Это первый мой фильм венгерского режиссера. И просмотрен он был совершенно не в то время и не в том месте. Осень, холодно, сверху давят стальные плиты туч, горло словно набито ватой, в душе пустота. Сидишь, пьешь кофе, холодный, полчашки, потом молоко, горячее, чашки две... И пялишься в экран с черно-белой мистерией, театром насилия, плясками жизни и смерти. Ничего не понимая. За просмотр садился раза три. Но думал о своем, кадры стреляли мимо, просвистывая светотенью и отталкиваясь от зрачка. Всегда думал, что кино - такое тягучее и все-таки легко-впитываемое папье-маше из иллюзий и магии. До сих пор все так и было. Янчо же в меня не лез, я не мог его проглотить как больному порой трудно глотать даже кофе. Зрачки эротично скользили по экрану, ощупывая кинематографическую кожу "Без надежды". Безо всяких эмоций, мыслей, раздумий. Но потом во льду образовалась проталина, прорубь, и туда хлынула обжигающая лавина образов абсурдного и тошнотворно-выверенного жестокого мира. Так, что даже кончился фильм неожиданно для меня. Вдруг оборвавшись на звенящей ноте полного беспросвета.
1860-е годы известны нам по крестьянской реформе Александра 1. А вот режиссеру памятно, как австро-венгерский император Франц-Иосиф давил крестьянское недовольство. Давил в зародыше, дробью лошадиных подков забивая и так уже веками забитых человечков как стадо быков. Бойня. Вершить которую посылается специальный человек, умеющий усмирять "молчащую и тупую скотину". Скотину, которая не способна даже толком бунтовать. Крестьяне убивают и режут друг друга. Грабят, ударяются в бега, душат на дорогах. У них вроде бы есть главарь (венгерское имя вылетело свободолюбивой птицей у меня из головы), но это даже не Пугачев, а скорее бандит крепко сбитой шайки. Тех, кого ловят (само собой- читай Кафку и историю 20 века - больше невиновных) - сажают в странную тюрьму посреди пустыне. Откуда некуда и незачем бежать. Очень удобная тюрьма, кстати, всяко лучше крепостей и замков в горах и лесах. Там хотя бы можно скрыться в чащах и ущельях, а здесь ты все равно как перекати-поле, которое мишенью кружится вдоль горизонта, пока его не снимут из винтовок стражники.
Весь сюжет фильма: изощренное насилие над заключенными. Но не надо особенно вспоминать де Сада и Пазолини. "120 дней Содома" это гимн жестокости и пороку, гимн, у которого есть цель: наслаждение. А там, где есть хоть какая-то цель, абсурду делать нечего. Абсурд - цветок комнатный. Он на самом деле весьма капризное растение, легко умирающее от здравого смысла и небесцельного существования. В мире Янчо нет целей. Это шахматы, где любой ход - патовый. Стражники, жандармы, офицеры с одной стороны. Предатели, бунтари, крестьяне, бандиты и простые женщины с другой стороны. Из первого сосуда во второй легко перетекают люди. А вот прыгнуть обратно, к насилующим, из болота насилуемых, уже невозможно. Стражники кидают подозреваемых в комнату с убитыми, чтобы на утро сознались в преступлении. Стражники, хитро щурясь исподлобья, подбивают найти в тюрьме человека, с большим количеством трупов, и тогда, мол, отпустим на все четыре стороны. Допросы стражники проводят словно играя в те же шахматы, передвигая фигурки допрашиваемых из комнаты в комнату. Оставляя наедине отца и сына, сталкивая их лбами. Провоцируя лгать и доносить. Они прекрасно знают, что главаря в тюрьме нет. Но по уже заведенному обычаю (механизм - абсурдный, то логически-точный) они заставляют указывать пленных друг на друга. Такая вот игра.
Фильм очень графичен: черные бурки, белое небо, белые стены, вороные лошади, геометрия ломанных линий горизонта и деревянных балок, математическое множество рассыпанной по пустыне толпы женщин. Это удивительный неочаровательно-прекрасный кинематографический бред об абсурде. Который легко сравнить с рассказом Кафки "В поселении осужденных" со странным аппаратом, который бороной выносит приговор на теле. И не менее странным комендантом, который вот-вот должен воскреснуть. В фильме Янчо все офицеры такие старые коменданты из рассказа Кафки, только они и не думают умирать. А умрут - их место займут другие. Они вовсе не наслаждаются насилием. А совершают его как тот самый странный механический аппарат. Мне кажется, Янчо удалось передать этот механизм абсурда изысканно-точно... нет, не та метафора...скорее тошнотворно-графично. Фильм, который я, наверное, не смогу пересмотреть. Но который уже успел вплавиться в меня раскаленными кадрами, оставив воспоминание-клеймо с привкусом горечи во рту. Наверное, от холодного кофе...