Прошлое - старая незаконченная шахматная партия, которую уже нельзя не доиграть, не переиграть. Можно найти с десяток удачных ходов, включая вовремя сделанную рокировку и неравномерный обмен фигурами - но у Белой Королевы все равно нет шанса. Она обречена с 15 хода. Неверного. В котором сама же виновата. У белых больше на одну пешку - а... черные выигрывают. Вспоминая поступки, объясняя их глупостью, наивностью, ребячеством, не[до]пониманием, ничего не изменишь. Феномен не случившейся любви как 64-клеточная доска, вечно стоящая перед глазами. Знаешь и то, что все уже кончено, и какой сделать правильный ход. Лето любви/ лето потери детства - фотографическая карточка проигранной тобой партии. Лучше так к ней и относиться: в красивую рамку, на стену - пусть примелькается. Для героя фильма Джозефа Лоузи по сценарию Гарольда Пинтера все немного сложнее. И больнее. Потому что шахматная партия не его, а красивой аристократки Мэриан (Джули Кристи) и фермера Теда Бёрджесса (Алан Бейтс).
Это кино смотришь с закинутым куда-то далеко-далеко в глубину себя сердцем. Озноб как больного бьет тебя попеременно через каждую вторую сцену и музыкальный фрагмент. То странное чувство, что заставило меня мучаться, приноравливаясь к фильму, как к жеребцу, чтобы он не сбросил еще в самом начале... Как будто смотришь кино-лето из глубины себя, из глубины, куда "я" себя спрятало, de profundis... Из настоящего, мрачным одиноким мужчиной (Майкл Редгрейв), нервно глотающим свое горе, детскую влюбленность и прошлое со всеми его запахами, мелодиями, цветовой гаммой, архитектурой собора, интерьером английского дома в Норфолке. Вспоминающим свободу детства, которую он, ребенком Лео (Доминик Гуард), интуитивно ценя чувство выше невинности, променял на знание, что такое любовная страсть. Внутри камеры обскуры сидит этот маленький мальчик, и в маленькую же дырочку падает светотень воспоминаний. И минорная тональность красивейшего музыкального сопровождения Мишеля Леграна - она от того, что хочется снова туда упасть, но не получится. Колдовство ["Delenda est Bella Donna"] не имеет обратной силы. Лео сам себя, может быть, заколдовал запретом любить еще кого-либо, кроме Мэриан, чувством вины. Из глубины он смотрит кино, и отсюда дискомфорт, чувство разлада картинки с музыкой, а "деланных" чувств персонажей прошлого Лео [фильма "Посредник"] с искренним сочувствием к самому себе за собственное прошлое, которое начинает странным образом коммутировать с летней усадьбой, где проводит каникулы выдуманный паренек.
Фильм прошит нитью настоящего, вспоминающего прошлое. Постаревший и подурневший Лео связывает 110 минут лета любви и взросления, вернувшись на пару дней в те же места. Призраком ходит у собора, местной церкви, в поместьи, где призрачно все, кроме боли, ноющей в груди Мэриан. Старой Мэриан. Овдовевшей (?) Мэриан. Матери и бабушки....Леди Тримингэм. Старый Лео видит свое прошлое из глубины. Но и в прошлом он был всего лишь наблюдателем, посредником, богом-между-богов. Не зная, что значит любовь. Будучи Меркурием, посланником, почтальоном влюбленных Лео с удивлением смотрел на странных взрослых, придумавших разные правила: от правил игры в крикет до запрета неправильных чувств. Колдовал с беладонной, пока Маркус, пригласивший его, незнатного и небогатого одноклассника, на лето погостить, лежал наверху, болея корью. Гулял с Мэриан, его старшей сестрой. А еще носил письма от нее, аристократки, к плебею и от плебея к ней, аристократке. Для него это было игрой. Одна из, как игра в колдовство. Милая Мэриан, он любил ее детской любовью [У нее были длинные вьющиеся волосы, которые золотыми волнами были красиво уложены на груди. Шляпка белела на траве. Полуприкрыв глаза от июльского солнца она защищалась гигантским зонтом, немного сбитым на бок. Вот она повернула голову налево, не то чтобы что-то высматривая, а вроде бы сонно, устало, просто так]. На отношения с фермером Тедом Бёрджессом смотрел со стороны, стараясь разобраться в чем тут дело. Понимая, что участвует в чем-то большем, нежели тайная игра в почтальонов. А "Любовника леди Чаттерлей" Лоуренса он, конечно же, не читал (да роман еще и не был написан). Лео был проводом под током между, проводником пожеланий, любовной тоски, расстройств и маленького счастья. Мячиком, летающим над теннисной сеткой. Неодобрение общества, невозможность встреч, когда все вокруг против, заставило влюбленных погрузиться в свои чувства и любящие "я". Предчувствие финала вынудило быть эгоистичными донельзя, теряющими контроль, забывшими об осторожности. Что называется - "они сошли с ума". Их боль задевает, наконец, и Лео, на котором они срывают злобу от безысходности. И он, до сих пор наблюдавший любовь (еще не зная, что это такое, не говоря уже о том, что значит "трахаться") в рапиде, вдруг оказался лицом к лицу перед трагедией, банальной во все времена, но от того не менее печальной. "Из глубины" уже смотреть не получается. Он слишком тесно прижимается к зареванной аристократке, обнимая ее своими маленькими ручонками, наверное, уже по-мужски. И ты наблюдаешь за ними не из глубины, не через матовые от капель дождя окна в разводах, когда вода, стекла и небеса сливаются вместе во что-то ускользающее/утекающее. Тебя буквально вбрасывает во взволнованную ливнем кинематографическую реальность, когда вместо сердца внутри зияет пустота [камера обскура], и ты цепенеешь от простой любовной интрижки, финал которой на самом-то деле для участвующих в ней (а также многих тех, кто на периферии) являет собой пример метафизического провала в бездну. Не всякий переживет его. Кто по-настоящему умрет, кто высохнет изнутри, став живым мертвецом, некрасивым сосудом, полным воспоминаний.
Фразы из будущего камешками падают тут и там в кинотекст. "Прошлое - чужая страна. Там все делают по-другому". "Мы не можем ожидать, что все время будем счастливы, не так ли?" "Когда подлетаешь слишком близко к солнцу - оно опаляет". "Скажите ему, не бывает никакого заклятия. Бывает только нелюбящее сердце". "Мой внук кого-нибудь вам напоминает?" - "Конечно. Теда Берджесса" - "That"s it. That"s it. He does", сказанное усталым голосом, надтреснутым, дрогнувшим в расстоянии от первого "it" до второго "That"s", в старых книжках бы написали про такое - "упавшим голосом". Упавшим голосом сказанное потерявшей свою настоящую любовь женщиной. Оставившей ее в прошлом. Отказавшейся от нее, потому что так было надо.
Музыка Леграна, создающая тревожный фон для парчовой летней мелодрамы с гудящими шмелями, ярко-красными цветами у окна и запутанными коридорами с портретами вельмож - это "привет из будущего". Лето любви всегдашний личный якорь на всю жизнь, от которого, если по-честному, не избавиться никаким психоанализом. Лето трагической потери, легкого музыкального счастья, любовного томления-полудня, вечерней прохладцы, сумеречного зова в неизвестность - когда сосет где-то под ложечкой "и жутко, и хочется еще". Летнее головокружение от безделья, аристократических игр в лень и "ничегонеделание". И в этом забытье, полном невинных забав и любовного флирта, всегда, если прислушаться, можно уловить этот тихий минорный мелодичный перезвон. Напоминающий, что когда в прошлом выключат свет - лето превратится в пользованные декорации памяти, съемочную площадку, где старое, засохшее от тоски или просто взрослого рассудочного существования (без любви и без ненависти) воображение снимет кино-из-прошлого. Чаще всего, про то, что любое лето, рано или поздно, всегда заканчивается. И начинается сезон дождей.