Жалюзи повернулись с отвратительным скрежетом, хорошо слышным даже сквозь тройное остекление. Бледные лучи стоящего в зените солнца скользнули по створкам и, отраженные, умчались куда-то прочь. Но в кухне все-таки стало светлее - за счет тех же лучей, только рассеянных болотным туманом и возвращенных уже в виде сплошной пелены света, от которой жалюзи не могли, да и не должны были защитить.

Вообще-то их называли довольно метким словом: РЖАЛЮЗИ. Заслуженно: хотя и было принято заменять створки каждый год, новые уже на третьи сутки становились неотличимыми от старых. В принципе их можно было бы и не менять, но так сохранялась по крайней мере какая-то иллюзия порядка. Хотя бы иллюзия.

- Так уже лучше, - удовлетворенно сказал Герцог. И продолжал пить чай.

Мелкими глотками потягивая из бокала коричневую, отдающую плесенью жидкость, он наблюдал за пейзажем, разделенным на ровные дольки створками жалюзи, расположенными горизонтально. Пейзаж не радовал новизной. От вчерашнего он отличался разве что расположением клубов тумана. Как, впрочем, и от позавчерашнего. Но на фоне сплошной асфальтовой пустыни с редкими вкраплениями чахлой зелени (пробившая асфальт и тут же пожалевшая об этом трава) резко, зигзагами двигался неопознанный объект, привлекший внимание Герцога. Объект мелко семенил лапками, смешно подпрыгивал, словно играя, и непрерывно крутил полосатым хвостом. При более внимательном рассмотрении он оказался обыкновенной дикой кошкой, которая пыталась поймать собственную тень.

Скрепка, также наблюдавшая за этой картиной, не выдержала и прыснула в чашку. Герцог посмотрел на нее осуждающе.

- Смотри, не подавись.

Прозвучало несколько грубовато, и он попытался исправить свою ошибку:

- С кем я тогда останусь?

- Да, и кто будет копаться в оранжерее? - парировала Скрепка и обворожительно улыбнулась. Впечатление от ее улыбки портила только утренняя прическа, вернее, отсутствие таковой. Но для Герцога впечатление значило очень много. Чай с плесенью окончательно перестал ему нравиться, и он отставил чашку в сторону.

- Нас ждет множество дел, - вздохнув, оповестил он супругу. - Пора начинать.

- В оранжерее, Герцог? - уточнила Скрепка.

Они уже отвыкли от своих настоящих имен. Впрочем, какие из них были более настоящими - те, что стояли в никому не нужных документах, или другие, произносящиеся вслух?

- Где же еще? - снова вздохнул так называемый Герцог. - Других мест нет...

Он не преувеличивал. Других мест действительно не было.

* * *

Те, кто решил построить жилые дома на этом гиблом месте, проявили качество, которое смахивало на заботливость. Любой из этих домов вполне мог существовать автономно в течение года, а каждые полгода спецрейсом сюда доставлялось все необходимое для дальнейшей жизни. Оранжереи с крышами из бронированных стекол соединялись с домами в единое целое, чтобы можно было попасть туда, не выходя на улицу. Это позволяло избежать томительной процедуры шлюзования. Отопление, освещение также осуществлялись автономно, за счет солнечных батарей (энергии хватало с избытком), а вода регенерировалась столь же успешно, как и воздух. Продукты питания поступали в основном из оранжерей, кроме консервов, доставляемых спецрейсами. В целом каждый из этих домов напоминал большой и просторный космический корабль. С одной лишь разницей: все они находились на Земле.

И что странно - именно этот последний факт больше всего угнетал обитателей Массива.

* * *

Герцог неосторожно поставил громадную корзину с апельсинами на транспортер - она опрокинулась, ярко-оранжевые плоды запрыгали по резиновой ленте в разные стороны, некоторые из них свалились за край. Герцог шепотом выругался и принялся их собирать.

- Может быть, мне лучше кидать их тебе по одному? - поинтересовалась Скрепка с вершины приставленной к дереву лестницы. - Так оно будет быстрее...

- А я не тороплюсь, - бросил Герцог сквозь зубы и пнул корзину ногой. Туман за окнами подкатывал все ближе, но солнце даже сквозь его густую пелену жарило невыносимо. Эта температура, - подумалось Герцогу, - по душе разве что апельсинам. Он достал платок и вытер обильно струившийся пот. Наверное, будет гроза. Интересно, скоро ли?

Время от времени ему хотелось, чтобы молния ударила в дом. Или чтобы Град побил стекла.

Увы, он мечтал напрасно: строители позаботились обо всем.

* * *

Когда он получил ордер на новую квартиру, это было для него истинным счастьем. И то обстоятельство, что квартира находилась в Массиве, его поначалу даже прельстило. Он соблазнился романтикой.

Ибо что он знал в то время о Массиве? Немного. То, что там кислотный туман, смертельно опасный для легких и кожи; знал об озонной дыре и испепеляющих лучах солнца, о граде размером со страусиное яйцо и о диких кошках - единственных животных, сумевших приспособиться, не считая людей и крыс. Все это казалось ему деталями - колоритными, но незначительными.

И, однако, вместо романтики ему пришлось столкнуться с действительностью, которую даже самый отчаянный оптимист назвал бы суровой. Жена - той было немного легче, ведь она с самого начала не заблуждалась. А его словно окунули в холодную воду и затем выставили на мороз. Туман, оказавшийся больше, чем туманом -окружающей средой. Град, от ударов которого по стеклам закладывало уши. И солнце, животворное солнце, которое он постепенно привык ненавидеть.

Но самым ужасным было чувство безысходности, овладевшее им, когда он понял, что приговорен к этой жизни навечно. Или, по крайней мере, до конца своих дней. Закон обязывал каждого человека иметь постоянное место жительства. И этим местом теперь стал для него Массив, покинуть который было уже нельзя: кто согласился бы поменяться с ним квартирами? Разве что такой же сумасшедший, но его еще надо было поискать.

Когда-то, он слышал краем уха, здесь находилось болото, прозванное в народе Мертвым. Так что Массив, по существу, располагался на костях: сколько людей погибло в этом болоте - не знал точно никто. Раньше не было принято строить дома на старом кладбище. Но время ушло, унеся с собой прежние традиции, и жилье стали строить везде. В том числе и в местах, совершенно для жизни не приспособленных.

Только для существования.

* * *

Герцогу наконец удалось собрать апельсины - с помощью Скрепки, временно покинувшей свою лестницу. Глядя на корзину, полную ярко-оранжевых шаров, он вдруг усмехнулся. Там, в нормальной жизни (а теперь это было уже не столько ТОГДА, сколько ТАМ), апельсины были экзотикой. Там, тогда он мечтал жить в местах, где растут апельсины...

В то время он еще не знал о Массиве.

Солнечный луч дробился на сотни мельчайших брызг, разбиваясь о металлический переплет крыши оранжереи. Несмотря на его яростный блеск, это помещение слегка напоминало Герцогу...

Свою мысль он тут же высказал вслух:

- Как в тюрьме.

И показал на металлическую раму, больше похожую на решетку.

Скрепка тихо подошла и положила голову ему на плечо.

- Но мы можем выйти на свободу...

В этот момент раздался громкий треск. Начинался Град - как всегда, при ясном небе. Герцог быстро засунул в уши ватные тампоны, но перед этим он еще успел издевательски заметить:

- Что ж... Добро пожаловать на свободу!

Град не мог продолжаться долго - это они уже знали. Но работать в таком грохоте все равно было невозможно. Скрепка что-то прокричала Герцогу, он не услышал ее, но понял, что она предлагает ему пойти домой. Он несколько раз кивнул в ответ и потянулся к кнопке, включающей транспортер. Но нажать ее не успел.

Грохот неожиданно ворвался внутрь оранжереи. Содрогнулось все помещение, а в ушах Герцога и Скрепки словно произошел взрыв - от страшных ударов, молотивших, похоже, прямо по мозгу, потемнело в глазах и перехватило дыхание. Что-то случилось - оба поняли это сразу. Герцог, зажав уши руками (что почти не помогало), огляделся по сторонам. И увидел, что по оранжерее гуляет ветер.

Вихревые потоки воздуха метались между деревьями, сбивая плоды, ломая ветки и пригибая зелень к земле, и устремлялись вверх, к стеклянной крыше, где с оглушительным свистом, различимым даже на фоне грохота, вырывались в только что пробитое отверстие величиной с кулак.

Скрепка схватила Герцога за руку - она тоже заметила.

- Где стремянка? - отрывисто спросил Герцог, и вспомнив, что услышать его невозможно, изобразил отчаянными движениями, будто карабкается куда-то вверх. Скрепка, моментально уловив его мысль, махнула в сторону дальнего угла оранжереи, скрытого в тени. Секунду спустя Герцог был уже там, вытаскивал лестницу из кучи лопат, граблей, цеплявшихся за ступеньки, как репейник цепляется за одежду, с лязгом, грохотом, которых совсем не было слышно... А тем временем воздух выходил через небольшое отверстие, и вместо него в оранжерею просачивался... тоже воздух, но пропитанный таким неимоверным количеством химических соединений, что дышать им было попросту невозможно. Скрепка, незаметно как оказавшаяся рядом, помогала ему чем только могла, в результате создавая дополнительные помехи, и он не стал говорить ей об этом - она бы и не услышала, и не поняла... Вдвоем они быстро дотащили стремянку до нужного места, водрузили ее вертикально - и Герцог пополз наверх, прищурив глаза, которые уже начинало пощипывать.

Каждое стекло оранжереи было снабжено свернутой в трубочку металлической шторкой, которую в экстренном случае можно было развернуть, закрепить в специальных зажимах - и стекло оказывалось закрытым почти герметично. Во всяком случае, можно было уже не торопиться с ремонтом. До сих пор Герцог ни разу не прибегал к этому средству, даже не был уверен, что оно так уж необходимо. Теперь он убедился в обратном. И еще в том, что эту шторку делали люди безграмотные. Во всяком случае, похоже, что сами они ни разу не удосужились попробовать ее развернуть. Герцог уже обломал себе ногти, пытаясь ухватить ее за край. Но шторка плотно сидела в углублении и не желала оттуда вылезать.

Все это время Герцог почти не слышал грохота - невыносимый свист прямо над ухом, свист вырывавшегося на улицу воздуха, заглушал все. Солнце слепило даже сквозь закрытые глаза. Лицо и руки словно горели - близость уличной атмосферы постепенно давала о себе знать. Когда ему наконец удалось подцепить и вытащить шторку, он находился уже в полубессознательном состоянии, действуя чисто автоматически. Он еще нашел в себе силы закрепить шторку зажимами и спуститься по лестнице, а не упасть с нее. После чего он невидящими глазами взглянул в глаза жены, невнятно пробормотал "Все в порядке", и тут же его полубессознательное состояние сменилось бессознательным.

* * *

Придя в себя, он первым делом посмотрел на свои руки - и увидел, что они забинтованы. На лбу ощущалось что-то мокрое и холодное, но не противное, а приятное. Наверное, компресс.

В душе его было тоже что-то мокрое и холодное, но уже совсем не приятное. Может, это было отчаяние?

Он вспомнил, как мечтал о собственном доме - он, житель двадцатиэтажного скворечника, дома-монстра, в котором, как ему казалось, невозможно жить...

Теперь у него появился собственный дом. В Массиве. Дом, у которого не было лица. Дом, из которого нельзя было выйти. Дом, который всегда будет местом его жительства и никогда не станет домом. Он мечтал об этом?

- Тебе лучше? - спросила Скрепка.

Он улыбнулся. Конечно, лучше. С каждой секундой ему становилось все лучше, потому что неуклонно приближался момент избавления. Момент, который наступит неизвестно когда, но его наступление все-таки неизбежно.

И тогда у него будет другая квартира.

На двухметровой глубине.