Агамян Людмила Викторовна : другие произведения.

Маска, я тебя помню

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   МАСКА, Я ТЕБЯ ПОМНЮ.
  
   Самолет на Берлин уходил поздно вечером. Она приехала заранее и теперь искала местечко поудобнее в зале ожидания. Наконец, у самого окна увидела свободное кресло. Навстречу поднялся молодой человек. "Нет-нет, здесь дует, проходите лучше на мое, я уже ухожу". Она поблагодарила и подумала про себя, какой, в сущности, пустячок - любезность, а как приятно. И от этого стало как-то спокойнее и не так одиноко. Поставила сумку, разделась, опустилась в кресло и набросила на колени пушистую легкую шубку.
   ***
   Секретарша высунулась из деканата.
   - Покровская, тебе общежитие дали. Зайди, возьми ордер
   Лика крутанулась на каблучке. Ей так давно этого хотелось. Ну, какой ты студент, если в общежитии не жил?
   Вот и 307-я. Она осмотрелась. Хорошо, что не в длинном коридоре, а в торце, где всего одна комната. Напротив - туалет и душевая. Заглянула - чисто. Просто, очень нравится. А из 307- ой доносились раздраженные голоса:
   - Ты же не знаешь её.
   - Знаю! Такая фифа!
   - Меня обсуждают. Понятно.
   Лика подхватила чемодан двумя руками и спиной навалилась на дверь.
   - Здрасьте! Вот и я.
   - Жанка, дверь - то почему не заперла!?
   Маша стояла на стуле, поставленном на стол, с ножницами в руке, и пыталась вывернуть цоколь лампочки. Стекло разлетелось вдребезги, а цоколь остался в патроне. Она покачнулась от неожиданного вторжения и соскочила со стула.
   - Ой, девчата, чуть не умерла - думала, комендант.
   - Ты понимаешь, - обернулась она к Лике, - не разрешают нам пользоваться электроприборами, а на кухню, в самый конец коридора, не набегаешься. А у нас - и плитка, и утюг, и одна замечательная штучка. Одним концом вкручивается, как лампочка, а с другого - розетка.
   Лика уже устроилась - разложила постель, освоила тумбочку, получила свое место за столом, и теперь они чаёвничали с принесёнными ею "Кара-Кумом" и заварными пирожными, прихваченными в институтском буфете. К чаю здесь относились традиционно трепетно: только крепкий, только свежезаваренный и желательно "Индийский". "Со слоном". Через полчаса они знали друг о дружке все.
   Учебный год только начинался. Осень стояла золотая. На проспекте, который на американский манер называли не иначе, как Бродвеем, встречались, толпились и гуляли вернувшиеся после каникул студенты. Засаженные плотной широкой полосой ярко-красными геранями газоны, добавляли праздничности. Стайками собирались "стильные мальчики", "стильные девочки". "Стиляги! Проводники буржуазной морали!" - клеймили их со страниц газет, с трибун комсомольских собраний. За ними охотились дружинники, их лишали стипендий, выгоняли из институтов. А это были замечательные, "продвинутые" ребята. Они читали Хемингуэя и Ремарка, играли блюзы, слушали и пели Высоцкого, танцевали рок-н-ролл и буги-вуги. Они зауживали и укорачивали брюки, набивали толстые подошвы на башмаки, из ярких лоскутков мастерили себе "стильные оранжевые галстуки", носили прически с навороченным коком. Милые, трогательные мальчишки! Как им хотелось уйти от надоевшей серости, казаться респектабельными, вальяжными молодыми людьми. Обитали "пижоны", в основном, в Политехническом, и девчонки из других вузов стремились туда проникнуть. На слуху было несколько имен самых стильных парней, которые казались страшно загадочными и необыкновенными. Об одном из них "Комсомольская правда" разразилась большой разносной статьёй на целый "подвал" и наделала много шума в городе.
   - Да, Валентин тоже был из известных мальчиков.
   Лика Дмитриевна улыбнулась. Ей было тепло и уютно в этом кресле, и она не очень огорчилась, когда услышала, что из-за погодных условий самолёт задерживается. Воспоминания окружили ее плотным кольцом, и она с удовольствием снова погрузилась в них.
   - Карнавал в Политехе! - Это Жанка влетела бурей, швыряя на ходу сумку с тетрадками. Над головой держала два голубеньких листочка. - Во! Пригласительные. Мишка дал и велел вас привести. Вход только в масках!
   Маша усмехнулась - Где мы их возьмем!? Разве, только собственные.
   - Скорчим рожи пострашнее и пройдем, - захохотала Жанка. Она была сильно настроена на карнавал.
   И пошли, ведь. Жанка нарядилась в брюки брата. Они ей были и длинны, и широки. Она их как-то подвязала, привязала, сверху натянула его же свалявшийся свитер. Поискала, чего бы на голову надеть, не нашла. Тогда начесала и взлохматила свои короткие рыжеватые волосы и нарисовала коричневым карандашом огромные веснушки.
   - Ну, как я вам!? Похожа на Страшилу?
   - Похожа, похожа. И маска не нужна - так понятно, - привычная к Жанкиным чудачествам, все-таки с сомнением говорила Маша, - только по городу, как пойдёшь?
   - Так и пойду, - беспечно заявила Жанка. Вы поторапливайтесь.
   Толпа перед входом уже рассосалась. У самой двери приткнулся большой фанерный ящик из-под спичек, застеленный розовым листом миллиметровки, на нем оставшийся "товар". "Продавец" в скоморошьем колпаке кричал ярмарочным голосом:
   - Подходите, разбирайте, остались самые лучшие. Это ваш последний шанс к нам попасть на карнавал!
   Потом указал длинным перстом на Жанку:
   - Ты уже в маске? Или как?
   На что та гордо ответила:
   - Не видишь?! Я в образе.
   Маша с Ликой перекладывали разных смешных зверушек. Наконец, махнув рукой, Маша схватила "Медведя", с кольцом в ноздре. - Буду "Настасьей Михайловной"!
   Лика развернула свою роскошную ситцевую юбку, всю в цветах и оборках, и пошла на продавца:
   - Найди мне какую - ни будь "Василису", что ли.
   И он полез куда-то под ящик.
   - Есть вот, "Матрёшка", только щека продавленная, а так - просто красавица.
   - Чудно! - захлопала Жанка, - прямо с пьяной драки и на карнавал.
   Они с хохотом стали надевать маски, оглядывать друг друга и так, втроем, ввалились в вестибюль. А там - негде яблоку упасть! Вот уж к месту поговорка! Маски, маски, маски! Рожи - одна другой страшнее. Потом брат Жанки признался, что делали их из папье-маше всей группой в Красном уголке и хохотали до слёз, до икоты, до коликов в животе.
   Договаривались держаться поблизости, да, какое там! Лика потеряла из виду своих подружек уже сразу. Встала к колонне, озираясь. Если честно - она не любила маски, даже побаивалась и теперь почувствовала себя одинокой и чужой в этом вихре монстров. Очень захотелось уйти.
   - Матрёшка, я узнал тебя.
   - А я тебя знаю?
   - Боюсь, что нет. Но тебя не узнать - невозможно.
   Перед ней стоял Петух - не Петух. Большой золотой клюв, на голове гребень, а на лбу - рожки. И борода лохматая.
   - И кто же Вы такой будете? Что за жуткая маска?
   - Считай, что искуситель. А теперь, заклинаю, стой здесь и не отходи ни на шаг. Запомни еще, - маски всегда "на ты", - крикнул он уже из толпы.
   Лика стояла, ошарашенная. Но желание убежать пропало. А музыка - музыка! Она кружила голову. И это море света, и это неподдельное веселье, и это ощущение радости. Нет, это замечательно, что она здесь и что ее узнают и еще замечательнее, - что не узнать ее невозможно.
   Она стояла и ждала своего "искусителя". Пару раз отказывалась от танца, хотя еле удержалась. Вдруг, голос из-за колонны: "Маска, я тебя знаю", - и высунулось "лицо". Она повернулась и отпрянула. Огромное, неровное, серовато-жёлтое, с омерзительной кривой ухмылкой на толстых красных губах. Боже мой! Лика закрылась ладошками.
   - Я приглашаю тебя танцевать.
   - Нет-нет-нет, я не могу, я не танцую.
   - Ты ждешь Рогатого Петуха? Так он меня ищет, но я его опередил. И не стоит смотреть на внешность - изнутри я очень даже ничего.
   Лика рассмеялась.
   - Я очень хочу танцевать. Даже с тобой, отвратительная внешность. Но мне надо немного привыкнуть.
   - Хорошо, мне не к спеху.
   Он подошел к колонне. Слегка прислонясь, принял такую изящную, даже изысканную, позу. И вышло это так естественно, правда, не без легкой рисовки.
   - Ну, пижон. Ну, дэнди, - с удовольствием подумала Лика и успела
   отметить для себя его начищеность, наглаженность, даже под такой дурацкой маской, и еще - на нем была модная китайская рубашка "Дружба", какую носил её отец.
   Они много танцевали, дурачились, она называла его "страшилищем", он предлагал ей на себя посмотреть, а потом начал перечислять все, что о ней знает.
   - Так, Вы - "интригант"?! Она все еще дурачилась, все еще была Матрёшкой, а он вдруг совершенно серьезно поправил - "интриган".
   - Ничего себе, за дурочку неграмотную принимает. Без него не знаю! - Но это она пробурчала про себя, а громко заявила - Все. Кончен бал. Маска, я тебя не знаю и не хочу узнать. Прощай, - и направилась к выходу
   - Лика! - Это был брат Жанки, - Уходишь, что ли?
   - Ухожу. Надоело.
  
   На улице моросило. Понятно, - октябрь. Лика постояла на крыльце, раскрывая зонтик. Кто-то обхватил сзади:
   - По кофейку? С мороженым!
   - Замечательно!
   Галка Кинд была из параллельной группы, сблизились в колхозе, куда на картошку отправляли. Близкими подружками не были, но с удовольствием иногда встречались и бегали в "кафешку". Она здешняя, знакома со всеми "выдающимися лицами" городскими еще со школьных времен.
   - Лика, я тебе "Юность" принесла. Прочитай "Звездный билет" Василия Аксенова.
   - Спасибо, я уже прочла.
   - И, как?
   - Немножко странно, необычно, но очень мило.
   Принесли кофе с "Фирменным пломбиром", густо засыпанным шоколадными стружками и с тремя соблазнительными ягодками из вишневого варенья. Сидели, лакомились. Неожиданно Галка спросила:
   - Ты что, Вальку отшила?
   - О ком ты? - Лика не сразу поняла, что речь идет о карнавальном "Страшилище". Имени - то его она не знала. - Если ты о Маске, то - самовлюбленный болван.
   - Нет, Лика, он очень приличный парень. Сердцеед, правда, страшный.
   - Вот и пусть питается в другом месте. Ничего не хочу о нем слышать, - и обе весело рассмеялись.
   Маша лежит на кровати. Уже накрутила бигуди. Пытается читать, но тетрадь то и дело выпадает. Она не "сова". Громко зевает и натягивает на голову одеяло. Жанка разложила на столе карты - ерошит волосы, гадает. Лика пришла из душа. Трёт голову полотенцем, встряхивает, сушит. За окном совсем темно. Снизу раздается свист, еще и еще. Маша сбрасывает с головы одеяло.
   - Кого это там высвистывают?! Нашли время! -
   И вдруг, отчетливо, в несколько голосов - Ли-ка! Ли-ка!
   Маша срывается с постели и бросается к окну. Жанка, не отрываясь от карт, с расстановочкой произносит - Куда? Не тебя, ведь.
   Маша останавливается - Ты, что не посмотришь, Лика? Может, кто приехал.
   Лика молча набросила на плечи пальто, совершенно не понимая, кто бы это мог быть, и спустилась вниз.
   - Это тебя тут спрашивают? Я уж хотела подниматься. Дежурная взяла ключи и пошла открывать.
   - Ты надолго?
   - Не знаю.
   Лика вышла. Навстречу поднимался парень. Он улыбался и протягивал руку.
   -- Здравствуйте, Лика. Я - "Страшилище", в миру - Валентин. Со мной друзья. Знакомьтесь.
   "Рогатый Петух" оказался Львом, а светловолосая пышечка Лариса - их давнишней подружкой и соседкой по дому.
   - Без меня эти два оболтуса боялись к тебе идти.
   Лёва стал в позу, поправил очки и сделал вид, что читает с листа.
   - Сегодня в программе - поездка по ночному городу! Как вы?
   - Кончай, Лёвчик, интересничать. Поедем, Лика! Тебе понравится. Валька мастерски водит свою машину. - Лариса положила ей на плечо руку и добавила, - и очень аккуратно.
   Лика засомневалась, было, ссылаясь на непросохшие еще волосы, но Валька уже стоял у "Москвича" и размахивал беретом.
  
   Лика Дмитриевна смотрела в огромное аэропортовское окно, на строчки огней по всему взлетному полю, а видела в них цепи ночных фонарей вдоль широких и прямых улиц когда-то дорогого, и теперь забытого города.
   Осень была долгой, сухой, и они объездили все окрестности. А это - удивительные лесные озера с прозрачной водой, отроги гор с бурными речками, в которых водятся хариусы, высоченные лиственницы в два-три обхвата, засыпавшие вокруг себя землю опавшей мягкой желтой хвоей. Заросли шиповника со светящимися темно-красным лаком плодами на голых уже, тонких и колючих веточках. И ели - вечнозеленые стройные пирамиды, с гроздьями блестящих, тёмно-коричневых шишек, высоко-высоко, у самых макушек.
   А в городе по вечерам еще гремели оркестры, толпы молодежи осаждали клубы, дворцы культуры. Подпевали и подтанцовывали под джаз-оркестр Александра Цфасмана. На открытой эстраде городского сада выступал биг-бэнд Олега Лундстрема, ждали диксиленд Эдди Рознера. Сводили с ума джазовые импровизации, новые песни, новые ритмы, завораживали необычные, даже какие-то нездешние, названия и имена и расширяли мир до вселенских размеров.
   Лика бывала везде со своими новыми знакомыми. У неё, впервые за три года здесь, появился свой круг друзей, эта маленькая компания, с которой всегда было интересно. Встречались довольно часто, хотя ребята уже готовились к защите, где-то в конце зимы. Но об этом как-то не говорили и не очень задумывались. Защита, так защита. Особенно приятно было, что никаких ухаживаний, намеков, заигрываний. Просто хорошие друзья, со схожими вкусамии и отношением к жизни. И в этот раз. После концерта Айвазяна, на который каким-то "хитрым Макаром", выплеснув все свое обаяние, достал билеты Лёвка, распевая "... Шагай вперед, мой караван .... ", они подкатили к общежитию. Еще поговорили о певце, об его элегантности.
   - А эти черные очки! - вставила восхищённая Лариска, - они добавляют ему шарма.
   - Разве, ты не знаешь? Он слепой - Это, развернувшись лицом к ней, тихо сказал Валя. И всем стало почему-то грустно. Лика попрощалась и вышла из машины. Лёвка высунулся и прокричал бодрым голосом:
   - На том же месте, в тот же час, Лика. Да?
   - Да-да-да, - она уже взбегала по ступенькам и, обернувшись, помахала рукой. Дверь 307-ой была заперта. Ей пришлось постучать. Маша, в ночной рубашке, в платке на накрученных на бигуди волосах, открыла и нырнула под одеяло. На своей кровати лицом к стенке притаилась Жанка.
   - Что это с вами, подружки мои распрекрасные? Выкладывайте! Случилось что?
   Молчат. Лика разделась, взяла чайник и вышла.
   - Да нет, - подумала, - если, действительно, что-нибудь серьёзное, они бы не молчали. Блажь какая-нибудь.
   Прихватила у дежурной в ее "ночном буфете" коробку бело-розовой яблочной пастилы и поднялась к себе. Заварила крепкий до черноты чай, аромат поплыл по комнате! Стала ножом взрезать коробку. Жанка не выдержала - трепыхнулся рыжий вихор.
   - Ладно, подруги,.вставайте. Чай на столе.
   Она уже ставила стаканы, когда Жанка лениво потянулась и взглянула на стол:
   - Ой! Чуть не проспала.
   - Да будет тебе! - Маша уже надела фланелевый халат и, заматывая вокруг себя длинный поясок, мрачно проговорила:
   - Не спали мы, Лика. Хотели поговорить с тобой, да не знали, как. Может, не наше дело, конечно.
   - Отчего же не поговорить? Поговорим. Не возьму только в толк, о чём пойдет речь.
   - Знаешь, Лика, запал пропал, - как-то с сожалением призналась Маша. - Это ты тут, со своим чаем.
   - Можем отложить, - предложила Лика.
   - Только не чай! - заорала Жанка и обхватила коробку с пастилой.
   Легли спать. Темноту комнаты нарушали иногда пробегавшие по потолку лучи фар, проезжавших внизу автомобилей.
   - Я никогда не думала, что ты можешь предать, - это Маша подала голос.
   - Это ты к кому? - тоже не поднимая головы, спросила Лика.
   - У тебя такой парень! Он тебе столько писем шлет. Все завидуют.
   - И что? - насторожилась Лика.
   - А ты его - побоку, - взвизгнула из-под одеяла Жанка. - "Вжик-вжик!"
   - А сама - "ночью бегаю к турку"? Так что ли?
   Надолго замолчали. Лика даже не обиделась. Но надо было как-то объясниться.
   Она знала, что не спят, ждут.
   - Я вам рассказывала уже о моем друге, о наших с ним отношениях. Для меня это дорого и для него, конечно, тоже. - Лика помолчала. - Хотя, не знаешь наперед, как сложится жизнь. Шестой год мы очень далеко друг от друга, с короткими и редкими встречами. В феврале он защищается и хочет, чтобы я приехала на защиту. А у нас как раз практика.
   - Да, с практики не сбежишь. Может, "заболеешь", справку какую-нибудь возьмёшь - стала искать выход Жанка.
   - А как же твой Валька? - продолжила главную тему Маша.
   - Напрасно ты, Маша. Нет у меня "турка". И флиртовать я не умею. А в эту компанию я вписалась как "свой парень". И мне это нравится.
   - Да, ладно, - не очень поверила Маша.
   Зима наступала активно, с сильными снегопадами, метелями. Институт готовился к праздничной демонстрации. Распределяли по группам, кто что понесёт, подновляли старые транспаранты, писали новые. Кому-то досталось делать из ситца красные гвоздики, и в большом количестве - каждому демонстранту по революционному символу. Конечно, демонстрация - это всегда замечательно - шумно, весело. Именно она дает ощущение праздника. Но Лика намерена съездить домой, тем более, что на Новый год придётся остаться здесь: 2 января уже сессия начинается. А она так соскучилась по своим родным.
   Сегодня она вернулась первая - значит, ей готовить обед. Не успела сбросить
   пальто, - постучали. Открывает - Валька на пороге.
   - Здравствуй. - Всегда такой уверенный, почему-то смешался. - Понимаешь, там, внизу, мама. Она очень просит тебя спуститься.
   - Внизу моя мама? Как это? Ничего не понимаю. - С заколотившимся сердцем она бросилась к лестнице.
   - Стой, Лика. Это моя мама. - В два прыжка он догнал ее и схватил за руку. - Она хочет тебе что-то сказать.
   - Ну, напугал ты меня. Все равно, не понимаю. Что-то срочное?
   Они уже выходили, и Лика увидела Валькин "Москвич". В машине была светловолосая, сероглазая женщина. Она распахнула дверцу и приветливо улыбаясь, пригласила Лику присесть. Назвала себя и как-то путано стала объяснять, зачем она приехала. Лика, не видя поблизости Вальки, не очень вникая, поняла все-таки, что она просит ее пойти с Валей в Оперный театр на праздничный вечер, где будет большой концерт и даже покажут "Вальпургиеву ночь" - балетную сцену из готовящегося к постановке "Фауста". Пригласительные билеты прислали его отцу, но у них другие планы. Лика видела некоторое смущение Нины Евгеньевны (Куда Валька - то девался?!) и надо было, как можно деликатнее, объяснить, что не сможет принять это соблазнительное приглашение. Она очень сожалеет, но на праздники её ждут дома. И, чтобы подтвердить свое сожаление, она стала рассказывать, что Оперному театру в её родном городе уже больше десяти лет, он широко известен, и что оттуда сюда приехали два дирижера - Факторович и Бухбиндер, и что она очарована солистами балета Федоровым и Адырхаевой, которые обязательно будут танцевать "Вальпургиеву ночь". Говорила, а сама удивлялась, куда её несёт, с чего расхвасталась-то, кому это надо? Еще раз поблагодарила за приглашение, попрощалась и убежала.
   Маша сидела на кровати, заваленная красными лоскутками, и откусывала длинную нитку.
   - Ну, вот. Дипломатические переговоры закончились, к обоюдному удовольствию сторон, полным согласием. Остаётся отметить это событие большим банкетом.
   Лика еще не сообразила, как отреагировать на явный Машин выпад, когда, распахнув дверь, плечом вперед, вошла Жанка. На вытянутых руках держала кастрюлю, прикрытую полотенцем, и тянуло из неё добротным духом варёной картошки.
   - Извините, я в своем репертуаре. У меня меню не меняется - вареная картошка, и с селёдочкой! - Она мгновенным движением фокусника подняла со стола тарелку, а под ней - жирная, слабосоленая Атлантическая, украшенная кольцами синего лука.
   - Ну, Жанка, ты шаман! - Это Маша, смахнув со стула лоскутки, придвинула его к столу.
   - Мы видели, как Валентин вёл тебя к машине. Решили, что сейчас увезёт и останемся без обеда, и Жанка кинулась спасать положение.
   Надо было идти в институт, готовиться к семинару. Лика собирала свой чемоданчик. А у самой из головы не шёл странный визит. "Стоило ли ехать в такую даль ради этого? Валька и сам мог пригласить", - размышляла она. А Маша - как подслушала - и вынесла свой вердикт.
   - "Кавалерийская атака". Ты всё - "Друзья, друзья!", а он просто влюбился в тебя. Сам боится признаться, так маму прислал. Чего же он сбежал - то от вас?!
   Лика с недоумением обернулась - Ты меня достала, Марья Николавна.
   Жанка рылась в чемодане под кроватью и тоже встряла:
   - Устроил смотрины. Понравится ли мамочке, кого выбрал?! Потом вылезла, наконец, из-под кровати и, сидя на полу, закатив глаза, мечтательно произнесла, - А какая у него ямочка на подбородке! Всё бы отдала!
   - Ямочку рассмотрела! У него ноги короткие!
   - Ничего себе! - вскочила Жанка, - Нормальные у него ноги. И глаза у него красивые! И овал лица благородный. И, вообще! Завидный он парень, Лика.
   - И на "Москвиче"! - съязвила Маша и принялась накручивать свои "пролетарские гвоздики".
   - Ну, молодчины. Всего обмерили, оценили, хотя и не сошлись. Я все учту, особенно последнее замечание.
   - Только, наш - все равно, всех лучше. - Это Жанка поставила точку, когда Лика уже выходила из комнаты. Она улыбнулась - "нашим" в 307-й называли ее друга.
  
   Лика Дмитриевна посмотрела на электронное табло - никаких сообщений относительно её рейса. Что уж за погода такая? Ожидавшие пассажиры как-то успокоились. Пахло апельсинами, горячим поп-корном. Из буфета на колесных столиках развозили еду в разовых тарелочках, стаканчиках. Кто-то спал, откинувшись на спинку. Лика Дмитриевна пошевелила пальцами, потерла запястья, потянулась плечами, спиной, не вставая с места. "Засиделась", - подумала, но вставать не стала - ей не хотелось потерять ниточку и уйти от своих воспоминаний.
   - Время было, которое позднее стали называть оттепелью, а нас - шестидесятниками, - она опять настроилась на "волну своей памяти". Сколько масштабных событий произошло за эти пять лет! Иначе и не скажешь. После разоблачительного ХХ съезда в институтском Актовом зале зачитывали закрытое письмо ЦК партии. Это было похоже на мощный, тяжелый вал, который накрыл с головой, оглушил, раздавил. То, что считали незыблемым, во что верили, чем гордились, - все в одночасье рухнуло. Как же трудно было всё это переварить. Но, ничего, со временем переварили. Только до сих пор в ушах надрывный крик красивой девочки с длинными черными косами и восточными глазами. В казённом письме ей сообщили, что реабилитировали её отца, расстрелянного как врага народа, выпустили из лагеря ее маму, и нашлась сестра, с которой их развезли когда-то по разным детдомам. Вот, так. Разрушили, уничтожили хорошую семью, лишили девочек детства. И кто за это ответит?!
   В читальном зале народу было немного. Лика устроилась у окна, разложила свои бумажки. Семинар проводила новая преподавательница - Людмила Дмитриевна Шувалова. Она приехала из Москвы, напитанная столичным воздухом свободы. И семинар был посвящен Бруно Ясенскому и его книге "Человек меняет кожу". Она её давно уже прочитала тайком, и, конечно, ничего в ней опасного не нашла. Книга, как книга, о строителях Кузнецка. Сам писатель погиб в лагерях еще в 41 году, книгу снова стали печатать, а двое однокурсников - Юра Динабург и Леша Литвинов отсидели по десять лет за организацию митинга в защиту Бруно Ясенского. Такие вот дела. Она перечитывала план семинара. Собственно, работать было не с чем, кроме самого текста, да еще ей дали старую-старую газетную вырезку, где черной краской поливали и книгу, и её автора. Так, в споре с этой заметкой, она и набросала своё выступление.
   Разболелась голова. Лика вышла на улицу. Снег валил крупными сырыми и тяжёлыми хлопьями. У общежития стоял "Москвич", и Валька щёткой на длинной ручке сметал с него сугробы.
   - Привет, сколько же времени ты провела в библиотеке?
   - Много, наверно. Устала и есть хочу.
   - Это мы сейчас устроим. - Лика не успела ничего возразить, как Валька уже распахнул дверцу. - Садись. Лариска ждёт к себе на День рождения. Вперёд! Твою 307-ю предупредил.
   - Послушай, я как-то не готова. Принято делать подарки, да и переодеться не мешало бы.
   - Брось! Во-первых, "во всех ты, душенька, нарядах хороша", а во-вторых, и подарок есть, - показал он глазами на заднее сиденье.
   Лика повернула голову. Там стояла огромная коробка с тортом, а на ней книга.
   - Неужели, "Три товарища"?
   - Угадала. Эрих Мария Ремарк. Собственной персоной.
   На улице работали снегоочистительные машины. Снег из-под скребков летел фонтанами. Город готовился праздновать годовщину Октября. Уже кое-где развевались подсвеченные красные флажки, мигали гирлянды из разноцветных лампочек. Лике, вдруг, стало так весело. Она крутила головой, заглядывала в окна, болтала без умолку. - Как хорошо, - подумала она, - что есть друзья, что едем в гости. - А Валентин улыбался, поглядывая на неё.
   - А знаешь, мама права. Ты очень похожа на актрису, которая играла в картине "Дон Сезар де Базан". Разве, тебе никто не говорил?
   - Маритану? Говорили. Это ленинградская балерина. Ольга Заботкина.
   - Вот- вот, особенно, когда танцуешь.
   - Это что, "Страшилище" рассмотрел через свои малюсенькие глазки-дырочки?
   - Я тебя давно рассмотрел, когда ты только появилась в городе.
   Лике что-то не захотелось продолжать этот разговор. Машину вдруг сильно тряхнуло. От неожиданности она ойкнула и рассмеялась. Валька тоже рассмеялся.
   - Так ты трусиха?!
   - А ты? Маму привез, а сам сбежал.
   - Лика, да это Лариска ей все уши прожужжала. И мама нашла повод познакомиться с тобой.
   - И что?
   Понятно, ты ей понравилась. А мне на самом деле было страшно неудобно - как смотрины устроил.
   - Вот-вот, и Жанка то же подумала. Ну, ладно, закрыта тема. Будет, чем оправдаться перед ними.
   Впереди взлетела зелёная ракета, оставляя за собой длинный хвост, и рассыпалась мелкими искрами.
   - Это нас встречают! - Валька опустил стекло и просигналил в ответ.
   Целая толпа, все в снегу, бросилась навстречу. Тут же стали знакомиться. Первым протянул пухлую, но крепкую ладошку симпатичный толстяк и солидно представился - "Владимир Николаевич Гусев, главный врач одной "тьмутараканской" больницы, а для этих - он дернул головой в сторону толпы - к сожалению, просто Вовка. Не буду возражать, если и для Вас тоже.
   Лёва добавил - И почти муж Лариски, если, конечно, уговорит. - А потом стал называть всех, торопясь закончить процедуру. - Кушать хочется! - объяснил он самоуправство.
   - Стоп! Сам представлюсь, - выступил вперед высокий парень в толстом свитере и без шапки, аккуратно отодвинув Лёвку.
   - Моё имя Георгий, лучше - Гоша, как здесь принято.
   Даже при скудном свете уличного фонаря Лика рассмотрела его загорелое, обветренное лицо и сияющую широкую улыбку.
   - Удивляетесь, почему такой черный? Поясняю - недавно с Домбая.
   Потом наклонился и протянул ей руку:
   - Поедем со мной, на лыжах кататься?!
   Лёвка шлепнул его по руке.
   - Успокойся, сегодня у нас другое мероприятие.
   Наконец, знакомство состоялось, и все двинулись справлять именины.
   Лариса так обрадовалась торту! Схватила его и зашептала Лике на ухо - Понимаешь, родители в санатории, а я - хозяйка никакая. Хотела сегодня всех поразить. Завела тесто, а соду не положила. Вынула из духовки резиновую лепешку с загнутыми краями, завернула в газетку - и в ведро. Позорище! - постучала она себя кулачком по макушке.
   - Какие наши годы, - засмеялась Лика, - я тоже ни разу еще ничего не испекла. У моей бабушки есть на этот случай поговорка - "Не отпадет голова, - прирастет борода", то есть, всё придёт в своё время. И, подмигнув друг другу, они развязали верёвочку, открыли коробку и ахнули! Перед ними на бумажной салфетке с кружевными краями лежала огромная клумба! Такие чудеса выделывали только в одном Гастрономе на Спартаке и продавали только у себя. - Вот это да! Вот это тортик! Вот это подарочек! - задохнулась в восторге Лариска.
   - Пойдем, Лика! Наши гости приглашения не ждут.
   В большой нарядной комнате у этой "никакой" хозяйки был накрыт раздвинутый овалом стол. Лика почувствовала, что проголодалась до умопомрачения. Их встретили радостными возгласами и выстрелом пробки в потолок.
   Было сразу понятно, что компания давно состоявшаяся, спевшаяся, где много шутят и, даже подтрунивая, относятся друг к другу с большой теплотой.
   - Удивительно, - думала Лика, - приняли, как давным-давно знакомую, как одну из них. Да, и я тоже, как "в своей тарелке" оказалась.
   В это время Валька вопросительно посмотрел на нее. Она поняла это, как "хорошо ли ей здесь", и тотчас же утвердительно зажмурилась. Ей было, действительно, очень хорошо.
   Музыки было много. На большой, размером с трибуну, концертной радиоле проигрывали самые популярные пластинки - обычные и записанные кустарным способом на рентгеновские пленки. Танцевали всё - от вальса до шимми и твиста. Подтащили к пианино две табуретки, и на одну сразу плюхнулся доктор Гусев. Кто-то попросил: "Журавлей", Вовик"! - И Вовик запел сочным, хорошо поставленным голосом: "Высоко летят под облаками и курлычут журавли над нами... . Подключилась Майя - девушка, гораздо выше "среднего", ростом, с отбеленной гидропиритом химической завивкой на голове, томными глазами и "не женским" контральто "... ленты рек, озёр разливы. До свиданья, птицы, путь счастливый".
   - Кончай тоску зелёную, - распорядилась именинница. - Джаз-банда, по местам! Лёва занял вторую табуретку. Нюся, его очередная (как она представилась) подружка очень уверенно устроилась рядом. Пододвинул стул Гоша, с видавшей виды гитарой в руках. Откуда-то взялся пионерский барабан и большая погремушка.
   - Партию саксофона исполняю я! - потрясла поднятыми руками Майя.
   - Интересно, как это она изобразит? - только успела подумать Лика, как эта "ждаз-банда" уже грянула мелодию из "Серенады солнечной долины". Какие же молодцы! Её сменила песенка: "На карнавале, под сенью ночи, Вы мне шептали - люблю Вас очень ... под маской леди, краснее меди, торчали рыжие усы!" Музыканты разошлись во всю, остальные подпевали, танцевали. И вот уже прорисовалось через джазовые дебри "Неудачное свидание" - ...Мы оба были - я у аптеки, а я в кино искала Вас. Так, значит, завтра, на том же месте в тот же час!"
   Лика была в полном восторге, и все долго не могли успокоиться. Валька поднял правую руку и показал на часы.
   - Ша, ребята. Начинаем тихие игры.
   - Мое предложение - получше! - в дверях стояла Лариска с тортом.
   Лёва с Нюсей разносили чашки с дымящимся чаем, все гремели стульями, рассаживаясь. Над тортом с лопаточкой повис Лёвка.
   - Лучший кусок - за самый оригинальный поздравительный тост! - объявил он и с удивлением оглядел стол.
   - Гусев! - закричала именинница, - ничего поручить нельзя! Вино где? У нас же "Массандра" на кухне - розовый Мускат!
   Лёвка щедро раскладывал "самые лучшие куски", потому что изощрялись, как могли. И домашние заготовки вытаскивали, и на ходу выдумывали. И витиеватые стихи, и частушки "на грани", и "Ода хвалебная", и уморительные шаржи. Как же давно и хорошо они знали друг друга! Счастливая Лариска, не переставая, взвизгивала и хлопала ладошками. Поднялся Гоша со своей гитарой.
   - А я хочу посвятить тебе песню.
   Все замолкли в ожидании. Он провел широкой ладонью по струнам и хрипловатым, простуженным голосом начал.
   Когда волшебница зима
   Вновь замела осенний сад
   И на окне нарисовала
   Причудливых узоров ряд,
   Я повстречался с нежным взглядом
   Твоих чудесных серых глаз,
   Любовь и счастье стали рядом
   И вихрем закружили нас.
  
   Метель метет, все замела дорожки,
   И лишь от сердца к сердцу близок путь.
   Мой милый друг, люби меня немножко.
   Где б ни был я, ты жди меня
   И я вернусь. -
   Закончил он в полной тишине, а потом кто-то первый захлопал и все подхватили. Лика видела, что своей песней он обращается к ней. У неё сильно колотилось сердце - он ей нравился, и она не могла скрыть этого. Вскочила Лариска. - Спасибо, Гоша, мне очень понравилась твоя песня, - а потом, приблизив к нему лицо, тихо спросила
   - Ты, ведь, не для меня пел?
   - Прости, Лариса.
   Но этого уже никто не слышал. И никто не заметил, как Гоша оделся и ушел. Кто-то еще продолжал танцевать, кто-то пытался смешить, рассказывая анекдоты, но времени было уже много и надо было расходиться. Только теперь Лика вспомнила, что ни разу не танцевала с Валентином, и вообще, почти не видела его. Уже одевались, прощались, когда он появился с улицы, запорошенный снегом.
   - Мадам, карета подана! Можно ехать.
   - Валя, вы не застрянете? Оставайтесь у нас. Места полно - предложила Лариса.
   - Мы с тобой, Лика, устроимся в родительской спальне, а Вальке предоставлю собственное ложе.
   Лика совсем не хотела оставаться, а Валька заявил, что на его "танке" - через любые преграды. Вышли все вместе, чтобы подтолкнуть, если что. Вокруг машины и на несколько метров впереди до самой дороги снег был расчищен.
   - Ну, Валька. Ну, гигант! Умеет, золотая ручка, - отплясал Лёвка на твердом пятачке. А маэстро Гусев взмахнул рукой и его хор послал вдогонку: "Я не поэт, и не брюнет, не герой, - заявляю заранее. Но буду ждать, и тосковать, если ты не придешь на свидание".
   "Москвич" мчался по пустынным улицам. Ехали молча.
   - Это все ребята вашего двора, Валя? - заговорила, наконец, Лика.
   - Да, и даже Гоша. Он архитектор, альпинист, горнолыжник. Живет в другом городе. Женат.
   Он помолчал и добавил
   - Думаю, что теперь он будет приезжать сюда чаще.
   Лика не стала выяснять, почему, тем более, что они уже подъехали. Окно их комнаты светилось.
   - Не спит 307-я. Я обещал им доставить тебя в целости и сохранности. Значит, завтра, после семинара, ты уедешь?
   - Да. Передавай привет своей маме. И спасибо, Валик, за этот вечер.
   Свет горел, но Маша с Жанкой спали с незапертой дверью. "Это на них непохоже. Значит, ждали, - подумала Лика. - Какие они всё-таки хорошие".
  
   Поезд приходил рано утром. Лика успела еще забежать в общежитие оставить сумки и со звонком прокралась в аудиторию. Преподаватель Новейшей истории Адамович уже сидел бочком на кафедре и покачивал ногой в щёгольском ботинке. Очень ему нравилось шокировать опоздавших ехидными репликами. Когда-то Нина Васильева - девушка крупная, полная, жутко ответственная и оттого заполошная, "припозднилась" минут на десять. Влетела и помчалась по проходу в поисках свободного места.
   - Ну, бывает... . Проспала. Юбку второпях надеть забыла, - с интересом наблюдая за ней, громко размышлял Адамович. - Но почему вся жопа в чернилах? ... Не понимаю.
   Это Нинка, протискиваясь, повернулась к нему задом. Она, действительно, была без юбки и с фиолетовым чернильным пятном на комбинации. Обнаружив свой непотребный вид, ринулась назад. Кто-то из парней бросился с шарфиком, как с "фиговым листочком" в руках, догонять ее. Никто не засмеялся. А, всегда мрачный, Вешняков просипел: "Ну, гад!"
   Галка Кинд прямо у двери схватила Лику за юбку и усадила рядом.
   - Оцени мою предусмотрительность. Я тебя поджидала и придержала местечко. Слушай, тут наше "местное радио" сообщило ...
   Но, что именно, - пришлось отложить на потом. - Адамович начал свою лекцию. И весь поток, все четыре группы мигом превратились в один большой глаз и одно большое ухо. Дал же Бог - блестящие знания, острый, насмешливый ум и потрясающую внешность этому ёрнику.
   После занятий Галка нашла Лику
   - Пойдем, потреплемся.
   - Пойдем.
   И они отправились в кафе. Заказали себе по полторы порции пельменей и долго хохотали, когда увидели, по какой горе им принесли. А потом еще консервированный абрикосовый компот и, уж конечно, мороженое.
   Галка рассказывала, как прошли праздники. Потом, без всякого перехода, прямо в лоб спросила - Тебе Гера понравился?
   - Как ты всегда озадачиваешь, Галя. Что-то я не припомню никого с таким именем.
   - Ничего себе, ей песни посвящают, а она даже имени влюбленного менестреля не знает.
   - Это тебе твое "местное радио" сообщило?
   - Майка пожаловалась Писаренко, та позвонила Перцовой, а уж Катька передала мне. Лика, я просто хочу предупредить тебя - очень "популярная" личность. Его, даже женитьба... Она запнулась, не донеся вилку с пельменем до рта. Лика оглянулась. В дверях стоял Гоша.
   - Ну, вот, уже нашёл, - очень тихо проговорила Галка, - его даже женитьба не остановила.
   - Подсаживайся, составь компанию. - Это она приглашала Гошу к их столику.
   Он заказал себе чёрный кофе. Сидели, болтали. Город готовился к очередному событию - к проведению больших соревнований по скоростному бегу на коньках. Уже видели приехавшую рекордсменку мира Марию Исакову, Ингу Артамонову, молодого и красивого Виктора Косичкина. В институте подрастала своя знаменитость - будущая многократная чемпионка страны и мира Лида Скобликова.
   Разговор за столом затягивался. Гоша уже перешел к горным лыжам и так живописно передавал свои ощущения при спусках, что Лике показалось, - она сама чувствует острое покалывание снежных иголок на щеках.
   - Всё. Нам некогда.
   Галка быстро рассчиталась с оказавшейся близко официанткой и мигнула Лике.
   - Нам пора. Через пять минут консультация. Опоздаем - Саранцев не простит.
   Они быстренько оделись. "Пока!" - помахали Гоше и выскочили.
   - Я тебя найду! - услышали голос за спиной.
   - Интересно, кого!? - засмеялась Галка.
   Они зашли в институт. Конечно, консультации там никакой не намечалось. Лика подошла к почтовому ящику. В ее ячейке лежал голубой конверт, подписанный таким знакомым почерком - округлым, уверенным, такой родной рукой. Она помахала Галке, схватила письмо, прижала к себе, как талисман, как оберег, и торопливыми шагами направилась к выходу. Ей очень хотелось побыть одной. Положила письмо в нагрудный внутренний карман пальто и отправилась "куда глаза глядят".
   Уже подходя к общежитию, вспомнила, что только сегодня приехала, что ещё не виделась со своей "307-й". Взглянула наверх - там настежь открыта форточка, отдернута занавеска. - С чего это им так "разжарило"?
   - У вас гости, - сообщила дежурная. Пусть не задерживаются дольше положенного.
   - Как некстати, - подумала Лика и ощутила жуткую усталость во всем теле. Хотелось поскорее до постели добраться. Из-за двери доносились голоса - радостные, возбуждённые, которые то и дело взрывались смехом. Посмотрела на часы - еще добрых сорок минут до "комендантского часа". Решила подождать. Только устроилась на подоконнике, как дверь распахнулась: Жанка с пустым графином направилась к туалету.
   - Ты где пропадала?! - бросилась она обнимать Лику. Мы уж не знали, что думать.
   Привезла столько всякой вкуснятины и исчезла.
   Выглянула Маша, и тоже с вопросами, с объятиями. Лике почудилась какая-то неловкость, даже виноватость в Машиных действиях.
   - Понимаешь, мы тут пригласили наших знакомых из военного училища. Ну, после все расскажу, и устроили ... - Дружескую попойку - как обычно врезалась Жанка. Все тебя ждут. Пойдем знакомиться.
   Из-за стола поднялись трое молодцов. Одергивали свои форменные рубашки, приглаживали свои форменные "полубоксы", говорили, как им приятно познакомиться. Галантно усаживали Лику где-то между собой, что-то накладывали в тарелку. В комнате попахивало вином, табаком. Господи! Как же ей ничего не хотелось.
   - Лика, по-моему, Валентин подъехал. Машина его стоит, - заглядывая в окно, сообщила Жанка. Потом быстро взобралась и закричала в форточку
   - Иди к нам!
   Но он уже стучал в дверь.
   - Проходите, Валентин, будьте гостем! - встретила его радостно Маша. - У нас тут пир на весь мир. Жанна! Тарелочку для Валентина.
   - Нет-нет, я на минутку, - и, к Лике - Гусев уезжает в свою "Тьмутаракань", хочет попрощаться с тобой. Поедем, проводим его?
   Лика с готовностью выбралась из-за стола и нырнула в рукава шубы, которую Валька уже держал навесу.
   - Вы уж простите, ребята. Как-то неловко получилось, - произнес он среди общего молчания. Извините, пожалуйста. Просто мало времени.
   Компания загудела, понимающе. И Лика, обрадованная, что ускользает, улыбалась, извинялась и уверяла, что они еще обязательно увидятся.
   Гусев с Лариской дожидались у машины и устроили им бурную встречу.
   - Поехали-поехали, - заторопил Валентин. - Времени в обрез.
   - Какой ты у нас серьёзный и ответственный - пообниматься не дашь.
   Поезд, на удивленье, не опоздал и отправлялся вовремя. На перроне, у тёмного вагона, стояла только проводница.
   - А что, в вагоне света нет? - поинтересовался Валентин.
   - Есть. Накал слабый. Вот разбежится и будет светло, - пояснила хозяйка вагона. И чай у нас - хоть всю ночь пей. И радио играет. Все по уму. Так что заходите, скоро поедем.
   - Ну, что, ребятки. "Сиреневый туман над нами проплывает. Над тамбуром горит полночная звезда. - Тьмутараканский главврач обнял всех кучкой и допел, - кондуктор не спешит, кондуктор понимает - сегодня здесь со мной прощаются друзья.
   - Давай-давай, трогаемся уже - кричала с подножки проводница.
   - Вовик, а еду?! - трясла пакетами Лариска.
   Валентин подхватил их и стал проталкивать между проводницей, при исполнении ставшей неподвижной и серьезной, и стенкой.
   - На Новый год ко мне! Слышите? Ко мне. Буду очень обязан!
   - Будет очень "обязан", вместо - "буду ждать" - фыркнула Лариска. - Сельский врач. Русская интеллигенция. "Вишневый сад" какой-то.
  
   Ларису завезли к бабушке, недалеко от вокзала.
   В воздухе залетали редкие снежинки, не торопясь опускаться на землю. Легкие белые пёрышки касались лобового стекла и скатывались с него, уступая место другим. В машине было тепло, ровно гудел мотор, и Лика почувствовала, что потихоньку клюет носом. Когда открыла глаза - машина стояла перед общежитием.
   - Мы давно стоим? - испуганно посмотрела на Валентина. Ты извини, я так позорно отключилась. Это твоя машина виновата - такая ухоженная, уютная и в ней совсем не пахнет бензином.
   - Да, я люблю свою "лошадку" и мне очень приятно, что она тебе понравилась. Хочешь, можем ещё покататься. А стоим мы совсем немного, и спала ты минуты две. Ну, так как? Поедем?
   Лика вспомнила, что в кармане пальто ждет её не прочитанное ещё письмо.
   - Нет, Валя, мне пора. Спасибо, в другой раз.
   Она быстро открыла дверцу и, не оглядываясь, ушла.
   Гости разошлись, в комнате было убрано, даже пол помыт. На столе, на тарелке из-под графина, горкой апельсины. Маша лежит поверх одеяла с закрытыми глазами, закинув руки за голову. Жанка у стола, влажные волосы тщательно расчесаны на косой пробор, читает Паустовского.
   - Ну, наконец. Давай, Лика, раздевайся скорей. Апельсинчиков хочется. Без тебя не прикоснулись, - засуетилась Жанка, нарезая их "скибочками" - как по- украински назвала она дольки..
   - Зато, все остальное прикончили, - сообщила Маша, не открывая глаз.
   - Вот и замечательно, это же для вас привезла. Гостей своих угостили. Расскажете, откуда эти бравые ребята?
   Они сидели, наслаждаясь прохладными, сочными апельсинами, и вдруг, Жанка с полным ртом вскочила с места.
   - Лика, для тебя тут передали конверт, запечатанный, но не подписанный. Вот он - протянула ей через стол.
   Лика повертела его в руках - довольно тяжелый. С фотографиями, что ли? Под пристальными взглядами вскрыла. В конверте, на самом деле, были фотографии, а на них - заснеженные горные склоны, лыжники, канатная дорога, подъёмники. Конечно, сейчас же стали их рассматривать.
   - Красота какая! Вот счастливчики! С таких гор катаются. Где это? - повернулась к Лике Жанка.
   - "Это Домбай - прочитала Маша. - Я очень надеюсь, что мы поедем туда вместе". И подпись - " Г".
   Она передала подписанную фотокарточку Лике.
   - И кто оно, это "Г"?
   - Неважно, Маша, я с ним никуда не поеду. - А сама подумала - Вот где "кавалерийская - то атака". Ничего, захлебнётся.
   Сейчас ей так хотелось прочитать письмо, которое целый день пролежало у нее в кармане, но одной, без свидетелей. Она достала его, когда обе уснули, и вышла в коридор. Какими же хорошими были всегда его письма. Из них она знала о нем всё. Она представляла себе город, где он учился, была уже заочно знакома с его друзьями, однокурсниками, но поехать туда никак не могла решиться - боялась, наверно, нарушить эту давнюю, такую уверенную дружбу. Не было у нее никаких сомнений, что замуж выйдет только за него, и он напоминал постоянно ей об этом. Теперь он писал, что заканчивает работу над своим дипломным проектом и очень хочет видеть ее на защите. Просит заранее расчистить для поездки несколько дней.
   - Что же делать? - думает Лика. Это же трое суток туда и трое обратно. Кто же отпустит.
   Стукнула дверь: кто-то направлялся в туалет. Она зашла в комнату. Жанка посвистывала носом, значит, спала. Лика разобрала постель, разделась и только подумала, что, наконец, добралась до подушки, как позвала Маша.
   - Посиди со мной, Лика.
   - Конечно. Случилось что-то? Лика нащупала ногами тапки, набросила на спину только что снятую теплую кофточку и присела на краешек Машиной кровати.
   - Ну, давай, рассказывай. Который из них? Хотя, сама сразу же догадалась, кто мог покорить Машино сердце.
   - Радик?
   - Лика, ты мне только ответь на этот банальный вопрос - можно ли, не влюбиться, а полюбить человека с первого взгляда?
   Маша так смотрела, как будто рассчитывала получить единственно правильный ответ, принять его как истину и жить в соответствии с ним.
   - Не знаю, Маша. Влюбиться, конечно, можно, да так чаще всего и бывает. А для того, чтобы полюбить, надо уже что-то знать о нем, какие-то его личные качества. Должно же что-то привлекать в человеке, кроме его внешности (маски - подумала она про себя), которая может оказаться обманчивой. Надо, чтобы было, что любить. Конечно, это только моё мнение, которое в каких-то обстоятельствах может измениться. Наверное, надо слушать не кого-то постороннего, а себя.
   - Я думаю, ты верно говоришь. Но у меня все как-то не по-людски выходит. Ещё себе боюсь признаться, но чувствую, что прикипела к нему, что уже жить не могу без него. Ты правильно догадалась - это Радик Радченко.
   - А как вы познакомились-то?
   - Да, Жанка всё. Внизу, у дежурной, лежали пригласительные билеты на праздник в училище, именные. Жанка предложила передать. А девчонки уехали домой. Она меня уговорила пойти по ним. Там и познакомились.
   Маша, наговорившись, уже спала, а Лика - умирала, как спать хотела, но не шел сон и всё тут. - Наверное, это и есть бессонница, думала она, - какая гадость. - Пробовала считать, потом вернулась к разговору с Машей. - На этот её "банальный вопрос" нет и быть не может однозначного ответа, - взялась размышлять она. - Кого-то за красоту могут полюбить, кого-то - вообще неизвестно, за что. Любят, и всё. Не задаваясь никакими вопросами. А кто-то, может самый достойный на свете, так и останется один. В голове еще ворочались какие-то "мудрые мысли", тяжелые и вязкие, но она уже с ними не справлялась.
  
   К Жанке стала приходить Розалия. Так она представилась Лике. Маша шепнула ей, что с этой "задрыжкой" надо держать ухо востро. Каждый раз она появлялась в новеньких ярких шерстяных китайских кофточках, но в неизменной черной юбке, плотно облегавшей ее худенький вертлявый задок. И вся была какая-то узенькая, даже лицом, на котором совершенно неожиданными казались пухлые лиловатые губы. Любимым местом для рук были кармашки на юбке, куда она закладывала по три пальца, а остальные - большие и мизинцы - как-то очень кокетливо отставляла в стороны. Она их не вынимала, даже сидя на стуле. И еще на этом тщедушном тельце удивляли "пышные формы", достойные более подходящего места.
  
   - О чем это вы с Розкой тайно беседуете? - как бы, между прочим, спросила Маша.
   И Жанка, как будто давно ожидавшая этого вопроса, стала говорить, какой она нужный человек, что она все может достать, потому что у нее мама - товаровед на базе, и что она нас всех оденет в китайские кофточки.
   - Со своего плеча! - добавила Маша.
   - Ну, и что, - вскинулась Жанка , - если она её один денек поносит?
   - Не нужны нам Розкины обноски. Правда, Лика?
   - Правда, Маша.
   - И, вообще, шепчитесь в коридоре. Нечего её сюда водить. Готовиться надо. Зачётов полно.
   И потом, с подозрением глядя на Жанку, потребовала.
   - А, ну, рассказывай, подруга, что за тайная канцелярия? Ты меня не проведёшь.
   Жанке было лень что-то придумывать.
   - Ей общежитие пообещали, а она хочет в нашу комнату. Вот и все секреты. Просит вас уговорить. Нас же трое, а комната на четверых. Все равно, кого-нибудь подселят.
   Молчание затянулось.
   - Давайте есть, - предложила Лика и стала собирать на стол.
   Роза нормально влилась. Жанка уступила ей свою кровать у окна. Пришлось отказаться от дополнительного столика, который служил и кухней, и для глажки, да просто был очень нужной вещью, и на его место поставить четвертую кровать и еще одну тумбочку.
   Декабрь был "рабочим" месяцем. У всех шли зачеты, курсовые. Книги, "Общие тетради" с конспектами, какие-то листки, клочки - всё кучами лежало на кроватях, тумбочках, на окне - кто, где бросит. Только стол оставался святым местом - поработали, - убрали. Но пахло не только сессией, еще больше пахло приближающимся Новым годом. Розалия с Жанкой притащили еловых лап (насобирали на ёлочном базаре), соорудили из них венок и подвесили на цветных шнурах под плафоном. Обмотали мишурой, забросали золотистой канителью. Лика купила абхазских мандаринов и развесила среди тёмно-зелёной хвои. Некрупные, ярко-оранжевые, чуть приплюснутые, они были замечательным украшением на этом ёлочном венце. Оставалось уже совсем немного времени, и надо было решать, где, когда и с кем встречать Новый год.
   Жанка сидит на кровати, сложив калачом ноги. Перед ней чей-то чужой конспект. Она читает, зажав уши и раскачиваясь - пытается что-то запомнить. Стука в дверь она не слышит. И вдруг - бах! Кто-то крепко саданул каблуком или коленом. Она слетела с кровати.
   - Что за дела?! - орет.
   - Новогодние дела. Я же слышу - ты бубнишь. В дверях Миша, двоюродный брат, в обнимку с большой картонной коробкой.
   - Что там, Мишенька? - залепетала Жанка и полезла с головой в коробку.
   - Дед Мороз привёз. Поздравление из дома. Где праздновать собираетесь?
   Жанка высунулась. Во рту что-то большое, сладкое, вязкое. Мишка смеется.
   - "Фиги-финики" жуёшь? Ну, жуй. Забегу поздравить.
   Жанка счастлива. Значит, дома всё хорошо, раз столько всего прислали. Набрала
   шоколадных конфет "Белочка" и полезла на стол украшать ими душистые смолистые ветки.
   Розалия съездила домой и теперь завалилась с большим пузатым чемоданом.
   - Господи! - вытаращилась Маша. - Как ты только доволокла? - и схватилась за ручку неподъемной ноши.
   - Ничего, я жилистая, - разулыбалась довольная Розка. Зато здесь всего - на большой Новогодний стол. - И полезла что-то доставать. Она потрясла пакетом, а в нём оказалась гирлянда маленьких, покрашенных цапонлаком электрических лампочек.
   - Здорово! - Маша уже простила Розке её вселение, и они вместе стали вынимать продукты и закладывать между рамами. Там уже что-то лежало и пахло так вкусно.
   - Копчёная рыбка? - вдыхает Розка.
   - Точно. Из нашего озера. Мама с соседом передала.
   Тут постучали, спросили Лику. Поздравили с наступающим и внесли огромную
   сумку, застегнутую на мощный замок-молнию.
   - Ого! Можем все общежитие созвать! - Это ворвалась сияющая Жанка и чуть не упала, налетев на сумку. Она сдала последний зачёт.
   Вечером собрались и стали решать, как встречать. Сначала в институт, на новогодний бал! Там в фойе уже наряжали ёлку, устанавливали динамики, а гардероб по кругу завешивали чёрными шторами. На полу были свалены пакеты со снежинками, какими-то картинками и прочими новогодними штучками.
   - А потом... - Жанка вскинула глаза кверху и все за ней. На роскошно украшенном венке появились еще и малюсенькие цветные лампочки, они охватывали его спиралью и бежали по шнурам, на которых он висел.
   - А потом, - подхватила Лика, - соберёмся здесь, за красивым столом, под нашей "Чудо-ёлкой" и будем встречать Новый год! - Все согласно закивали, зашумели.
   - Только стол надо накрыть заранее, - перебила Розалия, - до бала. Я красивую скатерть привезла. Маман достала. И она развернула белую скатерку с широкой зеленой каймой.
  
   - Как интересно! Кто это сделал? - пыталась рассмотреть "иллюминацию" Лика, а Маша бросилась к выключателю.
   - Стой, Маша! Давайте, в Новый год, а?! - В голосе Жанки была такая горячая просьба, что все удивились и согласились. - Лампа и гирлянда на разных выключателях. Нажми только правую кнопку, левую не трогай.
   - Юра Кабанов приходил?
   - Конечно. Больше некому...
   Это бескорыстный поклонник Жанки с физмата. С профессорской головой, с умными и умелыми руками. Ходил на костылях - полиомиелит перенес. В тот год закончил, женился и уехал в какую-то далекую деревню учительствовать.
   - Лика, ты Валентина пригласишь, надеюсь?
   - Не знаю, Маша. Мы давно не виделись.
   Розалия с удивлением посмотрела на Жанку, но ничего не сказала.
   - А я сейчас иду на переговоры с Радиком. Не возражаете, если я его приглашу?
   - Маша, я с тобой. И Женю пригласим. Это тот крепыш, Лика, у которого рот не закрывается - с улыбкой до ушей. Ты не успела, наверно, никого рассмотреть тогда? Еще мой Мишка будет. Он обещал прийти поздравить, а мы его не отпустим. - И, уже натягивая "скороходы" - как называла она свои зимние ботинки - повернулась к Розе. - А ты пригласишь кого-нибудь?
   - А мне надо троих позвать. Можно?
   - Да, конечно, Роза, сколько хочешь. У нас так красиво будет и вкусно! Вон, сколько всего набирается!
   - Одеваемся, Жанет, и побежали. - Маша полезла в стенной шкафчик за пальто, а Роза продолжала:
   - Моя сестра двоюродная Светка, со своим парнем - оба из "Меда". Он с гитарой придет. - Она помолчала, как бы раздумывая. - И еще один - я его люблю, а он меня - нет. - Взяла полотенце. - "Может, полюбит когда-то? - поздно уж будет тогда-то" - продекламировала нараспев расхожую фразу и вышла.
   Лика открыла присланную ей сумку. Там были поздравления, подарки, гостинцы к Новому году - все с такой любовью уложенное мамиными руками. Ей так страшно захотелось домой. - Ничего не надо. Никаких праздников. Домой хочу! - захлюпала она носом.
   В коридоре разговаривали, смеялись. Она быстро вытерла глаза, обзывая себя "маменькиной дочкой", оделась и отправилась на почтамт, звонить домой.
   К общежитию подъезжал Валькин "Москвич". Лика почему-то не очень обрадовалась.
   - Вам куда, мадам?
   - Тебе понравилось меня так называть?
   - Понравилось. Садись. Так, куда?
   - Валя, я хочу домой позвонить.
   - Заказ принят. Поехали.
   Город жил в предновогоднем режиме. Дольше обычного работали магазины. На улицах много людей. Идут с покупками, несут ёлки. В центре стоит наряженная красавица, а вокруг - фигурки Деда Мороза, Снегурочки, зверушек. Ребята уже вовсю катаются со снежных горок, лазают в расставленные, разрисованные веселыми картинками, домики. Воздух напоён ожиданием праздника.
   - Ну, настроение поправилось? - заглядывает ей в лицо Валентин.
   - Оно и не портилось.
   - Значит, сильно показалось. С тобой пойти? - Спросил он, останавливая машину у входа.
   Из дверей появились Маша с Жанкой, Они смеялись и, подталкивая друг друга, пытались прокатиться по узенькой накатанной ледяной дорожке.
   - Смотри, Лика, - твоя "307-я". Покричим? - И не дожидаясь, просигналил им долгим гудком, распахивая широко дверцу.
   - Прошу, дамы. - И "дамы" не заставили себя ждать.
   - Вы тут что делаете? Тоже звонить? - усаживались они на заднем сиденье. - Народу полно, но мы дозвонились - радостно сообщила Маша. А потом набросилась на Лику. - А ты Валентина пригласила?
   - Да нет. Просто не успела еще. Это они насчет Нового года, - обернулась она к нему.
   - Ну, всё. Считайте, что пригласили. Принято.
   - Лика, может, лучше взять талон и позвонить с любого телефона? Или поедем к нам, оттуда и позвонишь. Кстати, Лика, возьми мой домашний, - и протянул квадратик белого картона с напечатанными Ф.И.О., адресом и телефонным номером.
   - Все-таки, фасонщик, Валька - посмеялась про себя Лика, - и убрала его в сумочку.
   - Да, я так и сделаю - возьму талон и позвоню из общежития.
  
   Когда подъехали, Валентин задержал Лику.
   - Гусев звонил. Ждет к себе. Лариска едет сегодня. С ней Лёва и Нюся. Как ты?
   - Не знаю, Валя. Эта его "Тьмутаракань", как "Лукоморье" - сказочное и неведомое. Так заманчиво! Признаюсь, мне бы очень хотелось оказаться там, особенно под Новый год.
   - И что же?
   - Да, ничего. Перед девчонками неудобно - вроде, сбежала. Не обиделись бы.
   - Решай, Лика. Но, думаю, они скучать не будут.
   - А ты поедешь?
   - Я тоже к вам приглашен.
   - Поезд уходит уже через два часа. Да и вряд ли билеты можно купить. Нет, Валя, не стоит разрываться. Здесь тоже будет замечательно. Приходи к нам.
   - Ладно, позвони, как решишь.
   А она уже решила. Остаётся здесь. Потом, поближе к Новому году, позвонит домой, поздравит своих родных.
   - Лика, - окликнула дежурная. Тебе тут вызов на переговоры.
   Лика схватила голубой листочек - сегодня, уже через полчаса. Ничего не говоря, побежала на остановку троллейбуса. - Мой дорогой, мой хороший. Решил заранее поздравить. Спасибо тебе.
   Слышимость была отвратительная. Но самое главное она поняла - он очень любит ее, очень надеется, что она приедет. А Новый год он будет встречать со своими однокурсниками, дома у одного из них. Ну, вот. Как хорошо, что он позвонил. Она пошла пешком. Тихо-тихо падал снег. Откуда-то доносилась музыка, и ей совсем не хотелось возвращаться.
   А в комнате стоял хохот. Жанка - в белом лохматеньком свитерке - изображала зайчика. На ней была полумаска с раскосыми глазами и черные сатиновые шаровары. Она вертелась, заглядывала себе за спину. - Хочу хвостик! Стыдно мне без хвостика! Как голый.
   Лика достала из чемодана платье из тонкой кремовой шерсти с отороченными пушистым мехом рукавами и отрезала от пояска меховой шарик.
   - Ты что делаешь? - возмутилась Маша. - С ума сошла - такое платье испортила!
   - Не испортила я его. Просто надену без пояса. Я его шила сама, еще в десятом классе. А ты, заяц, снимай штаны, хвостик будем налаживать.
   - Ну, вот, - вставилась Розалия, - с миру по нитке... Она имела в виду, конечно, свой лохматенький свитерок.
   - А ты в чём будешь? Перебила ее Лика, не давая продолжить всем известную фразу. - Покажи.
   Розка вытащила пакет и с гордостью развернула. Это был костюм цыганки - и пестрая юбка, и блузка с широкими рукавами, даже черный парик и монисто.
   - Хорошо бы еще красную косыночку на голову, - критически заметила Маша.
   - Молодец, - подумала Лика, - осадила спесь. А Маша уже продолжала
   - У меня остались кусочки, надо посмотреть, - и присела перед тумбочкой. - Смотри, вот из этого выйдет, - протянула лоскуток Розке. Та молча взяла, выкроила треугольник и стала подшивать.
   - Теперь ты, Маша. Во что тебя нарядим? - оторвала глаза от своего "хвостика" Жанка.
   - Нет у меня ничего подходящего, пожала плечами Маша.
   - Лика! Доставай свою карнавальную юбку, ну, в которой ты "матрешкой" была. Это же такая красота! А сверху надо что-нибудь другое, зачем повторяться. Что бы придумать, - запустила Жанка пятерню в свой вихор. Показывайте, у кого что есть.
   Но ничего стоящего не оказалось.
   - Стойте! Эврика! - и Жанка нырнула под кровать. Долго возилась и вытащила что-то очень смятое. - Это накидка на подушку. От бабушки. Старинная.
   Накидка была очень красивая, вышитая ришелье широкой полосой по краю.
   - Что же ты такую вещь в чемодане держишь? - раскрыла глаза и рот Розалия.
   - Мне бы постель успеть заправить, а ты - накидушку. Да я и поваляться на кровати люблю. Не для меня это. Будем делать красивую блузку к красивой юбке для красивой Маши. Соображай, Лика, это по твоей части.
   - Да ни за что, - заявила Маша. Портить ради одного раза.
   - Ну, почему для одного?! Потом Жанна станет ее носить. Иначе, так и проваляется ненужной.
   Выстиранную, отутюженную, разложили вдвое на столе. Лика взяла ножницы. Пощёлкала ими. И решительно стала вырезать лишнее. Получилось "кимоно" с расширенными книзу рукавами. Маша сидела на кровати. Розалия стояла, скрестив руки, а Жанка с безразличным видом рассматривала свои шаровары.
   Лика собрала выкройку и вышла.
   - Куда это она? - не выдержала Роза.
   - Не боись, Лика знает, что делает.
   А Лика спустилась к дежурной, в ее каптёрку, и на машинке прошила швы и горловину. Там же все прогладила.
   - Себе сделала? Красота! - похвалила вахтерша. Слушай, к вам приходил какой - то мужчина, но уже ушел.
   - Кто бы? - мимоходом подумала, с удовольствием рассматривая свою работу.
   Забежала в туалет, примерила на себя. Посмотрелась в зеркало - чудо! Открыла дверь.
   - По какому поводу "народ безмолвствует"? Не слышу восторгов.
   И "народ" - разахался, развосхищался. - Повернись, покружись, подними руки, подбоченься.
   - Всё. С чужого коня ... Маша, забирайся, - потребовала Лика, стягивая с себя блузку.
   Маша заупрямилась, было, но не выдержала. Схватила расчёску, распустила волосы, несколькими взмахами расчесала и со счастливыми глазами надела. Ой! - закричала она - юбку давайте.
   Розка, будто ждала - бросила ей свою, "цыганскую".
   - Маша, какая ты красавица! - Очень искренне, тихо, сказала Жанна.
   - Ещё бы! В таком-то наряде! - пробурчала Розалия. Это было выше её сил. Она уже завидовала.
   - А это откуда? - Лика увидела, наконец, корзину на столе.
   - Мы не успели тебе сказать. Пришел молодой, симпатичный, двухметровый дяденька, - начала объяснять Розалия. - Интересовался тобой. Поздравил нас с наступающим, поставил на стол этот презент и попросил разрешения заглянуть завтра. Я ему ответила, что с полным нашим удовольствием. Маша чуть всё не испортила.
   Маша молчала, а Розалия продолжила.
   - Она спросила: Вы, случайно, не "Г"? Я думала, что он обидится. А он улыбнулся - а улыбка у него - солнце! - и говорит
   - В какой-то степени.
   - Лика! Кто этот потрясающий великан? И не слишком ли много для одной?! - Один письма шлёт, другой - на собственной машине подъезжает, а тут ещё третий наклюнулся. Поделись.
   - Сбавь обороты, Розонька, он женат.
   Лика взглянула на Машу, глазами показала ей на дверь и вышла. Через минуту они встретились в туалете.
   - Маша, ты видишь, что творится. Он меня преследует, я даже побаиваюсь. Ни к чему мне эти приключения. Меня предупреждали, что этот тип буром идет, ни перед чем не останавливается. Валькина компания едет встречать Новый год в деревню к своему товарищу, к доктору Гусеву, к тому, которого мы ездили провожать. Я отказалась, хотела остаться здесь. А теперь не знаю, что делать.
   - А Валентин тоже к нам собирается?
   - Ну, да. Вы же его приглашали. Он человек слова.
   - Лика, мне трудно что-то советовать тебе. Я думаю, ты правильно решишь сама.
   - Можно, конечно, завтра поехать поездом, но он приходит поздно. Не пришлось бы в дороге Новый год встречать.
   Они вошли вместе. Жанка с Розалией потрошили корзинку. На стол уже выставили две бутылки "Советского Шампанского", фрукты, большую банку ананасов, нарезанных кружочками, коробку шоколадных конфет "Ассорти" и что-то ещё и ещё.
   Жанку особенно поразили витые разноцветные свечи.
   - Представляете - Новогодняя ночь при свечах?!
   - Романтика! - добавила раскрасневшаяся Розка, прищёлкнув пальцами. - Со вкусом мужчина. Люблю таких.
   - Однако, Розалия, запал тебе в душу этот "Г", - проговорила Маша, рассматривая свой новогодний наряд. А потом подошла к оказавшимся рядом Лике и Жанне и по очереди обняла их.
   - Спасибо, девчонки, у меня никогда не было такой красоты.
   Жанка тут же нашлась.
   Считай, что это тебе подарок от нас на Новый год. Правда, Лика?!
   - Правда, Жанна.
   Роза сидела в сторонке в любимой позе, засунув по три пальца за поясок. Потом быстро вскочила, открыла большую дорожную сумку и вытащила целлофановый пакет. В нем было что-то голубое и пушистое.
   - И это тебе от нас - и вложила его прямо Маше в руки.
   - Да, что за подарки?! - растерялась Маша. С чего это?!
   - А, ни с чего. Вот захотелось и подарили. Новый год, всё-таки, а там - скоро день рождения, а потом - может, еще что-нибудь. Давай-давай, примеряй.
   Маша стала разрывать пакет, он не поддавался. Тогда Жанка стригнула его маникюрными ножничками, и он легко развалился. У Маши в руках осталась лёгкая, нежная кофточка из ангорки.
   - Нет слов, Маша. Ты у нас сегодня, вообще, королева. Иди, посмотрись в большое зеркало, - не скрывая удовольствия, оценила Розалия, - на пять баллов. Можем теперь всем на день рождения дарить такие вещички.
   Лика с Жанкой переглянулись.
   Розка достала со дна корзины огромное бордовое блестящее яблоко с хвостиком и подсохшим листочком на нем.
   - Апорт! - определила сорт Жанка. Съедим?
   - И не мылься - Розка уже привязывала к нему петельку и полезла на стол, что-бы сделать его еще одним украшением к новогоднему празднику.
   Жанка тоже заглянула в корзину.
   - Ещё и послание. - Она достала плотный белый листок и громко прочла.
   - Мой милый друг, люби меня немножко. - Помолчала. Положила его на стол.
   - Простите, это к кому-то конкретно.
   - Ну, всё! - Лика вскочила, схватила сумку и выбежала из комнаты.
   - Что это с ней? - ни к кому не обращаясь, удивилась Роза. - Меня бы кто так попросил.
   Телефон был свободен. Она достала карточку и набрала номер.
   - Валя, я очень хочу в "Тьмутаракань".
   - Хорошо. Я подготовлю машину и в семь часов приеду за тобой.
  
   Вот и последний день уходящего года. Он считается рабочим. По институту бегают озабоченные "хвостисты". Где-то проводят консультации. За одной дверью идёт запоздавшая лекция. Лика на неё не успела. Антонина Михайловна припомнит, конечно. В буфете полно народа. Из толпы машет Галка Кинд. Лика вызывает её оттуда. Они отправляются в кафешку. И там - битком. Знакомая официантка усадила у самой кухни, за столик на двоих, и предложила взять по кусочку торта. - Они теперь стали резать "Полено" кусками и это очень понравилось посетителям.
   - С удовольствием, Лида, и чаю, пожалуйста.
   Оказалось, что она учится на вечернем отделении в том же институте, и сегодня их пригласили на новогодний бал.
   - Я буду дома встречать, - сказала Галка, так у нас заведено.
   - А я тебе завидую. У нас тоже так заведено, но, сама понимаешь. Неужели нельзя сессию чуть передвинуть?!
   - Послушай, Лика, Валька будет с тобой?
   - Да, мы собираемся с его компанией у Гусева.
   - Это же где-то в глухомани. Здорово, наверно.
   - Надеюсь.
   - А отношения у вас с ним все такие же? Товарищеские?
   - Да, Галя, именно, товарищеские. - Лика засмеялась. Почему это вызывает такой интерес и недоверие. Лёвка подкатывался с этим же.
   - Просто мы хорошо Вальку знаем. Такие отношения не для него.
   Торт оказался вкусным, а куски - большими, так что пришлось ещё чаю попросить.
   - А знаешь, Лика, наверно, он тебя сильно любит.
   - Но ведь, никаких, даже намёков, на признания. Я бы поняла.
   - Он - гордый и боится отказа. Потому и молчит.
   - Ты меня здорово расстроила, Галка. Вроде, за нос вожу. А он, действительно, замечательный человек. Мне очень жаль. Но ты же знаешь?
   - Да, все знают. И он тоже. - Галка постукивала ложечкой по краю стакана.
   - А твой, далекий и верный, тоже заканчивает?
   - Да. И очень хочет, чтобы я приехала к нему на защиту.
   Подошла Лида.
   - Девчата, здесь тот красавец, от которого вы в прошлый раз сбежали. Вас вывести?
   Она провела их на кухню и выпустила через служебный ход.
  
   307-я активно готовилась. Наряды были уже отглажены и разложены на кроватях. Жанкин "зайчик" лежал кверху хвостиком, над которым эта забавница пристроила косоглазую маску - получилась смешная мордочка. Лика взглянула на свое творение - блузка очаровательная, и какая молодчина Жанка, что так просто взяла и подарила и блузку, и юбку Маше.
   У стола деловито распоряжалась Розалия. На ней был полосатый фартук с косыми оборками.
   - Мы решили все нарезать и убрать на окно, - сообщила она Лике, а потом быстренько расстелем красивую скатерть и все расставим. Посмотри-ка сюда - показала она на стул. - Там под салфеткой стояла стопка тарелок, и лежали cвязанные веревочкой вилки. - От Светки, - пояснила она. - Стаканчики сама принесёт.
   - Ну, ты деловая, Розалия. Молодец.
   - А вы не хотели меня к себе пускать. На что-то и я сгожусь - кокетничала Розка. - Девчонок я отправила за хлебом, - продолжала она. - Придут - наведут порядок. Шампанское у нас есть. Нам хватит, а ребята пусть сами думают.
   - Итак, идет узурпация командных высот. Розалия берет бразды в свои цепкие ручонки, - с усмешкой подумала Лика. Достала свое платье и отправилась гладить. После разговора с Галкой задумалась, должна ли она ехать. И оставаться здесь - тоже неизвестно, что может быть. Как ей хотелось домой! С выглаженным платьем на плече она подошла к телефону и набрала Валькин номер, сама не зная, что ему скажет. Услышав его голос, она спросила, надо ли что-нибудь прихватить с собой.
   - Нет, Лика, Гусев предупредил, чтобы ничего не везли. Оденься потеплее. В семь буду.
   Лика положила трубку. - Выдумала все Галка, выбросить надо это из головы.
   Принесли хлеб.
   - Б-р-р-р! - вздрогнула Маша. - На улице холодает. Что ты решила, Лика?
   - Поедем в "Тьмутаракань". Гусева не хочется обижать. Он так готовился. Сейчас Валентин подъедет.
   - Оденься только хорошо. Сколько ехать?
   - Не знаю. Я много раз ездила на машине зимой. Укачивает, правда. Но справлюсь.
   - Ой, как жалко, что вас не будет! - заныла Жанка. А когда вернетесь?
   - Завтра, конечно, - ответила Маша, - когда же ещё?
   Розка быстренько прикинула.
   - Значит, всего будет десять человек. Мистер "Г", надеюсь, с нами останется?! Прекрасно разместимся! Лика, может вам следует что-нибудь взять с собой?
   - Нет, Роза, предупредили, чтобы ничего отсюда не везли.
   - Ну, тогда просто в дорогу. Я сейчас соберу. Знаешь, как приятно пожевать в пути?! Будете меня вспоминать.
   Валентин приехал ровно в семь. Лика была уже готова. Она по опыту знала, что чем легче одета, тем лучше переносит дорогу - тонкий свитер, лыжные брюки, а сверху - шубка. Никаких платков, шарфов.
   - Валентин, не заморозьте ее. И аккуратней, пожалуйста, не заблудитесь.
   - Нет, Маша, дорога известная, а в машине тепло, да еще пледов набрал. Не беспокойтесь.
   Наконец, после прощаний, объятий, пожеланий счастья, - отправились.
   - Валя, долго ехать?
   - Как раз к Новому году успеем. - Он повернулся к ней лицом - Ну, с наступающим, подружка?!
   - С наступающим, "подруг"! - и они оба рассмеялись. И было в этом смехе что-то хорошее и доброе. Стало как всегда легко и просто, и никакого чувства неловкости, которого она ожидала и боялась, не появилось.
   Машина, наконец, вырвалась из города. Остались позади окраины с разноцветными заводскими дымами. Широкая городская улица, постепенно поднимаясь, уходила куда-то в заснеженные просторы хорошо накатанным зимним трактом.
   Ехали почти молча. Было темно, только иногда в разрывах туч появлялась Луна. Передние стекла не замерзали, и дорога хорошо просматривалась, освещённая яркими фарами. На обочине засветились огоньки, и заяц, выскочив перед самыми колёсами, помчался впереди машины по дороге.
   - Как же я боюсь этих "нарушителей". Ведь бежит, не сворачивая. Ты видела, откуда он взялся? Впечатление такое, что сидят у дороги и ждут развлечений. А еще хуже, когда навстречу. Тут уж только успевай, тормози.
   - Мне эти заячьи истории знакомы. Шофер, с которым меня иногда отправляли, берёт с собой брезентовый мешок и привозит домой зайчатину. При мне этого не было, но ездить я с ним не могу.
   - Уже час, как едем. Ты не устала? - посмотрел на часы Валентин. Если хочешь - можно пробежаться. Они вышли из машины. Луна нашла большое окошко и выплыла, окруженная ореолом. Остановились у свертка на дорогу поскромнее. Где-то там, недалеко, светились огоньки, и над крышами стелился дым.
   - Сегодня же ночь под Новый год! - Вспомнила, вдруг, Лика.
   - Так, с Новым годом! - засмеялся "подруг", и, раскинув руки, пошел ей навстречу.
   - Ой! Нет-нет! - замелькало у нее в голове. Нет-нет-нет.
   В это время обогнавший их грузовик остановился, и молодой парень вылез из кабины.
   - Чем помочь? Или просто любуетесь?! Я из этой деревни - приглашаю ко мне в гости. На Октябрьские праздники женился. Жена красавица, как ты, - кивнул он Лике, даже не посмотрев на неё. И вот, везу "на спор", - кинулся он к машине и вытащил за длинные уши двух зайцев. Поедемте, Лика моя будет рада.
   - Как зовут твою жену? - переспросил Валька.
   - Ликой, - с заметной тревогой, - ответил парень, - вообще - то она Лукерья, а что?
   - Она - тоже Лукерья и тоже притворяется - Валька обнял Лику за плечи и потряс. Все расхохотались.
   - Так может, завернёте? - продолжал приглашать парень, ароматя воздух легким предпраздничным дыхом.
   - Спасибо тебе, друг, но нас тоже ждут и надо поспеть до двенадцати. Привет твоей Лукерье.
   - Меня Фомой зовут. Заезжайте, когда. Всегда встретим. - Махнул рукой, хлопнул дверцей и свернул на свою дорогу.
   Лика продрогла и с радостью ощутила тепло машины. Валька всегда ездил в короткой кожаной куртке.
   - Валя, тебе не холодно в такой одежде?
   - Нет, мне в ней очень удобно и тепло. Во-первых, она лётная, а во-вторых - отцовская. И я не знаю, от чего теплее.
   Лика, уже в который раз подумала, что Валентин очень хороший сын. И вообще, очень порядочный и добрый человек.
   - Послушайте, Лукерья, а не пора ли нам начать провожать старый год?! Ваша хозяйственная Розалия подсунула мне замечательный пакет. Видя, что Лика не среагировала на его шутливый тон, Валентин просто предложил ей перекусить. В пакете оказались толстые бутерброды с бужениной (Лика сразу узнала бабушкину кухню) и нарезанные тонкими ломтиками сыр и ветчина.
   - Питьё на выбор! - Чай с лимоном и кофе с коньяком! - доставая по очереди китайские термосы - все в цветах и драконах - "шикарно" предложил Валентин.
   - Ой, как вкусно! Наливай всего! - уплетала она за обе щеки.
   - Сколько же времени ты не ела? - смеялся он, глядя на неё.
   - Да весь день! И не смотри на меня!
   - Не могу. Ты так замечательно ешь! - подливал он ей в кружку.
   - Все, Валик. Спасибо. А ты, почему не ел? - спохватилась она.
   - Просто не проголодался. Ну, что, продолжим путь? Если хочешь подремать, можешь перебраться на заднее сиденье. Там пледы - один под голову, другим укроешься.
   - Нетушки! Для меня самое опасное в машине - замороженные окна, запах бензина и подремать, скорчившись на заднем сидении.
   - Что? - "На море качка"? - хохотнул он.
   - Еще какая!
   - Ничего! Со всем справимся.
   - Какая у тебя замечательная машина. Ехать бы и ехать, долго-долго.
   - Еще наездишься.
   Лика насторожилась, - Что это он имеет в виду? Она слегка повернула голову, потихоньку рассматривая его. - Четкий профиль, светлые, скорее пепельные, волосы, красивая, модная прическа. Спокойная уверенность во всём - и в том, как он сидит, и как лежат на руле его руки.
   - Хороший ты парень, Валька, надежный и красивый, - думала про себя Лика, отвернувшись к боковому стеклу, боясь, что он прочитает её мысли.
   - Машина у меня, действительно, замечательная. Ты не все ещё про неё знаешь. На ней можно ездить по трудным дорогам, как на вездеходе. И с ней не нужна палатка - сиденья раскладываются, как плац. Можно просто отдыхать, мы с отцом даже ночевали в ней. Вот такая она у меня. А ехать нам ещё часа полтора.
   Теперь с Ликиной стороны тянулась широкая лесная полоса - молодые сосны, а ближе к дороге - кусты, до верхушек занёсенные снегом.
   - Лесозащитная зона. Прямо за ней - железная дорога. Слышишь, поезд гудит? - Валентин приоткрыл окно, и вместе с грохотом вагонов в машину ворвался холодной струей воздух.
   - Это не тот, на котором Гусев ездит?
   - Нет, тот мы опередим на полчаса, а это идет тяжелый, товарный.
   Дальше дорога свернула в сторону и пошла вдоль уже настоящего леса. Свет фар освещал кряжистые сосны по обочинам в их вечнозелёном наряде, обнажённые зимой березы, и снег, снег, засыпавший, убаюкавший лес.
   - Лика! Смотри! - Машина дернулась и встала.
   На дорогу вышел Лось. Он стоял, наклонив огромную рогатую голову, слегка расставив передние ноги. До него было метров десять.
   - Красавец, - тихо проговорил Валентин.... Только, что делать будем?
   Лика ухватила его за руку. - Он не нападёт? - Так же тихо, будто Лось может услышать, спросила.
   Давай, сдадим назад. Мы не гордые - уважаем красоту и силу. - И помаленьку стал отъезжать, погасив огни. Затем остановился.
   Зверь стоял неподвижно. Потом медленно пошел навстречу. Лика вжалась в спинку сиденья.
   - Струсила, Лукерья? Ничего. Удерём.
   А Лось продолжал двигаться по дороге. Обошел машину и так же, не спеша, перешел на другую сторону.
   - Вот это гигант! - все ещё еле слышно, но восхитилась Лика.
   - А ты? Скажешь, не испугался? - бросилась она на Вальку.
   - Ещё как! - Они хохотали и колотили друг друга кулаками.
   Дорога опять вывела их к железнодорожному пути.
   - Может, пора нам выпить?
   - С перепуга, как я понимаю, - опять засмеялась Лика.
   - Именно, с перепуга, - продолжал Валентин, - кофе с коньячком?!
   Остановились. Разлили по кружкам горячий ещё, ароматный напиток. Лика предложила ему съесть бутерброд. Он отказался.
   - Давай, лучше чокнемся и выпьем на "брудершафт".
   - Опомнился! - опять рассмеялась Лика. - Мы с тобой с первой минуты карнавального знакомства на "ты", значит, наш "брудер" уже состоялся. Поедем?!
   - Поедем. - Он посмотрел на часы и прибавил скорости.
   - Валик, что-то там впереди. Машины стоят.
   Он включил дальний свет. - Поломался кто-нибудь. Сейчас посмотрим.
   - Ты посиди. Я выйду. Может, помочь надо.
   Лика поёжилась - в открытую дверь вошёл холод, - и закрыла глаза.
   Валя пришел минут через пятнадцать. Сел за руль, и они двинулись.
   - Что там? - Спросила Лика. Ничего серьёзного?
   - Просто встретились. Разговаривают.
   На дорогу вышел человек. Он махал руками, просил остановиться. Валентин открыл дверь.
   - Слушай, парень, возьми лосятины. На Новый год как раз. Куда нам столько.
   - Нет-нет, не возьму. Мне не надо. И некуда. Спасибо. Извините.
   Мужик пожал плечами и отошел.
   - Что там, Валя? Предлагают лосятину? Как это?
   - Да, как. Лосиха вышла на пути, и её сбил товарняк. И чего они сегодня разгулялись?!
   Долго ехали молча. Лика думала о том лесном красавце. Может быть, он шел к ней? Она сказала о своих подозрениях, а у самой защипало в носу.
   - Я тоже об этом. Как несправедлива бывает жизнь. Большой, сильный, красивый. Шел за ней. По этому глубокому снегу. Искал. И сердце его огромное колотилось. И такой финал.
   Лика сидела, притихшая. Смотрела на тёмный лес, которому, казалось, нет конца, - и чудилось ей, что где-то там бродит одинокий Лось.
   Валентин слышал, как она потихоньку всхлипывает.
   - Не плачь. Найдет он себе другую подругу, - и, помолчав, договорил. - Если, конечно, ему здорово повезёт.
   - Да, а эту съедят. Наделают котлет, - и она разревелась в голос.
   - Штурман, смотри на часы.
   Лика забралась под меховой рукав. - 23часа 25минут. До Нового года осталось совсем немного. Успеем, Валя?
   Машина свернула с большака, как раз напротив железнодорожной станции. Теперь они ехали по дороге, вдоль которой стояли нестройным рядком столбы с провисшими электрическими проводами. Но они хорошо знали свою работу - в многочисленных окнах посёлка горели огоньки. Над "Тьмутараканью" светилось лёгкое зарево, отражаясь в низких тучах, из которых уже посыпался снег, первый снег наступающего года.
   - А вот и дом, где нас ждут.
   Сквозь высокие кусты в палисаднике из большого квадратного окна лился яркий свет, и слышна была музыка.
   - Приехали! Приехали! - Это выбежала навстречу Лариска, за ней - Гусев, Лёва, Нюся, Майя. - Какие вы молодцы! Успели.
   Дом был большой, добротный. Достался он Гусеву как бы по наследству от старого врача, уехавшего в Москву к детям, достался со всем скарбом. А построил дом его отец - тоже врач, сосланный когда-то за вольнодумство. И сам дом, и все в нём - было добротное, вечное, сделанное из лиственницы.
   Новый год уже катился по стране. До его прихода сюда, в Гусевскую "Тьмутаракань", оставались считанные секунды. В старинных бокалах уже пузырилось и пенилось вино. За столом воцарилась торжественная тишина ожидания. Все стояли и каждый про себя загадывал что-то очень хорошее, что-то очень заветное, личное. На стене вдруг ожили старинные часы, отсчитывая последние мгновения уходящего, и голос диктора из приёмника возвестил о приходе Нового года.
   Зазвенело тонкое стекло, наперебой заговорили - поздравления, поздравления, пожелания. Лика мысленно посылала поздравления и пожелания здоровья и счастья своим родным и другу своему, который тоже - она была уверенна - думает сейчас о ней.
   За окном раздался выстрел, за ним второй. Валька перемахнул через тяжёлый стул и выскочил за дверь. За ним выбежали Гусев и Лёвка .
   - Кто это там палит? - Совсем тихо спросила Нюся.
   Майя подошла к окну и, отодвинув штору, приникла к стеклу.
   - Я, кажется, знаю - расстроено ответила Лариса и посмотрела на Лику.
   Лика тоже догадалась, - этот шальной "Г" добрался и сюда.
   Долго не возвращались. Потом - шум, смех, возня и голос Георгия в прихожей
   - Ну, дайте хоть похвастаться! - и он ввалился - огромный, в снегу, с ружьем в поднятой руке и с окровавленным зайцем - в другой.
   - Господи! Ужас какой-то! - свалилась на диван Лариска. - Уноси немедленно!
   Надоел со своими экстравагантностями!
   - Дуреха ты моя ненаглядная! Это же охотничий трофей! Я примчался сюда с одной мыслью, - чтобы накормить вас в Новогоднюю ночь божественной пищей - "зайцем на вертеле"!
   - Конечно, только об этом и думал, а то мы тут голодные! - И к Гусеву - Вовик! Ты хозяин или нет?! Продолжаем пир!
   А Вовик уже сидел за очень старым кабинетным роялем, потускневшим и потёртым, но с начищенными до сияния канделябрами, и играл прекрасную мелодию "Грустного вальса" Яна Сибелиуса. У Лики наворачивались слезы. И она не могла понять, от музыки это или от чего другого. Подошел Валентин.
   - Ты еще не звонила домой? Пойдем, я отведу тебя.
   Заказ приняли сразу и уже минут через пятнадцать соединили.
   Когда вернулась, все уже снова сидели за столом. Лариска усадила ее рядом с собой. Только теперь Лика поняла, почему Гусев просил ничего не тащить.
   - Лариска, неужели, это вы всё вдвоем?! - зашептала она ей в ухо. Не поверю!
   - И правильно сделаешь! - засмеялась довольная Лариска. Вот кого мы должны благодарить - это наша дорогая Эмма Генриховна. Пойдем знакомиться.
   - Нет-нет! Запротестовала Эмма Генриховна. Вам, Лорочка, надо вести праздник. Вы тут хозяйка. А мы с милой Ликой еще побеседуем, но потом. Сейчас я должна вас покинуть. Она поднялась и вышла.
   А дальше все пошло, как и полагается за праздничным столом - поднимались бокалы, звучали тосты, пелись песни. Лариска предлагала "откушать" того и другого. Конечно, был и жареный гусь с тушёной капустой и печёными яблоками; но потом пошла всякая немыслимость: и щучья икра собственного засола, и большими кусками - мясо кабана с брусникой, печень косули с ореховой подливкой, множество всяких незнакомых соусов, поданных в отдельных соусниках, не считая уже соленых и маринованных овощей и горками насыпанной в какие-то глиняные плошки белой и красной тонко нашинкованной капусты.
   - А это - не поверите, - продолжала угощать Лариска. - Это тушёная медвежатина. Обвалянные в яйце и сухарях, обжаренные куски лежали на толстой разделочной доске. С одной стороны, впритык к ней стояла деревянная миска с маринованными виноградом и сливами, а с другой стороны - маленькое корытце с тоже маринованными опятами.
   - Ну, экзотика! Какой-то прошлый век, - делала большие глаза Майя.
   - А теперь - наливайте вина! - приказывает хозяйка, довольная произведённым впечатлением. - Предлагаю вам ....
   На большом длинном блюде уложены куски мяса, нашпигованного свиным салом и крутыми яйцами, и нарубленные ломтями. Вокруг - жареная во фритюре картошка, нарезанная фигурным ножом. Сверху все присыпано мелкой зеленью и зернами граната. Рядом горшочек с красным острым соусом и тут же свежее варенье из брусники.
   - Вовка! Ты как Лесной царь! Это же надо - такой стол! Сам что ли охотишься? - в удивлении вскинула подрисованные брови Нюся.
   - Это Лариска, - открестился от славы скромный Гусев, - и ловит, и жарит, и угощает.
   - Ой, Гоша, твой бедный зайчик потеряется в этом зверинце! - Лёва встал, поправил очки. - И что же за очередной зверь притаился на этом роскошном ложе?!
   Все ждут. Лариска встает с места и, указывая пальцем на блюдо, гордо произносит - это Лось!
   - Браво! Эту чашу до дна выпью за Артемиду Тьмутараканскую! И всех прошу присоединиться - перекрыл гул восторгов Гоша и осушил одним махом большую деревянную кружку домашней рябиновки.
   Майя громко захлопала своими огромными ладонями и стала раскладывать "лосятинку" всем желающим, добавляя жареную картошечку и поливая острым соусом.
  
   Валентин давно уже стоит позади Лики. Видя, как она напряглась и прижалась к спинке стула, не отводя глаз от проворных Маиных рук, он наклонился и спокойным голосом объяснил.
   - Ну, купили мясо в лавке охотничьего хозяйства. Здесь это дело обычное.
   - Да, не беспокойся, Валя, я в полном порядке. Все мы немного хищники. Едим не одну лишь травку. И нечего тут фарисействовать.
   - Браво, Лика! Мой тост - за честных и откровенных! Долой фарисейство! - Георгий стоял с той же деревянной кружкой, подняв её над головой. - Кто со мной?!
   Пустые бокалы наполняли, полные поднимали - всем было отвратительно лицемерие и ханжество. Во всех взыграло благородство и честь, и еще более - выпитое вино. Чокались крепко, объединённые единым порывом, выплескивая на стол драгоценную влагу. А Георгий гнул своё.
   - Я здесь - из-за неё. - Он в упор смотрел на Лику. - Я полюбил тебя с первого взгляда. Когда только твоя нога появилась из машины, уже тогда понял - это моя женщина, единственная и на всю жизнь! И я говорю всем и откровенно, что буду биться за неё. А, Валентин?! - Он мне не соперник! Он никогда не признается ей - слишком благородный. А я - нет! И уведу. И от того, и от другого.
   - Кончай колобродить, Гошка! Устроил представление. - Лариска встала перед Валентином, не давая ему ввязаться в перебранку. Рядом с ней оказался Лёва.
   - Ты здорово опоздал, приятель. У них всё очень серьёзно. И ты тут - тот самый "лишний". Так что, - извини.
   - Фиаско, Жорик. Фиаско! - Майя подошла к нему и обняла. - Хватит уже куролесить. Женился, чтобы насолить мне. И опять мечешься. Успокойся. Определись как-то. Новый год, а ты не дома. Ждут, наверное. Пойдем-ка, займемся твоим трофеем. - Она заставила его одеться, потом что-то долго делали на кухне и вышли во двор.
   Лариса позвала Нюсю. Они принесли свечи, расставили их. Подсвечников оказалось много - и бронзовые в стиле "ампир", и чугунное каслинское литье, и фарфоровые, с пасторальными картинками - с пастушками и пастушками, какие Лика видела в музее Шереметьевского дворца. Накрыли стол к чаю и выключили яркую лампу под абажуром.
   Валька с Лёвкой и Лика стояли за калиткой. Подмораживало. Тучи ушли, и на небе теперь господствовала почти полная Луна и с нею - миллиарды мелких холодных звезд. Лёвка обнял друзей.
   - Вы простите меня, ребята, за то, что так бесцеремонно влез в ваши отношения. Просто хотел пресечь Гошкин бред, но ничего другого не успело прийти в голову. Сами вы лучше разберётесь.
   - Конечно, Лёва, разберёмся. Пора вернуться, а то Лика совсем замёрзла.
   Со двора тянуло дымом и жареным мясом.
   - Чу! Наш "Волшебный стрелок" переключил свою бурную энергию на подстреленного зайца. Смотрите, крутит его на вертеле над кучей углей.
   - Оставь, Лёва. Он, действительно, очень хотел угостить всех таким необычным способом, примирительно остановил Валентин.
   - Точно, хотел. Но удивить, поразить, восхитить ...потрясти, - стрельбу вон устроил под окнами! - ещё больше.
   - Да, ладно, ребятки. Все вы немножко пижоны. Пойдём, там наверняка горячий чай на столе.
   В доме было тепло. Из приоткрытой дверцы круглой голландской печи то и дело выглядывали живые язычки огня. Призрачное мерцание пламени свечей, мечущиеся тени на стенах - все создавало странное ощущение нереальности.
   Доктор Вова Гусев сидел у рояля. Комната наполнилась чудными звуками нежной музыки, исполненной светлой грусти о детстве, о родном доме, о том счастье, что осталось теперь далеко-далеко и уже никогда не вернётся. Это была прекрасная новогодняя сказка композитора Ребикова и называлась очень просто - "Ёлка".
   Вошла Майя и включила свет.
   - Одевайтесь! Берите свои бокалы и на мороз! Действие следующее! - провозгласила она голосом массовика-затейника. - "Те же и заяц".
   - Представление продолжается?! - Лёвка бросил на неё косой взгляд.
Но она не заметила ни иронии, ни вызова - или, умница, сделала вид.
   Все уже засиделись и с радостью зашевелились.
   Гоша стоял в отблесках своего кострища с ножом в руке. Другой рукой ухватился за рукоятку вертела, воткнутого в обрезок толстого бревна. Дух от жареного зайца с ума сводил.
   - Обалдеть! - присела Лариска. И вдруг, вспомнила, - Гусев! А ёлка с огнями?!
   Гусев помчался к дому. И тут на ёлочке, которую никто и не замечал, вспыхнули разноцветные огоньки.
   - Ура! Ура! - Захлопали, запрыгали, подталкивая друг друга плечами.
   И видя этот восторг, и ощущая его сама, Лика подумала: - Какие мы ещё, в сущности, дети! И этот огромный Гоша со своим зайцем! И этот доктор - представляю, как он тянул проводки к ёлке, чтобы она "зажглась"! И эта Лариска, которая "визжит", и все мы, испытавшие счастье оттого уже, что на ёлке просто загорелись огоньки.
   Гошу обступили кольцом, держа наготове кружки. И он срезал тонкие полоски
   своего "зайца по-охотничьи", тут же Майя подставляла мешанину с чесноком, перцем, хреном, горчицей - в нее макали мясо и ждали команды.
   - Это что? Чтобы глаза повыворачивало?! - нюхнул приправы Лёвка
   - Ну, за что? - не выдержала Лариска. Давай, говори, Гоша!
   - За Счастье для всех в этом Новом году! Пусть всё состоится, что задумали.
   - Только загадывайте что-нибудь реальное, чтобы не обвинять потом Деда Мороза, - это сказала Майя, и никто в общем шуме не услышал её, кроме Гоши.
   "Тьмутаракань" еще гуляла. Слышались песни под гармошку, залихватские выкрики, топоток, где-то лаяли собаки. Но ночь подходила к концу.
   На крыльцо вышла Эмма Генриховна и пригласила в дом.
   Стол был опять заставлен, теперь уже сладкими пирогами, фигурными печенюшками, покрытыми разноцветной глазурью, вазочками с вареньем. Но хотелось горячего крепкого чаю. На столе стоял большой самовар - пузатый и сияющий, а вокруг - чайники с разными заварками. Эмма Генриховна улыбалась, посматривая на уставшую компанию, и разливала чай.
   К утру все разбрелись по дому. Лика забралась в глубокое кресло перед печкой. Подумала, - как хорошо, что так и не надела свое красивое платье.
   Проснулась оттого, что было жарко. Где-то в деревне кричали петухи. Свет со столба попадал в окно. Она была укрыта толстым мягким пледом.
   - Это, конечно, Валя принёс из машины. А сам где? - она огляделась.
   На диване, сидя, спала Майя. Положив ей голову на колени, по-детски свернувшись, устроился Гоша.
   Открылась дверь, и с охапкой дров протиснулся Валентин. Стараясь не шуметь, сложил их под печкой.
   - Это ты всю ночь поддерживаешь огонь?
   - С перерывами на сон. Я же обещал Маше тебя не заморозить.
   Из кухни слышались звуки - наверно, Эмма Генриховна мыла посуду. Лика уже окончательно проснулась.
   - Устраивайся в кресле, Валя, и отлично выспишься, а я пойду, помогу. Она приподняла плед, приглашая его туда забраться. И он забрался.
   - До чего хорошо! И тобой пахнет.
   Лика оглянулась - он уже спал.
   На кухне, действительно, была Эмма Генриховна. Но там был полный порядок.
   - Доброе утро! Кажется, я очень сильно опоздала, и здесь всё сделано.
   - Доброе утро, Лика. Не беспокойтесь. Кому-то может показаться странным, но я очень люблю эту работу. Особенно, после гостей, когда посуды много и гости приятные. Я с удовольствием её мою и вспоминаю прошедший вечер. Этот дом всегда был гостеприимным. Сюда приезжали и родители Вали. Это очень приличные люди. Вы знакомы с ними? - Она внимательно посмотрела на Лику, и той показалось, что она хочет ей сказать что-то еще.
   - Только с Ниной Евгеньевной.
   - Да, она милая, а Александр Александрович - он тоже немец, как и хозяин этого дома, - очень достойный человек, очень образованный, занимает высокий пост ... . Она еще продолжала расхваливать его, но Лика уже не слушала. - Да-да-да, - думала - всё-таки, её принимают за Валькину невесту, или будущую невесту, что ли. И никому тут ничего не докажешь. У неё испортилось настроение и захотелось поскорее уехать.
   Стол был собран к завтраку, но есть никто не хотел. Попили чаю. Валентин уже прогрел и подготовил "Москвича". Гоша с Майей ушли на станцию, к поезду. Лариса наготовила пакетов - гостинцы для "307"-ой -
   и, наконец, тронулись. Гусев провожал.
   - Ну, Гусев! Какой потрясающий праздник устроил! - высунулась из машины Нюся, - следующий Новый год - опять у тебя!
   Счастливый Гусев стоял на дороге, пока машина не скрылась из виду.
  
   .А в 307-ой Новогодняя ночь наделала больших перемен. Для Розки вечер не задался с самого начала. Она напрасно ждала своего романтического принца. "Г" так и не появился. А парень, которого "она любила, а он её нет", привел с собой красивую девушку. Вроде бы, всё. Не на что надеяться.
   - Сначала было всё просто замечательно. Все были в восторге от нашего убранства и ещё больше - от нашего стола. - Это рассказывала Лике Роза, сидя на кровати с зарёванными глазами. - Светкин парень владеет гитарой, как бог. А в меня, - как чёрт вселился, - так хотелось веселиться и быть самой-самой! Представляешь, я - в своем цыганском наряде - и отплясываю под "Очи черные". А потом он заиграл - Коимбра, чудесный наш город ... . Я подхватила подол двумя пальцами, вскинула руку, тряхнула головой и пошла, и пошла ... . Все хлопают, подпевают. Откуда-то взялся голос! Я себе казалась такой красивой, такой талантливой - я нравилась, мною любовались. - Ну, вот, и доморощенная Лолита Торез - громко, чтоб все слышали, сказала Света и положила руки на плечи своему приятелю-гитаристу. - Не пора ли нам домой? Мишка сидел ближе всех, и я потащила его танцевать. Он стал упираться. Тогда поднялся Радик. А он такой стройный, гибкий. Мы с ним изображали "латиноамериканские страсти", а потом уселись рядом и болтали о чудном фильме "Возраст любви", о непредсказуемости жизни, и я подсовывала ему в рот кусочки Машиной копчёной рыбки. Меня ласкало сравнение с Лолитой Торез и совершенно улетучилось это "доморощенная". Вся новогодняя компания как-то незаметно растеклась. Остались только наши "военные". Жанке надоел этот глупый и чванливый Женя. Она забилась в уголок на своей кровати и схватила книжку стихов Дмитрия Кедрина. Так она делала всегда, когда хотела от всего отгородиться. Курсант Женя ещё пытался пробиться к её сознанию, обещая непременно стать генералом. Но на неё это не действовало. "На листве рябин продрогнувших заблестит холодный пот. Дождик, серый, как воробышек, их по ягодке склюёт" - бубнила она про себя и только для себя. Женя махнул рукой и вышел.
   Роза продолжала рассказывать, а Лика уже хорошо представила себе, каково было Маше, прямой и честной, почувствовать себя обманутой, брошенной.
   - А теперь-то где они? И ты чего сидишь, плачешь?
   - Жанка сразу ушла и до сих пор не появлялась. А Радик разыскал Машу. Где - не знаю. Их долго не было. Пришла вся в слезах, но сияет. Вижу - радость прёт. - Что это с ней? - спрашиваю. - Садись к столу, Розалия, - и ставит на стол Шампанское и торт. Представляешь, они мне заявили, что решили пожениться и завтра идут в загс.
   - Ничего себе - какие крутые повороты! А с тобой что? За Машу радуешься до слёз?
   - Прямо! Мне за себя обидно. Кругом облом! Да ещё сестричка нагадила в душу - "доморощенной" Лолитой обозвала. Понимаешь - оказывается, я - низкосортная, примитивная подделка. Не поленилась, заглянула в толковый словарь. Сижу вот и реву от досады.
   Наконец, вся 307-ая в сборе. Последней пришла Жанка.
   Пляши, Лика! - машет голубым конвертом. - От твоего далекого близкого. - И тут же добавляет - Может, поедим?
   Пока Лика читала письмо, Роза уже управляла коллективом - под новогодним ёлочным венком с зажжёнными лампочками уже раскинулась "скатерть-самобранка". Жанка потирает ручки - Красота! Новогодние объедочки! - Розка даже возмутилась - Ничего себе - " объедочки!"
   Просто, она ничего не понимала в шутках.
   - Ну, что там? - кивает Маша на письмо.
   - Во-первых, вам всем большой привет и поздравления. Мне он напоминает, что очень хочет видеть на своей защите. А в самом низу дописал, что, если не приеду, то между нами всё будет кончено. Надо же, грозится, на испуг берёт - заулыбалась Лика. - Ну, не смогу я, не смогу. Все равно, уже скоро увидимся.
   Маша как-то странно посмотрела на неё и покачала головой.
   Они долго сидели вместе, делились впечатлениями прошедшей ночи. Тормошили Лику - "Что за Тьмутаракань?!". Поздравляли Машу с таким неожиданным, но правильным решением - Радик заканчивает училище, и будет направлен в какую-то воинскую часть. Дошла очередь до Розкиного "бенефиса" - ведь все аплодисменты собрала одна! Жанка даже пропела: "Коимбра, Роза - португал! ", чем совершенно растрогала и заставила поверить в свои скрытые возможности взошедшую звезду. И только не знали, что сказать своему "зайчику с хвостиком". А он, т.е., Жанка, всех огорошила.
   - Сегодня я целый день провела на вокзале и встретила, наконец, родственную душу.
   Это было одним из Жанкиных "бзиков" - ходить по перрону, толкаться среди встречающих - провожающих, когда её одолевала хандра.
   - И в каком облике материализовалась очередная "родственная душа"? - Высокий блондин с чёрными глазами? Или высокий брюнет с глазами цвета зелёного крыжовника?
   - Брось, Машенька, иронизировать. Ты же знаешь, мне наплевать на оболочку, было бы к чему прикоснуться внутри.
   - Надеюсь, познакомишь?
   - Всенепременно, если того захочет.
   - А звать как "таинственного"? И чем занимается? - продолжала допытываться Маша.
   - Анри. Художник, - подчёркнуто буднично ответила Жанка.
   - Ну-ну, Жаннет. Давайте, общайтесь.
   Уже лежа в постели, почти засыпая, Лика подумала, как повезло ей с ее "сокомнатницами". Она ухмыльнулась своему неологизму, который с трудом выговорила сама. - Милые мои, девчонки. Какие разные, но такие добрые и такие неравнодушные друг к другу.
  
   Закончилась зимняя сессия. Лика собирает чемодан - сегодня за ней должны приехать. Маша сидит на краешке кровати и что-то долго ищет в сумке.
   - Что уж она могла там потерять?" - с удивлением поглядывает на нее Лика. Потом не выдерживает.
   - Ты мне сказать что-то хочешь?
   - Спросить хочу. Вы с Валей поссорились или вовсе расстались? Ведь он ни разу не появился.
   - Да, нет, в общем-то. Наверно, к защите готовится.
   - Ты не любишь его, Лика?
   - Нет, Маша, нет, точно, нет.
   - Что же ты ему тогда голову морочишь? Почему не скажешь прямо?
   - Так он и не спрашивает. Не с чего мне ему такие заявления делать.
   - Не понимаю я. Устроили какую-то игру "в кошки-мышки", - она хватает чайник и идет к двери.
   - Постой, Маша. Раз уж так, мне тоже хочется выговориться. Я и сама себя не очень понимаю.
   Маша ставит чайник на стол, смотрит за окно. Там валит густой снег, за его завесой не видно даже соседнего дома.
   - Да, Маша, я не люблю Валю. Ну, не ощущаю я этого в себе - что я могу сделать. Привыкла, что он всегда рядом, и ничего не хотела бы менять. Может быть, я обманываю его. Или - себя? Привязала к себе человека, сама того не желая, а теперь боюсь потерять.
   Маша всё ещё смотрит в окно.
   - Как же вы поедете? Все дороги перемело, когда ещё расчистят?
   - Поездом поеду.
   - По-моему, ты притворяешься, Лика. Ты не можешь не знать, что он тебя очень любит. Этого просто нельзя не заметить. - Она снова берётся за чайник.
   - И все-таки, Маша, ни единым словом он не дал мне этого понять. И поэтому "сказать прямо", как ты говоришь, просто было бы странно. А не спросит ли он, с чего это я?
   Маша ушла, а Лика продолжила свои сборы. Разговор с Машей только расстроил - понять себя она так и не смогла. Да еще это письмо - самый надежный и верный человек ставит ей условия. Неужели, ему так необходимо её присутствие на защите? А если это только предлог? - А вот в это она уж совсем не хотела поверить. И, закрывая чемодан, горько усмехнулась - Не заигралась ли ты, красавица? - Постучали.
   - Входите!
   За дверью был Валька, встряхивал за завязки шапку, и с неё тяжелыми комочками обваливался сырой снег.
   - Что там творится! Всю технику выгнали на уборку. Здравствуй, Лика. - Сказал так, как будто только вчера расстались. За ним со своим чайником стояла Маша.
   - Довольнёшенька! - отметила про себя Лика. - Да и я, признаться, тоже.
  
   Кончились каникулы. Всё когда-то кончается - так уж мир устроен. А мир устроен сложно. Маша с Радиком успели за это время пожениться, даже отпраздновали это счастливое событие, здесь же, - в 307-й. Ребята получили назначение. Куда - неизвестно. Маша плачет, боится, как бы не повторилось что-нибудь, похожее на венгерские события 56-го. Свой "медовый месяц", длиной в десять дней, провели тоже здесь, съездив ненадолго к Машиной маме.
   Жанка тоже была здесь.
   - Одна? - спрашивает Машу Лика.
   - Ну, что ты! Она развернула здесь такой бурный роман.
   - Послушай, Маша, я что-то не пойму. Вы с Радиком теперь - семья. И как же вы умудрились жить здесь втроём?
   - Если бы! Мы умудрились вчетвером здесь жить. Вон, видишь, ширма стоит? Разделили комнату надвое и жили-поживали. А куда деться?
   - А кто четвёртый? Уж не "родственная ли душа"?
   - Она. Скорее - оно. Ты бы видела этого "Анри". Ростом с Жанку. Волосы, - как специально спутанные, да еще, крашенный, под блондина. В видавшем виды свитере, со спущенными петлями. Весь непромытый какой-то. Но! - В солидных роговых очках! - Маша выдержала паузу, а потом окончательно добила - На конопатом клювике.
   - А с "душой" как?
   - Какая там душа! Проходимец! - Маше хотелось все сразу выложить, натерпелась, похоже. - Привела, познакомились. Где-то были целый день, к вечеру вернулись. Потом вызвала меня за дверь и трагическим голосом сообщает, что Анри негде спать. Позвали Радика. - Немая сцена! А Жанка, как благословение получила, обнимает нас. - Не беспокойтесь, это только до утра! - и тут же хватает прислоненную к стене ширму. Она собралась уложить его в твою постель, а я так негостеприимно заорала - Ещё чего?!
   - Ну, что же, - вздохнула Жанка, придется ютиться на одной. Ляжем валетом. - Вот так мы и жили!
   - А теперь, где они?
   - Не знаю, Лика. Каждый день ходили "на пленэр", но даже набросков не видела. Сегодня не ночевали.
   Кстати, на окне лежит папка "с его работами" - как пояснила Жанка.
   - Не показывали работы?
   - Не удостоили.
   - Как-то не очень похоже на нее. Может, решила пригреть непризнанного гения?
   - С неё станется.
  
   Маша с Ликой сидели за столом, пили чай с привезёнными сладостями, рассматривали свадебные фотографии.
   - Я понимаю, Роза тоже приехала, - заметила Лика знакомый пакет на её кровати.
   И Маша в подробностях рассказала об их встрече.
   Розка вернулась обновлённая. Сделала себе короткую химическую завивку и стала походить на задорного мальчишку. И это ей очень идёт.
   - Теперь ты - как настоящая Лолита Торез, - подбодрила ее Маша.
   Розка небрежно бросила на кровать ворох шикарных китайских кофточек, не только ярко окрашенных, но еще и расшитых гарусом диковинными цветами и птицами.
   - Поторговать решила? Правильно, как горячие пирожки пойдут - не унималась Маша.
   - С какой стати? Я рассчитываю на большие перемены в собственной судьбе.
   - Ты меня очень заинтриговала, Розонька. Неужели, подсмотрела кого-то достойного? Давай, колись, подружка.
   - Ну, не всё же вам! А ты права, Машурочка, кое-какая интрига тут присутствует.
   _ Розалия! Что-то я не узнаю тебя.
   - Плохо вы меня знаете. Себя я люблю! И больше всего на свете. И на всё пойду, ради себя любимой.
   Маша смотрит на неё с удивлением и интересом. - Ничего себе откровение!
   - Посвятишь в свои грандиозные планы?
   - Да что ты, я и так уже жалею, что лишнее сболтнула.
   Маше почудилась угроза их налаженному дружескому сожительству. Она замолчала и стала одеваться.
   Розка забеспокоилась, ругая себя за дурацкий свой язык, который вечно бежит впереди головы. Хотела дать "отбой тревоги", но ничего не смогла придумать.
   - Вот уж точно - "слово не воробей"! - под эту проверенную веками народную мудрость все её нарядные кофточки полетели обратно в сумку.
   Лика слушает Машу, а сама в полном недоумении. - Как неодинаков человек в разных обстоятельствах. Ей вдруг пришло на ум странное сравнение - как вывернутая перчатка. Вроде, та же, да не та! - Швы, узлы, затяжки, которых не видно снаружи. Вот и Розалия "вывернулась". Любой человек - особый, загадочный мир, и понять его до конца невозможно. У каждого где-то внутри обязательно что-то припрятано - у одного - хорошее, у другого - совсем наоборот.
   . Жанка вернулась одна. Кивнула - вроде, поздоровалась, и быстро, только скинув "скороходы" легла лицом к стене. Молча договорились ее не трогать.
   Легкий "музыкальный" стук в дверь. На пороге - с огромной улыбкой и с тортом в руке - Розалия. Бросилась обниматься.
   - Наконец-то! Все в сборе! Чай! Чай, девчатки! Жаннет, подъём! Торт на столе.
   Маша с Ликой переглянулись и приняли предложенный радостный настрой. Жанка тоже недолго страдала. И вот уже все на месте. Роза разливает чай, а Жанка, умытая и расчёсанная, высунув кончик языка, режет торт большими кусками.
   Маша встала, подняла свой стакан с чаем и очень серьезно произнесла.
   - Ну, за продолжение нашего дружного жития?!
   - Хоп! - Лихо воскликнула Розалия, - отхлебнула, обожглась и выплеснула кипяток на стол.
  
   Начались занятия в институте. У Лики - практика по литературе в 10-ом классе лучшей в городе школы. Конечно, это очень ответственно, - определяется твоя профессиональная пригодность. Руководитель
   практики - жена директора института, о ее требовательности и даже иногда предвзятости ходили разные слухи. С ней два методиста и директор школы, которая подбирала для себя контингент. В классе заранее освобождали последние парты, заносили скамейки, стулья. По ходу урока следовало делать заметки, отмечая положительные стороны и, особенно, недостатки, чему, кстати, мы уже были обучены.
   Царит такая торжественная суровость, как будто не на урок пришли, а на судебное заседание. Лица строгие. Ни слова ободрения, ни намёка на поддержку. У всех наготове блокноты, ручки - сейчас начнут "разбирать по косточкам". Разложили перед собой снятые с рук часики - отсчитывать минуты урока. И надо уложиться в заданный регламент. Столько-то - на опрос, столько - на "изложение нового материала", на закрепление, на домашнее задание, да чтобы было все точно! Это бесконечное заглядывание на часы - уложился - не уложился? Разве это самое главное в уроке?
   Некоторые будущие учителя просто не выдерживали, боялись. Вон Люся Мельникова - умничка, интеллигентка. Стоит перед окном в коридоре - она сегодня "Учитель" - прижимает сцепленные руки к груди, закатывает глаза и повторяет, повторяет давно заученное. Репетирует! И все в полуобморочном состоянии. Так и делали из нас зажатых, зарепетированных начетчиков. Тут уж не до творчества, когда следят за каждым твоим движением и оценивают по секундомеру.
   Лика пришла с очередного урока. На столе кастрюля с ухой из морского окуня. На большой тарелке остывают крупно нарезанные куски рыбы с толстым белым мясом и розовой кожицей. Розка стоит наготове с поварешкой.
   - Ну, кого сегодня "вусмерть" затерзали? - спрашивает она, не отрываясь от основного занятия.
   - Дай ты ей хоть руки помыть, - вступилась Маша, а сама вслед крикнула - Вешняков отдувался? Ну, и как? Жанка расхохоталась. - Она еще не помыла руки!
   Уха была вкусная - с картошкой, с укропом. Розка от души натрясла в нее черного перца, положила лавровый листочек. Она так стремилась во всем быть лучшей! Никто и не возражал - пусть себе старается.
   - Так, что там Вешняков? - напомнила Маша.
   - Он просто молодец. Надо уложиться в ваши рамки? - Пожалуйста! Все четко, по-военному. Отрапортовал и свободен. И все довольны!
   Жанка возит по пустой тарелке ложкой.
   - Лика, а у тебя какая тема? Сами выбирали или что достанется?
   - На выбор, Жанна. Я взяла Маяковского.
   - Умереть - не встать. Как это ты будешь на его "лесенках" подпрыгивать?
   - Не бойся, не свалюсь.
   Лика проснулась среди ночи. Какая же снежная нынче зима, - думает она, глядя за окно и слыша, как шуршат по стеклу, косо падая, твердые снежинки. Может, она напрасно замахнулась на эту тему? - "Лирика Маяковского". Не очень ли высоко себя цените, мадам?! Это Музе Николаевне по плечу, улыбаясь, вспомнила она о своей учительнице, которая никаких регламентов, и вообще, никаких условностей не признавала. Она входила, и когда класс, вставая, приветствовал ее, она взмахом руки могла всех посадить и, походя, чем-нибудь ошарашить. "Вы любите Маяковского"? "Нет", - почти хором. Среди школьниц это было даже модным - не любить Маяковского. "Дуры вы! Какой мужчина!" - как будто только вчера с ним встречалась. И показывает его портрет - как лично ей подаренную фотокарточку.
   Ах, Муза Николаевна! - Какая молодчина! Эта ее неординарность во всем - носила американский, ленд-лизовский пиджак в желто-синюю клетку, с высокими и острыми плечиками, густо красила ресницы тушью с комочками, помада на губах и лак на длиннющих ногтях были темно-бордовыми. На голове - кок и перманент на концах отросших до плеч волос. Она громко стучала высоченными каблуками, стремительно шагая по коридору. Говорила яростно, напористо, брызжа слюной. Мы делали вид, что отклоняемся от капель, но она плевать хотела на это и на все остальное. Иногда она появлялась в красивых, вязаных на спицах платьях. Держалась всегда независимо и несколько отстраненно.
   Как ее терпела директриса?! - ее полная противоположность, хотя тоже литератор. Как шахматная тура - только по прямой, и ни шагу в сторону! Всегда с надменным, неподвижным лицом, вечно в синем платье и связкой ключей в руках.
   А было нашей Музе Николаевне всего 25 лет. И жила она с мамой и дочкой в деревянном доме, с заткнутым подушкой выбитым окном. Где она училась, и так ли ее обучали, как теперь нас? - все еще не спала и продолжала размышлять Лика, - но она была замечательным преподавателем.
   - Ну, что? Попробовать "Революционный держать шаг"? Ну, разнесут, но не выгонят же! - и она решительно повернулась на правый бок.
   "Момент истины" для нее наступал через неделю. Дни шли, а она все не могла ни на чем остановиться. На каких-то клочках записывала вновь пришедшие на ум обрывочные мысли, какие-то строчки. Принялась читать Маяковского и открыла для себя такой потрясающий Его мир, и такого огромного Человека в этом мире! И разве можно узнать и полюбить этого Огромного Поэта, Гражданина, Человека, с трудом заучивая обозначенные школьной программой стихи и отрывки?!
   В поэме "ЧЕЛОВЕК" она наткнулась на строчки: "Пусть, науськанные современниками, пишут глупые историки: "Скушной и неинтересной жизнью жил замечательный поэт". Вот! Именно от этого и надо отталкиваться. Надо показать, как они были неправы! А, может, к этому доказательству и подвести учеников, обозначив это "Целью урока". Кажется, нащупала! - думала Лика, боясь спугнуть уже роившиеся намётки.
   Его сердце - "Враспашку, почти что снаружи" вмещало в себя огромную Любовь. Он любил Родину, он любил Революцию, он любил Женщину - он любил Жизнь. Лика уже писала конспект своего урока, когда вдруг споткнулась - а не будет ли это голым пафосом?! Ну, что же делать, если на нём "... с ума сошла анатомия. Сплошное сердце! - гудит повсеместно".
  
   Лика стоит перед дверью. Все уже в классе. Навострили карандаши. Часики разложили перед собой. Ждут.
   - Не тушуйся, милая, иди с Богом! - подтолкнула ее уборщица тетя Шура
   Она вошла. И неожиданно для себя спросила: "Любите ли вы Маяковского?" и сама ответила
   - Чтобы полюбить, - надо его узнать. - Она не решилась повторить Музу Николаевну, но начала с чтения его стихов и сразу поломала весь узаконенный порядок ведения урока.
   За всех вас,
   Которые нравились или нравятся, ...
   Как чашу вина в застольной здравице,
   Подъемлю стихами наполненный череп.
   Часы она принципиально не надела, а девочке с первой парты, положившей ей на стол свои, благодарно улыбнулась, увидев в этом поддержку. Лика почувствовала полную свободу - она владела материалом, владела классом - они работали вместе, они общались, и им это было интересно. И тут она заметила, что ей показывают на часы.
   Надо было срочно заканчивать. Лика подошла к доске, на которой была написана фраза, в которую она спрятала "цель урока" и предложила учащимся высказать свое мнение. Легкая заминка насторожила ее. Но потом - лес рук. Успели высказаться двое. И опять ей с первой парты показывают на часы. Лика кивнула и продиктовала домашнее задание - " Доказать этим "глупым историкам", что они неправы", потом добавила - сделайте письменно". И зазвенел звонок.
   - Пять минут на проветривание и собираемся на разбор. Никому не опаздывать. Староста Мара Макарина - девушка пышная и ленивая, - произнесла это томным голосом.
   Лика сидела в уголочке, держала в руке свернутый трубочкой конспект. Аркаша Цфасман подсунул прямо ей под нос поднятый большой палец -
   - Во! Лишка.
   - Молодчина, Лика, я за тебя! - это Люся Мельникова.
   - Не знаю, не знаю. У тебя ведь все наособицу - зашептала Мара.
   - Держись, Ликуня, сейчас защекочем! - сунул ей кулаком в ребро Эгон.
   Еще что-то говорили, шептали, но ей было уже все равно - она знала, что провалилась.
   Наконец, затихло.
   - Ну, что? Начнем, пожалуй, с вас, уважаемые практиканты. Хочу услышать ваше мнение по поводу проведенного урока.
   Это было не по правилам - отпускали "в свободное плавание", не дав никакой установки. Зашушукались - черт его знает, как оценивать. Урок - то неординарный.
   - Разрешите? - встал Аркаша. - Что касается временных рамок - мне некогда было следить за этим. Я с удовольствием наблюдал за ходом к достижению цели. Ведь подумайте, обе отвечавших ученицы - будем считать это "закреплением"! - очень точно и по-разному сформулировали свое отношение к предмету обсуждения. - Правильно, дураки те "ученые - историки"! Даже сейчас пишут о Маяковском всякую галиматью. Если хотите, - сегодня я буду читать Маяковского. Спасибо, Лика!
   - Теперь я - поднялся Коля Вешняков. - Конечно, Цфасман у нас философ, а мне просто стыдно, что я во главу угла своего урока поставил эти злосчастные минуты. Правильно, Лика! Главное - не эти рамки, а что в них! А двигать их туда-сюда - это уже дело учителя, если он с хорошей головой и если он - творец своего детища. Урок - это искусство. И ты это продемонстрировала.
   - А я просто любовался ею! Учитель должен еще и выглядеть! Его надо боготворить, им надо восхищаться, ему надо верить и идти за ним. - Валька Лепешкин повернул к ней свою навечно выгоревшую блондинистую голову. - У тебя это получается. И, вообще, мне урок (а я, вы знаете, - брюзга!) понравился с первой минуты и до конца.
   Лика все сидела в уголке и совсем скрутила свой конспект. - Пока хвалят, но все не по существу.
   Рая Марченко поднялась, поправила свою косу "калачиком" на макушке и надула губки.
   - Конечно, не знаю, права я или нет, но лично мне больше нравится порядок в ведении урока. Вот лично я ничего не смогла записать - все сбивалось.
   - А мне совершенно не понравилось, что не было настоящего, скрупулезного опроса по прошлому уроку, не скрывая разочарования, вставила Надя Рогожкина.
   - Который ты так блистательно провела, Надежда Ивановна! - съязвила Галка Сергеева.
   - Неважно, хотя бы и я. Не было опроса, и все тут. Я ставлю минус.
   - Сотри свой минус, Надежда ты наша. Ты даже не заметила, что весь урок был построен на общении с учениками, на их знании биографии Владимира Владимировича, т.е. на твоем уроке. Я даже несколько "пятерок" поставил. - Это Саня Скиндерев в запале поднял свои метр девяносто.
   Ну, вот, - подумала Лика, - раскрепостились. Сейчас и начнётся самая дотошная разборка.
   Она отвернулась к окну. А там, за окном, молоденький тополек. С веток его свешиваются сосульки, и с них капает водичка, посверкивая на солнце. - Какое преломление! Как бриллианты. Ей показалось, что она куда-то уплывает, и все разговоры слышались монотонным гулом.
   - Лика Дмитриевна! - Это был голос руководителя практики. - А Вы готовились по плану? Я бы хотела его посмотреть.
   Лика не сразу сообразила, чего от нее хотят. - Господи! Я же уснула! - с ужасом поняла она.
   - Она хорошо сделала свое дело - и теперь может спокойно отдохнуть. Валентина Николаевна не то, что не сердилась, она улыбалась. - Ну, что? Отошла? Ты уж извини, мы тут без тебя весь твой урок разложили по полочкам. Я, признаться, впервые была на таком уроке. А план и конспект ты мне все-таки дай. Заключение по уроку будет сделано в рецензии. Есть кое-какие замечания, но урок проведен блестяще. Все, товарищи, закончили.
   - Ну, ты и дала! Ее урок обсуждают, а она спит. Когда заметили, - не велели будить. Надо же! - Это Мара взмахнула загнутыми с помощью ножа ресничками и забросила за спину сумочку на длинном ремешке.
   Лика уже одевалась, когда к ней подошла Лия Михайловна. Она преподавала методику и была очень деликатным и милым человеком.
   - Послушайте, Лика Дмитриевна, во-первых, я поздравляю Вас. Мне очень понравилось. А во-вторых, директор школы просила разрешить Вам провести этот урок в двух других десятых классах. Вы не отказывайтесь. Это пойдет Вам на пользу. А я, если не возражаете, посижу и поддержу Вас.
   Лика выпорхнула из распахнутой настежь двери - она чувствовала себя на седьмом небе! Ее дожидались, окружили и так, шумной толпой, двинулись по улице. Февраль! Небо - синь! Яркое солнце топит снег, вгрызаясь в сугробы на аллее, делая их рыхлыми, "сахарными". На обочине стоит Валькин "Москвич", а он уже идет навстречу, радостно улыбаясь. Приглашает садиться. Девчонки набились, парни не вошли. Смеются, машут руками.
   Всех развезли. Остановились перед общежитием.
   - Может, в кафе? Объедимся мороженым? Как я понял, - ты сегодня - героиня дня?
   Лика не сразу ответила. Она про себя все прикидывала - где-то в эти дни должна быть защита у ее друга. Когда, именно, он так и не сообщил. Почему-то стало очень грустно.
   - Я, Валик, должна немножечко доспать, - как бы, извиняясь, отказалась она от мороженого. Может вечером, или завтра?
   - А на завтра... имею честь Вас пригласить. - Он щёлкнул каблуками и энергичным движением вскинул голову. - Защищаюсь!
   - Прямо, по - гусарски, - рассмеялась Лика, - и когда же?
   Он картинно резко вытащил продолговатый твердый пакет и протянул ей.
   - Она помахала им, - Спасибо.
   Лика поднималась к себе, постукивая ребром конверта по ладошке. Навстречу Роза.
   - Что за анонимная корреспонденция? Дай взглянуть! Что-то официальное?
   - Нет, Роза, это приглашение на защиту дипломного проекта.
   - Странно! И ты поедешь?
   - А почему бы нет?!
   - Ты же не успеваешь.
   - Постараюсь.
   Они разошлись. Лика пожимает плечами - Какой-то странный лестничный разговор. О чём это она?
   Жанка была одна. Она разложила на столе папку Анри и развязывала тесёмки.
   - Ой, кто пришёл?! - встретила она Лику - говорят, ты там революцию устроила вместе с Владимиром Владимировичем!
   - Устроила. А ты чем занимаешься? Это эскизы будущих полотен? Мне очень интересно посмотреть.
   В папке оказались вырванные из журнала "Америка" листы и одна перерисованная оттуда же картинка. На ней ночной Лас-Вегас с множеством рекламных огней и смазанных полос от света фар мчащихся автомобилей.
   - И это все? - Может быть, Анри забрал свои работы, - видя, что Жанка в растерянности, тихо предположила Лика.
   - Ничего он не забрал. Нечего ему было забирать. Прохиндей натуральный. - Жанка подсунула руку под кучу надерганных страничек и выкинула их из папки. На стол шлепнулось письмо в голубом конверте.
   Лика взяла его.
   - А я - то его жду! Как оно здесь оказалось, Жанна?
   - Понятия не имею. Посмотри на штемпель, когда пришло? - и сама заглянула. - Неделю назад. Это не Андрюшка - его уже здесь не было. Да какой он "Анри"! - ответила она на удивлённый Ликин взгляд.
   Письмо было вскрыто. Его уже читали. Там же была телеграмма с датой защиты.
   - Неужели это Роза проделала? - вспомнив встречу на лестнице и глядя на Жанку, вслух подумала Лика. - Только, ей зачем?
   - Больше некому. А, "зачем"?! - Она девушка непредсказуемая, пока сама не скажет - не поймем.
   - Где тут наш заслуженный учитель?! - Маша ворвалась, смеющаяся и счастливая. Письмо от Радика!
   - Ну, наконец, а то уж совсем потерялся. А мне там ничего нет от "будущего генерала"?
   - Извини, Жанночка, я так обрадовалась, что в ваши ящики не заглянула. А это - к чаю! Она подняла, помахивая им, прозрачный пакетик со "студенческой радостью" - соевыми батончиками.
   - Ура! - Вскочила Жанка и побежала, прихватив чайник. В дверях столкнулась с Розалией. Та опять с тортом.
   - С каких щей, интересуюсь? - вытаращилась она на торт. У нас сегодня шоколадные батончики.
   - Ладно, батончики, так батончики, - согласилась Роза и отправилась к окну, поставить коробку на холодный подоконник.
   - Ставь на стол, раз уж принесла - приказала, высунувшись из-за двери Жанка.
   - Не утерпела, сладкоежка, - всё ещё улыбаясь, Маша выставляла на стол красивые синие чашки с нежными розовыми цветами, подаренные Радиком.
   - Лика тут? К телефону! - раздалось за дверью. Валентин звонит.
   Лика сорвалась с места, потом схватила пакет с приглашением - она его ещё не читала - быстро пробежала глазами и бросила на кровать, а Розалия как бы мимоходом заглянула в него. - Значит, это от Валентина!
   Лика стояла с трубкой в руках, а возле неё уже образовалась очередь.
   - Да, я обязательно буду... Не стоит, я доберусь сама... Хорошо, хорошо. Выйду.
   Жанка торчала тут же и пыталась разгадать, о чем речь.
   - Что, хочет подать карету? А ты - вся такая гордая - поедешь на троллейбусе? Не чуди! Пользуйся.
   - Нет, Жанна, за мной собирается заехать его отец.
   - Ну, Лика, держись. По-моему, тебя крепко окручивают. Понятное дело. Сын без пяти минут инженер, молодой специалист - пора пристраивать, чтобы - не дай Бог! - не загулял, не испортился.
   - Никто меня не собирается окручивать. Мы с ним и не виделись ни разу.
   - Всё впереди, - не сдавалась Жанка. Ладно, пошли, чайник остывает.
  
   Лика, как обещала, вышла в назначенное время. "Москвич" был уже там. Рядом стоял невысокий, плотный человек в демисезонном пальто. Он сразу ее увидел и шагнул навстречу.
   Защита проходила в поточной аудитории, расположенной амфитеатром. Много было народу. На огромной доске - от стены и до стены - на длинных листах ватмана чертежи, схемы, таблицы, изображения каких-то механизмов. Все страшно грандиозно и так же непонятно. Слушают с огромным вниманием и интересом. Конечно, Лика представления не имела о том, что здесь говорилось, но реакция зала и удовольствие на лице Валиного отца, было доказательством, что всё идет замечательно. А сам дипломант (не знаю, называют ли так защищающих диплом), но Валька выглядел потрясающе - красивый, уверенный, и очень доброжелательный по отношению к пришедшим.
   И все-таки, она сидела здесь, а думала о своем друге. Как же он должен быть хорош! Его высокая самооценка не была завышенной. Теперь только, до неё дошло, почему он так хотел видеть её там. Вернее, - это она должна была видеть его блистательную защиту его блестящего проекта, его дела, которому он решил посвятить себя. - Дорогой мой, как же мне жаль!
   Потом Александр Александрович пригласил их в кафе. Посидели, выпили по бокалу Шампанского,
   Еще поговорили о сегодняшнем знаменательном событии. Валентин был счастлив, отец - горд, и только Лика ощущала какую-то внутреннюю пустоту. Когда Валя спросил, не может ли она подарить ему сегодняшний вечер, она вспомнила о предстоящем ей завтра испытании - подряд два урока в разных классах по одной теме. Повторяться ей не хотелось, а как разнообразить - пока не придумала.
   Она еще раз очень искренне поздравила Валентина и хотела уйти. Его отец собрался вернуться в институт, а он предложил подвезти ее к общежитию. Лика уже выходила из машины, когда Валя сказал, что так ждал этого дня и очень надеялся провести его с ней.
   Лика шла по длинному коридору и чувствовала себя отвратительно. Было страшно неудобно перед отцом Вальки, а уж перед ним самим! Права была Маша - так нельзя. И опять пыталась оправдать себя,
   хотя знала, что лукавит.
   В комнате никого не было. Она разложила свои листки с записями. Надо было составить планы уроков, подчинив их по-новому сформулированной цели. Ничего не могла придумать. Собрала в кучку все свои бумаги, сдвинула их в сторону и легла, отвернувшись к стене.
   Проснулась среди ночи. Все были на местах и, похоже, спали. Включила настольную лампу и быстро набросала планы по каждому уроку.
   В школе её встретила Лия Михайловна.
   - Я очень рада, что Вы согласились. На второй урок к Вам собирается Евгения Ивановна. Она приглашает в свою школу интересно работающих учителей и присматривается к студентам. Ну, в добрый час, Лика Дмитриевна! Не волнуйтесь.
   А Лика и не волновалась. Она спокойно вошла в класс и четко, по задуманному плану провела урок. Лия Михайловна была довольна, а Лике он показался скучным. Нужна была какая-то "бомбочка".
   Вот и 10-б. Она на мгновение остановилась у двери, потом быстро вошла, поздоровалась и обратилась к классу.
   - Вы любите Маяковского? - Она ждала ответа на свой вопрос, а они молчали. И тут она в точности повторила Музу Николаевну. - "Дуры вы! Такой мужчина!" - И опять реакции никакой, все как замерли. - Господи! Кому и что я говорю? - промелькнуло у нее в голове. Она увидела распахнувшиеся от ужаса глаза Лии Михайловны. Директор школы сидела, схватившись рукой за лоб, и плечи ее тряслись. - Рыдает, что ли? Надо срочно выпутываться. Она подошла к учительскому столу, оглядела всех и улыбнулась.
   - Это я не к вам, девочки. Так ошарашила нас моя учительница, которая любила Маяковского и научила нас его любить - ловко выкрутилась Лика. Она почувствовала, что напряжение спало, и она, как ни в чем не бывало, продолжила свой урок.
   Лия Михайловна ожидала за дверью, и как только Лика вышла, схватила ее за локоть и потащила к окну.
   - Лика, Вы меня чуть рассудка не лишили. Это был такой шок! И что Вам в голову пришло такое выдумать?! Это же школа, дети. - Она готовилась еще что-то сказать, но запнулась, увидев подходившую Евгению Ивановну.
   - А знаете, Лика Дмитриевна, мои "скромницы" только сделали вид, что не среагировали на ваш восторг. Маленькие ханжи! Я и сама влюблена в Маяковского! - Какой мужчина! - и они облегченно рассмеялись.
   . Подбиралась весна. Медленно, но верно. Уже поснимали с себя зимнюю одежду, от общежития до института бегали в туфельках, с непокрытыми головами. А там и старушки появятся, с букетиками местных подснежников. Ими называли "Сон - траву". Ее кремовые и лиловые цветы на пушистых стебельках радовали своей непритязательной прелестью и нежным, легким ароматом.
   Лика нашла телеграмму, подброшенной под дверь. Друг сообщал, что защитился отлично, едет по распределению в родной город и будет такого-то числа, то есть, сегодня.
   307-я готовится к встрече. Лика так долго ждала этого сообщения, а теперь слегка растерялась. Поезд приходит около девяти вечера. Решили, что пойдет встречать одна, а здесь они все приготовят сами.
   Диктор вокзального радио сообщила традиционно противным голосом, что поезд опаздывает на полчаса.
   Лика ходила по перрону, пока не замерзла. В вокзале - душно, народу много. В буфетах очереди. Она думала воды попить, но побоялась прослушать, на какой путь прибывает. А он где-то в пути нагнал и пришел почти по расписанию.
   Уже слышен грохот приближающегося состава. Подают на первый путь. Сердце замирает. Она бежит по перрону, сопровождая вагоны. Пятый уже промелькнул, и она увидела Его лицо и поднятую руку. Наконец! Он спрыгнул с подножки и крепко обнял ее.
   - Пойдем в вагон.
   Они пробирались через устремившуюся к выходу толпу.
   - Познакомься. Это Оксана Конограй. Моя сокурсница. Направлена на тот же завод. А я выйду покурить.
   - Здравствуйте, Оксана. Что-то я не поняла. Где его вещи? Он собирается здесь сходить?
   - По-моему, нет. Он едет сразу по назначению.
   Возникла какая-то неловкая заминка. Лика ничего не понимала. Он не возвращался. Тогда она попрощалась, пожелала Оксане успехов и поднялась, чтобы уйти.
   - Да, вы не волнуйтесь. Его там провожала девушка и все ее семейство - понесла сокурсница какую-то чушь. - Он любит Вас, - почти кричала она вдогонку.
   Но Лика уже бежала по освободившемуся проходу, и в висках у нее стучало. - Ах, как глупо! Как противно!
   Он стоял у вагона и, действительно, курил.
   - Так ты не остаёшься. Я тебя поздравляю с окончанием и с началом новой жизни. Прощай. Желаю тебе счастья.
   - Стой, Лика, стой! - бросился он за ней.
   - Ну, вот и всё. Вот и всё, вот и всё - стучало метрономом сердце.
   А "радиоголос" хрипло и равнодушно сообщает, что стоянка сокращена, и поезд отправляется. Лика обернулась. Поезд медленно тронулся. Он всё ещё стоял на перроне.
   - Хорошо, что я не приехала, а то бы пришлось выбирать!
   - Лика! Вернись! Прошу тебя, вернись! Лика!
   Она уже бежала, и стук каблучков об асфальт гулко отдавался в ушах, в висках. Казалось, он эхом отражается от стен домов и заполняет собой огромное пространство вечерней опустевшей вокзальной площади.
   Лика ехала в пустом троллейбусе и проскочила свою остановку. Потом долго возвращалась пешком. У входа в общежитие ее ожидала Маша.
   - Он не остался, Маша. Потому что уже опаздывает к началу работы, - придумала она на ходу объяснение. - Маша не стала больше ни о чем расспрашивать. Они поднялись на свой этаж, там их уже встречала Жанка. И, не задавая вопросов, стала поторапливать, так как уже все остыло.
   Роза сидела за столом, и с интересом наблюдала за ситуацией. Потом не выдержала.
   - А где же наш гость?
   Ей не ответили. Только Жанка зло посмотрела на нее.
  
   Писем нет. Она и не ждет. Не появляется и Валентин. На лекции получает записку. Галка Кинд приглашает прогуляться. Встретились возле любимой кафешки.
   - Лика, это правда, что говорят?
   - А что говорят?
   - Вроде, ты замуж собираешься. Друг твой защитился, и вы с ним встречались.
   - Ваше "местное радио", Галя, как детская игра в "испорченный телефон". Все как-то перевирается.
   Да, встречались. Но ни о чем пока не договаривались. И кому это надо?!
   - Вообще-то, сведения из твоего ближайшего окружения. Да, ладно.
   - Никогда не думала, что моя личная жизнь может волновать общественность.
   В кафе не захотелось идти. Отправились в парк. Аллеи там уже подсохли, а из прошлогодней грязно-бурой травы под кустами весело торчали свеженькие травинки и кое-где выглядывали желтые пуговички Мать-и-мачехи. Вкусно запахло. На самом краешке сцены эстрадной "ракушки" примостилась продавщица с горячими беляшами. Она доставала их из голубого фанерного ящика вилкой, накалывая по два, по три - сколько попросят, - и, придерживая красным замасленным пальцем, подавала, успевая еще прихватить их бумажным квадратиком. Беляши были с мясом и с капустой. И отказаться от них просто не было сил. Сидели на широкой парковой скамейке, отвалившись на спинку, и жевали такие горячие, такие вкусные, немножко "резиновые" уличные пирожки.
   Мимо, с детскими колясками, прогуливались молодые мамы. Были и знакомые - молодые жены немолодых институтских преподавателей, были и представительницы студенческих пар.
   - Да, - философски заметила Галка, - двадцать лет! Время любить, выходить замуж, даже детей заводить. Природа так велела. А ты говоришь - кому какое дело! Да, за счастливых хочется порадоваться.
   - Надо бы еще научиться и не стесняться любить!
   - Разве любить стыдно?! - Галка подхватила упавшую капустку и бросила в урну.
   - Почему тогда признаться бояться? И родителям сказать о своей любви редко кто решится. Ведь это запретная тема. Это тайна.
   - Ты это конкретно о ком-то?
   - Нет. Условности, ложный стыд - это то, что вдолблено уже многим поколениям. Сказать о своей любви - это же стыдно! Почему? Мы плачем над Ромео и Джульеттой, их имена стали символом любви. Высокой, самоотверженной. Но это в книге, в кино, в театре. А в жизни?
   - А ты можешь? - Галка с интересом посмотрела на Лику.
   - Не знаю. Наверно, я еще никого не любила. Скорее всего, не смогу.
   - Вообще-то, ты права. Я тоже не смогла бы.
   - А уж любовь "плотская"! - Слово - то какое неприятное. Но это выражение истины. Это отношения полов. Это вечный зов природы. Так устроено!
   - Да, об этом не говорят с детьми, которых "нашли в капусте". Тоже, какая глупость. Какое неоправданное лицемерие.
   - Отсюда все и начинается. А потом этих "непросвещённых" детей посвящают где-нибудь на улице. Только, в искажённой, вот уж тут - в постыдной, отвратительной форме.
   Они уже расправились со своими беляшами, поднялись, но уходить не собирались. Эта тема, видимо, занимала обеих.
   - Какое жуткое противоречие, - бросила опять на скамейку свою сумку Галка, - с одной стороны, Любовь - это поэзия, восхищение, это преклонение перед женщиной, это "восторги сладострастья". Так ведь? А что с другой?
   - Да, - вступила Лика. Этнографический кружок готовит к изданию книгу о народном творчестве Южного Урала. Фольклористки наши за голову хватаются - как такое писать?! А Виктор Евгеньевич - пишите всё, как есть. В деревенских частушках Любовь - самая главная тема. Но до какой же степени все оголено и вывернуто наизнанку! Низведено до грязи, до пошлости.
   - Говори уж прямо - сплошная матерщина.
   - Я только сейчас поняла смысл выражения - "ругаются, на чём свет стоит". А на чём он стоит? - Опять на том же - на отношениях мужчины и женщины, на их любви, на материнстве.
   - Как же так, когда же это началось, что святое "Мать" стало центром самых скверных ругательств?!
   - Должно быть, очень давно, когда Адама и Еву из рая выгнали за то, что отведали запретный плод.
   - Интересно, зачем тогда Бог сделал их такими разными и такими необходимыми друг другу? И всякой твари создал по паре, - выкрикнула громко Галка и бросилась за малышом, который подхватил её сумку и поволок по луже.
   Лика хохотала, а Галка, отобрав свою перепачканную грязью любимую вещь у ревущего ребенка, зашипела -
   - Точно, в квашеной капусте нашли! Как я не люблю этих шкодливых карапузов!
   Мать бежала к чаду, а две без году учительницы уходили из парка.
   - И все-таки, Лика, скажи мне честно, чем закончилась ваша встреча с твоим другом. Неужели вы расстались?
   - Похоже, у него появилась новая подружка. Вот и всё, что я могу пока сказать.
  
   А на факультете новость - добавили пятый курс. Теперь литераторы выйдут учителями литературы, русского языка и истории. Все были рады - продлили студенчество!
   - Ликуня! Живём! Еще целый год с нами будешь, - прилетела взъерошенная
   Жанка.
   - Откуда ты такая? -
   - Из института. Обнимались! Секретарша из деканата заходила, говорит, что
   приказ печатала. Здорово, да?
   Лика достала из чемоданчика красивые первомайские открытки и села к столу. Разложила. Потом одну убрала. - Один адресат выбыл, - без особой горечи подумала она, и сама этому удивилась.
   Отправилась на Главпочтамт. В небе угасала вечерняя заря, в окнах зажигались огни. Она не любила бывать одна на улице в сумерки. Ей всегда становилось пронзительно тоскливо. Заскочила в Гастроном купить "Кара-кумов" и открыла сумочку. Там из кармашка торчал картонный квадратик с Валькиным телефоном. - Ну, вот, всех растеряла, - прибавила она к своему мрачному настроению.
  
   - А мы тебя давно здесь ждем, - услышала за спиной Ларискин голос. Лика засунула разом все открытки в почтовый ящик и обернулась. Неразлучная троица - Валька, Лёва и Лариска стояли, взявшись за плечи, и она бросилась к ним.
   - Ну, пошли? - заторопила Лариска. - Эти замечательные молодые люди приглашают нас с тобой в ресторан! - Она подхватила Лику под руку. - Как тебе это?
   - Да, Лика. Мы зашли за тобой, а Жанна нас направила сюда, - объяснил Валя.
   - Я очень рада вам, ребята. Как хорошо, что вы меня нашли.
   Народу было много. В основном, молодёжь. Похоже, пришли "обмывать" свои новенькие дипломы. Нашим достался столик рядом с эстрадой. Там играл хороший оркестр, исполняли модные песни, им подпевали, под них танцевали. К столу подходили знакомые, поздравляли друг друга с окончанием, с направлением, обнимались, обменивались адресами. Лику постоянно приглашали, и она с удовольствием шла. Валентин встал.
   - Теперь со мной? - и протянул ей руку.
   - С тобой.
   Танцующих все прибывало, стало тесно, топтались почти на одном месте. И тут она почувствовала, что он очень любит её и вот-вот признается. Но она не была готова ни к каким другим отношениям, и он это тоже понимал. Они протиснулись через плотную толпу к столику, а там "стильный" парень развлекал Лариску дурацкими анекдотами. Валька взял его под руку и увёл.
   - Лика, ты очень переживаешь? - воспользовалась она его отсутствием.
   - Не знаю, Лариса. Ещё не осознала. Как-то очень трудно поверить. А тебе откуда известно?
   - Так, всем известно. И Валька знает, что Он не остался, и ты одна ушла домой.
  
   Потом долго гуляли по ночному городу. Договорились 1 Мая после демонстрации поехать в лес.
  
   В комнате не спали.
   - Ну, как погуляли? - не выдержала Жанка.
   - Замечательно. Ребята меня поймали у самого почтамта. Спасибо тебе, ты их очень верно направила.
   - Значит, опять на Валентина переключаешься? - это, конечно, полюбопытствовала Розалия. - Странно как-то. Столько лет дружили. Только я не верю в такую заочную дружбу. Не он, так его кто-нибудь охомутает. Да что тут в прятки играть. Все понятно, если даже день защиты не сообщил и мимо проехал!
   Лика еще соображала, что же ответить, но Розка уже выскочила, сильно хлопнув дверью.
   - С чего это она так разволновалась, глядя ей вслед, пожала плечами Маша. Она-то тут причем?!
   - А, может, она-то как раз и причем. - Жанка с размаху пнула Розкин башмак, и он отлетел и стукнулся о дверь. - Разложила тут свое барахло - пройти негде.
   Долго молчали. Потом Маша нарушила тишину.
   - Жанна, может быть, ты что-то знаешь?
   - Ничего я не знаю. Её только хорошо знаю. Завистливая, и из-за этого готовая на любую гадость.
   - Ладно, девочки. - Лика открыла сумку. - У меня тут конфеты есть. - И вытряхнула их прямо на стол.
  
  
   Первого мая пошел снег. Целую неделю готовились к демонстрации. Вырезали, подкрашивали, прикручивали к прутикам цветы. И было это красиво, и даже напоминало "яблони в цвету". Только вся эта бумажная красота намокла, обвисла, потекла. Но праздничного настроения это всё равно не испортило. Залетали над головами снежки - визг, хохот! Наконец, раздалась команда подровняться, и с песней двинулись к трибуне. Оттуда уже приветствуют. " Да здравствует советское студенчество! Слава! Слава преподавателям и будущим учителям!" И мы верим этому прославлению, бодро и дружно кричим "Ура! Ура!" И шагаем в ногу, разбрызгивая снег, уже взявшийся водой.
   Перед общежитием стоит "Москвич", а молодые специалисты и неизменная подружка катают снежные шарики и пытаются попасть в окно третьего этажа. Бац! Кто-то попал. Выглядывает Жанка и показывает кулак. Потом смеется и приглашает зайти.
   И даже снег, так неожиданно выпавший, не мог задержать весну. Она разливалась ручьями, надувала почки на тополях , а вербы вдоль дороги покрылись пушистыми серыми комочками. Пузырились, раскручиваясь, листочки на кустах бузины, и воробьи на ветках сходили с ума от радости: "Живы! Живы!"
   В лесу было совсем сыро. Вода почавкивала под ногами и следы тут же превращались в лужицы.
   - Нет, ребята. Я по такой сырости не ходок, - мрачно оглядывая пространство, заявил Лёвка.
   - А мне эта мокрень так нравится! - закружилась Лариска, поскользнулась и уселась на кочку.
   - Вставай скорей, чего сидишь? - бросился он к ней.
   - Ты сюда посмотри!
   А там, под огромной березой, подвязана трехлитровая стеклянная банка. Она уже наполнилась прозрачным светлым соком, и он стекает через край и уходит в землю.
   - Заберем!? Предлагает Лариска.
   - Отольем. - И Валентин уже несется с каким-то сосудом.
   - А вот это мне даже больше нравится, чем мокрый лес, - забираясь в машину, оповестил Лёвка. - Такие удобства, такой комфорт!
   В машине были плоско разложены сиденья. В центре, на салфетке, всякая еда.
   "Действительно, "плац", - вспомнила Лика, как Валька расхваливал свою "лошадку".
   - Усаживайтесь, кому, как нравится, и будем праздновать.
   Ребята быстро нашли для себя удобные позы - видно, не в первой, а Лика всё никак не могла устроиться. Их непринуждённость, наоборот, как-то сковывала её.
   - Ну, за Международную пролетарскую солидарность понемножку поднимем?
   - Это ты "понемножку", а мы можем и по полной, - запротестовал Лёвка.
   - По полной кружке берёзового сока! - вскочила на колени Лариска, - просто умираю, как хочется! Как ты? - обернулась на Лику.
   - И мне полную кружку берёзового сока.
   - Ну, с вами неинтересно праздновать. Давайте-ка, дамского вишневого ликерчика!
   Ликер был вкусный, но слишком сладкий и крепкий. И голова пошла кругом. Стало тепло и весело. Лика, незаметно для себя, тоже уже устроилась. Тут же, на "плацу", стоял новенький транзистор "Турист", объединивший маленькую компанию с огромным миром. Шла трансляция из Москвы, с Красной площади, потом слушали концерт из Колонного зала Дома Союзов. Смеялись над шутками конферансье, над Лёвкиными "приличными" анекдотами, которыми он сыпал, оглядываясь на Валентина.
   За окнами снова запорхали снежинки, делая их замкнутое пространство ещё более уютным и сказочным.
   Лика открыла глаза. В машине был полумрак.
   - Это что? Уже вечер? - спросила она неизвестно кого. Было совсем тихо.
   - Позволь поцеловать тебя. - Валентин сидел рядом, касаясь её плечом.
   Лика напряглась. Она давно уже со страхом ожидала чего-нибудь подобного и не представляла себе, как на это ответить.
   - Я думаю, этого не следует делать
   - Я тоже так думаю, только решил спросить на всякий случай.
   - Хорошо, что спросил, а то бы получил, - расхохоталась проснувшаяся Лариска. - И, вообще, что-то стало холодать.
   - Не пора ли нам поддать? - резво подскочил Лёвка, потрясая над головой круглым и плоским, как большая таблетка, ликёрным графинчиком.
   - Лучше горяченького кофейку, да с тортиком! - И Лариска полезла куда-то в угол, а потом вытащила оттуда большой пакет.
  
   Выехали на прямое шоссе. Снег косо летел навстречу, обтекая машину. Лариска спала, привалившись к Лике. А Лика все ещё переживала случившееся. - Что же я за дура-то такая. Девчонки гордятся этим. Галка Глазырина, вот. Шарфик надела на шейку яркий, а щёлочку оставила, что бы все видели, что у неё там следок. И ходит с блестящими и загадочными глазами. Она опять вспомнила Машу. Действительно, сколько же можно за нос водить человека. И как будут продолжаться, и будут ли продолжаться, наши отношения.
   Крепко тряхнуло. Лариска мигом открыла глаза.
   - Что такая смурая? На Вальку обиделась, что ли? Чудачка ты, Лика, ну и что в этом такого? Ты ему нравишься. Мы все перецеловались еще лет в тринадцать - -четырнадцать. Подумаешь, убудет от тебя. Это же так здорово! Весна! Даже в деревьях сок бурлит. Неужели не чувствуешь?
   - Но ведь это можно понять как обещание, как согласие на дальнейшее. Нам уже не по пятнадцать. Зачем давать шанс человеку, а потом обмануть?
   - Неужели, он совсем тебе не нравится?
   - Нравится. Очень нравится. Может, лучше уже не встречу. Но, нет у меня, не знаю, как сказать, тяги к нему, что ли. И замуж за него не пошла бы.
   Лариска теперь сидела прямо, прижавшись к спинке сиденья.
   - Просто ты любишь своего друга, Лика. И не хочешь его отпустить.
   Уже подъезжали, когда Лика тихо спросила Ларису, где Нюся.
   - У Лёвки девушки долго не задерживаются. Тот еще, гусар. Это тебе не Валентин.
   - Спасибо, ребята, за встречу с весной, за берёзовый сок и за всё - за всё.
   Может быть, зайдём в 307-ую? - спросила, уже выбравшись из машины, Лика.
   Лёвка засуетился.
   - Поднимемся? - Всё общежитие гуляет.
   Валя посмотрел на часы.
   - Не поздно?
   - Давайте, до следующего раза, - выручила Лариса.
   Лика медленно поднималась. Отовсюду слышатся голоса, где-то поют.
   Из Красного уголка громко звучит музыка - там танцы. Везде празднуют.
   В комнате - никого. Горит свет. Машина кровать аккуратно застелена, сверху записка - "Приехал Радик на два дня. Не теряйте". У Жанки и Розы - кавардак. Она заглянула в окно - там, внизу, отъезжает Валькин "Москвич". Музыка и шум со второго этажа доносятся и сюда. Ей стало жалко себя - впервые в жизни она ощутила горечь одиночества.
   Под подушкой было письмо. Она заметила уголок знакомого голубого конверта. Столько лет Он посылал, именно, такие. Присела на кровать. Сердце билось мощными редкими ударами, и ей казалось, что она раскачивается им в такт. Но письмо, оказалось, от его мамы. "Девочка моя дорогая, я не знаю, что у вас там произошло, но стоит ли это того, чтобы вот так разорвать такую долгую, такую нежную и верную дружбу?"
   Лика забралась с ногами на кровать, прижалась спиной к стенке и обхватила коленки руками. - Я и сама не знаю, что произошло. Может быть, просто ... , а может быть, на самом деле всё очень просто. Просто, всё прошло? Значит, надо было как-то объясниться. И письмо - от мамы, а не от него. Ничего не понимаю.
  
   А весна как-то быстро превратилась в лето. Дни стоят такие жаркие, что никакая наука на ум не идёт. С утра в общежитии пусто - все на пляже.
   Лика уже накупалась, а теперь, пристроив над головой зонтик, пытается что-то читать. Но, солнце и тут достаёт.
   - Так и простудиться недолго. Лучше уж на горячем песке, чем на мокром полотенце! - Конечно же, Валька. Стоит над ней, в плавках и с волейбольным мячом под мышкой. - Выбирай, - зубрить, или мячик покидаем?
   - Покидаем, конечно, - смеётся Лика. - Змей-искуситель!
   - Да, какой я искуситель! - Валька подкинул мяч и мощным ударом запустил его высоко-высоко в небо.
   - Вот это пасанул! Всю душу вложил, - раздался рядом удивлённый чей-то голос.
   - Знаешь, Валя, наверно, мне пора возвращаться. Да и жара спадает. Осталось два дня, а читать ещё - не перечитать. - Лика уже поднялась и стала скатывать полотенце, отрясая с него песок, и забираясь ногами в сандалеты.
   - Давай, увезу, раз так решила.
   - Не надо. Ты же только приехал. Сейчас компания подберётся и "покидаете". Я быстренько, на троллейбусе. - Пристегнула юбку на купальник. - Не обижайся. Пока.
   - Ну, как знаешь.
   Она побежала на остановку, а он, подкидывая мяч на ладони, направился к своему "Москвичу", забрался в его нагретое солнцем нутро и растянулся на разложенных сиденьях.
   В троллейбусе повезло - села у открытого окна, с теневой стороны. Ветерок приятно обдувает лицо, а всё тело ощущает прикосновение лета - прохладу реки, покалывание на спине, на плечах, даже лёгкий озноб.
   - Ну, кажется, добралась, прихватила солнышка. - Она прикрыла глаза и подставила лицо ветру.
  
   Впереди ещё два экзамена, но погода испортилась. Небо серое, дождит, как осенью. А в парке, напротив института, вовсю распускается сирень.
   - Лета вся, лета вся, лета кончилася! - это Жанка просунула свой рыжий вихор в дверь и пропела дурашливым голосом. Потом вошла, и вполне серьёзно стала собирать какие-то вещи.
   - Куда это ты, родная, нацелилась? - Маша оторвала глаза от тетрадки. - У нас свежие булочки с помадкой и чай горячий. Сгущёнку вон открыли. Вас ждём. Розалия - то, где?
   - Жанна, что-то случилось? - взяла её за плечо Лика. - Давайте-ка, садитесь за стол, - и стала разливать чай.
   Ели молча. Потом Жанка не выдержала. - Едем с Розкой к ней домой. Там будем готовиться.
   - Ну, понятно. Очень хорошо. - Маша ловит языком каплю сгущёнки.
   - Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего. Чего уж тут темнить, - подзалетели мы.
   - Как - "подзалетели"? Завалили, что ли? Обе?
   Жанка смотрит на Лику, как на дурочку. - Не "завалили", а "залетели"!
   Ловишь разницу?
   - Улавливаю. Только как-то неожиданно.
   Маша перестала жевать, разглядывает Жанку.
   - Нечего меня изучать. Ничего ещё не заметно. Ну, так случилось. Её мама договорилась уже с кем надо. Я забежала за вещами, а Розка на вокзале сидит. - Жанка продолжает ещё что-то искать, потом машет рукой, - наплевать! - и, пинком, отправляет чемодан под кровать. - Мне всё равно, что бы там ни болтали, а она не хочет огласки. Так что, - никому. Хорошо?
   - Конечно - никому. А ты не боишься? - Лика с ужасом на неё смотрит.
   - Да, не пугайся ты так, Ликуля. Дело-то - житейское. Конечно, боюсь,
   да деться некуда.
   Жанка схватила пару булочек, затолкала в сумку.
   - Хоть, заверни, - протягивает Маша двойной тетрадный листок, - помадка сладкая, всё перепачкаешь.
   - Ладно, спасибо. Такая вот она - "селяви"! Жанка послала воздушный поцелуй онемевшим подружкам и затопала по коридору своими, теперь уже летними, "скороходами".
  
   До конца сессии погода всё хмурилась, и было прохладно. С последнего экзамена - психологии - Лика выскочила совершенно счастливая. Даже не рассчитывала, что сдаст. В жизни - всё просто, а по науке - Боже мой! Какие сложности!
   Забежала домой и остановилась в удивлении и восторге. На столе, в каком-то синем, помятом, чужом чайнике, с отбитой эмалью, - кудрявые гроздья сирени. Поискала, - нет ли "счастливых", с пятью лепестками. Хотя, зачем ей сейчас они? Сессию сдала успешно. Скоро домой. Но всё-таки поискала и нашла сразу несколько цветочков. Съела только один, ничего не загадывая, так, для порядка. Нельзя же упустить "счастье"!
   - Входите, открыто.
   Заглядывает Валентин. - В кино пойдём? "В джазе только девушки"! С Мэрилин Монро.
   - Как здорово! Пойдём! Только сначала посмотри на это. Не знаю, кто придумал, но этот натюрморт достоин кисти импрессионистов. Нравится?! С ума сойти!
   - Тебе, правда, понравилось? А чайник - не с помойки, а из-под куста, с которого ветки ломал. - И они расхохотались.
   - Вот, честное слово, Валя, тебя даже не заподозрила.
   - Значит, ты меня ещё совсем не знаешь.
   - Это точно. Скрытный типчик.
  
   Шумная, радостная толпа вываливается из кинотеатра.
   - И как тебе этот американский фильм? - испытующе поглядывает Валентин на свою спутницу. - Да, замечательно! Ты посмотри, какие лица у людей! У каждого - хорошее настроение, смеются, говорят о фильме. Это же здорово! Большие специалисты найдут, конечно, к чему прицепиться и за что раскритиковать. Но, увидишь, и через пятьдесят лет его будут смотреть с таким же удовольствием.
   - Мне приятно, что тебе понравилось. Тоже, думаю, что у этого фильма будет долгая жизнь. Проверим, лет через пятьдесят?! - Проверим!
   На улице было ещё совсем светло. По небу разбегались разноцветные лёгкие облачка, подцвеченные уходящим на покой солнцем. ноцветные лёгкие облачка, подцвеченные уходящим на покой солнцем.�������������������������������������������
   - Кажется, непогода отступает. Может, мороженого? Или кофейку?
   - Давай, и того, и другого. Отметим возвращение лета, - и Лика побежала занимать только что освободившийся столик на открытой веранде.
   Дождик их всё-таки застал врасплох. Вдруг, посыпал косыми частыми нитями и сразу намочил одежду и налил под ноги, и некуда деться от него. - Бежим к подъезду, под козырёк! - Валька хватает Лику за руку, а та ёжит плечи, потому что вода ручейком уже стекает по спине. Им смешно, но дождь разошёлся и достаёт их даже под крышей.
   - В подъезд заходите, - кричит им женщина в форточку.
   Остановились на первой площадке, у окна. - Ты не замёрзла? - Да нет. Ничуть.
   - И всё-таки, протрись, - протягивает ей платок. - Он абсолютно чистый.
   - Благодарю. - Она повернулась к окну, промокает лицо, шею, вглядываясь в своё отражение, стряхивает капельки с волос.
   - Похоже, этот длинноногий дождик уже помчался дальше. Можно выходить из укрытия.
   Валентин тоже смотрит на её отражение в стекле. Они встречаются глазами. - Ты нравишься себе? - Вопрос заставил насторожиться.
   - Что-то, вроде мокрой курицы, - проговорила она, медленно поворачиваясь.
   - Нравишься. Конечно, нравишься. Любое твоё движение, любой твой жест подтверждает это.
   Лика ждёт, не понимая, что же всё это может означать.
   - И мне очень нравишься.
   Повисло неловкое молчание. Оно затягивалось. Надо было что-то сказать, что-то сделать. От напряжения заколотилось сердце. Чувствовала - он ждёт. Лика бросилась и обняла его. Потом побежала вниз по лесенке.
   - Какой порыв! Какой прекрасный порыв! - услышала за спиной.
   - Боже мой! Он принял это всерьёз, я дала ему надежду. Какой обман!
  
   Добрались на троллейбусе. Ехали, почти молча, так, переговариваясь ни о чём. По асфальту застучали редкие капли, потом забарабанили резвой дробью. Засверкало, загрохотало в небе. Гроза! Первая в этом году. Верный друг "Москвич" покорно ждал весь день у общежития.
  
   Маша лежит, укрывшись с головой.
   - Маш! Ты спишь?
   - Да, нет, притворяюсь, - сбросила покрывало. В руке зажато письмо.
   - От Радика? А что за настроение? Что-то произошло?
   - Лика, я оказалась в одной компании с девчонками. Сходила сегодня в консультацию. Понимаешь?
   - Маша! Ты ребёночка ждёшь? Здорово - то как! Только я не поняла, "грусть-тоска" от чего.
   - Он зовёт к себе на каникулы, а я - такая. Вдруг, ему не понравиться? Да, и на что я поеду. На какие шиши?
   - Фу, Машка! Навыдумывала, бог знает, что. Вы же - семья. И я так за тебя рада. - Пристроилась рядышком, обняла, и обе расплакались. Она даже не поняла, - сама-то, отчего плачет, но поплакать хотелось.
  
   Утро проснулось ярким, солнечным. Хорошо, что солнце не попадает в комнату. Лика распахнула окно, и тепло, летнее, напоённое запахом молодой тополиной листвы, ворвалось навстречу. - Как хорошо! Но собираться надо. - Сварила себе кофе и подсела к столу. - Странно, - думает, - почему-то всегда трудно уезжать. Хоть из дому, - это понятно, но даже отсюда. Ведь, домой! Уже так соскучилась, но всё тяну.
   - А где весь "личный состав"? Можно?
   - Да ты уже вошёл и успел оглядеться.
   - Извини, но у тебя дверь была открыта.
   - Жанна с Розалией по домам разъехались. За Машей муж прилетел и забрал к себе на всё лето. - Лика подумала, что впервые назвала так Радика.
   - Вот и первый муж в 307-й появился. Стареете, девушки! - Валентин понял, что его шутливый тон не находит поддержки и замолчал.
   - У меня кофе сварен, могу предложить. Правда, к нему ничего нет.
   - Да не надо, Лика. Я не один. Лев с Ларисой в машине. Приехали забрать тебя на Красивое озеро. Готова поехать?
   - Хорошо, спускайся, сейчас соберусь.
   Лика покидала в плетёную кошёлку всё своё пляжное, с сожалением
   закрыла оконную раму и, повернув ключ в двери, побежала вниз.
  
   А озеро, действительно, красивое. Как и многие здесь, - с солёной водой, с кудрявыми островами. Говорят, бывают настоящие штормы. Налетит откуда-то ветер, вспенит воду - и погнал, погнал волны, одну за другой, выше человеческого роста. А сейчас - тишина. Маленькая турбаза предлагает палатки, спальные мешки, лодки, рыбацкое снаряжение - удочки, спиннинги, котелки - "Всё для вашего удовольствия", как написано на плакате перед въездом.
   - Кто куда, а я рыбачить.
   - Тоже мне, - рыбак, - смеётся Лариска. - Лёвка, ты удочку хоть раз в жизни держал в руках? Подожди, я с тобой! - И они направились к большой палатке, с пришпиленной картонкой - "Администрация".
   - Ну, а ты, что предлагаешь, Лика? Рыбаки у нас уже есть. Может, просто лодку взять, да озеро обследовать?
   Лика чуть не сказала, - мне всё равно, - но вовремя устыдилась, - зачем потащилась тогда? - Скинула свои босоножки и, раскручивая их над головой, босиком побежала к причалу.
  
   - Валя, какая красота! - Лика перевесилась через борт. - Посмотри в воду, туда, где тень от лодки. Всё до самого дна видно. Всё подводное царство, как в аквариуме. Чистейшее стекло, а не вода. - Она черпает ладошкой воду, подбрасывает, и она рассыпается сверкающими хрустальными брызгами.
   - Осторожней ты, не нырни!
   - А, и нырну! Тут же мелко.
   - Не храбрись. Здесь очень глубоко. Сиди смирно. - Он сложил вёсла и прыгнул, столбиком, подняв над собой руки.
   Лика замерла - поднимаются пузыри откуда-то с глубины. - Валя, - кричит. - Да где ты? - Вскочила на ноги, - лодка закачалась. Ухватилась за борт.
   - До дна не достал. Представляешь, какая глубина?! - Он держался за борт, с другой стороны лодки, одной рукой, а в другой был зажат пучок прозрачно-зелёных водорослей.
   - Как ты меня напугал, Валька. Ещё миг, и я бы кинулась спасать.
   - Только вот этого делать не надо. Я же пловец. В школе плаванием занимался.
   - Хоть бы предупредил.
   - А это тебе - плата за страх, от морского дьявола.
   Лика подхватила водоросли, свернула венком и надела себе на голову.
  
   - Собирались обследовать озеро? - давай, пройдёмся вдоль берега. - Валентин уселся на вёсла. Плыли долго, огибали островки с крутыми берегами. - Как будто вода объела, - удивляется Лика, -
   причалить некуда. - А ты хотела бы причалить? Где-то здесь есть коса.
   Коса оказалась узкой, длинной, из мелкого белого песка. - Ну, выгружаемся? Сушу. - Заскрипели уключины, Валентин закинул вёсла и вытащил лодку на берег.
   - Проверю сейчас дно, глубину, - и можем поплавать.
   - Это лишнее, Валя. Я ведь тоже плаваю, по крайней мере, уверенно держусь на воде. - Она уже отстегнула свою юбку и шагнула в воду.
   С шумом, с брызгами плюхнулась и, молотя ногами, поплыла, ощущая чистоту, прохладу и солоноватость этой удивительной воды. Перевернулась на спину. Над головой небо - синее, огромное, без единого облачка. Валентин стоял на гребне косы, потом прямо с места с размахом нырнул. Лика спустила ноги - дна не оказалось. - Глубоко, - подумала, но без страха. И поплыла своим обычным "полусобачьим стилем". Наконец, Валька вынырнул прямо перед ней.
   - Валя, что это у тебя? - на лбу кровавая ссадина. - Он схватился рукой за лоб. - Не повезло, налетел на корягу. Остатки бывшего здесь когда-то леса. Ты права, вода, действительно размывает, обгладывает берега, и, вымытые ею, деревья падают, становятся топляком и даже ранят незадачливых пловцов. И мне досталось. Надо было проверить дно, а уж потом класс перед девушкой показывать. А ты, наверно, даже не заметила.
   - Всё я заметила, вечный пижон и хвастун. Будешь теперь ходить рогатый. Уже шишка всплывает. Валя, что же делать? Кровь продолжает сочиться.
   - Ерунда, промою ещё солёной водой - всё пройдёт.
   - Ну, давай, ничего другого не остаётся. - Она проверила свои карманы на юбке, нет ли чего подходящего. - Кажется, в кошёлке у меня есть таблетка стрептоцида. Приедем - засыплю твою рану.
   - А ты головой не сильно ударился, не тошнит?
   - На самом деле беспокоишься? Не стряхнул ли мозги?! - Валька смеётся и крутит пальцем возле лба. - Стряхнул, окончательно стряхнул.
   Они сидели на остывшем уже песке. Солнце подплывало к краю гор.
   - Валя, не пора ли нам в обратный путь. Мне даже кажется, что в этом островном лабиринте мы могли заблудиться.
   - Не боись, Лукерья, где наша не пропадала. Выплывем. Ну, отчалили?
   Становилось прохладно. Лика набросила на плечи свою юбку.
   - По-моему, ты замерзаешь. Давай-ка, садись рядом - работать будешь. Берись за весло. Гребла когда-нибудь?
   - Да, нет, не приходилось. Думаю, дело не хитрое, справлюсь. Подвинься.
   - Ну, поехали.
   - Знаешь, ты мне мешаешь. Давай, я одна попробую. Переходи.
   - Хорошо, греби. Только не погружай глубоко вёсла. - И он перебрался на другую скамейку.
   Сумерки сгущались, и Лике казалось, что это путешествие будет вечным. Они обогнули очередной островок. - Луна-то будет сегодня или нет?! - уже ничего не видно! - А что ты возмущаешься - новолуние. Значит, не будет. Так впотьмах и поедем.
   - А что тут смешного, Валька? - она толкнула его в плечо.
   - Лика! Да я никогда не видел тебя сердитой. А ты так смешно негодуешь! Подвинься, - он опять сел рядом и взялся за весло. - Смотри-ка вон туда.
   - Костёр! И совсем близко! - Ура! Ура! - Лика вскочила со скамьи, повалилась на борт и лёгкая лодка накренилась и зачерпнула воду.
   Перед костром сновали люди. - Что-то их там много. Может, это не наши? - забеспокоилась Лика. - Может, это местные разбойники? - вторит ей Валька. А с берега голоса - Валя! Лика!
   - Ну, наконец! Я уж думала - сгинули безвозвратно, - Лариска хитро смотрит на Лику.
   - Не сгинули, Ларочка. Целы и невредимы.
   - А это что? Не так уж и целы - показывает она на Валькин лоб. - Бандитская пуля?
   - Валя, пойдём, лечить буду. - Не удостоила она любопытную Лариску ответа. Вещички мои в машине? Пошли!
   Хозяин распахивает дверцу. - Тут уже отдыхали, - оглядывает разложенные сиденья.
   - Вот и хорошо. Ложись. Я сейчас. - она сняла с панели ветрового стекла свою плетёнку, нашла в ней таблетку, на чём-то быстро раздавила. - Глаза закрой. - И густо присыпала всё ещё сочащуюся ранку. - Жаль, пластыря нет.
   - Есть, знахарка, пластырь. В бардачке посмотри. - Лика полезла через него в бардачок, а раненый схватил её в охапку и перевернул на спину.
   - Ты что делаешь?! Ссыпал на меня весь стрептоцид! Отпусти немедленно!
   - Не отпущу. Пока не скажешь всю правду. Лика перестала вырываться. - Что ты хочешь узнать, Валя?
   - Кто я для тебя? Кем ты меня считаешь? На роль "жилетки" я как-то не гожусь.
   - Ты мой приятель, очень хороший приятель. - Она почувствовала лёгкий шок, - откуда взялось это слово? - Никогда, даже про себя, так его не называла. Но назвала и, кажется, очень обидела. Оба молчали.
   - И только - то? Хуже не придумаешь. Даже не друг, не товарищ.
   Она понимала, что уже ничего нельзя вернуть, и никакого выхода не видела. И, что в один миг, она потеряла что-то очень большое.
   - Какой же я самонадеянный дурак. Я так хотел называть тебя своей невестой, женой, любовницей, наконец. А оказался приятелем.
   Прости меня, Лика. И спасибо за честность.
   Она оставалась сидеть в машине, а он ушёл.
   - Пойдём, Лика! Пойдём! - распахнула дверцу Лариска. - Вылечила раненого? Теперь пора подкрепиться. Мы вас целый день ждали. А тут такая компания объявилась! Человек шесть или семь - никак не сосчитаю.
   Весёлые, бывалые, с гитарами, на мотоциклах приехали. Пойдём, скорее. Валька уже познакомился. Тебя ждут.
   - Сейчас. Мне переодеться необходимо. - Лариска убежала, а Лика не знала, что ей делать. Веселиться, даже в очень хорошей компании, совсем не хотелось. Надела сухую, тёплую рубашку, пролежавшую весь день в Валином "Москвиче".
   Ребята были на самом деле просто замечательные. Четверо парней и две девушки. Выпускники, из Свердловского Политехнического, приехали попрощаться с Красивым озером. Пели, - своё, собственное, и песни, известных уже, бардов. И всё это - и звёздная-звёздная ночь, и это тёмное загадочное озеро, и эти хорошие, добрые песни под гитару, волновавшие, бередившие душу, были, казалось, не для неё. Внутри себя она ощутила звенящую пустоту.
   На ночлег разбрелись уже с зарёй. Валя с Лёвой ушли в машину, а девушки устроились в палатке, забравшись в толстые, уютные спальники. Лика, в ожидании расспросов, думала, что не уснёт. Но, услышав, как посвистывает носом подружка, расслабилась, и тут же растворилась в каком-то лёгком странном сне, где мерещились ходуном ходившие прозрачные волны, раскачивались, как под сильным ветром, спутанные водоросли, и сновали между ними невиданные рыбы.
   Она проснулась. - Может, это и хорошо, что так вышло. Сколько можно? Стала тяготить затянувшаяся неопределённость. Теперь точки расставлены, - думала она, продолжая свои невесёлые размышления, хотя не очень-то и верила себе.
   А лето всё катилось и катилось, - с жарой, плавящей асфальт, а то и с холодным ветром, с ливнями и грозами, - всё, как положено. Лёвка, с очередной подружкой, загорал где-то у неё на даче, Лариска готовилась отправиться в Гусевскую "Тьмутаракань". Уехала Галка - у неё появился друг - то ли физик, то ли математик. Повёз её знакомить с родителями. Кажется, там было всё очень серьёзно. За Ликой тоже должны были приехать.
   Заглянула дежурная. - Тебя к телефону, - и уже из коридора крикнула, - голос женский. Лика слетела вниз, - кто бы это? "Женским голосом" оказалась Лариса. - Слушай, Лика, Валентин уезжает. Давай, проводим его. Больше никого нет. Поезд ... - она назвала номер и отправление. Только поторопись. И с тобой заодно попрощаемся.
   Встретились с Ларисой перед входом в здание вокзала.
   - Привет, Лика! Пойдём скорее, а то мой поезд скоро уходит.
   Валентин на перроне. Стоит под часами, но заглядывает на свои, наручные. Он в сером летнем костюме, с мягким чемоданом из жёлтой кожи. Светлая голубая рубашка с расстёгнутым воротом подчёркивает его загоревшее уже лицо и шею.
   - Смотри, красавец, какой! Для тебя вырядился, - шепчет Лариска прямо в ухо. А загар такой, что и на юг ехать не надо! - И сразу, без
   остановки, - Валентин! Мы здесь!
   Постояли, поболтали. - Всё! Бегу. Отправление объявили. До осени! - Лариска шлёпнула по плечу Валентина, обняла Лику, подсунув ей многозначительный кулак, и побежала, раскачивая челноком набитую до отказа сумку.
   Они стояли, не зная, что говорить. - Ну, пойдём, я провожу тебя.
   - Не опоздаешь?
   - Нет, не опоздаю. Время ещё есть.
   - Поберегись! - У нагруженной багажной тележки отлетело колесо и чьи-то чемоданы, баулы, сумки посыпались с грохотом прямо им под ноги. Валька схватил Лику в охапку и перебросил подальше.
   - Ты уж прости, парень, чуть девушку твою не зашиб, - повернулся к Валентину здоровенный носильщик, - авария. Потом замахал кому-то руками. - Егорыч! Кати сюда.
   - Ну, ты со мной тоже, как с чемоданом, - засмеялась Лика. Опомниться не успела, как перелетела. - И вдруг, им стало, как всегда, просто и весело.
   - Послушай, поедем в Ялту?! Сейчас же, пойдём и возьмём билеты.
   - Это в качестве кого? Чемодана?
   - Нет, пусть в качестве самого лучшего на свете приятеля.
   - Спасибо, хороший добрый друг. Но у твоего приятеля другие планы.
   Валя, слышишь? - Объявили посадку. Иди. Желаю тебе замечательного, незабываемого отдыха. - И, чтобы не продолжать больше этот дурацкий разговор, она, отступив назад, помахала рукой и побежала к выходу.
  
   Опять осень. Для Лики - последняя студенческая.
   307-я вся в сборе. Маша вернулась счастливая. Немногословная обычно, теперь она не могла удержаться и с радостью делилась своими впечатлениями. Навезла фруктов, подарков для своих девчонок, для себя обновок. Рассказывала, как в самолёте летела, а, главное, - как им было с Радиком хорошо. У них теперь своя комната в малосемейном
   общежитии.
   - Откройся, а как муж к твоему "интересному положению" отнёсся? - в Розкином вопросе ничего такого не было, но Жанка заподозрила в нём подвох и коварство. - Как-как? Как муж, вот как! Рад до безумия - ответила она за растерявшуюся Машу. - Ну, да. Очень обрадовался, - как-то неуверенно подтвердила та.
   - А у тебя, Лика, как на личном фронте? Замуж не собираешься?
   - Собираюсь, Розонька. Как же иначе?
   - Если не секрет, то кто суженый?
   - Выбираю.
   - Неужели, ещё кто-то появился? Говорят, ты письма из Ленинграда получаешь.
   - Получаю, и не только из Ленинграда. Ну, рассказывай, Маша, рассказывай, как тебе твоя семейная жизнь. По глазам вижу, что счастлива.
  
   А звонков нет. Нет и писем. Лика уже не ждёт. Письма из Ленинграда? - Это так, случайный попутчик. Ехали в одном купе. Неделю пробыла в Ленинграде, и всю неделю он был её проводником, а теперь вот закидывает письмами.
   Как-то незаметно яркая праздничная осень сменилась унылой серой дождливостью. Ссыпали деревья последние свои листы, и они, жалкие и почерневшие, мокнут еще в не просыхающих теперь лужах, налипают на подошвы прохожих, но ничего не вернёшь. Скорее бы снег!
   Вот он, снег! И опять праздник на улице. Всю грязь прикрыл. И на душе посветлело. Ребятня уже раскатала дорожки на тротуарах - кто на ногах, на спине, кто - на портфелях, мчатся. Прямо на ходу, снежки лепят, швыряются ими друг в друга, и прохожим достаётся. Но никто не в обиде. Все рады приходу зимы.
  
   - Девчонки, можно я сегодня не пойду на первую пару? - сладко потягивается Маша. - Жанет, будь великодушна, возьми мою тетрадку и в неё конспектик запишешь, только, смотри, чтобы я разобрать могла.
   Жанка причёсывается, держа над собой зеркальце. - Сколько пожеланий в одном предложении! Будь великодушной - это я могу, тетрадку - тоже, а конспекты я когда-нибудь писала? Да ещё - чтоб понятно было! Ну, ты даёшь, Машуня. - И, швырнув на кровать расчёску, - Господи! Чего не сделаешь для беременной подруги! Ладно, понежься, всё сделаю в лучшем виде.
   Громкий, требовательный стук в дверь. Жанка лезет на стол выдёргивать "жука". Розка обжигается чаем - кого это в такую рань?! Маша вскакивает с кровати, заматывается простынёй вместе с головой в "бигудях" и выглядывает в щёлку. - Кто это? Чего надо?
   - Монтёр. С проверкой.
   Маша захлопывает дверь, со страшными глазами обеими руками торопит Жанку, а Розка уже засунула горячую плитку себе под кровать.
   За дверью хохот - Да открывайте, это мы.
   Лика подталкивает красивого, крепкого черноглазого парня, - входи, не смущайся.
   - Просим, просим! В "джазе" только девушки. Некоторые, правда, нагишом, - косит Жанка глазом в Машину сторону. - Так и будешь в простыне сидеть?! Смотри, это, кажется, надолго!
   Маша хватает свой халат и исчезает за дверью.
   - Надолго, девушки. Можно сказать, навсегда. - И покоряет 307-ю своей улыбкой.
   Роза суетится уже возле стола. Мечет всё, даже из новогодних припасов.
   - Ну, вот, и состоялась встреча с нашим другом, - смеётся Маша, - Вы у нас проходите под шифром "Наш друг". Лика так и не открыла для нас Вашего имени.
   - Наш друг! Хоть и не единственный.
   Жанка насторожилась - какую-то гадость задумала, - зло смотрит она на Розку, а та лезет в Ликину тумбочку и достаёт оттуда стопочку писем.
   - Так давайте знакомиться. Вадим.
   - Очень приятно! - Маша с Жанкой одновременно протягивают руки. - Очень!.
   - А это - мой "доброжелательный адресат" под таинственной буквой "Р"? -
   Смотрит он на Розалию и протягивает руку ей.
   - Вот, пожалуйста, смотрите сами, из Ленинграда. И хранит! Видимо, не просто "попутчик".
   - Дай сюда! - Маша выхватывает письма, подравнивает стопочку и передаёт их Лике. Забери. - А Лика растерялась и не знает, что с ними делать.
   - А знаете, девочки, этот Эдуард Григорьевич - краевед и путешественник, и очень интересный человек, - нарушил неловкость гость. А летом мы с Ликой поедем к нему в гости.
   Народ безмолвствует.
   - Ну, сели, сели! Время - раннего, но праздничного, завтрака, - приглашает Жанка к столу.
  
   Лика Дмитриевна слегка потянулась, обернулась на табло. - Пока никаких изменений. - Потёрла ладошки, улыбнулась про себя и вернулась к своим воспоминаниям.
   А дальше? А дальше была свадьба. В зимние каникулы. В родном городе. Среди родных и близких, одноклассников и друзей детства. Уже тогда она поняла, как же любит его. И, как, столько лет, они могли прожить один без другого?
   Теперь поздняя осень. За окнами дождь вперемежку с мокрым снегом. Слякотно. Вадима ещё нет. Сегодня он на какой-то комсомольской стройке.
   Как же! Избрали секретарём комитета ВЛКСМ большого завода, куда направили по распределению. Должен быть впереди!
   - Промокнет весь, - беспокоится мама.
   На дверной звонок первой бросается Лика. Настежь дверь, - а на
   пороге - в светлом, модном, ратиновом пальто - Валентин. Он что-то
   говорит о командировке в этот город, о том, как нашел её, как долго искал.
   Родители с радостными лицами вышли встречать сына. Короче, - немая
   сцена. Наконец, опомнились, предлагают раздеваться, приглашают проходить.
   Лика должна представить гостя. - Это Валентин, мой старый знакомый.
   Отец заводит "светскую" беседу - о деле, приведшем сюда, о впечатлении от города, о погоде. Мама собирает на стол. Лика видит, как она встревожена, напряжена, хотя и улыбается гостю. Вдруг, она взмахивает полотенцем - по новому Рижскому серванту бежит прусак, и на пол летит вазочка с вареньем.
   Звонят. Это Вадим. Лика бежит встречать. Пока он стягивает промокшую одежду, умывается, она сообщает ему о госте, пытается уловить его отношение к ситуации. Он целует её, как будто ничего не слыша. - Ну, здравствуй, радость моя, пойдём знакомиться с твоим приятелем.
   Отправились провожать Валентина. Утром он улетает. Вечерний город весь в огнях. Они отражаются в лужах на асфальте, в витринах магазинов. Красиво! Зашли в новый Гастроном. Вадим отошёл за сигаретами.
   - Лика! Отдай мне своего ребёнка. Я никогда тебя ни о чём не просил. И никогда больше не появлюсь в твоей жизни. Отдай мне твоего ребёнка!
   - Ты что говоришь, Валька! Ты в своём уме?! Говорить так о ещё не родившемся! И, вообще, что за бред! Я даже не верю, что ты можешь говорить это серьёзно.
   Лика чувствовала, что её начинает трясти, как в лихорадке. - Всё, Валя, считай, что не было этого странного разговора. Вот и Вадим, наконец.
   - Что ты так долго?
   А ребёнок - девочка - родилась мёртвой. Причину так и не определили.
  
   Чёрное море. Лазаревское. Жаль, что уже отпуск заканчивается. Лика бродит по воде, а четырёхлетний сын "плавает", перебирая по дну руками.
   Вдруг, рядом - Лика! - Это Галка Кинд. - С ума сойти, где встретились!
   Вот уж было, о чём поговорить.
   - Лика, ты ничего о Валентине не знаешь? Я с ним встречалась года два назад в Москве. Теперь живёт там. Работает в каком-то институте по специальности. Ты же знаешь, Валька большая умница. Так и не женился. Взял из детдома девочку. Тогда он был с ней, так что мы знакомы. У девчушки тёмные длинные косички и лучистые серые глаза.
  
   За окном Аэропорта рассвело. Пассажиры задвигались, запахло утром - понесли горячий кофе, свежие булочки. Наконец, засветилось табло с сообщением о прилёте самолёта, и объявили о начале регистрации.
   Лика Дмитриевна продолжала сидеть на своём месте. - Боже мой! прошла ночь, а как целую жизнь пролистала.
   - До сих пор не могу поверить. Каждый раз, когда бегу домой, смотрю на свои окна. Кажется - ждёт меня там дорогой, любимый человек, с распахнутыми, мне навстречу, глазами, полными любви и нежности.
   Не ждёт он меня. Нет его. И уже много лет.
   Что же я здесь делаю? - Обманываю себя или того, другого, - хорошего человека? Приняла приглашение, даже с радостью. А теперь раздумала. Не хочу снова обнадёживать.
   Она улыбнулась, представив, как ходит всю ночь в Берлинском Аэропорту немолодой уже, элегантно одетый господин, с букетом прекрасных цветов, и ждёт её. Хотя раньше не подарил ей ни цветочка, кроме сирени в помятом синем чайнике.
   Прости меня, Валька. Мой хороший и верный друг.
   Вдруг, ей сделалось очень легко. Она бросила через плечо шубку, подхватила свою сумку на колёсиках и покатила её к выходу в город.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"