Фильм про Хиросиму предсказуемо оказался предсказуем. Я не возлагал на него больших надежд и разочарован оказался не сильно. Но при этом Имамура снял фильм не столько о Хиросиме, сколько о феномене его воздействия на людей. О том, как бомба корежила жизни пострадавших, простите за тавтологию, впродолжении жизней. Фильм снят по книге, книга основана на дневниках выжившего, его дочь тоже выжила, но заболела лучевой болезнью и умерла в 1958 году, однако при этом у нее остались двое детей. Своей героине романист Ибусе не оставил такого шанса. Имамура подвесил шанс в воздухе, но тоже как бы не особо оптимистичен на ее счет. В Японии людей, выживших и пострадавших после бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, зовут хибакуся, и это кино о хибакуся. О людях, которые стали изгоями для общества, их не принимали на работу, их чурались как прокаженных. И сегодня от пострадавших от Фукусимы шарахаются точно также (вспомните слова Имамуры про то, что японцы не меняются). Для хибакуся нет Хиросимы в прошлом, для них вся жизнь - это перманентная война, продолжающаяся трагедия. Имамуры выкрасил кино в пепельные тона, точно объектив кинокамеры покрыт сожженой человеческой кожей. В фокусе объектива респектабельная японская семья: дядя, тетя, старуха и девушка Ясуко. От девушки Ясуко отказываются женихи почти сразу же, как узнают, что она из Хиросимы. И не важно, что она "всего лишь" попала под черный дождь. Она прокаженная, и дети будут больными. Заболевает и умирает тетя, заболевает отец. А потом заболевает и Ясуко. Пепельноцветную жизнь умирающей семьи Имамура снимает безжалостно, хладнокровно чуть ли не хронометром отсчитывая их последние часы (почти каждая сцена начинается с циферблата, с того, как кто-то заводит часы, кто-то вспоминает о том, сколько времени сейчас - в самом начале фильма циферблат взрывом выносит из города в речку, где его находит с впечатавшимися в него стрелками плывущая в Хиросиму Ясуко под черным дождем). И также хладнокровно, хотя хронологически не заостряя особо внимания, он показывает первые часы после взрыва: бесстрастный документальный фокус кинокамеры выхватывает паренька со стекающими с него кожей и пальцами, которого не узнает брат.
Несмотря на то, что и горе, и смерть тут достаточно предсказуемы, Имамура не был бы собой, если бы не добавил в этот пепел витальности. Это и психующая блаженная жрица, советующая какие-то блаженные мифические вещи тетушки, и фанатичная вера тетушки в то, что это поможет. Это и Юичи, сбрендивший бедолога, прыгающий под каждую автобус и машину, заезжающие в город - его сводит с ума звук мотора, он думает, что это танк. Это Юичи, влюбленный в нашу Ясуко, и его мать, нагло просящая руки Ясуко у ее респектабельного дяди (классовые границы Хиросима не отменила), и его возмущение ("вы что же думаете, что она пропащая, что никто не будет больше просить ее руки?!"), и признание Ясуко в том, что ей очень хорошо и уютно рядом с другом детства Юичи, и сожалеющее недоумение дяди. Это и трогательное подглядывание тети за тем, как моется и поет Ясуко, и как она замолкает, а в окошко видно, как она в ужасе перед зеркалом держит на руках клочок волос. И это рыбалка японских мужиков на пруду, и то, как они, несмотря на то, что прокляты Хиросимой и обществом, занимаются разведением карасей и находят место в своей жизни шуточкам и смешной болтовне - они и умирают как-то весело, недоумевая, какого черта американцы шарахнули по ним Энолой Гей, "мы же все равно проигрывали". Это опять же Юичи, единственный верный человек Ясуко, несущий ее в карету скорой помощи, позабыв совсем про свою боязнь мотора. И это дядя, который смотрит на горизонт и загадывает желание, кидая мифический жребий: если взойдет радуга, значит Ясуко вылечится. Это и то, наконец, как Ясуко, сходящая с ума, от боли ли, от чего-то другого, видит на пруду карасей, которые красиво взмахивая хвостами, прыгают над его гладью, десятки, сотни карасей заставляют Ясуко замереть от восхищения, и Имамура, покорный ей, снимает эту сцену в рапиде - только дядя, стоящий с рядом, недоумевает: никакие караси, конечно, никуда не прыгают. А мы, зрители, видим этих карасей также хорошо, как и Ясуко. И нам на минуту кажется, что это Боги, которым в свою очередь кажется, что люди сошли с ума.