Этот фильм впервые я посмотрел в 1999 году. В 17 лет. И потом часто пересматривал его. Иногда делая перерыв в два-три года. 9 лет прошло. 9 долгих лет. Говорят, человек взрослеет с каждым днем и месяцем....Ну, не правда. Человек не взрослеет и не стареет. Во всяком случае, он не наполняется мудростью как пустой сосуд родниковой водой. Кувшины останутся пусты. Мудрецы мертвы или отправились покорять иные вершины. А мы тут, на голубом маленьком плевочке в большой черноволосой Вселенной стараемся сохранять хорошую мину при любых раскладах. Я не знаю, зачем смотрю эту видеокассету практически ежегодно погружаясь в медитацию, настоенной на чужой боли, чужой красоте и метафизических вопросах. Она затерлась уже, эта кассета. Копия пиратская. Переводчик гнусавый. Пленка испортилась настолько, что временами экран полосами покрываются минуты на две. А ведь это красивое очень кино. Ну да бог с ним...Не знаю, о чем фильм. Понятия не имею. Никаких догадок. Всякий раз смотрю и понимаю его иначе, чем прежде. Невероятной глубины философия в фильме? Да нет. Завораживающей красоты кадры? Тоже вряд ли. Глубокое проникновение в суть мироздания? Смешно. Не знаю. Сегодня мне кажется (после последнего просмотра), что фильмом этим Малик тоже расписывается в своем непонимании. Он тоже не знает. И не понимает. Хочет, от души очень хочет знать и понимать. Но...не знает. И не понимает. Мир как вещь-в-себе. Фреска в катакомбах. Рекламный плакат 1970-х годов, давно выцветший и поистрепавшийся. Он невозможен для полноценного восприятия. Слишком сложен, запутан, дерьмов, прекрасен и никому не нужен. Все, что угодно, но он не дешифруем. Ни этически, ни эстетически.
Месилово, жуткое, грязное, вонючее, бьющее по обнаженным нервам, быстрые пролеты камеры низко-низко над травой в горах, где за кем только не забытую высоту бьются солдаты двух стран. Гранаты в бункеры, расстрел выбегающих тараканами японцев американцами, высохшие тела, рев раненных, спокойное приятие смерти тремя умирающими, от слова 'прощай' до 'как сосунок ведь, как сосунок!'. Змеи, дикари, пальмы, одинокие райские острова. Непознаваемое. В дебрях и гущах его несколько главных героев что-то пытаются объяснить для себя, как-то оправдать жизнь и смерть свою и врагов. Включить в стройную систему - хищников, пожирание видов, гибель растений, разорванные конечности, крокодилов, корабли, огневые точки, секс, любовь, убийства. Распределить по сотам каждый факт. Чтобы было красиво. А не получается красиво. Мир - монета, аверс, реверс. Красота/уродство, жизнь/смерть, предательство/самосохранение, трусость/подвиг. Не разберешь. Хаос. Беспорядочное неупорядоченное. Говно. Груда, нагромождение симпатичных слов, лозунгов и понятий. Тела, распадающиеся в перегной. Женщины, бросающие солдат во время войны. Враг, которого [не] жалко. Жалко... Ко всему этому стремному чувствуешь жалость. Сострадание к херне, которая зачем-то существует, мучает нас и себя, а потом издыхает.
Представьте комнату в очень красивом дворце с длиннющими коридорами. Хорошо обставленном. Прекрасно оформленном. С дорогими украшениями повсюду, замечательной отделкой. И в этом средоточии прекрасного дети 8-10 лет устраивают бойню. Девочки отрывают конечности. Мальчики выжигают кислотой глаза. Девочки стреляют в спину мальчикам, в лоб очередями. Мальчики отрезают им головы. Мраморный пол залит кровью, забит кишками, вымазан дерьмом, завален конечностями. Через час-полтора никого в живых не остается. Во дворец влетают красивые птички, поют прекрасные песни. Дворец все также прекрасен. И днем или двумя днями позже он будет заселен новыми жильцами. Которые истребят друг друга (а может, и не истребят: разницы-то никакой) в более изощренной манере. Это кино, оно показывает не бессмысленность происходящего на войне, а бессмысленность вообще происходящего. И вызывает у меня боль за персонажей, ненастоящих и далеких, доставляя изрядное беспокойство. Мысли текут рекой, ты силишься что-то объяснить для себя, вытащить косточку из вишни. И не можешь. Ты как те солдаты, которые оказались на передовой, на грани, впереди только вонючие трупы в прекрасно оформленном дворце первозданной природы. Позади чудовищный по своей жестокости и такой же прекрасный океан. В экстремальных условиях разум, душа или какая еще фиговина начинает думать за тебя. Ты не хочешь, а оно думает. Банальные мысли, фразы, философия пантеизма и панентеизма, неверие или религиозность - все это вихрем заворачивается в воронку и кружит голову. Потому что ничтожное тело твое хочет выжить, а если нет, то хотя бы оправдать сучью смерть. Каким-нибудь подвигом, званием, защитой страны. Но ты не в состоянии оправдать такое. Приходится быть стоиком, делать что должно, даже не надеясь на богов свыше. Отказываться от красоты вокруг ради....Да просто так. Не скажешь ради чего-то или кого-то. Потому что в сравнении с целым миром это 'ради' - ерунда, не стоящая даже отрыжки космоса. Завидую, откровенно говоря, я тем, кого описывал Гомер и Вергилий. Люди погибали, зная, что их ждет загробная жизнь и посмертная слава. Они знали, что бьются за великое и ценное. Пусть даже это ценное придумано было поэтами.
Кино напоминает мне фотографию похорон, где близкий и дорогой тебе человек, которому больно, до ужаса больно сейчас, а ты ничем не можешь ему помочь. Потому что перед тобой просто фотография, картинка, бумага. И все уже в прошлом. Хотя боль не прошла, а только притупилась. Но все уже в прошлом. Должно же это когда-нибудь забыться, надеетесь вы оба. Но это не забудется. И ты это знаешь прямо сейчас, глядя на фотографию. И человечек этот, за кого ты переживаешь, тоже прекрасно это знает и на фотографии, и сейчас, находясь от тебя за сотни километров. А ты ничего, вот буквально ничего не можешь поделать. Помочь никак нельзя. Боль тупая, грызущая подло и бесконечно долго. И унять ее тоже нечем нельзя. Беспомощность, она выматывает почище любого одиночества. Можно только забыть. Не по-настоящему, а какой-нибудь мишурой, касательной к реальности. Беспомощность. Солдат пол фильма рассказывал и думал про себя, какая у него чистая любовь с женой, и вот он читает письмо ее, где она просит у него прощения, так как влюбилась в другого и хочет развестись. Ну что тут поделаешь? Джунгли вокруг. Пули, кровь, болотная жижа, тропические насекомые....Остается только беспомощно сжимать губы, глаза, мотать головой и продолжать, продолжать, продолжать читать, сдерживая слезы, чтобы не разреветься как дитя малое. Или вот японец обнял другого, пытаясь защитить умирающего друга/брата от тебя и друзей твоих. Но он все равно умрет. И ты прекрасно это знаешь, а поделать с этим - ничего не поделаешь. Это как на фотографии, где плачет близкий тебе человек. Но самое чудовищное, что в жизни реальной точно также. С поправкой на временное похлопывание по плечу. А больше ты ни хуя не способен сделать. И никто не способен.
Шум и ярость мира, в котором мольбы, просьбы, крики, письма, любовь, ревность, зависть, страх - всего только шепот, легко растворяющийся в океанских брызгах. Пространства слишком широкие. Красота безумная. Мир необъятен. Даже смерть на войне в шуме и ярости мироздания - ничтожна. Да на тебя просто всем и Всему похер. Не говоря уже о любви. И попытки понять что-то в этом апокалипсическом шуме выглядят таким же шумом, только отчаянных и отчаявшихся голосов, надеющихся хотя бы на какой-то свет в финале. Просто шум, который сожрет в любую секунду надвигающаяся пустота. Убийства, харканье кровью, измена, наслаждение красотой - неизвестное, неупорядоченное, непонятное. Я не знаю, как со всем этом быть. Но как-то быть, наверное, все-таки надо. Представьте кнопку, которая уничтожает все мгновенно и навсегда. Ни боли, ни красоты. Ни жизни, ни смерти. Ни страдания, ни сострадания. Ничего. Так вот, мне кажется, людей можно поделить на два лагеря. В первом окажутся те, у кого первая мысль будет: 'Ни за что не нажму кнопку. Я хочу жить. Мир прекрасен. И я в нем прекрасен. И все так, как надо'. Мысль 'апошлооновсенахуй', после которой чувак изо всех сил хрястнет ладонью по кнопке, мелькнет второй. В другом лагере ровно наоборот. Я - в другом лагере. У Малика эти две мысли вьются птицами в небе в продолжении фильма. Он не знает, на кой хер это нужно и что с этим делать. Вот он мир, жрите его, жуйте, другого нет. Здесь вы обязательно прикоснетесь когда-нибудь к хладному трупу своего очень-очень близкого человечка. Но в тоже время позже или раньше испытаете невероятную эйфорию. Так будет всегда. А война... Она обостряет чувства, обнажает нервы, концентрирует дерьмо вокруг тебя и заставляет искать решения онтологических проблем здесь и сейчас. Бывайте.