить, как он мог разгневаться. Но это была ошибка. Если бы автор не упоминал в жалобах о главном хвостопаде, его может быть, подумав, и включили в список.
      Шеф проработал в институте металлургии несколько лет и говорил, что Аскар Кунаев мужик широкий. Близкие к нему люди также свидетельствовали: "Аскар доступный парень, не выпендривается". Что заставляет хороших людей присваивать чужие труды? Какой в этом кайф?
      Чокин человек сверхосторожный, никогда не прибегал к угрозам. И то, как он пообещал дойти до ЦК КПСС, подействовало: Фанарина в премиальный список вернули.
      "По-моему, еще никто в республике досконально не исследовал феномен казахской интеллигенции в первом поколении. И напрасно. Весьма любопытная тема для опытного наблюдателя, имеющего привычку называть вещи своими именами.
      Разумеется, я далек от того, чтобы именовать интеллигентом человека по признакам просвещенности или рода занятий. Надо помнить, что интеллигентность, как категорию, казахи заимствовали. По первородству интеллигентность в бывшем Союзе принадлежит России. Издавна с ней в русском народе связывали меру доброты русского человека, дар сопереживания всему тому, что получило в обиходе название мягкотелость. Не будучи сословным понятием, а именно отражением душевных качеств человека, с чьей-то нелегкой руки, в России к интеллигентам стали присоединять прослойку более или менее образованных людей, которых среди лекарей, учителей, телеграфистов, инженеров, техников и прочих до революции находилось немалое число".
      Заманбек Нуркадилов. "Не только о себе".
      Кто знает, тот скажет: Шафик Чокинович просто так ни одного лишнего движения не сделает, шаги свои он всегда просчитывает, на рожон не лезет.
      Чокин тоже лауреат Госпремии. Но не страны, - республики. По-человечески он вроде и не должен вставать в позу из-за Фанарина. Тогда почему он поднялся на защиту руководителя группы?
      Во-первых, он ничем не рисковал. За отсутствием в списке Цигоды у двенадцати номинантов сильной увереннности в моральной правомочности не могло быть. У них у всех при любом упоминании фамилии первопроходчика кивцэтной плавки, как пить дать, в одном месте наблюдался, хоть и небольшой, но определенный жим-жим. Не один директор КазНИИ энергетики мог об этом догадываться.
      Во-вторых, Фанарин сотрудник нашего института, и Чокин, справедливо считая Казахский НИИ энергетики своим детищем, присуждение премии своему сотруднику с полным основанием мог отнести к достижениям института, и рост послужного списка коллектива - личной заслугой.
      Пять лет назад Володя Семенов говорил, что Чокин не интеллигент. Володя сын попа и знал, о чем говорил. Шафика Чокиновича со всеми мыслимыми натяжками добреньким не назовешь.
      Фая тоже безоговорочно признает в Чокине незаурядную личность, но в интеллигентности директору, так же как и Володя, отказывает. К ней стоит прислушаться.
      Семенов красиво говорит. Он хоть и поповский сын, но Володе все по фигу, и гребет он исключительно и только под себя. Поповщина у него сама по себе, а он сам по себе.
     
      Глава 31
     
      Давай сейчас его вернем,
      Пока он площадь переходит...
      Я быстро забыл, что сделала для меня и всей нашей семьи Гау. Тут еще матушка поволокла на Балию Ермухановну, задела Гау и Нуржика. Теща не осталась в долгу: "Чья б корова мычала... У самой двое сумасшедших сыновей, а критикует чужих детей...".
      Бекен Жумагалиевич при ссоре не присутствовал, но сказал Гау, что ее маме не следовало так говорить. Претензии копились. Я как будто ждал повода и встал на сторону Ситка.
      Папа неделю с давлением лежал в больнице и позвонил мне.
      - Вчера приходил Бекен... - Он протянул мне, перетянутый шпагатом, сверток из плотной бумаги.
      - Что это?
      - Екимжан принес два блока "Филипп Моррис".
      - Спасибо.
      - Мы с тобой никогда не говорили по душам... Все надеялся, что ты сам все поймешь. Ты не прекращаешь пить, а я лежу по ночам и не могу уснуть. Думаю о том, что будет после моей смерти с больными детьми. - Папа остановился у елки. Мы прогуливались по территории больницы. - Ты послушался нас, слава богу, наконец, женился. Родилась дочь. И распоясался. Ладно, со мной ты можешь не считаться. Но любовь к своей матери не освобождает тебя от обязанности думать своей головой. Согласен?
      - Согласен. Но папа... С чего вы взяли, что я с вами не считаюсь? Я ...
      - Сейчас не об этом. Я хочу, чтобы ты понял, какой золотой человек Бекен. Твоя жена чистая... Ты же ей хамишь, разрушаешь семью...
      - Пап, вы не все знаете.
      - Знаю или не знаю, - это мелочи. Потом я знаю твою мать, тебя. Может уже поздно говорить, но ты должен знать: если мужчина мелочен, он не человек. Понял?
      - Понял.
      - Балам, прошу тебя - будь умным.
      - Хорошо, пап.
      - Вот ... еще возьми. - Он вложил в мою ладонь три рубля.
     
      Душа обязана трудиться,
      Держи ее, злодейку, в черном теле,
      И день, и ночь,
      И день и ночь!
      У Жаркена Каспаковича голова большая. Не такая большая, как у Симашко или Маркизы, но все равно мама говорит, что такие головы бывают только у сверхумных ученых.
      Каспаков пришел к нам домой с женой в новой югославской тройке.
      На кухне переговаривались Гау и Доктор.
      Я похвалил научного руководителя:
      - У вас замечательный костюм.
      - М-да... - Жаркен Каспакович распахнул пиджак.- Смотри, тут кармашки, и тут кармашки...
      Жена Каспакова почуяла каверезность и заметила: "Что ты как маленький? Еще подумают, что у тебя только один костюм".
      Жаркен соскочил со стула и выбросил вперед растопыренную пятерню:
      - Дома у меня пять костюмов!
      Папа не без ехидцы протянул: "Молодец". И строго посмотрел на меня. Мол, прекращай издеваться над пьяным человеком.
      - У меня есть тост. - Я встал с рюмкой водки. - Не знаю, имею ли я право вслух говорить о мечте, и поймете ли вы меня, Жаркен Каспакович, но я...
      - Говори, - разрешил научный руководитель.
      - Я мечтаю стать таким же красивым и умным, как вы, Жаркен Каспакович.
      Папа озабоченно потер лысину, вздохнул. Мама ничего не поняла и одобрительно зацокала языком. На кухне примолкли Гау с Доктором.
      Язык мой - враг мой.
      Жаркен молчал секунд пять.
      - Но для этого ты должен много работать! - Он треснул кулаком по столу. Зазвенели вилки, ножи, повалился на скатерть бокал с вином. - Надо работать! День и ночь! День и ночь!
      Уф, алла. Пронесло. Папа смотрел в тарелку, мама прошла к Гау со словами: "Оказывается твой муж умеет хорошо говорить тост". Кухня отозвалась смехом Гау и Доктора.
     
      Аленький цветочек
      Олежка Жуков любит песню "Колорада ярмарка", а Юра Фанарин всю дорогу поет: "Маленький волшебник белой розы...".
      Маленький врошебник белой розы заглянул с известием в комнату:
      - По радио передали: папой избран поляк.
      - "Матка бозка остромбазка", - прокомментировал решение кадрового вопроса в Ватикане Хаки.
      - Не матка бозка, - уточнил Юра, - а пся крев получилась.
      - В Ватикане денег, как грязи. - заметил Муля.
      - Как тебе новый премьер-министр Англии? - спросил Фанарин Руфу.
      - Ты про Тэтчер? Ниче.
      "Тут вновь подошел Киндзюлис".
      - Ее еще и трахать можно. - вставился Шастри.
      - Да ну. - поморщился Руфа. - В ней что-то крысиное.
      - Точно. - согласился Фанарин. - Англичане на морду страшные.
      После Госпремии Юра переключился на исследование горения.
      Что нам известно о горении?
      По легенде Прометей серьезно пострадал за факт передачи огня людям. Как нам объясняла историчка в пятом классе: боги ничего не дают людям даром, на Олимпе считали, что кто-то должен платить по счетам.
      Горение - процесс самопроизвольный. Стоит лишь поджечь, а дальше только успевай дровишки подкладывать.
      Юра разъяснял нам на пальцах:
      - Горению предшествует взрыв. Большой или маленький. Глядите, как мы зажигаем спичку. Трем серную спичечную головку об, обмазанную той же серой, спичечную коробку. Инициируем небольшой взрыв.
      По ЦТ в "Международной панораме" выступает политический обозреватель "Известий" Александр Бовин. Он предрекает:
      - С избранием на папский престол кардинала Войтылы костел может взорвать Польшу.
      Как там насчет костела - надо еще посмотреть, только учительница Надя Шевелева из "Иронии судьбы" взорвала порядок в семье Лала Бахадур Шастри.
      Марьяш прессует мужа из-за Барбары Брыльски. Стоило Нурхану при очередном повторе фильма произнести: "Чудесная женщина эта Барбара Брыльски!", как тут же получил от татарчонка дуршлагом по голове.
      - А-а, тебя уже и на полячек потянуло! Пусть эта Брыльская только приедет в Алма-Ату, - я ей сделаю!
      Шастри то ли нравится, что его ревнуют к Брыльски, то ли сам поверил, что с артисткой у него может что-то получиться.
      Когда Марьяш наведалась в институт с жалобами на актрису, то Хаки и я не преминули заняться диверсионной работой.
      - Ты за Нурханом в оба гляди, - предупредил я Марьяш, - Может Барбара Брыльски с ним уже переписывается.
      - Да,. да... - подхватил Хаки и напомнил. - Знаешь, полячки маленьких любят.
      - Почему? - Марьяш обратилась в слух.
      - Маленькие они порочные. Полячкам только порочных и подавай.
      Муж и жена - одна сатана. Марьяш раздула ноздри точь в точь, как Шастри и закричала:
      - Маленьких любят! Порочных ей подавай! Развратница!
     
     
      Будет людям счастье,
      Счастье - на века!
      С коммунистической бригадой,
      Мы снова вместе - впереди!
      Со знаменами предприятий-победителей социалистического соревнования на сцену театра Лермонтова выходили знатные люди Советского района. Жаркен Каспакович привел меня с собой на слет передовиков.
      "Сегодня мы не на параде, а к Коммунизму на пути...". Поддатый Каспаков притопывал ногами в такт маршу коммунистических бригад. Без приглашения прошел на сцену поздороваться с секретарем Советского райкома партии директор гостиницы "Алма-Ата". Поздоровался и остался на сцене.
      - Этот везде вперед лезет, - проворчал Каспаков, огляделся вокруг и сказал. - Пошли в буфет.
      В буфете хлопнули по сто пятьдесят шампанского.
      - Твой отец просит, чтобы я тебя в партию протолкнул, - икнул шампаневичем Жаркен Каспакович.- Я ему говорю, ваш сын годами не платит комсомольские взносы, на него жалуется Нуркин (секретарь комитета комсомола института), ни в какой общественной работе не участвует. Как такого толкать в партию?
      Я недовольно напомнил.
      - Нуркин не говорил вам, кто стенгазету оформляет?
      - Ты это... брось. Подумаешь, нарисовал к празднику портрет Ленина и все что ли?
      - Нуркину нравится, как я рисую Ленина. Сам-то он, какую работу ведет? Поручения раздает и у знамени Победы фотографируется.
      - Хватит! - парторг КазНИИ энергетики строго посмотрел на меня. - В тебе много желчи. Ты знаешь об этом?
      - Так точно.
      - Что значит, так точно? У тебя нехорошая привычка подкалывать.
      - Простите, я больше не буду.
      В парткабинете поменяли стол, за которым проходят заседания партийного бюро института под рукодством Жаркена Каспаковича. Событие может и малозаметное для партийного актива КазНИИ энергетики, но во всех смыслах достойное быть отмеченное на должном уровне.
      Каспаков вызвал женщин из лаборатории. С ними на второй этаж спустился и Хаки. Врезанный с утра.
      - Обмойте стол! - бросил клич секретарь парткома.
      Хаки с комсомольским энтузиазмом поддержал Каспакова.
      - Девки, ну-ка давай по рублю!
      Ташенев слетал в магазин. Принес пол-литра "Русской", на закусь - кильку в томатном соусе. Хаки открывал пузырь, Каспаков смотрел на Ташенева и пыжился.
      Промедление с отходным маневром в сентябре 1941-го стоило войскам Юго-Западного фронта под командованием генерал-полковника Кирпоноса гибели командующего, выходу танковых соединений генерала Гудериана на оперативный простор, сдачи врагу Киева.
      - Хаким! - сказал Каспаков. - Когда пить перестанешь?
      - А вы когда перестанете пить? - генерал Гудериан бросил в прорыв танковую дивизию СС "Тухлая голова".
      - Что-о-о?! - опешил Жаркен. - Ты как со мной разговариваешь?
      - Разговариваю так, как того вы заслуживаете, - передовые части танковой армады Гудериана охватывали сходящимися клиньями зазевавшиеся с отступлением войска Кирпоноса. - Имейте в виду: будете и дальше так пить, вместе в ЛТП ляжем.
      "Майор в пыльной гимнастерке подошел к начальнику оперативного отдела штаба Юго-Западного фронта.
      - Товарищ полковник, что будем делать с пленными? Впереди у нас бои в окружении...
      - Что, майор, возьмем грех на душу? - с хитрой улыбкой посмотрел на офицера полковник Баграмян и бросил короткое: "Выполняйте!".
      Х.ф. "На Киевском направлении". Производство киностудии имени А. Довженко, 1969.
      - Прекрати! - пресек воспитанника Казанского танкового училища парторг и принял единственно верное, в возникшей неразберихе с контролем и управлением подчиненных войск, решение. - Наливай!
      - Хаким, ты забыл, как я тебе помог получить квартиру?
      - Вы врете! - на плечах противника танки и мотоциклеты врага входили в предместья столицы Советской Украины. - Квартиру дал мне Чокин, а позвонил ему дядя Жумабек.
      Каспаков замолчал.
      Квартиру Хаки получил в феврале. За два часа Шастри, Муля, Руфа, Серик Касенов, Даулет и я перевезли вещи и отметили новоселье, чем бог послал.
      К четырем часам дня все, кроме Руфы, были готовскими. После работы подтянулись Кэт, Таня Ушанова, Надя Копытова.
      Последним с поздравлениями пришел Саян Ташенев.
      Хаки сидел среди разбросанных по полу пустых бутылок и жмурился в блаженстве.
      - Пятнадцать пузырей раздавили. - обрадовал брата генерал Гудериан.
     
      Однажды в Америке
      Оснований утверждать, что политическая жизнь меня более не увлекает, нет, но нет и прежнего, какое наблюдалось лет десять назад, волнения. Чтобы принимать события в стране и мире близко к сердцу нужны причины личные. Я поостыл и уже догадываюсь, что политика - дело молодых. За десять лет много чего произошло, и вполне возможно, подумывал я, события в стране и мире, если и достойны внимания, то не столь пристального, какое наблюдалось у меня много лет назад. Многое тогда я понимал буквально, но и время было другое, мне казалось, что мир стоит на пороге великих перемен.
      Всколыхнуть интерес способно из ряда вон выходящее событие.
     
      - Китаец спит?
      - Спит.
      - Пусть спит. Проснется - хуже будет.
      Никто и не заметил, как куда-то подевалась разрядка. Все произошло быстро, от эпохи детанта остались рожки да ножки. Сбывается предсказание Мао.
      "Алеет Восток".
      "Пользуясь положением маленькой страны, Вьетнам испытывает терпение Китайской Народной Республики...", - говорит китайское радио.
      Китайцы вторглись во Вьетнам. Продвижение китайской армии приостановлено в приграничной провинции Лангшон. Советское правительство распространило заявление, в котором призывает китайцев "остановиться, пока не поздно".
      Что происходит сегодня? Мао нет, но дело его продолжается. Китай, нагоняя страх на Советы, уверенно делает заявку на мировое господство. СССР теряет инициативу.
      В программе Би Би Си "Глядя из Лондона" выступает обозреватель Анатолий Максимович Гольдберг:
      "В своем заявлении Советское правительство призывает Китай остановиться, пока не поздно. Что означают слова "пока не поздно", в то время, когда идут ожесточенные бои в провинции Лангшон? Вне всякого сомнения, СССР впервые за много лет с времен Карибского кризиса сталкивается с необходимостью принять серьезное решение. Способно ли стареющее Политбюро принять такое решение? На что в кризисные моменты истории в первую очередь должно опираться принятие поворотного в судьбе мира решения? Прежде всего, на моральный дух общества, общую атмосферу в стране...".
      Коммунистические убеждения по боку, Советы требуют от Англии не продавать Китаю самолеты "Хэрриер". Война Вьетнама с Китаем вот-вот перерастет в войну СССР с КНР. В Иране свергнут Мохаммед Реза Пехлеви, из эмиграции возвратился аятолла Хомейни.
      Революция в Иране началась с поджогов кинотеатров, где показывали американские фильмы.
      Центр событий на планете перемещается на Восток.
      Чему быть, - того не миновать. Иначе, чего боишься, то и произойдет. Колдуэлл из апдайковсго "Кентавра" отвел человечеству на все про все 20 минут. Где в данный момент мы находимся?
      Почему нас ждет срыв "репетиции оркестра"? Тогда я полагал, что из-за самоотстранения Европы.
      Революция в Португалии не революция - эпизод, внесший путаницу. Много глупостей насочинял я про Европу. Она утратила непосредственность, ни за что не отвечает, смирилась с превращением в стороннюю наблюдательницу. Музею под открытым небом не нужны перемены.
     
      Легенда о Нарайяме
      Тахави Ахтанов сдержал слово и взял отца к себе на работу заместителем директора по общим (читай, хозяйственным) вопросам и прикрепил за ним микроавтобус.
      Шофера директора Книжной палаты зовут Шинали. Ему двадцать пять лет. Водитель Тахави Ахтанова маленький, незаметный. С ним мы несколько несколько раз - за чем, не помню, - куда-то ездили.
      - Устал я от Тахави... - жаловался Шинали. - Машину до ночи не отпускает... То к бабам отвези, то ждешь его часами у ресторана...
      - Ахтанов баб любит? - спросил я.
      - О! Еще как! - отозвался водитель и озабоченно заметил. - Он не замечает, как постарел... Я за ним в зеркало наблюдаю... Вижу морщины на шее, глаза потускнели...
      Наблюдательный шельмец. Такова лакейская жизнь - подсекать за хозяином.
      Незадолго до смерти Мухтар Ауэзов написал литературное завещание. Последний завет классика адресовался Тахави Ахтанову. Мэтр поручал заботам Ахтанова дальнейшую судьбу казахской беллетристики. Факт установленный и общеизвестный.
      Матушка долго не говорила, почему папа ничего не рассказывает об Ауэзове. Год назад вышли воспоминания Нуршаихова. В них дядя Азильхан подробно рассказал о приезде Мухтара Омархановича в Павлодар. Азильхан Нуршаихов, в то время собкор республиканской газеты "Социалистик Казакстан" по Павлодарской области, рассказал немного и о Валере. В частности, о том, как отец ухаживал за мэтром. Описал Нуршаихов и эпизод в районном клубе, где Ауэзов представил собравшимся Валеру известным писателем, работающим во славу советской литературы. Отец, писал дядя Азильхан, смутился, растерянно раскланялся. В то время папа еще не был членом Союза писателей, работал ответсекретарем газеты "Казак адебиеты".
      Словом, поднимая прислугу, классик поднимал и себя.
      Я прочитал воспоминания Нуршаихова и допросил матушку насчет классика.
      - Почему папа никогда ничего не говорит про Ауэзова?
      - Против твоего отца Ауэзова натравил А., - объяснила мама.
      "Та-ак... Значит, Ауэзов тоже любил сплетничать?". - подумал я тогда.
      ...Папа и Тахави Ахтанов выпили на субботнике, продолжать приехали к нам.
      Раньше Ахтанова видел я только по телевизору. Говорить он умеет. Да и вообще, кроме того, что сам по себе человек нестандартный, это еще, невзирая на наблюдения шофера Шинали, и интересный мужчина. Тахави писал романы, его пьесы широко ставились в казахских театрах. Не мудрено, что известный драматург вплотную курировал известных театральных актрис республики.
      Тахави и отец выпили по рюмке коньяка и смеялись.
      Зашел доложиться, что приехал за хозяином, Шинали. Папа пристал к шоферу:
      - Ай акымак! Насвайды корсетш!
      Шинали опустил голову и молчал.
      Ахтанов осоловело посмотрел на Валеру и тоже навалился на водителя:
      - Кимге айтвотар! Корсет Абекеге насвай!
      Тахави еще немного посмеялся и отпустил шофера. Мама уговорила писателя остаться. Только что она заложила в кастрюлю мясо и месила тесто для башбармака.
      Матушка знает как себя вести с гостями. Про Есентугелова она Тахави больше ничего не говорила. Расспрашивала мама директора Книжной палаты про знакомых западников. Разговор пошел и про Джубана Мулдагалиева, друга Тахави Ахтанова.
      Тахави улыбнулся и сказал отцу: "Абеке, помните, что я говорил вам про Джубана?".
      - Помню, - сказал отец.
      Месяц назад Ахтанов говорил отцу, что Мулдагалиев в поисках расположения Кунаева перешел границы приличия. Написал, мол, верноподданническую поэму про Первого секретаря ЦК, за что и получил Государственную премию страны.
      Папа передал разговор с Тахави маме. Ситок заметила: "Тиршлик керек емес па? Джубан оте жаксы жигит".
      Сам же Ахтанов в разговорах со своими называл Кунаева кунавсиком. Открытое пренебрежение Тахави к начальству, к подробностям быта, говорят, сказывалось и на его книгах. Есть у него чисто автобиографические вещи, так в них он, более всего не пощадил себя.
      У Тахави жена татарка, двое сыновей и две дочери, несколько внуков. Родом он из Актюбинска. Актюбинск - это казахский Запад. "Западники, - говорила мама вопреки помешательству на Есентугелове, - люди щедрые". Я согласен с ней. Отец моего юного кентяры Кочубея тоже из Актюбинска. Сам Кочубей пацан широкий, любит сорить деньгами.
      Есть еще одна примечательная черта у западников. Они, особенно гурьевские, отвязно-резкие. Нечаянно заденешь плечом гурьевского, тут же можешь по морде получить. Потом только начинается: за что? да извини, не разобрался. Кочубей хоть и не гурьевский, но детство у него прошло там. Набрался у местных тентеков. Чуть что - сразу в пятак.
      У Тахави был случай, когда он в Москве у ресторана "Пекин" ловил мотор. Таксист остановился и, увидев пьяного пассажира, отказался везти Ахтанова. Тахави рванул переднюю дверцу на себя и дал водиле по шее.
      Прибежал милиционер и Ахтанов спросил:
      - Для того я в сорок первом воевал под Москвой, чтобы разное говно меня не уважало?!
      ...Стемнело. Я вызвал такси и пошел провожать писателя.
      В ожидании мотора Ахтанов стоял рядом со мной на обочине дороги и осматривался по сторонам.
      - Когда-то в этом районе я жил,- сказал Тахави.
      - Сейчас где живете?
      - Э-э... - Ахтанов поднял высоко голову и не без важности сказал. - Сейчас я в центре живу.
      Во второй раз Тахави приезжал, не помню для чего, к отцу на полчаса. Стоявшую у подъезда "Волгу" директора книжной палаты заметила соседка Хорлан из второго подъезда и забежала к нам.
      - Дядя Тахави, как хорошо, что я вас поймала! - соседка зашла с картонной папкой под мышкой.
      Ахтанов молча уставился на Хорлан.
      Последние месяцы соседка проводила за сочинительством. Что она писала - рассказы или повестушки - не знаю, ей желалось, чтобы ее письмопись оценил большой писатель. Ахтанову и без того приходят немалым количеством со всей республики рукописи с просьбой благословить, еще лучше, замолвить словцо в издательстве или в редакции толстого журнала. Тахави молчал. Когда Хорлан заговорила о муках творчества, Ахтанов не сдержался:
      - Какие еще муки творчества? - недовольно спросил директор.
      Спросил так, как будто сам не знал.
      - Дядя Тахави! - воскликнула соседка. - Вам ли не знать о муках творчества!
      - Не знаю я ни о каких муках творчества! - отрезал Тахави. - Если бы такие существовали, не занимался бы литературой.
      Дом наш заселился в ноябре 71-го. Квартиры формально летом того года распределял местком, на деле - решал секретариат Союза писателей Казахстана. Папа как раз лежал в больнице и я видел, как его проведывал молчаливый парень в очках с курицей под мышкой.
      - Пап, кто это?
      - Борат, сын писателя М.
      Тот, кто пустил слух о причастности отца к распределению квартир, большой шутник. В какую-то значимость Валеры мог поверить исключительно невежественный, темный человек, и образованный сын классика на эту роль не подходил. Вполне возможно, оказывал он знаки внимания директору лифтонда на всякий случай: вдруг кто из секретарей Союза для проформы поинтересуется мнением отца.
      Суть вопроса не в этом. Борат к лету 71-го кроме того, что он сын своего отца, был известен как кандидат филологических наук, знающий восточные языки. Для предъявления прав на получения квартиры в новом доме кандидатской степени этого мало, к тому же филолог это почти уфолог и далеко не писатель, и даже не переводчик.
      Квартиру филолог получил как сын своего отца.
      Хорлан пять лет как разведена с Боратом. Близкие к ней люди говорили о Хорлан как о женщине со странностями. Ходили слухи и о том, что она лечилась в дурдоме. Внешне Хорлан не выглядела странной. Напротив, приветливая, интересная дама. Правда, после развода она несколько сдала, утратила свежесть. Но так бывает.
      Что ее подвигло заняться писательством? Скорее всего, думал я, развод с филологом. Помешало довести намерение до конца и стать писательницей ей то, что натура она увлекающаяся. Такие шумно и быстро начинают и при первой серьезной неудаче так же быстро складывают руки.
      Жаль. Женщина она умная, начитанная, с фантазиями. Из такой бы могла получиться неплохая писательница.
      Папильон
      В магазине "Прогресс" набрел на книжку Лексина "Экономика использования вторичных энергоресурсов". "Для удобства, - пишет Лексин, - все имеющиеся ВЭРы промышленного предприятия можно условно разделить на три группы: технически возможные, технически подготовленные и технически пригодные (реальные) к использованию вторичные энергоресурсы".
      Я уселся за стол и застрочил: "В развитие основных положений предложения Лексина для анализа сравнительной эффективнности использования ВЭР в утилизационных установках корректным было бы применять эксергетические к.п.д. УУ, соответственно к.п.д. технически возможных, технически подготовленных и реальных к использованию утилизационных установок. Данные показатели характеризуют совершенство энергоиспользования ВЭР по всей совокупности термодинамических параметров...".
      Исписал страниц двадцать и пошел на работу перепечатывать. Машинка свободна и к концу дня я отдал Каспакову первые, почти самостоятельные, измышления по теме диссертации.
     
      Хочешь? Я убью соседей, что мешают спа-а-ать!!!
      Квартиру в третьем микрорайоне папа поменял на однокомнатную в центре. Квартира на первом этаже, в одном доме с переговорным пунктом. Центр есть центр и местоположение удобное. Рядом ЦГ, ресторан "Алма-Ата", в ста метрах по диагонали Шарбану.
      Перевезли в квартирку полуразвалившийся диван, стулья, стол, кое-какую посуду. Сейчас в ней обитает Шеф с Балериной. Жену Мастера я так и не увидел. Одно известно, Тамара хорошая пьюшка.
      С Гау мы в ссоре. Дошло до того, что я уже выплачиваю алименты.
      Прошел месяц и я сказал папе: "Как вы смотрите на то, если мы с Гау поживем в в квартире Улана и Жантаса?".
      Шеф вернул ключи и я перевез Гау с Дагмар в квартиру на переговорном.
      Признание факта, что ты большой негодник, ничего не стоит. Особенно, когда оно дается тебе без труда.
      Насколько превратное представление сложилось у меня о самостоятельной семейной жизни я понял в первый после переезда вечер. Мне скучно, почему и захотелось вновь очутиться дома на Байзакова; я стал понимать, что не знаю, чего хочу. Понятно, не терпелось выпить. Но дело не только и не столько в выпивке.
      Гау трудно. Дагмар успела переболеть воспалением легких, еле избавилась от диатеза, Гау разрывалась на части, я пренебрегал тем, что имею.
      На следующее утро пришел Шеф. Принес курицу.
      Дагмар лежала раздетая, лупала по сторонам глазенками и сосала большой палец ноги. Шеф посмотрел на нее и засмеялся: "В кого она такая рыжая?".
      - Ты сейчас куда? К Меченому?
      - Сначала съезжу к Джону и Ситке, потом, наверное, к Меченому.
      - А-а...
      - А ты?
      - На работу смотаюсь. Вчера звонил Жаркен, просил зайти.
      Жаркен вызвал для разговора.
      - Я прочитал твою писанину. Ты меня удивил... Насколько все выверено, надо еще посмотреть, но основу методики ты заложил. Продолжай в том же духе.
      С Хаки пошли на стенд к Серику Касенову. В сейфе у Касенова бутылка водки и граммов двести гидролизного спирта. Зяма про гидролизный спирт предупреждал: "По чуть-чуть его еще можно принимать. Но увлекаться гидролизом опасно: во лбу от него возникают поперечные напряжения".
      Спирт отдает резиной, слегка сушит рот. Насколько опасно на него налегать, я еще не прочувствовал, потому, что, придя в квартиру на переговорном, понял: надо догнаться.
      - В субботу женится Талап, сын Шарбану, - сказал я Гау и предложил. - Пойдем поздравим тетушку.
      - В субботу и поздравишь.
      - В субботу не то. Не по-родственному.
      - Не выдумывай! Скажи просто: выпить хочешь.
      - Ничего не поделаешь, придется и выпить, но больше хочется сделать приятное Шарбану. Собирайся.
      - Только не долго.
      У меня привычка: на свадьбы родственников приводить кого-нибудь из друзей. Родственники из-за матушки ничего не говорят мне, но я по глазам вижу - не нравится им моя привычка. Я и сам понимаю, нехорошая это привычка. Только с кем-то надо пить на свадьбе. Лучше всего с проверенным на постоянной основе собутыльником.
      Я выпил две стопки водки и поставил в известность Шарбану:
      - В субботу приду не один. С кентами.
      - Что ты говоришь? - Шарбану сделала вид, будто не догадалась о чем речь.
      - Это традиция, - пояснил я. - Нарушать нельзя.
      - Не надо..., - тетушка включилась в игру.
      - Что значит не надо? - возразил я и налил себе еще водки. - Очень даже надо. Будете артачиться, так я вместо восьми человек приведу восемнадцать.
      - Ой бай! Ультерме!
      - Пока только восемь, - успокоил я ее. - Остальных еще не успел позвать.
      Гау не прислушивалась к разговору и рассеянно ковырялась вилкой в тарелке. Казай, муж Шарбану - напротив, прислушивался к разговору с тревогой. В гостях у них сваты, которым не полагается знать о специфике внутриродственных отношений.
      Между тем Шарбану сильно переменилась в лице.
      - Прошу тебя, не надо...
      - Вы ставите меня в дурацкое положение, - я вновь наполнил рюмку. - Люди готовят поздравительные речи, чистят пиджаки, гладят брюки, подбирают галстуки... И тут я им: простите, тетушке жалко для них ящика - другого, водочки... Меня не поймут. С моей стороны это выглядело бы голимым оппортунизмом! Решено! И не просите.
      - Ой бай! Ой бай! - У Шарбану научно-технический прогресс на лице. Если раньше у нее глаза бегали как новогодняя гирлянда, то теперь перемигивались лампочками с пульта ЭВМ "Минск -22".
      - Никаких ойбаев. Я же вижу, вам приятно, что свадьба Талапа благодаря моим кентам обещает стать заметным событием в жизни общественности города.
      Я перегнул палку. Даже если Шарбану и не поверила, что налет армян на водокачку состоится в заявленном мной количестве, то в любом случае она перепугалась.
      - Ладно, пошутил я.
      - Алла сактасын. - с облегчением выдохнула тетушка и заулыбалась.
      Казай тоже обрадовался и поспешил на балкон за водкой. Шарбану подсела к Гау. Я снова налил, выпил.
      "Шарбану тетушка неплохая, - подумал я, - только время от времени ей надо напоминать о том, как я ее люблю". Поначалу я не обращал внимания на ее разговор с Гау. Когда до меня стал доходить смысл некоторых ее слов, я обратился в слух.
      - Потерпи еще немного, - в полный голос говорила Шарбану. Гау молчала. Тетушка увлеченно продолжала. - Сколько ей еще осталось? Терпи... Зато тебе все одной достанется.
      О ком это она? Когда до меня дошло, то первые две-три секунды я не знал что делать и молчал. Хотелось плакать.
      Я медленно поднялся.
      - Жаба! - заорал я. - Да я тебя, ...!
      Возникла потребность перевернуть ее поганый стол. Я еще что-то кричал, Шарбану суетилась, хлопала глазами: "Что я такого сказала?". Непонимающе смотрела на меня и Гау. Если и жена не соображает, то я, мама, все мы пропали.
      - Шарбану ждет твоей смерти. - На следующий день за обедом я рассказывал Ситку о поздравлении к свадьбе.
      Матушка опустила глаза и ничего не сказала.
      - Почему ты молчишь?
      - Что говорить?
      Мама меня удивляла. Не в том дело, что для нее не новость, что Шарбану ее враг, а в том, что она не злилась.
      - Она твоя родная сестра!
      - Ну и что?
      - Как ну и что? Мама, я ее прибью!
      - Не связывайся. Она несчастная.
      - Ты что несешь?! У Шарбану полная жопы радости!
      - Все равно она несчастная.
      Я не сказал матушке о поведении за столом Гау. И не знал, что Шарбанка поспешила рассказать дяде Боре, что я угрожал ей убийством.
      Мама при перебранке ставила на место недруга воздушными плевками. Спрашивала: "Сен ким сын?" и имитировала плевок без плевка - "Тьфу!". Сейчас, когда она узнала, что Шарбану учит сноху жить ожиданием ее смерти, ни плевка, ни сожаления.
      Вообще же, мелочь пузатую, осмелившуюся затевать против нее интриги, в ее обычаях было просто напугать и тем ограничиться.
      - Ауле подлеста тупикка жверу керек, сонан гийн шайтанга кетсин. Паленын аулак жру керег.
      Сейчас бы Шарбану в самый раз в тупик загнать.
     
      Глава 32
     
      ...И возвращается ветер
      Американцы проводят испытания крылатых ракет. К цели они летят со скоростью среднемагистрального пассажирского самолета. В программу полета крылатых ракет закладывается рельеф местности, на небольшой высоте ракета огибает естественные препятствия, что делает ее неузвимой для ПВО противника...
      До Книжной палаты Ахтанов несколько лет редактировал литературный журнал и охотно переводился московскими писателями. Одним из переводчиков Тахави Ахтанова был и Василий Аксенов.
      В "Иностранке" в переводе Аксенова опубликован роман Доктороу "Рэгтайм".
      Рэгтайм, рэг-тайм... Время рэга. "Под звуки рэгтайма, - писал Алан Доктороу, - Америка входила в ХХ век...". Писатель как будто бы намекает: рэгтайм - полетное задание для Америки. Это не просто танец, мелодия не сочинена, она прострочена на машинке, пробита на перфокарте. Законченная пьеса для механического пианино. "Шаг-влево, шаг-вправо, - приравнивается к побегу".
      Насколько неуязвимы США, шагнувшие танцующей походкой под звуки рэгтайма в ХХ век? В чем соль плана ее судьбы, которая отперфорирована на картонке?
      ...Хутор в предвечерье. Солнце, наполовину закрытое облаками. Плетень, густая, в человеческий рост, трава, кустарники, деревья. Режиссер обошелся без музыки. Только шум ветра. Поначалу еле слышный, постепенно, с нарастающим присвистом, ветер занимает все видимое пространство, сгибает деревья, приводит в волнение траву. Мало-помалу проклевывается беспорядочная мелодия. Не мелодия, - неясный затакт. Затактные ноты дробятся, рассыпаются. Как это у него получилось? Ветер у Тарковского не стихия, ветер у него одушевлен. Все бы хорошо, но у плетня появляется Солоницын и все портит. Он объясняет Тереховой, что к чему, после чего пропадает загадка.
      Ядерный гриб, толпа хунвэйбинов на Даманском, солдаты, толкающие перед собой в слякоть артиллерийскую пушку, закадровый голос читает стихи ... Один из персонажей зачитывает книгу пророчеств о России, в кадре снятое в рапиде обрушение декоративной штукатурки. Штукатурка падает и падает... Более всего в "Зеркале" Тарковского не дает покоя падающая с потолка штукатурка.
      Какая связь между штукатуркой и ветром?
      У Тарковского жизнь выстроена через прошлое, настоящее и будущее, которое состоится и без присутствия главных героев. Герои у него обозначены пунктиром, сами по себе они не запоминаются, представлены так, как будто они - антураж, часть натуры, павильонного интерьера.
      Кроме штукатурки и ветра в "Зеркале" у Тарковского втемяшилась сцена на болоте из "Иванова детства". Разведчики пробираются в тыл противника и возвращаются обратно мимо повешенных на дереве красноармейцев. Жути в "Ивановом детстве" помимо висельников и без того хватает. Для чего тогда режиссер подкачивает нагнетто? Повешенные красноармейцы служат напоминанием?
      О чем?
      Известный критик в то время писал: "Главные персонажи Тарковского - пространство и время. Режиссер обуреваем задачей сходимости прошлого и будущего в настоящем".
      Но прошлое и будущее всегда сходятся в настоящем.
      Скорее всего, тот, кто так писал, писал так для того, чтобы что-то написать. Легкомысленно искать смысл там, где его меньше всего должно присутствовать. Под смыслом мы подразумеваем нечто заранее предопределенное, завершенное. Хоть и думаем все мы об одном.
     
      "Сержант милиции"
      Недолго музыка играла. Доктор развязался и уволился с работы. Шарамыжничает с проводницей по имени Надя, дома не показывается. Про Надю мне известно больше, чем про Тамару Балерину. Она младше Доктора на четыре года, у нее здоровенные документы, работает в поезде сообщением "Алма-Ата - Рубцовка", имеет дочь-старшеклассницу.
      Скоро с шабашки должен вернуться Шеф.
      Мой однокашник Пила выбил анкету, вступил в партию, поработал завотделом в райкоме комсомола. Порешил делать партийную карьеру. Полтора года назад призвался замполитом в армию, службу несет в нескольких километрах от города, на семидесятом разъезде.
      - Месяца два назад видел Шефа в парке панфиловцев. Он купался в бассейне с какими-то ханыгами, - рассказывал Пила. - Не сразу узнал его, Шеф на себя не похож, похудел...
      Пила не первый, кто удивлен в каких компаниях видит Шефа. Для Пилы, кто с кем ходит, имеет значение. Для меня тоже.
      Для Шефа же баре бир.
      В квартире Меченого проходной двор. В разговорах Шефа с Меченым по телефону мелькают клички "Сорок пятый", Лелик, Пантелей. У Омарова Шеф пропадает неделями. Возвращается черный, исхудавший. Отлеживается, отъедается и читает скопившиеся за его отсутствие газеты, журналы. Пауза между запоями составляет примерно месяца полтора.
      ... - Тетя Шаку сказала, что ты подал на развод. Это правда? - спросил Пила.
      - Правда.
     
     
     
      "С экранов телевизоров на голубых огоньках народ приветствовали космонавты. Эдита Пьеха пела "Дунай, Дунай, а ну узнай..., Людмила Зыкина затягивала долгую, как жизнь, песню про то, как "Издалека долго течет река Волга"...
      Сквозь плотные кордоны и треск радиоприемников к нам прорвались битлы. Отходил в лучший мир незатейливо вихляющийся твист, на смену диссонансному року пришла гармония мыслей и чувств... Это мы поняли позже, что такой случай выпадает раз в столетие, когда гениальность двух лидеров совпала с единым чутьем и вкусом всех четверых...
      Феномен гения в искусстве не поддается рациональному толкованию. Гениальность в музыке обретается в мире иррациональных понятий, символов, которые любого человека наедине с собой пугают, страшат своими непривычностью и непонятностью, что усиливает томление сердца и одиночество души. Существо гениальности как раз и состоит в том, что исторгая из себя легко и свободно, одолевающую его иррациональность, носитель божьей милости дает всем нам возможность на минуту-другую вырваться из плена одиночества с бесхитростным восклицанием: "Боже, как хорошо!".
      Молодежь жила помимо битлов и предчувствием перемен. Советы еще не вторглись в Чехословакию, венгерская трагедия 56-го понемногу забывалась, коммунистическая идея справедливости стараниями Мао обретала новых сторонников, в предместьях Гаваны проходил тренировку отряд бывшего Президента Национального банка Кубы Эрнесто Че Гевары.
      Идеи Мао шагали по планете. Революционные мысли, облеченные в простые, понятные всем формы, находили отклик не только у обездоленных жителей Америки и Африки, но и, что самое поразительное, и у пресыщенной утехами цивилизации западноевропейской богемы. Как бы там не рассуждали политологи, учение о Мировой революции основывается идее праведности, сострадании к угнетенным братьям, в то время как буржуазная мораль оставляет мало места простым человеческим чувствам, а производственные отношения при капитализме и вовсе выхолостили истинный смысл человеческого бытия.
      В Германии, Италии, Франции стали возникать кружки юных маоистов. Здесь набирались на свой лад ума-разума будущие лидеры красного террора Ульрика Майнхофф, Томас Баадер, заглядывал на огонек сюда знаменитый иррационалист Пазолини...
      ...Вдали от глаз и ушей простого народа развернулась кампания против антисталинистов. Интеллигентский шум после выхода в "Новом мире" "Ивана Денисовича" поутих, но джинн был уже выпущен из бутылки. Давно уверовавший и утвердивший себя на роль духовного спасителя России, Солженицын ввязался в схватку с властями. Сам факт возникновения явления Солженицын, признание властями насущной необходимости препираться с идеологическими последователями неистового антисталиниста, говорили о многом.
      Для обывателя сие служило свидетельством бесполезности, никчемности гражданского противоборства с режимом, для сильных духом, напротив, это означало, что власти в расерянности, ежели так всерьез и близко к сердцу восприняли антисталинисткие выпады от чего и стали кучно бить наповал зародыши инакомыслия.
      Многие, особенно из тех, что постарше, сомневались в стойкости Солженицына. Писатель по определению в общем-то человек трухлявый, не способен долго держаться под натиском сатанинских слуг. Ведь те же Ахматова, Зощенко, Пастернак и те не выдержали, сломались. А были они художники слова не чета рязанскому учителю физики. Сомневающиеся в железобетонности Солженицына не учли одного: Александр Исаевич был по внутреннему своему содержанию гораздо больше политик, нежели писатель. А то, что истинно художественного в его опусах было незначительно, мало занимало как его тайных единомышленников, так и его официальных оппонентов.
      Любой политик всегда, сам того не ведая, находится под надежным покровительством сатанинских сил. Именно дьявольский искус во что бы то ни стало расквитаться с обидчиками позволяет им сколь угодно долго держать бойцовскую стойку, какой бы степени ожесточенности не приняло бы характер противоборство с другой сатаниснской стороной. Сатанинское изобретение - борьба до последней капли крови - нравится мирянам, потому как она щекочет нервы как аттракцион мотогонки по вертикальной стене...
      Как изощренный слуга дьявола, Солженицын ввел таки власти в искушение, вызвал на себя, казалось бы, всесокрушающий огонь партийной пропаганды, заставил считаться с собой. Хотя, строго говоря, иного выхода у властей вроде бы и не было. Но с другой стороны, власти демонстрируя рутинерскую неразворотливость, по причине необоримой принципиальности не смогли опуститься до того, чтобы элементарно перекупить на свою сторону неугомонного фрондера.
      Не думаю, что среди средних по должности клерков из ЦК КПСС, а среди них было немало по-настоящему рассудительных специалистов, не нашлось бы такого, кто бы не мог предложить тому же Суслову или Демичеву поставить на Солженицына дьявольскую приманку, соблазнившись которой писатель непременно попал бы в капкан разочарования отечественной и зарубежной культурной элиты. Вероятнее всего идея сыграть на слабости Солженицына существовала среди интеллектуальной обслуги ЦК КПСС. Не предложили они ее из опасеняи прослыть в глазах начальства беспринципными вояками идеологического фронта.
      Сыграть они могли на явной слабости, которую ни власти, ни поклонники фрондера не принимали во внимание. На бросающееся в глаза несоответствие уровня политических заявлений и деклараций писателя со значимостью в художественном понимании его произведений. Как мастер слова Александр Исаевич и тогда был слаб, и позже прибавил немного. Понимал ли сам писатель, что он далеко не Шолохов и не Федин? Наверняка. И верно посмеивался над властями, обратившими огонь по ложному обозу. Потому-то характер его крепчал еще сильнее по мере того, как режим отвечал на его наскоки все так же без выдумки, не сходя с места с истоптанной вдоль и поперек классвой позиции, в сущности, не заботясь о результативности контрвыпадов. Отстрелялись в газетах и доложили по начальству: все, мол в порядке, всыпали контрику по первое число.
      Опаснее врага может быть только дурак. Власти и вели себя по дурацки, раздувая общественную значимость Солженицына, своими руками возносили его на литературный пьедестал. Сам же писатель, может быть неосознанно ощущая свои слабости как литератора, должен был от схватки к схватке брать на тон, на пол-тона выше, еще больше провоцируя ЦК и КГБ на на необдуманные, опрометчивые решения. Это было на руку писателю. В этом было его физическое спасение, в этом он нашел путь к своему восхождении. Он переиграл дряхлеющий режим, но, по видимому, остался при сокровенном понимании собственной несостоятельности, как литератора".
      Заманбек Нуркадилов. "Не только о себе".
      Казнь Альдо Моро принесла "Красным бригадам" проклятия обывателя. Покончила с собой в тюрьме Ульрика Майнхоф. "Литературка" писала о Майнхофф с сочувствием: "Талантливая женщина не нашла себя, увлеклась Мао Цзе дуном...".
      "Как правильно подметил один умный человек, все люди делятся на две категории: на тех, кто делит людей на две категории, и тех, кто не делит. Так вот все люди, я бы даже сказал - все народы, делятся на две категории: на тех, кто сортирует, и тех, кто его не сортирует.
      Из тех, кто сортирует мусор, рождаются фашисты. Потому что люди и нации, которые сортируют мусор, более всего ценят порядок. ...Фашизм - это в сущности гипертрофированная любовь к окончательному порядку.
      Из тех, кто мусор не сортирует, рождаются террористы. Потому что люди и нации, которые мусор не сортируют, больше всего ценят справедливость...
      Между тем сам факт наличия мусора доказывает, что в мире не существует ни справедливости, ни порядка...
      Советская пропаганда придумала гениальную метафору - "свалка истории". Все гениальные метафоры имеют свойство становиться буквальными. Теперь слова "свалка истрии" можно писать без кавычек. Мы с вами - все поголовно - скоро можем очутиться на одной общей свалке истории. Стать мусором на мусорке. Бытовыми отходами природы".
      Семен Новопрудский. "Свалка истории". "Известия", N 189, 2003 г.
      Думая об Ульрике Майнхоф, на ум приходит Умка. Пришлась бы она ко двору в компании ультралевых? При высоком уровне владения теорией научного коммунизма Умка остается кабинетной марксисткой. Ей далеко до Веры Засулич. Засулич человек действия, вдобавок покусительницу на жизнь генерала Трепова подстрекали товарищи по революционной работе. У Умки товарищи, как по работе, так и вне ее, сплошь и рядом соглашатели, плохо воспринимающие ее в роли реальной комиссарши. Ведь примерно как рассуждал Афанасий Полосухин: "Ты сначала определись, кто ты есть. Жанна Прохоренко или Жанна Д`арк? А уж потом действуй по обстоятельствам".
      Третьего не дано.
      "Бабы - дуры". - говорил Саян.
      Руфа не возражает, но добавляет:
      - Они мстительные и вероломные.
      У Сюндюкова милая и добрая жена, хорошая и красивая мама. Где в таком случае он поднабрался знаний женской души?
      Руфа родился и вырос в Алма-Ате, закончил 56-ю школу и электрофак сельхозинститута. Мама у него татарка, преподавала в школе русский язык, любит готовить балеш и чак-чак. Отец оказахившийся татарин, профессор-сельхозник.
      Руфа предостерегает молодежь:
      - Бабы сильнее мужиков. С ними лучше не связываться... Никогда не издевайтесь над женами. Для мужиков это всегда плохо кончается. Они не забывают об унижениях и когда-нибудь обязательно отомстят.
      При всем своем здравомыслии Руфа - утопист.
      Утописты - идеалисты, люди чести. Это намного важнее содрогания, в какое они часто ввергают близких.
     
      Что было, то было,
      Того уж не вернешь.
      О, пане, панове,
      Любви нет ни на грош...
      С Шастри ездили не только по командировкам. Побывал я с ним и в Боровом. .
      Дом отдыха "Ботагоз" в двух шагах от железнодорожной станции, в сосновом лесу, у озера Щучье. Отдыхающие с утра собирают грибы, на балконах солят к зиме на закусь грузди.
      Теплое выдалось лето 79-го в Боровом. Отдыхали там не только пожилые грибники. В нашем с Шастри корпусе поселились две прехорошенькие женщины. Вера из Москвы и Фатима из Семипалатинска.
      Вера примерно моего возраста, или чуть помоложе и она из Москвы. Приехала отдыхать к Щучьему озеру с дочкой пяти лет. Привезли ее на белой "Волге" из кочетавского аэропорта - стриженные затылки - местные кэгэбэшники. Стриженные затылки суетились, спрашивали Веру не надо ли чего еще, обещали проведать через два дня.
      Вера уклонялась от ответа о роде занятий, но неосторожно обмолвилась о знакомстве с адьютантом Брежнева генералом Рябенко. После того, как проскочила фамилия адьютанта Брежнева, расспросы сами собой прекратились.
      Она и без брежневского генерал-адьютанта интересная, сдержанная, умная женщина. Дочка у нее - чудо с большими бантиками. С ней мы гуляем, катаемся на лодке, удим рыбу. С ее ладно хорошенькой мамой я не догадался куда-нибудь прокатиться. И это при том, что она охотно общается со мной.
      И все из-за Фатимы.
      Фатиме двадцать лет. Она студентка мединститута, высокая и стройная, играет в баскетбол. Она тоже не могла не нравиться. Семипалатинск никак нельзя назвать дырой, если в нем живет столь обалденная татарка, как Фатима.
      Она изящно подсаживалась ко мне на скамеечку:
      - Что будешь после обеда делать?
      - О, Шемаханская царица! Во имя тебя, после обеда можно и на Эверест сбегать!
      Она смеялась. Поначалу я думал, что за ее смехом кроме смеха ничего и нет. Мне не верилось, что ее глаза, цвета нежнейшего щербета, способны обещать мне, крокодилу, перспективы полного взаимопонимания и тесного сотрудничества. Потому с неумолимой беспощадностью я развлекал ее.
      Шастри наблюдал со стороны.
      - Ты ей нравишься. - сказал он.
      - Хреновину порешь.
      Мне неприятно его соглядатайство. Занялся бы он лучше собой.
      - Я же вижу.
      - Что ты видишь? Для тебя достаточно какой-нибудь бабе улыбнуться, чтобы предать дело партии.
      - Говорю тебе: я все вижу. Она клеится к тебе.
      Я и сам начинал кое-что видеть, догадываться. Фатима, как и Вера, радовала глаз. Но это еще ничего не значит. И дело тут не только в моей малохольности. И не в том, что обе они, по-моему, не заслуживали легкомысленного с собой обращения. Они сильно, очень сильно, нравились, мне а я все тянул и тянул.
      И дотянулся.
      Я увлекся и рассказал при Фатиме несколько анекдотов про татар. Она поняла так, что против татар я ничего не имею, но анекдоты о специфике татарских женщин - намек в ее сторону и, перестала замечать меня.
      "Молодая, с чувственным оскалом".
      Фатима не пришла проводить меня к автобусу. Пришла Вера.
      Я разговаривал с ней через окно и сожалел о том, как переборщил с анекдотами. Я искал глазами Фатиму.
      Что до Веры, то она воспитанная, с чутьем разведчицы, женщина. Она возможно и поняла, что я не только идиот и пустомеля. И если бы она чуток знала историю моей жизни, хотя бы на данный отрезок времени, то наверняка согласилась бы с тем, что мало, до обидного мало, такой, как она, женщине, просто нравиться кому-то.
      Надо еще и...
      Надеюсь, понятно.
      В чьей власти наши желания? Чтобы капитально разобраться с этим - опыта у меня с гулькин нос. Но то, что сердцу не прикажешь, то это точно и на все времена.
      Будет ли у меня когда-нибудь что-то? Неужели я, по сути, ничего и, не изведав, так ничего и не узнаю?
      В самом ли деле, я перегорел до срока?
     
      Вставай проклятьем заклейменный...
      Секретарь ЦК КПСС Горбачев переведен из кандидатов в члены Политбюро. Про него мне ничего не известно. Ничего не известно, но я мечтаю о временах, когда я буду работать у него помощником. Горбачев станет Генеральным секретарем ЦК и пригласит меня к себе. Когда это произойдет? Не знаю. Может вообще никогда. Он спокойно может застрять в дежурных секретарях ЦК КПСС на лет десять-пятнадцать, как это произошло с Кирилленко, Долгих, Катушевым.
      Мне хочется, чтобы к власти пришел именно он.
      Что я буду у него делать?
     
      Глава 33
     
      В каждой избушке свои погремушки
      Валера и Ситок полагают, что я переживаю из-за развода. Этого нет. Правда, иногда думаю о Дагмар, скучаю. Мама говорит: "Дочка вырастет и все поймет". Поймет, не поймет - это как вариант самооправдания. Тогда я ловил себя на мысли: "Так ли уж мне нужны дети, если в свое время я долго мечтал о ребенке, пусть о сыне, и все равно легко пошел на развод?". Привычка бросаться словами, даже наедине с собой, довела до того, что я уже не верю самому себе.
      О чем я думал тогда? Думал я о Джоне. До конца жизни ему не вырваться из дурдома. До конца жизни... Когда-нибудь он помрет в заточении от тоски. Скорее всего, он умрет раньше Ситки Чарли. Ситка, хоть и заболел намного раньше Джона, но он ходит домой, общается со здоровыми людьми. Как мы будем хоронить Джона? Что скажут люди? Они может ничего и не скажут, но подумают: "Спрятали с глаз долой сына и брата в сумасшедшем доме, а сами...".
      С недавних пор я боюсь ночных и утренних телефонных звонков. Особенно утренних. Иногда мне кажется, что телефон звонит по-разному. Иногда он негромко тренькает, иной раз звонок гремит так, как будто на пожар зовет. Поднимаешь трубку и убеждаешься, что робкий звонок означает, что ты кому-то срочно понадобился, а когда телефон громыхает, то лучше трубку не поднимать - звонит тот, от кого ты скрываешься.
      Но это ерунда в сравнении с тем, что когда-нибудь раздастся звонок из психушки и голос врача сообщит, что с Джоном случилась непоправимая беда.
      Именно предстоящая кончина Джона и была главным моим беспокойством. Как папа, мама, Доктор, Шеф, Ситка и я пройдем через его смерть?
     
      Милый, где твоя улыбка...
      Шастри продолжает называть меня братишкой. Умка прекратила считать меня своим родственником. Не хотел бы видеть в ней сестру, а вот товарища и друга по общему делу в лице Умки иметь не прочь. Хоть в ее любви к Карлу Марксу есть немало чего и неподвластного моим понятиям, но в то же время в ней много чего имеется и для того, чтобы тесное сотрудничество принесло плоды хорошего свойства.
      Походка у нее не отвечает природным данным. Она часто заваливается на ковыляние, иногда ходит и вовсе с опущенной головой. И это в то время, когда у человека столь образцовая попка, что поневоле, сама собой, должна возникнуть готовность забыть не только про политэкономию социализма, но и плюнуть на Карла Маркса.
      Умка никогда не выставляется перед подругами со своей красотой. Комплименты пропускает мимо ушей, любит, чтобы ее хвалили не за красоту, за ум.
      Об упущенных возможностях сожалеют, больше глядючи со стороны. Тот же, кто в свое время не подсуетился с использованием предоставленного ему шанса, чаще всего, по этому поводу не горюет. Что было, то было. Чего не было, то уже и не произойдет.
      Как-то Умка сказала: "Твоя беда в том, что ты не умеешь доводить дело до конца". Сказано, как следует понимать, не по причине моей пробуксовки с диссертацией.
      Я не орел степной, но, тем не менее, каким я был, таким и остался. Женитьба ничуть не изменила меня. Не робость сдерживала меня от ухаживаний за исследовательницей структурных сдвигов в промышленном энергопотреблении. Причин не перечесть. И главная - не моя мнительность и нерешительность. Мужчина чувствует не только сигналы, но и его интонации, которые как раз-то и менее всего обманчивы. Как я ощущал, Умка давала отмашку вовсе не потому, что я ей нравился как мужик. Как собеседник, - это да, возможно, она и не прочь была со мной трещать за жизнь хоть до утра. Чтобы всерьез оказывать ей знаки внимания с прицелом на будущее только потому, что она после развода оказалась на бобах - для самоуважения этого не только мало, но и, что там говорить, чересчур уж жалостливо.
      После развода она зачастила к нам домой. Разбежалась Умка с Мереем раньше меня на два месяца и представляет свой развод стартом в новую жизнь. Ей тоже не мешает думать, прежде чем что-то сказать.
      - Тетя Шаку, - заявила Умка, - Бектас спал с Карлушей.
      - Ты что? - откуда она узнала? - У меня с ней ничего не было!
      - Было-не было, - что тут такого? Не в этом дело. Вы начали друг к другу притираться. - Умка разговаривала на повышенных тонах. - Тетя Шаку, вы еще не все знаете.
      - Ой бай, что еще?
      - Эта татарка спала со своим братом.
      - Ой бай! Маскара!
      Время искать и удивляться. Умка хоть и агентство Синьхуа, но такие вещи на ходу не придумаешь. У Кэт есть брат Малик. Он живет с ней и Гапоном. Как можно спать с братом, когда рядом муж? Кэт бабец раскрепощенный, но чтобы до такой степени либерализоваться... Если это так, то сие чрезвычайно каверезно.
      - Ты ничего не знаешь! У нее есть двоюродный брат в Волгограде. Она сама рассказывала подружкам, что, когда ездила к нему, то вовсю с ним...
      Ох... Умка ежели даст прикурить, то даст. Теперь все ясно, источник утечки установлен. Кэт дружит со Спиртоношей, та параллельно общается с Умкой.
      - Ты рассказываешь страсти самурайские. Но это кузен... Так бывает.
      - Что, хочешь показаться хорошим?
      - Ты завяжешь или нет?!
      Матушка пришла мне на помощь.
      - Бектас не такой.
      Причем тут я? Знала бы мама, как я хочу быть таким. Мне противно, что я не такой.
      - Сама знаю, что не такой. Потому и предупреждаю.
      Разговор зашел о снохах. Неожиданно, то ли в шутку, то ли всерьез, Умка пробросила шайбу через красную линию: "Мены кельне алмайсыз?".
      Матушка автоматически парировала бросок:
      - Кудай сактасын!
      Умка не обиделась, засмеялась: "Шучу". Я ей не нужен. Ни как любовник, ни как муж. Кто ей в таком случае нужен? Неужто она влюблена в Ситка? Трудно поверить. Хотя не исключено, что уважение иногда перерастает в дочернюю любовь.
      Умка продолжает жаловаться на мигрень. Пожалуй, что я и не потяну на врачевателя мигрени, только раздразню и тем самым может и усугублю ее недомогание с головой.
      Правду сказать, ей нужен лось.
      Вообще-то Умка, как тогда представлялось мне, не больно-то годится для семейной жизни. Быстро увлекается, и так же быстро остывает. Полагаю, что ей назначены долгие поиски в бескрайних странствиях. Как и ее тезке из одноименного мультфильма.
      Через неделю она позвонила:
      - Я по делам в Каскелене. Дома буду завтра к обеду. Ты не заберешь мою дочку из садика?
      - Заберу.
      Я обрадовался. Умкиной дочке шесть лет, она умная, балдежная и, как уверяет молодая мамаша, со знаком качества. Умка недалека от истины. С Анарой интересно разговаривать. Дите рассуждает как взрослая.
      "Страшное имеет не только конкретно-историческое содержание, страшное - чувственно, оно имеет цвет ("красный неморгающий глаз"), имеет звук ("предательское постукивание"), то есть страшное живет не только в социальном опыте, но и в подсознании, связь между ними обнаруживается в моменты прорыва черно-белого экрана в цвет, немого экрана в звук. Контрапункт, о котором немало написано в связи с творчеством Эйзенштейна, есть в своей глубокой основе столкновение двух разных постоянно сливавшихся в его картинах тем: "Мост" и "Рок".
      ...На съемках "Бежина луга" (сцена убийства Степка), после того как раздался выстрел, мальчик, сделав несколько шагов во ржи, рухнул, режиссер подав команду "стоп!", разрыдался. Художник прощался со своим героем. И если такого рода переживание оставалось за кадром, это не значит, что его не было вообще, в кадре оно приобретает эпическое достоинство.
      Стиль - личностное выражение времени".
      Семен Фрейлих. "Беседы о советском кино". Книга для учащихся старших классов.
      ...Проснулся и похолодел: "Вчера я забрал из садика Анарку. Где она?".
      Выскочил в коридор и лоб в лоб столкнулся с, выходившим из ванны, Шефом.
      - Что с тобой?
      - Да это... Вчера я с собой никого не приводил?
      - Нет, - Шеф приблизил ко мне лицо. - А кого ты должен был с собой привести?
      - Ой, мамочки! Я потерял умкиного ребенка!
      - Какого ребенка?
      - Не пугай меня! Точно никого со мной не было?
      - Так нажрался, что ничего не помнишь?
      - Не помню.
      - Еще и чужого ребенка потерял, - он погладил меня по голове. - Молодец.
      Я зашел на кухню, опустился на стул. Надо позвонить Серику. Может он вспомнит, куда я дел ребенка. Та-ак... Пили на речке... Потом я пошел за Анаркой в садик. Помню, как я привел ее с собой на Весновку. Что дальше? Не помню. Наверное, ей надоело смотреть, как мы пьем и она убежала от нас. Ой-ей-ей... Где ее искать? Умка приедет к обеду. Что я ей скажу?
      - Ты куда?
      - Надо позвонить.
      - Никуда не звони, - Шеф взял меня за руку.- Ты влетел.
      - Не говори так, - голос мой дрожал.
      В этот момент дверь столовой распахнулась, из комнаты со смехом выбежала Анарка.
      - Ой! Нашлась!
      - Рано вышла, - сказал ей Шеф. - Надо было его еще немного помучить.
      Дочь Умки действительно убежала от меня. Я пришел домой никакой. Шеф ничего не знал про ребенка, но из Каскелена позвонила Умка и спросила, привел ли я ее дочь из садика. Шеф выскочил из дома на поиски. Нашел он ребенка в ста метрах от нашего дома, у газетного киоска.
      Анарка рассердилась на меня не столько из-за того, что я, Серик Касенов и Хаки напились, сколько из-за моих насмешек.
      Она пожаловалась своей матери: "Весь вечер дядя Бектас мучал меня. Пристал: "Покажи, да покажи, где у тебя знак качества". Умка постучала ей пальчиком по лбу и сказала: "В следующий раз, если еще какой дурак будет спрашивать, знай: знак качества у тебя вот здесь".
      Пока я спал пьяный, Шеф угорал от Анарки. Они играли в слова, за чаем Анарка рассказывала о внутреннем положении в детсаде, делилась взглядами на семейную жизнь.
      Умка и Шеф до этого ни разу не встречались. Мать Анарки тогда мне ничего не сказала про моего брата. Шеф не удержался от оценки.
      - А мать Анарки баба ничего... - сказал Шеф.
     
      Сибириада
      Помощник 1-го секретаря ЦК КП Казахстана Владимиров человек писучий. В год у Владислава Васильевича выходит по книге, в местном журнале "Простор" публикуются литературоведческие статьи. Ему сорок лет, по специальности филолог, до перехода в ЦК работал заместителем редактора "Вечерней Алма-Аты".
     
      "Плутовка из Багдада"
      В издательстве "Жалын" с отцом заключили договор на перевод романа Владимирова "Закон Бернулли". По отзывам читавших - книги у помощника Кунаева для хорошо подготовленного читателя. Что до занимательности, так те же прочитавшие свидетельствовали - книги Владимирова на любителя. Какие конкретные выгоды мог заполучить отец от перевода романа помощника 1-го секретаря ЦК предположить не трудно. Влияние у помощника есть, Владимиров запросто может звонить заведующим отделами культуры, пропаганды ЦК КПСС. По слухам, человек он надменный.
      Валеру не покоробило, что на известие о заключенном договоре Владимиров никак не отозвался. На первых порах достаточно и того, что издательство охотно включило в темплан перевод, а директор "Жалына" установил высшую ставку гонорара за печатный лист.
      Перед работой над "Законом Бернулли" папа взял отпуск в Книжной палате и на 24 дня переселился в санаторий "Казахстан".
     
      "В металлургии, в цветной особенно, колоссальным напряжением дается каждая тонна металла. Руда поступает на обогащение с содержанием свинца не более одного-двух процентов! Извлечение металла усложняется, увеличивается его себестоимость, а народному хозяйству нужно все больше и больше стального проката, меди, свинца, цинка. Тем более обидно видеть, как до сих пор мы расходуем металл. Сооружаются станки, оборудование, где только один процент нержавеющей стали работает против коррозии, а остальные девяносто девять захоронены в монолите.
      Эшелоны угля, мазута ежесуточно пожирает УК СЦК. Жертва в виде энергии современному Минотавру - промышленности - огромна. Сотни миллионов тонн топлива загружаются в жерла колосников доменных и шахтных печей, непрерывной рекой по раскаленным добела ЛЭП течет к трансформаторным подстанциям электричество. Промышленный Минотавр заглатывает энергию без передыха. Он набивает утробу самым лучшим и дорогим топливом - коксом, антрацитом, мазутом. Что не может переварить - изрыгает через заводские трубы уходящими газами, теплом готовой продукции и отвальных шлаков. Энергетическая диспепсия отдается потерями тепла через кладки печей, в циркулирующей воде, которой снимают высокотемпературные симптомы затянувшихся желудочных колик индустриального молоха.
      Современный Тезей - служба главного энергетика - блуждает в лабиринтах Минотавра не для того, чтобы прикончить его, а чтобы дать вторую жизнь продуктам несварения его гигантского чрева.
      ...Мне не везло. На второй, третий, четвертый день пребывания на комбинате никак не удавалось залучить Зоркова для приватной беседы: главный энергетик все время в бегах, в заботах. Зорков - человек деловой. А для делового человека очень важно сознавать, что слова у него не расходятся с делом. Комбинат сейчас дает больше половины всей выработки тепла за счет использования вторичных энергоресурсов (ВЭР). ВЭРы - это как раз та энергия, которую "отрыгивает" технологический процесс и которая ускользает через всевозможные лазейки от человека в космическое пространство.
      Сегодня человек стал понимать место энергии в его жизни. Осознание невозобновляемости органического топлива привело к пониманию того, что нефть, уголь, газ следует оценивать не только деньгами. Ватты, калории, джоули... Чаще других названия этих физических единиц мелькают на страницах печати. На их основе в нашем столетии синтезированы такие показатели, как энергоемкость, электровооруженность. Эти показатели по своему содержанию объективны. Ибо нет ничего объективнее в природе, чем сама природа. А ватты, калории, джоули - количественная суть природных явлений.
      Во всех странах подсчитывают, как далеко может уехать человечество на ископаемом топливе. Наши ученые в отличие от западных коллег, оценивающих размеры энергетической кладовой с полярных позиций, придерживаются в этом вопросе сбалансированного подхода. Суть его следующая. С одной стороны, на земле действительно имеются запасы топлива, измеряемые астрономическими цифрами. Но человек испокон веков брал и будет брать из кладовой природных запасов в первую очередь то, что ближе и легче всего ему взять. Теперь же, чтобы поставить на службу человеку, оставшуюся в недрах Земли энергию, необходима радикальная перестройка техничской базы во всех без исключения отраслях экономики.
      Много разговоров ведется вокруг альтернативных, иначе нетрадиционных, источников энергии, к которым относятся излучение Солнца, термальные воды, ветер и т.д. Альтернативная энергия - не самого лучшего качества (о качестве энергии можно судить по ее плотности в единице массы или объема, как это мы примерно делаем при оценке качества молочных продуктов - по жирности). Альтернативная энергия не в состоянии покрыть наши потребности не потому, что ее мало на Земле. Если перевести кванты солнечного излучения в уголь, то оказывается, что планета ежегодно поглощает около ста двадцати биллионов тонн "солнечного угля". Но плотность "солнечного угля" невелика и без фокусировки солнечную энергию не направишь в топку. "Солнечный уголь" надо ловить, преобразовывать, чтобы сделать более компактным, плотным. А чтобы уплотнить эти растворенные невесомые тонны Солнца, сколько нужно на Земле поставить солнечных ловушек, сколько под них освободить площади? Солнечные ловушки - коллекторы - пока изготавливаются из редких металлов, счет на Земле которым ведется на килограммы. С одной стороны, теряем сотни миллионов тонн самого лучшего, с высокой плотностью энергии, топлива, а с другой - пытаемся ловить считанные тонны "солнечного угля". Никто не спорит с тем, что альтернативные источники энергии - подспорье в разрешении проблемы века. Но только подспорье, а не большая энергетика.
      Об управляемом термоядерном синтезе говорят как о панацее разрешения энергетического кризиса. Однако термояд еще далек от практики. Человек должен, пока не подоспел на помощь термояд, научиться рачительно расходовать органическое топливо - основу развития материально-технической базы будущего. В противном случае не исключена ситуация, при которой уже обузданный термояд не сможет найти себе в будущем места для приложения его неисчерпаемого потенциала.
      Пока продолжается разработка альтеративных источников, пока физики моделируют термояд, всю основную тяжесть удовлетворения человеческих потребностей несет на себе органика: нефть, уголь, газ...
      Миллиарды тонн условного топлива производятся ежегодно в стране. Из них восемьдесят процентов потребляет промышленность. Но вот усваивает эту энергию индустриальный Минотавр из рук вон плохо. Чудовищная цифра потерь энергии - 900 миллионов тонн - говорит о непомерно большой жертве, которую мы приносим на алтарь нашего материального благосостояния.
      Не все эти потери по техническим соображениям можно отнести к ВЭРам. Но даже те ВЭРы, которые уже сегодня можно пустить в дело, способны заменить собою запланированный прирост добычи первичного топлива на этот год по стране".
      Бектас Ахметов. "Приложение сил". Из дневника младшего научного сотрудника. "Простор", 1983 г., N 11.
     
      На дальней станции сойду...
      М.н.с. Надя Копытова работает в институте с 1959-го года. Наде за сорок, она непосредственная и взрывная. Ни разу не была замужем, живет одна в однокомнатной квартире в микрашах. Почему осталась одна? В молодости за ней ухаживали, предлагали руку и сердце неплохие парни. Она ни какую.
      В начале 60-х Надю сильно напугала квартирная хозяйка, после чего она впала в длительное расстройство, на почве чего и заработала болезнь легких. Было, словом, не до замужества. С тех пор каждый год наша Наденька ездит лечиться в Крым, выздоровела она давно, но страх, пережитый в юности, нет-нет, да и сказывается: Копытова легко заводится, кричит.
      - Надя, не выходи из себя! Тебе вредно сердиться! - кричу я на опережение.
      Крыть Копытовой нечем, она смеется.
      Родом она из Шемонаихи Восточно-Казахстанской области. Говорят, живут там до сих пор кержаки. Надя не кержачка, но среди своих мило матерится.
      - Отдыхать поедешь в Алупку? - спросила ее Таня Ушанова.
      - Ага, в Золупку. Куда же еще?
      Надя математик, после института год преподавала алгебру и тригонометрию в школе. Если кому-то из наших приспичит изобразить в статье или в отчете что-либо заумное, то мы к ней:
      - Надя, подскажи.
      - Это элементарно, - она навскидку рисует на бумажке неравенство - память у нее великолепная. - Твоя задача может быть изображена так... - Поднимает голову, смотрит в глаза и просит прощения. - Что, не очень понятно? Извини. Тогда попробуем описать проще и понятней. Скажем, полиномом третьей степени Чебышева. Пойдет? Следи и запоминай.
      Кул Аленов склонен классифицировать Наденьку экстремисткой левого толка. И все потому, что Копытова говорит, что будто бы, по ее наблюдениям, тот, кто приносит ей огорчения, плохо кончает: или под машину попадет, или занедужит раком. Никто из нас всерьез не принимает результаты наблюдений Нади. "Не иначе Копытова шаманит, или обыкновенно запугивает". - сходится народ в единодушном мнении.
      С работы домой Копытову на москвичонке подвозит Сподыряк, заведующий лабораторией котельных установок. Надя женщина предельно разборчивая и ничего серьезного между ней и Сподыряком быть не может. Он не разбойник. Напротив, очень милый, умный старик.
      Забери Солнце с собой...
      Диссертацию не защитить без справки о внедрении. Внедрять наши рекомендации по модернизации обжиговой печи никто из работников свинцово-цинковом комбината не собирается. Не потому что на комбинате противятся новшествам, а потому что непонятно как можно присобачить к печи выводы типа "улучшить", "провести комплекс мероприятий по экономии топлива", "упорядочить расход шихты". Начальник цеха, мастера и сами знают, что надо бы улучшить и упорядочить, но в таком случае как тогда поступать с нашими рекомендациями? По хорошему, лучше не позориться и выкинуть их в корзину - по форме и содержанию они не отличаются от директив съезда партии.
      Я хочу защищать кандидатку по техническим наукам, то есть от меня требуется что-то вроде рационализаторского предложения. Но мало ли что я хочу? Любое техническое новшество должно приносить экономию материальных и денежных затрат. Шастри и я далеки от изобретательства и новаторства, но справка о внедрении нужна.
      Как быть - ума не приложу.
      Шастри, инженер Даулет и я в Усть-Каменогорске побывали дважды. Сняли температуры обжиговой печи на стенках, на сводах, из журналов рапортов сменных мастеров выписали сведения о расходе шихты, других реагентов. С такими сведениями возможно составление только руководящих указаний. Шастри говорит, что в принципе рационализаторское предложение придумать можно. Но это он так говорит. Он хоть в молодости и проработал в горячем цехе, но так и остался путаником.
      В начале декабря предстоит третья командировка в Усть-Каменогорск.
     
      Листает, листает, листает,
      Учебник физики листает на ходу,
      Не знает, не знает, не знает...
      Газеты домой приносят к обеду. Шеф любит посмаковать, потому первым прочитываю газеты я. Из всех изданий на первом месте у него "Советский спорт". В "Науке и жизни" он решает шахматные этюды мастера спорта Хенкина, кроссворды с фрагментами оставляет мне.
      - Отгадывай сам. Ты от них кайфуешь.
      Кроссворды с фрагментами в "Науке и жизни" действительно кайфные. Если удается разгадать половину кроссворда, поднимается настроение.
     
      "С какой же темой намеревался вернуться в режиссуру Лев Владимирович Кулешов?
      - У каждого человека, - сказал он, - кто бы он ни был, чем бы не занимался, в жизни есть момент, который оказывается счастливым. Конечно, каждый счастье понимает по-своему. Все зависит от склада натуры человека, его духовного запаса. Каждый человек неповторим, человечество многообразно. Искусство до сих пор исследовало многообразие горя, счастье как бы существует на одно лицо. Однако положительные эмоции не менее многообразны, мы же лишаем их драматичности и потому утрачиваем их неповторимую сущность. Счастье неуловимо в статике. В состоянии постоянного самодовольства оно не истинно и является привилегией нетребовательных к себе натур. Счастье есть момент. Оно есть выход из затруднительного положения. Но и в момент торжества это чувство всегда подстерегает опасность. Рядом с его покоем бродит тревога. Оно предполагет борьбу, оно результат борьбы. А может быть даже сама по себе борьба и есть счастье. Октябрьская революция и Отечественная война подтвердили это глобально. Какие тяготы и лишения перенесли люди, какие страдания пережили, но ведь буквально тысячи и тысячи в самой гибели своей находили счастье, этот трагический момент стал для каждого в отдельности высшим проявлением человеческой сущности. А сколько героического и какое сознание предстоит проявить еще человеку! Половина мира пока существует на началах зла и насилия. Капитализм извратил суть человеческих отношений. Безработица - дети становятся обузой, лишними ртами, семья - адом, - труд - насилием, машины - врагами, знания - злом. Парадокс состоит в том, что наказание приходит и к богатым, их бездуховность - тема многих картин прогрессивных кинематографистов Запада.
      ...Современное кино изменилось. Оно приблизилось к социальной реальности мира. Можно, например, оперируя исключительно документами, создать трактат о современном мире, и это будет одновременно и художественным произведением. Между образом и документом стал короче путь. Мой метод зиждится на двух принципах: монтаже и специально обученном актере. Но в данном случае мне нужен не актер, а документ. Я хочу смонтировать не куски игры, а куски жизни. Я рискую, потому что это для меня ново.
      Издалека я понимаю, что это было неизбежно. Новое часто поначалу кажется неправильным, пока не становится очевидной его необходимостью. Материалом фильма должна стать документальная летопись событий и жизни отдельных людей ХХ века".
      Семен Фрейлих. "Беседы о советском кино". Книга для учащихся старших классов.
     
      Ты всю ночь не спишь,
      А в окна твои ломится
      Ветер северный,
      Умеренный, до сильного...
      В шестидесятых Шефу нравились песни Станислава Пожлакова. Нравился брату композитор и внешне. "Какой парень!".- говорил он, глядючи в телевизор.
      Сейчас он не вспоминает Пожлакова
      Из небытия на "Голубом огоньке" объявился Иван Папанин. Полярнику исполнилось то ли восемьдесят, то ли девяносто, и он обратился к телезрителям: "Браточки и сестреночки!".
      Шеф расплылся в чистой улыбке.
      - Бек, Папанин хороший человек.
      По телевизору показывают "Берега" про абрека Дату Туташхиа.
      Шеф считает, что Чабуа Амираджиби высосал своего героя из пальца.
      - Какой из Туташхиа разбойник, если он никого не убил?
      Не совсем понятно. Если разбойник, то обязательно должен кого-то убить? Шеф утверждает: да, именно так. Бандюгана без мокрухи не бывает.
      ...Два часа ночи. Шеф и я сыграли в шахматы двадцать партий подряд. Шеф победил со счетом 18:2.
      - Все. - Я стал собирать фигуры.
      - Может еще сыграем?
      - С меня хватит.
      - Контровую?
      - Хочешь удовольствие растянуть? Лучше завтра. Спать давно пора.
      - Давай что-нибудь слопаем, - предложил Шеф.
      Вечером к маме приходила тетя Шафира с подругой. После гостей в доме всегда есть чем поживиться. Матушка спит. Из холодильника извлекли половинку вареной курицы, казы, морковный салат.
      - Сколько тебя учить? Задумал комбинацию, - обязательно подопри фигуру. - Шеф ест и не забывает указывать на ошибки. - Ты невнимателен. Сел играть, ни о чем постороннем не думай.
      - В Алма-Ату приехал гроссмейстер Васюков... Завтра он дает сеанс одновременной игры в нашем институте.
      - Васюков? Сыграй с ним один на один. Ему не мешало бы у тебя поучиться.
      - Ты балдеешь надо мной, а в институте я однажды играл на пузырь с ка мэ эсом и уделал его.
      - Что ты мне горбатого лепишь! - Мои успехи в шахматах на стороне вынуждают Шефа сильно морщить лоб. Он что-то вспомнил и сказал. - Совсем забыл... Сегодня днем видел Жуму Байсенова. Помнишь его?
      - Помню.
      - Ментом работает в Калининском РОВД.
      - Ментом?
      - Ментом.
      - Ты про Сайтхужинова слышал?
      - Который? Тот, что начальник уголовного розыска в Советском...?
      - Ага.
      - Слышать слышал, но не встречался. Знаю там только Аблезова.
      - Сайтхужинов племянник тети Софьи, матери Сейрана.
      - Ну и что? Посуду кто мыть будет?
      - Я конечно.
      Валялся я в кровати минут десять, начал уже засыпать, как услышал дробный стук о стенку. Стук шел из детской. Что там? Шеф знает, что я должен спать и не мог меня звать к себе. Я вышел в коридорный пятачок. В детской горел свет и я заглянул поверх занавески в дверное окно комнаты.
      Вот оно что. Я быстро, пока Шеф не засек меня, юркнул к себе. Через пять минут он вышел из детской. Хлопнула дверь в ванной, донесся шум воды. Я то думал, что с Балериной он пропадал неделями просто так. Оказывается член Политисполкома Коминтерна у Шефа вовсе не в отставке. Что за дела? Шеф онанирует? Сие не столько стремно, сколько непонятно. Я по себе знаю, что такое импотенция. При ее наличии хороший импотент никогда не кончает. В чем тогда суть его нескладухи?
     
      Прежде, чем зайти куда-то, убедись, что выйдешь...
      Что можно сделать с собственной жизнью? Жизнь идет сама по себе, мы сами по себе. "Делом надо заниматься! Делом!". Про какое дело толкуют чеховские герои? В "Войне и мире" Толстого есть знаменитая сцена, когда Безухов, глядя на обитателей петербургских салонов, размышляет о том, как все мы пытаемся убежать от жизни. Мы не верим, что дело, которым вынуждены изводить себя, за неимением лучшего, занимать себя, и есть та самая конкретная работа, которая, по словам чеховских персонажей, способна примирить нас с действительностью, с самим собой.
      У Чехова я не нашел ни одного по-настоящему жизнерадостного персонажа. Доктор Старцев лечит людей, завладел расположением горожан, и превратился в человека, главной докукой которого является он сам.
      "Примирение с самим собой обычно происходило не под воздействием злобы дня, приобретенных привычек, принятия на себя невыполнимых обязательств. На примирение подталкивало более всего, день ото дня оформлявшееся мнение, что один человек сам по себе ровным счетом ничего не может изменить в этом мире, ничего не может поделать с незыблемыми установлениями общества, как не в состоянии совладать народы всего мира с, определившимися раз и навсегда, законами природы.
      Сознание бессилия твоего внутреннего мира что-то изменить к лучшему в мире внешнем, строгая необходимость порывать, не считаться с посещающими тебя сомнениями, порождают ожесточенное оскорбление, с которым ты набрасываншься на зеркало с отражением отвергнутых тобой химер. Это в лучшем случае. В худшем, - мы так или иначе, но вытесняем из себя, не дающую покоя щекотливость, двойственность: прикрываемся общественными и личными заботами, уверяя себя в том, что первичнее и насущнее этих забот ниего нет и не может никогда быть. Все остальное - блажь, упражнения праздного ума.
      Чем благополучнее складывается общественное положение человека, тем легче он забывает о вечных вопросах, с течением времени начинает стыдиться, испытывать неловкость за те мучения, с которыми он преодолевал нашествие неясных мыслей и ощущений, за то как нелепо вопрошал: "Для чего я живу?". Ныне все то, что связывало и связывает его с приобретенным положение и представлялось ему тем самым значительныим, главным содержанием плана его жизни.
      Нет-нет, да проскальзывающие воспоминания гонятся ныне прочь, понуждают вспоминать проклятый вопрос: "Неужели родился я лишь для того, чтобы жить так, как все, подчиняться лицемерным нормам общественной морали? И это жизнь?". Во имя чего обманываю я себя, родных, близких? Всю жизнь, не замечая, мы заняты поиском настоящего, истинного в себе, но поиск этот затруднен заботами о тебе лукавого, который сбивает с толку искусом богатства, власти.
      Человек рожден в муках вовсе не для того, чтобы помыкать подобными себе особями, куражиться над слабыми. Тогда для чего? В чем истина? Где заключена сердцевина жизни?
      Не могу утверждать, что эти треклятые вопросы часто отвлекали меня от повседневности, ставили в тупик из-за непримиримой противоречивости от надобности следовать опостылевшим, сущностно жалким установкам благонравия и непонятного, до сих пор, неспокойствия души. Казалось бы, со всем сомнительным с угасанием душевного энтузиазма я покончил раз и навсегда на рубеже двадцати пяти-тридцати лет".
      Заманбек Нуркадиловв. "Не только о себе".
      По Алма-Ате повторяли "Незаконченную пьесу для механического пианино". Смотрел кино с Шефом.
      Платонов-Калягин бегал по дому, выскочил на воздух: "Мне тридцать пять лет! Я ничтожество! Я ничего не сделал!". Спрыгнул с обрыва в реку. Не ушибся, но сильно промок. Ему стыдно и жалостно. Механическое пианино - метафора. Фано играет не рэгтайм, но суть все та же. Музыка сочинена без нашего участия, она будет играть при нас и после. Ходильник жизни давным-давно заведен, нам кажется, человек-невидимка нажимает на клавиши, а все очень просто: мастер вставил в инструмент стальной храповичок с дырочками. Шарманка. Шар - ман. Иными словами, - прелесть, обман, надувательство.
      Человеку уже много лет. Тридцать пять. Пианино играет, насмехается над ним: пей вечером на веранде чай, болтай про то, как с утра пойдешь с кретьянами на покос.
      Кино не жизнь. Оно всего лишь кино.
      Даже если оно и так, то, что нужно делать, чтобы к тридцати пяти годам не пугать народ криком: "Я ничего не сделал!"? Какие дела должен проделать человек, чтобы к зрелости не ужасаться самого себя?
     
     
      Глава 34
     
      "Центром притяжения для алма-атинской молодежи была улица Калинина, вернее, отрезок улицы от западной части гастронома "Столичный" до улицы Фурманова. Этот отрезок с чьей-то легкой руки нарекли "Бродом". В Москве в то время с рождением стиляг несколько лет существовал Бродвей по улице Горького. Мы тоже не лыком шиты. Возможно потому появился Брод и в Алма-Ате. На Броду собиралась золотая городская молодежь. Прихваченный в "Столичном", который до сих пор именуют "ЦГ" (центральный гастроном), дешевый портвейн шел по кругу и закусывался дымом болгарских сигарет "Шипка" и "Джебел". Поигрывая носком остроносых туфель, они с нескрываемым превосходством разглядывали нас, аульную молодежь, которой тоже почему-то до чертиков хотелось прошвырнуться по Броду. Под тягучее "Мы идем по Уругваю" они лениво подкалывали друг друга, не забывая высмотреть приличные кадры в юбках. А то под всеобщее гоготание раздавался пьяный козлитон: "Чувих мы клеим столярным клеем".
      Здесь, у обшарпанного бетонного кольца фонтана, возле кинотеатра ТЮЗ ближе к десяти появлялась шпана с окраин города. Биокомбинатовские хулиганы под водительством известного сорвиголовы Бека наводили пургу на Броду. Они прибывали в центр города летучим отрядом молодежного гнева, бесцеремонно рассекали сборища маменькиных сынков, выписывая направо-налево хлесткие крюки несмышленышам из центра. Не раз выясняли они права за "вышку" в городе с другими хулиганскими группировками. С Крепости" (район Малой станицы), бандой братьев Памазяровых.
      Днем у ТЮЗа тоже было оживленно. Здесь работало кафе "Лето", где за деревянными, обвитым диким виноградом, решетками подавали жигулевское пиво. По соседству играли дети из десятой школы, размещавшейся в массивном, доисторическом бараке. На этом месте сейчас стоит гостиница "Алма-Ата".
      Заманбек Нуркадилов. "Не только о себе".
      Бекет дни проводит на пивняке у Весновки. Живет он через речку в домике за некрашеным забором. Смуглый, небольшого роста, плотненький. Обитает сам по себе, никого не трогает, услужливо слушает случайных собутыльников, поддакивает угощающим и шмыгает носом.
      - Бекет раньше гремел по городу, - сказал Боря Ураган.
      - Этот бичуган?
      - Это сейчас он бичуган. В шестидесятых Бекета и его друга Саню Баша весь город шугался.
      - Саня Баш? Постой, Бекет случайно не Бек? Тот, что на Броду шухерил?
      - Он самый, - подтвердил Боря Ураган.
      - Ничего себе.
      - Десять лет назад Бек всеми биокомбинатовскими командовал, сейчас, слышал я, его самого частенько кумарят.
      - Бека кумарят? Кто?
      - Все, кому не лень.
      Боря Ураган далеко не ураган. Просто фамилия у него Урангалиев. Сам по себе Боря безвредный, обходительный, простецкий.
      На углу Байзакова (бывшей Дехканской) и Джамбула два двухэтажных, довоенной постройки, дома. Живут здесь - кто с довоенной поры, а кто и с пятидесятых - бывшие работники обувной фабрики и их потомки. В ближнем к Байзакова доме, на первом этаже в двух комнатах поджигают Иржи Холик и Магда.
      Иржи с 43-го года, Магда - с 54-го. Иржи Холик по паспорту Ержан Жакубаев. Сидел в тюрьме за кражу казенного имущества.
      Магда, - на районе ее зовут еще и Головой, - по документам Наталья Головченко. В 76-м ее посадили на один год. Посадили по заявлению детского участкового врача. Магда родила очередного ребенка, месяц спустя после родов малютка заболела воспалением легких и умерла. Врач, чтобы снять с себя ответственность за смерть на участке, накатала в милицию заяву на Голову. Дескать, молодая мать пьет, гуляет, и довела до смерти новорожденную.
      У Магды двое детей. Мальчик и девочка. Оба в детском доме. Всех троих, в том числе и умершую от воспаления легких девочку, Голова родила до Иржика. До переселения к нему жила она в соседней двухэтажке с матерью, братом Вовкой и сестрой Танькой.
      Маму Галю на районе кличут Сюсявой. У мамы Гали неправильный прикус, вот она при разговоре вроде как шепелявит, а по правде сказать, - сюсявит. Работает, где придется, - дворничихой в домоуправлении, подметальщицей за торгашами на Никольском базаре, посудомойкой в столовой. Работает, пока не надоест, или пока не уйдет в загул.
      Сын ее Вовка - мелкий бомбила. Попался на краже шариковых авторучек из газетного киоска и сейчас трубит срок на малолетке. Танька бросила, недоучившись в шестом классе, школу; на работу еще не берут, почему и приходится сестре Головы о себе заботиться самой. Успела Таня к своим пятнадцати годам пройти кое-какие трым-рымы и к настоящему времени она человек со сложившимися взглядами на жизнь.
      Иржи Холик вырос здесь. Отец его работал на фабрике с довоенных лет. Уехал доживать век к родне в Отар в середине шестидесятых. Иржи остался с бабушкой, которая недавно умерла. В последнее время Холик подрабатывал чернорабочим на стройке. Сейчас сидит дома и прячется от участкового.
      Участковый не дает житья и Магде. Она и Иржик не расписаны, формально она не иждивенка нигде не работающего Холика и по новой может загреметь на зону за тунеядство.
      Сюсявая с улицы постучала в узкое оконце: "Елзан!".
      - Говори! - кричит Иржи Холик.
      - Елзан, Натаска дома?
      - Че надо?
      - Акропа и хлеба принесла!
      - Хлеб неси, а акроп твой на х... не нужен!
      Сюсявая зашла в предбанник у второй комнаты, служащей кухней. Бормочет, выкладывает из матерчатой сумки на клеенчатый стол буханку хлеба и пучок укропа.
      - Я же сказал: акроп можешь оставить себе, - ворчит Холик.
      Вышла из комнаты Магда.
      - Мама?
      - Вот хлеб, акроп... Елзан говорит, что акроп не нужен... - Сюсявая смущенно улыбается.
      - Ты меня спрашивай. Укроп нужен всегда. - Голова прячет хлебный кирпич в кастрюлю, укроп раскладывает на газете, кладет на подоконник. - Принесла бы ты еще свеклы с морковью... Капуста у меня есть. Борщ хочу сделать.
      - Мясо достала? - поинтересовалась Сюсявая.
      - Ага. Позавчера Кирилл с биокомбината принес.
      - Живешь!
      - Ага.
      Мясо с биокомбината не обязательно после опытов.
      Проходная комбината в двухстах метрах. Что за препараты делают на фармфабрике, никто не знает. На районе знают одно: от мяса, вынесенного с биокомбината еще никто не умер. По цвету и запаху оно ничем не отличается от магазинного мяса, а по общему виду выглядит куда как лучше и базарной баранины. Охранникам на проходной строго-настрого приказано отбирать у несунов отработанное в опытах мясо домашних животных. За его уничтожение директор фармфабрики отвечает головой.
      У Магды миловидное лицо, пухленькие щечки в ямочках. Магдой назвал ее я за характер - Наташа Головченко девица стойкая, как Магда Геббельс. Магдочка никогда не умывается. "Красоту хочу сохранить". - объясняет Голова. Это она правильно делает. Лицо у нее всегда свежее, опрятное.
      У Иржи большой, с горбинкой, нос, узкая нитка черных усиков. Наденет темные очки - в два счета можно спутать с Аугусто Пиночетом. Сравнение с генералом ему нравится. Поддаст и орет:
      - Руссише швайген! Зиг хайль!
      Сюсявая набирается к вечеру. Побродит по двору, остановится у окошка Иржика и включает радиостанцию на бронепоезде: "Натаска - пидаласка и х...соска! Елзан - калбит и пидалас!".
      Иржи Холик скрипит на кухне зубами.
      - У-у! Сука! Убью! Пошла отсюда!
      Голова бросает ложку, которой помешивает кастрюльное варево, и кричит в окно: "Сама педерастка! Пошла вон!". Возвращается к кастрюле и, глядя, как растворяется в супе томатная паста, качает головой: "Как она надоела!".
      - Русские свиньи... - ворчит Иржи.
      - А сам кто? - лениво откликается Магда.
      - Заткнись, шалава! В Гестапо отправлю!
      - Ой, ой... Напужал... Скоро самого в Гестапо отправят.
      По столу не спеша прогуливается бурый таракан. Остановился, пошевелил усами, почесался. Раздумывает: запрыгнуть в пустую тарелку или нет? Нет. Неторопливо обошел набитую окурками банку из под рыбных консервов. Магда присекла таракана и медленно, перекладывая ложку в левую руку, расправляется с ним: указательным пальцем она давит гуляку, возвращает ложку в правую руку и продолжает помешивать овощной суп.
     
     
      Если горение предваряет взрыв, то хорошему пожару предшествует поджог. Гарантия пущей опустошительности - воспламенение в разных местах.
      - У папы язык заплетается. - сказал я, положив трубку.
      Мама перезвонила отцу в санаторий: "Что с тобой? Ты случайно не выпил?".
      Ситок тоже ничего не поняла. Валера сказал, что пить не пил, и ничего необычного за собой не ощущает.
      - Завтра врачу покажись. - попросила мама.
      Пожаловался врачу отец только на второй день. С предварительным диагнозом ИБС (ишемическая болезнь сердца) Валеру отвезли в больницу.
     
      По следу Искандера Махмудова рысью идет участковый. Если удастся посадить Искандера за тунеядство, то его старый, полуослепший отец не долго протянет. Четырехкомнатная в центре города квартира Махмудовых на мушке у милиции. Беда Искандера в его абсолютной честности. Он верит всем и кого попало пускает домой.
      Несколько дней назад на хате Искандера Байчуган Тундуков едва не зарезал Кешу Сапаргалиева. Кеша сын бывшего министра внутренних дел. Отец давно умер, повадки министерского сынка остались. Сапаргалиев не изменяет привычкам отвязного мужика и покатил бочку на Тундукова. За слова надо отвечать. Байчуган не сын министра, но парень тоже заводной. Он схватился за нож и непременно пописал бы Кешу, если бы не Шеф. Нуртасей встал между Байчуганом и Сапаргалиевым.
      Участковый знал за квартирой Махмудовых и случаи посерьезней. Искандер спал пьяный, проснулся и увидел рядом с собой на полу разбитого в кровь незнакомого мужика и милицию. Залетного гостя отоварил баклан по кличке Бомбила и убежал. Мужика в больнице откачали, и пока он был без сознания, уголовный розыск нанесение тяжких телесных повреждений на всякий случай повесил на Искандера.
      Из КПЗ Искандера через несколько дней выпустили. Но от судьбы, тем более, если она в лице участкового, не уйдешь. Оперативники через дворового кента устроили Искандеру прокладку. Все знали, что Махмудов не жалует план, но кого это волнует? Кент пришел к Искандеру с бутылкой портвейна. Спустя час после его ухода в квартиру нагрянули менты и нашли в шапке хозяина полтора грамма "чуйки".
      К тому времени, когда старший Махмудов выписался из больницы, сын сидел в следственном изоляторе.
     
      В Алма-Ате расстаял первый снег, неделю стоят туманы. На командировочные нужды (мытье приборов, подготовка оборудования к измерениям и натурным экспериментам) Шастри выписали десять литров гидролизного спирта. Половина горючего распределилась между кладовщицей, Жаркеном и Кулом, остальное разлили между командированными.
      Можно трогаться в путь. Осталось купить билеты на самолет. В очереди за ними выстаивает Даулет.
     
      Высокая, беленькая казашка с распущенными волосами появилась в институте недавно. Встречаю ее в нашей библиотеке. Работает в лаборатории у М.
      - Нурхан, погляди на эту девушку. - В библиотеке я ставлю я задачу перед Шастри.- Поглядел? В отделе кадров узнай ее номер телефона.
      - Для нас это раз плюнуть.
      Перерыв в плотской жизни затянулся. Павленко некстати дал почитать рассказ Алексея Толстого "В бане". Прочитал и извелся.
      Спелой, как августовский абрикос, девушке с распущенными волосами где-то под двадцать пять, стать и походка выдают в ней спортсменку. Она не то чтобы нравится, - мне не кем заняться.
      Проблема в том, что не могу ответить на вопрос: "Кого я ищу?".
      Вечерами звоню к высокой девушке и чем больше с ней разговариваю, тем больше убеждаюсь: девица ждет действия. Она действительно бывшая спотсменка - в юности играла в ручной мяч. По образованию девица физик, изучает поведение газов и большая поклонница Людвига Больцмана.
      А я тяну.
      Так ли уж она мне нужна?.
     
      "Внимание! Всем постам ближнего обнаружения и оповещения! Приготовиться! Самолеты противника появились в небе над Гельголландией!"
      Дитер Нолль. "Приключения Вернера Хольта". Роман.
      - Приехал на Пленум Боря Манаенков. - звонит Шастри. - Пьем с утра. Подходи в гостиницу "Алма-Ата".
      Вчера в Алма-Ате закончился Пленум ЦК КП Казахстана. Плавильщик Балхашского горно-металлургического комбината Манаенков член Центрального Комитета, друг Шастри по комсомолу.
      "...Появился этот человек на партийной публике в начале декабря 79-го. Проходил Пленум ЦК КП Казахстана и Кунаев предложил на пост секретаря ЦК по промышленности товарища из Карагандинского Обкома партии. Участникам Пленума сообщили, что Нурсултан Назарбаев прошел путь от горнового сталеплавильного цеха до второго секретаря Обкома. Что ж, неплохо. Еще характеризовали его как со?р?менно мыслящего партийца, моторного оперативщика. И подумалось мне, а не слишком ли молод карагандинец для секретарства? Хотя и не очень-то и молод. Как-никак 39 лет, но по традициям того времени его назначение выглядело неординарным. А так в остальном новый секретарь ЦК по промышленности понравился всем членам ЦК.
      ...Назарбаев показался мне человеком, не умеющим прятать от окружающих свое внутреннее состояние. Вполне возможно, - так часто происходит со многими людьми, - ему казалось, что он контролирует себя. Но у молодого секретаря ЦК по промышленности все было написано на лице. В первую очередь его выдавали глаза, - постоянно перебегающие, - в них прочитывались нетерпение, неосознанная тревога.
      ...Любой из получивших повышение, не рассматривает оное, как подарок судьбы. В первую голову он реагирует примерно так: наконец-то меня оценили. Но назначение свое он истолковывает не как аванс, который предстоит отработать, а лишь как плацдарм для отвоевывания новых рубежей. И это правильно. Другое дело, что того, с чьего высокого соизволения состоялось повышение, по истечении определенного времени он в далекой или ближней перспективе рассматривает как помеху, препятствие к получению власти над людьми. И вовсе не потому, что по природе своей человек столь коварен и чудовищно неблагодарен. Нет. Человек, жаждущий власти, - существо, которое давно попалось в расставленные дьяволом сети. И отныне и до самого конца только сатанинские устремления и страсти будут руководить угораздившим заключить соглашение с нечистой силой.
      Все. Назад ходу нет. Теперь только вперед! Ломать, крушить, шагать наверх по трупам.
      К счастью для душевного равновесия властителям не суждено до поры до времени узнать, что за мысли роятся в черепах его соратников. Будь иначе, властители, как по команде, посходили бы с ума. Потрясенеи вызвало бы у них не желание просто подсидеть, а жгучая ненависть угодливых порученцев к своему хозяину. Они ненавидят властителя просто потому, что он занимает вожделенное кресло. Плох или хорош правитель, - не имеет никакого значения. Глубоко ошибочно и вредно думать за других о пределах их притязаний. Вот, назначил, скажем, я тихоню, ни бельмеса не мыслящего ни в делах, ни в жизни, на пристойное место. Как пить дать, первое время он доволен моим благодеянием. Да и как иначе! Без меня прозябал бы в безвестности, а ныне, посмотрите на него, приосанился, гоголем ходит. Много ли человеку надо? Казалось бы совсем немного, самую малость.
      Тот же скромненький Председатель Президиума Верховного Совета или предсовмина Байкен Ашимов не раздумывая, согласились бы с назначением на место Кунаева. Я думаю, что втайне они не считали себя хуже Кунаева, а в чем-то даже, по их мнению, и превосходили его.
      Динмухаммед Ахмедович, сросшийся с генерал-губернаторским креслом, полагал, что власть в республике принадлежит лично ему и, что, назначая того или иного человека на место возле себя, дарит он от своего имени высокое положение, за что тот должен быть преданным ему до гробовой доски. В то время как назначенец на самом деле думает по-другому. Его осеняет сатанинская мысль: "С чего это он взял, что в нашей партии власть исходит от единственного человека? Заблуждается, глубоко заблуждается генерал-губернатор. Когда-то его самого избрали в руководители. Наверное, он и не вспоминает об этом. А зря. Потому, как когда-то и его можно тем же Макаром убрать с поста. Все обыденно, все просто".
      Только человек чрезвычайно проницательного ума, смолоду изведавший самых сильных дъявольских искушений, может разгадать подлинность намерений своего окружения. Именно таким человеком был Сталин. Будучи, возможно, и сам сатаной, он преотлично знал, чем заняты головы его соратников. И чтобы не забывались, не мнили о себе Бог знает что, он время от времени крепко одергивал их. И его приближенные, челядь пребывали уже не просто в беспокойстве за свое положение, они тряслись от страха за собственную жизнь. Где уж там помышлять о захвате власти?
      ... Летом 78-го внезапно ушел из жизни секретарь ЦК КПСС Кулаков. Гадать, кто займет его место не было нужды. По традиции руководил в стране селом выходец из Ставрополья. Сам покойный секретарь в свое время покомандовал тамошним крайкомом партии. В крае издавна сложился обычай опробывать наиболее передовые методы ведения дел в сельском хозяйстве. На момент смерти Кулакова гремел по стране ипатовский метод. Что-то вроде злобинского подряда в строительстве. Поэтому по укоренившейся привычке Москвы назначать на село ставропольца и место Кулакова должен занять секретарь крайкома Горбачев.
      По всей видимости 47-летнему Горбачеву с одной стороны и легко, а с другой и трудно было освоиться с новым для себя кабинетом на Старой площади. Легко потому, как его врожденная обходительность не могла не быть по душе чувствительным, стареющим членам Политбюро. А трудно потому, что разница в возрасте с соратниками Брежнева могла сыграть роковую роль для его карьеры.
      ...Те, кто в том далеком 78-м году не разглядели в нем могильщика коммунизма в Европе, должно быть предполагали, что с ним (с Горбачевым) произойдет обыкновенная для партии история. Пройдет время, перспективный секретарь постареет, превратится в дежурного соратника один за одним начавших покидать этот мир соратников. В 78-м никто не мог знать, сколько амбиций скрывалось за любезной предупредительсностью нового секретаря ЦК по сельскому хозяйству"
      Заманбек Нуркадилов. "Не только о себе".
      - У Зямы отец умер. - сказал Шастри.
      - Когда?
      - Вроде как вчера.
      В номер зашел среднего возраста небольшой крепыш с пакетом. В пакете жареная курица.
      - Борис Федорович, познакомься с братишкой.
      - Манаенков, - пожал руку крепыш.
      - Почитай выступление Бориса Федоровича на Пленуме, - Шастри развернул Казахстанскую правду".
      - Оставь, - Манаенков выхватил из рук Шастри газету и бросил на кровать.- Лучше выпьем за знакомство.
      Стук в дверь.
      - Роман? Заходи.
      - Рейнгольд Литтман. - пожал руку и сел в кресло высокий, сорока лет, мужик в синем костюме с депутатским значком и медалью "Серп и молот".
      - Тоже из Балхаша?
      - Из Сарани. Шахтер.
      - Роман, как гегемонится? - спросил Шастри.
      - Пойдет.
      "Надо сходить к Зямке". - подумал я и спросил Шастри: "Когда пойдем к Зяме?".
      - Мы сейчас пьяные. Неудобно. - ответил Шастри. - Давай завтра.
     
      Из-за туманов неизвестно когда улетим. В справочной аэровокзала велели звонить через каждый час. Шастри заночевал у меня. С утра он, Шеф и я пьем спирт.
      Пришел Хаки.
      - Слыхали о зямином отце? - спросил Хаки.
      - Он умер.
      - Не просто умер. - сказал Ташенев. - Ему голову отрезали и унесли.
      - Что-о?!
      - Да. - Хаки рассказывал с невозмутимостью криминального репортера. - Мать Зямки пришла с работы, на полу везде кровь, а в ванной отец Толика без головы.
      - Кто это сделал? - спросил Шеф.
      - Сначала думали, что его убили из-за марок... На работе ломали голову: "Зачем и кому нужно отрезать голову старику?". - Хаки поправил очки. - Марки действительно исчезли. Потом доперли, что не марки причина. Потому что вместе с головой, с марками исчез и Валерка.
      - Что за Валерка?
      - Зямин старший брат.
      Господи, только не это... Я про себя молил Хаки замолчать. Мне стало до дрожи нехорошо, и до безумия не желалось верить, что сделал это брат Зямы.
      Меж тем Хаки продолжал:
      - Шизики они хитрые. Отрезал голову, для вида забрал марки и дал деру...
      Бедный Зяма. Бедный, бедный...
      - А тебя я знаю давно. - Хаки наконец сменил тему и улыбнулся Шефу. - Мне мой двоюродный брат рассказывал, как ты в шестьдесят втором вышел драться против Дышлы, Маркина и Нечистика.
      - А это что ли... - Шеф усмехнулся. - Нет, с Нечистиком я не дрался. Но Дышлу и Маркина, было дело, я буцкал обоих, а они позвали Нечистика.
      - Все равно. Дышла и Маркин мужики здоровые, мастера спорта.
      Раньше Хаки не говорил мне, что он, кроме Ситки и меня, знает со стороны и других моих братьев.
      Как там Зяма? Что с ним? Хаки говорит, что от институтских на похоронах был Муля. Толян мужик бывалый. Но такое и не всякий бывалый снесет. О том, что стряслось в его семье не то что говорить не хочется - думать нельзя.
      .
     
      Гидролизный спирт не только сушит рот, он, как и предупреждал Зяма, чреват поперечными напряжениями. Пробовал перебить вином, стало еще хуже. Шастри и Даулет на завод ездят без меня. Обливаюсь холодным, липким потом, и мерзну под теплым одеялом. Не сплю вторые сутки. Сверлят думки, плавно перетекающие в кошмарики.
      Вспомнил о папе. Надо позвонить домой. Дрожащими руками натянул на себя одежду и побрел на переговорный пункт.
      - Как папа?
      - Ничего. На следующей неделе выписывается.
      - Язык не заплетается?
      - Вроде нет.
      Хорошо если так. В башке ухнул репродуктор: "Внимание...!".
      Во как меня кидает. Надо бросать пить! Все. Завязываю.
      Скоро Новый год. Что я здесь делаю? Шастри и Даулет обойдутся без меня. Надо сваливать. На самолет перед праздниками билет не достать, да и после туманов о самолете слышать не хочу.
      Покачу-ка я на автобусе.
      ... В салоне "Икаруса" темно и тепло. Скорость по заснеженной трассе сняла остатки гидролизно-поперечных напряжений во лбу. Пассажиры спят. Мне бы тоже не мешало поспать. Успеется. Потянуло сигаретным дымком. Курил водитель. Я прошел вперед, встал рядом с шофером.
      - Можно и мне покурить? Я аккуратно.
      Водитель кивнул головой. Справа от него работающий транзисторный приемник. Маяк передавал концерт по заявкам. Дорога до первой остановки в Уч-Арале прямая как стрела. Автобусные фары кроме снежных сугробов из темноты ничего не выхватывают. "Фергиссмайннихт, незабудки...". Что со мной? Откуда незабудки с фергиссмайннихт? Не могу вспомнить. С чего полезли незабудки?
      Негромко пело радио. "Не знал, как это хорошо ехать глубокой ночью под музыку", - думал я. Отходить от водителя не хотелось.
     
      Погода - это ты...
      Туманы в Алма-Ате рассеялись, снега по-прежнему нет. Прилетел из Москвы Саян Ташенев. В Москве, рассказывал он, месяц стоят холода, стены домов промерзли насквозь, жители обогреваются у газовых плит и электрообогревателей. Колотун установился в конце ноября, обогреватели в итоге дали прыжок нагрузки, как результат, - полетели предохранители, один за одним пошли каскадные отключения электричества, встали насосы, вода в теплосетях обратилась в лед.
      Мощность всех теплоэлектроцентралей Мосэнерго равна совокупной мощности всех электростанций Казахстана. Месячные холода разбили в пух и прах управляемость энергосистемой. Несколько десятков ТЭЦ теперь сами нуждаются в помощи извне. Холодно и в соседних с Московской областях. Электроэнергетика Союза закольцована, но подстраховать переброской свободных мощностей Москву удалось только на первых порах. Расчетная надежность электроснабжения при первой же устойчивой непогоде оказалась ни к черту не годной.
      Министр энергетики и электрификации СССР Непорожний объясняется в ЦК. Говорит, что авария ликвидируется, но Новый год жители столицы все равно будут встречать с электрообогревателями. Синоптики обещают в январе потепление, скорее всего, с его приходом и удастся наладить теплоснабжение жилья.
      Ссылки на усиливающуюся напряженность топливно-энергетического баланса в стране и мире не имеют практического смысла, они тема для дискуссий, но никоим образом не дают повода как-то повлиять на надежность энергоснабжения, всей энергетики.
      Словом, значение имеет только температура воздуха за окном.
      Сапожник без сапог. Муля говорит, что дом Чокина не подключен к центральному теплоснабжению. Домочадцы директора института зимой обогреваются печкой на газе.
     
      Ты падший ангел мой...
      Как бабочка огня тебя я не миную...
      30 декабря. Лаборатория отмечает Новый год. Разговор за столом вокруг задач на предстоящий период. Каспаков вновь избран парторгом института, говорит о перспективах и не забывает отметить, кто как пьет и закусывает.
      - Ты что завязал? - обратился он ко мне.
      - Ну так... - неопределенно хмыкнул я.
      - Правильно сделал. А то я слышал, как вы там на спирт налегали. Ха-ха... Дорвались до бесплатного.
      Я прошептал на ухо Шастри: "Все знает, все умеет. Он такой же, как и мы...".
      -" ...Только без хвоста", - в мотив закончил Шастри.
      - Вчера наши вошли в Афганистан, - сказал Каспаков.
      - Как?
      - ТАСС сообщил, по просьбе афганских товарищей туда введен ограниченный воинский контингент...
      - Афганистан неприсоединившаяся страна, - сказал я. - Нам туда нельзя.
      - Не знаю. - Жаркен откинулся на спинку стула. - Говорю, что слышал. Еще передали, убили Амина.
      - Пойдешь со мной к Умке? - спросил Шастри.
      - Для науки?
      - Ага.
      - Для науки к ней и без меня можешь сходить.
      - Братишка, выручай.
      - Берешь амбалом для отмазки?
      - Ну.
      - Сходим. Силы есть?
      - Есть.
      Силами Шастри называет деньги. На женщин силы у него всегда есть.
      Шастри тоже не знает кто ему нужен. Марьяш доступна, Кэт в декрете, Барбара Брыльски в Польше. Осталась Умка. Если раньше к ней он только подкрадывался, то сейчас ни от кого не скрывает, как серьезны его намерения.
      Он не прочь и жениться на ней.
      Осенью с ним мы проходили мимо дома Умки. У подъезда с подружками играла Анарка. При виде Шастри она бросила скакалку и бросилась на шею фюреру. Любит она доброго, как Дедушка Мороз, Лала Бахадура Шастри.
      - Дядя Нурхан, вы хороший! Будьте моим папой!
      - Возражений нет, - деловито ответил Шастри и вбросил целеуказание: "С мамой согласуй".
      Шастри хоть опрометчиво и тороплив, но, по его понятиям, с Умкой следует поступать красиво. От чего, скорее всего, и затянулось согласование. Неопределенность тревожит, давит на Шастри. Чудеса случаются не только в Новый год, но и накануне праздника. Вот почему сегодня он с хорошим запасом сил притащил меня к объекту согласования.
      Дверь открыла Анара.
      - Мама болеет.
      В зале на диване лежала Умка с полотенцем на лбу.
      Шастри бросил портфель на пол.
      - Сейчас я ее вылечу.
      Шалунишка, не прибегая к рукам, двумя движениями, - нога об ногу - скиданул сапоги, и в чем был - в шляпе, плащ-пальто - в одну секунду оказался у дивана и без слов припал к Умке.
      - Отпусти! - закричала Умка. - Бектас! На помощь!
      - Не кричи! Сейчас... разденусь.
      - Что там раздеваться?! Скорей!
      Я с трудом отодрал от нее шалунишку. С красным мордом Шастри прерывисто и глубоко дышал: "Какая ты!".
      Умка поднялась с дивана.
      - А ты что?! - набросилась она на меня.
      - Что я?
      - Специально ждал? - Умка прошла на кухню.- Любишь поиздеваться.
      - Я думал..., - я пошел за ней.
      - Что думал?
      - Думал, ты кокетничаешь...
      - Я же говорю: любишь ты поиздеваться над людьми.
      - Маненько есть.
      На кухню зашел Шастри с портфелем.
      - Мы тебе лекарство принесли, - сказал он и достал бутылку русской водки.
      - Я пить не буду, - она передвигала на плите кастрюли. Повернулась ко мне. - Если хотите, пейте сами.
      - Я тоже не буду пить.
      - Правда? Молодец. А то на тебя пьяного смотреть не хочется. Какой-то жалкий становишься.
      Шастри уломал Умку. Она выпила и взгрустнула: "Анарка вырастет, выйдет замуж... Я останусь одна". Шастри, гладил ее по спине и с дрожанием в голосе приплывал: "Не переживай. Я с тобой. Ты мне только свистни..." и, подмигивал мне: "Сваливай".
      Я сходил в ванную. На трубе-сушилке белые трусики Умки. Почему я должен уходить? Я вернулся на кухню и присел с торца стола. Шастри за каких-то полчаса окончательно поглупел. Он не переставал ерзать на стуле, жмурился и продолжал сигналить испорченным светофором: "Уходи! Уходи!".
      Я откинулся на стуле и увидел раздвинутые под задравшейся юбкой ноги Умки, синие трусики. Уходить не хотелось, но уходить надо - наблюдать и далее со стороны за ласками Шастри не по-товарищески.
      Умка опьянела, Шастри не преминет воспользоваться, присутствие ребенка, пожалуй, его не остановит.
      Я одевался в прихожей. Анарка крикнула: "Мама, дядя Бектас уходит".
      Умка сбросила руку Шастри: "Нурхан, ты тоже уходи".
      - Не мог незаметно уйти? - Мы вышли из подъезда.
      Шастри уныло махал портфелем.
      - Ты это серьезно?
      - Серьезно.
      - Хорошо тебе.
      У Шастри все всерьез.
      .
     
      Утром разбудила мама: "Хаким звонит".
      - Из роддома жену выписываю. Поможешь забрать?
      У Хаки родился второй сын. Жену с ребенком мы привезли, разместили в комнате, сами уселись на кухне. Мясо Хаки сварил ночью.
      - Выпьешь?
      Гидролизные кошмарики Усть-Каменогорска успели выветриться из памяти. Завязать еще успею.
      - Как тебе сказать? Если только грамель.
      - Куда с Нурханом вчера ломанулись?
      - К Умке.
      - К Умке?
      - Шастри вообразил, что уже и она его хочет.
      - Дурной он.
      - Дурной? Да нет. Страдает полным отсутствием комплексов.
      - Это болезнь.
      - Считаешь?
      - Конечно.
      - Смотрю я на него и думаю: "Он то, как раз живет правильно".
      - Правильно? Может быть.
      - Потом у него все у него дома.
      - Это так.
      - Пойду я.
      - Может допьем?
      - Дома хай вай будет. Я дурак, сказал матушке, что бухать завязал. Потом ... Новый год...
     
      Хай вая не было. Пришли дядя Ахмедья и тетя Шура. Дядя прошел к Валере в спальню, тетя Шура разговаривала с Шефом:
      - Нуртас, сколько тебе лет?
      - Тридцать четыре.
      - Тридцать четыре? - Тетя Шура затянулась сигаретой. - Для мужчины хороший возраст. Почему не женишься?
      Шеф от напоминаний о женитьбе устал зеленеть. К тете Шуре он относится хорошо, потому и отделался неопределенным: "Надо бы".
      - Бекетай, - перешла от Шефа ко мне тетя Шура, - дочку видишь?
      - С полгода не видел.
      - Скучаешь?
      - Скучаю.
      - Сильно скучать ты не можешь. Мало пожили вместе. Ну ничего... - Она потушила сигарету. - Дочка вырастет и все поймет.
      Из спальни вышел дядя Ахмедья, за ним папа. Он что-то сказал, дядя Ахмедья обернулся и в этот момент отец стал оседать. С кухни в коридор выскочил Шеф и успел подхватить его. На руках он занес Валеру обратно в спальню, уложил на кровать.
      С врачами скорой разговаривала тетя Шура.
      - У агатая инсульт.
      В двухместной палате папа пока один.
      - Тогда ... - отец хорошо помнит, что с ним произошло осенью 73-го. - Когда я дома упал... Надо было сразу обратить внимание...
      Впрямую он не напоминает, кто его тогда довел до криза. Смотрит на меня, как бы пытая: помнишь? Я хорошо помню его возвращение из Минвод.
      Пришел проведать отца незнакомый мне моложавый толстяк.
      - Ты в свое время хорошо гулял... - Сочувственно говорит кругляш отцу. - Теперь расплачиваешься за молодость. Да...
      Папа молчит. Мне бы заткнуть рот этому баурсаку. Но я тоже промолчал.
     
      В соседнем писательском доме живет под пятьдесят семей. Получил в первом подъезде квартиру и писатель Куаныш Шалгимбаев, отец Большого. Шалгимбаев в республике человек известный.
      В магазине Шеф столкнулся с Большим. Эдька несколько лет вкалывал в Джезказгане на шахте взрывником и месяц назад переехал с семьей к отцу.
      Большой взялся за ум, не пьет, рассуждает дельно.
      - Думаю семью оставить у родителей, а самому махнуть обратно в Джезказган. Нуртасик, поехали со мной? Поработаешь взрывником. Деньги платят хорошие.
      Шеф не то чтобы загорелся. Вообще-то он не против, но уклоняется от прямого ответа. Что тут в самом деле мудрить?
      "Все у тебя Нуртасей нормалек. - думал я. - Главное, что у тебя член Политисполкома Коминтерна работает. Я то думал... Тридцать четыре года - для мужика это не возраст. Женишься, будут у тебя дети. Как ты любишь возиться с малышней! Родится у тебя спиногрыз, может и не один. Будут у меня племяши от Шефа. Братья и сестры Дагмар. Что нам еще нужно?".
      - Паспорт я где-то посеял.
      - Паспорт в два счета восстановим. - Шалгимбаев засмеялся, положил Шефу руку на плечо. - Вот только отойду после ранения.
      Неделю назад незнакомые щеглы в нашем районе порезали Большого. Эдька через местных ищет их.
      Сорок шестая школа, где Шеф и Большой учились до четвертого класса, в двух шагах от дома. До сих пор осталась восьмилеткой. Оба вспоминают одноклассницу Людку Арсентьеву.
      - Интересно, где она сейчас?
      - Где? - Шеф пожал плечами. - Замужем, наверное, детей растит.
      - Ты был в нее влюблен.
      - Не я один.
      Знать, Арсентьева не простая одноклассница, если оба до сих пор не могут забыть ее
      С Людой Арсентьевой Шеф расстался в пятом классе. То был пятьдесят шестой год. В том же году он перешел в 39-ю школу, в класс, где училась тогда Таня Репетилова. О Репетиловой Шеф молчит с 63-го года.
     
      " Подбрасывают..."
      Инженеру ВЦ КазНИИ энергетики Валентину Гойколову под пятьдесят. Родом он из верненских казаков, что до революции собирались кругом у Пугасова моста. Мужик экзотично темный. Его небылицы о казахах слушаем мы с Хаки.
      - Кунаев позвал в гости весь Верховный Совет ЦК, - рассказывал Валентин, - Они обсуждали с Кунаевым как присоединиться к Китаю... Потом напились и на столе заплясали голые казашки...
      - Валентин, ты мракобес! - разбалделся я.
      - Не веришь? - верненский казак обижен недоверием. - А ведь там были люди и из Верховной прокуратуры.
      "Твоя агентура просто дура". Верховный Совет ЦК и Верховная прокуратура. Это ж надо!
      Валентин приходит к нам в обеденный перерыв поиграть в шахматы. Играет он лишь бы сходить, или срубитьфигуру.
      - Тэ-экс... - пыхтит казак. - Я твою турку щас съем - и спросил. - Не боишься?
      Турку он съедает, но увидев, что взамен ему ставят мат, просит вернуть позицию на два хода назад.
      - Эх... обманул ты меня... - вздыхает он сокрушенно и пережимает кнопки шахматных часов.
      Я кладу ему руку на плечо:
      - Доверчивый ты.
      Каспакову не нравятся обеденные сходки в лаборатории с участием посторонних.
      - Хаким, ты у нас главный шахматист, - бурчит Жаркен Каспакович. - Перестань собирать народ.
      - Где прикажете нам играть? - сердится Хаки.
      - Пусть твои гости у себя играю, - Каспаков выпятил нижнюю губу. - Как не зайду в обед в вашу в комнату, а эти сидят как у себя дома, курят... Особенно надоел этот слесарь из ВЦ. Как его? Петик, что ли?
      На следующий день Валентин опять пришел сыгрануть.
      - Знаешь, как тебя назвал наш завлаб? - обратился я к нему.
      - Как?
      - Петик.
      - Да пидор он! - обиделся казак.
      В ВЦ Валентин отвечает за исправность перфоратора, на маленьком слесарном станке вытачивает детальки. А так, больше курит, бдит, делится результатами наблюдений.
      - Опять к Яшке приходили Залманычи.
      - Зачем приходили? - спросил я.
      - Деньги делить.
      Яков Залманович Розенцвайг руководитель группы. Формально он отвечает за инженерное обеспечение ЭВМ, на деле - главный снабженец института.
      У Розенцвайга связи в Таллине, Минске, Москве, Ленинграде, Белгороде, Львове, Барнауле. Тот факт, что наши сотрудники работают на новейших ЭВМ, что в коттеджах на институтской базе отдыха в Капачагае установлены кондиционеры, что у комсомольцев прекрасный музыкальный центр - заслуга Яшки. Он перегоняет на адрес института партиями с конвейера телевизоры "Горизонт", двухкамерные холодильники, часы "Электроника", японские магнитофоны, батарейки к радиоприемникам, спирт. Рассчитывается Яшка с поставщиками по безналичному расчету, оплачивая услуги частью отгружаемого товара.
      То ли сбытчики на местах дюже жадные, то ли отродясь ничего путевого в жизни не видели, но договор с ними Розенцвайгу обходится всего лишь в бутылку "Казахстанского" коньяка. Яшка говорит, что алма-атинцы не ценят свой коньяк, а там, за пределами республики, мол, знают толк в напитках. Ну это он загибает. Чем он помимо коньяка склоняет к сговору товародержателей, Розенцвайг не говорит. Так или иначе, Яков Залманович строго блюдет главный принцип выгоды: минимум затрат при максимуме результирующего эффекта.
      Валентин рассказал, что недавно классовый вражина получил десять телевизоров "Сони", по тысяче двести за штуку. Телевизоры до института не дошли.
      - Раскидал по своим Залманычам... - сказал Гойколов.
      Яшке за сорок, женат ни разу не был, живет с матерью. Его покойный отец - ветеран Казпотребсоюза. Розенцвайг непритязателен, годами - зимой, весной и осенью - ходит в одном и том же плаще, в серой, выцветшей кофте, джинсах местной фабрики "Жетысу". Единственно, на что, за годы работы в КазНИИ энергетики, крупно потратился Яков Залманович, так это на машину марки "Жигули". Он много ездит по магазинам, оптовым базам, так что жигуль ему необходим.
      Чокин ценит пробивные данные Яшки. Девочки из приемной рассказывают: директор вызывает Яшку к себе в конце дня, минут через десять руководитель группы ВЦ с полуулыбкой покидает кабинет Шафика Чокиновича.
     
     
      В одном подъезде с Большим живет семья поэта Шамиля Мухамеджанова. Мама искала, кто бы быстро и недорого побелил квартиру. Тетя Марьям, жена Шамиля привела Веру, женщину поденного труда. Знакомая тети Марьям обещала за неделю подшаманить стены и потолки.
      Шеф сходил к Джону и Ситке и на три дня застрял у Меченого. Вернулся и на пару с Верой разбил трельяж. Расколотилось среднее зеркало, два других целы, разбитому стеклу замену в магазинах не найти.
      - Как умудрился? - спросил я.
      - Пришел, дома одна Вера. Предложил сбегать за пузырем, бухнули и она попросила передвинуть мебель. Держали трельяж крепко, обеими руками, а он ни с того ни сего наклонился и выскользнул из рук. Не понятно, как грохнулось стекло. Толстое оно...
      .
     
      Глава 35
     
      При всей предвзятости к Льву Толстому не могу не согласиться с его замечанием о том, что нет на свете справедливости. В том, что нет справедливости имеется определенный резон.
      "Казахи, как и русские, опрометчиво эгоистично приняли идеи локальной, ограниченной справедливости, в основе которой покоился классовый подход. И без того непростительно пренебрегавшие в дореволюционную эпоху людьми без имени и положения, питавшие почтение исключительно к власть имущим и богатеям, казахи при большевиках великолепно отвечали задачам, поставленными перед народом новыми хозяевами.
      Справедливость только для бедных, каковых в степи всегда большинство, нравилась простолюдинам. Они не задавались целью улучшить свое положение, их более всего заботила сословная месть к удачливым землякам, родичам. Движущей силой мести являлась зависть темных, озлобленных бедолаг.
      Сам по себе человек по свойствам пороков и добродетелей эволюционирует крайне медленно. ... Иной раз думается, что не трогающие ни ум, ни сердце призывы к внутреннему переустройству ничего, кроме вреда, не приносят, а лишь усиливают врожденную тягу человека ко лжи и лицемерию.
      При жизни далеко не каждому из нас дано духовно перевоплотиться, обрести младенческие чистоту, свежесть и обаяние святости. Не каждому дано, а еще меньше отыщется людей, возжелавших совершить работу души по возвращению к истокам".
      Заманбек Нуркадилов. "Не только о себе".
      Судьба - она капризна, ее прихоти, иной раз, как укусы разъяренной необходимости, повелевают, несмотря ни на что, искать справедливость, хотя бы во имя грядущего самооправдания. Что чувства сильные покинут нас в свой срок - теоретически известно и школьнику, но мы не можем знать, как сильно будут убывать наши ум и силы к старости, чтобы не дорожить возможностью попытаться проверить себя.
      "Поиск справедливости, - говорит Зяма, - чреват". Давненько он к нам не забегал. На днях Муля видел Зяму в альпклубе. Говорит, что Толян вроде как оправился.
      Как Хаки и говорил, отезал голову зяминому отцу брат Толяна. Неделю спустя Валера объявился и рассказал, как все произошло. Поместили его в спецдурдом в Алексеевке. Дурдом этот охраняется дубаками, больничные палаты в обычном понимании представляют из себя клетки. Курить, распивать чаи запрещено. В изобилии только сульфазин с галоперидолом. Теоретически шизикам-убийцам из Алексеевки выход на волю заказан. Бывали редкие случаи, когда хлопотами родственников убивцы через карантинный дурдом, по суду выходили из Алексеевки.
      До декабря 1979-го Валера изводил Зяму приходами, но так или иначе, Толян брата любил. Зяблик рассказывал нашим женщинам о том, как с братом думает над открытием четвертого измерения. Не только за ум и артистичность любил народ Толика. Зяма - не злой. Это удобно всем, с кем он сталкивается, но, по-моему, самому Толяну незлобивость сильно вредит.
      Собрался уходить из института Ерема. Не спроста его и Шкрета не позвал я на свадьбу. Общение с ним я сократил до минимума, охладел к нему и Хаки. Сашу Шкрета неизвестно почему я недолюбливаю.
      Диссертация у Саяна Ташенева готова, ее тема - выбор решения в условиях неопределенности исходной информации. На секциях Ученого Совета с неочевидностью выбора в условиях неопределенности исходной информации Чокин советует разбираться методом Монте Карло. Я не знаю в чем суть способа Монте Карло, но раз метод носит название столицы игорного бизнеса, то можно понять, что речь идет о выборе решения методом "на кого бог пошлет".
      К чему тупо перебирать варианты, если конца испытанию судьбы нет и не предвидится? Не проще ли довериться выбору случая?
      Саян большой любитель преферанса. Играет на ВЦ с Патисоном, Асхатом Шигаевым и другими институтскими картежниками. Чокин знает его отца с тридцатых годов, что из себя представляет сын Ташенева, Шафику Чокиновичу удобно узнавать со слов завлаба Лойтера. Эммануилу Эфраимовичу директор наш доверяет. Напрасно доверяет. Лойтер умарик непростой и продолжает экспонировать Чокину дрозда Ережепова.
      Саян всегда ухожен. В глазах ирония, бывает вспыльчив. Фанарин сказал про него: "Из панов пан - это пан, из хамов пан - хам. В Саяне видна порода".
      Завлабораторией защиты атмосферы Виктор Хрымов когда-то был заместителем Чокина. У него тоже известный отец. Не настолько известный, как у Саяна, но его приглашают на встречи с пионерами, показывают по телевизору. Сын его однако хам из хамов, неопрятный, ходит в неглаженных брюках и пыльных мокасах.
     
      Я давно привык здороваться с людьми, которых не ставлю ни в грош и рассказываю маме и о тех институтских сотрудниках, с кем у меня отношения на ножах. Матушка предостерегает: "Ни с кем не ругайся. Если хочешь победить врага, пускай на него сатиру и юмор, потом немного пилосопии, и сразу же уходи".
     
      "Впрочем, среди уничижительных замечаний патера о Касталии случались и такие, с которыми Иозеф вынужден бывал отчасти соглашаться, и в одном пункте он за время пребывания в Мариафельде основательно переучился. Дело касалось отношения касталийской духовности к мировой истории, того, что патер называл "полным отсутствием чувства истории".
      - Вы, математики и умельцы Игры, говаривал он, - создали себе какую-то дистиллированную мировую историю, состоящую только из духовной истории и истории культуры, у вашей истории нет крови и нет действительности; вы все до тонкости знаете об упадке латинского синтаксиса во втором и третьем веке и понятия не имеете об Александре, Цезаре или об Иисусе Христе. Вы обращаетесь с мировой историей как математик с математикой, где есть только законы и формулы, но нет действительности, нет ни добра, ни зла, нет времени, нет ни "вчера", ни "завтра", а есть вечное, плоское математическое настоящее.
      - Но как заниматься историей, если не вносить в нее порядок? - спрашивал Иозеф.
      - Конечно, в историю надо вносить порядок, - бушевал Иаков. - Каждая наука - это, в числе прочего, упорядочение, упрощение, переваривание неудобоваримого для ума. Мы полагаем, что обнаружили в истории какие-то законы, и стараемся учитывать их при познании исторической правды. Так же, например, и анатом не ждет, расчленяя тело, каких-то сюрпризов, а находит в существовании под эпидермисом мира органов, мышц, связок и костей подтверждение заранее известной ему схемы. Но если анатом видит только свою схему и пренебрегает при этом неповторимой, индивидуальной реальностью своего объекта, тогда он касталиец, умелец Игры, и применяет математику к неподходящему объекту. По мне тот, кто созерцает историю, пускай делает это с трогательнейшей детской верой в упорядочивающую силу нашего ума и наших методов, но пусть он, кроме того, уважает непонятную правду, реальность, неповторимость происходящего. Заниматься историей, дорогой мой, - это не забава и не безответственная игра. Заниматься историей уже означает, что стремишься тем самым к чему-то невозможному и все-таки необходимому и крайне важному. Заниматься историей - значит погружаться в хаос и все же сохранять веру в порядок, в смысл. Это очень серьезная задача, молодой человек, и, быть может, трагическая".
      Герман Гессе. "Игра в бисер". Роман.
      Каспаков второй день не выходит на работу и через каждые полчаса звонит в лабораторию. Того к телефону позови, другого. Никто не поймет, чего хочет завлаб. Вполне возможно, скучает по сотрудникам, беспокоится за нас, несмышленнышей, и звонит как заведенный.
      - Гудит на уровне. - усмехнулся Хаки. - Рано он встал на предпраздничную вахту.
     
      22 февраля, пятница. После обеда женщины поздравляют мужиков.
      Мама и я с утра поехали к отцу. Папу парализовало с обеих сторон, потеряна речь. Вчера его консультировал профессор Фаризов. Сказал, что кризис скоро закончится. Раствором марганцовки помог Валере прополоскать рот. Хорошо бы и побрить. Папа жестами протестует: устал, потом.
      В коридоре мамина знакомая, артистка Рабига беседует с опрятной старушкой. Мама подсела к ним, перебила Рабигу и перевела внимание на себя. Ждал ее полчаса.
      - Сколько можно трепаться со старухой? - сказал я.
      - Ол жай старуха имес. - Матушка торопливо засунула клочок бумажки с записанным телефоном в кошелек. - Она мать министра здравоохранения. Я попросила поговорить ее с сыном насчет твоего отца.
      - Что это даст?
      - Даст, даст. Внимание министра много чего даст. Пошли к Альмире, я ей обещала зайти.
      Жена Есентугелова просила матушку зайти из-за сегодняшних "Известий". В газете напечатан окончательный список кандидатов на Ленинскую премию по литературе и искусству. В третий тур вместе с дядей Аблаем вышли Егор Исаев и Нодар Думбадзе.
      - Думбадзе я не читал, но человек он известный. Что до Исаева, то про него ничего не слышал. Думаю, шансы у дяди Аблая есть. - сказал я.
      "Зимой 80-го, перед праздником Советской Армии мы с матушкой зашли к Есентугеловым. Дяди Аблая дома не было. Тетя Альмира спросила: "Читали сегодняшние "Известия"? Как оказалось, в газете вышел список кандидатов на Ленинскую премию. По литературе первый тур прошли Думбадзе, Исаев, Есентугелов. ...Казахи получили, как оказалось впоследствии, последнюю возможность вослед за Ауэзовым получить еще одного лауреата главной премии страны. Все было опять превосходно, если бы не...
      Подробностей сегодня открылось немало. Не приводя и малой их части, как и положено ожидать, можно отметить, что главными действующими лицами выступили опять же А. и его единомышленники.
      В Комитет по Ленинским и Государственным премиям не замедлило прибыть письмо группы товарищей из Казахстана. Армяне, грузины и прочие нацмены в те времена как поступали? Они закатывали глаза до небес, упражняясь в красноречии, силой усаживали за насыщенные столы людей, от которых как-то зависело продвижение наверх земляка. В ход шли подарки, уговоры, звонки влиятельных в обществе людей, обращения в руководство республики, в ЦК КПСС.
      ...Отдельные представители казахского народа завзято смешные люди. В комитете по премиям читали письмо и, переглядываясь, разводили руками. Во дают! И как заворачивали! Под лозунгом исторической - ни больше, ни меньше - справедливости, во благо литеретары.
      Все могло решить вмешательство Кунаева. Только один звонок в Москву. Кому угодно. Заведующему отделом культуры ЦК КПСС Шауро, Брежневу, Маркову... Кому - не важно. Имел последствия только сам факт звонка Димаша Ахмедовича. И премия была бы в Казахстане.
      ...Что заставило Кунаева удержаться от звонка - до сих пор неизвестно. Наверняка он имел с кем-то из местных разговор. Логика начавшейся шумихи, последовательность эпизодов вокруг выдвижения книги Есентугелова обязательным образом обращала его за чужими мнениями, советами, как в самом ЦК, так и вовне его. Но советы советами, а решать надлежало ему одному, принимать, как положено первому коммунисту республики, все на себя. Послать всех к дьяволу и позвонить и, положив трубку, просто цыкнуть на интриганов и все. Но Кунаев так и не снял трубку вертушки и не набрал три, на то время, заветные цифры.
      На комитете Георгий Марков по существу цитировал письмо западников, говоря, что роман малознаком читателю. Как по заказу и Расул Гамзатов сказал, что книгу вообще не читал. Остальные молчали. Один Чингиз Айтматов поддержал Есентугелова. Габит Мусрепов, член комитета от Казахстана, на всех трех заседаниях отсутствовал.
      Премию получили Думбадзе и Исаев...
      Как дядя Аблай перенес кампанию с премией не знаю. Даже сейчас - сколько уже лет прошло - представлять, домысливать без него - занятие беспредметное. Кому-то судьбой наказано и через это пройти. Судьба подлинного писателя всегда трагедия. Сомнения, постоянная борьба с амим собой на самом краю. И нет в том никакого утешения, что это необходимая, обязательная плата за некую тайну, коей небо наделяет творца".
      Бектас Ахметов. "Это было недавно...". Из книги "Сокровенное. Аблай Есентугелов. Мысли. Изречения. Воспоминания". 2001 г.
      Тетя Альмира промолчала.
      Дабы уважить кандидата на премию надо напомнить и о весомости самой премии.
      - Ленинская премия почетней Нобелевской. - подпустил я леща.
      - Да, - охотно согласилась тетя Альмира. - Ты парень начитанный, знающий.
      - Все равно, - вмешалась мама, - Аблаю надо сходить к Кунаеву. Будет звонок от Кунаева в Москву, будет и премия.
      - Кунаеву неудобно звонить в Комитет по премиям.- сказала тетя Альмира.
      - Если Кунаеву неудобно, пусть Владимиров позвонит.
      Тетя Альмира рассказала, что в Комитет по Ленинским и Государственным премиям поступила телега от группы казахских писателей. Земляки просят председателя Комитета Маркова снять с голосования книгу дяди Аблая.
      Женщины обреченно повздыхали и накоротке посплетничали о завистниках.
      - У казахов так делать не принято, - сказала тетя Альмира.
      Подписанты телеги все до единого казахи. Если так у казахов не принято, то почему они так делают? Умора. Чуть что, у нас так не принято. Прежде чем утверждать что-либо из подобного, показали б хотя бы одного, кто поступает наоборот.
     
      ...У меня еще есть адреса
      Женщины накрыли стол. Мы рассаживались, когда Ушка взяла меня за локоть: "Пошли в коридор".
      - Жаркен попух. - сказала Ушанова.
      - В рыгаловку попал?
      - Тебе бы только смеяться. - Таня дернула меня за рукав. - Слушай.
      - Слушаю.
      - Утром он пьяный позвонил в бухгалтерию.
      - Что тут такого?
      - Говорю тебе, слушай! Трубку взяла главбухша и он ей начал трындеть... Вроде того, ты почему мне зарплату переплачиваешь?
      - Радоваться надо.
      - Погоди... Она ему говорит: Я, мол, когда Чокин вернется из Москвы, расскажу ему, что пьяный парторг мешает ей работать.
      - Лай собак из подворотни!
      - Не говори. Какая -то бухгалтерша... Но не в этом дело.- Ушка снова дернула меня за рукав. - Ты меня слушаешь?
      - Слушаю, - я оглянулся на дверь в комнату. - За стол зовут.
      - Успеешь. Эта главбухша работает в институте без году неделя. Просто так она бы не поволокла на парторга. Это раз. Жаркен перепугался. Звонил три раза мне, просил срочно прийти к нему. Это два.
      - Раз просил, иди.
      - Я не могу.
      - Это ты брось! - строго сказал я. - Ты его обсирантка. Должна пойти к нему домой для науки!
      - Иди в баню! Я с тобой серьезно, а ты... Потом ты тоже его обсирант.
      - Ты мне льстишь, если думаешь, что я способен заменить тебя.
      - Вредина ты!
      - Таня, как я пойду? Я ему осточертел. Звал он тебя, а тут я нарисуюсь.
      - Мне неудобно.
      - Не бойся. Пьяный он безопасный. Потом и жена с работы придет. Так что иди.
      - Бека, прошу... Сходи.
      - Мне тоже не в жилу.
      - Хочешь, я с тобой Рафаэля отправлю?
      - С ним бы я пошел.
      Руфа пробовал уклониться, но когда Ушка напомнила ему, что он профорг, руководитель группы сельской энергетики стал молча одеваться.
      - В чем дело? - спросил Руфа.
      - Каспаков датый звонил несколько раз главбуху. Та пригрозила рассказать Чокину, что парторг бухарь.
      - Ну и что?
      - Жаркен перетрухал.
      - Ну и дурак.
      - По-твоему, что он должен делать?
      - Не надо ничего делать. Послать ее куда подальше, а если Чокин спросит, сказать: не пил и все.
      Как я и предполагал, Каспаков не очень-то и ждал нас. Особенно касалось это Руфы.
      - Я просил Таню прийти.
      - Не может она.
      Он улегся в кровать.
      - Что с вами? - прикинулся Руфа.
      - Болею, - простонал Жаркен Каспакович.
      - Врача надо вызвать.
      - Какого врача! - проворчал завлаб. - Выпью стакан водки и лежу.
      - А-а... - понимающе протянул Руфа. - Тогда конечно. Мы пойдем?
      - Идите, - пробурчал Каспаков и повернулся на другой бок.. - Кто вас просил приходить?
      ... Таня Ушанова вышла в коридор.
      - Как он?
      - Испереживался. Ждал тебя, а тут мы с Руфой...
      - Сильно пьяный?
      - Не столько пьяный, сколько перепуганный.
      - Конечно, - Ушка и сама встревожена. - Сходила я к главбухше...
      - Не надо было этого...
      - Слушай дальше, - перебила меня Таня. - Она сказала, не уговаривайте. Еще она говорит, что директору обязательно доложит. Но это пол-беды.
      - Что еще?
      - Я была у Зухры. Она мне и рассказала, с чего это главбухша полезла не в свое дело.
      - Та-ак.
      - Ахмеров зашевелился... Он то и науськал главбухшу. Сам он собирается до возвращения Чокина из командировки поставить на партбюро вопрос о пьянстве в рабочее время парторга.
      - Вот оно как! Темир, что, Чокина не боится?
      - Боится не боится, но Чокин будет поставлен перед фактом.
      - Руфа говорит, что Жаркену надо просто в понедельник выйти на работу и вести себя как ни в чем ни бывало.
      - Хорошо, конечно... Но думаю, теперь Темир и главбухша ни за что не отступятся.
      - Из резерва на руководство Жаркена выкинут. Плохо.
      - Надо что-то делать.
      - Ты интересная. Что мы можем?
      - Ты что? - Ушка сверлила меня синими глазами. - Бросишь его?
      - Брошу, не брошу, какое это теперь имеет значение? Кто я такой? И ты кто такая?
      - Дело не в том, что мы с тобой ничего не можем сделать, - медленно проговорила Ушанова.- Нельзя человека бросать, когда ему плохо.
      "Он заслужил это, - подумал я. - Ушанова идеализирует Каспакова не только как аспирантка. Жалостливая она".
     
      Конфетки-бараночки,
      Словно лебеди-саночки...
      В субботу весь день падал снег. Из дома я не выходил. Шеф съездил к Джону и Ситке. Вечером пришел Большой. Тесть Эдьки позвал к себе отметить праздник. Втроем, Света (жена Эдьки), Большой и Шеф пошли в гости.
      В Лейк-Плесиде наши хоккеисты в решающем матче проиграли сборной США. Американская команда набрана наспех перед Олимпиадой, из студентов. Как могло произойти, что победоносно наигранный состав не смог справиться с самодеятельными пацанами?
      Утром разбудил Шеф.
      - Пойдем ко мне.
      В запылившееся окно детской било Солнце. На улице таял вчерашний снег. Шеф лежал на топчане, обхватив затылок руками. На полу, среди вчерашних газет стояла, укупоренная пластмассовой крышкой, литровая банка с темной жидкостью.
      - Я принес смородиновое вино. Попробуй.
      - Откуда вино?
      - Юра, тесть Большого дал.
      Я сделал несколько глотков.
      - Хорошее вино.
      - Вино высшее.
      - Позавчера с матушкой были у Валеры, - я поставил банку на пол. - Плохой он... Парализован почти полностью. Еще у него...
      - Не рассказывай. - Шеф потемнел лицом..
      Надо о чем-то говорить и я рассказал ему о Каспакове.
      - Ты зря смеешься над Жаркеном. - сказал Шеф. - Он правильно очкует. - Он потянулся за банкой. - А ты сам что?
      - Сам что? - переспросил я и ответил. - Ничего. Думаю добивать дисер.
      - Все же решил защищаться?
      - Надо.
      - Э-э... - Он отпил вино, причмокнул языком. - Самый цимес.
      Детскую Шеф называет пеналом. Всего-то размещались в комнате книжный шкаф с топчаном и пара стульев. У топчана разболтались крепежные болты. При каждом повороте набок Шефа лежак со звуком стукается о стену. Сейчас брат лежал, глядя перед собой с мечтательными глазами.
      Шеф вновь обхватил затылок руками.
      - Эх, какие у меня кенты! Таких кентов, как Коротя и Мурка, ни у кого нет...
      - Да...
      - Вчера съездил в больницу. Джон хороший. А Ситка... Ситка меня рассмешил. Опять целовал руки Людмиле Павловне.
      - Нуртасей, ты... Не могу я к Джону ходить.
      - А тебе и не надо к нему ходить. - сказал, потягиваясь, Шеф. - Джона с Ситкой я взял на себя. Подай-ка мне сигарету. - Он сделал две затяжки. - Только будь осторожен. Ты давно уже большой, но все равно будь осторожен.
      - Это ты будь осторожен. Ходишь и не смотришь себе под ноги.
      - Это я то не смотрю себе под ноги? - засмеялся он. - Э-э, дорогой... Я все кругом секу. Со мной никогда ничего не случится. Я за тебя боюсь.
      - Что за меня бояться? Из дома почти не выхожу.
      - Мы с тобой остались вдвоем.
      Что он говорит? Шеф и я остались вдвоем? А как же Ситка, Джон, Доктор? Нурлаха?
      Словно отвечая на мое немое удивление, Шеф растер сигарету о дно пепельницы, вновь откинулся на подушку и сказал:
      - Доктор говнит на каждом шагу. Лажает нас... Связался с этой коровой ...
      - Ты его давно видел?
      - Неделю назад. Он приезжал с Надькой к Меченому. - Шеф прокашлялся. - Работает сторожем на эмвэдэвских дачах.
      - Он знает, что папа болеет?
      - Наверно знает. - Глаза у Шефа сузились. - Бисембаев п... ему дал.
      - Какой Бисембаев?
      - Ты его не знаешь. Мурик Бисембаев, щипач есть один.
      - Знаю я его.
      - Знаешь? - Шеф исподлобья взглянул на меня. - Откуда?
      - Видел, как он у "Кооператора" лет десять назад ошивался.
      - Точно он. - Шеф еще больше помрачнел. - Мне Меченый рассказал... Доктор побуцкал Надьку, а Бисембаев вступился за нее и дал ему п...
      Я молчал.
      - Доктор говно, но он мой брат. Вот я и отп...л Бисембаева. Так отп...л, что он надолго запомнит.
      - Что делает Бисембаев у Меченого?
      - Живет. Месяц назад откинулся, квартиру матери менты забрали себе.
      Бисембаев живет у Меченого? Что-то екнуло во мне, проняло изнутри холодом. Бисембаев опасен, ох, как опасен. Я вспомнил сцену на скамейке у памятника генералу Панфилову. Он коварный. Бисембаев - зверек. Сказать Шефу? Но как оформить предчувствие в слова?
      Я промолчал
      - За брата я п...л и напропалую буду п...ть этого Бисембаева. - Сказал он и оторвал голову от подушки. - Ты слышишь?
      - Нет. А что?
      - Кажется, Колобок зовет.
      - Послышалось тебе. Спит матушка.
      - Я тебя прошу... Ты когда поддашь, то запираешься на ключ, открываешь окно. Колобок понтуется... Боится, что простудишься. Пожалуйста, не открывай окно.
      - Хорошо.
      - Ладно. - Шеф поднял с пола газеты. - Иди к себе. Я почитаю.
     
      Сверхмаленькие люди не столь порочны, сколь дальнозорки. Я не предполагал насколько Шастри честолюбив. Сегодня он ждал меня с новостями.
      - С утра вызывал Ахмеров... - переминался шалунишка.- Сказал, что Каспаков п...й накрылся.
      - В каком смысле?
      - Ты не в курсе? Послезавтра партбюро разбирает персональное пьянство Каспакова.
      Персональное пьянство? Шастри юморист.
      - Что-то такое следовало ожидать.
      Шастри раздул ноздри.
      - Его и из завлабов попрут.
      Каспаков не может выйти из пике, боится показаться на работе. Совсем недавно его самого почти все боялись, боялись, вплоть до замдиректора. Только почему шалунишка сияет именинником? Неужели...?
      - Ахмеров обещал тебе его место?
      Шастри заулыбался.
      - Он сказал, что будет говорить обо мне с Чокиным.
      Ахмеров время не теряет, в открытую вербует пятую колонну.
      Напрасно Таня Ушанова в минувшую пятницу уговаривала главбухшу не возникать. Уговоры дали понять бухгалтерше, что, пригрозив разоблачением парторгу, она сломала Каспакова.
      - К приезду Чокина Жаркена освободят из парторгов, - Ушка подтвердила слова шалунишки.
      - Знаешь, что мне сказал Нурхан? - Я хочу вернуть Таню к реальности. - Ахмеров пообещал ему место Каспакова.
      - Брось чепуху городить.
      - Сама погляди, Ахмеров кроме Каспакова ненавидит в нашей лаборатории и Кула. Остается Нурхан.
      - Слышать ничего не хочу про Нурхана. Ты мне лучше скажи, как Жаркена из запоя вывести?
      - Коминтерн - это трудно.
      - Если он сейчас же не остановится, Жаркена за неделю и из партии выгонят.
      - Все-таки быстро Ахмеров положил его на лопатки.
      Я не мог не отдать должное напористости гидротехника. Примитивно и быстро. Причем, не вступая в открытое столкновение.
      Для Каспакова плохо, не только то, что он не показывается на работе. Вдвойне плохо, что в командировке Чокин. Будь директор на месте, он в два счета поставил на место главбухшу, шелбанул бы по устремлениям Ахмерова покончить с пьянством коммуниста Каспакова.
      Как все просто и быстро. Не мечтал директор о таком преемнике, но порядок есть порядок. К своему возвращению Чокин будет поставлен перед фактом.
      Я позвонил домой. Взял трубку Шеф.
      - Колобок поехала к отцу. - сказал он. - Ты когда придешь?
      - Скоро. Приду не один.
     
      Вот как бывает...
      Серик Касенов душевно здоровый человек и редко когда пьянеет. Если и наберется, то из себя не выходит, не портит другим настроение. Нет в нем второго дна, умеет слушать. Друзей у него много, к концу недели они наперебой звонят на работу, приглашают разделить застолье.
      Под руководством Сподыряка Серик смастрячил экономичный водогрейный котел. Котел он испытывает, но на напоминания Сподыряка о патентовании агрегата откликается вяло. Процедура регистрации изобретения длительная, но ее необходимо пройти. Серик Касенов понимает так, что новшества воруют только в книгах и кино и думает, что кроме него его котел никому не нужен.
      У него двое детей, заботливая жена. У жены в близких родственниках начальник управления кадров МВД, которого регулярно снабжают черной икрой, балыками товарищи из Гурьевского УВД. От рыбных щедрот кадровика перепадает семье Касеновых. Под водочку лопаем икру и мы с Хаки.
      Хаки, Серик Касенов, Шеф и я пили на кухне. О чем говорили, помню плохо. Не помню и то, как пошел спать.
      ... С утра шел мелкий снежок. На кухне Шеф собирал передачу для Джона и Ситки.
      - Вчера Колобок выходила на лоджию, видела открытое окно в твоей комнате. Я же просил тебя не открывать. - Шеф складывал банки в портфель и ворчал. - Ты нажрался, но я тебя не заложил.
      На себя бы лучше посмотрел. Пил вместе с нами и еще делает одолжение, что не закладывал. Я разозлился и пошел к себе.
      Валялся в кровати часа два. В дверь позвонили. Матушка открыла дверь.
      - Он еще спит? - раздался голос Шефа.
      Не хочу его видеть. Я прошел в ванную. Плескался минут двадцать. Когда вышел, услышал матушкино: "Кашан келесын?".
      - Скоро.
      Хлопнула дверь, в квартире тишина.
      Наконец-то. Какой он все-таки лицемер.
      Матушка на кухне возилась с мясорубкой.
      - Ушел?
      - Ушел.
      - Не сказал куда?
      - Сказал: на улице какие-то друзья ждут.
      Ночевать домой Шеф не пришел. Рано утром пришел Ситка Чарли.
      - В отпуск выписали, - сказал он.
      В "Советском спорте" разбирают причины поражения наших хоккеистов, отклики спортсменов на бойкот московской Олимпиады. В "Известиях" тоже пишут про бойкот, в "Литературке" на всю полосу судебный очерк Ваксберга.
      После обеда пришел Большой.
      - Где Нуртас?
      - Со вчерашнего дня не приходил.
      Большой снял овчинный тулуп. Под ним он в тельняшке.
      - Эдька, где достал тельняшку? - спросила мама.
      - Из Одессы привезли.
      Большой сел за стол, взял из рук мамы пиалушку с чаем.
      - Все же где Нуртас?
      Что это он? Соскучился?
      - Не знаю.
      - Вчера днем он заходил ко мне. С какими-то спившимися мужиками... Одного звать Сашей. Сказал, что ваш бывший сосед.
      - Саша? - задумался я. - Понятия не имею.
      - Эдька, мне тоже достань тельняшку.
      - Тетя Шаку, зачем вам тельняшка?
      - Бектасу надо такую.
      - Это только в Одессе... В Одессе все можно купить.
      Большой повернулся ко мне.
      - Бека, давай все-таки поищем Нуртасика.
      Злость на Шефа еще не прошла и я про себя подумал: "Пошел он в жопу!", а вслух сказал: "Да ну его".
      - Так не говори. - Предостерег Большой, поднялся из-за стола и задержал внимание на книге, которую я держал в руке.
      - Что, до сих пор Гайдара читаешь?
      - От нечего делать. Вчера как раз по Алма-Ате показывали "Комендант снежной крепости".
     
     
      Глава 36
     
      Капли абсента...
      Программа "Время" закончилась, я всбивал подушку и размечал программу на завтра. Хватит откладывать, надо садиться за методику. Для затравки с карандашом в руке почитаю Виленского, там, глядишь, какая-нибудь путная мыслишка и придет.
      Я засыпал.
      "Бим-бом".
      Наверное Шеф пришел. Я пошел открывать.
      Из столовой выскочила мама.
      - Срамай ашпа.
      - Кто там?
      - Милиция. - отозвался незнакомый голос за дверью.
      - Ашпа! - беспокойно крикнула мама.
      В дверь зазвонили беспорядочно и настойчиво: "Откройте! Милиция!".
      - Ашпа! - кричала матушка.
      С той стороны кто-то подергал дверную ручку и сказал: "Апай, вы меня знаете. Это Нуржан".
      - Какой Нуржан?
      - Аблезов.
      Нуржан Аблезов? Что ему нужно? В любом случае дверь надо открыть. Матушка теснила меня от двери и прислушивалась к тишине на площадке.
      Снова звонок в дверь и раздалось громкое:
      - С вами говорит начальник уголовного розыска Сайтхужинов! Откройте!
      - Ашпа!
      - Мама, это действительно милиция! - нервно крикнул я и открыл дверь.
      Первым в квартиру вбежал в коричневой, из кожзаменителя, куртке, упитанный, с белым лицом, рыжий, за ним тоже штатские - молодой узкоглазый в болоньевой куртке и шапке из нутрии узкоглазый здоровяк-казах, следом - в темно-сером пальто и ондатровой шапке лет тридцати пяти-сорока - русак. За ними вперемешку ввалились в милицейской форме и в штатском человек пять-шесть. Русак в темно-сером пальто проскочил в столовую, заглянул на лоджию. Рыжий шарил по другим комнатам. Быстро вошел в детскую, включил свет, сдернул одеяло со спящего Ситки Чарли. Ситка открыл глаза: "Что?".
      - Вы что себе позволяете? - срываясь на фальцет, пропикал я. - Как вы смеете? - Почему у меня вышло заискивающе? Нельзя с ними так. Но по иному у меня не получалось.
      Рыжий выскочил в коридор, огляделся.
      - Смею, - крикнул он, - потому что твой брат Нуртас убил человека!
      Кто-то невидимый двинул в бок. Я закачался, присел.
      "Самолеты противника вторглись в воздушное пространство Гельголландии и на бреющем полете бомбят объекты".
      - Что-о?!
      Вслед за мной вскрикнула и матушка
      - Кто это? - спросил про Ситку рыжий и зашел в ванную.
      - Брат. Он больной.
      - Где отец? - оперативник заглядывал в северную комнату.
      - В больнице.
      Меня знобило и шатало из стороны в сторону.
      - Мой сын не убийца! - с криком подошла мама к рыжему. - Вон из моего дома!
      Рыжий и ухом не повел
      - Где паспорт Нуртаса?
      - Он потерял его.
      В голове раздавался беспорядочный стук, во рту пересохло, я с трудом ворочал языком.
      - Может это ошибка? - жалобно выдавил я из себя.
      - Ошибки нет. Есть свидетели... Твой брат убил человека.
      - Вон отсюда! - истошно вопила мама.
      - Поздно кричите. - уже спокойней сказал рыжий. - Раньше надо было возмущаться. Сын ваш нигде не работал, дошел до убийства.
      - Я повторяю, мой сын никого не убивал.
      Не обращая внимания на матушку, рыжий прошел в холл и отдавал приказания:
      - Вы остаетесь здесь до утра. А ты, Нуржан, - Он ткнул пальцем в узкоглазого. - Поезжай в КПЗ и вытащи мне того... Я буду у себя.
      В засаде остались трое. Майор предпенсионного возраста, это был участковый из опорного пункта, дунганин лейтенант и русский в штатском.
      Мама спросила майора про рыжего: "Кто этот хам?".
      - Сайтхужинов.
      Дунганин и русский расположились у телефона, в холле на топчане. Ситка спал, я ходил по коридору и слышал обрывки разговора из столовой мама с участковым.
      - Скажите моему сыну, что это ошибка.
      Майор кивал головой и молчал.
      Я лежал и замерзал под одеялом из верблюжьей шерсти.
      Спал я часа два-три. За окном темень. В столовой на стуле дремал майор.
      - Иди сюда. - позвала меня мама. - Вот милиционер говорит, что еще неизвестно кто кого убил. Правда?
      Майор пробудился от дремы.
      - Вообще, даже если бы сын мой кого-то и убил, то вы не имеете права хозяйничать в доме моего мужа.
      Участковый пожал плечами. Его дело исполнять приказы.
      В начале девятого зазвенел телефон. Снял трубку русский мент. Говорил недолго. Положил трубку.
      - Вас вызывает Сайтхужинов.
      Районный уголовный розыск стоит отдельно от основного здания РОВД во дворе, в одноэтажном домике с верандой.
      На веранду вышел вчерашний узкоглазый.
      - Заходи.
      - Мы знаем, вы человек серьезный, занимаетесь научной работой, - заговорил Сайтхужинов. - Должны понимать... Вы можете помочь и нам и брату.
      - Простите, как вас зовут?
      - Ибрагим Гузаирович.
      - Ибрагим Гузаирович, Нуртас не мог убить человека. Подраться да... Он мог подраться. Но чтобы кого-то убить... И уж тем более, убежать. Нет... Он не такой.
      - Ошибка исключена, - не сводя с меня белесых глаз, сказал Сайтхужинов. - Вы не можете знать, что испытывает убийца и почему он скрывается с места преступления.
      Сидевший рядом Аблезов молчал.
      - Ваш брат в районе человек известный. Он дерзкий... - продолжал капитан.
      - А что ... убитый этот... Он что, слабосильный? Не мог за себя постоять?
      - Да нет, - Сайтхужинов отвалился спиной на стену и оглянулся на Аблезова. Инспектор кивнул. - Убитый, как раз не производит впечатления слабосильного. Малый в плечах, да и развит неплохо.
      Зазвонил телефон.
      - Да, да! Минут через пять освобожусь. Хорошо. - капитан положил трубку. - Так вот. Было бы хорошо, если вы вдруг где-нибудь встретитесь с братом...
      - Где я с ним встречусь?
      - Я говорю - вдруг встретитесь. Было бы хорошо, если вы уговорите его прийти к нам с повинной.
      - Хорошо. Скажите только еще: кто убитый?
      - Убитый некий Мурат Бисембаев.
      У меня все опустилось. Сайтхужинов прав на все сто. Ошибка исключена.
      Я шел мимо Никольского базара. Ярко светило Солнце, почерневшие сугробы источались мелкими ручейками. Я обходил лужи и думал: "Где Шеф?". Почему-то кроме всего прочего с острой жалостью вспоминал я и о Докторе.
      Дверь открыла новая смена. Дневная засада состояла из оперативника Михаила Копелиовича, участковых опорного пункта Тлектеса Касенова и Иосифа Кима.
      Оперативник ходил по столовой и разглядывал фотографии за сервантным стеклом. Фотографий было две. На одной из них Шеф с друзьями по Казоргтехсельстрою, на другой - мама на чьей-то свадьбе. Рядом с ней ее родственник Мустахим и жена министра внутренних дел.
      - Этого Мустахима я знаю, - сказал Копелиович. - Работал у него.
      - Да. Мустахим мой племянник, работает в областной милиции.
      Копелиович вышел в коридор позвонить.
      Я тихо сказал матушке: "Мама, убил Нуртас".
      - Ты веришь милиции?
      - Ты ничего не знаешь. Мне Нуртас в воскресенье рассказал... Что убитый Бисембаев побил нашего Нуржана, а Нуртас за это вломил ему. Еще он говорил, что как следует даст этому Бисембаеву.
      - Никого не слушай, никому не верь.
      - Я тебе еще раз говорю, - Бисембаева убил Нуртас.
      В комнату зашел Копелиович, я замолчал.
      На кухне Касенов и Ким призывали не отчаиваться.
      - Пойми, - говорил Ким - судить будут только по показаниям Нуртаса.
      - Как это?
      - Терпилы то нет.
      - Ну да. А расстрел?
      - Смеешься? Какой расстрел?
      - Хороший ты мужик Иоська.
      - Чего там хороший? Ваша семья попала в беду. Я от матери слышал, что этот ногай вчера ей нахамил.
      - Какой ногай?
      - Татарин... - Ким улыбнулся. - Сайтхужинов.
      - А-а... Было... Но его можно понять. В районе ЧП.
      - Причем здесь ЧП? - возразил Иоська. - Надо понимать, с кем и как себя вести. Твой отец писатель?
      - Переводчик.
      - Все равно. - Ким оценивающе осматривал кухню. - Такую шикарную квартиру просто так никому не дадут.
      - Я позвоню другу Нуртаса.
      - Звони.
      Встал Ситка. Он еще несколько дней будет отходить от лекарств. СиткаЧарли выпил холодного чая и пошел обратно в детскую.
      В дверь позвонили. Из столовой на цыпочках выбежал Копелиович.
      - Это ко мне, - сказал я и открыл дверь.
      - Что? - Большой, не снимая тулуп, прошел на кухню.
      - Засада у нас. Нуртасей убил Мурика Бисембаева.
      - Этого щипача что ли?
      - Ты его знаешь?
      - Знаю. Туда ему и дорога.
      - Ты что Эдька?
      - Я недавно видел его на трамвайной остановке. Дерганный весь... Гнилушка...
      - Три ходки у него, - сказал Ким.
      - А эти ребята... - Большой повел взглядом на Тлектеса и Иоську. - Тоже менты?
      - Менты мы. - сказал Ким.
      - Ну-ка расскажите.
      К разговору прислушивался, бродивший по коридору, Копелиович.
      - Иоська, перестань!
      - Пошел ты! - прикрикнул на него Ким. - Они все равно узнают. - Он наклонился над столом и показал головой на коридор. - Мент есть мент.
      - Говори тише, - сказал Большой.
      - Вчера вечером в опорный пункт прибежал хозяин квартиры Омаров, - начал Иоська.
      - Кто это? - спросил Большой.
      - Меченый.
      - Меченый?
      - Кличка Омарова.
      - Рассказывай дальше, - попросил Большой.
      - Омаров сказал: "У меня на квартире убили Бисембаева". Мы побежали к нему. Терпила лежал на полу, у него оторван воротник от рубашки. На стене, на полу - кровь, везде следы борьбы. Видно, что он до последнего бился за жизнь.
      - Чем убили Бисембаева?
      - Рядом нашли газовый ключ. Разможжен затылок. Ударили так, что у терпилы один сапог слетел с ноги. Экспертиза будет готова завтра.
      - Омаров где?
      - В КПЗ. Он сказал, что весь день был на работе, пришел домой, а там труп.
      - Нуртасик не мог убить. - Большой покачал головой. - Позавчера с ним был какой-то Саша. Вот он мог убить. А Нуртас... Нет...
      - Что за человек Нуртас? - спросил Ким.
      - Он ласковый. Обнимет тебя, расцелует, наговорит добрых слов. Но злить его не советую. Так что, если он вдруг придет, стволы не вынимайте.
      - Что, сопротивляться будет?
      - Сопротивляться может и не будет, но стволы лучше спрячьте подальше.
      По коридору взад-вперед не продолжал ходить часовым Копелиович.
      - Иосиф, что делать? - спросил Большой.
      - У терпилы родственников нет. Можно быстро обрубить все хвосты на стадии уголовного розыска.
      - С чего начать?
      - Сунуть бабки Сайтхужинову.
      - Сколько?
      - Не знаю, - Ким наморщил лоб. - Надо с ним поговорить.
      Большой посмотрел на меня.
      - В этом доме деньги есть.
      Я прошел в столовую, закрыл за собой поплотнее дверь.
      - Мама, нужны деньги.
      - Какие деньги?
      - Дадим ментам на лапу...
      - Это они тебя научили?
      - Никто меня не научил. Не жидись.
      - За что? Никаких денег я не дам.
      На кухне тем временем разговор не прекращался. Когда вышел из столовой, услышал.
      - Пока речь идет о девяносто третьей статье.
      - Что это? - спросил я.
      - Нанесение тяжких телесных повреждений со смертельным исходом. Так что... Если сунуть бабки, то можно запросто переделать в убийство по неосторожности, а после что-нибудь еще придумать.
      - Ладно, я пойду, - Большой поднялся.
      - Эдик, о том, что здесь узнал, никому ни слова.
      - Само собой.
      Ситка с утра ничего не ел, да и Иоську с Тлектесом не мешало бы покормить. Я поставил размораживаться мясо и стал чистить морковь.
      - Обед готовишь? - поинтересовался Ким.
      - Плов в темпе сварганю.
      - Хорошо, - сказал Иоська и полез в карман, - Тлек, сбегай в магазин. Купи три пузыря вина. Больших.
      Вечером позвонила тетя Альмира.
      - У вас все нормально? - спросила жена Есентугелова.
      - Да. А что?
      - Ничего.
      Большой проболтался отцу, тот по эстафете передал Есентугеловым.
      "Нуртас, где ты?" - спрашивал я раз за разом себя и ничего не соображал. "Где ты мерзнешь?". Нет, нет... Ничего, ровным счетом ничего не сходится. Откуда-то издалека доносился приглушенный расстоянием лай дворовых собак, перед глазами плыла темная, мерзлая ночь, черные, слежавшиеся сугробы, ледяные тротуары. Что-то помимо рваного, точущего ожидания накрывало меня. И то, что накрывало, было намного сильнее и тревожнее воцарившегося во мне хаоса. При всем этом ощущение, что 27 февраля произошло событие разом и верх ногами опрокинувшее прежние представления, самое жизнь, усиливалось и крепло.
      Рано утром позвонил дяде Боре и попросил зайти.
      В девять утра сменилась засада. Вновь пришли Ким, Касенов и Копелиович. Я позвонил Большому.
      - Плохо дело, - сказал Ким. - Экспертиза нашла ножевые ранения в области груди.
      - Это прямое убийство. - нахмурился Большой.
      - Да. - кивнул Ким и добавил. - Все равно, если не терять время, то еще можно что-то сделать.
      Снявши голову, по волосам не плачут. Раз Есентугеловы в курсе, матушка позвонила к ним.
      - Аблай, - сказала она, - сходи к Тумарбекову. Потребуй, чтобы он выгнал из нашего дома милицию.
      Тумарбеков заместитель министра внутренних дел, хоть и по общим вопросам, но из всех руководящих ментов самый авторитетный. Он уважает заслуги Есентугелова, но вряд ли станет вмешиваться.
      Матушка позвонила и Жарылгапову.
      Дядя Ислам увидел засаду и, узнав в чем дело, занял принципиальную позицию:
      - Тунеядец стал убийцей! И вы еще просите выгнать милицию?!
      Дядя Боря подошел к обеду. Я провел его к себе в комнату.
      - Это что за люди? - спросил он.
      - Милиция. Ищут Нуртаса.
      - Нуртаса?
      Я рассказал. Дядя Боря посидел с полчасика и ушел.
      Засаду сняли в пятницу. По моему звонку пришли Хаки и Серик Касенов. Хаки разговаривал с матушкой, Серик молча сидел в моей комнате.
      - Такие дела, Серик, - Я кончил рассказывать и выпалил то, что сверлило меня последние двое суток: "Лучше бы его самого убили!".
      - Ты что! - вздрогнул Серик Касенов.
      Откуда-то из глубины опять пробилось неясное предчувствие: "Не здесь ищешь". Не успев оформиться, ощущение покидало, возвращалось и я вновь думал том, что сообразить не в силах только от того, что случай настолько незнаком мне, что, пожалуй, лучше и не пытаться найти правдоподобное объяснение, выстроить логику в событиях минувших дней.
      В субботу поехал в центр. На Броду, у перехода стоял Сэм.
      - Ты слышал?
      - Слышал, - сказал Сэм. - Надо было этого Бисембаева технически сделать.
      - Что народ здесь говорит?
      - Старшие мужики тишину поют.
      Сэма зовут Самат. Окончил на год раньше меня энергофак нашего политеха. С Шефом видел я его пару раз.
      Я вернулся домой. На кухне Ситка рубил мясо. Мама пересыпала куски солью и складывала в большой тазик.
      Все последние дни Ситка Чарли не донимал расспросами, не интересовался, что происходит в доме. Как будто его это не касалось.
      В понедельник мама от тети Марьям привела домой маляршу Веру. В руках малярши игральные карты.
      - Вот смотри, - Вера раскладывала перед мной карты. - Нигде в плохом его нет.
      - Мама, - взмолился я, - не морочьте мне голову.
      ... Пошел восьмой день. Хоть и немного времени прошло, но напряжение спадало. Сумятица мало-помалу сменялась надеждой: Шеф тут ни при чем, менты нашли истинного убийцу и сообщать нам об ошибке полагают зазорным.
      Но куда пропал Шеф?
     
      Товарищ Сталин, вы большой ученый...
      "Бим бом!" короткий и приглушенный. Я открыл дверь.
      Вошли Сайтхужинов и Аблезов. Капитан смотрел на меня так, как будто узнал во мне родственника.
      - Как здоровье?
      - Нормально.
      - Кто? - крикнула из столовой матушка.
      - Апай, это мы. - Сайтхужинов с Аблезовым зашли в комнату.
      - Что?
      - Апай, простите... - оперативник говорил спокойно, негромко. - Произошла ошибка. Кажется, в морге находится ваш сын Нуртас.
      А-а... Вот оно как. Что-то такое мелькало внутри, но, не развертывая предчувствие, я гнал его от себя прочь. Все очень просто. Просто и легко сошлось воедино несходимое.
      Кто-нибудь задумывался, почему и откуда берутся первые порывы? Именно они то и выдают тебя с головой. Первым делом меня посетила мысль о том, что все же лучше оказаться в жертвах. Второе, о чем я подумал, было: "Кто теперь будет ходить к Джону?".
      Мама не ошарашена и тоже несет чепуху. Только уже вслух.
      - Почему вы не поверили матери?
      - Нас запутал свидетель Омаров.
      - Где он?
      - В машине. - ответил Сайтхужинов и, повернувшись ко мне, сказал. "Апай, нам нужно провести опознание. Бектас с нами не поедет в морг?".
      - Я не поеду.
      - А-а... ну да. Тогда кто поедет? - Начальник ОУР испытующе посмотрел на маму. - Может Софью Искаковну позвать?
      - Нет! - рявкнула мама.
      - Я попрошу друга Нуртаса - Эдика Шалгимбаева. - сказал я.
      Надо срочно удалить из дома Ситку Чарли. Я побежал в соседний дом.
      - Тетя Марьям, убили Нуртаса. Позвоните в больницу. Пусть вызовут к себе Улана.
      Соседка охнула и записала телефон третьего отделения.
      Минут через сорок вернулись Сайтхужинов, Аблезов. В квартиру с ними зашел Большой.
      - Да, это Нуртас, - сказал он, как отряхнулся.
      - Кто его убил? - спросила мама.
      - Бисембаев.
      - Где он?
      - В машине. Мы его взяли в доме братьев Котовых. - Сайтхужинов развел руками. - Апай, что нам делать? Застрелить его?
      - Где Омаров?
      - Тоже арестован.
      Словно что-то почувствовав, заглянул Жарылгапов. Заходить не стал, всего лишь сказал по-казахски: "Хоть руки у него остались чисты. И на том спасибо".
      Пришли Хаки, Серик Касенов, Аблай Есентугелов.
      Матушка не до конца поняла, что произошло, потому что сказала писателю: " Аблай, помоги наказать милицию".
      Есентугелов поднял руки.
      - Зачем? Шакен, ваш сын не работал, пил...
      Мама не узнавала своего фаворита.
      - Аблай, какое тебе дело работал или не работал мой сын? Пил или не пил? Я говорю тебе: будь человеком!
      Хаки вывел меня в коридор.
      - Что этот Аблай говорит? Разве можно такое говорить?
      Можно или нельзя, мне теперь не до этого. До меня начинало доходить что же с нами произошло.
      - Хаким, Серик! Надо сообщить Вовке Короте.
      Коротя работает в геофизической экспедиции за городом. Номер домашнего телефона знал только Шеф. Дома у него никого не было, но записку в дверях я не догадался оставить.
      ...Проснулся в первом часу ночи. Мама спала у себя в столовой, на кухне тетя Шура с Муркой Мусабаевым.
      - Бекетай, вечером я разговаривала с Шарбану, - тетя Шура не нашла другого случая сообщить мне о таком важном событии, как разговор с Шарбанкой. - Я ей говорю: "Убили Нуртаса, агатай тяжело болен, а она мне: у Шаку мебель, сервизы...".
      - Тетя Шура, зачем вы мне об этом рассказываете?
      - Бекетай, у тебя ступор.
      Мурка молчал, я курил.
      - Бекетай, ты куришь одну за одной... - тетя Шура не умолкала, - Нуртас пролежал в морге без холодильника восемь дней...
      - Тетя Шура, я вас прошу...
      - Нет, ты выслушай меня.
      - Что?
      - Завтра привезут Нуртаса и он будет припахивать.
      - Почему?
      - Я говорю, завтра будет уже девять дней, как тело Нуртаса в морге без холодильника.
      - Ну и что теперь?
      - Ничего. - вошел в разговор Мурка. - Бек, ты не сталкивался с такими делами, но это обычное явление. Будет сильно вонять.
      ... С утра пасмурно. К девяти пошел мелкий снежок и через час прекратился. Надо найти Доктора и Коротю.
      - Можно взять вашу машину? - спросил я у тети Раи Какимжановой.
      - Зачем тебе машина?
      - Ребята съездят за Нуржаном и другом Нуртаса.
      - Ох, друзья, друзья... Где же они были, когда Нуртас погибал? - тетя Рая вздохнула. - Машину, конечно, возьми.
      - Берька, - сказал я Пельменю, - поезжай на жанатурмыские дачи. Разыщешь там Доктора, потом смотайся к Вовке Короте. Он работает в какой-то экспедиции рядом с остановкой "Новостройка".
      - Эту экспедицию я знаю.
      - Привези обоих.
      Пельмень плутал с час по дачам, Доктора не нашел, но Коротю привез.
      Сайтхужинов помогал Большому с оформлением паспорта, за Нуртасеем поехали Мурка Мусабаев, Витька Варвар, Серик Касенов, Хаки, двоюродный брат Коля и еще какие-то родственники.
      За всем не уследишь, да и сами мужики не догадались напомнить мне о мыле, одеколоне и пудре.
      Каспаков молчал, Шастри сказал два слова: "Будь крепок", Руфа говорил, что ничего не поделаешь, надо теперь думать родителях, потому правильней было бы не изводить себя.
      Гроб внесли и поставили на стол в маминой комнате. Шеф закрыт красным плюшем.
      - Я хочу посмотреть на него.
      Тетя Загиля протестующе подняла руку.
      - Может не надо?
      - Нет, я хочу посмотреть.
      Тетя Загиля открыла лицо. Да, это Шеф. Под правым глазом две или три открытые, вывернутые наружу, ранки.
      Никакой вони, никакого постороннего запаха от Шефа не исходило, но я не решился поцеловать.
      В пятницу после обеда Каспаков пришел с Надей Копытовой, Ушкой, Алимой и Умкой.
      Я рассказывал женщинам о милицейской засаде.
      Каспаков перебил меня: "Как ты выражаешься? Менты, стволы... Что, других слов не знаешь?".
      Умка набросилась на него:
      - А ну прекратите! Вы куда пришли? Нашелся тут... Святоша!
      Я вышел из комнаты. Прикрыв дверь, за мной проследовала Таня Ушанова.
      - Ты не обижайся на него. У Жаркена неприятности. Позавчера его сняли из секретарей партбюро.
      - Я не обижаюсь.
      Дверь в столовую распахнулась. Мама пошла на кухню. В комнате продолжала бушевать Умка.
      - Я с Нуртасом встречалась один раз. Мне этого было достаточно, чтобы увидеть и понять, что он настоящий мужчина. И вам, дорогой Жаркен Каспакович, прежде чем открывать рот, советую думать.
      Каспаков молчал.
      - Мне ли не знать, что вы за человек? - спросила Умка и сама же ответила. - Лицемер с партбилетом, - вот вы кто!
      Мурка Мусабаев провел две последних ночи у нас. Прощаясь сказал: "Ты это... Со своим горем ни к кому не лезь. Люди не любят этого... А я... Я больше к вам не приду".
     
      В субботу распогодилось. Я открыл окно. Светило Солнышко, теплынь. Под окнами с цветами прошел мужчина с цветами, дверь в продмаге через дорогу не закрывается.
      8-е марта.
      В комнату зашла мама.
      - Собирайся. Поехали к отцу.
      - Я не поеду.
      - Кому говорят: поехали!
      Решено, если вдруг папа спросит, отвечать, что Шеф завербовался и уехал неизвестно насколько в дальние края.
      В одной палате с папой пожилой русский. К нему пришли жена, дочь со свекром. Дочь побежала за посудой для цветов, жена расставляет на тумбочке банки с соком. Отцу не до расспросов. Для инсультника главное лекарство - уход. Без него за десять дней папа зарос как бродяга. Я попытался побрить его. Бритва "Харьков" с трудом сняла первый слой, папа вспотел и попросил глазами: "Хватит. Больше не надо". С ним занимается логопед. До восстановления речи еще далеко, хотя понять, о чем он говорит, уже можно.
     
      Глава 37
     
      ... Целовались вдвоем
      ...Я открыл дверь. На площадке в синюшных потеках с шапкой в руке Сашка Соскин. Сто лет не виделсь.
      - Откуда узнал? - спросил я.
      - В цветочном сказали.
      - Слушай, это не ты случайно с Нуртасом приходил к Большому?
      - Я, - ответил Соскин.
      Телевизор был включен и Сашка ни с того ни сего стал подпевать певцу из праздничного концерта.
      - Потом что?
      - Потом? - переспросил Соскин и ответил. - Все эти дни я был вместе с Нуртасом. Ездили к Короте за деньгами.
      - И...?
      - В час или в два я ушел домой.
      - Двадцать седьмого?
      - Двадцать седьмого.
      Соскин ушел и оставил меня без курева - после него я не нашел пачки "Казахстанских", что лежала на телевизоре.
      Умка принесла блюдо с чак-чаком.
      - Тетя Шаку, семь дней давно прошло, но все равно... Символически.
      - Спасибо.
      - Тетя Шаку, а жалко, что муллу не пригласили.
      - Наверно.
      - Если бы мулла прочитал намаз, стало бы легче.
      - Возможно.
      Доктор, как говорил Шеф, в город приезжает часто. Если он до праздника наведался в центр, то ему все известно. Нет, он еще ничего не знает. Знал бы, - обязательно пришел домой. Хотя... "Он то знает, что было до 27 февраля, - подумал я, - потому и не приходит домой".
      Ближе к ночи пришел Большой.
      - Эдик, приходил Соскин.
      - Кто это?
      - Помнишь, ты рассказывал, как Нуртасей приходил к тебе с каким-то соседом Сашей?
      Большой наморщил лоб.
      - Да, да. Мне он сразу не понравился.
      - Он говорит, что был с Нуртасом все эти дни. И в тот день ушел с квартиры Меченого в час или в два.
      - Может быть. Ты мне скажи: где Доктор?
      - Не знаю.
      - Что он делает? - Большой стучал пальцами по столу. - Про Искандера что знаешь?
      - Сидит.
     
     
      Водка помогала плохо. И пьяному, и трезвому снился Шеф. Он лежал с запрокинутой навзничь головой в огороженном штакетником, палисаднике, у заброшенного домика, в густой траве. Лежал с пустыми глазницами и еле слышно разговаривал со мной. Разобрал только одну фразу: "Вот видишь...".
      Пью без перерыва вторую неделю подряд. Пустые глазницы Шефа преследуют и наяву.
     
      Летний дождь...
      Приходила мать Кеши Сапаргалиева. Шеф говорил про нее: "Тетя Фатиха добрая". Сам Кеша не пришел. Твой уход указывает на твое истинное местоположение. Опять же, если бы папа был здоров, возможно все и не так выглядело бы. Хотя как знать. К примеру, старший товарищ отца - Г.М. прислал к маме вместо себя жену. Пришел и Джубан Мулдагалиев. Так бы может быть и не пришел, но несколько дней назад Мулдагалиев стал первым секретарем Союза писателей Казахстана. Положение обязывало. Я излишне придирчив к людям.
      Маме, и уж тем более, мне, они ничем не обязаны.
      Матушка не может сосредоточиться на главном, помешалась на Сайтхужинове.
      - Джубан, ты депутат Союза... Помоги наказать милицию.
      Мулдагалиев обнял маму.
      - Шакен, обязательно помогу.
      Вчера матушка была прокуратуре. Ее признали потерпевшей. Следователь Рыбина квалифицировала убийство по статье 88, часть третья - "Убийство с особой жестокостью". Зашла мама и к прокурору района. Он нахамил и выгнал ее из кабинета.
      Большой говорит, что Бисембаев был не один.
      - Он трус, - сказал Большой. - Один бы он ни за что не полез.
      Трус не трус, но он же начал с того, что ударил несколько раз газовым ключом сзади. Для этого не обязательно надо быть еще с кем-то. Следы борьбы, как говорил Иоська Ким, указывают на то, что Шеф и после ударов по затылку бился за жизнь. В какой- то момент силы покинули его и он ... прекратил сопротивляться. Я не мог отделаться от воспоминания о разговоре с Большим в тот день, когда он предложил мне поискать Шефа, а я, тогда про себя послав брата в задницу, ответил: "Да ну его...". Похоже на то, что сказал я как раз в тот момент, когда Шеф дрался за жизнь.
      Пройдет еще семнадцать лет, прежде, чем я получу небольшое представление о силе власти бессознательного и пойму, почему мне не давали покоя воспоминания и о порванной мной рубашке Шефа, и о брошенных в суете злобы неосторожных фразах.
      - Эдик, удастся нам добиться расстрела для Бисембаева? - спросил я.
      - Что ты?! - замотал головой Большой. - Нуртас не работал.
      - Какое имеет отношение к делу, работал он или не работал?
      - Прямое! Личность потерпевшего для суда имеет решающее значение. Был бы Нуртасик непьющий, образцовый работяга с Доски почета, так и разговора нет. Можно было бы поднять шум, писать письма от общественности, тогда суд с удовольствием приговорил бы к вышке Бисембаева.
      - Но у Бисембаева три судимости. Это разве не играет роли?
      - Роль играет. Но, помяни мое слово, дадут ему лет семь - десять. Никак не больше.
      ... От жизни перемен
      Джона перевели с Каблукова на Сейфуллина. Я отнес ему и Ситке передачу, оставив ее у буфетчицы третьего отделения на проходной. Возвращался по Курмангазы, и, не доходя опорного пункта, увидел Соскина. Он шел через двор сверху с тремя мужиками и смеялся. Шли они от Меченого. Соскин не мог не видеть меня, но сделал вид, что не заметил.
      Компьютер и загадка Леонардо
      Меня вызвал помощник прокурора Советского района. С Анатолием Крайненко заочно знаком с 72 -го года.Той зимой Кенжик проходил практику в прокуратуре и я, поджидая его, читал в коридоре стенгазету. На трех машинописных листах в газете начало статьи о следователе Забрянском . Следователя перевели в Генеральную прокуратуру страны, по следам назначения коллеги Крайненко писал о Забрянском так, как не принято писать в газетах, даже в стенных, о прокурорских работниках. Для Крайненко Забрянский послужил поводом для вброса суждений о людях, о жизни. Писал он, в частности, и такие слова: "Человечество подразделяется на две категории - людей аналитического ума и синтетического... Первых, - абсолютное большинство, вторых, - считанные единицы. Примеры людей синтетического ума - Леонардо да Винчи, Лев Толстой, Ленин...".
      Я поинтересовался у Кенжика: "Кто этот Крайненко?".
      - Оригинал. Сорок лет, не женат, живет один.
      Высокий светловолосый Крайненко не выглядел чудаком. Скорее, наоборот.
      - Я пригласил вас по жалобе вашей матери в прокуратуру республики.
      - Маму и меня возмущают отношение следователя Рыбиной и прокурора района Мухамеджанова к личности моего брата. В частности, подбор свидетелей преступления.
      - Это дело следствия, - сказал Крайненко. - Меня же интересуют действия милиции.
      Вот ваша мать в жалобе пишет, что...
      - Было такое. Сайтхужинов и другие оперативники нанесли нам моральную травму.
      - Совершенно верно.
      - Вы что всерьез полагаете, что за засаду они понесут наказание?
      - Понесут, - сказал помощник прокурора. - В любом случае я буду добиваться для них строгого наказания.
      - Посмотрим.
      Мульмуки надык,
      Мульмуккик...
      Если и на работе не убежишь от себя, то дома уж точно. На работе люди и, по крайней мере, там, за общением, хоть на время, но забываешь о том, что неотрывно ходит за тобой в родных стенах.
      Каспаков продолжал гудеть трансформатором постоянного тока. В мое отсутствие его успели вывести из партбюро. Те, кому доводилось встречаться с ним в коридорах института, говорили: "Жаркен превратился в тень".
      Новому секретарю партбюро Темиру Ахмерову мало одной жертвы. Следующим к расправе у него намечен Кул Аленов. За что он невзлюбил Аленова понять трудно. Кул в рабочее время не пьет, беспартийный, да и мужик такой, про которых говорят: "Где сядешь, там и слезешь", но от нападок парторга и у него портилось настроение.
      - Дэн у меня допрыгается, - говорил Аленов.
      - Что ты можешь ему сделать? - вопрошал Руфа.
      В том-то и дело, что ничего. Меня давно не удивляло то, как, пуще смерти друг друга ненавидящие институтские сотрудники при встрече делали вид, что между ними ничего не происходит, здоровались, улыбались, прощались с пожеланиями всех благ. "Самая лучшая политика, - говорил Ленин, - принципиальная политика".Темир Ахмеров в полном согласии с ленинскими словами сокрушал двуликую благостность институтского спокойствия. Если кого ненавидел, то с тем не здоровался, буравил тяжелым взглядом и при случае чувствительно теребил.
      Шастри ощущал прилив новых сил, жизнь у него пошла интересная, с перспективой.
      - Скоро Ахмеров сделает меня завлабом, - делился планами шалун.
      - С прежним, что будешь делать?
      - Что-нибудь сделаю, - улыбался Шастри.
      - Все таки?
      - Дам ему должность младшего научного сотрудника.
      - Думаешь, потянет?
      - Думаю, да.
      - Помнишь, как он тебя бестолочью обозвал?
      - Кто? Он? Не помню.
      - Вспомни. Мы еще с Хаки над тобой балдели.
      - Вы с Хакимом балдели? - Шастри зловеще улыбнулся. - Я покажу ему кто из нас бестолочь! В ЛТП отправлю.
      - Суровый ты.
      - Народ нельзя распускать.
      Февральская поездка Чокина на балансовую комиссию в Москву стала поворотным этапом биографии Каспакова, а легкое избрание парторгом раззадорило Ахмерова настолько, что он, не проанализировав ошибки предшественника, в свою очередь тоже потерял осмотрительность и перестал следить за собой. Первое время он вышучивал директора за глаза, а, разомлев от смирения гонимых, уже в открытую, на людях, перечил Чокину, когда же директор пытался урезонить, призывал его одуматься, то Ахмеров со злой усмешкой огрызался.
      Темир утратил чувство реальности, с ним потерял и страх. Шафику Чокиновичу под семьдесят и со всеми натяжками ему как будто немного и осталось директорствовать. Все так и есть. Если только не забывать, что, кроме того, что директор наш и сам знает, сколько ему лет, он прекрасно чувствует приближение опасности. Темиру Галямовичу не мешало бы лишний раз поразмыслить на тему, кто такой Чокин. Поразмыслить и понять, что Чокин это далеко не Каспаков. Что уж до школы, которую прошел Шафик Чокинович, то тут Ахмеров в сравнении с директором и вовсе приготовишка.
     
      Отцу, как и Ситке, мы ничего не сказали. Что с ними внутри приключилось, осталось загадкой, они до конца дней своих вели себя так, будто им что-то известно, но, будто понимая, что тему Шефа нельзя будоражить, хранили о нем молчание и ни разу не спросили: где их сын и брат.
      Правда, однажды Ситка Чарли сказал мне: "Шеф отсиживает срок". Сказал так, понимая, что засада на брата, что случилась при нем, не осталась без последствий.
     
      Ла-ла-лей, Ла-ла...
      Иоська Ким студент-заочник первого курса юрфака. С первой в его жизни сессией согласился помочь Кенжик. О моем однокласснике, преподавателе истории международного права, среди студентов и преподов идет молва, как не берущем на лапу. Чтобы он провел по экзаменам, достаточно хорошо и регулярно поить Кенжика.
      Ким вырос под Алма-Атой, в Иссыке. Язык и обычаи казахов знает. Жена у него работает кассиром в кинотеаре "Целинный", есть у него двое, детсадовского возраста, дочерей.
      Иоська жалуется на зажим по службе, на зарплату. Последняя ему не больно-то и нужна. Деньги у Кима есть и, по моим меркам, немалые. Гоман у него тугой от червонцев и пятерок, два раза в неделю он проигрывает в ази по двести-триста рублей, и периодически заводит разговор о том сколько, к примеру, имеет с книг Есентугелов.
      - Тысяч двести на книжке у него есть? - спрашивает старший лейтенант.
      - Больше, - отвечаю я, - раза в три, а то и в четыре, больше.
      - Миллионщик... Вот это жизнь, - вздыхает Ким. - Тут участковым работаешь, копейки считаешь.
      После засады пропала фотография Шефа, где он снялся с сослуживцами по Казоргтехсельстрою. Иоська указывает на Копелиовича.
      - Кроме него взять некому.
      - Может поговоришь с ним, чтоб вернул?
      - Копелиович ни за то не признается, что брал.
      - Как же быть?
      - Если бы он был человек, так ведь Копелиович мент поганый.
      У ЦГ навстречу шел Алим Кукешев. Обнялись.
      - Слышал, - сказал Алим. - Пошли, помянем Нуртаса.
      Поднялись на пятый этаж, в буфет гостиницы "Алма-Ата".
      - Ты знал Нуртаса? - спросил Кукешев Кима.
      - Нет. А ты?
      - В одном дворе юность прошла. Ну, давай.- Алим поднял стакан с водкой. Выпил и сказал. - Дружил я с Нуржаном, его старшим братом. А Нуртас... Нуртас меня недолюбливал... Однажды он на меня из-за Нуржана сильно рассердился, но не тронул.
      - Это правда, что Нуртас никого не боялся? - спросил Иоська.
      - Как это никого не боялся? Конечно, боялся. Боялся. Бывало и ему доставалось крепко. Для меня главное другое, - Алим затушил сигарету.. - Для меня главное, что он один шел против банды, и что друзья у него всегда были на первом месте. Конечно, боялся. - повторил Кукешев. - Но когда к нему прибегали обиженные, он не раздумывал. Нуртас знал, что кроме него, за них некому заступиться, знал, что пацаны верят в него и шел за них драться.
      Для Иоськи, выросшему среди аульных казахов, гордившемуся тем, как он, сын корейца-полевода, не встал на преступный путь, а напротив, выучился в средней школе милиции на правоохранителя, трудно понять, какими были наши дворы, а что касается Шефа, то для него, участкового милиционера, мой брат оставался типичным, как говорил Ким, "бичарой". Вслух об этом он не говорил, но, уверен я, он так думал, никоим образом не задевая Шефа. Наоборот, Иоська говорил: "За брата надо отомстить!".
      - Первым делом надо убить Омарова. - сказал Ким. - Кого-нибудь, как следует надрочи, и пусть его убьют. Не прощай ... Он такое натворил и если будет жить, то ты не брат своему брату.
      - И обязательно накажите Сайтхужинова, - добавлял Иоська. - За всю свою жизнь я ни разу не встретил ни одного хорошего татарина. Сайтхужинов издевался над вами и мать твоя правильно бомбит прокуратуру.
      Иоська предлагает начать с Меченого. Омаров виноват в том, что организовал притон. За то, что он принял Шефа за Бисембаева, я тогда нисколько не виноватил Меченого.
      - Обознался он с перепугу... - говорил я.
      - Да ты что! - вскипал Ким. - Как можно обознаться? Чтобы убедиться в том, что перед тобой, не живой человек, а труп, надо к нему приблизиться, хотя бы потрогать его. Ты должен понять простую вещь. Омаров договорился с Бисембаевым, чтобы тот смылся. Еще день-два и Нуртаса бы похоронили в общей яме и продолжали искать, как убийцу Бисембаева... Ты хоть это понимаешь?!
      - Понимаю.
      - Когда Омарова выпустили из КПЗ, он пошел к этим ... Котовым и увидел там Бисембаева. Тот никуда не смылся. Вот тогда-то Омаров понял, что Бисембаев подвел его и пересрал за себя. Снова побежал в ментуру. Сказал, что якобы перепутал.
      "Это ж каким характером надо обладать, чтобы устроить инсценировку с обознайством. - думал я. - Нет, Меченый хлипкий старикан. Поднять спектакль ему не по зубам. Потом, он никуда от меня не уйдет. Рано или поздно я его достану. Надо искать тех, кто убивал Шефа вместе с Бисембаевым".
      Матушка солидарна с Ким?м. В?первопричи?? организл Ми Меченым убийства она выдвигала квартиру. По ней, Омаров тяготился пребыванием в квартире Бисембаева и, желая как-то от него избавиться, спровоцировал Шефа на избиение щипача. Специально разработанного плана у Омарова не было, но все его действия, разговоры и подтолкнули Шефа с Бисембаевым к 27 февраля. Определенная сермяга в рассуждениях мамы есть. Она не знала, что сыр-бор разгорелся из-за Надьки. Меченый рассказал Шефу о драке, отлично зная, что он так это не оставит. Если бы мама знала и о роли Надьки, то картина у нее бы сложилась и вовсе целостной, убедительной. Но опять же, из-за квартирной чепухи затевать убийство, - не слишком ли? Не слишком, убеждала меня матушка, - на кону стояло душевное спокойствие Омарова. Бисембаев и Шеф объективно мешали хозяину квартиры. Так что, отправив одного на тот свет, другого в тюрьму, он разом избавился от обоих, кого давно хотел, но не решался, по трусости, выгнать из дома. Все произошло случайно, это так, говорила мама, может Омаров и не ожидал, что дойдет до смерти, но ход событий Меченый в общих чертах предвидел и готовил.
      Сайтхужинов дал объяснения в райпрокуратуре. На начальника ОУР я не злился. Шефа он в глаза не видел, но сразу же после убийства в квартире был и Аблезов. Он хорошо знал Шефа. Аблезов тоже обознался? Если так, то Меченый и подавно мог подождать.
      Боря Ураган говорил, что Бисембаев был не один.
      - Нуртасика обманули, - сказал он. - Один на один Мурик с ним не пошел бы.
      - Он же сзади несколько раз ударил... - сказал я. - Вполне мог сделать это и один.
      - Не-ет... - качал головой Боря - Он был не один.
      Шеф не знал, что такое зверек. И на этом его подловил Бисембаев. Никто не мешает мне самому проверить. Как я проверю? Надо найти Соскина, поспрашивать. Там видно будет.
     
      Если хочешь, на, докури и купи ...
      Пришла Галина Васильевна. Бывшая соседка прочитала мамину жалобу в прокуратуру. Прочитала и сказала:
      - Здесь не будет объективного расследования. Милиция сама вляпалась и теперь будет выгораживать убийцу...
      - Уже выгораживает. - сказала мама. - Прокурор района кричал мне, что мой сын тунеядец и сам во всем виноват.
      - Вот видите. - Черноголовина сняла очки. - Надо подключить к расследованию Москву.
      - Как это сделать?
      - Будем действовать через газеты. Я поговорю с корреспондентом "Известий" Мацкевичем. Эх... Если бы выйти на Ваксберга.
      Я вспомнил слова Большого и подумал, что журналистов, как и судей, тоже вдохновляют лишь исключительно хрестоматийные случаи. И хорошо бы при этом, чтобы в потерпевших оказался человек заслуженный, или ничем не запятнавший себя его родственник. Журналисты такие же, как и мы все, люди. С предрассудками, предубеждениями. В статьях на уголовную тему они перво-наперво тепло и сердечно рассказывают о том, какой потерпевший был полезной обществу личностью. Шеф не работал, пил. Кто знал Шефа так, как я? Кто вообще может знать, почему он собственно метался и пил? И какое это теперь имеет значение?
      - Вы напишите письмо в "Известия", - сказала мне Галина Васильевна. - Потом, может, покажете мне, а я, с вашего позволения, подредактирую.
      - Хорошо.
      Черноголовина встала и сформулировала задачу:
      - Ясно одно. Убит сын писателя. Мы должны защитить честь семьи писателя. Что ж... Будем бороться.
      Вот оно как! До прихода Галины Ваильевны я не мог взять в толк, чего же хочу.
      Вечером я сел за письмо в "Известия".
     
     
      Камбар Увашевич учит папу ходить. Отец гортанно клекочет: "Камбар, айналайын!". Лечащий врач разрабатывает папины руки и ноги сверх процедур массажиста. Не его это дело, но он делает это.
      Утром позвонил к Гау: "Хотел бы увидеть Дагмаренка. Как ты на это смотришь?".
      Гау гуляла с Дагмар в парчке у гостиницы "Казахстан". Дагмар - рыжая в папину родню. Взял на руки. Пыхтит, ругается: "Бектак, аты шока... Бектак аты - бока".
      - Когда ты в тот день звонил мне было до слез жалко тебя, - сказала Гау. - Понимаешь, Нуртаса я плохо знала... Но ты так плакал, что я не выдержала и тоже разревелась.
      Гау не прочь воссоедниться. Мне не до воссоединения и вообще ни до чего и ни до кого дела нет.
      У магазина "Россия" встретил однокурсника Кенжика Тахира Избакиева. Он работает в КГБ, как на местах работают с жалобами знает.
      - В газеты писать бесполезно. Что они могут? - сказал Тахир. - Надо писать в ЦК.
     
      - Яков Михайлович, Владимир Ильич просил передать... Фракцию левых эсеров на съезде арестовать.
      - Уже...
      - Что уже?
      - Уже арестована...
      Я с Кочубеем у ТЮЗа, в цветочных рядах. Пантелей сказал, что вчера видел Соскина. Доктора не видел. В том, что Доктор знает обо всем, Пантелей не сомневается: "Все, кому надо и не надо, знают, значит и Доктор знает". Знает, но домой не идет. Из-за Надьки?
      - Ты Мастер? - я вплотную подошел к парнише тридцати пяти - сорока годков.
      - Мастер.
      - Уголовный розыск, - сказал я. - Пошли.
      - Парни, вы меня зря забираете. - Мастер шел между мной и Кочубеем. - Я на вас работаю.
      - На кого ты работаешь? - я притормозил.
      - На Аблезова.
      - Разберемся.
      Мы подошли к выходу из сквера. Куда вести Мастера? Кочубей предложил: "Может здесь ему п... дадим?".
      - Ладно, - я повернулся к Мастеру. - Мы не из уголовного розыска.
      - Кто вы? - Мастер остановился.
      - Я брат Нуртаса. Сейчас ты мне расскажешь, что тебе обо всем этом известно.
      - Нуртаса? Я ничего не знаю. - Мастер бросил удивленный взгляд на Кочубея. - Я откинулся месяц назад.
      - Какие-то разговоры в цветочном ты слышал. Рассказывай.
      - Да никто ни о чем не говорит. Слышал, что ты и без меня знаешь. Убил Мурик... Все. А Нуртасу я благодарен.
      - За что?
      - Когда я сидел, он мою жену спасал.
      Я повернулся к Кочубею.
      - От него толку нет.
      Нужен Соскин. Я знаю, где он живет. Сходить к нему домой не догадался.
      Сэм свел меня с Борей Питерским, Муржуком. Боря с виду мужик серьезный, но и он ничего не знает. Муржук бродовский вор, живет, как и Потап, в доме двадцатого магазина. Тоже ничего не знает.
      Загадочного в убийстве Шефа, я это хорошо осознавал, ничего нет. И как бы я не злился на людей, но окружающие справедливо видели в убийстве только бытовуху, пьянку. Они не в курсе подоплеки. Только к чему людям подоплека? Подтекст интересен только родным.
      Безжалостно лгут люди, когда убеждают других, что ищут правду. Что делать с правдой? Она никому не нужна. Если люди заняты поисками не правды, а лишь - самооправдания ради, тогда что я ищу?
      Вчера на Джамбулке мне с Кочубеем повстречался Сарым Салыков. Кочубей прошел немного вперед и остановился, пока я поговорю с соседом по старому двору. Тухлоротый с серьезной миной на лице согнулся: "Что там с Нуртасом случилось?".
      - Что спрашиваешь? - я нахмурился. - Ты же знаешь.
      - Знаю, - Салыков выпрямился. - Замочили? И правильно сделали! А то я видел Нуртаса с такими шарамыгами... - Сарым вновь согнулся. - Как отец?
      Что я за человек? Мне бы только крикнуть Кочубею и мы бы в два счета утопили тухлоротого в арыке. Но у меня опустились руки, подогнулись ноги, и я отпустил его без слов. Салыков одним махом раздавил меня, всех нас.
      Салыков знает меня с детства, потому и бояться ему нечего. Я и за себя постоять не могу, а уж до того, чтобы за брата ответить, то здесь и подавно никуда не гожусь.
     
      А тучи как люди...
      Следователь Рыбина вызвала маму ознакомиться с делом. Следовательша молодая, Иоська говорил, что муж у нее кореец, и что она отъявленная взяточница и ходит на цырлах перед прокурором района Мухамеджановым.
      Кто в наше время не берет на лапу? Тот, кому не дают. А что пресмыкается перед начальством, так на то оно и начальство, чтобы перед ним пресмыкаться.
      - Вы кто будете? - спросила меня Рыбина.
      - Мой сын, - ответила за меня мама.
      - Нуртаса брат... Но с делом разрешено знакомиться только потерпевшей.
      - Мама неграмотная. Она ничего не поймет, - сказал я. - Вы специально меня удаляете?
      - Хорошо. Читать будете в моем кабинете.
      "Из показаний свидетеля В. Каратлеувова (Короти): "27 февраля 1980 года утром, где-то в 10 часов, Н. Ахметов приехал ко мне на работу с М. Бисембаевым и еще одним, которого до этого я не знал. Я дал Нуртасу десять рублей...".
      Из показаний свидетеля Н. Котова: "27 февраля Н.Ахметов, М.Бисембаев, А. Шматко (Соскин) около 12 часов дня пришли к нам домой с тремя бутылками вина. Я был с братом Василием. Ахметов надел боксерскую перчатку и один раз ударил по лицу Бисембаева. Потом Ахметов, за ним Шматко ушли. Вскоре ушел и Бисембаев. ...После обеда снова пришел Бисембаев. ...Он ничего не сказал и жил у нас несколько дней. 5-го марта утром пришел М. Омаров. Он и Бисембаев обнялись и отошли к забору. Разговаривали они минут десять. Потом Омаров ушел и через час или полтора приехала милиция".
      Из показаний свидетеля А. Шматко: "Н. Ахметов надел боксерскую перчатку и нанес несколько ударов по лицу М.Бисембаева. Я ушел домой... Н.Ахметова я знаю с детства. Могу характеризовать его только с отрицательной стороны, как пьяницу и дебошира. М.Бисембаева я тоже знаю. Человек он не драчливый, спокойный, уравновешенный...".
      Из показаний свидетеля Н.Аблезова: "Н.Ахметова я знаю... Тунеядец, пьяница и известный в городе хулиган".
      Из показаний подследственного М. Бисембаева: "Н.Ахметов надел боксерскую перчатку и жестоко избил меня... Обзывал козлом вонючим и другими нехорошими словами. Жил я в квартире М. Омарова после освобождения два месяца... Н. Ахметов три или четыре месяца нигде не работал, пил, знал я и том, что у него имелся пистолет системы "Вальтер".
      Из акта вскрытия в присутствии студентов медицинского института: "Нам предстоит установить степень тяжести ранений потерпевшего, их прижизненность; находился ли потерпевший на момент убийства в состоянии опьянения... Прижизненность травм очевидна и не вызывает сомнения... В моче убитого обнаружено присутствие спирта содержанием ... промилле...".
      Из акта судебно-психиатричекой экспертизы: " М. Бисембаев показал, что нанес удары газовым ключом в затылочную часть... Удары ножом нанесены в область груди он нанес, с его слов, потому что боялся мести со стороны потерпевшего. Сомнений вменяемости М. Бисембаева на момент совершения убийства и на момент совершения экспертизы нет".
      Я листал дело, мама сидела рядом молча и вертела головой. Сейчас я открою листы с фотографиями. Может не надо ей показывать? Нет, надо.
      - Мама, вот Нуртас... - я придвинул к ней скоросшиватель.
      Матушка глядела на фото и молчала.
      Я захлопнул дело. Она спросила: "Узнал, что-нибудь новое?".
      - Все они, кроме Короти, с ног до головы обосрали Нуртаса.
      Соскин... Ну и... Что с ним сделать? Не выходи из себя, не торопись. Для начала надо заставить его изменить показания на суде. С сабантуем для него пока подожду. Кто покалечит Соскина? Пожалуй, только Коротя. Вовка заводится медленно, но если заведется, то ухайдокает любого. Нет, так не пойдет. С Соскиным должен разобраться я сам. Уделать его легко. Круглосуточно пьяный, напою его в сраку, возьму трубу и переломаю на кусочки. Сядет у меня он на веки вечные в инвалидную коляску. Или... Не-ет... Убить его я не смогу.
      Я перестал доверять Большому. Что-то темнит взрывник. На кого можно положиться? На Мурку Мусабаева и Коротю. Больше никого у нас и не осталось. Мурка, хоть и помнит, кем был для него Нуртасей, но он не воин. Коротя воин, но воин открытого боя. Боя по правилам.
     
      Кук совершил три кругосветных путешествия.... В каком его съели?
      Иржи Холик Большого знает давно, с тех пор как прибился в начале 60-х в компанию Бека и Сани Баша. Ближе с Большим по кизовским делам общались Валей и Кирилл. Валей и Кирилл кенты Иржика, живут по соседству. Тот и другой по разу сидели в тюрьме и сейчас у них на хвосте все тот же участковый. Местный деловар Кук строит коровники в Петропавловской области и обещает со дня на день забрать их с собой.
      На бутылку Валей и Керя (Кирилл) деньги находят случайными заработками. Кому-то во дворе сарай починить, побелить квартиру - для них пара пустяков. Случаи такие выпадают редко, потому чаще они отсиживаются дома, и если прибегают к Иржику, то непременно с банкой краски, или ящиком кафеля, которые Магда тут же идет предлагать по соседям.
      Валей рекомендует не яшкаться с Большим.
      - Эдька скользкий... - говорит друг Иржика.
     
      Земля, поклонись человеку...
      Мама ходит не только по инстанциям. Зашла пожаловаться на милицию и к Олжасу Сулейменову.
      - Зачем ты ходила к Олжасу? - возмутился я.
      - Олжас твоему отцу не посторонний человек. И ты Олжаса совсем не знаешь... Мен барлык оган айтпердим... Олжастын козынан жас шыкты. У него великое сердце...
      - Ты врешь! На фиг мы ему нужны?
      - Э-э... Олжас любит твоего отца.
      Как оказалось, насчет Олжаса мама если и преувеличивала, то не сильно. Сулейменов сходил в ЦК и имел разговор с заведующим административным отделом Шаловым, в котором поведал, что прокурор Советского района Мухамеджанов день и ночь берет взятки и потребовал строго наказать Сайтхужинова с Аблезовым. При разговоре Шалова и Сулейменова присутствовал министр внутренних дел Платаев.
      Спустя несколько дней матушка была на приеме у Платаева.
      - Вы ввели в заблуждение Олжаса Омаровича, - сказал министр. - Знаете, как он кричал? Вы голословно обвиняете милицию в вымогательстве. Сулейменов сказал нам, что берет взятки и прокурор Советского района. Вывалил все ваши сплетни и не пожелал выслушать нас. Кто дал вам право настраивать на прокуратуру и милицию Сулейменова?
      Я совершенно не знал, что за человек поэт Олжас Сулейменов.
      - Я имею право. Я - мать. - ответила матушка.
      - Прошу вас, успокойтесь и не мешайте работать.
      - Вы накажете милицию?
      - Обстоятельства засады в вашем дом расследуются, - сказал министр. - Все будет по закону.
      По-хорошему, за наговоры на прокурора и милицию полагается заводить дело. С мамы однако что возьмешь? Но Олжасу, хоть он и поэт, негоже принимать близко к сердцу досужую болтовню домохозяйки.
     
      Бей барабан......
      Хорошим мальчикам не перевестись от века.
      Позвонил Кемпил.
      - Устрой на работу.
      Куда бы его устроить? Я зашел к заведующему лаборатории котельных агрегатов Сподыряку.
      - Николай Тимофеевич, вам лаборант нужен?
      - У тебя кто-то есть?
      - Есть. Он здесь.
      - Зови.
      Кемпил зашел в комнату.
      - Как тебя зовут?
      - Серик.
      - В колхоз поедешь?
      - Поеду.
      Долговязый Кемпил стоял перед Сподыряком со скрещенными к низу руками. Он был тих и скромен, в глазах чистота и ясность. В лаборатории котельных агргатов в лучшие времена работало не больше десяти человек. На тот момент кроме Серика Касенова под началом Сподыряка работали мэнээсы Володя Логвиненко, Рахимжан Орумбаев, Ермек Кокеев, инженер Витя Коченгин и сэнээсы Наталья Баумгартнер и Наталья Шалварова. Люди пытливые, работящие и они не могли знать, какое ценное приобретение получили в лице мальчика с кинотеатра "Алатау".
      Прибыло пополнение и в нашу лабораторию. Две девицы, Марадона и Тереза Орловски. Обе после декретного отпуска. Первая окончила Алма-Атинский энергетический институт, вторая пришла после Плешки (нархоза им. Плеханова).
      Марадона оформляется заочной аспиранткой к Аленову, мечтает вступить в партию, сделать карьеру. Терезу Орловски в миру зовут Наташей, и до прихода к нам не подозревала, что отдаленно, особенно носиком, напоминает порнозвезду 80-х. О карьере и науке помышляет мало, больше думает о своей маленькой дочке и о том, где раздобыть сырокопченой колбаски и сгущенки.
     
      Расскажи мне о себе... Кто и что в твоей судьбе...?
      Марадона - она же Мара - легко сходится с людьми, всегда на виду. Секретарю комитета комсомола Головину нравится активность Мары и он, минуя комсомольское собрание института, кооптировал Марадону в члены комитета.
      В глазах Терезы Орловски постоянный блеск. Еще зовем мы ее Черепом, Черепком, Черепушечкой, княжной Таркановой. Как и Марадона, Наташа тоже общительная девица. Часто ее общительность перетекает в вертлявость, за что помимо Терезы Орловски получила, в довесок ко всем имеющимся, от народа и кличку Живчик.
      "На проводах в аэропорту Леонида Ильича я вспомнил его предыдущие приезды в республику. В августе 70-го на 50-летний юбилей Казахстана и в марте 74-го на 20-летие целины. В первое посещение Брежнев был другим. Нельзя сказать, что тогда он держался уверенно. И как помню, именно на юбилейном заседании Кунаев открыл дорогу славословиям генсеку, отметив, что "несмотря на огромную загруженность делами большой важности, к нам, на торжества прибыл выдающийся деятель мирового коммунистического и рабочего движения товарищ Леонид Ильич Брежнев". Зал отозвался бурной овацией. Брежнев немного потупил глаза, но опытный наблюдатель мог заметить: дифирамбы Динмухаммеда Ахмедовича расстрогали генсека.
      С этого, пожалуй, по стране и началось восхваление заслуг Леонида Ильича. Все прекрасно видели, что на выдающегося наш генсек едва ли тянет. Простоватый мужик, понимавший чужие слабости, имел привычку по-свойски обращаться с соратниками. Другое дело, что за безмятежным выражением лица, какое имел обыкновение принимать генсек, скрывались потаенные страсть и желение быть особо отмеченным в истории ХХ века. И утоление желания быть отмеченным составляет смысл предательства Хрущева, безжалостной отправки на пенсию тех соратников Никиты Сергеевича, какие, по его мнению, могли составить о нем (Леониде Иличе) независимое суждение, а то и оспорить в будущем право на власть.
      Это как надо было глубоко таить в себе заветную мечту, как мастерски сыграть роль радетеля и ратоборца за народ, чтобы легко, играючи, без шума и возни обставить соратников заговора против Хрущева - они и не думали всерьез и надолго оставлять Брежнева в преемниках Хрущева.
      ...А сейчас Брежнев, страхуемый охранником, поднимался по трапу. Это был его последний приезд в Алма-Ату. Нам, провожавшим, оставалось только мысленно пожелать ему еще долго сохранять себя хоть в нынешнем расположении здоровья и духа. Для нас он оставался хорошим мужиком, крепким защитником интересов Казахстана.То, что он питал слабость к Казахстану, это надо признать, значительно сказалось на том, какой вес приобрела республика за последние 10-15 лет. Подспудно мы чувствовали, что с уходом из жизни Брежнева, приоритеты Кремля внутри страны поменяются. И Казахстану и Кунаеву придется худо. И это совершенно не зависело от того, кто придет на его место. Сама сложившаяся обстановка в Союзе потребует от нового генсека сделать это. Завистников у Кунаева хватало...
      Брежнев тяжело, с усилием над собой, поднимался по трапу, а мы, оставшиеся в аэропорту, не знали, что видим его на нашей земле в последний раз. Не знали мы, какие перемены вызовет кончина Леонида Ильича. Не знали, что смена власти коснется не только Казахстана, но и затронет распределение сил во всем мире.
      Брежнев сохранил империю. Но какой ценой! В Чехословакии неизвестно насколько долго обосновались советские оккупационные войска. В Польше ПОРП еле-еле отбивалась от ропщущего народа. В Афганистане, куда совсем неизвестно по какому праву вторглась Советская Армия, никто не знал сроков конца войны. В самом СССР народ посмеивался над властью и над самим собой, делал вид, что усердно работал. Газеты и телевидение дружно врали, партия и правительство совместными постановлениями в очередной раз обещали, что-то улучшить, усилить".
      Заманбек Нуркадилов. "Не только о себе".
      На плато Расчумвор
      В цветочном наконец поймал Соскина. Схватил его за шкварник и припер к пустому газетному киоску.
      - Ты че, Бек?
      - Что ты написал в показаниях про Нуртаса?
      Соскин огляделся по сторонам.
      - Я все по уму написал.
      - Читал я твои показания. Что теперь скажешь, падаль?
      Соскин потупил глаза.
      - Надо было Мурика выручать.
      - Что-о?!
      - Да... - Соскин попытался сдернуть мою руку. - Мурика.
      Я крепче прежнего вцепился в Соскина, дернул его на себя.
      - Подонок, я тебе выручу! Так выручу, что... Слушай, мразь! На суде ты выступишь так, как я тебе скажу. Не сделаешь, - по частям изнахрачу. - Я намотал воротник его рубашки на кулак до упора и вдавил кулак в шею Соскина. - Веришь?
      - Верю, - прохрипел Соскин. - Отпусти... Пожалуйста...
      - Гляди, падаль...
      Муржук сказал, что видел Доктора здесь же, в цветочном, и не далее как вчера. Был он с Надькой.
     
      Глава 38
     
      Прошло два месяца. Со дня на день матушке должна прийти повестка в суд.
      Ландыши. Первого Мая привет...
      Я вновь пришел в цветочный. В тире встретил Пантелея.
      - Доктор не приходил?
      - Вон он сидит.
      Доктор сидел на кортах спиной к торговкам цветами.
      - Ты что? Пошли домой.
      - Не пойду.
      Догадка, почему Доктор до сих пор не пришел домой, подтвердилась.
      - Я тебе говорю, пошли.
      - Сказал, не пойду.
      - Что ты делаешь? Ты разве не соображаешь, как нам... Без тебя...
      - Не пойду.
      Уговаривал я минут десять. Под конец он поставил условие.
      - Без Надьки не пойду.
      Видеть ее не могу. Но ладно.
      - Хорошо. Бери ее с собой и поехали.
      Папа десять дней как дома. На кухне мама, Надька, Доктор и я помолчали с минуту. Матушка покачала головой и тихо сказала: "Штенке ойламайсын... Ининде айырвалдын".
      Доктор затрясся в рыданиях.
      Темная ночь, только пули свистят по степи...
      Повестка пришла в первый день после первомайского праздника. Дело слушается в городском суде под председательством Макирдинова. Зять тети Раи Какимжановой Тунгуш член горсуда и сидит в одном кабинете с Макирдиновым. Тунгуш ознакомился с делом и сказал тете Рае: "Вашего племянника прокуратура сделала ответчиком".
      Грустные сказки тоже нужны...
      За два дня до процесса мама зашла к судье и сказала, что собирается нанять для себя адвоката. Макирдинов посоветовал ей обратиться к услугам адвоката Жолановой, сказав, что это добросовестный и сильный юрист. Мама так и сделала.
      Из свидетелей пришли Коротя, Меченый, один из братьев Котовых и Иоська Ким. Меченый пришел с родственницами, двумя женщинами предпенсионного возраста. Боится? Наверное. Не пришел Соскин. По поверхностному знанию порядков я думал, что явка важного свидетеля обязательна, и будто бы суд сам в том заинтересован, потому гарантированно и обеспечивает принудительный привод оного на процесс.
      Бисембаев пару раз мельком взглянул на нас, так все больше смотрит на судью. Адвокат у него назначенный. Десять лет прошло с эпизода у "Кооператора", он все тот же. Того же, как и тогда, черного, цвета на нем рубашка и брюки. И взгляд. Те же невидящие глаза. Первая ходка у него была в Ангарске по 206-й УК РСФСР - статья за хулиганство, две другие отсидел за воровство. Отца и матери нет, старший брат помер в тюрьме, квартиру забрало государство. Как будто не за что любить жизнь, ан нет, защищается, на что-то надеется.
      "Играем с жизнью, поливаем, на чем свет стоит, ментов, власть, - думал я, - а сами ничего не можем. Знал бы Шеф, от чьей руки суждено ему умереть, враз бы на всю жизнь обездвижил этого зверька. Теперь только на государство и остается надеяться".
      Боря Ураган назвал милицейскую засаду в нашем доме анекдотом. Объективно, без засады, 27 февраля предстает обыденной бытовухой: на почве пьянства - зэк убил тунеядца. О том, что предшествовало убийству молчит Бисембаев, помалкивают Меченый, Доктор и я. Драка спровоцирована появлением в квартире Доктора с Надькой. Убили Шефа из-за Нади. На стадии следствия, да и сейчас в суде, думал я, ни в коем случае нельзя поднимать вопрос о первопричине.
      О том, что никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя впрягаться за козлов, тогда я еще не до конца понимал, но все равно эпизод у "Кооператора" нет-нет, да всплывал из памяти.
      Получалось, все трое, - я, Доктор и Шеф накоротке, ни с того ни сего завязались на Бисембаеве.
      Иоська продолжал рекомендовать завалить Меченого как организатора притона. Притон притоном, но Шефа на веревке никто туда не тянул. Родственникам потерпевшего свойственно собственные упущения сваливать на посторонних.
      - Свидетель Омаров, расскажите как вы приняли убитого Ахметова за Бисембаева. - судья допрашивает Меченого.
      - Лампочка была тусклая... Потом я испугался.
      - Как это так? Свидетель Ким утверждает, что освещение было нормальное, лицо потерпевшего не было залито кровью.
      Иоська сказал на суде еще одну важную вещь: "Для того, чтобы прибежать к нам в опорный пункт с криком "убили человека!", Омаров должен был, как минимум, подойти поближе, хорошенько посмотреть и убедиться, что человек мертв. Подумайте, откуда он узнал, что Бисембаев мертв, если обознался, как утверждает".
      В этом месте тетки Меченого зашипели на Иоську.
      - Бисембаев, - судья поднял с места подсудимого, - почему после того, как вы ударили потерпевшего газовым ключом по затылку, нанесли еще и удары ножом?
      - Потому что я знал: Ахметов убьет меня.
      Окончился первый день заседания и я пошел с судебной повесткой к Соскину. Дома у него никого не было. Прождал часа два и оставил повестку в почтовом ящике.
      На второй и третий день ни Соскин, ни второй из братьев Котовых в суде не появились.
      Судья спросил у мамы разрешения огласить показания на предварительном следствии Соскина и второго Котова. Матушка не знала, как поступить. Наш адвокат промолчала. Я кивнул головой: пусть зачитывает.
      Это было ошибка.
      Макирдинов огласил и показания соседок Меченого. Одна из них видела Шефа на лестничной площадке у запертой двери квартиры Омарова. Ключ был у Бисембаева. Последний от Котовых пошел следом за Нуртасеем, якобы потому, что ему некуда было идти. Минут десять, рассказала на следствии соседка, через стену было слышно, как будто кто-то передвигал мебель в квартире Омарова.
      Прокурор Реденков, как и наш адвокат, все три дня отмалчивался. Когда дошла выступать очередь до него, сказал:
      - Что касается наказания... Потерпевший сравнительно молод. Но у него в моче обнаружено содержание алкоголя... Это свидетельствует о высокой степени опьянения. Поэтому... Прошу назначить для Бисембаева 13 лет лишения свободы с отбытием наказания в колонии строгого режима.
      Наш адвокат попросила строго наказать Бисембаева. Понимай, как хочешь. Сами виноваты. Додумались взять адвоката с подачи судьи. Назначенный адвокат Сахаутдинов защищал Бисембаева бесплатно и говорил, так, будто отстаивал свободу близкого родственника:
      - Дело, которое мы рассматриваем, вызвало большой общественный интерес... У меня чувство, что перед нами пролистали страницы бульварного романа... Потерпевший последние месяцы нигде не работал, пил... Мой подзащитный только недавно освободился и по воле убитого Ахметова вновь за решеткой. Кто из нас способен понять, сколько он перенес? Кто во всем виноват? Ахметов! Довел человека, и опять тюрьма...
      - Сахаутдинов! - прервал адвоката судья. - Не забывайтесь!
      С последним словом поднялся Бисембаев:
      - Потерпевший вел праздный образ жизни... С учетом личности потерпевшего я рассчитываю на справедливый приговор.
      Любой убийца, в том числе и лютейший из душегубов, предоставь ему возможность с самого начала, подробно, в деталях, рассказать, как он дошел до жизни такой, вправе рассчитывать на сочувствие. Вопрос в том, кто отважится выслушать до конца историю его преступления, где найти человека, способного до самых потаенных глубин проникнуться болью убийцы? Если убит посторонний тебе человек, то все конечно так.
      Кто лучше меня знал кто такой Шеф? Пожалуй, никто. То, что собралось, скопилось во мне за последние два месяца требовало выхода, а внутри себя я беспомощно хлюпал.
      Утром позвонила тетя Рая Каимжанова:
      - Тунгуш сказал, что убийце дадут 15 лет.
      Конечно, зять тети Раи оказался кстати в одном кабинете с Макирдиновым. Но даже и он не смог бы повлиять на приговор, не устрой менты засаду на Шефа.
      В адрес Меченого и уголовного розыска суд вынес частные определения.
      Коротя, Мурка Мусабаев, Боря Ураган и я вышли из суда.
      - Володя, - я придержал за локоть Коротю, - надо убить Соскина.
      У Короти заблестели глаза.
      - Бек, я не могу...
      - Володя, ты разве еще не понял, что они с Нуртасеем сделали?
      - Да все я понял. За Нуртасея я любого измордую, но убить не смогу.
      О чем поет Валерия...
      В Алма-Ате говорят о разбившемся в логу по дороге в аэропорт самолете.Ту-154 направлялся в Симферополь, на нем летело дети на отдых в "Артек". Самолет загорелся и рухнул спустя пять минут после взлета.
     
      Тумба ла, тумба ла, тум балалайка...
      Эдуард Мацкевич, собственный корреспондент "Известий" по Казахстану и Ида Борисовна Красильщикова, заместитель директора Агентства по авторским правам - люди разные, но они понимали, что Бисембаев получил потолок и расстрела нам никак не добиться. Еще они понимали, что дело не в исключительной мере наказания.
      Мама ждала иного удовлетворения.
      По просьбе Черноголовиной Мацкевич занимается нашим делом, переправляет через корпункт жалобы, говорит с Москвой. Эдуард Олегович на год моложе Ситки Чарли, мужик с понятиями.
      Мы шли по улице и разговаривали.
      - Эдуард Олегович, если бы вы знали, как мы вам благодарны, - сказал я.
      - Зачем вы так? Меня попросила Галина Васильевна, она рассказала, как вы остались один на один со своей бедой.
      - Хорошо, что вы понимаете. Моего брата облили грязью, его мертвого топчут подонки. Я хочу рассказать, каким был мой Нуртас.
      - Зачем? - Мацкевич тронул меня за локоть. - Я хорошо знаю вашего отца и могу представить, каким был ваш брат.
      - То, что произошло в вашей семье, это страшно, - сказал корреспондент. - Но... - Мацкевич еще хотел что-то сказать, но замолчал.
      "Но никому до вас дела нет". - про себя я закончил за него.
      Ида Борисовна пришла к папе заверять какие-то бумаги. Зашла к нему в спальню, папа поставил подпись под документом и она задержалась для разговора с мамой. В прошлом Красильщикова практикующий юрист, работала судьей, адвокатом.
      - Возьмите на себя доверенность от Александры Самсоновны, - сказала Ида Борисовна.- Выступать в Верховном суде должны вы. Добивайтесь расстрела. Я составлю кассационную жалобу.
      Красильщикова в минуту поймала суть дела и в кассации выделила: "Бисембаев был не один...".
      Рассуждала она не только как юрист.
      - Мать, потерявшая сына от руки законченного мерзавца, никогда и ни в чем не найдет себе утешения. В вашем положении тем более. Поэтому и следует добиваться расстрела. Дело тут не только в том, что Нуртас ваш сын и брат. Непоправимый урон нанесен семье, вся дальнейшая жизнь отравлена несправедливой позицией прокуратуры. Вот почему только исключительная мера заставит считаться с вашей семьей. Так что не сомневайтесь. Ваше дело правое.
      "Московских газетчиков не проймешь. - подумал я. - Надо попробовать действовать через ЦК". Я отнес копию жалобы в прокуратуру Зинаиде Петровне, маме Олежки Жукова. Через день она позвонила:
      - Я дала почитать Владимирову, - сказала Зинаида Петровна. - Владислав Васильевич сказал, что ознакомит с жалобой Кунаева. Для этого вы должны поменять шапку на жалобе.
      Под копирку заявления рассылать не то. Я попробовал поменять вводный абзац, но письмо к Кунаеву так и не смог закончить. Закончу после кассирования в Верховном суде, - решил я.
      В коридоре Верховного суда столкнулся с Эриком Баймульдиным. Однокашник Кенжика адвокат Областной коллегии.
      - Расстрела добиваетесь? - Эрик говорит быстро и складно. - Расстрел не дадут! У меня был подзащитный. Убил двоих из ружья, ранил третьего. Дали пятнадцать лет. Пойми, мы не в ЮАР. Это там наплевали на статистику и казнят всех подряд.
      Эрик оказался прав. Верховный суд утвердил приговор.
      "Летом 80-го забастовала Польша. Вновь рабочие, чья партия стояла у власти, вышли пикетировать судоверфи Гданьска. "Человек из железа" - Лех Валенса - впервые потребовал не просто кусок мяса, а поделиться властью.
      Теперь же в отличие от героев Пражской весны 68-го идеологи "Солидарности" Михник и Куронь и слышать не хотели о "социализме с человеческим лицом". Они ставили крест на коммунистической идеологии, начисто отрицали способность правящего режима отвечать вызову времени. Свое дело сделала и римско-католическая церковь: признание интеллектуальных и духовных достоинств выходца из Польши всколыхнула чувства поляков. Костел, как ожидалось, не взорвал режим, но без его влияния, авторитета в народе, не состоялся бы за столь короткое время скачок в национальном самосознании поляков, не ощутили бы столь явно и отчетливо животного страха власти перед собственным народом.
      Да, действительно, власть всегда остерегалась и остерегается народа своего больше, чем угрозы внешнего агрессора. Армия, милиция в реальной жизни служат не Отечеству, они по расчету правителей содержатся для удержания народа в покорности. В конце концов, Отечество обороняют не власти, а самые, что ни на есть обделенные его вниманием, обыватели.
      В Казахстане пребывали в уверенности, что забастовщиков в Польше задавят. Очень скоро задавят. Перепробуют все, не получится - советские войска за один день оккупируют страну.
      Польшу, как и другую страну соцлагеря, нельзя упускать. Иначе все содружество непременно рухнет, а там, глядишь, сторонники не какого-то там ревизионизма или правого уклона, а самая настоящая буржуазная идеология беспощадно разложит устои власти в СССР. Жаль, конечно, что крови, похоже, при интервенции в Польше не избежать. Придется и эти издержки отнести на несовершенства развитого социализма.
      Неразрешенный польский вопрос был опасен не только для Советов, он не был на руку и развитым странам капитала. Те, кто нагнетал забастовочные страсти в Польше, чуяли за спиной дыхание восточного собрата и не делали точных, правильных выводов. Похоже, им даже нравилось, до поры до времени, безнаказанно дразнить медведя. В своих предположениях пожара мировой войны они не допускали, легкомысленно ставя на карту не только будущее Польши, но и всего человечества.
      Напрашивавшийся выход в виде оккупации Советами был в тех условиях наилучшим выходом и не вызвал бы столь драматических последствий, нежели, несанкционированное Кремлем, бегство Польши в объятия Запада. Немногие понимали, что инициатива бескровного разрушения соцлагеря должна исходить только от СССР. Но тогда это казалось немыслимым, такой ход мысли мог развеселить даже самых прозорливых аналитиков.
      Наиболее известные из них в те годы работали в международном отделе ЦК КПСС. Они отлично представляли, во что обернется подавление смуты и беспорядков. Но и они не утруждали себя просчетом вариантов слома сложившейся системы. Система представлялась им вечной и нерушимой. Развалить ее, казалось, не под силу никому. Ни тем же Соединенным Штатам, ни НАТО, со всеми его разведками, ни внутренней эмиграции в лице диссидентов. Надежды на появление деятеля, болеющего сердцем за людей, у вершины власти враз исчезали при лицезрении сучковатых ортодоксов, при взгляде на коллективно стареющее Политбюро. Такой деятель не мог даже приблизиться к окружению Генсека, его быстро бы вывели на чистую воду, смяли, раздавили , как клопа, прежде чем он усел бы поведать товарищам по партии о существе своих сомнений и планов на будущее".
      Заманбек Нуркадилов. "Не только о себе".
      Марадона помнит дни рождения всех друзей и коллег. Никогда не отказывается составить компанию. В молодежном движении института отдают должное ее активности. Секретарь комитета комсомола Головин поручил ей отвечать за идеологию.
      Тереза Орловски появляется на работе с перерывами: маленькая дочка Наташи часто болеет. Когда же Тереза с нами, то всем мужикам хорошо от ее присутствия. У некоторых несознательных женщин, напротив, болит голова от стрекотанья Орловски.
      В свою очередь Кемпил тоже пачкой не щелкал и успешно вливался в коллектив. Правда, Володя Логвиненко и Ермек Кокеев побаиваются Серика Кулунбаева. Серик Касенов предупредил их: "У парня трудное детство... Колония для несовершеннолетних, тюрьма... Будьте повнимательнее". На что Логвиненко не нашел ничего лучшего, как возмутиться: " Кто его к нам привел? Куда смотрит отдел кадров?". Понятно, возмущается Володя в отсутствие Кемпила. В его присутствии Логвиненко держит рот на замке. Ермек советуется с Рахимжаном Орумбаевым: "Как нам себя вести с Кулунбаевым?". Орумбаев из тех, кто много чего знает про людей и советует Кокееву:
      - Его не надо задевать.
      Ермек и не думает обижать Кемпила, потому и не забывает держать в кармане контрольные три рубля для лаборанта.
      Для НИИ, для науки вредно вариться в собственном соку. Время от времени научную мысль нужно чем-то, или кем-то, шурудить. Такие как Кемпил как раз и разгоняют тоску рутинной жизни экспериментаторов. В общем, не спроста в те времена раздавались сожаления, что отечественная наука далека не только от производства, но и, что там говорить, от самой жизни.
      Кемпил близко сошелся с Гуррагчой. Крепко сбитый монгол тоже проказник, но проказник подпольный.
      Он и провожал Кемпила в колхоз.
      На подготовку к первым в своей жизни сельхозработам мой молодой друг отвел полный рабочий день. Перестирал рубашки, погладил брючи, помыл кеды. Тетя Гуля, мама Кемпила нажарила сыну баурсаков с беляшами. Поверх одежды и еды положил Серик Кулунбаев в рюкзак шахматы, колоду карт, семь бутылок вина.
      Комсомольский секретарь Головин - спортсмен серьезный, кандидат в мастера по современному пятиборью. В автобусе он и другие молодые сотрудники ждали появления Кемпила. Первая партия институтских отправлялась на уборку огурцов. Амбалистый кадровик - бывший милицейский майор, через каждые полчаса справлялся: "Кулунбаев не появился?",
      С двухчасовым опозданием, груженный огромным рюкзаком, подошел Кемпил. За ним следом, хихикая, зашел в автобус Гуррагча. Кемпил пьянючими глазами осмотрел салон: "Где мое место!".
      Головин только и успел спросить:
      - Почему опаздываешь?
      Спросил и тут же попенял себе за любопытство. Потому что Кемпил только того и ждал, и без задержки наступил на блатную педаль.
      . Серик Кулунбаев набрал в легкие воздух.
      - Я тебя, комсюк, сейчас загасю! - Кемпил замахнулся на вожака указательным пальцем.
      Головин побледнел и попятился. Гуррагча завизжал от удовольствия. Распалившийся Кемпил наступал на комсомольца.
      - Я только спросить хотел... - Головин заикался и продолжал пятиться назад.
      - Я тебе сейчас так спрошу! Сучонок! - страшным голосом заорал Кемпил. - Проси прощения!
      Монгол изнемогал от смеха. В автобус влетел кадровик: "Не болган?!".
      Кемпил в миг переменился, согнулся, и, держась за сердце, заскулил:
      - Агай! Меня обижают.
      У Гуррагчи не осталось сил смеяться, он всхлипывал. Кадровик опытным глазом зыркнул на Кемпила и остальных, все понял и спросил: "Ким?",
      - Вот этот лезет ко мне. - Кемплуга показал на Головина.
      Инспектор отдела кадров погрозил пальчиком Головину.
      - Ты что! - одернул он вожака и сказал. - Нельзя.
      Комсомолец молчал. Кадровик обернулся к Кемпилу.
      - Серик, сейчас ты болеешь. Иди домой, отдохни. В колхоз можешь поехать послезавтра. Хорошо?
     
      И бумажка приклеена у тебя на носу...
      Позвонил дядя Боря: "Наш земляк Такен Нургалиев обещал устроить тебе прием у Кацая". Надо идти на прием к первому заместителю прокурора республики. Первый зампрокурора отвечает за следствие и надзор.
      Нургалиев подвел меня к дежурному прокурору: "Устрой моему земляку прием у Ивана Васильевича". Дежурный прокурор прочел жалобу и не нашел зацепки для приема у первого заместителя прокурора.
      - Наказание предельное. О чем тут говорить с Кацаем?
      - Ты не понял, - сказал Нургалиев. - Потерпевший боксер. Бисембаев один бы не стал убивать Ахметова.
      - А-а... - сказал дежурный прокурор и махнул мне. -.Сейчас я тебя заведу к Ивану Васильевичу.
      Заместитель прокурора республики человек бухгалтерской внешности, в возрасте.
      - Вы требуете исключительной меры наказания? - Иван Васильевич вышел из-за стола, подсел ко мне. - Можно понять чувства матери... Но закон не может руководствоваться принцпипом "око за око". Вы жалуетесь, что прокуратуру республики на суде представляли незрелые люди. Но это на ваш взгляд они незрелые... Хотя и молодые.
      - Иван Васильевич, - сказал я, - Реденков и Досанова может и хорошие юристы, но люди с дрянцой.
      - Молодой человек, не горячитесь. Я дам указание проверить поведение в суде Реденкова и Досановой. Но больше ничего не обещаю.
      На себе убедился, что жалобы и просьбы - оружие беспомощных. Я допрыгался. Тактика отсиживания за спиной Шефа привела к тому, что кроме, как жаловаться, я ничего не могу и не умею. Загвоздка даже не в том, что я слабак и трус. Если уж обсуждаешь чужое бесчестье, то будь добр, никогда не забывай, что честь - понятие, требующее незамедлительного ответа, или вообще не болтай о ней.
      Наедине с собой при мысленном воспроизведении послеобеденного происшествия 27 февраля на квартире Меченого я рвал себя на части. Пожалуй, именно эти минуты и были главным моим испытанием после февраля 1980-го.
      Где бы я не был, - не давал покоя непрерывный, как удары молоточком по двери, стук изнутри и я снова и снова проигрывал в воображении сцену последней драки Шефа, вспоминал о порванном воротнике рубашки, о словах, брошенных 29 февраля 1980 года Серику Касенову "Лучше бы его самого убили!".
      Как много всуе сказано пустых, никакими реальными действиями, не подкрепленных слов, как много думал, что дороже братьев для меня нет на свете никого, а пробил час, и я не могу отомстить за него.
      Сны про Шефа с пустыми глазницами в палисаднике стали для меня неразгаданным поручением. Я понимал, что даже при наличии воли и сил на убийство, - смерть для Бисембаева еще не все. Убить хотел и Соскина. Бисембаеву нужно еще и другое. Настоящим желанием моим было провести курдайского зверька по всем кругам ада, который бы стал для него возможен, если покалечить его до полнейшей беспомощности. Что для такого быстрая смерть? Родных у него нет, страдать за него некому. Доктор говорил, что у Бисембаева незалеченный туберкулез, по амнистии до конца срока не выйдет, мол, сгинет, сам по себе на зоне.
      Но что Доктор? А-а... Какой с него спрос?
      Характер у матушки мужской. Виду она не подавала и было бы правильнее понимать так, что мысли о наказании Сайтхужинова и Аблезова для нее служили санитарным кордоном, способом отгородиться от потери сына. Только один раз на моей памяти она не сдержалась, невольно дав мне понять, что происходило у нее внутри.
      Вернулась с мужем Мареком из двухгодичной командировки в Йемен Клара, старшая дочь дяди Бори.
      Клара присела рядом и матушка тихо заплакала.
     
      Поцелуй соловья на рассвете...
      Кемпил появился в колхозе через три дня. Бросил рюкзак и поспешил к огурцам. Взяв в руку ком земли, Серик Кулунбаев шел полем.
      - Головин! - заорал на всю колхозную бригаду Кемпил. - Ты где? Убью!
      Спотыкаясь, навстречу Кулунбаеву бежал секретарь.
      - Серик, успокойся. Скажи, что тебе надо?
      - Пять рублей.
      - Возьми восемь. Больше нет.
      - Давай сюда.
      - Хочешь, мы тебя и в комсомол примем?
      Кемпил рассердился.
      - На х...я? Чтобы из меня взносы высасывать?
      - Извини... Не подумал.
      - За базаром следи!
      Год спустя Головин ушел от нас в КГБ. Знал бы Кемпил, куда навострил лыжи комсомольский вожак, возможно тогда бы и не преследовал пацана. Серик Кулунбаев не любит связываться с людьми из органов.
      Ламбада
      В коридоре Руфа собрал вокруг себя народ.
      - Знаете как убили Сомосу? - интригует руководитель группы
      - Как? - Вплотную к Сюндюкову придвинулся Фанарин. - Ну-ка, ну-ка! Рассказывай.
      - Значит, так... Сомоса ехал в открытой машине. Наши из-за угла стрельнули в него из бузуки... Прямо в голову попали... Сомоса в крови выскочил из машины, схватился за голову... Тут наши опять в него стрелять ... из автоматов Калашникова.
      "Оппа, оппа, оппа! Оппа!"
      "Бузуки" - греческая народная песня. Исполняет ее местный грек Лаки Кесоглу. Он так часто поет ее по телевизору, что и Руфу нашего запутал.
      - Ты что Руфа?! - Хаки негодует. - Во-первых, не бузука, а базука. Во-вторых, ты знаешь, что такое базука?
      - Ай! - Сюндюков отмахнулся от Хаки. - Какая разница?
      - Большая разница. - Хаки снял очки. - К твоему сведению, базука это гранатомет. Теперь скажи, что будет с твоей головой, если попасть в нее из гранатомета? Схватишься, как Сомоса, за голову?
      - Ну... Не знаю... Отстань!
      - Не обращай на них внимания, - смеется Фанарин. - Рассказывай дальше. Что делал Сомоса в Парагвае?
      - Приехал со своей бабой погостить на это... как там у них ... уикенд, что ли... К своему личному другу Стресснеру.
      - Погостил... - Фанарин похлопывает Руфу по плечу. - Рафаэль, тебя не собьешь с толку.
      Сюндюкова угостили горлодером - кубинскими сигаретами "Партагос". Кто хоть разок затянется "Партагосом" - в пять минут не прокашляется.
      - Конечно. - Руфа невозмутимо пыхтит, как Черчилль гаванской сигарой, термоядерным "Партагосом", и не кашляет.
     
      "Знаешь, мне иногда хочется, чтобы прилетела и упала на нас атомная бомба...".
      Х.ф. "На край света". Сценарий Виктора Розова, постановка Родиона Нахапетова. "Мосфильм", 1979 г.
      Перестал читать "Советский спорт", "Футбол", бойкот Олимпиады по фигу. "Запустили бы, наконец, американцы по Советам ракеты "Трайдент", - думал я, - я бы посмеялся". Власть, государство ни в чем не провинились передо мной, но в поисках виновных я горел желанием помочь американцам. Советы только и умеют, что врать и сортировать людей. Фарисеи.
      Чтоб им пусто было.
      Меня обуяла ненависть к собственной стране.
     
      Опустели наши дворы...
      Иоська познакомил с шадрой. У нее маленькая дочь, она разведена. Привел к Олегу Жукову. Олежка смотрел открытие Олипиады, мы с ней в другой комнате познавали друг друга. Один раз с ней можно, а так, она такая, каких много. На следующий день позвонила, пригласила домой.
      Я не пошел.
      Взвейтесь кострами, синие ночи...
      В колхозе Кемпил зашугал институтских. Ежевечерние поборы проделали значительную работу: деньги кончились не только у Головина. И если кто-то думал, что Кемпил собирался веселиться на полевом стане до получения расчета, то он ошибался. Кулунбаеву надоело бесцельно гонять по буеракам яйцеголовых, и он, плюнув на план по сбору огурцов, через неделю отбыл домой.
      В лаборатории котельных агрегатов так скоро его не ждали, потому-то его появление на стенде застало Ермека Кокеева врасплох.
      - Эй, ученый! - отвязался он на Кокеева. - Что вылупился!
      - Серик, если тебе деньги нужны, - залепетал Кокеев, - то сейчас у меня их нет.
      - Хохол где?
      - Логвиненко?
      - Ну.
      - У себя.
      - Деньги у него есть?
      - Должны быть.
      Ермеку Кокееву тридцать четыре, пришел в институт с алма-атинской ТЭЦ. Человек он доверчивый, дома у него жена с двумя дочками и он неизвестно почему думает, что с защитой диссертации жизнь его круто переменится. Над диссертацией Ермек парится, не зная перерыва. Сам по себе он не трус, но при появлении Кемпила теряется.
      У кандидата наук Натальи Васильевны Баумгартнер взрослый сын. Ей хоть и за сорок, но личико у нее молодое. Наталья Васильевна на месте не сидит, бегает с бумагами по коридору, согласовывает, оформляет.
      Кемпил поднялся на третий этаж. Впереди вышагивала твердой походкой сэнээс Баумгартнер. Кулунбаев догнал женщину и, положив ладонь на ее пухлое место, ласково сказал:
      - Наташенька, пошли со мной.
      Наталья Васильевна с воплями оторвалась от Кемпила, вбежала в комнату к мужикам и закричала:
      - Ребята, меня хочет изнасиловать Серик Кулунбаев!
      В критические дни, главное, не поддаваться панике. Володя Логвиненко и Рахимжан Орумбаев это хорошо понимали, понимали они и то, как легко перепутать галантность с грязными намерениями.
      Потому они тоже вскрикнули. Вскрикнули, легко понять, желая успокоить, подбодрить женщину, но их поддержка выглядела так, как будто они орали "Кыш!".
      Логвиненко и Орумбаев замахали на Баумгартнер руками.
      - Наталья Васильевна, Серик шутит!
      На женщине лица нет.
      - Да вы что?! Он меня за дверью ждет!
      Пошатываясь, в комнату вошел Кемпил.
      - А вот вы где!
      Наталья Васильевна юзом протиснулась к двери и выбежала из комнаты.
      - Хохол! - заорал Кулунбаев. - Деньги есть?
      - Три рубля.
      - Гусогон! Давай пять!
      Володя Логвиненко и Рахимжан Орумбаев помладше Ермека Кокеева. Тоже пахари. Володя мужик крестьянского типа, упертый. Рахимжан парень осторожный, ни с кем не ссорится. Физически оба не слабые. С блататой на производстве не сталкивались и им не дано сообразить, что Серик Кулунбаев обыкновенный артист, добрая душа, которого легко притормозить, замахнувшись разок мозолистым кулаком. Но Логвиненко и Орумбаев, увлекшись любимым делом, потеряли представление о жизни за окнами института и не знали, какая она нынешняя молодежь.
      В комнату заглянул Серик Касенов.
      - Кемпил у нас пургу наводит.
      - Как население реагирует? - спросил я.
      Касенов разбалделся.
      - Пересрали.
      - Пойти, поглядеть что ли?
      - Погоди, - остановил Касенов. - Пусть сначала бабки соберет.
      В дверь просунул голову Рахимжан.
      - Бек, успокой Кулунбаева.
      Вообще-то ни для кого не секрет, кому обязана лаборатория котельных агрегатов новым лаборантом. И Логвиненко прикидывался, что не знал, но сейчас, когда импровизации Кемпила грозили обернуться черт знает чем, он попросил Орумбаева обратиться за интернациональной помощью.
      - Рахимжан, вы его не бойтесь. - сказал я.
      - Да мы его и не боимся.
      - Правильно. Будьте с ним поласковее. Серик ранимый.
      - Бек, завязывай балдеть.
      С Рахимжаном я прошел к котельщикам. Кемпил с кем-то громко ругался по телефону. Логвиненко склонил голову над синькой с чертежами.
      - Серик, положи трубку, - сказал я.
      - А? Что?
      - Говорят, ты тут зихеришь.
      - Кто говорит?
      - Не важно. Будь хорошим мальчиком.
      - Как скажешь, - Серик Кулунбаев вытянул руки по швам.
      Кемпил любит меня. Я его тоже люблю.
      Я обратился к Володе и Рахимжану.
      - Парни, он больше не будет. Правда, Серик?
      - Базара нет.
      Неделю спустя Сподыряк объявил Кемпилу об увольнении.
      Я рассказал о вкладе Кемпила в энергетическую науку Казахстана Олежке Жукову. Олежка посмеялся, и заметил: "Ваши чморики так и не поняли, как нужен им Кемпил". Жуков сказал правду.
      Варясь в собственном соку, можно только и делать, что топтаться на месте.
     
      Мне б английский, да пояпонистей...
      Эдвард Герек ушел в отставку. Первым секретарем ЦК ПОРП избран Станислав Каня. У Кремля надежды на нового Первого секретаря есть. В переводе с польского "Каня" - коршун.
      Коршун не справился с ситуацией.
      На место Кани заступил генерал Ярузельский.
      Войцех Ярузельский выступил в Сейме. Говоря о трудностях с материально-техническим снабжением населения, он уговаривал рабочих прекратить забастовки. Самим же хуже.
      "Надо работать. Никто не возьмет на содержание шестьдесят миллионов поляков". - подчеркнул Ярузельский.
      Хаки прочитал доклад генерала и обратился к Шастри с вопросом:
      - Нурхан, ты бы смог взять на содержание Барбару Брыльски?
      - Еще как бы смог! - заявил Лал Бахадур Шастри.
      - Но она же, как и все актрисы, балованная.
      - Вот я бы ее и баловал.
      Хорошо ему. В голове только Умки, Кэты и Барбары Брыльски.
     
      Девочка с Севера ждет чуда и любви...
      Убийца Леннона Чэпмен, писала "Литературка", погнал из-за последнего альбома певца и композитора.
      Альбом называется "Двойная фантазия".
      О чем и что такое "Двойная фантазия"?
      Мы с тобой две искорки одного оння...
      22 декабря исполняется 60 лет плану ГОЭЛРО. Институт комплексных топливно-энергетических проблем при Госплане Союза проводит юбилейную конференцию. Мой доклад включен в программу, но приглашение из Москвы пришло только Шастри - у устроителей конференции туго с местами в гостинице. Лететь в Москву надо не только из-за доклада. Через папиного друга Яна Островского я собирался передать письмо журналисту "Литературки" Ваксбергу.
      Я позвонил Островскому.
      - Ян Исаакович, я знаю, вы работали в "Литературной газете". Вы знакомы с Ваксбергом?
      - В редакции наши столы стояли рядом.
      - Через три дня я буду в Москве.
      - У тебя есть, где в Москве остановиться?
      - Пока нет. Где-нибудь устроюсь.
      - Можешь пожить у меня. У нас, со старухой, три комнаты.
      Где один, там и двое. Шастри и я прилетели в Москву, место в гостинице "Россия" нашлось и для меня.
      Я позвонил Островскому:
      - Ян Исаакович, я привез вам яблоки и хотел передать письмо для Ваксберга.
      - Я живу недалеко от Казанского вокзала. Встретимся на выходе из метро.
      Никто никому ничем не обязан, никто никому ничего не должен. В августе, вспомнив о давнем письме Виталия Озерова отцу, я написал секретарю Союза писателей. Ответа не дождался.
      Ваксберг пишет о, из ряда вон выходящих, но типичных случаях криминала. Я не помышлял просить его расписать наш случай в газете. Не тот тип происшествия, да и ни к чему. Аркадий Ваксберг волею популярности "Литературки" выдвинулся в главного по стране борца с беззаконием, с ним считаются в генеральной прокуратуре, Верховном суде СССР. Если захочет, то сможет помочь.
      - Что с отцом? - спросил Ян Исаакович.
      - Инсульт.
      - Вам нетрудно поговорить с Ваксбергом?
      - С Аркадием? Да ну, конечно. А что в письме?
      - Может сами почитаете его?
      - Завтра с утра я съезжу на Цветной бульвар.
      На конференцию приехал Володя Семенов. Защитил докторскую, написал интересную монографию, живет в Иркутске, работает в СибНИИЭ.
      В номере тихо. Шастри полчаса как в ванной. Что-то он долго выдавливает из себя раба.
      - Фюрер! Ты че там уснул?
      Послышалось кряхтение.
      - Изучаю.
      - Изучаешь?
      Я зашел в ванную.
      Шастри сидел на корточках возле устройства, напоминавшего унитаз и крутил краники. Из под низу брызгало. Сидел он не с красным мордом, но мокрый с головы до ног. Стены и потолок тоже забрызганы. Рядом с устройством нормальный унитаз.
      - Что это?
      - Биде.
      - Ты смотри! - я много слышал об устройстве, но никогда не видел. - Ты что пьешь из него?
      - Хе-хе! Испытывал.
      - Не вздумай верзать в него.
      - Хе-хе-хе!
      - Ты смеешься, а вот мой школьный товарищ расказывал, как возил делегацию из Кокчетава в Париж, - я рассказывал, и Шастри, развернув носовой платок, аккуратно прикладывал его к лицу и улыбался как ребенок. - Поселили их в гостинице на пляц де Пигаль, и один из них, такой же как и ты, животновод, зашел в ванную, глаза у него разбежались и он, на радостях, навалил, с переполнением оперативной памяти, в биде... Не смейся! Когда руководитель делегации объяснил ему, для чего это биде, он, как и ты, начал выворачивать до упора краны. И...
      - Что и?
      - Что и! На пляц де Пигаль получился этюд в багровых тонах.
      - Хе-хе!
      - Че смеешься? От тебя все можно ожидать. Смотри у меня! А то...
      - А то что?
      - Что, что? Если ты тоже наверзаешь в биде, то придет убирать номер горничная и бедняжку от твоей эротичности в шесть секунд перекоммутирует.
      - Хе-хе. Скажешь тоже.
      Шастри прикрутил краны и вздохнул.
      Ах, Арбат, ты моя религия...
      Зимой в Москве я впервые. Снег везде. На улицах, в магазинах.
      Накануне в газетах напечатан проект директив предстоящего съезда партии. О них первым делом и вспомнил, выступивший на пленарном заседании, академик Мелентьев: "Экономия топлива и энергии в сфере потребления - наиболее эффективный путь наведения порядка в энергохозяйстве страны". Провинция тем и разнится со столицей, что о проекте директив говорят повсюду, а здесь, в Москве, только по существенному поводу и в специально отведенных местах.
      С одиннадцатого этажа гостиницы "Россия" видна Старая площадь, здание ЦК КПСС. По моим наблюдениям окна в ЦК горят до девяти вечера.
      В день отлета в Алма-Ату я поехал домой к Островскому.
      Жена Яна Исааковича болеет. Разговаривали с хозяином у него в комнате.
      - Вот двуспальная кровать. На ней твой отец спал после Переделкина, - сказал Островский. - Чай пить будешь?
      - Спасибо, нет. Вы виделись с Ваксбергом?
      - Я отдал ему письмо, Аркадий спросил: "Убийство?", я сказал : "Да", он обещал прочитать и в ближайшие дни дать ответ.
      Ответ от Ваксберга мы ждали до конца февраля, годовщины смерти Шефа. Годовщина прошла и матушка сказала: "Все. Хватит. Сил больше нет".
     
     
     
     
     
     
      Конец первой части
     
     
     
     
      Часть вторая
     
      Глава 1
     
      Дым сигарет с ментолом...
      Апрель 1982-го. Может ли мужчина дружить с женщиной? Может, если женщина способна стать хорошим другом. С Кэт и Терезой Орловски я поддерживаю максимально дружеские отношения. Одно плохо: после работы они не остаются бухать. Бегут сломя голову за детьми в детсад. В остальном - у нас все нормально, как у настоящих друзей. Закрытых, для обсуждения, тем меж нами нет.
      Зашла речь и о событиях в Волгограде.
      - Умка рассказала, что ты беклемишилась с двоюродным братом.
      - Сука! Ты с ней трахался?
      - Нет.
      - Рассказывай! Конечно трахался.
      - Да не было у меня с ней ничего.
      Известно мне не только о Волгограде. Паша из лаборатории гидравлики поведал:
      - Вашу Карлушу в семьдесят восьмом жарил Алгинбаев. Он рассказывал, как позвал ее к себе домой на обед. Пошел на кухню ставить чайник, вернулся, а она уже голая лежит...
      Волгоград это интересно, это почти "Зейнеп великолепная", но из-за Алгинбаева обидно за лабораторию. Хотя в то время она и не работала у нас, но все равно.
      - На фига беклемишилась с этим ишаком Алгинбаевым?
      - Не беклемишилась я с ним.
      - Он рассказал своим, что ты, как только зашла к нему домой, сразу же сняла с себя все и улеглась на койку.
      - Сволочь! - выдохнула Кэт. - Честно тебе говорю - не было беклемиша! Хлебом клянусь.
      - Не клянись на хлебе! И я тебе не мулла. - я прояснил свою позицию и спросил. - На обед ходила к нему домой?
      - Ходить ходила, но у Алгинбаева не стоит. Три часа промучались, но он у него так и не встал.
      - И ты это не считаешь прелюбодеянием?
      - Какое на хер прелюбодеяние, если не стоит?
      - М-да... Делай правильные выводы и берись за ум. Мы ждем от тебя хороших примеров подрастающему поколению.
      - Кто это мы?
      - Лаборатория. Возможно даже и парторганизация института.
      - Гад такой.
      - Какой есть.
      - Пойми, я не блядь какая-нибудь. Если мужик мне не нравится, ни за что не буду с ним трахаться.
      - Ты опять за свое. Я не о том.
      - А о чем?
      - А о том, что надо знать, с какого коня падать.
      - На хер вы мне все сдались? У меня растет сын.
      - Молодец.
      - Я серьезно. После рождения сына мне не до беклемиша. Да никто и не нравится.
      - Вчера в "Литературке" прочел пародию Иванова на одного поэта. Поэт признался в любви к женщине, которая не бреет под мышками.
      - Под мышками я не брею - выдергиваю. - отозвалась Кэт.
      - Больно?
      - Зато чисто. Хочешь проверить?
      Два года назад Кэт родила сына. После декрета нашла в лице Терезы Орловски лучшую по институту подругу. Всюду они ходят вдвоем, в последнее время зачастили и друг к дружке домой. Курю теперь я вместе с женщинами на площадке перед входом на институтский чердак. Три полуразвалившихся, скрепленных между собой, стула из актового зала не вмещают всех курящих женщин института. Курят тетки посменно.
      - Рукава мешают.
      - Ты можешь отсюда залезть, - Кэт показала глазами на вырез кофты.
      Я полез под кофту. Рука, едва коснувшись, прошлась по основанию груди Кэт. Вот ты какая! Кожа у нее гладкая-прегладкая, как попка грудного ребенка. Что-то помимо любопытства вело меня по основанию груди. Нет, с ней нельзя. Я вспомнил ее отказ на квартире у Алмушки. Кроме того, что Кэт друг, так она в этих делах еще и собаку съела. Удовлетворить не удастся, только облажаюсь. А так, конечно, ежели по пьянке, без последствий, то с удовольствием напал бы на нее.
      Да нет, не то говорю. Кожа у нее до нежной дрожи волнующая. До того волнующая, что я начал заводиться. Кэт курила с безучастными глазами, как будто не чуяла, что может крыться помимо пытливости, с коей я углублялся в поисках правды. Проход под кофтой оказался гораздо интересней попытки познать ее на квартире Алмушки.
      Доверием друга злоупотреблять нехорошо. Я вытащил руку.
      - Так и есть. Все чисто.
      - Я такая. - Кэт затушила сигарету. - Помнишь, что сказала София Лорен в "Браке по-итальянски"?
      - Что она сказала?
      - Вспомни. Мастроянни вытаскивал ее через окно автобуса и посадил себе на плечо. А она ему говорит: "У меня там чисто".
      - Что-то не припомню.
      Цокая каблучками, на чердак вбежала Тереза Орловски.
      - Вот вы где! Так я и знала. О чем звиздите?
      - Я ругаю его за измену со Спиртоношей. - Кэт засмеялась.
      Орловски тряхнула меня за плечо.
      - Бяша, тебе не стыдно спать со Спиртоношей?
      - Завязывайте. Откуда треп идет?
      - Твоя маман мне все про тебя доложила. - сказала Кэт. - Привел пьяный домой Спиртоношу и оставил до утра.
      - Тетя Шаку мне тоже звонила. - Тереза Орловски прыснула. - Говорит, притащил такую бабайку, что сказать страшно.
      - Кому говорят, завязывайте.
      - Наташка, его маман поручила нам с тобой охранять Бека. Чтобы не бухал.
      Тереза Орловски заглянула мне в глаза.
      - А мы и так охраняем. Правда, Бяша?
      Вообще-то, если говорить честно, в образах маминой объективности и прямоты, то Наташенька более походит не на Терезу Орловски, а на певца ансамбля "Самоцветы" Вячеслава Малежика. С той только разницей, что Малежик не красит глаза и губы.
      Почему тогда мне сподручней называть ее именно Терезой Орловски?
      Помимо вертлявости есть в Наташеньке непостижимая притягательность, по которой мужики института при встрече норовят ущипнуть ее, а то и просто заговорить. Почему-то кажется, что настоящая Орловски вне киноэкрана, такая же, как и наша Черепушечка - коза-дереза. Не все из наших видели кино с участием Терезы Орловски, но многие, не умом, а сердцем чувствовали, что шаровая непосредственность Наташеньки и есть то, чего катастрофически не хватало другим женщинам КазНИИ энергетики. Вот мужики и лезли к ней. Наталья долго и ожесточенно отбивалась от охальников, прежде чем они успокоились и примирились с тем, что ее общительность не следует принимать за пуляние сеансов.
      "Свет мой, зеркальце, скажи! Я ль на свете всех милее? Всех румянней и белее?".
      Марадону раздражает успех Наташеньки у мужчин.
      - Бек, какая из Наташки Тереза Орловски? - удивляется аспирантка Кула. - Она обыкновенная старуха Шапокляк!
      Есть и такое дело.Человек многолик.
      Спиртоноша, из-за которой меня достают Наташенька с Кэт, бывшая подруга последней и собеседница Умки. Спиртоношей назвали мы ее за то, что у нее бывает гидролизный спирт. В прошлом году, перемешав вино со спиртом, повел ее на квартиру к Пельменю.
      Второй раз случилось на днях. Кенжик с подругой, я и Спиртоноша пили у нас на работе, потом пошли ко мне домой.
      Спиртоноша осталась до утра.
      Мама ничего не сказала, но тайком от меня стала звонить Кэт и Терезе Орловски.
      - Не давайте ему пить. Ему хоть и за тридцать, но он неопытный. Какая-нибудь воспользуется и женит на себе.
      Как и всякая мать, матушка моя, чересчур хорошего мнения обо мне. На фиг кому я сдался?
     
      Вновь о том,
      Что День уходит с Земли
      Ты негромко спой мне...
      С диссертацией в срок не уложился. До сих пор не понял, что от меня требуется. Методики как таковой нет, как нет и справки о внедрении. Модернизация печи кипящего слоя на УК СЦК свелась к общим рекомендациям по улучшению энергоиспользования обжига концентрата.
      "По обратному циклу могут работать не только холодильные машины, задачей которых является поддержание температуры охлаждаемого помещения на заданном уровне, но и так называемые тепловые насосы, при помощи которых теплота низкого потенциала, забираемая от окружающей среды с помощью затраченной извне работы, при более высокой температуре отдается внешнему потребителю.
      Характеристикой совершенства работы теплового насоса будет отношение отданной внешнему потребителю теплоты к затраченной на это работе.
      Работа теплового насоса в принципе не отличается от работы холодильной установки. Тепловой насос для нужд отопления применяют в тех случаях, когда имеется источник теплоты с низкой температурой (например, вода в различных водоемах; вода, получаемая после охлаждения гидрогенераторов и др.), а также источник дешевой работы. Использование теплоты источников с низкой температурой может иметь для народного хозяйства СССР определенное значение в районах, где будет производиться огромное количество дешевой электрической энергии на гидроэлектростанциях. Применение теплового насоса для целей отопления и коммунального теплоснабжения с использованием электроэнергии от обычных конденсационных электростанций экономически нецелесообразно".
      В.В. На щокин. "Техническая термодинамика и теплопередача". Учебное пособие для вузов.
      Деятельность моя в институте напоминает устройство по выработке низкопотенциальных ВЭР - бросового тепла. Мне казалось, что моя невосприимчивость к знаниям техники род особой тупости. Читаю книгу, как будто начинаю что-то понимать, закрою учебник - все из головы вылетает. Иногда задумываюсь: может, по примеру Шастри, окончательно сосредоточиться на переписке книг?
      Чтобы чего-то достичь в каком-то деле, надо любить это дело. Люблю ли я науку? Если бы получалось что-то путное, то может и полюбил бы. А так... Повода любить безрезультатную деятельность нет.
     
      Пулковский меридиан
      Темир Ахмеров продолжал наводить порядок в институте. Объявив о борьбе с пьянством на рабочем месте, он загнал пол-института в подполье. Добрался и до меня. Я не собирался париться в колхозе и запасся справкой из глазного института..
      Ахмеров пошел на принцип и не поленился проверить справку у глазников, да еще и рассказал врачам кое-что про меня: "Близорукость не мешает Ахметову пить, как сапожнику". Я рассердился на парторга и, раздумывая, как ему насолить, решил написать на него анонимку.
      О чем конкретно поставить в известность ЦК КП Казахстана? Я задумался. Ахмеров не пьет, не курит, но трижды женат. Причем в третий раз женился на первой жене. Женщины говорят, вернулся он к первой жене потому, что она получила пост замминистра. Нет, не то. Подожди... Бабцы свидетельствуют: оглядывает он их при встрече в коридоре не глазами партийного секретаря. Ну и что? Он хоть и пускает слюни при виде самки, но сладострастность без реального действия к делу не пришьешь. Требуется нечто существенное, желательно из ряда вон выходящее влечение, скандальный эпизод биографии.
      Может просигнализировать в ЦК о наличии у Ахмерова тайного порока, который он тщательно скрывает от товарищей по партии? Например, сообщить, что у секретаря партбюро КазНИИ энергетики имеется замужняя любовница? Но надо будет назвать конкретную фамилию, должность и адрес женщины. Потом ведь факт подобного рода легко проверяется.
      Нужны серьезные прегрешения перед КПСС, их у Ахмерова я не вижу.
      Маленькая ложь рождает большую. Мне бы только начать сочинять, а там... На то и бумага, чтобы время от времени проверять ее пробивную силу.
      Кроме того, что анонимка вещь для самого анонимщика опасная, она еще, как считают тонко мыслящие личности, - неприличная. Это как посмотреть. Накатать в ЦК телегу на Ахмерова для меня почти как для Алдоярова жена, семья и дети - святое дело. И тем не менее... Даже если меня и не вычислят, все равно необходимо заблаговременно страхануться.
      За советом я поехал к Ушке. Дома у нее и Фая.
      - Достал меня Ахмеров. Спать не могу... Собрался писать на него анонимку. Вы меня не сильно осудите?
      - Бекушка, ты что! Кто тебя осудит? - сказала Таня Ушанова.
      - Есть проблема. Если начнут искать анонимщика, по шрифту машинки меня найдут.
      Не отходя от кассы, Фая нашла выход:
      - Моя "Эрика" раз десять ремонтировалась. По ее шрифту тебя точно никто не найдет. Приходи ко мне домой и печатай кляузу.
      Созданию анонимки помешала скудость фактов против Ахмерова. Вообще-то при усердии серьезный компромат на любого можно найти. Задачка для юного следопыта. Успех зависит от умелого сопряжения фактов. В точности не припомню: то ли страх разоблачения, то ли обыденная лень остановили меня, но анонимку на Ахмерова я так и не составил.
      Фая поступила в заочную аспирантуру и преподает. Она на себе испытала мою привычку занимать и не отдавать деньги. Фая почему-то считает, что я живу в нужде: о долге могила и своих дипломников на рецензию присылает ко мне. За одну рецензию платят что-то около восьми рублей.
      Мама видела Фаю один раз, но этого оказалось достаточным, чтобы сказать: "Фая очень нежный".
      Эврика!
      Парторг, пообещав сделать Шастри завлабом, переоценил свои возможности. Чокин никому не позволит за него решать кадровые вопросы.
      Жаркен Каспаков так и не вышел из штопора и за два-три месяца превратился в отпетого алкоголика. Чокин грозит лишением завлабства и на его место намерен поставить Сашу Шкрета. Ни о каком для себя завлабстве Саша слышать не хочет. Такой он человек. Не потому что без амбиций и не привык брать много на себя. Мужик он щепетильный и помнит, что дисер защитил под руководством Жаркена.
      Почему директор оставил вне рассмотрения Кула Аленова существовало две догадки. По первой домогательства Кула на завлабство выглядели чересчур явными, по-второй, Каспаков в свое время предусмотрительно наплел с три короба Чокину про Аленова.
      Кул не скрывал недовольства директором, в то время как Шастри делал вид, что не очень-то и хотел возвыситься, и не занимался при подстрекательстве Ахмерова стяжанием завлабства, а только прилагал усилия к устранению из претендентов Аленова.
      Потому Лал Бахадур сейчас говорит, что вроде как не хочет становиться завлабом. Личных дел по горло, чтобы еще утруждать себя ответом за всю общую энергетику Казахстана.
      Мог ли Каспаков, человек на уровне, три года назад представить, что Шастри, не боясь быть услышанным, когда-нибудь осмелится открыто размышлять, почему он отказался приступить к исполнению обязанностей заведующего лаборатрии? Не мог. Отношения между людьми развиваются по давным-давно кем-то сляпанному трафарету, истинный интерес для окружающих мы представляем совершенно не тем, о чем нам по недомыслию самомнения чаще всего и мнится. Никому дела нет до твоих знаний и опыта, от тебя требуется лишь одно.
      Чтобы ты слез со стула.
      Руфа разъяснил минувшие нападки Шастри на Жаркена пословицей: " Загибающегося от страха льва норовит пнуть и заяц".
      В прошлом году у Шастри случилась неприятность. Сын от первой жены призвался в армию, где кого-то ограбил и получил условный срок. Три месяца спустя изнасиловал и убил девушку. Первым приговором ему дали расстрел, кассационная инстанция заменила исключительную меру пятнадцатью годами строгого режима.
      Шастри бегал по судам - ему было не до работы. Отчет по Павлодарскому алюминиевому заводу делал я. Работа несложная, от нас требовалось составить тепловой баланс печи кальцинации и дать рекомендации по использованию отходов тепла. Под рукой у меня книга с примером использования низкотемпературных ВЭР в газотрубном котле-утилизаторе. С небольшими поправками, без ссылки на первоисточник, я вставил книжный пример в отчет.
      Отчет не прошел обсуждение у заказчика. Пока Шастри собирался съездить в Павлодар за актом приемки-сдачи отчета, начальник цеха кальцинации Голубев написал в адрес института письмо с угрозами составить регрестный лист. О письме известно Чокину, Шастри пообещал уладить скандал.
      Тем временем на УК СЦК наметился хоздоговор по цеху бактериального выщелачивания. Настроения у Шастри нет, но заключать договор кроме него некому. В середине мая он и я должны быть в Усть-Каменогорске.
      По институту в последнее время наметились признаки обострения конкурентной борьбы. Кроме Алдоярова на подходе докторская диссертация и у заведующего лабораторией плазменных процессов Сакипова. Выпускнику физфака КазГУ под пятьдесят, он член партии.
     
      Ну почему...?
      Хаки перевелся к Лойтеру, в лабораторию энергосистем и сосредоточился на ущербах от ограничения энергоснабжения. У его двоюродного брата Саяна дисер давно готов, но он мурыжит. Зяма не забывает нас, раза два в месяц прибегает в институт. Хаки с бухлом завязал, компанию Толяну от группы товарищей по общей энергетике составляю только я.
      "12 января, в день 70-летия, Кунаева наградили третьей звездой Героя Труда. Трехзвездным членом вПолитбюро был только Устинов. Но тут можно как-то понять, объяснить , если не всему народу, то хотя бы товарищам по партии: министр обороны, маршал, по причине высочайшей ответственности за безопасность Родины имел право носить звезду Героя Советского Союза еще и потому, что две предыдущие звезды были Героя Социалистического труда. Но рядовой член Политбюро, да еще из национальной республики и трижды Герой Труда. Явный перебор. Скончавшийся после награждения третьей звездой Кунаева, сам Суслов и тот ушел из жизни всего-то при двух знаках высшего отличия.
      Смерть Суслова обернулась новым повортом в борьбе за власть в Кремле. Генсек избирался из секретарей ЦК. После Суслова секретарями с полным членоством в Политбюро остались Черненко, Горбачев и Кириленко. На майском Пленуме к ним добавился Андропов, получивший в свои руки управление секретариатом, что резко увеличивало, в случае чего, его шансы на выдвижение в генсеки.
      Год назад в честь 250-летия присоединения Казахстана к России республике вручен очередной орден Ленина. На торжества для вручения награды прибыл первый секретарь московского горкома партии Гришин.
      Дата и повод солидные. Настолько солидные, чтобы превращать память о далеких событиях прошлого в дежурное мероприятие.
      В 81-м году постижению смысла добровольного вхождения территорий Казахстана в Россию мешало многое. В том числе условность границ между республиками, общесоюзное разделение труда, командный принцип управления народным хозяйством.
      Истинное значение акта присоединения, заключенного между ханом Абулхаиром и Анной Иоанновной начинает доходить до нас только сегодня. На те времена гораздо большим злом для казахов, нежели набеги джунгар, служили кровавые межродовые распри. Межродовая вражда и без набегов джунгар грозила довести народ до самоистребления. И надо отдать должное хану Абулхаиру, его мужеству, с которым он сумел во имя сохранения нации, будущего для этноса, переломить в себе гордыню и пойти на поистине мудрое, дальновидное решение. Сама Россия, ее народ, обретавшиеся в пресыщенности от необозримости подвластных ей земель, не употребили во зло безвыходность положения восточного соседа, проявили по-настоящему державные величие и благородство.
      Россия в действительности и сохранила до нынешних дней Казахстан, помогла уберечься от самоуничтожения молодой, только-только встававшей на путь самопознания нации. Диффундировавшие в казахской среде русские дали толчок смене кочевого образа жизни на оседлый. Русские помогли определить место казахов в начинавшем медленно меняться мире вокруг и внутри себя. Избитые банальности о благовтворном влиянии культуры русского народа на рост побудительных мотивов к сохранению духовного наследия казахов остаются избитыми. Но тем не менее, это факт, что через русскую культуру, через русский язык казахи, постепенно избавляясь от сущностно языческого понимания природы вещей, приобретали склонность видеть мир во всем его многообразии, со всеми его противоречиями, превратностями, которые всегда сопровождают пробуждение национального самосознания.
      Естественно, все эти процессы не обошлись без издержек. Однако, идеально ровных дорог не бывает. И по истинно высокому счету казахская нация, заключенная в тиски между двумя державными соседями, сделала 260 лет назад интуитивно спасительный выбор.
      Реальный социализм отдельным народам причинил море страданий. В то же время при советской власти социалистическая идея позволила Казахстану сделать мощный рывок. Теперь уже в становлении собственной экономики, постановки, структурировании различных видов национальной культуры, дала толчок росту национального самосознания. Отмахиваться, не признавать этого исторического результата, никому не возбраняется. Но сути дела это поменять никоим образом не может.
      И сегодня, на пороге нового века, наивным, глупым и опасным было бы продолжать находиться в плену иллюзий, ложных идей о том, что мы можем обойтись без России. Россия без нас обойтись может. Но мы без нее - нет. Сам по себе суверенитет не кормит, не поит. Его домогаются правители, чтобы без оглядки на бывших вышестоящих товарищей из центра управлять оставшимся ему в наследство народом так, как им заблагорассудится.
      ...Между тем в Политбюро, видимо, чувствовали, что дни Брежнева сочтены. Среднее звено партруководства лихорадочно прогнозировало судьбу ближайших соратников Леонида Ильича. Что одним из первых падет Кунаев, мало кто смоневался. Угораздило же его получить третью звезду Героя Труда. Да и незаслуженно, по мнению недругов Кунаева, высокий статус республики тоже, по идее, должен сыграть свою зловещую роль. Уберут, видимо, и Алиева, чья фальшивая улыбка вызывала у обывателя идиосинкразию".
      Заманбек Нуркадилов. "Не только о себе".
     
      Полоса расширялась. Затоваренная бочкотара
      С прошлого года Ситка взял за привычку уходить из дома. 1 апреля 1981-го выписался из больницы в отпуск и, не дойдя до дома, пропал на три недели. Позвонил рано утром с автовокзала. Доктор и я приехали на место и два часа обманом удерживали его до приезда санитаров.
      Вторично Ситка Чарли пропал в нынешнем апреле. Прошло больше месяца, о нем ни слуха, ни духа. В милиции сказали, что запрос направили по всей стране. Маме позвонила заведующая кассой вокзала "Алма-Ата два" Рая Байтемирова. Она поспрашивала железнодорожников. Один из проводников рассказал, что четыре недели назад провез до станции Моинты человека, по описанию похожего на Ситку. Проводник накормил безбилетного пассажира, послушал про Польшу и про мерзость запустения. Человека, похожего на Ситку, после Моинтов проводник больше не видел.
      Доктор недолго пробыл сторожем на дачах МВД. С Надькой расстаться он не в силах. Ненавидеть ее я ненавидел, и в то же время понимал, что дело не в Надьке. Не будь Нади, появилась бы в жизни Доктора другое наказание в лице какой-нибудь иной забулдыжки.. Доктор может и соображал, что и на фиг не нужен Наде, но она-то ему была нужна. Что их связывало помимо общности интересов? По-моему, Доктора влекли к ней не только ее безобразно огромные груди. Нетребовательность к себе опускает планку запросов, потом ведь привычка - большая сила. Насколько большая, настолько и непонятная. И вообще, что за разговоры о требовательности к себе после семи лет строгого режима?
      После двух попаданий в вытрезвитель Доктора поставили на административный надзор. Третья ночевка в вытрезвителе для него обернулась цельно скроенным материалом о нарушении надзора. В октябре прошлого года его посадили на год. Трубил Доктор в Семипалатинске.
      В местах лишения свободы следят, чтобы пути зэков, имеющих неоплаченные друг к другу счета, не пересекались. Во избежание лишней головной боли личные дела каторжан должны внимательно изучаться. Тем не менее, просмотры случаются. Вот я и думал: как бы по халатности кума где-нибудь на пересылке, или еще в другом месте, не столкнулись Бисембаев с Доктором. Убить Доктора зверек вряд ли убьет, но Доктор вновь облажается, что ни ему, ни всем нам не нужно.
      Темна вода в облацех
      В пивняке у "Целинного" видел Меченого. Омаров заметил меня, допил пиво и поспешил исчезнуть. Меченый примерно знает, на что я способен. Почему тогда он боится меня?
      Осенью 1980-го крякнул Соскин. Нашли его мертвым в подъезде чужого дома. Ничего неожиданного в смерти Соскина окружающие не находили. Пил он, будь здоров. Правда, если оглядеться кругом, пьющих круглосуточно, кроме Соскина, навалом. Не все они умирают от пьянства.
      Ибрагим Сайтхужинов получил майора и переведен в Джамбулское областное управление. Не работает в Советском РОВД и Нуржан Аблезов. Где он теперь, не знаю. В запальчивости мама, если и фантазировала, то не шибко. Следователя Советской райпрокуратуры Рыбину подловили на взятке и посадили на семь лет. Ее бывший начальник Мухамеджанов пошел на повышение, стал первым заместителем прокурора города.
      В 1984-м и его посадили, по громкому в те времена, делу "Антиподы".
      В марте 81-го мама позвонила заместителю заведующего отделом пропаганды ЦК Мукану Мамажанову и попросила помочь с переизданием переводов Куприна, сборника персидских сказок "Плутовка из Багдада" и романа Степанова "Семья Звонаревых". Мукан Калибекович до перехода в ЦК работал в Гокомиздате, сам немало перевел художественных книг и нашего отца знал неплохо.
      Мамажанов сказал маме, чтобы от имени папы мы составили заявление на имя секретаря ЦК по пропаганде Камалиденова и опустили его в ящик для писем на входе в Центральный Комитет партии со стороны улицы Мира.
      - Заявление попадет к нам в отдел, а там, чем могу, тем и помогу, - пообещал замзавотделом.
      В новом здании ЦК три парадных подъезда. Один с улицы Сатпаева, центральный, остальные два с улиц Фурманова и Мира.
      Ящик для писем трудящихся стоит в междверном пространстве парадного входа в ЦК. Я потянул на себя дверь, навстречу мне вышел мент. Я показал конверт с заявлением, охранник кивнул. Я уже опускал конверт в ящик, как мент встрепенулся, подбежал и попросил дать ему письмо. Он пощупал конверт и снова кивнул: можно опускать.
      Мамажанов помог с переизданием перевода "Молоха" Куприна и еще одной вещи. Остальные переводы пробить было трудно и ему. Но дело не в этом. А дело в том, что в тот день я кое-что узнал о технике движения писем трудящихся наверх.
      Я шел от ЦК к трамвайной остановке по Байсеитова. На Курмашке (улице Курмангазы) сворачивал к остановке через косые дворы. У первой каменной двухэтажки стояли Уран, и еще другие (сейчас не помню кто именно) мужики. Один из них, в черном пальто, стоял спиной ко мне. Центровские освежались шмурдяком. Я молча поздовался с Ураном и другими, как кто-то из них, узнав меня, стукнул по плечу стоявшего лицом к подъезду мужика в черном пальто.
      Мужик обернулся и это был Искандер.
      - Давно откинулся?
      - Недели три как.
      Мы смотрели друг на друга и молчали. Что говорить-то? Махмудов все понимал не хуже меня. Но что-то надо говорить и Искандер сказал:
      - Ладно... Я вернулся... Теперь все они ответят за Нуртасея.
      Я промолчал. Хотел сказать, что, по подлинному счету, не его это дело. Никто никому ничего не должен. Хотел сказать, но не сказал и, попрощавшись, продолжил шаг к трамвайной остановке.
      За неделю до похода к цэковскому подъезду встречался я и с Коротей. Пришел он в субботу и свистнул мне в окно.
      Разговаривали на скамейке у подъезда.
      - Даль умер, - не успел я присесть, как с испуганными глазами сообщил Володя.
      - Какой Даль? Актер что ли?
      - Ага. Олег Даль.
      - Он, что твой друг?
      - Да нет... - Коротя смешался. - Какой он мне друг?
      - Так какого ж... - Я не сдержался. - На х... мне обосрался какой-то Даль?
      - Извини, Бек.
      "Все ложь, пиз...ж и провокация. - я разговаривал сам с собой. - Ты теперь понял, что ни х... не стоишь? То-то же... Вовка тут ни причем. Зря я на него так. Он друг Шефа, но не более того. Дружба что? Выдумка, миф".
      - На годовщину кто приходил?
      - Пришли старики, родственники.
      - Из наших никого не было?
      - Каких еще наших? Смеешься?
      - Да-а... - вздохнул Коротя.
      В лаборатории помимо Марадоны и Терезы Орловски работают другие новенькие. Томирис и Карина. Нехорошо воевать с женщинами, но ничего с собой поделать не могу. И та, и другая действуют на нервы. Томирис - жеманством, болтовней невпопад, Карина тем, что мажется и пудрится какой-то вонючей парфюмерией. От ее макияжа в комнате стоит амбре, от которого першит горло и слезятся глаза. Я попросил Надю Копытову:
      - Скажи Карине, чтобы перестала марафетиться. Дождется, что в ответ я начну пускать Першинги.
      - Бедный... Они тебя доведут. - Надя побежала к Карине: "Перестань чем попало мазаться!".
      Карина лаборант-машинистка, ей 23 года, приехала из Рудного. Ее муж учится в алма-атинской школе милиции.
      Раза два я сделал ей замечание уже не из-за парфюмерии. Салажка вместо того, чтобы делать правильные выводы, не унималась. Когда в третий раз я попросил ее не лезть в разговоры старших товарищей и услышал от нее: "Позорник!", то по-настоящему вышел из себя. Она ненадолго притихла, но оправившись от моей брани, продолжала огрызаться.
      На то и коллектив, чтобы перевоспитывать человека. Получится не получится, но пытаться надо.
      Томирис на год моложе меня, не замужем. Ее, как и Карину, я шугаю каждый рабочий день. Зашугал настолько, что однажды Томирис молча поставила мне на стол пузырь "Русской".
      - Это еще что такое?
      - Марадона сказала, что путь к сердцу Бектаса лежит через бутылку.
      - А ну пошла в сраку!
      Может Марадоне со стороны и видней, но упрощать не по-товарищески. Тем более, что она и некоторые другие комсомольцы называют меня наставником молодежи.
      - Марадона, - я обратился с вопросом, - что это значит "путь к сердцу Бектаса лежит через бутылку"?
      - Что разве не так? - Марадона смеется.
      - Как тебе сказать...
      - Да не мучайся.
      - Это совсем не так.
      - Я шучу.
      Гуррагча по национальности не монгол, - казах. Зовут его Хали. Не монгол, но рысачит что незабвенный хан Котян. Смеется и зауживает и без того узкие глаза, щерится золотыми фиксами: "Хи-хи-хи!". Поглядишь на такого и начинаешь постигать, чего стоило русскому народу пережить татаро-монгольское нашествие.
      Хали самец всем мужикам на зависть. Монгол практикует исключительно силовой беклемиш. Его коронка - анальный секс. По совокупности доблестей получил от Шастри дополнительную кличку "ахмеровский бычок".
      Он ходит одновременно и с Томирис, и с Кариной.
     
      От улыбки станет день светлей...
      Песня "Снег кружится, летает..." у Иржи Холика и Магды Головы - семейный гимн. Поют ее в доме исключительно на день рождения или по случаю пребывания у них в гостях важного человека.
      День рождения у Магды 4 июня, о чем она предупреждает будущих гостей за месяц. Специальной программы подготовки к торжеству у нее нет, но то, как она об этом по несколько раз заблаговременно оповещает друзей и приятелей заставляет и по трезвяни и по пьяни не забывать, что нас ждет 4 июня.
      Пьют в доме Иржика и Магды каждый день, с утра до вечера, но на день рождения хахаль Таньки обязательно принесет магнтофон, сама сестра Головы обещает к тому дню накатать кого-нибудь из лопухов и прийти не с пустыми руками.
      Таньке уже восемнадцать и девчонка она с головой. Шутя накатывает пьяных мужиков. Кого-то и продинамит, а с кем-то и всерьез приторчит где-нибудь на пару дней. Хоть и прикинута сестра Головы не ахти как, но пожилые мужики западают на нее всерьез. У Таньки хорошо развитая грудь, и глаза как у Орнеллы Мути.
      - Бектас, не обзывайся, - просит она.
      - Я не обзываюсь. Орнелла Мути красивая женщина.
      - Не гони. Блядешка, наверное.
      - Танька, это действительно известная итальянская актриса.
      - Все равно не надо. Фамилия у нее, как у прошмандовки.
      Ничего странного в протестах Тани Головченко нет. Когда Марадона сказала, что я похож на ее отца, первое пришло в голову: он у нее, что тоже пьет, как я?
      Есть у Таньки постоянный парень по фамилии Сурков. Не сказать, что он он смотрит на Танькино лаврирование сквозь пальцы, однако, в меру природного спокойствия не разделяет возмущения соседей Головы, которым не дает покоя распущенность Таньки.
      Сурков по себе знает: мало ли чего не бывает по пьяни. Пьет он, как и подруга, много и то, как Танька на его глазах пуляет сеансы, Суркова если и нервирует, то виду он не подает. Потому как, младшую Голову не переделаешь. Такая она. Крепит верность Суркова подруге и то, что среди парней на районе не он один любит без памяти Таньку. К примеру, обожает ее Игорь, официант ресторана "Болгария". Ровный, обходительный пацан, планы насчет Тани у него серьезные.
      Игорь познакомил младшую Голову с матерью, несколько раз просил ее руки.
      Но Таньку замужество не интересует.
      В третьей двухэтажке, что стоит наискосок от домов фабрикантов, живет ее первая подруга Рутка. Она младше Таньки на год, живет с мужем, имеет от него ребенка.
      Рутка тоже росла без отца и с детства озаботилась поисками приключений. Кончилось тем, что мамаша при содействии инспекции по делам несовершненнолетних определила дочь в школу для трудновоспитуемых. Смазливую малышку, отказывавшуюся подчиняться правилам трудового распорядка, взялся перевоспитывать мастер по производственному обучению. Перевоспитание завершилось банальщиной, мастер соблазнил двенадцатилетнюю латышку. Школу Рута не окончила, с четырнадцати лет живет с парнем, скоро они распишутся. Время от времени она присоединяется к рейдам подруги, пропадает неделями неизвестно где. Проходит дня два-три и на поиски жены выходит муж. Рутка объявляется, муж бъет ее, на месяц в семье устанавливается идиллия.
      Муж Танькиной подруги работает электриком, по вечерам подрабатывает и на стороне. Все ради жены. По возвращении Рутки ищет по знакомым торгашам обнову для жены. Потому-то всегда юная латышка щеголяет в фирменных джинсах, ярком блузоне.
      Стройной Рутке идет фирменный прикид. У нее тоже развитая грудь, ладная, не в пример узкобедрой Таньке, хорошо очерченная задница. Она знает себе цену и использует природные данные на полную катушку.
      Из соседок Магды первый враг Таньки и Рутки - усатая Валюня. Она 1943 года рождения, мать двух дочерей, замужем за изолировщиком теплосетей. В недавнем прошлом Валюня фестивалила на районе с Вахой, Шварем, Иржи Холиком. Вышла замуж и переменилась.
      Сегодня с ее, грубого покроя лица, не сходит озабоченность падением нравов на районе. Все про всех знает. Кто где работает, кто чем дышит - лучше всех известно Валюне. Ругает она Магду, день-деньской материт Таньку с Руткой, жалеет Иржика:
      - Связался Ержан с этой Наташкой, пустил к себе, а она устроила в доме кельдым. Теперь и эти две шалавы к ним таскаются.
      Валюня моет подъезд каждой утро.
      Я вышел от Иржика, она как раз обметала веником ступеньки.
      - Смотри, что нашла.
      Она чуть ли не в нос сунула мне газетный клочок с ватными тампонами. Я отпрянул и попытался проскользнуть. Валюня перегородила дорогу.
      - Они в подъезде е...тся!
      Я застыл на месте..
      - Вы этого так не оставите..
      - Конечно! - заорала соседка Головы. - Вот сейчас пойду и сожгу эти затычки.
      - Зачем?
      - А чтоб у этих шалав п... сгорела!
      Магда объяснила, что колдовских приемов у Валюни не счесть. И что, если прочитать перед сожжением специальный заговор, то у девиц, обронивших средства личной гигиены, и в самом деле могут возникнуть боли в этом месте.
      В то время я не знал, что и мои появления у Иржика отслеживаются и фиксируются Валюней. Поначалу она не понимала, почему из великого множества кирюх на районе я хожу именно к ее соседям. Позднее Валюня догадалась и любопытствующим мое присутствие в доме Иржика объясняла так:
      - Этот из писательского дома поит Ержана , а взамен е...т Наташку.
     
      Быть или не быть?!
      Кончай понты!
      Сделай же что-нибудь!
      Из женщин лаборатории на первомайский вечер остались Марадона, Кэт и команда Гуррагчи - Карина с Томирис. Кэт перепила и попросила проводить ее до дома матери. Тетя Соня, мама Кэт живет на полдороге от института до моего дома.
      Карина разговаривала с Гуррагчей. Монгол обещал ей поставить новый супинатор на туфли.
      "Чтобы перевоспитать человека, для начала надо войти к нему в доверие" - подумал я и сказал Карине:
      - Пойдешь со мной провожать Кэт.
      Девушка устала от моих придирок, потому и обрадовалась.
      - Правда? - сказала Карина и подхватила Кэт с правой стороны.
      Гуррагча состроил недовольную мину. Обойдется.
      Мы оставили Кэт у подъезда, я позвонил Пельменю:
      - Берик, дай ключи.
      Сам Пельмень живет с родителями. Квартира однокомнатная, досталась ему после смерти бабушки. Когда надо, он водит туда друзей, телок.
      Карина калачик тертый.
      - Три года назад я приехала в Алма-Ату поступать в институт. Не поступила и застряла на несколько месяцев.
      - Не в жилу было в Рудный возвращаться?
      - Ага. Жила у тетки.
      - Где-то работала?
      - Нет. Шлялась... Познакомилась с Алтаем Габдуллиным, твоим соседом.
      - Постой, он же умер в прошлом году.
      - Умер.
      - Откуда знаешь, что он был моим соседом?
      - Знаю.
      Алтай сын Ныгмета и Магриппы Габдуллиных. Как упоминалось, Габдуллины живут во втором подъезде. Ныгмет завкафедрой казахского языка и литературы в КазПИ. Алтай скончался, принимая ванну. Было ему 27. После него осталась жена, маленькая дочка.
      - С Алтаем я жила... Знаю всех его друзей... Урана, Джамбу, Фарабу ...
      - Алтай был симпатичный парень. - сказал я. - Здоровались при встрече, но толком я его не знал. По-моему, он неплохой человек. .
      - Да.
      - Он вроде как сильно закуривался.
      - Ага. И я с ним. Вернулась в Рудный и полгода без анаши на стенку готова была лезть.
      Родители Алтая дружат с моими предками.
      Полгода назад Магриппа по просьбе матушки провела со мной беседу.
      - Твоя мама правильно говорит - людей то, как ты пьешь, радует. - заметила соседка.
      Магриппа не уточнила, радует ли и ее мое пьянство. После смерти Алтая в ее семье воцарилось спокойствие. Младший, оставшийся после смерти единственным в семье, ее сын Аскар не пьет и служит в милиции.
      Еще Магриппа говорила и такие вещи:
      - Никто никому не нужен, и если кто-то с кем-то дружит, то это неспроста. Значит, ему что-то от него нужно.
      В последнее время Габдуллина зачастила к нам. Ей то самой, что от нас нужно?
      -... Ты на меня кричал, а я по ночам плакала.
      - Да ну? - удивился я. - Я думал, тебе все по фигу.
      - Я плакала и собиралась подговорить знакомых, чтобы тебя побили.
      - Во как! Я думал, ты тостокожая.
      - Тостокожая у нас Марадона.
      - Это точно.
      - Нурхан меня заколебал.
      - На палку раскручивает?
      - Ага. Дурак старый. - Карина поднялась с кровати. - Погоди. Схожу в туалет.
      Ее ужасная парфюмерия меня уже не раздражала. На многое можно не обращать внимания, если человек умеет договариваться.
      - Ты не попробовал что-нибудь написать? - Карина залезла под одеяло.
      - Почему ты спрашиваешь?
      - Не знаю. Мне нравится, как ты говоришь. У тебя образная речь.
      - Образная речь? Неправда... Я говорю, как все говорят.
      - Ты за собой не замечаешь, а я ведь слежу за тобой.
      - Надо же. Э-э... По правде, я хотел бы что-нибудь написать, но...
      - Что но?
      - Да ладно.
      На работу мы заявились после обеда. На чердаке Карину допрашивали Кэт с Терезой Орловски.
      - Чем вы занимались?
      - Разговаривали.
      - Всю ночь?
      - Ага. До утра.
      - Рассказывай.
     
      "Начнем с понедельника"
      5-го мая папе исполнилось семьдесят лет. Утром я пришел к нему в больницу.
      - Заходил поздравить Ахмедья, принес "Огни Алатау".
      В областной газете сообщение в одну строку о награждении писателя Абдрашита Ахметова Почетной грамотой Верховного Совета Казахской ССР. Джубан Мулдагалиев не забыл про отца.
      1 октября юбилей и у Чокина. Подготовкой к 70-летию директора занимается Устименко. Он готовит библиографический справочник, рассылает по организациям уведомления, документы на правительственную награду отправлены в ЦК еще в январе.
      Если объективно, то Чокину следует присвоить Героя Социалистического Труда. Мало у кого в республике столь множество заслуг.
      Хорошо, когда твой начальник человек авторитетный. Поневоле и сам чувствуешь себя неким крупняком.
     
      Дело в том, что на трамваях ездят карабинеры, и Гильяно их взрывает...
      Бактериальное выщелачивание - один из немногих в металлургии процессов, протекающих без энергетических затрат. Шастри и нынешний директор свинцово-цинкового комбината Ахат Куленов учились в одной группе. Куленову дать однокашнику работу, тысяч этак на тридцать, ничего не стоило. Тем более по цеху выщелачивания, куда до нас, никто из пришлых энергетиков, нос не совал.
      Переговоры с Зорковым ведет Шастри. Зорков не против сотрудничества с КазНИИ энергетики, но считает, что тема исследования энергоиспользования выщелачивания надуманна и советует хорошенько подумать, прежде чем идти с предложением к Куленову.
      - Займитесь настоящим делом. - сказал Зорков.
      "Накануне отъезда наконец изловил Зоркова. В восьмом часу, когда в коридорах заводоуправления было слышно только громыханье ведер уборщиц, я постучал в дверь кабинета.
      "Что у тебя там?" - спросил главный энергетик, протирая платком стекла очков. Я объяснил, что вот, мол, привез предложения по использованию ВЭР печей кипящего слоя. "Ну ты даешь! Мы эти ВЭРы уже решили использовать посредством термосифонов, - откликнулся он в свойственной ему разбитной манере и тут же, посмотрев на меня, спросил: - Что с тобой?".
      О причине моей подавленности Валерий Аркадьевич сразу догадался: "Справка о внедрении нужна?". Я молча кивнул. Зорков помолчал, вытащил из надорванной пачки "Примы" сигарету, задымил. "Да чего ты со своей диссератцией носишься как с писаной торбой? - заговорил он. - Если диссератция нужная - никуда не денется. Возьми другой агрегат, поработай с ним. Но в темпе. А то снова можешь опоздать. Смурнеть из-за того, что прошляпил, глупо. Ты медленно раскачивался".
      "Понимаете, Валерий Аркадьевич, зло берет, - начал я, еще не придя в себя. - У других как-то сразу получается. Вот один товарищ, назовем его Н., написал диссертацию по ВЭРам цветной металлургии, а внедрил ее в ... Сельэнергопроекте. И ничего, представьте себе, защитился.
      Я в подробностях поведал историю защиты одной диссертации, которая прошла не без моего косвенного участия.
      ...Когда я кончил рассказывать, Зорков повернулся на стуле и расхохотался: "И это все? Бог ты мой, стоило так унижаться? И ты ему завидуешь? Я понимаю тебя. - главнй энергетик перестал улыбаться. - Ты прикидывал, рассчитывал три года, а Н. в это время, не коробясь, внедрил свою липу не по адресу. Но ты не смотри на других. Что тебе за дело, если кто-то делает что-то не так. Это их дело. Принципиальным быть удобно в келейной обстановке. Ведь Н. выведен на орбиту науки и не без твоего молчаливого поддакивания, Честно скажи: своим молчанием ты хотел купит такое же молчание другого рецензента для своей будущей защиты? Чем же ты, в таком случае, лучше Н.? Вы ведь прекрасно поняли друг друга без слов".
      Бектас Ахметов. "Приложение сил". Из дневника младшего научного сотрудника. "Простор", N 11, 1983 г.
     
     
      Выросли дети у Шарбану. Старшие сыновья Талап и Серик работают инженерами, Гульнара удачно вышла замуж. У нее и муж хороший, и свекровь пробивная. Самый младший в семье Арыстан рысачит, навострился в партию, зарабатывает очки на стройке в Октябрьском районе Алма-Аты.
     
      У ЦГ наткнулся на Квазика, сына дяди Аблая Есентугелова. Тетя Альмира просила матушку достать для него хорошее печеночное лекарство. С печенью осложнения у Квазика после длительных запоев. С бухлом он завязал, работает инструктором в республиканском штабе строительных отрядов.
      - Слушай, почему я не знал, что ты бухарь? - спросил я Квазика.
      "...Вылетели в Ригу ночью. Сын писателя Квазик - улыбчивый, застенчивый мальчик следующей осенью должен пойти в десятый класс. Ни за что не разглядеть было в угловатом отроке будущего акулу национального капитализма начала девяностых. Кто вообще мог знать, что нас ждет?
      В аэропорту Румбула встречал младший брат писателя. Он был ученый из оборонки, полгода назад защитил докторскую, связанную, если правильно запомнил, из области защитных свойств авиационных материалов. Жил в Московском (так называли часть города, населенную в большинстве своем русскими) районе Риги.
      Квазику приглянулся радиоприемник "ВЭФ", что возвышался на серванте. Писательский сынок принялся сосредоточенно крутить ручку настройки. Здесь, у западных границ, четко и не только ночью, как это было у нас, в Алма-Ате, ловились "Голос Америки", Би-Би-Си. Дядя заметил горящие глаза старшеклассника и без слов через тетю Альмиру передал приемник племяннику. Квазик удивился: "Это мне?". Тетя Альмира насмешливо сказала: "Тебе. Единственному наследнику всех Есентугеловых".
      Бектас Ахметов. "Это было недавно...". Из книги "Сокровенное. Аблай Есентугелов. Мысли. Изречения. Воспоминания".
      Квазик улыбнулся, потупил глаза.
      Я взял его под локоть.
      - Знал бы, что ты был бухариком, - непременно выпил бы с тобой.
      - Да-а... - Квазик смущенно отмахнулся.
      - У Асета работаешь?
      Мой одноклассник Асет председатель республиканского штаба строительных отрядов при ЦК ЛКСМ Казахстана, начальник Квазика..
      - Да.
      - Не обижает?
      - Да нет.
      - Привет передавай.
      У Квазика при разговоре привычка прятать глаза. Опытные люди повадку толкуют как признак коварства. Случай с глазами сына дяди Аблая, по-моему, не укладывается в общепринятое суждение. Мало ли почему человек отводит глаза? Может он стеснительный.
     
      Глава 2
     
      Брат, ты мне или не брат...?
      - Не храпи! - Я открыл глаза. За плечо меня тряс усатый, лысеющий парень с бесцветными глазами. - Спать не даешь.
      Это еще что за степная птица? В комбинатовской гостинице в прошлые приезды никто из соседей по комнате не жаловался на мой храп. Я ничего не сказал и, поворочавшись, заснул.
      Когда окончательно проснулся, был полдень. Усатый причесывался у зеркала. Он похож на белька с острова Ратманова. Сосед услышал, как я чиркнув спичкой, закурил, открыл рот. В зеркале отразились два огромных, заостренных клыка на верхней челюсти.
      Нет, он не белек. Сосед мой Дракула акмолинских степей.
      - Тебя как зовут?
      - Бирлес.
      - Я сильно храпел?
      - Ужас. Обедать пойдешь?
      - Пойду.
      - Пообедаем на фабрике-кухне.У меня талоны есть.
      - Тебе сколько лет?
      - Двадцать три.
      - Ничего себе, - я присвистнул. - Я думал, ты старше меня.
      - Мне больше моего возраста дают. - Дракула улыбнулся и почесал лобешник. - Может из-за лысины?
      - Ты еще не лысый, - я подпрыгнул на кровати, - Выпить за знакомство возраст тебе позволяет? Позволяет. Как ты?
      - Можно. Только я не пью.
      -... Нас семеро братьев и сестер. - Я пью вино, Бирлес рассказывает. - Родителей потерял в тринадцать лет, учился в интернате...
      - В один год лишился родителей? От чего они умерли?
      - От инсульта.
      - Живешь в общаге?
      - У тети.
      - Где работаешь?
      - Инженером на кафедре тяжелых цветных металлов в политехе.
      - Слушай, пузырь кончился. Надо по новой сходить в магазин.
      - Я сбегаю.
      - На тебе деньги.
      - Не надо. - сосед отстранил мою руку с трехрублевкой. - Моя очередь угощать.
      - Но ты же не пьешь!
      - Ну и что?
      Бирлес демонстрировал хорошее знание правил уважения старших.. Его этикет мне по нраву. Он надел туфли на высоких, заостренных к низу, каблуках. Такие туфли в Алма-Ате шьют для приезжих казачат будочники с фабрики Степана Шаумяна. Каблуки с подковками, нос у туфелек узкий. В таких хорошо по парадной брусчатке прицокивать.
      Из своего номера на втором этаже поднялся Шастри. Увидел пустую бутылку, повертел в руках и догадался:
      - Уже познакомились?
      - Выпьешь?
      - Нет. Мне вечером с Зорковым встречаться.
      Вечером я позвонил домой.
      - Улан нашелся! - сказала мама.
      - Где?
      - В Ташкенте.
      Ситку задержали в Ташкенте менты и поместили в приемник-распределитель. Сейчас идет документирование личности. После чего, обещает узбекская милиция, Ситку Чарли с спровождающим доставят в Ама-Ату.
      - Позвони Розе в Чирчик.
      - Утром я позвонила ей. Роза поехала к нему. Обещала покормить.
      - Если достану билет, то послезавтра прилечу домой.
      - Нурхан не будет возражать.
      - Куда он денется.
      Шастри не возражал. Потому что в автобусе мы познакомились с девицей и пригласили ее вечером к себе.
      Пили в номере Шастри, кончились сигареты и я поднялся за ними к себе. Вернулся через полминуты, дверь заперта и тишина. Стучал я громко, за дверью послышался голос молодухи: "Сильней стучи!". Поступил я не по-товарищески, но мне хотелось еще с ней покурить. Наконец дверь открылась, девица выскочила, посреди комнаты на домкрате стоял голый Лал Бахадур Шастри.
      По результатам посиделок накоротке состоялся обмен мнениями: он двинул меня в подбородок, - я треснул его пустой бутылкой по голове.
      Поднялся я в номер слегка окровавленный и попросил Бирлеса: "Сходи, посмотри,что там с Нурханом".
      Чаще убивают, говорил Серик Касенов, как раз пустой бутылкой. В полной бутылке жидкость амортизирует удар по бестолковке, усилие получается рассредоточенным, разлитым; порожний пузырь бьет слитно, осколки наносят более серьезные ранения.
      Для Шастри удар оказался не смертельным. Но с братской дружбой на данном этапе покончено.
     
      Когда наступает сентябрь...
      Главный отличительный признак провинциализма в науке - серьезное отношение к себе, к своему вкладу в сокровищницу знаний. Это и отмечали в отзывах на труды наших исследователей московские ученые. "В традициях КазНИИ энергетики выполнять НИР (научно-исследовательские работы) с большим запасом. - писал рецензию на диссертацию сотрудника доктор наук из Москвы Штейнгауз и саркастически подначивал. - Подобная перестраховка не может не радовать".
      Что и говорить, провинциалам не достает непринужденности, легкости.
      Кул говорил, что когда он учился в аспирантуре ВИЭСХА, то заметил, что москвичи дисеры кропают между прочим, не забывая о главном - об обустройстве быта. Фанатики от науки - на перефирии.
      Провинция живет слухами. Ну, например, в коридорах обсуждают жизнь академика Стыриковича. Михаилу Адольфовичу за восемьдесят, и он ни разу не болел, никогда не простужался, даже гриппом не заражался. Сей факт биографии Стыриковича вызвал серьезную озабоченность в среде соратников и они пригласили специалистов-геронтологов осмотреть патриарха.
      Читая некрологи в центральных газетах, легко убедиться: в основной своей массе крупные ученые живут долго. Умирают обычно в возрасте около восьмидесяти. Саян Ташенев объяснял долголетие крупняков активной мозговой деятельностью. Она, мол, способствует тому, что сосуды их по этой причине долго не теряют эластичности. Кул Аленов стоял на своем и говорил, что со здоровьем у корифеев более-менее порядок как раз потому, что они не считают науку занятием достойным серьезного к себе отношения. Дескать, корифеи на то и корифеи, что умеют распределять силы по всей дистанции столь равномерно, что их хватает на все.
      Заместитель директора энергетического института (ЭНИНа) имени Кржижановского Александр Семенович Некрасов близкий знакомый Аленова. Среди специалистов у него есть имя. Какое имя? Что он там понаписал в монографиях мы не знаем, - не читали, но, скажем, кто сегодня директор ЭНИНа мы знать не знаем, а про заместителя наслышаны.
      В нашем институте, надевающих под костюм галстук, по пальцам можно пересчитать. А вот глянешь на Некрасова и думаешь: в ЭНИНе все такие при галстуках, вальяжные, говорливые дамские угодники.
      Живые классики когда-то и сами ходили в бишарушках. Александр Семенович не классик, но, если будет так же активничать, то со временем вполне может пробиться в корифеи. Из сотрудников КазНИИ энергетики ему понятнее всех наш Аленов.
      - Кул, как ты обкатал Некрасова? - спросил я.
      - Да не обкатывал я его, - Аленов говорит правду. Он не привык перед кем-то пресмыкаться и, уж тем более, тратиться на кого-то. - У меня с ним равноправные отношения. Идем с ним по базару, чувствую, ждет он, чтобы я крутнулся на бабки... Нет, думаю, не на того напал. Просто советую ему, купи вон те яблоки, веду его туда, где всегда дешевая курага, орехи. Больше ничего.
      - И он не обижается?
      - Да сосет он х... Чем он лучше меня?
      И то правда.
      У Аленова вышла из печати первая монография в соавторстве с Каспаковым. Жаркену в ней принадлежит по половинке введения и заключения. Короче, писал (было это еще до 80-го года), конечно, Кул, но чтобы книга проскочила через Чокина, Аленов согласился включить в соавторы Каспакова.
      С Кулом у нас шоколадные отношения.
     
      Ах, Арбат, ты моя религия....
      На работе появился в понедельник. Кэт пришла ближе к десяти. Я выходил из внутренней комнаты от мужиков и увидел, как она поправляла юбку. Она спрашивала про меня у Карины: "Приехал?".
      - Ты ждала меня? - спросил я.
      - А ты думал.
      Кэт вынула из ящика стола бутылку "Русской".
      - Закир рылся в шкафу и за книгами наткнулся на пузырь. Говорит, что водку заныкал ты.
      - Я никогда не оставляю за собой зло. - сказал я и решил. - Коли так, пузырь подлежит оприходованию. Поможешь?
      - Помогу. - ответила Кэт. - Только после работы.
      - Останешься?
      - Ну.
      Что это с ней? Сегодня она своя в доску и не вспоминает о ребенке в садике..
      К одиннадцати нарисовалась Тереза Орловски.
      - Опять под отстой попала? - съязвил я.
      - Представь себе, попала, - коза-дереза соврет и глазом не моргнет.
      Тереза Орловски поиграла глазками и спросила: "Кул меня не искал?".
      - Искал. Сказал, как появишься, сразу к нему.
      - Ой, что я ему скажу? - притворно засуетилась Черепушечка. - Он же меня дрючить будет!
      Кэт, Марадона, я переглянулись и засмеялись. Надя Копытова сделала замечание:
      - Наташка, следи за языком!
      - Что я такого сказала?
      - Ты сказала, что Аленов будет тебя трахать!
      - Разве? - кокетливо повела плечиками Орловски. - Подумаешь. У нас в Москве все бабы так говорят.
      Наташа уселась за стол краситься. Подводя губы, сказала:
      - Бяша, а знаешь, без тебя ко мне приставал Алдояров. Проходу не давал: "Наташенька, Наташенька!".
      - А ты что?
      - А я... - Тереза Орловски сделала губки бантиком и прыснула. - В жопень послала его.
      - Смотри у меня. - сказал я. - Будешь с ним яшкаться, - уволю без выходного пособия.
      - На фиг мне сдался этот черножопый!
      - Я тебя предупредил.
      - Мог бы и не предупреждать. - Орловски продолжала шалить. - Знаешь, кто мой кумир?
      - Кто?
      - Ты, Бяша!
      - Во дает! - я повернулся к Наде Копытовой..
      Мужья что у Марадоны, что у Терезы Орловски - милиционеры. Первый работает в городском управлении, второй - в МВД. Что тот, что другой - жгучие красавцы. Наташин супруг по матери еврей, что дает Наде основание считать и козу-дерезу Терезу русской только по паспорту.
      Копытова засмеялась: "Эта любого окрутит".
      - Когда Алдояров идет тебе навстречу, - рассказывала Марадона, - он смотрит так, как будто раздевает тебя взглядом.
      Пустилась в додекретные воспоминания и Кэт.
      - Однажды он подвозил меня до дома... Остановил машину у "Сайрана"... Говорит: "Искупаемся". Я была в сарафане, без бюстгалтера, смеюсь: "Не хочу". А он давай, да давай".
      Трудно женщинам. Не работа - искушение.
      В комнату влетел Кул Аленов.
      - Скуадра адзурра! - накинулся он на Терезу Орловски. - Крестьянка! Опять опоздала!
      Орловски по-лисьи выгнулась перед Аленовым.
      - Кул Сафиевич, меня Бяша с утра в библиотеку послал.
      - Что ты говоришь? Бектас торчал в Усть-Каменогорске.
      - Он в субботу прилетел, а вчера позвонил мне домой и попросил сходить в пушкинскую библиотеку за журналами "Промышленная энергетика".
      - Было? - Кул повернулся ко мне.
      - Было. Я забыл тебя предупредить.
      - А журналы где?
      - Я успела только заказать. Завтра с утра пойду получать.
      Аленов немного поворчал и ушел в свою комнату.
      - Бяша, спасибо. Выручил.
      - А ты оказывается, не только крупная динамистка, но и опытная фонаристка.
      - Хи - хи. - Тереза Орловски закончила утренний туалет и складывала в косметичку помаду, пузырьки, кисточку. - Все. - сказала она и спросила: "Катя, ты обедать к маме пойдешь?".
      - Нет. Мне на базар надо.
     
      В обед с Кэт пошли на базар. У Никольской церкви бабушка торговала бульдонежами.
      - Дайте вот эти... - Я посмотрел на Кэт. - Для этой белой женщины.
     
      Я - королева всех бензоколонок...
      Орловски, Марадона, Гурагча, Кэт и я расселись в кустах у Весновки. С нами был и Макс из лаборатории Устименко. Ему 26, член КПСС, не женат. Макс в рабочем порядке дружит с Марадоной. Марадона домой не спешит, у нее есть кому и кроме нее забрать ребенка из садика. Тереза Орловски подписалась остаться на полчаса.
      Марадона предлагает влить в водку немного пепси. Это она хорошо предложила. Водка вместе с пепси пьется как газировка, и кайф еще тот.
      Первой слиняла Тереза Орловски: "Садик работает до половины седьмого" - сказала она и побежала к автобусной остановке.
      - Тебе за ребенком не надо? - спросил я Кэт.
      - Соседка заберет. - ответила она и попросила. - Проводи меня...
      Она захорошела и бегает на стройку через каждые полчаса.
      "Разгорелся наше тюх! Тюх-тюх-тюх!". Пили до закрытия магазина.
      Кэт, верной фронтовой подругой, провожала меня домой. Матушка открыла дверь и ничего не сказала. Кэт и я молча прошли в мою комнату.
      Я повалил ее на кровать. Я раздевал ее, она не сопротивлялась. Выключил свет.
      И так и этак. Ничего не получается.
      Прошло минут двадцать.
      - Включи свет, - Кэт стояла у противоположной к кровати стене и придирчиво рассматривала себя. Она глядела себе вниз бесстыжим пупсиком. - Живот совсем распустила.
      Я протрезвел. Недоумок меня подвел, и я выяснил: Кэт не только вся гладенькая. Местечко, что у нее под ключицей, самое-самое.
      - Где маман?
      - К соседке пошла.
      - Мне надо позвонить, - Она протрезвела. - Дай мне халат.
      Она сидела в холле на топчане и разговаривала по телефону.
      - Алла, ты Фатьку забрала из садика? Спасибо. Где я? На блядках. А что? Вам можно, а мне нельзя?
      - Поговорила? - я выхватил из ее рук трубку, распахнул халат. - Пошли.
      - Пошли.
      Опять борода. Пока что-нибудь не получится, выпускать ее нельзя. Я почему-то подумал, что окончательно протрезвев, Кэт опомнится и закроет доступ к телу.
      Получилось с третьей попытки. Кое как. Она завелась и умоляла думать не только о себе. Нашла кого просить.
      В ванной Кэт приводила себя в порядок.
      - Извини.
      - За что?
      - Разочаровал тебя.
      - Ай... - Кэт обливалась под гибким душем. - Все вы ученые такие.
      Я подал полотенце и подумал: "Она разочарована. Отдастся ли она еще раз?".
      Мама ничего не сказала. Сама виновата. Приставила охрану, а на старые привычки караульных не обратила внимания. Матушка не лопухнулась с охраной и ничего не сказала, потому что у нее в разработке находился план, по которому я должен был вновь жениться.
     
      На работу Кэт пришла в начале одиннадцатого. Я стучал на машинке.
      - Привет. - не поднимая головы, сказал я.
      - Привет. - тихо ответила Кэт и повесила сумочку на спинку стула.
      Она смущена. Полезла в стол, вытащила спички, достала из сумочки сигареты.
      - Узбек шумел? - спросил я.
      - Было дело... - сказала она и пошла курить на чердак.
      Меня позвали к телефону.
      - Звонила Роза. Утром Улан с милиционером выехал из Ташкента. - прокричала в трубку матушка.
      - Роза еще в Ташкенте?
      - До вечера она еще там будет.
      - В обед приду и позвоню к ней.
      Кэт еще курила на чердаке, но я туда не пошел. В комнату вернулась все такая же притихшая. Обоим нам не в жиляк.
      - Перед твоей маман неудобно. - сказала она.
      - Ерунда. С кем не бывает.
      - Да нет, не ерунда. Я ей обещала охранять тебя, а сама...
      К обеду на работе появилась Тереза Орловски.
      - Катя, ты где вчера была? Я тебе весь вечер звонила.
      - А ты почему опоздала? Опять отстой или сантехника ждала?
      - А ты откуда знаешь? - у Терезы, когда она напропалую врет, глаза бегают по кругу. - Трубу прорвало. Представляешь?
      - Представляю.
      В комнату зашел Гуррагча.
      - Бек, у меня зачет по судебной статистике.
      Гуррагча учится заочно в КазГУ на юриста. Монгол не знает, как называется должность у Брежнева. В курсе он только, что Леонид Ильич в стране главный. Хороший юрист получится.
      - Займемся. - сказал я и обратился к Орловски. - Наташенька, зачем звонить в домоуправление, когда на работе есть штатный сантехник. - я показал на Гуррагчу.
      - Монгол и трубы чинит? - засмеялась Тереза Орловски.
      - Еще как чинит.
      Потомок сотрясателя Вселенной ощерился в плотоядной улыбке.
      Его гарем опустел. Карина ждет ребенка, и Томирис собралась увольняться.
      - Катя, обедать где будешь? - Тереза милая нахалка. Еще бумаги на столе не разложила, а уже об обеде думает.
      - К маме пойду. Пойдешь со мной?
      - Пойду.
      В квартире матери прописан младший брат Кэт - Малик. Брат, как и сестра, вырос в микрашах, служил в армии, работал артистом оригинального жанра, немало поездил по стране. В прошлом году отсидел год общего в Заречном за грамм гашиша, сейчас живет то у сестры, то у матери.
     
      - Роза! - я позвонил в Ташкент. - Улан новосибирским поездом едет?
      - Да. - по телефону голос у Розы как у теледикторши. - Знаешь, что он мне сказал, когда я к нему ходила?
      - Что?
      - Он сказал, что душа болит за брата, который в больнице... И еще сказал, что его земля зовет.
      Земля зовет? Что это значит? Ничего, кроме того, что по возвращении Ситку нельзя от себя отпускать. Но как это сделать?
      Карашаш и я встретили на вокзале Ситку Чарли с милиционером. Ситка галлюцинировал и хвалил ташкентского мента.
      Где два месяца скитался, Ситка так и не рассказал. Прнехали санитары шестого отделения. Ситку Чарли увезли, милиционер остался на два дня погостить.
     
      "Центр мироздания", - сказал американский летчик.
      Х.ф. "Миранда", режиссер Тинто Брасс.
      Три вечера подряд думал о Кэт. Думал с волнением. С ней, оказывается, может быть очень даже хорошо. Это так, но сейчас я в беспокойстве не из-за того, что я не оправдал ожиданий коллеги. Надо подготовиться ко второму сеансу связи. На время прекратим бухать. Ей быть может тоже неловко, но по другой причине. В последнее время она посерьезнела. До того стала серьезной, что пойти курить с ней на чердак я решился только в четверг. Мы поднимались по лестнице, я приобнял ее за талию, она молчала. Курили молча. Что она молчит? Я переживал, что на этом все и закончится. "Нет, - думал я, - если она мне, как говорила сама Кэт, - друг, то это еще не все. Сеанс связи должен когда-то повториться.
      В пятницу мы разошлись по домам до понедельника и в тот же вечер, в десятом часу, Кэт позвонила.
      - Чем занимаешься?
      - Ничем.
      - Я звоню из автомата, приходи.
      - Куда?
      - Я у мамы.
      - Поздно уже.
      - Я плов сварганила и у матери пол-пузыря осталось.
      Она не поставила крест на моем недоумке и дает шанс исправиться. Я разговаривал и видел перед собой, как она гуляет голышом по комнате с сигаретой. Я загорелся.
      - Подожди секунду, - я пошел на кухню.
      - Мама, Катя в гости зовет.
      - На ночь глядя? Никуда не пойдешь.
      - Не пускают, - я взял трубку. - Слышь... Завтра утром сама ко мне приходи. Манты хавать будем.
      - Хорошо.
      - С утра приходи, - повторил я и положил трубку.
      Бывает же так. Матушка нашла в лице Кэт не только моего охранителя от буха, она посылала ее на на базар, в магазин, моя коллега продавала на работе мамины ювелирные украшения. Еще мама делилась с Кэт планами женить меня. О демократичности Кэт она наслышана не только со слов Умки, но не допускала и мысли, что замужняя женщина в забытьи буха потеряет осторожность.
      Теперь же мама посчитала, что хоть Кэт не совсем надежный помощник в ее планах насчет меня, но тем нее, до поры до времени связь с товарищем по работе позволяет контролировать меня лучше прежнего. И для здоровья полезно, и гарантия от непредвиденного увлечения.
      Я долго ворочался в постели. Зачем отпрашивался? Надо было втихоря свалить. Звонок Кэт означал, что она женщина в высшей степени великодушная и не обескуражена провалом, мыслит перспективно, стратегически, и в трезвом уме готова к продолжению сотрудничества на основе общности интересов. Я пустился в воспоминания. Спал часа три.
      Не было и девяти, когда я побежал к дому ее матери.
      Дверь открыла Кэт.Она была в ночнушке.
      - Ты еще спишь? Забыла, что тебя на манты звали?
      - Не забыла. А че это ты с ранья?
      - Напомнить, чтобы зубы почистила. Короче, давай быстрей собирайся.
      - Ты иди, я скоро приду.
      Кэт пришла к началу передачи "Утрення почта".
      Села в кресло. Оглянулась. На кухне мама лепила манты.
      - Пойдем покурим.
      - Пошли.
      Зашли в мою комнату. Скидывая с себя платье, она сказала: "Закрой дверь на ключ".
      - Куда ложиться?
      - Забыла?
      Любит она это дело. И не ленивая рохля.
      - В ванной никого нет?
      - Кто там может быть?
      Она полоскалась и разговаривала.
      - Ты, конечно, думай как хочешь, но с другими бабами будь осторожен.
      - В каком смысле?
      - Не подцепи от кого-нибудь.
      - От кого это я подцеплю?
      - Мало ли... Человек ты свободный, но и меня не обижай.
      - Не понял... Ладно, пошли манты хавать.
      Мама молчала и не глядела на Кэт. Моего товарища по работе скромницей не назовешь, но сейчас она чувствовала себя не в своей тарелке. Матушка тем временем нарушала законы гостеприимства:, и демонстративно не подкладывала Кэт добавки, и та чего-то забоялась.
      - Наелась? - спросил я Кэт.
      - Ага.
      - Пошли покурим.
      ...Кэт сбегала в ванную, и, раскинув ноги на ширине плеч, с сигаретой в руке, лежала в кровати, и следила за моим взглядом.
      - Что ты там разглядываешь?
      - Смотрю на то место, каким ты меня совратила.
      - Имей в виду: пока не кончу, не уйду.
      - Слушай, у тебя чудненькая пиписька.
      - Ты мне зубы не заговаривай. Сказала: пока не добью - не уйду.
      Ее не надо просить ни о чем. Животик у нее мягкий-премягкий, волосики редкие, кое-где седые. Центр мироздания повторяет движения хозяйки. Подруга чихнула, центр слегка встрепенулся и отозвался неуловимым шевелением.
      Циркачки.
     
      Буйне вийна квитна Черемшина...
      В Алма-Ате книги Аблая Есентугелова переводил Морис Симашко. До недавнего времени переводил его и московский писатель Юрий Домбровский. Домбровский - это Юрий Д., в коттедже которого Доктор пропадал до утра летом 60-го. В Алма-Ате Юрий Осипович находился то ли в ссылке, то ли в бегах. В середине 60-х он уехал в Москву с женой Кларой.
      Доктор в 66-м бывал у него в московской квартире. Со слов брата, Домбровский и в Москве продолжал собирать сходняки и каждому старому собутыльнику был рад как близкому родственнику. И это при том, что он запросто сиживал в редакции "Нового мира" у Твардовского, что в парижском издательстве "Галлимар" регулярно выходили его книги.
      "Летом-осенью начала 60-х постояльцы третьего дома отдыха Совмина могли наблюдать Юрия Домбровского не раз и не два лазающим по грушевым деревьям. Размятые, перезревшие груши растекались за пазухой, линялая майка-сетка пузырилась, распозлалась желто-серыми пятнами. Он отирал руки о сатиновые штанишки и шел в направлении квадратной беседки, где на биллиарде собиралась праздная молодежь, и среди которой водилось много приятелей и просто знакомцев Юрия Осиповича. Все знали, что этот, неизвестно откуда прибившийся в чиновничье пристанище, босяк пишет книги...
      Как-то под вечер Домбровский отправился в город. В дом отдыха на следующее утро его привезла в воронке милиция: надо было рассчитаться за ночлег в вытрезвителе. Спрыгнув из автузилища, он заторопился с милиционером к себе в коттедж. Вернувшись при деньгах, он выкупил оставшихся в воронке страдальцев. Как и положено, корешей расхмелил и только после этого отпустил гостей".
      Бектас Ахметов. "Это было недавно...". Из книги "Сокровенное. Аблай Есентугелов. Мысли. Изречения. Воспоминания".
      Мир тесен. Жена Юрия Осиповича Клара Турумовна в Алма-Ате дружила с медичкой Аидой, которая и познакомила Доктора с Галей. С той самой Галей, что училась в мединституте, и которую Доктор обидел в конце января 61-го.
      ... Банкет по случаю защиты докторской земляка закончился и Жумекен Балабаев у ресторана "Самал" ловил для мамы такси. Ехавшая со стороны Медео "Волга" остановилась. Мама села на заднее сиденье, рядом с женщиной среднего возраста. Впереди с водителем сидел мужчина, который обернулся и попросил женщину передвинуть из прохода между сиденьями ведро с клубникой поближе к себе.
      - Тетя Шаку, вы? - на маму уставилась женщина.
      - Ой бай! Сен ким?
      - Вы меня не узнали? - Соседка дотронулась до маминой руки. - Это я... Галя... Галя Жунусова.
      - Ой, Галошка, как дела?
      На повороте из ведра посыпалась клубника. Галя не обращала внимания на рассыпавшиеся в проходе ягоды.
      - Тетя Шаку, как Нуржан?
      - Нуржан в тюрьме.
      Мужчина с переднего сиденья оказался мужем Гали. Профессор медицины, услышав, в кого превратился друг юности жены, виду не подал, но Галя офонарела.
     
      Глава 3
     
      Рижский институт инженеров гражданской авиации набирает студентов на местах. Зональный центр приема экзаменов по Средней Азии и Казахстану в Алма-Ате. Позвонила Роза.
      - Бахтишка мечтает о Риге.
      - Поторопитесь с приездом. Медкомиссия в рижский строгая.
      - Да, да. Хаджи привезет Бахтишку.
      Роза развелась с мужем в 75-м. Хаджи живет в Ленинабаде, работает в Облфинотделе. Матчинская родня женила его на таджичке.
     
      Без меня звонил Бирлес. Я рассказал маме много хорошего о Дракуле. Особенно тронуло матушку, что Бирлес круглый сирота. От сиротинушек ее на слезу пробивает.
     
      Кэт рассказала Терезе Орловски о переходе наших отношений в новое состояние. Догадалась и Ушка. Она наблюдательная и первая заметила, как Кэт перестала прилюдно матюкаться.
     
      Каспакова вызывал Чокин. Директор ругался, Жаркен обещал остановиться. Завлаб уже трижды лежал в наркологии. Устраивала шефа в больничку Таня Ушанова. Она же и носила ему передачи.
      - Зашла к нему, он недовольный: "Опять курицу принесла!". - Ушанова не знает, радоваться или нет, что Каспаков хоть и запился, но все такой же, на уровне.
      Сейчас Ушке не до Жаркена. Сборная ФРГ на последней минуте обратила силу стремления в качество и забила победный гол.
      Таня родила дочку.
      Ее третий муж Вася работает в уголовном розыске республики. Первые два мужа Тани ребята неплохие, но беспонтовые. Надо думать, Ушка извелась в ожидании материнства. Дошло до того, что она и сама на себя стала грешить.
      Любимая книга Ушановой роман Ивана Ефремова "Час быка". Таня человек увлекающийся. Как уже отмечалось, если она поставит перед собой цель, то будьте покойниками - цель непременно поразится.
      Еще Ушановва сентиментальная. В прошлом году после показа записи концерта Пугачевой в Алма-Ате она сказала:
      - Знаешь, Бека, до сих пор не могу отойти от песни "Ленинград".
      Ушка такая. Она лиричная, не любит пошляков.
      Таня знает, что Жаркен поддает со мной. Знает, но не ругает меня. Врач из наркологии говорит, что после лечения Каспакову нельзя пить и газировку. Держится он после больницы от силы месяц. Когда развязывается, звонит мне.
      Мы пьем и ругаем наших. Особенно достается от нас Шкрету.
      "Садо"
      Приходила Умка. Что-то с ней произошло. На мигрень не жалуется, на меня ноль внимания.
      Кэт продолжает думать, что у меня с ней что-то было. Пусть себе думает. Чтобы набить себе цену, я махнул рукой и сказал: "Ладно. Было и прошло".
      При разговоре присуствовали Орловски и Гуррагча.
      - Кто такая Умка? - спросил монгол.
      - Есть одна тут. Наговаривает на меня Беку. .
      Сейчас Умкой я не прочь поговорить о норме прибыли.
     
      Для писателя выбор темы - наисерьезнейшая вещь. От нее собственно и зависит, где тебе суждено выплыть. То ли к берегу прибьешься, то ли будешь дрейфовать до конца жизни в открытом море.
      Первую книгу Саток писал в больнице, когда болел туберкулезом. Тубики лечатся по полгода и не знают куда себя деть. Чаще заняты поиском развлечений, пьют.
      Саток писал. Писал, превозмогая болезнь, себя. Книга получилась ударная. Там есть напевные слова "и прилетел ветер с Мангистауских гор...". Бекен Жумагалиевич говорил, что наш сосед пишет как Джек Лондон.
      Я рассказал Сатку, как бывший тесть сравнил его с Джеком Лондоном. Сосед спокойно сказал: "Так оно и есть".
      Саток уехал в Павлодар писать роман о тракторостроителях. Директор тракторостроительного завода Лузянин дал должность, выделил Сатку комнату в общежитии.
      Сосед пишет как Лондон, павлодарцы переходят на выпуск ленинградских тракторов "К 700". На самом же Кировском заводе осваивают выпуск тракторов нового поколения "К 701".
      В шестидесятых работники министерства сельскохозяйственного машиностроения
      СССР намучились с возведением тракторного завода в Павлодаре. Завод построили, производство запустили, павлодарские тракторы выпускались для статотчетности - на полях аграрии от них отбрыкивались. Культура производства в Ленинграде, в Харькове, в Казахстане - разные вещи. Чтобы дорасти до самостоятельного изготовления тракторов, нам надо еще запороть немало образцов старых моделей.
      Тренироваться на кошках в Павлодаре будут неизвестно сколько, вот Саток и решил воспользоваться случаем и попробовать себя в написании производственного романа.
     
      Чемпионат мира 82 проходит в Испании. Хваленый Зико облажался. В героях ЧМ 82 итальянцы Бруно Конти и Паоло Росси.
      Серик Касенов разругался с Миркой. Жена забрала детей и ушла к родителям.
      - Мы с Кэт у тебя посмотрим футбол?
      - Можно.
      Напросился в гости и Гуррагча. Глубокой ночью еще одна трансляция матча.
      У Серика две смежных комнаты. В первой смотрели телевизор хозяин с монголом, во второй расположились Кэт и я. .
      -...Уф, - сказала подруга, - наконец-то я с тобой кончила.
      - Тебе не надо домой?
      - Нет.
      - Вдруг узбек начнет искать?
      - Пусть ищет.
      - Тогда утром разберемся.
      Взаимопознание закончилось на рассвете.
      - Ты меня затрахал... - Кэт впервые с интересом разглядывала моего недоумка. - Смотри, а он у тебя...
     
      Дома в прихожей стоят знакомые шаумяновские котсы. Без меня пришел Бирлес и остался ночевать.
      Я прошел к папе.
      - Папа, пойдемте бриться.
      Отца надо выводить на улицу. Гулять с ним надо хотя бы по часу в день. Гуляю с ним от силы два раза в неделю.
     
      Никто не объяснит, почему нас к кому-то тянет. Я пропадал в хате Иржика не только потому, что с кем-то надо бухать или потому, что мне по душе все, без исключения, обитатели его и Магды, кельдыма.
      Мне здесь нравилось. Прежде всего нравилось, как меня здесь принимают.
      - Лавела! - обрадовано кричал, когда я стучал в окошко кухни, единственный на весь Советский район Алма-Аты Аугусто Пиночет. - Заходи.
      Иржи называл меня братаном и никто из кирюх не задавал вопросов, почему я здесь. Одна только усатая Валюня все знала и уверяла соседей, что Иржи Холик никакой мне не брат и продолжала стоять на своем: прихожу я сюда из-за Магды.
      Магду я недолюбиваю. Не потому, что казалось мне, будто Голова подселилась к Иржику с целью накатать друга. Что тут такого, если она воспользовалась тем, что Пиночету надо жить с бабой? Каждый устраивается как может, ей тоже где-то надо жить. Дело в другом. Не уважал я ее. Магда видела, как я, не снимая обуви, хожу по аккуратно вымытому, застеленному дорожками, полу, сажусь в брезгливой опаске на стул, скидывая с него круглую подстилку.
      Все не только состоит из мелочей, существеннее мелочей ничего и нет на свете. По мелочам Магда и видела, как я к ней отношусь.
      С подругами Головы я разговариваю помногу, в отсутствие Магды сплетничаю и о ней. Подруги солидарны со мной: Магда дурит братана. Между тем, если кто кого обманывал, так тем человеком был как раз Иржик. Подруг у Головы навалом. Они приходили и тогда, когда Магды не было дома, пили с Пиночетом, и пьяные отдавались хозяину дома.
      Лариске Кирилловой 23 года. Она портниха и у нее маленький сын Андрей от бухарика Сашки Королихина Лариса девчонка умная, веселая. Когда-то жила по-соседству с Магдой и Иржиком, несколько лет назад она с матерью разменяла квартиру на пополам и Кириллова переехала в микраши. Время от времени портниха приходит к Магде с гостинцами.
      Лариса не любит, да и не умеет врать.
      "На Первое мая поехала я к подружке Вальке кататься на велосипеде, - рассказывала Лариса. - Мне было 14... Дура дурой. Нацепила желтую мини-юбку, белую, из гипюра, маечку, туфли лодочки. Вышла из дома вся из себя... Катались у центрального входа в парк Горького...
      Подошли пацаны... Малолетки. Че, да, как... Короче, познакомились. Подруга уехала. Я пошла с пацанами в какой-то дом в частном секторе. Во дворе гады напоили меня... Эти... Было их человек восемь... Пустили на хор... Приходили новые пацаны, щеглы пропустили через меня всю улицу...
      Третьего мая в школу, а эти... не отпускают. Пришла домой пятого... Завалилась спать, а утром мать мне в лицо мини-юбкой. Юбка вся в засохшей ... Получила я п...лей от матери, да и ушла из дома.
      Неделю ночевала в подвале вашего писательского дома... Потом что... Потом в каких только постелях не перебывала... Опомнилась через два года...
      Вот так-то... Потом Королихин объявился. Сделал мне пацана... В вечернюю школу ходила... Ходила, да бросила. Пошла на швейную фабрику... Подучилась, перешла в женское ателье...
      На районе захожу только к Лариске Богданихе, да к Наташке Голове. Наташку я люблю ... С сестрой ее Танькой в детстве мы цапались. Сейчас ниче...".
      Танька Голова под стать Кирилловой. Она хоть напропалую и катает мужиков, - для чего необходимы задатки к изворотливости, - но со своими тоже не врет.
      На день рождения Магды Лариска Кириллова пришла с двумя пузырями водки. Сначала пили втроем, потом подошли с поздравлениями Марат Кабдильдин, Удав.
      Бухло кончилось, Лариска дала деньги и Магда пошла в лавку на Джамбулке. Когда хозяйка вернулась, на кухне были только Марат с Удавом. В примыкавшей к кухне комнате хозяин дома раскраивал белошвейку с микрашей.
      Магда разоралась на подругу. Досталось и Иржику: "Кобелина подлый!".
      Кириллова, опустив глаза, оправдывалась: "Голова, прости... Пьяная я...". Иржи Холик пригнул голову, а хватанув стакан водки, пришел в себя и давай горланить:
      - Руссише швайген! Молчать! Зиг хайль!
      Марат Кабдильдин и Удав подхватили:
      - Зиг хайль! Зиг хайль! - кореша стучали кулаками по столу. - Мольчать!
      - У, еб...тые... - проворчала Магда и принялась потрошить утку.
      День рождения никто не отменял, неделю назад Голова объявила по району, что 4 июня гостей ждет плов.
      К вечеру воспитательница детдома привезла Славку. Сыну Головы 10 лет. Иржи Холик жалуется на пасынка: "Ишак тупой! Двух слов связать не может". "Славка не тупой, - уверяет Керя (Кирилл). - Его затравили детдомовские старшеклассники". Еще Кирилл говорит: "Как раз из таких обиженных, как Славка, хорошие менты получаются".
      Керя прав. Именно на старшеклассников жалуется иржиковский пасынок.
      - Мамка! - хнычет сын. - Старшие пацаны вывешивают меня за ноги из окна.
      Дети есть и у Валея с Кириллом.
      Валей живет с отцом. Он у него инвалид войны. По утрам я вижу его в очереди у газетного киоска, отец Валея приходит за "Красной звездой". Жена вместе с сыном от Валея ушла пять лет назад..
      Керя живет с отцом и матерью. Жена от него не ушла, она у него в дурдоме. После замужества у нее развился МДП (маниакально-депрессивный психоз), позднее погнала так, что дома держать не стало никакой возможности. От нее у Кирилла дочка. Девушка сейчас в Коксуне - женской колонии строгого режима под Карагандой. Дочка с раннего детства росла оторвой и когда за ней в первый раз пришли менты, то Кирилл не удивился. Как будто наперед знал, какая суждена дорога единственному ребенку.
      - К этому все и шло. - рассказывал Керя.
      Дочка крутнулась на зоне дважды, мотает третий срок, в Коксуне на положении Маши (главаря). По всему, сидеть ей там до глубокой старости.
      Не везет Кириллу. А почему? Об этом корефан не задумывался.
      "Снег кружится, летает..." - когда в настроении поют Голова с сестренкой Таней.
      Сегодня день рождения Магды, самое время в начале лета взгрустнуть о снегопаде. Керя не привык унывать и вместо поздравления, отбивая ладонями на столе ритм, поет песню юности:
      Волны ласкают усталые скалы,
      Мариджанджа, Мариджанджа,
      Где же ты?
      Где?
     
      Цветок душистых прерий...
      Меня позвали к городскому телефону.
      - Звонили из больницы. - сказала мама. - Улана отпускают домой.
      - Хорошо.
      - Врач просила, чтобы за ним кто-то пришел.
      - Сейчас схожу.
      После побегов Ситку перестали выписывать в отпуск без сопровождающего.
      Я вернулся в комнату. Пока я разговаривал по телефону, успела прийти Умка. Она разговаривала с Мулей.
      - Течет кран на кухне... - пожаловалась Умка. - Еще у меня в зале карниз на соплях висит...
      - Я приведу мастера. - сказал я.
      - Какого мастера?
      - Есть тут один. Починяет все подряд. По профессии юрист и хобби у него хорошее.
      - Какое у него хобби?
      - Слесарь-гинеколог.
      - Что ты говоришь? - Умка захихикала. - Где он?
      - Да вот он, - в комнату вошел Гуррагча. - Легок на помине.
      - В самом деле? - Умка оглядывала монгола. - Как тебя зовут?
      - Хали.
      - Ты починишь мне кран на кухне? - Умку словно током прошибло, она впилась глазами в Гуррагчу.
      - Починю.
      - Бектас, приходите к девяти.
      ... Шестое отделение дурдома в одноэтажном бараке во внутреннем дворе республиканской психбольницы. Огорожено рабицей, во дворике садовые столики, скамеечки.
      - Улан, вот тебе аминазин, трифтазин. - женщина лет сорока с простым, чистым лицом перекладывала перед Ситкой пакетики с лекарствами. - Тизерцин принимай перед сном. Не забудешь?
      - Здравствуйте.
      - Вы кто будете? - лечащий врач Ситки Чарли внимательно посмотрела на меня.
      - Я брат Улана.
      - Брат? - докторша по-домашнему улыбнулась. - Как хорошо, что у тебя Улан есть брат Правда?
      - Правда, - Ситка исподлобья смущенно смотрел на меня и врача.
      - Меня зовут Нина Ивановна. - сказала врач и положила руку на ладонь Ситки Чарли. - Уланчик, обещай мне, что больше не будешь убегать.
      Странная женщина Нина Ивановна. Таких врачей больные не боятся.
      Ситка махнул головой.
      Мы вышли за ворота больницы. На трамвае до дома две остановки. Надо спускаться до Шевченко, я не хотел, чтобы кто-нибудь с работы увидел нас вместе.
      - Пойдем пешком.
      - Пошли.
      - Ситка, ты больше не побежишь?
      - Не побегу.
      - Ты что, не соображаешь? Матушка из-за тебя два месяца не спала. Пожалей нас.
      Брат кивал головой и так же, как и пять минут назад, в шестом отделении, смущенно улыбался.
      На кухне с мамой Магриппа Габдуллина. Соседи Ситку любят.
      - Улан-жан, - сказала Магриппа. - Денсаулык калай?
      В последнее время Габдуллина не выходит из нашего дома. Что ей нужно?
     
      Летний дождь...
      Гуррагча пришел без инструментов и за пять минут справился с краном на кухне. Дюбель для карниза вбил в стену вообще за минуту.. Умка в сарафане ходила по квартире и размышляла вслух о том, чтобы еще предложить к ремонту.
      - Кончил? - спросил я монгола и скомандовал. - А теперь дуй отсюда.
      Гуррагча захлопнул за собой дверь, я припал губами к оголенному плечу Умки.
      - Не трогай меня! - завопила подружка Карла Маркса и выскочила из дома.
      - Стой! - я побежал за ней на улицу.
      - Хали! - прокричала в глубину аллеи Умка.
      Удалявшийся в темноте монгол остановился.
      - Что случилось? - Гуррагча подошел к нам. Он не щерился и был сдержанно серьезен.
      - Не уходи. - Умка глядела на монгола как сестра на старшего брата.
      Гуррагча перевел узенькие глазки на меня. Он все просек, но продолжал ломать комедию про непьющего сантехника.
      Вот и верь после этого людям!
     
      В городе жара. Пельмень раздобыл для меня немного аэрофлотовских салфеток. Обтираю ими папу. Он сильно потеет. Купать его надо почаще, хотя бы через день. После ванны и кожа дышит, и кровь разгоняется. Купать через день не получается, если только после маминых напоминаний вывожу отца на прогулку раз в неделю.
      Папа днями лежит и читает Бунина.
     
      Лечу...
      Хаджи с Бахтишкой поселились в гостинице "Казахстан".
      "Нет, ты не русский, - схватившись за правый бок, простонал пленный немецкий генерал. - Русские так много не пьют. Ты - грузин. - Генерал простонал. - Ты заставляешь меня пить, а у меня больная печень...".
      Х.ф. "Где генерал?".
      Хаджи не совсем таджик. Таджики так много не пьют. В таджикскую жару можно кушать плов с острой шурпой и запивать, сколько влезет, кок-чаем. В поселке Бустон Ленинабадской области таджики так и делают. Хаджи любит манты, шашлык, дам-лама, бешбармак. Жирную еду предпочитает на обед и ужин, запивает которую коньяком или водкой. Впрочем, по утрам он не пьет. С похмелья разжижает кровь в ресторане рыбной солянкой.
      "Чашму" и у нас продают.
      - В Ленинабаде "Чашму" называют "Отеллей", - сказал Хаджи.
      Отелло у отца Бахтишки чуть ли не ночлежка.
      - Почему? - спросил я.
      - Днем веселит, ночью душит.
      Бахтишка поехал на медосмотр, Хаджи и я обдумывали, чем заняться.
      - Я ни разу не был на Медео, - сказал отец Бахтишки.
      - Поехали. - Я посмотрел на Хаджи и предложил. - Может девчонок позовем?
      - У тебя есть кто? - зять оживился.
      - Да нет... Это с работы.
      - Все равно зови.
      Я позвонил на работу.
      - Кэт, хватай Терезу и выходите через пятнадцать минут на угол возле института.
      - Ты откуда звонишь?
      - От верблюда. Говорю тебе, через пятнадцать минут стойте на углу.
      - Зачем?
      - Ты задаешь много вопросов. Сейчас мы подьедем на моторе и примем вас на борт.
      - Кто мы?
      - Потом узнаешь.
      Я положил трубку. Хаджи спросил:
      - Кто такие Кэт и Тереза?
      - Кэт моя... Короче, мы с ней дружим. А Тереза... Тереза Орловски тоже товарищ по работе.
      - Тереза Орловски? Странное имя.
      - Это кликуха. Зовут ее Наташенькой.
      - Какая она?
      - Тебе понравится. У нее легкое дыхание.
      - Легкое дыхание? Это интересно.
      - Ты только не забудь ей напомнить про дыхание. Ей нравится, когда ее дыхание сравнивают с дыханием Ольги Мещерской.
      - Кто такая Ольга Мещерская?
      - Это у Бунина... - ответил я и предупредил.- Ты только это... Будь с Наташенькой, по-восточному, ласковым. Девушка она порхающая в небесах.
      - Очень замечательно. Я буду элегантен как рояль.
      ... Тереза застенчиво протиснулась на заднее сиденье, Кэт на правах боевой подруги критически осматривала Хаджи.
      - Бяша, тебя с утра Шкрет спрашивал. - доложилась Орловски.
      - Прикрыли меня?
      - Сказали, что ты в ЦСУ.
      - А он что?
      - Развонялся. Говорит, что ты распустился.
      - Это я распустился? - я покачал голово?. - Жопа-стул совсем офигел.
      з?а Куда едем? - спросила Кэт.
      - На Медео.
      К коньяку Хаджи заказал помидорный салат и котлеты по-киевски.
      - Мне нравится, как вы живете, - глядя на Орловски, сказал Хаджи.
      - А как мы живем?
      - Делаете, что хотите.
      - Ой, да ну что ты, Хаджи! - всплеснула руками Тереза. - Знаешь, как заколебал нас Шкрет.
      - Кто это?
      - Да есть у нас один ... Счетовод, а корчит из себя... Особенно достал он Бяшу. Куда ушел, почему не отпросился?
      - А у меня в Ленинабаде просто, - поделился Хаджи. - Надо мне на несколько дней слинять - оставляю очки на столе. Начинают искать, а мои люди говорят: "Да вот же его очки... Хаджи Бабаевич куда-то вышел...".
      - Ха-ха.
      - Наташенька, у тебя глаза...
      - Перестань, - Орловски потупила глаза.
      - И это при том, что у Наташеньки было трудное детство, - вмешался я.
      - Бяша, прекрати!
      - У Наташи было трудное детство? - Хаджи заморгал глазами. - Не верю.
      - Тем не менее это так, - я выставил руку вперед. - Наташа, пожалуйста, помолчи, когда старшие говорят. - Я разлил по рюмкам коньяк. - После седьмого класса Наташенька поехала в пионерлагерь...
      - Та-ак. - Хаджи сосредоточился.
      - ...И как-то раз она наблюдала как лагерные мальчишки боролись за право ухаживать за ней.
      - Бяша, прекрати!
      - Ты смотри! - Хаджи не отводил глаз от Орловски.
      - Ты, наверное, заметил, девушка она пытливая...
      - Да-а...
      - Ну вот она и подползла поближе посмотреть как там за нее идет борьба. Как раз в этот момент один из борцов лягнул ногой. Чисто рефлекторно...
      - Та-ак...
      - И попал ногой в левую грудь Наташеньки.
      - Ты смотри! - Хаджи испуганно перевел глаза на грудь Терезы Орловски.
      - Да-а... - я не обращал внимания на протесты Орловски. - Потом у нее долго болела левая грудь, затем правая стала обгонять соседку в росте.
      - Что ты говоришь?!
      - В результате...
      - Что в результате?
      - В результате Наташенька получила однобокое развитие.
      - В чем это выразилось?
      - В том, что днем и ночью Наташенька мечтает о сгущенке и сырокопченной колбаске.
      - Бяша, тебе нельзя ни о чем рассказывать.
      - У вас экспериментальная лаборатория. - восхитился Хаджи Бабаевич.
      В ресторане кроме нас, четверых, никого. Девчонки были в открытых сарафанах, особенно мощно смотрелась Наташенька. Умеет подать себя Тереза Орловски. Хаджи обещал быть элегантным как рояль -.он сдержал обещание. Хаджи глядел-глядел на подружек и не удержался от чистосердечного признания:
      - Если бы я был вашим начальником, я бы вас обоих вые...ль!
      Кэт расхохоталась, Тереза закатила глаза к потолку.
      .
      Не прошло и трех дней, как Ситка вновь задурковал. Я вызвал спецбригаду скорой.
     
      Ах, как годы летят...
      Мы грустим, седину замечая...
      Кэт, Тереза Орловски и я с утра играли в балду, когда в комнату зашел грустный Каспаков.
      - Жаркен Каспакович, что случилось?
      Каспаков махнул рукой, присел рядом.
      - А-а... Был у Чокина... Старик грозится перевести в старшие научные сотрудники.
      - Не расстраивайтесь.
      - Бакин пристал еще.
      Каиркен Момынжанович Бакин - начальник отдела кадров и спецработы. Человек неплохой, хоть и бывший майор-особист. Чокин поручил ему наблюдать за посещаемостью Каспакова, он и требует с Жаркена бюллетень за недельный прогул.
      Только день начался, но с утра уже достали Чокин, Бакин. Надо человеку поднять настроение.
      - Жаркен Каспакович, плюньте на все. Пойдемте лучше с нами.
      Каспаков усмехнулся:
      - Куда?
      Я посмотрел на Терезу Орловски. Она без слов поняла меня.
      - Поехали ко мне.
      - А муж?
      - Он на работе.
      - Ну что ж... - Каспаков поднял брови. - Поехали так поехали.
      - Значит, так. - Я на ходу скорректировал план мероприятия. - Наташа, ты поезжай домой, приготовь все, мы пока прогуляемся. Через час подьедем.
      - Хорошо.
      К нашему приходу Тереза Орловски успела вымыть полы и насадить курицу на вертел. Наташина кухня кишит тараканами. Тереза разожгла огонь в духовке и они как полезли наружу! Орловски беспощадно убивала их тапком, а они лезли и лезли. Наташеньке за насекомых перед посторонними неудобно. Напрасно. Тараканы - признак достатка в доме.
      На столе у нее все как полагается: картофель фри, салаты, коробка конфет; хлеб, нарезанный тонюсенькми ломтиками, лежал в, застеленной салфетками, соломенной хлебнице.
      Пили коньяк.
      - Наташа, ты сейчас что там для Кула обсчитываешь? - спросил Жаркен.
      - Он посадил меня за стандартные программы.
      - Ха... Большое дело... - Каспаков усмехнулся. - Аленов вообразил себя великим математиком. Теория вероятностей, линейное программирование, коэффициент регрессии... Чепуха это... Вот я, например. Мне достаточно, что я умею решать дифференциальные уравнения. Зачем забивать голову математичесим ожиданием? Это ведь задачки для второклашек. Правильно, Наташа?
      - Наверное.
      - Не наверное, а точно.
      Квартира Наташи в восьмом микрорайоне, в доме на четвертом этаже. В комнате запах прели. "Знакомый запах, - вспомнил я, - так фанило в 60-м в доме соседей Абаевых". Абаевы бухарские евреи. Тереза русская, евреем у нее муж, и то лишь по матери. Бухарские - низшая каста, среди евреев они классифицируютя пОганками. ПОганки и ашкенази имеют различия, но благоухают одинаково. Каждая нация фанит на свой лад. Тереза Орловски уверяет: казахи источают аромат свежеостриженной овцы. В доказательство иногда обнюхивает мои волосы и говорит:
      - Бяша, ты бараном воняешь.
      - Не может быть! Я утром мыл голову.
      - Мой не мой, это навсегда.
      Сказать ей, что у нее в хате тоже национальный запахец? Не надо. Час будет доказывать, что забыла что-то недосушить. Девушка критику не переносит, не признает.
      На стене в спальне огромная фотография со свадьбы, где Тереза целуется с мужем Валерой. Тереза доносит, что Валера премного недоволен мной. Все из-за того, что Наташенька при гостях несколько раз назвала его моим именем.
      - Я ему объясняю, что Бяша просто мой кумир, он не верит. - хохочет Орловски. - Утром я мылась, в ванную заходит Валерка. Спрашивает, что я там внизу тру мочалкой. Я ему говорю: "Иначе нельзя, а то Бектас убьет меня.".
      - Твой Валера мужик взрослый и понимает: чужую жену черт медом мажет,- сказал я.
      - Это точно.
      - Ты доболтаешься. - сказала Кэт.
      - Наташа, а знаешь, там у Кэт седые волосики растут.
      - Бяша, не ври!
      - Спроси у Кэт.
      - Правда, правда, - Кэт высунула изо рта сигарету. - Че тут такого?
      - Ни фига себе! - притворно расстроилась Орловски и жалобно спросила. - Катя, ну почему у тебя там седина?
      - Я объясню почему, - я ждал этот вопрос.
      - Да ну тебя!
      По глазам вижу, как ей хочется, чтобы я дал научное толкование начавшейся альбиносизации подруги. В глазах Терезы Орловски смешинки.
      - Нет, ты послушай.
      - Говори.
      - Седина у нее там у проступила потому, что пися у Катьки много страдала.
      Орловски захихикала, Кэт ткнула меня в бок.
      - Гад такой.
     
      Тик-тик- так, Сталинград...
      В газетах сообщения о резне в Сабре и Шатиле, но кто кого конкретно резал, успел позабыть. Отряды Организации Освобождения Палестины уходят из Бейрута, грузятся на корабли. Ясира Арафата вместе со штабом ООП согласился принять Тунис.
      Израиль после июньской войны 1967-го де-факто присоединл к себе вторую половинку Иерусалима и перенес сюда Кнессет. Борьба за передел мира никогда не закончится. Настанет время, это поймут и дети.
      В Иерусалиме, по свидетельству Руфы, жил и работал рядовым сутенером Иисус Христос.
      Я сижу на скамейке в скверике у Никольской церкви. Скверик проходное место. Лето, студенты разъехались по домам, но все скамейки заняты молодежью. Крест символ христианства, на маковках соборной церкви кресты с двумя поперечинами. У лютеран не так, там просто крест без нижней, скошенной, поперечины. В лютеранской церкви в 70-м году я побывал в Таллине. Никаких икон, в зале скамейки, амвон, алтарь и прочие дела. Тишь да благодать.
      Интересно побывать и в нашей, Никольской церкви. Но я боюсь богомольных бабусь. Попрут из храма басурмана.
      "Колокольный звон на зорьке...". Никогда не слышал звона колоколов Никольской церкви. Ни на зорьке, ни среди дня..
      Воскресенье. Отдал на проходной буфетчице передачу для Джона и пошел к Ситке.
      - Братишка пришел! - Ситка соскочил со скамейки. - Газеты принес?
      - Принес.
      Он немного оклемался. К нему подходили больные,. просили дать что-нибудь поесть. Ситка жевал беляши и быстро говорил: "Юра, возьми беляш... А тебе, Славка не дам. Иди отсюда! Братишка, что в газетах пишут?".
      - Про мерзость запустения.
      - Ха-ха-ха!
      - Ты быстрей рубай.
      - Торопишься?
      - Ну.
      - Сейчас. Чай только допью и отпущу тебя.
      Ситка поднес к носу "Известия".
      - Ладно, я поканал.
     
      Поиздержался Хаджи Бабаевич на рестораны, да и переехал с Бахтишкой к нам. Он читает "Советский спорт" и смеется:
      - Смотри, на девятое сентября назначен "День бегуна"! Надо не забыть Улана поздравить.
     
      Глава 4
     
      М.н.с лаборатории теплофизики, киргиз, Узак Кулатов в шестидесятых учился в МЭИ, работал на Нововоронежской АЭС, служил в армии. Неторопливый, мягкий, юморной. В его квартире по проспекту Ленина гостей угощают фисташками, грецкими орехами и тойборсоками.
      Кроме Узака из киргизов мало кого знаю. Из тех, кого знаю, плохих людей не встречал. Они не гримасничают. Как некоторые.
      Отец Узака человек в Киргизии известный. С 1937 по 1980 год работал Председателем Президиума Верховного Совета республики, никому из президентов других союзных республик не удалось продержаться и десяти лет; старший Кулатов пересидел и Сталина, и Хрущева, поработал и с Брежневым. Корни Кулатовых в городе Ош. Оттуда и привозит Узак грецкие орехи с фисташками.
      Его жена Рая, русская, полгода как работает в молодежной редакции на радио.
      Макс, Марадона, Кальмар часто собираемся у Кулатова. По торжественным случаям Узак просит Раю приготовить плов.
      В казане доходит мясо. Рая, Марадона и я перебираем на кухне рис. Рис у Кулатовых важняковый - узгенский, с бурыми прожилками, мелкий. Выращивают его не на колхозных полях - у местных узбеков в огородах и на ошском базаре узгенский рис стоит почти как мясо.
      Рая забросила в казан морковь, на кухню зашел покурить Макс.
      - Макс, ты как там? Выигрываешь? - поинтересовалась Марадона.
      В ожидании плова мужики в зале играют в преферанс.
      - Кальмар всех чешет, - ответил марадонин ухажер.
      Кальмар играет в преферанс со студенческих лет. Он закончил МЭИ в 1957-м, член КПСС, кандидат наук и самый благодарный слушатель баек Алдоярова.
      Максу 26 лет, холост, партийный. Родился и вырос в цэковском дворе, учился в 39-й школе, окончил Алма-Атинский энергетический институт. Отец его когда-то работал в отделе пропаганды ЦК, руководил республиканским обществом "Знание", дружил с нашим дядей Ануаром Какимжановым.
      Рая Кулатова полгода назад работала больше с книгами, не с людьми, и переходу в журналистику рада.
      - Скуки нет, интересные люди. - говорит она о работе на радио.
      ...Узак подал плов на стол. По обычаю трапезу должен освятить самый старший. Сегодня это Кальмар. Он поднялся с рюмкой, но тут его придержала за руку Марадона.
      - Эльмар Рахимович, позвольте мне.
      Год назад Марадона еще толком не разбиралась в институтских и расспрашивала, кто бы ей помог вступить в партию и ускорил дела с дисером. При этом она говорила о том, как не любит казы и не знает, что с ним делать, когда им дома забит морозильник.
      Я показал ей на Кальмара и сказал:
      - Тебе нужен именно этот человек. Он тебя и в партию протолкнет, и науку сделает.
      В свою очередь настрополил я и Кальмара:
      - Знаешь, какая у нас Марадона избалованная?
      Не познавшая в детстве нужды, молодежь Кальмару люба, оттого и линзы его близоруких очков засверкали.
      - Как избалована?
      - Вот вы, я знаю, любите казы, а Марадона выбрасывает его на корм собакам. Нет, чтобы поделиться с людьми...
      - Да ты что? - схватился за голову Кальмар.- Это кощунство!
      Кощунство кончилось тем, что Марадона принесла Кальмару кольцо свежего казы, и тот смущенно запихал его к себе в сумарь.
      Время прошло. Марадона разобралась с институтскими и теперь знала кто чего реально стоит. Про то, что она в растерянности от того, что не знает, как поступать с казы, Марадона немного загнула. Несколько раз я наблюдал, как в гостях она упарывала казы за обе щеки в таком темпе, что другим не досталось.
      ...Кальмар сел на место и виновато пригнул голову.Макс ничего не сказал, Узак спрятал улыбку в усы, я разбалделся.
      Марадона ноль внимания.
      - Я хочу выпить за хозяев этого дома... Мы любим Узака и Раю. - Марадона повернулась ко мне. - Вот Бек не даст соврать...
      - Бек как раз и даст соврать, - не выдержал Кальмар.
      Узак засмеялся, Макс с Марадоной присоединились к нему.
      Марадона знает, кто чего реально стоит, и при всем этом ведет себя без всяких там кылтын-сылтын. Не один Шкрет считает меня первым в лаборатории бездельником. Марадоне не важно, бездельник я или трудяга. Кроме того, что она говорит, что характером я похож на ее отца, так еще Марадона видит во мне надежного товарища. Я пользуюсь ее расположенностью. Надо деньги на опохмелку, я к ней: "Марадона, шланги горят..." и она бежит по институту занимать деньги. В горячности нужен совет и молодка рассудит, подскажет, не даст наломать дров. При ней я еще ни разу не выходил из себя, но она предупреждает Терезу Орловски: "Бека не доводи".
     
      Хочешь...
      Проснулся и выглянул в окно. Душно и небо затянуто низкими облаками. Девятый час. "Можно еще поваляться", - подумал я и вновь нырнул в кровать.
      Еле слышно зазвенел телефон. Прошло шесть-семь звонков, телефон не умолкал. Так долго по утрам никто не напрашивается на разговор. Хлопнула дверь столовой, к телефону прошлепала мама.
      Матушка разговаривала негромко, с первых ее слов меня обложило тревогой. Я сжался в комок.
      - Да, да... Что-о? Хорошо. - Мама положила трубку и взвыла: "А-а-а!".
      Я все понял и выбежал в коридор.
      - Кто? - спросил я и уточнил. - Джон?
      - Нет. - Матушка потеряла способность владеть собой и продолжала завывать. - Улан.
      Ситка? На мгновение отлегло.
      - Он живой?
      Мама кивнула и тихо сказала: "Собирайся. Поедем в больницу".
      Опираясь на палочку, в коридор вышел папа и просипел: "Улан?".
     
      Жизнь, ты помнишь солдат,
Что погибли, тебя защищая...?
      Заведующая шестым отделением, субтильная женщина средних лет. Она и лечащий врач Нина Ивановна усадили маму на стул.
      - Улан болеет двадцать семь лет. - напомнила завотделением. - Можете себе представить, какая выпала лекарственная нагрузка... В первую очередь поражаются жизненно важные органы.
      - У него что-то с почками?
      - Нет. - недовольно посмотрела на меня заведующая шестым отделением. - Печень.
      - Это брат Улана. - пояснила Нина Ивановна.
      - Вчера у Улана случился приступ. Мы вызвали врача-терапевта... Сейчас пытаемся наладить отвод мочи... Мы делаем, все что можем... Но... Поймите.
      - Можно к нему пройти?
      - Можно.
      Ситка с желтым лицом стоял со спущенными штанами, рядом тазик. Медбратья возились с катетером.
      - Ситка, принести тебе кефир? - спросил я.
      Закинув голову назад, Ситка Чарли простонал:
      - Кефир не надо. Принеси лучше пепси...
      Я сбегал в гастроном, принес две бутылочки. Ситка отпивал мелкими глотками и продолжал стонать.
      Мама тронула меня за руку:
      - Может к Жантасу зайдешь?
      Я мотнул головой: "Нет".
      Нина Ивановна во дворе разговаривала с главврачом психушки. Приехала скорая. Санитары подвели Ситку к машине и уложили на носилки. Лечащий врач протянула фельдшеру пакетик.
      - Вы только не нервируйте Улана. Он хороший... - Нина Ивановна хлопотала о Ситке так, как будто передавала скорой помощи не шизика, а пострадавшего от обвала в забое передовика-шахтера. - Если он возбудится, сделайте укол седуксена...
      Рафик скорой уже выезжал из ворот больницы, когда мама злобно посмотрела на меня и крикнула:
      - Что стоишь?! Езжай с ним!
      Я влез в рафик и сел возле Ситки. Брат потерял сознание.
     
      Девушка в сети
      Я позвонил Кэт.
      - Ты наверное слышала, что у меня есть больной брат
      - Слышала.
      - Он умирает.
      - Что с ним?
      - Кишечная непроходимость.
      - Я думаю, для вас было бы лучше, чтобы он умер. И для него, думаю...
      Лучше бы тебе вообще не думать...
      Ночью Хаджи и я пошли в больницу. Был первый час и мы долго стучали в двери хирургического отделения. Вышла медсестра и сказала, что Ситке сделана операция и сейчас он спит.
      Белое Солнце пустыни...
      Проснулся в полвосьмого и позвонил в шестое отделение.
      - Здравствуйте, Нина Ивановна. Это брат Улана.
      - Вам известен результат? - спросила лечащий врач.
      - Нет.
      - Улан умер.
      - Хорошо.
      - Чего ж хорошего?
      Я сказал "хорошо" не в смысле хорошо, что Ситка умер, а в смысле "понял". Но объяснять некогда, надо подготовить родителей.
      Я положил трубку.
      Чааашма...
      Бахтишке за письменный экзамен по математике поставили банан. Вместо Риги он уезжал обратно в Ташкент. Звонила Роза. Беспокоится, что на следующий год Бахтишку могут забрать в армию. Там вполне возможно угодить и в Афганистан.
      В сентябре 1995-го Роза вспоминала 1961-й год:
      - Я спросила твоего отца: "Дядя Абдрашит, а кого вы из детей больше всего любите? Наверное, Бектаса... Он же самый маленький. Нет, - сказал дядя Абдрашит, - Улана".
      ...Дядя Боря разговаривал с нашим земляком.
      - Абдрашит Нуртас туралы але бильмийма? - спросил земляк.
      - Сезвотыр, - сказал дядя Боря.
      Папа сидел в кресле и качал головой:
      - Улан умер, а я живу...
      Из кентов с похоронами больше всего помог Пельмень. Варвар посочувствовал:
      - На твоем месте я бы уже сошел с ума.
      Спасибо, друг. Без тебя бы я сам не догадался.
      Больше всех испереживалась за папу Карашаш. Она и с Ситкой обращалась внимательно, терпеливо слушала его измышления.
      Суетилась возле мамы Магриппа Габдуллина. Она недаром говорила мне, что если кто-то кому-то и нужен, то это неспроста.
      Через два дня после похорон она заговорила с мамой о своей племяннице Акбопе. Племянница Магриппы приехала из Кокчетавской области и работала в библиотеке Пушкина.
      - Квартира пустует. Квартплату платить надо? Надо. - Соседка говорила вещи здравые. - Моя Акбопе без жилья. Пусть поживет в квартире Жантаса?
      Квартплата за однокомнатную что-то около восьми рублей. И по тем временам за такие деньги рисковать квартирой мог только откровенный лопух. Тем не менее, матушка, которая привыкла сама накатывать других, изменила себе.. Изменила себе не потому, что жадность фрайера губит, или потому что муж Магриппы человек влиятельный, и жена завкафедрой казахского языка и литературы кроме того что женщина большой рассудочности, но и вроде как верная.
      Пустующая квартира на переговорном пункте привлекала внимание чужой глаз, государство могло затеять тяжбу по ее отъему по первому сигналу соседей.
      В свою очередь меня угнетало, что и квартира родителей выглядит нежилой. Потому пусть себе в джоновской хате живет племянница Магриппы. Пока Джон живой, отнять у нас ее по закону нельзя, но все равно было бы лучше, чтобы квартира не пустовала.
      Что до Акбопе, то она тоже не похожа на злоумышленницу. Придурковатые, навыкате глаза? Ну и что? Мамбаску надо только вовремя осаживать, ставить на место и будет порядок.
     
      В глубине души матушка, как и папа, любила Ситку Чарли больше всех нас. Как человека, она видела и знала меня лучше всех на свете. Кто я был для нее? Последней ставкой. Не более того. Потому ничего в том удивительного нет, что уход Ситки надломил ее.
      - Если бы ты не поехал проводить Улана в больницу, я бы убила тебя! - сказала она, придя в себя через месяц.
      Она напускала непонятку. "Ты не заметил, как сильно дул ветер на кладбище?" - спросила она.
      - Ничего я не заметил. Отстань! - ответил я.
      Пришло письмо от Доктора.
      "Булат Сужиков в лагерной библиотеке прочитал некролог в "Казак адебиеты"... Мама, тебе трудно, но надо держаться. Десятого октября я возращаюсь домой.".
     
      Я - это ты,
      Ты - это я...
      Бирлеса Ахметжанова вслух я не называю Дракулой. Вдруг обидится. Хороший, безотказный парень. Он приходит без меня и часами болтает с матушкой.
      Нравится и то, что Бирлес парень любознательный. Вырос он в сельском интернате, но читает газеты, литературные вкусы сложились под влиянием книг Сатыбалды и Аблая Есентугелова.
      - Это мои любимые писатели. Советую и тебе почитать их... - говорит он.
      В комнате, которую он занимает в квартире у тети, на пианино фотография матери. Хорошее лицо у мамы Бирлеса.
      - Почему я не вижу фото отца? - спросил я.
      Бирлес сказал что-то вроде того, что снимков старшего Ахметжанова не сохранилось. Странно. Скончались родители в один год, а уцелели фотографии только матери.
      Шарбану по прежнему директор школы рабочей молодежи. Среди старшеклассниц она подыскала для мамы помощницу. Ей что-то около 25 лет, зовут Гульжан. Телосложением Гульжан с Эдит Пиаф, горбится, черты лица мелкие, и такие же, как у певицы, редкие волосы.
      Гульжан работает как пчелка. Руки у нее маленькие, но сильные. Закрутит кран на кухне, черта с два воду откроешь. Она моет полы, наводит блеск на кухне, носит передачи Джону. Все бы хорошо, но у старшеклассницы взрывной характер. Матушка боится ей слово поперек сказать, и девчонка ищет причину для недовольства и грозится уйти.
      Разговаривать с ней опасно. Дура дурой.
      Общий язык с ней нашел Бирлес. Поговорили на кухне, посмеялись и пошли в детскую.
      Совокупляется с ней Бирлес быстро-быстро, как кролик. Кончит и спит, как убитый. Гульжан успокаивается и дня три не угрожает уходом. На четвертый день батареи садятся, Эдит Пиаф ходит по квартире на взводе, мама звонит Ахметжанову на работу:
      - Бирлес, срочно ко мне!
      Фронтовой всепогодный секс-бомбардировщик без задержки выруливает и вылетает с аэродрома подскока. Приземляется у нас на кухне и без разговора тащит в детскую Эдит Пиаф.
      Аппетит растет во время еды. Гульжан уже мало ковровых бомбометаний. Она жаждет от Бирлеса въетнамизации войны. На такую жертву ради порядка в нашей квартире Ахметжанов не готов, жениться он не собирается.
      Между тем наша Эдит Пиаф с любовью на кухне выводит на бумажке:
      "Бирлес - инженер".
     
      Где-то в Клондайке русская песня плывет...
      Я вышел из института, снизу по Космонавтов медленным шагом поднимался Зяма.
      - Здорово, Толян!
      - Привет, Бек. Ты куда?
      - На базар. А ты?
      - В клуб. - Зяблик поглядел направо и сказал. - Дома у меня водочка есть. Может ко мне пойдем?
      - Татьяна где?
      - На работе.
      - Пошли.
      Кухня в зяминой квартире длинная и узкая. Всего три комнаты. Когда-то здесь жили покойный Георгий Владиславович, Валера.
      - Вчера с клубными мужиками делали казан-кебаб. - Толян толстыми ломтями нарезал сервелат.
      - Хорошая еда?
      - Да.
      Зяма сегодня какой-то смурной.
      - Ты какой-то усталый. - сказал я.
      - Да? - удивился Толян. - Не знаю.
      - Как дочка?
      - Растет, скоро в старшую группу пойдет. Сам как?
      - Да так.
      - Понятно... А у меня Бек... - Зяма вздохнул. Определенно с ним что-то не то. На себя не похож. - С Татьяной...
      - Что она? На работе я ее каждый день вижу. Вроде у нее все по уму.
      - Ну да... У нее то все по уму. Два раза вызывала на меня милицию... Ходит в бассейн.
      Милиция еще куда ни шло, а вот секция плавания серьезный сигнал.
      Прудникова не устает зихерить. Некоторые ее признания достойны упоминания. Летом погиб Саша Алексеев, сын Марии Ивановны Вдовенко, заведующей лабораторией топлива. Татьяну никто не просил, но и она откликнулась на смерть Алексеева:
      - А что Сашке? Хорошо пожил. Кого хотел, того имел.
      ...Я промолчал.
      - Наливай.
      Зяма принес из комнаты альбом с фотографиями.
      - Хочешь посмотреть фотки с последнего восхождения?
      - Давай.
      Кроме свежих фотографий, где Зяма красовался то с ледорубом, то с пузырем, наткнулся я и на снимки десятилетней давности. Муля, Гера Шепель, Зяма, Таня Ушанова, Фая сняты то в группе, то по одиночке.
      - Фото сделаны в Фанах?
      - В Фанах.
      Фая на снимке в, застегнутом до горла, пуховике. Тогда она была совсем салажка.
      - Зяма, тебе есть, где отдать швартовы, - сказал я.
      - Ты это о чем?
      - Погляди на нее, - я поднес к его глазам фотографию.
      - А-а...
      - Что а-а? - передразнил я его. - Там тебя ждут.
      Оставалось еще полбутылки, когда раздался шум открываемой двери.
      - Ты говорил, Татьяна до обеда не придет. - прошептал я.
      - Сам не знаю, че она приперлась, - Толян поднялся навстречу жене.
      Прудникова повесила сумку на дверную ручку, Зяма и я возились с мокасами.
      - Далеко пошел? - спросила мужа Таня.
      - Далеко.
      - Бектас, ты не уходи, - сказала Прудникова, - Мне надо с тобой поговорить.
      Пять лет назад Зяблик называл ее Кисой, Кисонькой, Кисулей. Теперь зовет по имени. Еще в 70-х он часто пел романс "Горела ночь пурпурного заката".
      Толян ушел.
      - Тебе кофе налить?
      - Спасибо, не хочу.
      Прудникова налила себе и сказала: "Можешь курить".
      - Ты в курсе, что Зяма ездил в Москву?
      - Что-то слышал.
      - Он сдавал спецпредмет по электрической части станций в МЭИ и провалил экзамен.
      - Как он мог сдавать электрическую часть станций, если в ней он ни бум-бум?
      - И я том же. Это не какая-нибудь экономика, предмет серьезный, его надо знать. - Старшая лаборантка лаборатории энергосистем знает, где горячо в энергетике. - Зяма хотел в аспирантуру МЭИ на ура проскочить. Не получилось, вот он и переживает.
      - Пройдет.
      - Пройдет не пройдет - не в этом дело. - Прудникова закинула ногу за ногу и рассуждала правильно. - В октябре Зяме стукнет тридцать пять. Он мается без настоящего дела. Возьми тех же Мулю, Валеру Лукьяненко...
      - Кого ты мне в пример приводишь? Тоже мне нашла!
      - Согласна, мужики они недалекие. Но они оба в аспирантуре, при деле... Толик чувствует, как его время уходит. И это тогда, когда другие что-то делают, а он ходит с этим (она назвала фамилию толяновского друга с кафедры ЭСС) и пьет. Приходит домой и скандалит...
      Толян скандалит? Что-то ты, милашка, не договариваешь. Из-за чего он скандалит?
      - У него плохая наследственность... После того, что случилось с его отцом, Толик сорвался.
      Плохая наследственность? Все-то вы знаете про других, на себя только не хватает ума оборотиться. Нам с Зямой любая дворняжка наследственностью кляп вобьет.
      - Так... - я поднялся со стула. - Ты мне это хотела сказать?
      - Присядь, - Прудникова уже сама закурила. - Я хочу, чтобы ты с ним серьезно поговорил.
      - О чем?
      - Скажи, чтобы он не пил.
      - Благодарю за доверие. - Я усмехнулся. - Ты думаешь, он меня будет слушать? Кто я такой для него? Потом ведь...
      Я хотел сказать: "Потом ведь я и сам пью не меньше Зямы. Как я могу кого-то уговаривать не пить?".
      Таня перебила меня.
      - Ты это зря, - Прудникова покачала головой. - Толик сильно уважает тебя.
      - Толян уважает меня?
      - Что ты удивляешься? Он мне не раз говорил о тебе. Говорил, что ты...
      Я никогда не задумывался, что обо мне мыслит Зяма. Легкость, с которой он воспринимал людей, казалось, не допускала серьезного отношения к его окружению. Что уж говорить о том, чтобы он мог кого-то конкретно уважать. Разговора нет, совместное питие сильно сближает, но оно же и открывает для окружающих наши уязвимые места.
      Другим открытием в тот день для меня было то, что Зяблику не все равно, рогоносец он или нет. Так или иначе, Прудникова поступила правильно, что тормознула меня. Неправильно поступает она, когда думает, что Зяма в хандре из-за диссертации. Если бы дело было в дисере, все обстояло бы просто. Для Толяна слишком просто.
     
      "Вот она, где твоя Карла Маркса!".
      Х.ф. "Коммунист". Сценарий Евгения Габриловича, постановка Юлия Райзмана. Киностудия "Мосфильм", 1956.
      Гуррагча пасется в нашем районе. Живет он в микрорайоне "Орбита", а заскакивает ко мне и по восресеньям. До Умки от меня пятнадцать минут ходу. Не хотелось верить, что пламенный адепт теории прибавочной стоимости окончательно изменила Карлу Марксу с монголом, но похоже, так оно и есть.
      А ведь я их сам свел.
      - Ты жаришь Умку. - я взял на понт Гуррагчу.
      - Откуда знаешь? - залыбился монгол.
      - Знаю. Она сама мне говорила.
      - Не может быть! - осекся слесарь-гинеколог. - Она просила никому не говорить, что я заталкиваю ей лысого. Особенно предупреждала про тебя.
      Умка боится, что я растреплюсь? Правильно делает, что боится.
      - Ты же ее тоже...?
      Я не ответил и спросил.
      - И как она?
      - Ох...но!
      Я разозлился. Она животное.
      - За щеку даешь ей? - я уставился на монгола.
      - Ну...
      - Говори правду. Мне известны ее желания.
      - А... Ну да... - У Гуррагчи заблестели глаза. - Она не выпускает из рук моего лысого. Говорит: "Какой Хали у тебя ...насвайчик!".
      Я представил на миг, как это может проделывать Умка, и содрогнулся. Ужас состоял в том, что она нисколько не пала в моих глазах. Наоборот.
      - Ты только никому не говори. - попросил монгол.
      - Конечно.
      На следующий утро я собрал лабораторный актив на чердаке.
      - Гуррагча Умку дрючит. - сообщил я.
      Девки нисколько не удивились.
      - Давно? - равнодушно спросила Кэт.
      - По моим данным, с середины июля.
      - Пусть дрючит. - сказала Тереза Орловски. - Ты то что переживаешь?
      Да не переживаю я. Тетку жалко.
      Пусти свинью за стол, она и ноги на стол положит. Умка баловала монгола. Испекла лимонный пирог, на котором выложила из теста буквы "Хали". Гуррагча отвечает ей взаимностью: водит домой к ней друзей-анашокуров. Умка гостям рада, ухаживает за щенками. Дойдет до того, что и сама станет закуриваться.
      А что? Хорошо бы.
     
      Никогда я не был на Босфоре...
      Неделю спустя после сороковин, вечером мама долго гремела посудой на кухне. Зашла ко мне в комнату и ни с того ни сего поперла на меня:
      - Эй, акмак! Ты вообще о чем думаешь?
      - Ты что?
      - Вставай. Надо поговорить.
      - Спать хочу. Утром поговорим.
      - Кому говорю, вставай! - Глаза у нее воспаленные, злые.
      Что с ней?
      - Что такое?
      - Что такое, что такое! - передразнила она. - Пошли на кухню.
      Нашла время. Ладно, пошли.
      - Матушка, что за базар среди ночи?
      - Кыдымга базар.
      - Давай говори.
      - Ты когда-то хотел писать?
      - Когда это было! Сейчас не хочу.
      - Почему?
      - Мама, я бездарь.
      - Кандай еще бездарь? - Матушка злилась все больше и больше.
      - Я уже пробовал. Ничего не получается.
      - Как не получается?
      - Так не получается. Два слова напишу - самому противно и себя жалко становится.
      - Ерунда! - с видом знатока отрезала мама. - Газеты читаешь?
      - Ну и...
      - Журналы читаешь?
      - Что ты этим хочешь сказать?
      - Хочу сказать: садись за стол и пиши!
      - Что?
      - Нишего! Покажи всем, что Ахметовы не мертвые!
      - Завязывай...
      - Я тебе покажу завязывай! - матушка сорвалась на крик. - Хватит дурака валять!
      Я оторопел. Она знала, как когда-то я хотел писать. Но дело ведь в том, что я убедился, - чтобы писать, действительно нужны задатки.
      - Мама, - я опустил голову, - мне очень хотелось писать. Но у меня ничего не получится.
      - Получится, - мама заглянула мне в глаза и попросила. Уже не сердито, по-матерински, - Ты только меня слушайся.
      - Я и так тебя слушаюсь.
      - Надо иметь самолюбие. - сказала она. - Я требую показать нашим врагам, кто такие Ахметовы!!!
      Меня пробрала дрожь.
      - Мама, - я покачал головой, - если бы ты знала...
      - Я все знаю, - матушка успокоенно улыбнулась, - Не бойся. Соберись и все получится.
      - Хе...
      - Я сказала, соберись, - она посмотрела туманным взором на дверь в столовую и загадочно сказала. - Тебе помогут.
      - Ты с ума сошла? Кто мне поможет?
      - Помогут, - уверенно подвела черту мама. - Теперь иди спать.
     
      30 сентября по ЦТ в программе "Время" Вера Шебеко сообщила:
      "За большие заслуги в развитии советской науки и в связи с 70-летием со дня рождения Президиум Верховного Совета СССР наградил академика Академии наук Казахской ССР Шафика Чокиновича Чокина орденом Октябрьской революции".
      1 октября народ с утра народ поздравляет "папу". На втором этаже, у входа в приемную юбилейная фотовыставка. "Ба, - поразился я, - да наш директор историчен!". Я остановился у фото, где Чокин снят с Авереллом Гарриманом. С этим-то он когда успел снюхаться? Фотографии с Кржижановским по центру экспозиции.
      Каждой лаборатории отведено десять минут на поздравление. Анна Григорьевна запустила нас в кабинет после лаборатории гидроэнергетики.
      Директор в кресле, на столе гора адресных папок.
      Каспаков волнуется. Не мудрено - неделю не бухал. Вместо того, чтобы сказать что-то от себя, зачитал приветственный адрес.
      Шафик Чокинович кивнул и, не вставая, выступил с ответным словом:
      - Вашей лаборатории принадлежит главная роль в энергетической науке Казахстана...
      От радости Каспаков зажмурился, Шкрет покачал головой. С ролью они, мы все, согласны и, черт побери, приятно. Мы не знали одного.Точно такие же слова в тот день Чокин говорил и другим лабораториям
      Расширенное юбилейное заседание Ученого Совета КазНИИ энергетики в актовом зале. От Академии Аскар Кунаев вместо себя прислал одного из вице-президентов и главного ученого секратаря. Приехали ученики Чокина из Киргизии, Узбекистана, в зале много станционников. Ярче всех поздравил главный инженер Алма-Атаэнерго :
      "Ваше, Шафик Чокинович, имя, золотыми буквами будет высечено в скрижалях истории науки...".
      По коридору именинником ходит Темир Ахмеров: "Поздравляю с орденом!". - говорит он встречным. Мягкий стал.
      На банкет приглашены завлабы и старшие научные сотрудники. В ресторан мелкоту не позвали. Но возбуждение охватило и челядь. Даже Кэт заявилась при параде - одела белый костюм.
      - Узбек не зря ревнует тебя к Чокину. - заметил я.
      - Ты о чем? - спросила она.
      - Вырядилась не как любовница директора, а как его любимая жена.
      - Ну!
      В комнату зашел Лерик.
      - Пошли ко мне на стенд.
      - Там что?
      - Надо отметить.
      - Мы то тут причем?
      - Радость общая.
      Придумает же. Какая еще общая радость? У них своя свадьба, у нас своя. Лерик мужик честный, рассудительный, и все бы и дальше хорошо, если бы он не глядел в рот своему наставнику Жоре Мельнику в рот и не чесал: "Наш Георгий Остапыч совсем как Остап Ибрагимыч". Что касается Жоры, то он может и хороший инженер, но до Остапа Ибрагимыча ему далеко.
      Жора Мельник, Володя Шевцов, Лерик доводят до ума плазмотроны. Чокин внимательно следит за делами в лаборатории Заркеша Сакипова. Заркеш Бекимович считает, что Мельник больше пыль в глаза пускает. Хотя вне пределов института, как специалиста, Жору знают. К примеру, из Москвы прилетел на зональную конференцию по плазме академик Рыкалин. Конференцию проводил университет, Мельник воспользовался и без спроса Чокина затащил корифея к себе в подвал показать плазмотормоз.
      Николай Николаевич Рыкалин один из главных в Союзе авторитетов по плазме и ее приложений в промышленности.
      Рыкалин осмотрел плазмотрон, послушал Жору, похвалил мужиков и сказал, что приличия требуют поздоровкаться с Чокиным. Мельник позвонил по внутреннему в приемную:
      - Анна Григорьевна, здесь академик Рыкалин. Сейчас он зайдет к Чокину.
      - Почему заранее не предупредили? - только и успела сказать начальник канцелярии, но Георгий Остапыч уже положил трубку.
      Михейкина зашла в кабинет директора:
      - Шафик Чокинович, к вам академик Рыкалин.
      - Рыкалин? Откуда он взялся?
      - Не знаю. С ним Мельник.
      - Мельник?! - рассердился Чокин. - Рыкалина я не звал.
      Виноват Мельник, но и Рыкалин хорош. Академик Зельдович и тот, прежде чем зайти к нашему директору, созванивался с "папой". Но это Зельдович. Он Трижды Герой труда, а кто такой Рыкалин, чтобы без доклада заявляться?
      Анна Григорьевна растерялась.
      - Шафик Чокинович, как я могу не пустить к вам Николая Николаевича?
      - Ничего не знаю. Скажете, что я уехал в ЦК.
      Рыкалин зашел в приемную, когда Чокин скомандовал:
      - Анна Григорьевна, пригласите академика Рыкалина.
      ...Плазма - пятое состояние вещества. Популяризаторы науки в восьмидесятых годах называли плазму звездным газом.
      "Солнце представляет собой раскаленную до 5-6 тысяч градусов Цельсия плазму, которая образуется путем бесконечных термоядерных взрывов. Вещество светила составляет 99, 866 процентов всей массы Солнечной системы. Все остальное приходится на долю планет, спутников, астероидов и других объектов системы.
      Все большие и малые планеты движутся вокруг Солнца в одном направлении - против часовой стрелки (для наблюдателя, смотрящего со стороны Северного полюса). Расстояния планет от Солнца образуют закономерную последовательность: промежутки между орбитами увеличиваются с удалением от Солнца. Радиус планетной системы примерно в 7000 раз меньше расстояния до ближайшей звезды, поэтому притяжение звезд не влияет заметным образом на движение планет".
      Большая Советская Энциклопедия.
      Расстояние от Земли (масса, которого составляет сотые процента всей массы Солнечной системы) до Солнца 150 миллионов километров. До революции существовало предположение, что жизнь на Земле зародилась после того, как более удаленной от светила планете перестало хватать жара Солнца. Физические процессы на планете замедлились, со временем и вовсе прекратились. Позднее предположение подверглось разгрому ученых и о нем забыли.
      По отношению к Земле Солнце выглядит баскетбольным мячом, в таком случае нашу планету можно представить маковым зернышком.
      Дилетанты перед учеными ставят только дурацкие вопросы. К примеру и такого рода: почему, Солнце находясь в июле к Земле на наибольшем удалении, испепеляет Северное полушарие как раз в середине лета, в то время, как в январе Земля более всего приближается к светилу, и холод при этом царит собачий?
      Естественно, у ученых существуют объяснения, от чего Солнце в январе светит, но не греет. Только не хочется верить их объяснениям. Хочется думать, что разгадать явление им не под силу
      Солнцу поклонялись в Древнем Египте, с ним связывались доисторические представления о всеобщем разуме язычников.
      Люди набирались знаний, грамотешки. На смену Осирисам, Зевсам, Посейдонам и другим, приходили новые боги.
      У Станислава Лема есть рассказ (его я не читал, мне о нем рассказывали, потому и не привожу названия), по которому Солнце не следует рассматривать только как космический объект. Лем приводит к мысли, что наше светило не просто светит и греет, - оно еще и одушевлено.
      ...В понедельник я расспрашивал Кула:
      - Как прошел банкет?
      - Нормально.
      - Чокин не грустил?
      - С чего ему грустить?
      - Ну ни фига себе! Семьдесят стукнуло.
      - Да ну... Наоборот. Сказал: умирать не собирается, не волнуйтесь, будем еще долго вместе работать.
      Это хорошо.
      Каспаков на работу не вышел. На радостях он продолжает празднование любимого директора сам на сам.
      - Кул, может мне записаться на прием к Чокину?
      - Запишись. - согласился Аленов. - Сколько можно так ходить? Хоть какая-то определенность появится.
     
      Скоро мне тридцать,
      Я ищу человека...
      В ЦУМе Кэт купила мне и своему мужу одинаковые югославские куртки. Причем одного цвета.
      - Ты не боишься? - спросила Марадона.
      - Чего мне бояться? - Кэт равнодушно смолит сигарету.
      - Что вдруг увидит Гапур Бека в такой же куртке.
      - А... - лениво отмахнулась Кэт. - Скажу что-нибудь.
      Она прокашлялась:
      - Вчера я рано заснула... Гапон залез на меня. Я спросонья: "Отвали, Бек!". Он на мне ночнушку порвал, орет: "Какой я тебе Бек?!". А я ему: "Совсем сдурел от пьянки! Я сказала тебе: "Не Бек, а узбек!".
      - Поверил? - покачала головой Марадона.
      - Конечно.
      - Ну ты даешь, - сказала Тереза Оловски.
      Прежде с Гапоном я виделся раза три в прошлом году.
     
      Глава 5
     
      Ю си...
      Тебе помогут... Чтобы додуматься до такого, надо быть или самонадеянным, или ни черта соображающим, дабы убедить кого-то в том, что помощь со стороны, наперекор бесталанности, сделает тебя пишущим человеком. Когда-то Шеф спорил с матушкой и кричал: "Талант - это фуфло!". Может и в самом деле не боги горшки обжигают. Почему? Наверное, потому что они им на фиг не нужны.
      Надо полагать, мысль усадить меня за письменный стол пришла к маме не только под грузом воспоминаний о том, кем был для родителей Ситка Чарли, но и потому что она стала понимать, что ученый из меня не получится.
      "Чего мы хотим? - спрашивают себя герои Льва Толстого. - Славы?". Слава не слава, но известность человеку не повредит. Дурак ты или умный, подлец ты или хороший человек, - не важно, но известность перекрывает все, с тобой начинают считаться. Это и есть тот самый "катарга кыру керег", который означает, что ты выбился в люди.
      С юных лет я видел себя литератором. Мне нравился процесс, увлеченность, независимость, которые дарила писательская работа. Сверну ли окончательно на литературную стезю, не самое главное. Мне важно знать, могу ли я писать?
      Поздно? Возможно. Но надо пытаться. Чтобы когда-нибудь не кусать локти.
      Вчера мама назвала человека, который поможет мне стать пишущим человеком. Это Галина Васильевна. Согласится ли она проверить меня? При мысли, что Черноголовина может пойти нам навстречу, стало страшноватенько.
      Мы долго ловили такси. Галина Васильевна живет по Ленина, выше пивзавода.
      - Александра Самсоновна! - Черноголовина и мама расцеловались.
      Все таки мы не мертвые, если такие люди считаются с родителями.
      - Я чай поставлю, - Галина Васильевна побежала на кухню.
      - Галина Васильевна, не надо, - тяжело дыша, матушка села за стол, - У меня срочное дело.
      - Да. - Черноголовина села напротив.
      - Вы знаете, что со мной происходит. Особенно после Улана...
      Галина Васильевна вздохнула.
      - Да... конечно...
      - Надо что-то делать.
      - Совершенно с вами согласна.
      - Я ему говорю, - она показала пальцем на меня, - садись, пиши, дурак. Он каждый день читает газеты, журналы и все впустую. Я б на его месте... Ох... Дурак, дурак...
      Черноголовина посмотрела на меня.
      Мама продолжала.
      - Но он боится.
      - Боится? Почему?
      - Он не верит в себя.
      Галина Васильевна ненадолго задумалась и спросила:
      - Вы что-нибудь раньше писали?
      - Кроме научных статей ничего.
      - Можете показать?
      - Да. Я привез их с собой.
      Я раскрыл папку.
      Черноголовина надела очки. Прошло минут пять. Писательница сняла очки.
      - Материал специфический. - сказала она.- Трудно что-то сказать.
      Галина Васильевна разочаровалась, но оставляла надежду.
      - Может сделаем так. - Она посмотрела мимо меня, на маму, как бы советуясь с ней. - Вы напишите что-нибудь ... Скажем, свободное от науки...Я посмотрю, потом решим, что можно сделать. Согласны?
      - Конечно.
      - Пожалуйста, только не бойтесь.
      - О чем писать?
      - Да без разницы. Хотя бы о своей энергетике.
      - Когда можно принести материал?
      - Когда он будет готов.
      Матушка слегка пристукнула костылем по полу. Она успокоилась и самодовольно смотрела на меня. Ее взяла.
      - Спасибо, родная наша.
      - Ну что вы, Александра Самсоновна. - Галина Васильевна обняла матушку. - Вы сами не волнуйтесь. Почему-то думаю, что у сына Абдрашита Ахметовича что-то должно получиться.
      В небе жгут корабли...
      В дверь позвонили. Я открыл, на пороге Доктор. Бледный, исхудавший, но живой.
      Кушать отказался. Его мучили боли в животе. Прошел в детскую и упал.
      Врач скорой оказался кирюхой Доктора по юности.
      - Нуржан, тебе нужна операция. - сказал кирюха.
      - Что у него? - спросила мама.
      - Похоже на внутреннее кровотечение. А может и ... - Врач не закончил и велел фельдшеру принести из машины носилки.
      Остановка внутреннего кровотечения процедура длительная. Пока шла подготовка к операции, кровотечение остановилось само по себе. Хирург подумал и решил повременить.
      Доктор пришел в себя, разулыбался и попросил принести помидоры.
      - Нуржан, с Надькой покончено?
      - Конечно.
      - Смотри, бухать тебе нельзя.
      - Да все я понимаю.
     
      Фанарин всерьез разрабатывает тему горения. Корифеи теории горения в СССР Зельдович и Хитрин. Юра отсылает статьи в "Вестник Академии наук СССР", где доказывает, что Зельдович и компания не правы. Нам же по секрету говорит, что Зельдович круглый дурак.
      Почему бы и нет? Трижды Героям труда тоже не возбраняется быть дураками. Хотя бы для того, чтоб олимпийский огонь не погас.
     
      И будет вечер с нитями звездных лет...
      - Так... - сказала Черногловина и сняла очки. - . Александра Самсоновна права.
      - Не понял.
      - Я сказала, все в порядке. - Галина Васильевна сдержанно улыбнулась. - Вам надо писать.
      Она протянула мне листки с моей писаниной.
      - Только вот что. Вы пишете об экономии энергии, о ЦСКА...
      - СЦК. Свинцово-цинковый комбинат.
      - Извините. Понимаете, чтобы заинтересовать читателя темой экономии энергии, надо ее очеловечить.
      - Как это?
      - В тексте я вижу отстраненность, научность... То есть то, что на ваш взгляд, кажется важным так и останется важным только для вас, если вы не увлечете за собой читателя за собой вещами интересными для всех.
      - М-м...
      - Но на сегодня и этого достаточно. На сегодня главное, что писать вы можете. Продолжайте в том же духе.
     
      Люби меня по французски...
      Наташенька, она же Черепушечка, большой специалист в этимологии. Например, слово "люблю", хохмы ради, прошепетывает "еблю", а песню "Кленовый лист" и вовсе поет так же, как понимаю ее я:
      Хреновый лист,
      Ты мне приснись...
      Мне не терпелось рассказать теткам о приговоре Черноголовиной.
      - Пошли на чердак.
      - Ты где с утра был?
      - У Галины Васильевны.
      - Кто это? - спросила Кэт.
      - Писатель. Она прочитала мою писанину и сказала, что мне нужно писать.
      - Правда? - Кэт поцеловала меня в губы. - Здорово!
      - Ты рада?
      - А ты как думал?
      Тереза Орловски протянула руку.
      - Поздравляю.
      - Рано. Надо работать. Сегодня высший день! Теперь можно послать к едреней фене эту науку. О, если б вы знали, как она мне остофигела! Уже начал про себя думать, что я идиот.
      - Я хочу тебя! - сказала Кэт. - Пошли на беклемиш.
      - Куда пойдем? Ко мне?
      - Можно у мамы побеклемишиться. Она сегодня дежурит.
      - Пошли.
      - Пузырек возьмем?
      - Не стоит. Мне надо работать.
      - Молодец.
      - Бяша, подожди. - засмеялась Орловски. - Хочу тебя еще обрадовать.
      - Что еще?
      - Приходила из приемной Лорик.
      - Ну и че?
      - Она интересовалась тобой.
      - В плане науки?
      - Вот именно. Спрашивала у нас, правда, что у вашего Бека член тридцать сантиметров?
      Лорик прелесть.
      -Что вы ей ответили?
      - Мы с Катькой побалдели... Девки в приемной думают, что ты нас обеих дрючишь. Кэт успокоила Лорика. Сказала, что у тебя вместо члена пипетка. Еще они думают...
      - Пусть себе думают, - перебил я Орловски. - Вот что, девчонки. Вы меня задолбали разговорами о моем маленьком...
      Как бы не успокаивала меня Кэт, но размер для них имеет не только эстетический смысл. Дабы понять с кем приходится иметь дело, я попросил Кэт и Орловски провести измерения у мужей. Сделать это, по возможности, не вызывая подозрений, с душой, не роняя телефонного аппарата.
      Как рассказала Тереза Орловски, к Валере, подобралась она с портновским сантиметром. Наташин благоверный поначалу непонимающе уставился на жену, возмущаться не стал, но и не позволил довести умысел до конца. Сказал, что ему известно откуда дует ветер.
      Для соблюдения корректности измерений Кэт проводила эксперимент при утреннем просмотре Гапоном передачи "АБВгдейка". В момент, как она говорила, активного узбекостояния. За неимением портновского сантиметра Кэт приставила к корневищу узбека ученическую линейку.
      Гапон человек от науки далекий, потому заорал:
      - Еб...лась?!
      - Не кричи. На работе попросили.
      У узбека тут же аппарат и обмяк.
      - Я Чокина убью! - пригрозил Гапон.
     
      - Только что говорила с Галиной Васильевной. - мама не утерпела до вечера и позвонила на работу. - Хвал, хвал... Твой язык ей нравится.
      Черноголовина переборщила. С языком-то у меня как раз беда.
      Мама потребовала, чтобы материал по вторичным энергоресурсам я отнес в "Казахстанскую правду". Статью вчера я отдал заведующему промышленным отделом Жданову.
      - Тема очень актуальная, - сказал Геннадий Николаевич, - Я посмотрю.
     
      "Зона риска"
      Вечером приехала Карашаш. Поговорить со мной. Она неплохо изучила меня и знает, как строить разговор.
      - На пьющего человека смотреть тяжело... Будешь продолжать пить, - никогда не будешь нужен людям.
      Еще Карашаш обсуждает с мамой тему моей новой женитьбы. У жены одноклассника Анеке (мужа Карашаш) есть разведенная племянница с ребенком. Племяннице 23 года, она врач, родители ее физики.
      Мама приторчала от перспективы заполучить в семью собственного врача.
      - Акен аурад, мен аурам. Бизге даригер керек.
      Хоть стой, хоть падай. Меня кто-нибудь когда-нибудь спросит? Я понимаю, врач в семье нужен. Но надо, чтобы и меня тянуло к врачу. Что хотите, но жениться я не хочу.
      - Ты - баран? - Матушка выдвинулась на танкоопасное направление. - Хочешь жениться на этой салдак катын? Дождешься...
      Маму напугал звонок тети Сони, матери Кэт:
      - Калыныз калай, кудагий?
      При живом, действующем зяте вопрос маман Кэт прозвучал как напоминание: за удовольствие надо платить.
      У подъезда меня вместе с Кэт засек Ислам Жарылгапов и спросил маму: "Бектас привел невестку? Поздравляю"..
      Теперь, когда Кэт приходила к нам, матушка при каждом звонке в дверь приказывала подруге прятаться.
      Знала бы мама еще и о том, что Кэт собиралась родить от меня ребенка, тогда... Да ничего тогда бы и не было.
      - Буду рожать. - решительно заявила Кэт.
      Мне нравится решительность коллеги. Узбеку она родила пацана. Может и мне тоже подарит сына?
     
      Калина - чудная Долина...
      Доктор позвонил Наде. Та пришла в больницу и началось... Без выписки он ушел из больницы домой к Надьке. Дуркуют они на пару в центрах.
      - За бабу он нас всех продаст. - сказала мама.
      Колорада ярмарка
      Экспериментальная ГЭС КазНИИ энергетики стоит на Малой Алма-Атинке, по дороге на Медео, в ста метрах от въезда на территорию второго дома отдыха Совмина. Построил Чокин ее после войны. Гидроэлектростанция крошечная, но работающая. Мощность ее что-то около 5 мегаватт, она участвует в покрытии пиков энергосистемы Алма-Атаэнерго.
      На ГЭС постоянно живут обслуживающий инженер, сторож. Иногда приезжает сюда поработать и подышать чистым воздухом Чокин.
      Гуррагча предложил Максу, Марадоне и мне:
      - Поехали на ГЭС. Организуем шашлык.
      Сказано - сделано. Поехали.
      В горах падал снег. Пили в вагончике, к вечеру спустились в город. Продолжили с Гуррагчей на хате у Салты.
      Салта, она же Салтанат, разведенная бабенция лет 27, живет однокомнатной квартире, в доме через дорогу от кинотеатра "Алатау". Отец ее в прошлом начальник городской милиции, у Салты двое детей, воспитанием которых занимается бывший муж.
      Салтанат по-казахски - торжество, праздник. В квартире Салты каждый божий день что-то отмечают и сразу же начинают готовиться к следующему празднику. Гуррагча и я застали Салтанат с подругами. Застали мы их за обсуждением плана празднования приближающейся 65-й годовщины Октябрьской революции.
      Гуррагча и я остались в квартире девушки-праздник до утра. Проснулись и я позвонил Олегу Жукову.
      - Вася, что делаешь?
      - Подваливай. Мамаша на дежурстве.
      В квартире Жуковых Кемпил, Энтерпрайз, однокашники Олега по юрфаку Жома, Баур и другие.
      - Кэт, что делаешь? - я позвонил на работу.
      - Че делаю? Работаю. Ты сам где?
      - У друга на хате. Привези чирик.
      - Куда подъехать?
      - Знаешь на углу Фурманова и Кирова восьмиэтажку?
      - Там внизу еще ювелирный магазин? Знаю.
      - Через полчаса я буду у входа в ювелирный.
      Была у Олега девушка Наташа. Глазастая евреечка. С ней у Жукова было в серьез. Настолько в серьез, что поверить было нетрудно любому, чей взгляд встречался с ее стреляющими по сторонам глазами. Напоролся на ее глаза и я. Напоролся и наплевал на Олега. Подсмотрел в его записной книжке ее телефон и позвонил.
      Она динамила меня. Близко не подпускала, но кое-какие, по мелочам, деньги принимала.
      Забывшись, я нарисовался с ней к Кочубею. Думал, молодой человек поймет и не станет закладывать. Понятия у геологов другие, Кочубей вбагрил меня Васе.
      - Бек разве так делают? - спросил Олег.- Ну скажи, нравится баба. Что я не пойму? Но втихоря от кентов...
      Было жутко не в жиляк. Не поднимая глаз, я выдавил из себя:
      - Вася, ну... Знаешь, говорят, бес попутал.
      - Да х...ня, - Олежка обнял меня.
      ...Кэт приехала вместе с Марадоной.
      Перепились. Обнимались с Кэт в Васиной комнате, болтали. Вышел на кухню к Марадоне. Она курила и рассказывала, где она с Максом вчера еще побывала. Вернулся в комнату и увидел разомлевшую Кэт. Боевую подругу ласкал Олег Жуков. Я налетел на него с кулаками.
      Нас растащили. Олег в умат пьяный рвался накумарить меня, испуганно кричала Марадона, ревела Кэт, ее утешал Гуррагча.
      Баур увел меня с хаты.
      На следующий день Кэт смущенно виноватилась: "Чего не бывает по пьяни". Я говорил, что сколько волка не корми - он и будет смотреть в лес, и что в социалистическом обществе падшим женщинам не должно быть места. За подругу вступилась Тереза Орловски.
      - Бек, ты же сам говорил: падшую женщину надо простить.
      - Наташа, замолчи.
      Я разлагольствовал и при этом вспоминал о том, как накануне вечером, вернувшись домой, не находил себе места из-за того, что Кэт осталась с Гуррагчой.
      Зазвенел внутренний телефон.
      - Бек, я тут на вахте. Спустись.
      Звонил Олег Жуков.
      Что он хочет? "Пришел разбираться". - решил я про себя и труханул.
      Вася поднялся со стула. Обнял.
      - Бек, прости. Пойдем бухнем.
     
      Главное, ребята, сердцем не стареть...
      - Уже лучше. - сказала Черноголовина.
      Она задумалась.
      - Солнечная энергия, водородная энергетика - все это интересно. Но... - Галина Васильевна вновь повторила: "Не надо забывать о читателе. Все же пойдем к нему навстречу".
      Я промолчал.
      - Вы кем работаете?
      - Младшим научным сотрудником.
      - Замечательно. Может напишите об институте? Кто знает, вдруг получится дневник младшего научного сотрудника?
      А что? Это идея. Только... Жизнь такая, какая она есть, вещь скучная. Это еще пол-беды. Наша повседневка состоит из подробностей, без упоминания которых она утрачивает достоверность. Чаще всего подробности эти выглядят настолько гнусными, что внимание к ним автора свидетельствует о его дурном вкусе. Поэтому строго необходимо выглядеть лучше, чем ты есть, для чего и собственно надо скрывать, что тебя в истинности интересует. О чем можно писать, а о чем нельзя? Ладно, сейчас не до этого, и не мое это собачье дело.
      И все же. О чем мне рассказать? Конечно же, не о том, что бухаю каждый день. Но я не только бухаю. Кое-что делаю. Вот именно, кое-что. Человек прекрасен, красив только в труде? Так? Так. Бывал я и на производ
      стве. В роли экскурсанта. Может изобразим из себя, что-то такое? Я вспомнил о принципе работы теплового насоса. Черноголовина поставила задачу: бросовое тепло - с температурой в диапазоне 45-50 градусов - сконцентрировать, уплотнить, поднять деградированный термодинамический потенциал до уровня, пригодного к использованию.
      В конце концов не я один живу скучно, мало кому есть что поведать другим что-либо из ряда вон выходящее, интересное. Литература - это стереотип, загоняется в рамки жанра. Отсюда потребность присочинять, домысливать, делать из опереточного сюжета собственной жизни нечто вроде драмы.
      Иначе нельзя.
      - Попробую
      - Пробуйте.
     
      ...Спасибо Вам, я греюсь у костра.
      В дверь просунул голову Курман, инженер лаборатории энергосистем. Сказал два слова:
      - Брежнев умер.
      Брежнев мне не сват, не брат, но стало страшноватенько. В комнате секунд на пять все замолкли.
      "Трибуна мавзолея на похоронах Брежнева вряд ли представила опытным физиономистам, психологам материал для, вызывающих доверие, выводов и обобщений. Соратник покойного стояли с отрешенными, непроницаемыми лицами. 70-летний Кунаев, как и все, думал, наверное, о смерти вообще и о есбе. В его возрасте смерти не боятся. Он, верно, думал и о том, как нелепая, если не брать во внимание билогическое старение организма, - неизбежность исхода, в своей внезапности, смерть старшего товарища может круто поменять планы, порушить надежды. Он быть может, думал и о том, что жизнь и в самом деле коротка, если уделять незаслуженно много времени и внимания удовльствиям души и тела, принимать близко к сердцу капризы судьбы, поддаваться соблазну отвлекать себя некими надуманными акциями...".
      Заманбек Нуркадилов. "Не только о себе".
     
      11 ноября, в день рождения Шефа, шел снег с дождем. Доктор с Надей приехали домой к Большому и якобы на картошку заняли у Светы (жены Большого) 50 рублей.
      Большого дома не было. Дома Эдька бывает редко, фестивалит с центровскими.
     
      Блондинка в шоколаде
      - Кого изберут председателем похоронной комиссии, тот и займет место Брежнева. - Я помнил, что председателем комиссии по организации похорон Сталина был Хрущев.
      - Да, - подтвердил Руфа. - Так и будет.
      Папа сказал, что Андропова не изберут.
      - У него нет высшего образования. - сказал он.
      Скорее всего. Тогда кто? Портреты Кириленко на демонстрации 7 ноября нести запретили. Секретари ЦК с полным членством в Политбюро Андропов, Горбачев, Черненко. Кто-то из них.
      Фанарин сказал, что Андропов не годится в генеральные секретари, потому что Юрий Владимирович еврей.
      - Посмотрите на его рожу. Типичный еврей.
      Руфа и тут согласился. В самом деле, Андропов янкель.
      К обеду по радио передали об избрании Андропова председателем похоронной комиссии. Кадровый вопрос решен.К вечеру прошло сообщение о Пленуме ЦК. Новый Генеральный секретарь ЦК КПСС сказал: "Отстоять мир можно, только опираясь на несокрушимую мощь наших вооруженных сил".
      Вот тебе и ответ на вопрос о роли личности в истории. Какой там к чертовой матери народ? Что хотят, то и делают.
      Поехали.
      ХХ век для России проходит под знаком борьбы с евреями у трона. Как удалось Андропову неостановимо подобраться к трону? По Фанарину вышло все просто. Над семитом с рождения висит запрет: еврею отказано в праве быть плохим. Андропов держал стойку и дождался своего часа.
      Сталин с евреями был строг, но понимал: без них российскому трону не обойтись.
      Все же почему евреев шугают? Что они натворили?
      С утра подошла Марадона.
      - В двенадцать в институте траурный митинг. Мне поручили выступить от комсомола,. - она замялась, - Не напишешь мне речугу?
      - Чичаза.
      Я наставлял Марадону:
      - Текст короткий... По бумаге не читай, речь заучи. Не тараторь, говори спокойно, делай паузы, изображай задумчивость. Понятно?
      - Понятно. А если что-то забуду?
      - Говорю тебе, тупо заучи, пачку колодкой и вперед!
      "Пачку колодкой". Легко сказать. Я уже и забыл, когда сам держал речь перед аудиторией. На лабораторных семинарах отмалчиваюсь, про секции Ученого совета и говорить нечего, - если докладываю свои статьи, мандражирую, на ходу забываю о чем речь.
      Марадона не боится толпы. Она упивается вниманием народа. Но выступала она так, что чувствовалось: текст не ее. Нет в ней артистизма, значения некоторых слов она не понимала. Но нашим и этого достаточно. Бывший комсомольский секретарь Юра Никонов потрясен, секретарь партбюро Сакипов после митинга скажет Марадоне: "Мы вас заметили".
      Шествие за райкомовской анкетой началось. Теперь можно подумать и о дисере.
      Со словом прощания вышел к народу и Чокин.
      - Я три раза встречался с Леонидом Ильичом, в бытность его Первым секретарем ЦК Компартии Казахстана, - Чокин, как и полагается диктатору, говорил тихо, но слышно было всем, - В 62-м я приехал в Москву и узнал о болезни Каныша Имантаевича Сатпаева... У президента нашей Академии при плановом медосмотре обнаружился рак легких... Леонид Ильич работал Председателем Президиума Верховного Совета... Из кабинета вице-президента Академии наук СССР Топчиева по вертушке я позвонил ему... Поднял трубку помощник Брежнева товарищ Кузнецов. Он сказал: "Леонид Ильич вышел из кабинета. Перезвоните через десять минут". Через десять минут я перезвонил и говорю: "Леонид Ильич, с вами говорит академик Академии наук Казахской ССР Чокин"
      "Я вас помню, Шафик Чокинович. - сказал Брежнев. - Чем могу помочь?".
      Я говорю: "Леонид Ильич, наш Каныш Имантаевич тяжело заболел. Врачи подозревают злокачественную опухоль. По этому вопросу я побывал у министра здравоохранения Курашова, рассказал о беде товарищу Келдышу... Теперь вот, памятуя о вашем отношении к Сатпаеву, позвонил и вам".
      "Вы сделали все, что могли, - сказал Леонид Ильич, - Теперь мы в ответе за здоровье Каныша Имантаевича. Не беспокойтесь. О том, что случилось с Сатпаевым я поставлю в известность членов Президиума ЦК КПСС и позвоню начальнику Четвертого управления Минздрава".
      О чем я хотел вам сегодня сказать? - Чокин поправил очки. - Товарищ Брежнев много сделал для казахского народа, для всего Казахстана. Может случиться так, что начнут вспоминать упущения, ошибки Леонида Ильича... В жизни всякое бывает... Мы всегда найдем способ оправдать себя, чужие ошибки мы смакуем... В этой связи напомню о простой вещи. О том, что умение быть благодарным всегда зачтется.
      А мы ведь ждали, когда умрет Брежнев.
      Почему Руфа благодарен Сталину? Однажды он рассказал, как в войну раз в неделю к ним в класс входила женщина в белом халате с мешочком и весами. Женщина взвешивала сахарный песок и ссыпала в ладони школьников. Поедать сахар надо было на глазах женщины в халате и учительницы.
      Руфа связывал сахар детства со Сталиным.
      Советские солдаты убивают стариков и детей в Афганистане. Чем больше запачкаются в крови, тем лучше. Советы терпят поражение от моджахедов - они угодили в ловушку. Так им и надо. Из Афганистана они никогда не уйдут.
      Тем не менее, эпоха Брежнева не могла существовать отдельно от меня. Что она дала лично мне?
      Всего и не вспомнишь.
     
      Глава 6
     
      Вихри враждебные веют над нами...
      В кабинете Чокина, за его спиной огромный гобелен. На нем изображена, низвергающая потоки воды, гидроэлектростанция. Стены кабинета обшиты полированным темно-коричневым шпоном. Рабочий стол, с перпендикулярно приткнутым столиком на двоих. Отдельно, по левую руку директора, большой стол для совещаний. Справа от рабочего стола вход в комнату отдыха.
      На столе у директора четыре телефона. Один общегородской, через приемную; второй прямой, третий внутренний, и четвертый - вертушка. Тут же письменный прибор из мрамора, пластмассовая карандашница и финтифлюшка для скрепок.
      Чокина никто не видел в институтском туалете. По большой нужде на работе ходят только иезуиты. Шафик Чокинович не показывался в общественном месте и по-маленькому. Впрочем, на крайняк, в комнате отдыха имеется умывальник.
      - Кто у тебя руководитель?
      Чокин цвиркнул. Он сидел в кресле, откинувшись левым боком на подлокотник. После обеда он принял меня по записи.
      - Каспаков.
      - Сколько тебе лет?
      - Тридцать один.
      - В твои годы я был уже главным инженером крупнейшего треста. А в тридцать два стал директором. - Сощурив правый глаз, Чокин изучал меня.
      Какой из него Чингисхан, знать не могу. Но на службе у генерала Горлова наш директор запросто переплюнул бы полковника Удивительного.
      - Тема твоей диссертации?
      - Методика оценки эффективности использования вторичных энергоресурсов.
      - Насчет тебя мне месяц назад звонил Ануарбек Какимжанов. Кто он тебе?
      - Дядя.
      - Диссертацию в установленный срок ты не защитил.- Чокин вновь прицвиркнул. - Более того, на настоящий момент с ней у тебя полная неопределенность. Теперь, как я понял, ты просишь, чтобы тебе помогли. Я правильно понял?
      - Да.
      - Каспаков тебе поможет. Но писать за тебя работу никто не будет.
      - Я понимаю.
      - Это одно. Про тебя я уже кое-что слышал. - Директор еще больше сощурился правым глазом. - На тебя поступает много жалоб.
      - Откуда?
      - Из лаборатории. - Чокин наклонился в правую сторону, посмотрел вниз, поднял голову и сказал. - Теперь иди.
      Разозленный я шел по третьему этажу, остановился у дверей второй большой комнаты и позвал в коридор Аленова.
      - Я был у Чокина.
      - Попал к нему на прием? Что он тебе сказал?
      - Юлит "папа". Но дело не в этом. Он сказал, что на меня поступает много жалоб из лаборатории. Кто меня обсирает?
      - Ты не догадываешься?
      - Кто?
      - Нурхан. Он бегает к Чокину по вечерам. Знаешь, почему он тебя вбагривает?
      - Почему?
      - Он недоволен, что ты со мной кентуешься. Нурхан завистник.
      Что Шастри завистник, мне известно. Да-а... Из-за Кула он бы меня не закладывал Чокину. Я знал, почему он меня сторонится..
     
      В цветочном Доктор с Надькой напоролись на Большого с компанией. Большой спросил за полтинник. Денег у Доктора нет, на такси Большой привез его к нам домой. В квартиру с Эдькой Шалгимбаевым зашел и Ес Атилов. И это еще не все. В моторе, прикрывая лицо шарфом, ждал их с деньгами Кеша Сапаргалиев.
      Дома были матушка с Эдит Пиаф - старшеклассницей вечерней школы Гульжан.
      Доктор переминжовался и молчал Препирались с Большим мама и Гульжан. Долг за Доктора матушка отдавать не собиралась и угрожала вызвать милицию. Большой и Ес говорили: "Вызывайте. Вам же хуже будет". Мама позвонила Жарылгапову. Сосед спустился и выдворил Большого с Есом.
      Что и говорить, Доктор не туда залез. И Большой тут стопроцентно прав. Но Есу Атилову и Кеше Сапаргалиеву память как оглоблей отшибло - они начисто все позабыли.
      Кеша Сапаргалиев с 44-го года. Чем он увлекался - я не помню. В юности Кеша дружил с Тараканом и старшим братом Пельменя - Галимжаном. В настоящее время всегда с иголочки прикинутый, болтался он чаще в центрах.
      Ес откинулся полгода назад. Сидел он за хулиганку. Как я уже отмечал, предпоследний в семье Атиловых сын, заматерел еще в семидесятых. По пьянке, говорил Пельмень, Ес представлял серьезную опасность.
      Может я и ошибся, решив, что в их памяти произошел сбой. Возможно, что они и помнили, как когда-то за них впрягался Шеф. Но Шефа нет и не будет. Должны они остались то Шефу, но не его оставшимся братьям. Справедливо?
      Справедливо.
      Только вот ежели бы они знали, что в доме покойного Шефа их ждет отпор, то вряд ли бы сунулись в соучастники восстановления справедливости.
      И это было бы, если не столь уж справедливо, но тоже по правилам.
      Пельмень рассказал, что Большой живет на квартире Еса. Атилов-средний женат на казашке по имени Лена. Шастают они по городу втроем.
      Доктора Большой и Ес не тронули. И на том спасибо. "Могло быть хуже". - подумал я.
     
     
      Я позвонил Жданову.
      - Геннадий Николаевич, я вам приносил материал по вторичным энергоресурсам. Помните?
      - Помню. - сказал заведующий промышленным отделом. - Статью я передал корреспонденту Паутову. Звоните ему.
      Юрий Романович Паутов служил в ВДВ, выпускник журфака КазГУ. Работал в пресс-центре Минмонтажспецстроя, корреспондентом молодежной газеты "Ленинская смена". Жена его когда-то закончила хореографическое училище, сейчас работала диспетчером в автоуправлении. У них дочь школьница.
     
      С Зорковым я не знаком. Общался с главным энергетиком УК СЦК Шастри, при разговорах я стоял рядом и слушал. В материале я успел много чего понаписать и про Озолинга, и про Зоркова.
      Галина Васильевна читала про себя и отмечала слух: "А вот этого не надо... Может над этим еще подумаете?". Черноголовина вспоминала слова Бианки и аккуратно напоминала: "Не надо разжевывать... Думать, что читатель глупее вас, не следует. Часто читатель умнее писателя".
      Мне не только не терпелось отнести очерк в "Простор", я уже не сомневался в своей профпригодности и подумывал, что Галина Васильевна в очередной раз выправляя стиль, конструкцию материала, излишне перестраховывается.
      Я звонил Паутову:
      - Юрий Романовч, когда?
      - Не волнуйтесь. Материал пойдет. Сами понимаете, газета не резиновая. Почти каждый день выходят документы партии и правительства. Они - первоочередные.
      В декабре вышло Постановление ЦК КПСС и Совмина СССР "О вторичных энергетических ресурсах". Я вновь позвонил Паутову:
      - Юрий Романович, вы в курсе Постановления ЦК?
      - В курсе, в курсе. Говорю вам, не волнуйтесь.
      Статья грозила застрять. К давлению на "Казахстанскую правду" мама подключила Галину Васильевну и Карашаш.
      Черноголовина попросила помочь приятелей журналистов, Карашаш настрополила ответсекретаря своего журнала во что бы то ни стало добыть результат.
      Я отдавал себе отчет, как может разбушеваться Чокин, буде статья напечатана в "Казправде". Не знаю, как в других институтах Алма-Аты, но программные материалы из недр КазНИИ энергетики в главной газете республики выходили исключительно за авторством Шафика Чокиновича с довеском- за подписью ведущего спеца по теме. О том, чтобы какой-то мэнэсишка, да еще и сам на сам, отдал материал в газету по главной проблеме дня - энергосбережению - директор не подозревал.
      "Лишь бы материал вышел, - думал я, - директор побазарит, побазарит, да успокоится. Ничего, переживем".
      Статья не вышла ни в ноябре, ни в декабре...
     
      "Что ты знаешь монах, кроме собственной кельи?".
      Мигель де Сервантес. "Дон Кихот Ламанчский". Роман.
      Вечером позвонила Галина Васильевна:
      - В последнем номере "Нового мира" напечатана проза Вознесенского "О". Прочитайте.
      - Как вы сказали?
      - Я сказала "О". Просто "О". Думаю, в работе Вознесенский вам пригодится.
      "Новый мир" выписывают Есентугеловы. Вечером следующего дня Квазик привез журнал.
      Прозу Вознесенский пишет блестяще. Поэт рассказывает о встречах с Муром, Пикассо, Пастернаком и другими.
      Идем дальше.
      "За спиной я ощутил дыхание Вечности..." - пишет поэт. Вечность, свидетельствует толковый словарь Ушакова, - время, не имеющее ни начала ни конца. Еще в словаре говорится о том, что кануть в Вечность, значит, умереть, навсегда перестать существовать.
      Вознесенский кануть в Вечность не хочет, но что означает "ощутить за спиной дыхание Вечности"?
      В прямом, буквальном смысле?
      Поэт пишет о несостоявшейся попытке самоубийства. Я не помню из-за чего он решил стреляться. Кажется, из-за поэзии. Решил, но остановил себя, подумав, "о том, кто придет после меня".
      Здесь он играет. Играет неубедительно. Мысль о самоубийстве - по факту суицид. Не верится, что ухоженный, рафинированный, вполне себе сытый литератор может всерьез задуматься о казни над собой. По-моему, настоящему самоубийце ни до кого дела нет. Какая разница, кто придет после тебя? Вы как хотите, но не вяжется театральная эстетизация с выстрелом себе в рот.
      Читая "О", убеждаешься, проникнуть в круг друзей автора можно, только заделавшись Муром, Пастернаком, Высоцким, на худой конец, Пикассо. Всем остальным вход туда заказан.
     
      С жалобой на Надю Копытову на прием к Чокину прорвалась жена Сподыряка.
      - Ваша сотрудница уводит мужа из семьи! - огорошила директора супруга Николая Тимофеевича.
      Чокин слушал-слушал, потом встанет и как заорет:
      - Господи, боже мой! Уходите! Ничего из дома не носите на работу!
      Супружница завлаба не вняла предостережению директора и продолжала зашугивать Надю Копытову.
      Надя плакала и говорила:
      - Эта ... караулит меня у дома... Боюсь в подьезд заходить.
      В милиции заявление на жену Николая Тимофеевича не примут. Еще и отчитают Наденьку. Ей волноваться нельзя.
      Думать нечего, помочь мог только товарищ детства Бохча.
      Бохча, он же Бахытжан Абишев, бывший сосед моего одноклассника Лампаса и Алима Кукешева. Он работает инспектором отдела кадров УВД города и никому из кентов в помощи не отказывает. Пару раз я уже к нему обращался - Бохча выручил без вопросов.
      Я ему позвонил и Бохча велел участковому напугать жену Сподыряка.
      Надя Копытова без ума от радости. Всучила бутылку коньяка.
      Я ей тискаю: "Ты что, Надя, брать со своих за падло!".
      Она: "Ладно, тогда передай бутылку человеку, который помог мне".
      Я умолчал, что вот уж Бохча, тот со своих действительно никогда не возьмет, но пузырь, для вида отказываясь, у Нади я забрал.
      Надя раззвонила женщинам о моем бескорыстии. Раззвонила так, что Марадона решила, что у меня большие связи в ментуре и в свою очередь звонила комсомольцам, будто в моих силах поломать дело любой серьезности. Это при том, что муж Марадоны сам работал в том же отделе кадров городского УВД вместе с Бохчой.
      Звон долетел и до ушей Юры Никонова, бывшего комсомольского секретаря, математика институтского ВЦ.
      ...Объявился Лампас. Он несколько лет работает на Мангышлаке. Приехал в отпуск с кишкой денег в кармане.
      Мы пили и слонялись по городу.
      - Как Джон? - спросил одноклассник.
      - Ну...
      - Ясно.
      К концу прогулки очутились у ЦГ. В гастрономе выбросили польское пиво. Польским пивом Лампаса не удивишь. В Шевченко кроме сгущенки и сырокопченой колбасы свободно продается чешское пиво пяти сортов.
      - Возьмем по паре польского? - предложил Лампас.
      - Как хочешь, - пожал я плечами.
      У меня голяк.
      - Теперь твоя очередь покупать. - сказал одноклассник.
      Я немного офигел, но ответил:
      - Я пустой.
      - Когда у тебя будут деньги?
      Примечательно то, что Лампас, хоть и датый, но смотрел на меня строго и требовательно.
     
      У Галины Васильевны взгляд цепкий, острый. Текст читает быстро, молниеносно схватывает суть.
      - Может сделаем так... - Черноголовина подперла ладонью подбородок и улыбнулась. - Вот вы написали много про Зоркова... Что характер у него резкий... Несколько отдалили от себя... Я думаю, лучше было бы, если вы напишите что-то такое о связи Зоркова с вашей несостоявшейся защитой диссертации... Что, мол, человек он отзывчивый, добрый...
      "Зорков прочитает про себя и ошизеет." - подумал я.
      - Можно. - сказал я.
      - Еще вот что. - Галина Васильевна уже не улыбалась. - Композиция имеет важное значение... Удачная конструкция облегчает восприятие, помогает понять замысел автора... Но... - Черноголовина сделала паузу и сказала: "При любой композиции начало и конец произведения обязательно должны перекликаться!".
     
      Сподыряк выговаривал Серику Касенову:
      - Тебя все ищут... Тебя постоянно нет ни в комнате, ни на стенде, ни в библиотеке. Только и слышу: "Касенов только что вышел...". Но тебя нигде нет. Как объяснить?
      Серик и сам удивлен. Вот он же я! Что меня искать, когда я всегда с собой?
      Касенов пожал плечами: "Сам не пойму... Мистика...".
      Серик Касенов всерьез относится к мистике. Уверяет: цифры, числа имеют смысл.
      - Самый опасный год - високосный. - говорит он.
      С этим-то я согласен.
      Наступающий 83-й вроде ничем не грозит. 83 - число простое, делится на себя и единицу.
     
      Не обещайте девам юным любови вечной на Земле...
      Луноликой метисочке Айгерим 19 лет, она студентка юрфака. Она была у Олега Жукова после евреечки Наташи.
      Зинаида Петровна уговаривала Васю жениться на Айгерим.
      - Айгерим, девушка хорошая... Олег, что ты тянешь?
      Олег не тянул. Я долго не мог заснуть в Васиной комнате, когда Олег в большой, через стенку, комнате беклемишил Айгерим.
      Стоял грохот, сотрясались стены. Потом устанавливалась тишина, прерываемая смехом студентки. Я засыпал, но минут через пятнадцать, Олег вновь устраивал в квартире стенотрясение.
      У Васи волосатая грудь колесом. Поддатого его часто перемыкало. Ни с того ни сего он мог перевернуть накрытый стол. Олег мычал и выставлял вперед растопыренные пальцы:
      - Что вы мне муму е...те!
      Переживала ли Зинаида Петровна за то, что сын бросил университет - не знаю. При мне она больше говорила, что хватит развлекаться - пора жениться. Ей хотелось понянчить внуков. Вася и сам любил детей, но задуматься над тем, что пришло время зажить упорядоченной жизнью ему было недосуг.
      С утра до вечера в голове у него кенты.
      Матушка и Зинаида Петровна никогда не встречались. Знакомы они были по телефону. Что интересно, Жукова хорошо знала людей, околачивавшихся в приемной Первого секретаря не только в лицо, но безоговорочно разделяла мамино мнение о некоторых из них.
      Матушка делилась с Зинаидой Петровной и свежими сплетнями и плодами собственных умопостижений. Наслушавшись маминых измышлений про одного из заместителей прокурора республики, Жукова хваталась за голову: "Куда смотрит товарищ Мирошхин?".
      На женские праздники технических работниц секретариата от лица первого секретаря поздравляла его супруга Зухра Шариповна. Духи "Фиджи", "Клима", принесенные домой Зинаидой Петровной, Олежка не имел привычки передаривать своим подругам. Подарки возлюбленным он покупал на собственные деньги.
     
     
      Я попросил Руфу созвать профсоюзное собрание. Зачем это я сделал? Общение с Черноголовиной проделало со мной работу. Хорошо еще , что я отдавал себе полный отчет в том, что я бездарь, но... Но бездарь не простой. Бездарь, который способен выучиться тому, что никогда не освоят мои друзья-товарищи.
      Каспакова на работе нет неделю. При нем я бы не осмелился созывать собрание.
      Я подумал, что в услугах Шастри больше не нуждаюсь и устроил ему публичную выволочку. Считал, что стопроцентно прав и что все меня поддержат. Так оно и произошло, если бы не Шкрет. Он вступился за Шастри и поволок на меня. Нурхан говорил, будто доносил на меня Чокину не он и не собирается оправдываться.
      Через неделю на работе появился Каспаков. Он недоволен моей инициативой, считает, что я много на себя беру.
      Шкрет окончательно обозлил меня. Решено поставить его на место. Какое у него место? Скоро он узнает какое.
     
      Новогодние посиделки совпали с 60-летием образованием СССР. По этому случаю Рая Кулатова записала Марадону и меня на радио. Не узнал свой голос. Серик Касенов сказал, что мое выступление ему понравилось. В это же самое время, когда мой голос звучал из трехканального радиоприемника с космополитических позиций, Кэт осмелилась меня ослушаться. Точнее будет сказать, приревновал я ее и сильно пнул сапогом в задницу. Пнул, наперед зная, что мужу жаловаться Кэт не пойдет.
      Аленов попытался пристыдить: "Ты что делаешь?".
      - Мало ей, - сказал я. - Не суйся не в свое дело.
      С Дагмар вижусь раз пять-шесть в год. Два года подряд привожу ее на елку в КазНИИэнергетики. Институтские новогодние утренники - смотр талантов детей сотрудников.
      Дагмар вырядилась в костюм лисы, Алена, дочь Терезы Орловски испугалась и заплакала. Дагмар успокаивает ее:
      - Я не настоящая лиса.
      Дети убежали в актовый зал и Муля выставил оценку Алене:
      - Смотрите, какой у нее противный нос. Типичная жидовочка.
      Трехлетний Кама, сын Марадоны бегает по коридору с криком: "Я - бандит!". Когда он разбил оставленное ремонтниками оконное стекло, мы засмеялись: "Точно, маленький бандит".
      Фатька, сын Кэт бандитом стать не мечтает. Малыш жмется к матери и испуганно поглядывает по сторонам..
     
      На старой квартире в 64-м мама чистила чайник и залила в него на ночь уксус. Доктор пришел за полночь пьяный. Его душил сушняк, он пошел на кухню и через носик отпил пол-чайника. Доктор сучил ногами на полу до приезда скорой. Папа стоял рядом и торжествовал: "У тебя земля горит под ногами! Собаке собачья смерть!".
      Бывшая жена Нэля называла Доктора непутевым, философ Макет кретином. Собутыльники и анашокуры считали моего брата обычным пофигистом.
      Права оказалась Нэля. Потому что беспутная женщина суждена только непутевому мужику.
      Спустя полтора месяца после встречи с Большим в цветочном Доктор пришел домой с жалобой на Надьку. Он застукал ее с другим.
      В 79-м Доктор радовался: "Надька родит мне ребенка!". Какой бы от них получился ребенок трудно представить. При всем бродяжьем образе жизни, какой вел Доктор, отец из него был бы любящий. От детворы он, как и все мои братья, тащился.
      Сейчас, в январе 83-го Доктор уже не ждал от Нади ребенка и тихо рассказывал маме на кухне подробности измены подруги. По тому, как он и матушка негромко разговаривали, я сделал вывод, что с Надькой наконец покончено.
      Слушая сторонние рассуждения о непутевых, я пришел к выводу, что речь идет о людях, не знающих, чего они хотят. Потому и чертят непутевые по жизни зигзаги. Прямая линия биографии - самый правильный путь. Что мы хотим от жизни? Глядя на то, как в 60-х и 70-х отец после просмотра программы "Время" пил кефир на ночь, я думал, что это не то, к чему человек должен прийти после многолетних трудов. "Это не жизнь, - говорил я себе, - это не про меня".
      Теперь же наблюдая, чем озабочены окружающие, видя, как они переживают или радуются из-за ничего не стоящей чепухи, я приходил к выводу, что никто из нас не знает, чего он в сущности хочет от жизни. То есть вопрос не в том, кто из нас правильней живет, а в том, к что к старости человек созревает для понимания, что смысла в жизни нет, потому и доволен уже и кефиром на ночь.
      Все просто.
     
      Гульжан опять устроила скандал, вновь грозится уйти. Мы привыкли к ней. Уйдет она и кто будет работать?
      Мама позвонила Бирлесу.
      Всепогодный истребитель-бомбардировщик вновь поднялся в воздух с аэродрома подскока.
      Эдит Пиаф всерьез рассчитывала на Бирлеса. В свою очередь Бирлес не Марсель Сердан и признавался мне: "Что-то мне больше не хочется с ней".
      Про Бирлеса матушка говорила:
      - Бирлес-жан мне сын.
      Ахметжанов отвечал взаимностью и говорил мне:
      - Ты - мой брат.
      Брат мой новый в тайне от меня посвящен в детали плана мамы и Карашаш.
      Девушку, на которой решили они меня женить, зовут Айгешат. Казашка, а имя то ли чеченское, то ли азербайджанское. Одно время в Москве с таким названием портвейн продавали.
      В женщине враче есть что-то пугающее. Врач в стационаре или поликлинике человек могущественный, пациенты перед ним трепещут. Жена-медик, полагал я, оценивает мужа, в первую очередь, с клинических позиций, как потенциального претендента на койку в наркодиспансере. Если таковая отважится принять мамин план к реализации, то вникнув в подробности нашей семейной биографии, она в своих выводах пойдет гораздо дальше наркодиспансера.
      Но чтобы отважиться войти к нам в дом врачу-снохе, она должна быть тоже немного с приветом.
      Кэт была в курсе маминых планов и в присутствии Гуррагчи высказалась о перспективах моей семейной жизни со скепсисом:
      - Она молодая... С ней у тебя не будет жизни.
      - Почему?
      - Как мужик ты слабак.
      "Какого ж рожна ты со мной яшкаешься?". - разозлился я про себя и ничего не сказал.
     
      И не выросла еще та ромашка,
      На которой я тебе погадаю.
      На улицах февральская слякоть и сумрак.
      Доктор сидел на топчане мрачнее тучи и о чем-то молчал.
      - Не переживай. - сказал я. - Пойдем лучше покушаем.
      - Пошел на х...! - он с ненавистью сверкнул на меня глазами.
      С утра он ушел.
      К вечеру позвонили из Фрунзенского РОВД и сообщили: в кафе "Арман" Доктор пырнул ножом официантку Надежду Русакову. Куда он ее ткнул, маме не сообщили, но ранение легкое. Надьке все нипочем, по факту хулиганства в общественном месте возбуждено уголовное дело.
      22.02.83.
      гор. Алма-Ата
      Матушка, Бектас!
      Во первых, прошу простить за то, что совершил большую глупость. Но теперь уже поздно рассуждать об этом. Придется расплачиваться дорогой ценой. Ведь мне сейчас дадут особо строгий режим, а если принять во внимание что у меня снова открылся активный туберкулез, то очень мало шансов на то что когда-нибудь я освобожусь, т.к. срок вынесут мне где-то порядка 10 лет. Так что дела оставляют желать лучшего. Немного можно, конечно, облегчить участь, но для этого нужно чтобы Надька написала встречное заявление, в котором указала бы, что виновата она и своим поведением вынудила меня поступить таким образом, но я сомневаюсь, что она согласится на это, да и вообще, мне кажется, весной она уедет в экспедицию и не явится в суд и мне тут в тюрьме придется париться, пока ее не найдут, т.е. до Нового года.
      Дело очень серьезное и следствие, по всей видимости, надолго затянется. Нахожусь сейчас в туберкулезной камере тюремной больницы...
      Письмо это отправляю очень сложным пуьем и не совсем уверен, что оно дойдет до Вас, но все же надеюсь на лучшее и жду от Вас конкретных действий и решений. Очень нервничаю и переживаю за Вас. Еще раз прошу простить меня и не судить слишком строго. Видимо, я законченный дурак.
      Крепко целую Вас и обнимаю.
      Ваш Нуржан.
      Девушка-студентка... Мобильные...
      Эх, елки-моталки... У Окуджавы есть песня. Песня, от которой меня сильно тряхнуло. Слышал я ее один раз по телевизору в конце 70-х, ни одного слова не запомнил. Теперь даже не помню, о чем в песне речь.
      Вспоминаю Лену Светлову. Как с ней было легко! Воздушно легко.
      Пугачева поет: "Ах, лето...". Мне слышится: "Ах-метов... Лето звездное, будь со мной...".
      Знала бы ты, Лена, что и теперь мне не хочется в Париж. Причина другая и более веская, нежели та, по которой в начале августа 69-го мне не хотелось ехать поближе к пляц де Пигаль.
      В Париже меня никто не ждет...
      В последнюю встречу я посылал тебя в жопу, а сам всю жизнь нахожусь если не в глухой заднице, то где-то рядом.
      Маску для подводного плавания, что ты разрешила мне оставить себе я подарил одному балдежному пацаненку в сентябре 69-го, а портрет на ватмане, который ты написала коктебельской акварелью, в нескольких местах порван.
      Он со мной.
      Что еще осталось после тебя?
      Твой запах.
      Я вдыхаю его всякий раз, когда подходит молоко на плите. Вспоминаю и Солнце поселка Планерское. Иногда гадаю, как сложилась твоя жизнь. Почему-то кажется, что у тебя тоже дочка. И не одна. Ты мечтательна и потому ... Потому ты замужем побывала не один раз.
      Теперь вот вспоминаю тебя и понимаю: а ведь был я счастлив не только в доме дяди Ануарбека Какимжанова, но и в юности. Правда, тогда мне казалось, что все наоборот. Говорят, вредно жить прошлым. Но если кроме прошлого ничего нет, то, что тогда?
      Так я думал в феврале 83-го и ни о чем не подозревал, потому что "даже Юпитеру не подвластно отменить то, что уже произошло и что унесло с собой быстротекущее время".
      Такие дела, такая жизнь, Лена. Умом понимаешь, что ничего больше не будет, но жить надо. Как надо довольствоваться и тем, что имеешь и не рыпаться.
     
      Мужичок с гармошкой...
      Юра Никонов хорошо играет в шахматы и увлечен слепым математиком Понтрягиным. Никонов с быстрой реакцией и неплохим юмором. У него маленький сын от второй жены, на ВЦ у него любовь - оператор Таня Воротилова.
      Тане 23 года, у нее тоже маленький сын. Есть и молодой муж-водитель. Год назад он кого-то задавил и сейчас в тюрьме.
      С Юрой мы никогда не пересекались.
      Сейчас он сидел напротив меня.
      - Мара мне говорила, что у тебя связи в милиции...
      - Тебе зачем?
      - Понимаешь... Работает у нас Яша.
      - Розенцвайг?
      - Да.
      - Дальше.
      - Сейчас у него неприятности. Яшу обвиняют в хищении казенного имущества.
      Расхититель соцсобственности попался.
      - Хищения не было.
      Ну да не было. Рассказывай. А я послушаю.
      - Ты то откуда знаешь?
      - Я его знаю.
      - Что представляет собой Яша?
      - Очень хороший человек. Знаю, что окружающие смотрят на его невзрачный видок и делают неправильные выводы. - Юра вздохнул. - Люди они такие... А Яша человек добрый...
      - Ты хочешь, чтобы я ему помог?
      - Да.
      - Марадона наплела про меня черт знает что. Если кого-то из ментов я хорошо знаю, то все они мелкие сошки. - На расхитителе можно нагреться. Потому я не стал от него полностью отворачиваться. - Думаю, попробовать можно.
      Помочь Розенцвайгу я вряд ли помогу. Но пока то да се, его можно хорошо подоить.
      Юра встал со стула.
      - Так, мне звать Яшу?
      - Зови.
      У Якова Залмановича голубые глаза и нос как у Терезы Орловски. Саян говорит, что Розенцвайг до сих пор не женат, потому что боится: придется с женой делиться. Это мы сейчас проверим, как у него обстоят дела с делительными способностями.
      - Понимаешь... - Яша рассказывал широко открыв глаза, но при этом смотрел куда-то вниз. - Прошлым летом в магазине "Радиотехника" по безналичному расчету я приобрел для института три музыкальных центра, четыре радиоприемника "Океан" и еще кое-что по мелочи... Месяц назад в магазине обхэсэсники проверяли, кто что покупал по безналичному ... Пришли ко мне и потребовали показать, где находится товар из магазина. На момент проверки из музыкальных центров на месте находился только тот, что я купил для дискотеки. То же самое с радиоприемниками...
      - Ты их пихнул?
      - Нет. Вещи были на руках. Сейчас они возвращены в институт.
      - Я не вижу здесь криминала. Ты не должен колоться и все тут.
      Яша мотнул подбородком.
      - Как бы не так. Они заставили признаться в факте хищения.
      - Ты странный...
      - Ничего странного. Следователь сказал, что если я не признаюсь, то они проведут комплексную ревизию в институте за последние пять лет. Я и...
      - Понятно.
      Решение созрело.
      - Есть у меня один человек. Преподаватель юрфака. Менты-заочники от него зависят... - я вспомнил о Кенжике. - Ты посиди здесь. Сейчас я ему позвоню.
      - Он отзывчивый человек?
      - Очень.
      Кенжик человек не только отзывчивый, но и много пьющий. Такой не откажет.
      - Була, привет. Надо встретиться.
      - В чем дело? - строго спросил Кенжик.
      - Не телефонный базар. Для начала надо бухнуть.
      - Ладно, - лениво согласился одноклассник. - В шесть позвонишь.
      Яша сидел за моим столом и ясными глазами изучал развешанные плакаты Кула с эконометрическими уравнениями.
      - Все в порядке. В шесть часов он ждет моего звонка. Расскажешь ему все. Парень он с воображением, сделает все, что может.
      - Может в ресторан пойдем? - предложил Розенцвайг. - Там и поговорим.
      - Само собой, - сказал я. - В пивнушку отзывчивый человек не пойдет.
      В ресторане "Иссык" гремел оркестр. Юра Никонов танцевал с Таней Воротиловой. Яша Розенцвайг ездил по ушам Кенжика.
      - Была попытка хищения...
      Кенжик пьет, не закусывая. Одноклассник смотрел мимо Яшки.
      - До университета я и сам работал в РОВД. Людей разных повидал... Яков, ты на вора не похож...
      Дело в Советском РОВД у следователя Кожедуба. Кенжик подумал и решил, что развалить дело сможет Иоська Ким. С весны 80-го Була и Иоська плотно кентуются.
      Юра Никонов и Таня Воротилова вернулись за стол.
      У Воротиловой тело худенькое, глаза востренькие. Никонов с улыбкой ухаживал за оператором, она по-мартышечьи постреливала глазенками по сторонам.
      - Предлагаю выпить за моего корефана Булата Сакеновича, - сказал я, - В то время, когда вновь стали сажать людей за три копейки, он не отворачивает лица от униженных и оскорбленных. Дай всем нам судьба такого, как у Булата Сакеновича, постоянства!
      Кенжик с холодным, невозмутимым лицом заметил:
      - Деньгами я не беру. Мой покойный отец-профессор говорил, чтобы я не брал деньгами.
      - Яша, ты понял? К следующей зиме ты подаришь Булату Сакеновичу лошадь. На прокорм.
      - Какой разговор!
      У Никонова жена строгая. Он не хотел расставаться с Воротиловой, но надо.
      - Бектас, поручаю тебе Таню, - с грустной улыбкой надежды он смотрел на меня, - Посадишь ее на такси?
      - Не волновайся. Посажу, - сказал я и посмотрел на оператора ВЦ. - Езжай себе с миром.
      Воротилова все поняла. Кивнула и продолжила выпивать и закусывать.
      Тосты продолжились дома у Кенжика. Яша разговаривал с Кенжиком в зале, я раздевал Воротилову в спальне. У нее упругое, гибкое тело, но недоумок отказывался подчиняться.
      Я улегся на кровать и заснул.
      Проснулся рано. Было еще темно. Где Воротилова?
      Вышел в коридор, на вешалке ее пальто. Заглянул в залу. На диване одетыми спали Кенжик и Воротилова.
      - Таня! - позвал я.
      - Сейчас.
      Она не спала. Поднялась с дивана и прошла за мной в спальню.
      - Что?
      - Ложись со мной.
      - Булат ночью пошел меня провожать,- рассказывала Воротилова, - Такси не смогли поймать и я вернулась.
      - Правильно сделала. Булат тебя ...?
      - Не-ет... Мы разговаривали, потом заснули.
      Кошечка врет. Пусть себе врет.
      Получилось так себе. Воротилова пустилась в лирику и чуть не плакала.
      - Не переживай, - утешал я оператора. - Улица полна неожиданностей.
      - Я не переживаю... Просто у моего мужа член здоровый... Девки говорили, что у тебя тоже... - она запнулась.
      "Обманули дурака на четыре кулака".
      - Агромадный? - продолжил я за нее и попросил. - Танечка, не плачь. Я все равно тебя люблю.
      - Да ну тебя.
      Воротилова утерлась и улыбнулась.
     
      Глава 7
     
      "...Улетал из Павлодара в предвечерье. Липкая духота в салоне испарилась с набором высоты. Сквозь овал иллюминатора я окидывал взглядом уменьшавшиеся поля, редкие, с пролежнями, леса, голубые озера... Закатное Солнце не отставало от самолета, бросая багровые отсветы на темно-синий горизонт. Нырнув в облака, наш "Ту" скрылся от погони. Выйдя из молочной пелены, я вновь увидел Солнце. Наше светило зависло, утопая на добрую четверть во вздыбленной хорде облаков и, держа самолет на невидимой привязи, вновь помчалось за мной.
      Не заметил, как пропал наш поводырь. Мы летели одни. Только фиолетовая пустота стояла передо мной. Казалось, поднимись чуть выше самолет, и мы очутились бы перед вратами вечности. Вселенная расширяется, галактики устремляются в многотысячелетний разбег. Бесконечность Вселенной не постигнуть разумом. От этой мысли идет голова кругом... Невообразимое, непостижимое... Все земное меркнет перед лицом, лежащей по ту сторону сознания, беспредельности. ...Сколько жизней растворил неутомимый ход Солнца по бесконечному кольцу! Непрерывно искажающиеся протуберанцы срываются с кипящего термоядом обода светила и летят по необъятным просторам мирового космоса... И вот в этой круговерти должен родиться, расти, жить человек. Как много и как мало знает он о себе! Как много он сделал, и как много ему предстоит! Несется Земля, раздираемая на части страстями, кажущимися такими мелкими и суетными перед лицом необозримого величия. Летит Земля, неся на себе нас, людей, пытающихся осмыслить свое место в непреодолимой круговерти неугасимой жизни".
      Шафик Чокин. "Четыре времени жизни". Воспоминания и размышления.
     
      - Да, да! - на том конце провода раздался вежливый голос..
      - Юрий Романович? Здравствуйте, вас беспокоит автор материала о вторичных энергоресурсах Ахметов, - я звонил корреспонденту "Казправды".
      - Я узнал вас, - голос Паутова в трубке зазвучал резко, крикливо. - Слушайте! Я устал отвечать на звонки относительно вас.
      - Какие звонки?
      - Не придуривайтесь. Звонят мне из разных мест люди и просят ускорить публикацию вашего материала. - корреспондент сделал паузу и пригрозил. - Предупреждаю, если раздастся еще один звонок, судьба вашего материала окажется плачевной. Понятно?
      - Понятно.
      Мы перестарались. Со дня выхода Постановления ЦК КПСС прошло четыре месяца, а этот Паутов, похоже, намеренно затянул с печатанием. Актуальность статьи сошла на нет.
      Ну и фиг с ней.
     
      "Немало есть людей, которые сочувствуют мне в беде. Но тех, кто способен найти в себе силы порадоваться моему успеху, отыщутся считанные единицы...". - я зачитал маме цитату из статьи Евтушенко в "Литературке".
      Матушка похвалила поэта: "Молодец Ебтушенко!" и просила прочитать вслух почти готовый очерк.
      - Ты ни черта не поймешь. - отмахнулся я.
      - Читай. - упрашивала мама. - Все пойму.
      Я читал, матушка слушала, глаза ее разгорались. Почти как тогда, в 57-м, когда она слушала папин перевод "Порт-Артура". "Хорошо!", - сказала она.
      Зашел проведать папу Ислам Жарылгапов. Мне интересно знать, каков, на взгляд всеведущего соседа, готовый очерк.
      - Секе, прочитайте... - мама подала Жарылгапову стопку листов.
      - Ол не?
      - Бектас жазган.
      Дядя Ислам некоторым образом смущен.
      - Почему я должен читать?
      - Бектас просил... Сказал, что вы гений.
      Сосед усмехнулся и сел читать. Я с нетерпением ждал и наблюдал за выражением его лица. В глазах Жарылгапова прочитывалась едва заметная насмешка. "Нет, это мне кажется, - думал я, - очерк должен ему понравиться".
      Дядя Ислам читать закончил и заметил: "Здесь у тебя несколько ошибок. Ты пишешь "в течении времени". Тогда как надо, "в течение". Писать "в течении" нужно, если речь идет о воде, о реке... Еще ты пишешь "Тезей", а надо "Тесей".
      Жарылгапов спрятал очки в футляр.
      - Писать ты умеешь... Но скучно, - дядя Ислам быстро разыгрался. - Это не твоя вина, а твоя беда. Беда всех людей книжного ума... - сосед смотрел на меня злыми глазами. Ты пошел неверным путем. Почитай, как пишут ученые. Интересное чтение... Советую взять для образца статью какого-нибудь академика и попробовать сделать материал читабельным.
      Сосед быстро ушел.
      Я молчал.
      Мама тронула меня за плечо.
      - Не обращай на него внимания.
      - Он сказал, чтобы я не совался в литературу.
      - Да, он так сказал, - согласилась матушка. - А ты знаешь, почему он так сказал?
      - Ничего не хочу знать.
      Жарылгапов смял, прихлопнул меня как муху.
      - Э-э... Сен але омирде штене цумбийсын. - мама похлопала меня по спине.
      - Отстань!
      - Не волнуйся. Ислам тебе завидует.
      Матушка определенно дура. А Ислам мужик беспощадный. В одном он неправ. Книг прочитал я немного, да и те в прошлом. Относить себя к людям книжного ума зазорно, но Жарылгапов прав. С природным умом у меня непорядок, если происходящее с собой, с другими я постоянно соотношу с прочитанным, увиденным. Он попал в точку, от чего я чувствовал себя приехавшим.
      Весь день я придавленно молчал. К вечеру пошел за сигаретами. К моему возвращению мама успела переговорить с Галиной Васильевной.
      Черноголовина насчет зависти согласилась с матушкой и попросила до выхода материала из печати больше его никому не показывать.
     
      Спиртоноша старше Кэт на три года. Замужем не была. Человек она неплохой, но едкий, может сильно уколоть. Когда-то она дружила с Кэт.
      - Это было три года назад. Сидели Алмушка, Спиртоноша, Тарасов и я... - рассказывала Кэт. - Знаешь, что эта тышкан мне ляпнула?
      - Что?
      - Так знаешь, сняла с себя кофту, пожала плечами и сказала : "Мен сенын тазамын".
      - Ни х... себе! - я засмеялся.
      - Как говном с головы до ног облила. Сам знаешь, по-казахски это ужасно звучит.
      - Да уж. Хотела у тебя Тарасова отбить?
      - На фиг Тарасов мне сдался!
      - Значит, кого-то другого.
     
      Делом Яши вплотную занимается Иоська Ким.
      - Следователь Кожедуб - дуб. - говорил кореец. - Приехал из Свердловска... Но я его уломаю.
      Яков Залманович сводил нас в ресторан, открыл мне доступ в закрома. Безвозмездно отпускает спирт, дает взаймы.
      - С зарплаты отдам, - обещаю ему я с твердым намерением долг не возвращать.
      Яша понимает меня и отвечает взаимностью:
      - Да не надо.
      Не надо, так не надо. Нам только того и надо.
      Запускают руку в яшин сейф и Кэт с Орловски. Подруги души не чают в Розенцвайге. Он выдает им кредиты со словами: "Всегда рад помочь. Приходите еще".
      Муля интересуется: "Что это к тебе Яков Завмагович повадился?".
      - Проворовался, вот и повадился.
      - Да-а... - Муля поднял глаза к потолку. - Завмагыч... Хитер бобер... - Он покачал головой. - Ты его что, отмазываешь?
      - Откуда? Так, кое с кем познакомил.
      - Все равно. Он тебе деньги дает?
      - Зачем? Я сам беру.
      - Ха-ха! Правильно. А кто документы из институтского начальства подписывал?
      - На всех бухгалтерских документах подписи Арсенова и главного бухгалтера, - сказал я и особо отметил. - Основной обоз под обстрел не попал.
      - Слава богу. Чокина нельзя впутывать в эту историю.
      Чокин, говорил Яша, звонил заместителю министра внутренних дел. Заместитель обещал спустить дело на тормозах, но пока суд да дело и Кожедуб выбивал из Розенцвайга одно признание за другим. Это на руку Иоське Киму. Есть возможность поправить пошатнувшееся материальное положение.
      Еще Яша говорил, что Чокин, узнав о залете Розенцвайга, попытался отпрыгнуть. Шафик Чокинович вызвал своего заместителя по АХЧ Арсенова и спросил в лоб, не отворачивая лица: "Кто такой Яков Залманович Розенцвайг? Кто его к нам привел?".
      Яша узнал о разговоре директора с Арсеновым и от удивления немного оброзел.
      Юра Никонов с Яшей побывали у меня дома. Посидели. Я разговаривал с Юрой, Яша слушал маму и удивлялся: "Какая умная женщина!".
      - Что у тебя за дела с Розенцвайгом? - спросил Каспаков.
      - Вы откуда знаете?
      - Звонила твоя мать. Говорит, Бектас связался с каким-то Эйзенхауэром. Я сначала не понял, о ком это она...
      "...Самолет на Алма-Ату уходил вечером. Я долго ерзал в кресле, прежде чем принял сообразную для сна позу. Предполетное возбуждение, вызванное томительным ожиданием посадки, сказалось. Сон не шел.
      Когда защитишься? Сколько можно мусолить бумагу? Вопросы знакомых, ежедневные разговоры вокруг защиты делали свое дело: у меня складывалось убеждение, что без кандидатского диплома не обретешь людского уважения, что сама диссертация стоит любых жертв, не только материальных. При упоминании чьего-нибудь имени я первым делом начинал интересоваться: а это кто такой? что за чин? Стал измерять людей по титулам, положению.
      Не превращаюсь ли я сам в погоне за степенью в такого же проныру, как Н.? Я вспоминал, как незаметно для себя, начал потихоньку халтурить, петь с чужого голоса, как тщательно припрятывал свое "я" на потом, до часа, когда получу диплом кандидата. Но не скукожится ли мое "я" в сундуке времени? Кому оно будет нужно, когда я извлеку его на свет, потраченное молью соглашательства?
      ВЭРы рождаются в печах и умирают, оставляя за собой след повышением энтропии окружающей среды. Энтропия - мера рассеяния энергии, проще - растворения, вызывает выравнивание температур в окружающей среде. Повышение энтропии грозит человечеству парниковым эффектом. Человек, теряющий свой голос, тоже способен дать толчок цепной реакции соглашателства, выравнивания нравственных температур в отношениях между людьми, вызвать удушье парниковой завесы равнодушия.
      С чем я возвращаюсь в Алма-Ату? Нет в наличии желанной справки о внедрении. Ну и что? Ведь диссертация фактически написана. Это определенный итог. Но главный ли?..
      Зорков прав: надо найти свою точку, не распыляться. Сквозь сифонный гул двигателей прорывается транслируемый по радио голос стюардессы, сообщающий, что самолет заходит на посадку. "Завтра первым делом следует обмозговать с шефом результаты поездки, потом подумать, какой агрегат взять для дальнейшей работы". Примиренный с собой, я привел в вертикальное положение спинку кресла".
      Бектас Ахметов. "Приложение сил". Из дневника младшего научного сотрудника. "Простор", 1983, N 11.
      Ох, и навертел! Прочитает институтский народ и скажет: братец, какой же ты врунишка! Нет никакой готовой диссертации, как нет причин тревожиться за раздвоение.
      Что поделаешь, если кроме как враньем нет никакой иной возможности заявить о себе? Ты же понимаешь: литература не только стереотип, но и просто дура. Очерк - род незамысловатой литературы. С известными допущениями, это ЭММ, которая не существует без ограничений. Без ограничений матмодель алгоритмически неразрешима.
      - Та-ак... Черноголовина читает текст. - Про певицу надо убрать.
      - Почему?
      - Вы ведь в "Простор" собираетесь отдать очерк?
      - Да.
      - Ларин человек Владимирова.
      Вениамин Ларин главный редактор "Простора". Владимиров, прежде чем уйти в помощники Кунаева работал заместителем редактора "Вечерки". Помощник Кунаева и поставил редактора "Вечерки" командовать журналом.
     
      Бог тебя выдумал...
      В феврале Галина Васильевна выступила в "Казправде" со статьей "Летайте Вуазеном или..." про творчество помощника Кунаева. Измордовала беднягу. Появлению материала предшествовала спецлетучка в газете. Главный редактор газеты Устинов согласился: время ударить по Владимирову пришло.
      Помощник Кунаева ответил Черноголовиной в "Огнях Алатау": "Рано подняли голову никтошки...".
      Я спросил писательницу: "Галина Васильевна, вы не боитесь?".
      - Что мне бояться? - Черноголовина сдержанно улыбнулась. - Время Владимировых прошло.
      Даже если так, самообладанию Галины Васильевны можно только позавидовать.
      - Вы придумали название?
      - Да. Я хочу назвать очерк ...
      - Слишком вычурно. Может назовем просто "Приложение сил"?
      По-моему, теперь уже не вычурно, слишком просто. Но я согласился с учителем.
      - Можете отдавать в журнал. - Галина Васильевна задумчиво посмотрела в окно. - Интересно...Какая будет реакция? - Она продолжала вглядываться в пустоту неба. - Это интересно, - повторила писательница и добавила. - Первый выход к читателю - это запевка...
      - В "Просторе" на вас ссылаться нельзя... Так я понимаю?
      - Нельзя.
      - Может сказать маме, чтобы попросила Олжаса Сулейменова?
      - Не надо. Олжас вам пригодится для других дел. Отдавайте материал. Там посмотрим, что делать.
      Мама отдала очерк Анеке, мужу Карашаш. В "Просторе" он знает заведующего отделом критики Старкова. Критик обещал дать ответ в ближайшее время.
     
      Мы два ангела любви...
      Три года назад по радио выступал Александр Бовин.
      "... Мировоззрение моего поколения во многом сложилось под воздействием ХХ съезда... Может поэтому мне нравится поэзия Евтушенко...
      Вот вы спросили меня о семье, о детях. У меня дочка... Что бы я ей пожелал? Говорят же, не родись красивой, а родись счастливой... Судьба женщины зависит от того, повезет ей, или не повезет. Все остальное... Образование, воспитание могут пойти прахом, если женщине отчаянно не везет. Вот почему я хочу пожелать своей дочери только одного... Чтобы ей повезло. Повезло раз и навсегда".
      На кухне у Жакубаева народу набилось под завязку. Магда, как обычно, упражняется с Иржиком в изящной .словесности.
      Пиночет уже почти Готовченко и орет:
      - Пошла на х...!
      - Кусай за х...! - лениво ответствует Магда.
      Иржик увидел меня и выкинул вперед руку:
      - Братан! Зиг хайль!
      - Салом алкоголейкум! - протягивает руку Керя.
      - Алкоголейкум ас салам!
      Дядя Саша Понял сунул мне стакан с вином.
      - Пей!
      Дядя Саша год как на пенсии. Живет на втором этаже с тетей Наташей, вахтершой из общежития министерства культуры.
      Понял когда-то работал на стройке, когда-то успел и в тюрьме посидеть. Дядя Саша воевал, имеет два ордена Красной Звезды. Я его называю власовцем.
      - Дядя Саша, извини, за власовца. Но так надо.
      - Нехай. Понял? Мне что? Паек в магазине получаю и ладно. Понял?
      За то, что дядя Саша через слово переспрашивает: "Понял?" народ и прозвал его Понялом.
      Не всех из институтских я привожу сюда. Лерик зашел со мной к Понялу, как раз тогда, когда тетя Наташа лупила тапками по голове дядю Сашу. Плазмовик увидел борьбу двух начал и недовольно спросил: "Ты куда меня привел?".
      - К ординарцу генерала Власова.
      - Пошли отсюда.
      Бывал со мной здесь и Бирлес. В первое посещение Иржи Холика он схватился за голову:
      - Если кто узнает, что ты здесь бываешь, что скажешь?
      - Тебе, что здесь не нравится?
      - Это же дно!
      - Не-е... братец, дна настоящего ты еще не видел.
      Одному только Серику Касенову нравятся Магда, Пиночет, дядя Саша, Керя.
      По утрам я иду на работу и вижу, как просунув голову в оконную бойницу дядя Саша выглядывает прохожих. Увидев меня, Понял маякует: "Заходи".
      Иржик нечасто приглашает к себе дядю Сашу -. пенсию Поняла отбирает тетя Наташа. Хоть она и сама любит выпить, бабка она строгая.
      Ася, сколько ей лет, - никто не знает, - живет в десяти метрах от дома Поняла и Иржика, в трехметровой барачной комнате. Жилье у нее маленькое и сама она малюсенькая. Росточком Ася что-то около метр тридцати, личико белесое, как у мопса. У обычных лилипутов голос - смесь тенора с басом. У Аси голос нормальный, разговаривает быстро, слегка в нос. На ней постоянно один и тот же бежевый домашний халатик, в кармане которого пачка "Примы" и ключи от комнатки в бараке.
      Магда зовет лилипутку Аселой.
      - Я ей сказала, что Бектас зовет ее карманной женщиной, а она обиделась, говорит: "Я по чужим карманам не лазаю", - смеется Магда.
      Асела курит как ребенок малый. Мусолит сигарету до самого конца, она у нее на ходу разваливается. Лилипутка лезет в карман за новой, не глядя, чиркает спичкой и жалуется Магде на соседей по барачному коридору: обижают. Управы на них нет, а участковому жаловаться не в правилах Аселы.
      - Ничего, - успокаивает Магда, - приедет дочка с Томска, разберется с ними.
      Дочка замужем, есть дети. Лилипуты размножаются не хуже людей нормального роста.
      Соседи справа Магды, Витька Колбаса и Валюня, слева - татарка Санета. Санете сорок два года, в 55-й школе она училась в одном классе с Доктором. Когда-то работала проводницей поезда, сейчас пашет поваром в столовой.
      Санета подруга Валея.
     
      Любовь растаяла в тумане льдинкою
      И мне оставила трусы с резинкою...
      Гуррагча прекратил отношения с Умкой. Поклоннице Карла Маркса надо устраивать жизнь, монгол от принятия на себя повышенных обязательств отказался.
      Умка ходит понурая.
      Поделом.
      Кэт стала проявлять характер. "Не охота, нет настроения". - артачится через раз и забыла, как собиралась родить от меня.
      Девушка созрела....
      Серик Касенов иногда вспоминает Ситку:
      - Ты постоянно уводил меня, не давал с ним поговорить...
      - Неудобняк было.
      - Понимаю. Да... Жалко, что не поговорил я с ним... Это же интересно.
      Серик Касенов и я пили у Спиртоноши. Девушка банковала. Водка кончилась, Спиртоноша пошла в туалет.
      Сумочка ее лежала на столе. Надо догнаться.
      Посмотрим что у нее там. Кроме женской чепухи и проездного билета в сумочке были деньги. Что-то около двухсот рублей.
      Я вытащил четвертак.
      - Засекет, - предупредил Серик.
      - Может и засекет. Но базар поднимать не будет, - я спрятал деньги в карман и сказал. - Пошли скорей отсюда.
      На следующий день я пришел к десяти. Трезвый, но голова болела. От вчерашнего в кармане три рубля. Надо дождаться прибытия литерного - Серика Касенова - и в пивняк.
      Зазвонил внутренний телефон. Трубку сняла Кэт.
      - Да, это я. Что? А... - она положила трубку.
      - Звонила Спиртоноша. Говорит: "Передай своему сутенеру, что если он сейчас же не вернет деньги, то я пойду и расскажу Каспакову".
      Ой бай! Маскара!
      - Ты вчера с ней пил?
      - Да.
      - Сколько упер?
      - Четвертак. - Я почесал затылок. - Слушай, быстро найди 25 рублей и отдай ей.
      Через десять минут Кэт вернулась.
      - Все в порядке.
      - Отдала?
      - Отдала.
      - Где бабки нашла?
      - У Яшки взяла.
      Я покачал головой.
      - Какая Спиртоноша мелочная. Подняла кипеш из-за каких-то двадцати пяти рублей.
      - А ты как думал? - Кэт чертила на миллиметровке диаграммы. - Привык на шару нас трахать.
      - Ты чего, а?
      Кэт не ответила.
      Я подошел к ней, положил руку на шею.
      - Это кто на шару?
      - Ты!.
      - Ты у меня п...ды получишь!
      - Во-во! - не отрываясь от миллиметровки Кэт продолжала меня поджигать. - Чуть что - сразу п...ды получишь.
      В комнату вошла Тереза Орловски.
      - Привет! Ой совсем запурхалась с этими автобусами!. - Орловски бросила сумочку на стол. - Бяша, ты что такой сердитый?
      - Твоя подруга меня доводит. Вот думаю, не взяться ли за ее перевоспитание?
      - Прекрати! Кэт и без того тяжело.
      - А ну заткнись! - заорал я.
      - Что с тобой? - Тереза застыла с чашкой в руках.
      - Ничего. .
      Орловски поставила чашку на стол, погладила меня по голове.
      - Бяша, не психуй.
      - Отвали.
      - Как же я от тебя отвалю? - Она прижалась ко мне грудью и заглянула в глаза. - Я же твоя муза. Правда?
      - Ладно. Проехали.
      Кэт молча отложила в сторону карандаш и пошла курить на чердак.
     
      Девушка созрела...
      7 апреля 1983 года, четверг. День как день. Солнечный и теплый. После обеда один за одним пришли Пельмень и Бирлес. Присоединился Серик Касенов. Мне что-то нужно было присмотреть в магазине "Динамо". На обратном пути скинулись и купили бутылку водки. Беленькую просто так, на ходу, не раздавишь. Центр города, в любой момент могут, как из под земли, появиться менты. Решили поискать кушари, или стройку. Бирлес засунул водяру во внутренний карман плаща, плащ перекинул через руку. Прошли метров пятьдесят, бутылка выпала и разбилась вдребезги об асфальт.
      - Растяпа! - сказал я Бирлесу.
      - Я забыл, что в кармане дырка. - Бирлес просунул руку в пустой карман и в улыбке обнажил клыки. - Выпить вам не судьба.
      - Какая еще судьба? Восстанавливай.
      В кармане у него нашлось чуть меньше двух рублей. Мы поднимались вверх по Байсеитова к магазину на Курмашке. На противоположном углу компания. Глянул и из знакомых увидел Большого и Кешу Сапаргалиева. "Пошли быстрей". - не оглядываясь, сказал я своим и прибавил шаг. "Большой, кажется не заметил меня. - подумал я. - Надо быстрей линять отсюда".
      У входа в магазин меня догнал протяжный голос Большого:
      - Бека! Ты куда? Подожди!
      Я обернулся. От компании вместе с Большим отделился и Ес Атилов.
      -Ты че это, проходишь мимо и не здороваешься? - Большой улыбался. - Привет.
      - Извини, не узнал. Привет.
      Ес кивнул мне. Я молча ответил тем же.
      - Как дела?
      - Да так... Ниче вроде.
      - Где Доктор?
      - Не знаю.
      - Слышал я, - Большой приблатненно раскачивался из стороны в сторону, - В тюрьме он.
      Атилов поглядывая по сторонам, медленно изучал меня.
      - Да.
      - Ну что ж... - Большой уже не улыбался, но был спокоен и доброжелателен.
      Наверное, стоит наконец объясниться.
      - Эдик, надо было тебе буриться к нам в дом из-за пятидесяти рублей?
      - Что-о?! - Большой подловил меня и включил нагнетто.- Что ты сказал?!
      Шалгимбаев рассвирипел.
      - Доктор позорит Нуртаса! А ты тут мне п...шь, х... знает что!
      - Да ладно, отдам я тебе эти деньги...
      - Что-о?! Отдашь? - Большой убавил громкость.- Давай.
      - Сейчас нет с собой. Позжее...
      - Позжее? Нет брат, давай сейчас.
      - Ну нет у меня сейчас... Ты что, Эдька?
      - Что, что... - проворчал Большой. - Следи за метлой.
      Мужики поджидали меня у магазина с тушаком "Таласа".
      - Пошли во двор, - сказал я и добавил, - Не оборачивайтесь.
      Мы зашли за трансформаторную будку. Пельмень спросил: "Что они хотят?". Я отмахнулся. Потом. Успел сделать пару глотков из горла и увидел в проходе между будкой и забором Еса Атилова с Дастиком и Жумабаевым.
      Ес пальцем поманил меня к себе.
      Я зашел за будку.
      Мы стояли одни.
      - Что?
      Атилов бросил короткое:
      - Снимай пиджак.
      На мне был кожаный пиджак монгольского покроя.
      - Ты что?
      - Снимай, тебе говорю. - стеклянные глаза Еса налились тоской.
      - Когда-нибудь тебе будет стыдно за это.
      - Ты давай тут... - Ес качнулся. - Сейчас буцкану...
      Здоровый он и главное, непредсказуемый. Пожалуй, буцканет.
      - Ты на х... за Доктора влезаешь? Слышал я, что бабу свою он порезал, чтобы от нас оторваться. Брат, брат... Что брат? Я вот об своего старшего брата Ивана все кулаки отбил. И ничего. Хоть и брат он мне. А ты... Ты забыл, как в детстве гнилил? Сейчас на людей не смотришь... Отскочил... Ишь ты какой... Проходишь мимо и нос воротишь.
      "Что делать? - думал я. - Пиджак не стоит буцкалова. Но щенок парафинит меня по всей форме".
      - Ты же ни фига не волокешь. - Атилов медленно покачивался. - Не волокешь, и лезешь не в свои дела. Три года назад искал в центрах, кто убил Нуртаса. И не понимаешь, что если б нашел, тебя бы самого убили...
      Что он мелет?
      - Снимай пиджак. - повторил Ес. - Тебе же лучше будет. - И прибавил. - Я на лыжах.
      Пиджак отдать нетрудно. Но о том, что меня раздел знакомый щенок, станет известно всем. Что ж...
      - Забирай, - я снял с себя кожанку.
      Опустив глаза я вернулся к своим. Они увидели меня в рубашке и все поняли. Бирлес правда, чтобы окончательно убедиться, спросил:
      - Где пиджак?
      - Снял этот...
      Серик Касенов промолчал, Пельмень сказал:
      - Правильно сделал, что отдал. Ес еб...й.
      - Что будем делать? - спросил я. - Против Большого и этого ... за меня никто не пойдет.
      - Я попрошу Каната помочь. - сказал Бирлес.
      Его близкий друг Канат каратист, преподает в МВД технику рукопашного боя.
      - Ты думаешь, он впряжется?
      - Вы же знакомы друг с другом. Скажу ему, что унизили моего старшего брата.
      - Ладно. Винишка не осталось?
      - Пока вы разговаривали... - начал Пельмень.
      - Ясно, - прервал его я и пощупал рукой плащ Бирдеса. - Дашь до дома добраться?
      Мама слушала, не перебивая и хмурилась.
      Я закончил и она тяжело задышала. Набрала номер Шалгимбаевых:
      - Света, Эдька дома? Что? Давно не живет с тобой? Хорошо... Да так...
      Она положила трубку и объявила: "Все. Я их всех посажу!".
      - Мама, не надо... - я не знал что делать, но и понимал, что оставлять без обратки нельзя. - Они...
      - Не бойся. Я их всех посажу и никто тебя не тронет.
      Она отыскала в своей записной книжке номер телефона свата Шарбану. Свежий родич работал инспектором уголовного розыска МВД.
      - Нургалым? Мен Шаку-апай... - она быстро рассказала свату про пиджак и попросила срочно арестовать Шалгимбаева с Атиловым. Предупредила, что я перепуган и прошу обтяпать дело без заявления в милицию.
      Она прошла на кухню. Спросила, буду ли ужинать. Какой ужин?
      Я позвонил Кэт:
      - Меня опустили.
      - Как?
      - Один знакомый щенок раздел меня.
      - Вечно с тобой что-нибудь происходит.
      Ну, падла! Кругом одно говно и сам я по уши в говне.
     
     
      Главным виновником мама считала Шалгимбаева. Я - Атилова.
      Век- через век...
      Утром подошла Надя Копытова.
      - Бектас, съезди с Николаем Тимофеевичем в суд.
      - Для чего?
      - Я сказала ему, что ты можешь выступит свидетелем.
      Скандал в семье Сподыряка разгорелся вновь. Наде нельзя отказывать. Какое бы ни было у тебя настроение.
      - Хорошо.
      Сподыряк привез меня из Ленинского райсуда на работу ближе к обеду. Тереза Орловски уже была на месте. С ней пошли на чердак. Кэт пробовала увязаться за ней, я ее отправил назад: "Иди работай".
      - Вот так-то, Наташа, - я рассказал ей о вчерашнем и ждал совета.
      - Тетя Шаку правильно делает, - сказала Орловски. - Их надо посадить.
      - Правильно-то правильно. - Кто же меня поймет, что творилось у меня внутри? - Кроме того, что, если по-честному, я бздю, дело еще и в том, что с этим шакалом в детстве мы жили по соседству. Своих сажать нельзя.
      - Вот видишь, своих сажать нельзя, а грабить своих можно? - Наташа не по годам рассудительна. - Они тебя не пожалели... А ты их жалеешь.
      - Да не жалко мне их. Если хочешь знать, то на самом деле я их хочу навсегда запрятать в тюрьму. Дело еще вот в чем... В центрах еще живут пацаны, которые помнят меня. Как я буду выглядеть в их глазах?
      - Плевать на них. Дай сигарету, - Тереза Орловски прикурила. - Спасибо. Бяша, перестань бздеть и думать о том, что кто-то что-то может сказать, что-то подумать. Если ты отступишь, завтра они будут об тебя ноги вытирать. Слушайся тетю Шаку.
      После работы позвонил Нургалым. Оперативник предложил встретиться на улице.
      - Без твоего заявления никак нельзя, - сказал Нургалым.- Шаку-апай сказала мне, что ты боишься их. Не бойся, они тебе ничего не сделают.
      - Значит, без заявления нельзя?
      - Нельзя.
      - Хорошо, в понедельник я передам вам заявление.
      - До понедельника еще два дня. - Нургалым взял меня за руку повыше локтя. - Ты давай вот что. - Он вытащил из кожаной папки лист бумаги. - Пиши сейчас. На имя начальника уголовного розыска республики полковника Федорова.
      - Смотри, эти оба дети известных писателей. - Нургалым прочитал заявление и, не сворачивая, спрятал лист в папку. - Теперь все будет хорошо. Так и передай Шаку-апай.
     
     
      Глава 8
     
      Я вновь ... Короче... сел в Поезд Цюрих... - на Женеву...
      Прошло восемь дней. От Нургалыма ни слуха, ни духа. Замолчал и Бирлес про друга преподавателя рукопашного боя. Может это и хорошо.Понемногу я отходил от позапрошлого четверга.
      Из большой комнаты вернулась Орловски.
      - Бяша, тебя к городскому.
      Я поднял трубку.
      - Бектас Абдрашитович?
      - Он самый.
      - С вами говорит корреспондент "Казахстанской правды" Паутов. Ваша статья вышла в сегодняшнем номере.
      - Юрий Романович, спасибо, - У меня перехватило дыхание. - Я вам это обязательно припомню.
      - Не стоит благодарности. Вы лучше поторопитесь в киоск, пока не расхватали газеты.
      Я перезвонил домой.
      - Мама, статья моя вышла.
      - Поздравляю!
      - Все, я побежал за газетой.
      Газеты в киоск привезли с полчаса назад. Газет я взял на рубль - тридцать три экземпляра.
      Из лабораторных мужиков поздравили меня Кул Аленов и Руфа.
      - Скуадра адзурра, скапароне! - проревел прогнозист. - Братан, так держать!
      Из женщин больше всех радовались за меня Надя Копытова, Тереза Орловски.
      Я зашел к Якову Залмановичу.
      - Яша, в сегодняшнем номере "Казправды" напечатана моя статья.
      - О! Поздравляю. Дашь почитать?
      - Я специально принес тебе один экземпляр.
      - Совсем хорошо. - Яша вытащил из кармана джинсов связку ключей и подошел к сейфу. - Созывай народ. - Он распахнул дверцу сейфа, достал деньги. - Событие надо отметить.
      Пили с обеда до конца работы на ВЦ. Провожала домой меня Кэт. Она не артачилась и, попросив закрыть дверь моей комнаты на ключ, стала раздеваться.
      "Мир ищет энергию..." (Б.Ахметов, младший научный сотрудник КазНИИэнергетики, "Вторичные ресурсы", "Казахстанская правда", 15 апреля 1983) для чего?
      Для тебя, для тебя,
      Для тебя...
     
      На субботнике Надя Копытова рассказала мне: "Вчера после обеда ты где-то праздновал... Жаркен появился после двух... Шкрет показал ему газету. Шеф прочитал и сказал: "В газету надо уметь писать". Еще он беспокоился: "Что скажет Чокин?".
      Папа оценил статью как бывалый газетчик: "Вторая полоса, подвал... Тебе выделили хорошее место".
      В субботу вечером позвонила тетя Рая Какимжанова:
      - Бектас, мы в восторге. Ты занят большим делом.
      В воскресенье, в обед пришли Есентугеловы. В руках тети Альмиры гвоздики.
     
      Чокин ничем не обнаруживал, как его задело несанкционированное выступление в печати младшего научного сотрудника. За него отдувалась ученый секретарь. Зухра раскричалась на секции Ученого совета: "Кто такой этот Ахметов, чтобы писать от имени института?".
      Писал я не от имени института. Ученый секретарь знала это не хуже меня. Но ее мнение - это позиция Чокина.
      Плевать. Посмотрим, как вы у меня запоете, когда выйдет очерк в "Просторе". В том, что его напечатают, после выхода материала в "Казправде", я не сомневался.
      Как немного надо, чтобы ты предъявил доказательства того, что ты существуешь. Еще я думал, какой мелочевкой заняты все у нас, от директора до лаборанта, если заметка в пять колонок вызвала любопытство к человеку, которого до минувшей пятницы в чем, в чем, но в наличии каких-либо амбиций заподозрить было никак нельзя. В приличном заведении не обратили бы внимания на писарчука. Пишет, ну и пусть себе пишет. "Институт наш не болото, - говорил я сам себе, - и даже не шарашкина контора, а овчарня, где друг к дружке тесно жмутся блеющие бараны, ждущие подачки".
      Я вспомнил кислые лица Шастри, Мули и других мужиков лаборатории.
      Шастри еще можно понять, но Муля. "Этот то что, в самом деле, думает, что он мне ровня?".
     
      Экспертиза определила ранение Нади телесным повреждением легкой тяжести, следователь квалифицировал Доктору хулиганку, что грозило ему, с учетом прежних судимостей, двумя-тремя годами срока. Мама, прихватив с собой Гульжан, поехала на суд.
      Надя сказала, что претензий к подсудимому не имеет, что да, до происшествия в кафе "Арман" жили они с Ахметовым фактическим браком, причиной покушения послужила обычная ревность. Для чего Доктор так поступил, не знаю, но только он ни с того ни сего заявил: "Потерпевшую гражданку Русакову я хотел убить".
      Суд вернул дело на доследование.
     
      Прошел год, а акт приемки-сдачи отчета "Тепловой баланс Павлодарского алюминиевого завода" до сих пор не получен. Шастри отстранился от Павлодара, мне, ответственному исполнителю темы давалась возможность вновь проявить себя.
      Папин земляк Сакан Кусаинов на пенсии, но связи, как у бывшего первого секретаря Обкома, у него еще остались.
      Мама переговорила с дядей Саканом. Земляк сказал, что председатель Павлодарского Облисполкома Мырзашев его воспитанник и он ему позвонит.
     
     
      Оперативники городского уголовного розыска взяли Еса на квартире. Большого на тот момент в хате не было. Ес не вложил старшего товарища, но Шалгимбаев, прослышав, что матушка моя поклялась упрятать его в тюрьму, сидеть по новой не собирался.
      Он позвонил мне на работу: "Бека, выйди в скверик напротив".
      Большой сидел на скамейке с Искандером.
      Перед мной был совсем другой Большой. Одноклассник Шефа перепуган и просит написать встречное заявление. На днях Еса переводят из КПЗ в следственный изолятор, надо срочно вытаскивать друга.
      Дело ведет следователь Крыкбаев.
      Писать встречное не хотелось. Дело пустячное, так и так Духан Атилов сына вытащит. Для полного выздоровления Есу надо еще с месячишко посидеть, чтобы они зареклись ко мне на пушечный выстрел подходить и чтобы младший Атилов прочистил свою память.
      Искандер возмутился:
      - Вы что ох...ли?
      Большой промолчал. Он привел с собой Махмудова, чтобы тот повлиял на меня и сейчас наверное догадался, что так между своими дела не делаются.
      - Если этот Ес выйдет из тюрьмы, я ему мошонку отрежу... - сказал Искандер.
      - Ладно, постой, - Большой прервал Махмудова, повернулся ко мне, - Бека, пиши встречное и пошли в РОВД.
      - Что писать?
      - Напиши, что, мол, пиджак ты Есу отдал сам, добровольно, никаких угроз не было.
      - Ну да! Для чего тогда я оговорил невиновного?
      - Напиши, что не знал, что сказать матери и для балды свалил на Еса. А та, дескать, заставила подать заяву в милицию.
      Я про себя усмехнулся. Для балды? Ладно, для балды, так для балды.
      Искандер свалил. Большой поджидал меня в коридоре РОВД.
      Снизу поднимался Иоська Ким.
      - Бек, привет! Я в курсе. Скоро поймаем и Шалгибаева. - Ким увидел Большого и развел руками. - Да вот же он! А мы его ищем.
      Большой, опустив голову, побежал мимо Иоськи.
      Следователь Булат Крыкбаев прочитал заявление и пригрозил посадить меня самого.
      - Кто тебя подучил писать встречное заявление?
      На стуле висел мой кожаный пиджак.
      - Садись. Пиши...
      - Что писать?
      - Сколько стоит пиджак?
      - Мама покупала его в ЦУМе за двести пятьдесят рублей.
      - Вот так и пиши... Действиями Атилова мне нанесен значительный материальный ущерб, требую строго наказать его.
      - Может не надо строго наказать?
      - Ладно. Теперь он все равно не отвертится.
      Крыкбаев забрал у меня объяснительную и спросил: "Пиджак когда заберешь?".
      - Потом.
      Я вышел на улицу и поискал глазами Большого. Эдьки нигде не было. Раздался свист. Из-за дерева вышел Большой.
      - Эдик, следак заявление не принял. Грозил самого посадить.
      - Про меня что-нибудь спрашивал?
      - Нет. Против тебя у них ничего нет.
      При мне Большой вызвал из ГУВД оперативника Беркута, двоюродного брата Магриппы Габдуллиной. Большой просил его помочь. Беркут то ли потому, что узнал меня, то ли не хотел, помогать отказался.
      Большому ничего не грозило. Сейчас на правах старшего товарища он жил в квартире Еса с его женой.
      Старший сын Духана Атилова - Иван попался на краже и тоже находился под следствием. Сам Духан два года назад потерял жену, недавно повторно женился. Старику не сладко.
      Я замандражировал. Дело приняло серьезный оборот. Так просто мне сухим из воды не выйти. Будет суд. На нем мне выступать, давать показания.
      Влип. Влип из-за разбитой бутылки водки.
     
      Советский райком партии собрал в актовом зале института ВНИИТарматура негодных к строевой и вышедших в запас.
      - Сами понимаете, международное положение... Китайские части стоят в двухстах километрах от Алма-Аты, - говорил секретарь райкома. - Правительство приняло постановление создать в приграничных с Китаем областях формирования, которые в случае войны должны обеспечивать охрану главных объектов жизнеобеспечния. Все вы забыли, когда в последний раз держали в руках автомат. В конце мая райком партии проводит недельные сборы на полигоне Караой. Постреляете, походите в строю... Готовьтесь.
     
      "- Так что ты хотел мне сказать, Посейдон? - спросил Одиссей.
      Море волнуется - раз! Море волнуется - два!
      Посейдон выдержал паузу и сказал:
      - Запомни! Без нас ты - никто!".
      Х.т.ф. "Одиссея". Постановка Андрея Кончаловского.
      Чем жила энергетика республики за три года до аварии в Чернобыле? Из крупных пусковых объектов к первомайским праздникам вводился очередной блок на Экибастузской ГРЭС-1, продолжалось сетевое строительство. Осенью 1980-го ушел на пенсию первый министр энергетики Казахской ССР Тимофей Батуров. Его преемник Борис Иванов в ноябре того же года в интервью "Литературке" заявил: "Группа электростанций в Экибастузе по мощности превзойдет знаменитый энергокомплекс "Теннеси".
      Создание Единой Электроэнергетической Системы страны в основном завершено. Главная задача будущего экибастузского комлекса восполнять потери электроэнергии при передаче ее из Сибири в еропейскую часть страны, ну и попутно обеспечивать жизнедеятельность промузла в Центральном Казахстане и прилегающих к республике областей РСФСР.
      Чокин готовил в ЦК дополнения к Генеральной схеме размещения энергоисточников республики. Исполнение задания ЦК поручено нашей и лойтеровской лабораториям.
      Один из наших лабораторных гигантов, тот, что на оптимизации генерирующих мощностей собаку съел, в теории ядерных взаимодействий разбирается приблизительно как я. То есть совсем не рубит. Тем не менее в пункт "Перспективы теплоснабжения города Алма-Аты" он вписал: "Считаем целесообразным начать сооружение атомной станции теплоснабжения (АСТ) на окраине Алма-Аты". В планах доброхота по размещению АСТ в черте города злого умысла не было. Атомная станция теплоснабжения - та же котельная, сиречь, кочегарка. Не строить же ее за семьдесят километров от Алма-Аты, на берегу Капчагайского водохранилища.
      Никто никому не хочет зла. Дело ученого предложить. В научной печати перестали появляться материалы про гидроаккумулирующие электростанции. Статьи про АСТ печатают не только в специальных изданиях, мне самому понравилась публикация о перспективах атомных станций в "Науке и жизни". Вот так капали на мозги и докапались.
      Предложение об АСТ ушло в ЦК и Совмин.
      От предложения до воплощения его в строительных чертежах дистанция в несколько лет. Но прежде чем начать что-то делать, кто-то должен сначала предложить. Это уже после начинается переписка, командировки в Москву, согласования и прочая катавасия.
      С начала 80-х в свет выходит журнал "Энергия". Новый журнал имел приличный для научного издания тираж (10 тысяч экземпляров), на его страницах с удовольствием читались и статьи не энергетиков. К примеру, публикация Петра Капицы о плотности энергии. Несколько лет подряд печатались в "Энергии" и материалы член-корреспондента АН СССР В.В. Троицкого.
      В 1982-м году Троицкий писал о том, что, по его данным, рост теплового загрязнения среды в ближайшем будущем превысит им же установленную численную границу, переход за которую возможно заставит международное сообщество подумать о введении контроля за сооружением энергоисточников.
      "Человечество, - предупреждал член-корреспондент, - вплотную приблизилось к "точке росы". Не исключено, писал далее Троицкий, что, перейдя за точку росы, мы не заметим, где очутились и будем продолжать гонку по наращиванию энергетических мощностей в прежнем темпе.
      Была у него еще одна памятная статья, в которой он, руководствуясь, скорее, не расчетами, а ощущениями, писал и про атомные электростанции: "Энергетика на уране запускает в природу неизвестные нам ядерные процессы и накапливает в окружающей среде новые источники облучения...".
      Усть-Каменогорский свинцово-цинковый комбинат и Ульбинский металлургический завод (УМЗ) разделяет высокий кирпичный завод. УМЗ главный в стране изготовитель урановых таблеток для АЭС. Иногда можно наблюдать как к воротам завода подкатывает железнодорожный состав. Ворота открываются, и теперь уже за вторым, из стеклоблоков, забором, видны трубы Ульбинского металлургического завода.
      Трубы не дымят.
      Для чего тогда ставятся трубы, если они не дымят?
     
     
      Глава 9
     
      Все, что тебя касается...Все только начинается...
      Настрополил Кэт под меня занять 100 рублей у матушки. Надо сводить в ресторан газетчиков. Жданов отказался посидеть с посторонним редакции человеком, Паутов долго мялся, но в конце концов согласился.
      В тот вечер свободными столики в ресторане "Казахстан" были только на антресолях.
      - Юрий Романович, извините за звонки.
      - Это ты меня извини за резкость. Меня разозлили твои ходатаи... Звонит какая-то женщина, интересуется, спрашивает, когда напечатаете Ахметова? Потом дважды подрулил Фарбер. Я спрашиваю: "Давид, в чем дело? Почему уже и ты за Ахметова просишь?".
      - Это дело рук моих покровителей Карашаш и Черноголовиной.
      - Ну не знаю... Вообще-то ты вовремя подгадал с темой статьи. Главному редактору звонил секретарь ЦК по промышленности, похвалил за статью.
      - Юрий Романович, вас ждет моя мама.
      - Думаешь, удобно?
      - Еще как удобно. Она хотела с вами познакомиться, поблагодарить.
      Матушка действительно хотела познакомиться с газетчиком. Для гостя приоделась в парадный домашний халат. За ее спиной улыбающиеся Эдит Пиаф с Бирлесом.
      - Ой, здравствуйте, моя хороший! Проходите. - Мама сияла радостью. - Если бы вы знали, как помогли моему сыну.
      - Да ну что вы! - запротестовал Паутов.
      - Нет, помогли! У сына случилась большая неприятность и неожиданно вышла статья.
      Принимала матушка гостя по высшему разряду. Кроме того, что на стол выставлены казы, карта и другие казахские дела, в тот вечер ей особенно удались манты.
      ...Бирлес, Паутов и я ловили такси. Остановился частник на Жигулях. За рулем аульный казачонок. Услышав адрес, везти отказался.
      Я сорвался и стал пинать машину:
      - Калбиты е...ные! Как я вас ненавижу! - не помня себя, я орал. - Всех бы вас сжег, поубивал...!
      - Что с тобой? - переполошился Паутов.
      - Да ничего! - я пинал отъезжавшую машину и продолжал орать.
      Испуганно оттаскивал меня к обочине Бирлес.
      - Так нельзя про собственный народ говорить...
      Нельзя? Знал бы ты почему я распсиховался! Калбит, зверек убил моего брата и ты мне еще говоришь, что можно, а что нельзя!
      Почему я вышел из себя? В глубине души я отдавал себе отчет: я не смогу отомстить за Шефа. Дело даже не в том, что сейчас я побаивался как и самой встречи с Бисембаевым, так и его самого. Чтобы хоть как-то искупить предательство брата, мне необходимо убить зверька. Убить, - а я даже не пытался, хотя сделать это было легко, выяснить где сейчас сидит этот..., создать ему у хозяина немыслимую духоту.
      Чтобы стать человеком, сейчас это я понимал ясно и отчетливо, надо быть мужиком. Когда я стану мужиком и разберусь с ними?! Разберусь ли вообще? Как бы не сложилась дальше жизнь, но во чтобы то ни стало я должен отомстить! Иначе я снова предам Шефа. Окончательно и навсегда.
      Честно говоря, вопросы перед самим собой именно так я не ставил. Слов не было, возникло не оформленное в мысли ощущение, что если я хоть на минуту, на секунду остановлюсь и подумаю о том, что пора забыть о 27 февраля 1980 года, тогда все действительно зря и более ничего не надо.
      В сущности, убить немудрено. Подготовиться, выйти из засады и всадить ему несколько раз куда надо. Вот только сподоблюсь ли я в нужный момент? Нет, не смогу. Слабак я. Это ведь только сказать легко. Вопрос не в том, что надо в нужный момент собраться и выйти из зала ожидания. Для таких, как я, убийство осуществимо только в том случае, если оно станет моей навязчивой идеей, будет час за часом овеществляться внутри меня до часа, когда кровник выйдет на свободу. Только тогда я буду готов и во всеоружии встречу зверька.
      Надо ли? "Может он сам того, сдохнет там от туберкулеза? - Меня лихорадило от надежды на самотек. - Впереди еще двенадцать лет".
      Теперь я понимал, почему я выпустил из поля зрения Меченого. Нет, я не собирался никого прощать из причастных к 27 февраля 1980-го. Я легко могу простить за себя, но за брата прощать нельзя. Сам себе не простишь никогда, да и сам останешься непрощенным.
      Признайся себе: "На убийство, хоть и зверька, тебя не хватит".
      Что теперь? Так и так от внутренних понтов толка нет. Попытайся пожить не прошлым, - настоящим.
      Там посмотрим.
     
      Председатель Павладарского Облисполкома Рысбек Мырзашев ранее работал в Тургайской области секретарем Есильского райкома партии. В ту пору Тургайским Обкомом руководил папин земляк Сакан Кусаинов.
      Рысбек Мырзашевич не отказался принять меня и для начала расспросил.
      - В чем проблема? - В руках председателя серебристый перьевой "Паркер". Сам он холеный. - Твой отец атбасарскийй? Писатель?
      Я кивнул.
      Он нажал кнопку селектора.
      - Махсут? Сейчас к тебе подойдет от меня парень... Устрой его в гостиницу, позвони на алюминиевый завод... Скажи им, чтобы не вздумали подножку ставить. Все.
      Мырзашев "Паркером" начеркал на листочке фамилию и имя-отчество второго секретаря горкома.
      - Возьми. Зайди к Махсуту Куликбаевичу... Он все устроит.
      - Большое спасибо, Рысбек Мырзашевич.
      - Спасибо не надо. Мне звонил Сакан Кусаинович. Я ему обещал помочь тебе.
      Главный инженер завода Исаев по звонку из горкома поручил начальнику техотдела выдать акт приемки отчета, да заодно и подписал справку о том, что "предложения Б.А.Ахметова по использованию отходящих газов печей кальцинации в газотрубном котле-утилизаторе могут обернуться экономией финансовых затрат в размере 100 тысяч рублей". Он был согласен подписать эконмию и на миллион, но это могло показаться чересчур подозрительным. Сто тысяч на бумаге за его подписью и с гербовой печатью - искомая справка о внедрении, о которой до появления на заводе я и думать не осмеливался.
      Как матушка догадалась, привычным для нее маневром в стиле нахрапа, по телефону возможно решить легко и просто мучивший меня вопрос - ума не приложу. Она мало что соображала про уважение к условностям, потому и придумала осенью прошлого года выход из моего главного тупика по типу "тебе помогут". Весь ужас немыслимого в том, что напор волевого начала и тут сломал препоны в виде требований к профессионализму, главным из которых служит наличие дарования.
      То, что я делаю, и условно нельзя назвать литературой. Литература, как бы я на нее не грешил, прежде всего - способность сочинять, придумывать жизнь. Из-за чего я и буксовал девять лет назад, не понимая, что здесь мне ловить нечего. Я не художник. Тогда кто? Вот это уже не важно. Галина Васильевна наделила меня уверенностью, что умение упорядочивать хаос в собственном сознании уже само по себе кое-что, что когда-нибудь да пригодится. Вообще, вредно к чему-то непонятно новому для тебя относиться серьезно.
      Потом ведь еще не вечер.
      Правильно говорила мама в августе 60-го: "Не надо бояться".
      Главное оружие мамы - способность упрощать сложности, низводить их до уровня "фуй" или "фи". Ей не откажешь и в иррациональности, на которой возможно и покоится ее убежденность, что в жизни возможно все.
      Все же откуда приходят решения, сама мысль, что возможно все?
      Почему я удивился? Это же элементарно.
      ...Я позвонил в Алма-Ату.
      - Мама, все в порядке. Завтра утром вылетаю домой.
      - У меня для тебя новость. Сегодня Аблай был в редакции "Простора". Разговаривал с заведующим отделом...Хвал, хвал... Заведующий сказал, что очерк напечатают в октябрьском номере.
     
      Адвокат Доктора сказала, что заявлением в суде о намерении убить Надю Русакову брат усложнил собственную участь. Признание, после которого дело отправлено на доследование, означало, что следствию предстоит перквалифицировать хулиганку в покушение на убийство, что почти одно и то же что и реальная мокруха.
      Тюремщик со стажем, каким был Доктор, не мог не понимать, чем ему грозило признание. Неужто он и вправду испугался Большого так сильно, что решил спрятаться от него надолго, или и в самом деле сказал то, что творилось у него внутри только с тем, чтобы доказать Наде, как сильно она его достала?
      Или дело совершенно в другом?
      Цепь последующих событий показала, что поступок Доктора, чем бы он ни был в действительности вызван, безотносительно его желаний, в сущности был предопределен. Короче, опять ничего не понять, но если обратиться к фразе "так надо", все становится на свои места..
      Между тем я и сам по воле Кэт попал в положение Доктора.
      Более избивать, тем более, пырять ножом, я не собирался. Я умолял подругу вернуться на исходные рубежи, ревновал ее к Гуррагче и не находил себе места. Прямых фактов ее прелюбодейства у меня не было.
      Кэт сидела напротив меня и разговаривала с монголом. Гуррагча и она при мне не шептались, обменивались между собой обрывками фраз. Складывалось впечатление, будто взаимопонимание у них достигнуто еще на стадии каких-то тайных от меня, сепаратных переговоров.
      Пол-беды в том, что близость с ней превратилась для меня в событие республиканского значения. Хуже всего то, что она уходила прочь от прямого разговора.
      О том, чтобы исподтишка наказать Гуррагчу я как-то не подумал. Не потому, что он мне нравился. Мне он был невыносимо противен. Нет. Вот не знаю от чего, но о причинении вреда монголу мысль не приходила.
      Между тем подошла к концу история с яшиной попыткой хищения казенного имущества.
      - Бек, Иоська меня обманул, - пришел жаловаться на дознавателя Розенцвайг.
      Добросовестно исследовав обстоятельства яшиной попытки хищения, майор Кожедуб пришел к выводу: дело надо закрывать. Ким, прознав о намерениях следователя, сказал Розенцвайгу: "Следак просит полторы тысячи".
      Дело житейское, по простоте душевной Яша спросил Кожедуба:
      - Вам передали?
      Майор насторожился.
      - Что передали?
      - Ну... - Розенцвайг для приличия замялся и немного вложил Иоську.- Наш общий знакомый Ким должен был вам кое-что передать...
      Кожедуб хоть и дуб, но чтобы поднять войдон в РОВД, много ума не надо. Иоська бегал по райотделу пригнув голову и причитал: "Кого мне эти гады Кенжик и Бек подсунули?".
      Позвонил Кенжик.
      - Бека, ты говорил мне, что Яша мужик железный...
      - Я и сам так думал.
      Розенцвайг полагал, что походы в ресторан заменяют наличные. Иоська так не считал, но вслух о вознаграждении не говорил и более того, постоянно молол, что в Советском РОВД все, кроме него, берут на лапу. Яша не мальчик и естественно понимал, почему Ким серчает на взяточников. Да и денег жалко, тем более, что окончательно догадался, что он никакой там не расхититель социалистической собственности, а обыкновенная жертва андроповских жерновов.
      Яша не унимался, Ким деньги ему вернул и взял с меня обещание в дальнейшем, если за кого и просить, то только за надежных, непременно железных нарушителей закона.
      Матушке я не рассказал чем дышит институтский Эйзенхауэр, так же как и поостерегся вкладывать Кима. Невзначай она могла использовать сведения о корейце для шантажа. Но с кем-то надо поделиться переживаниями, вот я и посвятил в них Мулю и Ушку.
      Таня посмеялась и попросила поподробней рассказать о Киме. Муля возмущался:
      - Говорил тебе, не связывайся с Завмагычем. Еврей на деньгах всегда проколется.
      - Муля, как считаешь, положена мне компенсация?
      - Ко-онечно.
      - Вот пойду и сниму еще денег у Яшки.
      - Обязательно сними. Не лопухайся.
      Так просто после Кожедуба с Кимом с Яшки деньги не снимешь.
      - Яша, ты не займешь мне еще пятьдесят рублей? - упростил я процедуру.
      - Для тебя Бек, всегда пожалуйста. - Розенцвайг открыл сейф. - С возвратом можешь не торопиться.
      - Хороший ты мужик Яша, - чистосердечно признался я.
      Должен я ему уже больше ста рублей. Ничего страшного - от него не убудет. Да не ослабеет рука расхищающего.
     
      Завтра понедельник, в предписании велено прибыть в райисполком к восьми утра. "Эх-ма, тру-ля-ля! Не женитесь на курсистках! Они тонкие как спички!". Что она со мной делает! Вот завтра уеду, она без меня окончательно потеряет и выдержку, и стыд.
      Что делать?
      Дай-ка я ей позвоню.
      - Завтра уезжаю на сборы... Может встретимся на дорожку?
      - Не могу, - сказала Кэт. - Гапон что-то пронюхал и весь день орет.
      Подруга положила трубку.
      Не хочет.
      Что может пронюхать Гапон? Катя Козлова, она же радистка Кэт из "Семнадцати мгновений весны", проговорилась от боли при родах. Наша Кэт если и проболтается во сне, то заставит поверить в свое вранье не только узбека, но и меня.
      Ставит рога и мужу, и мне. О каком стыде речь? Совести у нее нет.
      На сборы уезжал с камнем на сердце.
     
      ...И надеюсь, что это взаимно.
      Монтень утверждал: "Невозможно судить о том, счастлив человек или нет, пока он не умер". Что вкладывал он в понятие счастье, трудно сказать, его суждение сродни русскому присловью - смеется тот, кто смеется последним. Само собой, счастье по-французски должно отличаться от счастья по-казахски. Несмотря на то, что думаем мы все об одном и том же. Да нет. Не может быть, чтобы мы все думали об одном и том же. В свою очередь Зяма, рассуждая о подведении итогов, замечал: "Мужики, главное, чтобы было что вспомнить".
      Иными словами, "моментом в море". И все дела.
      Иногда кажется, беготня за достатком, признанием, существует всего лишь для того, чтобы мы позабыли о чем думали, мечтали каких-то десять лет назад. Детство и юность как катание на американских горках, зрелость - это уже не катание, не езда в незнаемое, а бесконечное и бессмысленное хождение из угла в угол, нечто такое, от чего, когда задумаешься нал происходящим с тобой, начинаешь медленно сходить с ума: "Неужели все зря? Но так не должно быть".
      . Не должно быть, потому что все что с нами происходит во взрослой жизни - это нечто иное как отправление, придуманных за тебя кем-то, механических обязанностей, подлинно животная жизнь.
      Все же в том, что все зря, имеется свой смысл. Ибо, если бы в жизни существовала хоть какая-то тайна, то поход за ней напоминал бы принудиловку по выполнению какого-то плана, некоей целевой программы. В таком случае История, выходы в нее человека теряют привлекательнось, необходимость.
      Но все же, даже если все напрасно, все равно человек рожден не непонятной миссии какой-то ради, а токмо для разгадки цели бытия. Миссия у всех одна - жить, чтобы жить. Иначе быть не может. Для чего тогда радости и волнения? Из-за чего весь сыр-бор?
      Ну не кефира на ночь ради же.
      Но почему нам никогда не разгадать смысла жизни? Все просто. Если кто-то сподобится понять в чем загвоздка, История прекратится.
      "Осталось 20 минут... Надо успеть".
      ...Личности калибра Чокина снедаемы мыслью о бессмертии оставляемого наследия. По иному не может быть. Хоть смысла в жизни нет, каждый из нас придумывает себе и смысл, и задачу жизни.
     
      Жаль, сегодня не суббота...
      Я бросил сумку у двери и сразу же подал о себе знать телефон.
      - Приехал? - звонил Бирлес. - Мы скоро будем.
      На кухне мама возилась с мясорубкой.
      - Где Гульжан?
      - Она ушла от нас.
      Ушла? Ну и шут с ней.
      - Звонил Бирлес. Говорит, с кем-то скоро будет.
      - Спальный гарнитур сейчас привезут, - сказала она.
      Спальный гарнитур? Матушка и Бирлес действуют в одной связке, в свои дела меня не посвящают. Иногда мне кажется, что я Бирлеса нисколько не интересую и приходит он к нам из-за мамы.
      ...- Какой еще спальный гарнитур? - спросил я.
      - Увидишь, - загадочно сказала мама.
      Гарнитур оказался не новым. Продала его маме Магриппа Габдуллина. Мебель стала ненужной ее снохе после смерти сына Алтая. Мне-то зачем две кровати? Неужто...? Так и есть. Пока я неделю был на маневрах, Карашаш, Бирлес и матушка завершили подготовку и решили поставить меня перед свершившимся фактом.
      - Ты что делаешь?! - обрушился я на маму.
      - Успокойся.- Она быстро крутила ручкой мясорубки. - Ты должен жениться.
      Опять должен? Да что они из меня Кугеля делают?
      - Мама, ты говоришь, что у этой женщины ребенок. Тебя это не смущает?
      - Не смущает. - запальчиво ответила матушка. - У тебя тоже ребенок. - Она раскрутила мясорубку, вытащила ступившиеся ножи, заменила их на новые. - Отец больной, я больная... В доме нужен врач.
      Беспощадная логика. Меня хоть когда-нибудь будут спрашивать? Я все понимаю, но я не марионетка, не игрушка. Имею право на самоопределение.
      Гарнитур занесли в мою комнату и до часа "Х" решено его не собирать. Все из-за того, что может прийти Кэт и осквернить ложе. А что? Она всегда готова сняться с якоря с чужого причала.
      В квартире ее матери в большой комнате на стене фотография старшего брата Кэт. Звали его Максут и погиб он в 72-м, перелезая с балкона на балкон пятого этажа. В 14-й алма-атинской зоне он сидел вместе с Доктором. В микрашах его еще помнят.
      Когда мы с Кэт предаемся близости в квартире ее матери, подруга снимает со стены фотку.
      - Мне кажется, он на нас смотрит... - говорит Кэт.
      "Кажется, он на нас смотрит...". Ты сам-то куда смотрел? Куда и все смотрят - в Центр мироздания. Досмотрелся. "И это в то время, когда Большой театр бороздит просторы Вселенной...". Сейчас у Центра мироздания барражируют отроки во Вселенной. Ну, Гуррагча!
      Все из-за этой Умки. Идиотка! Подняла акции монгола, а эта... Эта тут же пошла тропою грома в пустыню Гоби.
      Сейчас она на работе. Позвонить?
      ... В дверь не позвонили, тихо постучали.
      На пороге соседский малыш.
      - Тебя зовет какой-то дядя.
      Каким-то дядей оказался Уран из косых домов.
      Что ему надо? Встречное заявление? Так этот поезд давно ушел.
      Около нашего дома своя трансформаторная будка из бетона. У нее мы и разговаривали.
      Уран мой ровесник и житель косых домов. У него справка из дурдома.
      - Что у тебя?
      - Ниче?
      - Тогда что пришел?
      Уран может и псих, но уж очень подозрительно разумный псих.
      - Ты в курсе, что Ес сидит?
      - В курсе. И что?
      - А то, что его надо загреть.
      - Я не против. Загревайте.
      Уран, хоть и опасно ядерный мужик, но смотрел на меня без злости. Пришел не столько за гревом, сколько проверить на вшивость. Нет уж, хорош. Стопан. Уран и тот, кто его подослал, вконец офигели. Хоть за спиной я не ощущал дыхания Вечности, - за мной находилась стена трансформаторной будки, - но загревать подонка, хоть режьте, не буду.
      И жалко нету.
      Только бы не выдала дрожь, что пробирала изнутри.
      - Так ты значит отказываешься?
      - Да.
      - Так и передать?
      - Кому передать?
      - А-а... Ну-у.. - Уран заелозил.
      Никакой он не шизик. Он сам трухает.
      - Все. - твердо сказал я. - Больше ко мне, чтобы никто не приходил. А то...
      - А то что?
      - Да ничего. За мной пасут. Негласное наблюдение прокуратуры. Понял?
      - Понял, - Уран попятился, развернулся и быстро удалился.
      "Негласное наблюдение прокуратуры". Поверил. Что значит тупой.
      Дата суда приближалась.
     
      Глава 10
     
      Скончался Казай, муж Шарбану. Жаль, хороший,безобидный был человек.
      Мама поддерживала отношения с Шарбану. Общалась, имела с ней дела, но не забывала сообщать тете Шафире о первоисточниках прирастания достатка сестренки.
      - У Шарбану учится дочь начальника городского управления торговли. Это он ей достал "Мадонну".
      Помимо сервиза, говорила матушка, начальник горторга открыл для Шарбану свободный доступ к коврам, казы (по госцене), индийскому чаю, всему тому, к чему на сегодняшний день, с уходом от ответственности за снабжение дефицитом нашей семьи начальника отдела кадров Минторга Берикпола, она не могла подступиться.
      Источником прямых денежных поступлений Шарбанки служили аттестаты. О том, что она ими широкомасштабно банкует, и догадаться нетрудно, и ходили разговоры. Естественно, Шарбану знала, что отпускать аттестаты зрелости по цене саксонского сервиза предосудительно. Помнила она и том, что каждый день заходит к ученикам в класс сеять разумное, доброе, вечное. Помнить-то помнила, а что это в истинности такое, и как на это прожить, Шарбанка не знала. С другой стороны, чем помимо астрономии и географии, прикажете заниматься директору школы рабочей молодежи?
      За то, что ее могут поймать за руку, расколоть, если кто и беспокоился, то совершенно напрасно. Шарбану, не Яша Розенцвайг, и врет она так, как будто оттарабанила 25 лет на строгом.
      Мама знала о проделках сестренки, но никак не реагировала, а что уж до моего предложения на корню пресечь торговлю фиктивной просвещенностью, то она делала внушение-объяснение: "Так нельзя. Она моя сестра".
      - Какая она тебе сестра? - кричал я. - Ты забыла, что она говорила про тебя Гау?
      - Ничего не забыла.
      - Давай я знакомым ребятам из ОБХСС расскажу о Шарбанке. - Разозленный маминой терпимостью веры, я внес неплохое предложение. - Пусть год-другой посидит в тюрьме!
      - Ой бай! Сондай соз айтпа.- испугалась матушка. - О бал.
      По ее представлениям своих закладывать нельзя, грех. Но если свой твой враг, то посадить такую в клетку на хлеб и воду это не за падло. Чем она лучше других? Потом ведь это очень даже хорошо и полезно для самих земноводных.
      Дядя Боря с 76-го года на пенсии. Его протеже, начальник республиканского управления сберкасс, дал вместе с персональной машиной маминому брату должность заместителя городского управления. Дядя как и сестры - предприимчивая душа, но как и полагается старшему брату, из сестер любил он больше младшенькую.
      Еще дядя Боря любил моего отца.
      Муж и жена, вроде, как одна сатана. Мамина и папина родня считала моего отца чуть ли не матушкиной жертвой. Дескать, он всю жизнь горбатился, отправлял ее на курорты, не шел наперекор ее прихотям неизвестно с какой стати. Мама, по обоюдному мнению родни, этого не заслуживала. Не заслуживала, и вот на тебе! - при случае выстраивала родню по ранжиру человеческих свойств.
     
      Ах, вернисаж, Ах, вернисаж...
      - Где Кэт? - я зашел в комнату злой.
      - Бяша, она у мамы. - Тереза Орловски тасовала перфокарты.
      - Совсем обнаглела! - Я подошел к пустому столу Кэт. - Хотят - курят по два часа, хотят - на работу не ходят!
      - Бяша, что с тобой? - Тереза оторвалась от колоды.
      Что ты петушишься? Ты не хочешь признаться... Да, да ... Сдаюсь. Мне надо ее ... Ох, как надо!
      Воображение окончательно уступило место разыгравшейся мнительности. Где Гуррагча? С утра на работе он не появлялся. Она что делает дома? Мать ее на дежурстве. Нет, не надо туда ходить. Вдруг я застукаю обоих?
      Ой как нехорошо мне.
      Это не инстинкт собственника, это наваждение.
      Заходить в дом не стал, вызвал ее на улицу по телефону.
      - Нам надо поговорить. - я схватил ее за руку.
      - О чем говорить? - Кэт остановилась.
      Для того чтобы проучить, или просто поводить меня за нос, она слишком проста. И это невыносимей всего.
      Остается одно средство.
      - Хочешь, я на тебе женюсь?
      - Не хочу.
      "А если что - ответный термоядерный удар". Каррамба! Кэт уделала меня.
      "...Указанное так или иначе работало на национальное самосознание казахов, сообщало им небывалую, прежде, уверенность в себе.
      Для аналитиков и консультантов из ЦК КПСС также не проходили незамеченными количественные и качкственные перемены, происходившие с казахами. Их больше тревожили цифры. Мол, при попустительстве Кунаева происходит вытеснение славян из руководящих звеньев республики. Вся лживая и правдивая информация на Кунаева откладывалась до лучших времен в "золотом фонде" ЦК КПСС.
      Смерть Андропова и водворение на освободившееся место генсека Чернеко повергла в уныние... Но объективно, год правления Черненко сыграл свою положительную роль, психологически подготовил партию и народ к выдвижению на первые позиции молодых.
      При Черненко в Алма-Ате отпраздновали ХХХ-летие целины. Праздновали по старинке. Доклад, выступления, банкет, раздали участникам заседания по две коробки с апельсинами, индийским чаем и по тому избранных статей и речей Константина Устиновича.
      Ранней весной скончался Председатель Президиума Верховного Совета республики Имашев. Предстояла новая рокировка в руководстве. Пердседательствовать над Президиумом отправили Ашимова, а руководство Советом министров возложили на Назарбаева. Настроение у Кунаева было приподнятым. В тот же год, что было добрым знаком, Димаш Ахмедович во главе парламентской делегации посетил Японию...
      Последние в истории похороны на Красной площади выдались сугубо серьезными. Новый руководитель партии в папахе пирожком с трибуны Мавзолея сказал знаменательные слова о том, что теперь-то уж расхождений между словом и делом не будет. Это было что-то новое. Похоже, надвигалась перемена в укладе жизни народа, страны.
      В Казахстане воцарилось ожидание намеков, сигналов Кремля на судьбу Кунаева. Намеки не заставили себя ждать. По традиции новый правитель начинает с объезда владений. Горбачев посетил Ленинград, Киев, побывал в Тюмени, а в Казахстан ни в какую не ехал. Не едет и все тут.
      Первый гром, организованный персонально для Кунаева, грянул в июле 1985-го на Пленуме Чимкентского Обкома партии. Ставленника Димаша Ахмедовича - Аскарова сняли с треском. Отчет в "Правде" о Пленуме вышел под недвусмысленным названием "Цена попустительства". Чьего попустительства? Конечно же, Кунаева.
      Разговоры о скором смещении Кунаева в столице не прекращались. В открытую говорили и о его возможном преемнике. Называлась одна фамилия. Ауельбеков. Про секретаря Кзыл-Ординского Обкома ходили слухи, что Еркин Нуржанович суть ли не Рахметов из известного романа Чернышевского - в комнате из мебели только платяной шкаф, да панцирная кровать. Вдобавок на работу ходит пешком. Были наслышаны обыватели и о его властном, решительном нраве. Вспомнили, как в бытность секретарем Тургайского Обкома изгнал из Аркалыка всех торговцев кавказского происхождения.
      Горбачев все-таки приехал в Казахстан: минуя Алма-Ату, прямиком залетел в Целиноград. На публике с Кунаевым обращался нехотя и небрежно, беседовал с народом через голову руководителя республики. Димаш Ахмедович вида не подавал, как его задевает манкирование генсека и пытался время от времени встрясть в разговор. Горбачев Кунаева насквозь не замечал.
      ...В конце 85-го выпала мне командировка в Швейцарию. Туда ехал я за опытом строительства селезащитных сооружений. Еще в Алма-Ате меня предупредили, чтобы в Москве я обязательно зашел в отдел строительства ЦК КПСС. Заведовал отделом и одновременно секретарствовал тогда Ельцин.
      Принял меня первый заместитель по отделу и сказал, что секретарь ЦК хотел бы лично со мной поговорить. Но сейчас его нет в Москве. Вот на обратном пути из Швейцарии зайдете вновь, тогда он обязательно вас примет.
      Вновь прилетев в Москву, теперь уже с другой стороны света, я так и не повстречался с Ельциным. Первый замзав только тогда раскрыл мне содержание несостоявшейся беседы с секретарем ЦК. Вас хотят пригласить инструктором в отдел ЦК КПСС. Как на это смотрите? Как смотрю? С семьей надо посоветоваться.
      "Имейте в виду, - сказал на прощание замзав, - мы рассчитываем на вас.В Алма-Ате мы вас сами найдем".
      На следующий после приезда в Алма-Ату день, позвонил мне секретарь ЦК Башмаков: "Приезжайте в ЦК". "Срочно?". "Да, срочно". Через десять минут я в кабинете Башмакова. "Пошли. - сказал подымаясь секретарь ЦК.- Нас ждет Димаш Ахмедович".
      Кунаев приподнялся из-за стола, поздоровался и предложил сесть.
      - Мы подумали и решили поставить тебя председателм горсовета Алма-Аты. К себе тебя просит Ельцин... Он мне звонил. Такие парни нам самим нужны. Что скажешь?
      Я не сразу осознал услышанное и потому, чуть замешкавшись, ответил возбужденно, с пафосом.
      - Спасибо за доверие. Надеюсь, не подведу".
      Заманбек Нуркадилов. "Не только о себе".
      Карашаш три дня как вернулась из Франции. Казахстанские активистки Общества советско-французской дружбы неделю гостили в Париже по приглашению местных коммунисток.
      - Ты знаешь, в Париже, как и у нас, полно оборванцев, пьяных... - рассказывала татешка. - В ресторанах орут, скандалят точно так же, как в Алма-Ате.
      Франция-песня. Сплошное "ри-дер-я".
      Если мухам оторвать крылья, они могут только ходить. Переваливаясь. Бочком, бочком. Тем не менее мухи останутся мухами. Они будут и дальше размножаться и также не давать спать по утрам, звать на собрания и субботники.
      - Побывала я дома в гостях у нашей сопровождающей... Девочка с шестнадцати лет в Компартии... Муж, двое детей... Работает в казенном департаменте... Она рассказала, как сходила на панель... Муж в курсе... Спокойно говорит, а как я себе еще смогу купить вечернее платье?
      Какие женщины, такая и нация. Женщина прекрасна в грехе. Муж французской коммунистки умеет отключать воображение. Брак у них, как говорят политики и правоведы, видимо, и в самом деле, институт. В воспитании чувств французы преуспели.
      Почему я сдурел от прелюбодейства Кэт? Причина в одном, - я все время пытаюсь угнаться за счастливчиками и никак не могу за ними угнаться. Это не мое. Муха без крыльев никогда никого не догонит. Кэт хоть и дура дурой, но она не виновата в том, что я такой. Она произвела пересортицу и выбрала свежак. Ей, как и всем, нужно только одно.
      Теория теплового насоса применительно к моему случаю провалилась.
     
      Ангелы ада
      У входа в суд центровские мужики. Айкын, Хачан, Саня Карате, Икошка, самый младший из Атиловых.... Всего человек десять-одиннадцать. Позже подошли и другие. Среди них и Омир. Урана нет ни среди первых, ни среди вторых.
      В вестибюле на лавочке Духан Атилов с женой. Натерпелся с детьми. Кроме Еса, в Советском райсуде сегодня судят и старшего сына Ивана.
      Мы пришли втроем. Мама, Бирлес и я. Обещал без опозданий подойти Иоська Ким. С моей стороны Бирлес единственный свидетель. Спрашивает, что ему говорить. Отвечаю: "То же, что и на следствии говорил". Чешет голову. Что же он говорил три месяца назад?
      Из собравшихся беспокоят Икошка и Айкын. Нехорошо посматривает в мою сторону и Жумабаев. С остальными отношения раньше у меня были вась-вась. То раньше, сейчас как они настроены - не знаю.
      Мама не дождалась Кима и зашла к судье.
      - Дайте сыну охрану. - сказала она.
      - У нас нет охраны для потерпевших. - Судья Федосова разговаривала с матушкой мягко. - Насчет охраны вы можете написать заявление в горотдел юстиции. - Она протянула маме образец заявления. - И очень просила бы вас, больше ко мне не заходить. Сторона Атиловых может опротестовать приговор.
      - Не бойтесь. - успокоила Федосову матушка. - Не опротестуют.
      При виде меня Икошка отводит глаза. Про него, как и про Еса, Пельмень тоже говорит: "Этот у них, ох, и дурной". При людях и ментах никто из них на меня не прыгнет. Но в центре в ближайшие месяцы лучше не появляться.
      Невыгодно светил подсудимого Айкын. Он решил меня запугать и не соображал, что болельщиков Атилова судья тоже присекает. Менты завели в зал Еса, шпанюк закричал: "Здорово, брат!". Когда же я начал давать показания, Айкын стал что-то орать.
      Федосова постучала карандашом по столу, пригрозила вывести публику из зала и объявила перерыв до завтра.
      Санкция есовской статьи предусматривает наказание до 3,5 лет. С учетом судимости Есу могут дать не более 2-х лет. Если же адвокат докажет добровольную отдачу пиджака, то Атилова освободят. Драмарецкая хороший адвокат. Не потому что знает свое дело, а потому что защищает Еса горячо, с волнением.
      Отказываться от показаний на следствии нельзя. Посадить не посадят, но если начну вилять, дело рассыпется и Еса выпустят. Так не пойдет. Раз уж дошло до суда, то пусть посидит.
      Федосову сменила судья Орлова. Ртутная девушка.
      - Потерпевший тут что-то лепетал... - адвокат Драмарецкая близко к сердцу приняла судьбу подзащитного. - Хочет угодить всем...
      Здесь Ес сделал глупость. Он сначала, глядя на меня, сообщил, что в одной камере с ним сидит Доктор, а потом сказал:
      - Вы же видите, Бектас за меня. Это все мать его устроила.
      При последних словах, сидевший на задней скамейке, Духан Атилов опустил голову. Орлова равнодушно спросила:
      - Причем здесь мать потерпевшего? Вы не ее ограбили.
      - А-а.. Вы не знаете его мать.... Она ...
      - Что она? - Орлова бросила цепкий и короткий взгляд на на маму.
      Ничего вроде особенного. Сидит себе старушка, опершись подбородком на костыль.
      Человек если глуп, то это надолго.
      - О, вы не знаете ее, - повторил Атилов и возьми да и брякни. - Ее даже ЦК боится.
      - Что-о? - тихо переспросила Орлова.
      В этот момент в зал вошел Иоська Ким с ментом-сержантом. Они сели рядом со мной. Судья объявила перерыв. Мы вышли в вестибюль, Иоська ходил между есовских болельщиков и предупреждал: "Скоро вас всех посажу".
      Духан Атилов из зала вышел с женой последним и присел на лавочке. Его обступили менты-казахи. Мама шкандыбала по вестибюлю и кого-то искала глазами. Увидев облепленного милиционерами Духана, она сменила шаг, быстро подошла к нему и начала избивать костылем старика. Менты опешили, Атилов суматошно уворачивался от ударов, матушка била его и приговаривала:
      - Сен барлыга кнали! Сен!
      Менты не успели защитить старика. Матушка, сделав свое дело, не глядя, на побитого писателя, подошла к другой лавке. Сидевшие на ней двое русских парней поднялись, уступили место.
      Прокурор попросил для подсудимого два года.
      На оглашение приговора мы не пошли. Я позвонил в суд и узнал: Орлова дала Есу три с половиной строгого. Почти одновременно в другом зале Советского райсуда три года дали и Ивану Атилову.
      Можно только догадываться, каково было Духану. Я же, хоть и не считал себя виновным в участи Еса, об истории с монгольским пиджаком старался забыть. Мы с ним квиты.
      Для чего Ес пробросил в суде, что сидит в одной камере с Доктором, понятно. Сведения предназначались для Орловой. Имейте в виду, гражданин судья, потерпевший, как и я, тоже знатного рода.
      Неделю спустя мама и Бирлес провели день и в суде Фрунзенского района, где проходило повторное разбирательство дела Доктора. Судья Ахметкалиева кроме того, что была подругой Карашаш, неплохо знала и матушку. После вынесения приговора она позвонила Карашаш: "Передай Шаку-апай: я была не в силах переквалифицировать обратно покушение на убийство в хулиганство".
      Доктор получил семь лет строгого.
     
      Аргентина- Ямайка. Пять ноль... Какая боль...
      И.Х. по прежнему приходит в институтскую библиотеку, заглядывает и к нам.В начале сентября ему исполняется восемьдесят. Из его институтских ровесников в живых остался лишь один академик Захаров. Предпоследним из ровесников И.Х. умер гидротехник Синявский. Тогда Озолинг заметил:
      - Человеку здесь ничего не принадлежит.
      Иван Христофорович кажется допер кто я есть на самом деле, но все равно теперь остерегается выступать с расисткими заявлениями.
      - Иван Христофорович, скоро у меня выйдет на вас пасквиль. - предупредил я его.
      И.Х. на всякий случай насторожился.
      - Вы шутите?
      - Шучу. Но думаю вам не повредит, если кто-то в Казахстане узнает про вас.
      - Кхе-кхе. Поглядим.
      Четыре года назад после демонстрации казахов в Целинограде против планов немецкой автономии мы совместно раскусили заготовку Брежнева и Шмидта.
      - Брежнев пообещал канцлеру переместить Немповолжье в Ерементау, а после инсценировки с протестами казахов, вытащил из рукава козырного туза: видите, народ против.
      - Так оно и есть. - согласился И.Х.
      - Наши смелеют только по команде сверху.
      - Это да. Конечно.
      Про то, что из себя представляют казахи, Озолинг врубился раньше меня.
     
      Деньги не черепья...
      Комиссар Миклован, кагуляры и фергиссмайнихт... Я запутался с понятиями. Нет, нет... Миклован румын, кагуляры из "Теней над Нотр-Дам". Ничего я не путаю. Вот только с фергиссмайнихт не могу разобраться. Откуда он пришлепал?
     
      . Изабель...Изабель... Изабель...
      Матушка велела сегодня прийти домой абсолютно трезвым и пораньше. На шесть вечера назначен смотр.
      Может это и к лучшему? Избавлюсь от мыслей о товарище по работе. После больничного по уходу за ребенком, не выходя на работу, Кэт вышла в отпуск. По телефону сообщила о задержке.
      - Будешь рожать? - спросил я.
      - Вот еще!
      В июле у нас с ней состоялся только один сеанс связи. От узбека после рождения сына она ни разу не понесла, так же, как и от меня, с мая прошлого года. Дело не в ее памяти. Она не забыла, как собиралась рожать от меня. Не прибегая к методам объективной контрразведки, можно вычислить истинного оплодотворителя.
      "Вернись, я все тебе прощу!".
      - Когда аборт будешь делать?
      - Марадона обещала поговорить со знакомым гинекологом.
      - Слушай, как насчет встречи вне рамок протокола?
      - Аборт оплатишь?
      - Спрашиваешь.
      - Тогда на неделе подъеду.
      Дожился. Королева бензоколонки прикормила и сделала из меня бобика.
      ...Карашаш, ее подруга Кайнигуль с племянницей Айгешат пришли без опозданий. За новой жертвой я наблюдал, отодвинув занавеску в дверном окне. Девушка в очках носила из кухни в столовую и обратно посуду, долго мыла ее.
      Кайнигуль поинтересовалась где я. Мама ответила: "Он звонил, извиняется, у него сегодня важный эксперимент".
      Карашаш подхватила: "Бектас оригинальный ученый".
      Татешка говорила Кайнигуль и ее племяннице, что я не не пью и не курю и употребляю исключительно соки. Про то, что медичка вполне может угодить в филиал дурдома, Карашаш умолчала.
      Потом узнает.
      Из смежной комнаты за медичкой так же, как и я, отодвинув занавеску, подсекал и папа.
      Айгешат ему понравилась.
      Про матушку и говорить нечего.
      - Она работает молча. - сказала мама и добавила. - И не жалуется.
      Поначалу они все не жалуются. Потом уже жалуются на них.
     
      Какая, в сущности, смешная вышла жизнь...
      Ответсекретарь журнала, где главным редактором Карашаш, тертый калач. Ранее он работал в "Вечерке", одно время болтался на низовых должностях в издательстве, в городском управлении "Спортлото". Мужик пробивной, хоть и старый (ему за пятьдесят), но с амбициями. Вообще-то такой и нужен был татешке, с тем только условием, чтобы не забывался и угождал благодетельнице. Карашаш бы поинтересоваться, за что Мишу - так звали ответсекретаря - отовсюду выставляли за дверь, но она понадеялась на личный опыт работы с людьми и собственный авторитет среди газетчиков, который сам по себе, по ее мысли, и должен предостерегать глупых мальчонок от домогательств на ее место. По общественным над?бностям ей ириходится часто оилучаться с работы, и ответсекретарь в ее отсутствие проникся не только детальным знанием состояния дел в редакции, но и не желал вспоминать, где его подобрала Карашаш. Миша призадумался: почему хорошим журналом командует богемная тетенька?
      Подоспела текущая размолвка, содержание которой татешке бы чуток проанализировать и попристальней приглядеться к ответсекретарю, но она не не подстраховалась. Видя такое дело, Миша и показал зубки. В ее отсутствие ответсекретарь подбивал небольшой коллектив редакции к бунту, для чего стал склонять колеблющихся подписать письмо о татешке в директивные органы. Карашаш узнала поздно и когда попыталась загнать раба в клетку, последний обратился за помощью в ОБХСС.
      В мае в Алма-Ате прошел Всесоюзный кинофестиваль. Редакция журнала учредила для участников свой приз - Карашаш распорядилась купить хрустальную вазу стоимостью сто пятьдесят рублей. Ваза, по мнению смутьяна и интригана, неплохой повод для начала операции по смещению с должности татешки. ОБХСС согласился с ним и Карашаш вызвали на допрос. Татешка перепугалась не только за репутацию. Ей было известны подробности ареста заместителя министра мясо-молочной промышленности, у которого неделю назад при обыске нашли ящик семипалатинской тушенки. Вдобавок ко всему, Карашаш ждала ребенка, а Анеке, муж ее, как назло только что отбыл в длительную командировку.
      Мама позвонила мне на работу:
      - У Карашаш неприятности... Сейчас я заеду за тобой на такси.
      В квартире татешки кроме домработницы никого не было. Хозяйка недавно звонила и обещала скоро подъехать.
      Как уже отмечалось, Карашаш из той редкой породы стальных женщин, которые хорошо знают чего они хотят. Рядовой женщине может и достаточно для полного счастья обычных радостей, как-то: хорошего мужа, детей и достатка в доме. В понимании татешки сей стандартный набор годится обычным клушам, которые не имеют собственной жизни. Такое существование не для нее.
      Я ни разу не видел ее за хлопотами по хозяйству. В доме у нее сменялись домработницы из числа рабынь из аула, готовили они невкусно, но Карашаш сохраняла выдержку и никогда не вмешивалась, не пыталась переучить. Достаточно того, что они содержали большую пятикомнатную квартиру в чистоте. Кроме хороших сигарет любит татешка долгие разговоры с умными людьми. В ее доме принимали режиссеров, актеров. С ними ей было интересней, нежели с литераторами.
      В середине 70-х папа, представляя Карашаш гостям нашего дома, напоминал: "Первую книгу Карашаш благословил Леонид Леонов". По-моему, папа про Леонова звиздел, но татешка молчала, и все верили. Хотя бы потому, что татешка и без благословления Леонова личность во всех смыслах и без того незаурядная.
      Ее первый муж редкой талантливости человек. Она, как женщина, проучившаяся бок о бок в Литинституте с разными людьми, хорошо понимала, что одаренность, ум ничего не стоят, если их не подпирает характер. За спиной таланта не укроешься, опять же все и к двухтысячному году все тот же семейный коммунизм не построишь.
      Маму и татешку разделяет разница в сорок лет. Карашаш обращалась с матушкой по-свойски. Тыкала, спорила, откровенно посмеивалась над маминой необразованностью, но при всем этом отдавала должное напористости жены Абекена.
      Матушка отвечала взаимностью татешке. Говорила ей: "Я знаю, чем ты дышишь... Смотри у меня". Карашаш немало сделала для нас. Она любила нашего папу, уважала память Шефа и Ситки, только этого мне было достаточно, чтобы понимать, как она отличается от остальных и всегда быть готовым, хоть по-малости, но как-то угодить ей, показать на деле умение быть благодарным.
      Во мне Карашаш находила сходные с характером отца черты. Я не спорил с ней. Она не могла знать о том, какой я изнутри. Себя досконально знать мне не дано, тем не менее уже одно то, что я целиком и полностью разделял мамины методы работы с личным составом родственников и знакомых, - скажи я честно ей об этом, - способно было бы немало насторожить татешку.
      ...Звонок в дверь. Я пошел открывать.
      В квартиру вошли Кайнигуль и Айгешат.
      Медичка, не поднимая глаз, скинула босоножки и, так же не глядя на меня, прошла в комнату. Мама притворно-искренне всплеснула руками: "И вы здесь?".
      Через четверть часа появилась Карашаш. Новости у нее плохие. С утра на работу приехали обхээссэсники и забрали из бухгалтерии документы за последние три года.
      Мама настраивала татешку записаться на прием к Камалиденову. Секретарь ЦК по пропаганде учился в школе вместе с Анеке. В ответ Карашаш говорила, что обращаться к Камалиденову вроде как неудобно. Вдруг он подумает, что татешка нечиста на руку. На что матушка отвечала:
      - Ашык ауз болма... Милиции плевать, что ты беремена. Посадят - сразу поймешь...
      Карашаш побледнела.
      - Ой, что ты говоришь!
      Мама утешила ее:
      - Ты - член партии, писатель. В тюрьме тебя долго держать не будут. Может через полгода выпустят.
      Татешка схватилась за сердце и прилегла на диван. Мама продолжала успокаивать ее. Дескать, поднимем в защиту Карашаш общественность. Успокаивала и спрашивала: нужно ли доводить дело до огласки и садиться из принципа, хоть и ненадолго, в тюрьму?
      - Какие принципы? - ужаснулась Карашаш. - Ты что меня пугаешь?
      - Я тебя не пугаю, - деловито сказала мама,. - Говорю тебе: соберись! Иди к Камалиденову!
      Матушка отправляла татешку записываться на прием к секретарю ЦК, а меня с Айгешат вытолкала на балкон.
      Балкон висит площадкой во двор, на солнцепек. Медичка выглядела уставшей. Я смотрел на ее груди. Они у нее такие, что я размечтался... "Неужто это все мое?".
      - По характеру - я ведомая, - сказала она.
      Я хорохорился, она вяло отвечала. Не нравлюсь я ей. "Черт побери, что за дела? - ругался я про себя. - Пузач во всем виновата... Позвонить ей сейчас? Сказать, что между нами все кончено...".
     
      Предлагаю не прятать...
      Для маминого приемного сына происходящее в нашей семье пока интересно. Большое любопытство у Бирлеса вызывает, почему матушка прибегает к посторонним услугам даже тогда, когда, к примеру, требуется прибить гвоздь в стену или занести в квартиру мешок картошки.
      - Почему Бектас ничего не делает? - расспрашивал названный брат приемную мать.- Я рос без родителей в интернате... И ничего, стал человеком.
      - То, что ты рос без отца и матери, никто не виноват, - назидала мама в ницшеанском духе. - Твоя судьба она только твоя.
      Сиротская доля, матушка тут соглашалась с Бирлесом на все сто, вещь ужасная вовсе не потому что человеку с малолетства не суждено увидеть, то чего никогда не наверстаешь во взрослой жизни, а потому как человек всегда, какой бы благополучной не получилась у него жизнь в дальнейшем, нет-нет, да будет вспоминать детство со смертельной тоской и ненавистью.
      Мама жалела Бирлеса и объясняла ему: да, полная чаша в доме безусловно большой повод для радости, но намного радостней, когда в дом приходит женщина, способная преумножить достаток единственно простым и безотказным способом - способностью настроить мужа на работу во имя семьи, детей. Приблизительно так, как это она проделывала с папой. Про меня она говорила: "Бектас грубый, но культурный. Не надо только злить его". То есть при умной работе со мной жена может заставить меня не только бросить пить, но и сама заиметь неплохой задел на будущее.
      . Бирлес, как он сам вспоминал в 1996-м году, тихо посмеивался над мамой. Он видел меня в разных состояниях, ходил со мной в разные места и справедливо думал, что дружба с Сериком Касеновым, не говоря уже об Иржи Холике, Кере, Валее, и в самом деле сулит мне грандиозные перспективы.
      "Меня не подведешь". - повторяла мама. Житейская находчивость и преданность сироты давала матушке не единожды повторять и такое: "Впервые Бектас привел в наш дом настоящего человека".
      От того ничего удивительного в том, что мама с особой тщательностью подбирала и для Бирлеса надежный тыл. "Я умру и за тобой никого н будет. Тебе нужна жена с положением". - говорила она приемному сыну. Бирлес соглашался с ней. Тем более, что у него обрисовывался многообещающий вариант. Тетя Дракулы, на квартире которой он жил, поведала маме о том, что ее земляк, прокурор республики подыскивает для дочери жениха с правильной биографией. Когда ему сообщили о наличии свободного парня без вредных привычек, да еще родом из его мест, то он, не глядя, согласился: такой как раз ему и нужен. Понятно, заботу о карьере, квартире главный прокурор Казахстана брал на себя.
      Мама обрадовалась готовности законника принять к себе Бирлеса и потирала руки от предвкушения еще одной удачи. Такой сват ей нужен самой.
      Пока же она на время отложила в сторону прокурорские дела и требовала от меня поторопиться.
      Ее методы пропаганды и агитации не претерпели изменений и почти слово в слово повторяли, апробированные на предыдущей жертве.
      - Нога у Айгешат прямой... Сама белий-белий...
      Она считала, докторша у нее в кармане и на упоминание, что надо иметь еще хоть какую-то тягу к человеку, у нее удивлялся все тот же вопрос: истинно ли, что я не думаю о больных родителях?
      Какая Айгешат? У нее идеальная фигура, красивые карие глаза... При всем этом я видел в ее глазах и отсутствие блеска. Она была зажата... и что-то пугало меня в ней. Я не Кай, но видел в ней и Снежную королеву. И то, как она со своими данными понуро шла на заклание, не взирая на средневековую форму знакомства, унижало ее и меня. Понять матушку можно. Только кто мог понять меня?
      С какой стати? А с такой, что мне не мешало бы на себя в зеркало полюбоваться, прежде чем...я окончательно не грузану читателя. Словом, не оживляжа ради называю я себя и крокодилом, и чудовищем. Остановка внутри себя назрела давно. Но я еще не решился. Так что повременим. Пока.
     
      Глава 11
     
      Ты обнимай, не обнимай,
      Но только ты мою покорность за любовь не принимай, -
      Я одиночества боюсь...
      - Папа учился в аспирантуре ФИАНа у академика Черенкова.
      - У того, что открыл эффект Вавилова-Черенкова?
      - Да.
      - Правда, что он член-корреспондент?
      - Нет... Он кандидат наук.
      Я облегченно вздохнул. Как хорошо, что он не член-корр. О чем бы с ней еще поговорить? После обеда мама взяла с меня обещание о предложении руки и сердца. Пригрозила устроить скандал, если и сегодня я уклонюсь.
      - Ты это самое... - я смотрел вниз и еле находил слова. - Как бы ты отнеслась...
      Она смотрела не вниз, куда-то в сторону.
      - Как бы это... ты... посмотрела на то, чтобы я сделал тебе предложение, - я наконец справился с собой.
      Продолжая смотреть все туда же, она затянулась сигаретой и сказала:
      - Вы не хотите познакомиться с моими родителями?
      Причем тут ее родители? Когда до меня дошел смысл ответа, то жертвой я ее уже не считал.
      Какая у меня дурацкая жизнь! "Ничего, - успокоил я себя, - выкручусь". Как? Не знаю, но выход должен быть. Пока же будем тупо выбивать мяч в аут или на угловой. Потянем время.
      Мне не с кем обсудить внутренний кризис. Если хорошенько посоображать, дело не в Кэт. Она дура и человек без комплексов. Мы с ней не только разные, с ней мне не по пути. Женитьба это не шутки, это серьезная вещь. Настолько серьезная, что меня посетило предчувствие и я представил свое будущее в виде параметрического уравнения, заданного в неявной форме.
      "Айгешат - Снежная королева, - подумал я, - и я погиб". Безвозвратно погиб для всего того, о чем только-только начинал вновь мечтать, строить планы.
      Еще больше мне стало не по себе, когда мама отправила меня с Терезой Орловски в Советский райЗАГС добывать, до сих пор не оформленное, свидетельство о разводе.
      У кабинета заведующей очередь в три человека. Тереза чувствовала, что со мной происходит, и помалкивала. "Получу свидетельство о расторжении брака и... - думал я. - Дальше развитие событий перейдет полностью под управление матушки...".
      Подошла моя очередь, я схватился за дверную ручку, как неизвестно откуда взявшийся старикан с деревянной тростью отстранил меня.
      - Куда без очереди? - прохрипел я.
      - Участник войны. - сказал, подвернувшийся под горячую руку, старикан.
      - Когда вы все передохнете?! - прокричал и, мгновенно испугавшись трости ветерана, подхватил Терезу Орловски: "Быстро сваливаем!".
     
      - Мама, знаешь кого я сегодня встретил?
      Встретил я сегодня Жуму Байсенова. Он бы меня не узнал, не обрати внимания на него я сам и если бы не вспомнил, как четыре года назад о говорил о нем Шеф. Друг детства окончил Крагандинскую школу милиции, работает следователем в РОВД.
      Матушка не забыла Жуму, его семью.
      Друзья детства существуют для того, чтобы о них больше вспоминать, случайные встречи с ними не всегда повод для возобновления отношений.
      Жума про наше детство не вспоминал, но не прочь вновь как-нибудь встретиться. Обменялись телефонами.
      Мама, узнав, что Байсенов признан одним из лучших следователей города, удивилась.
      - Надо же, сын рабочего и такой умный. - сказала она.
      Братья Дживаго выучились на авиаторов и где-то летают. Более-менее определенное что-то слышал про Эдьку. Знаю, что последние годы работал в Мангышлакском авиаотряде, что первого сына он назвал в честь старшего брата Андреем. Оксанка, их младшая сестра вроде как ушла в журналистику.
      Дядя Толя и тетя Валя по прежнему живут в Алма-Ате.
      Встреча с Жумой дала повод еще раз убедиться: ничего не изменилось. Не знаю как другие, но твердо убежден, кроме как выпить, я не знаю чего хочу.
      "Все те бесчисленные дела... - так кажется, писал Лев Толстой, - в действительности нам не нужны". Его Ерошка говорил хорошие слова: "Пей - трава вырастет".
      Вчера приходил Зяма. Почти год не виделись. Ни шуток, ни прибауток, совсем задумчивый стал. Толян предложил дернуть по чуть-чуть. Пошел с нами на Весновку и Серик Касенов.
      Я наябедничал на Мулю.
      - Весной у меня вышла статья в газете, а твой кореш воспринял ее как конкурент.
      - Не удивительно, - Зяма усмехнулся. - Этот человек давно все позабыл. Когда припрет, боюсь он и не вспомнит, где его "я".
      - Толян, в ноябре в "Просторе" должен выйти мой очерк. Там и про тебя написано.
      - Хоп майли. Не забудь подарить один экземпляр.
      Про то, что Зяблик в материале не обозначен ни именем, ни фамилией, я не сказал. Почему я так сделал? У Зямы нет положения, и калбитизм в себе мне не побороть.
      Еще не было и пяти часов, литр водки оказался столь малым, что хотелось еще поговорить, но денег не было. Мы с Сериком проводили Толяна до дома, вернулись на работу, я раздобыл десятку и не медля позвонил Зяме. Держал трубку минуты три. К телефону никто не подошел. "В клуб, наверное, пошел". - подумал я.
     
      Иван Падерин
      Отца моего крупно обманывали два раза. Наверное, тогда-то он жалел, что не выбился в начальники.
      Первый раз казачнул его мамин дальний родственник, известный в республике фронтовик. Матушкиному родичу сделал литературную запись фронтовых воспоминаний местный писатель из русских. Воин по-свойски предложил папе перевести рукопись на казахский. Герой войны казахского не знал, но решил, что ничего дурного в том нет, если авторство казахской версии по неоспоримым заслугам героя перед Родиной перейдет к нему. Что, мол, отец мой повозмущается и осознает свою беспомощность.
      Так оно и вышло. Отец доказывал в издательстве, что фронтовик не знает казахского и хотя бы поэтому не имеет присваивать себе авторства перевода воспоминаний. Собрался папа писать в ЦК. Мама отговорила его. Заслуги ее родича настолько велики, что жаловаться бесполезно.
      Второй раз папа обмишурился в эпизоде, связанном с рукописью о казахском борце Кажимукане. Самое обидное, что с борцом обвел его вокруг пальца уже не героический человек, а средней руки деятель физкультурного движения. Видимо, отец где-то дал пенку и не во всем был чист в истории с книгой о Кажимукане, но как бы там на самом деле не было, он вновь элементарно лопухнулся.
      Макс близкий друг Марадоны и сын бывшего зампреда общества "Знание". В его доме, как он рассказывает, иногда вспоминают мою маму, про моего отца, судя по некоторым его ретрансляциям, максовские предки не говорят.
      У друга Марадоны повадки молодежного активиста и школьного отличника. Институтский народ знает: Макс честен, ему можно верить. Мало того, сын бывшего зампреда общества "Знание" искренне верит, что плохие люди, если они даже и существуют, то их ничтожно мало. В моем мнении сие суждение отдавало не столько идеализмом, сколько слащавостью. Окружающим позиция Макса нравилась. Почему, по мнению некоторых мужиков и женщин, ему следовало держаться подальше от Марадоны. Кэт и Орловски прогнозировали, будто замсекретаря комитета комсомола Макса погубит.
      Мужчину и женщину сближает не только постель.
      Марадона, как я уже отмечал, женщина сильного характера, большого житейского ума.
      Расхожая банальность "характер - это судьба" плохо овеществляется, если личность полагается только лишь на наличие характера, не прилагая стараний оказать помощь самому себе. Гордыня, вещь неплохая и полезная, если она никого не задевает. Только на то она и гордыня, чтобы кому-то от нее завсегда перепадало. Заместитель секретаря хорошо переносит колкости и при этом демонстрирует свое превосходство над окружающими. Кто ей вбил в голову, что она женщина голубых кровей неизвестно, но мало кому понравится, если человек считает окружающих ниже себя.
      Помогают только тем, кто работает. Проделать за просто так чье-то дело могут в том случае, если с человека есть что взять. Или, если этот человек женщина, чья красота толкает на самопожертвование. Марадона женщина интересная, потому как о ней можно много рассказывать. Ей и перемывают косточки женщины, общительность Марадоны раздражает Темира Ахмерова. Единственно кто расположен к ней, так это Таня Ушанова. Ушка требует от младших по возрасту женщин лаборатории понимания порывов души заместителя секретаря комитета. Младшие женщины плохо слушаются Ушанову.
      С Марадоной можно часами говорить о жизни, - к тому располагает правильно построенная речь, - но если разговор переходит на темы науки и культуры, то всяк мало-мальски просвещенный собеседник обнаружит в ней невежду и мещанку.
      На людях она проводит время за разной чепухой. Гадает по руке, читает вслух сонники, играет в балду. Чтобы позаниматься дома, так на это у нее вообще нет времени. Скажете, ничего страшного? Кэт с Орловски тоже ведь часами играют в балду. Но подруги ни на что не претендуют, ученые степени с партийной карьерой их не интерсуют.
      Чего у Марадоны, при лености ее натуры, не отнять так это цепкости. Она хорошо запоминает чужие тексты, ее не переспоришь. Не беда, что не понимает о чем говорит, - тараторит она так, что легко убеждает слушателей в знании предмета.
      Привлекательна Марадона на любителя. Один из таких любителей Макс, который пишет ей стихи и может долго молчать в ее присутствии. Макс тот человек, который бы бросил все на свете и поработал над ее диссертацией. Но он теплофизик и ничего не имеет против, если Марадона кого-нибудь запряжет. Обоим далеко за двадцать, а с удовольствием смотрят кино про любовь в девятом классе. И он, и она с вниманием слушают мои пьяные измышления.
      Марадона по необразованности полагает, что я знаток энергетики и рассчитывает на меня. Я не переубеждаю ее - все равно не поверит или подумает, что не хочу помогать - и иногда даю ей советы общего характера.
     
      ... Ветер Северный... Этапом из Твери...
      Шестилетняя девочка на кухне тихо, как мышка, ела торт. Гости, а это матушка, тетя Шафира, Кул Аленов, Серик Касенов и я, сидели в зале. Знакомство, или сватовство, называйте как хотите, протекало в молчании.
      Отцу Айгешат пятьдесят. Молодость свата матушке нравится. Еще ей по душе, что он ученый.
      Тот факт, что отец будущей снохи уйсунь ее не смущает. "Уйсуньден шинде коп жаксы адамдара бар". - мама на ходу изменила предубежденности против старшего жуза и играет в любимую игру под названием "объективность".
      Меня терзала готовность родителей Айгешат отдать дочь за меня и я думал о девчушке, поедавшей торт на кухне.
      Мужчина не станет вспоминать об оставленном родном ребенке, если на то его не подвигнет новая женщина. То есть, кровь на то и кровь, но на первом месте у мужчины стоит только женщина и если он по-настоящему к ней тянется, то легко забудет про тезис о том, что чужие дети никому не нужны. Дагмар может и ничего не скажет, если в доме деда с бабкой поселится отцовская падчерица, но это ничего не значит. Мысль об обделенности собственной дочери замучает, доконает меня. Шеф спрашивал, на кого похожа Дагмар? Сейчас Дагмар, уже не отдаленно, сильно похожа на Шефа. Дочку Айгешат зовут Панекой. Она хоть и была тогда маленькой, но кого-то мне напоминала.
      Айгешат меняла тарелки, я посматривал в сторону кухни. Что получается? Получается, что не имеет значения, что ты не совсем нормален. Лишь бы у тебя была городская квартира и больные родители. Нехорошо так думать о людях согласных отдать родное дитя психу. Но как прикажете о них думать? Может они думают, что пронесет? Я псих? Псих не псих, но что психопат это точно. Потом мне удобно и привычно, что за меня решают другие. Это тоже не украшает меня.
      Мы вернулись из поселка домой и когда мама сказала: "Ты обратил внимание, какая у Айгешат дочка?", я обрадовался: "Девочка будет жить с нами" и тут же позабыл, как думал о Дагмар и представил, что в нашем доме поселится маленькая девочка. Такая девочка оживит нашу жизнь.
     
      "При возвышении работа над собой не прекращается, а приобретает странные, на первый взгляд, непонятные формы. Человек начинает много читать исторических книг про походы, набеги, про личную жизнь царствующих особ.
      В чтении исторической литературы, вознесшийся над толпой, человек одержим разгадкой философского камня обретения и удержания власти. Любой большой или маленький диктатор неосознанно отождествляет себя то с Македонским, то с Чингисханом, то с Наполеоном, то еще бог знает с кем.
      Про создателей империи историки, писатели насочиняли много небылиц, выдумали немало ситуаций, сомнительной достоверности которых мы не придаем значения из-за гладкописи изображаемого. В единственном историки и писатели правы. Свое могущество, неограниченную власть правители никогда не употребляли на благо народа, отдельного человека.
      Рядовой гаржданин всякий раз, - а что ему еще остается делать? - наивно рассчитывает, что вот на этот раз витийствующий с трибуны митинга - страшно симпатичный оратор, говорит наконец как раз о том, как помочь ему, рядовому обывателю.
      Сменяющие друг друга поколения, из века в век пребывают в постоянном заблуждении, что власть находится в беспрестанных раздумьях о том, как облегчить участь подвластного населения. Посмотрели бы они, чем в действительности озабочены небожители. Наверху не до народа. И не по причине черствости, толстокожести власть имущих. И не дворцовая чехарда, не борьба за власть отвлекают правителя от дум за народ.
      Человек по определению Создателя не имеет права управлять себе подобными, придумывать за них законы людского сожительства, имеющие выгоды только для обитателей политического Олимпа. В выгоде большой для правителя создавать для своих подданных только лишь такие условия, при которых народ не ропщет, не поддается смуте, искушению проверить на прочность власть.
      О народе сатанинские слуги вспоминают и произносят нужные слова с трогательной теплотой, когда им требуется во что бы то ни стало, на плечах затурканного населения завоевать или удержать власть. Таковы неискоренимые свойства человеческой души, имеющей обыкновение быстро забывать о том, кому обязан своим восхождением тот или иной одержимый величием правитель.
      Во всяком ровном, без ощутимых шероховатостей, скажем, как у меня, продвижении наверх накапливается большой потенциал для разочарований, после того как судьба неожиданно, как гром среди ясного неба, ставит перед жесткой необходимостью смириться с переменой участи".
      Заманбек Нуркадилов. "Не только о себе".
      Бакин отставной майор-пограничник и аккуратный человек. До пьянства взрослого человека ему дела нет, но Чокин спрашивает с него и завлаб считает, будто Каиркен Момынжанович поставил себе задачу выжить его с работы.
      Каждый последующий бюллетень Жаркену дается все трудней и трудней. Знакомые врачи более не хотят рисковать своим местом, да и поднадоел Каспаков просьбами прикрыть. По КЗОТу за трехдневный прогул человека полагается увольнять. Жаркен Каспакович гудит неделями и когда заявляется на работу, Чокин вызывает его к себе, рвет и мечет, грозится выгнать, но, поостыв, ограничивается наказанием рублем.
      Зухра глаза и уши директора. Обо всем, что творится в институте, Чокин осведомлен с ее слов. Прислушивается к ней Шафик Чокинович и при решении кадровых вопросов. Она тоже ничего не имеет против Каспакова. Опять же порядок есть порядок и за него она отвечает наравне с начальником отдела кадров.
      Хорошо еще что директор убрал из парторгов Ахмерова. Тот бы сам на сам добил завлаба. Нынешний секретарь парткома Каспакова не трогает.
      Наблюдался период, когда Жаркен держался больше месяца. Он свежел на лицо, пропадала робость, суетливость. Возрождались возгонки о будущем, глядя на бодренького Каспакова, тактичные люди уже и не вспоминали, что человек несколько недель назад пил. Не все однако у нас тактичные. Один из таких добряков, а им оказался Озолинг, остановил Жаркена вопросом: "Выжили?".
      Каспаков оброзел от сострадания пенсионера и вызвал меня в коридор:
      - Представляешь? Уже и этот Озолинг...
      Симптом характерный, но запоздалый. Ничего нового Жаркен для меня не открыл. Пьющего человека никто не боится, он ни для кого не опасен. И если даже на всю жизнь запуганный Сталиным, И.Х. позволяет себе не скрывать, чего он по-настоящему дожидается, то ничего не поделаешь. Надо терпеть, держаться, не поддаваться на вылазки. Пьянством еще долго будут все кому не лень в глаза тыкать. За удовольствие надо платить.
      - Ивана Христофоровича не переделаешь, - успокоил я завлаба.
      - Сволочь, - покачал головой Жаркен Каспакович.
      В 70-х Озолинг делился с Шастри наблюдениями, сделанными в лагере под Джезказганом.
      В Карлаге существовала норма питания, при которой человек мог выжить. Ее получали зэки, дававшие план. Те, кто сильно не надрывался на работе, имели сильно урезанную пайку. Почти ничего не ели те, кто вообще плохо работал. По наблюдениям И.Х. больше всего умирало из первой и третьей группе зэков. Из чего Озолинг делал вывод: надо уметь распределять затраты человеческой энергии, чтобы расход не превышал прихода. Невязка баланса необходимое зло при расчете котельной установки, в жизни же она чревата.
      Так что задав Каспакову вопрос "выжили?", И.Х. вновь продемонстрировал не только наблюдательность.
      Жаркен в курсе наметившейся у меня перемены. Отца Айгешат он знает. В поселке физиков живет родная сестра Каспакова, которая без устали нахваливает матушке медичку.
      Айгешат работает за городом, в больнице Илийского района. После обеда она приезжает ставить матушке уколы. Мама прется от иньекций: "Уколы у Айгешат не чувствуются".
     
      "Как он подошел, на палубе нашей стало совсем светло, мы ясно видели их, они - нас.
      - Да это карнавал! - сказал я, отвечая возгласам Дэзи. - Они в масках;
      Вы видите, что женщины в масках!
      - Действительно, часть мужчин представляла театральное сборище индейцев, маркизов, шутов; на женщинах были шелковые и атласные костюмы различных национальностей. Их полумаски, лукавые маленькие подбородки и обнаженные руки несли веселую маскарадную жуть.
      На шлюпке встал человек, одетый в красный камзол с серебряными пуговицами и высокую шляпу, украшенную зеленым пером.
      - Джентльмены! - сказал он, неистово скрежеща зубами, и, показав нож, потряс им. - Как смеете вы явиться сюда, подобно грязным трубочистам к ослепительным булочникам? Скорее зажигайте все, что горит. Зажгите ваше судно! Что вы хотитет от нас?
      - Скажите, - крикнула, смеясь и смущаясь, Дэзи, - почему у вас тая ярко и весело? Что такое произошло?
      - Дети, откуда вы? - печально сказал пьяный толстяк в белом балахоне с голубыми помпонами.
      - Мы из Риоля, - ответил Проктор. - Соблаговолите сказать что-нибудь дельное.
      - Они действительно ничего не знают! - закричала женщина в полумаске. - У нас карнавал, понимаете! Настоящий карнавал и все удовольствия, какие хотите"!
      - Каранавал! - тихо и торжественно произнесла Дэзи. - Господи, прости и помилуй!".
      Александр Грин. "Бегущая по волнам". Роман.
      Керя и я забежали в продмаг напротив нашего дома и нос к носу столкнулись с участковым.
      - Молодой человек я живу в этом доме, - я показал милиционеру на свое окно в доме. - Вы должны знать мою маму.
      - Вашу мать? - участковый повернулся от Кери ко мне. - Кто она?
      - Она домохозяйка и часто звонит в опорный пункт.
      Милиционер кивнул головой.
      - Я знаю ее. Что вы хотели?
      - Я прошу дать отсрочку Ержану Жакубаеву.
      Услышав фамилию Иржика, участковый нахмурился. - Что у вас общего с Жакубаевым?
      - Он родич мой.
      - Родич? - слегка удивился мент. - Вашему родственнику я давал три месяца срока. На работу он так и не устроился.
      - Поймите, его жену посадили, ему очень тяжело.
      - Наталья Головченко ему не жена.
      - Все равно.Он любит сожительницу больше чем жену.
      Магду менты посадили от нечего делать. Вызвали повесткой в милицию, потрепались, посмеялись и отпустили. А через два дня пришли утром и увели. Когда Магду уводили из дома, участковый предупредил Иржи Холика: "Следующий ты на очереди". Пиночет не то чтобы загрустил - запаниковал. Докопались. Человек никого не трогает, думает днями как бы повеселиться и за это его надо сажать? Просить мента войти в положение - дохлый номер. Милиция признает только силу.
      - За нами не заржавеет, - осторожно сказал я.
      - Что это значит? - участковый насторожился.
      По национальности он метис. Лицо русское, фамилия казахская. Был бы натуральный казах - сразу бы договорились..
      - У меня друзья работают в управлении кадров МВД. Могу помочь с продвижением по службе.
      - Что вы говорите?! - старший лейтенант усмехнулся. - Это как вы мне поможете?
      - Скажем, мы вас отправим на учебу куда-нибудь ... В академию МВД, к примеру.
      Это я лязганул. В академию МВД принимают, как минимум, с должности замначальника РОВД.
      Тем не менее, мент поутратил решимости. Полностью однако отмазать Иржика не удалось, - участковый согласился не трогать кореша только неделю. И пообещал: если к исходу семи дней справки с работы не будет, Холика повяжут.
      Керя, участковый и я вышли из магазина. На улице разгулялся ветер, поднялась пыльная буря. Будет дождь или нет? Летом не всегда пыльная буря завершается дождем. Сегодня 31 августа, лето кончилось.
      Я зашел в автомат и позвонил Айгешат.
      - Сейчас я к тебе приеду.
      - Правда?
      - Правда. Вызову дежурную машину и приеду.
      В поселке, где она живет, дождь идет вовсю. Ей скучно и она догадывается, что никакой дежурной машины у меня нет, но по телефону ей, как и мне, говорить веселее и легче. Я притворяюсь, она это понимает, но подыгрывает. Без этого нельзя.
      "Надо смотреть правде в глаза. - думал я. - Как бы не хорохорился, но самостоятельно я не смогу сделать выбор. Если она ведомая, как сама говорит, то на ведущего я никак не потяну. Что может получиться из этого? Может получиться как в древнем анекдоте про скрещивание хунвэйбина с цзаофанем".
     
      На следующий день вечером в окошко к Иржику постучал Кук. Вместе с подъемными в двадцать пять рублей главный шабашник района привез Иржику билет на поезд до Петропавловска. Биокомбинатовским бичам предстояло до зимы достроить три коровника и с первыми холодами ехать на заготовку леса в Минусинск.
      . Под лежачий камень вода не течет. Магду осудили на год. Чтобы регулярно закидывать сожительнице сигареты с чаем, не говоря уже о посылках, нужны какие-то деньги, которых у Холика нет. Так что и участковый, и Кук появились вовремя.
     
      Горела ночь пурпурного заката....
      Ночь не горела, она пылала. 1 сентября на жигуленке альпиниста Попенко по трассе Фрунзе - Алма-Ата Зяма возвращался с восхождения. Толян сидел рядом с водителем, на заднем сиденье ехала дочь альпиниста. Попенко то ли уснул, то ли перебрал со скоростью - машина перевернулась и Зяблик, пробив лобовое стекло, пролетел несколько метров и разбился насмерть.
      Чужая смерть служит напоминанием-предостережением. С Зямой мы виделись за десять дней до гибели. Мы разговаривали, а он, как помню, мыслями находился где-то далеко. Пожалуй, только в последние две встречи говорили мы с ним откровенно. До этого между нами все было на уровне хи-хи да ха-ха. На природе с ним я не отдыхал, в походах вместе не были. Только-только стали по-настоящему сближаться и вот на тебе, ушел.
      Я поймал себя на мысли, что в зяминой смерти особой неожиданности не ощутил. Не сказать, что подумал, что, так или иначе, Зяблик был обречен, но что-то такое мелькнуло.
      Было около одиннадцати, до выноса тела еще час, а народу проститься с Толяном собралось много. Так много, что людям, собравшимся во дворе и на прилегающей улице, было уже тесно. А люди все шли и шли.
      Подошла с цветами Фая. Она в растерянности оглядывалась по сторонам и называла по именам незнакомых мне людей. Трудно ей. Она ни с кем не делится тайнами сердца.
      Характер.
      Не помню кто-то из его вузовских коллег на сороковинах сказал, что Толян не успел чего-то там сделать. Что он должен был сделать? Идиот и на похоронах без глубокомыслия не обойдется. Главное, говорил Толян, чтобы было что вспомнить. Не надо попусту думать, чтобы понять: Зяблик жил так, как и надо жить. Его и без того хватило на всех.
      О чем же предостерегает и напоминает чужая смерть? Всего лишь о том, что когда и ты уйдешь, мир не перевернется. Все напрасно, все зря. Ты уйдешь и слава аллаху, что никогда не узнаешь, что память человеческая неблагодарна и лжива.
     
      19 декабря 1983 года.
      Гор. Павлодар
      Бектас, здравствуй!
      Неделю назад прибыл на новое место. Написать раньше не доходили руки. Был организационный период. Вроде адаптировался, но ничего вполне определенного впереди нет.
      Здоровье терпимое.
      У вас как? Отец, мать как себя чувствуют? Джон? У тебя как? Читал в "Приложении сил", что ты бываешь на Павлодарском алюминиевом заводе по ВЭРам. Вот и подумал, что можешь в любой момент нагрянуть ко мне на общее всидание. Хотелось бы увидеться и поговорить обо всем. Может быть действительно возьмешь командировку? А то я только из журналов узнаю, что ты бывал здесь и еще вероятно не раз будешь.
      С 25-й выехал девятого. В тот же день был на месте. Здесь, наверное, и буду до конца срока. В скором времени пустят сталелитейный цех. Скорее всего буду работать там, а пока толком не трудоустроен. На улице декабрь. Уже холодно.
      Если ты высылал бандероль, то она, наверное, уже вернулась назад. Меня там уже нет, а вдогонку, оказывается, не высылают. Видишь, какая чепуха? Может и письмо все по той же причине от тебя не получил. Теперь все должно стабилизироваться. Адрес твердый, изменений не предвидится; во всяком случае на ближайшие годы.
      В этой зоне масса знакомых по прежним срокам и по свободе. Встречаются буквально на каждом шагу. Ес где-то здесь, но его еще я не видел. Булат Сужик вернулся с 35-й. Он сильно сдал. Видно, что тяжело болен. Держится из последних сил, но духом не падает. Встретил Мастера. Отношений с ним не поддерживаю. Он слишком скользкий, тем более в этих условиях.
      Как там Дагмар? Привет ей. Как у тебя семейная жизнь? Надеюсь, все хорошо.
      Бектас! Ежели бандероль вернулась, то внеси необходимые поправки и тотчас же отправь ее по адресу: Павлодар, учреждение АП-162 дробь 3, отряд 10, бригада 101. Пожалуйста, ускорь, а то я мерзну, особенно по ночам, да и вообще.
      Ну. Писать особенно не о чем. Буду закругляться.
      Крепко всех Вас целую и обнимаю.
      Ваш Нуржан.
      Есу на зоне нелегко. До него дошли сведения о сожительстве жены с Большим. Он вознамерился любой ценой уйти на условно-досрочное освобождение (УДО), с которого уже возможно поиметь долг с Учителя. Средний Атилов хорошо рисовал, отрядному и замначальника колонии по РОР (режимно-оперативной работе) понравилось есовское оформление территории зоны. Он вошел в доверие к администрации, замначальника по РОР обещал отправить на УДО и пока не прошла половина присужденного срока, Ес вне зоны ходил расконвойным.
      Булат Сужик, о котором писал Доктор, друг Сейрана, сына соседки Софьи, сидел за наркотики третий или четвертый раз. Отец Булата в прошлом шишка республиканского масштаба: работал первым секретеарем Обкома, секретарем ЦК по пропаганде при Шаяхметове. Видимо, он немало намучился с сыном, если махнул на него рукой и при оставшихся связях не пытался вытащить тяжело больного Булата из лагеря. Справедливости ради следует напомнить, что в те годы намного легче было замять убийство, нежели дело по наркоте. На сей счет существовало руководящее разъяснение Пленума Верховного Суда страны неукоснительно сажать наркоманов без каких либо послаблений и исключений.
      Сужик вышел на свободу летом 84-го и спустя несколько месяцев скончался от завершения распада легких. Мастера на свободе центровские больше не видели. Жена его Балерина умерла то ли в 85-м, то ли в 86-м.
      В конце сентября 83-го на квартире Олега Жукова повстречался я с Икошкой, братом Еса. Как он там оказался? Не знаю. При виде вмазанного младшего Атилова я переволновался. Икошка попер на меня, за что чуть было не схлопотал от Жукова. Икошка объяснял Васе: "Ты не знаешь... Он посадил моего брата!", на что Жуков поднес растопыренные пальцы к носу младшего Атилова и заговорил басом:
      - Я е...л твоего брата вместе с тобой! - Икошка смотрел на Васины пальцы сверху вниз и не дергался. - Твоему брату повезло, что я не знал, что он раздел моего друга! И если ты еще посмеешь хоть раз гавкнуть на Бека, то я тебя отоварю так, что всю жизнь на лекарства будешь работать!
     
      В семейной жизни, которой вскользь поинтересовался в письме Доктор, ничего из ряда вон выходящего не происходило. Меня не оставляла надежда выкрутиться. В надежде той однако не было единственной ясности: для кого я берег себя? Внимание к собственной персоне некритический человек относит на счет свойств магнетизма собственной личности. Примерно то же самое происходило и со мной.
      По случайности назначенная на 7 сентября регистрация не состоялась и я, передав паспорт на хранение Кэт, объявил матушке об утере документа. Мама не поверила и втихомолку проводила собственное расследование.
      Айгешат называла матушку "мамой", папу "аташкой", мне по инерции продолжала "выкать". Мама через знакомых пробовала перевести сноху на хорошее место в город. Пока ничего не получалось. И места тепленькие не для всех, да и закон о молодых специалистах не всем дано обойти. Айгешат по прежнему с раннего утра уезжала в районную больницу за город.
      Матушка выхвалялась перед знакомыми: "Сват мой крупный ушоный!".
      Авлур, отец Айгешат, заведовал в институте ядерной физики лабораторией. Отношение у меня к нему двоякое. Нравится мне, когда он смеется. Когда молчит или хмурится - нет.
      Насторожило меня и его предложение помочь с диссертацией. Не само предложение, а человек, которого Авлур преподнес своим давним другом, и содействие которого, по мнению тестя, позволило бы быстро определиться с защитой.
      Этим человеком был Бирлес Алдояров. Я пропустил мимо ушей предложение Авлура, правда, про Алдоярова не замедлил рассказать Айгешат. Она посмеялась, я задумался: правда ли, что, скажи мне кто твой друг и я скажу кто ты?
      Был еще один, но уже более примечательный, нежели дружба Авлура с мавританцем, момент.
      Человек ловится на оговорках. Айгешат со смехом рассказывала о жителях поселка и несколько раз упомянула о каких-то баракашках.
      - Что за баракашки? - спросил я.
      - Те, кто живет в поселковых бараках.
      Речь шла о техниках, слесарях института.. До рабочего класса мне дела нет. Дело не в этом. Пол-беды, если бы Айгешат была дурочкой, но в том-то и дело, что она девушка не просто умная, - тонкая. То есть подобное восприятие людей рождается не от ума, его не впитаешь с молоком матери, - оно в крови.
      "Изабель, Изабель..., Изабель...". Любимая на то время актриса Айгешат - Татьяна Друбич. Она и потащила меня в "Целинный" на "Избранных" не только потому, что главный герой прохвост и предатель, но больше из-за Друбич. Сначала я думал, почитание Друбич родилось от того, что она тоже врач. Приглядываясь, время от времени, к взрослеющей Панеке, я начинал понемногу понимать, что.почем и кто откуда
      Теща, зовут ее Женя, тоже физик, кандидат наук и понимает значение мужа для отечественной науки. Домашний культ Авлура дело ее рук. Ни пол-словом, ни намеком она не позволяет никому из домашних усомниться в исключительности главы семьи. Если мама Гау, Балия Ермухановна, постоянно подтрунивала над Бекеном Жумагалиевичем, на что тот в ответ смеялся вместе со всеми, то здесь, в аккуратном коттедже физиков, чтобы кто-то позволил себе вперед Авлура рассмеяться, так нет, не было этого. Повторюсь, "собственные недостатки в других мы ненавидим". Грешным делом, наедине с собой, я тогда считал себя гением. Суть не в том, что это не совсем скромно, главное, чтобы когда ты прешься от самого себя, это не бросалось в глаза окружающим. Не ровен час, - люди поверят и станут спрашивать с тебя по всей форме твоей гениальности. Вот я и вынужден скрывать исключительную одаренность в надежде на приход человека со стороны, который объяснит в чем заключается моя гениальность.
      В чем я обнаруживал родство душ с Авлуром? Тесть, как и я, любит поговорить о полезности для общества дураков. Их ему привычней величать серостью. Тогда непонятно, почему он считает Алдоярова достойным почитания? Возможно, чего-то я не замечал в нем, возможно тесть и домашние скрывали от меня другие его основополагающие признаки, по которым насмешки над главой семейства в доме напрочь исключались. Только от проявлений его исключительности мне иногда становилось худо до задумчивости. Неужто и из меня умищее прет?
      С другой стороны, мне повезло, что у Авлура такая дочь, как Айгешат. Кроме оговорки с "баракашками" существенных проколов за ней я более не наблюдал. Вот ее старшая сестра Нурсулу, так это да. Все делает невпопад, болтает что попало. Айгешат оправдывала сестру, говорила: "Люди - разные".
      Авлур раздражен угловатостью старшей дочери и при посторонних отвязывается на Нурсулу. Ей хоть бы что, без зазрения совести продолжает шланговать.
      С сыновьями Авлур обходится бережней. Старший сын Ганнибал студент политеха, младший, Бекун учится на физфаке КазГУ. Айгешат уверяет, что они держат вышку в поселке. Надо же. С виду ребятишки тихие, категорически не пьют. В мои времена такие не верховодили.
      В связи с переменами в личной жизни и переживаниями с ними связанными, мама через бухгалтера Литфонда Фариду Абдрахмановну устроила меня в местный Дом творчества писателей.
      Дом творчества открыли летом. Корпус построен на территории садоводческого товарищества литераторов. В двадцати метрах дачи Есентугелова, Такибаева, Ахтанова, Мауленова. Как и в обычном Доме творчества, здесь тоже четырехразовое питание, биллиардная. По форме обычная гостиница в черте города.
      Из знакомых отдыхали Сатыбалды, Кайрат, с которым я ездил в 69-м в Коктебель и Бекен Абдразаков из соседнего дома. Поэт Абдразаков родом из Чимкента, по натуре мужик откровенный, громогласный. Поддатый любит позихерить. Здесь он режимит, ведет себя тихо и незаметно. С остальными знаком заочно, по фотографиям из справочника Союза писателей.
      Телефон на столике дежурной один на весь корпус. Разговорились. Девица жалуется: затаскали ее писатели по номерам. Третьего дня возникла ссора мэтров из-за очереди на нее. Директор Дома творчества ругается, грозит в случае повторения литературных беспорядков увольнением. Она то тут при чем? И работать невозможно, и ничего не поделаешь. Быть музой для всех может и почетная участь, но и, прямо скажем, нелегкое и противное занятие. Только поспевай обслуживать чужое вдохновение. С другой стороны, жалеть девицу не за что. Она знала куда шла.
      Сатыбалды здоровается небрежно. Мысленно я на него навалил. Кто он такой? Он обедает за одним столом с Г.М. Последнему за 80, ему одному дозволяется курить в столовой.
      Дважды проведывала Кэт. Падкая она до удобств. В первое посещение внимательно осмотрела комнату, ванную. Проверила диван на упругость и предложила выпить за то, что бы у меня всегда был отдельный номер. Приезжала с товарищеской целью вместе двоюродной сестрой Дилькой и Марадона. Полутатарке Дильке 23, в этом году окончила медицинский. Девчонка современная. Пошли с ней в магазин за пузырем и она не побоялась из под носа продавщицы увести банку рыбных консервов. Голодной медичка не была, скучно ей.
      Жизнь и без того скучная штука, здесь тем более. Живешь ожиданием завтрака, обеда и ужина. Весь день, как и все предыдущие, пролежал на диване с книгой. Время от времени смотрю с балкона на бетонный забор в глубине сада. За забором территория погранучилища, по ночам там лают собаки. Собаки лают, время идет. Чего я жду? С тем же успехом мог валяться у себя дома.
      После работы подъехала Айгешат. Вслед за ней, минут через пять, подвалил с кадрухой Кул Аленов. Кадруху зовут Люда. Молодая девица, ровесница Айгешат. Кул парень железобетонно рациональный, но в этот вечер был дамским угодником. Выбрал из кучи куриных костей крылышко и поднес к пухлым, блестевшим от жира, губам молодки: "Кушай, крестьянка". Барышня-крестьянка скушала крылышко и не нарадуется предупредительности Аленова: "Кул, ты умеешь ухаживать за женщиной". Айгешат прищурившись, наблюдала за воркованьем голубков и когда Аленов подмигнул мне "Сваливайте!", тяжело вздохнула.
      Мы прогуливались по темному саду. Айгешат позвонила матушке и сказала, что останется у меня до утра.
      - В холле меня расспрашивал о тебе один человек. Говорит, что когда-то жил в вашем доме. - сказала она.
      - Сатыбалды что ли?
      - Наверное.
      - Что ему надо?
      - Расспрашивал о твоих братьях.
      Зверек, как и я, ожиданьем живет.
      Не он один. Мама зря пускает домой Шарбану. Сестренка пришла к нам обмывать сноху. И пока матушка занималась в столовой гостями, Шарбанка, на пару с Баткен, усиленно просвещали Айгешат на кухне о специфике нашего семейства. Строго говоря, они говорили правдивые, объективные вещи. Особенно касательно того, что я забросил папу. Другое дело, почему они решили, что в лице моей жены нашли союзника?
      Айгешат передала наставления тетушек свекрови и вдобавок не постеснялась рассказать, что Шарбанка стырила пару пузырей шампанского. Мама - ноль внимания. Родственников можно ненавидеть, но общаться нужно обязательно.
      Айгешат живет нашими заботами. Об этом пять лет назад я и не мечтал. Что мне не хватает? С Кэт мы разные. Настолько разные, что иногда думать страшно. Она предатель. Предатель, не потому что изменяет мне и мужу, - с кем не бывает, - а потому что спит с моими друзьями. Да и вообще сравнивать ее с Айгешат невозможно. Различного ряда женщины. Такой женой как Айгешат, говорит мама, гордиться надо. И добавляет: "Ты с жиру бесишься". Жена ухаживает за папой, боготворит матушку, ни в чем мне не перечит. Бедная Айгешат... Мама права. Я с жиру бесюсь. Но дело не в этом. Тогда в чем же дело?
      Через полчаса мы вернулись в номер Люда навела на столе марафет и отряхиваясь, напомнила Кулу об обещании прийти к ней на работу в отпраздновать с ее сослуживцами день Конституции. Девушка желает похвастаться перед коллегами ученым-прогнозистом. Кул не находит ничего удивительного в том, что им гордятся женщины. Он такой. Себя Аленов крепко уважает, может даже любит.
      ...- Ты плачешь?
      В глубине сада, за забором залаяли пограничные собаки. Из балконных щелей дует осенним холодом. В комнате темно. Чем она расстроена?
      - Что с тобой?
      - О Панеке думаю.
      Я промолчал Неправда, что я не думал о ней. Но как? В начале месяца я сказал маме, что Панека должна жить с нами. Не потому, что я полюбил девочку как родную дочь. Дело опять же во мне. Ребенок должен жить с нами в любом случае. Буде иначе, я не смогу уважать Айгешат, как мать, как человека. Я и без того переполнен подозрениями. Смирившись с проживанием дочери в доме родителей, Айгешат будет вызывать у меня жалость. Последнее намного печальнее любых подозрений. Какого черта она живет со мной, если она меня не любит? Да будь я непобедимо-грозный Монтесумо, все равно оставишь ради такого ребенка - опять же карусель получается.
      Мама на предложение-вопрос о Панеке ответила, что с моим характером ребенку в нашем доме житья не будет. Не в том смысле, что я изверг законченный, но все равно со стороны моя культурность вещь еще более-менее сносная, в семье же она - зрелище для не для слабнервных.
      Одиннадцать лет спустя я скажу Айгешат, что меня устраивала безответственность. Она согласится со мной.
      Осенью 83-го я и Панека хлебали вдвоем суп. Я поперчил - она перехватила у меня перечницу, я чихнул - она тут же сморщила носик и пробовала повторить за мной. Получился мышиный "псик". Потешная девочка. Она не подозревала, что человек, которого мама учила звать папой, был далеко не образцовый отец и для родного ребенка. Да и вообще.
     
      Глава 12
     
      "Living On My Own".
      Фредди Меркюрьи.
      "Моя жизнь принадлежит Аллаху".
      Шамиль Басаев.
      Детство и юность Малика прошли в микрашах. По молодости шухерил, в девятом классе пробовал выступать в цирке. Получилось. В труппу его приняли артистом оригинального жанра. Все шло хорошо, к нему стали приглядываться и киношники. Жизнь пошла вспять после случая на гастролях в Ташкенте. Малик погнал, директор цирка уговорил подать заявление по собственному желанию.
      С тех пор, а прошло уже лет пять, Малик нигде не работал, не смотря на ташкентский эпизод, отттарабанил год на общем режиме за полграмма анаши, что нашли у него в кармане сотрудники вытрезвителя.
      Малик младший брат Кэт. Одно время Кэт и Малик соседствовали по подъезду с заместителем главврача дурдома Ленским. Психиатр уверял Кэт, что Малик их пацан и удивлялся, почему на СПЭКе (судебно-психиатрической экспертизе) соседа признали вменяемым. Сейчас Ленский на пенсии. По его стопам пошла дочь Ирина, которая работает в третьем отделении республиканской психбольницы.
      По тому, как я часто сталкиваюсь с людьми, родственники которых шизики, недолго прийти к заключению о неудержимом влечении друг к другу родичей ненормальных. Самого родственника шизика ни один психиатр не сочтет стопроцентно здоровым на голову. Рано или поздно брат или сестра душевнобольного, считает врач, окажется у него. Может поэтому нормальные родственники больного дурдомовских врачей инстинктивно боятся. Так что, когда иной психиатр пребывает в убеждении о собственной исключительности, в том вины его нет.
      Что еще интересно. Муллы из алма-атинской мечети, к которым обращались знакомые за помощью в исцелении ненормальных родственникова при общении с больными выносили свой диагноз: ваш сын (брат) здоров. С алма-атинских мулл что взять? Люди они непогрешимо темные. Выучили тупо и назубок, не зная ни слова по-арабски, несколько молитв и ездят по ушам правоверным.
      Насколько мне известно, в христианстве принято придерживаться народной мудрости о том, что если бог желает кого-либо хорошенько проучить, или духовно перепрофилировать, отправляет человека на курсы усовершенствования к дьяволу. При этом попам не известна конечная цель Создателя по переподготовке несчастного. То ли бог так развлекается, то ли действительно озадачился намерением сделать из грешника полезного обществу человека. Юродивые, обитающие при церкви не мешают священникам. Задача убогих напрягать паству. Убогие в плену дьявола, то есть они как будто бы по известному введению "в начале было слово, слово было убого, - так получился бог", - люди, которые "у бога". Опять же попы росли среди нас, играли в детстве в те же игры, словом, люди с не до конца выжженными пороками и по самонадеянности все того же книжного знания, уверовавших в свою близость к небу, среди них немало. Отсюда и генеральская надменность священнослужителей. Они все про всех знают, все умеют. Только что без хвостов.
      Короче, как и везде, знание слова божьего ничего никому не гарантирует, церковь всегда испытывала и испытывает дефицит на проницательные, высоконравственные кадры.
      Кто такой дьявол? Христианство утверждает: дьявол многолик, это та самая особь, что постоянно гоняет нас по буеракм сомнений. Вера - цельность, монолитность натуры. Безверие - раздвоение, склонность следовать убеждению со стороны, то же предательство. Особо везучим, как, к примеру, тому же Ивану Карамазову, выпадает воочию встретиться с дьяволом, поговорить с ним, задать сатане вопросы по злобе текущего дня.
      "В годы первой мировой войны Гессе написал несколько статей о Достоевском. В одной из них, "Мысли об "Идиоте" Достоевского", он косвенно высказал соображения и по поводу своего творчества. Герою Достоевского, князю Мышкину, писал Гессе, свойственно особое "магическое мышление". Человек, им обладающий, видит правоту противоположных суждений, осознает права как высокого, так и низменного. В этом эссе, как и во многих других статьях и художественных произведениях Гессе, мелькает понятие "хаос". Мотив "мужественного сошествия в хаос" - один из важнейших в "Степном волке". Представление о хаосе у Гессе связано с его занятиями восточной философией и восходит, в частности, к китайской классической "Книге перемен". Однако хаос - то состояние, когда мир теряет четкие очертания и противоположности сходятся, - соотнесен писателем и с сознанием современных людей (например, с сознанием Гарри Голдера из "Степного волка"), и с кризисом эпохи. При этом хаос означает не только распад; он понимается скорее как беспорядок, не исключпающий возможность нового творчества. Если человек не мог опереться на непоколебимые нравственные заповеди, если таковых для него больше не было, то, отдав себе полный отчет о хаосе в мире и в собственной душе, он должен был искать новую опору. Там, где обесценивались одни истины, писал Гессе в статье об "Идиоте" Достоевского", могли возникнуть новые.
      Гессе оиентировался на "наличное" - стимулом для развития человека должно было стать его желание, или, как называл это писатель в одноименной статье 1919 года, "своенравие". В естественных желаниях людей, полагал Гессе, могут без насилия соединиться две стороны человеческой натуры - сознание и стихия бессознательных импульсов. Человек, говорилось в романе "Демиан", может фантазировать сколько ему угодно. Он может, например, вообразить, что хочет на Северный полюс. Однако "обоснованно и достаточно сильно желать я могу лишь тогда, когда желание целиком скрыто во мне самом, когда все мое существо им наполнено".
      Во всех героях Гессе есть эта готовая распрямиться пружина. Вместо напряженного уравновешивания противоречий, отличавшего героев во многом близкого Гессе Томаса Манна, все они так или иначе предпочитают крайность, безоговорочность, абсолютность. Как говорится в романе "Степной волк", каждый из них в принципе готов стать развратником или святым, а не мучительно уравновешивать в себе эти две живущие в каждом противоположности. Впечатляющие страницы романа посвящены обличению мещанства как "всегда наличного людского состояния", когда люди пытаются соединить крайности - служить богу, но и дьяволу, "быть добродетельным, но и пожить на земле в свое удовольствие". Подобного рода "равновесие", защищающееся людьми "со слабым импульсом к жизни", конечно не было похоже на героический труд овладения противоречиями, как понимали задачу своей жизни многие персонажи Томаса Манна. И все-таки, пожалуй, лишь Леверкюну - герою "Доктора Фаустуса" (1947) - свойственна та отличающая персонажей Гессе целеустремленность, за которую платят жизнью. Они - героические жертвы своего "своенравия", своей судьбы.
      Казалось бы, изложенные идеи далеки от политики. И все же они имели прямое к ней отношение. Человек, сформировавшийся как личность, "пришедший к себе", подчинившийся не чужому, а собственному закону, обладал, по мысли Гессе, большей сопротивляемостью по отношению к любой, в том числе и фашисткой, демагогии.
      За самым абстрактным и отвлеченным сам славившийся отвлеченностью Гессе хотел усмотреть первичное - чувства. Трескотня прессы, официальная идеология и ее язык, писал он в годы Веймарской республики, бессодержательны потому, что не соприкасаются с главным и фундаментальным - желаниями миллионов людей. Недоверчивое отношение Гессе к Веймарской республике было основано именно на том, что она не отражала сознательной воли народа. Низведение общих политических вопросов до желаний человека и человечества, их "своенравия", было в его руках инструментом социальной критики и беспощадного разоблачения".
      Н. Павлова. Из предисловия к сборнику Германа Гессе.
      "Быть добродетельными, но и пожить на земле в свое удовольствие". Людей, всерьез встревоженных личной порочностью я еще не встречал. Попадаются только те, кто озадачен целью жить припеваючи. Сам такой. "Наша судьба зависит от наших нравов". Если так, то что такого натворили мои братья, родители, если бог, - опять же если он существует, - так поступил с нами? За какие грехи придумал он для нас беготню с препятствиями? Тщательно сегодня припоминая, сия тема не сильно преследовала меня в те годы - сам по себе вопрос представлялся лишенным перспективы к разрешению. Никаких зацепок, - одни только бессодержательные ссылки на превратности судьбы.
      Для спокойствия лучше не задумываться о себе. Удобней отвлекаться на отвлеченные размышления, например, по поводу Гессе.
      Н. Павлова особо отмечает: "Князь Мышкин видит правоту как низменного, так и высокого". Мысль ясна и проста: нет ни лучше, ни хуже. Есть только то, что есть. Однако же, противореча себе, Гессе обличает мещанство. Что худого в том, что люди хотят жить с удобствами и развлечениями? По Гессе это люди "со слабым импульсом к жизни", почти кроты. Состоятельные и не очень. За что их обличать? Каждому ведь свое.
      "Мотив "мужественного сошествия в хаос" - один из важнейших в "Степном волке". Жаль, не читал Данте. Хаос у него ад. Слышал, речь в "Божественной комедии" идет о каких-то адовых кругах, наподобие ступеней ГТО. Повод к путешествию у героя Данте имелся. Сошел в ад он в поисках девушки по имени Беатриче.
      Хаос, хаос... Почти "барнаульское движение". "Энтропия стремится к бесконечности". У философов энтропия - это мера беспорядка. Стоп. Получается, что мы уверенной поступью шагаем от порядка к беспорядку? Не может быть! Как это? Мы постоянно совершенствуемся, но выходит, что мы и не пятимся назад, и не шагаем задом наперед, а черт те куда идем?
      По современным воззрениям Апокалипсис угрожает с трех главных направлений. От перегрева атмосферы Земли, от Третьей мировой войны и от завершения жизнедеятельности Солнца. В принципе с первыми двумя угрозами человечество способно совладать. С тем, что когда-нибудь погаснет Солнце, - нет. Хотя, если следовать безумной логике устремленности "от порядка к беспорядку", Солнце может и не погаснуть. Что нам известно о Солнце? Только то, что там непрерывно взрываются водородные заряды. В остальном одни предположения на уровне дарвиновской теории происхождения человека. Только крайне невежественный человек способен положиться на ученых, единственный инструмент которых знание. Что знают ученые, чтобы безоговорочно увериться в мандате на непогрешимость? Мещанин - раб вещей, ученый - раб знания, факта. Следовать наставлениям раба способен тот же раб.
      "Все реки текут в океан". Почему я засомневался, что наше светило не обязательно должно погаснуть? Солнце отвечает за все, что творится на Земле, оно же и гонит нас в бесконечность.Следовательно, оно вроде бы составная часть перевернутой восьмерки. Мы влекомы "стихией бессознательных импульсов и сознанием" и когда-то и нас прибьет к бесконечности.
      ...Малику конец света до лампочки, он пофигист. Насколько младший брат Кэт гонимый, невозможно понять. По разговорам и поступкам человек он нормальный. Более того, не боится послезапойных кошмаров. Если другие при отходняке холодеют от страха, ежели что странное привидится, то Малик всегда готов к встречам с потусторонне уполномоченными. В одно утро к нему заявился черный кошак. Котяра сидел на подоконнике и смотрел, как брат Кэт подманивал его к себе: "Кис-кис". Малик приблизился к киске, собираясь погутарить за жизнь - кошак, словно человек, отшатнувшись от него, слинял через окно от циничного хозяина.
      - Ты не испугался? - спросил я.
      - Да ну... Зачем?
      Безбоязненность по пьяни причиняет Малику немало хлопот. Собутыльники с микрашей народ терпеливый, но фокусник чрезмерно их достает, и с попоек Малик возвращается часто побитым. Гапон, муж Кэт, злится на брата жены за бездеятельность, иногда поколачивает его. Фате, сыну Кэт скоро 4 года и он вслед за отцом повторяет: "Малик зае...ль".
      Пример фокусника свидетельствует, что можно слегка гнать и жить, нисколько не жалуясь на судьбу. Главное, не пугаться утренних кошаков и прочих тварей, замаскировавшихся под привидения.
      В институте Сербского Буковскому поставили вялотекущую шизофрению. В перестройку журналисты свидетельствовали, что не существует вялотекущей шизофрении. Шизофрения она или есть, или ее нет. Журналистам виднее, тем более что при Горбачеве психиатры поджали хвост. Несомненно одно: у диссидента имелась навязчивая идея, западных наблюдателей сбивал с толку интеллект, самокритичность бунтаря. Буковский писал: в больничке его не кололи, таблетки пить не заставляли. Он наблюдал за обитателями дурдома, что само по себе познавательно и ценно, но организация "Эмнисти интернешнл" и другие кричали, будто пребывание здорового человека среди больных доставляет правозащитнику нравственные страдания.
      Врачи остерегались ставить диссиденту уколы. Несмотря на то, как писал в книге "И возвращается ветер" Буковский, что кагэбэшники имели установку добыть доказательства ненормальности правозащитника. Можно было обойтись и без сульфазина. Достаточно таблеток, чтобы больной стал человеком и забыл про вялотекучку.
      Тот, кто читал "Преступление и наказание" легко поймет: Раскольников гонимый. Читая "И возвращается ветер", ни у кого не возникает подозрений, что Буковский хоть чем-то заслуживает аминазина с трифтазином. Совершенно нормальный человек. Только что чересчур смелый. Бесстрашие не болезнь, свойство натуры.
      В откровенной книге диссидента настороживает одна вещь. О родных и близких Буковский упоминает вскользь. Может потому, что не хотел разветвляться, что чревато перегрузкой повествования, или не желал распространяться о том, как подставлял под удар мать, сестру и прочую родню? Из-за чего у читателя возникало подозрение, будто идеей свержения Советской власти Буковский целиком и полностью обязан исключительно самому себе. В принципе и такое может произойти. Но в реальной жизни так не бывает. Все всегда начинается в семье.
      Проходь... В избу-то проходь... А то ведь таперича с крохотками тяжело то как... Ты бы знал... До центра далеко... Ой как далеко... Кончатся крохотки и как мне далече косматить под дремучесть...? То-то же...
      Если один в поле не воин, что в таком случае остается человеку? Кроме как "возносчиво" обращаться за содействием к богу, - ничего.
      Солженицын злится, когда кто-либо напоминает: одной лишь "возносчивостью" в сталинском лагере не выживешь. Бог тут ни причем, если тебе нечем подкормиться и над душой стоит не только вертухай, но и вероломный солагерник. Можно ли выжить в зоне, не прибегая к стуку на солагернков? - важнейшая для Солженицына тема. Александр Исаевич, если кто намекает на его еврейские корни или сотрудничество с администрацией, рекомендует "заткнуть свою поганую глотку".
      Властителю дум простительно все. В нобелевской речи Солженицын говорил о том, что одно славы правды что-то - не помню точно что - там перевесит. Правдолюб, что правдоруб, тот же правдолюбивец. Марек, муж моей двоюродной сестры Клары провел детство с Руфой и так же, как и наш главный фальсификатор истории, не одобряет, когда из Сталина делают затюсканного апостола. Зять мой говорит: "37-й год организовали евреи и они же свалили все на Сталина". По Мареку получается, ценой смерти миллионов евреи спровоцировали товарища Сталина на кровопролитие лишь для того, чтобы мы, нигилистические потомки, имели возможность время от времени тюскать посмертно классика марксизма-ленинизма. Короче, Склифософский, "не о том ли хлопочешь старик, как бы потешить уши других?".
      Солженицын пишет и говорит, что характер - это судьба и что человек выше обстоятельств. Про последнее писатель загибает, если только говорит не только о себе. Иван Христофорович тоже в лагере выжил, но-моему, про Сталина, про самое жизнь понимает немногим хуже Александра Исаевича. И.Х. убежден: человек, взятый сам по себе, без всякой посторонней помощи, вооруженный лишь своими представлениями о благочестии, оставшись один на один с обстоятельствами, представляет из себя сущее говно.
      Много чего, кроме ГУЛАГА, общего у Озолинга и Солженицына. Прежде всего то, что оба они правильные, вылизанные. Оба ненавидят беспорядок, но познав на себе сталинские методы соблюдения трудовой и общественной дисциплины, обиделись на Сталина. И. Х. знают только в нашем институте, А.И. планетарно знаменит. Тем не менее, Озолинг кажется мне куда как глубже Солженицына. При том, что из всех известных мне думающих людей столь всесторонне понимающих второе начало термодинамики, как И. Х., я никого не знаю, по-моему, Озолингу не хватает простоты. В свою очередь Солженицына как раз-то и отличает простоватость.
      А.И. говорит:
      " Раньше понимали так: все в жизни определяет среда. А я вам скажу, что это совершенно не так. Я прожил долгую жизнь в самых разных условиях, подчас чрезвычайно тяжелых, и смог убедиться, что среда воздействует иногда враждебно. Но судьба человека определяется не средой. Мы не игрушки в руках истории. Судьба человека - это его характер. На самом деле характер человека - это компас, по которому он идет. В жизни каждого бывает важный выбор, иногда несколько важных выборов. Но есть много мелких вещей, которым мы не придаем значения. Так вот из этих мельчайших выборов и складывается наша судьба. А среда по отношению к нам пассивна. Человек всегда выше обстоятельств".
      А. Солженицын - "Аргументам и фактам": "Мы не игрушки в руках истории". "Аргументы и факты", N 20, 2004 г.
      В чем здесь правда? Вполне возможно, что правда здесь и в том, что "прокурор был глуп, но к несчастью, закончил гимназию с отличием". Критики Солженицына настаивают: в том, что А.И. несет ахинею, повинна его физико-математическая образованность. Неправда ваша. Потому, как "среда по отношению к нам пассивна". Даже в том случае, когда "она воздействует иногда враждебно". Все потому, что, как известно, "мы не игрушки в руках истории". Если еще кто чего не понял, повторюсь: "Человек всегда выше обстоятельств".
      "Что вы, котята, без меня делать будете?". Почему тиранам глубоко плевать на приговор Истории? По идее им не должно быть безразлично, что будут говорить о них после смерти. Сталин, свидетельствовал Бехтерев, страдал серьезным психическим расстройством. Но если он псих, тогда и темы для разговора нет - спрос тогда с нормальных.
      Для чего мы становимся правдолюбивцами? Если токмо ради того, чтобы кого-то затюскать, то это не достойный для властителя дум уровень. Тренер сборной СССР по хоккею Аркадий Чернышев на просьбу оценить неудачную игру известного в прошлом хоккеиста в решающем матче, как-то сказал: "Я не берусь судить о его действиях, потому что мне неизвестно какую спортсмен получил установку на игру". Сталин, если верить Солженицыну, что существует тот, к кому обращена наша "возносчивость" и что вождь обретается в аду, легко может выкрутиться перед потомками, сославшись на установку от Истории. Тем более, что он и как и мы все, не игрушка в руках истории. Как ни крути, но по должности, которую он занимал, - уровни ответственности перед Историей у Сталина и Солженицына все-таки разные.
     
      Югославский матрос...
      Когда Малик на несколько дней переселяется к матери, он ведет осмысленный образ жизни. Мать на дежурстве, с утра он варит борщ. Борщец Малик готовит долго и основательно. Пока мясо доходит, циркач калякает по телефону с кентами. Часа через два борщ готов. Он у Малика получается жирный, густой. Звонит Кэт на работу: "Приходи обедать с Наташкой и писакой".
      Писакой он обзывает меня. Кэт называет брата трутнем, он посмеивается. Сестре не понять, что если и где мог работать Малик, то только на манеже. Остальное не для него. Тереза Орловски рассказала о знакомом, работавшем в конторе по снабжению. Когда его уволили со снабжения, знакомый Орловски упал посреди кабинета начальника без чувств. Малика рассмешил Наташин пример. Он, по его словам, обрадовался бы.
      Тереза Орловски нахваливала борщец.
      - Вкусно!
      - Завтра буду суп варить, - отозвался хлебосол.- Приходи.
      - Суп мясной? - Наташа зачерпнула с донышка тарелки остатки борща.
      - Конечно мясной, - Малик вытащил из под носа Орловски пустую тарелку, поставил ее в раковину. - Суп из семи золуп.
      К тому, что Малик большой мастер хоккея, Наташа привыкла. Это я не могу привыкнуть, когда кто-нибудь при ней матерится. Хотя Гау и говорила, что я ругаюсь, как биндюжник, мне кажется за посторонними ругательствами в присутствии Орловски стоит желание задеть меня.
     
      В последнее время Терезе достается от матушки. Мама назначила Наташу ответственной за возвращение паспорта и крепко расстраивает по телефону Орловски. Никого кроме Кэт матушка не винит в исчезновении паспорта, кроме того Наташе велено взять на себя и обязанности по прекращению отношений между мной и подружкой Терезы.
      После того, как мама по телефону намекнула ей: дружба с Кэт бросает тень на репутацию Наташи, Орловски разревелась... Матушка утешила ее:
      - Наташа, не плащ... Ты хороший... Ты не проституция...
      Безусловно, Тереза Орловски не проституция, находясь меж двух огней, она вынуждена лаврировать на краю. Кэт тоже никакая там не проституция, это матушка от бессилия и сгоряча говорит.
      Повторюсь, притягательность Орловски - загадка для женщин. Годы, проведенные в Москве, наложили свой отпечаток на характер и поведение Наташи с мужчинами. Динамизм, как явление, известен с шестидесятых. Нет оснований относить Орловски к завзятым динамисткам, но повадки столичных вертихвосток она успешно переняла. В принципе любую женщину можно уговорить на тесное сотрудничество. Тереза тут не исключение. По складу она и Ольга Мещерская, и старуха Шапокляк, но больше Мальчиш-плохиш, который размягчается при виде корзины печенья и бочки варенья. Никто по-настоящему не пробовал пробудить у Наташеньки к жизни несомненные ее свойства подлинной, натуральной Терезы Орловски. Сдается, что перед лицом коробки сгущенки и десятка палок сырокопченой колбаски Наташенька может потерять бдительность, а там до и до истинной Орловски рукой подать.
      Наташа подарила мне свою фотографию. На снимке она в джинсах и лифчике у костра в горах пробует ложкой похлебку из котелка. Прекрасная горовосходительница и усердная кухарка.
      - Наташа, твоя фотка стоит на моем письменном столе, - сказал я, - Ты моя черемуха!
      - Бяша, я твоя муза! - откликнулась Тереза Орловски.
      Что легко достается, у того и цена легкая, зыбкая.. Черемуха на столе может и мозолит глаза Айгешат, но она не подает вида, посмеивается. По всему, она искренне полагает, будто фотку Орловски поставил я на лучшее место для создания иллюзии ложного обоза. Про Кэт ей хорошо известно, плюс ко всему она ее видела, когда подруга принесла матушке сто рублей, которые она весной заняла под меня.
      В сентябре я проснулся и услышал от Айгешат: "Кто такая Катя?".
      - Карлуша. А что?
      - Фу! Во сне ты ее всю ночь звал.
      Мама в ускоренном темпе вводила сноху в особенности экономного ведения хозяйства. Айгешат про себя улыбается на мамино требование непрерывно пополнять запасы муки, комбижира и соли - в магазине сей товар не переводится. Матушка сердится на легкомыслие Айгешат и напоминает: "В любой момент может все кончиться. Чем будете питаться?".
      Мама Гау, Балия Ермухановна, просила раскрыть секрет матушкиных баурсаков. Пропорции Балия Ермухановна соблюдала, как и следовала требованию ставить тесто на ночь в тепло, но баурсаки у нее, как и прежде, получались резиновые. Айгешат пришла в наш дом без понятий как делать пончики пышными. Не прошло и нескольких дней, как она в темпе подшустрилась и стала печь баурсаки вкусом точь в точь как у мамы.
      Мне нравится как она нарезает хлеб. Тоньше чем в ресторане. Еще у нее офигенно получается выпечка. Торты в ее исполнении - закачаешься.
      - Чтобы наесться твоими медовыми тортами их нужно хотя бы штук сто, - похвалил я.
      - Приятно слышать. Но думаю, что тебе хватило бы и пятидесяти, - улыбнулась глазами Айгешат, - Ты и без того упитанный.
      Упитанный? Это есть.
      Ознакомила мама сноху и с содержимым сундуков и серванта.
      Самое ценное в серванте старое серебро с вензелем "М.Е.". Купила матушка подстаканники и ложки у эвакуированных на акмолинском базаре в 43-м. Кто-то маме сказал, что серебро раньше принадлежало семейству Салтыкова-Щедрина. Якобы "М.Е." - начальные инициалы сатирика - "Михаил Евграфович". Наверняка это не так. Маме же нравится считать покупку серебром графа. Если так, то подстаканникам и ложкам Михаила Евграфовича не место в нашем доме. Она думает, если купила за цену хлеба чужую вещь, которая есть семейная память, то это не мародерство.
      Лучшая подруга Шафира младше ее, но мама не считает зазорным следовать образцам благополучия жены отставного милиционера. Вазы и тарелки севрского фарфора тетя Шафира возможно приобрела и в комиссионке, что меняет существо темы, и у меня нет подозрения, что она, как и моя мама, не обращает внимания на народное предостережение: "Чужие вещи счастье в дом не приносят".
      Для кого-то красивые вещи - символы, что дороже денег, а для иных и средство наживы. Маркиза сейчас вдова писателя и дабы достойно утвердиться в почетном статусе скупает у матушки черепки, выбракованные при очередной инвентаризации. Кто-то давным-давно вбил глупышке, что она знатного рода. Тетенька вспомнила об аристократических корнях и явочным порядком спешит предъявить доказательсва собственной исключительности. Маркиза поотстала от веяний - в комиссионках не на что смотреть - и верит на слово, что втюхиваемые ей вещички только-только входят в Европе в моду. Матушка ломит цены с потолка, подруга не задумываясь, лезет в кошелек. Чего не сделаешь ради превращения квартиры в подобие салона степной аристократки!
      По завершении сделки Маркиза и мама присаживаются на несколько часов поболтать. Возобновляются разговоры бывалых следопытов о чужих деньгах. Маркиза отводит душу и ненавистно говорит о неправедно разбогатевших женах писателей. Сидящим рядом впору затыкать уши.
      Маркиза и Шафира, пожалуй, единственные, кто ни разу открыто не пошел против мамы. Маркиза хоть и вздорная баба, перечить матушке побаивается. Шафира сама по себе осторожная, ни с кем не ссорится, знай себе, неустанно зарабатывает образ выдержанной, всепонимающей женщины. Тетя Шафира умеет слушать, да и у самой есть что рассказать постыдно интересного. Поведает свежую сплетню и никаких комментариев. Разве что спросит: "Что скажете?"..
      Айгешат души не чает в тете Шафире. Супруга дяди Урайхана отвечает ей взаимностью и хвалит матушку за подбор и расстановку кадров: "Женгей, вы молодец!". Матушка сама не нарадуется на себя и отвечает подруге жизнеутверждающим: "Энде"!
      Сноха пока называет свекровь мамой. Дань положенным в закон привычкам, но по возрасту матушка не годится ей в мамы. Папу Айгешат зовет аташкой. Мама готовит для отца немудрящую еду отдельно, Айгешат относит завтрак в кабинет и минут через десять спрашивает: "Аташка, как поели?".
      - Спасибо, - благодарит папа, - чуть не подавился.
      Кто бы мог подумать! Айгешат, любящая предаваться созерцательности, хорошо знающая Кавабату и Акутагаву, с интересом слушает мамины байки про казахских литераторов. Ей интересны и Г.М., и Джамбул, от похождений которого на первой декаде казахской литературы и искусства в Москве она изнемогает от смеха. Она приглядывается и к соседям. Среди них ей жить, надо знать, кто есть кто.
      Мама говорит:
      - Соседи завидуют мне из-з Айгешат.
      Тут она, скорее всего, попала в точку. Если уж Шарбану с Баткен пытались отговорить Айгешат не жить со мной, то что говорить о тете Софье с Балтуган. Обеих мама выкупает по глазам. Балтуган к нам не ходит, тетя Софья по старой привычке заглядывает и мама назло ей рассказывает про то, как ей неслыханно повезло со снохой, с учеными-сватами. Соседка опускает глаза, молчит.
      Жарылгапов далек от бабьих сплетен. Айгешат ему нравится, при ней он тактично забывает об аргынофобии и, что уж совсем неожиданно, соглашается с лицемерными вводными матушки: "И среди уйсуней встречаются хорошие люди".
      Моя жена слушает Жарылгапова с открытым ртом.
      - Дядя Ислам, вы интереснейший человек!
      Жарылгапов усмехается:
      - Келин, сен маган жакслап кюймак псир. Мен саган коп ангеме айтайим.
      Дядя Ислам любитель оладушек, еще его радует знание маминой снохой казахского. С Ситкой Чарли он разговаривал на русском, со мной тоже не употребляет казахских слов. В беседах с Айгешат он то и дело приговаривает: "Барекельде!". Ему много приходится бороться за открытие казахских школ в Алма-Ате, и если бы кто сказал ему, что его подвижничество никому не нужно, он бы сильно кайфанул. Хотя он и сам видит: русские не видят причин интересоваться казахским языком не потому что он недостаточно благозвучен и хорош - кто его разберет? Что уж там, русские все видят и им привычней чуять нутром. Они прекрасно видят, что из себя представляет тот же казахский ученый или писатель. Среднеарифметически это сын животновода, который закончив школу, едет в город, заканчивает университет и вместив в себя чужую премудрость, начинает во всеуслышание глаголить на уровне ликбеза. Язык тут ни причем, вторяки никому не интересны. Мысал ушын, мне режет уши немецкий. Какая-то маскулина слышится в дойче, но немцы принудили учить свой язык не тем, что он немецкий, а своими людьми. Причина в носителях языка. Мало того, что кочевник человек без биографии, ему не о чем поведать миру кроме того, как о том, как он пас овец. На дворе вторая половина ХХ века, но и с книжками под мышками мы все те же братуханы Чингисхана.
      Жарылгапов прекрасно знает, что почем и кто откуда. Но и ему часто изменяет объективность, он верит в заговор против языка, против казахов и как-то повторил услышанное от Ауэзова о том, что Абай ни в чем не уступает Шекспиру и Гейне, и беда степного философа только в том, что он родился казахом. Один из лучших знатоков русской словесности не в силах смириться с положением родного языка. Он рвет и мечет, придумывает новые слова и не просит за них денег. Только бы язык выглядел на уровне его новых изобретений. Слово "аргынофобия" он придумал в связи со страхами, царившими в мире в 50-х, отслеживая политическую жизнь планеты. При всей европейскости словосочетание вторично, но оно нисколько не коробит слух, поднимает казахский на новые уровни.
      Айгешат понимает и разделяет озабоченность Жарылгапова, нажарив оладьи, она звонит соседу: "Дядя Ислам, приходите пить чай".
     
      Вместо Карины второй год работает Света Волкова. Зовем мы ее оторвой. Зовем за то, что выводит из себя Шкрета. У Саши к приходу Светы накапливается писанина для перепечатки. И пока она, как всегда задерживается на час - полтора, Шкрет, которого ждет Чокин с перепечаткой, мечет икру. Волкова появляется и Саша на нее: "Света, ты где была?".
      - Где я была - это мое дело.
      Мы гогочем, Шкрет столбенеет.
      - Что за шут?
      Оторве 20 лет. Она живет с мамой и рассказывает о танцах в пограничном училище. Жених ее курсант, по окончании училища оторва уедет с ним на дальнее пограничье. Девчонка любит посмеяться, я с ней ругаюсь. Ругаемся мы с ней из-за цветочных горшков. Света запрещает нам курить в комнате.
      - Оторва, - угрожаю я, - будешь продожать на нервы действовать - все листочки твоим цветочкам оторву!
      - Кончай, Бек, - Волкова стучит по клавишам и улыбается, - ты не такой.
     
     
      Притирка идет трудно. Напившись, я спросил Айгешат: "Почему ты пошла за меня? Ты ведь не любишь меня".
      - Я надеялась со временем влюбиться в тебя.
      Мыслимое ли дело, спать с чудовищем и надеяться в него влюбиться? Матушка успокаивает ее: психованность сына не от неспособности оценить то, что он получил. За непорядком в наших отношениях стоит Кэт. Она и вертит твоим мужем-дураком, и подстрекает его на разрыв. Не поддавайся на провокации. Враги только и ждут развала семейного счастья.
      Подробней других о моем положении осведомлен Дракула, он свой человек и там, и тут, и по его разумению мне бы жить, да радоваться. В житейском смысле он может и прав, только Дракула не знает, что творится со мной. Я вибрировал. По-настоящему хотел только пошлячку Кэт, с Айгешат мне сподручней вести умные разговоры. Голова прочно пошла в отказ: перед глазами один лишь Центр мироздания Кэт.
      Прошло полтора года с начала нашей с ней связи. У нормальных мужиков давно бы состоялась замена еще в первом тайме, я же все больше и больше распаляюсь от вожделения. Кэт ставит мне рога не только из натуральности ее стремления к новизне ощущений, но и потому что я слабак. И спит со мной всего лишь из опаски, что в случае отказа я ее выживу с работы.
      Мне мало обеденных стыковок на квартире ее подруги. В рабочее время мы запираемся во внутренней комнате, и прижав ее голову на стол Руфы, я наспех овладеваю Кэт. Она возмущается, говорит, что мы беклемишимся как животные.
      На чердачных оперативках Кэт предрекает мне недееспосбность от уколов семейного врача.
      - Она тебя заколет.
      Айгешат никаких уколов мне не ставила, шарабан и без иньекций шел циркулем. Чем больше я делал из себя Кугеля, тем чаще просыпался среди ночи и глядя, на спящую рядом Айгешат, думал: "Она запросто может забеременеть, но не страхуется. Это у нее такая целевая программа по созданию в голой степи топливно-энергетического комплекса. Если она забеременеет, мне хана".
      Я не хочу от нее ребенка. Она это чувствует, она это знает, и тем не менее готова выносить в себе мое повторение. По идее, мужик должен дорожить честью, оказываемой ему женщиной, какими бы при этом побуждениями она не руководствовалась. Это я хорошо понимал. Как и то, что женщина рожает детей не для мужа, - для себя.
      Рассердившись на мою культурность, мама кричит: "Ты - скот!". Скот не скот, но она сама торопила события. Кто виноват, что я вырос в потребителя? Матушка? Пожалуй, нет. Только я сам. Злясь на меня, мама думала, что когда-нибудь я научусь отдавать долги. Произойдет это, когда я окрепну с помощью Айгешат. Пока, говорила она снохе, надо беречь мужа. Впереди его ждут великие дела.
     
      Скончался Аблай Есентугелов. Накануне вечером разговаривал по телефону с тетей Альмирой, а к утру остановилось сердце. Дяде Аблаю было 68 лет. Матушка вспомнила о поверье, по которому большой труженик уходит из жизни, когда предназначенные ему судьбой, дела завершены. Есентугелов много чего успел, прожил интересную жизнь. Вдове и детям есть чем гордиться.
     
      "Голос за кадром: "Ты хотел узнать, что такое Вечность? Смотри!".
      Х.ф. "Любовники декабря". Постановка Калыкбека Салыкова. Студия "Скиф", 1991.
      Айгешат интересны фильмы и биография режиссера Фассбиндера. Психологическое, бессюжетное кино ей не надоедает. "Советскому кинематографу, - говорила она, - не хватает смелости проникновения в тайны человеческой психики. Наши фильмы здесь прямолинейны". Не во всем с ней согласен, тем не менее она целиком права в одном: отечественным киношникам присуще привычка сразу брать быка за рога. Тем не менее, есть советские фильмы для меня совершенно непонятные. Например, "Парад планет".
      Малик ждал меня на углу возле своего дома не один. Бородатый симпатяга в фирменном джинсовом костюме и синей бейсболке, что пришел с ним, внимательно смотрел на меня.
      - Костя, - он протянул руку и спросил. - Ты не Бектас?
      - Он самый.
      У парня мягкие карие глаза, улыбка прячется в усах..
      - Ты меня не помнишь?
      - Нет.
      - Мы с тобой жили по соседству, - сказал бородач и уточнил. - В детстве... Я у тебя дома бывал и ты еще нас на балконе оладьями кормил.
      - На Кирова?
      - На Кирова.
      - Все равно не припоминаю. Ты во дворе Эдьки Дживаго жил?
      - Нет. Наш дом примыкал к школьному двору.
      - Это где груша росла?
      - Что-то там рядом с домом росло... - Костя снял бейсболку, почесал затылок. - Почему ты меня не помнишь?
      - Извини... Но ... - я развел руками.
      - Тогда меня звали Копеш.
      Копеш? Имя знакомое. Кажись бегал средь нас такой.
      - Малика откуда знаешь?
      - Я в микрашах живу. - А-а... Чем занимаешься? - Я кинорежиссер. - Фамилия? - Салыков. Салыков? Костина физия лычит для режиссера и одет он джазово. Но про киношников с такой фамилией ничего не слышал. Мы поднялись домой к Малику. Костя парень словоохотливый. Рассказал: кино временно не снимает. В прошлом году попал с Айтматовым в аварию, полгода пролежал в больнице, сейчас ходит с пластиной в черепе. - Кроме Айтматова кого еще знаешь? - с ехидцей спросил я.
      - Сережа мой друг.
      - Какой Сережа? - Параджанов. Айтматов еще куда ни шло, но про дружбу с Параджановым сосед мой заливает. - Звиздишь пацан. - Нан урсын. - Не клянись на хлебе, голодным останешься. - Почему ты мне не веришь? В разговор вмешался Малик. Он мацевал в ладони башик ручника и говорил за Костю. - Прикинь, неделю назад Параджанов ему с Джигой звонил... На "Мосфильме" они для Кота сценарий нашли. - Джига? Это еще кто такой? - Джигу не знаешь? - Малик рассмеялся. - Джигарханян! Ему тоже понравилась "Дыня" Кота.
      Джига еще что! Югославов Малик называет и вовсе югами. - Какая дыня? - Фильм Кота так называется. Еще один звиздун. Костя говорит Малику, что он человек глубоко творческий и что когда-нибудь он его обязательно снимет. Это когда он окончательно придет в себя после аварии. - Костя, пойдем ко мне домой, - водку мы допили, косяк они спалили. Надо продолжить. - С мамой познакомишься. Только не распространяйся, что ты какой-то там режиссер. Я скажу, что ты племянник первого секретаря Каракалпакского обкома партии Салыкова. Какимбек Салыков кокчетавский казах. Работал вторым секретарем Джезказганского обкома, побыл в Москве инспектором оргпартотдела ЦК КПСС, недавно сменил проштрафившегося каракалпака Камалова. Маме будет приятно узнать, что бывший сосед родственник перспективного человека. - Хоп. - Кот не обиделся за кинематограф. Кот был пьян, но не вызвал подозрений у матушки. Рассказал, что ВГИКов не заканчивал, служил в армии, в Москве три года играл в ансамбле "Самоцветы", учился в театральном институте в Алма-Ате, пахал в Чимкентском областном театре и недавно в срочном порядке попер в кинематограф. Айгешат он тоже понравился. Ей он не удержался сказать, что его задумки способен осуществить только Тарковский. Еще Костя ей и мне сообщил по секрету: "Перед вами самый красивый казах. Вот почему я был пять раз женат и у меня семеро детей". - Зачем тебе столько детей? - спросил я. - Женщины хотят от меня иметь ребенка. Не могу же им отказывать. - Понятно. Кот ушел, Айгешат сказала: "Костя действительно очень красив". - Одухотворенно красив, - уточнил я и добавил. - Только врет много. - Скорее, фантазирует, - поправила меня жена, - Он художник. - Какой он художник? Гусогон он. Было бы неплохо, если бы Костя хоть чуточку не врал и что-то из себя представлял. С нашего двора так никто и никуда не пробился. Какие-то мы все простые. - Интересно, он меня помнит, я его - нет. - Старшие не помнят младших. - сказала Айгешат. "Да-а... ? подумал я. - Костя помнит а и?ы оладьи. Надо ие". Копеш, Копеш... Постой... Понемногу я стал припоминать. Был такой малек среди нас. Жил он в доме-развалюхе, за штакетником, подпиравшим школьный двор. А-а... Вспомнил. Мы играли в войну и Совет назначил его своим ординарцем. Было это 7 ноября 1957 года.
     
      Глава 13 Я открыл отчет лаборатории ядерных процессов и прочел заглавие: "Экситонная модель ядерных взаимодействий". Атомщики не стоят в стороне от поветрий. Моделями заражены производственники, социологи, спортсмены. Дошло до выездной модели Лобановского и Базилевича. Авлур тщательный мужик и зря ничего не говорит. - Физика атомного ядра терра инкогнита - сказал он. . По нему, описывать ядерные процессы математическими моделями некоторым образом легкомысленно. Модель работает лишь при определенных ограничениях, из рассмотрения убираются ряд существенных показателей - иначе искомые величины не поддаются исчислению. Эмипирики это понимают и тем не менее ничего поделать не могут - других методов счета показателей на сегодняшний день нет. Объединение моделей в одну большую тоже мало что дает. Большая модель содержит те же ограничения, или, если выразиться точнее, допущения, условности, какие в любом случае дают всего лишь приблизительную картину происходящих внутри ядра процессов. Это все равно как по уговору с Озолингом условиться считать, что температура окружающей среды везде постоянна и равна 25 градусам Цельсия. Для простоты счета энергии на необратимость это может и оправданно. Корректны ли упрощения в ядерной физике? Физика не экономика, и не от хорошей жизни атомщики идут на упрощения. Эпоха великих открытий в естествознании кончается тогда, когда открытия приобретают прикладной характер. Начинается повальное обыденное исследование поведения газов в безобразно изогнутой трубе. Отсюда и берут истоки разссуждений о коллективном творчестве, крупняки привыкают к пребыванию в роли амбалов для отмазки. Симптомы того, что физичекая наука мало-помалу "много для себя полезного исчерпала", налицо. Капице дали Нобелевскую премию за сверхтекучесть жидкого гелия. Открытие физик совершил до войны. Мало того, за теорию сверхтекучести Нобеля уже давали в шестидесятых. Сверхтекучесть гелия - красивое открытие, его можно проиллюстрировать без формул и цифр, она завораживает обывателя. Частный, необъяснимый случай, который на много лет вперед загрузил криогенщиков. Время открытий, сделанных на кончике пера, подходит к концу. Ученые ждут человека, который разложит все по полочкам и даст объяснение нынешним нестыковкам - создаст единую теорию поля. Теория поля должна объять необъятное. С ней все встанет на свои места. Дальше что? Дальше пойдет скукота такая, что скоро и на футбол будет идтить неохота. Как всегда, наука - производству. По времени Ренессанс совпал с расцветом ремесленничества. Нам кажется, будто имеем дело с научно-техническим прогрессом, в то время как на дворе вторая редакция ремесленнической революции. Вспоминаю о галилеевых преобразованиях и вижу перед собой дрожание системы координат Х-У- Z. "Галактики разбегаются...". "В расширяющейся Вселенной, что ты значишь, человек?". Смотрим в небо и понимаем, какие мы все-таки мураши. Что на сегодняшний день имеем? Преобразования Галилея подходят к завершению, заколыхалось трехмерное пространство, люди задвигались как на картинах Брейгеля. Каспаков квасит вторую неделю. И остановиться не может, и бюллетень нужен. Айгешат положила Жаркена к себе в отделение. Поспать она любит. Чтобы не опоздать на работу, встает Айгешат в полседьмого и с двумя пересадками едет в Покровку. Больница небольшая, отделение на десять коек, туалет с умывальником в коридоре. Каспаков на время позабыл про собственный уровень и на удобства не в претензии. Пришел в себя, появился аппетит. Бухгалтерия отказывается оплачивать прогулы, да и Чокину надоело грозить увольнением. Подготовлен приказ о переводе Каспакова в старшие научные сотрудники. Исполнять обязанности завлаба приказано Шкрету. 11 ноября вышел из печати "Простор". Редактор отдела на треть обкорнал материал. Автору видней. Если читать слитно, то невнимательный читатель может и не заметить ходульных фраз; огрехи стиля перекрывает актуальность вопроса. Очерк получился слабый. Институтские очерку удивились. Удивились как появлению за моим авторством публикации, как и тому, что якобы написанное - правда. В лаборатории любой мог подметить разницу между якобы правдой и реальностью. Но все, как сговорились, отмечали смелость, которая состояла в том, что я не пощадил себя. Наигранность саморазоблачения никто не желает замечать.. Тане Прудниковой материал понравился, особенно то место, где речь идет о Толяне. "Почему ты не назвал Зяму по имени?". Она догадалсь, от чего Толян не обозначен, - кандидаты и доктора наук идут в очерке под своими именами и фамилиями, - Зяма проходит под безликим "друг". Таня догадалась и сняла с меня обещание, что когда-нибудь я напишу про Толяна все как есть. Именинником по институту ходит Иван Христофорович. Его спросили, как он понравился себе в журнальном варианте, И.Х. снял очки: "А что? По-моему, неплохо". Он настолько удовлетворен, что не желает замечать ляп про "раскаленные добела провода ЛЭП". Кул остановил его в коридоре: "Иван Христофорович, так это правда, что вы отказались защищать докторскую?". И.Х. бросил на ходу: "Все вопросы к Бектасу". Недоволен очерком Темир Ахмеров. Недруг открыто негодует: "Ахметова надо повесить". Повесить меня следует за Жаркена, чью широту и "щемящую человечность" я расписал, не жалея прилагательных. Темир меня уже не волнует. Не находит себе места из-за очерка? Так это прекрасно! Чокин если еше не прочитал материал, то неизбежно прочтет. Положение обязывает и самое главное, о чем сказал мне гидрик Бая, - директор ищет человека, который сделал бы ему мемуары. Желательно, чтобы этот человек разбирался в энергетике. На побывку приехал Иржи Холик. В обед он, я и Керя пошли на Никольский базар искать посылочный ящик. Иржи нервничает: до отхода свердловского поезда надо успеть заскочить в магазин, оттуда на почту. Купили всего понемногу, Кук боится загула и денег Иржику дал впритык. В магазине Керя свалил конфеты, печенье и сигареты в посылку - ящик заполнился на треть. - Не психуй, - сказал я Иржику. - Если попросишь отправить Таньку или Сюсявую, то еще успеем бухнуть на дорожку. - Нельзя. - Почему? - Сожрут. На тетрадном листочке Иржи выводит каракули: "Наташка! Времени нет. Заскочил на два дня. Вернусь к марту. Привет от Кери и Бектаса. Ержан". - Добавь пару теплых слов. - сказал я. - Каких теплых слов? - Иржи поднял голову. - Ну там, жду, люблю... - Еб...лся? На зоне Магда более всего мучается без курева. В последнем пи
      ьме отписала, что иногда приходится курить матрасную вату.
      В Минусинске, где Иржику с кентами предстояло валить лес для куковских коровников, снег выпал в октябре. В тайге ни телевизора, ни радио, питаются макаронами. За нарушение сухого закона бывший боксер Кук работников избивает. Бичи понимают хозяина. По иному не освоить выделенные райсельхозуправлением деньги.
      Пашет у Кука и Валей. Керя и рад был бы поработать с кентами, но не на кого оставить больную мать.
      Отпустил Кук домой Иржика по неотложному делу. Умерла квартирная соседка. Пока не опомнилась Валюня и домоуправление, надо срочно занять освободившуюся площадь. Вчера Холик переоформлял лицевой счет покойницы на себя. Теперь у него отдельная двухкомнатная квартира.
     
      На второй или третий день после выхода очерка повел я Айгешат к Умке. Не знаю для чего. К ней в гости пришли три мужика моего возраста. С собой я захватил журнал. Умка пишет стихи и ей в самый раз разделить радость братишки, да заодно и не помешало бы поближе познакомиться со снохой.
      Умка повела себя вызывающе. На журнал ноль внимания, плюс ко всему, через каждые полчаса уединялась в соседней комнате с гостем, казачонком-филологом. Мужичок послушно следовал за хозяйкой, с опущенной головой выходил из комнаты и, похоже, не понимал, чем он так приглянулся еще не пьяной Умке.
      - Пошли, - сказал я Айгешат. - Кажется, я напился.
      Мне не показалось. В прихожей я долго не мог с помощью Айгешат натянуть сапоги и что-то там недовольно бормотал. Из комнаты для уединений вышла Умка и отвязалась на меня: "Алкаш!".
      Я не замедлил выставить блок. Припомнил ей и Карла Маркса, и Цеденбала с Гуррагчой. Умка сразу умолкла.
     
      - Не тряси кровать...
      Фу ты, черт! Я думал, она спит.
      Не далее как вчера я обещал ей, что с Кэт все покончено. Она проснулась и узнала цену моим словам. Перед сном Айгешат кивала головой и осторожно выведывала, чем меня приворожила коллега.
      - У нее там мягкая гузка?
      - Откуда ты знаешь?
      - Я ее видела...
      Обещал я закруглиться с подругой со злости. Кэт опять взялась за свое и я не знал, как избавиться от мыслей о ней. Позавчера приходил к нам на работу Гуррагча. Посидел минут десять и свалил. Через полчаса ушла и Кэт.
      Утром она была задумчивая и, пока Руфа с Шастри болтали в коридоре, я затащил ее во внутреннюю комнату. Она не сопротивлялась, только и сказала: "Тухлый номер". Когда все закончилось, я отпер дверь и подумал: "Чтобы простить человека, многого мне не надо".
      ...Говорили вчера с Айгешат и о подсознании.
      - Что это такое?
      - Этот отдел человеческой психики отвечает за наши мысли и поступки...
      Она о многом знает. Сожалеет, что я не читал Фолкнера, Хемингуэя. Рассказала, - забыл о ком именно шла речь, - и о манере одного американского литератора передавать настроение через прямую речь.
      - Никакой описательщины - одни диалоги, но они заменяют повествование, - сказала она, - Согласись, прием не нов, но успешней всего им пользуется этот американец...
      Среди институтских мне легко выдавать себя за образованного, но перед Айгешат я обнаруживал как свою невежественность, так и сильно засомневался в умении обобщать, делать верные и точные выводы.
      Прекрасная память и хорошая наблюдательность позволяет ей успешно учиться на ходу. Еще открывал для себя как несомненный факт то, что до сих пор ни с одним человеком не было столь интересно говорить про вещи глубоко специфические, хотя бы по этому должные стать скучными для разговора мужа и жены; в беседах с ней происходило обратное: чем больше мы углублялись в тему, тем живей и увлекательней становился разговор, который растягивался столь долго, что за ним, и она, и я, забывали обо всем на свете.
      Я до конца не открывался перед ней и уж тем паче не признавался в несостоятельности притязаний, но в подробностях поведал, как меня долго и терпеливо натаскивала Черноголовина, как я сомневался в своем праве выйти один на один с читателем. Айгешат и сама видела, что по сути я середняк и что журнальный очерк мой потолок, но разделяла и поддерживала мамину мечту сделать из меня и ученого и писателя.
      Я сетовал на отсуствие темы, Айгешат понимала: не в теме загвоздка. Дело в осмосе. На очерк меня сподобила гибель Шефа и уход Ситки Чарли. Мне не мешало бы осознать: для новой вещи, которая могла бы понравится мне самому, нужен еще один толчок. Толчок - это безвыходные обстоятельства. Одаренные натуры спокойно делают шедевры и без пинков судьбы, мне же, чтобы создавать вещи проходного уровня этого не дано. Знать, чувствовать это я тогда не мог и наивно полагал, что, какой бы я ни был середняк, но сочинительство мой главный путь, моя дорога.
      Как говорит Озолинг: "Есть обычный осмос, а есть и обратный осмос".
     
      Каспаков вновь сорвался. Чокин не оставляет надежды на то, что Жаркен еще может пригодиться для общей энергетики и в то же время не знает, как поступить с любимчиком. Новая креатура директора Сакипов второй год в парторгах. После работы секретарь партбюро остается дожидаться вызова к директору, без Чокина он не вносит сколь-нибудь значимые для института вопросы в повестку партсобрания. По истинному счету Чокину должна быть в первую очередь интересна не мера преданности Сакипова, а то, насколько глубоко он понимает, какое, в случае чего, наследство может перепасть в его руки. Дорога ли ему, наработанная Шафиком Чокиновичем, репутация института, подлинный он энергетик или нет? Все, что к настоящему дню имеет институт от государства, получено под имя Чокина. Главное, станет ли парторг блюсти традиции? С последним вопросом большая неясность. На словах Заркеш Бекимович проявляет готовность подчинить все силы, самого себя следованию чокинским традциям. Только ведь Чокин знает цену словам и не обольщается. В случае прихода к директорству Сакипову придется больше думать о себе, о своем имени в науке, - самоутверждение необходимо для предъявления доказательств, что ты и сам по себе личность. Иначе и не должно быть, директорство, как и всякая другая должность или звание, для человека науки, не может и не должно быть целью, а всего лишь средство, все тот же инструмент.
      Разумеется, предназначение инструмента - служение науке. Имеется в виду, что сия дама вознаградит за бескорыстную преданность. Ой ли? Все мы, обсуждавшие шансы Сакипова возглавить институт, не договаривали главного: в сущности никому до науки дела нет. Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец. Рассуждения о том, кому достанется громадина КазНИИ энергетики интересны чисто умозрительно.Чокин, Сакипов, каждый из нас в отдельности, думали только о себе.
      "Что будет со мной? Поможет ли кто защитить диссертацию?" - с этими мыслями я и пришел к Сакипову.
      - Вы не против, чтобы я написал статью о вас, о ваших плазмотронах? - спросил я.
      Заркеш Бекимович человек небольшого роста, но подвинулся в кресле боком, как это делает Шафик Чокинович.
      - Не против. Но в лаборатории я не один.
      - Понятно. Изобразим и лабораторную массовку, - не без развязности сказал я.
      - Нет, так не пойдет, - завлаб на провокацию не поддавался, - Я всего лишь научный консультант при своих ребятах.
      "Наука, - объективная закономерность, существующая помимо наших воли и сознания". Не всем дама-молчунья отвечает взаимностью, но она милостиво разрешает спекулировать от ее высокого имени. Сакипов по профильному образованию физик, понятие об энтропии безусловно имеет и знает, что во избежание хаоса необходимо тщательно готовиться к преобразованиям галилеевых координат. Час "Х" может наступить в любой момент.
      Статья ему не помешает, более того, она продемонстрирует весомость его претензий на лидерство. Загвоздка тем не менее есть. Как примет публикацию Чокин? Не насторожится ли? Но это уже не моя забота.
      Незадача и в том, что пообещал тиснуть статью в "Казправду", и упустил, что Юра Паутов переведен собкором в Актюбинск. Ладно, как бы там ни было, сначала надо сделать материал.
     
      Доктору понадобилась справка о незаконченном высшем образовании. Чтобы перевели на хорошую должность. В бытность его студентом справками Доктора выручала секретарша металлургического факультета Нина Петровна. Дракула работает на кафедре тяжелых цветных металлов и сообщил: Нина Петровна уже не при делах.
      Еще Доктор просит моего приезда на долгосрочное свидание.
      "Нуржан!
      ...Ты пишешь, что судя по очерку в "Просторе", я запросто могу подъехать в Павлодар. Дело вот в чем. Для завода мы делали работу, под нее и были командировки. Сейчас в Павлодаре дел у нас нет... Где-нибудь в середине весны у меня должна командировка появиться, по крайней мере я попытаюсь выбить, возможность смотаться в Павлодар. Но это еще будем посмотреть. Я вот о чем хотел тебе сообщить. Гау, твоя сноха, недавно приступила к работе корреспондентом газеты "По новому пути". Издание это для зэков.На всякий случай ты напиши ей, прямо на адрес редакции. Гау человек неплохой, сердечный и может поддержать тебя морально.
      Папа продолжает болеть. Сдал в последнее время, похудел. Джон все так же. Мама держится. В этом ей опора твоя новая сноха - Айгешат. О жене распространяться не имеет смысла. Время покажет...
      Вот о Дагмар можно много порассказать. Недавно приводил ее в институт на елку. Уморила всех...
      С диссертацией только сейчас начало что-то проясняться...
      Напиши поскорей, как перенес последние новости. На всякий случай сообщаю служебный адрес Гау...
      Давай, агатай, держись!
      Целую Бектас".
      На свиданку к Доктору приезжал Нурлаха. Говорили они через через стекло по телефону. Дожидаться очереди на долгосрочное Нурлаха не стал. Привез барана. Как будто не знает, - тушу к передаче не принимают. Доктор сигналил ему о деньгах, Нурлаха замотал головой: деньги на зоне запрещены. Хорошо еще, что долгосрочная свиданка не состоялась, а то бы Доктору он точно всю плешь проел.
      В 79-м Нурлаха развелся с Гульшат и живет сейчас в райцентре Валиханово Кокчетавской области с какой-то Куралай. Работает ревизором, по вечерам чешет народ в преферанс. Доктор отписал, что старший брат отъел здоровенный живот и продолжает и по телефону учить жизни.
      ...Связного от Доктора звать Бактимир, для конспирации с Доктором условились называть его Пуппо. Бактимир ровесник Дракулы, родом из Успенского района Павлодарской области. Работает инженером в учреждении АП -162 дробь 3.У Пуппо плохая проходимость сердечного клапана и приехал он с мулькой от Доктора: пацану надо помочь с операцией на сердце.
      Пока мама договаривалась с дочерью тети Шафиры Ажар об устройстве в институт хирургии мы с Пуппо пропивали в ресторанах его деньги. Неунывающий парень, с ним легко и весело.
      - Нуржан хорошо живет, - сказал он,- Все у него есть, братва его уважает...
      - Как можно хорошо жить на зоне? - удивился я.
      - Везде можно жить хорошо.
      - Что у Нуржана есть, чтобы жить хорошо?
      - Анаша, чай, курево...
      К анаше Пуппо пристрастили зэки на "тройке". Из двух зол - плана или бухла - Бактимир выбирает план. Сейчас он активно приучает к дури Дракулу.
      - Не бойся, анаша это хорошо, - сказал Бактимир и протянул папироску Бирлесу.
      Дракула активно заморгал.
      - Ой, а я преступником не стану?
      Пуппо похлопал по плечу моего названного брата.
      - Наоборот, большим человекм станешь.
      Как он угадал? Бирлес действительно мечтает стать большим человеком. Дракула недоверчиво посмотрел на Пуппо, взглянул на меня.
      Я кивнул: "Курни. А то так ничего не попробуешь и умрешь".
      - Ой, ой... - забормотал Бирлес. - Боюсь...
      - Не бойся, - хитро улыбнулся Бактимир и всучил косяк бояке. - Не пожалеешь.
      Дракула запыхтел: "Ой, ой... Все... Я - преступник!".
      Пуппо со смехом откинулся на топчан. Бирлес дошел до середины папироски и раскашлялся.
      - Ой, что-то я кашляю! - с косяком в зубах он замолил о пощаде.
      Бактимир слетел с топчана и вновь хлопнул по спине Дракулу.
      - Во, во! Кашель и есть кайф!
      Бирлес скурил всю папироску, но ничего не почувствовал, если не считать того, что окончательно встал на преступный путь. Анаша была не очень, разряда шала. Пуппо остался доволен отвагой новообращенца и обнял его за пояс: "Бирлес, ты усыкательный мужик!".
      Доктора никто не просил беспокоиться о благоденствии актива зоны, но ему возжелалось прослыть среди положенцев деловым мужиком и он промел среди зоновских авторитетов: "В Алма-Ату едет техничный пацан. Он ничего не боится и возьмется доставить солому". Пуппо согласился привезти груз, за что авторитеты пообещали вознаграждение. Братва списалась с плановыми мужиками из Алма-Аты, собрала деньги.
      Несколько дней подряд Пуппо ездил в "Орбиту" к плановым, возвращался с газетными пакетами, которые он клал поверх книжного шкафа в детской. Приходил он домой накуренный, помногу ел и ложился спать. Подозрительные глаза Бактимира усекла матушка и на ее "Сен наша тартвортсынба?" отвечал со смешком: "Что вы, что вы! Такими делами я не занимаюсь".
      Операция прошла без накладок и Пуппо засобирался в обратный путь.
      - Не боишься, что в аэропорту хлопнут? - спросил я.
      - Я по хитрому сделаю. - сказал Бактмимир. - Дождусь, когда все разберут багаж и только тогда возьму свою сумку.
      - Тебе не кажется, что ты чересчур хитрый?
      - Да-а не-ет... Все будет мазя.
      Груз Пуппо провез без приключений, авторитеты стали кроить план по пайщикам, кто-то там что-то на эстафете скрысил и теперь они выкатывали арбуз за недостачу на гонца. Жлобам нужен повод зажать вознаграждение. Доктор пробовал возникнуть - ему объяснили, он отскочил.
      Бактимир зашел в цеховую биндюжку к Доктору, брат начал оправдываться. Пуппо махнул рукой. Пусть подавятся. Из Алма-Аты он привез Доктору гостинец - кусочек опия.
      - Я не знаю как его фуговать. - сказал брат.
      - Обменяй на анашу.
      После операции в городской поликлинике Бактимиру продлили бюллетень на несколько месяцев и он уехал в село к родителям долечиваться.
     
      Алдояров вернулся из двухнедельной командировки и объявил: "Я защитил докторскую". О предстоящей защите не знал ни Чокин, ни все остальные. Цитатник уже член партии и выходило так, что он ничем не хуже Сакипова, а, возможно потому, что был моложе Заркеша на шесть лет, и более достойней поста преемника Чокина. Шафик Чокинович и бровью не повел. Москва без него не примет решения по кадровому вопросу. Беспокоиться нечего.
      В эти же дни вышла моя статья в "Казправде" про Сакипова и его ребят. В отсутствие Паутова материал не залежался и неожиданно ко времени стрельнул. С газетой я зашел к парторгу.
      - Вот Заркеш Бекимович, как и обещал, материал напечатали.
      - У-у... Очень хорошо, - Сакипов развернул газету, - Что скажет Чокин?
      Чокин плохого ничего не сказал. Его доверенный человек, гидрик Бая Баишев передал мне, что директор склоняется остановиться на моей кандидатуре для написания воспоминаний и просил Баю прощупать меня. Я что? Я давно добиваюсь внимания Чокина. Поручение почетное и перспективное. Только поскорей. Время уходит.
      У Алдоярова поинтересовались как он расценивает направленность статьи про Сакипова. Не задето ли его самолюбие?
      - Я не тщеславный, - сказал он.
      Насколько я не допонимал, что мавританец, который всегда будет мавританцем, может быть опасен, если вовремя его не остановить, стал осозновать, когда Серик Касенов рассказал о случайно подслушанном разговоре между Алдояровым и Кальмаром.
      - Бирлес говорил Кальмару: никогда никому не прощай даже пук. Запомни и в нужный момент отомсти.
      Я не мог не обратить внимания на то, как он здоровается со мной. Бросит зажатый взгляд и мимо. Что-то в том взгляде такое было, что нашептывало: берегись его! Мы ведь в разных весовых категориях. Формально он намного выше меня, что ему со мной делить? В данном случае разница между вами не имеет значения. Берегись! Он биологически ненавидит тебя. Ты злой и он злой. И что он с тобой может сделать, если придет к власти, ты не знаешь.
      Алдояров одного роста со мной и при случае выхваляется тем, как обыгрывает в теннис игроков, что выше его роста. Как будто намекает: вы ростом удались, но это ерунда в сравнении с природными данными карапета. Наполеончик.
      О том, куда я гну, сказал мне Фанарин.
      - Ты сделал ставку на Сакипова? Ну ты и гусь!
      - Юра, только не базарь никому, - попросил я и объяснил, - Жизнь есть жизнь.
      - Правильно. Но чтобы окончательно перепутать карты Алдоярову, ты хотя бы два раза в год должен писать и дальше статьи про Сакипова.
      - Посмотрим. Это не от меня зависит.
     
      Перед уходом на работу я зашел в комнату к отцу.
      - Пап, бриться.
      Инсультный больной обречен. Продлить жизнь может только уход. Забота с чувством поднимает настроение, и это самое главное. Только теперь я чувствовал, как папа, некогда самый любимый человек на свете, оставшись в болезни без моего сочувствия и внимания, стал понимать, как сильно он ошибался.
      Отец смотрел на меня и ощущал себя отработанной ступенью той самой ракеты, что сквозь плотные слои атмосферы вывела меня в пятый океан бесчувствия. Как это там? "Ученики любят забавляться своим отчаянием...". Да, да, именно так. Странно еще и то, что мое холодное отчаяние при виде парализованного отца нисколько не тяготило, никоим образом не ужасало меня. Как будто так и должно быть. Папа смотрел на меня и все понимал. Понимал и молчал.
      Почему я такой? Происходящее с папой и мной казалось настолько необъяснимым, что порой я сам себе казался Иваном Карамазовым, которому можно все.
      В третий раз смотрю фильм.
      - Из-за чего Алешенька расстроился? - спросил я.
      - Отец Зосима провонялся, - сказала Айгешат.
      Она читала книгу, кино ей хорошо понятно.
      - Как это?
      - Старец святой, но после смерти протух. Вот Алешенька, когда пришли ... эти и стали плеваться на гроб, сорвался.
      - Святые не воняют?
      - Думаю, они тоже должны разлагаться. Но церковники придумали, и им верят.
      - Ты думаешь, святость есть?
      - Конечно.
      - В чем тогда дело? Почему отец Зосима провонялся?
      - Говорят же, пути господни неисповедимы... Думаю, Достоевский вместе с богом испытывают твердость веры Алеши, - Айгешат смотрела телевизор, возилась с тарелками и выглядела рассеянной. Она о чем-то думала. - Бог не обязательно должен следовать правилам, установленными людьми.
      - Бог есть?
      - Этого никто не может знать.
      - А Достоевский?
      - Что Достоевский?
      - Он как будто бы знает, что бог есть.
      - Да-а..., - вытирая полотенцем тарелку, протянула Айгешат. - Он сумасшедший.
      Слово "сумасшедший" она произнесла задумчиво. Башкастая...
      Интересно, поймет ли она меня, если я признаюсь, что во мне шевельнулась жалость к Смердякову? Повременим с признанием. Чего доброго, еще примет меня за повторение отцеубийцы. Почему мне его жалко? Нельзя жалеть отцеубийцу. Нельзя. Ладно с этим. "Покажи напоследок мою мечту". Умный Смердяков мечтал о трех тысячах рублей. Почему у него такая скудная мечта? Он ничего не видел в детстве кроме шпынянья и ему ничего не оставалась кроме как проникнуться верой в силу денег, да заодно возненавидеть братьев, не знающих цену трудовой копейки. Бог с ним, со Смердяковым. Но Иван то, Иван! Ненависть Ивана к отцу и Мите непостижима. Возможно ли полыхать огнем на родных?
      В чем мое сходство с Иваном? Пожалуй, в ненатуральности. Он и я играем. У каждого из нас своя роль. Кто-то Алешенька, кто-то Иван, а кто-то и Смердяков. Никто не занимает чужого стула, все на своих местах, каждый из нас появился на свет с определенной целью, задачей, все мы - часть неизвестного плана Истории. Возможно все, - утверждает Достоевский и это "возможно все" есть то, на чем он испытывает, проверяет своих героев.
      "В горе ищи счастье..." - напутствовал отец Зосима Алешеньку. Старец не эксцентрик, но парадоксалист.
      Достоевский активно впутывает в семейные дела Карамазовых бога. Достоевский эпилептик, что не шизик, но около.. Потому и не боится того, именем которого персонажи романа призывают друг друга к порядку.
      Позвонил Костя Салыков.
      - Бухнем?
      - Ты откуда звонишь?
      - От Малика. Подходи.
      - Чичаза.
      Я надевал пальто и Кэт поинтересовалась: "Ты куда?".
      - Кот звонил. Бухает дома у Малика.
      - Этот Салыков месяц назад занял у меня четвертак... Обещал вернуть на следующий день. До сих пор возвращает.
      - Забудь о четвертаке. Когда-нибудь будешь с гордостью вспоминать, как давала деньги на пропой великому режиссеру Салыкову.
      - Пошли вы все в жопу! Алкашня!
      - А ну заглохни! Развыступалась тут.
      Ее Малик тоже хорош. Кэт жалуется, что он напялил на себя ее трусы. Неделька ему понравилось, теперь Малик меняет трусы каждый день. Натура творческая, непредвиденная.
      Малик спал и Кот больше часа рассказывал свой последний сценарий. Какие-то драки, убийства... Кому он эту муру собирается предложить? Наверняка Тарковскому.
      Я не ошибся.
      - Поставить фильм по моему сценрию может только Андрей Тарковский. - сказал друг детства.
      - Слушай, Тарковский Тарковским, но бухло кончилось, - я вернул на землю киношника. - Что будем делать?
      - Погоди, - Костя притушил сигарету и спросил. - Бека, я тебя не слишком утомил?
      - Слегка. Сам понимаешь, соловья баснями не кормят.
      - Понял. Я на полчаса смотаюсь в одно место.
      Через полчаса Кот вернулся с двумя пузырями "андроповки".
      - Кот, ты гений! - обрадовался я.
      - Конечно, я гений! - раздался из спальни голос проснувшегося Малика. - Всех убью! Вся система!
      - Какая система? - Кот зашел в спальню. - Вставай.
      Деньги на водку Салыков взял у одной из своих подруг.
      - Никто из женщин не может отказать самому красивому казаху.
      Это точно так. В микрашах на квартиру к Хуршиду Кот пришел с молодой телкой. Представил бухарикам: "Моя невеста". Все честь по чести перепились и невеста нырнула под одеяло к спящему Коту. Хуршид не стал щелкать пачкой. Он аккуратно вытащил из под одеяла спящую красавицу и отнес на руках во вторую комнату. Через десять минут подложил девчонку обратно к Коту.
      Когда Косте рассказали о проделке Хуршида, он не поморщился. Дело житейское да и не любит Кот постфактумные дела. Сам виноват: не подстраховался, да может и не следовало приводить невесту к пьяным друзьям.
     
      ...Никогда не возвращайся в прежние места.
      Чему быть, того не миновать.
      - Пойми, нельзя тебе рожать.
      Айгешат не объявляла о задержке, это я сам заметил.
      - Почему?
      - Ты врач и не знаешь о последствиях пьяного зачатия? - я притворно удивился.
      - Мне нельзя делать аборт.
      - Как?
      - А так. У меня резус фактор отрицательный.
      - Что это такое?
      Я не знал, что такое резус фактор отрицательный. Неудержимость моей мощи в том, что если бы я и представлял масштабы угрозы здоровью жены, то все равно бы не пощадил ее. Потому, как понимал: рождение ребенка ставило крест на надежды как-то выпутаться из безвыходки.
      Айгешат согласилась рискнуть при условии, что я без промедления найду свой паспорт. Регистрация в обмен на аборт.
     
      Хорошо, ли плохо живет на "тройке" Доктор - судить ему. Брат, говорил, на работе ничего не делал, от фонаря закрывал наряды в литейном цехе. Ежемесячно на его лицевой счет шел заработок и ему разрешли сделать денежное поручение о перечислении зарплаты матушке. С небольшими задержками домой приходило почтовое извещение о переводе 200-300 рублей.
      12 марта 1984 года
      Здравствуй, Нуржан!
      Извини, что долго не отвечала... Все некогда было. Спасибо за поздравление.
      Меня искренне тронула и, прямо скажу, поразило твое письмо. Ведь я не имела ни малейшего представления о твоей жизни, обо всей этой печальной истории.
      Если бы Бектас ввел меня в курс дела раньше, я могла бы попроситься в командировку в Павлодар вместо Шевченко, откуда я недавно приехала.
      Я очень сожалею, что у тебя все так несчастливо сложилось. Ты зрелый человек и в морали не нуждаешься. Сам все понимаешь. Но главное - не отчаивайся. В конце концов, наши беды и радости приносит случайный ветер, и стечение обстоятельств порою играет в жизни роковую роль...
      Перейду к описанию нашей жизни. Нуржик женился в позапрошлом году и живет отдельно. Очень любит жену... Папа и мама стареют, уже не те, какими ты их видел. Особенно сдала за последнее время мама, часто хворает.
      Дагмар уже большая девочка, живая и смышленая. Хотели в этом году отдать ее в школу, а то в детский сад она практически не ходит и бездельничает дома. Мама предлагает отдать ее в спецшколу с английским уклоном, считает, у нее склонность к гуманитарным предметам. Действительно, болтает она здорово, порою удивляя взрослых сложными оборотами речи и недетскими мыслями. По характеру Дагмар вся в отца - холерик. Папа утверждает, что к ней нужно подходить по-особенному, не ругать, а взывать к ее уму... Характером и артистическими данными напоминает твоего отца, лицом же - вашу матушку.
      Я высылаю тебе несколько фотографий Дагмар. Ей в то время исполнилось три года. К сожалению, последних снимков, на которых ей 5, осталось только два. Но как только мы сфотографируем ее, я вышлю тебе обязательно.
      Когда я спросила Дагмар, не жалко ли ей отдавать фотографии, она ответила: "Не фотографии надо жалеть, а дядю". Вот такие "афоризмы" она иногда выдает.
      Что касается твоей второй просьбы, то не знаю, что предпринять. Письмо твое я получила только вчера, и с Бектасом на эту тему еще не разговаривала...
      Извини, если мое послание покажется тебе сухим и кратким. Вообщем, не падай духом, может быть у тебя еще не все потеряно. Ты хороший человек и главное, не потеряй себя, не мучайся самобичеванием, сохраняй свое человеческое достоинство. Прошлого не исправить, а будущее еще впереди. Вот тебе моя, может быть, малоутешительная, но единственно верная мораль.
      Желаем тебе вместе с Дагмар не болеть и хорошо работать.
      Гау, Дагмар".
     
      Глава 14
     
      А где-то... Звезды смотрят... Не понять им печаль...
      Май 1986. У "Целинного" очередь за билетами на "Зимнюю вишню" не меньше петли Горбачева в лавку за водкой.
      - Наташа, что это народ от "Вишни" с ума сходит? - спросил я Гордиеночку.
      Наташа Гордиенко пришла к нам два года назад. Выпускница факультета ТЭС Алма-Атинского энергетического института дюже гарная девчонка.
      - Понимаешь... "Зимняя вишня" это... Как тебе сказать... Ну это... - Наташа разволновалась.
      Тема "Вишни" - ее тема..
      - С тобой все ясно.
      Гордиеночка девушка смышленая. Она все понимает, но сказать не может. Ишшо молодая. Мыслям тесно и так далее.
      Смысл "Зимней вишни" - ожидание. Подтема зимы не случайна. Дело в замороженных чувствах. Подмороженная вишня лишена запаха и вкуса, перед употреблением ее нужно как следует подсахарить - иначе сильно обманешься. По-моему, идея Валуцкого и Мельникова в том, что ожидание должно быть вознаграждено. Должно то должно, но совсем не обязательно и вознаградится. Может я и ошибаюсь, и не было у них никакой подоплеки? Сняли кино и каждый теперь видит то, что видит. Что делать героине Сафоновой? Растить сына и работать над собой. Может когда-нибудь проезжающий мимо принц и притормозит карету у ее подъезда.
      Надо слушать бабушку, которая учит смирению внучку:
      - Жди. Терпи и жди.
      В 86-м страна, уподобленная героине "Зимней вишни", тоже жила ожиданием: решится ли Горбачев перейти Рубикон? Он меня не удивлял, я не верил ни единому его слову. Поздно. Поздно, да и потом, что может один человек? Возмущало и другое. Слова, которые произносил этот человек, недостойны быть произнесенными им. Все он врет.
     
      "Здравствуй Нуржан!
      Получили на днях твое письмо. Я думал, что тебе стало известно из газет ( в частности, из "Социалистик Казакстан или "Казак адебиети"). Оказывается ты не в курсе.
      Крепись, брат. 25 июля мы потеряли отца. Он долго мучился... Умер он в больнице около 10 часов утра. Я пришел его побрить и увидел... Кто был наш отец - тебе известно.
      Бандероль вышлем попозже. Позднее напишу и более подробное письмо. Не переживай. Жду скорого ответа.
      30 августа 1984 г.".
      Летом 1984-го жара в Алма-Ате стояла как в пустыне.
      С середины июня папа потерял аппетит, потом и вовсе стал отказываться от еды. Затем после того, как за одну неделю он несколько раз среди ночи упал с кровати, наступила полная парализация.
      Мама готовилась. Готовилась не собственно к смерти человека, с которым прожила 52 года, а к тому, как сделать так, чтобы прощание с мужем стало событием памятно достойным, с приличествующими заслугам покойного, почестями.
      Она предупредила сватов, позвонила заведующему отделом культуры Совмина. Будьте начеку.
      Хоть речь шла об отце, я ко многому привыкший, не находил в действиях мамы ни грамма цинизма. Если все к тому идет, то почему бы и не быть готовыми.
      Врачи не настаивали на госпитализации отца. Предложили мимоходом пололжить в больницу и мама ухватилась. Врачи не предупреждали об отсутствии ухода за больными, но и без того понятно, что забота об отце ложится на жену и сына.
      Ходил я к отцу через день-два. Сильно пил все эти дни. Мысль о смерти папы гнал от себя и, когда Айгешат в дежурство мамы у отца сказала: "Прекращай пить... В любой момент аташка может скончаться", я, хоть и был пьяный, но ненадолго задумался.
      Сильно переживал дядя Боря. На руках у него была путевка в санаторий и он не знал как поступить. Мама сказала: лети себе в Боровое, если что случится, известим.. Кроме мамы и Айгешат ходили к отцу Авлур с Женей и Галина Васильевна. Черноголовина кормила папу с ложечки черничным киселем и говорила матушке, что ни в коем случае нельзя терять надежды. .
      Я написал Доктору, что успел застать последний вздох отца.
      25 июля 84-го с утра я позвонил Пельменю.
      - Сходим в больницу к отцу... Побрею его... Потом опохмелимся.
      Пельмень остался во дворе больницы, я зашел в палату. Кричал слепой парализованный сосед. Отец лежал с открытыми, остекленевшими глазами. Показалось, что лицо покрылось пятнами. С полминуты я не соображал, что произошло. Когда до меня дошло, я побежал звать медсестру. Скончался папа где-то ночью, может и раньше, но никак не позже. Умирал один, в сопровождении криков слепого старика.
      Я позвонил маме, трубку взяла Айгешат. "Отец умер".- сказал я и повесил трубку.
      Пришел домой и сказал матушке, что папа умер у меня на глазах.
      - Ты закрыл ему глаза? - спросила мама.
      - Нет.
      - Ты так спокойно сказал: "Отец умер", и я удивилась тебе. - сказала Айгешат.
      Я и сам, не сильно, но удивлялся себе.
      Из комиссии по похоронам позвонили маме насчет автобусов. Матушка механически, а может опасаясь, что за них надо платить, ответила: "Автобусов не надо". Впрочем, в канун похорон она принимала соболезнования и не очень-то и соображала, что и как говорить.
      Сам же я в эти дни был созерцателем.
      Вдобавок ко всему с утра мамина племянница соблазнила матушку дешевыми помидорами к поминальному салату. Мама обрадовалась и послала Айгешат за томатами с грядки.
      Дядя Боря и Нурлаха один за одним прилетели из Кокчетава за день до похорон. Смотрел я на Нурлаху и думал: "На смерть Шефа и Ситки Чарли ты даже телеграмму не прислал... Братья тебе не нужны, зачем тебе понадобился отец?".
      Народу пришло прилично и тут выяснилось, что получилось с автобусами. Подкатил только автобус, который заказал у себя на работе младший брат Авлура Жол. Пельмень, Коля, я вышли на дорогу ловить транспорт. Никто не останавливался. Приехал Олжас Сулейменов. Месяц назад его избрали первым секретарем Союза писателей.
      До выноса тела осталось деять минут и я сказал Квазику Есентугелову:
      - Ты Олжаса знаешь... Скажи ему про автобусы.
      - Сейчас скажу.
      Квазик подошел к Сулейменову.
      Олжас недоуменно посмотрел на Квазика. За десять минут и Сулейменов уже ничем не мог помочь.
      Дядя Сейтжан, Жарылгапов говорили у могилы о папе и в это время Женя, мать Айгешат, выступила на матушку. В смысле, какого рожна ты послала мою дочь в такой момент за помидорами? Мама оглядывалась по сторонам, понимая, что дала маху в погоне за дешевизной, и не отвечала сватье.
      Жена моя подъехала за пять минут до погребения.
      Все, кому полагалось знать, знали сколько и как болел отец, как знали многие подробности его жизни. Люди приходили к маме со словами утешения и чувствовалось, как они недоумевали: почему и за что Абдрашиту так крупно не повезло, как с детьми, так и в том, что и в забвении он не получил поддержки от родных. Упреки большей частью адресовались мне. Рассудком я понимал их справедливость и не находя виновных, не находил себе места.
      Недовольство собой лучше всего перемещать на посторонних. Я срывал злость на Айгешат.
     
      - Ты написал, что о смерти человек начинает думать после сорока. - сказал Чокин. - Это не так.
      Вообще-то о смерти человек задумывается после тридцати. Написал "после сорока" я, чтобы Чокин не подумал чего лишнего.
      - Но Шафик Чокинович...
      - Не так, не так... Откуда ты взял? - Чокин снисходительно улыбнулся. - О смерти человек начинает думать после семидесяти.
      Чокин не имеет свободной минуты. Немудрено, что подумывать о смерти стал после семидесяти.
      - Разве?
      - Мысли о смерти не так уж и продуктивны...- Шафик Чокинович привалился правым боком к подлокотнику кресла. - К примеру, до своего семидесятилетия я не думал о смерти... Сейчас если и размышляю о ней, то только из необходимости.
      С осени прошлого года Чокин привлек меня к работе над воспоминаниями. Книга, считай, готова. Раз в неделю у Шафика Чокиновича появляются дополнения. Я записываю и подгоняю новый материал под уже имеющийся. Если воспоминания выйдут в следующем году, было бы замечательно. Но Чокин не торопится.
      - Что-то Горбачев с Кунаевым тянет, - сказал я.
      - Непонятно, - согласился директор. - Давно пора его снять.
      В прошлом году отправлен на пенсию Непорожний. Министром энергетики СССР назначен незнакомый Чокину Майорец.
      - Художественное жизнеописание не монография... - сказал он. - Здесь все должно быть выверено.
      Шафик Чокинович поднес к лицу листок.
      - Про переброску ты хорошо ухватил... Постановление ЦК КПСС о свертывании это текучка... Когда-нибудь страна вернется повороту. Сама жизнь заставит.
      - Шафик Чокинович, Олжас Сулейменов пишет в "Литературке", что пора бы и осудить коллективизацию. Может поменяем тональность в разделе про раскулачивание? - спросил я.
      Чокин обхватил подбородок.
      - Олжас не ЦК.
      Нелогично. Запрет ЦК на проектные работы по переброске назвал он текучкой, а на мнение Олжаса по коллективизации требует визы все того же ЦК КПСС.
      - Вот еще что, - Чокин закруглялся, - В дальнейшем вызывать тебя к себе буду после работы... Людям непонятно, что нас с тобой связывает. - Шафик Чокинович отложил папку с рукописью в сторону. - Ты большое дело делаешь: меня увековечишь, себя прославишь. Но... Гласность в данном случае вредна нам обоим.
     
      Вчера был у Жаркена. С декабря 84-го он работает в СОПСе (Совет по изучению производительных сил).
      - Шкрет рекомендовал меня на мэнээса... Чокин утвердил представление.
      - Никто за тебя не заступился, - покачал головой Каспаков.
      - Заходил к Зухре... Она говорит, что в нээсы мне еще рано... Сдурела тетка... У меня семь статей, веду раздел в отчетах...
      Суть не в статьях и не в отчете. Мне тридцать пять.
      - Что по диссертации?
      - Ну что...? Нужно модель сделать. Но я в математическом программировании не волоку.
      - Да-а... - согласился Жаркен Каспакович.
      Бывший завлаб потерял жену и с тех пор, а прошло почти два года, не пьет. Между делом я пробрасываю Чокину: человек завязал, может пришло время назад возвращать? Директор как будто не против, и говорит: "Подождем".
      С Каспаковым мы говорим обо всем. Единственно я скрыл от него, что весной вместе с очерком отправил документы на заочное отделение Литинститута. Думал, расфуфырюсь да и повод будет в Москву наезжать. Летом пришел ответ: такой хоккей нам не нужен. О письме из Москвы я не сказал ни Айгешат, ни матушке.
     
      Первый снегопад ворвался в город наш...
      Октябрь 1984-го. Пришел Бирлес и спросил у Айгешат:
      - Бектас дома?
      - Дома.
      - Я принес "Мастера и Маргариту".
      Я вышел из спальни.
      - Ну-ка давай.
      - Книга Игоря... Еле выпросил для тебя... Смотри, не запачкай.
      После выхода очерка в ноябре 83-го Лерик решил: я обязательно должен прочитать "Мастера". У его друга Меса фотоперепечатка романа. Когда Лерик принес три синие папки с фотографиями, я спросил:
      - О чем книга?
      - Пожалуй, в двух словах не рассказать. Одно могу сказать: я тебе завидую. Начнешь читать, сам поймешь, почему.
      В тот день мы выпили с Сериком Касеновым. Подошел Бмрлес. Втроем пришли во двор Магды и Иржи Холика и, заговорившись, я оставил портфель с романом на садовом столике. Вспомнил о фотокниге через полчаса дома. Прибежали с Бирлесом на место, портфеля и след простыл.
      Полгода выплачивал компенсацию хозяину деньгами и книгами.
      Дракуле запомнились мои сетования и он принес Булгакова в положенный срок. Ни раньше, ни позже. Я начал читать и немедленно догадался, что...
      На следующий день я продолжил чтение.
      Пришла с работы Айгешат. Увидела в прихожей мои мокасы и спросила у матушки:
      - Бектас на работу не пошел?
      - Да. Лежит со своей Маргаритой.
      Айгешат разбалделась.
      Жена разбалделась, а я не только уже и немедленно догадался, что эту книгу я ждал всю свою жизнь, но и ...
     
      ...Кул и я пришли в редакцию "Простора". В комнате моего редактора Валеры Михайлова поэты Валерий Антонов и Маршал Абдукаликов.
      Антонов в завязке. Единственный среди казахов Маршал, Михайлов, Аленов и я пьем водку.
      - Валера, ты читал "Мастера и Маргариту"?.
      - Да. - ответил Михайлов.
      - Получается, Иисус Христос реальная личность?
      Валера решительно замотал головой.
      - Конечно.
      - Почему отрезали голову Берлиозу?
      - Берлиоз демагог, - сказал Михайлов.
      С Михаилом Александровичем поступили сурово. Кто из нас не демагог? Нет, не за демагогство отрезали голову Берлиозу.
      Бирлес Ахметжанов мной переименован в Берлиоза и отныне шугается трамваев.
      - Ой, зачем ты меня назвал Берлиозом?! Когда-нибудь и мне отрежут голову.
      Я успокаиваю его.
      - Твой трамвай еще не выехал из депо...
     
      Я не нарочно... Просто совпало...
      Спустя три недели после взрыва на третьем блоке Чернобыльской АЭС читал перепечатки в "За рубежом". Мир переполошился. Телезаявление Горбачева международную общественность не успокоило. Генеральный секретарь впервые на людях открыто взволнован, было заметно, как он сильно поплохел. Горбачев говорил о человеческом факторе, вящего утешения ради - не одни мы такие - упомянул и об утечке радоактивного материала на "Тримайл Айленд".
      В институтских коридорах треп шел вокруг надежности американских водоводяных реакторах корпусного типа и отечественных - уран-графитовых.
      Когда отправлялся в первое плавание атомный ледокол "Сибирь" министр морского флота СССР Гуженко сказал журналистам, что за реактором в ледовом походе будет присматривать член-корреспондент Союзной Академии наук. Позже узнал, что контроль за всеми советскими АЭС на таком уровне ведется с момента пуска первенца атомной энергетики в Обнинске.
      Короче, ничего тут особенного нет.
      Из институтских сотрудников представление, что такое АЭС имели два человека. Гордиеночка и Узак Кулатов. Гордиеночка проходила преддипломную практику на Чернобыльской станции в 83-м году. Практикантка на то и практикантка, понятие об АЭС Гордиеночка получила как экскурсантка.
      Другое дело Узак. Работал он на Нововоронежской АЭС три года, имел дело с подготовкой теплоносителя, но главное, хитрый киргиз умеет наблюдать и обобщать.
      - Узак, - спросил его я, - как ты думаешь, почему рвануло в Чернобыле?
      Кулатов отвечал на ходу. Он куда-то торопился.
      - Тау ядерных взаимодействий микроскопическое... Практически нулевое...
      - То есть?
      - То есть, ты только подумал, а уже есть... Процессы проходят быстрее мысли.
      По Кулатову выходило, что дело не в конструкции реактора. Будь он даже трижды водоводяной, все равно может равнуть. И дело даже не в том, что природа ядерных взаимодействий недостаточно исследована учеными.
      Всего знать никому не дано.
      Позднее ходили разговоры, будто Чернобыль знаменовал собой наступление новой эпохи. Якобы глубинная причина катастрофы в том, что страну поджидала долгожданная смена исторических вех. Подпирал аварию на третьем блоке приход к власти Горбачева. До получения селянином почетного титула "князя тьмы" оставалось пять с половиной лет, но наша Надя Копытова, вернувшаяся из Алупки, уже свидетельствовала: "Народ в Крыму называет Горбачева антихристом".
      Тогда я почему-то вспомнил о землетрясении в Ташкенте 1966 -го года. Оно произошло тоже 26 апреля
      Что предшествовало ташкентским толчкам? Что происходило в стране и мире в 66-м? Вроде ничего особенного. Шла война во Вьетнаме, в разгаре была культурная революция в Китае, состоялся заплыв по Янцзы Председателя Мао. Как будто больше ничего, если не считать, что в конце февраля состоялось примирение Пакистана с Индией.
      Да, при посредничестве Косыгина состоялось подписание Ташкентской декларации. Документ подписали президент Пакистана Мохаммед Айюб Хан и премьер-министр Индии Лал Бахадур Шастри.
      Наутро, перед возвращением в Индию Шастри в ташкентской резиденции внезапно умер.
      Вот и все что было.
      Обе даты - 26 апреля - разделяет ровно 20 лет.
      Но справедливо ли приравнивать подписание Ташкентской декларации к воцарению Горбачева? Для Пакистана и Индии возможно и да, для мира - нет. Для мира это событие межгосударственного значения. Не более того.
      И все же. Почему тогда Шастри выбрал время для смерти именно перед отлетом в Дели?
      Он тут ни причем, так распорядилась болезнь, природа, иначе говоря.
      Что в таком случае причем?
      Человеческий фактор, о котором то и дело говорит Горбачев, в обыденном понимании - это культура производства. Нет никаких оснований считать, будто культура производства в Армении или Литве лучше, нежели на Украине. На Разданской и Игналинской АЭС работают точно такие же уран-графитовые реакторы..
      Выбор природы однако пал на Чернобыльскую АЭС.
      Если цифры, как уверяет Серик Касенов, имеют смысл, то после Ташкентского землетрясения ничего существенного не произошло. На следующий день в Ташкент прилетели Брежнев и Косыгин. Леонид Ильич говорил: "Мы построим новый Ташкент". За несколько лет город отстроили заново.
      Весной и летом 1966-го ташкентский "Пахтакор" лидировал в чемпионате страны. Выезжал на ничьих в гостях, выигрывал дома. К осени команда выдохлась и откатилась в середину турнирной таблицы.
      "Цифры имеют смысл". Спустя тринадцать лет, летом 1979-го самолет, на котором летел ташкентский "Пахтакор", потерпел аварию под Донецком. Все футболисты погибли. "26" и "13". 26 делится на 13.
      Чепуха, суеверие.
      Я вспомнил и о февральском, того же, 1986-го года, происшествии в Алма-Ате. Во Дворце имени Ленина проходил ХУ1 съезд Компартии Казахстана. В тот вечер на улицах города собрался густой туман. По объяснениям специалистов капли алма-атинского смога вызвали короткое замыкание, после которого в зале, где проходил съезд коммунистов республики, на полчаса погас свет.
      На съезде в эти часы шел накат на Кунаева. Первый секретарь Кзыл-Ординского Обкома Ауельбеков и Председатель Совмина республики Назарбаев крепко цапнули Первого секретаря ЦК. На глазах делегатов и гостей съезда разворачивалась борьба за власть. Кунаев ждал удара от секретаря ЦК по пропаганде Камалиденова. О домашних заготовках Ауельбекова и Назарбаева он не подозревал. Накат дуэта его ошеломил и, надо думать, в этот момент он прикидывал, как подавить мятеж на съезде.
      Тут-то как раз и подоспели капли смога и во всем городе погас свет. Горожане не паниковали, не возмущались. У кого были припасены свечи - зажгли их. Аварию быстро устранили и через полчаса в квартирах вновь загорелся электрический свет.
      Интересно: энергетики удовлетворились объяснением, что смог перемкнул провода. Не исключено, что так оно и было. Хотя, если бы коротнуло не в неурочный час съезда, - никто бы не обратил внимания на злокозненность смога, как и не задумался бы о том, что авария, как, впрочем, и смерть, причину себе всегда найдет.
      На Кунаева, других делегатов съезда перерыв в электроснабжении подействовал удручающе. В таких случаях включается аварийный генератор Дворца имени Ленина. Он отказал.
      Очевидец свидетельствовал:
      " Когда погас свет, несколько секунд стояла тишина. Мы не знали что делать... Стало страшно...".
      ...Чернобыль и 26 апреля 1966 года. Для получения подобия закономерности необходимо хотя бы троекратное повторение заметного события, связанного с цифрой "26".
      Ряд не выстраивался.
     
      Ты всегда была моей звездой...
      А теперь чужою стала.
      Не могу удержать я слез...
      И кружат над моей бедою вороны.
      Вороны.
      Черный ветер разлук мое счастье унес.
      Больно мне, больно мне!
      Умирает любовь...
      Сентябрь 1986 года. "Прости, поверь, и я тебе открою дверь...И никуда не отпущу". Мне хорошо запомнился концерт Пугачевой и Кузьмина в Чернобыле. Осматриваясь по сторонам, Пугачева спускалась вниз по киевской брусчатке. Что она там выглядывала? Певица, верно, не в первый раз в Киеве, но она шла и всматривалась в таблички на домах, словно пыталась что-то вспомнить.
      Телевизор гремит на полную громкость, дверь на лоджию распахнута настежь. Прохладно и в ногах возится Шон. Он рвет на части газету и набивает обрывками туловище пластмассовой куклы.
      13 февраля 2000 года, 20 часов 15 минут
      Радио "НС"
      Ученика восьмого класс средней школы N... города Алматы
      Шона Ахметова с днем рождения поздравляет папа и передает такие пожелания:
      "Шон!
      Я как-то рассказывал тебе о том, как часто и помногу думал о тебе в далеких 60-х и 70-х годах. Тебя и в помине не было, а я по дороге в школу или институт представлял себя гуляющим вечером с тобой по приморскому бульвару. К чему это я?
      К тому, что сильное воображение готовит событие.
      В 6 часов вечера 13 февраля 85-го года, когда прозвенел звонок из роддома, мне на миг почудилось, что весь мир стоя рукоплещет твоему появлению на свет. В сущности, так оно и произошло. Тебе только осталось ничего не забыть...
      Ребятня сравнивает тебя с Шевченко из "Милана". Что тут скажешь? Мне ближе сходство твоей пластики со стилем Йохана Круиффа - образца 74-го. Вглядись в запись! Как он, подбоченясь, парящим над гладью реки глиссером, уходил в отрыв! Истинное величие отличает легкость, полное небрежение противником, насмешка духа над злобой дня. Вот что такое "подбоченясь" в исполнении великих украшателей жизни!
      Твоя чувственная одаренность, как одному из немногих, дает шанс с невиданным блеском исполнить любую задумку. Дело только за выбором души.
      Приближается момент твоего выхода на поле. "Маракана" затихла в ожидании появления на бровке Шона Ахметова. Не обмани ожиданий торсиды! Включи воображение и дай всем оторваться на полную катушку! Помни: самый упоительный финт - прокинуть мяч между ног противника.
      Вперед, мой мальчик! Подбоченясь, не глядя на мяч, без страха и сомнений -- в отрыв!
      А теперь вруби радио до упора. Тебя поздравляет сэр Пол Маккартни. Небожитель благословляет тебя...
      Хоп!
      Твой папа".
      В седьмом часу вечера 13 февраля прошлого года я и матушка болтали на кухне. Была среда. Зазвенел телефон. "Может оттуда? - спросил я себя и тут же подумал, - Нет рано еще".
      - Квартира Дуйсемалиевых? - незнакомый женский голос звучал резко, отрывисто.
      Так и есть, не рано. Дуйсемалиева фамилия Айгешат.
      - Да. - Я задержал дыхание.
      - У вас родился мальчик.
      Силы небесные! Меня пробрала горячая дрожь, ноги потеряли остойчивость. Спокойно, браток. Делай вид, что по иному и не могло быть.
      - У него все пальцы на месте?
      - Да.
      - Спасибо.
      Я вернулся на кухню. По глазам мамы я догадался: она все поняла. Нарочито небрежно, - но голос все равно срывался, - я сказал:
      - Родился пацан.
      Матушка включилась в игру. Стараясь не выдавать волнения, она снисходительно полуулыбнулась.
      - Таге бир бандит кельды.
      Не помня себя, я выбежал из дома, поймал такси:
      - К ТЮЗу, в цветочный!
      Тем временем, снимая на ходу перчатки, акушерша-гречанка вошла в родблок и со злостью сказала лежавшей на столе Айгешат:
      - Мужики подлецы! Ни слова о здоровье жены...
      "Бектасик!
      Спасибо за цветы. Я тоже очень рада... Мальчик родился и сразу чихнул... Вес 5200, рост 50... У него твоя группа крови... Будем думать, что и в остальном он станет таким же как и ты.
      Надеюсь, ты не забыл позвонить в поселок?
      Целую. Айгешат".
      Разумеется, я не забыл позвонить в поселок. Но первый звонок я сделал Фае.
      Я прочитал записку и поехал к Марату Козыбагарову за деньгами.
      Айгешат, прости! Наверно, так надо было... Скорее всего так и есть... Теперь все будет по другому. Дело не только в том, что я неблагодарная свинья. Ты не все знаешь, но все понимаешь и терпишь. Понимаешь, что произошло? Враз поменялась полярность координат. То, что случилось со мной, с нами не поддается осмыслению, то, что произошло, выше человеческого понимания. Если б ты знала, сколько и, как ждал я этого звонка... И дождался. Я тебе много рассказывал о Ситке Чарли. Но не рассказал, как он пытался пробиться из осажденного Сталинграда. То, что произошло сегодня, не моя заслуга, я тут ни при чем. Суть в том, что у каждого из нас свой Сталинград. Большой или малый. Сегодня ты деблокировала меня, всех нас, из внешнего кольца окружения Сталинграда и кончилась зима.
      К чему это? К тому, что я хоть и пьяница горький, но жить, чтобы только жить - по мне это типичное не то. Кто знает, может придет время и будет у меня шанс уйти в отрыв? Сейчас, после того, что свершилось сегодня, у меня предчувствие, что шанс мне будет даден. Сумею ли я им воспользоваться, зависит теперь и от тебя.
      Все еще впереди.
     
      Лабораторная общественность с пониманием встретила новость - во внутренней комнате с одиннадцати утра небольшой гужбан.
      Света Волкова пришла после часу. Кэт сказала ей: "У Бека родился сын".
      - О-о! - Оторва повесила пальто на вешалку.
      В комнату с бумагами зашел Шкрет.
      - Света, срочно отпечатай.
      - Не буду я печатать...
      - Что значит, не буду? - Саша дернулся головой назад.
      - Какое печатанье, когда у Бека сын родился?
      Шкрет побледнел и ушел. Сегодня он работал один.
      Оторва зашла во внутреннюю комнату и скомандовала:
      - Налейте! Я хочу сказать!
      Тереза Орловски и Марадона в один голос удивились: "Ты же не пьешь!".
      - Сегодня выпью, - мотнула головой Волкова.
      "Ты посмотри на нее!". - подумал я и тут же осекся. Осекся, потому как внезапно вспомнил, что меня слегка мучило с осени прошлого года и на мгновение мне стало страшно. "Да, нет, что ты... Не обращай внимания... Это суеверие, ерунда... Мало ли что мы болтаем по пьяни... Не вспоминай".
      - Знаешь, что я хочу тебе Бек пожелать? -пограничная невеста посмотрела на тарелку перед собой и подняла голову. - Я хочу, чтобы твой сын стал таким же, как ты!
      Вот это да... Время искать и удивляться.
      Оторва залпом выпила и сморщилась.
      - У-у, как вы ее пьете?
      Все засмеялись.
      К трем подтянулся Руфа. С утра он пропадал в Сельэнергопроекте.
      - Я что скажу... Хочу, чтобы сын твой... - фальсификатор Истории был задумчив. - Как ты его назвал? А-а... Так вот, я желаю тебе, чтобы сын твой стал таким же, как ты.
      Он и Света сговорились. Я обнял Руфу: "Рафаэль, спасибо".
      Две недели спустя я писал Доктору:
      "Эту новость я приберег для тебя напоследок. 13 февраля Айгешат родила матушке внука, тебе - племянника...".
      Ответ пришел через десять дней.
      "...Событие поворотное. Я верил и знал: ну не может быть так, чтобы нам все время не везло...".
     
      Да и нет пользы знать, что случится.
      Ведь терзаться, не будучи в силах чем-либо помочь, - жалкая доля...
      ...Июль 1985 -го. Тереза Орловски и я курили на чердаке и обсуждали, что делать с моделью.
      - Почитай "Линейное программирование"... - она назвала имя автора книги.
      - Там надо вникать... Тяжело...
      - Иначе нельзя.
      Как сопрягаются минимум затрат с к.п.д. утилизации? -думал я. - Как пить дать, решение простое... Придется с головой погружаться в линейное программирование.
      - Придется, - повторил я вслух.
      - Конечно, - сказала Орловски. - Надо спешить, а то...
      - А то что?
      - А то, не дай бог, станешь неудачником.
      Неудачник? Что такое неудачник?. Неудачник - американское изобретение. В устах Орловски неудачник звучит как страшнейшая вещь. Пол-беды в том, что неудачника девушки не любят. Подлинная беда неудачника в том, что это сбывшееся проклятье старого Батуалы, иначе - богом обиженный.
      ...В середине июля 85-го Серик Касенов и я пришли с вином к Иржику. Дверь заперта. Валюня сказала, что Холик и Магда ушли сдавать пузыри.
      - Где бухнем? - спросил Серик.
      - Может к Таньке пойдем?
      - Это кто?
      - Магды сестра.
      - Все равно.
      Танька Голова дома и разговаривала с худенькой девчонкой лет 17-18-ти.
      - Заходите, - младшая Голова поднялась со стула и расставила стаканы. - Это Ольга... Живет недалеко от твоего дома.
      - Давай по-шустрому..
      Я нервничал. Дома шла подготовка к папиной годовщине. Я еще не договорился насчет кумыса, вечером надо ехать по адресу, который дал Марат Козыбагаров. .
      Шустро не получилось. Выпили, Серик стучал пальцем по себе по верхним зубам и слушал анекдоты Таньки.
      - Хотите, я вам по руке погадаю? - предложила Оля.
      - Хиромантия? - усмехнулся Касенов и, оставив в покое зубы, протянул ладонь девчонке.
      Хиромантией у нас занимается Марадона. Смех один.
      - Ты слабовольный... - Оля всматривалась в ладонь Касенова. - Плывешь по течению...
      Чего-то ждешь, сложа руки...
      Ты погляди на нее! Ребенок видит нас в первый раз и про Серика всю правду говорит.
      Она взяла мою ладонь.
      - Что у тебя тут? Ага... - Оля подняла голову и посмотрела в окно. - Тебя ждет такое... - Она задумалась и медленно продолжала. - Тебя ждет ... Горе это какое или еще что-то... Не знаю... Как тебе сказать... Тебе будет очень трудно...
      Вроде меня уже ничто не способно потрясти. Скорее всего она говорит о прошлом.
      - Оля, ты фантазируешь..., - я отнял руку, - У меня уже все было.
      - Зачем мне фантазировать? - Она вновь взяла в свою руку мою ладонь. - Смотри, какие у тебя линии... Они испещрены мелкими веточками - происшествиями, событиями...
      Почему я запомнил гадание? Два дня спустя вечером я спал и меня разбудили крики с улицы. Пока поднимался, крики стихли.
      Бирлес и Айгешат стояли на балконе северной комнаты.
      - Кто-то там кричал... - сказал я.
      - Да... - Бирлес всматривался в темноту. - Мы с Айгешат все слышали... Только что порезали какого-то пацана... Его несли друзья и уговаривали: "Сережа, не умирай"...
      Несчастный случай произошел неподалеку от нас, во дворе частного дома.
      Наутро я пришел к Магде. Она варила гороховый суп.
      - Рядом с нами какого-то пацана порезали.
      - Не порезали, а убили.
      - Слушай, где мне найти Танькину подружку Ольгу? Она мне такое тут нагадала...
      - А эта худая, что ли? - Магда повернула голову от кастрюли. - Сейчас ты ее не увидишь. На Байганина убили как раз именно ее младшего брата..
      Ольгу больше я так и не увидел.
     
     
      Учкудууук - три колодца,
      Защити, защити нас от Солнца...
      Октябрь 1985-го. Майкл Джексон сердится, когда его укоряют в излишнем усердии по отбеливанию кожи. Время учкудуков прошло. Давно пора понять - кроме самих себя никто не защитит нас от Солнца. Майкл Джексон это понял и теперь не покидает дом без шляпы.
      Макс и Марадона оформили отношения, регистрацию обмывали в квартире Макса на Военторге. Из нашей лаборатории молодожены позвали Кула Аленова и меня, от институтских друзей Макса пришли Узак Кулатов, Игорь Максимов, два Николая - один теплофизик, другой химик. Позвали новобрачные и Алдоярова. Родственников представляла двоюродная сестра Марадоны Дилька.
      Игорь Максимов постарше Алдоярова. Он кандидат наук, имеет много авторских свидетельств и научный руководитель Узака с Максом. Первый Коля, что теплофизик, добродушный бородач и хороший инженер. Химик Коля - зову его я за сходство с Юрием Антоновым "Вот как бывает" - занимается абразивным износом котельных установок, недавно защитил кандидатку.
      Для начала посмеялись над Горбачевым. "Мы не простаки", "новое мышление" и "наш общий европейский дом" мусолили минут десять.
      Долго не спорили, кого назначить тамадой. Теплофизик Коля предложил Алдоярова. Бирлес не стал упираться и сказал, что и как тамада он высоко котируется.
      Вообще-то он не пьет. В тот вечер он пил. Пил наравне со всеми и не пьянел.
      Первому он дал слово Максимову. По старшинству. Далее говорили Кул, Узак и когда Алдояров дал слово теплофизику Коле, я забеспокоился. Коля-борода младше меня на два года. Тамада это знал, и уж тем более он в курсе, что другой Коля, химик с 55-го года. Русаки Максимов, оба Николая может и не придавали смысла очередности, но уроженец Кзыл-Ординской области Алдояров прекрасно знал, на что пошел, когда предпоследнее слово дал химику Коле.
      - Николай молодой и перспективный ученый, новоиспеченный кандидат наук...
      Поднял меня институтский Майкл Джексон со словами:
      - Слово имеет Бектас... Он то ли социолог, то ли непонятно кто... - цитатник цедил и следил за моей реакцией..
      Я видел в его глазах, покрытой прозрачной сальной пленкой, если не признаки нового мышления, то уж во всяком случае заявку на то, что они, Алдояровы совсем не простаки.
      Падла.... - подумал я. Я не профессионал, но до социолога меня еще не опускали. Я что-то говорил и теперь отчетливо сознавал: цитатник мой враг.
      С понедельника я в отпуске, в воскресенье улетал в Павлодар, и в пятницу с утра позвал на чердак Терезу Орловски.
      - Наташа, почему меня ненавидят?
      - Бяша, кто тебя ненавидит?
      Рассказать ей, как меня смял в анкетный клочок Алдояров? Не надо. Потом.
     
      Глава 15
     
      "Зэки говорят: "Наглее педераста зверя нет".
      ... С последними словами разоблаченный козел побледнел и потерялся... Беднягу месили ногами всей камерой, загнали под шконку, вытащили пинками обратно и оттрахали по полной...
      ...Участи опущенного не позавидуешь. Среди них разные попадаются. Но принято обобщать. И с тем, что козел это козел, ничего не попишешь".
      Бирлес Ахметжанов. "Козел". Рассказ. "Аргументы и факты Казахстан", N 43, 2000.
      ...В аэропорту встречал Едиге, младший брат Пуппо.
      - Бактимир где?
      - Борька дома. Жрать готовит.
      У Турсын, бактимировской тети четырехкомнатная квартира в Павлодаре. Она бухгалтер Ильичевского райбанка, муж Кенжетай - замглаврача городской поликлиники. Сейчас он в Ессентуках, Турсын уехала погостить к родным в Успенку, ночью должна вернуться.
      - Зверь, тебя оказывается Борькой звать. - сказал я, обнимая Пуппо.
      - Сам зверь, - разбалделся Бактимир, - Меня здесь все Борькой зовут.
      Подошел Серик Кудайбергенов, аттестованный в лейтенанты инженер "тройки". Он работает там же, где и Доктор. Завтра утром он проводит меня до зоны.
      - В пятницу разговаривал с Матвеичем и Резником. От Нуржана они слышали, что ты должен приехать.
      С Матвеичем знаком по телефону. Через него мы переправляем Доктору деньги. Знаю еще Толика Кобелева. Он останавливался у нас дома. Про Резника не слышал.
      ... Отпустили такси за сто метров от учреждения, дальше Серик и я пошли в рассечку.
      У окошка для заявлений очередь. Доктор мне ничего не отписывал про то, что для долгосрочного свидания нужно загодя послать по почте заявление и только после разрешения-уведомления приезжать.
      Что делать? Просить телефонную свиданку или обратно в город ехать? Позвоню-ка я Пуппо.
      Где тут автомат?
      - Перезвони через полчаса, - сказал Бактимир.
      Я слонялся возле административного здания и не заметил, как возле меня появился мужик в кепке типа лондонки..
      - Не пускают? - спросила лондонка.
      - Не пускают.
      - И не пустят, - убежденно сказал мужик.
      - Матвеич, вы?
      - Я.
      Подошел казах. С ним русский толстяк.
      - Мейрам, - протянул руку казах.
      - Борис, - жизнерадостно махнул головой толстяк.
      Появился и Серик Кудайбергенов. В форме, при лейтенантских звездах.
      - Пришла час назад новая учетчица. - Борис улыбался. - Я говорю Нуржану: "Смотри, какие у нее документы!". А он мне: "Подожди, сейчас мне не до документов".
      Мужики засмеялись.
      - Он узнал, что Бектас здесь и икру мечет. - сказал Матвеич.
      Мужики разошлись, я посмотрел на часы. Полчаса прошло. Но чем может помочь Пуппо?
      - Зайди к начальнику колонии, - сказал Бактимир.
      - Как я к нему зайду?
      - Не дрейфь. Скажешь, что от Ситказиновой.
      Ситказинова это Турсын, тетя Пуппо.
      Хозяина на месте не было, пока он приехал, болтался еще час.
      Майор Каймолдин зашел в приемную.
      - Я от Ситказиновой.
      - Зайдите.
      Начальник учреждения снимал с себя плащ и говорил.
      - Пройдите к Евсюкову. Если у вашего брата нарушений нет, то может быть зайдете сегодня.
      Турсын всего лишь бухгалтер. Как ей удалось сделать хозяина мягким?
      В кабинете замначальника по РОР Евсюкова молодая прапорщица. Она водила карандашом по списку, Евсюков диктовал ей..
      - Пишите заявление, - сказал замначальника. - Отдадите ей. - Он показал на прапорщицу.
      Я пошел за женщиной на первый этаж. В комнате, где оформляют свидание, плакала пожилая женщина.
      - Ехала с разрешением за пятьсот километров и отказали.
      Знала бы она, кто виноват в ее порожняке. Ничего не поделаешь, блат выше Совнаркома.
      За плечо меня взял парнишка лет 25-ти.
      - Слушай, сейчас тебя ведь запустят на долгосрочное к брату?
      - Тебе то что?
      - Да у меня тут тоже брат сидит. Я утром прилетел из Алма-Аты...
      - Ну и...
      - Комнат для свиданий всего четыре... Мне только на сутки... Потом я свалю и вы с братом останетесь...
      - Кто ж тебе разрешит нас уплотнять?
      - Она, - он показал на прапорщицу.
      Женщина смотрела на меня выжидающе. Спать вдвоем с Доктором на одной кровати... Я поскучнел. Отказывать не в жилу. Десять минут назад сам такой был.
      - Что от меня нужно?
      - Напиши, что ты не против подселения на сутки.
      - Ладно, - сказал я и спросил, - Откуда порядки знаешь?
      - Из этой колонии я весной освободился.
      Я отдал в окошко паспорт. Дверь-решетка отошла в сторону и, пройдя предбанник, все трое очутились в коридоре.
      Прапорщица толкнула дверь.
      - Заходите.
      В комнате, задраенное снаружи доверху оцинковкой, окно с решетками, две кровати, два стула, стол.
      - Выкладывайте все на стол.
      Сосед, звали его Сергей, вытащил из баула банки с соленьями, колбасу, чай, конфеты. У меня груз потяжелее. Кроме привезенных из Алма-Аты сервилата, чая, овсяного печенья, сахара, конфет "Маска" и чего-то еще, Бактимир со словами: "Сделаешь Доктору бешбармак" загрузил в сумку здоровенный шмат мяса, картошку, лук, черный перец.
      Прапорщица оглядела продукты и, сказав: "Ждите", ушла.
      - Вот мы с тобой дураки! - воскликнул Сергей.
      - Что такое?
      - Нас же не шмонали. Могли водки набрать.
      Прошло минуты три. Вспомнил, как Доктор писал о появлении седины. Мне стало немного жутко. Сейчас я его увижу и буду привыкать к брату-старику.
      В комнату зашел такой же, как и Сергей, крепыш-молодчик в синем арестантском костюме. Братья со смехом обнялись.
      Минут через пять в дверь постучали. Доктор и здесь не может обойтись без понтов.
      - Войдите.
      Дверь распахнулась. На пороге улыбающийся Доктор. Зря я боялся. Если он и поседел, то только чуть-чуть.
      Я обнял Доктора и нащупал под рукой панцирно твердую спину. Все не так уж плохо.
      - Что, мужики, для начала чай попьем? Где у них тут чайник?.
      Зэки переглянулись.
      - У шныря спроси... Он в первой от входа комнате. - Доктор успел все просечь.
      Шнырем оказался мужик средних лет нерусской внешности, с седым ежиком и карикатурно растянутым животом. Отъел кишку на вольной жратве.
      Шнырь показал бытовку. Кастрюли, сковородки, чайники, тарелки, ложки - все здесь есть. Я поставил на плиту мясо, чайник.
      - Помочь почистить картофан?- спросил Доктор.
      - Отдыхай.
      132-я, часть третья - самая ходовая в 1985-м году статья УК КазССР. Старший брат Сережи Петр сидит за кражи с проникновением в жилище. Сережа отмотал срок тоже за бомбежку квартир.
      Я чистил картошку и разговаривал с Доктором. Время от времени он уходил от беседы и расспрашивал Петра.
      - Древний не в твоем отряде? Москву знаешь?
      Человеку 44 года, а тема та же: "Ваньку Косого знаешь?".
      Пацаны не особенно расположены гутарить с Доктором, но разговор поддерживали. Я начинал понемногу нервничать. "Какого черта он перед этими щенками стелется? Звал на свиданку, чтобы с ними звиздеть?".
      Я помыл картошку, нарезал лук. Мясо в кастрюле закипало. Подождем часа полтора, а пока время от времени не забыть бы снимать пенку.
      Мужики толком не ели. Откусили по кусочку колбасы, погрызли печенье и с пересмешками отхлебывали чай.
      Неожиданно Доктор спросил:
      - Ты зачем приехал?
      - Не понял.
      Это я не понял, он то все давно понял. За все годы, что он мотал срок, это был мой единственный приезд на свиданку. Доктор прожженным чутьем рецидивиста просек, что если бы не приходили от него домой деньги, то вряд ли когда-нибудь дождался в неволе меня. Из колонии не убежишь, но отсюда все про всех видно. Этого я тогда не сознавал и подумал: "Как он зол и циничен".
      "Нам о многом надо поговорить".- думал я вчера на подлете к Павлодару. Сейчас я не знал, о чем говорить. Не знал и Доктор, потому он больше глядел в потолок и, что-то вспомнив, время от времени спрашивал.
      - Как там Саток?
      - Ниче. Роман о Кунаеве написал.
      Доктор присвистнул.
      - Трубовой пассажир.
      На Кунаева сосед вышел, написав роман о тракторостроителях. С его слов, дарование Сатка проходило проверку у первого заместителя заведующего отделом культуры ЦК КПСС Альберта Беляева. Что от Кунаева нужно Сатку? Младшая сестра Айнур в 78-м потеряла мужа, от которого у нее две девочки. Сейчас у нее муж Алтынбек Бекмамбетов. Родом Бекмамбетов из Маката Гурьевской области. Мужик развитой и прямодушный. Кроме семьи в квартире живут родители Сатка. Кунаев выдели дополнительную квартиру писателю. Но только ли это нужно Сатку? Подработка у первого секретаря ЦК дает соседу влиятельность, позволяет отсекать поползновения завистников.
      Алтынбек специализируется на реставрации памятников культуры, учился в Школе профсоюзного движения, хорошо знает партийную жизнь.
      Он сдружился с матушкой. Вечерами они разговаривают на кухне, маме нравятся взгляды Алтынбека на жизнь. Сатку тяжело смириться с вторжением зятя на жиплощадь, Айнур откровенничает с Айгешат: "Алтынбек видный мужчина... Брат не понимает... Алтынбек запросто может жениться на молодой...". Со злости на Сатка Айнур выносит сор из избы:
      - У Сатка был план прибрать и вашу квартиру... - рассказывала она Айгешат. - Он говорил, в этой семье все болеют... Зачем им квартира?
      Саток талантливый писатель и практический человек. Что-то такое от него я ожидал. Одно непонятно, каким это образом он собирался захватить нашу хату?
      В откровенности Алтынбек не отставал от жены.
      - Я прямо так и сказал Сатку: твоя сестра без квартиры мне не нужна, - докладывает он матушке.
      Мама одобрительно качает головой: "Друс айткан".
      "Алтынбек славный". - переиначил я папины слова и пошел в спальню. Айгешат возилась с Шоном.
      - Знаешь, что я сейчас слышал?
      - Что?
      - Алтынбек рассказал маме, как он заявил Сатку: "Твоя сестра без квартиры мне не нужна".
      Айгешат не засмеялась, всего лишь растерянно улыбнулась. Мне показалось, будто она не находила ничего смешного в словах Бекмамбетова.
      Сейчас, в комнате для свиданий мой пересказ о квартирных страстях соседа поднял настроение Доктору.
      - Алтынбек - ох...льный мужик!
      Доктор поправил под собой подушку и поудобнее привалился к стене.
      - Кто живет в джоновской квартире?
      - Сучка одна ... Племянница Магриппы Габдуллиной.
      - Какой еще Магриппы? Матери Алтая?
      - Ну.
      Я не стал рассказывать о том, что проделала племянница Магриппы Акбопе. Меня поставили перед фактом, но если честно и до конца, то еще неизвестно как бы я поступил, если бы узнал, что Акбопе при посредстве врачей собирается оформить брак с Джоном. Я понимал, куда зашли Магриппа и Акбопе уже после регистрации, когда они подписали матушку отказаться от квартиры на переговорном.
      Площади нам и без того хватало.
      Приехала Акбопе, она собиралась отвезти матушку то ли в нотариальную контору, то ли в квартбюро и Айгешат вызвала меня в коридор:
      - Что ажека делает? Отстанови ее.
      - В чем дело?
      - Уходит квартира от вас...
      - А-а... Все равно в ней некому жить.
      -Ты что говоришь? Вырастет Дагмар... Сейчас же останови ажеку!
      Я не остановил маму. Позднее Айгешат рассказала, что, узнав, как накатала Акбопе с Магриппой матушку, удивились и врачи 3-го отделения. Они тоже в меру практичные люди. Женитьба без содействия врачей не состоялась бы. Хотя опять же дело не в них. Дело в свободной жилплощади. Дядя Боря узнал о новой владелице квартиры Джона и сказал: "Шаку продала квартиру". "Атлетико Байдильдао" хучь и брат родной, но он финансист и ему виднее. Вот ведь в чем дело. Если бы даже в то время и возможно было так финтануть, то мама, при всей ее деловитости, не пошла бы на это. Ни за что. Фокус-покус состоял не в том, что обмен на квартиру Акбопе обещала до конца жизни ходить к Джону в больницу.
      Фокус-покус заключался в том, что "нас вдохновляют воспоминания". Они же и не дают нам покоя, отравляют существование. Были люди, которые называли матушку "Сталиным в юбке". К несчастью, мама не была "Сталиным в юбке". Случай, когда она собственноручно в 70-м посадила Доктора еще ни о чем не говорит. Матушка, это я наблюдал за ней много раз, ощущала и не могла не ощущать своей вины перед Джоном. Каким бы стальным характером не обладал человек, более всего он виноват только перед родными. Перед остальными, какое бы зло мы им не причинили, виноваты мы чисто теоретически; на остальных нам плевать со 102-го этажа.
      Цинизм всего лишь маска. Джон безнадежный хроник. Но он сын своей матери. Родной сын..
      Глупостью было бы полагать, что мама была загипнотизирована бегающими глазами Магриппы и, уж тем более, ее никак не смогла бы обаять пучеглазая мамбаска Акбопе. Речь не о том, что мама лопухнулась с квартирой родного сына. Никто ее не собирался дурить и не обдурил. Речь здесь о том, что она внутренне дрожала, когда ее донимали пустующей квартирой. Разговор о хате на переговорном с посторонними был ей неприятен, послушно подписывая отказные на квартиру бумаги, она убегала от воспоминаний, спешила отделаться от их преследования, перекладывала личную вину на тех, кто с порога заявлял, что помыслы их в связи с квартирой чисты и благородны. Вы только не подумайте... Вроде как нам за падло пользоваться вашим несчастьем. Только вот, мол, с жильем решу проблемку, и возьму ваш груз на себя.
      О том, что ее обвели вокруг пальца, мама узнала через два года, когда Акбопе позабыла дорогу в дурдом. Что может показаться еще более странным, мама не стала поднимать бучу, отыгрывать назад подписанные ею бумаги, только и сказала: "Курсын".
      Понимающий да поймет.
      Отныне передачи Джону носила Айгешат. Ну и, конечно, тетя Рая Какимжанова.
      Мое бездействие объяснялось примерно теми же мотивами, что присутствовали у матушки. Я понимал, что дело не в Акбопе с Магриппой и не в квартире, хотя, разбираясь задним числом, и в ней тоже. Квартира могла пригодиться и Доктору. Не подумал я и о Дагмар, и о Докторе только лишь, потому что хата на переговорном отключала мою волю, о будущем не хотелось, не желалось думать. Словом, джоновская квартира и для меня служила сигналом постоянной тревоги.
      Подучила Акбопе фиктивно выйти замуж за Джона наверняка Магриппа. Повторяю, не обошлось и без врачей дурдома - позднее я узнал, что это обычная практика медсестер психбольниц, которые нуждаются в жилье. Но вдохновитель и организатор комбинации с Джоном, со всеми нами, только Магриппа. С ее племянницы какой спрос? Животное. Магриппа знала, что делает и что будет дальше делать, когда просила за Акбопе в августе 82-го и внуками клялась, что все будет тип-топ. Клялась и сделала свое дело.
      Всего не расскажешь. Объективности ради еще об одном обязательно нужно поведать. Известие о фиктивном браке Акбопе и Джона я принял с мыслью: может это и не так уж и плохо, в этом акте я находил некое утешение для нас, для Джона, несмотря на то, что ему-то уж точно все было до лампочки. Дошедший до органического поражения мозга Джонушке, хоть и на бумаге, но женат. О том, что подобное выглядит надругательством над братом, в том числе и с моей стороны, я как-то не подумал.
      ...Я показал Доктору глазами на потолок. Что нас подслушивают, можно не сомневаться. Для посторонних ушей меж собой Матвеича мы называли Звонком. Пуппо оставался Пуппо. Договорились перекинуть деньги - сто рублей - через Матвеича. У Пуппо больничный. Деньги Матвеич занес Доктору на второй день после свиданки, менты спохватились на третий день - четыре недели подряд каждый день его обыскивали на КПП.
      - Ес Атилов ходит здесь расконвойным... - сказал Доктор.- Давай, затянем его сюда?
      - Как это?
      - Это запросто можно организовать. Нужно твое согласие.
      - Для чего? - речи Доктора я понимал с трудом.
      - Они... - Доктор показал на Петра и Сережу. - Завтра уйдут... Подтянем Еса... Втроем будет веселее...
      С Доктором соображалка иногда может совсем отказать.
      Кум обещал Есу представить на УДО. Верить ментам нельзя. Зэки утверждают: "Хороший мент - покойный мент". Формально Ес не был вязанным, но он ни от кого не скрывал, как много чего понаобещали ему лагерные оперативники. Само собой, не за красивые глазки. Ес оформлял зоновский клуб, выпускал стенгазету, рисовал плакаты. Жизнь у всех одна и он изо всех сил рвался на свободу. Менты сдержали слово и представили его на условно-досрочное освобождение.На волю Ес вышел раньше на полгода.
      По разговорам Сережи, Петра и Доктора я понял, что зэков не интересует, кто за что сидит. Сидит, ну и сидит. "Лишь бы христопродавцем не был". - сказал Сергей.
      - Когда я сидел, у меня был раб пинч. - добавил он.
      - Что такое пинч?
      - Петух. - пояснил Доктор.
      Петух, пинч, пивень, козел... По тому, как Петя и Сережа рассказывали, как тут измываются над пинчами и по тому, как они смеялись над уделом опущенных, можно было понять: козлов жалеть нельзя. По мнению Сережи, у нас никого ни за что не опускают. Высокое звание козла надо выстрадать, заслужить. Еще Сергей не разделял суждения братьев Вайнеров, что вор должен сидеть в тюрьме, но утверждал, что место петуха только в гареме - петушатнике.
      - Дашь им малейшую поблажку - все... - сказал брат Петра. - Наглеют черти...
      Сергей беспощадными, как сама лагерная жизнь, рассуждениями подводил к мысли: петухом надо родиться. Потому не обязательно его следует так уж сильно и много дырявить, ибо козел это не физиология - всего лишь сущность.
      Доктор с братьями перебирал фотографии.
      - Моя сноха, племянник.... - говорил Доктор.
      Сноха и племянник Доктора их не интересовали. Оживились они при виде фотки, где я снят с институтскими женщинами.
      - Что за бабы? - спросил Петр.
      Доктор кивнул в мою сторону:
      - Он их всех там е...т.
      Метод поднятия авторитета.
      Разговор зашел и о гонящих на зоне дуру.
      Петр улыбнулся, Сергей вспомнил:
      - Скляр в прошлом году зашил себе рот суровыми нитками...
      - Какой Скляр? - я поднялся с кровати.
      - Сашка.
      Я повернул голову к Доктору: "Это не наш Санька?".
      Доктор спокойно кивнул: "Наш, наш...".
      Ой яй ей...Что они с нами делают? Слышал от Хачана, что и Витька Кондрат серьезно попух. В 80-м он с компанией ошпаренных опедерасил бывшего зэка. Витьке дали 10 лет крытого режима.
      Мужики для вида поклевали мясо, заели картофаном и пили чай.
      Сережа сожалел, что мы с ним не догадались пронести через КПП водку. Все же к брату пришел он не с пустыми руками. Маленький кропаль ручника хватило только на один косяк. Мужики подтянули глазки, минут пять поулыбались друг другу. Вкусно, но мало.
      - Передашь Седому мульку? - спросил Сережа.
      - Давай, - сказал Петр.
      Сутки заканчивались. Через полчаса братьям на выход.
      Петр обернул полиэтиленом записку, запаял зажженной спичкой и, не запивая чаем, проглотил.
      - С тобой еще увидимся... - улыбнулся Доктору Петя.
      Сережа перекинул через плечо сумку.
      - Ты и сам знаешь, что здесь нужно... Здоровья тебе...
      Они ушли. Минут пять мы молчали.
      - Тебе не пятнадцать лет... Что ты там перед щенками стелился? Этого знаешь, того знаешь? На фига это надо?
      Доктор разлегся на кровати.
      - Щенок, не щенок - здесь не играет роли... Ты же не знаешь...
      Мы замолчали.
     
      "- Греши и кайся. Кайся и греши...".
      Валентин Пикуль. "У последней черты". Роман.
      Председатель колхоза "ХХХ лет Октября" Успенского района Павлодарской области тезка и однофамилец рейхсмаршала Германа Геринга. Успенский Герман Яковлевич Геринг - Герой Социалистического труда и депутат Верховного Совета Казахской ССР заслужил признательность односельчан не только рекордами в животноводстве и растениеводстве, но и тем, как заботливо опекает людей труда. Герман Геринг построил лучшую в области больницу, улицы на центральной усадьбе и в бригадах чистые, ухоженные, кругом подновляющиеся посадки зеленых насаждений.
      Немцев в районе полно. От казахских подворий немецкие усадьбы отличаются синими железными заборами и образцовым порядком у дома. У казаха забор - дырявое место - некрашеный, покосившийся от времени штакетник, сам двор - проходное место.
      Немецкие хозяйки все, как один, толстые, грудастые. Кого, кого но их зима не застигнет врасплох. В октябре заканчивается пора заготовок, в трехлитровые банки закатаны помидоры, огурцы, тушеная гусятина. Мужчины немецкие тринькают в меру и предпочитают закусывать домашней колбасой. Они не говорят: "Колбаска", - заменяющее продукт слово они произносят, как будто высвистывают из себя закусь: "Кавпаска!".
      Дядя Шайдулла и тетя Катя, родители Бактимира, живут с детьми в Надаровке -отдаленной деревне Успенского района. Кроме Пуппо у дяди Шайдуллы сыновья Бектемир, Орал, Едиге (Эдик) и сестренка Куляш.
      Бектемир работает механизатором в бригаде, женат и несколько лет живет отдельным домом. Чем занимался Едиге, не зафиксировал, а вот то, что Орал главный трудяга в семье Исеновых определенно точно. Орал конюх, работает не покладая рук, неплохо получает и из колхоза в город наведывается раз в полгода за покупками. В Павлодаре неделями высматривает в магазинах обувь, одежду. Без обновы в Надаровку не возвращается.
      Едиге симпатичный и пытливый пацан. Увлечен историей кипчаков и всех казахов. Он готов ездить в город каждую неделю. Родители однако остерегаются потакать любви сына к городским соблазнам. Когда же по какой-либо надобности Едиге все же оказывается в Павлодаре, то он одетый в купленное Оралом, до вечера щеголяет по городу в поисках приключений. Если поддаст, то к вечеру обычно заходит в автобус со словами приветствия пассажирам: "Да здравствует великий казахский народ и другие менее великие народы!".
      Хорошо, если к утру просыпается в вытрезвителе. Чаще пробуждается где -нибудь на пустыре, побитый и раздетый до трусов.
      О том, что новому прикиду надо вновь петь прощальную узнает Орал и сокрушается: "Я купляю, купляю одежду, а Эдька теряет...".
      Я пришел со свидания на квартиру Ситказиновым и Пуппо сообщил: "Позавчера Эдька ушел к друзьям и ночью с него сняли плащ из кожзаменителя и нутриевую шапку. Месяц назад Орал купил плащ и вот...". Опять Оралу досталось. Но не только ему. Фактов достаточно, чтобы понять: Едиге приезжает в город только за тем, чтобы спецом кого-то обуть и одеть..
      Бактимир торопился в Надаровку. Последний раз в деревне он был в августе, а еще раньше, - в июле, - в огороде посеял мак. Не для себя, для обмена на анашу. Урожай давно поспел, ночью морозы, и Пуппо тревожился, как бы маковые головки окончательно не перемерзли.
      Мак не потерял товарный вид. Незадача в другом. Кто-то по ночам снимает урожай без разрешения хозяина.. Местные немцы и казахи о полезности мака еще не догадываются. В деревне работали чеченцы-шабашники. Скорее всего они и посрезали половину головок.
      Пуппо почесал тыкву и пошел в дом за ножом.
      По утрам на кухне у Исеновых жужжит сепаратор. Тетя Катя кормит нас сметаной и вареным мясом. Дядя Шайдулла возвращается с работы - он сторож - и кладет передо мной пачку "Казахстанских". Отец Бактимира человек немногословный. Исеновы кипчаки, когда-то их предки переселились в Успенку из Омской области.
      Пуппо накинул на себя ватник и в сарае пустой бутылкой перемалывал маковые головки. Он еще не пробовал кокнар. В городе у Бактимира знакомые, которые знают, что делать с маковым отваром.
      В сарай зашел дядя Шайдулла.
      - Не стебатырсын?
      - Дары жасаптотырвым, - сказал Пуппо.
      - Молодец, - отец Бактимира с минуту постоял и ушел.
      С горящими глазами в сарай протиснулся Едиге.
      - Что делаешь?
      - Кайф.
      - Не дашь попробовать?
      Пуппо протянул братцу пригоршню маковой трухи.
      - Что с ней делать?
      - Хорошенько прожуй и проглоти.
      Через пять минут в сарай с расцарапанной шеей и зауженными глазками вернулся Едиге.
      - Что-то у меня все чешется, - недоуменно сказал младший брат.
      - Не дрейфь. Это и есть кайф.
      ...Газеты в деревне приходят на третий день, телевизор показывает плохо. Я лежал на диване с книжкой и теперь отчетливо понимал, в чем разница между городской и сельской жизнью. Чтобы ни о чем не думать, здесь надо быть всегда чем-нибудь да занятым.
      Я опять осекся. "Да нет, ерунда. Это всего лишь слова". - подумал я и хотел было продолжить чтение, но оставил в покое книжку.
      Есть ли у слов цена? Если нет, то должна быть.
      Айгешат забеременела Шоном в начале лета 84-го. Толком я так и не понял, чем опасен отрицательный резус фактор, да и подозревал, что он всего лишь отговорка, но тем не менее не решился вновь уговоривать жену сделать аборт. Я по прежнему не желал от Айгешат ребенка и вдобавок был зол на тестя и тещу.
      Был вечер, я был пьяно сердит. Дословно не припомню, но поминая нехорошими словами тещу, я прокричал:
      - Если что-то..., то я не остановлюсь и прокляну ребенка, которого ты носишь в себе...!
      Слово не воробей. Я прокричал и тут же включил реверс тяги.
      Время от времени воспоминание об угрозе проклятья на мгновение возвращалось и я, подумывая о том, что следует поговорить с Айгешат, быстро забывал об октябрьском вечере 84-го.
      ...В комнату с озабоченным лицом зашел Бактимир.
      - Книжку читаешь?
      - Слушай, мне срочно надо домой.
      - Когда?
      - Завтра с утра едем в Павлодар... Ты не полетишь со мной в Алма-Ату? Возьмем путевки в Дом отдыха...
      Пуппо наморщил лоб.
      - Полечу.
      Зима тревоги нашей...
      Приемщица из химчистки в микрорайоне "Орбита" Роза приглянулась Берлиозу настолько, что он привел ее знакомить с матушкой. Мама не отошла от досады с провалом женитьбы Дракулы на дочери прокурора и не может без слез смотреть на Розу. Не потому, что приемщица сама по себе стремная, а потому что, по ее мнению, будущего у названного сына с такой пассажиркой нет. Роза характером и умом напоминает Гульжан
      Я тоже немного на ушах от выбора Бирлеса, говорить об этом не стал, но балды ради спросил:
      - Целку ей хоть сломал?
      - Какой там... До меня сломали.
      Дракула до сих пор боится встать на преступный путь, но мало-помалу втягивается в питие. Поддает он на работе и не пьянеет.
      У Розы много братьев и сестер. Мама прикидывает: Бирлес женится на ней и родня сядет ему на голову.
      Дядя Розы по матери начальник одного из строительных управлений города. Есен сидит на дефиците и водит дружбу с председателем горсовета Заманбеком Нуркадиловым, первым заместителем начальника городской милиции Сейдуллой Сулейменовым, свояком помощника Кунаева Дуйсетаем Бекежановым. У дяди Есена дача в районе санатория "Турксиб". Нуркадилов хоть и дружен с Есеном со студенческих лет, в гостях у однокашника бывать перестал, на дачу приезжает Сулейменов, руководящие строители. Дракула приставлен разливать гостям водку.
     
      - У твоего Валерки бенгалка твердая? - поинтересовалась Кэт у Терезы Орловски.
      - Бенгалка? - переспросила Наташенька и, догадавшись о чем речь, ответила. - Она у него не бенгалка, прямо колотушка. Твердая-претвердая и большая.
      Родители с братом у Терезы Орловски живут в Усть-Каменогорске, родственников кроме мужа Валеры, свекрови со свекром в Алма-Ате у нее нет.
      Валера старший инспектор ЭКО (экспертно-криминалистического отдела) МВД. Кроме того, что у него все там твердо-претвердо, парень он крепкого характера и сильно картавит. Интересный мужчина, мало говорит и мечтает о наследнике.Наташенька любит хорошо покушать. Это не значит, что она ест что попало и много. Кроме сыркокопченной колбаски любит она шашлык, казы, карбонат, жареную курочку, домашнюю выпечку. К супам и прочим жидким блюдам она равнодушна, предпочитает твердый продукт. .
      Отец Валеры в прошлом летчик гражданской авиации, русский. Отчим казах, отставной полковник КГБ, мать сотрудница бюро путешествий и экскурсий.
      У мужа Орловски много и других хороших качеств. Он любит дочку, пьет в меру, зарплату, всю до копейки, приносит домой. Впрочем, на Терезу не угодить. Время от времени она скандалит с Валерой и обзывает жидом.
      - Я усский! - протестует муж.
      - Точно узкий! - передразнивает Валеру Наташенька. - Как все евреи, без мыла в жопу любому залезешь.
      Надя Копытова не верит в русскость Наташеньки и качает головой.
      - Что ты нашел в этой жидовочке?
      - Она моя черемуха.
      - Блядво оно вертлявое, а не черемуха! - вскипает Надя.
      Айгешат тоже считает Терезу Орловски двойным агентом.
      - Не верь ей...
      - Почему?
      - Она называет тебя Бяшой...
      - Что в Бяше плохого?
      - Тьфу!
      Я понимал, за что некоторые женщины невзлюбили Наташеньку. Она беспрерывно чирикает с неморгающими глазками, по пустякам не расстраивается, в представлении иных теток она слегка придурочная и при всем этом мужики любят старушку Шапокляк. Карл Маркс более всего ценил в женщинах слабость. Он знал, что говорил - отсутствие уязвимых мест в других нас настораживает.
      В начале мая 86-го Тереза легла на сохранение в гинекологию первой городской больницы. Недели через три, в воскресенье, позвонила Кэт.
      - Наташку увезли в "Красный крест"...
      - Для чего?
      - Выкидыш. - сказала Кэт. - Валерка в командировке, свекровь на курорте... Ты бы сходил... Она просила принести ваты...
      Красный крест от дома недалеко. Я посадил Шона в летнюю коляску и пошел к Орловски.
      Втроем мы сидели в кустах, Тереза кормила Шона черешней. Пацан что-то там лепетал и Наташа, глядя на него, заплакала навзрыд. Она плакала так, что я понял: Тереза никакая там не вертлявая, и что горе, которое ее постигло сегодняшней ночью было столь велико и серьезно, что ни в коем разе не следовало в эти минуты лезть с утешениями.
      Я дотронулся до Наташеньки. Только и сказал:
      - Будет у тебя еще ребенок... Вот увидишь.
      - Никогда у меня больше ничего не будет... - Тереза захлебывалась слезами.
      Я замолчал. Расстроило ее появление вместе со мной Шона. Не подумал...Как же ей тяжело, если она напрочь забыла, что в ее семье все в порядке, что у нее есть прекрасная дочь, заботливый муж.
     
      "Включи себя в репертуар".
      Ежи Лец. "Непричесанные мысли".
      Ноябрь 1986-го. Скончался Жумабек Ташенев. Саян вернулся с похорон из Чимкента и я с мужиками у него дома.
      В сентябре Саян защитил диссертацию и сейчас рассказывал, как ему помог директор:
      - Чокин позвонил Макарову и он быстро определился с оппонентами...
      Алексей Макаров директор института энергетических исследований АН СССР в Москве. Когда-то он перетащил Володю Семенова в Иркутск, дал работу в СО (Сибирском отделении) АН СССР. Они ровесники, но Макаров преуспел больше Володи. Семенов доктор, Макаров и доктор наук и член-корреспондент Союзной Академии. Яшкается с Гурием Марчуком, запросто ныряет в ЦК КПСС, среди ученых страны личность известная.
      Объективно Семенов ни в чем не уступает Макарову. Володины монографии шикарные не потому, что он умеет излагать мысли. У него есть о чем рассказать и в этом он далеко ушел от наших. Алексей Макаров побойчее Володи. Семенов основательно медлительный и проигрывает в разговорчивости член-корру. Если принять во внимание возраст Стыриковича и нынешнего академика-секретаря отделения физико-технических проблем энергетики Попкова, то не за горами время, когда Макаров станет отвечать за всю энергетическую науку в стране.
      При всем уважении к содержательности монографий Володи я бы не осмелися отнести его к большим оригиналам. В монографии Семенов излишне безупречен, в ней не видно его самого.
      От трех специализированных вещей я получил эстетическое удовольствие. Первая принадлежит Людвигу Больцману о теории газов, вторая, отчет Владимира Фаворского о слоевом горении топлива и третья - это первая глава кандидатской диссертации Саяна.
      В конце концов, пора уже давно договориться - в науке важнее всего не знание, а умение распорядиться знанием. Точнее, рассуждения по поводу полученного задарма чужого знания. Этим и отличались от резко возросшего в наше время поголовья ученых спецы средних веков. В первую голову, Ньютоны и прочие были прежде всего философы, и все, что им принесло деньги, почет, славу, квартиры - для них самих так и осталось проходными вещами.
      Кандидат наук Фаворский в 40-х и 50-х годах был заместителем Чокина и умер в начале 60-х. На нашем этаже, как обычно, шел ремонт и рабочие выбрасывали из комнат оставшиеся после уборки бумаги. Поверх ящика с пожарным шлангом кто-то из них бросил отчет института в ледериновом переплете. От нечего делать я взял его в руки, раскрыл и с первого предложения в предисловии меня растащило. Естественно, я не понял в чем прелесть слоевого сжигания топлива, но, что писал о нем человек интересный мне стало ясно сразу.
      Как уже упоминалось, дисер Саяна Ташенева о выборе решения в условиях неопределнности исходной информации. Тема намного скучнее слоевого сжигания топлива.
      Попросил я у него диссертацию для заимствования метода написания первой главы. Стал читать и позабыл для чего просил. Я отбросил намерение вникнуть в содержание и смысл, так как догадался: это интересно, потому что это писал человек свободно мыслящий.
      Хаки и Саян двоюродные братья. Но Саян не Хаки. С ним не развяжешься. В две секунды может выписать прогонные до евбазы, а то и по морде дать.
      Прочитав первую главу, я понял, почему он на работе решает кроссворды, лялякает с мужиками и играет в преферанс. Плохо только одно - он не приучен пить в рабочее время.
     
      У жены президента Никсона Патриции были кривые ноги. В 72-м ноги президентской жены не обсуждались. Не потому, что моветон, а потому, что визит Никсона в Москву проходил под аккомпанемент бомбардировок Ханоя.
      У Раисы Максимовны ноги прямые, но Жора Мельник говорит про нее:
      - Там не на что смотреть.
      Тереза Орловски, Кэт супругу генерального секратаря кличут Райкой. Руфа говорит, что Раиса Максимовна вовсе не Раиса Максимовна, а Раиса Мифтаховна.
      - Точно вам говорю, она татарка! - пыхтит, как Черчилль гаванской сигарой, сигаретой "Прима", наш татарин. - Прицепилась к мужу и ездит по загранкам... Сталин баб правильно не допускал в свою компанию...
      - Рафаэль, жена Горбачева не татарка, - на защиту Раисы Максимовны поднялась Ушка. - Она казачка и с Кубани.
      - Она с Казани! - со смехом встряла Орловски.
      - Перестаньте! - Ушка захлопнула журнал "Бурда". - Горбачеву некому верить... Только с женой он может...
      "Нога прямой", а что толку?
      - Что он с ней может? - Руфа укоризненно покачал головой. - Ох, и наглая эта Раиса Максимовна...
      Жора Мельник обсуждает перспективы развития Казахстана.
      - Когда генерал-губернатора снимут?
      В самом деле, когда снимут Кунаева?
     
      У Алтынбека хорошая знакомая в газетном киоске на Рыскулова. Она оставляет ему "Московские новости", зять Сатка не забывает и обо мне, дает почитать газету. Он называет Горбачева хрущевцем.
      - Нельзя так поступать с людьми! - возмущается на кухне Алтынбек
      Смотря с какими людьми. С теми, которые заслужили, очень даже можно и нужно.
      На коленях у меня Шон. Сын вырывается из рук. Мне неприятен Горбачев как человек, но с его кадровой политикой, с небольшими оговорками, я согласен, потому и приговариваю: "Горбачев дает!".
     
      Глава 16
     
      "После игры с киевлянами Симонян выговаривал Осянину:
      - Что ж ты Коля, а? С пяти метров промазал!
      - Я - не Пеле, - сказал Осянин".
      "Спортивные игры", N 11, 1969.
      Кумиром детства Йохана Круиффа был Альфредо ди Стефано. "Мяч у Лоу... Лоу передает Пушкашу... Пушкаш пасует ди Стефано...". Я не видел игру ди Стефано. Сегодня трудно предположить, что мог перенять у маэстро Альфредо бомбардир из Амстердама.
      Круифф образца 74-го напоминает мне переворачивающийся в заоблачных высотах стратегический бомбардировщик перед тем, как лечь на окончательный курс. Он получал мяч, находясь вполоборота к к воротам противника, перекладывал его на правую ногу, не спеша разворачивался и стремительно начинал движение к воротам противника.
     
      К берегам своей...
      11 декабря 1986 года. Кул готов к защите докторской. Две монографии и за сотню статей, плюс знакомства в головных институтах свидетельствовали об обоснованности домогательств Аленова специализированного совета. Прежде, чем выйти на спецсовет, Кулу требовалось сделать малость - пройти обсуждение на лабораторном семинаре. Казалось бы, формальность. Так думал Аленов и ни о чем таком не знал, не подозревал и наверняка полагал: все идет своим чередом. "Торопиза не надо", - приговаривал Кул, обдумывая за игрой в шахматы ходы, в обеденный перерыв.
      Я рассказывал Каспакову о делах в лаборатории, подробно обсуждали мы и перспективы коллектива в случае, если Аленов защитится. Сходились мы с ним в одном: "Многим из нас придется изменить отношение к труду".
      Год назад я написал от имени Аленова заявление Анатолию Карпову, где просил руководство Советского фонда мира правильно понять мотивы поступка старшего научного сотрудника о ежемесячном перечислении 10 процентов зарплаты, направленных против планов размещения ракет средней дальности "Першинг"- 1 и "Першинг"-2 в Центральной Европе с персональным предупреждением Рейгану о том, что ежели он не одумается, то он (Кул Аленов) ответит на это уже 50-ти процентным ударом по своей зарплате. Письмо в Фонд мира я не отправил, но занес девочкам в бухгалтерию копии для главбуха и Чокина.
      Света Волкова принесла лабораторную получку в комнату и Кул увидел в ведомости против своей фамилии запись простым карандашом "не выдавать". Сэнээс побежал в бухгалтерию - я за ним. Расчетный бухгалтер Сауле сунула под нос Аленова копию заявления. Кул вида не подал, засмеялся, но покраснел.
      Может все бы этим и обошлось, но, как назло, в коридоре у окна, напротив дверей бухгалтерии чирикали Саян Ташенев и Исмаил Заглиев. Кул вылетел из бухгалтерии.
      - Что с тобой, Кулек? - сочувственно спросил Саян.
      - Братан в Фонд мира зряплату перечисляет, - ответил я за товарища и неосторожно усугубил перспективы. - До полной победы нового мышления..
      Ташенев и Заглиев заржали над бедолагой.
      Более никаких других действенных шуток с Аленовым я не проделывал и думал, что он забыл про "Першинги", будь они неладны.
      Год спустя началась свистопляска с переходом на новые формы стимулирования труда научных работников. Я думал, дадут мне научного сотрудника - в результате со скандалом так и остался в мэнээсах. Шкрет отыгрался за очерк в "Просторе" не без подзуживания Аленова.
      ...- Я передал Чокину ваши условия. - сказал я. - Он согласен взять вас вэнээсом.
      Каспаков кивнул. Было видно: он ждал с нетерпением ответа Шафика Чокиновича на недовольство предложением дать должность сэнээса.
      - Вы знаете лучше меня, какой Чокин осторожный... - продолжал я. - Должность завлаба он вернет вам немного погодя... Прямо мне он так не говорил, но промолчал, когда я ему намекивал...
      - О чем ты ему намекивал?
      - Что человека вашего уровня грех держать ниже завлаба.
      - М-м...
      - Завтра Чокин уезжает на дней десять в Дом отдыха... Вернется и примет решение...
     
      "В номере гостиницы "Москва" Олжас Сулейменов, Юрий Афанасьев и я. Олжасу сообщили о назначении Колбина... Мой друг Афанасьев, которого в Академии общественных наук мы звали "Юра Николаевич", сказал:
      - Хуже не будет...".
      Геннадий Толмачев. "Слово об Ожасе". "Горизонт", N 17, 1989.
      В понедельник Руфа подозвал меня к себе.
      - Вчера ко мне Николай приходил...
      Николай Колинко друг детства Руфы. Журналист. Работал советником предсовмина, сейчас в Верховном Совете республики. Человек осведомленный.
      - Что говорит?
      - Завтра Пленум.
      - Кого поставят вместо...?
      - Неизвестно.
      Из Рудного приехала Карина. Родила сына. Принесла на работу конфеты.
      - У кого остановилась?
      - У тети.
      - Номер телефона...
      - Позвонишь?
      - Вечером.
      После работы пил я Сериком Касеновым. Позвонил Карине в седьмом часу.
      - Выходи... Сейчас на такси подъеду.
      Решено: продолжу у Пельменя, потом с ней поедем к Варвару в "Орбиту". Витька живет один в трехконатной квартире. Телефона у него нет, заявимся и он не посмеет не приютить на ночь.
      Кроме жены Гули у Пельменя был АТЖ - Алмат толстожопый. АТЖ гобоист, играет в оркестре Оперного театра. Парень общительный, но с ним, как с англичанином, кроме как о футболе, не о чем говорить. О жене Пельменя речь впереди.
      Пока о том, что мы спускались с Кариной по лестнице и я подвернул ногу... И тотчас же стало темно.
      Проснулся у Пельменя на кухне. Что со мной? Как я здесь вновь очутился? Где Карина? Почему я не у Варвара? Только подумал, как вскрикнул от боли. Не могу и не ступить, и не подняться.
      - Беря! - крикнул я в комнату.
      - Проснулся? - Пельмень не спал.
      - Что-то с ногой...
      - Ты ушел с этой... Через полчаса в дверь позвонил Ермечила и сказал, что ты валяешься в подъезде на лестнице...
      Ермечила искусствовед, директор картинной галереи. Тот самый, с кем я встретился в коридоре постпредства летом 66-го года. Сейчас он сосед Пельменя.
      - Этой... рядом не было?
      - В том-то и дело... Дура, не могла сообщить...
      У Карины с головой не в порядке. Какого хрена я вытащил ее из дома?
      - С Алматом вдвоем мы занесли тебя сюда.
      - Который час?
      - Щас посмотрю... Полседьмого.
      - С ногой что-то серьезное... Посади меня на такси.
      ...Я вылез из машины и поскакал на одной ноге на второй этаж.
      Айгешат на больничном по уходу за ребенком - у Шона ОРВИ. Она сняла с меня одежду. Левая нога от ступни до колена черная.
      - Перелом? - спросил я.
      - Не знаю. Надо ехать в травпункт.
      Рентген показал: порваны связки. В травпункте скорой помощи мне наложили лангету и по дороге домой я попросил водителя остановиться у кулинарии на Космонавтов.
      - Купи пива, - попросил я Айгешат.
      Опоздали. Пиво полчаса как привезли, и за пять минут разобрали.
      Шон кривляка. Увидел меня с лангетой и принялся изображать хромого отца. Айгешат учит его читать. Пока он знает некоторые буквы, находит их в газете и кричит:
      - "А" - ажека! "М" - мама! "П" - папа! "Ч" - чак-чак!
      К вечеру и без пива отошел.
      Без пяти минут восемь. Сейчас начнется программа "Казахстан". Я вспомнил и крикнул:
      - Мама, скорей сюда! Кунаева снимают!
      Матушка приковыляла с кухни и кряхтя уселась в кресло.
      - Ой бай, ой бай... - тихо, со страхом в голосе прошептала мама, глядя в телевизор.
      Все так. Волнение охватило и меня. Ну как же, столько ждали и только сейчас я подумал, что сейчас вместе с Кунаевым уйдет что-то еще... И вот от этого что-то еще стало не по себе.
      "Первым секретарем ЦК КП Казахстана избран товарищ Колбин Геннадий Васильевич, работавший до этого первым секретарем Ульяновского Обкома КПСС... Товарищ Колбин родился в 1927-м году...".
      "Что такое?". Мягко говоря, Горбачев ох...л.
      - Татешка? - я позвонил Карашаш. - Это как понимать?
      Татешка инструктор отдела культуры ЦК и утром была на Пленуме. Она раздавлена и не может прийти в себя.
      - Как понимать? Так и понимать.
      - Что они с нами делают? Почему мы молчим?
      - Что мы можем? Мы - люмпены.
      Карашаш не права. Мы не люмпены. Событие, которое сегодня произошло, вне классового сознания.
      Мы бараны.
     
      Неделю назад с Саяном после обеда гуляли возле института, и я сказал:
      - Недавно прочитал статью об энергоинформационном пространстве... Оказывается, все наши слова записанные на бумаге, и сказанные вслух, никуда не пропадают... Автор утверждают, что они попадают и хранятся в этом самом энергоинформационном пространстве. - Зная, как Ташенев плохо воспринимает вещи иррационального порядка, я осторожно спросил. - Можно ли этому верить?
      - Конечно. Энергоинформационное пространство это ноосфера Вернадского...
      - Разве?
      - Не разве, а точно. Забыл, что рукописи не горят?
     
      Пусть хиппи бесятся в Канаде,
      Не перекрыть им голос Нади...
      Тетя Надя, продавец молоканки на Шевченко друг семьи. Она придерживает для нас мясо, масло, сметану, молоко. В десятом часу Айгешат вернулась из молоканки.
      - Тетя Надя говорит, в шесть утра был сильный ветер... - Жена поставила молоко на плиту. - У тети Нади мама старенькая...Она сказала про нехорошее предчувствие.
      День стоял солнечный, таял снег.
      В одиннадцать или половине двенадцатого зазвенел телефон.
      - По Космонавтов идут наши... - звонила Кэт.
      - Какие ваши?
      - Казахи с плакатами...
      - Не может быть.
      - Ты не врешь?
      - Наташку позвать к телефону?
      - Не надо. Сколько их?
      - Много. Идут по трамвайным путям и кричат...
      - О чем кричат?
      - Против Колбина и... Что-то еще... Погоди... - В трубке шорох. Она потащила телефон к окну. - Что-нибудь слышишь?
      - Нет. Звони через каждые полчаса.
      Разгорелся наше тюх. Тюх-тюх.
     
      "...И это далеко не самые впечатляющие примеры прежней жизни. ...В лагерях мотали срок политзаключенные, мотал бессрочную ссылку Андрей Сахаров.... Был Афган. Много чего скопилось к мартовскому дню 85-го, когда на престол взошел новый генсек - Михаил Сергеевич.
      Первой поддержала намерения и начинания Горбачева часть интеллигенции. Остальная, менее допущенная толкаться в коридорах и приемных ЦК и обкомов, разделяла убеждение, что коммунистический царь не способен к переустройству жизни, потому как он коммунист...
      Горбачев ждал помощи от интеллигенции, но та только и делала, что притопывала в нетерпении ногами и торопила: "Дальше, дальше...". Интеллигенция если и смогла чем-то поддержать кроме притопывания, так это разоблачением в своих рядах прислужников застоя. Стучали друг на друга открыто, на всю страну, через газеты и ТВ. Не все, конечно. Были и другие. Виктор Розов, Сергей Параджанов, членкор Сергей Алексеев как могли аранжировали главную мелодию перестройки. Сергей Алексеев на одном из пленумов ЦК КПСС иносказанием раскрыл замысел реформации. Горбачев обрадовался, но радость его была понятна от силы 30-40 членам ЦК".
      Бектас Ахметов. "Горби". "Аргументы и факты Казахстан", N 9, 2001.
      В январе 87-го академик Мигдал сказал по ЦТ: "Научная общественность благодарна Михаилу Сергеевичу за возвращение из Горького Андрея Сахарова... Должен отметить, что при Сталине Андрей Дмитриевич не посмел бы против и слова сказать...".
      10 декабря 1986-го на вокзале Сахаров сказал встречавшим журналистам:
      - Радость возвращения из ссылки омрачена пребыванием в неволе Марченко, других моих товарищей...
     
      В час дня позвонил Берлиоз.
      - Толпа проходила по Сатпаева мимо политеха... Я пошел с ними... Перед площадью нас ждала милиция... Мы прорвали оцепление и вошли на площадь... Я с полчаса постоял со всеми и вернулся на работу...
      - Уррра!
      - Ты разве рад?
      - А ты как думал?
      - Ты же ненавидишь казахов...
      Как такое могло произойти? Я не узнавал себя. Горбачев решения не отменит, но дело сделано. Аульные казачата спасли нас.
      Пришла участковый врач к Шону. Ни с того ни сего пацаненок прокричал:
      - Гобатот дает!
      Молодая русская докторша поинтересовалась у Айгешат:
      - Гобатот это Горбачев?
      - Да.
      - Ребенок правильно говорит.
      Айгешат сходила за в аптеку и встретила Балтуган. Соседка с первого этажа собралась идти на площадь.
      - В редакции ходят слухи, что против демонстрантов собираются применить оружие номер "три". - я разговаривал с Гау.
      Кэт перестала звонить. События дня переместились на площадь. Смогут ли они простоять хотя бы часа два? Это важно. Протест должен быть обозначен четко и недвусмысленно.
      - Оружие номер "три"? Что это такое?
      - Не знаю.
      Я положил трубку.
      - Айгешат, нужны сведения из первых рук.
      Жена улыбнулась.
      - И что?
      - Поезжай на разведку...
      Айгешат сняла фартук.
      ... Прошло три часа, а за окном "то дождь, то снег, и спать пора, но никак не уснуть". За окном темно, и она не возвращалась.
      Позвонил Балтуган:
      - Вы были на площади?
      - А что?
      - Да-а... Айгешат три часа назад поехала туда и до сих пор ее нет...
      - А-а... Испугался за жену?
      Дура... Но она права.
      Айгешат позвонила в дверь в начале девятого.
      - Наконец-то! - я снимал пальто с жены. - Что так долго?
      - Еле такси поймала... Одна русская бабенция из-за мотора накинулась на меня: "А-а... Головы подняли!".
      - Рассказывай.
      - Народу много... Сколько? Не могу сказать... Полно милиции... С трибуны выступал прокурор республики... "Тарандар! Я вынужден буду применять крайние меры... Я прокурор республики Елемисов... Ой, дурак! Я ходила и слушала... Какой-то парень подошел к нам и сказал по-казахски мужчине: "Что стоите, как зрители? Или присоединяйтесь, или уходите... Здесь не концерт...".
      Протест не просто обозначен. Теперь Горбачев не сможет сказать, что мы бараны Что станет следующим этапом? Будут разгонять? Если бы сегодня это произошло в Москве, то ... То что?
      Почему русская тетка сказала Айгешат, что мы подняли головы? Неужто они не понимают нас?
      В одиннадцатом часу позвонила Семка, Салтанат, младшая дочь дяди Бори. Они живут в ста метрах от площади Брежнева.
      - Милиция и солдаты разгоняет народ. Еле убежала с площади...
      Проснулся поздно. День пасмурный.
      Кому позвонить? Я набрал рабочий номер Серика Касенова.
      - Что тебе известно?
      - Много... - Серик понимал, теперь телефоны казачат могли поставить на прослушку и говорил полунамеками.
      - К примеру?
      - Сестра моя Нэлька живет над магазином "Океан" и все видела с балкона.
      - Что она видела?
      Касенов не выдержал.
      - Видела, как солдаты рубили наших саперными лопатами.
      - Жертвы есть?
      - Есть.
      - Сколько?
      - Прилично.
      - Сколько прилично? Сто, двести?
      - Больше.
      - Шестьсот, семьсот?
      - Примерно.
      Я перезвонил к себе в лабораторию.
      - Народ сгоняют на митинг в актовый зал, - сообщила Кэт. - Русские и казахи в лабе не переругались, но в институте все разделились...
      Первым выступил Змейков.
      - Советская власть нам мать родная... А эти вышли против Советской власти!
      Выскочил на трибуну Асанхан Мамедалиев и закричал:
      - Врете! Никто не выходил против Советской власти!
      В зале раздалось: "Этот наверно тоже был вчера на площади".
      В растерянности, не зная кого из трибунов делегировать на защиту, институтские казачата погнали выступать Руфу: "Давай, ты можешь!".
      Руфа перепугался и понес: "Враги обманули молодежь...".
      В чем правда дня? Правда в том, что сегодня мы узнали за кого нас держали и держат русаки.
      Переволновался заведующий лабораторией гидроэнергетики Тамадаев. Абдухалик Магомедович, как и Исмаил Заглиев, родом из Дагестана, лакец.
      Говорил он сбивчиво.
      - Я знаю казахов... Надо так довести народ, чтобы произошло вчерашнее...
      Русаки в зале зашумели: "Этот куда лезет?!".
      - Не затыкайте меня! - сорвался на крик Тамадаев.
     
      - Что происходит в городе? - из Дома отдыха звонил Чокин. - Здесь все шепчутся... Спрашивать неудобно...
      Телефон фонил с присвистом. КГБ поставило город на всеобщую прослушку.
      - На улицы вышли студенты...
      - Что они хотят?
      - Протестуют против увольнения Кунаева.
      - Кунаев подлец.
      - Несознательные ребята...
      - Ты когда ко мне приедешь?
      - Нога заживет, приеду.
      - Приезжай. Я пошлю за тобой машину.
      "Особую жестокость проявили курсанты общевойскового училища имени Конева. Это они саперными лопатами направо и налево рубили обезумевших от страха и бессилия юных демонстрантов. Не отставали от них и курсанты-погранцы Алма-Атинского погранучилища, прибывшие на площадь с волкодавами. Той же ночью из Свердловска, Уфы, Ташкента, других городов траспортными самолетами перебросили подразделения кадровых солдат внутренних войск....
      Подавлением беспорядов руководили из бункера под правительственной трибуной заместитель председателя союного КГБ Бобков и замминистра внутренних дел СССР Демидов. Активничали и местные председатель КГБ Мирошник, министр внутренних дел республики Князев...."
      Заманбек Нуркадилов. "Не только о себе".
      В те дни мало кто находил в себе силы притворяться.
      После Нового года разговаривал по телефону с Фаей.
      - Солдаты убивали пацанов и девчонок... - сказал я.
      - Правильно делали! - взъерошилась Фая.
      - Да ты что?!
      - Что, что! Ты бы видел, что вытворяли твои пацаны и девчонки!
      И это Фая? Я не узнавал ее.
      ...На связи Коля Сабдыкеев, двоюродный брат.
      - Толпа прошла мимо "Детского мира" по Комсомольской, свернула вверх по Дзержинского... Закинули бетонную урну в окно Ленинского военкомата...
      У здания штаба Восточного погранокруга молодежь приняла бой со взводом курсантов. Погранцы палками положили человек двадцать у входа в здание.
      "Сучары! Они за это ответят!" - крикнул я и нас с Колей разъединили.
      - Гобатот дает! - на обеденном детском стульчике подал голос Шон.
      - Что-о?! - я крутнул за ушко сына.
      - Ой бай! Баланы тиме! - схватила меня за руку мама.
      - Ты что делаешь? - строго сказала Айгешат. - Сам научил... А теперь... При чем тут он?
      В Советском райкоме партии секретарь Кадырбекова и председатель райисполкома Акуленко проводили инструктаж для народных дружинников.
      Пожилой русак поинтересовался: "Вот вы говорите, проявлять сознательность... А что делать, если они нападут на нас?".
      Шум в зале усилился.
      "Как будем действовать? - переспросил полковник-пограничник и сам же ответил. - Действуйте, как наметили!".
      Х.ф. "Над Тисой".
      Акуленко вышел из под контроля Кадырбековой и натурально осклабился:
      - Поступайте так, как и следует поступать в таких случаях...
      Дружинники-казахи потупили головы, русаки переглядывались с довольными лицами. Секретарь райкома разволновалась.
      - Товарищи, - не глядя на председателя-провокатора, сбивчиво заговорила Кадырбекова, - Сегодня ночью состоялся партактив города... При нас товарищ Колбин звонил товарищу Горбачеву... Михаил Сергеевич просил передать алма-атинским товарищам: при пресечении беспорядков соблюдать социалистическую законность... - Она обвела зал глазами. - Вы меня поняли?
      Толпа на секунду приутихла. Акуленко остался весел и невозмутим. Дружинникам легко могло показаться, как из-за спины Кадырбековой председатель райисполкома посылает зрительные сигналы: "Действуйте, как наметили!".
      ...Позвонил Каспаков.
      - Кто-нибудь скажет правду ...этому?
      Жаркен умный мужик, но думает, что этому нужна правда. Теперь правда никому не нужна.
      Вечером ожидается прибытие председателя Комитета партийного контроля Соломенцева. В 60-х он работал вторым секретарем ЦК КП Казахстана. Якобы знает подход к аборигенам.
      Нашим надо разбегаться по укрытиям. Эти... всех поубивают... Ребята сделали все по уму, теперь надо спасаться.
      В семь часов по радио прервалась музыка и диктор зачитал сообщение.
      "Все вы стали свидетелями происходящего в городе...От трудящихся поступают многочисленные обращения к руководству с требованиями положить конец насилию... Правоохранительные органы приступили к наведению порядка...".
      Сообщение отзвучало и возобновилась музыка.
      Еще только восемнадцатое? Ощущение, что с утра прошла если не неделя, то дня три-четыре. Никак не меньше.
      Через час по телевизору зачитывает выступление Председатель Президиума Верховного Совета республики. Какой он тупой... Лучшего для окончательного опарафинивания казачат, нежели нынешний Президент, человека не найти.
      Маме надоело смотреть и слушать мои приходы. Она вышла из квартиры и через пять минут вернулась с Алтынбеком.
      - Успокойся, - зять Сатка обнял меня.
      - Алтынбек, нас изнасиловали!
      - Да, нас изнасиловали, - сосед сел напротив меня на кухне. - Горбачев хрущевец! -Алтынбек презрительно скривил губы. - Прицепщик рубит с плеча!
      .По телевизору поет песню Гульнар Сихимбаева. Раньше к пению Сихимбаевой не прислушивался. Сейчас смотрел и слушал. И песня проникновенная, и я не узнавал себя. Что с того, что мы туземцы и бунт наш туземный? Мы такие и нас не переделаешь.
      Айгешат сказала: "Теперь казахи начнут понимать, что такое "каждый еврей - лицо нации"...
      Пришел проведать меня Каспаков.
      - Вовремя у тебя нога повредилась.
      - ...?
      - Если бы ты был ходячим, то не сдержался бы.
      - На площадь я бы не пошел. Страшно.
      - Я не о том. Ты бы обязательно при русских что-нибудь ляпнул, и тебя бы арестовали.
      Вряд ли бы я осмелился при посторонних русаках позабыть про осторожность. Это опасно.
     
      19 декабря я наведался на работу и первым делом заглянул к ученому секретарю. В приемной навстречу шел Темир Ахмеров. Глядя как я опираюсь на костыль, гидрик с усмешкой спросил:
      - Ты случайно не на площади ногу сломал?
      - Жаль, что я не был на площади.
      - Ты что?!
      - Да ничего!
      Темир хотел спросить что-то еще, но, поймав мой взгляд, осекся.
      Позорник и засранец.
      Шафик Чокинович, если кому в институте и доверяет целиком и полностью, то только Зухре. За те тринадцать лет, что она при нем, Зухра ни разу не ошиблась, ни разу не дала повод усомниться в своей преданности директору.
      Я пожалел, что пришел к фаворитке Чокина. Зухра несла ахинею об обмане, о Кунаеве.
      - Причем здесь Кунаев? - разозлился я, - Если бы на площади убивали вашего сына, вы бы по другому говорили.
      Ученый секретарь в ужасе захлопотала глазами.
      - Упаси бог...
      Вот именно. Чуть что, сразу бог.
      Исмаил Заглиев рассказал об Алдоярове.
      - Бирлес к концу работы 18-го пришел к нашим бабам... Спрашивает у Афанасьевой: "Правда, я похож на араба?". Бабы ему: "Конечно, ты араб... Бирлес, иди спокойно домой, не бойся милиции".
      Что Темир и Бирлес одноклеточные известно, но я не знал, что они способны так легко изойти на говно.
      Отыскал Макса. Он редактор институтской стенгазеты.
      - Оставь место на страницы полторы.
      - Что-то хочешь тиснуть?
      - Да.
      - Только не тяни. Газету вывесим 22-го.
      - С утра в понедельник принесу заметку.
      Написать надо так, чтобы не притянули за подстрекательство. Справедливости нет, ее подменяет закон. Что еще за хренотень? В такие дни всем наплевать на закон. Будем писать как есть, но маскируясь апелляциями к партийному сознанию.
     
      Молодежь спасла нашу честь. Теперь этого мало. Нас волнует: обсуждают ли в мире новости из Алма-Аты? В институтских коридорах казахи между собой говорят, что будто американцы со спутников засняли побоище на площади. К кому-то звонили из Таллина и передали: пленку показывали по финскому телевидению.
      Заглиев по ночам слушает западные радиостанции.
      - Про Алма-Ату передали только сообщение, но никаких комментариев... "Голос Америки" и Би Би Си говорят только о возвращении Сахарова.
      - А что Сахаров говорит?
      - Продолжает гундеть про Анатолия Марченко... Почему тоже не освободили...
      Сахаров и другие про Алма-Ату знают. Я подумал, остановили их от комментариев подробности поведения джигитов и кыздараек. Жума Байсенов был в оцеплении на площади и говорил, что казахи вели себя так, что ему было стыдно.
      Айгешат вышла на работу. Двое суток врачи и фельдшеры с ее подстанции вывозили из разных концов города раненых.
      - Больше всех возмущалась Шамордина..., - рассказывала жена. - Я, говорит, в эти дни не узнавала казахов. Мы приехали на площадь спасать их, они стекла в машинах скорой помощи перебили... Дикость...
      - Кто по отчеству эта Шамордина? - спросил я. - Случайно, не Андреевна?
      - Владимировна. А что?
      - Спроси ее, не имеет ли она отношение к Андрею Георгиевичу Шамордину?
      - Кто это?
      - Мой любимый школьный учитель... Если она каким-то боком связана с Андрюшей, то спроси о его здоровье.
      Под окнами старого здания телецентра толпа казачат забила насмерть русака Савицкого. Наших они убивали сотнями, трупы закапывали ночью за городом. Горбачева треба завалить. Кто бы это сделал?
     
      Глава 17
     
      "Но позвольте вас спросить, - после тревожного раздумья заговорил заграничный гость, - как же быть с доказательствами бытия божьего, коих, как известно, существуют ровно пять?
      - Увы, - с сожалением ответил Берлиоз, - ни одно из этих доказательств ничего не стоит, и человечество давно сдало их в архив. Ведь согласитесь, что в области разума никакого доказательства существования бога быть не может.
      - Браво! - вскричал иностранец, - браво! Вы полностью повторили мысль беспокойного старика Иммануила по этому поводу. Но вот курьез: он начисто разрушил все пять доказательств, а затем, как бы в насмешку над самим собою, соорудил собственное шестое доказательство".
      Михаил Булгаков. "Мастер и Маргарита". Роман.
      - Что это она танцует у гроба? - шепотом спросил я.
      Айгешат и я в Доме политпросвещения смотрим "Покаяние".
      - Это ее сыну кажется, что мать танцует у гроба свекра.
      "Если кажется, то перекрестись". Кажущиеся вещи - род легкой формы галлюцинации. Чем прославился Иммануил Кант? Где-то прочитал, будто Кант утверждал: окружающая нас действительность мнимая, кажущаяся. Нам кажутся звезды, небо, кажемся друг другу все мы. Сидящая рядом в кинозале Айгешат, присутствие которой я осязаю прикосновением на подлокотнике кресла, тоже, как там... "квинтэссенция тектонически адекватных ощущений...", но вовсе не реальность.
      "Галлюцинация - мнимое восприятие несуществующих вещей, возникающее на почве расстройства деятельности мозга". Иначе, распад сознания. Нам многое кажется, многое мнится. Как утверждает Айгешат, сие результат работы подсознания. Незавершенность системы вещей сидит внутри нас и когда она пробивается наружу, мы начинаем потихоньку гнать.
      То, что можно потрогать, обнюхать, принять внутрь, по Канту это не реальность. У Воланда мнимость действительности служит доказательством "бытия божия".Что из этого следует? О, очень многое следует. Решительно все следует.
      А что Кант? Кант попал впросак и попер по бездорожью.
     
      После Нового года мяса в магазинах завались, каждый день в продажу выбрасывают офигенную сметану. Очереди рассосались. Айгешат на кухонном столе кромсает магазинную баранину. Ее успокаивает Алтынбек.
      - Не волнуйся... Мясо в магазинах исчезнет к весне.
      - Дядя, ну почему?
      - Баран растет не один день.
     
      Стенгазетная заметка не прошла незамеченной. Название "Достоинство нации" вычурное, содержание постарался выдержать. Единственно, что позволил себе, так это немного поглумиться над простоватостью и хамством русаков в надежде, что партия разберется с истинными виновниками. Жаркен похвалил меня: "Молодец, не придерешься, но пробирает". Лерик передал, как у них на стенде при разборе заметки насмешничал Токсанбаев: "Кто такой этот Ахметов?".
      Главные вещи произошли на партсобрании. Возник Володя Рябинин: "Кто дал Ахметову разрешение пропагандировать национализм?". Рябинин мордвин или удмурт и лезет. 5 января неизвестные газету сорвали, дело на меня передали в товарищеский суд. Формально не за заметку. В декабре я оставил на столе записку для уборщицы с просьбой не лазить по столам. Она пошла с заявлением в местком. Телега три недели лежала без движения, после новогодней стенгазеты о ней вспомнили и теперь мне шьют оскорбление рабочего класса. Ерунда, конечно, но в одном месте на меня задул холод.
      Тереза Орловски сходила в местком и сказала, что записка адресована ей. Что до того, почему я не обратился к ней устно, так мы, мол, были в ссоре, и Ахметов на бумаге попросил прекратить лазание в его столе.
     
      С Нового года Каспаков работает ведущим научным сотрудником. На работе ведет себя тихо, часто вызывает из комнаты поболтать. После первой зарплаты позвал меня зайти с ним в обувной магазин.
      У прилавка с зимними ботинками кружит сосед Жаркена Леонид Иванович. С соседом Каспаков до прошлого года хорошо побухивал, сейчас посматривает на него свысока.
      Старик повертел в руках меховой сапог и спросил: "Жаркен, как ты думаешь, эти подойдут?". Каспаков напыжился: "Что пенсию получил?".
      Леонид Иванович хоть и алкаш, но про собутыльника все понял.
      - Причем здесь пенсия? - обиделся сосед.
      Я рассказал Айгешат о Леониде Ивановиче и заметил:
      - Жаркен опять на уровне.
      - Какой все-таки Жаркен... - брезгливо скривилась жена.
     
      В субботу с утра к маме пришла тетя Шафира. Я спустился за газетами. В "Известиях" на всю полосу статья-разоблачение Щепоткина "Паутина". В ней речь и о вузе, где проректором работает сын тети Шафиры Булат. Щепоткин громил ректора, про Булата ни слова. Почему я и прочитал статью вслух, но тетя Шафира переполошилась. Как оказалось, не зря.
      Публикация в "Известиях" получила резонанс. Партком института созвал народ на общеинститутское собрание. Булату, дабы ненароком не перепало, надо было по умному отмежеваться от ректора. На собрании сын тети Шафиры и отмежевался.
      - Я не раз делал ему замечания, требовал прекратить безобразия...
      Ректор не мог припомнить, когда это осмеливался прежде Булат делать ему замечания и уж тем более требовать покончить с безобразиями, но атакованный со всех сторон народными мстителями, сидел пунцовый и молчал в тряпочку.
      В зале нашлись и те, кто хорошо помнил, как совсем недавно Булат публично превозносил ректора. Они-то и покатили баллон на сына тети Шафиры. Возглавила движение за изгнание из проректоров Булата Флора Есентугелова.
      Дочь дяди Аблая декан факультета и завкафедрой. В институте уважают ее и за ум, и за боевой характер. Булат пробовал поговорить с ней. Флора еще больше распалилась и пообещала довести дело изгнания вероломщика из проректоров до конца.
      Тетя Шафира срочно прибежала к матушке. Мама тоже перепугалась за Булата и на следующий день позвала Флору с тетей Альмирой на разговор.
      - Тетя Шаку, я знаю кто вам Курмангалиевы, но прошу вас, не вмешивайтесь, - дочь дяди Аблая мало того, что правдолюбивец, она еще и упрямая, - Знали бы вы, какой ваш Булат подлый.
      - Ой бай, подлый... - матушка рассмеялась.
      Смех ее означал: покажи мне пальцем, кто у нас не подлый. Если найдешь такого, вместе поплачем.
      Тетя Альмира молчала и не улыбалась. Ничего смешного в деяниях сына тети Шафиры она не наблюдала и хорошо понимая, что Булат далеко не Анастасио Сомоса, но согласиться с теорией своего сукина сына тетя Альмира не могла. Флора поведала о числящихся за Булатом эпизодах и по наивности справедливой души думала потрясти матушку. Мама знала младшего сына тети Шафиры 26 лет и ничто из рассказанного Флорой нисколько не дотягивало до уровня "удивляется вопрос". Тем не менее, она уже не смеялась, но продолжала стоять на своем.
      - Ерунда... Флорочка, прошу тебя, не трогай его...
      На примере Флоры можно было видеть: женщину с принципами лучше не злить. Такая запросто любого заборет. Дочь Есентугелова плюнула на Булата на третьем часу переговоров.
      - Тетя Шаку, ладно... - сказала Флора.
      Булат мужик рассыпчатый, но поступил он правильно. Раз уж ректор попал под жернова, его бы уже ничто не спасло. Залогом будущей неприкосновенности сына тети Шафиры теперь могло послужить гарантированное затопление бывшего старшего товарища. Булату ничего не оставалось, как помочь открыть подлодке ректора все, до единого, кингстоны.
     
      Неожиданно позвонил Олег Жуков. Почти четыре года не виделись. Из молодежи он один вспомнил о моем существовании. Подъехал через полчаса, быстро разделся, прошел на кухню, поздоровался с Айгешат.
      - Где тетя Шаку?
      - В больнице.
      - Что-то серьезное?
      - Да нет...
      Олег, как всегда, со вкусом прикинут. Сказал: "Ни с того ни сего вдруг вспомнил о тебе и решил увидеться".
      - Кого видишь? - спросил я. - Как там Кемпил?
      - На Тулебайке околачивается, - ответил Жуков. - Кочубей в прошлом году женился. - сообщил Вася и спросил. - Тебя почему на свадьбе не было?
      - Не было, потому что меня туда никто не звал.
      - Не может быть.
      Олег играл с Шоном.
      - Знаешь, что он говорит?
      - Что? - Вася посадил к себе на колени пацана.
      - Приходит из садика и материт меня: "Папа педераш и бондон!".
      - Ха-ха-ха! Молодец! - Олег расцеловал Шона и спросил. - Кто тебя научил?
      - Представь себе, в садике.
      .Зинаида Петровна с выдворением Кунаева ушла на пенсию - время понянчить внуков теперь у нее есть. Да и материально в семье дела неплохие. Олег пахал огранщиком памятников и хорошо зарабатывал.
     
      - Молилась ли ты на ночь, Дездемона?!
      - О, мавр мой, ты, видно, оброзел!
      В "Литературке" отчет о Пленуме Союза писателей СССР. Петр Проскурин поизмывался над Борисом Васильевым из-за статьи в "Советском экране". Васильев написал: "Посмотрев "Покаяние" Абуладзе, я прозрел". Оратор дал понять Борису Львовичу: и в экстазе следует воздерживаться от простодушных откровений. Проскурину не понравилась и форма покаяния Абуладзе. "Нельзя трогать покойников! Что мы знаем о смерти?!" - воскликнул Петр Проскурин. Воскликнул, как будто не желал понимать, что выбрасывание из могил всего лишь метафора.
      Не более.
      У Бориса Васильева есть мысль: для того, чтобы человек от души боролся с общим врагом, у него обязательно должен быть личный счет к этому врагу.
      Институт раскололся на два лагеря после 17-18 декабря прошлого года. Раскололся ненадолго и объединился в единой цели после того, как активисты-баламуты окончательно убедились в справедливости поговорки: смелость города берет.
      Чокин не город. Он директор и старый человек.
      Брожение начинается с чтения газет и просмотра телевизора. В начале января на Рижском заводе микроавтобусов впервые в стране избрали совет трудового коллектива.
      Смуту заварили Хмыров, Палатник, Мельник, Кочетков, и, конечно же, Алдояров.
      Виктор Иванович Хмыров до 76-го был замдиректора, теперь он заведует лабораторией защиты атмосферы, где руководит сектором Игорь Борисович Палатник. Хмырова Чокин убрал из замов из-за сокращения главком до одной должности заместителя директора. Хмыров кандидат наук и полагал, будто Устименко, хоть он и доктор наук, и членкор, будет пожиже его, человека, как он думал про себя, человека с размахом, личности. Палатник, как специалист, глубже Хмырова, но тоже немного пребывал во власти воспоминаний о будущем, почему полностью соглашался с завлабом, что пришла пора спасать науку от Чокина.
      Мельник и Кочетков серьезные изобретатели и, глядя на их надутые губы, без опасения сильно ошибиться, можно было сказать: "Эти парни тоже немного непризнанные гении". При всей своей тщательности четверка, естественно, размышляла над тем, куда способна завести их безоговорочная ставка на Алдоярова. Все они умные люди и видели, что Бирлес, как все цитатники, от и до вторичен и, уж тем более, не обольщались на счет его мавританских свойств. Сделала четверка тараном Алдоярова в уверенности, что он то, Бирлес, не станет мешать правильно делить заработанные деньги.
      Краегульным камнем реформации четверки служила идея группового хозрасчета - финансовая независимость от директора, завлаба, получившая в то время оформление в виде временных творческих коллективов.
      В конце января без ведома и участия Чокина инициативная группа приступила к выборам совета трудового коллектива. От нашей лаборатории делегатами на собрание пошли Каспаков, Аленов, Шкрет и Руфа. Каспаков по настроениям в зале сделал вывод: идея СТК как инструмент удаления Шафика Чокиновича из директоров получила горячий отклик в сердцах ведущих и старших научных сотрудников теплотехнического сектора института. Допреж понурые умарики, почувствовали, что если начальство взять на горло, то оно способно быстро открыть в себе способность безостановочно пятиться назад.
      - Алдоярова избрали председателем СТК, - сообщил утром Каспаков.
      - Что делать?
      - Ничего не надо делать... - предупредил Жаркен. - Кто мы такие?
      В современных условиях совет трудового коллектива приобретает разящую силу полкового комитета исключительно при одобрении партийного комитета. Год назад Чокин обновил партком, но за последние две-три недели и в умонастроениях членов партбюро произошли существенные изменения, в результате чего кроме Заркеша Сакипова на прочокинских позициях стоял только Марат Курмангалиев, заведующий лабораторией топочных устройств. Заместитель Сакипова по партии Дорошин как и Алдояров, тоже из лаборатории теплофизики. Аскетичной наружности, принципиальный парень Дорошин каждое утро вышагивал к парткабинету под впечатлением накачки Алдоярова.
      Должность парторга Бирлес обещал оставить за Геной. Что дальше? Дальше зажмуриться от предвкушения удовольствия и продолжать тромбить Сакипова.
      - Выстоит ли Сакипов? - подумал я вслух.
      - Кто знает, - отозвался Каспаков, - он задумался и сказал, - Вряд ли.
      Сегодня движущая сила науки народ. Если дело дойдет до выборов директора, а все к тому и идет, то голосовать будут все. От докторов до вахтеров.
      Новый министр энергетики СССР Майорец Чокина не знает. На министерство надежды нет.
      - Вы разговаривали с Чокиным?
      - Разговаривал.
      - Что он думает делать?
      - Ничего он не думает...
      - Так нельзя. Подскажите ему: пусть позвонит в ЦК КПСС Марчуку.
      "Марчук играет на гитаре". Бывший главный инженер Братской ГЭС, ныне заведующий сектором энергетики промышленного отдела ЦК КПСС и хорошо знает Шафика Чокиновича.
      - Думаешь, Марчуку сейчас до Чокина?
      Разумом я понимал, эпоха Чокина уходит в прошлое. Видел я и что слова о том, что все только и думают о будущем науки несусветная глупость и ложь. Наука не человек, а объективная реальность, которой ни жарко, ни холодно от заклинаний ее служителей. Внутри меня воцарялся мрак, когда я представлял, как меня в случае прихода к власти будет шпынять Алдояров. Иногда и я проявлял готовность смириться с его директорством при условии, если Бирлес даст гарантии моей неприкосновенности. Однако вспомнив, как он посмотрел на меня дома у Макса, я оставлял мысли о капитуляции в покое.
      Последние месяцы мавр всерьез точит лыжи в высшее общество и рассказывает всем, как уделал на корте Марата Курмангалиева. Марат после войны жил возле парка Горького и в его увлечении теннисом ничего особенного нет и потом ему, элегантному мужчине, белая майка и шорты к лицу. Мавр же делал вид, что у них там, в Кзыл-Ординской области большой теннис еще до войны потеснил асыки с лянгой и имеет с тех пор устойчивые традиции.
      - Обыграл Марата, - сказал Кул и спросил, - И что тут такого?
      - Как что тут такого? - дернулся Бирлес. - Марат Курмангалиев выше меня на полторы головы.
      Здесь ли надо искать истоки его целенаправленности? Паренек тщится доказать рослым парням, что они всего лишь длиннее его, карапета, но никак не выше. Отсюда и задача получить прописку по месту нынешнего пребывания Чокина.
      Насколько серьезно, всамделишно происходящее вокруг меня, со мной, я начинал постигать на примере рывка Алдоярова с глубины на поверхность. Немыслимые в столь откровенной форме ранее домогательства власти Бирлесом которые могли случиться где-нибудь в мультфильме, овеществлялись в реальной жизни в лихорадочном темпе и утверждались с беспощадной дикостью так, что я начинал, увы, поздно постигать насколько цинична как сама жизнь, так и все мы. В чем еще была польза напористости Бирлеса для окружающих, так это в том, что каждый из нас мог воочию убедиться, что все на свете и в самом деле рождается из наших желаний. Мавр раньше других смекнул об этом и сейчас делал свое дело и никуда не собирался уходить.
      Пройдет, - думал я, - несколько десятков лет, Алдояров постареет и наверняка не уразумеет, что директорство, как и сама наука, именем которой он сейчас гвоздит рутинеров, голимая хреновина. Нет, пожалуй, он и сейчас все про все прекрасно кумекает, и все его демагогические ходильники он делает спецом только лишь потому, что прописка в кабинете Чокина для него - это победа при Уимблдоне.
      Как остановить нашу черную молнию? Не простое это дело, если он вошел во вкус сносить бошки тем, кто выше его на полторы, а то и две, головы. На данный момент, при данных обстоятельствах, в открытом столкновении его способен одолеть человек, который так же мощно сосредоточился на достижении главной цели в жизни - во что бы то ни стало, любой ценой, добиться успеха. Среди противников и единомышленников Алдоярова сегодня таких нет.
      Посоветуюсь-ка я с матушкой и Айгешат. Они от меня премного наслышаны о Бирлесе. Мама Алдоярова ни разу не видела, но из моих рассказов лучше всех осознала исходившую угрозу от него моему спокойствию. Как его тормознуть матушка не представляла, потому и предупредила:
      - Кырспе... Мынау жексрун сени ультред.
      Айгешат понимала, что жексрун может мне напакостить с защитой дисера и при сем не считала его столь уж непобедимо грозным.
      - Каждый из нас чего-то боится.,- сказала жена, лишний раз давая понять: марксизм не догма.
     
      Похоже, что Костя Салыков не липовый киношник. Он выступает по местному телевидению.
      - Рабочее название картины "Балкон"... Фильм о детстве поколения Горбачева и Олжаса Сулейменова, - Костя воодушевленно рассказывал, - Он о поколении, которое сегодня преобразует мир...
      Кот дал интервью и молодежной газете "Ленинская смена". Друг детства фонтанирует идеями, фильм еще не снят, но Костя рассказывает: картина насыщена реминесценциями и прочими делами. В конце концов он признался:
      - "Балкон" снимается по мотивам поэмы Олжаса Сулейменова, но он о моем детстве, о детстве пацанов центра Алма-Аты...
      Та-ак... Любопытно. Я оживился.
      11. 03.87
      "Здравствуй родной!
      Ты даже не представляешь, как обрадовало меня твое письмо! Как хорошо, что все так кончилось, я имею в виду, на работе. Уволился этот товарищ или нет?
      Обычно такие люди бывают очень упрямыми не в меру, и это часто граничит с наглостью, их ничем не прошибешь. Ужасно если им еще дана власть над людьми. Так что прими мои самые искренние поздравления с победой, я горжусь тобой! Самое страшное, что в той обстановке трудно доказать свою правоту и часто люди теряют уверенность в себе, в своих силах. А ты молодец, оказался на высоте. Так держать! Как сейчас на работе?
      Пусть все будет все просто и так, как надо! А самое главное, что это все реально и нам осталось совсем мало ждать. Как только ты будешь в этой колонии, я приеду без промедления, если, конечно, я тебе буду там нужна. Но думаю, что буду нужна! Это не уверенность в себе - нет! Просто, если ты меня где-то далеко в душе сам защищаешь, то я все делаю правильно. Потому, что в данный момент, ты меня извини, думаешь в основном о себе! Я все понимаю и поэтому не сержусь на тебя. А вот, когда мы сможем встретиться с тобой на равных, сможем поговорить, не через стекло, а как говорят глаза в глаза, не будем чувствовать то унижение, которое создает сама обстановка, те стены, вот тогда все и решим!
      ...У меня кроме отпуска есть еще две недели отгулов, я их буду беречь, на наш медовый месяц в октябре. Ты только все делай заранее и не отказывайся от меня на всякий случай, а то ты мы еще и вместе ни разу то не были, а по письмам ты меня уже два раза "бросал".
      Не хорошо!
      Я смеюсь, конечно, а то ты снова разобидешься.
      Ну вот родной, теперь кажется все, пиши, передавай привет своим домашним.
      Всего тебе хорошего.
      До свидания.
      Рита".
     
      Прошлой зимой Рита Топанер ехала автобусом сообщением Кокчетав - Омск и разговорилась с попутчиками. Ими были Нурлаха и Куралай. Соседи обменялись адресами и, по возвращении к себе в Валиханово, Куралай отписала подробно Доктору про попутчицу. О том, что Рита женщина свободная, видная, самый раз в заочницы.
      Доктор немедленно отправил письмо в Омск. Переписка получила быстрое развитие. Рита прислала письмецо и нам, где опровергла мою догадку что она немка, заявив, что Топанер фамилия русская. Ее 18-летний сын за хулиганку отбывал наказание, муж то ли умер, то ли пропал. Доктор попросил Айгешат половину получаемых из бухгалтерии "тройки" денег, переправлять Рите в Омск.
      Что из этого могло получиться не знал никто. Рита собиралась ехать на свидание к Доктору второй год, да все никак не могла собраться.
     
      ЛЭП 500 не простая линия,
      И ведем мы ее с ребятами...
      - Конь о четырех ногах и тот спотыкается... - с улыбкой сказал Чокин.
      Директор представлял объединенной лаборатории топливно-энергетичческого комплекса нового заведующего. Сатраев, Шкрет и Лойтер остались заведовать секторами - командование над всеми получил Каспаков. Заведующие секторами молчали. Гримасу состроил Сатраев, остался недоволен Аленов. Перетряхивание не ко времени. Через неделю Кулу докладывать на семинаре докторскую, и он пятой точкой чуял: не к добру вернулся Жаркен.
      Специально строполить против Аленова народ нужды не было. Сатраев согласился с завлабом: если Кула пропустить на специализированный совет, то он всем нам покажет. Чтобы не оставить камня на камне от методической части дисера Жаркен поговорил с лабораторным математиком Рыбаковым. Володя пообещал: не волнуйтесь, шеф, - сделаем.
      Подготовка к экзекуции проходила у меня на глазах. Я не забыл, как Аленов на пару со Шкретом подгадили мне на аттестации и не думал предупреждать Кула.
      Жаркен ограничился ролью председательствующего, но время от времени подзадоривал репликами Саяна и Володю Рыбакова. Ташенев ради балды стал цитировать наиболее откровенные пассажи аленовского дисера и едко вопрошать: "Как, прикажете это понимать?". Семинар ухахатывался, Кул растерялся и напрочь забыл, как следует понимать самого себя.
      Рыбаков не кандидат, но дюже способный малый. Каспаков знал, что делает, когда поручил Володе отвечать за разгром методической части. В видении Рыбакова изюминка Кула - эконометрические уравнения - приобрела постыдно жалкий вид, семинар превратился в избиение младенца. Защищал братана только Шкрет. Он говорил, что есть дисеры на порядок невнятнее работы Аленова. Что вы прицепились к своему человеку? Нельзя так. Кто-то напомнил Саше: "Мало ли что и как делают другие. Не забывай, Саша, КазНИИ энергетики - это фирма".
      Заклеванный Кул переставал владеть собой. Когда Володя в очередной раз спросил: "Откуда ты взял эту чушь?", Аленов попытался юморнуть и поднял над головой свою монографию: "Отсюда". Рыбаков не замедлил съязвить: "Так ты у нас еще и классик!".
      Кроме того, что Володя ястреб, он еще и опытный демагог. Он вошел в раж и подводя черту, сказал: "Вот смотришь на таких, как наш Аленов, и перестаешь верить, что жили когда-то люди, стрелявшиеся из-за чести".
      В этом месте Каспаков чуть не зааплодировал, но опомнившись, сдержался и обвел нас, сидящих, торжествующим взглядом. Атака с моря удалась. Кул с красным мордом почесывал затылок.
     
      "И радость вдруг заволновалась в его душе, и он даже остановился на минуту, чтобы перевести дух. Прошлое, - думал он, - связано с настоящим непрерывною цепью событий, вытекавших одно из другого. И ему казалось, что он только что видел оба конца этой цепи: дотронулся до одного конца, как дрогнул другой".
      Антон Чехов. "Студент". Рассказ.
      По Бердяеву Историей движет не народ и даже не личности, а исключительно творчество. Если так, то Всемирная История вплотную приблизилась к своему завершению: сочинительство зашло в тупик и проворачивается. Все что мы видим и слышим, - вариации на тему "Лунной сонаты".
      По свидетельству И.П. Чехова, брата писателя, Антон Павлович ценил рассказ "Студент" более других своих вещей. Чехов не только тосковал об "общей идее", он, как вспоминал Бунин, опасался предстать перед потомками нытиком. Удивительно читать такое про Чехова. Странновато выглядел бы Антон Павлович, предстань он перед читателем бодрячком, жизнерадостно выводящим тезу о том, что "человек рожден для счастья". Для чего же в таком случае рождается человек? Во всяком случае, не для несчастья.
      В примечании к рассказу "Студент" (М. "Художественная литература", 1979) приводится мнение молодого человека, оставившего запись: "...В ваших рассказах находят то, что всех мучает, чего многие еще и не сознают, а только чувствуют и не понимают, почему им так тяжело и скверно... И к Вам все прислушиваются, но никто не ждет ответа, но как дорог всем Ваш студент, возвращающийся домой с охоты в холодную ночь".
      "Начало и конец обязательно должны перекликаться". - говорила Галина Васильевна. "...Прошлое связано с настоящим непрерывною цепью событий, вытекавших одно из другого. ...Дотронулся до одного конца, как дрогнул другой".
      Много лет спустя я услышал от близкой знакомой: "Мастер и Маргарита - роман-месть".
      Каждый видит то, что видит. Не мне одному показалось, что роман Булгакова содержит, в неявной и в открытой формах, ответы на вопросы, поставленные в начале ХХ века Антоном Павловичем Чеховым. Не потому ли собственно в октябре 84-го и возникло ощущение, что это та самая книга, которую я ждал всю предыдущую жизнь? Главный чеховский вопрос - "общая идея". В чем она у Булгакова?
     
      Группа крови на рукаве,
      Мой порядковый номер на рукаве...
      "Изабель, Изабель,...Изабель...". " Сто дней после детства" еще не начались, но Панека уже в полный рост тащится от Виктора Цоя. Она уже не называет меня папой и пишет стихи про "звездные нити", которыми она связана с мамой. Не могу слушать Цоя. Пение его сродни бубнежу шамана.
      Каспаков вернул рукопись со словами:
      - Не ожидал от тебя...
      Я и сам чувствовал, что с мемуарами выходит что-то не то. Не изложение, диктант получается у нас с Чокиным. Кто виноват? Конечно, не Курт Воннегут.
      - Видишь ли..., - Жаркен Каспакович задумался и сказал. - Писанина твоя отдает... Э-э... Ладно... Не буду... - Он небрежно отмахнулся. - Мне, например, из такого рода литературы нравится книга генетика Дубинина "Вечное движение"... А у тебя там... Чуть ли не... - Каспаков запнулся.
      - Протокол? - подсказал я.
      - Не то, чтобы протокол... Как тебе сказать?
      Главный редактор журнала "Коммунист" Наиль Биккенин защищает Михаила Шатрова.
      - Пьесы Шатрова, может и протоколы, но протоколы особого рода.
      У меня не протоколы. Каша-размазня.
      Честно говоря, работа над мемуарами утомила. Добавления, добавления, вычеркивания... Не могу понять, что есть главное в биографии Чокина. Еще тогда думал, дело в том, что в повествовании нет конфликта. Если не внешнего, то хотя бы внутреннего. Пошел я на поводу у рассказчика потому, как нет у меня своей позиции.
      Вчера разговаривал с Чокиным по телефону.
      - Днем вас на работе не было.
      - На похоронах был.
      - Кто умер?
      - Сын Духана Атилова.
      - Какой сын?
      - Ес.
      - Что?!
      - Да вот умер...
      - От чего умер Ес?
      - Не знаю.
      История темная. После освобождения Ес помелькал немного и поехал на заработки в Норильск. Работал несколько месяцев и его привезли домой в цинковом гробу. Говорили, что Ес то ли повесился, то ли его подвесили. Духану не позавидуешь. Ему тоже выпало пережить смерть сыновей. Сам он скончается только в 2003- м, в возрасте 96 лет.
      Я боюсь встречи с Икошкой. После того, что случилось с Есом, он легко может вновь на меня осерчать.
      "Балкон" Кот снимает в старых дворах и у сносимого кинотеатра "ТЮЗ". То, что уже успели порушить, Салыков задрапировал, воссоздал кафе "Лето". "Пожелай мне не остаться в этой траве...".Чуть позже, или одновременно с "Балконом" на "Казахфильме" снималась и "Игла" с Виктором Цоем. На роль человека, поставившего точку в судьбе героя Цоя, приглашен Икошка Атилов. Это он, Икошка, на заснеженной аллее Алма-Аты спросит у Цоя прикурить и элегантно завалит заступника Дины.
     
      "Как-то по телевизору репортер донимал прохожих расспросами: как им нравится переименование улиц в Алматы? Простоволосая славянка рассказывала, как ей нестерпимо милы новые названия старых улиц.
      - Вы знаете, что прежде эта улица носила имя Пастера?
      - Да.
      - Кто он?
      - Убей бог, не знаю.
      - А Макатаева, что сменил Пастера на этой улице, знаете?
      - Как же, как же... Знаем, - она почему-то вдруг взялась отвечать во множественном числе. Приосанилась, голос обрел твердость. - Батыр он. Жил лет двести-триста тому назад.
      - Батыр?! - репортер был молод, но удар держал.
      - Ну да, - поспешила она окончательно заверить всех в своем благонравии. - Мы его любим...
      А кто-то еще сомневается, что у нас разные воспоминания и что мы разные все вместе.
      Чтобы окончательно уяснить, где мы находимся, приведу недавно вычитанные слова алматинского дизайнера Сохоревой: "Только у нас чиновники являются властителями дум...". Не согласен со словом "только", в остальном лучше не скажешь. Верно и точно. Как точно и то, что все недомыслие сегодняшнего дня, ближняя и дальняя судьба общества заключены в существенности наших претензий к настоящей жизни. Потому нельзя ли сделать так, чтобы наша готовность припасть губами к руке акима не только нашла восторженный отклик в благодарных сердцах широких народных масс, но и непременно одухотворяла будущее?
      Справедливости ради не следует забывать: сам аким тут ни причем. Внутренне он отдает себе отчет в том, что его простодушно-безропотное согласие неотлучно следовать за другим, более существенным Акимом есть не совсем то, о чем подобает сокровенно грезить юноше, обдумывающему житье. Но что прикажете делать, когда некуда больше идти?
      В недавние времена (лет 15 назад) сверхзадача обозначилась незатейливым призывом: "Перестройку надо начинать с себя". Тоже по сути правильное выражение смысла настоятельной необходимости покаяния. Но ... мы ничего не поняли и принялись выбрасывать из могил трупы отцов-злодеев.
      Потребность в национальной идее возникает обыкновенно, когда потенциал разрушения в сознании общества начинает брать верх над потенциалом созидательного строя народной мысли. Наступившие десять лет назад перемены шутя обогнали нашу прошлую жизнь, обратили в прах, в ничто наш личный опыт. Что и обернулось утратой веры в себя одинаково у тех, кто ждал со смутной надеждой нового содержания жизни, и у тех, кто принимал неизведанное как непоправимую несправедливость.
      Благими намерениями вымощена дорога в ад. Внешне национальная идея зовет к единению. Когда Солженицын делился с нами тем, "как обустроить Россию", он, по сути, собирался взгромоздить Россию на толстенный сук древа гационального покоя. Не думая о том, что когда-то оставшимся на земле взбредет в голову спилить все дерево.
      Что сейчас и происходит.
      Одна из составных закавык злосчастьчя нашего общества, думается, в том, что титульная нация в один день стала принимать себя с почтительной серьезностью. Наив трогателен в исполнении младенца. Когда же наивом самомнения набухают пастыри, смешно только на первых порах. Подумав, люди заказывают контейнеры, собирают чемоданы.
      У казахов немало многолико сущих слов, понятий. Одно из них - "жармаган". По-русски - злыдень или что-то вроде доброхота, слаще моркови в детстве ничего не вкусившего. И неизвестно почему и непонятно откуда крадется, лепится со всех сторон ощущение, что не имеем мы при себе никаких иных притязаний духа, кроме неизбывной обиженности этого самого жармагана.
      Мало кто будет возражать против того, что национальная идея есть собственно дух, что указывает не только на трансцендентную, сакральную ее природу, но и на бесплодность любых попыток расшифровать и зафиксировать подсознательные влечение на языке быта. Это, наконец, то, о чем немыслимо рассуждать вслух. Это то, что выше всех предписаний и наставлений. Выше разума. Выше веры. И единственно замечательно, что научной рассудочности не поймать, не стреножить этот дух. Иначе, что бы нас ждало впереди?
      Потому и не стоит до срока переживать, имеет ли Казахстан устойчивую перспективу самоорганизации демократического общества и существует ли в народе хоть какая-то цель, направленная в будущее. В конце концов, демократия, в сущности, тоже схема. И причислять ей чудотворные свойства - все равно что приписывать кому-либо осведомленность о пределах воли господней.
      Бывшее в широком хождении впечатление недавнего прошлого о том, что трагедия Запада заключается в безысходном индивидуализме, перебралось и к нам премилым установлением: "Это твои проблемы". Здесь все. И мысли и чуства. Однако было бы глупо и смешно выдавать этот перл за истинное достижение демократии, за то, чем может гордиться американский обыватель. Он не виноват в том, что каждый находит то, что ищет. И не может отвечать за то, что кому-то где-то до чертиков возжелалось косить под своего в мировой компании баловней исторической судьбы. Хотя кто там подлинно баловень - надо еще разбираться...".
      Бектас Ахметов. "Все еще впереди?". "Аргументы и факты Казахстан", N 52, 2000.
      Ну что ты будешь делать? Соседке Лязе с первого этажа не нравится "Собачье сердце".
      От сердца хохотал и не понимаю ее и это при том, что возненавидел обоих, особенно ассистента Менгеле - Борменталя. А Чугункин шикарный мужик. Обидно за него. И Швондер ништяковый пацан - вылитый Шастри. Чугункин - он чугун, все равно что горновой из Темиртау.
      Чем мне понравился Шариков? Юморист, а эти двое шуток не понимают. Нину Андрееву с порога не воспринимал, а вот Шарикова, внутри себя полюбил. Особенно люба песенка про буржуя.
      Магда знает Толоконникова. Пили с ним и Валей с Керей. Толоконников живет рядом с молоканкой тети Нади и друзья детства вспоминают его и говорят: "Так это ж наш Толокоша".
      В дальнейшем понравился Шариков и сыну. В 90 или 91 Айгешат и Шон пошли за картошкой. Пацан увидел артиста в очереди и как закричит: "Мама, смотри, Шариков!".
      30 апреля по ЦТ показывали "Музыкальный ринг". Гвоздь программы "Привет" от популярной в то время группы "Секрет". Будет хлеб, будет и песня. По моему, песня "Привет" ознаменовала начало эпохи песен без музыки. От того мне шлягер не понравился. Особенно резануло, то как Леонидов намекнул на то, что он с приветом, и все в зале засмеялись. Запомнилось, как смеялась одна девушка...
      На следующее утро мы были на демонстрации. Стояли у магазина, рядом с политехом и я успел напрочь выкинуть из головы "Музыкальный ринг" вместе с Татьяной Максимовой, как теплофизик Рапопорт крикнул: "Бек! Смотрел вчера "Музыкальный ринг?". "Привет" мне не понравился и я небрежно ответил:
      - Смотрел? Только зря. Какая-то х...тень...
      Грешным делом, я подумал, что Рапопорт вздумал...
      - Да я не про то говорю.
      - Про что тогда?
      - Не заметил, как там один мужик, примерно нашего с тобой возраста, выдавал себя за неформала?
      - Да что-то такое...
      Рапопорт моложе меня на три года, а мужик, про которого говорил Вова, моложе и его был.
      Словом, понятно о чем речь. В институте Бехтерева лечился Ситка, и я хоть и смирился и успел начисто забыть, кто откуда и что почем, но смех в зале над ненормальными меня не просто резанул - кольнул. Подсознательно дернулся, потому что подумал: "Там тоже куклы смеются ?". Смех смехом, но меня здорово напряг триумфальный успех в СССР "Кукушки" Формана. Подкладывание птенца в чужое гнездо меня кромсало на части. Череп и Кэт за руки тянули меня в "Полет":
      - Мы тебе тоже билет купили...Пошли.
      - Я уже видел, - отбивался я от них, - Пять "Оскаров фильм получил... - говорил я, в надежде, что они прекратят...
      Вообще-то фильм я не видел. Случайно в "Кинопанораме" увидел фрагмент с баскетболом и удушением подушкой, я выключил телевизор. И подумал: "Это еще что за карикатура?". Вам же русским языком было сказано, что дурдом - это дом скорби.
      Продолжение следует...
     
   Ребята, кто водку пить будет? (каз.).
      То же что и твою мать, только отношению к отцу. (каз.).
      Страшный суд на подходе. (каз.).
      Никогда не забуду, как наш Нурлан однажды сказал: (каз.).
      Эх... Дал бы мне бог твои знания... Сколько дел наделала бы! (каз.).
      Упаси бог. (каз.).
      Настанет день и погоним мы русских отсюда".
      Евреи (каз.).
      От этого, холера его возьми, тошнит. Ты где такого нашел? (каз)
      Никакого уровня у Абдижамиля нет. (каз.).
      Эй, дурашка! Пипиську покажи! (каз.).
      Кому говорят! Покажи пипиську Абекену
      Выживать как-то надо, не правда ли? Джубан очень хороший парень. (каз.).
      Хулиганов. (каз.).
      Не убивай! (каз).
      Спаси меня Господи. (каз).
      Ты кто такой? (каз.).
      Сначала подлеца надо в тупик загнать, а потом пусть себе ко всем чертям идет. От греха подальше. (каз).
      Ужас, позор, срам! (каз.).
      Может меня в снохи возьмете? (каз).
      Упаси бог! (каз)
      Это не простая старуха. (каз).
      Когда придешь? (каз.).
      Не спросив, дверь не открывай! (каз.).
      Не открывай! (каз.).
      Камбар, дорогой! (каз).
      Я все ему рассказала... Олжас заплакал. (каз.).
      Ни о чем не думаешь... Брата потерял. (каз.).
      Что случилось? (каз.).
      Кто? (каз.).
      Кто ты? (каз.).
      Как здоровье? (каз.).
      - Абдрашит про Нуртаса до сих пор не знает?
      - Догадывается. (каз.).
     
      Дурак (каз.).
      Обычный базар. (каз.).
      Какой (каз.).
      Отец болеет, я болею. Нам нужен врач. (каз.).
      Гулящая . (каз.).
      Как поживаете, сватья? (каз.).
      Что это? (каз).
      Бектас написал. (каз).
      Ты ничего еще в жизни не понимаешь. (каз).
      Мышь. (каз.).
      Я чище тебя. (каз).
      Позор! (каз.).
      Это я, Шаку-апай. (каз.).
      Не говори так. Это грех. (каз.).
      Ты во всем виноват! Ты! (каз.).
      Рот не раззевай. (каз.).
      Уйсунь - представитель Старшего жуза.
      Среди уйсуней немало хороших людей. (каз.).
      Жизнь - это только моя собственность. (англ.).
      Жена старшего брата. (каз.).
      Сношенька, ты мне приготовь оладьи. Я тебе много чего расскажу. (каз.).
      Изумительно! (каз.).
      К примеру. (каз.).
      Хлебом клянусь. (каз.).
      Ты анашу куришь? (каз.).
      Еще один бандит появился. (каз.).
      Правильно говоришь. (каз.).
      К черту. (каз.)..
      Что делаешь? (каз.).
      Лекарство готовлю. (каз.).
      Расходитесь! (каз.).
      Не трогай ребенка! (каз).
      Не лезь... Этот вонючка тебя убьет. (каз.).
     
Оценка: 6.41*4  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"