Агекян Марина Смбатовна : другие произведения.

Опасная встреча (Хадсоны 4) Главы 3-5

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


Глава 3

   Погасив все свечи и насыпав золы в камин, Эмили вышла на улицу и плотно закрыла дверь. Холодный ветер резко ударил ей в лицо, чуть не сорвав с головы капюшон. Медленно повернувшись к черному неприметному экипажу, Эмили вдруг подумала, во что ей угораздило ввязаться. Что с ней теперь будет?
   Отец Ника уже сидел на мягком сиденье, прижимая к себе ребенка, и с недовольным видом смотрел на нее.
   - Поживее! - бросил он так резко, что даже отсюда Эмили заметила, как вздрогнул малыш.
   Ей так сильно хотелось ослушаться его, не выполнять его приказания, но она была вынуждена подчиниться, но только ради Ника, который мог замерзнуть на холодном зимнем воздухе. Забравшись в экипаж, Эмили уселась напротив отца малыша, который гневно захлопнул дверцу, и экипаж стремительно сорвался с места. Не удержавшись на месте, Эмили полетела вперёд и больно ударилась коленом о переднее кресло, навалившись на сидящего напротив мужчину. Застонав, она уцепилась за его широкие плечи, неожиданно для себя почувствовав его железные мышцы, но он грубо оттолкнул ее прочь, бросив ее обратно на сиденье.
   - Чёрт побери, ты можешь быть осторожнее?! - недовольно пробурчал он, заботливо прикрыв голову сына.
   Усевшись на свое место, Эмили, наконец, откинула с головы капюшон, поставила на пол свой саквояж и отвернулась от своего угрюмого спутника. Внутри экипажа оказалось на удивлении тепло. Видимо, затопили подседельные печки - тлеющие угольки в чугунных чанах, которые должны были согревать путников. Надо же, какая предусмотрительность. Она не ожидала от сидящего напротив мужчины подобного, но видимо, просто недооценила его. Но он ведь действительно заботился о малыше, волновался за него. Страшно подумать, что он пережил, стремясь найти его, а сейчас пытался быть с ним нежным, хоть это и удавалось ему с большим трудом. Складывалось впечатление, будто он впервые держит в руках крохотного ребенка. И не понимает, что малышу на самом деле нужно. Она решила пощадить его и прийти ему на помощь.
   - Ему нужно поспать, - осторожно подсказала Эмили, стараясь не разозлить его.
   Но естественно он разозлился. Казалось, все, что она ни делала, непременно выводило его из себя.
   - Сам знаю, - довольно грубо буркнул Габби, заставляя себя не смотреть на нее, не заглядывать в эти пугающие зеленые глаза. Ему было так тяжело находиться рядом с ней, что становилось трудно дышать. И еще труднее соображать.
   - Сегодня он спал совсем недолго, поэтому крайне важно, чтобы он выспался, иначе будет капризничать.
   Ее мягкий и вкрадчивый голос еще больше вывел его из себя. Только гнев мог помочь ему пережить мгновения, проведённые с этой девушкой, поэтому еще более насупившись, он спросил, на этот раз подняв голову и решившись взглянув на нее:
   - А почему он спал так мало?
   Поразительно, чем больше он злился, тем шире хотелось улыбаться Эмили, которой сидящий напротив мужчина напоминал обиженного ребенка.
   - Он часто просыпался, потому что хотел есть.
   Каждый раз, когда он думал, что вот сейчас подвернется настоящий повод рассердиться на нее, она говорила то, что лишало его любой возможности даже отчитать ее. Она была действительно невыносима! Как и ее завораживающие изумрудные глаза. Нахмурившись, Габби склонился над ребенком, пытаясь сосредоточиться на Нике, но все его мысли были о девушке, которая сидела так чертовски близко. И к его полной неожиданности Ник вдруг громко расплакался. Вздрогнув так, будто его ударили, Габби осторожно прижал ребенка к груди.
   - Солнышко, - проговорил он, медленно укачивая его, чтобы успокоить. - Всё хорошо. Я с тобой, тебе не о чем волноваться...
   - Он маленький, он ни о чем не волнуется, - раздался мягкий назойливый голос.
   Габби заскрежетал зубами.
   - Я знаю, что он маленький! - в гневе воскликнул он и еще более опасным голосом добавил: - И не вмешивайтесь в наш разговор!
   - Не буду, - смиренно кивнула она. - Я только хотела напомнить вам, что малыш устал и не расположен к беседе.
   Габби выпрямился, ощущая в груди такую бурю гнева, что готов был наброситься на нее. Она что ж, нарочно пытается вывести его из себя!
   - Мне лучше знать, что ему нужно, вам ясно! - рявкнул Габби так громко, что малыш вздрогнул и заплакал еще громче. Если только это было возможно.
   - Совершенно не обязательно пугать его, - смело ответила девушка, не испугавшись его гнева. И вдруг подавшись вперед, протянула к нему руки и более спокойным голосом добавила: - Дайте его мне.
   Габби был готов поставить ее на место, сказать, что ей лучше следует замолчать и не мешать ему, но пока он думал, как ей ответить, она незаметно забрала у него Ника. И оказавшись у нее, малыш тот час же перестал плакать. Это потрясло Габби до глубины души. Остолбенев, он удивлённо смотрел на своего двухмесячного племянника, и если бы не возраст этого малыша, он бы решил, что это какой-то заговор против него.
   Девушка стала медленно укачивать ребенка на своих руках, и Ник совсем затих. И даже закрыл глаза, будто чувствовал себя в совершенной безопасности. Будто наслаждался ее объятиями. Габби откинулся на спинку кресла, чувствуя себя преданным своим же родичем.
   - Только без глупостей, - не смог он сдержаться от колкого замечания, стремясь напомнить ей, кто она такая.
   И к его большому неудовольствию она вдруг вскинула голову и осуждающе посмотрела на него.
   - Я лишь хочу успокоить его. Едва ли это можно считать преступлением.
   Отвернувшись от него, она стала снова покачивать Ника, что-то тихо бормоча ему. И казалось, это успокаивало его окончательно. Габби следил за всей этой сценой, испытывая смешенные чувства. Как странно, она ведь замешана в похищении Ника. Зачем же так волноваться за него и желать успокоить его? Он снова стал изучать ее профиль, ощущая странное беспокойство в груди. Ее красиво очерченные губы двигались в медленном ритме, повторяя какие-то слова, которых он не слышал. Да и это было не важно. Потому что всё затмевало невероятное волнение, которое он ощутил, продолжая следить за ее губами.
   Что в ней было такого? Почему он испытывал то, что испытывал, находясь рядом с ней? Такие острые чувства не вызывал в нем никто и никогда, разве только... Габби не хотел думать об этом. Прошлое было потеряно для него навсегда. Единственное светлое пятно было стёрто семь лет назад, даже не сумев сформироваться.
   Он вдруг ощутил такую сильную усталость, что глаза непроизвольно закрылись. Он так долго не спал, гоняясь за преступниками. И в то же время на этот раз спал слишком долго, чтобы определить местонахождение Ника. Ведь только так он мог найти его. Себастьян настоял на том, чтобы с ним поехал один из его людей бывший военный по имени Робин, который когда-то помогал Себастьяну в поисках Тори, когда та пропала. Он действительно был верным человеком, и умел хранить секреты, узнав о тайне Габриеля. Тайна, о которой знал всего один человек на свете. Робин помогал ему и знал точно, что нужно делать в таких случаях.
   Но все эти поиски в конец измотали Габриеля. Ему нужно было хоть немного отдохнуть, чтобы восстановить силы. Габби не мог мечтать сейчас ни о чем, кроме чашки чая и мягкой постели. Проведя рукой по своей густой щетине, он подумал, что было бы неплохо еще и побриться. Может поэтому Ник боялся его и плакал?
   Взглянув на сидящего напротив мужчину краем глаза, Эмили заметила, как он побледнел. Это почему-то обеспокоило ее больше, чем она рассчитывала на это. Она вынуждена была признать, что испытывает к нему самое настоящее сострадание. Он был необычайно красивым мужчиной, даже не смотря на свою отросшую бороду, но сейчас выглядел по-настоящему истощенным, глаза запали, а густая золотистая щетина говорила о том, что в последнее время у него не было времени даже на бритье. Не удивительно, ведь он должен был прежде всего найти сына. Если бы Эмили довелось потерять свое дитя, она бы облазила весь свет, чтобы только найти его. Поэтому не могла винить своего спутника за грубое и резкое поведение. Он был доведен и нуждался в отдыхе, как и малыш.
   - Когда вы планируете остановиться?
   Услышав этот тихий и почти ласковый голос, Габби ощутил легкую дрожь, прокатившуюся по всему телу. Он медленно открыл глаза и тут же столкнулся с пронзительными зелеными глазами, которые смотрели на него с неожиданной мягкостью. Он вдруг понял, что не хочет, чтобы она смотрела на него так. Потому что он не мог бороться с чувствами, которые накатывали на него от этого взгляда. И делали его совершенно беспомощным перед ней. Как он мог бороться с ней в таком случае? Он устал бороться с ней.
   - Зачем это тебе? - уставшим голосом ответил он вопросом на вопрос.
   Эмили выпрямила спину, чувствуя себя не в своей тарелке от его пристального взгляда.
   - Если остановка на ночь будет скоро, я не дам Нику заснуть окончательно, чтобы не пришлось его снова будить. Это нарушит его сон, и он не сможет спать долгое время.
   И снова Габби не мог не признать то, что эта девушка самое странное создание на свете. Снова ее забота о Никки сбивала его с толку. Почему, ну почему она не печется о том, чтобы сбежать от него, или молить о пощаде? Почему не беспокоится за свою судьбу?
   Но вместо того, чтобы отчитать ее за любопытство или промолчать, он задал ей совершенно неуместный вопрос:
   - У вас есть дети?
   Глаза ее расширились от удивления, став просто огромными.
   - Почему... почему вы спрашиваете об этом?
   Он сам не знал, почему.
   - Вы на удивление легко справляетесь с Ником. Вы очень тонко понимаете настроение детей.
   - О, - она опустила голову, но за долю секунды до этого Габби успел заметить в ее глазах какое-то сильное чувство, похожее на боль. Его это так сильно поразило, что у него неожиданно сжалось сердце. Поразительно, но ему была небезразлична грусть, охватившая похитительницу Ника. - У меня нет детей. Я просто... много читаю и узнала обо всем из книг.
   Габби нахмурился еще больше, почувствовав, как подпрыгнуло сердце. Он мог поклясться, что где-то это уже слышал. Определенно слышал нечто подобное, но не успел вспомнить, потому что в этот момент экипаж остановилась.
   - Приехали, - сказал он уже более мирным тоном и поспешно вышел из экипажа.
   Ему следовало думать о насущных делах, об их безопасности, а не о грустных зеленых глазах. Ему следовало так же написать письмо Тори и Себастьяну и сообщить радостную новость, чтобы бедные родители немного успокоились. Это непременно поможет Тори поправиться. Расписывая в уме предстоящие дела, Габби почувствовал себя более уверенным, и, повернувшись, протянул руку девушке, чтобы помочь ей выбраться из экипажа, ведь она держала на руках Ника.
   Эмили прижала к груди ребенка и подала руку его отцу, чтобы выйти. И снова странный трепет охватил ее всю, пока она сжимала его сильную ладонь. Может ее просто знобило от холода? Вероятно, так оно и есть, потому что невозможно было поверить в то, что прикосновение мужчины способно было взволновать ее. Выбравшись наружу, Эмили поспешно отняла от него свою руку и, глядя на небольшой дом, перед которым они остановились, не заметила, как нервно сжал и разжал руку стоявший рядом мужчина. Она повернулась к экипажу, чтобы взять свой саквояж, но голос ее спутника остановил ее.
   - Оставь, - мягко, почти виновато проговорил он, не глядя на нее. - Я сам...
   И Эмили по-настоящему захотелось улыбнуться ему, ощущая в груди необычайно странное, безумно приятное тепло. Она вдруг подумала о том, что за последние годы она не улыбалась так часто, как сегодня. И уж никогда не хотела улыбнуться мужчине. Разве что однажды, сидя под клёном...
   Отогнав от себя ненужные мысли и прижав к груди ребенка, она поспешила в дом, чтобы не заморозить его. Ее встретила невысокая пожилая женщина в белом переднике, которая радушно улыбнулась ей и весело проговорила:
   - Добро пожаловать, дорогая. Входите скорее, иначе вы и малыш замерзнете от этого жуткого холода.
   Эмили вошла в дом и отряхнула одеяло, в которое был завернут Ник, и которое было в снегу. За ней в дом вошел ее спутник и закрыл дверь.
   - Добрый вечер, миссис Хилхёрст, - проговорил Габби, оттряхивая свои плечи от снега.
   Пожилая женщина улыбнулась ему.
   - Как хорошо, что вы нашли, наконец, свою жену. Она такая красавица. Неужели сбежала с ребенком к другому?
   Эмили остолбенела, услышав такое. Она взглянула на своего спутника, который, повернувшись к ней спиной, как ни в чем не бывало расстегивал свой черный каррик. Что он рассказал этой женщине до их приезда сюда? Миссис Хилхёрст определенно ждала их. Но он не имел права говорить такое! Испытывая гнев и досаду, она обернулась к хозяйке дома.
   - Я не его жена, - слишком резко произнесла она, крепче прижав к груди Ника.
   Миссис Хилхёрст удивленно посмотрела на нее.
   - Да?
   И тут послышался тихий голос ее спутника.
   - Она няня малыша. Приготовьте для них комнату.
   Растерянно покачав головой, пожилая женщина снова взглянула на Эмили.
   - Пойдемте, дорогая, я уже приготовила вам комнату. Вы должны отдохнуть и уложить малыша.
   Идя за ней, Эмили почувствовала себя еще более растерянной. Почему он сказал "няня", а не преступница? Ведь именно ее он и обвинил в похищении Ника. И собирался передать властям. Он ведь был груб с ней именно потому, что она была преступницей в его глазах, и иного обращения просто не заслуживала. Почему тогда он представил ее няней своего сына? Ведь только так она могла бы избежать презрения хозяйки этого дома...
   Оказавшись в небольшой но уютной спальне с одной кроватью, на которой и предстало ей с Ником провести ночь, Эмили вдруг ощутила небывалое облегчение от того, что осталась одна, что отца Ника не было рядом. Она не могла сейчас видеть его. И так как ей предстояло побеспокоиться о малыше в первую очередь, она с удовольствием занялась им, чтобы хоть как-то отвлечься.
   И вот он, накормленный и уложенный на кровати, смотрел на нее своими серыми как у отца глазами, волнуя ее еще больше. Ник помахал своими крохотными ручонками и так широко и солнечно улыбнулся ей, что, не сдержавшись, Эмили наклонилась и быстро поцеловала его в тёплую щечку.
   - Ты действительно самый хитрый малыш, которого я когда-либо видела. - Эмили улыбнулась ему в ответ и ласково погладила его по голове, прекрасно зная, чего он желает. - Ты ждешь сказку на ночь, да? - В ответ он более энергично замахал ручками, улыбка его стала шире, от чего сердце Эмили почти растаяло. - Ты хоть знаешь, что ты единственный мужчина, которому я хочу рассказывать сказки? - Малыш весело загукал. Покачав головой, Эмили тихо начала, с умилением глядя на малыша: - В далёком-далёком царстве жил строгий, но очень мудрый царь. И было у него три сына. Однажды царь очень тяжело заболел и позвал к себе своих сыновей. Он велел им найти лекарство, которое сможет излечить его, потому что его врачи были бессильны. И три храбрых принца, спешно оседлав своих коней, пустились три в разные стороны, дабы найти способ вылечить своего горячо любимого отца.
   Старший сын набрёл на город, где жили опасные разбойники. - Чем больше рассказывала Эмили, тем быстрее успокаивался малыш, а потом он и вовсе затих, внимательно слушая Эмили, и если бы не его возраст, она бы подумала, что он понимает каждое ее слово. Снова улыбнувшись ему, она тихо продолжила: - Старшего принца хотели пленить, не поверив, что он сын царя. Тогда он бросил вызов главе разбойников и победил его в честном бою, за что разбойники сделали его своим предводителем. И все сокровища разбойников теперь принадлежали ему. Царевич вошел в сокровищницу и вдруг увидел небольшую чашу, которая стояла в стороне от всех на каменном выступе. И словно из ниоткуда из нее лилась вода. На вопрос царевича, что это такое, ему ответили, что это чаша с волшебной водой, которая может вылечить любую хворь. Но она лечит только тех, кто чист душой. И еще, до чаши нельзя дотрагиваться рукой, иначе вода полностью высохнет. Обрадовавшись, что нашел, наконец, заветное лекарство, которое поможет его отцу, и уверенный, что донесёт это до дворца, старший царевич просунул две палки меж двумя круглыми ручками, взял чашу, спрыгнул на коня и помчался домой.
   Средний царевич попал в царство кровожадных людоедов, которые убивали своих пленников ради забавы и оставляли себе головы поверженных, как трофеи...
   - Что за страшную сказку вы рассказываете Никки на ночь? - послышался тихий бархатный мужской голос с порога.
   Встрепенувшись от того, что ее застали врасплох, Эмили быстро обернулась, но так и не смогла ничего ответить. Лениво прислонившись плечом к косяку двери и скрестив руки на невероятно широкой груди, у порога стоял отец Ника в одной белой льняной рубашке, тёмных бриджах из оленей кожи и высоких черных сапогах. Было так странно видеть его без свободно сидящего на нем каррика. Но не это поразило ее. Рубашка обтягивала широкие плечи и сильные руки, а бриджи облегали напряженные длинные ноги. Он был довольно высоким мужчиной. И Эмили снова не могла не отметить, как он красив даже со своей многодневной щетиной, которая закрывала почти всё его лицо, ярко выделяя задумчивые серебристые глаза, которые сейчас с опасным блеском смотрели на нее так пристально, что сердце Эмили забилось тревожными ударами. Золотистые волосы растрепались и падали ему на лоб, делая его вид еще более домашним.
   Эмили вдруг поняла, что в нем таится невероятная сила и мощь, которая в любой момент может быть направлена на нее, но это почему то не пугало ее, а жутко волновало. Как так? Почему она не боялась его? Ведь мужчинам было так легко ранить женщину, обидеть и унизить. Они наслаждались своим преимуществом над слабым полом, пытаясь доминировать над ними. Почему тогда стоявший перед ней мужчина не вызывал в ней ни отвращения, ни страха и презрения? Только потому что был отцом этого замечательного малыша?
   Тяжело дыша, Эмили отвернула от него свое лицо, вдруг ощутив себя невероятно одинокой и почти потерянной. Как странно, до сих пор ей было терпимо жить одной. Она была даже в некоторой степени счастлива от этого...
   - Так что же вы всё-таки рассказывали Нику? - тихим голосом повторил он, ожидая ответа.
   Голос, полный любопытства и мягкости. Голос, лишенный жестокости и гнева. Голос, пугающий ее не на шутку.
   - Я рассказывала ему сказку.
   - Да, но можно было рассказывать о мышах или слонах. Разве тема животных больше не актуальна?
   Его вопрос почему-то заставил Эмили улыбнуться. И снова она поразилась тому, что может улыбаться от слов мужчины. Этого мужчины! Хорошо, что он не видел это, потому что она сидела к нему спиной. Ей почему-то не хотелось показывать ему то, что его слова могут заставить ее улыбаться.
   - Ему не важно, о чем я рассказываю. - Эмили с нежностью взглянула на малыша и добавила: - Кажется, ему нравится мой голос. Он успокаивает его.
   "Как и меня" - вдруг подумал Габби, оторвавшись от косяка двери и медленно шагнув в комнату, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее.
   - А как называется ваша сказка? Никогда прежде не слышал ее.
   - Я... я еще не придумала ей названия, - сбивчиво ответила Эмили, почувствовав, как он приближается к ней. И как при этом сердце бьется всё быстрее.
   - Не придумали? - Габби остановился у подножья кровати, и ему в глаза снова бросилась ее длинная рыжая коса, лежащая на ее спине и переливающаяся одновременно цветом красного дерева и расплавленного золота. Какие странные волосы. - Что значит, не придумали?
   - Я импровизирую, чтобы Ник заснул.
   - Вы умеете сочинять сказки? - Габби был приятно удивлен тем фактом, что у нее оказалась не только живая фантазия. Но и острый ум. И снова он подумал о том, как ей угораздило быть замешенной в похищении Ника. - И что же произошло со средним царевичем?
   - Злой царь велел схватить его и обезглавить. Никто не пришел ему на помощь, и среднего царевича казнили.
   - Как ужасно! Я и не представлял, что в нынешних сказках принято убивать царевичей.
   Эмили снова не смогла сдержать улыбку. По-прежнему не глядя на него.
   - Не всё так ужасно. В тот момент мимо лагеря как раз проезжал старший царевич и, увидев, что произошло, бросился к своему брату. Он успел дать ему воды из волшебной чаши и спас брата, но вода из чаши перестала литься. Она закончилась.
   Габби удивленно приподнял брови, по-настоящему заинтригованный сюжетом этой необычной сказки.
   - И как теперь они могли спасти отца?
   Боже, ему казалось, что его обволакивает не только ее голос, который заставлял его испытывать необъяснимые чувства! Она манила его всем, что делала, тем, что говорила. Это было похоже на помешательство. Или сумасшествие.
   В этот момент она подняла к нему свое прелестное лицо и совсем тихо сказала:
   - Ник заснул.
   У него перехватило дыхание, когда он снова заглянул в ее невероятно яркие изумрудные глаза. Непостижимо, но он едва мог дышать, едва мог владеть собой, когда видел ее лицо. И чем больше он находился с ней, тем сильнее подавался ее притяжению. Черт побери, она притягивала его сильнее ветра! Если он еще пару минут будет стоять здесь и смотреть ей в глаза, он окончательно забудет о том, что ему нужно было сделать.
   Сжав руку в кулак и сделав глубокий вдох, чтобы прийти в себя, Габби выпрямился и насупил брови, дабы показаться равнодушным и холодным.
   - Мы выезжаем рано утром после завтрака. - Он развернулся и направился к двери, но у порога остановился и бросил через плечо: - Расскажете свою историю завтра.
  

***

  
   Было раннее утро. За окном всё ещё шёл тихий снег. Легкий ветер нежно подбрасывал крупные хлопья, аккуратно складывая их в небольшие сугробы. В доме стояла приятная тишина. Эмили медленно обернулась к малышу, который сжав своей маленькой ручкой ее палец, сладко спал, прижавшись к ней. Она невольно улыбнулась ему, ощущая в груди щемящую нежность. Он покорял ее с каждым днем всё больше и больше, не оставляя никаких шансов забыть его, даже когда она передаст крошку его матери, а затем уедет. Это событие казалось таким близким, но в то же время таким далеким, что сейчас хотелось думать о чуде обретения, а не потери.
   Испытывая сильную жажду, Эмили еще раз посмотрела на малыша, который даже не пошевелился, когда она осторожно высвободила свой палец, медленно встала с кровати и обложила малыша подушками с обеих сторон. Она надеялась, что он не проснется, пока она быстро сходит на кухню, попьет воды и вернётся. Надев платье и проведя рукой по распустившимся длинным волосам, Эмили решила заплести косу после посещения кухни, иначе потратит драгоценное время. Да и остальные вероятно спят, так что ей не будет неловко появиться перед людьми с распушенными волосами.
   В последний раз взглянув на Ника и убедившись, что он в полной безопасности, Эмили вышла из комнаты и тихо прикрыла дверь. Густые волосы мешали, падая ей на лицо. Привычным взмахом головы она откинула их назад и обернулась. И застыла на месте, увидев в нескольких шагах от себя отца Ника. Она не ожидала увидеть его так рано. Но еще больше она не ожидала увидеть его такого...
   Он побрился! И выглядел таким юным, таким молодым. И таким красивым, что Эмили неожиданно поняла, что затаила дыхание, глядя на него. Высокий лоб, прямые золотистые брови, глубоко посаженный миндалевидные серые глаза, прямой нос и красиво очерченные губы. И еще, он выглядел таким странным. Она не могла понять, что в нем было не так... Неожиданно сердце ее забилось быстрее, а голова стала медленно кружиться, когда она заметила небольшую ямочку на его твердом подбородке. Такая странная, даже знакомая впадинка... Почему ей казалось, что прежде она уже видела такую же? Почему она не могла справиться со стремительным биением своего сердца?
   Он тоже неотрывно смотрел на нее своими чуть расширившимися серебристыми глазам, будто видел ее впервые. Он был в рубашке, расстегнутой у ворота, которая обнажала его шею и верхнюю часть груди, усыпанную золотистыми волосами. Казалось, он весь был сделан из золота. Чуть влажная после бриться золотистая кожа блестела словно после легкого загара. Отец Ника, отец малыша, которого подвергли жуткому испытанию. Невероятно красивый мужчина с золотистыми волосами, серыми глазами и ямочкой на подбородке. И неожиданно странное чувство узнавания медленно охватило ее, заставляя испытывать жар и холод одновременно, парализируя и ужасая.
   В этот момент входная дверь отворилась, в комнату вошел их кучер и подошел к отцу Ника, который теперь пристально смотрел на ее волосы. На ее распущенные волосы.
   - Экипаж уже готов...
   Он резко поднял руку и, не глядя на своего кучера, медленно бросил:
   - Х-хорошо, Робин... Можешь идти.
   Кучер кивнул и, развернувшись, чтобы уйти, быстро проговорил:
   - Да, Габриел.
   И только тогда Эмили, наконец, поняла, кто на самом деле стоит перед ней. Она не могла в это поверить. Не Гэбриел, не Габриель, а именно Габриел, [a], как в слове "чашка". Как такое возможно? Эмили подумала, что бредит. Или до сих пор спит и видит сон. Глаза ее изумленно расширились. Она попятилась назад и прижалась спиной к двери, к опоре, которая поддержала ее в тот момент, когда затряслись колени. Она не могла дышать, не могла двигаться. Боже праведный, но это был именно тот юноша, который некогда заставил ее почувствовать себя по-настоящему красивой и непроклятой. Убедил ее в том, что ей не следует ни красить, ни стричь волосы. Юноша, который выпросил у нее локон волос. Юноша, который подарил ей тот судьбоносный перочинный ножик.
   Ее ввела в заблуждение его густая борода. Вот почему она не сразу узнала его. Вот причина того, почему она всё это время чувствовала себя очень странно, находясь рядом с ним. Неудивительно, ведь и семь лет назад он заставлял ее испытывать те же пугающе приятные, непонятные, но в то же время желанные ощущения. Она не заметила, как вышел кучер. Эмили смотрела в глаза отца Ника, и ей казалось, что она снова сидит под тем самым клёном, в солнечный день. День, когда она еще имела право мечтать. День, когда всё в одночасье рухнуло, и она потеряла всё.
   Грудь вдруг пронзила такая острая боль, что перехватило горло. Эмили с ужасом понимала, что уже не та прежняя девочка, которая много лет назад понравилась ему. Кто полюбил ее волосы. Она была запятнана, она была грязной. И он был ужасно сердит на нее за то, что она была причастна к похищению его сына. Он почти ненавидел ее. Единственный мужчина, который был способен вызывать в ней нечто значительно большее, чем отвращение. Но что он скажет, когда узнает о ее прошлом? Эмили сумела пронести в памяти теплые воспоминания о нем, но жизнь была так жестока, что решила отнять у нее даже и эти единственные светлые крохи. Что у нее останется, если она потеряет и его, своего светловолосого архангела, светлое пятно на фоне мрачных событий, которые лишили ее всего? С чем она будет жить дальше? Что будет согревать ее холодными, одинокими ночами?
   Эмили задыхалась, понимая, что разваливается на части. Она не могла вынести этого. Это было так несправедливо! Так ужасно, что ей захотелось плакать.
   Он вдруг сделал шаг в ее сторону и, скользнув взглядом еще раз по ее волосам, которые, вероятно, узнал, заглянул ей в глаза и тихо спросил:
   - Как тебя зовут?
   У него был такой мягкий, такой ласковый голос, что ей захотелось тут же исчезнуть из этого дома, из этого мира. Мир, который продолжал насмехаться на ней. Но Эмили не могла не ответить. Глубоко в сердце она продолжала наивно верить, что однажды встретит его. И что он узнает ее. И, возможно, захочет подарить ей еще одно светлое, невероятно дорогое для нее воспоминание. Поэтому и ответила. Охрипшим и сдавленным голосом:
   - Эмили.
   Она увидела, как расширились его глаза от потрясения, как он выпрямился затаив дыхание. Она не могла больше находиться рядом с ним. Она не могла больше видеть его. И собрав все свои силы, Эмили открыла дверь и юркнула обратно в свою комнату, быстро закрыв дверь дрожащими руками.
   И только потом на самом деле поняла, что с ней произошло. И что ей предстоит вынести.
  

Глава 4

  
   Эмили!
   Он не мог поверить в то, что услышал. В то, что видел собственными глазами. Как такое возможно? Как это могло быть правдой? Может сознание решило сыграть с ним злую шутку, а слух бессовестно потакал ему? Габби не мог дышать, глядя на стоявшую перед ним девушку. Глядя на Эмили! На ту самую Эмили! Хрупкие воспоминания о которой до сих пор хранились в его памяти и которые внезапно ожили и стали невыносимо терзать его.
   Эмили!
   Он никогда бы не смог забыть это имя. Ни за что не забыл бы девочку, которая сокрушалась по поводу цвета своих волос. Которая так глубоко переживала холодность своих родных. Которая распустила для него свои бесподобно красивые рыжие волосы, и подарила ему локон этих захватывающих волос. Девушка, которая в книге пыталась по суевериям найти ответы на свои вопросы. Которая поделилась с ним самыми своими сокровенными переживаниями...
   Девушка, которая подверглась потом грубому насилию и была изгнана из собственного дома. Семь долгих мучительных лет Габби пытался найти хоть бы слово о ней, надеялся, что хоть кто-то видел ее, кто-то сможет указать или подсказать ему, где ее укрыли от него. Но она исчезла из его жизни. Так, словно она никогда не существовала. Но он никогда не переставал думать о ней! До боли хорошо помнил каждое ее слово, каждый жест, каждый локон переливающихся рыжих волос. Он помнил, как сильно билось его сердце рядом с ней. Как ему было тяжело дышать рядом с ней.
   У Габби вдруг что-то перевернулось в груди, когда он увидел расширившиеся от ужаса глаза девушки, когда Робин обратился к нему по имени. Когда потом сама назвала свое имя. Она узнала его! Она знала точно, кто он такой! Но это почему-то напугало ее так, что она сначала застыла, а потом быстро исчезла за дверью своей комнаты.
   Габби вдруг почувствовал, как болит сердце. От того, что он едва мог дышать. От того, что он был готов броситься за ней. Он поднял руку, желая остановить ее, но ее уже не было рядом. Она испарилась, как дымка. Габби на секунду прикрыл глаза, пытаясь взять себя в руки. Потрясение, которое он испытал, не могло так скоро отпустить его.
   Эмили!
   Боже правый, как давно он хотел увидеть ее! Как давно хотел увидеть и убедиться, что с ней всё в порядке! И вот теперь он видел её. Видел перед собой экзотическую красавицу, в которую она превратилась за эти семь лет. Которая продолжала заставлять его ощущать то дикое, неконтролируемое волнение, от которого он переставал соображать. Вот почему все это время он не мог спокойно находиться рядом с ней! Вот почему он не мог спокойно смотреть ей в глаза. Эти изумрудные, яркие и пронзительные глаза! Глаза, которые преследовали его во сне и наяву. Глаза, которые он никогда не видел в своих видениях...
   "Я просто... много читаю, и узнала обо всём из книг".
   Такое могла сказать только та Эмили. Его Эмили, которая сидела под клёном и смотрела на него своим волнующим взглядом!
   - Бог ты мой! - простонал Габби, открыв глаза, и, продолжая смотреть на дверь, провел дрожащей рукой по своим слегка влажным волосам.
   Всё в одночасье изменилось!
   Теперь ничего не могло быть, как прежде. Он вдруг очнулся и, наконец, вспомнил, как они встретились. Он ведь нашёл своего племянника в ее доме. В скрытом от людского мира коттедже, где и жила она всё это время. Куда ее сослала жестокая и бессердечная семья. Господи, как Ник оказался у нее? Как она оказалась замешана в похищении Ника?
   У Габби вдруг так сильно закружилась голова, что он даже пошатнулся. Ему показалось, что он сходит с ума. Или уже сошёл. Потому что это не могло быть правдой. Ему хотелось разнести эту проклятую дверь в щепки и оказаться лицом к лицу с ней. Ему хотелось о стольком у нее спросить, о стольком узнать! Но он не смог сделать и шагу. Он просто не мог подойти к её двери. Грудь разрывала такая боль, такой страх и сомнения, что он даже не смог выдохнуть накопившийся в легких обжигающий воздух. Она тоже узнала его, но предпочла скрыться от него. Потому что он взял ее с собой, чтобы сдать властям.
   Боже, в какой капкан он попал? Что с ними теперь будет? Меньше всего на свете он ожидал обнаружить ее своим врагом, но именно в такой позиции они теперь оказались.
   Понимая, что больше не может находиться здесь, Габби развернулся и быстро шагнул к двери, схватив с рядом стоявшего стула свой сюртук. Ему казалось, что если он не сделает глоток свежего воздуха, он просто свихнется. Или его чертовая голова лопнет от боли! Он должен был ненадолго остаться один, подальше от нее, чтобы немного прийти в себя.
   И решить, что делать дальше.
  

***

   Через полчаса Габби снова стоял перед заветной дверью, ощущая в груди невероятное волнение. Хозяева давно встали, завтрак был уже накрыт, но Габби был уверен, что она до сих пор так и не вышла из своей комнаты. Он вдруг застыл, не зная, что сказать ей. Как он посмотрит на нее теперь? Почему даже оказавшись вовлеченной в грязное похищение Ника, она продолжала заботиться о малыше и рассказывать ему на ночь сказки? Для настоящей преступницы это было противоестественно, и всё же...
   Эмили!
   Одно ее имя заставляло его дрожать от сильнейших эмоций, которые так стремительно охватывали его. Сжав руку в кулак, гневаясь на весь белый свет и прежде всего на себя, Габби резко спросил у стоявшей рядом миссис Хилхёрст:
   - Она ещё не выходила оттуда, верно?
   Миссис Хилхёрст покачала головой.
   - Нет, может, она всё ещё спит?
   Не спит она, подумал Габби, тяжело дыша. Она предпочла скрыться от него, чтобы не встречаться с ним. Неужели ей было так неприятно видеть его? Эта мысль почему-то причинила ему неожиданную боль. Не в силах больше бездействовать, он шагнул к двери, но всё же постучался тише, на случай, если только Ник спал.
   - Эмили, - прошептал он, и снова сильная дрожь прошлась по всему телу от прозвучавшего имени. Ощущая непривычное бессилие, Габби привалился к двери, пытаясь дышать ровнее, и более грозно добавил: - Мы выезжаем сразу после завтрака.
   Он стал ждать ответа, прислушался, но за дверь не раздалось и единого звука. Это вдруг так сильно напугало его, что Габби решил, будто ее там нет. Неужели она сбежала? Стукнув кулаком по двери уже громче, он гневно проговорил:
   - Эмили, если ты сейчас же не отзовёшься, я выбью эту чёртовую дверь и войду! Ты меня слышала?
   Он прижался лицом к двери и стал ждать. Одна секунда. Две. Три... Стук его сердца отсчитывал невыносимо долгие мгновения молчания, которые складывались в целую вечность! А потом он услышал. Совсем тихо, еле различимо...
   - Что? - спросил он нетерпеливо, превратившись в слух.
   - Я слышала вас...
   У него еще громче забухало сердце, когда он услышал, наконец, ее голос. Голос той самой Эмили! Господи, как он мог не узнать ее? Габби всем тело прижался к двери и положил ладонь на деревянную преграду, словно стремясь прикоснуться к ней. Желая поверить в то, что это не сон. У него снова стала медленно кружиться голова. Сделав над собой огромное усилие, он более мирно, почти ласково спросил:
   - Что ты слышала?
   - Вы уезжаете после завтрака.
   Он закрыл глаза.
   - "Мы", - мягко поправил он. - Мы уезжаем после завтрака. - Габби с трудом выровнял дыхание и открыл глаза. - Выходи позавтракать.
   У него замирало всё внутри при мысли о том, что он снова увидит ее.
   Увидит Эмили!
   Господи, он действительно не спал?
   - Я не хочу есть...
   Если он стремился убедиться в том, что она не желает его видеть, этого было более чем достаточно. И это снова причинило ему необъяснимую боль. Подавив горечь разочарования, он выпрямился, оторвавшись от уже ненавистной двери.
   - Тебе придётся выйти оттуда. Рано или поздно. - Он не мог уйти, но и не знал, о чем еще поговорить с ней. Но была еще одна темя, связывающая их вместе. Вот только... Боже, их ведь связывал не только малыш! - Как Ник?
   - Хорошо, я уже покормила его, - прошептала Эмили, стоя рядом с дверью и прижавшись к холодной деревянной преграде щекой. У нее так сильно стучало сердце, что она едва могла дышать. Едва могла поверить в то, что всё это происходит на самом деле. И продолжает происходить. Она должна была проснуться у себя в постели в доме тети Альби, потому что это не могло быть правдой. Она не могла стоять так близко к Габриелю. К тому самому Габриелю, которому подарила локон своих волос! Эмили подняла руку и прижала ладонь к двери, мысленно умоляя его исчезнуть! Умоляя уйти... И в то же время не в силах перестать думать о нем.
   - Покормила его, а сама не желаешь завтракать?
   Почему в его голосе слышалось не осуждение, а беспокойство? Эмили сделала глубокий вдох, и тихо добавила:
   - Обычно я не завтракаю...
   "Лжешь" - с невероятной ясностью понял Габби. И еще одно открытие потрясло его до глубины души. Она была готова придумать всё что угодно, лишь бы не выйти оттуда! Не выйти к нему! Но она не могла вечность скрываться там. Как бы сильно не боялась его.
   - Что ж, -произнес он, сдаваясь, и отошел от двери. - В таком случае мы уезжаем через десять минут. - Он скрестил руки на груди, выжидательно посмотрел на дверь и совершено спокойно добавил: - Если ты решишь и дальше прятаться в этой комнате, я приду через десять минут и сам выведу тебя оттуда, в каком бы виде ты ни была. Ты меня слышала, Эмили?
   Ответа не последовало и это еще больше насторожило Габби, который перевёл взгляд на настенные часы и стал считать секунды, складывающиеся в мучительно долгие минуты, когда снова увидит ее. Увидит Эмили!
   У него так сильно колотилось сердце, что становилось всё труднее дышать. И еще труднее ждать. Никогда прежде он не испытывал такого безграничного нетерпения. Такого стремления вновь увидеть кого-то. Он гадал, что произойдет: она выйдет сама или ему всё-таки придется войти к ней? Он был готов почти на всё, чтобы снова взглянуть в ее изумрудные, потрясающие глаза.
   Когда стрелки часов отсчитали последние секунды, возвещая о том, что прошли отведённые десять мину, Габриел выпрямился и шагнул к двери, но застыл на полпути, когда дверь открылась без его вмешательства. Перед ним стояла девушка из его прошлого! Девушка, которая не давал ему покоя целых семь лет! Девушка, мысли о которой терзали его днем и ночью. Габби замер, не в силах пошевелиться. Замерло и его сердце, пока он смотрел на это теперь уже до боли знакомое лицо на тонкие золотистые бровки, белоснежную кожу, чуть вздёрнутый носик, алые по-прежнему манящие губы... Господи, как он мог не узнать ее сразу? - ужасался про себя Габби, перестав дышать. Волнение снова охватило его, когда он попытался заглянуть ей в глаза, но она склонила голову слишком низко, чтобы у него хоть что-то получилось.
   И только тогда он заметил это.
   Она повязала на голову зеленый платок, которым скрыла от него каждый локон своих невообразимо рыжих потрясающих волос! Волосы, которые были предметом разговоров в прошлом. Волосы, которые понравились ему и которые так сильно тревожили её. Волосы, которые могли напомнить им давно ускользнувшее от них прошлое. Прошлое, к которому она, вероятно, не хотела возвращаться. Габби ощутил стеснение в груди, но решил пока не делать ничего. Пока было достаточно того, что они узнали друг друга. Она ведь узнала его? Иначе, почему пряталась в комнате? Почему скрыла волосы платком?
   Он всё же подошёл к ней. Она уже надела свою накидку и для верности наиболее полно укрыться от него надвинула на голову еще и капюшон. Одной рукой она прижимала к груди Ника, а другой держала свой саквояж. Габби осторожно взял у нее саквояж, ощутив исходивший от нее слабый запах сирени, и, испытывая острейшие, неконтролируемые чувства, он хрипло сказал:
   - Пойдём.
  

***

   Эмили было так трудно дышать, что она не смогла возразить, когда он забрал у нее саквояж. Ей было ужасно трудно находиться рядом с ним, но еще тяжелее было смотреть на него. Чего собственно она и не стала делать.
   Всё изменилось так внезапно, что теперь она не представляла, что ей делать, как вести себя с ним, что ему сказать? Столько вопросов и ни одного ответа! Боже, она была в таком отчаянии, что не знала, куда ей деться. Она не могла вернуться домой, не могла оставить Ника. Она не могла поделать ровным счетом ничего. Всё снова встало с ног на голову, и снова она лишилась возможности управляться с некой подобий жизни, которую вела до его появления.
   Поблагодарив Хилхёрстов за теплый прием, она вышла во двор и увидела Габриеля, стоявшего возле совсем другого, ничем не примечательного черного экипажа, который ждал их. И снова ощутила странный бег своего сердца. Что в нем было такого, от чего ей становилось не по себе рядом с ним? Почему именно этот мужчина вызывал в ней эти непонятные, сложные и недопустимые чувства? Она не хотела прежнего волнения, не хотела ничего из того, что снова могло ввергнуть ее в пучину отчаяния, из которой было так немыслимо сложно выбираться, а потом искать крохи желания вернуться к жизни, в которой не было ничего желанного. Это был ужасный путь.
   Поправив капюшон, она шагнула к экипажу, прижав к груди Ника, но сердце снова затрепыхало в груди, когда она оказалась возле его хмурого отца. Он протянул ей руку, чтобы помочь. Эмили застыла, боясь прикоснуться к нему. Любое мужское прикосновение было невыносимым для нее. А его прикосновения были еще и опасны. Ужасно опасны...
   Она хотела сама взобраться в экипаж, когда услышала голос над ухом:
   - Не глупи, Эмили. Подножка очень скользкая, и ты можешь упасть. Возьми меня за руку.
   Почему теперь его голос звучал с нескрываемой нежностью, от которой дрожь прокатилась по всему телу? Почему он сказал, что может упасть она? Почему ее судьба тревожила его больше, чем благополучие собственного сына? Почему, ради всего святого, именно он оказался тем самым юношей, который подарил ей самые дорогие сердцу воспоминания?
   Тяжело дыша, она всё же подчинилась, положив свою руку на его ладонь. Дрожь стала сильнее, сердце застучало быстрее. Она остро почувствовала тепло его руки, которое согрело ее оледеневшие пальцы. Почему ей не было противно от его прикосновений? Почему вместо того, чтобы отпустить его руку, ей захотелось еще чуток подержать его?
   Сделав глубокий вдох, она быстро взобралась в экипаж и села на теплое сиденье, прижав к себе малыша. Эмили усилием воли подавила все те чувства, которые ей не следовало испытать, и отвернулась от своего попутчика, который устроился напротив, и они тронулись в путь.
   Путь, который непонятно, к чему приведет их обоих.
   Они ехали вот уже два часа. Два часа молчаливого пути. Сначала это задевало Габби, потому что она жестоко игнорировала его. А ведь некогда охотно делилась с ним своими переживаниями. Потом он решил терпеливо ждать мгновения, когда же она заговорит сама, но видимо сила ее воли была намного сильнее его, потому что она так и не произнесла ни слова. И ни разу не посмотрела на него с тех пор, как вышла из комнаты.
   Габби мог бы рассердиться на нее. Но если раньше это удавалось ему с большим трудом, теперь ему было совершенно невозможно сердиться на нее. На Эмили!
   "Оказывается, в Англии существует немало суеверий и примет, в которые люди охотно верят... Есть поверье, что если утром в волосах окажется пёрышко от подушки, значит, в вас кто-то влюбился..."
   Странно, почему он вдруг вспомнил именно эти давно сказанные ею слова? Габриел снова посмотрел на сидящую напротив девушку, которая усиленно делала вид, будто занята малышом. Будто Габриеля вовсе не существует. Всю дорогу она укачивала Ника, что-то неслышно шептала ему и пыталась себя хоть чем-то занять, чтобы не смотреть в другую сторону. Глядя на ее нежный профиль, Габби вдруг испытал острое желание обнять ее и убедиться, что она настоящая. И неожиданно для себя он медленно улыбнулся, ощущая странное удовлетворение в груди. Рядом на самом деле сидела Эмили! Та самая Эмили! Это было больше того, что он желал все эти семь лет...
   В этот момент она резко выпрямилась, глядя в окно. И они оба совершенно точно расслышали, как заурчал чей-то живот. Габби попытался не улыбнуться шире. Девушка застыла, гневно сжав свои побелевшие губы. Он вдруг понял, что не может винить ее за ее поведение. Всё так резко переменилось. Еще вчера они были чужими друг другу. И знали, кто они такие: преступница и каратель. Но теперь... После того, как они узнали друг друга. После того, через что им обоим пришлось пройти...
   Габби медленно выпрямился, снова подавляя желание обнять ее, прикоснуться к ней...
   - Как давно у тебя вошло в привычку не завтракать?
   И снова его мягкий голос прошелся острым лезвием по ее обнаженным нервам, причиняя ужасную боль. Эмили сжала руки на коленях и еще больше отвернулась от него, чувствуя на себе его пристальный взгляд.
   - Не ваше дело.
   Что еще она могла сказать? Возможно, она была груба, резка и бестактна, но ничего не могла поделать с собой. Она не знала, о чем говорить с человеком из своего прошлого, которому так много рассказала о себе. Помнит ли он хоть что-нибудь из того рассказа?
   - Возможно, ты права, - спокойно произнес он, - но я бы не хотел, чтобы ты морила себя голодом.
   И снова искренняя забота в его голосе поразило Эмили настолько, что ей стало даже страшно. С какой стати ему проявлять столько беспокойства по отношению к преступнице, которую вез к судье? Она не хотела, чтобы о ней беспокоился мужчина. Ведь мужчина не способен ни на что хорошее. Она не желала, чтобы о ней беспокоился Габриел.
   - Моя судьба не должна вас заботить, - снова резко бросила она, не глядя на него.
   И с замиранием сердца почувствовала, как он подался вперед. К ней.
   - Ошибаешься, - почти миролюбиво заверил он, взяв с сиденья рядом стоявшую корзину. В этот момент у нее снова заурчало в животе, и на этот раз Эмили покраснела до корней волосы, почти ненавидя себя за эту слабость. Как бы она хотела, чтобы всё это оказалось страшным сном и всё исчезло! Но никто не исчез: ни Ник, ни тем более его хмурый отец, который должен был, как любой другой мужчина уже отругать и осудить ее за резкость. Ведь так поступали все мужчины, разве нет? - Это собрала нам в дорогу миссис Хилхёрст. Покушай немного, - сказал он, протянув ей корзину, и незаметно отобрал у нее Ника. - А пока что малыш побудет у меня.
   Сбитая с толку, голодная, растерянная Эмили не оставалось ничего другого, как последовать его совету. Именно совету. Он не приказывал, не настаивал. Он просил ее покушать! Будто на самом деле тревожился о ней. Эмили предпочла не анализировать его поведение. Ведь мужчины всегда ведут себя непредсказуемо. И если он решит потом по-настоящему проявить свой истинный характер, ей следует быть сытой и готовой, чтобы достойно встретить его нападки.
   Положив на освободившиеся колени корзину, Эмили краем глаз заметила, как мужчина с безграничной нежностью прижал к груди своего сына. И снова невозможно было отрицать ту любовь, которую он испытывал к своему ребенку! Поразительно, но такого мужчину она видела впервые!
   У Ника были такие же глаза, как у его отца, и возможно цвет волос как у матери. Эти мысли почему-то огорчили Эмили еще больше. Ощущая неестественную подавленность, и не понимая причину этого, она откинула крышку корзины, но не смогла удержаться от вопроса.
   - Как полное имя вашего сына?
   Габриел удивленно вскинуло голову и, приподняв золотистые брови, внимательно посмотрел на нее.
   - Моего сына? - переспросил он, не достаточно уверенный, что правильно понял ее вопрос.
   - Да, вы называете его Ник. Это уменьшительное от Николас или от средневекового имени Колин?
   Его поразили две вещи. То, что она, как и много лет назад продолжала удивлять его своим острым умом. И то, что она решила, будто Ник его сын. Задав свой вопрос, она при этом выглядела такой напряженной, такой грустной. Почти несчастной. Это тронуло Габби до глубины души и снова вызвало желание обнять ее. Чувствуя гулкие удары своего сердца, и пристально следя за ней, он, наконец, ответил на ее невысказанный вопрос.
   - Ник не мой сын.
   И получил настоящий подарок, потому что Эмили повернула к нему голову и посмотрела, наконец, на него своими завораживающими зелеными глазами. Габби почувствовал, как перехватывает дыхание. Сейчас она выглядела такой же изумленной, как утром, когда узнала его. Она ведь узнала его? Он так хотел, чтобы она узнала его!
   - Но... - проговорила Эмили, пытаясь остановить быстрые удары своего сердца, когда заглянула в его сверкающие серебристые глаза. Такие знакомые, светящиеся лаской и нежностью! Она так давно мечтала еще раз ощутить на себе этот неповторимый взгляд. Но именно сейчас испытала настоящую боль от того, что исполнилась давняя мечта. - Но у него ведь ваши глаза.
   Габби вдруг ощутил головокружительную радость от того, что она обратила внимание на его глаза. Интересно, она помнила цвет его глаз или заметила это только сейчас?
   - У него глаза матери, моей сестры, - с еле заметной хрипотцой произнес он, не в силах отвести от нее свой взгляд. Эмили же это удалось сделать с невероятной легкостью, что немного даже напугало его, явив ему то, насколько он бессилен перед ней. Габби не мог понять, какое чувство завладело им: чувство разочарования или облегчения. - У меня нет детей. У меня нет и жены...
   - О, - прошептала Эмили, отвернувшись от него, не понимая, почему ей вдруг стало так легко от его слов. И почему так внезапно прошла грусть? - И как же полное имя вашего... племянника?
   Неужели она все это время думала, что Ник его сын? Взглянув на малыша, он тихо произнес:
   - Николас. - Он осторожно провел пальцами по лобику Ника, который спал у него на коленях. Такой кроша! Такое значимое для многих существо! Так много смысла было вложено в имя этого ребенка. Габби вдруг ощутил в груди знакомую черную муку, когда совсем тихо добавил: - Его назвали в честь нашего отца.
   Эмили не смогла сдержаться и еще раз посмотрела на него. Лицо его было серьезным, а глаза с такой грустью смотрели на малыша, что стало немного не по себе. И голос его прозвучал так печально... Создавалось такое ощущение, будто ему было трудно говорить об этом. Неужели ему больно? Мужчинам может быть больно? Эмили не знала, что и думать. Словно он был не из этого мира. Не из того мира, где мужчины постоянно пытались унизить женщин и причинить им боль при любых обстоятельствах, доказывая, что они имеют на это полное право. Неужели мужчины могут чувствовать?
   Он вдруг поднял голову и посмотрел на нее своими пугающими грустными глазами, а потом тихо добавил:
   - Ника назвали в честь нашего покойного отца.
   Эмили не знала, что и сказать, глядя в серые глаза мужчины, который был способен испытать самую настоящую боль. Боль от потери. От потери того, кто что-то значил для него. Поразительно, но снова он появился в ее жизни для того, чтобы доказать, как она заблуждалась все эти годы. Эмили так сильно ненавидела всех мужчин, что перестала обращать внимания на них. Но невозможно было не обратить внимания на боль в глазах Габриеля. И это настолько сильно тронуло ее, что невольно сжалось сердце. У нее сжалось сердце по вине мужчины! По вине того самого Габриеля, которого она и не надеялась снова увидеть. По вине мужчины, который на миг явил ей свою боль.
   - О, - только и смогла произнести Эмили, чувствуя, как сжимает невольно приподнявшуюся руку. Рука, которая готова была устремиться к нему. Как такое возможно? Чтобы она захотела по собственной воле прикоснуться к мужчине! Эмили резко выпрямилась. - Простите... Мне так...
   Но он не дал ей договорить. Габби сам не знал, почему заговорил об этом. Но в взгляде Эмили было нечто такое, что заставило его признаться в самом сокровенном. И он вдруг понял, что не сожалеет об этом. Удивительно, если учесть, что он никогда ни с кем не обсуждал покойных родителей.
   - Лучше покушай, пока Ник спит.
   И снова забота в его голосе поразила Эмили. Она хотела выразить ему, как ей жаль услышать о потери его отца. Она действительно испытывала сострадание к нему. К той боли, которая так внезапно появилась в его глазах и так же быстро исчезла. Она не понимала его. Она не знала, кто он такой на самом деле. И как ей теперь вести себя с ним. Почему у нее вдруг сжалось сердце от того, что она увидела боль мужчины? Только ли потому, что однажды она показала ему свою боль, и он утешил ее? Или в самом этом акте было нечто большее? Нечто гораздо более значимое?
   - Но я... - хотела было возразить Эмили, но на этот раз произошло кое-что другое.
   Он протянул руку и накрыл ее сжатый кулачок, прикоснулся к той самой руке, которая секунду назад готова была по собственной воле потянуться к нему. Это было невероятно. Это было так трогательно. И вместе с тем так опасно! Он сжал своей теплой ладонью ее пальцы, и Эмили внезапно ощутила желание заплакать. Грудь вдруг пронзила такая боль, что сдавило в горле. Потому что его пожатие, его прикосновение дало ей то, что не мог дать никто другой. Дало ей шанс поверит в то, что не всё потеряно для нее. Он словно удержал ее от падения в пропасть. В очередной раз.
   Это было слишком опасное прикосновение. Оно могло разрушить все те преграды, которые на протяжении семи лет она выстраивала вокруг своего разбитого сердца.
   - Лучше покушай немного, - проговорил Габби, не веря в то, что она, наконец, позволила ему прикоснуться к себе. И она не отдернула руку. Не отпрянула от него. Она позволила ему держать ее руку. - А потом я дам тебе Ника, и ты сможешь нянчиться с ним столько, сколько захочешь.
   Он вдруг увидел, как потемнели ее глаза, как чуть заметно задрожала ее нижняя губа. Габби узнал выражение этих глаз. Ей было больно. Боль он видел в ее глазах еще тогда, семь лет назад, когда сидел под кленом и слушал ее рассказ. Сейчас она позволила ему не только дотронуться до себя. Она на миг позволила ему увидеть свою боль. И позволила ему утешить себя. Даже, несмотря на то, что еще утром пряталась от него. Много лет назад она с такой же доверчивостью поведала именно ему о своих тайнах. О том, что не знал никто, кроме него. Боже, Габби почувствовал, как дрожат руки, и колотиться его бедное сердце!
   Это было нечто большее! Между ними воцарилось то, что напугало их обоих. Но это было необходимо. Чтобы они перестали делать вид, будто совершенно чужие друг другу.
  

Глава 5

  
   Когда вечером они остановились на ночлег, Эмили была доведена настолько, что у нее разболелась голова. Утешало лишь решение, к которому она в итоге пришла: как бы прошлое ни связывало их, она должна делать вид, будто они незнакомы. Так ей будет легче вести себя с ним. Так будет легче скрывать свои чувства и объяснить некоторое из вновь появившихся. Так она могла бы притворяться, что ничего не почувствовала, когда он прикоснулся к ней. Так было легче прогнать образ страдающего мужчины с потемневшими серыми глазами, когда он заговорил о своем покойном отце.
   Так будет легче притвориться, будто ее жизнь не летит в пропасть.
   Еще утром, в какой-то безумный момент, когда он посмотрел на нее расширившимися от потрясения глазами, ей на секунду отчаянно захотелось, чтобы он узнал ее. Может с этим в ее жизнь вернулось бы нечто чудесное, чего она была лишена. Но едва наваждение прошло и сознание прояснилось, Эмили поняла, как сильно заблуждалась. Она умерла бы от унижения, если бы он узнал ее. Если бы он узнал, что с ней произошло после того, как она ушла с той поляны...
   Он не должен узнать ее! Ведь их почти ничего не связывало, кроме той мимолетной встречи. И, кроме того, когда все это закончится, ему снова придется исчезнуть из ее жизни, так же как и ей. Так, словно ни его, ни этого очаровательного малыша вовсе и не существовало. Эмили с тоской посмотрела на Ника, не представляя, что с ней будет, когда она передаст малыша его матери. Что бы ни произошло, она должна с этим справиться. Как до сих пор справлялась со всеми своими несчастьями.
   Семь лет назад он разглядел в ней нечто хорошее, во что заставил поверить и её. А что теперь он видел, глядя на нее? Как он посмотрит на нее, когда узнает, что с ней произошло? Возненавидит ли ее так же, как ненавидела себя она сама? В голове вдруг прозвучал жестокий голос Найджела, который с беспощадной безжалостностью придавил ее к земле, наматывая на руку ее распущенные волосы, и хрипел ей в самое ухо: "Твои волосы... Они сводят меня с ума!"
   Что бы ни говорил в прошлом Габриел, ничто не убедит ее в том, что она не проклята. Она была проклята с самого рождения. Но так и не сумела понять, почему.
   В Престоне экипаж свернул на Элден-Драйв и остановился во дворе небольшой гостиницы. Габриел вышел из него, повернулся и протянул руку, выжидательно глядя на нее. Эмили чувствовала себя настолько разбитой, что даже не хотела смотреть на него, не говоря уже о том, чтобы прикасаться к нему. Но он снова не оставил ей выбора.
   - Эмили, - послышался его мягкий, слишком мягкий голос, в котором, однако скрывалась небывалая решительность и сила, - если ты не обопрешься о мою руку, ты никогда не выйдешь из этого экипажа. Надеюсь, ты хорошо подумаешь, прежде чем принять решение.
   С неистово колотящимся сердцем Габби внимательно следил за ней, ожидая мгновения, когда снова почувствует ее руку в своей. Мысль о том, что он прикоснется к ней, волновала его так, что он стал еле заметно дрожать.
   После того, как она покушала в карете, они больше ни о чем не говорили. Молчание, воцарившееся между ними, отгородило их обоих друг от друга, отдалив окончательно. Тогда Габби решил дать ей время прийти в себя. Они оба пережили небольшое потрясение от того, что узнали друг друга...
   Но ведь она узнала его?
   Им нужно было понять, что делать дальше. Но теперь... Теперь он с поразительной ясностью понял, что ничему больше не позволит встать между ними. Особенно ей самой. Эта мысль была невыносима и причиняла ему ужасную боль. Но Габби не собирался сдаваться. Он должен был сделать всё возможное, чтобы вернуть и заново завоевать ее доверие. Габби понимал, какая это непростая задача, но только на таких условиях он мог бы продолжить с ней путешествие.
   - Эмили... - мягко позвал он ее, глядя на ее грустный профиль.
   Она вдруг выпрямилась и совершенно неожиданно протянула ему малыша.
   - Вы можете его подержать?
   Габби всё же взял Ника, гадая, зачем она это сделала, но недолго ему пришлось пребывать в недоумении. Она сделала это для того, чтобы избежать его прикосновений! Габби был поражен тем, с какой лёгкостью она обвела его вокруг своего изящного пальчика. На секунду он потерял бдительность, и она сумела обставить его. Но ее находчивость почему-то не огорчило его, а наоборот, вызвало его улыбку. Потому что она продолжала оставаться той дерзкой и смелой девушкой, которую он повстречал семь лет назад.
   Когда она встала рядом с ним, Габби посмотрел на ее склоненную голову и снова почувствовал, как перехватывает дыхание. Будь он проклят, если еще раз позволит ей так безбожно обмануть себя!
   - Пойдем, - сказал он, развернувшись, и направился к гостинице. Позади он слышал хруст снега под маленькими сапожками. Слава богу она послушалась и последовала за ним. Когда они вошли внутрь, Габби обернулся и вручил ей малыша. - Подожди меня здесь, я скоро вернусь.
   Эмили безропотно подчинилась, слишком растерянная, чтобы сопротивляться. Ее снова сбивало с толку его поведение. Другой мужчина на его месте давно бы разозлился на нее. Возможно, даже ударил бы за непослушание, когда в экипаже она обыграла ситуацию против него. Почему он вел себя именно так, а не иначе? Почему он был так снисходителен с ней, заботлив и даже чуток? Почему не кричит на нее? Не ругает и не наказывает?
   Она смотрела, как он подошел к стойке и кивнул хозяину гостиницы, как стал с ним быстро разговаривать. Пугающие мысли внезапно отступили в сторону, и Эмили вдруг подумала, как он вырос за эти семь лет, как возмужал. Боже, он стал таким красивым мужчиной! Она никогда не надеялась, что снова хоть бы раз увидит его. И снова сердце ёкнуло в груди, когда он быстро обернулся и посмотрел на нее. Невероятно, но он продолжал оставаться для нее единственным человеком, единственным мужчиной на свете, который мог заставить ёкнуть ее сердце!
   Она отвернулась от него, боясь собственных мыслей, которые были недопустимы. Которым было не место и не время. И не услышала, как он подошел к ней. Ей нужно было держаться от него как можно дальше. Нужно было держать себя в руках всего несколько дней, пока она не вручит малыша его матери. А потом она исчезнет. Исчезнет из жизни Габриеля, у которого не было ни детей, ни жены. И этот факт нисколько не должен был волновать или беспокоить ее.
   Эмили вздрогнула от легкого прикосновения к своему плечу и резко обернулась. Рядом стоял Габриел и как-то странно смотрел на нее. Необычный блеск в его глазах так сильно смутил и напугал ее, что у нее замерло сердце. Она хотела скинуть с плеча его руку, но он сам к ее облегчению сделал это. Потом кивнул на лестницу и устало произнёс:
   - Нам туда.
   Напряженная до предела и взвинченная, она всё же направилась в сторону лестницы и стала подниматься на второй этаж, прижимая Ника к колотящемуся сердцу. Когда она оказалась на пустой лестничной площадке, Эмили снова почувствовала прикосновение к своему локтю.
   - Наши комнаты в правом крыле, - послышался мягкий голос Габриеля.
   И это неожиданно вывело ее из себя. Она устала бороться с дрожью от его прикосновения, от мурашек, которые постоянно пробегали по телу от звука его голоса, устала подавлять бешеный стук своего сердца. Устала гадать, когда же он проявит свою истинную, жестокую, как у всех мужчин, натуру. Эмили резко обернулась к нему и почти гневно выпалила:
   - Не смейте прикасаться ко мне!
   Он был так удивлен ее словам, что какое-то время просто смотрел на нее. Габби знал точно, что не сделал ничего предосудительного. И тем более не причинил ей никакого вреда. Тогда что могло так сильно разозлить ее? Или напугать? Она выглядела действительно напуганной, когда отступила назад. Весь день он провел в невероятном напряжении, пытаясь держать себя в руках и одновременно понять ее, но это получилось у него так же хорошо, как вернуть самообладание.
   Шагнув к ней и пытаясь быть рассудительным, он заговорил тихим голосом, чтобы не потревожить малыша:
   - Эмили, я буду прикасаться к тебе тогда, когда посчитаю нужным.
   Почему вдруг от его слов ее глаза округлились от ужаса? Почему это снова причинило ему боль? Почему она застыла, словно ожидала именно такого ответа?
   - Вы не посмеете! - еле дыша проговорила она, еще теснее прижав к себе Ника.
   Малыш пошевелился и проснулся, глядя своими заспанными глазами то на дядю, то на Эмили.
   - И кто меня остановит? - в тон ей произнес Габби, продолжая смотреть в глубины ее глаз и пытаясь найти там ответы на вопросы, которые не давали ему покоя.
   Жгучее разочарование вызвало горечь во рту. Если она хотела обличить его истинную натуру, ей удалось это сделать в мгновение ока. Но почему это не принесло никакого удовлетворения? Почему убедившись, что он способен на примитивную жестокость, она ощутила не торжество, а боль и обиду на всех? Пытаясь сохранить остатки своего достоинства, она смело встретила его пристальный взгляд и твердо заявила:
   - Вы собираетесь вернуть Ника его матери, а меня доставить к судье. Так делайте же свое дело, а меня не смейте трогать!
   Габби вдруг обнаружил, что не может сердиться на нее. Он устал так, что закрывались глаза. Он сделал глубокий вдох и снова ощутил еле уловимый запах сирени. Нежный аромат девушки, которая приходила в ужас от его прикосновений. Которая семь лет назад подарила ему локон своих волос.
   Которая продолжала так много значить для него.
   Он устало открыл глаза и посмотрел на ее застывшее лицо.
   - Я не хочу с тобой спорить. Лучше идите в ту комнату, вторая дверь справа. Скоро придут и затопят камин. Спокойной ночи.
   И снова Эмили была поражена его реакцией. Он не пытался сдержать свой гнев, она видела это. Он вообще не сердился на нее. А ведь она сделала все возможное, чтобы разозлить его. Ей было невыносимо пребывать в неведении и ждать, когда же он проявит себя настоящего. Когда же он превратиться в мужчину, способного причинять боль? Но едва ей казалось, что настал переломный момент, как ее попытка тут же разбивалась о нечто такое, чего она не встречала до сих пор. Чего не понимала. Она была бессильна понять стоявшего перед собой мужчину.
   Эмили развернулась и медленно шагнула к отведенной ей комнате, мечтая поскорее спрятаться там. От всего мира. От своего прошлого.
   И прежде всего от Габриеля.

***

   Глядя на развёрнутую на столе карту, Габриел провёл рукой по своему лицу, ожидая ощутить уже привычную колючую щетину, но позабыл, что утром успел побриться. Неужели это было нынче утром? Ему казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как он увидел Эмили с распущенными волосами. Как сидел с ней в карете, как она позволила притронуться к себе и сжать ей руку. А потом она накричала на него, запрещая прикасаться к себе. Словно она была в ужасе от этой перспективы. Габби не хотел пугать ее, внушать страх или обидеть. Боже, он не мог видеть ее грусть, ее боль! Он хотел обнять ее, утешить...
   Он не мог думать ни о чем, кроме нее. Это походило на сумасшествие. Он начинал терять голову, как и семь лет назад. А этого нельзя было допустить по той простой причине, что похитители Ника могли и вероятно уже пустились за ними в погоню, чтобы вновь завладеть бедным крошкой. Габби должен был сохранить ясность ума, чтобы суметь противостоять негодяям. Он был обязан защитить Ника. И Эмили, которая по какой-то непостижимой причине оказалась вовлечена в это грязное дело.
   Он умирал от желания узнать, что связывало ее с похитителями Ника. Каким образом у нее оказался Ник? Было невозможно допустить мысль о том, что она могла добровольно участвовать в планировании и похищении Ника. И ведь он не мог пойти к ней и заставить ее признаться во всем. Так он ничего не добьется, а еще больше настроит ее против себя. А еще, когда он оказывался рядом с ней, когда заглядывал в изумрудные глаза, он забывал обо всем на свете.
   Никогда прежде ни одна женщина не вызывала в нем таких чувств, как Эмили. Это было так странно, так волнующе. И так значимо. Один ее взгляд был способен бросать его то в жар, то в холод. Нежный голос вызывал сильнейшую дрожь во всем теле. Он жаждал прикоснуться к ней, обнять, провести пальцами по нежной коже лица. Убедиться, что она настоящая...
   Столько неконтролируемых и обескураживающих чувств! Почему именно ей была дана власть так сокрушительно влиять на него? Она была загадкой, тайной для него, которую он так и не сумел постичь. Единственным существом на земле, кого он не мог увидеть в своих видениях! Поэтому он так отчаянно цеплялся за воспоминания, чтобы не потерять ее.
   Вздохнув, Габби попытался сосредоточиться на карте. Он так сильно устал, что слипались глаза. Но ему нужно было решить, какой дорогой им предстоит вернуться домой. Сидящий напротив Робин хмуро смотрел на хозяина, а затем ткнул пальцем на карту.
   - Мы не поедим через Пенинскую дорогу?
   - Нет. - Габби покачал головой и выпрямился на стуле. - Похитители Ника понимают, что мы должны как можно скорее ускользнуть от них, и что выберем кратчайший путь, свернув на Лидз. Но мы двинемся по южной дороге, через Бирмингем и Оксфорд. - Он провел пальцем по карте, прочертив оговоренный маршрут. - Мы объедем Лондон южной стороной и через Кройдон доедем до Соулгрейв-корта, до которого будет всего тридцать миль езды.
   - Но так больше времени уйдет на дорогу, - удивился Робин.
   - Всё равно мы едем слишком медленно из-за занесенных снегом дорог. Кроме того, мы не можем путешествовать по ночам, дабы не подвергать опасности жизнь малыша... - И Эмили, мысленно добавил он про себя. - Нельзя рисковать ночными поездками и быстрой ездой. Наша основная задача - доехать до места назначения целыми и невредимыми, вернее целым и невредимым доставить домой Ника. Я не хочу, чтобы с ним что-нибудь случилось.
   - Хорошо, - кивнул в знак согласия Робин. - Это разумно, милорд.
   - Мы не будем останавливаться в крупных городах, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания. Чем незаметнее мы будем, тем лучше для нас.
   - Это будет не так-то просто сделать с ребенком и женщиной, - проговорил недовольно Робин, сделав ударение на последнем слове.
   Габриелю это ужасно не понравилось, но он воздержался от замечания.
   - Ты прав. - Габби поднялся, взял карту и стал складывать ее. - Я что-нибудь придумаю, а пока не спускай глаз со всех приезжих и держи ухо востро. Надеюсь на твою бдительность, потому что сегодня я выжит как лимон...
   - Конечно, милорд, - с готовностью произнес Робин и тоже встал. - На этот раз ни один негодяй не проскользнёт мимо меня.
   Он говорил о том случае, когда незаметно от всех похитили Тори.
   - Хорошо... - Габби полез в карман сюртука, который накинул на спинку стула, и достал запечатанное сургучом письмо. - Я написала Тори и Себастьяну о том, что нашел Ника. Им нужна эта новость. Надеюсь, это поддержит их до того мгновения, когда мы вернёмся домой. Проследи, чтобы он был на пути в Соулгрейв-корт.
   - Непременно. Я так рад, что мы нашли малыша! На долю милорда и миледи выпало немало горестей.
   - Надеюсь, это самое последнее, что им приходиться выносить.
   Габби с особой остротой ощущал боль своих близких. Он знал совершенно точно, когда страдал кто-то из его семьи. Он знал заранее обо всех их мучениях, а затем подвергаться этим мучениям. Переживал всё вновь и вновь в своих видениях. Габби боялся, что это рано или поздно сведет его с ума. Или убьет, настолько сильно это овладевало им. Так сильно, что он был абсолютно бессилен что-либо сделать ради собственного спасения.
   Но не смотря на это, Габриел был особенно близко со своей средней сестрой Викторией. Габриел безумно любил и Кейт, и Алекс, но с Тори его связывало не только удивительное сходство, но и необычная душевная связь. Иногда она смотрела на него так, словно знала обо всех его тайнах и страданиях, но, разумеется, это было не так. Именно благодаря этой нерушимой связи и своим видениям ему удалось отыскать Ника.
   И теперь никому он не позволит приблизиться к малышу. Но, черт побери, головная боль, которая была предвестником самого худшего, напугала его гораздо больше, чем он на это рассчитывал.
   - Робин, - тихо позвал он Робина, который собирался покинуть комнату. - Будь рядом... У меня скверное предчувствие, что скоро все повториться...
   Он прижал пальцы к вискам, и Робин догадался, о чем он говорит.
   - Так скоро?
   В этот момент в дверь постучали, а потом в комнату вошли две служанки с подносами, нагруженными едой. Ощутив нарастающий голод, Габби подумал об Эмили. Покушала ли она? Или продолжает свою упрямую голодовку? Он вдруг решил, что должен непременно поужинать с ней. Вероятно, она не захочет его видеть, но он ни за что не отступится.
   Эта мысль оживила его настолько, что усталость мигом прошла. Испытывая небывалое воодушевление и волнение, он провел рукой по спутанным волосам и тихо сказал:
   - Просто будь рядом. Я не хочу пугать... Эмили.
   - Хорошо.
   Робин вышел из комнаты, а за ним исчезли и служанки. Оставшись один, Габби посмотрел на еще одну дверь, которая соединял его номер с другим. С номером Эмили. Предстоящая встреча с ней творила с ним невероятные вещи. Поразительно, но с момента возвращения домой, впервые он испытывал настоящую, почти головокружительную радость.
   Габби искренне надеялся, что его письмо успокоит Тори и Себастьяна. Он надеялся, что Алекс смогла своими снадобьями помочь Тори прийти в себя. Младшая сестра обладала удивительной способностью лечить людей настоями из всевозможных растений, к которым питала особую любовь. Некогда заядлая садовница, она превратилась в настоящую знахарку, способную творить чудеса. Ведь ей однажды даже удалось спасти жизнь своего будущего супруга.
   Но с тех пор, как Алекс, Тори, и верная, преданная семье Кейт покинули Клифтон-холл, Габби не представлял, как ему вернуться в опустевший дом. Он всегда боялся одиночества. Того, что оставшись наедине со своим проклятием, он будет окончательно поглощен им. Но впервые Габби не желал думать о возвращении домой, о своем проклятии, и тем более о своем одиночестве.
   Потому что он уже не был один. Потому что рядом находилась Эмили! Одно это вытеснило из головы все остальные мысли.
   Медленно улыбнувшись, Габби решительно шагнул к заветной двери, чувствуя непривычное волнение в груди.
  

***

  
   Комната, лишённая всяких изысков и помпезности, в которой ей предстояло переночевать, вполне устраивала ее. Внутри находились диван, круглый стол, небольшой камин и удобная мягкая кровать. Она никогда не жаловалась на жизнь, и теперь собиралась принять всё то, что помогло бы ей отгородиться от всего остального мира.
   Успокоившись настолько, что смогла сосредоточиться на книге, Эмили тихо читала лежащему рядом Нику, который должен был скоро заснуть. Она с нетерпением ждала того мгновения, когда скинет с себя платье, заберется под одеяло и сможет, наконец, заснуть. Когда сможет позабыть о том, что произошло за этот один невероятно длинный день.
   Она посмотрела на малыша, который внимательно следил за ней. Его серые глазки вновь вызвали совершенно ненужные воспоминания о другом человеке. Которого она приняла за его отца. Но как оказалось, у Габриеля не было ни жены, ни детей. Поразительно, как часто за вечер она возвращалась к этим мыслями. К совершенно недопустимым и запретным.
   Внезапно взгляд малыша переместился куда-то в сторону. А потом он широко улыбнулся своей очаровательной беззубой улыбкой, которая всегда покоряла Эмили. Но не на этот раз. Ощутив странное беспокойство, Эмили проследила за взглядом малыша и застыла, увидев недалеко в проеме приоткрытой двери прислонившегося к косяку Габриеля, который, засунув руки в карманы бриджей, с улыбкой смотрел на малыша. У нее внезапно подпрыгнуло сердце и перехватило дыхание. У него была такая теплая и обаятельная улыбка, что невозможно было отвести от него взгляд. В очередной раз она подумала о том, как сильно он изменился и каким невероятно красивым мужчиной стал.
   Встрепенувшись, она пришла в себя от этого неожиданного вторжения и, быстро взглянув на входную дверь, вновь посмотрела на Габриеля.
   - Как... как вы оказались здесь? Что это за дверь?
   Он оттолкнулся плечом от косяка, вытащил руки из карманов и перешагнул порог. Эмили вздрогнула, быстро вскочила на ноги и, резко захлопнув книгу, прижала к бешено колотившемуся сердцу.
   - Это дверь, соединяющая наши смежные комнаты, - сказало он с таким необычным дружелюбием, что Эмили стало совсем не по себе.
   Ей не понравилось то, что он без предупреждения прервал ее уединение, вторгся в ее личное пространство. Тревога нарастала, а его присутствие еще больше усиливало его.
   - О, - выдохнула она, пытаясь найти причину, чтобы прогнать его. Чтобы защититься от него. - Что вы хотите?
   Он определенно что-то хотел, раз явился к ней. Да еще без сюртука и жилета. Он выглядел почти по-домашнему, сняв шейный платок и расстегнув две верхние пуговицы рубашки. Эмили изо всех сил старалась не смотреть на его обнаженное горло и золотистую кожу, которая была так дерзко выставлена напоказ.
   Дядя Ника улыбнулся шире, от чего ямочка на подбородке стала более заметной, и шагнул к ней. У Эмили чуть не остановилось сердце, когда он встал прямо перед ней.
   - Я хотел повидать племянника перед сном.
   Ну конечно! Зачем же еще он бы пришел сюда? Но почему Эмили показалось, что это не главная причина? Дядя Ника обошел ее и склонился над лежащим на кровати малышом. Тот загукал и, увидев дядю, стал радостно махать ручками. Эмили повернулась к ним, стараясь держать мужчину в поле зрения на случай, если тот вздумает сделать нечто иное. Но он не делал пока ничего предосудительного или с умыслом. Он наклонился и поцеловал малыша в розовую щечку.
   - Как ты поживаешь, мой ангел? - тихо заговорил он, взяв малыша за обе крохотные ручки. - Я смотрю, ты не устал ни капельки? Как же ты будешь спать ночью, если спал всю дорогу в экипаже?
   Эмили была удивлена тем, что, даже доведя его своей резкостью, он все же не обозлился, а продолжал источать ту теплоту и нежность, которые вызывали в ней опасные чувства.
   - Я почитаю ему до тех пор, пока он не уснет, - посчитала нужным произнести Эмили, глядя на широкую спину дяди Ника.
   Он вдруг повернул голову и, продолжая улыбаться, посмотрел на нее. И снова Эмили почувствовала, как сильнее забилось сердце, когда она увидела ямочку на его подбородке. Боже, он не имел права улыбаться ей так нежно особенно после того, что она наговорила ему! Ей было трудно дышать. Ей было трудно отогнать от себя чувство вины...
   И его ямочка... Ей казалось, что она будет преследовать ее всю оставшуюся жизнь.
   - А если он не уснет? - Дядя Ника выпрямился и снова встал перед ней. Такой высокий, такой красивый! - Может, мне лучше забрать его к себе, чтобы ты смогла отдохнуть?
   Эмили ошеломленно уставилась на него, не веря своим ушам. Ей хотелось тут же возразить против того, чтобы у нее отнимали малыша. И еще, ей хотелось спросить, почему, ради всего святого, почему он продолжает беспокоиться о ней, а не о своем племяннике? Ведь ему должно быть все равно, что с ней станется. Должно быть все равно!
   - Я не думаю... - начала было она, но он внезапно прервал ее совершенно другим вопросом.
   - Ты ужинала?
   Эмили не могла понять, что он хочет от нее.
   - Что?
   Его голос был по-прежнему нежным, когда он спросил:
   - Ты ужинала? - Он вдруг окинул комнату изучающим взглядом и отметил на столе опустевшую тарелку и лежащую рядом ложку. - Ты покормила Ника молоком.
   - Конечно, покормила! - с вызовом проговорила она, не терпя в его голосе сомнения относительно того, что она не заботиться о малыше.
   Он снова посмотрел на нее. И снова улыбнулся так, что неожиданно задрожали колени. Что за странность!
   - Я не сомневался, что ты покормишь его.
   - Да? И что же тогда вызвало в вас сомнение?
   - То, что ты проигнорируешь зов собственных потребностей. - Когда Эмили от изумления не нашлась с ответом, он поспешно добавил: - Я вижу, что ты не успела поужинать сама. Но это легко исправить, потому что я сам еще не покушал. И раз в моей комнате накрыли восхитительный ужин, я бы хотел разделить его с тобой.
   Эмили продолжала изумленно смотреть на него, уверенная, что неправильно поняла его. Он приглашает ее на ужин? Просит разделить с ним трапезу? Он, мужчина, который должен наказывать ее, а не поощрять? Это было так странно, так неожиданно, что какое-то время она просто смотрела на него, не понимая тех чувств, которые нахлынули на нее. От его слов. От его улыбки. От его близости. Ей казалось, что она находится в совершенно другом месте, в другом мире.
   - Вы... вы хотите, чтобы я поужинала с вами? - едва слышно прошептала Эмили, продолжая прижимать к груди книгу.
   Он вновь засунул руки в карманы и склонил голову набок. И выглядел при этом так захватывающе красиво, что у нее снова перехватило дыхание.
   - Весьма самонадеянно с моей стороны сделать такое предложение, да?
   В первый раз в жизни Эмили приглашали на ужин. И делал это не просто мужчина. Это был Габриел! Тот самый юноша, который так много сделал для нее. Хотя вряд ли догадывался об этом. И ей вдруг отчаянно захотелось согласиться. Но она не имела права. Опустив голову, она тихо пробормотала:
   - Я не могу...
   - Хорошо, - почти радостно кивнул Габриел и выпрямился. Он обошел ее и направился к смежной двери их комнат. Внезапно Эмили ощутила укол такого сильного разочарования, что сдавило в горле. Она уже готова была повернуться и остановить его - пусть даже не представляла, как ей это придется сделать, - но он сам остановился и посмотрел на нее. - Я совсем упустил из виду, что неприлично приглашать девушку в комнату, где она будет одна с холостым мужчиной, но ведь у нас есть Ник. - Он озорно посмотрел на племянника и добавил: - Он побудет с нами, а я пока перенесу в твою комнату наш ужин.
   Сделав свое ошеломляющее заявление, он быстро скрылся за дверью. Эмили стояла на месте и смотрела в пустой проем двери. Невероятно, но он был твердо намерен разделить с ней свой ужин! Она не знала, что и думать. Эмили была растеряна, сбита с толку. И была ужасно напугана! Но в то же самое время она не могла отрицать, что перспектива поужинать с Габриелем неприятна ей.
   Во что она позволила себя втянуть на этот раз?
  

***

  
   Добившись своего, Габби встал возле свободного стула у накрытого стола и посмотрел на застывшую у кровати девушку. Она неподвижно стояла там до тех пор, пока он не перенес весь ужин в ее комнату. Она выглядела такой растерянной, подавленной и слегка напуганной, что у него невольно сжалось сердце.
   "Милая, - подумал он, глядя на нее. - Я ни за что на свете не обижу тебя. Подойди ко мне".
   - Прошу, - проговорил он, выдвинув для нее стул и выжидательно глядя на нее.
   Она продолжала сжимать в руке книгу, которую совсем недавно читала Нику. Это так сильно тронуло его, что снов защемило в груди. Эмили! Та самая Эмили, которая обожала книги! Именно такой он и помнил ее. Милой, очаровательной, прекрасной девушкой с невероятно рыжими, потрясающими волосами. Которые она снова явила его взору, сняв, наконец, ненавистный зеленый платок, вероятно потому, что не ждала его. И Габби очень надеялся, что она больше никогда не наденет проклятый кусок шелка.
   Она колебалась, словно ее приглашали ужинать с самим дьяволом. Он видел, как ей непросто находиться в его обществе. Но у нее нет выбора, бессовестно подумал Габби, понимая, что еще не скоро уйдет отсюда.
   - Эмили, - мягко позвал он ее , отметив при этом, как она вздрогнула. - Я могу ждать тебя целую вечность, но боюсь, наш ужин не сможет перенести такой долгий срок.
   Она поборола какое-то внутреннее чувство, понял Габби, когда повернулась и положила книгу на небольшой столик возле кровати. Затем заботливо укрыла Ника, подложила по обе его стороны подушки, и только после этого шагнула к нему. У него снова забарабанило сердце, когда она оказалась рядом с ним. Невероятно близко. Легкий запах сирени снова заполнил его ноздри, вызывая совершенно неожиданные ощущения. Аромат обволакивал и заставлял думать вовсе не о предстоящем ужине. Габби усилием воли взял себя в руки, стараясь сохранить ясность ума в столь важный для них обоих момент.
   Он помог ей сесть, а потом, обогнув стол, присел сам, желая себя хоть чем-то занять, чтобы ненароком не прикоснуться к ней. Он был безумно взволнован. Боже, спустя семь лет она стала для него еще большим искушением!
   Она сидела на стуле очень прямо, так, словно проглотила палку. Габби хотелось погладить ее по спине и успокоить, заверить, что он не обидит ее.
   - Вина? - тихо спросил он, взяв бутылку белого сухого вина, и снова увидел, как она вздрогнула. Будто сидела на иголках. Ее сковало такое напряжение, что даже дружелюбие не было способно успокоить ее. А наоборот, казалось, это еще больше усиливает напряжение.
   - О нет, - тут же покачала она головой, стараясь не смотреть на него.
   - Я сам не любитель распивать спиртное, но уверен, форель будет намного вкуснее, если мы запьем ее бокалом хорошего вина. Ты не возражаешь?
   Чуть помедлив, она снова покачала головой, но теперь это было хорошим знаком. Габби наполнил их бокалы вином. Им несказанно повезло, что в столь отдаленной гостинице были поданы вкуснейшие блюда. На столе были и хорошо сваренные овощи, и форель с золотистой корочкой, и креветки, и несколько сортов сыра. Настоящий праздник живота, подумал Габби, но, взглянув на притихшую Эмили, понял, что самое главное блюдо стоит вовсе не на столе.
   - Что ты будешь есть?
   Он был уверен, что если сам не заговорит, она вообще не вздумает нарушить молчание. Однако ее недружелюбный настороженный вид не пугал Габби. Он понимал, почему она ведет себя так. Но он хотел показать ей, что ему можно доверять. Как она доверилась много лет назад. Интересно, он сможет вернуть себе ее доверие? Почему-то именно эта мысль огорчила и вместе с тем, полностью захватила его.
   - Я... я возьму немного картошки, - проговорила она, потянувшись к тарелке с румяной картошкой, посыпанной зеленью.
   - О, ты обязательно должна попробовать форель. - Он бесцеремонно положил ей на тарелку кусочек прожаренной рыбы. - И вот эти креветки. - Рядом с рыбой устроилась большая порция маленьких бледно-розовых креветок. - Они очень вкусные.
   На секунду Эмили подняла голову и ошарашено посмотрела на него. У нее был такой удивленный взгляд, что было трудно определить: ее смутило его желание накормить ее креветками, или просто желание накормить? И Габби даже в голову не пришло, что она впервые в жизни ужинала с мужчиной, который ко всему прочему еще и ухаживал за ней за столом.
   Молча кивнув, она нацепила на вилку одну креветку, и хотела было поднести ко рту, но Габби внезапно остановил ее.
   - Подожди. - Ее взгляд на этот раз чуть дольше задержался на нем. Габби вдруг почувствовал, как заколотилось его сердце. И начинали дрожать руки. Когда она так пристально смотрела на него своими завораживающими глазами, он забывал, что должен был сказать. Сделав глубокий вдох, он пришел в себя и, взяв ложку с черным соусом, потянулся к ней через небольшой стол. - К-креветки будут особенно вкусными, если немного залить их соевым соусом.
   Он накапал черного соуса на бледную креветку и посмотрел на Эмили. Ничего не сказав, она отправила в рот сдобренную пищу и стала медленно жевать. И пока она постигала вкус новой пищи, менялось выражение ее лица. И выражение лица Габриеля, который не мог отвести взгляд от ее розовых, чуть влажных губ, которые двигались в некоем особом ритме, маня и завораживая так, что его резко бросило в жар, а на лбу выступила испарина. Боже правый, еще семь лет назад он жаждал прикоснуться к этим губам, а теперь, по происшествию стольких лет это желание стало просто нестерпимым! У него снова начала кружиться голова и перехватывать дыхание.
   - В-вкусно? - еле слышно пробормотал он, не в состоянии думать ни о чем, кроме губ Эмили.
   Какое счастье, что она не поняла, что с ним твориться! Иначе никогда бы в жизни не ответила ему. Но она ответила. К его большому облегчению.
   - Д-да, очень.
   У нее тоже дрожал голос, но Габби не посмел подумать над причиной этого. Ему было достаточно того, что она сидела рядом. Что она не шарахалась от него. Он не имел права портить то хрупкое равновесие, которое установилось между ними.
   Принявшись за еду, они какое-то время молча кушали, потом Габби откинулся на спинку стула и снова посмотрел на Эмили. Она уже выглядела более расслабленной, даже щеки порозовели, что несказанно обрадовало его. Возможно, из-за нескольких глотков вина, подумал он, и с трудом подавил в себе желание погладить ее заалевшие щеки.
   - Что ты читала Нику, когда я вошёл к вам в комнату?
   Она не вздрогнула на этот раз. Не замерла. Габби вдруг ощутил безграничное счастье только от того, что она больше не боялась его. По крайней мере, сейчас. Аккуратно положив на стол вилку, она взяла бокал с вином и сделала робкий глоток.
   - Я читала ему историю древнего мира.
   Такого ответа Габби явно не ожидал. Он попытался скрыть свое удивление, чтобы не обидеть ее. Снова в памяти всплыли давно сказанные слова:
   "Девушки такие же люди, как мужчины и, поверьте, совершенно не лишены любопытства".
   Интересно, что бы она сказала, если бы он напомнил ей эти слова? Неужели она не узнала его? - в сотый раз гадал он, мучаясь от любопытства.
   Взяв бокал со своим вином, он задумчиво повертел в руках хрупкую ножку, продолжая смотреть на Эмили.
   - А историю какого древнего мира ты читала ему?
   К его удивлению и облегчению, она откинулась на спинку стула и почти расслабилась, глядя на мерцающую жидкость в своем бокале.
   - Историю древнего Египта.
   Ее ответ еще больше удивил Габби, и если раньше он считал ее удивительной девушкой, то теперь полностью был в этом уверен.
   - Почему Египет?
   - Что?
   Она взглянула на него так растеряно, будто не поняла, о чем он говорит. Что сбило ее с мыслей?
   - Почему ты предпочла всем историям историю Древнего Египта?
   Он внимательно следил за ней, подмечая каждое изменения, каждую деталь этого хрупкого образа. Ее лицо расслабилось, уголки губ, этих потрясающих губ, которые не давали ему покоя, чуть приподнялись, словно в улыбке.
   - Египет самое развитое и богатое царство древнего мира. По крайней мере, на мой взгляд.
   Габби медленно выпрямился на месте.
   - А как же шумеры с их изобретенным колесом?
   - Я ведь сказала, "на мой взгляд". Я не говорила "в отличие от других".
   Габби не смог сдержать улыбки. Она действительно была потрясающей девушкой.
   - Значит, по твоему мнению, Древний Египет больше всех заслуживает внимания, так?
   - На мой взгляд, у них самая захватывающая и интересная история. Особенно история 17-ой династии фараонов.
   Габби попытался сделать вид, будто не ошеломлен слышать такое от девушки. И решил вести самую обычную беседу, хотя в ней не было абсолютно ничего обычного.
   - Ах, эта печально известная династия, - протянул он обыденным тоном.
   И к его удивлению Эмили подалась вперед и пристально посмотрел на него.
   - Вы слышали о 17-ой династии?
   Габби тоже подался вперед, облокотившись о стол и глядя на самое обворожительное лицо на свете. В самые умные и невероятно притягательные зеленые глаза. Она смотрела на него так, будто хотела, чтобы он поговорил с ней об этом. Будто никогда ни с кем она не обсуждала фараонов Древнего Египта. И Габби захотел исполнить ее тайное желание. Хотел порадовать ее тем, что было так важно для нее.
   - Конечно, слышал, - сказал он, подперев рукой подбородок и поглаживая свою ямочку, как делал всякий раз, когда особенно остро волновался. - Как же мне не знать правившего много лет назад великого политика и религиозного реформатора Эхнатона?
   - Да, - она вдруг грустно покачала головой. - И его сын, Тутанхатон, который умер таким молодым и не оставил после себя ни одного наследника.
   У Габби округлились глаза.
   - Может, ты хотела сказать Тутанхамон?
   - Да нет же, - вновь она покачала головой, от чего неяркий свет свечей заиграл в ее волосах, заставляя их переливаться точно пламя. - Его называли Тутанхатон, потому что его отец реформатор сверг влияние бога Амона, заменив культом Атона, и вместе с тем поменял и собственное имя Аменхотеп на Эхнатона, что значит "угодный Атону". По тем же соображениям он дал имя своему сыну, но позже, когда Эхнатона не стало, его сын решил вернуть культ бога Амона, посему и сменил сове имя на Тутанхамона.
   Габби потрясенно смотрел на нее. Этот странный разговор внезапно вернул его в прошлое, туда, где он с такой же увлеченностью пытался рассказать ей особенности произношения имен на разных языках. Боже, он так часто хотел вернуть те мгновения! Так часто жалел, что они были безвозвратно потеряны для него. Но теперь, в эту самую секунду он вдруг поверил в то, что можно вернуть не только те мгновения! Эмили была начитанной и умной девушкой. В ней таилось то, что было опасно не только его разуму, но и бедному сердцу, которое сжалось от мучительной тоски. Теперь он был окончательно убежден в том, что она полностью вернулась в его жизнь.
   - О, - только и сумел произнести Габби. И чтобы не спугнуть ее тем, что был поражен ее начитанностью, снова вернул себе беспечный тон. - Только ли благодаря реформам Эхнатона ты считаешь историю Древнего Египта достойной внимания?
   - Не только.
   - И давно ты увлекаешься историей Древнего Египта?
   - С тех пор, как услышала про Сфинкса, которого отыскал и раскопал Наполеон. По крайней мере, он сделал что-то полезное для всего человечества: вернул интерес к изучению утраченных древних сокровищ.
   Габби вдруг подумал, что совершенно не знает ее. Он внимательно смотрел на нее, желая узнать о ней всё. Абсолютно все тайные желания, мысли, мечты, предпочтения в истории.
   - Какие сокровища ты имеешь в виду?
   Она не заметила блеска в его глазах, не расслышала нетерпения в его голосе. Казалось, она вообще не обращала на него внимания, поглощённая своими мыслями.
   - Я имею в виду мудрость древних народов, их историю, нравы, быт и несомненно язык. Благодаря тем же французам нашелся единственный источник, который дал шанс Шампольону прочитать обведенные картушем иероглифы. Я много читала о нем из газет, о том, как пару лет назад ему удалось-таки расшифровать этот непостижимый язык. А ведь в языках и таится всё сокровище человечества.
   Габби был так сильно потрясен, что какое-то время не мог произнести ни слова. Она в точности повторила его любимую фразу, которую он почти всегда машинально произносил, доказывая важность языков. И он не мог поверить, что именно Эмили сказала это. Возможно, в устах любой другой девушки это могло бы показаться абсурдом, но только не в случае с Эмили.
   Это было поразительно!
   - Как давно ты проявляешь интерес к языкам? - едва слышно молвил он, пристально следя за ней.
   Она вдруг встрепенулась, поставила бокал с недопитым вином на стол и выпрямилась. Блеск в глазах потух, будто он спросил о чем-то недозволенном.
   - Я... я люблю историю, а не языки... - Голос ее дрожал. Прежнее напряжение вернулось, понял Габби. Она вдруг повернула голову к Нику и совсем тихо добавила: - Он заснул.
   Это был больше, чем сигнал. Она давала понять, что разговор окончен. Ужин окончен. Что ему пора убраться отсюда. Габби не хотел, черт побери, он не хотел уходить, не узнав, с каких это пор она стала интересоваться языками. Ведь именно об этом она и говорила. До тех пор пока он не задал вопрос. Вопрос, который мог бы вернуть их к прошлому. К общему прошлому, к которому она явно не хотела возвращаться.
   Прежняя радость и воодушевление испарились. Габби вновь ощутил неприятную горечь во рту. Она поддалась на его уговоры и разделила с ним ужин, но не позволила подойти к себе ни на йоту. Это было больше, чем поражение. Но ведь если она уступила ему один раз, значит, могла бы сделать еще одно исключение. Габби ухватился за эту мысль, когда вставал.
   Девушка тоже встала, стараясь не шуметь. Она потянулась к тарелкам, но Габби мягко остановил ее.
   - Оставь, я сам уберу всё...
   И снова она посмотрела на него так, будто у него выросла вторая голова. Почему? Что он такого сказал? Покачав головой, Габби бесшумно перенес посуду в свою комнату и, когда уже собирался закрыть смежную дверь, он посмотрел на одиноко стоявшую у камина Эмили, и испытал почти болезненное желание подойти и обнять ее. Прижать к своей груди и поцеловать, наконец, эти манящие губы. Она выглядела такой грустной, такой одинокой. И такой желанной. Боже, как он сможет перебороть себя и не прикоснуться к ней, пока они совершают путешествие домой?
   - Эмили? - тихо позвал он ее, умоляя взглянуть на себя.
   Она подняла голову и посмотрела на него. Глаза ее мерцали в свете камина, притягивая и лишая покоя.
   - Да? - совсем тихо отозвалась она.
   - Спасибо, - молвил он, улыбнувшись ей.
   Глаза ее удивленно расширились.
   - За что?
   Она действительно не понимала, какое искушение являла собой. И что значило ее сегодняшнее временное отступление
   - За чудесный ужин.
   Она не нашлась с ответом. И Габби вдруг понял, что она смущена его благодарностью. Эмили не думала, что он может поблагодарить ее за то, что она позволила ему некоторое время провести вместе? Ему следовало чаще благодарить ее.
   - Спокойной ночи, - сказал он и медленно прикрыл дверь.
   Но услышал в ответ дрожащее:
   - С-спокойной ночи и вам...
   Если раньше он чувствовал себя уставшим, то теперь ни о каком сне не могло быть и речи. Габби достал из внутреннего кармана сюртука свой исписанный блокнот, угольный карандаш и устроился у камина, решив заняться единственным делом, которое могло бы на время отвлечь его от мыслей об Эмили. Но переводы иностранных текстов на английский так и не успокоили ни его тревожное сердце, ни метавшуюся душу.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"