Аннотация: Поставила в фантастику, но условно: вообще-то эдакие кафкианские мотивы =)))
Наказание
Наказание всегда тянется дольше, чем следует. В моем случае - настолько долго, что я забыл свой проступок.
Да и судебный процесс... Немного белого цвета, люминисцентно пробивающегося под радужку, контрастом - темнота, похожая на зевающий рот. Пожалуй, больше не назову.
Тем не менее, я здесь.
Мне повезло - не заточили в каменный колодец; я могу наблюдать за происходящим.
Из-за решетки мир выглядит поделенным на сектора, словно рулетка. Красное и черное, цифры и постукивание шарика. Я слежу, как в секторах меняются декорации. Непропорциональные, искаженные - кто-то разрушил золотое сечение с жестокостью варваров, напавших на Древний Рим. А те, кто по другую сторону стальных волокон - не замечают собственного уродства, и порой мне неловко от этого, я чувствую себя вуайеристом - и притворяюсь спящим. Притворяться долго не выходит, я брожу по камере. Четыре угла и крыша, повсюду - пальцы света, лучи пытаются вытащить меня. Я сто раз объяснял им - бесполезно: замок крепок, решетки не расплавятся от тепла чересчур далекого солнца, но они меня не слушают.
Иногда смеха ради царапаю отросшими ногтями прохладный металл. Смеха ради - потому что бессмысленные попытки наталкиваются еще и на смех моих стражей. Меня сердит их неутомимая - неумолимая? - веселость, в конце концов - я осужденный, но не шут. Они же вечно готовы показывать пальцем и смеяться на разные голоса - от писклявого детского хихиканья, до зычного ржания полутрезвых мужланов. Возможно, это - часть наказания. Сорняки моего самоуважения вырываются их насмешками - с корнем, и обильно взрастает смирение...
Замкнутое пространство - суть смирения. Недаром, средневековые монахи добровольно заточали себя в кельи, годами не видя себе подобных. Прежде я был чересчур самонадеян, одна из ошибок, наверное, и привела меня сюда. Воистину мудр тот, кто изобрел камеру из трех стен и восемнадцати решеток.
Восемнадцати? Да, их количество всегда меняется. Вчера насчитал двадцать четыре. Вероятно, мой мозг таким образом предохраняет себя от шизофрении, ибо узнай я одну из Великих Тайн - например, почему я здесь, или же количество решеток - аминокислоты перестроились бы на саморазрушение.
Даже в моем случае, главное - цель жизни.
К сожалению, молитв я не помню, книг и газет мне тут не полагается. Да и не особенно хочется что-то читать или вспоминать, мое тело более заинтересовано в пище и полусонном наблюдении за секторами жизни-за-решеткой. Кормят, кстати, неплохо. Морить голодом не входит в планы того, кто посадил меня сюда.
Гораздо хуже - с прогулками. Приблизительно раз в сутки один из стражей, этих уродливых созданий, вскрывает замок камеры и позволяет покинуть опостылевшую обитель. Но как же внимательно следят за каждым моим шагом! Стоит замереть и оглядеться - норовят втолкнуть обратно; с грубой нахальностью работников концлагеря - и совершенно не считаясь с моими желаниями.
...И вновь тюрьма.
Я считаю часы и дни, я ненавижу свой плен - но не только четырехстенную коробку с похожими на иглы шприцев, прутьями. Отчаянней всего я ненавижу свое тело.
Тело - это главная тюрьма, главное наказание.
Я считаю часы, дни и секунды.
Утешает лишь одно. Просыпаясь и вздрагивая от ужаса и отвращения, от осознания собственной обреченности - я повторяю эту фразу, ибо она - надежда на скорое избавление и пересмотр приговора.