Я отчего-то знал, что один из любимых фильмов Бунюэля с таким названием может быть либо про секс, либо про смерть (эти две темы весьма интересовали испанца). Так, собственно, и получилось. На костяк "военного фильма без войны глазами ребенка" нарастили такое странное мясо, что мне пришлось просмотреть этот фильм дважды. Не то, чтобы я чего-либо там не понял. Скорее не настроился на нужную волну. С самого начала очень легко было сбиться на тему "выживания осиротевшего ребенка в чужой семье во время Второй мировой войны". То есть, так фильм и заявлялся, наверное, в свое время. Но к настоящему моменту кинолент с такой начинкой не мало (вот хотя бы "Жизнь прекрасна", которую в свое время снобы незаслуженно запинали, а фильм, собственно, был не таким уж и плохим). Поэтому меня в фильме интересовали две вещи: дети и смерть.
Смерть очень странная. Легкая, веселая, быстрая, неожиданная, нелепая, некрасивая... Какая угодно, только не трагичная, не пафосная и, что самое интересное, не печальная. Смерть как явление, которое притягивает многих. Тем более, если ты ребенок. В особенности, если львиную часть детского восприятия занимают бомбежки и похороны. Хотя нельзя сказать, что вокруг люди мрут как мухи. За все экранное время, если, конечно, не считать страшной резни в начале, в результате которой погибли мама и папа маленькой Полетт (Брижит Фоссей), умирает всего один человек. Да и тот смертью нелепейшей, совершенно не геройской и не военной - его пнула лошадь (хотя можно было бы и порассуждать на предмет таинственной связи бомбежки, смерти родителей, взбесившейся лошади, смерти старшего брата Мишеля и т.д., и т.п.).
Маленькая Полетт, оставившая убитых родителей, но не бросившая дохлое тельце любимой собачки, попадает в крестьянскую семью Долле. И почти сразу со своим новым другом, мальчиком Мишелем (Жорж Пужули), начинает... собирать кресты. Для...кладбища домашних животных. Когда некого хоронить - убивают цыплят, тараканов и прочую живность. Иначе маленькой собачке, торжественно захороненной под крестом на старой мельнице, будет скучно и очень одиноко! Жалко, конечно, а куда деваться? Да, а почему, собственно, и нет? Взрослые же вон играют в нелепые игры. На пустом месте Долле и Гуары разжигают дурацкий, хотя и архитипичный конфликт между своими семьями. Дети их по-шекспировски крутят любовь, в то время как отцы колошматят друг друга в грязной могиле на глазах у священника. Взрослые соблюдают странные религиозные ритуалы. Особенно показателен тот же священник, который на вопрос Долле старшего, нельзя ли не таскать особенно гроб с телом Долле младшего, а то, мол, катафалк еле держится, сообщает бедняге: "Но это совершенно необходимо!". Да и сама война выглядит на этом фоне результатом заигравшихся в политику людей. Война далеко. Там, за холмами. Где каждую ночь раздаются залпы и слышны взрывы.
Полетт взрывов боится, но для нее они - необходимое условие игры. Также, как смерть брата Мишеля. Или вандализм на кладбище. К середине фильма понимаешь, наконец, о чем он прежде всего. О детском взгляде на порядок вещей. Заметьте даже, какие ракурсы использует режиссер на протяжении всего фильма - мне показалось, что камера почти все время находится на уровне глаз Полетт. Потому что именно она наблюдает за жизнью семьи Долле. И поэтому трагедия смерти брата Мишеля (пусть нелепая, но тем ведь печальнее и страшнее) кажется нам до ужаса банальным событием. Полетт воспринимает эту смерть так легко и просто вовсе не потому, как может показаться поначалу, что во время войны она насмотрелась ее вдоволь (хотя это тоже, конечно, имеет значение). Просто дети видят мир несколько проще. Самое страшное горе для них - потеря игрушки или участника игры (см. название фильма) Полетт не случайно очень трепетно отнеслась к агонии своей собачки и так холодно покинула трупы своих родных. Собачка для нее была маленькой живой игрушкой. Собственно, по той же причине, она так трагично восприняла и расставание с Мишелем. Мишель был напарником в ее играх. А для детей это важно. Когда вся жизнь игра - со своими странными, конечно, но что поделать? - правилами, особенно тяжело бывает, когда игра заканчивается. Рвутся нити. Путаются правила игры. Происходит смена игроков. Перетасовка карт. Начинается игра новая, к которой придётся опять привыкать. Но к финалу которой никогда нельзя подготовиться заблаговременно. Чтобы не было особенно больно. А финал-то обязательно будет.
Финал самого фильма, конечно, душераздирающ. Когда девочка на вокзале, в очередной раз разлучённая с родственной душой, услышав крики "Мишель! Мишель!", бежит в толпу. Мишель сидел с ней рядом в темноте, когда она испуганно просыпалась ночью. А за окном сыпались бомбы. Он играл с ней в запрещенные игры. Он стал ей как мама. И такой по-детски неожиданный переход ее голоска с "мишель, мишель!" на "мама, мама!" без слез слушать, честно говоря, совершенно невозможно. Слезовыжимательный финал сделал Клемант. По-моему, даже несколько переборщил.
Кино, кроме всего прочего, великолепно еще и своими образами. Мощными и неожиданными. Первые 15 минут вообще можно смотреть без звука. Режиссер буквально бомбардирует тебя образами, за всеми из которых уследить нет никакой возможности. Только к середине фильма плотность образов начинает малость снижаться. Поэтому эпизод с момента гибели мотылька в лампе до момента, когда больной брат будит Мишеля пачкой сигарет (?) настолько ошеломляющ! Боюсь, конечно, он не несет в себе никакой смысловой нагрузки. Но мощь этой сцены по своему воздействию изумительна. Почему? Не знаю. А еще очень забавны мухи. Эти мухи везде. Вечно садятся на лица персонажей, которые ничего даже не замечают. Можно пофилософствовать на предмет того, что мухи - это трупы, а трупы это смерть. Но я бы не стал этого делать. Я честно говоря, веселился как ребенок, когда видел очередную муху. Но что это я о мухах? Фильм-то не о них. А о детях. Глаза Полетт и мордочка Мишеля - это то, что останется остаточным изображением на сетчатке ваших глаз после финала. Если вас вдруг в этот момент хватит смертельный удар, конечно. Медицинский факт, между прочим.