Писать о каждом фильме в отдельности - переводить буквы, слова и образы впустую, несмотря на то, что каждый из них драгоценное чудо в черно-белой экзотической оправе, тронувшее до слез. Писать о концептуальности, философских аллюзиях, индийской ментальности применительно к автору "трилогии Апу", восторгавшегося "Похитителями велосипедов" и учившегося у Жана Ренуара, на мой взгляд, чудовищно. Все равно как выйти на берег Ганга в Бенаресе и устроить там Гайд-парк. Люди не поймут и будешь выглядить клоуном. Хочется начать, главным образом, с того, что эта трилогия есть жизнь, сфотографированная бесстрастной кинокамерой. Смерти, любови, потери, приобретения, печаль, радость, счастье, трагедия - на все око режиссера смотрит как небеса смотрят на наши революции и войны. Не удивляясь, не возмущаясь. Только, возможно, сострадая и любя. Пожалуй, Рэй первый режиссер, примиривший меня с существованием неореализма. Может быть, потому, что у него этот неореализм поэтический и возвышенный. Может быть, потому, что в его случае мрачную мощь фактов из жизни бедноты смягчает и облагораживает сама индийская ментальность, ни в коем случае не возвышая их до уровня трагедии, а скорее низводя любую трагедию до очередного рисунка на персидском ковре. Опять же, несмотря на кажущуюся отстраненность автора, рассказывающего о жизни одной индийской семьи, взрослении мальчика, смерти его родных и обретении им маленького счастья, эти рисунки, легкие акварельные аккорды трагедий бьют пощечинами. Но для Рэя, как, по-видимому, и для индийцев в целом, эти трагедии выглядят как раскаты грома, как ливень за хибарой, как поезд в поле, как котенок на крыльце. Неизбежные явления чудовищно огромного и сложного мира. Заглядываться на смерть и оборачиваться на гибель близких также сложно, как засматриваться на розеточку ковра, когда он перед тобой 6 на 6 метров в музее. И таких ковров еще впереди тысяча.
При этом лента по виду полна каких-то обыкновенностей и трюизмов. После каждого фильма можно было бы вопрошать, к чему оно все было? О чем, собственно? Зачем? И для кого? Герои лент не размышляют о судьбах, не копошатся в собственных мыслях, не останавливаются надолго погрустить. Импрессионистскими рывками они медленно, но верно двигаются по жизненному полотну из точки рождения к смерти, успевая намучиться, отлюбить, отчаяться и уверовать. Неизбежно, если начать перечислять, самые мощные образы режиссера, удивительно способного передать внутренний мир персонажей визуальными средствами, пусть местами наивными (умер человек - взлет птиц над Бенаресом под взбесившийся ситар) окажутся на поверку самыми простыми, и по большому счету самыми точными. Старенькая тетушка, которая всем уже надоела, бросает сердито ткань на белого котенка, а потом и его подпинывает. Девочка умирает, мальчик выбрасывает ненужную никому более улику в воду. Умирает женщина, ожидающая сына, и улыбается полету светлячков в темной сумеречной роще. 14-летняя жена подсовывает в сигаретную пачку мечтательному мужу записку "только после завтрака - мы же договорились!". Эти маленькие ничего не значащие сами по себе картинки, из которых складывается тоже огромное и, в общем-то, мало что значащее для других людей полотно, необыкновенно остро, больно и нежно касаются зрительских глаз. Почему котенок? Да нипочему. Как нипочему и тетушка, и ее смерть в бамбуковой роще. И связывать ее смерть и смерть ее сестры во втором фильме будет слишком по-европейски - "воздаяние за грехи", мораль из сказки. Ничего подобного. Умирает человек. Идет дождь. Птицы летают над городом. У светлячков начинается коротенькая жизнь. Написанные страницы романа кажутся в сравнении с дышащим огнем, водой и медными трубами жизнью ничтожной суетой червяка.
Совсем наоборот, живая, смешная, ироничная маленькая жена, подшучивающая над начитанным мужем - не суета. Молитва нараспев сотен людей на берегу утреннего Ганга - не суета. Чтение восхитительно красивого стихотворения про землю Бенгали - не суета. И белый котенок не суета. И слезы матери - не суета. И отложенный мешочек монет на образование сына, в любом американском/европейском фильме показавшийся бы пошлостью, в этих фильмах - не суета, а точка красота жизни, в которую связываются бесчисленные ниточки других образов, нанизанные друг на друга в дзен-порядке. Брат с сестрой бегающие на поле смотреть, как мчатся поезда, опять же в почти любом другом фильме превратившиеся бы в навязчивое ностальгическое воспоминания о навсегда утраченном, в фильмах Рэя значат не больше, чем эпизод из детства. Возвращается ли герой к воспоминаниям детства? Наверное. Да и скорее всего. Но нам не показывают это просто потому, что некогда. Некогда жить. Слишком всего много, водопадами образом, падает на персонажей фильмов, обычных людей, чтобы предаваться воспоминаниям. Слишком много нового случилось с тех пор у мальчика, чтобы он долго печалился по разлуке с сестренкой. Да и сам герой, похожий на Кришну, большую часть времени элементарно по-человечески счастлив не потому, что, а просто нипочему. Конечно, обычному человеку сложно отличить суетное от несуетного, но Рэй не моралист (несмотря на финал третьего фильма), он скорее....бард, бродячий певец. Выступая бардом он поет трюизмы, избитые истины, но поет красиво, и поет так красиво до слез, что понимаешь, никакая избитая истина не перестает, тем не менее, быть истиной. В очередной раз спев аж в трех фильмах о том, что совсем не суета - это человеческая близость, и плохо, когда у человека нет никого любящего и любимого, Рэй сам похож и на белого котенка, на которого шлепнулась ткань, а он отряхнувшись поковылял по двору, и на умирающую мать, улыбающуюся светлячкам, и на 14-летнюю богатую девочку, оказавшуюся в бедной комнатке, спокойно, деловито, размеренно готовящую мужу завтрак. Да, все уже было, и все еще будет, не раз и не два, и у каждого, и у всех нас. Но Рэй, а вслед за ним, скажем, и я, не перестает восторженно удивляться или печалиться этим маленьким несуетным частностям. "Трилогия Апу" собственно триптих-поэма человека, как будто только начинающего жить, только увидевшего, как эта жизнь прекрасна. Точно узнавшего птичий язык, и по-детски нарезающего круги вокруг одной семьи и похожих бытовых историй - в поисках еще одной птицы, с которой можно было бы об этом поговорить.