Аннотация: Фэнтези-почти-ориджинал. Вообще-то про немецкую группу Das Ich и вообще-то RPS, но рейтинг невысокий и незнание персоналий читать не помешает.
Beyond the Wall of Sleep
Категория: Das Ich RPS
Жанр: angst, action
Рейтинг: PG-13
Дисклеймер: события вымышлены, какое-либо совпадение имен, названий или реалий с существующими - чистое совпадение.
The threne my love that opens now
In cattle blood of aery brow
Con that life's a dream not to affy
As embodied matter love will die
You twinkle still in argentine
When I palmy doubt the rapid din
To force the mure, the pain I hide
As you're not longer by my side
Tiamat, "MountMarilyn"
На некоторые вопросы никогда не будет ответа, некоторым явлениям не отыщется объяснений - и вечно человечество ли, индивидуум - стоит, взирая на них с потерянным видом разбившего вазу малыша, растерянно изучает осколки, и по-детски спрашивает "Почему?"
Осколки кололись, будто их затолкали под рубашку. Штефан невольно подрагивал плечами - с нервной зажатостью. Соскальзывание. Эшафот. Он мечтал разорвать власяную петлю.
Уступить не позволяла стена пылающего шторма. "Я-прав - я. Не-он".
Осколки кололись - и подстегивали к битве. Варварский инстинкт: добить то, что все равно не склеить.
А причину ссоры он уже забыл, за какие-то полчаса - впрочем, Бруно тоже.
То есть, узелки сводились к неизбежному в почти каждой группе . - "кто-из-нас-главный"; Das Ich считались надежно иммунными против данного губительного, точно ВИЧ, вируса, но...
"Он управляет мною на сцене - и это правильно, но режиссер - я... и я не позволю отобрать режиссерский рупор", - думал Бруно, стискивая зубы, - а Штефан вновь и вновь, захлебываясь хрипотой и слюной, доказывал свою правоту. - "Не позволю".
В пальцах Бруно сжимал сигарету, и витье синеватого никотинового тумана частично скрывало его. А еще полутьма и кресло - Бруно сидел в нем чересчур _удобно_, ассоциируясь с боссом какой-нибудь мегакорпорации, а его слова обвивались дымными змеями вокруг ушей и горла Штефана.
Имя змеям - ярость.
-...У тебя есть сомнения? - с насмешкой спросил Бруно.
-Пошел к черту, Крамм. Das Ich - это я. Спроси любого - фаната, критика, да хоть твоих приятелей из звукозаписывающих студий. Мои слова, мое лицо, мое тело - вот что такое Das Ich.
Бруно рассмеялся - и Штефан аж скривился: вместо добродушного смеха - что-то холодное хлестнуло наподобие пощечины:
-Ты забываешься, Штефан Акерманн, - наконец, выговорил он. - Слова, лицо... Я - композитор, музыка принадлежит мне - до последней нотки. Не говоря уж о продюссировании. Я создатель Das Ich - я, а не ты. Что же касается лиц и слов... Не будь наивным, Штефан. Я могу взять любого слюнтяя вместо тебя - и сделать его новым вокалистом, а фанаты и критики дружно заявят, что ты ничего не стоишь по сравнению с моим новым _избранником_, - он выделил определение; Штефана перекосило. - Или же - выступать самому.
-С сопливыми дешевками, вроде твоего сольника? _Один_ ты на большее не способен, Крамм. Скажи спасибо, что я не выписал на бумажку все твои штампы в текстах - впрочем, я их помню наизусть... - Штефан наклонился к сидящему напарнику, оскаленный и взъерошенный, будто взбесившийся пес. Темная изморозь в глазах Бруно подталкивала его - вгрызться в шею, где под тонкой кожей бьется жилка; в клочья - плоть и виниловую ткань топика.
Никого не ненавидел Штефан с подобной силой - как того, кого любил почти половину своей жизни...
Бруно сглотнул. Бешенство светилось из Штефана, подобно радиации, разрушающей его клетки. И тут же вцепился лакированными ногтями в подлокотники: ну уж нет, достаточно он уступал Акерманну - тот и привык, воспринимает его, Бруно, вроде амебы бесхребетной. Нужно проявить характер.
-"Сопливая дешевка"? - переспросил. - Разреши предположить - ты попросту завидуешь, Штефан. Я - самодостаточен, ты же всегда паразитировал на моем таланте. Ты - ничто - актеришка из захолустного театра, которого я вытащил на мировую музыкальную сцену. Ты - нуль. Ты...
Аромат паленых ниток - Штефан и впрямь изрыгает огонь, и оставит от осмелившегося "проявить характер" (ха-ха!) напарника лишь горстку углей.
-Нуль? Отлично, Крамм, - шипел тот. - Я - нуль, а ты у нас гений? Отличччшшно...
Бруно задыхался. Запах огня и дыма надвинулся крышкой захлопнувшегося гроба. Он забился, стряхнул с себя миниатюрного Штефана:
-...Еще и сумасшедший! Убирайся прочь, или я вызову полицию! - заорал он, подспудно презирая себя за эти слова. Больше всего ему хотелось обнять того, прошептав: "Прости, Штеф...", однако гордость - и непривычный, колючий гнев - подобны оковам и поводку, что порой затягивает в воронку.
Штефан выпрямился. Вены набухли на лбу и запястьях, он тяжело исподлобья взирал на Бруно, практически не слыша оскорбительных выкриков, не видя ничего, кроме багрянца и тлеющей обивки кресла. Багрянца - больше.
"Хочешь, я разорву тебя в кровавые лохмотья, Крамм? Думаешь - не справлюсь? Справлюсь... Только..."
Штефан сжал кулаки. Правый вновь выступил орудием - почти не встретил преграды; Бруно никогда не умел драться, только отталкивал агрессора. Кресло тлело, а зрачки Бруно влажно дрожали - может, от непроизвольных слез: он закусил нижнюю губу, чтобы не всхлипывать.
Штефан разгадывал тонкости мимики напарника с полунамеков - и оттого _происходившее_ чудилось еще тошнотворнее, аномальнее, и...
(достаточно!)
Их оттолкнуло: магниты повернули "минус к минусу".
-Убирайся! Ненавижу! - выкрикнул Бруно.
-Отлично, - Штефан повторил, уже спокойнее. - Прощай, Крамм. Увидимся в аду!
Он молчал. Занявшееся было пламя в кресле затихло, выдохнув остатки гари.
Еще через десять секунд хлопнула входная дверь номера.
*
A hundred other words blind me with your purity
Like an old painted doll in the throes of dance
I think about tomorrow
Please let me sleep
As I slip down the window
Freshly squashed fly
You mean nothing
You mean nothing
The Cure, "The Figurehead"
Энный по счету звонок будильника, проведенного на колонки музыкального центра, возымел действие.
"Черт. Полдевятого. Опять проспал", - безучастно взглянул Бруно на циферблат с сапфировыми черточками цифр. Он сел на кровати, завернутый в одеяло, словно в плащ с капюшоном, замедленным движением зажег сигарету. Его дневная "норма" - пачка в день, - увеличилась почти вдвое с тех пор, как они... ну, *разошлись*... со Штефаном. Незаметно - и столь же незаметно вся жизнь разделилась на два состояния, на работу и сон, он теперь спал двенадцать-четырнадцать часов в сутки.
А если учесть, что работа по определению была бегством от реальности, то Бруно Крамма больше не существовало.
Летаргия, - подумал он, гася безвкусную сигарету. - Как после укуса мухи цеце.
Летаргия - подходящий термин. Он не тосковал по Штефану, "забыть"
(я не проснусь не вспомню, договор с не-собой - у дьявола одежды из пыли и гипноза)
*напарника* удалось буквально за три дня, стоило только отослать все акерманновские вещи, завалявшиеся у Бруно, хозяину. Своеобразная генеральная уборка завершилась сияющей чистотой... и вакуумом.
"Ну и пусть".
Холодок каменного пола пробрал до костей, заставив поежиться. Вода в кране аналогично не проявила снисходительности - или же самому Бруно все вокруг казалось ледяным. Он уставился на свое отражение в зеркале, точно ожидая увидеть морозные рисунки на стекле.
"К черту!.."
Органайзер на сотовом доложил о трех деловых встречах. Плюс на компьютере мигало сообщение: приятели приглашали на вечеринку. "Надо выдумать убедительный предлог отказаться", - Бруно отрешенно захлопнул крышку ноутбука. Вечеринки... нет, не пойдет. Там ведь Штефан может очутиться. Случайно.
Да и вообще... спать хочется. Сейчас, потом, всегда. Закрыться - снегом ранней зимы, комьями земли или крепом, а может, холодом, похожим на серебристые наручники, безразличием и опустошенностью. Впрочем, еще оставались Деловые Встречи, которые он не имел права отменить. Придется отсчитывать деления лазуритовых крошек-секунд, что-то говорить и делать, - удивляясь, почему собственная кожа еще не расползлась размокшим картоном.
Декорации. Все вокруг - декорации. Данный вывод подтверждался пресными сигаретами, остывшим и тоже пресным завтраком, даже звуки и мелодии висели вывяленной рыбой в продрогшем ноябрьском воздухе.
Бруно повертел в ладони мобильник, где пищало несколько "неотвеченных вызовов". От кого угодно, вплоть до совершенно незнакомых людей...
Бруно закрыл глаза.
"Он-мне-не-нужен. И точка. Надо всего лишь _отвыкнуть_".
...Возможно, он так и не распахнул век - до самого вечера
В странном не-сне он видел атомы, структурные молекулы и волны различных излучений - но не мир целиком. Дыры в пространстве зияли, отражаясь в его зрачках, и он удивлялся - почему до сих пор не соскользнул в один из "кюветов". Он повторял себе, что должен-потерпеть, немного-еще-потерпеть.
Вечером в памяти прокручивался диалог с кем-то из приятелей - может, Эски Стайгом, или Стивом Нагави - который с характерной "тактичностью" большинства, спросил "А где твоя тень?" "Тень?" - Бруно вскинул голову, зажмурившись от слов-вторжения, словно от чересчур яркого света. "Ну, Штефан! Вы ж отдельно и не появляетесь вроде!" Бруно закашлялся - и вынужден был глотать горячий кофе, чтобы выиграть время, не выпалить _правду_, а кофе застывал льдистыми каплями на губах, черными слезами - цвета пропасти. "Разве я сторож тени своей", - вот что едва не вырвалось у Бруно. Он засмеялся, чтобы превратить все в шутку, а Стайг/Нагави/кто-там-еще - спешно перевел тему, явно подавляя желание почесать затылок с многозначительным "н-да".
-...Тень, - повторил Бруно.
"Я _привык_ - вот именно, поэтому - сейчас тяжело. Как в притче про человека, полюбившего русалку и отрезавшего ради нее свою тень - но в моем случае "русалка" - мое "я-есть", порой путь расходится даже с собственной "тенью" - и я поступил правильно, я..."
Убеждал он себя успешно. Во всяком случае - не просыпался.
Бруно задержался у бара, взвесил в руке неначатую бутыль шнапса: больше всего ему хотелось напиться до бессознательного состояния. Плохая идея: *бессознательного* не бывает, а если алкоголь отключит сдерживающие механизмы - из клеток выползут ядовитые змеи, тарантулы, и...
(огонь).
Вот именно. Огонь. Лучше мерзнуть, чем сгореть - правда? Он ведь сам так выбрал.
Он сдавил стеклянное горлышко. "А вдруг будет легче?.. Легче? Мне не тяжело! Мне вообще _никак_. Это не *плохо*, поэтому..."
На часах всего девять - впрочем, за окнами темно и пригороде, вдалеке от города полыхающие зарницы картонной (псевдо)жизни не тревожат спящих. И отрезавших свою тень.
Бруно забрался с ногами в просторное кресло. Пульт от телевизора/музыкального центра - в десяти сантиметрах - и на другом конце света. Он морщится от обжигающей горечи, он пьет шнапс прямо из горлышка, наплевав на расплату, вроде завтрашней головной боли. Темно и горячо - наконец-то согрелся, наконец-то ледяные клыки оцепенения разжались, и вода стекает по лицу.
Но никто не узрит его - таким: темнота милосердна и прячет детей своих в минуты их слабости.
-...Слышишь? Ты мне не нужен! - Выкрикивал. Все сгодится в диалоге с несуществующей тенью. И к счастью, Бруно был достаточно пьян, чтобы не спросить себя - насколько он безумен. - Пошел к черту, Акерманн, отстань от меня! Видеть не хочу твою рожу... слышишь, я вызову полицию... проваливай...
Телефонный звонок. Настойчиво режет темноту и бредовые полугаллюцинации синим лучом.
Бруно потянулся к трубке, инстинктивно пряча бутылку. У него все в порядке... в порядке.
Бюрократизм, сродни сухости органайзера, бело-синей строгости офисов. В порядке. Бруно - один из бизнесменов от музыки, тридцатидвухлетний немецкий бюргер, и ему не положено напиваться, тщась отгрызть себя от остатков ненужных (не-в-порядке) чувств.
-Крамм, - буркнул он, надеясь, что язык не слишком заплетается. "А если и так... кому какое дело, а?!"
Никому. Мир - бело-синий, бумажный и...
(в порядке?)
Нет?..
-Э... нет. Нет, он ко мне не приходил. Мы... э... немного поссорились, - Бруно наблюдал, как белесая жидкость скользит из недопитой бутыли на пол, будто кровь исполосованных вен. В потемках всякое движение замедляется, в том числе сердцебиение. - Что? Стив, ты...
Ошибаешься? Нет - нет - нет. Гудки в голове, обугленные гудки.
Он швырнул трубку. Рухнул на кресло, тяжело дыша, рванул воротник. Полумрак и летаргия откачивали воздух, а разговор в висках, гулким звоном - ударами в латунный гонг.
Передозировка. Открой врата и войди в обиталище змей. Там тени...
А свою тень - не отрежешь, Крамм. Тень - это отражение души.
-Ненавижу тебя, Акерманн!..
(увидимся в аду)
Бруно вскочил, помчался в ванную. Сунул голову под струю воды.
(рай и ад, Крамм... ты ведь придешь за мной - куда бы я ни отправился? я любил тебя слишком долго, а теперь между нами вечный сон и река Стикс)
-Я не приду, - заорал Бруно, и ржавая на вкус вода хлынула в рот, откликаясь тошнотой. Вода была густеющей кровью, Бруно рванулся прочь, сдирая с лица и волос вязкие черно-алые сгустки - горьковатые, немного с гнильцой, словно вытряхнутые из трупа, пролежавшего в прелой ноябрьской почве пару дней.
Он скрючился пополам, и его вырвало.
(река стикс полна крови, и много чудовищ охраняют ее. но ты придешь за мной - правда?)
-Я - не - приду!
Он зарыдал - судорожно, истерично, давясь слезами и царапая пол, подобно эпилептику. Он ненавидел Штефана.
"Предатель всегда ненавидит того, кого предал. Ты - предатель, Крамм. Иди, ищи подходящую осину, чтобы повеситься..."
(Бруно, мне так одиноко без тебя. ты ведь придешь? правда?)
-Оставь меня в покое! Оставь... - он поджал колени под подбородок. Кафельная плитка резалась больничной - или патологоанатомической? - белизной. Вернулся холод, за шиворот вытряхивая из недосягаемого безразличия. Летаргия прервалась - и пробуждение оказалось ужасным. Пока он спал, его похоронили заживо, и ныне он бьется в заколоченном склепе.
Бруно сглотнул. Мерзкий привкус сырости трепетал на языке. "Ноябрь - пора гниения".
(увидимся в аду, Крамм)
Увидимся. Да. Он воображал, что запросто сумеет существовать один, но распад закрался чересчур далеко - и некого обвинить, кроме себя. Возможно, ноябрь. Возможно...
"Черт..."
Словно остов-скелет из-под прелых листьев проступал тот день, когда они поссорились. Вернее - убили друг друга. Только Бруно неспособен на решительные действия, и он тихо тонул в серо-желтых, похожих на измочаленную сигарету, буднях; в болезненном онемении.
Штефан - всегда был увереннее.
"Я виноват", - Бруно снова царапнул - сначала пол, потом свои колени. Два ногтя на правой ладони обломились под корень, заголив розовую и незащищенную кожу. - "Что же мне делать?"
Он знал.
Он думал о погасшем пламени. И о финальной фразе Штефана.
Увидимся в аду.
-Что ж, - покорно и тихо пробормотал Бруно. - Как тебе будет угодно, Штеф...
*
Please, be so kind to leave this place, None of your kin(d) is wanted here; A dreadful tremor shakes these walls ... Your presence vibrates violently. Over many years we've built the utmost fragile atmosphere, We can't allow the uninvited visitor(s) to interfere.
Sopor Aeternus, "The Encoded Cloister"
По-настоящему плохие места редко известны простым смертным даже под соусом заброшенных домов с привидениями или овеянных несимпатичными легендами заповедников. В плохих местах не совершается очевидных преступлений; жизнь таких пунктов настолько отделена от обычной, что две реальности больше всего напоминают две параллельные прямые, теоретически пересекающиеся - но в бесконечности. И чтобы войти из одного мира в другой, необходимо пересечь ее.
Бруно Крамму это удалось.
Он закрыл за собой дверь. Спрятал руки в карманы, чтобы не было заметно дрожи, с той же целью поднял воротник плаща.
Помещение являлось подобием какого-то клуба/бара/чего-то аналогичного, но фальшь просвечивала из каждой щели. Вероятно, дело в искаженных неверных линиях, наводящих смертную тоску - так бы и завыл на луну, будто оборотень у могилы. Или в мучительной для глаз раскраске. Или в растворенном освещении - оно выдирает глазные нервы, как проводку из стен.
Бруно потер виски, прогоняя начавшуюся мигрень - а заодно и желание смотаться подальше.
Поздно. Он ведь пришел. Буквально с другой планеты - хотя физическое расстояние не более десяти километров от собственного дома. Теория относительности диктует законы в оторванных местах.
Бруно привлек внимание присутствующих людей (были ли они людьми, достоверно неизвестно, но для собственного спокойствия Бруно решил считать их таковыми). Немногочисленные посетители задержали на нем взгляд, словно занося в некий реестр невысокую округлую фигурку пришельца, - и Бруно съежился, закусил нижнюю губу.
(не сбежать, не сбежать, Крамм ты не настолько трус)
Нежелательный интерес рассеялся. Он притаился в углу, в свою очередь рассматривая все и всех.
Тесная прокуренная комната - действительно, напоминающая дешевые, с дурной репутацией, ночные клубы, в ней - несколько точно завязших в паутине - наркотическом опьянении? - мужчин и женщин. Среди грязи и вялых пьяных выкриков наигрывает какая-то группа, умудряясь демонстрировать тотальную скуку и отвращение к своему же выступлению.
Но - о боги, как же мучительно здесь! Словно все клетки и атомы меняют свою структуру; цитоплазму - на толченый гранит, а углерод - на кремний.
Неприятно - недостаточный эпитет. Ужасно, кошмарно... Но Бруно должен остаться.
Бруно пришел сюда неслучайно. Он добивался пересечения параллельных прямых два месяца.
Два месяца...
Летаргия сменилась окисью фтора в легких. Диалог с тенью - отсеченным Штефаном - он вел постоянно, порой вслух, вызывая недоумение знакомых. Упрямец Штефан не согласился с изгнанием, поселился где-то в черепе Бруно и донимал его каждый день - и каждую минуту.
(акерманн, только посмей еще хоть раз обозвать меня занудой - по сравнению с тобой я просто отшельник-молчальник!)
После смерти Штефана, окружение Бруно погрузилось в траур - но быстро креп слинял с одежд скорбящих; быстрее, чем сошли разложившиеся ткани с костей самого мертвеца.
А Бруно - по-прежнему не верил.
Штефан не мог умереть. Наказать напарника за строптивость - пожалуйста, и возможно сымитировать собственную гибель - но не умереть. Бруно не явился на похороны: он болтал с виртуальным Штефаном, запершись дома и выдрав телефонные и ЛАН-шнуры из всех возможных розеток, а так же отправив сотовый в помойное ведро.
А еще он искал.
Он умел добиваться своего.
По-видимому, удалось.
"Штеф, я лучше сам тебя убью... ну зачем ты так надо мной издеваешься? Ну ладно, я сам виноват. Имеешь право, но Штеф... мне же больно. И... Ох, Штеф, твоя импульсивность..."
Бруно очнулся от невежливого толчка в бок. Он встряхнулся, обругал себя за погружение в диалог и соскочил с неудобного стула.
Потребовалось около десяти секунд, чтобы измотанный странным "раздвоением личности" мозг Бруно среагировал на того, кто стоял рядом с ним. Вернее, ту - псевдо-неяркая блондинка, какие теряются в толпе с особой легкостью агентов разведки - ожидала, когда Бруно "придет в себя". Тонкие светло-лиловые губы образовывали усмешку. Черное одеяние "балахонного" типа ассоциировалось с наброшенным на лампу затемняющим крепом, вплеталось в окружающий туман-искажение, точно ламинария - в толщу океанской воды. Блондинка маскировалась - даже здесь, на грани двух (или более?) миров. Кем она являлась на самом деле, Бруно предпочел не задумываться.
-Полагаю, Вы желали бы встретиться со мной, - сказала девушка. Бруно загипнотизировано кивнул, прощаясь с останками логики. Наверняка, фрау Кем-Бы-Она-Ни-Была - телепатка. Ничего удивительного.
-Не знаю, - от волнения Бруно позабыл поздороваться. - Я...
-Хотите вернуть вашего, гм, приятеля, - блондинка провела пальцем по воротнику краммовского плаща. Бруно болезненно поморщился: несомненно, создание высасывало из него энергию - в висках немилосердно закололо, мигрень возвратилась с подкреплением и атомными бомбами.
"Видишь, Штеф, я уже искупаю свою вину - правда?"
-Не уверен, правильно ли я пришел... но... да.
-За определенную плату, как Вы понимаете, возможно все, - фрау изобразила рекламную улыбку. Рекламный щит - да и только, правда, вместо зубной пасты или новых моделей сотовых телефонов - Штефан Акерманн. Вероятно, с гарантийным чеком.
-Деньги? - уточнил Бруно. - Вы - вроде сыскного бюро? Подождите, те люди, которые... э... направили меня сюда, сказали, что...
Опять - жест "притягивания", будто в третьесортном садо-мазо шоу. Девушка явно пыталась изобразить из себя "доминанта"... предполагается, чтобы Бруно нацепил ошейник с шипами и встал на колени?
-Что именно? - он отстранился, не сумев скрыть неприязни.
-Смерть не наступает, пока живые не поверят в нее, - сказала она. Контуры поползли - клубком кобр из ямы, из-под белесой кожи и светлых волос проступила чешуя и медь. Бруно отшатнулся, прижался к стене. "Бежать!" - он затравленно уставился на собеседницу, ее человеческий облик разваливался - будто стирали искусно наведенный грим. "Блондинка" толкнула его обратно на колченогий стул. Янтарные когти обхватили его за подбородок, жутковатой пародией на ласку взрослой женщины к ребенку. О да, малышу следует узнать некоторые правила поведения.
-Мы не нуждаемся в тебе - ты нуждаешься в нас, - выговорила "блондинка", нейтральное "Вы" вылиняло вместе с косметической человеческой внешностью. Урок первый - и лучше бы Бруно его запомнить. Он быстро-быстро закивал, часто сглатывая и моргая. Затылок и плечи ломило от красноватой, колыхающейся боли, к ней примешивалась паника "зачем-я-затеял-такое!?" - Ты еще можешь отступить, но не пытайся диктовать свои условия.
"Отступить!" - на секунду Бруно ухватился за обломок фразы. Удрать - юркнуть мышью в нору, оплакать Штефа, и...
-Я готов платить, - хрипло сказал он.
-Мы не сомневались, - лучезарно улыбнулась "змея". Бруно еще раз мигнул. Создание - разделенная на пять частей гуманоидной фигуры кобра - было красиво, невыносимо прекрасно, как само плохое место.
Не все под силу смертному, да. Но...
"Штеф. Ради тебя... ну, в общем, я уже выбрал", - он поправил воротник. Несмотря на прохладу, тот прилип к взмокшей от пота шее.
-До свидания, герр Крамм, - облик блондинки и вежливость вернулись к исходной точке. Она протягивала визитную карточку. Пустую, разумеется.
-До... свидания, - Бруно принял ломтик картона. Неровно обросшая лживой кожей рука маячила перед его губами, приглашая поцеловать.
Преодолевая дурноту, Бруно исполнил ритуал галантного прощания - чешуя царапнула его до солоноватого привкуса, зато "блондинка" растворилась в спирали разложившейся геометрии.
"Боже, что я натворил", - Бруно стер кровь с губ. Покрутил визитку. Ему требовалось закурить. И выпить - причем, что-нибудь покрепче пива. Но прежде - убраться отсюда. - "Боже, что... я натворил".
Ответил он самостоятельно.
"Определил пункт назначения".
*
Wie Hass zerspringt mir das Gehirn kotzt faulend weissen Eiter aus
Wie Wut erblindet mir das Licht traent Elend wunden Zeiten nach
Wie Kot verfault mein innres ich lacht kindisch aus der Ewigkeit
Wie Tot erstarrt ist mein Gefuehl fleht nicht einmal um Menschlichkeit
Ich kann ohne dich nicht leben
Ich kann ohne dich nicht sterben
Ich will dass du mein Leben
Und meinen Tod erfuellst
Das Ich, "Sehnsucht"
Визитка окаменела и щипала ладонь. Бруно то убирал карточку в карман, то доставал оттуда.
Визитка была проводником. Голубка с масличной веточкой, что найдет дорогу в ковчег потаенный.
Он подчинялся.
Машину бросил на какой-то из автостоянок, разбуженный в полпятого утра сторож едва заметно покрутил у виска. "Вы чего ж, в лес? Один?" - спросил он у Бруно, и тот кивнул.
Сторож не был верующим, но обрывки молитв проявились помимо воли - так выхватывают крест при встрече с вампиром. Клиент вампиром не был, спрашивать, почему парень выглядит будто в него несколько раз выстрелили, а потом вернули в бренный мир лунным светом святой воды, сторож не намеревался. Ему заплатили.
И все-таки он пробормотал, глядя вслед медленно бредущему по шоссе Бруно: "Спаси Господи душу его".
Неизвестно, зачтется ли. Молиться за потерянных - плохая идея.
Ни о чем подобном Бруно не размышлял. Шел - зажмурившись, осязая глыбу льда в собственном кармане. Визитку вырезали из ступеней озера Коцит, не иначе.
"Что ж, зато я увижу ад заживо. Кто из смертных удостаивался подобной чести?" - невесело подумал он. Также подозревал, что _ада_ не существует. То, куда идет - очередное *другое место*.
Именовать его адом - самозащита. Выведай Бруно истинное имя - сошел бы с ума.
Он свернул с шоссе. Ветви деревьев набросились с яростью цепных собак, покрыли рыболовным неводом царапин. Бруно инстинктивно прикрывал веки, но дороги не выбирал, предоставляя вьюнкам шиповника и дикой ежевики лизать его колючими языками. Ночные насекомые жужжали над ухом, он разворошил несколько муравейников и гнездо полевок. Прежде - брезгливо отдернулся бы, сейчас - его ничего не интересовало, кроме сверхценной идеи: найти.
В шершавой темноте выли волки. Древняя песня детей ночи была стеной, сапфирово-черной - она отделяет Нормальную Жизнь от Бесконечного Ужаса. Для Бруно эта стена проницаема, как промокашка.
Страха он не испытывал.
Он запнулся о поваленный бук, неловко грохнулся на покрытую лиственной гнилью и припрятанным шевелением почву. Поднялся не сразу, считая вспышки боли. Последняя затрепетала в вывихнутой голени.
Скверная идея - *так* его не остановить. Бруно засмеялся. На зубах хрустела налипшая грязь, он стряхивал ее с лица и одежды - и смеялся.
-Штеф, глянь - только глянь, на что я похож!
Куда смешнее. Бруно придет к *забравшим* Штефана в столь непрезентабельном виде, вот весело-то.
Главное - придет.
Традиционного для отчаявшихся озлобления - не испытывал он, просто шел и дышал густотой леса, расслабленный и неживой, будто растворившийся в волчьем вое, в разворошенных кустарниках.
В какой-то момент страдания - боль прекращается.
И Бруно давно переступил этот порог.
На вратах ада (пускай так, для удобства, решил Бруно) не значилось надписи "Оставь надежды, всяк сюда входящий". На замок Дракулы, логово дракона либо Черную Цитадель Темного Властелина (в лучших традициях фэнтези, ха) двухэтажный загородный домик тоже не походил.
Бруно пожал плечами и постучал костяшками пальцев по невысокой алюминиевой ограде. Никто не ответил. Тогда Бруно прикоснулся к массивной тусклой розе, безвкусно налепленной на калитку - и та поддалась.
Он очутился в диком саду, полностью противоречащем времени года. Одуряюще пахло вишней, розами и еще чем-то горько-сладким и душным. Ухоженный сад выглядел ярким, как детский конструктор, обильно спрыснутый духами. Бруно обернулся. Калитка хранила прорезь, втиснутую меж двух реальностей, зазывно и насмешливо приглашала бежать.
"Ну уж нет. Я пришел - и не отступлюсь, пока не верну Штефа!"
Пунктуальные немцы не отменяют Деловых Встреч. Даже с силами зла - если те запасутся визитками.
О визитке Бруно вспомнил у крыльца "загородного домика": его сторожили. Привязанный к резным деревянным перилам, сидел огромный пес, помесь овчарки с ньюфаундлендом, если мерить земными мерками - но, приглядевшись, Бруно различил стекающую с клыков пса слюну цвета свернувшейся трупной крови. Бруно определил источник могильного аромата: выколотые слепые глаза сторожа точились жижей тления.
Река Стикс... ее не видно, а вот Цербер - пожалуйста. Штеф, ты неплохо выучил дорогу, прежде чем привести сюда напарника.
"Это сказка. Легенда. Это не со мной", - подумал Бруно, вытаскивая из кармана визитку. Он знал, что действует верно: в сказках каждой вещи - свое назначение, и страж мертвых не собирается сожрать его.
Во всяком случае, пока.
Пес учуял "пропуск". Он негромко зарычал, по травинкам и целлулоидным цветочным лепесткам проскользнул ветерок. Души грешников и безумцев стонут во ржавых оковах?..
-Х-хорошая собачка, - пробормотал Бруно. Цербер обнюхал его, встал на задние лапы - конусы влажной шерсти ткнулись в лицо Бруно, тот в отвращении взмахнул руками - и едва не выронил заветный "пропуск". Белизна выскальзывающей бумаги отразилась на клыках чудовища.
-Х-хорошая собачка, - повторил Бруно. Он не вдыхал - лишь выдыхал ртом, дабы не втянуть смрад застарелого разложения. "Пожалуйста, ну пусти меня", думал он, пока слипшаяся шерсть скользила по коже, пока ядовитая слюна шипела на одежде.
Цербер отступил. Бруно на ватных ногах поднялся по ступенькам - шесть штук, они показались ему длиннее восхождения на Эверест. Он-то наивно полагал, будто все эмоции, в том числе страх - истлели коричневыми осенними листьями, смешались с лесным перегноем.
Но он был жив - и хранитель царства мертвых напомнил ему о данном факте.
Скрип двери - хлопья ледяных комьев зимы в лицо. Град, египетская казнь - мне, подумал Бруно: снег жегся. Только несколько секунд, потом - махнул визиткой - и охранная ярость сникла. Духи холода юркнули в шкатулку.
Внутри "домик" раздвинулся до небоскреба, королевского дворца. Как бы ни был отчужден от обыденных понятий красоты и уродства Бруно, он невольно восхитился цветущей, по-турецки тяжеловатой, роскошью. Золота и драгоценных камней - в канделябрах, рамках прекрасных картин, в налепных украшениях - от пола до парившего в небесах потолка - хватило бы, чтобы каждого смертного приравнять к Ротшильду. Впрочем, биржа и понятие ценности перевернулось бы с ног на голову, прежде, чем смертные насладились бы вырванным из преисподней златом.
Реальности не существует, подумал Бруно. Я не верю. Ни во что. Кроме Штефана.
Полувспышка восхищения потухла. Колесико в зажигалке сломалось, предположил он с горькой самоиронией, и двинулся по пустым анфиладам. Брел с трудом - густые ковры подобны снегу, по ним тяжко ступать.
Вскоре он почувствовал усталость. И некоторое раздражение: опаздывать на Деловые Встречи - невежливо, игнорировать клиента - вдвойне. Он не опоздал. почему ж...
-Эй? - позвал он негромко. Подбросил в ладони помятую уже картонку.
Конечно, его ожидали. Глаза и наконечники арбалетных стрел, тысячи тысяч стрелков нацелены в одного Бруно. Ковры глубоки в манящей мягкости, они упокоят его.
Бруно пригнулся. От стен отделялись фигуры.
Некоторые напоминали латексовых кукол, будто какие-то извращенцы вшили мотор в игрушки из секс-шопа; еще часть - медные или золотые статуи, подвижные, - жидкий металл галлий перекрасили в желтый. Это листья. Осенние листья и черная могильная земля. Блеск же - фальшивка...
Куклы обступали Бруно. Он узнал женщину-кобру, тысячи подобных ей.
-Верните мне Штефана! Верните мне Штефана! - орал Бруно, размахивая визиткой. Деловая-Встреча. Он выполняет условия. От партнеров - того же, он требует того же, он...
Ад или рай - Бруно явился, мимо Цербера и кобр. Подобно Орфею, что спускался за своей возлюбленной в царство Аида. Нет ничего нового под солнцем, скрипел старик Экклезиаст, вот и Бруно ступает по чужим выбоинам-ступеням.
-Верните Штефана!
Горло распухло от крика, а куклы - ближе и ближе, у них потрескавшиеся перегретые адским жаром глаза, но Бруно не испуган, совсем нет. Он сейчас - античный герой, сверхчеловек - или раскаявшийся грешник - неважно.
Вены проступили на лбу, шее и руках, похожие на швы - словно Бруно сам стал одной из скверно залатанных игрушек. Он кричал. Кашель прорывался ржавым скрежетом в легкие.
Он звал Штефана. Требовал.
Верните.
Верните!
Тягучее золото стекалось к нему, грозя захлестнуть - а сзади выросла чернота, похожая на дыры-глазницы Цербера. Вот она, Река Стикс, вздрогнул Бруно подсознательно - но его крик давно отколупнул кусочек души, словно ручку от чашки - и теперь плясал самостоятельно.
Ударялся о волны реки забвения. Черный и золотой - а дно красно, будто заплаканные воспаленные глаза. Глаза самого Бруно - ему так плохо без Штефана. Бруно ужасно боится смерти, особенно - смерти Штефана, и поэтому пришел договариваться с духами небытия.