Как оно обычно бывает, фильмы, на которые уже вообще не возлагаешь никаких надежд, и смотришь по инерции, оказываются не так уж плохи. Боялся я двух взаимоисключающих вещей: что кино будет военным или антивоенным, в равной степени мною не любимым. Но нет, "Паттон" на самом деле о Паттоне, человеке, воине, личности.Критики пишут "неоднозначной", записывают байопик о нем в милитаристские или пацифистские, в зависимости от партийной принадлежности, видимо. И это не тот случай, когда "через призму личности" смотрят в историю. Паттон уже в 1940-х был пережитком, был вне истории, костью в горле современности, занозой для будущих историков. Как, наверняка, и Роммель. Появившийся в разгар спившейся снюхавшейся упадочной эпохи строгий, прямолинейный фильм об одном из известнейших американских генералов Второй Мировой ждала предсказуемая судьба. Одни увидели в фильме антивьетнамское и прочее в том же духе высказывание. Другие, напротив, гимн последней надежды о настоящем Мужчине и прирожденном Воине. Мне ближе вторая тратовка, объясню почему. Мне осточертели антивоенные фильмы. Последний просмотренный, "Полевые огни" Ичикавы, окончательно отбил охоту смотреть все эти угрюмые ленты о том, что война это плохо, война это омерзительно, на войне люди умирают, люди на войне перестают быть людьми. И бла-бла-бла. Фильмы Кобаяси я теперь точно посмотрю нескоро. Японская кинорефлексия на соответствующую тему меня более пока не интересует, как и рефлексия пацифистов всех мастей.
"Паттон" же уникальное кино, невозможное, казалось бы, ни в СССР, ни в Америке, ни, тем более, в европейской культуре, оно представляет собой "Апокалипсис сегодня" вывернутый наизанку. Патриотизмом этот фильм пропитан настолько, насколько пропитан им сам Джордж Паттон, и скорее представляется неизбежной его функцией, нежели знаменем, на которое молятся автор написанной о Паттоне книге, генерал-соратник, сценарист-Коппола и сам режиссер. Первые 10 минут, конечно, реально отпугивают. На фоне американского флага генерал в исполнении Джорджа С.Скотта (феноменальная роль - последний раз меня так цеплял актерский перфоманс, когда Бена Кингсли на три часа перевоплощался в Махатму Ганди) толкает пафосную и одновременно антипафосную речь новобранцам. Но дальше идет действительно строгое, даже камерное, красиво снятое поэтическое кино о полководце, мяснике на войне и "лишним человеке" в миру. Разгадка фильма для нас, разумеется, в Копполе, приложившем к созданию фильма свою руку. Помните генерала в "Апокалипсисе", которому нравился запах напалма по утрам? Вот Паттону тоже нравится запах битвы, после одной бойни он выходит в поле и прямо говорит "Нравится, нравится мне это, да поможет мне Бог!" Но если в "Апокалипсисе сегодня" точно не знаешь, восхищается ли им сам Коппола, или может издевается над ним, то в Паттоне восторг Копполы чувствуется очень ясно. Колосс! Фигура! Гений войны! И, на всякий случай, то, что фильм поставлен по книге друга Паттона, одновременно его концептуального противника генерала Брэдли. В фильме есть кусок диалога Брэдли с Паттоном, где первый говорит, что сражается, потому что так надо, потому что служит, потому что приказ, а Паттон - "потому что любит это дело". И это снимает с ленты все претензии в однобокости рассказа. Вы можете его ненавидеть и не принимать, но можете любить и восхищаться. Паттон ничуть не противоречивая фигура, а как раз цельный персонаж, ни разу не поступающий против своих принципов. Другое дело, что принципы его не от мира сего, скорее какие-нибудь принципы Цезаря или Наполеона.
Паттон - человек из Древнего Рима, Древней Греции, в крайнем случае, полководец времен Наполеоновских войн. Он реально прирожденный воин, полководец от Бога, не знающий жизни вне войны, и, попав в 20 век в машине времени, чувствует себя не очень уютно. На словах о том, что скоро не нужны будут ни генералы, ни солдаты, а битвы будут вершиться парой ракет с боеголовками, Паттон заметно расстраивается. Он верит в реинкарнацию, и прибыв в Африку, мечтая сразиться со знаменитым гениальным Роммелем, в первую очередь наугад сворачивает к полю, где когда-то сражались карфагеняне. Он, говорит, был здесь. Он уверяет, что сражался во всех главных военных эпохах, помнит наполеоновский набег на Россию. Ну, и вообще, казалось бы, странный персонаж. Сочиняет старомодные стихи, и мечтает о том, как он с Роммелем провели бы сражение один на один в танках и таким образом решили бы исход битвы, как "в прежние времена". Он далек от политики, от интриг, от союзнической стратегии. Вся его хитрость, и та - старомодная. Он задабривает вышестоящих генералов дорогими подарками, присланной дичью, и больше похож тем самым на средневекового рыцаря. Люди новой формации поступали гораздо хитрее, и в этом была одна из главных трагедий Паттона - он, хотя на полях сражений настоящий Воин, в реальной жизни натуральный ребенок, которого вечно обижают хитрые взрослые. Не дают ему прославиться, завоевать сначала Сицилию, а потом взять Берлин.
Джордж Скотт сыграл Паттона, конечно... от души сыграл, охренительно. Ради одного него можно было осилить все три часа, они и пролетели для меня незаметно. И вот представьте, фильм о Второй Мировой, снятый в 1970-м, когда если и снимались ленты про главную бойню прошлого века, так это обязательно или патриотический эпик разной степени одаренности или бездарности, или же, если японское, но обязательно антивоенное и как бы извиняющееся за свой прежний милитаризм. Такого персонажа как герой Штрогейма из "Великой иллюзии" Ренуара сложно было втиснуть в фильмы обеих лагерей. Но вот Паттон он почти фон Рауффенштайн, военный аристократ, не то чтобы голубых кровей и с моноклем, но грози ему битва с галлами, Паттон точно бы щеголял на лошади в красной мантии. Паттона бы объяснил нам Сент-Эзкюпери, который в "Планете людей" представил таких героев, которые будучи в разных лагерях, обменивались патронами. Паттон по-настоящему радуется, когда ему приходиться сражаться с танковыми войсками самого Роммеля. И сразу же огорчается, когда выясняется, что Роммель лежит в Германии с отитом, и его победа как будто сразу обесценивается! В фильме есть ключевой эпизод, который только в 20 веке трактовался как порочащий честь и достоинство генерала (начало либерализма, все дела): когда Паттон пинком выкидывает из лазарета ревущего солдата-истерика, у которого типа посттравматический синдром (политкорректное название для трусости?- да бог с ними, как угодно) и он устал слышать артиллерийскую канонаду. Удивительно, что начинается! У генерала отнимают армию, немцы в шоке, что одного из лучших командиров собираются судить, сам Паттон саркастически замечает, что лучше бы расцеловал засранца. С человеческой точки зрения Паттон действительно фигура, наверное, неоднозначная: ради славы и желания первым взять Палермо или Мессину он не жалеет людей, и перевязанные, перебинтованные солдаты смотрят на него с ненавистью. Одновременно его любовь, восторг и уважение не знает границ, когда он узнает о чьем-то, порой бессмысленном, подвиге: бессильного отупевшего от ночной бойни командира-героя он целует в лоб. Паттон - расист, антисемит, презиравший русских, и готовый по указке властей тут же вторгнуться на советскую территорию ("мы вообще воевали не с той нацией", говорит он, втайне симпатизируя, видимо, тевтонцам). Такой себе бездумный монстр-полководец древних веков, гениальный в сражениях, и теряющийся безоружный - в миру становящийся никому не нужным обрубком. Да и в принципе "никому не нужным" - как пятое колесо. Живой карающий меч в руках политиков, вызывающий уважение и восхищение наполеоновской осанкой и взглядом за горизонт на свои танки, он бы воевал бесконечно, дай ему волю, при Наполеоне получил бы себе всю Италию, про Цезаре Африку или Галлию, и обязательный римский триумф. В XX веке на его счастье он погиб быстро и нелепо в миру, полгода спустя после войны, иначе его ждала бы долгая мучительная бездеятельная старость с ежевечерними рассказами внукам о былых подвигах и радикулитом. И не дай Бог он каким-либо невероятным образом дожил бы до "нулевых".