...словно спирали невидимых доселе галактик развернули в параллельные шелковые полосы со вшитыми бриллиантами. Снег высыпает на дорогу, а небольшие планеты и звезды, став игрушечными, поблескивают в туманной ночи января желтыми, красными, оранжевыми, золотыми огнями, качаясь на столбах-палочках. И кажется, что зимняя улица - маленький космос, комнатная Вселенная только для нас двоих. Снег как космическая пыль, белые метельные диагональные всполохи, нарисованные на бархатном своде - Млечный Путь, огни призрачных автомобилей - далекие планеты, отражающие свет той или иной фонарной звездочки. Сейчас, вот прямо сейчас я не только очень люблю тебя, девочка, и дыханием сдуваю снежинки с твоего пальто, горячим воздухом вытаивая их нежно с ворсинок, но и...[беда нелюбимого или нелюбящего больше в том, что нельзя уже вспомнить и рассказать о старой любви красиво, а текст обрывается на дурацком аккорде, когда кажется, еще чуть-чуть, и пианист даст россыпь новых удивительных мелодий...Не даст. Игрушечная Вселенная эротично заглатывается жирной точкой, всасывающей в себя все шелковые ленты, алмазные подвески, домашние галактики, твое пальто и даже снег на нем. У меня за окном, в ста метрах к лесу, горизонт завален куда-то вправо, как будто мир рассечен мечом или порезан в лоскуты ножницами, и прожектор на автостоянке выстреливает в настоящее небо, живой космос, черной полосой-сперматозоидом. Траурной лентой перечеркивающей грязно-молочный цвет январского ночного потолка. Мерещится, что мир весь - такой жалкий со своими машинками, домиками,
нелепо танцующими на льду человечками пьяными, отмечающими придуманную дату - съеживается шагреневой кожей и, подпрыгивая, вползает картинками по ленте в маленькую, но уже очень сильную пиратскую метку. Вот бери эту метафору, образ, казалось бы, и работай с ним, автор. Придумывай изящные виньетки: красивые истории любви. Но, бля... Мне плохо от него. До слез, сука, плохо. Эта черная полоска - ленточка на фото: было. И лучше бы его, зимне-осеннего чувства, WinterFallTimeLove, не существовало. Играйте, играйте, господа, в любовь сами, черт с вами. Вырываю ладонь из крепкого рукопожатия и отхожу, опустив глаза, в сторону, поднимаюсь на холм, и по сугробам, по сугробам, по сугробам...в страшно заметенную лесную даль]. Маленькая - в масштабах Вселенной - влюбленность вспыхнула ярко, взволнованно, безумно, высвобождающе, по-детски наивно и весело, головокружительно, опьяняюще-убийственно, возбуждающе-горячо, как фантастический фейерверк в дикой чаще для никого - просто так - ласковое громкое "Да!" всему на свете, "Да!" в унисон, бешенное, бестолковое и прощающее всех и вся за всё, парящее, порочное, невинное и инфантильное, наплевательское, раздолбайское и пофигистическое, джазоворокенролльное "Да!" торжествующе разрезало ледяное молчание расширяющейся пустоты молниеносной Вавилонской башней и, великолепно разбушевавшись напоследок, тут же - в масштабах Вселенной, конечно же, "тут же" - потухло. Обратившись в ничей холодный космос на мириады галактик вокруг, которые "тут же", как будто бы и не было никогда волшебного "Да!", вновь собрались в скучнейшие спирали, разбежавшись по своим координатам. Never more & nothing more. Кроме одиночества на сотни парсеков в глубину и равнодушного, хотя и элегантного оцепенения бывших любовников в финальном кинокадре. Траурная лента Мёбиуса, хлестнув нас пару раз по щекам, вернулась на круги своя, полузадушив в миг образованным узлом воспоминаний. Такая жуткая она в своей манере вечных возвращений, что, откровенно говоря, даже смешно. Да, грустно немного, не по себе, в озноб бросает....Но все равно - смешно.