Мое хриплое дыхание похоже на псевдожизнь. Так утопленники выбираются из лагун, и, шатаясь, бредут за живыми, и луна озаряет их, а добрые духи врассыпную бегут в разные стороны. Утопленники дышат. Как я.
Моя одежда черна, но черный - это всего лишь оттенок серого... и, применительно ко мне, он лжив. Тьма - это обсидиан, искрящийся полуночным небом, но я не верю в него. Тьма - это граница света. Отречение и, возможно, надежда. У меня нет надежд. У меня ничего нет, кроме рваного черного плаща, и дыхания, и...
Серости. Да.
Никто не в силах представить мою боль. Я миновал лестницу мук ада, я спустился ниже днища озера Коцит... вернее, нет кругов адских, и озеро Коцит - очередная ложь мира живых. Есть _моя_ агония, она - бесконечность, похожая на клубы дыма, или клыкастую бездну. Бездну? Нет, хуже, ибо бездна - это темнота... я же вижу в сером.
Контуры расплывчаты, а боль - гложет меня, гниет во мне. Разложение непрерывно, булькает пузырьками болотного газа, и я тщусь закричать, чтобы вырвать ее... хотя бы на долю мгновения, пока я еще в силах понимать, что такое мгновения, пока... Но небытие смыкается, и хрип мой - висельника, преступника, обреченного - бьется в горле раздавленным воробьем.
Мука - это я. Она и сожрала контуры предметов, подобно хищным фагоцитам, и заместила все тягучей серой массой неизбывного отчаяния...
Я - отсечен. От себя, от мира. Я не один такой, нас много. Нас ненавидят, нас считают порождениями преисподней, но ирония в том, что мы - жертвы. Никто так не страдает. Никто. Так. Не. Страдает... Как мы...
Все страдания живых - пустяки. По сравнению с нашими.
А они разбегаются в ужасе, или же из их прозрачных, похожих на осколки драгоценных камней, глаз течет странная жидкость... но я не помню, как это называется, потому что серость заполонила все, и...
Я подхожу. Ближе. Я дышу.
Я втягиваю в себя их... его... частичку... ему это ничего не стоит, просто маленькие разноцветные искорки, крупинки калейдоскопа их живой памяти... антоним пустоте во мне. И благословенные искорки исцеляют меня, утоляют мой мучительный голод, и мне хочется приблизиться к вожделенному источнику... ибо туман немного рассеивается, оживляет меня, стряхивает муторь слепоты... и даже заживляет провалы агонии.
"Источник" обретает имя. Человек. Человек - кричит, потому что я.
Наступаю.
Всегалактическое страдание стушевывается. "Подари мне свои пилюли-искорки", шепчу я, но моя жертва слышит только хрип удавленника. Жаль, мы не поймем друг друга... но дай выпить тебя до конца. Ну пожалуйста. Ведь серая пленка истончается, и... я... вспоминаю.
Вспоминаю?
Я - был... таким как он, таким как эта маленькая жертва. Я видел - не только в сером, и счастливые воспоминания хранились во мне, точно в ларце. Я был - таким же ларцом, как он...
Как прекрасно.
Как я хочу вернуть.
Но надежда - умерла... слишком давно. Нет возврата.
Он кричит. Я приближаюсь. Он кричит. Я требую.
Подари мне себя. Позволь испить тебя, немного твоей жизненной силы... боль вернется, я знаю - но пока... пока я погашу это пламя. Ненадолго. Позволь вылакать твою сладкую, полыхающую радугой, душу.
Позволь подарить мою мертвую любовь. Она - боль, квинтэссенция безумия, но и драгоценный дар. Когда-то одарили меня. Теперь - моя очередь.
Позволь...
Поцеловать тебя.
Его глаза влажны от слез, а губы дрожат. Я высосал достаточно из его ларца, поэтому могу наблюдать. Он обмелел, будто дно океана во время отлива, и торчат гниющие водоросли и трупы моллюсков. Это - его собственная боль. Люди прячут ее внутри себя, а я обнажаю.
Но сейчас я поцелую его, и тогда прилив не наступит. Вот правда.
Я снимаю капюшон моей фальшивой тьмы.
Он трясется. Мои холодные губы тянутся к нему.
Он направляет на меня кусок дерева. Бесполезная деревяшка... зачем она, позволь выпить тебя, позволь...
-Экспекто Патронум! - раздается его кристально-чистый голос...
...И серебро его души вырывается из глупой щепки, и ударяет в меня - неистово, всепоглощающе, будто снежный буран, будто взрыв Сверхновой... Что-то происходит... Оживление? Серебро - мой палач, моя погибель... и мой наркотик, я отшатываюсь - и наслаждаюсь, идиот, он полагает, будто _отпугивает_ меня, но - действие чар иное... и это так прекрасно... я вижу, я снова вижу...
Мириады оттенков... точно расколотили мозаичную фреску, и разноцветное стекло поблескивает у ног.
Я вижу. По-настоящему. Трава - изумрудна, а небо - лазурное, а солнце горячо, и воздух теплый... Живой!..
Я - ЧЕЛОВЕК! Я СНОВА ЧЕЛОВЕК!
И я забываю о жертве. Но серебро гаснет - так стремительно, а сзади нарастает серость... и я бегу прочь от нее, а он - жертва - торжествует, думая, что _отогнал_ меня... Глупец! Он - ничто... Серость - всемогуща.
Я бегу. Теперь я жертва. Я.
Я знаю, что креп боли настигнет меня, сомкнет и задушит... слепотой и безумием, свистящим, точно мое дыхание. Но пока... пока душа вернулась ко мне... На краткий миг, почти такой же болезненный, как осознание невозвратности...
И все же я счастлив.
Ибо пока есть люди, у меня есть надежда хоть долю секунды - не видеть в сером...