Афанасьев Иван Борисович. Толчок в спину

Иван Афанасьев, Сергей Жданов

Толчок в спину

Пролог

Дверь для Тузика ...май 97

Ветхий, никогда не знавший ремонта, деревянный домишко тоскливо глядел мутными, словно глаза его нынешних обитателей, окнами через запущенный сад в сторону крутого берега Оки. Разгар мая, а через открытую форточку в убогую хибару вползал злой сквозняк. Печь, разумеется, не топлена, на столе - живописный бардак, находка для любителей натюрмортов. Тузик брезгливо дернул носом и оглянулся на сладко причмокнувшую во сне сожительницу. Солонка повернулась на бок, выпростав из- под грязного одеяла голую левую ногу. Никто не помнил ее по имени, да и с определением возраста выходили проблемы. Тузик, впрочем, раньше звался Коля Туз, но по мере того, как жизненная сила уходила из него, а руки по утрам тряслись всё больше и больше, он незаметно превратился в Тузика. Когда-нибудь он предстанет перед Божьим судом и предъявит оправдание всей своей никчемной жизни. Дескать, наследственность виновата, а не я, Господь. Действительно, отец Тузика в свое время по пьянке захлебнулся в канаве. К утру бродячие собаки основательно поработали над ним. Безутешная вдова спустя месяц или два была обнаружена в туалете районной больницы с пустой бутылкой портвейна в окоченевшей руке. Помощь, как водится, слегка запоздала. Тузику тогда не исполнилось и пятнадцати, и оказался он один одинешенек против целого враждебного мира. Чудесным образом он протянул следующие двадцать лет.

Вот уже более года Тузик с Солонкой обитали в домике своего бывшего собутыльника, Васьки Глыка. Тот впоследствии где-то сгинул: то ли сел, то ли утоп - его исчезновение как раз пришлось на время ледохода. Но соседи к тому времени Тузика уже знали, приобвыклись, тем более, что неприятностей им он не доставлял, так что участкового не вызывали. Да и улица была своеобразная. После революции ей присвоили почти мистическое имя: "Октябрьский тупик", потом переименовали в честь какого-то большевика или контрреволюционера, что определялось лишь одним - успел ли ты помереть самостоятельно, или товарищи по партии поставили тебя к стенке в тридцать седьмом. Ко времени развертывания настоящих событий на улочке оставалось не больше десятка старых, послевоенных домов, между которыми гордыми утесами вздымали свои шпили усадьбы или крепости "новых русских". Между собой и окружающей нищетой хозяева их воздвигли высоченные каменные и бетонные заборы.

Безумно, до тошноты хотелось пить. Сопя, как маневровый паровоз, Тузик добрался до стола. Как и ожидалось, все кружки были пусты, хотя и условились спутники по жизни оставлять на утреннюю похмелку хоть по десять капель. Слегка помятое ведро для воды также тускло отсвечивало голым донышком. Выругавшись для приличия, Тузик дотянулся до старенького холодильника, доставшегося по наследству от сгинувшего хозяина. По всем законам полагалось доисторическому "Саратову" быть проданным за бутылку самодельного пойла, но охотников до ржавого железа как-то не находилось. К тому агрегат, несмотря ни на что, упрямо работал.

Так и есть! Почти половина трехлитровой банки огурцов! Жадно припав к краю, Тузик принялся смаковать рассол. Внизу, под слоем смородинно-вишневых листьев что-то перекатилось. Никак завалялся огурчик? Вооружившись ножом за неимением вилки, Тузик принялся за охоту. Огурец отчаянно сопротивлялся, не желая быть съеденным, но человеческая воля оказалась сильнее, и через пару томительных минут хрустящий деликатес исчез в тузиковой пасти. К великому сожалению, огурец оказался последним.

Понятно, что ни Тузик, ни Солонка соленьями не занимались. Разносолами они баловали себя только после успешных экскурсий в дачные поселки. К чести своей, брали они немного - ровно столько, сколько могли унести в руках.

Рассол, конечно, хорошо, но хотелось большего.

- Эй, Солонка, хватит дрыхнуть! - потряс он за плечо непутёвую бабу, пристроившуюся к нему в сожительницы. - Жрать в доме нечего, думай, что делать будем.

Подруга протяжно зевнула, глянула на Тузика укоризненно, и слабо махнула рукой. Смысл жеста был ясен: отвяжись, не до тебя. Однако Тузик, обуреваемый утренним похмельным беспокойством, подругу жизни всё же растолкал.

- Ну, чего тут думать? - умывшись, укорила она сожителя. - Либо на дачи - картошки поискать, либо потёмками снова туда, на Паперть.

- Днём на дачах тоже опасно. Тепло уже, там народу полно. Накостыляют ещё, - вслух подумал Тузик.

- Тогда на Паперть, - решила за них двоих Солонка и принялась неспешно прибираться после вчерашнего шабаша.

Один за другим заходили вчерашние собутыльники, спрашивали денег - зная наверняка, что в доме этом деньги больше получаса не задерживались. Но всё же спрашивали. Важен был предлог, и теплилась надежда опохмелиться на халяву. Пригласили Тузика вскопать бабке огород, за бутылку. Но огород располагался далеко за городом, и он отказался. Тоня, вчерашняя собутыльница, принесла каких-то пирожков, и хозяева кое-как перебили чувство голода. К обеду собутыльники рассеялись, кто куда, а Тузик прилег отдохнуть. Солонка, подкрепившись пирожками, даже помыла пол. Потом, уморившись, прижалась боком к сожителю.

- Не по душе мне эта Паперть, - признался Тузик.

- Чего так? - удивилась Солонка. - Никто не гонит, заработок не отбирает. Попробовал бы ты так у Ахтырской посидеть!

- Сидеть-то хорошо, - не возражал мужик, - ты попробуй золото потом сдать. Того и гляди качки проклятые прижмут, не только золота - жизни лишат. Тебе-то хорошо, ты в ряды не ходишь.

- К универмагу ходи, - посоветовала Солонка. - Там тоже золотишко скупают.

- Куда ни ходи, везде запомнят, - посетовал Тузик.

- Да пусть их запоминают, - легкомысленно отмахнулась подруга. - Менялы на тебе знаешь какую деньгу заколачивают? Твои монеты переплавят, а золото потом ювелирам в пять раз дороже сдадут. Кто же станет допытываться, откуда ты их берешь?

- Менялам, может, это и до балды, а бандюкам, которые за ними стоят, ни в коем разе, - проворчал Тузик.

- Если боишься, тогда вечером идём на дачи, - вынесла свой вердикт Солонка.

И с удовлетворением, вполне ожидаемым, так как разговор этот повторялся уже в который раз, услыхала, что дачи Тузику поперек горла, лучше уж на Паперть. День тянулся и тянулся. Дверь на всякий случай заперли, дабы собутыльники, случайно разжившиеся спиртным, не заглянули к ним. Дармовой выпивки хотелось, чего говорить, но следовало подумать и о хлебе насущном. А стоило сесть за стол - и намеченный поход, ясное дело, становился мероприятием неосуществимым. Ближе к вечеру Солонка повязала нечесаную голову плотным серым платком. В иных домах такой тряпкой побрезговали бы и полы мыть. Надела кофту болотного цвета, по которой шли едва заметные оранжевые в прошлом клетки, и черную длинную юбку. Наряд довершили сандалии на деревянной подошве. Тузик напялил длинную блеклую рубаху с двумя рядами больших деревянных пуговиц и мятые шаровары, заправив их в сапоги. Обувь, заляпаннае грязью до самого верха голенищ, воняла прогорклым маслом. Вся одежда, ясное дело, была оттуда.

Вышли в небольшой двор, где скрипел полуоторванной дверцей деревянный сортир. Из стоявшего рядом сарая, не запиравшегося за отсутствием необходимости, Тузик вынес старый мешок, скомкал его и засунул под мышку. Теперь можно было отправляться на Паперть.

Имелась в виду вовсе не паперть расположенной неподалеку церкви, хотя смысл похода совпадал абсолютно. Тузик с Солонкой проследовали через сад на высокий берег реки, напротив Козьего Парка и прошли по тропе над обрывом сотню метров. Здесь они уселись на известковом выступе, соприкоснувшись коленями и ладонями обеих рук.

В тот же момент окружающий мир на мгновение померк, мужчина и женщина словно провалились вниз, отчего зубы Солонки довольно сильно клацнули - и в следующее мгновение они обнаружили себя сидящими на двух соседних скамеечках. И Тузик, и его нынешняя подруга не выказали никакого удивления - привыкли. Как ни в чём ни бывало встав, они направились по еле заметной тропинке, петляющей среди деревьев. Только в самый первый раз, случайно, присев отдохнуть после успешного сбора пустой посуды, они удивились, нежданно-нечаянно попав в иной мир. Но сейчас, когда уже забылось, в какой по счету раз они оказались на Паперти, факт перехода воспринимался ими, как своего рода закон природы.

Здесь, в отличие от только что оставленного ими места, едва перевалило за полдень. Сквозь вяло покачивающиеся кроны деревьев виднелся извилистый спуск к мелкой речке, через которую как раз сейчас вброд переправлялся небольшой отряд: запряженная двумя лошадьми карета и четверо всадников.

- Ну, пойдем, что ли? - неуверенно спросил Тузик. Солонка молча кивнула.

Тропинка вскоре вывела их к низенькой - по колено - каменной ограде, за которой стояло серое приземистое здание, увенчанное с обеих торцов куполами. Крыша и купола были покрыты мелкой серой черепицей, а овальные окна здания забраны частой решеткой. Чинно миновав проход в ограде, Тузик и Солонка оказались на ровной и чистой дорожке, вымощенной плиткой кремового цвета, Ближе к дверям приземистого здания у дорожки уже сидели, поджав под себя ноги, местные попрошайки. Кто-то из них бросил беглый взгляд на новых конкурентов. Поёжившись, Солонка дернула сожителя за рукав и присела рядом с дорожкой на траву, в отдалении от остальных. Тузик молча пристроился рядом с нею. До них донеслась игравшая в здании музыка: мерный рокот барабана, многоголосие пения, звуки флейты или схожего инструмента. Как всегда, при этих звуках Тузик впал в ленивую задумчивость. Солонка же цепким взглядом осматривалась, расстелив рядом с собою мешок. На сидящих ближе ко входу была такая же одежда; не удивительно, Тузик с Солонкой свою получили тут же - в качестве подаяния, которым не обходили просящих проходящие в здание люди.

Сейчас Солонка высмотрела у конкурентов на тряпочках в траве блеск золотых монет и завистливо толкнула сожителя в бок. Тот уже пребывал в своей обычной задумчивости, не обращая на происходящее внимания. Повышать на него голос Солонка побаивалась - места чужие, говорят не по-русски, следовало радоваться, что подают и не гонят. Она опустила голову, искоса наблюдая за входящей в ограду дамой в коротких штанишках и туфлях на трех тонких каблуках. Выше желтых облегающих шортов на даме была переливающаяся вычурная блузка с несколькими сверкающими брошками и шляпка с широкими полями. Даму сопровождали три мужчины в одинаковых чёрных мундирах и серебряными лампасами на тёмно-синих брюках. Пуговицы, ремни и аксельбанты Солонка разглядывать не стала. Едва заметив короткие сабли на боку, она опустила глаза. Всю свою жизнь Солонка почему-то панически боялась людей в военной форме.

Перед ней на дорожке остановились уже знакомые туфли и две пары остроносых чёрных ботинок. Звуки чужой речи неясной мелодией прозвенели в воздухе. Солонка прекрасно поняла, что обращаются к ней, но даже не шевельнулась и взгляда не подняла. Она старалась ничем не отличаться от тех, кто сидел сейчас возле входа в здание. Они с сожителем довольно долго наблюдали за ними, прежде чем в первый раз рискнули войти в ограду и сесть возле дорожки, так что правила поведения Солонка знала.

На мешок, сверкнув под солнцем, упали одна за другой четыре монеты. Солонка с удовлетворением отметила, что одна из них - золотая. Сидевший рядом сожитель пребывал в блаженной задумчивости. На него музыка действовала, как стакан хорошего вина - расслабляла и поднимала настроение. Солонке же всё было по фигу, бросали бы монетки на расстеленный мешок.

Вскоре среди монеток на мешке лежал каравай здешнего хлеба, несколько плодов - точь-в-точь хурма - и пара довольно новых сапог для Тузика. Золотых монеток, пригодных для того, чтобы вернуться с ними в Орёл и загнать менялам, было всего две. Серебро и медь тащить на Землю смысла не имело. Их сожители могли потратить здесь, в известной им таверне. Хурму Солонка слопала тут же, улучив момент, когда убедилась, что иного подаяния ждать уже не от кого.

Они поднялись, когда смолкла музыка. Тузик сразу занервничал, прямо затрясся. Он всегда боялся, когда надо было вступать в какие-то отношения с местными жителями. Оттого и ужин заказывала Солонка, расплачивалась тоже она. Впрочем, женщина лишь тыкала пальцем и что-то мычала, как глухонемая, а официант в тёплом цветастом халате сам брал монетки с её ладони и приносил им еду. Может, он брал с них больше, чем надо, но как проверишь? Да и смысла не было: претензии ему, не владея местным языком, всё равно не предъявишь.

Наевшись, они вернулись в садик и присели на скамеечки, соприкасаясь коленями. Стоило им опустить на скамейки ладони, как их обоих словно подбросило. Солонка не удержалось на каменистом выступе, и Тузику пришлось схватить её за ногу - иначе кувыркаться бы ей до самого берега. Проклиная крутизну, сожители выбрались на тропу. В раннем утреннем свете Ока вытянулась изгибающейся серебряной лентой. Кое-где по берегам чернели фигурки рыболовов.

- Хорошо-то как, - растроганно произнес Тузик. Утренняя прохлада не брала его - душу грели две золотые монеты, хоть и покоились они в настоящее время в карманах Солонки.

- Пойдём, что ли, - сказала Солонка и заковыляла в сторону дома.

Тузик вернулся с обмена, радостно осклабившись. В руке у него была полная сумка, из которой он гордо вытащил три бутылки портвейна и водрузил на стол. За вином последовали ливерная колбаса, хлеб, порошок картофельного пюре в круглых пластиковых упаковках, и тому подобная снедь. Даже при учете того, что скупщики золота обсчитали Тузика минимум в пять раз, вырученных денег хватало на более сытный и качественный обед. Но сожители, совершенно не сговариваясь и вполне подсознательно, следовали жизненному кредо: умеренность - мать всех добродетелей. Пока Тузик засовывал излишек продуктов в холодильник, Солонка сполоснула стаканы и быстро нарезала хлеб. Но отметить удачную вылазку сожителям не удалось. Не успел Тузик справиться с пластиковой пробкой первой бутылки, как в распахнувшуюся дверь протиснулся плечистый бритоголовый парень, тяжелым взглядом разом пригвоздив к месту и Тузика, и Солонку, словно выстрелив картечью из двустволки. Вошедший следом за ним второй, в такой же кожаной куртке, но с грядками волос на черепе, радостно загоготал:

- А, так мы прямо к столу поспели, Влад! Глянь, как нынче бичи жируют.

- Ты такую погань даже с перепоя пить не станешь, Колян, - брезгливо ответил ему первый.

Выудив из кармана тяжелый угловатый кастет, он демонстративно медленно приладил его к правому кулаку. Колян сокрушенно покачал головой:

- Слышь, поганцы, Влад парень резкий. Садист где-то даже. Я бы вам посоветовал быстренько рыжики сдать. Глядишь, он подобреет, и челюсти вам чинить не придется, и ребра.

Влад налюбовался своим кастетом и для пробы несильно ударил им в стол. На грязной столешнице образовались четыре заметных вмятины. Солонка икнула и попыталась было заголосить. Тогда Влад легонько шлепнул её по щеке, отчего женщина отлетела в угол, коротко ойкнув.

- Ну что, мужик, будешь смотреть, как я твою бабу изуродую, или сразу рыжьё выложишь?

- Да нет у меня золота! Всё, что было, сегодня поменял!

- Ты мне песни не пой, золотишко меняешь постоянно, значит, имеешь где взять. Веди к своему схрону, - предложил Колян Тузику, заворожено разглядывающему блестящий кастет, вплотную приблизившийся к его носу. Спустя несколько минут и он, и его сожительница уже руководили Владом и Коляном, пытающимися примоститься на каменные выступы склона.

- Ну и где твоя дверь, пиковый тузик? - спросил мужчину третий браток, окликавшийся на имя Манок.

- Здесь она, мы всегда так садились, она и открывалась, - стоял на своём Тузик.

- Тогда вот что, блин. Садись туда сам со своей бабой. Пацаны, вы их за горло крепче держите. Если дверь не откроется, дышать им уже незачем будет.

Солонка ещё попыталась что-то пискнуть, но мощные лапы Коляна сдавили ей горло так, что она не могла даже хрипеть. Мужчина и женщина сплелись коленями, сложили ладони - и секунду спустя руки обалдевших братков уже сжимали пустоту.

- Манок, дебил, ты чо насоветовал! Бомжи, в натуре, слиняли! Откуда я знаю, как слиняли! Теперь нас Квадрат по столу, как блины раскатает!

- Не гундось, Колян! Здесь какой-то трюк. Прямо копперфильды какие-то. Поднимайтесь, подождем их здесь. А ты, Влад, мухой к ним в дом лети. Если там не появятся, то хоть хату обшмонаешь.

Манок зря храбрился. Тузик с Солонкой так и не вернулись. Влада повязала милиция, которую вызвали соседи, заметив, что один из тех, что ушли с Тузиком и Солонкой, вернулся и проник в чужое жилище. По большому счету, им было на это наплевать. Но тузиковых гостей они знали: всё пьянь, да рвань. Еще спалит дом, а там и пол-улицы полыхнет. Наряд по стечению обстоятельств оказался в паре кварталов, так что Владу не повезло. Ему вменили кражу со взломом, хоть взлома и не было, а оставшимся на свободе браткам, Манку и Коляну, тот самый вышеупомянутый Квадрат убедительно указал на допущенные ошибки. Впрочем, их здоровье довольно быстро пришло в норму. Золото переместилось от скупщика к ювелиру и было переплавлено. Если ювелир и задумался о происхождении невиданных ранее монет, то ни с кем своими предположениями не поделился. Он был многоопытным человеком и прекрасно понимал разницу между нумизматической редкостью и золотым ломом. Но с ломом, дешевым и никому не интересным, можно было жить куда спокойнее. И дольше, что тоже имело для него некоторое значение.

Манок и Колян еще не раз наведывались на крутой склон, елозили ягодицами по камням, сцеплялись коленками - и ничего не происходило. Им, двум мужикам, так и не пришло в голову, что эти ворота открывались только для двоих: мужчины и женщины.

Павел и Вселенная ...май 98

- Что, сегодняшняя наука вообще неверно представляет строение вселенной?

- Она его представляет неполно, - поправил собеседника юноша, и сжал сплетенные на коленях руки. - Звезды группируются в скопления и галактики, в центре - черная дыра или иной массивный объект, между ними - огромные пустоты. Все так, как говорит наука. Но есть нечто, о чем упоминают только писатели с безудержной фантазией. Существуют пространства, которые можно называть вложенными - по аналогии с размещением файлов на винте компьютера. Там, как откроешь каталог, видишь список директорий. Можно двигаться вдоль списка - это как межзвездный полёт в космосе - а можно открыть директорию и обнаружить внутри нее другие, вложенные. Для того, чтобы добраться до них, полёт не нужен. Нужно лишь суметь войти во вложенное пространство.

- А это уже с космическими путешествиями ничего общего не имеет? - утвердительно спросил доктор, подняв глаза на молодого человека.

Врач сидел, откинувшись на спинку стула и задумчиво крутил в руках толстую синюю ручку. Медсестра, сидевшая за столом напротив врача, перебирала карточки, не обращая на разговор никакого внимания. В психиатрической клинике она отработала не один десяток лет, видела и "Марксов" и "Лениных", а уж прочих супергениев и не пересчитать.

- Да, для этого космические корабли не требуются, - подтвердил пациент, - здесь понадобятся паранормальные способности.

Доктор кивнул, соглашаясь, и пробормотал: - Действительно, как без них? А у Вас, Павел Андреевич, они имеются? Хотя бы в зачатке?

- Вот именно, что в зачатке, - развел руками юноша.

Плечи у него были широкие, руки крупные, но двигался он с какой-то ленцой, как будто берег силы. Длинные волосы, собранные в перетянутый резинкой хвостик на затылке, лишь слегка сдвинулись на воротнике кожаной куртки.

- У меня бывают короткие озарения, когда я понимаю суть вещей необыкновенно глубоко, предвижу будущее, узнаю о событиях, происходящих в этот момент на другом конце планеты. А потом начинается приступ, и после я уже не всё могу вспомнить...

- Что ж, аура довольно часто предшествует эпилептическим, приступам - кивнул психиатр, - Вы это должны знать. И переживания при ней как раз такие, как вы описываете. Хотя насчет вложенных пространств - мысль интересная, честное слово. Только, чтобы попасть во вложенное пространство другой директории, все равно надо в космос лететь, не так ли?

- Иногда - да, - без всяких эмоций отвечал Паша, - а чаще всего полёта не требуется. У вложенных, сокрытых пространств есть свои пересечения с вложениями других директорий. Это как ветви дерева, длинные, гибкие, сплетенные в тугой узел. Каждая такая ветвь касается многих других. А если потребной и не касается, то с неё всегда можно перейти на другую, которая точно касается нужной ветви. Главное - уметь открывать сокрытые пространства.

- Да, здорово всё запутано, - покачал головой врач. - Значит, Вы пока еще между этими пространствами перемещаться не можете? Правильно я понял? А хоть один человек на это способен?

- Один... - заколебался юноша, - а, может, и не один. Не сказать, что знакомый - я его видел в своем прозрении. А в жизни не встречал.

- Любопытно, - без интереса сказал доктор, подписывая лежащие на столе рецепты, - И кто же этот супермен??

- Его фамилия Кондрахин. Юрий Николаевич Кондрахин.

Когда дверь за ним закрылась, доктор попросил медсестру проверить, нет ли в картотеке этого самого Кондрахина. Но такого больного психдиспансер никогда не принимал.

- Не надоело Вам, Сергей Борисович, этот бред каждый день выслушивать? - зевнула медсестра, возвращаясь на свой стул.

- Бред бреду рознь, - возразил психиатр. - Особенно у эпилептиков. Среди оных, действительно, гении встречаются. Взять, хотя бы, Достоевского. Или Врубеля... А вообще, случай интересный. Если бы не припадки, я бы сказал, что мы имеем дело с метафизической интоксикацией. Это часто бывает при шизофрении. Хотя, кто сказал, что эпилептик не может заболеть шизофренией? Или наоборот?

Неделю спустя Павел явился на контрольный осмотр. Очереди не было и молодой человек, коротко стукнув в дверь, сразу же вошел в кабинет. Тучный Сергей Борисович развалился в своем кресле. Вокруг него толпились четверо молодых людей в белых халатах - три парня и одна девушка. На стуле, напротив психиатра, сидел нахохленный мужчина лет сорока, похожий на оголодавшую ворону. За другим столом медсестра сосредоточенно занималась своими делами, а именно пила чай.

- А, Пал Андреевич! Входите, коллега. Это наш будущий фельдшер, - пояснил он молодежи.

- Так на чём мы остановились? - обратился психиатр к сидевшему перед ним пациенту.

Тот монотонно забубнил, обращаясь, видимо, к стенам.

- ... раньше эта система государству принадлежала, а теперь уже не знаю, кому. У меня в сорок два года программа пробудилась, может, запланировали и не так. Отцу моему приказывали мне память стирать, а он не послушался. Я так думаю. В детстве мы часто в санатории ездили и во всякие интересные места, а потом перестали. Отца наказали, потому что он системе не подчинился. Вот теперь у меня программа и пробудилась, а запланировано было не так...

Доктор размашисто подписал заранее заготовленные рецепты и протянул их мужчине. Тот прервался на полуслове, как будто выключили магнитофон, взял свои бумажки и вышел. Врач отложил карточку и весело спросил, посматривая на всех, не исключая Павла:

- Ну-с, молодые люди, для начала расскажите мне, что вы заметили. Ты, Паша, не всё слышал, так что я тебе поясню. Человек, которого только что вышел, общался с инопланетянами. С его слов, конечно. Как ему КГБ память не стирала, а он все помнит.

- Бред, конечно, - уверенно сказал Павел.

- Бред, - кивнул доктор. - А видения иных миров разве не из этой категории? Да ты не стесняйся: молодые люди - врачи-интерны, пришли отбивать у меня хлеб насущный.

- Мне кажется, Сергей Борисович, Вы чрезмерно обобщаете, - вмешался в разговор один из интернов - высокий юноша в очках с толстыми линзами и копной черных вьющихся волос. - То, что мы слышали, действительно, бред. А вот насчет видения иных миров я бы поспорил.

- Ну-ну, - поощрил его психиатр.

- Скажем, писатель-фантаст описывает какую-то планету. Если он при этом не видит её во всех подробностях, получается лажа и скукотища. Разве я не прав?

- И не только фантастика, - поддержала его девушка, - вспомните: "Госпожа Бовари - это я".

Сергей Борисович добродушно усмехался, слушая молодых врачей. Наконец он прервал всех:

- Ладно, продолжим дискуссию позже, а пока не будем задерживать Павла Андреевича. Какие у нас дела?

Паша неуверенно пожал своими широкими плечами.

- Все таблетки принимаю. Приступов не было.

- Ну, и отлично. А всё же, то, что вы раньше в своих озарениях видели, реально существует или не совсем реально?

- Часть точно существует, - Павел поднял глаза вверх, как будто заинтересовался потолком, - то, что относится к нашему миру и нашему городу, всё реально. А насчет остального я сказать не могу, оно к иным мирам и временам относится. Как проверишь?

- А вот упоминание о человеке, который путешествует между мирами... Как бишь его зовут?

- Кондрахин Юрий Николаевич.

- Вот именно, Кондрахин. Он в каком мире существует?

- Трудно сказать...

- Ладно, Паша. Пока оставляем прежнюю дозу таблеток. Зайдете через недельку. Впрочем, можно и остаться, пока мы с коллегами обсудим нашего "контактера". Вы ведь тоже в колледже курс психиатрии изучаете?

Павел присел в сторонке на кушетку, слушая спор интернов о том, какая симптоматика преобладает у пациента: позитивная или негативная, обострение у него или ремиссия и всё такое прочее. Очень скоро слова их стали становиться всё глуше и глуше. "Сейчас начнется", - понял он. В то же мгновение тело его выгнулось дугой, и он свалился на пол, забившись в конвульсиях.

Первой отреагировала пожилая медсестра. Она проворно вскочила из-за своего стола, быстро и умело просунула между челюстей Павла деревянную лопаточку, обмотанную бинтом, свободной рукой прижимая его грудь к полу.

Сергей Борисович безмятежно комментировал происходящее:

- Как вы видите, коллеги, Павел страдает эпилептической болезнью. Припадок типичный. Тоническая фаза сменилась клонической. Марья Сергеевна с помощью деревянной лопаточки предохраняет зубы и язык пациента от повреждения. И прижимает больного к полу во избежание серьезных травм.

- Лучше бы помогли, - буркнула медсестра.

Ошеломленные внезапностью случившегося, интерны бестолково засуетились, мешая другу. Тем временем приступ завершился.

- Обычно, но не всегда судорожный припадок завершается сном, - продолжил психиатр, - но в нашем случае это не так, - добавил он, заметив, что Павел приоткрыл глаза.

Ему помогли сесть.

- А знаете что, - хрипло произнес он, - Кондрахин скоро придёт к нам, в Орёл. И он не знает, что рядом, в Нарышкино, его поджидает исконный враг. Они оба ещё этого не знают...

- Пусть приходит, - рассеянно ответил врач, внимательно всматриваясь в лицо юноши, расплывшееся и побелевшее, - как себя чувствуете, Павел Андреевич? Помните, кто я, где находитесь, какое сегодня число, год?

- Плохо мне, голова болит. А хотите, доктор, я скажу, сколько у вас в бумажнике сейчас денег? Двести сорок семь рублей и сорок копеек.

Когда Пашу проводили в коридор и предложили отлежаться на кушетке в коридорчике, врач резюмировал:

- Вот такой случай. И вы должны быть готовы оказать квалифицированную помощь.

- Сергей Борисович, а сколько на самом деле у Вас при себе денег? - спросил всё тот же кудрявый брюнет.

- Да кто ж его знает. Я что их, постоянно пересчитываю?

Доктор выложил бумажник и высыпал на стол всё его содержимое.

- Двести сорок семь рублей сорок копеек, - объявил любознательный интерн, закончив подсчёт.

- Вот блин, - только и сказал доктор, почесав складки на затылке.

Елена ...май 98

- А, Леночка! Как успехи?

-. Добрый день, Маргарита Антоновна, я несколько очерков принесла. Леший в Дмитровском районе, болховский людоед прошлого века, ну и по Орлу всякие мелочи: о нравах, криминал, коррупция там...

- Вот последнего не надо. Ты же знаешь официальную линию - коррупции в нашей области нет. Была, а теперь - нет.

- Да как же нет, Маргарита Антоновна, весь город гудит, "Комсомолка" печатала, по центральным каналам показывали...

- Лена, ты кушать хочешь? Да нет, не сейчас, а вообще. Так вот, запомни: или хлеб с маслом или коррупция. А про лешего давай. Он по-любому на нас в суд не подаст. Посиди пока у девочек, я просмотрю материалы.

Леночка, пухлощёкая крепкая девица в короткой юбке, никак не выглядевшая на свои двадцать шесть, весело щебетала с журналистками и верстальщицами, сидя за чашкой кофе. В штате газеты она не состояла, и каким образом ей удавалось существовать на весьма скудные гонорары за разовые публикации, понять было невозможно. Девочки с интересом расспрашивали про дмитровские леса.

- Сейчас! Буду я пешком лазать. На машине, конечно. На своей.

- Откуда у тебя машина? - поинтересовалась долговязая журналистка в огромных очках.

- Любовник подарил, где ещё бедной девушке фольксваген взять...

- Богатый любовник, - заметила миниатюрная белобрысая верстальщица, с завистью вздохнув.

- Да, не бедный был, - согласилась Леночка.

- ...

- Да нет, жив он, просто я с ним рассталась. Ноги у него холодные, как сосульки - задиристо заявила Ленка. - Спать рядом невозможно.

- Что ты говоришь? Сосулька у него холодная? - отрываясь от компьютера, спросила немолодая корректорша. Все засмеялись.

Когда за юной раскрепощённой особой закрылась дверь, замредактора Трихонович осуждающе молвил:

- Тигрица полосатая...

- Это как? - поинтересовалась белобрысая.

- Женщины по отношению к мужчинам делятся на четыре категории. Львица выбирает себе жертву - то есть лучшего мужика - и вцепляется в него надолго. Пока тот не помрёт или в негодность для использования не придёт. А тигрица каждый вечер с новым объектом; употребила - бросила. Ну, курочка готова отдаться первому, кто на неё позарится, но сама никого завлечь не может, на природу надеется. А дурочка вообще мужчинам неинтересна.

Женская часть редакции встретила данную классификация возмущенным фырканьем и выразительными взглядами. Спорить, однако, они не стали.

Свои отношения с мужчинами Елена Михайловна строила под лозунгом: "Случайная половая связь - еще не повод для знакомства". Не потому что была неразборчива или ратовала за промискуитет, просто обладала она одной особенностью: после близости с мужчиной становился он ей ясен до самых основ. Ясен и неинтересен. Лишь с некоторыми из своих знакомых она больше, чем три раза могла лечь в постель - если этому способствовали и складывающиеся обстоятельства, и откровенное желание этих самых знакомых. Елена просто не хотела терять их. Пусть останется загадка, недосказанность, интрига.

В это утро, едва раскрыв глаза, Ленка внимательно посмотрела на мужскую голову, уткнувшуюся в соседнюю подушку. Страдальчески закатив глаза, она вскочила и убежала в ванную комнату. Несмотря на плеск воды и раздавшийся затем из кухни грохот тарелок, мужчина продолжал сладко спать. Ленка, уже в джинсах и кофточке, весьма невежливо дернула его за плечо.

- Алё, Олег, подъём. Работать пора.

- Да ты чо, Ленка, в натуре оборзела? - сонно промычал мужчина из-под одеяла, - я сегодня выходной

- Зато у меня работа есть, - отрезала Ленка сварливо. - Журналиста ноги кормят.

- А я думал - голова, - пробурчал Олег, нехотя вставая. - Ты чего, обиделась на что? - спросил он неуверенно.

- На что мне обижаться? - удивилась Ленка. - Отдохнули, ночь провели - всё нормально. Только ночь кончилась и сейчас уже утро.

Олег стал ей неинтересен. Ленивый, самолюбивый и трусоватый, несмотря на свои накачанные бицепсы и словесную браваду.

Он увязался за ней. У кинотеатра "Октябрь" Елена резко остановилась и протянула руку:

- Спасибо за ночь. А теперь мне пора. Я договорилась о встрече с людьми, имеющими отношение к теме, над которой я работаю.

- Что ж за тема? - спросил Олег, раскуривая сигарету.

- Если тебе это интересно, то тема - остров Большой Тютерс. Есть такой в Финском заливе. Слыхал?

Олег покачал головой.

- А чем этот остров знаменит? - ложная мужская гордость во что бы то ни стало пыталась оттянуть момент расставания.

- Во время войны немцы держали на нем оперативный штаб осады Ленинграда. Спрашивается, зачем строить на острове мощные форты, систему обороны, способную отразить серьёзный десант, наконец, вообще размещать штаб? Куда проще было сделать это в Эстонии, скажем. А остров к тому же покрыт минными полями. Его разминировали семь раз, и дело до конца отнюдь не доведено. Лабиринты под фортами затоплены, что в них находилось при немцах - неизвестно. На острове не работает глобальная система навигации, рации теряют волну, компьютеры зависают. Разве это не тема для журналиста?

- Хорошая тема, - безучастно протянул Олег. - Ну, не буду отвлекать?

Вопрос в конце его фразы прозвучал как победный восклицательный знак.

- Чао, - махнула ему рукой Ленка, устремившись к пешеходному переход через Комсомольскую. Кормила ее не только голова, но и ноги. Фольксваген, к сожалению, был легендой. Ну, не попадалось ей богатых любовников, по крайней мере, настолько богатых, что просто некуда было им деть лишний автомобиль.

Труды журналистки оказались сизифовыми; участник разминирования острова в 70-х мало что мог рассказать. Разве что - о понесенных его подразделением потерях. Из-за них многократно начинавшееся разминирование так и не закончилось. То же, что более всего привлекало Ленку, то есть различные аномальные явления и исторические загадки, её собеседника не интересовало даже в молодости.

- Никто там тогда не жил. Нельзя там жить, мины на каждом шагу. Там маяк стоял, так смотритель дальше тридцати шагов в сторону не отходил. Еду морем подвозили.

- Нет, я здесь никаких загадок не вижу, - покачал головой следующий собеседник журналистки, историк, специализирующийся на Второй мировой войне. - Финский залив мелкий, крупные суда ходят по фарватерам. Артиллерия с островов Большой Тютерс и Гогланд перекрывала все фарватеры. Немцы хотели запереть Балтийский флот в Ленинграде. Мимо батарей на островах могли прорваться разве что линкоры. Гогланд оккупировали финны и держали там серьезную артиллерию, а на Большом Тютерсе то же делали немцы.

- А форты зачем, подземные лабиринты, минные поля, штаб, наконец? - не согласилась Ленка, откинув голову.

Золотые серьги в её ушах сверкнули в глаза историку. Тот недовольно поморщился и терпеливо разъяснил:

- На острове производились снаряды для орудий. Завод, надо полагать, находился под землей. Вся фортификация и зенитное прикрытие, как и минирование побережья предназначались против десанта. Зимой к островам пехота могла подойти по льду. Гогланд ведь так и брали однажды. Так что здесь всё обоснованно. Вот зачем там потребовалось устраивать штаб, действительно, не очень понятно. Вы знаете, девушка, для моряков всех стран острова куда роднее большой суши. Быть может, в этом решении проявилась недоступная нам флотская логика.

- Но вся фортификация ведь так и не понадобилась...

- Ну, заранее немцы этого знать не могли. На том же Гогланде укрепления очень даже понадобились. Мало кто знает, что за несколько дней до выхода Финляндии из войны немцы пытались штурмовать Гогланд. Финский гарнизон разгромил десант с большими для атакующих потерями.

Ленка попыталась было перейти к аномалиям Большого Тютерса, но историк выставил вперед растопыренные ладони и объявил, что он в этом вопросе совершенно некомпетентен. Журналистке поневоле пришлось распрощаться.

И другие ...май 98

- Вот, Лев Федорович, знакомься, это Саша.

В тесной прихожей, заставленной обувью нескольких проживающих здесь семей, начинающий лысеть толстячок лет пятидесяти с круглой физиономией, украшенной короткими усиками, представлял вышедшему на звонок хозяину худого высокого юношу.

- Лев Федорович, - протянул руку хозяин, ещё более высокий, с шапкой вьющихся пшеничных волос и выпуклыми очками на носу. - Проходите в комнату. Анатолий, у тебя водки при себе не найдется? Тогда насыпай.

Саша пить отказался, а усатый Анатолий с хозяином бодро опрокинули по рюмке, не закусывая.

- Чем, Саша, интересуетесь? - спросил юношу философ, сквозь линзу очков внимательно изучая пустое донышко рюмки.

Собственно, его вопрос мог быть понят двояко: как раз в этот время гость рассматривал корешки расставленных на самодельных полках книг. Так что Саша некоторое время обдумывал, как ему следует отвечать, и наконец, предпочёл главное.

- Меня интересуют в первую очередь критерии истинности познания окружающего мира. Почему, имея достаточно, в общем-то, знаний, люди сплошь и рядом приходят к неверным суждениям? И как быть с суждениями, которые нам необходимы, а доказать или опровергнуть их истинность на данный момент нельзя?

Высказавшись, юноша присел на стул, стоявший возле письменного стола. На столе громоздилась кипа машинописных листов и горела мощная настольная лампа, освещающая стол не хуже прожектора.

- Лампу выключи, пусть отдохнёт, бляха-муха, - распорядился философ.- Я только при сильном освещении читать могу, нечего ей греться, раз я сел водку пить. Известно, что Роджер Бэкон указывал четыре причины возникновения заблуждений, - без всякого перехода продолжил он. - Первое - это пример жалкого и недостойного авторитета. Вторая причина - постоянство привычки. Третья - мнение несведущей толпы. А четвертая - прикрытие собственного невежества показной мудростью.

Усатый Анатолий засопел и принялся нарезать на кухонном столе принесённую с собой колбасу. Судя по всему, он держался здесь на правах близкого друга. Саша же внимательно слушал, как философ по памяти цитировал, одного за другим, мыслителей прошлых веков.

- Рассел вообще считал, что любое человеческое знание недостоверно, неточно и частично. Полный агностицизм приемлем больше для попа, чем для ученого. Ты, Саша, случаем не верующий?

- Православный.

- А я атеист. Научный, как в марксисткой философии полагалось еще недавно, бляха-муха. А что, православная вера водку пить разве запрещает? - заинтересованно спросил философ, наблюдая за приготовлением бутербродов.

- Нет, не запрещает, - не стал врать юноша, - только у меня сегодня ещё дела намечены. Их трезвым надо делать.

- А мы с Анатолием и выпив, дела делаем. Правда, Толик? Ты там бутерброды подготовил, а водку не разлил. Распорядись...

Вот в таком разговоре, перемежаемом философскими цитатами, Лев Федорович подобрал для Саши тему научной работы, и после этого студент удалился, ухитрившись не запнуться о груду обуви в прихожей жилого блока. А преподаватели опрокинули ещё по одной и принялись обсуждать дела на своих кафедрах. Лев Федорович нисколько не лукавил - работать он мог в любом состоянии опьянения.

Девятиэтажное общежитие университета заселяли в основном преподаватели. Скоропостижно переименованный из пединститута и стремительно расширившийся за счёт приезда квалифицированных преподавателей из республик бывшего СССР, университет не мог предоставить квартир сразу даже докторам наук. А Лев Федорович Соколов был всего-навсего кандидатом философских наук. Но в Орле и такие птицы были представлены единичными экземплярами.

Так что вокруг философа постепенно образовался кружок людей, чуждый принятым в обществе условностям и увлечённый свободой полета мысли в высоких сферах. Студентов среди них было немного, а Саша и среди них оказался самым молодым. Но, странное дело, различия в возрасте помехой общению не были. Философ, по слабости зрения редко выходящий на улицу - кроме часов лекций - прекрасно помнил все предыдущие разговоры. Доза выпитого им алкоголя влияла исключительно на частоту отвлечений от главной темы.

Заклинатель мебели ...май 98

Паша вышел из популярного в городе компьютерного магазина "Багира", и нос к носу столкнулся с Сашкой.

- Привет! Куда гуляем?

- Да в главный корпус надо зайти. Я себе научного руководителя нашел, он согласен мою тему курировать. Понимаешь, не свою навязывает, как все они, а согласился со мной. Так, с мелкими поправками. Мужик без предрассудков, говорить с ним можно о чём угодно. Правда, закладывает за воротник. Кстати, про твои способности я тоже, между прочим, упомянул.

- Везет некоторым, - вздохнул Павел, - а меня только психиатр выслушивает, и то - из профессионального интереса. Вежливо так слушает, даже в дискуссию вступает, но по глазам вижу - держит меня за конченного психа.

- Могу тебя познакомить со Львом Федоровичем...

- А не высмеет?

- Паш, да он ведь философ. С точки зрения науки любые явления равно достойны изучения. Номер не поменял?

- Звони лучше на мобильник, - протянул Павел руку и некоторое время смотрел вслед широко шагающему длинноволосому юноше.

Познакомились они случайно. Устроились оба в одну организацию подработать операторами компьютера. Для человека, знакомого с техникой, такое занятие даже работой не назовешь. Так, пустяки: ввел информацию, загрузил в определённый файл, сохранил. Когда понадобилось - вывел на экран или на печать. Обоих юношей крайне смешило, что за занятие, которому они и дома ежедневно предавались на собственных компьютерах, ещё и деньги платили - не говоря уже о возможности без особого контроля пользоваться компьютером организации в собственных целях.

Вот тут и случилась неожиданная неприятность. Начальник застукал Сашку за чтением с экрана неких заумных текстов, которые даже с превеликой натяжкой нельзя было отнести к профилю полученного задания. Минут пять руководитель сотрясал воздух проповедями о служебной дисциплине, историческими примерами сталинских времен и угрозами в адрес всех операторов. Внезапно большой канцелярский шкаф за его спиной рассыпался на части. Обе половинки железной двери отвалились, упав как раз на разгневанного начальника. Кроме того, в разные стороны разом рухнули все стенки, а полки, заполненные бумажными папками, какими-то старыми, давно вышедшими из употребления приборами, тарелками, чашками и баночками с продуктами, падали уже в собственном направлении каждая, щедро рассыпая по сторонам своё содержимое. В грохоте и звоне бьющейся посуды потерялся возглас начальника. Спустя минуту он, оборачиваясь то через правое, то через левое плечо, с брезгливой ненавистью рассматривал свои брюки. На левую штанину попали разлившиеся чернила, на правую - хорошая порция вишневого варенья.

- Твоё имущество? - ледяным тоном поинтересовался начальник, пристально глядя на Сашку, который даже не пытался изображать сочувствие.

И узнав, что Сашкиного имущества в шкафу не было, повелел оператору ничего не трогать, с чем и удалился. Павел, появившийся в офисе в момент кульминации происшествия, ухмыльнулся. Потом пришел завхоз, с меланхоличным интересом перебрал остатки шкафа. Самым любопытным оказалось то, что ни одна его деталь не имела следов повреждений. Из него просто разом вывинтились все болты и даже саморезы. Паша вместе с завхозом тут же собрали шкаф и минут двадцать ходили вокруг него, то пиная для пробы ногой, то толкая плечом. Мебель, как ей и положено, прочно стояла на положенном месте, игнорируя их гнусные провокации. Сашка молча отводил глаза в сторону.

Когда парни остались вдвоём, Павел глянул на Сашку уважительно и с оттенком восхищения спросил:

- И как ты это сделал?

Сашка пожал плечами. Он ничего не отрицал, но и до объяснений не снисходил.

- Заранее ты этого сделать не мог, всё содержимое бы рассыпал. Вчера шкаф был исправен, я в него бумаги складывал. Значит, ты его развинтил мгновенно, едва директор на тебя орать начал.

- Развинтил? На глазах у начальника? Я со стула не вставал...

- Я же не говорю, что ты это сделал отверткой. И вообще руками, - посмотрел на него Павел испытующе.

- Как такое возможно? - пожал плечами Сашка, изобразив на лице оскорбленную невинность.

- Для большинства людей невозможно, - набычился Павел. - Но есть такие уникумы, которые способны воздействовать на предметы на расстоянии, силой мысли. Вот как ты сейчас. Или ты сам не понимаешь, как это получилось?

Сашка согласно кивнул. Паша признанию не огорчился, похоже, именно такого ответа и ждал. Они поговорили ещё немного, причём Пашка проявил неожиданную эрудицию в области сверхъестественных явлений. Сашка несколько удивился таким познаниям и его собеседник, как будто речь шла о делах самых заурядных, небрежно уточнил:

- Ты думаешь, я всё это откуда знаю? Не ты один паранормальными способностями обладаешь. Мой талант - способность скачивать информацию из базы данных Вселенной. Я им тоже не вполне управляю, но самое для меня главное узнал. Только тебе легче - я после каждой порции информации с приступом на пол валюсь. Так что приучился лишнего не спрашивать.

Паша не только остерегался лишний раз спрашивать у космоса, он ещё и свои рассказы весьма ограничивал. Саша быстро понял, что у его нового друга просто не было другого выбора. Любой серьёзный разговор на тему сверхъестественного кончался тем, что Паша задавал самому себе новые вопросы - и провоцировал очередной приступ. Так что два человека, неисповедимыми путями природы награждённые уникальными способностями, друг с другом их не очень и обсуждали. Но, поскольку ни тот ни другой больше ни с кем свои таланты обговаривать не могли, молодые люди сразу сошлись.

Нельзя сказать, чтобы они проводили много времени вместе. Созванивались порой, бродили вместе по улицам или сидели в кафе. Паша не употреблял спиртного по причине болезни, а Саше хватало отцовского примера, чтобы не испытывать к спиртному никакого влечения. Его отец с интервалом в один-два месяца ударялся на несколько дней в запой. В такие дни жизнь в их семействе превращалась в ад, хотя внешне всю выглядело не так и страшно, по российским-то понятиям. Ни тебе драк, ни битой посуды, ни даже громких скандалов. Разве что уронит отец по пьянке шифоньер на пол или унитаз случайно разобьёт.

С подработки Паша вскоре ушел, отыскав себе место получше. Сашка остался. Его устраивала возможность использовать компьютер на работе в собственных интересах. Да и в деньгах он не столь уж нуждался. Его отец достаточно прилично зарабатывал. Сын так и не мог понять, как ему сходили с рук все запои. Наверное, тоже талант в своем роде.

Начальник, пострадавший от саморазрушения шкафа, нагрузил Сашку ещё несколькими видами отчётности. И, убедившись, что оператор вполне с ними справляется, махнул рукой на использование служебного компьютера в личных целях. В конце концов студент-оператор использовал его для учёбы, а не пасьянсы раскладывал и не монстров лазерами расстреливал. А учёба для студента - дело святое. Это даже начальники понимают.

Пашка ещё иногда заходил, сидел рядом, что-нибудь рассказывал, когда не было посторонних ушей. От него заклинатель неодушевленных предметов узнал, что наложенные им заклинания не вечны. Они представляли собой не энергию - информацию; но даже она не способна храниться вечно. Насколько эти заклинания долговечны - предстояло выяснить опытным путём. Сашка хранил в своей комнате несколько заклятых предметов, не причиняющих особого вреда. Его собственные заклятия не задевали, так что проверять долговечность приходилось на подопытных добровольцах. То есть на Пашке.

Эксперимент длился уже год, а заклятия и не думали ослабевать. С трудом поднявшись с пола после попытки пнуть детский резиновый мячик, Павел присел на стул и удовлетворённо произнёс:

- По-моему, как обычно.

- Здесь должно быть крепкое заклятие, - согласился Саша.

- Ты знаешь, меня отыскала одна журналистка, - внезапно сменил тему доброволец. - Она откуда-то обо мне знает.

- Что знает, всё?

- Для неё вполне достаточно. Она, кажется, всех местных экстрасенсов знает. Я про настоящих...

- И что? - вежливо поинтересовался Александр.

- Жди. К тебе она тоже придёт.

...июнь 98

Ближе к вечеру симпатичная девушка позвонила в одну из квартир, выходящих на замусоренную лестничную площадку. Открыла ей тётка могучего телосложения.

- Вам кого? - неприветливо поинтересовалась она.

Из-за её спины на Ленку пахнуло густым перегаром. Но сама хозяйка выглядела трезвой.

- Саша здесь проживает?

- Сашка! К тебе, - проорала толстая тётка и удалилась вглубь квартиры.

Девушка разглядела на полу рассыпанные книги, а затем на площадку вышел худой и высокий юноша. Он прикрыл за собой дверь, недоумевающе глянул на Ленку и поздоровался.

- Лена, - представилась гостья, - журналистка. Пишу о загадочных явлениях и людях. Здесь говорить неудобно. Мы могли бы выйти во двор, или ко мне пойти.

Юноша даже не спросил, чем обязан был таким интересом. Должно быть, радовался поводу покинуть свою квартиру. Они медленно шли по главной улице города, и Елена всё с большим неудовольствием замечала, что говорит больше она, а её собеседник отделывается односложными ответами и вежливыми, ничего не значащими словами.

- Прости за нескромный вопрос, Саша. У тебя дома такое часто случается?

- Нет, не часто, - ровным голосом ответил юноша. - Но регулярно.

Вопрос, казалось, его не смутил. Ленка отвернулась и демонстративно вздохнула.

- Да за что мне наказание такое? Как найдешь человека, действительно способного что-то выдающееся совершить, так он ведет себя, как подпольщик на допросе.

- Разве я способен на великие свершения? - удивился Саша. - Никогда такого не говорил.

- Это я сказала, - пресекла его невозмутимую вежливость журналистка. - Если я что утверждаю, то уж, наверно, имею для этого основания. Не ты ли наложил заклятие на дверную ручку туалета в "Визире"? Все, кто её коснулся, спустя несколько минут падают на ровном месте. Сломано четыре ноги, несколько ребер, а переломанных запястий и сотрясений мозга вообще не сосчитать.

- Чего ж директор клуба не приказал ту ручку заменить? - удивился Саша.

- Да кто ж из знающих к ней вообще теперь прикоснётся? - воскликнула журналистка. - Вот и страдают неповинные посетители.

- Незачем вообще в этот гадюшник ходить, - отрезал Сашка. - В городе приличных ночных клубов вполне достаточно.

- Так "Визирь" и так накануне закрытия. Хорошо хоть, что только я связала ту дверную ручку с тобой, а то его владелец устроил бы тебе веселую жизнь.

- Лена, а доказательства где? - поинтересовался юноша безразлично.

- Мне-то зачем доказательства? Мы не в суде, я не прокурор. Только я связала с тобой ещё и подоконник в городской мэрии, на который лучше не облокачиваться - понос прошибёт. А "форд" господина Совмянина? Он ведь сразу машину продал, едва его куриные мозги связали импотенцию с водительским сиденьем. А ты знаешь, кто его купил и теперь страдает?

Сашка помотал головой и смутился. Журналистка продолжила:

- Вот я и предположила, что ты владеешь стихийным колдовством. Стоит тебе разозлиться, и ты накладываешь на подвернувшиеся под руку предметы некоторые враждебные свойства, которые сохраняются очень даже надолго. Заклятия накладываешь, проще говоря. Может, это у тебя непроизвольно получается, а может, ты вполне осознанно этим занимаешься.

Сашка усмехнулся:

- Ты в колдовство веришь? И я, получается, злой колдун? Мы же не в Африке, Елена Прекрасная.

- За Прекрасную - спасибо. Будешь поощрён, - улыбнулась благосклонно девушка. - А колдовство, если его называть вот так архаично, везде одинаково. И в Африке, и в средней полосе России. Может, кому-то и требуются для этого дела сушеные лягушачьи лапки, амулеты, волшебные кольца или палочки, только мне кажется, что колдовская сила в самом человеке сосредоточена. А всякие предметы или заклинания - лишь способ её проявить. Тебе для этого разозлиться надо, другому - испугаться. А третий своими способностями управлять способен.

- И много ты знаешь таких, что управляться умеют? - поинтересовался юноша.

- Это кто кому здесь задает вопросы? - отбрила его Ленка. - Не обижайся, Саш, я тебе всё расскажу, только позже. Пойдем ко мне? Я квартиру в рядах снимаю.

- Поздно вроде, - усомнился молодой человек.

- Потому и приглашаю, что поздно. Надеюсь, твои родители волноваться не станут, если ты ночевать не придёшь? Ты им позвонить от меня сможешь.

Девушка села на кровати, откинув одеяло. Обернулась. Саша уже проснулся и сонно смотрел на неё.

- Тебе с утра куда-то идти? - поинтересовалась она, накидывая халатик.

- Мне бы к восьми домой зайти.

- Успеешь. Сейчас семь. Пока я завтрак готовлю, можешь ещё поваляться.

Она не стала слушать его возражений, и с кухни послышался звон и бряканье посуды. Лежать гость не стал, быстро оделся и отправился умываться.

- Ну вот, ты уже готов, а я не умыта, не накрашена, - проворчала журналистка, когда Саша вошел на кухню. - Только попробуй сказать, что завтракать не хочешь. Обижусь смертельно.

Молодой человек молча сел за стол.

- Как ты привык, с утра бутерброды будут без масла. Есть старое варенье, кажется, вишнёвое. Есть сыр и колбаса. Что будешь?

- Откуда ты знаешь, что я поутру масло не ем? - удивился юноша.

- А это часть моего колдовского дара, - ответила девушка невозмутимо. - Не ты один в этом городе способен к чудесам, Саша. Я вот после контакта с мужчиной знаю о нём всё. Как будто двадцать лет с ним прожила. Так что, сам понимаешь, второй раз с ним в постель ложиться уже неинтересно. Новизны нет совершенно, а чувства сердечные появиться не успевают.

- Так может, стоит подождать сердечных чувств, и только тогда - в постель?

- Да я пробовала уже не раз, - Ленка разлила чай и уселась на табуретку, даже не подумав умыться. - Терпения всегда не хватало. Кстати, ты третий, кого я поутру кормлю завтраком. Я надеюсь, наши отношения превратятся в постоянные. Дружеские, конечно.

Сашка пожал плечами и пробормотал что-то вроде того, что дружит он обычно с парнями, а отношения с девушками рассматривает в иной плоскости. Но хозяйка возразила:

- Ну, если тебе очень надо, можно и сексуальные контакты повторить. По-дружески. Ты пойми, я тебя знаю как облупленного. Привычки, возможности, отношения к людям. Я не обладаю твоими знаниями о мире, я знаю лишь о тебе самом. Зато - всю подноготную. Где ты такого друга найдешь?

- Тогда скажи ... друг Лена, для чего ты меня в постель заманила? Чтобы всё обо мне узнать? Или ты всех мужиков подряд исследуешь?

- Не всех, Саш, я же нормальная женщина с обычными половыми потребностями. Я и без близости многое могу почувствовать, так что большинство мужчин мне совершенно неинтересны. А ты мне нужен, как друг. А другу-мужчине и отдаться порой не лишнее, отношений это никак не ухудшит. Тебе такое отношение не нравится? Только посмей обидеться!

- Я над этим подумаю, - пообещал молодой человек, допил чай и посмотрел на часы. - А ты никуда не идешь?

Но журналистка отвлеклась на телевизионные новости и уже его не слушала. В Кемеровской области объявили чрезвычайное положение; не получающие зарплаты горняки вышли на рельсы, перекрыв движение по всем железным дорогам области. Транссиб тоже встал. На Орловщине, однако, ничего нехорошего не происходило. И это, похоже, девушке настроения не прибавляло

Ленка утром никуда не спешила. Проводив Сашу, она вновь легла спать. В том, что она сообщила своему новому другу, всё было правдой. Но это была не вся правда. Да и не смогла бы Елена Михайловна Порубежка эту правду внятно высказать. И, похоже, никто из живущих на Земле людей этого не сумел бы. Не обладал обычный человек таким опытом: глубинным, уверенным знанием чужого внутреннего мира. И ведь мир этот в голове у Ленки был не один. Мужчин она, как правильно выразился друг Саша, исследовала. Любопытство, стремление доказать себе неотразимость женских чар, а более всего - неуверенность толкали её к тому.

С детства остро осознавая свою удалённость от мира обычных людей, она страдала от незаметного окружающим одиночества. Даже те люди, в чей внутренний мир она столь глубоко проникала, не могли стать для неё полноценными партнёрами или друзьями. Она знала о них всё, они о ней - считай, ничего. И вполне естественно, что они казались ей в общении полными идиотами. Девушка понимала неизбежность такого положения, но смириться не получалось. Оттого лишь с несколькими мужчинами Елена поддерживала отношения, несколько напоминающие дружеские. Говоря, что Саша лишь третий мужчина, которого она поутру кормила завтраком, Ленка ничуть не лукавила. Все прочие, едва встав с её постели, тут же выходили за дверь, выставленные, в лучшем случае, с соблюдением приличий.

. ..июнь 98

- Лев Федорович, добрый день. Это Саша, Собакин, - поспешно уточнил студент, зная, что задумчиво прогуливающийся по университетскому коридору философ даже сквозь мощные очки с трудом разбирал черты лица собеседника. Со времени их знакомства прошло не так много времени.

- А, добрый день, Саша. Дело какое есть?

- Да не совсем вроде и дело... Можно, я расскажу, а Вы уж сами решите, дело это или нет.

- Валяй, - кивнул преподаватель, облокачиваясь на подоконник, - только не очень долго.

- Познакомился я случайно с одним человеком, моих лет. Зовут Павлом. Заговорили о паранормальных вещах. Ну, я ему кое-что рассказал, он понял, что перед ним свои, и рассказал о себе. У Павла есть такая способность - он воспринимает космическую информацию. Вдруг, без всякого предупреждения, он начинает получать колоссальный поток информации: откуда-то из глубин космоса, и видит, слышит и понимает он всё, происходящее где-то там. Долго Паша этого не выдерживает, вырубается, а очнувшись, помнит далеко не всё. И то, что помнит, часто объяснить не способен.

- Такие же видения часто христианских проповедников посещали. Да и Мухаммеда, который пророк Аллаха, тоже. Ты продолжай, - кивнул Соколов благожелательно.

- Паша может, хоть и не всегда, вызывать такой поток по своему желанию. Кончается это тоже эпилептическим приступом, но в таком случае он получает информацию о Земле. Настоящее, прошлое, будущее, любые места, люди, документы...

- Это интересно, - оживился философ, - а он проверял, соответствует ли действительности, то, что он узнал, или это лишь экстатические видения?

Проверяли и сам Паша, и Саша вместе с ним, и ещё одна девушка, журналистка, которая неизвестно как отыскала Павла и немедленно стала его доверенным лицом. Все их проверки кончались одним - сведения Павла оказывались либо точными, либо невозможно было проверить их истинность имеющимися в их распоряжении средствами.

- Здесь необходимо использовать критерии возможности, вероятности и действительности, - перебил Сашу преподаватель. - Вы проверяли на что?

- На действительность... Всё, им сообщенное также и вероятно. Всё, что мы способны были понять.

- А что вам понять не удалось?

- Очень многое. Например, Ленку - это журналистка, - интересовал Нострадамус. Паша согласился вернуться в прошлое, но ответов на наши вопросы мы не получили. Он лишь мотал головой в ответ на наши предположения. В общем, нострадамусовы предсказания - совсем не предсказания, а нечто иное. Что именно - мы понять не сумели.

- Не те вопросы задавали? - вопросительно произнес философ, и в ответ на пожатие плечами собеседника предложил: - Ты этого Павла ко мне приведи как-нибудь. И Ленку тоже. Кстати, ты когда-нибудь работы Станислава Грофа читал? Ну, так прочти. Любопытная, черт ее возьми, вещица - это холотропное дыхание. Так вот, с помощью этой процедуры были открыты две неизвестные ранее цивилизации. Только на основании видений добровольцев.

Первый фигурант

Во время оккупации Орла немецкими войсками в домах 23, 25, 27, 28, 29 по улице Тургенева располагались две разведгруппы. Абвергруппа-107 имела базу подготовки на территории нынешней биофабрики, Абвергруппа-207 - в деревне Плещеево. Руководили этими группами капитан Гебберт и граф Тунхохенштейн. В обеих группах имелись осведомители или агенты советской разведки, оттого и эффективность подготовленных в группах диверсантов оказалась низкой. Но Елену интересовали не эти, хорошо известные из архивов КГБ, подробности.

Весной 1942 года в Плещеево работал инструктором Михаэль Иогенберг. Преподавал подрывное дело. Его курсанты - дезертиры из Красной Армии, уголовники, пленные красноармейцы, надеющиеся таким способом вернуться к своим - образованием не блистали. Да от них этого и не требовали. Немцы готовили диверсантов наскоро, отлично понимая, что большинство из них будет обезврежено ещё до того, как они сумеют причинить какой-то ущерб, а большинство оставшихся - сразу после того. Надо сказать, что в своём прогнозе абверовцы не ошибались - большинство диверсантов группы 207 сдались сами, едва оказавшись на контролируемой советскими войсками территории.

Сотрудники НКВД собирали информацию добросовестно, не упуская из внимания даже мелочей. Очень скоро они убедились, что Иогенберг выпускал прекрасных подрывников. Можно сказать - асов своего дела. Тогда мало кого заинтересовало столь странное обстоятельство. Ну, работает в разведшколе абвера прекрасный подрывник - и что с того? Не он один такой. Тем более, что вскоре Михаэль Орёл покинул и других упоминаний о нем не осталось. Но нашелся среди протоколов допросов диверсантов один листок, заинтересовавший Ленку настолько, что вот уже три недели она ни о чём другом думать не могла.

Курсант разведшколы Музалевский Игорь Алексеевич, учитель по образованию, рассказывал о случае, которому он оказался свидетелем. Инструктор-подрывник учил работать с взрывчаткой в сложных условиях. Учил определять её тип на вкус, на запах, ощупью. Ощупью же учил закладывать взрывчатку и зажигать запальный шнур - курсанту завязывали глаза и он производил необходимую операцию. Макетов Иогенберг не признавал, курсанты упражнялись исключительно с настоящими толовыми шашками. Запальный шнур гасил всегда сам инструктор. Как объяснял герр Иогерберг, подрывник не должен испытывать страха пострадать при работе со взрывчаткой.

Методы работы инструктора весьма отличались от принятых в вермахте - но прекрасные результаты защищали того от гнева начальства. И его курсанты действительно ничего не боялись. Оттого однажды, производя поджигание запального шнура - а тот был очень коротким - курсант неловким движением выдернул толовую шашку из углубления в стене, уронив под стол. Он должен был положить её на стол, рядом с инструктором. Дело происходило в помещении, в котором находилось восемь человек. Достать шашку с догорающим шнуром из-под стола успевал только курсант, производивший учебное зажигание. Он это сделать мог - по времени; и не мог - потому что не сумел бы мгновенно отыскать её под столом. Глаза-то у него были завязаны... Прочие курсанты могли. разве что, попытаться выскочить из комнаты. Все бы, конечно, выскочить не успели. В их распоряжении было около двух секунд.

Но никто даже не шевельнулся. Даже Михаэль. Инструктор лишь нагнулся, бросил взгляд на шнур - и тот сам собой потух. С неудачливым курсантом герр Иогенберг провёл ещё несколько упражнений, заставляя того поджигать всё более короткий шнур вслепую. И аккуратно обрезал шнур, причём не только Музалевскому казалось, что огонь затухал за мгновение до того, как пальцы инструктора касались запального шнура.

Восемь человек свидетелей. А следующему эпизоду свидетель был один - Игорь Музалевский. Только он слышал разговор подрывника-инструктора с приехавшим из Берлина офицером. Суть их беседы Игорь Алексеевич - заметьте, учитель - не вполне уловил. Речь шла о некотором проекте, не имеющем никакого отношения к идущей войне. Говорили, как ни удивительно, на русском языке. Михаэль, общавшийся с курсантами на хорошем, но излишне правильном и казённом русском, с приезжим разговаривал бегло. Так, считал Музалевский, говорят только на родном языке. Причём герр Иогенберг не пользовался характерной для русских эмигрантов речью. Он говорил, как человек, десятилетиями живший при Советах.

Его собеседник, человек восточного облика, говорил по-русски плохо. Но всё же лучше, чем на немецком. Оттого и выбрал для беседы более знакомый язык, не опасаясь, что снующие вокруг курсанты его услышат. Музалевский оказался неподалёку и большую часть разговора услышал. Услышал - и не понял. Именно последнее произвело на него самое яркое впечатление. Оттого он этот разговор запомнил и воспроизвёл, как мог, на бумаге перед следователем НКВД.

Назывались местности: Тибет, Рим, Кольский полуостров. Мифические страны: Шамбала, Туле. Говорилось о вратах, которым мог пройти посвященный. Упоминались азиатские имена, запомнить которые русский учитель не смог. Он запомнил только одно имя - Густав Кроткий. Говорили о некоей миссии, про которую все незаслуженно забыли, погрязнув в войне. Как понял Игорь Алексеевич, берлинский эмиссар склонял Михаэля Иогенберга присоединиться к людям, старающимся исполнить эту миссию. Тогда инструктор определённого ответа эмиссару не дал. Но вскоре покинул тренировочную базу абвера, а его место занял другой преподаватель.

Журналистское чутьё - а кто посмеет утверждать, что его нет в природе - прямо-таки вопило: вот оно! Фантастически интересная история о человеке неимоверной парапсихической мощи, способного волевым усилием гасить огонь. Скорее всего, герр Иогенберг продемонстрировал лишь малую часть своих талантов. Не потому ли он так свободно обращался с взрывчаткой и взрывателями, что был уверен - взрыв он предотвратит при любых обстоятельствах? И, кроме того, как он мог готовить асов подрывного дела из совершенно случайных людей? Не иначе, владел не то гипнозом, не то иным способом воздействия на сознание. И этот человек оставил службу, дабы посвятить себя некоей миссии. Оставил во время войны, будучи военнослужащим! Можно было только гадать, что за миссия то была.

Никаких других следов пребывания Михаэля Иогенберга в Орле журналистке отыскать не удалось. Музалевский умер сорок лет назад. И даже если удалось бы отыскать живых свидетелей, знавших инструктора-подрывника в тот период, вряд ли бы они что-нибудь прояснили. Потребовалось редчайшее стечение обстоятельств, наблюдательность и образование Игоря Алексеевича, чтобы суть герра Иогенберга чуть приоткрылась, обратив на себя внимание. Трудно было ожидать, что кто-то ещё мог заподозрить в подрывнике большее, чем мастера своего дела. Да и где их найти, живых свидетелей? Столько лет прошло...

Журналистке казалось, что и в документах личность Иогенберга (да настоящее ли то имя?) отражена будет скупо и недостоверно. Может, в немецких архивах что и сохранилось. Елена направила запрос, не особо надеясь на удачу. Да и в случае удачи пришлось бы ехать в Германию, что без знания языка казалось затеей авантюрной. Искать спонсора, брать с собой переводчика - а потом узнать что искомый человек погиб в такой-то день? Стоит ли?

Однако же из небытия выплыло другое имя: Густав Кроткий. Мастер-алхимик, вхожий в высшие круги рейха. Эта фигура могла оказаться ключевой в понимании таинственной миссии. И Ленка Порубежка знала, кто без долгих поисков и исследований в архивах сможет осветить ей этого фигуранта: Павел.

...июнь 98

Груда обуви в прихожей разлетелась по всему полу. Ленка громко чертыхнулась, а Соколов пророкотал из глубины своей комнаты:

- Кто там обувь пинает? Ставь на место.

- Здесь дети у соседей, оттого и места маловато, - пояснил Сашка.

- Да уж, - согласилась журналистка.

Войдя в комнату, Павел робко поздоровался. Философ оторвался от стола, заваленного бумагами.

- Так это и есть тот самый Павел? - он протянул руку. - Соколов, Лев Федорович. А тебя раньше не Савлом звали?

- Нет, как родители назвали при рождении, так я Павлом и зовусь, - ответил ему молодой человек.

- Обувь там в прихожей прибрали? А то соседи возмущаются... А это кто? - вопросил философ пространство, ухватившись за ладонь журналистки.

- ... значит, журналистика. Вторая древнейшая... И нужна не меньше первой, - воскликнул он с радостью.

Ленка заметила, что ещё вопрос, какая из профессий древнее. Ей лично кажется, что слухи распространялись и бесплатно - задолго до того, как человечество догадалось взымать деньги за оказание сексуальных услуг. Значит, журналистика, которая из этого процесса выросла, древнее проституции.

- Так люди слухи распространяют не корысти ради, а лишь чтобы получить удовольствие выплеснуть ушат грязи на ближнего. Какая же это профессия? Это праздник души, можно сказать, - рассудил философ. И без всякого перехода спросил: - А ты, Елена, каким талантом обладаешь? И, услышав ответ, ладонь девушки сразу выпустил. - Нет, я на это не согласен. Это страшное дело: ты удовольствие получаешь, а тебя до самого донышка выворачивают и все твои тайны разглядывают. Это без меня. Я боюсь.

Не было заметно, однако, никакого испуга. И хотя Ленка успокоила философа - мол, на его счёт она никаких планов не строила, она уже разобралась, как следует себя вести.

- Бояться, Лев Федорович, следует пашиного дара. Это действительно страшно - получать ответ на любой вопрос.

Философ с ней согласился, пристально глядя на молчаливого Павла. Сашка присел за стол преподавателя, выключил лампу и сидел тихо. А Павел скупо отвечал на вопросы философа, с трудом находя слова.

- Последний вопрос о чём был? А, тебя журналистка запрягла, чтобы самой не работать. Надеюсь, ты хоть удовольствие получил?

- Я с Пашей физически не сближаюсь, - влезла в разговор Ленка, - его дара я опасаюсь больше, чем СПИДа. А за работу плачу деньгами, как все порядочные люди поступают.

Паша на её комментарий не отреагировал.

- Лену интересовал Густав Кроткий, мастер-оккультист времени Второй Мировой войны. Кем он был, чего хотел. Я получил ответ. Если дело идёт о событиях, то это простой вопрос, затруднений не бывает.

Естественно, Соколов пожелал узнать, кем же был тот Густав и чем он заинтересовал журналистку. И с сомнением выслушал историю об оккультисте, который, дабы добиться могущества, согласился служить некоему существу, природа которого лишь отчасти была человеческой. Когда же он услышал, что Густава прикончили Юрий Кондрахин и Павел Недрагов, то пожелал узнать, чем же знамениты последние.

Саша скромно попросил философа не любопытствовать чрезмерно. Отвечая на вопросы, Паша мог непроизвольно попросить уточнения у Космоса - с неизбежным в таких случаях приступом, который мог бы сломать весь ход их собрания.

- Да, это ты правильно сказал. Молодец, Сашка. Ты аккуратнее рассказывай, Павел. Чего не знаешь, или там не понял, так и скажи. Незавершённость знания есть движущая сила поиска истины. К истине мы движемся через заблуждения. Говори, Павел, который не Савл, мы слушаем.

- Недрагов умер. Его уничтожила та сила, бороться с которой предназначено судьбой Кондрахину. Они не могут существовать вместе в нашей Вселенной. Впрочем, Кондрахин, он тоже не вполне человек. Я не могу этого объяснить... - задумался Павел.

- Но он жив? Где он сейчас? - допытывался философ.

- Жив, - отвечал медиум их маленького собрания, - он умеет перемещаться по мирам нашей Вселенной. И наш мир он посетит, когда придёт время...

- Да, - ошеломлённо произнёс философ, - бляха-муха, Бергсон в своём учении о чувственной интуиции полностью не прав. И как это получилось, что в общежитский комнате собралось четыре человека, владеющие парапсихическими способностями? В этом чувствуется перст судьбы, или, точнее, действие пока неизвестного нам закона природы.

- Лев Федорович, - привстала на диване Ленка, - Вы тоже владеете особым даром? Я так и чувствовала.

- Да, есть у меня такой дар. Что же я, хуже других, что ли? В отличие от ваших способностей, мой дар непродуктивен. Я, господа парапсихологи, устойчив к колдовству. Мне ещё в детстве - я вырос в Курской губернии - деревенская ворожея говорила, что меня можно только железом сразить. А всякие там порчи и заклинания меня совершенно не трогают. Наоборот, соприкоснувшись со мной, злое колдовство теряет силу. Так что Сашкины ловушки я легко могу обезвредить, чем всем вам свои способности продемонстрирую. И людей невинных заодно от порчи спасу.

Маленький кружок парапсихологов - Пашка упорно именовал их всех мутантами, а журналистка колдунами - собирался ещё не раз. Соколов разрядил все Сашкины заклятия, делом доказав свой талант. Ленка порывалась подключить новых друзей к своим вечным поискам сверхъестественного, но без особого успеха. Сашку и философа загадки такого рода не интересовали, Пашка откликался изредка. Ему было хуже всех - вставать с пола с головной болью, слабостью и затуманенными мозгами - и часто лишь ради того, чтобы не понять ответа или убедиться, что интересующий их случай - пустышка.

Философ сам вопросов почти не задавал - берег Павла. Но каждый раз строил разговор так, чтобы Павел мог невзначай что-то сокровенное высказать. Получалось, но нечасто. А Сашка воспрял духом и принялся тренироваться, дабы научиться своим даром управлять. Действовал он в двух направлениях: искусственно вызывал у себя необходимую злость, и старался наложить заклятие с определённым действием. Довольно быстро он определил, что самые сильные его заклятия серьёзного вреда никому не наносят. Максимумом было то, что именовалось в юриспруденции "Менее тяжкие телесные повреждения". Но вскоре он научился накладывать заклятие, вызывающее приступ сильного головокружения. Приступ проходил минут за сорок, причем заклятие было одноразовым. Специально для возможности его использовать Сашка носил с собой горстку гладкой гальки. Наложил заклятие, бросил камушек в сторону супостата - и тот на полчаса лишается возможности передвигаться и целенаправленно действовать.

Врата открываются

В мае прошлого года произошел, казалось бы, банальнейший случай - пропали два бомжа. То есть бомж был - была - один (то есть одна). Любовь Анатольевна Солонкина по прозвищу Солонка, официально нигде не зарегистрированная. У неё и паспорта даже не было. Второй пропавший - Чекмарев Трофим Сергеевич, 1952 года рождения, официально был прописан в частном доме на 4-й Курской. Правда, самого дома уже несколько лет не существовал. Проживал же Чекмарев вместе с Солонкой в Пятницкой Слободе. Постоянной работы не имел, пробавлялся случайными заработками, пьянствовал. Исчезновением бомжей и алкоголиков в наше время никого не удивишь. Но среди братвы поползли слухи, что Чекмарев по кличке Тузик регулярно сдавал менялам золотые монеты неизвестного происхождения.

Братва Тузика, само собой, выследила, села на хвост и потребовала открыть источник обогащения. Под угрозой физического воздействия тот признался, что ему известна дверь в одно место, где нищенствующим подают золотом. Ради золота бандюки тоже не прочь были побыть нищими. А вот дальше начались, как говорится в той среде, непонятки. Тузик привел братанов на камушек на берегу Оки - и навсегда исчез из нашего мира. Исчез, несмотря на то, что братва его и бабу крепко держали в руках. Держали в прямом смысле слова. Сторожившие их крепкие парни все, как один, в силу занимаемого общественного положения были убежденными материалистами и в чудеса не верили. В фокусы - это пожалуйста, а в чудеса пусть верят остолопы. Вот и пытались они так и этак разгадать секрет увиденного трюка. И тем, и этим манером усаживались на злополучный камень, да только напрасно штаны протерли.

Предположить, что братки придумали эту историю для прикола, трудновато. Не такое у этих ребят чувство юмора. Ювелир потом подтверждал - да, попадали к нему незнакомые монеты. На древние непохожи, но язык надписей и оформление казались старинными и выглядели совершенно незнакомыми. Монеты он переплавил. Золото? Обычное, той же чистоты, что и в царских червонцах...

- Ну и что? - пожал Сашка плечами, не дослушав, - скорее всего, Тузик твой братву наколоть сумел. Что-то хитрое придумал, братва и повелась. А потом то ли они чего не поняли и решили, что бомжи действительно исчезли, то ли придумали эту историю, чтобы оправдаться перед главарями. Нам не всё равно?

- Нет, Саша, всё не так, - покачала Ленка головой, - ты до конца не дослушал.

И она продолжила рассказ.

Соседи Тузика поначалу даже обрадовались его пропаже. Алкашня к ним во двор таскаться перестала уже через несколько дней. Вид опечатанной двери ясно указывал - этот притон функционировать перестал. Но вскоре соседи заметили, что жилище пропавшего Тузика кто-то посещал. Следы на мокрой земле, тихие звуки из-за стены, неясные тени во дворе, неразличимые в ночной темноте. Дверь оставалась запертой, печать - нетронутой. Но соседи решили, что Тузик ночами навещает свою квартиру, проникая в неё через окно.

А решив так, успокоились. Специально его ночью не подстерегали - кому он нужен, пьяница - но выйдя во двор по какой нужде ночью, поглядывали на дверь и окна соседа. Но Тузика застать лицом к лицу не сумели. А по улице уже пошли слухи: в районе ночами орудует маньяк. Он зверски убил нескольких собак - у одной вообще отрубив голову напрочь. Несколько человек были оглушены сильным ударом по голове и обобраны. Снимали даже обувь. Во дворах пропадала сохнущая после стирки одежда. Ночами воры обшарили несколько квартир - не взяв ни денег, ни электроники, ни даже спиртного. Их интересовала одежда, обувь, документы, часы, украшения - вплоть до самой дешевой бижутерии. И всё это происходило на нескольких улицах между железной дорогой на Цон и улицей Русанова.

- Не наши, стало быть, воры, - резюмировал Сашка. - Думаешь, засланные казачки из того мира, куда сбежал Тузик?

- Не просто казачки, Саша, - убежденно сказала журналистка. - Тамошние ниндзя. Никто их толком не разглядел, а они мало-помалу готовятся вторгнуться к нам. Монетками мелкими запасаются, одеждой. Я думаю, нам с тобой пора прояснить этот вопрос.

Молодой человек тяжко вздохнул, закрыл книгу и повернулся на раскладушке, отчего та заскрипела на всю квартиру. Сашкин отец в очередной раз запил и юноша на несколько дней перебрался к Ленке. Об окончательном переезде речь, разумеется, не шла, и это понимали они оба.

- Нам? - Сашка понял, что неугомонная подруга собирается втянуть его в очередную авантюру.

- А кому ещё? - подняла брови хозяйка. - Тузик с Солонкой сквозь ворота проходили, почему же у нас не получится?

- Ну, естественно, - немного саркастически протянул Сашка. - Мы же с тобой не какие-то там бандюки неотесанные, а люди с научным складом ума...

- Заткнись и меня послушай. Я тут подумала на досуге, что мы на ту пару похожи. Сожительствуем, как они, и даже спим под чужой крышей. По крайней мере, сейчас.

- Угу, и такие же запойные...

Очередную порцию сарказма в Сашкином голосе Ленка проигнорировала. Наоборот, на несколько секунд задумалась и вдруг выпалила:

- А ты прав. Молодец! Захватим с собой бутылку вина. Если без этого не получится, пожертвуем здоровьем ради науки. Ой, я так рада, что ты согласился.

Сашка лишь махнул рукой обреченно.

- Ты хоть знаешь, о каком камне идет речь? - используя последнюю попытку, спросил он.

- Конечно, знаю! Приблизительно.

...июнь 98

Ночью у него опять был приступ. Внезапный, без пробуждения. На этот раз Павел не свалился с постели, но осталось ощущение страшной разбитости, словно кто-то безжалостно выкручивал ему все суставы, да еще кровь стучала в голове, словно сердце решило туда переселиться. И еще - смутное ощущение чего-то страшного, тянущегося к нему, Паше, издалека. И во сне он точно знал, что это что-то его не найдет, не сумеет, если он сам себя не выдаст неосторожным действием. Он еще долго лежал в постели. Мать, привычная к болезни сына, ни о чём не спрашивала, только двигаться старалась потише.

Когда Павел заставил себя поесть и вышел на воздух, ощущение враждебной страшной силы, норовящей выследить его, не исчезло. Лишь ослабло немного. "Так, должно быть, чувствовал черную волю Саурона Фродо, пробираясь к Ородруину" - подумалось ему. Прежде ночные приступы такого страха не приносили. Не умея этого объяснить, он был уверен: это знание пришло к нему напрямик из космоса. Это не бред, не ночной кошмар - истина. Та великая, несомненная истина, которая не могла открыться никому из окружающих. Не владели простые люди каналом космической связи. Павел - владел. Но понять и постичь открывшиеся ему истины он был не в состоянии. Ухватывал то немногое, касающееся лишь его самого. И иногда - получить ответ на свой вопрос.

Паша даже не знал, что лучше - страдать вот так, тщетно пытаясь вникнуть в обрывки знаний, неожиданно всплывающих в. голове и ощущать своё одиночество среди обычных людей, живущих полученными в школе и реальной жизни знаниями, или же быть человеком обычным, лишь раз-другой в месяц подверженным судорожным приступам. Ведь живут же другие люди с эпилепсией, приспособившись к своей болезни? Многие её и за болезнь не считают, вспоминая Фёдора Достоевского и Юлия Цезаря.

А может, кто-то из эпилептиков - и даже не один - тоже мог прикоснуться к космической сокровищнице знаний? Но если и так, его неизвестные собратья предпочитали свой дар не афишировать. Боялись, что их в сумасшедшие запишут? Может, и так. И ему бы не стоило психиатру о своих видениях рассказывать. Впрочем, тот всё равно не поверил. И слава Богу, что не поверил. Если спросит - можно ему рассказать про медицину Арпарта. Отчего-то Павел запомнил именно это. Может, оттого, что их медицина оказалась тесно переплетена с религией, а такой странной религии на Земле он не знал.

Да и религия ли это была? Порядочной религии полагался Бог, на худой конец - сборище богов или богочеловек, пророк истины. А у них был кто? Не создатель всего сущего - по представлениям арпартцев Вселенная возникла и существовала согласно незыблимым законам, - и не существо, наделившее людей бессмертной душой. Их объектом поклонения являлся некий принцип, имеющий множество воплощений, некоторые из которых являлись святынями, тогда как другие - нет. Принцип сей, хоть сам разумным не был, имел отношение к любой разумной деятельности.

Опять же, загробной жизни они не признавали. И при всём том, их вера, именовавшаяся, как и сам принцип, Раксом, имела весомую практическую пользу. С её помощью устраивали жизнь, решали сложные проблемы, воспитывали детей и взрослых, исцеляли. Пользу от веры в Ракс ощущали практически все - но непонятно было Паше, как это обычный здравый смысл может быть объектом религиозного поклонения.

Но если чудеса и загадки Арпарта его просто влекли, другое знание, попадающее в его голову без всякого его в том участия, внезапно начало его пугать. Кроме рядовых людей, во Вселенной попадались и такие создания, которых кроме как колдунами назвать было нельзя. Они - люди и нелюди - дружили и враждовали, заплетали интриги, иногда погибали и сами, но чаще сеяли смерть и разрушения вокруг себя. Паша знал лишь о некоторых из них, и совсем не хотел знать больше.

Но смутное знание, что именно он стал не просто свидетелем - действующим лицом происходящих во Вселенной перемен, наполняло его тревогой. Он чувствовал, что сейчас любое его действие, сам характер задаваемых им Космосу вопросов могли повлиять на грядущее столкновение великих сил. Одну из этих сил представлял Кондрахин, другую - некое существо, что сейчас именовало себя Николаем Егоровичем. И это существо, слившееся с окружающим миром так, что его нельзя было найти даже колдовскими усилиями, находилось неподалёку отсюда, ожидая появления Кондрахина, как паук в центре паутины ждёт случайную муху.

Пока Павел не собирался ничего говорить друзьям. Неизбежные вопросы, на которые у него не было ответа, потребовали от него новых обращений к Космосу. А это, как ему почему-то казалось, могло привлечь внимание той силы, которая в данный момент ассоциировалась у него с Николаем Егоровичем. Оставалось только надеяться, что вся ситуация рассосётся сама собой, без активного его вмешательства.

Он припоминал множество своих предшественников: людей, способных предвидеть ход событий, прославившихся необычно точными предсказаниями. Мало кому из них столь опасный талант не принёс неприятностей.

Одним из таких счастливцев был монах Симеон Полоцкий, в миру - Симеон Емельянович Ситнианович-Петровский, знаток многих языков, европейски образованный человек и бездарный поэт. В ночь с 28 на 29 августа 1671 года он заметил недалеко от Марса новую звезду. Симеон Полоцкий - первый тогда в России профессиональный литератор, астролог, воспитатель детей царя Алексея Михайловича. Он явился к царю и истолковал появление звезды так: царица зачала сына, который будет знаменит на весь свет, заслужит невиданную славу, будет великим воином. Царь приставил к монаху караул, пока не убедился в беременности жены. Роды были трудными, но Симеон Полоцкий предсказал, что всё будет хорошо, через двое суток родится сын, коего следует наречь Петром. И предсказал множество подробностей родов; а роды оказались трудными и затяжными, за жизнь царицы уже всерьёз опасались.

Конечно, кое-что приписали позднейшие историки, по врождённой, вероятно, привычке приукрашивать и без того примечательные события. Но Павел знал, что Симеона Полоцкого не зря считали причастным к тайнам небес. Он и в самом деле владел многими разновидностями ясновидения. И предсказывал он деятельно: указав царю час, в который тот сможет зачать жизнеспособного продолжателя династии. Что спасло его от зависти и злобы обывателей? Близость к царской семье? Постоянство в вере? Способность управлять мыслями окружающих? Паша был уверен, что без последнего не обошлось. У Симеона Полоцкого такой талант был. А у Павла не было, и приходилось вести себя очень осторожно.

Когда вместо умершей бабуси в ничем не примечательном доме близ железной дороги поселился бодрый старичок, соседи поначалу проявили к нему понятный в таких случаях интерес. Впрочем, старичок этот, Николай Егорович, охотно вступал в беседы с соседями, но почему-то получалось так, что это они рассказывали ему о себе, а жизнь Николая Егоровича оставалась покрытой тайной. Разумеется, его дом, как и многие другие в посёлке Нарышкино, был хорошо виден и с улицы, и с соседних огородов. По участку нового соседа, которого все враз сочли военным пенсионером, бегали три лохматые кавказские овчарки. Хозяин иногда копошился на участке, но в основном он ухаживал за плодовыми деревьями, а зеленью - за умеренную плату - занималась вдовая соседка с той же улицы. Она же кормила собак во время отлучек хозяина.

Отъезжал Николай Егорович, владелец жигулей-пикапа, часто. Куда и зачем, не знала даже приходящая вдова Инна Ивановна, которая, как и все бабы была весьма не прочь посудачить об общих знакомых. От неё и узнали, что Николай Егорович знатный собаковод, способный подчинить себе любую барбоску от болонки до овчарки. Он своим собакам показал Инну Ивановну, сказал: "Своя" - и свирепые создания, способные разорвать любого вора, на садовницу внимания больше не обращали.

- Он мне так и сказал: слушать тебя они не будут, трогать их не надо, а пищу от тебя собаки возьмут, - делилась воспоминаниями садовница.

В доме Николая Егоровича имелось минимальное количество мебели. Книг он не держал, зато читал газеты и журналы, раздавая их по прочтении соседям. По телевизору включал новости, фильмы начисто игнорировал, а вот мистические программы смотрел с большим интересом. Инна Ивановна, которая иногда у него и кухарничала, часто слышала утробный смех, которым Николай Егорович сопровождал многие кадры передач о сверхъестественном. В общем, соседи решили, что служил ранее Николай Егорович в органах правопорядка. То ли заключённых охранял, то ли розыскных собак натаскивал. Домыслы эти были вполне ожидаемы: главной достопримечательностью поселка являлась мужская колония. Местные шутили: "Половина наших сидит, а вторая половина их охраняет. Потом меняются местами".

Да и сам сосед подобных предположений не отрицал, добродушной улыбкой намекая, что соседи не столь и ошибаются, только вот ему подтверждать их домыслы явным образом не положено. Как-то Инна Ивановна, проводившая в доме своего нанимателя по несколько часов ежедневно, увидела его обеспокоенным. Быстро собравшись, Николай Егорович уехал, пообещав вернуться назавтра. Садовница обратила внимание на газету, которую хозяин бросил на столе, и в неё заглянула.

Леший

На самом западе области, практически по границе Дмитровского района, протекает невеликая речка Ленча. Течет Ленча с севера на юг и впадает в Неруссу. Параллельно Ленче в Брянской области течет Летча, также впадающая в Неруссу, но западнее. Междуречье их, в самом широком месте достигающее пятнадцати километров, сплошь лесистое, а местами и болотистое. Между речками известно лишь одно поселение - Жучок, неподалеку от которого разбросаны вымирающие деревеньки. А по самой Летче деревень расположено побольше, хотя ни приличных дорог, ни крупных ферм в тех краях нет. Лесная глухомань. Самое место для леших, кикимор и прочих персонажей русского фольклора. Бабу-Ягу, честно говоря, там не встречали, должно быть, места для нее сыроваты, а вот леший, убеждены местные жители, там обитает.

- Зимой это было, - вспоминает местный житель Платон Егорушев. - Шел я из Николаевского в сторону Жучка, шел по дороге, чтобы Ленчу по мосту перейти. Оттепель была, снег вязкий, и вижу я, что через дорогу перешел вроде как человек. Мне показалось, что человек, я даже не усомнился вначале. Рост, движения - все человеческое. Одет, как многие здесь - в летний армейский камуфляж. То есть, быть может, он во что другое был одет, но мне показалось так.

Платон Егорушев, по его словам, хотел попросить закурить. Во всяком случае, он того человека окликнул, а тот немедленно припустил бегом и скрылся в недалеких зарослях. Платон отправился по его следам.

- И следы были человеческие, точно говорю. Только заметил я, что бежал Леший как-то странно. Петлял, как заяц. С глаз он вообще скрылся сразу, там кругом то посадки, то кусты, а по следу я его отыскать не смог. Петлял полчаса, не меньше, и все в квадрате со стороной не больше двухсот метров. А потом след внезапно оборвался. Прямо посредине чистого поля, где ни кустов, ни дорог нет.

Односельчане Егорушева к его рассказу отнеслись скептически. Верить Платону, говорили они, можно, но - трезвому. А в каком состоянии он был в тот день, установить теперь сложно. Однако Платон оказался единственным, кто видел Лешего на открытом месте, днем, с нескольких сотен метров. Все прочие очевидцы в своих показаниях весьма и весьма расходятся. Кто описывает Лешего ростом в метр, кто - в два с половиной. Большинство сходится на том, что он покрыт зеленоватой шерстью, а на голове у него - грива темно-зеленых волос. Видели его то сквозь листву, то в сумерках. Не раз пытались травить собаками, но те след ни разу не взяли.

Лесники из Брянской области, да и охотники утверждали, что частенько обнаруживали в лесу следы пребывания человека: то кострище затоптанное найдут, то кости от зайца или птицы какой. Думали на браконьеров, но сомневались - выстрелов никогда не было слышно. А однажды на берегу Ленчи ребятишки нашли землянку, а в ней - мешки с мукой, сухой горох. Их спугнул тогда мужчина в зеленой куртке и серых штанах странного покроя. Мужчина неожиданно вышел из-за деревьев и уставился на ребят недобрым взглядом. На его плече висел лук. Он ничего не сказал, только что-то промычал, но мальчишки испугались и убежали. Вскоре они вернулись - с отцами и старшими братьями, но землянка оказалась пустой.

- Нет никаких Леших, - уверен майор запаса вооруженных сил Игонин Рудольф Александрович, - просто в лесу живет нелюдимый человек. Может, немой, а скорее, сбежавший из мест заключений уголовник. Я летом в здешних краях домик снимаю: охота, рыбалка, огород. Вот и знаю, о чем местные жители говорят. Во всех деревнях порой пропадают то продукты, то одежда, то инструменты какие. Что-то, ясное дело, местные пьяницы тащат, а что-то лесной человек к себе уносит. Я даже слышал, что в деревенские магазины иной раз незнакомый человек заходил. Немой, или прикидывался, но объяснялся он знаками. Хлеб покупал, соль, спички, сапоги резиновые. Деньгам счету не знал, протягивал пачку продавщице и ждал сдачи.

Алёнина Пелагея Аксентьевна, наоборот, в немого уголовника не верит.

- Какой же он немой, когда я сама слыхала, как Леший поет? Красиво так поёт, только слов не разобрать. По-своему он говорит, не человеческий у него язык.

Возможность появления Лешего в магазине пенсионерка Пелагея Аксентьевна допускает.

- А что ему, Лешему, стоит человеком прикинуться? Пока молчит, да в полутьме, его и не различишь.

Живет пенсионерка в Гуровском, что на берегу Ленчи, а Лешего сама встречала не раз. Но рассказать о нем не может, так как слаба глазами, и больше ориентируется по слуху.

- Он-то, Леший, всех нас давно знает. Из кустов через речку посмотрит, кто в деревне где есть, и ходит себе по своей нужде. Меня совсем не боится - я его шаги сколько раз во дворе слыхала.

- Да отчего не боится? - поинтересовалась я.

- А он знает, что я совсем слепая, только и могу, что человеческую фигуру на свету в трех шагах разглядеть.

В доме у Алёниной тоже не раз пропадали всякие мелочи, но пенсионерка полагала, что сама по забывчивости их потеряла. Лешего она не боится и уверена в его добропорядочности.

Толик Алехин, ученик шестого класса, летом отдыхал на Летче, в Нижнем Городище. Толик уверен, что Леший - совсем даже не человек, и легко способен превратиться в дерево или корягу. Однажды Толик ловил рыбу и видел, как стоявшая на другом берегу коряга внезапно зашевелилась и несколькими шагами удалилась в лес.

- Я напротив почти час рыбу ловил. Шесть уклеек поймал и двух окуней, а коряга так на берегу и стояла - серо-зеленая, с несколькими еще живыми ветками. А я потом червяка стал насаживать и вижу краем глаза - коряга пошла. Я голову поднял и успел увидеть, как она в лесу скрылась.

Двигалась коряга бесшумно, на двух ногах, как человек. Но мальчик совершенно уверен, что то был Леший.

- Он, говорили пацаны, иногда сети на реке ставит. Оттого и рыбы мало стало, что всю Леший переловил.

Офицер запаса Игонин не сомневается, что при желании таинственный человек-Леший смог бы и зиму провести в лесу.

- В армии разведчиков к этому готовят. Если человек прошел такую подготовку, летом вырыл себе надежный схрон, запасся кое-чем, - перезимует. Зимы стали мягкие, морозов почти не бывает, хватило бы продовольствия. Огонь нужен только для приготовления пищи, он его ночами может разводить, когда в лесу людей не бывает. А к утру запах дыма если и не рассеется, то определить его источник станет уже затруднительно. Разные там лесные братья от контрразведки в лесах годами скрывались, а нашего Лешего никто и не ищет толком.

Нечистой силе, судя по сказкам, мороз не помеха. Если же принять точку зрения Игонина, одинокий лесной братишка все лето должен готовиться к зимовке. Но, без всякого сомнения, придется зимой такому нелюдиму весьма непросто. Лесных братьев поддерживало местное население, а у Лешего-человека, судя по всему, такой поддержки нет. Иначе ему и в лесу жить было бы незачем. Впрочем, может это у него всего-навсего хобби такое?

Живущие по берегам Ленчи крестьяне к Лешему относятся с безразличием. Человек он там, или сила нечистая, но вреда ощутимого не приносит, да и на глаза старается не показываться. А раз так - то и думать о нём не стоит.

Елена Дозорова

Инна Ивановна прочла статью с интересом. Леший там, или нелюдимый немой - всё равно нервы щекочет. И, когда назавтра вернувшийся хозяин сообщил, что к осени этот самый "леший", а на самом деле обычный добропорядочный человек, поселится у неё на время, одинокая женщина даже не подумала отказаться. Впрочем, своему неожиданному согласию она не удивилась. Ей гораздо более интересным показалось то удовольствие, которым буквально сиял вернувшийся Николай Егорович.

Арпарт на ощупь ...июнь 98

Ленка вообще предпочитала на Пашку не смотреть. Сашка, сжав зубы, с отсутствующим видом смотрел на бьющегося в припадке друга. Только философ сидел за столом спокойно, ожидая, пока их медиум выдаст требуемый ответ. Когда Павел обмяк, и Сашка подложил ему под голову подушку, журналистка вздохнула облегчённо и покачала головой. Едва он открыл глаза, она наклонилась и быстро спросила:

- Что там, Паша? Нам можно?

- Там безопасно..., - разомкнул губы Павел и огляделся.

Убогая комната общежития - рабочий кабинет и одновременно жилище философа. Павел лежит на диване, застеленном мятым древним покрывалом. Рядом друзья, напряжённо ожидающие его ответа. Решается вопрос - отправляться ли Саше и Лене в мир, откуда приносил золото бомж по кличке Тузик. И вот он, столь долгожданный ответ. Да! Они могут отправиться в мир, называемый своими жителями Арпарт, что в переводе на наш язык означало - основа.

Жадно вслушивалась в каждое слово Ленка, задумчиво слушал Саша, а Лев Федорович тихонько шевелил губами.

- ... никто там нападения на нас не замышляет, большинство населения о воротах и не знает. Есть там небольшая группа колдунов, навроде нас, только им известно о существований прохода в иные миры. И только после ухода туда Тузика с Солонкой они занялись этими воротами...

- Почему так... Что случилось? ... А что с Тузиком? - вопросы слились в один.

Паша отвечал замедленно, а по его лицу разливалась бледность. Все понимали - сейчас их медиум уснёт, и нет никаких гарантий, что во сне он не забудет что-либо достаточно важное. Пока что они успели узнать, что Тузик отыскал местный виноград, они с сожительницей наготовили из него браги и ужрались до приличного отравления. Но - живы. А местные колдуны отметили активность ворот, которые активизировались, когда воспользовавшаяся ими пара не вернулась назад в течение суток. И сами начали посещать наш мир.

- Дверь между мирами, воплощение многовековой мечты человечества, - покачал головой философ, - и с нашей стороны туда лезут бомжи, а оттуда к нам - мелкие воришки и грабители. Да, воплощённая мечта выглядит в жизни неузнаваемо, бляха-муха. Вообще задумаешься, стоит ли к чему стремиться, раз в итоге первым окажется вот такой Тузик.

- Нам ещё надо узнать, можно ли ворота разрушить, - вернула беседу в практическое русло Ленка.

Все разом посмотрели на спящего Пашу. Кто знает, сможет ли он ответить на этот вопрос, проснувшись? А заставлять его искать ответы вторично...

- Так ты хочешь сама туда проникнуть или их к нам не пустить? - поинтересовался у подруги Сашка.

- Проникнуть туда следует, это обязательно, - твердо произнес философ, вставая. - История нам не простит, если мы упустим такую возможность. Иной мир! Да вам за это при жизни памятник воздвигнуть положено!

- Боюсь, нам об этом путешествии молчать придётся. Иначе получим проблемы Тузика в наследство, - обрезал тираду философа Александр.

И все разом замолчали, поскучнев. Но разговор вскоре возобновился. Обсуждали две темы: поведение контактёров в Арпарте и как потом донести полученную информацию до широкой общественности.

- Ты у нас, Елена троянская, журналистка, тебе и карты в руки. Твоя задача - ознакомить благодарное человечество с миром Арпарта. И самой остаться при этом живой и здоровой. Вот и думай, через кого ты действовать будешь. Кто нам известен из авторитетных мистиков: уфологи, сектанты какие-нибудь, фантасты...

- А учёные? - спросил Сашка недоверчиво.

- Учёные..., - пробормотал в ответ философ задумчиво. - Учёным доказательства нужны. Пробы воды, воздуха, грунта, гербарий там собрать, шкуры тамошних зверей представить. А потом они ещё потребуют аборигена привезти, а в качестве решающего доказательства - переправить в Арпарт авторитетную комиссию Академии Наук в составе восьмидесяти академиков. Нет, Саша, твоя троянская подруга права - следует изучить то, что по силам нам самим, и ворота закрыть. Если это вообще возможно. Иначе рано или поздно, то ли с той, то ли с другой стороны через них такое протащат...

- Мы ещё туда и не проникли, - заметила Ленка, - вот сходим, посмотрим, тогда и рассуждать будем.

- Проще подождать, пока Паша проснётся, - ещё более здраво рассудил Александр.

Они дождались. И сразу выяснилось, что брать пробы грунта и собирать гербарий нет никакого смысла. Мир Арпарта оказался весьма схож с Землёй: те же или минимально различающиеся флора и фауна, та же атмосфера, схожие очертания континентов. История Арпарта шла иными путями, не создав высокоиндустриализованного общества, его обитатели достигли значительных успехов в сельском хозяйстве и врачевании. Но были у них, как и полагается, политическая борьба, войны, шпионаж, религиозная нетерпимость. Словом, вешаться на шею первому же аборигену с радостным воплем: - "Мы твои братья по разуму с Земли" не стоило.

Вполне могли отволочь в кутузку для дальнейшего разбирательства, могли и морду набить. Лучше, не рискуя, уподобиться пропавшим бомжам и попытаться на Арпарте сойти за местных. Ленка разом припомнила, что расследовавший исчезновение бомжей мент упоминал странную одежду, обнаруженную в квартире Тузика. Скорее всего, она и сейчас там хранилась. Одежда, ясное дело, с Арпарта, её бомжи брали с собой в путешествие.

- Значит, Тузик с Солонкой сидели там на тротуаре и просили подаяния. Первый контакт, бляха-муха, - удивился Лев Федорович. - Идеальное решение. Никто к блаженным не присматривается, но вам, молодые люди, лучше загримироваться под стариков. Не то ваш цветущий вид подозрения вызовет.

Ленка горестно вздохнула и демонстративно закатила глаза. Но когда философ предложил ей альтернативу - первую древнейшую - она возмущённо заверещала:

- Это что же, раз я женщина, так мне место только на панели или на паперти? Что за шовинизм такой, мужчины? Не ожидала от Вас, Лев Федорович. Уж от кого-кого...

Философ выразительно пожал плечами; мол, предложи что-нибудь получше. Журналистка еще поворчала, ни к кому конкретно не обращаясь, но сочувствия не встретила. Паше тоже казалось, что лучше или не вступать вначале в контакт с аборигенами, или же прикинуться нищими. На том и остановились. Оставалось приодеться в арпартские тряпки и двигать в сторону ворот. Для посещения тузикова жилища избрали ночь.

Днём один из знакомых Павла зашел во двор, пошарил в единственном незапертом сарае - пусто - и подёргал опечатанную дверь. Дверь была заперта. Соседка вышла на соседнее крыльцо и настороженно посмотрела на незнакомого человека.

- Чекмарёв пропал больше месяца назад. А вы ему кем приходитесь?

Пашин приятель пробормотал что-то о случайном знакомстве и поспешно удалился. А вечером журналистка примеряла шапку с прорезями для глаз, вертясь перед зеркалом своей квартиры.

- Похожа я на ниндзя? - вопросила она Александра, встав в боевую стойку.

- Точь-в-точь, - рассеянно ответил тот, приспосабливая к себе пояс для исправления осанки.

Только надел его Саша так, что одно его плечо перекосилось книзу. Фальшивые усы и борода дополняли маскарад, а к переднему левому нижнему резцу он присобачил фольгу желтого цвета, имитируя золотую коронку. Ленка тоже раскрасилась так, чтобы никто из знакомых её ни за что бы не узнал. Паша с другом, предназначенные стоять на атасе, в маскараде не нуждались. У них были свистки, недавно купленные и только что опробованные.

- А-ха! - резко взмахнула ногой в воздухе журналистка, вызвав удивлённые взгляды. - Чего смотрите? Я занималась немного карате и боевым самбо. Если меня руками начнут хватать, вырваться сумею.

- А ножи кидать или из пулемёта от пояса палить? - поинтересовался Павел.

- Не царское это дело, - возразила Елена.

Александр тут же представил историческую справку: Анна Иоановна, русская императрица 18 века, стрелять очень любила. И умела. Она даже палила из окон своего дворца по пролетающим воронам или замеченным оленям и зайцам - их в Петергофском зверинце специально держали для услады царствующей особы. Так что стрельба была делом вполне царским.

- Ну ладно, - согласилась журналистка, - из пулемёта не стреляла, мне его не поднять, а из автомата приходилось. И от пуза - тоже.

- Рэмбо в юбке, - прокомментировал Сашка.

- На криминальные дела я в юбке не хожу, - парировала девушка. - А если я Рэмбо, то ты у нас - Хоттабыч-недоучка.

Вышли в полночь. Пашкин друг показал им пути отхода, затем быстро встал на подоконник, просунул руку в форточку и опустил запор. Слегка толкнув оконную раму, он убедился, что та открывается и с независимым видом зашагал вдоль по улице. Его место, согласно диспозиции, было на перекрестке. Через пару минут Паша заглянул во двор, подергал дверь и вышел на улицу, повернув к другому перекрёстку. Проводив его взглядами, Александр с Еленой вышли из густой тени сирени на другой стороне улицы и подошли к окнам Тузикова жилища. Соседские окна были тёмными, прохожих вокруг не наблюдалось. Настал самый ответственный момент.

Сашка открыл рамы и подсадил Ленку. Девушка скрылась в темноте помещения, спустя некоторое время там заметался слабый луч света.

- Держи... - из открытого отна вылетела вонючая тряпка, Саша поймал её и засунул в рюкзачок за спиной.

Затем последовали тяжелые сандалии, еще какая-то тряпка, а потом в комнате раздался вопль:

- Это не Тузик! Хватай воровку!

Загремела мебель, что-то звучно шмякнулось на пол, послышался негодующий крик. Из окна вывалилась журналистка и растянулась на земле. Вслед за ней уже высовывался неразличимый в темноте человек, но тут тихо бормотавший себе под нос Сашка бросил в него камушек, подхватил Ленку, и они бросились бежать. Преследователь, вывалившись из окна словно мешок картошки, вскликнул, встал на четвереньки и начал неудержимо блевать. Проскочив в темноте дворами в переулок, Сашка достал свисток и свистнул три раза. Сигнал призывал помощников к немедленному бегству. Ленка стащила свою грабительскую маску.

- Фонарик обронила... Нас ждали: они вошли в дверь, которая должна была быть закрыта. Сразу открыли...

Собрались неудачливые взломщики у журналистки. Павел сразу получил причитающуюся долю тёплых слов.

- Я её пробовал, Лена, честное слово. Закрыта была дверь.

- И я днём пробовал, - поддержал его товарищ.

- Как-то они в эту дверь вошли, - возразила девушка. - Сможешь ты так сразу закрытую дверь распахнуть? Без шума, заметь. Хорошо, что они Тузика ожидали увидеть, не сразу среагировали. Я одного лучом фонаря ослепила, второго подсечкой уронила - и в окно. Чуть рёбра не поломала.

- Нашли хоть то, что искали? - поинтересовался пашкин друг, которому преподнесли заранее подготовленную легенду, о воротах в Арпарт не упоминавшую.

Сашка выбросил на пол сандалии, длинное закрытое платье, старые портки в пятнах. Ленка страдальчески сморщилась и отвернулась. Паша дипломатично заметил, что вещи должно быть, представляют немалую историческую ценность. Саша его немедленно поддержал. Журналистка гордо смотрела в сторону. Позже, когда Паша с другом удалились, она возмущённо проговорила:

- Я что, должна буду это одеть?

- Ага. Я бы на твоём месте вначале постирал.

- Вот спасибо! Я бы ни за что не догадалась. Мужики...

После паузы девушка уже совсем другим тоном спросила:

- Ты не думаешь, что те, с Арпарта, что-то о наших планах пронюхали? Сегодняшняя засада мне кажется весьма подозрительной.

Сашка пожал плечами:

- Ты была в квартире, не я. Что за мужики тебя ловили, кроме тебя, никто не скажет. Только, мне кажется, это были не менты.

- Ясно, что не менты. И на братву не похоже. Должно быть, соседи. Я разузнаю сегодня днём.

Она разузнала. Соседи оказались словоохотливыми и неудачной засадой хвалились так, что про неё прослышала вся улица. Лену народная молва представила амазонкой-ниндзя, приёмами каратэ раскидавшей десяток мужиков, а Саша предстал в образе бородатого горбуна-маньяка, сразившего преследователей струёй нервно-паралитического газа. Газ оказался секретным, из арсенала спецслужб, поскольку не обнаруживался никакими анализами. Кроме будоражащих душу обывателя слухов уловила журналистка и несколько более существенных деталей.

Во-первых, поражённого сашкиным заклятием соседа обследовали медики, а сам случай прошёл по милицейским сводкам, так что квартиру Тузика осмотрели, сняли отпечатки пальцев и вновь опечатали. Во-вторых, братва этим случаем тоже заинтересовалась, и Манок обещал загадочных ниндзя изловить. В третьих, интерес журналистки к этому делу, хоть и не вызвал удивления, но всеми заинтересованными лицами был отмечен. Менты, братва и соседи Тузика накрепко запомнили: Елена Порубежка занимается пропажей Тузика. Любая излишняя активность в этом направлении могла натолкнуть на мысль, что интерес её носит не только профессиональный характер.

Однако подобные рассуждения следовало отложить на будущее, ибо вечером им с Александром предстояло посетить иной мир. Вот так, просто и буднично, шагая по разбитому асфальту городских улиц, в сопровождении Паши, они выбрались на крутой берег. Темнеть еще только начинало. Свежепостиранные шмотки натянули на берегу. Сашка остался в земных сандалиях и земной же старой кожаной куртке, с которой он спорол молнию. Ленка была в платье и обуви Арпарта, её спутник после ночного набега разжился только штанами, которые пришлось подвязать верёвкой.

Еды с собой не брали. Сашка сунул во внутренний карман куртки фотоаппарат-мыльницу, девушка прихватила самодельные нунчаки. Острить по поводу её вооружения мужчины не стали. Говорили вообще мало. Ленку заметно трясло от возбуждения, Саша стал молчаливее обычного. Без слов журналистка указала на два каменных выступа под обрывом. Александр спустился туда первым и помог своей спутнице. Они сели напротив друг друга, соприкоснулись коленками, оглянулись на Пашку и сомкнули руки на шершавой поверхности известняка. Спустя секунду Павел моргнул глазами, проверяя, не почудилось ли ему исчезновение друзей. Но на выступах, как и на всём склоне, никого не было.

Здесь сияло солнце, а вместо камня ягодицы ощущали ровную деревянную поверхность. Две маленькие скамеечки, расположенные напротив и очень близко друг к другу, кругом - трава, деревья, и главное - тишина. Настоящая тишина, природная, говорящая даже неискушённому уху, что ты находишься не в городе. Встав, земляне осмотрелись. Ленка тихонько попросила Сашку сочинить тест на инакость этого мира. Чудо свершилось, но какое чудо? Арпарт это, или Земля, но они - в другом месте, или - в другом времени. То что характер местности несколько походил на земной, они уловили сразу.

Скамейки стояли недалеко от обрыва, но дальше, чем известковые глыбы, с которых и началось путешествие, обрыв был не таким высоким и весь зарос кустами. Река внизу, уже и мельче земного аналога, извивалась таким же изгибом, и нигде не было видно ни людей, ни строений. Впрочем, из леса на той стороне к реке спускалась дорога: похоже, здесь был брод. Постепенно тропинка привела их к полянке, на которой возвышался деревянный знак. Изогнутое колесо на трёх подпорках располагалось в центре вытоптанной площадки. Обойдя его кругом, земляне вопросительно переглянулись. С поляны вели четыре тропинки, не считая той, по которой они сами пришли. Выбрав наугад, они вскоре достигли ровной, засыпанной гравием дорожки между двумя рядами лип.

Слева был лес или давно заброшенный сад, справа на некотором расстоянии виднелись несколько домов.

- Как думаешь, это жилые?

Сашка, встав за дерево, довольно долго разглядывал дома в три этажа с острыми крышами.

- Думаю, жилые. Только не для бедных. Чем-то напоминают Англию конца восемнадцатого века.

- Вернёмся? - предложила Ленка.

Вторая тропинка привела их к круглому зданию, по периметру которого под крышей сидели за столиками люди и изволили кушать. Делали они это неспешно, так что земляне забрались в кусты и Сашка сделал несколько снимков.

- Далеко, людей на снимке не разглядеть будет, - сожалеюще промолвила журналистка.

Третья тропинка привела их к ограде, за которой стояло строение, увенчанное двумя куполами. Зарослями они без труда подобрались поближе и Сашка вновь достал фотоаппарат. В кадр попали и местные жители, недвижно сидящие возле входа. То, что это был именно вход, они поняли достаточно быстро. В здание входили по одной дорожке, кремового цвета, а выходили с противоположной стороны, по зеленой дорожке. Сидящим возле входа аборигенам входящие иногда что-то бросали на расстеленные платки. Из здания доносилась музыка.

- Как у нас в церкви на паперти... - оценила журналистка. - Может, наши бомжи здесь золотишко выпросили? Кто знает, в цене ли оно здесь.

- Должно быть в цене, - отозвался Сашка, - Арпарт не индустриальная цивилизация, значит, металлы в дефиците. Но нельзя исключить, что медь или серебро котируются выше.

Они наблюдали, как одеты посетители двухкупольного здания, отмечали время входа и выхода. Электроника журналистки в момент перехода отрубилась, а сашкины механические часы шли по-прежнему. Получалось, посетители задерживались там от получаса до двух часов. Подавали просящим далеко не все, и некоторые - одеждой или какими-то вещами.

- Мы ещё одну тропинку не обследовали, - напомнила журналистка, уже без интереса глядя на большую группу вновь прибывших, спешившихся перед оградой.

Едва вернувшись, они расслышали шёпот Павла:

- Скорее сюда, уходим...

- Да что такое?

Собрат-колдун даже не спросил, что они видели в чужом мире. Впрочем, ему и не надо - он и так способен всё разузнать. Но что-то Павла сильно напугало, раз он бегом уводил их, держась центра улицы. Журналистка в сандалиях бежала еле-еле, но поддалась панике, и вопросов не задавала. Павел остановился только возле девятиэтажек на Фомина.

- Незадолго до вас на камнях образовались двое. В тёмной одежде, лиц не разглядеть, но по движениям видать, что шустрые. Мухой влезли на откос и разом перемахнули стену. Представляете, что случится, если вы с ними столкнётесь?

Представить было легко. Сашка вспомнил обезглавленных собак и непроизвольно оглянулся. Хоть они и решили в своё время, что разведчики с Аспарта не приближаются к многоэтажным зданиям, полной уверенности в том не было. Однако сейчас их не преследовали, и к пяти часам утра они разошлись по домам. А уже в десять журналистку разбудил настойчивый трезвон. Гость жал на кнопку звонка, не жалея ни своих рук, ни ушей соседей. В открытую дверь без приглашения по-хозяйски ввалился бритоголовый детина в костюме без галстука. За ним вошли двое молодцов в кожаных куртках.

- Ты журналистка, что пропажей Тузика и бомжихи интересовалась? - с порога вопросил детина, в котором Ленка сразу опознала Квадрата, бандитского авторитета.

Она кивнула, не представляя, как себя вести. Но Квадрат был настроен по-деловому: он немедленно начал расспрашивать о ночных визитёрах, замеченных возле жилища Тузика. То, что их никто не смог разглядеть, бандита огорчило больше всего.

- А накануне ночью был налёт на его жилище, так соседи ночных гостей разглядели, - пискнула журналистка, стараясь не вспоминать, что ночной гостьей была как раз она.

- Ни хрена они не разглядели, - буркнул Квадрат, - по такому описанию и тебя, и меня повязать можно.

Ленке осталось только развести руками.

- Короче, единственное, что мы точно знаем - там были мужик и баба. Не Тузик с бомжихой, конечно, а молодые, обученные бойцы. Ты этим делом занималась - как думаешь, не они ли и раньше орудовали? Сколько их, двое? Или больше?

Ленка, естественно, сразу согласилась, что предположение это очень даже правдоподобное. Ночные гости вполне могли управляться и вдвоём. И, придя немного в себя, поинтересовалась, чем вызван столь ранний визит. Квадрат, с интересом облизывая глазами её фигурку, рассказал, что сегодняшней ночью Манок с четырьмя пацанами сели в засаду на хате Тузика. Дверь осторожно вытащили вместе с косяками - так же, как раньше соседи, надо было только знать приём - вошли и аккуратно поставили на место.

Ночные гости появились строго в традициях, проникнув через окно, и братва бросилась их вязать. Итог: Манок в реанимации без сознания, у Лехана сломана рука в нескольких местах, Ксиве свернули челюсть, а двое других пацанов оклемались только под утро, но обошлось без серьёзных травм. Хата Тузика, вот несчастье, тогда же под утро сгорела. Хорошо хоть, пожарные были неподалёку, не пустили огонь к соседям. Но квартира выгорела настолько, что искать там что бы то ни было бесполезно.

На прощанье Квадрат даже представился. Его, оказалось, в цивилизованной жизни звали Игорем. А ещё он обещал журналистке всяческую защиту, если кто наезжать начнёт: мол, только свистни. Закрыв за своим крупногабаритным гостем дверь, Ленка дала волю откровенно истерическому смеху. Ей, как она ясно понимала, просто повезло. Стоило только Квадрату действительно заподозрить, что её облик не случайно схож фигурой с вчерашней ночной гостьей... Но бандит высказал эту мысль походя, не придав ей значения.

Смеялась Елена Михайловна, нервно и беспрерывно, и потом, у Соколова, рассказывая эту историю. Паша проворчал, он, мол, не зря уводил их от двери в Арпарт бегом. Философ согласно кивнул, разглядывая сделанные Сашкой фотографии.

- Ну, люди в необычной одежде. Дома, в общем, тоже как наши. Это, ребята, не доказательно. А на четвертой тропинке что обнаружили?

- Мы до конца не дошли, - пояснил Сашка. - Тропинка шла садом, приходилось прятаться от тамошних садоводов. Из всех объектов интереснее всего церковь.

- Если это церковь, - веско возразил Павел и, предупреждая неизбежные вопросы, продолжил:

- На Арпарте есть довольно странная религия, там богом не богом, но объектом поклонения служит некое разумное и организующее начало. Его проявления есть в каждом человеке, который в здравом уме. Отчего каждый - немного бог, а это налагает обязанности. Серьёзные обязанности, господа. Не сквернословить, не напиваться, не переходить меру в любом деле. И поклонение Раксу обязано быть деятельным, то есть иметь следствием и вполне конкретный полезный результат. Лучше - воспитательный или целебный. Оттого их храмы сплошь и рядом не отличишь от больниц, где в лечении используются религиозные ритуалы. Они же все обязаны участвовать...

Философ сразу оживился, засыпав Павла вопросами. Начало это, которое аборигены именовали Раксом - что на земные языки не переводилось - имело ряд зримых воплощений, проявлений своей сути. Этим проявлениям поклонялись, как в православии иконам или святым мощам. К проявлениям, например, относились слитки металлов, но обязательно - не обработанные после охлаждения: железо, серебро, олово, медь. В храмах верующие проходили между двумя слитками в виде брусков, что заменяло собой молитву.

- Почему необработанные? - удивилась журналистка.

А философа больше интересовал вопрос, что же нашли посланцы Земли на Арпарте: храм или больницу?

- Я разницу объяснить не смогу, хотя она несомненна, - признался Павел, - но знаю, что в храме порядки намного строже. Там за неверное поведение могут и наказать. На Арпарте с этим сурово, вплоть до казней.

- А по внешнему виду? - поинтересовался Саша.

Павел только покачал головой в ответ. Храмы, как и лечебницы, особого архитектурного канона не придерживались. Купол, правда, чаще присутствовал, но лишь из соображений экономии при строительстве. Одно из нерушимых воплощений Ракса, сложная трехмерная фигура из серебряных спиц и золотых проволочек, требовала высоких потолков.

- А что, Ракс имеет и рушимые воплощения? - не унимался философ.

- Текучие, - кивнул Павел, - к ним относится всё то, что нельзя потрогать руками. В первую очередь это правила поведения и словесные формулировки. Не приведи Ракс нарушить их в храме... А в больнице, если не очень грубо - обойдётся. Да, Лена, насчёт обработки: Ракс воплощается в природных кристаллах и изделиях, воспроизводящих их строгий порядок. Ковка или шлифовка металла меняют его структуру, обработанный металл для арпартцев не благороден.

Журналистка тут же высказала предположение, что бомжи с Земли попались на святотатстве. Но Павел убеждённо возразил, что такого быть не могло. Не зная местного языка, они оказывались немыми. А среди наказаний за религиозные преступления имелось и лишение языка. Не физическое, как в своё время на Земле: Арпарт не чурался магии, поскольку она не противоречила вере в Ракс. Магическими, или кажущимися землянам такими, средствами раксохульников лишали способности членораздельно изъясняться. Ясное дело, Тузика и Солонку принимали за таких, наказанных.

- А милостыню в этой вере подавать принято? - полюбопытствовал философ. - Как-то вроде не вяжется она с их философией.

- Милостыни в нашем понимании там нет. Но каждый нормальный арпартец несет в себе частицу высшего порядка, Ракса. И оттого обязан возвращать к порядку отклонившихся. Там много телепатов, они потребности нищих и убогих чувствуют без слов. Их подношения - лишь средство продлить жизнь этих несчастных, дабы у тех сохранялся шанс вернуться к предопределённому порядку. Так что подкармливают далеко не всех...

- А бомжи наши, оказывается, в душе всегда несли стремление в высшему порядку, - ехидно ухмыльнулась журналистка.

- А почему нет? - пожал плечами философ. - Мелкие несовершенства вполне могут искупаться глубинной гармонией. Мы видим внешним взором несовершенства, а телепат проникает во внутреннюю суть человека. Эмпирическое обобщение, оно всегда идёт от частного к общему, строго говоря, нельзя быть до конца уверенным в его истинности.

- Что же вы там не просили помощи? - усмехнулся Паша, - Сашка вполне мог бы. На 82 рубля стипендии существовать - это хуже бомжей жить. Ну, Лена не бедствует, она могла и за оградой постоять. А то вдруг кто из телепатов в её голове образ Фольксвагена усмотрит...

- Значит, мне там явно не подадут, - подвела итог журналистка. - Ничего, переживу как-нибудь.

И тут же, без всякого перехода она неожиданно в голос зарыдала. Сашка её слегка приобнял, но молчал, лишь слегка поглаживал затылок.

- Любовника тебе хорошего надо, - установил диагноз философ.

Павел молчал, довольно равнодушно ожидая развития событий.

Рыдания кончились так же неожиданно, как и начались.

- Квадрат, паршивец, выспаться не дал, - пояснила девушка внимательно смотрящим на неё мужчинам. - Чего смотрите, оставляю я вас, пойду отсыпаться. Саша, меня не провожай. Представляешь, что может случится, если бандюки нас с тобой вместе увидят? Это про безродного Тузика они могли забыть, а своих покалеченных пацанов по гроб жизни помнить будут.

В последующие несколько дней мутанты не встречались. Страдал от этого только Павел, который не успел рассказать, как можно уничтожить ворота на Арпарт. А ему, пусть он не мог объяснить почему, всё настойчивее хотелось навсегда закрыть дверь между мирами.

Клеймовщик июнь 98

- Виктор Александрович, у нас опять бумага кончилась!

- Вы для записей используйте старую. На одной стороне напечатано, а на другой можно черновые записи делать. А то швыряете в мусор лист бумаги, на котором всего три слова напечатано. У меня что, бумажная фабрика в кабинете, что ли? Я же всех обеспечил неделю назад. Вот и пользуйтесь!

Накретов удалился. Казалось, если бы обращённые в его сутулую спину взгляды могли материализоваться, его пиджак немедленно полыхнул бы багровым огнём. Но завхоза всеобщая ненависть совершенно не трогала. Наоборот - многочисленные претензии будили в нём некое чувство юмора, которого в обычном состоянии он был лишен начисто. Вечно хмурый, сейчас он имел для раздражительности вполне весомую причину. Накануне его племяннику, рэкетёру по кличке Ксива, сломали челюсть, и жене Виктора Александровича приходилось варить страдальцу манную кашку и питательные бульоны: жевать со сломанной челюстью молодой здоровый бугай панически боялся, хоть доктора и разрешили.

Вот эта ситуация напрягала Накретова привнесёнными жизненными неудобствами гораздо больше, чем страдания самого племянника, который, чего уж там говорить, получил по заслугам. Надо же когда-то отрабатывать и джип-иномарку, и привычку употреблять текилу вместо водки. Дядя племяннику отнюдь не сочувствовал, однако обстоятельства случившегося его заинтересовали. Племянника покалечили некие лихие люди, которых мало кто видел, но за которыми стоял ряд краж и ограблений. То есть - люди совершенно отрицательные, не имевшие морального права даже на то, чтобы набить морду бандиту, раз тот приходился Виктору Александровичу роднёй.

Будь то рядовой криминал, Накретов и пальцем бы не пошевелил. Не его это дело, да и к тому же - дружки у племяша были такие, что могли кому хочешь рога обломать. Но лихие люди, как понял Виктор Александрович, оказались субъектами весьма непростыми и противостоять им следовало не кулаками и стволами, а силами, простому человеку недоступными. А вот в этом отношении Виктор Накретов, в свою очередь, был товарищем далеко не рядовым. И сейчас он направился к единственному человеку в мире, об этом обстоятельстве знавшем.

- Сёма, ты дома? - он постучал в окно старинного дома, второй этаж которого, сложенный из брёвен, уже порядком покосился.

В окне мелькнула румяная круглая физиономия, форточка открылась и отттуда донеслось:

- Заходи.

Пройдя не разуваясь и не раздеваясь через тёмную прихожую, Виктор Александрович сел на древний стул, закурил и стряхнул пепел в стоявшую на пустом пыльном столе пустую банку.

- Ты бы хоть пыль вытер, - без всякой надежды на эффект от своих слов произнёс он.

Семён Фролов, тайный экстрасенс и открытый гадатель, только махнул рукой. Обстановка в его жилище была самая спартанская. Мебель - древняя, обои - не то выцветшие, не то засаленные. Потолок - закопчённый. И кругом, в самодельных подставках - огарки свечей. Ни телевизора, ни радио, ни телефона. О компьютере и говорить нечего. Семён ничего современного не признавал, и даже курил не сигареты, а трубку. Вот и сейчас он, усевшись на громоздкий табурет, разжёг трубку и пыхнул в сторону форточки клубом сизого дыма.

- Как твои враги? - поинтересовался он; вопрос этот Семён задавал неизменно на протяжении последнего года и реакцию Накретова вполне мог предвидеть.

Но на сей раз Виктор Александрович, против обыкновения лишь буркнул:

- Да фиг с ними, пусть живут, - и немедленно попросил Сёму узнать, кто виновен в постигшем его племянника несчастье.

Экстрасенс деловито поинтересовался, принёс ли заказчик вражьи волосы-ногти или, как в прошлый раз, ему придётся начинать поиск по имени и фамилии. Но Накретов выложил на стол пакетик с волосами.

- Это племянника. Ты же говорил, что можешь увидеть всех, вступавших в контакт с определённым человеком за какое-то время. Вот я и хочу на них посмотреть...

- Вообще-то можно, - протянул Семён, рассматривая прядь волос, - три дня назад, ночь - их немного будет. Ты что, их всех сразу клеймить будешь?

- Всех клеймить - здоровья не хватит, - угрюмо ответил заказчик, - я и дружков его, которые с ним были, не всех знаю. Так что вначале посмотрю, а там и решим, что делать.

Экстрасенс засуетился. Сёму радовали такие вот задания. Он и знать не хотел, чем какие-то люди Накретову насолили, и каково им придётся после того, как его сегодняшний посетитель поставит на них свой знак. Экстрасенса радовала возможность подтвердить свои способности. Да и талант Виктора Александровича, быть может, когда-нибудь понадобится ему самому.

На столе возникла парчовая скатерть, на неё хозяин дома водрузил здоровенный стеклянный шар. Волосы он положил в небольшую тарелочку на высокой подставке, под тарелочкой укрепил огарок свечи. Гость, подобрав ноги, мрачно смотрел, как суетливо Семён чертит на полу пентаграмму, зажигает на пересечениях чёрные вонючие свечи. Его бормотание, вонь различных жидкостей, которые экстрасенс капал то на шар, то на волосы племянника, Накретова раздражали. Но приходилось терпеть. Поставить свой знак, лишающий человека здоровья и удачи на расстоянии, он мог только с помощью Семёна.

Окно плотно задёрнули шторой. Свечи на полу подсвечивали повисший в комнате дымный смрад. Камень Откровения, он же, для обывателей, стеклянный шар, угрюмо темнел в центре стола, лишь отблеск свечи, затеплённой под чашкой с волосами, желтел на круглой поверхности. Речитатив хозяина, монотонно изрыгающего слова неведомого языка, стих. Сёма провёл раскрытыми ладонями над шаром и тот засветился мутным розовым светом. С этого момента участники церемонии должны были хранить молчание. Любое постороннее слово, утверждал Семён, безнадёжно нарушит тонкий процесс поиска астральных сущностей.

Они прижались друг к другу, внимательно вглядываясь вглубь камня. Сквозь клубящуюся бесформенную завесу проглянуло лицо племянника. К этому Виктор был готов, по условиям поиска именно его образ являлся отправной точкой. Когда Сёма трижды погладил шар, лицо племянника исчезло. Вместо него появился каменистый выступ над обрывом, а на его фоне - два лица, мужское и женское. Мужчина: молодой, с выразительными, напряжёнными скулами смотрел на них, чуть прикрыв глаза. Широкий приплюснутый нос, пухлые губы, но глаза - вполне европейские. И всё же весь его облик явственно навевал мысли о землях дальних, чужих. А женщина выглядела безликой - еле заметные брови, тонкие бледные губы, острый носик. Но лицо - плоское, как у тунгуса или монгола.

Экстрасенс шевельнул руками, в шаре замелькали иные лица. Но эти, без всякого сомнения, принадлежали местной братве. Их роднила общая пустота взора и намертво прилипшая маска самонадеянности. Кое-кого Накретов припомнил и, когда в шаре вновь повисла малиновая пелена, жестом показал Сёме - назад. Дождавшись появления мужского и женского лиц - они почему-то шли нераздельно - Виктор Александрович придавил рукой ладонь экстрасенса.

Сосредоточившись ещё больше, так, что разом для него исчезло всё, кроме образов в шаре, он поднял у себя внутри заслон, сдерживающий эмоции. На мгновение Накретов почувствовал небывалую свободу. Ощущение было такое, что в этот миг он мог - и хотел - всё сразу. Всем владеть, всех наказать, до всего дотянуться. Сильно закружилась голова. Отчётливый запах мятной жвачки, которую предпочитал Сёма, заполнил ноздри. Накопив поднявшуюся внутри энергию, он бросил её разом в видневшиеся в глубинах камня лица. И едва не слетел со стула от ответного удара. Ощущение было такое, будто он со всего хода впечатался лбом в деревянную стену.

- ... твою мать, - не смог сдержаться Накретов.

Сёма рядом шумно вздохнул. Шар сверкнул напоследок желтым веером опадающих брызг и потемнел.

- Ты чего, Александрович? - забеспокоился хозяин, - или ударили тебя эти?

Встав, Накретов отодвинул штору и вытащил из пачки сигарету.

- Я до них, гадов, не достал. Защиту выставили, надо думать. Моё клеймо теперь на мне, и как его снять, я понятия не имею.

- Защиту? - задумался экстрасенс. - Может, это и не защита вовсе. Мне кажется, эти колдуны нездешние. Ты до них вообще не достал, и клеймо твоё просто отразилось от камня. Ты должен знать, что так бывает.

- Знаю, что бывает. Лучше скажи, почему я их достать не смог?

Экстрасенс путано принялся объяснять особенности астральных взаимодействий. Может, он слабо в этом разбирался, но никого другого Виктор Александрович всё равно не знал. Поневоле приходилось Сёме во всём доверять. И сейчас из его путанных объяснений Накретов уловил только одну возможность - эти двое, с астральной точки зрения, находились вообще не в нашем мире. Астральный отпечаток проникал сквозь переход, а грубая энергия, с помощью которой он ставил своё клеймо, пройти не смогла. Удар, не достигший цели, возвращается к тому, кто его нанёс - эту колдовскую аксиому клеймовщик помнил. Только вот ознакомиться с ней на практике ему предстояло впервые.

То ли ему предстояло под машину попасть, то ли с язвой желудка свалиться. Впервые Виктор Александрович искренне обрадовался тому, что его клеймо было не смертельным. Более того - некоторые его жертвы вообще отделывались несколькими днями на больничном. Но тут уж - как повезёт. Устойчивость к накретовскому клейму у каждого своя, а какая у него самого - предстояло почувствовать на собственной шкуре.

- Ты лучше без меня выясни, что это за пейзаж, на фоне которого эти двое рисовались. Сможешь? Может, это переход какой, и в него можно проникнуть?

Сёма пожал плечами и пообещал сделать всё возможное.

Через два дня Накретов сломал ногу. Она как-то неудачно подвернулась на совершенно ровном месте, он упал, чертыхнулся - и обнаружил, что ступить на ногу не может. Рентген показал сложный перелом лодыжки. Травматолог с некоторым сомнением посмотрел на безмятежное лицо Виктора Александровича, с облегчением выслушавшего весть о том, что заживает такой перелом долго, и в гипсе придётся ходить два месяца.

- Знаете, доктор, я решил, что легко отделался, - развеял его подозрения больной.

И в самом деле: неопределённость исчезла. Лучше прыгать в гипсе и на костылях, чем мучится ожиданием грядущего несчастья, не имея представления о том, каким оно будет. За эти два дня Накретов извёлся так, что перелом и последующие процедуры показались ему моментом долгожданного освобождения. К тому же теперь уже племянник приходил его навестить, и от него клеймовщик узнал примерное местонахождение камней, на которых некогда исчез Тузик со своей шалавой. Экстрасенс Сёма оправдал своё звание - после того, как Виктор Александрович непрерывно думал о нём три часа подряд, тот прибежал, встревоженный, боязливо оглядываясь по сторонам.

- Почуял, Сёма? - ласково встретил его клеймовщик.

- Ясное дело, как же иначе, ёшкин кот, - обрадовался благорасположенности приятеля Сёма, - тебя только совсем мертвый не почувствует.

Накретов нарисовал ему на листочке план местности, указал ворота, за которыми предположительно таились вороги, и отправил с просьбой узнать об этом деле всё возможное. Глядя вслед стремительно исчезающему экстрасенсу, он вновь порадовался знакомству. Сёма, хоть и умел с помощью стеклянного шара, который он упорно именовал Камнем Откровения, прослеживать людей и предметы, но это была лишь часть его дарования. Самым важным было то, что экстрасенс определял безошибочно любую колдовскую активность. Он её чувствовал даже на расстоянии, а вблизи мог определить потенциал паранормальных способностей любого человека.

Так, собственно, они и познакомились, когда Виктор Александрович привел к гадальщику свою двоюродную сестру. Та нуждалась в сопровождении, так как из-за семейных проблем была вся на нервах, горстями глотала валерьянку и разуверилась во всём сразу.

- Вы родственник? - робко спросил Сёма, выйдя на улицу к дымившему под колючим февральским снегом Накретову.

Было видно, как в первые мгновения под тапочками экстрасенса таял снег. Впрочем, сразу же и перестал - а румяный круглолицый мужчина в расшитой павлинами по красному фону домашней длинной куртке начал потихоньку приплясывать на морозе. Пришлось признаться в родстве, что Накретов сделал не без внутреннего протеста. Но Сёма - он тогда же и представился - намекнул, что Накретов сам способен помочь в этом деле, причём куда больше Сёмы. Он тогда ошибался, но его предположение вызвало дальнейшее знакомство, новые встречи, магические эксперименты. В их ходе и выяснилось, что Виктор Александрович всего лишь клеймовщик - и ничего более.

Талант клеймовщика в данном случае оказался бесполезен - семья сестры распалась и потуги Накретова только усложнили ситуацию. Но дальнейшие опыты определили горизонт умений клеймовщика, а содействие Сёмы позволяло воздействовать на расстоянии. Теперь Накретов мог клеймить людей, которых он не знал и никогда не видел - достаточно было имени или фотографии, годился и любой предмет, принадлежавший намеченной жертве.

У обывателя такое умение считалось наведением порчи и проходило по разряду чёрной магии. Накретов же, глубже вникший в процесс и чувствующий его изнутри, предпочитал говорить, что он способен наложить клеймо. Отсюда и название - клеймовщик, коим для краткости пользовался Сёма. В его лексиконе, обозначавшем людей с паранормальными способностями, имелись ещё толкатели, целители, зрители - к которым относился и он сам, - а выше всех стояли мастера пространства, которых Сёма представлял себе только теоретически. Ни одного из них в пределах пары сотен километров от Орла не водилось - хотя Сёма и утверждал, что постоянно чувствует одного из них, чувствует на пределе своих возможностей.

Сёма явился через день, застав Виктора Александровича в наилучшем расположении духа. Выписанный из больницы для заживления перелома в домашних условиях, Накретов развалился в мягком кресле, и курил, стряхивая пепел прямо на пол. На маленьком столике, придвинутом к подлокотнику, стояла наполовину опорожнённая бутылка водки, пара еще не тронутых банок пива и блюдо с крупно порезанной копчёной форелью. Супруга Накретова, проведя Сёму в комнату, молча удалилась на кухню.

- Здорово, Семён! А я вот расслабляюсь, - заплетающимся языком поведал хозяин, и попытался почесать вытянутую загипсованную ногу. - Садись, - указал он радушным жестом, - наливай, чего хочешь, закусывай...

Сёма, почти не употребляющий спиртного, из вежливости взял кусочек рыбы. Прожевав, он сдержанно рассказал, чем закончились его поиски. Отсутствие энтузиазма в его голосе объяснялось просто: клеймовщик, большую часть времени воздерживавшийся от употребления алкоголя, два-три раза в год давал себе волю. Запой продолжался несколько дней, напивался Накретов как сапожник, в стельку, а его паранормальные способности исчезали недели на три. Но пьяный, клеймовщик становился куда добрее, радушнее и участливее. Его всегдашняя злость, из которой он черпал свою силу, тонула на дне рюмки. Пьяненький, Виктор Александрович ни на кого не держал зла и прощал своим злейшим врагам. А значит, все его далеко идущие планы разом отодвигались в неопределённое будущее.

- Я отыскал то место, взял образцы, подверг их изучению, - подробности гость опустил, благоразумно полагая, что их Накретов всё равно пропустит мимо ушей, - и выявил некие свойства перехода. Пройти там могут двое - мужчина и женщина, состоящие в близких отношениях. И один из них должен быть толкателем - то есть уметь воздействовать на неживые предметы. Пользовались проходом в последнее время три пары. Те, которых мы видели, приходили оттуда и каждый раз возвращались...

- Чужаки... - мечтательно закатывая глаза, протянул хозяин и опрокинул в себя еще стопочку. - Сёма, ты не созрел насчёт ста грамм? Бог с ними, с этими воротами, проходами... Потом разберемся.

Гость быстро покачал головой и заговорил чуть громче, чем ранее:

- Ещё одна пара убыла от нас и оттуда не вернулась. Это, должно быть, те бомжи.

- Бомжи, и при этом как ты это называешь - толкачи? - удивился хозяин.

Впрочем, он уже через секунду утратил тему разговора и начал довольно суетливо искать сигареты, лежавшие у него под носом.

- Ничего удивительного, - пояснил гость , неодобрительно наблюдая за действиями клеймовщика, - необычные способности у людей встречаются редко, но действующих паранормалов куда больше, чем шахматных гроссмейстеров, например. А тех, кто о своих способностях даже не подозревает, больше раз в десять...

Он оборвал себя, убедившись, что Накретов его не слушает. О третьей паре, которую он видел в Камне Откровения, упоминать было бесполезно - когда Виктор Александрович уснул в кресле с незажжённой сигаретой во рту, Сёма тихо удалился.

Великое закрытие ...июль 98

Лишь через две недели парапсихологи-мутанты собрались вновь. Ленка успокоилась, и, против всех привычек, ушла в другую комнату, где беседовала о чём-то с женой философа, которую остальные участники собрания доселе видели лишь мельком. Тамара в дела мужа не вмешивалась, ограничиваясь христианским смирением, домашним хозяйством и воспитанием 10-летнего сына. Павел, присев на подоконник у раскрытого окна, листал книгу по мифологии. Их разговор с философом, как Сашка понял, продолжился, уже один на один, после предыдущей неформальной встречи.

- Нет, Лев Фёдорович, Ракс совсем не то, что Род у славян. У славян каждый - потомок Рода, существо самостоятельное, отвечающее за свои поступки. Ты своим поведением в первую очередь позоришь себя, как шкодливый ребенок. А у них ты несешь частицу бога и его не позоришь, а беспокоишь - как нарыв на пальце. Что с нарывом делают, все знают: лечат, на крайняк - вскрывают. Так же и у них.

- Значит, как личность, ты самостоятелен, а как часть божества - самостоятелен всего лишь гной? - сформулировал философ. - Разумно, но страшненько. Нет, лучше мы, как славянам полагается, погрешим, а потом раскаемся.

- Павел, ты бы от окна отодвинулся, - буднично заметил Сашка.

- Да, это Савлу можно было, а ты, Паша, с подоконника слезь. Шестой этаж всё же. Возьми табуретку. А где наша троянская дева? Елена! Бегом к трону! Ахейцы наступают! - он постучал в стену.

Елена отозвалась не сразу. Войдя, она села в оставленное для неё кресло и язвительно отозвалась:

- Почему сразу - Троянская? Я Прекрасная. И греков у меня в роду не было.

В общем, против второго похода на Арпарт она не возражала. Бандиты вроде к делу охладели, в засадах больше не сидели. Пришельцы тоже не появлялись, должно быть, непредвиденная стычка их насторожила и они оставили свои разведывательные экспедиции. Возможно, лишь на время.

- Сходить, найти Тузика с подругой, уговорить их вернуться. В том здании побывать. Я думаю, что явного желания зайти внутрь хватит. Там же полно телепатов, кто-либо проведёт внутрь, если сильно этого хотеть. А потом ворота взорвать, - предложил Павел.

Александр изумлённо поднял брови кверху, но смолчал. Он никогда до конца не понимал своего приятеля. Елена скептически хмыкнула:

- Тузику куда прикажешь возвращаться: на пепелище или сразу к бандитам на допрос? Ты бы, Паша, подумал немного. Или ты у себя его поселишь?

- Если мы взорвём ворота, они останутся там навсегда. А закрывать ворота придётся. Не приведи господь, услышат о них алгоры - они в них ломанутся всей массой. Есть на Арпарте такая секта - в чудеса верят и в скрытого спасителя. Вот они к нам и явятся в поисках всех святых, которых их фантазия создала.

- Второе нашествие христиан, только нездешних, - кивнул философ, который, судя по его невозмутимости, об алгорах уже знал.

- Секта гонимая, но многочисленная. Если что, они и новые ворота создадут. Побольше прежних. Оттого и следует спешить.

- Тогда и бомжи земные там ни к чему, - подал голос Сашка. - Лишний соблазн для алгоров.

- Бомжи везде ни к чему, - задумчиво заметил философ. - Что-то у нас вместо открытия ворот в светлое будущее получается затыкание лазейки для шакалов. Обидно, бляха-муха.

- Хотели как лучше, - начал Сашка, - ...а получилось как всегда, - закончили бессмертную фразу Черномырдина разом Паша и Ленка.

Смеяться никто не стал. Ситуация разом изменилась. То, что в ворота изредка лазали двое арпартцев, уже создало некоторые проблемы. Что же будет, если в ворота между мирами ринутся толпы религиозных инопланетных фанатиков? И Павел упрямо утверждал, что именно от их решения зависит нашествие алгоров. Это был тот случай, когда даже человек, способный постичь будущее, в недоумении разводил руками. Да и как можно предсказать будущее, если оно зависит от поступка, который тебе предстоит совершить завтра? Можно предвидеть массовый мор, ураганы, землетрясения, но невозможно сказать, что будет с тобой послезавтра, если свершить жизненно важный выбор предстоит тебе сегодня к вечеру.

Одно он точно знал - и Сашка и Ленкой, и Тузик с бомжихой являлись в этом случае решающими факторами. Именно их поступки, сложившись, определят ход дальнейших событий. Паша даже выяснил, в каком месте бомжи поставили себе шалаш. И продемонстрировал самодельную карту.

- Здесь они спят, а здесь у них брага настаивается. Жрут они в харчевне, которую вы уже видели, помните, круглая? Храм или лечебница, таверна, шалаш - вот в этом треугольнике они и перемещаются. Иногда на сады набеги делают, фруктов для браги набрать. Тогда их подождать придётся.

Ленка громко вздохнула, выразив убеждённость, что уговорить бомжей вернуться будет невозможно.

- Это сейчас, пока они знают, что способны вернуться в любой момент, - настаивал Паша, - а когда поймут, что ворота закроются навсегда, сразу на родину потянет.

- Для бомжа родина там, где брага, бляха-муха, - поддержал журналистку философ. - Попробуйте, ребята, их уговорить, но сильно не усердствуйте. В конце концов они свободные российские граждане и вольны выбирать, где им жить.

Особую энергию проявлял Паша. Он не только не сомневался, что вылазка должна состояться сегодня ночью, но и подготовил уже всё необходимое для ликвидации ворот. Роль эту он предназначил Соколову - только тот мог сделать это без последствий для себя.

- Как стемнеет, а можно и раньше, уходите в Арпарт, - наставлял он лазутчиков. - Бомжи, храм-лечебница, фото на память - и назад. К четырем утра я приведу Льва Федоровича на обрыв. Вы должны к тому времени вернуться. Подождёте нас над обрывом, поможете Льву Федоровичу спуститься и подняться. Запальный шнур зажечь должен он.

Павел показал собратьям-мутантам взрывной патрон с болтающимся под ним шнуром. Сашка немедленно поинтересовался, откуда Паша его взял.

- Я, да не достану? - удивилась Елена. - Не забывай, у меня все бандиты города в приятелях.

- Не Елена троянская, а Сонька Золотая Ручка, - определил философ.

А Сашка промолчал, выразительно взглянув на Пашку. Тот поспешил сказать, что взрыв внешне незначительно повредит камень, но ворота точно закроются.

- Взорвём, когда по мосту поезд пойдёт. Никто и не услышит. А услышат - вроде петарду взорвали. На Земле вообще не поймут, что перехода больше нет.

Собратья-мутанты ничего не ответили. Паше виднее, но его явная заинтересованность настораживала. Впрочем, кроме Соколова, никто об утрате возможности посетить Арпарт почему-то не жалел.

Сашка бесцеремонно растолкал храпевшего в шалаше Тузика. Бомж ошалело уставился на него, похоже, плохо понимая родной язык. Солонка, пьяненькая и весёлая, лишь хихикала в ответ на увещевания Ленки и лезла к Сашке целоваться.

- Вам понятно, что я говорю, гражданин Чекмарёв? Часа через два-три мы вернёмся на Землю и немедленно взорвём ворота. Если за это время вы ими не воспользуетесь, останетесь здесь навсегда.

- Останусь, ик..., - наконец уловил мысль Тузик. - Мне и здесь хорошо.

- Смотри, я повторять не стану, - Сашка встал и исподлобья посмотрел на привалившуюся к стволу дерева бомжёвку, - зима настанет или заметут вас за воровство, отправят в кандалах в рудники - поздно будет боржоми пить. Здесь тебе не свободная Россия, удавят и не поморщатся. Учти, Трофим, два-три часа - или прощай навсегда.

- В твоей свободной России подают медяками, а здесь золотыми, - огрызнулся Тузик и прикрыл глаза. - И вообще, иди нахрен.

- В свой гроб эти золотые положишь, мать твою, - предрёк ему Сашка и зашагал по тропинке, не оборачиваясь.

Ленка догнала его сразу:

- Бесполезно. А у тебя?

- Аналогично. Так что выбрасывай посторонние мысли из головы и думай лишь о том, как сильно тебе хочется попасть внутрь храма.

Внутрь ограды они не пошли. Сашка по летнему времени был босиком, в местных штанах и какой-то накидке, взятой в шалаше бомжей. Ленка тоже обошлась без земной одежды. Встав возле ограды, земляне пристально рассматривали входящих. Кое-кто их приветствовал, но они, как было уговорено, хранили полное молчание, отвечая вежливыми улыбками. Один из входящих, лысый толстый мужичок в длинной свободной рубашке и остроносых туфлях, долго пытался их в чём-то убедить, даже деньги доставал - но Сашка с непроницаемым лицом только качал головой. Толстяк сдался и ушел, унося на физиономии разочарование.

- Ты смотри, кто-то нас вообще не замечает, а кому-то мы нужны позарез, - прошептала Ленка.

- Знать бы ещё, зачем, - ответил её Александр.

Наконец, они дождались. И на этот раз они понадобились, причём зачем, им объяснили весьма доходчиво. Процессия с носилками остановилась у входа на территорию храма-лечебницы, носилки с невероятно худой женщиной, укрытой бледно-жёлтым покрывалом, поставили на землю и главный внимательно оглядел всех вокруг. Он жестами отослал прочь нескольких человек и поманил к носилкам землян.

- Идём, это наш шанс, - мгновенно оценила обстановку журналистка, подталкивая своего спутника.

Главный шел впереди, рассыпая монетки по подстилкам нищих. Сашка нёс свою ношу без затруднений - их с Ленкой поставили спереди, - а журналистка явно терпела через силу. Но молчала, лишь сопела обиженно. Полутьма внутри здания не давала возможности рассмотреть подробности. Смутно виднелись сидящие слева и справа от прохода люди. Кто-то пел, другие стучали в барабаны, трещотки, бубны или дудели в трубы. Какофония звуков резала уши, но противной не казалась. Наоборот, тянуло прислушаться, уловить изменения ритма. Некоторые сидящие раскачивались в такт, другие просто сидели.

Над головами что-то сверкнуло; пение стало громче. Задрав голову, Сашка разглядел сложную каркасную фигуру, грани которой сияли золотом и серебром. Но разглядывать её времени не было. Главный подошёл к стоявшим посредине прохода на подпорках двум металлическим брусьям и жестом показал носильщикам - туда, мол, несите. Едва земляне оказались между брусьями, по тем побежали кольца зелёного сияния. Через несколько мгновений музыка и пение стихли - и кольца начали тускнеть. Но к тому времени Сашка уже дошёл до конца брусьев. Не зная, что делать, он поискал глазами главного - но тот смотрел на него остановившимися глазами. Ленка тем временем тянула вперед и, повинуясь её воле, они вынесли носилки наружу и пронесли их по зелёной дорожке. За оградой, где их уже ожидали, журналистка с облегчением поставила носилки.

Главный в процессии из храма-лечебницы так и не вышел, оттого землянам никто ничего не приказывал. Воспользовавшись тем, что женщина на носилках заговорила, привлекая к себе всеобщее внимание, они быстро удалились.

- Знаешь, Саша, мне показалось, что это свечение на железках для них показалось чудом. Может быть, его свяжут с нашим появлением. Лучше смыться прямо сейчас.

- Легко, - согласился Александр, прибавляя шаг. - Я, кажется, от этой музыки слегка ошалел и на железки что-то паранормальное наложил. Что-то новое, не обычные свои заклятия. Сам не знаю, что именно. Но злости или страха во мне не было, так что вредоносными чары быть не должны.

- Ты же тех железок не касался, - недоверчиво заметила Ленка.

- Сам знаю. Но чары точно наложил, клянусь Раксом. Да и угловатая фигура под потолком тоже ведь засветилась...

...июль 98

Через десять дней Сёма докладывал трезвому, но хмурому Накретову результаты своих изысканий.

Рассказ его долгим не был. Когда накануне экстрасенс вновь провёл астральный поиск, его ждала полная неожиданность - ворота пропали. Камни находились на прежнем месте, на них даже оставались следы магической активности - но это были просто камни, и ничего более. Семён, ясное дело, проверил всех, прикоснувшихся за последние дни к камням: их оказалось несколько десятков. Кто-то рассыпал по склону пригоршни мелких дореволюционных монет и пустил слух, что дождями на склоне размыло старинный клад. После чего, ясное дело, мальчишки да и прочие любопытствующие излазили склон вдоль и поперёк, оставив на камнях множество следов.

Сёма выделил несколько пар - мужчину и женщину, пришедших вместе. Пока их образы шар еще хранил. Но Накретов идти к экстрасенсу отказался. Не манилось ему прыгать на костыле, да и не чувствовал он в себе достаточно силы, чтобы наложить на кого-либо клеймо. Однако потребовал от Сёмы, дабы тот отыскал человека, закрывшего магические врата. Но об этом экстрасенс позаботился сам.

- Известен мне такой человек, видел я его в Камне Откровения, - проговорил экстрасенс с пафосом. - Покажу его тебе в любой момент, хоть через год. Он замкнул на себя столько астральной энергии, что этот след не растает и за полвека. Худой, в сильнейших очках, волосы дыбом стоят. Раньше я его не видел.

- Тоже экстрасенс? -поинтересовался, но как-то равнодушно, хозяин.

Сёма покачал головой, а затем пожал плечами. Собеседники помолчали, а потом гость спросил:

- Что, Александрович, сам зайдёшь, как надумаешь? Пойду я, пожалуй. Дела...

- Ступай, - с безразличным видом ответил Накретов.

В следующий раз они увиделись лишь через три недели. Вновь Сёмина физиономия мелькнула в форточке. На круглом лице, как маска, приклеилась личина благообразности и значительности.

- Виктор Александрович? Подождите минутку, я сейчас закончу.

Сёма работал, принимал какого-то клиента. Встав под козырьком подъезда, чтобы периодически накрапывавший дождик на попадал на него, Накретов закурил, задумчиво разглядывая надпись на заборе напротив. Надпись гласила: "Дави ельциноидов!" и клеймовщик был с ней всецело согласен. Впрочем, и не ельциноидов, полагал он, тоже следовало давить. Вообще в мире было не так много тех, кого следовало оставить в живых...

Из подъезда вышла бабка в тапочках и недовольно заворчала по поводу того, что курить можно бы и подальше, а то дым в подъезд тянет. Виктор Александрович недобро на неё посмотрел, лицо его непроизвольно перекосилось. Бабка вдруг охнула, схватилась за поясницу и семенящими шагами убралась в подъезд, беспрерывно кряхтя. А затем из подъезда выскользнула молодящаяся женщина в красном коротком платье, а после неё выглянул Сёма и предложил подельнику заходить.

Вновь чадно пылали свечи, в мутно-лиловом шаре проплывали сиреневые кляксы. У клеймовщика ломило виски, ныла нога в месте срастающегося перелома, воздуха не хватало. Но Накретов терпел, пристально вглядываясь в вырисовывающееся в шаре гордое лицо с тонким носом под выпуклыми очками. Экстрасенс коснулся его рукой, давая сигнал, и спустя секунду лицо в шаре внезапно заволокло багровым, а шар потемнел. Гость же с приглушённым криком рухнул на пол вместе со стулом и там уже в полный голос закричал, корчась от боли.

От его тонкого визга хозяин даже растерялся. С треском полетели вниз за шторой кольца-крепления, свет упал из окна на скорчившегося на полу клеймовщика. Больше всего поразили экстрасенса его глаза: тёмные, с огромными зрачками, в которых застыло выражение жгучей обиды. Второй раз подряд клеймовщик нарвался на защиту. Но если в первый раз то была случайность - кто мог догадаться, что те двое пришли из иного мира? - то сейчас вина полностью лежала на Сёме. Это он должен был предупредить, что жертва клеймовщика защищена - но он-то как раз и не почувствовал никакой там магии!

Теперь же экстрасенс понимал, что нынешнее клеймо было силы необычной. Не зря же, отражённое, оно покалечила клеймовщика мгновенно. Еще не зажил перелом ноги, как Накретов сломал ещё и руку. И следовало подумать, что говорить врачу со скорой помощи, чтобы перелом списали на несчастный случай.

Арпарт. Последние сомнения

- Юкстнав Урит Мулт, великий стан Алгора? - посланник спрашивал ровным, спокойным голосом.

С того момента, как высокий худощавый мужчина в чёрно-фиолетовом одеянии законника земельного совета вошел в походную палатку, ни одна мышца не шевельнулась на его чисто выбритом лице. Ни угодливости, ни опаски, ни, тем более, страха. Короткий жест приветствия на входе, когда гость ещё не разглядел со света присутствующих, взгляд под потолок - и выражение почтения висящей там твёрдой ипостаси Ракса, Оасумле. А затем этот спокойный, вежливый вопрос, не таящий в себе ни боязливости, ни вызова. Посланник служителей Ракса умел владеть собой. Впрочем, иного бы и не прислали.

- Да, это я, - привстал из-за походного стола великий стан, - мои помощники: Зотнав и Арнитнав, - представил он сидящих слева и справа от него мужчин в длинных зелено-жёлтых рубахах с закатанными рукавами. - Присаживайтесь, господин Суутнав Огик Аант.

Но пришедший вначале поклонился помощникам и затем проговорил:

- Зотнаву Серсу Пупланту, пиросскому стану, светлого разума и равновесия. Арнитнабу Бнак Лодросту, стан-подручному, беспрестанных светлых дней. Великому стану - жизни в веках творений его. Господа, я доверенный магистр третьего ранга...

Из внутреннего нагрудного кармана он вынул Малую Оасумле и положил её на стол. Трое мужчин встали. Приветствия магистра и предъявление им своего знака изменяли ситуацию. Это уже был не визит парламентёра противоположной стороны, с коим следовало обговорить вопросы, касающиеся нейтрального населения, раненных, пленных. Суутнав использовал приветствия, выражающие полное отсутствие вражды. И, хоть совершенно непонятно было, почему он так себя вёл, следовало ответить таким же образом. Чем хозяева палатки и занялись.

Когда все, наконец, уселись, Арнитнав удивлённо проговорил:

- Я и не подозревал, что наши имена так хорошо известны служителям Ракса.

- Только имена пиросских станов, - уточнил магистр. - Именно на землях Пиросса находится лечебница Реки Жизни, где произошло известное нам всем событие.

- Чудо, дорогой Суутнав. Чудо, - улыбнулся ему великий стан.

- Не время спорить о словах, - дипломатично ответил магистр Ракса. - Нам всем важно, что именно на землях Пиросса находились ворота, через которые проникли к нам те, кого ваше учение именует Матерью Дарящей и Свидетелем Яви. Проникали и ещё двое, вызвавшие в лечебнице то, что вам угодно именовать чудом. При всех наших различиях Ракс придаёт случившемуся весьма серьёзное значение.

- Я не ошибусь, если предположу, что Ракс интересуется исключительно вполне ощутимыми последствиями чуда в лечебнице? - с едва заметной усмешкой поинтересовался Мулт.

- Думаю, почтенный Юкстнав, ошибётесь. Наши искатели прорабатывают и те аспекты случившегося, которые в обозримом будущем не принесут практической пользы. Но больше, безусловно, нас интересуют два вопроса. Первый - сама природа случившегося. А второй - это тот мир, что лежит за воротами и возможные последствия открытия вами новых ворот.

Магистр договорил и над столом повисло молчание. Великий стан пристально рассматривал магистра, который с непроницаемым лицом выдерживал его взгляд. Пиросский стан уткнулся взглядом в лежащие перед ним бумаги. Лодрост смотрел на Аанта, беззвучно шевеля губами.

- А что с теми воротами, через которые проникали к нам Явившие Чудо? - поинтересовался Мулт.

- Они разрушены сразу после события в лечебнице, - быстро ответил магистр. - разрушены со стороны того мира. Разве Свидетель Яви - и Мать Дарящая, пока была жива - вам не сообщили об этом?

- Мы не столь самонадеянны, чтобы с уверенностью толковать их слова, - заметил пиросский стан.

- Дорогой Зотнав, - с обворожительной улыбкой обратился к нему магистр Аант, - здесь нет рядовых последователей вашего учения, с которыми уместны недомолвки. А мы все прекрасно знаем, что и Мать Дарящая, и Свидетель Яви, к нашему сожалению, находились в зависимости от употребления некоего вещества, серьёзно нарушающего работу ума. Так что вы наверняка поняли всё то, что вообще можно было понять из их слов и мыслей.

- Светлого Вам ума и равновесия, магистр, - вступил в разговор Лодрост. - Мне на минуту показалось, что ваша сторона располагает какими-то новыми знаниями о вратах и лежащем за ними мире, называемом Землёй. С этим связан ваш визит к нам?

- И с этим тоже, - кивнул магистр, - но основная причина - нам известно, что ваши взыскующие создают новые врата возле лечебницы Реки Жизни. Вроде бы эти врата будут доступны всем. И всем - не только с нашей стороны, а и с Земли тоже.

- Вы уверены, что не ошибаетесь? - после короткой паузы сдавленно спросил великий стан.

Магистр Аант молча кивнул в ответ. Поскольку его собеседники молчали, растерянно переглядываясь, он продолжил:

- Нам удалось поймать двух шакалов, мужчину и женщину, бойцов-дезертиров. Оказалось, они не раз пользовались воротами до их разрушения, и они - единственные из жителей Арпарта, побывавшие на Земле. Хотите знать, что они там увидели?

Вопрос был излишен. Трое служителей еретического учения Алгора впились в магистра взглядами. Взгляды молили - дальше, дальше! И Суутнав Огик Аант рассказывал. И под звуки его голоса их лица вытягивались, а огонёк в глазах тускнел. Трудно сказать, как каждый из них представлял себе священные полосы Тропы Угоца, лежащие на уровне ног, простирающиеся из бесконечности в бесконечность, пересекаемые и попираемые нескончаемыми толпами людей. Известие о том, что твёрдый ровный камень встречается там чаще, чем трава, заставил их изумлённо переглянуться.

- Воздух там плохой, - продолжил магистр, с некоторым сочувствием следящий за выражением лиц своих слушателей. - Пыль и дым ещё не самое в нём страшное. Кругом мчатся изрыгающие дым повозки без лошадей. Высятся дома, залитые мертвящим ярчайшим светом. Дома, возвышающие свои щербатые стены выше наших дворцов. Фонари на улицах - как пожары. Множество жителей одурманены вредным веществом, шатаются при ходьбе, издают громкие крики. Дворы домов меньших заполнены руинами и хламом, пропитаны вонью отбросов и иных отходов человеческого существования. Собаки тамошних жителей беспородны, ублюдков никто не выбраковывает. Земные украшения уродливы, печи в домах - очень маленькие, а сами дома наполнены предметами, чьё устройство и назначение невозможно постичь. И это не то чудо, к которому вы все стремитесь прикоснуться. Это совершенно чуждый нам, арпартцам, мир. Мир, из которого в страхе бежали Мать Дарящая и Свидетель Яви.

Последнюю фразу магистр произнёс совсем тихо - но тем сильнее оказалось произведённое ею впечатление. А затем он выложил на стол несколько предметов: противно шуршащий пакет из тонкой плёнки, с одной стороны которого полуголая женщина непристойно вытягивала губы; металлическую лепешку с прозрачным верхом, под которым рывками с тихим стуком крутилась по кругу стрелка; мягкую бутылку с коричневой жидкостью, издающую неприятный запах.

- В бутылке - стимулятор, - пояснил Аант, - его они пьют вместо воды.

Следующим на стол легла прямоугольная блестящая пластина, исписанная с обеих сторон непонятными значками. Потом - странной формы карета на маленьких колёсиках, размером в ладонь. В заключение магистр поставил на стол прямоугольный ящичек с закруглёнными, забранными решёткой краями.

- Шакалы утверждали, что на Земле этот ящик пел, - посетовал магистр, - но здесь он молчит, так что представления о земной музыке мы не получим. Шакалам она не понравилась.

- Они что - всё это украли? - с негодованием спросил Лодрост. - Ничего себе впечатление сложится у землян о наших жителях!

- Я же говорю - шакалы, - не стал возражать посланник служителей Ракса.

Из его дальнейших слов стало известно, что с той стороны ворот шакалам устроили засаду, из которой они сумели уйти только благодаря своей боевой подготовке. После чего шакалы пользоваться воротами не рисковали. Магистр ничего сверх того не сказал, но намёк был ясен - после шакалов любых визитёров с Арпарта мог ожидать весьма негостеприимный приём.

- А ведь ради этого он и приходил, - задумчиво произнёс пиросский стан, когда полог палатки закрылся за спиной удалившегося посланника. - Земные предметы, правдивый рассказ - всё для того, чтобы мы не бросились в ворота восторженной толпой. И ведь не бросимся теперь, как полагаете?

- Магистр Аант обращался к той нашей части, что верна Раксу и превыше всего ставит разум. Можно не сомневаться, он не лгал - незачем. Но, кроме Ракса, мы несем в себе и частицу Созидателя-Спасителя, того, кто выше Ракса. И руководствоваться нам следует лишь службой ему. Хвала Алгору!

Вслед за великим станом и двое других встали со своих мест, протянули ладони вверх и хором повторили:

- Хвала Алгору!

Сев, они возобновили беседу, вертя в руках и передавая друг другу оставленные магистром земные предметы.

- Мир Земли опасен для неподготовленного человека... И оттуда могут явиться не те, кого мы надеемся встретить, - пиросский стан сморщился от отвращения, понюхав содержимое бутылки.

Стан-подручный пожал плечами:

- Окончательная установка ворот готовится заранее, но производится в последний момент. Не поздно настроить ворота так, чтобы они пропускали лишь определённых людей. Можно вообще сделать их односторонними: пройти и вернуться можно только от нас.

- Если поступить так, можно потом изменить порядок прохода? Дабы достойные с Земли смогли попасть к нам? - поинтересовался великий стан.

- Сделаем, - пообещал стан-подручный.

Пиросский стан поинтересовался, как будут выглядеть ворота с обоих сторон и можно ли будет их разрушить. Оказалось, в мире Земли ворота будут частью какой-либо стены и для рядовых землян они окажутся незаметными. А на Арпарте ворота будут обычной деревянной калиткой в ограде одного из домов, ничем не отличающейся от сотен других. Подручный давно предвидел желание служителей Ракса разрушить врата.

- Желание такое у них возникнет, - кивнув величавой головой, подтвердил великий стан, - но, как всегда, они постараются избежать потерь и открыто к военной силе не прибегнут.

- Да и она им не поможет, - фыркнул Пуплант, - от них до Пиросса два дня пути по землям наших сторонников. Не пробьются...

-Нет, - покачал головой великий стан, - не надо иллюзий. Военной силой сторонники Ракса смели бы нас в месяц. Не считают они нужным терять людей из-за сумасшедших. Мы для них - повредившиеся в рассудке люди, малоценный товар. А терять в боях им придётся тех, кого они полагают людьми полноценными. Сочти они нас действительно опасными - вышвырнули бы нас на восток, в сухие степи, на расправу фуритгам - поклоняющимся Солнцу и лошади кочевникам. Но врата они постараются уничтожить... И ведь узнали как-то, - покачал он головой, глядя на Арнитнава.

Тот, насупившись, ответил, что столь серьёзное дело, как организация ворот в иной мир, непременно оставляет множество следов, доступных и искателям и магистрам служителей Ракса. Но узнать о ведущейся работе можно и на расстоянии, а вот разрушить ворота случайный человек не сможет. Эти попытки предусмотрены. Обычная защита для таких объектов - сконцентрированное в воротах мощное силовое поле, высвобождающееся при их разрушении. Разрушитель получит смертельный удар. Да и разрушить ворота сможет лишь владелец Тихой Руки, а эти люди концентрированное поле обязательно почувствуют. Трудно поверить, что служитель Ракса пойдёт на заведомую собственную гибель ради уничтожения ворот.

- Я вот о чём подумал, - пиросский стан задумчиво катал по столу игрушечную повозку, открывая и закрывая дверцу сбоку, - что, если нашего человека на Земле собьет вот такая повозка? Или его схватят и свяжут? Мы что, на выручку отряд посылать станем? Невозможно такое представить. Надо найти способ верного возвращения, едва наш человек на Земле такого пожелает.

- Пожалуй, надо, - согласился великий стан и вопросительно посмотрел на стан-подручного.

- Двойные врата, мысленный замок, - пробормотал тот, - это возможно только для разведчиков, владеющих Тихой Рукой. Если таково будет пожелание станов...

Да, великий и пиросский станы желали именно этого. И Арнитнав Бнак Лодрост обещал открыть ворота на Землю через три дня.

Не только дождь испортил торжественный момент. Стан-подручный настоял, чтобы посторонних не было вообще и пиросский стан, в своей зеленой, расшитой падающими вниз серебряными зигзагами накидке выглядел праздным зевакой. Он это чувствовал и оттого брезгливо хмурился, наблюдая за суетящимися вокруг калитки работниками. Калитка, надо отдать должное Лодросту, располагалась весьма затейливо: в хлипком, лишь для виду сколоченном заборчике, обрамлявшем тропинку, что шла от ворот дома к крыльцу. Заборчик этот до крыльца не доходил - кончался через три шага после калитки. В сад можно было свернуть, перешагнув через шеренгу низкорослых цветов - а кто-то ещё и тропинку там протоптал. За калиткой же тропинки не было - некошеная трава, а местами даже крапива.

В доме, понятное дело, жить будут исключительно разведчики, набранные из послушников и взыскующих. В саду - бегать молчаливые пиросские сторожевые собаки чёрно-рыжего окраса. Но пуще всего сохранит месторасположение ворот тайна. Арнитнав обещал - едва ворота будут установлены, найти их местонахождение на расстоянии станет невозможно. Даже магистр служителей Ракса пройдёт рядом по тропе - и ничего не почувствует. Мысли Зотнава прервал великий стан, незаметно подошедший со стороны дома.

- Скоро уже?

- Прилепляются к месту с той стороны, - пояснил пиросский стан, - надо отыскать место одновременно и людное, и располагающее скрытыми от глаз тупиками и проходами. Как только найдут, закончат за два вздоха.

- Разведчик готов?

Пиросский стан указал на стройного молодого человека в чёрных обтягивающих штанах и синей рубахе, стоящего с безразличным видом шагах в пяти от калитки. Дождь уже ослабел, и разведчик не боялся промокнуть.

- Провёл со Свидетелем Яви многие часы, изучая язык. Говорить пока не может, но обещал обучиться за несколько вылазок. Карту местности с той стороны знает наизусть. Сильнейший знаток Тихой Речи. Боец, правда, не из лучших.

- Если его сразу начнут вязать, вернуться сумеет?

- Ему достаточно только пожелать возвращения - вылетит к нам из калитки, как будто его лошадь лягнула. Так, во всяком случае, обещал мне Арнитнав.

Юкстнав ничего больше не спросил, с интересом глядя на то, как облепившие калитку люди: стан-отшельники и послушники под руководством Лодроста внезапно замерли. Затем, очень медленно, не отводя глаз от калитки они ощупью отыскали руки друг друга, сомкнулись - и, опустив руки, отошли в стороны. К Юкстнаву подошёл стан-подручный:

- Хвала Алгору! Врата готовы, великий стан. Прикажете разведчику отправляться?

Юкстнав Урит Мулт, откинув капюшон дождевой накидки, поднял руки ладонями вверх.

- Хвала Алгору, Созидателю и Спасителю! Все наши деяния - лишь во славу Его! Приступайте...

Он не успел даже перевести дыхание, как разведчик, нескольким плавными шагами миновав отделяющее его от калитки расстояние, толкнулся в неё всем телом - и тут же исчез.

Среди присутствующих послышалось дружное бормотание:

- Хвала Алгору... Велик Создатель...

На лицах людей, завершивших великий труд, появились усталые улыбки. Они, не задерживаясь, поспешили укрыться под крышей. И только Пуплант, пиросский стан, остался стоять на раскисающей дорожке, недоверчиво глядя на калитку.

Прошло не так много времени, и среди деревьев на другой стороне реки ещё не старый мужчина с сединой в бороде и шевелюре внезапно резко дёрнулся. Он привстал с травы под липой, раскрыл глаза и огляделся.

- Нащупал? - поинтересовался мужчина в серой дождевой накидке, укрывавшийся под соседним деревом.

- Нет, магистр, - признался седой, - это разведчик вернулся. Ворота, как мы и надеялись, односторонние.

- Но, хоть приблизительно, где они? - требовательно спросил магистр.

- Как я и раньше говорил, - пожал плечами искатель, - не больше тысячи шагов отсюда. Направление между полуднем и закатом. В посёлке Зимней Речки или возле лечебницы.

- Три сотни домов, - проворчал магистр. - Даже если мы все их сожгём, ворота могут уцелеть. Ты так и не понял, какой материал они использовали для них?

Искатель покачал головой и признался, что алгоры создавали множество ложных образов, в которых он не смог разобраться. А приблизиться ему не разрешал магистр.

- Ни к чему лишний риск, - ответил магистр, отвязывая их лошадей. - Здесь я мог скрывать нас от мысленного поиска, а среди скопления людей это сделать невозможно. Представляешь, сколько здесь собралось их взыскующих, да и стан-отшельников, пожалуй, тоже? Нас бы мигом повязали - и какая тогда польза Совету от нашей разведки?

Сев на лошадей, они неспешно выехали к дороге, ведущей на север. Уже на следующий день Большой Совет Ракса получил точные сведения о том, что еретики-алгоры создали ворота в мир Земли и посылают туда разведчиков.

Все на дно! ...август 98

Пашка, придя к философу, застал того оживлённо беседующим с журналисткой. Он хмуро поздоровался и присел на диван. А разговор тем временем катился по привычной колее: журналистка носилась с очередной идеей, пытаясь запрячь друзей-мутантов в своё расследование, а те вяло отбрыкивались. Сашки, впрочем, не было, так что отдувался один Соколов.

- Э, куда ты хватила, Елена Батьковна! Тунгусы - это совсем другое. К бурятам ближе всего монголы и калмыки, а русских имён полно и среди тех, и среди других. К тому же - вдруг он полукровка?

- Это что: Россия - родина монголов? - ехидно поинтересовалась Ленка.

- Вы это о ком? - спросил Паша, заметив, что журналистку понесло.

- О своём, девичьем, - обрезала его Ленка. - Не встревай, Паша, ты всё равно в это дело лезть давно отказался.

- Наша Елена откопала, кто мог беседовать с Иогенбергом. Помнишь аса-инструктора в школе абвера? Так вот, его собеседником мог быть Георг Бонифатьевич Чутхунг, в тридцатые годы обитавший в Туве. Тогда Тува в состав Советского Союза не входила, отчего НКВД этой личностью интересовалось, но довольно умеренно, без обычных для такого интереса последствий. В конце тридцатых годов он оттуда уехал и с тех пор его следы исчезают.

- Так он не тувинец, с таким-то именем.

Журналистка подтвердила, что он, точно, не тувинец. Но выяснить его происхождение не удалось. Георг Бонифатьевич - так его имя писалось в документах - славился, как знаток тайных буддийских учений. Оттого, да еще по ряду косвенных подтверждений, Елена Михайловна и решила, что Чутхунг служил Третьему Рейху среди других мистиков-буддистов.

- Нелогично, - возразил Соколов, - если он служил немцам, то уж их язык мог бы выучить как следует. Ты же сама говорила, он предпочёл беседовать на русском.

- Он мог служить фашистам и за пределами Германии, - предположила журналистка.

Когда пришёл Сашка, разговор увял сам собой. Следовало обсудить дальнейшие планы. После ликвидации ворот вылазки в иной мир дразнили своей незаконченностью. Уже не только философ, но и Сашка с Ленкой жалели о случившемся. Только Павел твёрдо придерживался прежней позиции.

- И как там на Арпарте, Паша? - поинтересовалась Елена.

Их медиум отказывался работать в нескольких направлениях, не объясняя причин. Но Арпарт к этим направлениям не относился. Сведения о нём, говорил Павел, ничем не могли повредить сообществу мутантов. На вопрос, какие же сведения могли оказаться опасными, он никогда не отвечал.

- Там лучше, чем здесь, - ушел Паша от ответа, - у нас скоро что-то случится в масштабах страны, отчего многие могут пострадать.

- Об этом точнее ты сказать не можешь? - без нажима спросил Сашка.

- Отчего же, - пожал медиум плечами, - это будет экономический кризис. Кто-то потеряет работу, какие-то товары подорожают. Вас, бюджетную босоту, он особо не затронет. Но лучше жить в следующем году мы не станем.

- А меня что ждёт? - не преминула влезть Ленка. - Я не в бюджетной сфере работаю...

- Тебя - Москва, - без всякого выражения ответил Павел.

Спустя секунду Сашка сорвался с места и придержал Павла, чтобы бьющееся в судорогах тело не свалилось с дивана.

- Вот и спроси его..., - горестно развела руками журналистка.

Сидя рядом со столом философа, она пожаловалась, что темы сверхъестественного без Павла ей больше не даются.

- Пиши про то, как на Строймаше собрали орловский трактор. Или про смерч в Кромах, который все крыши снёс, - посоветовал ей Сашка.

Журналистка глянула на него из под ресниц, поджав демонстративно губы. По её мнению, никого, кроме губернаторской свиты, такие новости зацепить не могли. Не интересовали обычного человека действительные или мнимые успехи отдельно взятых фирм.

- О чём же тогда можно писать, чтобы всем интересно было? - вопросил возмущённо философ. - Вот ты какую тему, не связанную с мистикой, сейчас копаешь?

Пожав плечами - мол, сами напросились - журналистка вытащила из сумочки несколько листов бумаги.

- Третьего июня в лесополосе, где раньше был ресторан "Цон" были обнаружены два трупа. Первый - 45-50 лет, 168 см, мужчина среднего телосложения, нос широкий, уши оттопырены, на правой руке отсутствует средний палец, на левой руке - татуировка "Саша". Одет в плащ из кожзаменителя чёрного цвета, джемпер синего цвета, комбинезон хлопчатобумажный зеленого цвета, сапоги кирзовые. Второй мужчина 45-50 лет, 172 см...

- Ты что, милицейским хроникёром заделалась? - прервал девушку философ.

Ленка, оказывается, заинтересовалась этим делом, узнав, что к расследованию по нему привлекался местный экстрасенс, Семён Фролов. То есть и эта тема не осталась вне связи с мистикой. Но в данном случае журналистка могла подготовить свой материал, обойдясь без Паши. Фролов, в виде исключения, согласился на большую статью о своих талантах.

- А ему что, реклама не требуется? - удивился Александр. - Я полагал, он тебе и приплатит ещё за раскрутку.

- Сёме раскрутка ни к чему. Его не столько деньги интересуют, сколько сама работа. Энтузиаст своего дела, вот он кто. Мне, кстати, заявил, что готов сотрудничать с прессой только по этому конкретному делу. А дальше он меня знать не желает...

Писать о том, как в начале июня врач-рентгенолог нашел на берегу реки Сосны позвонок динозавра, журналистка тоже не пожелала:

- Мне на днях один знакомый намекал, что один из телеканалов весьма интересуется серией репортажей о чудесах буддизма. Может, мне в самом деле в Москву перебраться?

На этот раз, придя в себя, Пашка молчал. Сидел, обхватив руками голову и смотрел в пол. Философ что-то рассказывал о людях, способных останавливать припадки.

- Да, в истории такое не раз описывалось. Скажем, Екатерина Первая, она же Марта Скавронская именно благодаря такой способности имела над Петром Первым особую власть. Граф Бассевиц, современник, писал, что у него бывали иногда припадки меланхолии, когда им овладевала мрачная мысль, что хотят посягнуть на его особу. Самые приближённые люди трепетали от его гнева. Появление припадков узнавали по судорожным движениям рта. Императрицу немедленно извещали об этом. Она начинала говорить с ним и звук её голоса тотчас успокаивал его, потом она сажала его и брала, лаская, за голову, которую слегка почёсывала. И Пётр в несколько минут засыпал. Чтобы не нарушать его сна, она держала его голову на своей груди, сидя неподвижно в течение двух или трёх часов. После того он просыпался совершенно свежим и бодрым.

Между тем, прежде нежели она нашла такой простой способ успокаивать его, припадки эти были ужасом для его подчинённых, причинили, говорят, несколько несчастий, и всегда сопровождались страшной головной болью, которая продолжалась целые дни.

- У Петра была истероэпилепсия, - мрачно возразил Паша, не поднимая головы. - Совсем другой случай.

- Значит, для тебя найдётся не Марта, а Ефросинья какая-нибудь, - не растерялся философ. - Ищите, и обрящете, сказано в писании.

- Атеист, а дня не проживёт без того, чтобы на библию не сослаться, - поддела его Ленка.

А дальше, уже без всяких околичностей, журналистка спросила, не пора ли кружку парапсихологов закрыть лавочку. Паша с Космосом беседовать отказывается - что никак нельзя, разумеется, ставить ему в вину. Сашка тоже ничем ей, журналистке, не помогает. И вообще, если нет общей цели, то стоит ли им собираться вместе?

- Паша, ты что-то говорил, вроде бы нам куда спокойнее будет вообще паранормальными вещами не заниматься. Что угроза какая-то над нами нависла...

Медиум поднял голову и посмотрел на всех отчаянным взглядом.

- Опаснее всего нам интересоваться другими мутантами, как живущими ныне, так и действовавшими в прошлом. А чем бы ты ни занималась, всё равно на них тебя выносит, - он умолк и опустил голову, сжав её в ладонях.

- Умолкаю, - с не меньшим отчаянием в голосе проговорила Елена Михайловна, подошла к окну и уставилась вниз, пытаясь что-то разглядеть сквозь мокрое стекло.

Павел ушел первым, в сопровождении Ленки. Прямо журналистка ничего не говорила, но присутствующие понимали, что собраться вновь в том же составе им вряд ли суждено. И ещё - никто из них не забыл слов Павла насчёт Москвы.

Октябрь 98

Несмотря на северный ветер, утро было отличным. Яркое синее небо, пронзительно-жёлтая октябрьская листва, еще держащаяся на ветвях деревьев, ощутимое тепло на коже от солнечных лучей. Переломы, оба сразу, тем не менее ныли, обещая скорые дожди. Накретов с раздражением поглядел на семенящего рядом Фролова, невесть куда вытащившего его в субботу.

- Что ты, Сёма, тревожный такой, будто привидение в шаре узрел?

Сёма длинно вздохнул и выругался. Оказалось, Накретов случайно попал в точку. Работая с клиентом, экстрасенс глядел в шар. А заданный клиентом вопрос оказался бессмысленным, оттого Семён на какое-то мгновение смотрел в глубину Камня Откровения просто так, безо всяких мыслей. И только благодаря этому обстоятельству, он смог обнаружить, что за ним наблюдают.

- Понимаешь, Александрович, в Камень обычно смотришь, как в микроскоп: вглядываешься, а что вокруг творится - не замечаешь. В этот момент из комнаты хоть мебель бригада грузчиков выноси, не замечу. А тут, по случайности, я внимание расфокусировал. Шару бы погаснуть, а смотрю - там чья-то рожа просматривается. Внимательная такая физиономия, и к клиенту никакого отношения не имеющая. Тут Камень погас, а я только тогда сообразил - это ж он за мной и моими действиями наблюдал!

- Это в первый раз, или он и раньше тобой интересовался?

- Как узнаешь, шайтан его задери? Если бы не ослиная глупость клиента, я бы вообще ничего не заметил. Может, он уже год за нами смотрит...

- Так разберись, узнай, кто это, - предложил Накретов.

- Нет, Александрович, это он со мной разберётся, - возразил экстрасенс, - я чужими инструментами пользоваться не умею, а он - могёт. Шайтан! Мы теперь у него под колпаком, а к Камню Откровения я отныне не притрагиваюсь. Баста. Старые добрые карты, гадание на свечах... Прокормлюсь.

- Как не притрагиваешься? - остановился в недоумении Накретов. - А все наши занятия, они как?

- Вот оттого, Александрович, я тебя и хочу познакомить с одной интересной женщиной. Ремесло у неё редкое, быть может, она тебе и пригодится. Она - Направляющая Судьбы. К тому же ты вроде бизнес свой открыть хотел? Флаг тебе в руки, а Галина Васильевна, кстати, бизнесменов очень даже уважает.

Жила женщина редкой профессии на Весёлой Слободе, в собственном доме. Небогатом на вид, зато с роскошным садом. Даже осенью было видно, что деревья и кусты ухожены по высшему разряду.

- Мазаева, Галина Васильевна, - представилась хозяйка, заявив, что друзья Семёна - её друзья, и усадив гостей в просторной кухне.

- А Вы, Виктор Александрович, чем сильны? - поинтересовалась моложавая пенсионерка, как только познакомилась с гостем.

Накретов ответил, не забыв добавить, что собирается открыть свой бизнес.

- Ремонт и обслуживание копировальной техники и компьютеров. Дело нужное, развивающееся, да и денег больших на первом этапе не требующее.

- Так Вам помощь потребуется, - догадалась хозяйка. - С бандитами, я понимаю, сами справитесь, а вот благосклонности чиновников грубой силой не добьёшься.

- Их благосклонности не добиваются, её покупают, - ответил Виктор Александрович.

Но Галина Васильевна предложила иной путь:

- Семён не рассказывал, в чём я сильна? Тогда лучше я сама. Каждый человек в этой жизни подобен камню на склоне. Одни лежат прочно, незыблемо, подпираемые другими. Но убери подпорку - и они покатятся вниз. Другие лежат прочно, плоские, стронуть их с места не легче, чем обрушить весь склон. А третьи и сами по себе неустойчивы, катятся без всяких внешних воздействий. Так вот, если такой камень-человек катится, то я могу привести его в определённое место. Не сразу, - предупредила хозяйка, - это дело долгое, и гарантий здесь не бывает. Ведь катящийся камень может на куст налететь, может и в болоте застрять...

- Ты, Александрович, с помощью Галины Васильевны сможешь выстроить целую структуру, которая поддерживала бы твой бизнес. А во главе системы поддержки поставь губернатора...

- А почему тогда не президента? - набычился Накретов, которому очень не понравилось, что его судьбой так лихо распоряжаются.

- Борис Николаевич - явление временное, - покачала головой хозяйка. - На него делать ставку глупо, всё равно я его через год заменю.

- Верно тебе говорю, Александрович, прикройся губернатором. Такие при любой власти не тонут, - настаивал Сёма.

- Вы так уверенно про президента говорите, - проигнорировал тираду экстрасенса клеймовщик, - может, и дефолт Вы организовали, Галина Васильевна? - он не смог спрятать иронию в своем голосе.

- Ну, это было совсем нетрудно, - усмехнулась хозяйка и огладила на груди тёмно-коричневую кофточку. - А что, кто-то из вас жалеет жирных московских котов, обожравшихся американской зеленью?

Накретов отрицательно покачал головой, понимая, что в присутствии этой женщины стоит попридержать язычок. Он и сам не прочь был "обожраться зеленью", как выразилась Галина Васильевна, да и в ее альтруизме сильно сомневался. Но дальнейший разговор касался уже чисто профессиональных, экстрасенсорных дел. Сёма пользоваться своим основным инструментом наотрез отказался, а без него его шара возможно было лишь распознать другого экстрасенса, находящегося рядом. Пенсионерка Мазаева могла лишь определить, катится ли человек по склону судьбы или лежит на нём, как куча грязи, и воздействовать на него бесполезно. Конечно, в их распоряжении были способности клеймовщика и талант Направляющей Судьбы. Но - никаких способностей к обнаружению врагов. Зато тот таинственный наблюдатель, которого так боялся Семён Фролов, вряд ли бы смог наблюдать за работой Галины Васильевны. В этом Сёма был уверен, хотя и не смог своей уверенности объяснить толком.

- Здесь другой пласт бытия задействован, Александрович. Это изменение причинности. Тот, кто способен работать и на этом уровне, и на экстрасенсорном одновременно, смог бы стать властелином мира.

Накретов подумал, что если такой властелин и существовал на самом деле, уж он озаботился бы такого вот Сёму либо убрать, либо полностью себе подчинить. Но вслух ничего не сказал. Нравилось ему, не нравилось, но предложение экстрасенса приходилось принимать. Виктор Александрович понимал, что и Сёму, а тем паче Галину Васильевну ему отныне придётся кормить. И он уже сейчас подсчитывал, во сколько эта сладкая парочка ему обойдётся. По всему получалось - недёшево.

Александр-чудотворец ...апрель 2005

- А распаковывать когда? - гневно вопросила Тамара, глядя на мужа, который пристроился на подоконнике в кухне с бутылкой.

- Что же, по-твоему, ребята без перекура работать будут? Мы же не в Китае, бляха-муха, - урезонил её Лев Федорович. - Передохнём, и распакуем.

Тамара, уже сдаваясь, пробурчала, что Соколов немного путает перекур с выпивкой, но философ на её бурчание внимания не обратил. Собственно, водку пил он один. Добровольные помощники новосёлов: студенты и бывшие соседи по общежитию потребляли кто пиво, а кто - соки, выставленные в ряд на подоконнике, не забывая перекусывать пирожками и бутербродами. Лев Федорович Соколов, доктор философских наук, въезжал в новую, предоставленную ему университетом квартиру.

Под окнами виднелись крыши одноэтажных домов частного сектора и Павел, оглядывая их, заметил, что их тоже снесут и напротив воздвигнется громадина многоэтажного дома.

- А мне, слепому, особой разницы нет: что кирпичная стена, что Тадж-Махал какой-нибудь под окнами, - отмахнулся философ. - Крыша над головой есть, вход отдельный, и что я у себя делаю, никого не касается. А ты, я смотрю, повеселел. Как там, в Арпарте, хорошие новости? - спросил он негромко.

- Они эти годы разведку у нас вели. Посылали телепатов и психокинетиков, язык наш учили. А вскоре откроют врата для паломников. Земля для них - родина Александра-чудотворца.

- Это нашего Сашки, что ли? - вопросил философ, уставясь в ту сторону, где Александр Собакин рассказывал собравшимся вокруг студентам истории из своей студенческой жизни. - Дожил, бляха-муха. Был студент, как студент, а теперь - Чудотворец. Придётся его к ответу призвать. Ты вот что, Павел - останься, когда все уйдут. И Сашка пусть останется. А жену свою пусть домой отправит, она нам ни к чему. Жаль, Елены троянской с нами нет.

- Ей и позвонить можно. Если дело какое - мигом примчится. Тут от Москвы четыре часа на машине.

Они сели втроем на диван в маленькой комнате, заваленной связками книг и неразобранными узлами с вещами. Философ налил себе ещё стопочку и опрокинул её, не закусывая.

- Надо же укреплять свою магическую неуязвимость. Ну, Павел, докладывай нам, что там алгоры выдумали.

- Саша, собственно, уже в курсе. Тогда, в девяносто восьмом, он совершил в лечебнице чудо. Чудо никто не скрывал, оно необычайно усилило влияние алгоров, и те вскоре захватили всю окружающую территорию. Тузика, как воочию видавшего Чудотворца, окрестили Свидетелем Яви, а его подругу - Матерью Дарящей, так как с неё вся история и началась. Святыми, правда, бомжи пробыли недолго, быстро опились и загнулись.

- А что их не вылечили? Там, ты говорил, врачевание на высшем уровне.

- На уровне, - согласился Паша, - только больной сам, осознанно, должен пожелать вылечиться. В этом что раксы, что алгоры едины. Бомжи лечиться не пожелали - и склеили ласты при полном непротивлении своих поклонников. Алгоры создали врата для разведки, и семь лет отправляли к нам разведчиков, дабы те подготовили условия для паломничества. Теперь у них треть населения кое-как говорит по-русски, в школах и храмах развешены фотографии с видами Орла, они шьют джинсы по земным образцам, запаслись нашими деньгами...

- Воровали, что ли? - поинтересовался философ настороженно.

- Золотишко сдавали. Слитки, песочек. Еще самоцветы продавали.

- Так Тузик именно на этом погорел, - перебил его философ.

- Тузик - обычный бомж, а разведчики алгоров все телепаты и психокинетики. Собственно, их ворота только таких и пропускают. И вообще - ворота односторонние. Оттуда сюда можно пройти - и назад, тому же человеку. Причём возвращение возможно из любой точки. Так что их разведчики ничем не рисковали. Если кто пробовал им на хвост сесть, они этого филёра сразу вычисляли, ну, и с ним случалась мигом какая-то неприятность. Шнурки ботинок на обеих ногах вдруг оказывались связанными, или брюки вдруг на землю падали. А от любой атаки они мгновенно уходили в родной мир.

- А ты знаешь, Павел, где те ворота?

Паша знал. Но что толку? Арпартцы только являлись к нам через них, причём нерегулярно, а возвращались из любого удобного места. Располагались ворота в стене трансформаторной будки возле 32-й школы. С двух сторон её закрывала стена, и появление разведчика могли видеть только прохожие с улицы Пушкина. Но и тем, если не приглядываться, казалось, что человек возле будки просто вышел из-за угла. Люди возле будки ходили постоянно, но - нечасто. И любой прохожий, несомненно, полагал, что человек заходил за будку помочиться. Место уединённое, - а чего ещё там можно делать?

Эти ворота для паломников не годились. И потому разведчики купили на подставных людей - землян - ряд домов и квартир, в любой из которых можно было устроить ворота. С той стороны работы уже шли полным ходом.

Супруга философа заглянула в комнату, молча поглядела на увлечённых разговором мутантов, и удалилась.

- И вот они все сюда явятся, говорящие по-русски, в нашей одежде, с деньгами, подготовленные к пребыванию в России 2005 года, - подвёл итог Лев Федорович, - и примутся искать Александра. Занятие безнадёжное, как я понимаю.

Павел покачал головой:

- Им сама Земля интересна, как родина Чудотворца. Для них Орёл - что для христиан Иерусалим. К тому же есть надежда отыскать здешние свидетельства о чудесах. Они думают, что Сашка здесь не менее популярен. Но я знаю, как можно этот поток паломников уменьшить в разумных пределах...

При этих словах Сашка поёжился и вздохнул.

- Ты его что, собираешься отдать им в обмен на паломничество? - догадался Соколов. - Да ты работорговец, Павел, который не Савл. А ты что об этом скажешь, Чудотворец?

Сашка не только с Пашей согласился, но предложил и самому философу периодически посещать Арпарт. Он собирался вызвать также журналистку - все, знающие про Арпарт, должны были провести там массу времени, дабы задержать побольше алгоров по ту сторону ворот. Соколов должен был знакомить их с земной философией, журналистка - с культурой, а Сашке отводилась роль живой религиозной святыни.

- Правильно, Александр, за свершённое чудо ответишь, - подбодрил его Павел, - и по полной программе.

- А ты сам что там делать будешь? - спросил его философ.

- Поищу способ связаться с Кондрахиным, - задумчиво проговорил Павел, - там, за воротами, это не так опасно.

Ленка поглядела в зеркальце заднего вида, затем мельком - в сторону трансформаторной будки и вытащила пачку сигарет. Её джип (заработала-таки!) с затемнёнными стёклами стоял так, чтобы можно было видеть тот промежуток между трансформаторной будкой и стеной, в котором появлялись разведчики Арпарта.

- Ты не возражаешь? - спросила она Сашку.

- Машина твоя, зачем меня спрашивать, - ответил тот, не сводя глаз с будки.

В его руке покоился сотовый телефон с уже набранным номером. Павел, с телефоном в кармане, прохаживался возле дверей школы, ожидая сигнала.

- Убью гада, - заявила возмущённо Ленка лобовому стеклу. - Я тебя спрашиваю, Александр, тебе табачный дым будет мешать или нет?

- Нет. У меня жена курит, я привык.

Щелкнув зажигалкой, журналистка прикурила и нетерпеливо постучала пальцами по рулю. Они сидели здесь уже два часа, но Павлу приходилось хуже - он бродил неподалёку от будки, ёжась на апрельском ветру. Время прибытия арпартца он знал приблизительно.

- Я уже себе глаза вывихнула, - пожаловалась журналистка. - Ещё час, и левый глаз останется навеки прищуренным.

- Тогда тебя в Китае за свою примут, - рассеянно ответил Собакин, продолжая глядеть в сторону будки.

- Сейчас, меня, за свою. Они всех европейцев долгоносиками зовут. Мне что, к пластическому хирургу записываться, или на ринг против тяжеловеса выходить, чтобы под китаянку закосить?

- Я думал, пребывание в Тибете наложит на тебя отпечаток терпимости и спокойствия.

Ленка возмущённо фыркнула и заявила, что там она, равно как и в Уэльсе, не медитировала и не постигала тайны древних учений, а собирала материал по заказу одного телеканала. А это занятие весьма хлопотное и к созерцательности совершенно не располагающее. Но продолжить свою мысль она не успела. Между стеной и будкой мелькнула человеческая фигура, Сашка нажал на кнопку телефона и бросил в микрофон одно лишь слово: - "Вышел!"

Павел перехватил арпартца возле школьных ворот. Они шли рядом, землянин что-то быстро говорил, размахивая левой рукой, а пришелец, в обычных земных джинсах и куртке, лишь изредка поворачивал к нему голову. Но потом они остановились на тротуаре и Павел вытащил из кармана свою трубку. Сашкин телефон издал колокольный звон, он приложил его к уху и коротко ответил: - "Иду". Из окна машины журналистка снимала на видеокамеру, как арпартец минуту спустя встал перед Сашкой на одно колено, подняв кверху руки. Мельтешившие вокруг школьники даже затихли, заинтересовавшись столь необычным зрелищем.

Но длилось оно недолго: разведчик иного мира встал, церемонно поклонился, и отправился назад к будке. Тот миг, когда он исчез, видеокамера запечатлела. Но, просматривая запись по кадрам, Ленка не смогла обнаружить эффектов перехода. Просто на одном кадре разведчик был, а на другом - уже нет.

- Да пёс с ней. с записью, на Арпарте на них живьём насмотришься, - замёрзший Пашка стремился быстрее попасть домой.

Ленка включила печку, чтобы он мог согреться и поднесла к нему диктофон поближе.

- Медленно, подробно, пока ничего не забыл. И рассказывай всё по порядку...

Когда он закончил, Сашка, уловив вопросительный взгляд девушки, спокойно пожал плечами:

- Всё идёт по плану. Я ему дал свой рабочий телефон, он сообщит, где откроются ворота. Мы будет на Арпарте раньше, чем их паломники хлынут сюда.

- Сколько ещё ждать? Не больше месяца, говорите? Знаете, мальчики, я, пожалуй, совсем в Орёл переберусь.

Слегка отогревшийся Павел сонно поинтересовался, как же там прежняя работа обойдётся без неё. Всё ж-таки - постоянные заказы от телеканала, да и другие возможности, явно не чета здешним. Смысл вопроса, как все понимали, был противоположным - как Елена обойдётся без роскошных московских заработков и тусовок?

- Да все тайны Земли не стоят хорошей экскурсии по Арпарту! - возмущённо глянула на него журналистка.

- Тебе квартиру подыскать надо, - перешёл к практическим вопросам Александр.

- Да, Саша, займись. Где-нибудь в центре, и чтобы машину было где поставить. Недорого. Да, я покупать буду, не снимать. Нам, москвичам, в квартирантах ходить не положено.

Павел немного поколебался: стоит ли напоминать Ленке, что землянам об Арпарте знать и вовсе незачем? Ей, понятно, хотелось получить в свои руки эксклюзивный, как у журналистов принято выражаться, материал. Но их операция для того и задумывалась, чтобы ограничить экспансию алгоров и сохранить существование Арпарта в тайне. И зачем в таком раскладе журналистке её эксклюзив? Но потом он подумал, что ведь существование Земли на Арпарте давно секретом не является, и ленкины материалы вполне могут быть опубликованы там. Если, конечно, у них есть журналистика. Ответа на этот вопрос Павел не знал, но не сомневался - если и нет, то скоро появится.

Отвезя Павла на работу - он трудился сисадмином в одном из крупных магазинов, Ленка выехала к домику Лизы Калитиной и остановилась.

- Саш, ты как вообще, счастлив? В браке, на службе, вообще?

- Трудно сказать, - помялся Александр, - счастье, это такая категория, которая осознаётся задним числом.

- Вот не надо мне тут всякой философии. Попросту скажи, хочется всё это бросить или нет?

- Бросить? Точно не хочется. Разве что - изменить немного.

- А мне, ты знаешь, давно уже хочется послать всё к чёрту. Может, на Арпарте полегчает, как думаешь? Кстати, а как твоя работа с Арпартом совмещаться станут?

Сашка вновь пожал плечами:

- Я же великий святой, зачем мне вообще работать? Меня пол-Арпарта с радостными криками содержать готово. Но мы с Пашкой решили, что святого не должно быть слишком много. Там я стану появляться раз в неделю, так что работа не пострадает. Ольке, правда, рассказать придётся. Но эту обязанность возьмёт на себя Лев Федорович, она его мнение весьма уважает.

- Как будто ты не уважаешь, - фыркнула журналистка. - А почему Павел так вдруг решил вернуться к экстрасенсорным делам?

- Его спроси. Но я думаю, он считает, что в мире Арпарта его способности изменятся. Мои же изменились.

- Павел считает? - недоумённо вопросила девушка, разглядывая себя в зеркале косметички. Мазнула по губам помадой и удовлетворилась результатом. - Считает, по отношению в нему, слово негодное. Он способен знать наверняка, ему догадки не требуются.

- Значит, знает, - согласился Сашка. - Там он сможет послать весть Кондрахину, а дара связи с Космосом на Арпарте он лишится. И припадков, соответственно, - тоже.

Ленка молча кивнула и покосилась в сторону беседки:

- Пойдём, там постоим? Я осмотреться хочу. Забыла уже, как ваш город выглядит.

Город выглядел - не так, чтобы очень. Местами еще белели островки снега. Впрочем, белели - не то слово. Весенний снег бывал каким угодно, но не белым. Скорее, острова недотаявшего снега светлели, ничуть не облагораживая пейзаж. Вниз от беседки уходил усыпанный мусором склон.

- Куда не глянешь - везде свалка, - грустно заключила Ленка и повернулась в сторону бюста Тургенева.

- Весной, пока зелень не появится, любой город не особо красив. А что, в Тибете и в Уэлльсе свалок нет? - проявил патриотизм Саша.

- В Уэлльсе я свалок не видела, а Тибет тоже кое-где загажен. И вообще, туда едут не за внешней красотой, а за красотами духа. А они от наружной чистоты не зависят, как ты и сам знаешь. Если ты скажешь, что и здесь преобладает духовное содержание, то я тебе не поверю. Содержание можно найти в творчестве Ивана Сергеевича, а вот его окружение и его герои - отнюдь не титаны духа. Одна его мамаша чего стоит.

Сашка пожал плечами:

- А что мамаша? Самодурка-помещица, каких тогда полно было.

- Не всякая самодурка собственных внуков на тот свет отправляла, Сашенька, далеко не всякая...

Обозрев с чувством глубокого превосходства его недоумённое лицо, журналистка пояснила свою мысль. Однажды Варвара Петровна Тургенева, мать знаменитого писателя, попросила у сына, Николая Сергеевича, женившегося против её воли, портреты детей. Брат писателя жил тогда в Петербурге. Возлагая некоторые надежды на примирение, Николай Тургенев исполнил просьбу матери. Варвара Петровна приказала подать почту себе в спальню. Дворецкий Поляков внёс маленький ящичек, раскрыл, вынул несколько листов бумаги, лежавших сверху - и был удалён прочь. Через некоторое время послышался стук какого-то предмета, упавшего на пол и звук бьющегося стекла. Потом - снова. Конечно, дворня догадалась, что на пол летели детские портреты. Потом барыня приказала слугам выбросить мусор - то, что осталось от портретов. В ту же зиму все трое детей умерли...

- Не знал? Я и сама узнала случайно. Заинтересовалась. Современники отмечали у Варвары Петровны непонятную власть над окружающими. Пожалуй, только любимый сын Иван был от неё избавлен.

- Ты предполагаешь, - спросил Александр, - что мать Тургенева тоже была наделена парапсихологическими способностями?

Журналистка полагала именно так. Однако, это расследование никуда бы их не привело. Может, в былые времена Елена и уцепилась бы за любопытную тему, но то - во времена былые. До Арпарта, короче говоря. А сейчас перед небольшим кружком парапсихологов - или колдунов, или мутантов - открывались перспективы совсем головокружительные. И похоже, Александр был единственным из них, кто не испытывал от этого ни душевного трепета, ни даже минимального любопытства.

Колдун, к ноге! ...апрель 05

- Вот и исправляй! - рявкнул Накретов и жестом указал юркому человечку в спецовке на дверь.

Тот вышел, яростно кривя губы, не закрыв за собой двери. Сидевшая на стуле возле стены Галина Васильевна с каменным лицом встала, прикрыла дверь и села на прежнее место.

- Распустил ты, Витя, подчинённых, - укорила она директора и единоличного владельца фирмы ИТ-Базис.

- Ничего, пусть исправляет свои прегрешения как умеет. Пусть новые детали покупает, после работы остаётся. Как хочет, пусть вертится, а работу пусть сделает, - отрезал Виктор Александрович.

- Не боятся тут тебя, Витя, - вздохнула старушка. - Плохо это. Нет в работе настоящего порядка, коли люди начальнику возражать осмеливаются.

Хмуро на неё посмотрев, директор откинулся на спинку кресла и слегка покачался из стороны в сторону, как бы с интересом разглядывая обшарпанные стены кабинета. Во всех фирмах, принадлежащих Накретову, на интерьерах экономили самым жесточайшим образом.

- Фельдмаршал Михаил Федотович Каменский, построивший имение в виде крепости - Сабуровскую крепость, всем известную - был человеком нрава весьма строгого. Граф, - наставительно продолжил директор, - жил в своих комнатах совершенно один, в кабинет его никто не допускался, кроме камердинера; у дверей его комнаты были привязаны две огромные собаки, знавшие лишь его и камердинера. Барина крепостные боялись так, что у них и мысли не возникало приказа не выполнить. А между тем фельдмаршал отдал дворне такой приказ: сидящие впереди во время езды кучер и слуга ни под каким видом не смели оборачивать головы. Однажды кучер привёз в имение окровавленный труп зарезанного графа. Слуги, должно быть, слышали, как их хозяина у них за спиной режут; но приказ выполнили беспрекословно.

- Был бы твой фельдмаршал умным человеком, он бы такого приказа не отдал, - возразила бывшая пенсионерка, а ныне исполнительный директор фирмы.

- Так ведь каждый начальник, отдавая приказ, полагает его разумным, - усмехнулся Виктор Александрович. - А чем всё в итоге обернётся, только Богу известно.

- Не только Богу, Витя, - поправила его госпожа Мазаева.

Голова её мелко дрожала и, несмотря на тщательно сделанную причёску и приличный деловой костюм, выглядела партнёрша Накретова классическим божьим одуванчиком. Директор в ответ скривился:

- Ваши способности, Галина Васильевна, всё же не беспредельны. При всём уважении, вспомните - Ревишвили нам заказов так и не дал. И с Альфа-банком подвижек никаких...

Партнёрша оскорблённо поджала губы, обвинив дорогого Витечку в суетливости и прямо-таки детском нетерпении. Да и вообще, по её мнению, дела у Накретова шли прекрасно. Подписывались договоры с новыми клиентами, бизнес помаленьку расширялся, администрации, что города, что области, пылали к бизнесу Накретова и партнёров благожелательностью. Да, были в области бизнесмены и посолиднее, но Накретов - в соответствии с его собственными пожеланиями - был одним из самых независимых. И благодарить ему за это следовало, само собой, именно Галину Васильевну. Конечно, госпожа Мазаева признавала и вклад самого Виктора Александровича, и Семёна Фролова в общее дело.

Речи эти были директору привычны, слышал он их не первый год и оттого, сохраняя на лице выражение благожелательности, думал о своём. Его задумчивость прервал Семён, ураганом ворвавшийся в кабинет. Проследовав к столу, тот, не здороваясь, налил из графина воды в стакан и жадно выпил.

- Аль жарко на улице, Сёма? - с недоумением спросил директор.

- Всё, - заявил Семён, мешком плюхнувшись на кресло. - Прежней жизни - конец. Всё, господа. Забудьте про деньги и свободу. Отныне у нас появился хозяин.

Помолчали. Накретов - с хмурым лицом, развинтив ручку и разглядывая стержень, из неё извлечённый. Мазаева - с терпеливым видом строгой бабушки. А Сёма всё шевелил губами, похоже, никак не мог подобрать подходящие слова.

- Зовут его Николаем Егоровичем. Это он подглядывал за мной в шаре, так что ему известно о наших делах всё. И кто мы такие, он знает прекрасно. И теперь нам придётся выполнять его указания.

- С какой стати? - раздражённо вопросил Виктор Александрович.

- А с такой, что Николай Егорович способен сделать с нами всё, что захочет, а мы ему - ничего. И твой дар, Александрович, и ваш, Галина Васильевна, против него не пляшут. Пробовать даже не пытайтесь.

- Семён, я удивлена твоей наивности, - строго произнесла госпожа Мазаева. - Ты поверил ему на слово? Где доказательства, что твой Николай Егорович действительно так могуч? Ты, ясное дело, экстрасенс, личность крайне чувствительная, впечатлительная. А нам с Витей потребуются серьёзные доказательства...

Скривившись, Сёма лихорадочно выдрал из кармана своей куртки небольшой мешочек из синей ткани, наподобие кисета, и протянул его Галине Васильевне, предложив сунуть туда руку и собственноручно - в прямом смысле слова - убедиться в его правоте. Та мешочек открыла - по вороту он был затянут шнурком из той же материи - и принялась разглядывать его внутренности.

- Да пустой он внутри, сколько ни смотри. Руку надо сунуть, - пояснил раскрасневшийся Сёма.

- Ты сам-то совал? - поинтересовалась Мазаева.

Но Фролов сам руку в мешок не запускал, о чём объявил всем честно. Он поверил Николаю Егоровичу на слово. Ему, как экстрасенсу, вполне хватило того ощущения силы, которое он мог ощутить на расстоянии нескольких шагов. А мешочек их новый хозяин дал ему для убеждения несговорчивых. Вреда этот мешочек не приносил, зато мог убедить любого в магической мощи Николая Егоровича.

- Вреда он, может, и не приносит, а пометить - помечает, - заявил настороженно Накретов.

- Да не хочешь, не суй туда руку, никто не заставляет, - огрызнулся Сёма. - Если ты мне веришь, мешок тебе вообще ни к чему, а не веришь - чего тогда куска тряпки бояться?

Виктор Александрович не нашелся, что ответить, и молча смотрел на Галину Васильевну. Осмотрев мешок со всех сторон, ощупав, та засунула в мешочек ладонь левой руки. Мужчины настороженно смотрели, как на её лице сменялись выражения настороженности, любопытства, удивления и - потрясения. Глаза у неё округлились, губы разжались, и старушка издала испуганный писк. Сёма пытался о чем-то спросить, но госпожа замдиректор никого не замечала. По вытянувшемуся лицу пробегали гримасы, губы беззвучно шевелились, а глаза закатились вверх. Накретов выскочил из-за стола и сдёрнул мешочек с ладони Мазаевой, швырнув его на пол. Старушка всхлипнула и осела на стуле, привалившись к стене.

- Александрович, зря ты так с мешком, - упрекнул партнёра Сёма.

- Ждать прикажешь, когда она концы отдаст? - хозяин кабинета похлопал старушку по щеке. - Галина Васильевна! Очнись!

Госпожа Мазаева пришла в себя через минуту, не дождавшись заказанного Накретовым нашатыря. Была она бледна, как смерть, а голова у неё тряслась сильнее обычного. Но, очнувшись, она сразу заявила, что с ней всё нормально, и рекомендовала Накретову Сёме во всём поверить. Когда за нею закрылась дверь, и глядящий в окно директор убедился, что госпожа Мазаева покинула здание, Сёма осторожно спросил:

- Александрович, а ты не боишься с нею так...

- Как - так? - жестко спросил Виктор Александрович.

- Ну, она всё же управляет судьбами... Ты ведь не знаешь, чего она там тебе в будущем приготовила. Я бы с нею не ссорился. Помягче бы, Александрович...

- Твоей судьбой, возможно, она и управляет. А вот насчёт остальных... Я за эти годы убедился, что у дорогой нашей Галины Васильевны получается далеко не всё задуманное. То, что соответствует общему ходу событий, что само по себе вероятно - да, сбывается, возможно, даже без её усилий. А то, что заранее кажется невероятным, так оно и не происходит, несмотря на её старания. Вот только там, где вероятность события даже оценить заранее невозможно, у нашей партнёрши что-то получается.

Сёма, обдумывая, пригорюнился, сообразив, что их колдовские действия как раз и относятся к той области, где таланты госпожи Мазаевой проявляются в полную силу. А теперь, когда им придётся работать на Николая Егоровича, без партнёрши, без её поддержки они будут выглядеть бледно. Гнева неведомого хозяина экстрасенс боялся пуще всех прочих неприятностей.

- Да что хоть этому мешочнику от нас надо? - раздражённо вопросил директор. - Денег? Места в руководстве фирмы?

- Нет, Александрович, деньги твои его не интересуют. Ты ему как подручный колдун нужен. Как клеймовщик. И я за тем же нужен, и Галина Васильевна. Мы - как фигуры на шахматной доске, где Николай Егорович - ферзь.

- С кем этот ферзь сражаться надумал, не знаешь?

- Нас об этом известят, - с непоколебимой уверенностью ответил Семён.

...на трёх китах

Ключ с лязгом провернулся в замке, дубовая дверь нехотя отворилась, пропуская в камеру стражника с факелом. Непривычно яркий свет ослепил поначалу приподнявшегося с лежанки измождённого сутулого человека. Щурясь и моргая, постоялец внимательно разглядывал вошедшего вслед за стражником человека в желто-зеленой блестящей накидке.

- Тут, Сурман, с тобой поговорить хотят, - не представляясь, изрёк вошедший. - Землянин с тобой желает побеседовать. Ты ведь на их языке говорить учился?

Человек на лежанке кивнул. Теперь, когда его глаза приспособились к свету, он смотрел только на стражника, который, сунув факел в держатель, крутил в пальцах небольшую металлическую фигурку рыбы на блестящей цепочке.

- Если ты согласен беседовать с землянином, поклянись, что до возвращения в эту камеру не станешь пытаться убежать, а также не попытаешься причинить вред землянину, охранникам и другим служителем Алгора, равно как и себе, - человек в накидке положил на стол рядом с лежанкой лист бумаги и писчий стержень с держателем.

- А если я откажусь? - быстро спросил постоялец.

- Будешь сидеть, как сидел. А так - поднимешься на поверхность, обмоешься, одежду сменишь. На настоящего землянина посмотришь, поговоришь с ним. Заметь, тебе это удовольствие предоставят бесплатно, тогда как наши паломники за такую возможность приличные деньги платят. Так что выбирай, в соответствии со своей совестью и голосом разума, что предпочтительней.

Кивнув в ответ, постоялец взял лист бумаги, внимательно прочитал и подписался писчим стержнем. Затем он приложил большой и указательный пальцы ко лбу и отчётливо проговорил:

- Клянусь Раксом, что не нарушу условий подписанного мной соглашения.

Стражник убрал в карман рыбу на цепочке и, подождав, пока гость в накидке и постоялец выйдут из камеры, забрал факел и вышел вслед за ними.

- Лапитнав Боуд Сурман, - представил вошедшего стан-подручный Лодрост, - искатель, вдальглядящий.

Лапитнав, мужчина лет пятидесяти, бледный, с поредевшими ломкими серыми волосами быстрым взглядом окинул комнату. Два широких окна, за которыми колыхались ветви деревьев, были по осеннему времени прикрыты. Скамья возле стены, три кресла посередине, полки с книгами по стене напротив двери, под потолком - резной орнамент на досках стен. Постоялец подземной камеры жадно глянул в окно, но там качал ветвями сад, и ничего больше он увидеть не смог.

- Я, Арнитнав Бнак Лодрост, буду присутствовать при вашей беседе, - стан-подручный говорил разборчиво, медленно, и Павел понимал его речь.

Но сам он местным языком ещё не овладел настолько, чтобы поддерживать беседу, поэтому лишь произнёс местное приветствие: "Суук тор" и перешел на русский язык.

- Меня зовут Павел Андреевич Бундаев. Попросту - Павел. У себя на родине я тоже - вдальглядящий; здесь мои способности изменились. Я бы хотел побеседовать с вами об устройстве мира. Если не возражаете, присаживайтесь.

Сурман - он так и попросил его называть - мешком рухнул в кресло. Было заметно, что он при этом испытал значительное облегчение. Вслед за ним присел и Павел, последним в кресле устроился Лодрост, с надменно-отсутствующим видом, намекающим на то, что он здесь не по велению сердца, а отбывает нудную повинность.

- В свою очередь, Павел, я могу задавать вопросы о Земле?

- Безусловно. В отличие от Арпарта, земляне в редких случаях считают знание о законах природы тайным. Мы охотно сообщаем его всем желающим, даже изучаем в обязательном порядке концепции современного естествознания...

Паша прочитал короткую лекцию о Земле, не дожидаясь никаких вопросов. Он знал, что арпартцу довольно трудно так сразу понять, что на самом деле означают различия в их образе жизни. При первичном восприятии на первый план выходило сходство: но, если вдуматься, сходство часто оказывалось внешним, а суть вроде бы похожих явлений сплошь и рядом различалась кардинально. Даже Павел, многое постигший еще на Земле, беспрерывно оказывался в тупике, пытаясь постичь логику арпартцев. Поэтому и предметом сегодняшней их беседы должно было стать устройство Вселенной. В этой области, казалось, недопонимание должно было быть минимальным.

- Мы считаем, что общий вес Вселенной неизменен, - Лапитнав говорил негромко, подбирая слова языка, которым впервые пользовался для столь серьёзного разговора.

- Тогда уточните, что в состав Вселенной входит? Нам известна обычная материя, тёмная материя, энергия, тёмная энергия, пространство, сокрытое пространство. Тёмные материю и энергию мы наблюдать не можем, это теоретические понятия. Эти слова вам понятны? - спросил Павел.

- Материя, всех разновидностей, имеет вес. Энергия имеет вес, но он бывает и отрицательный. Даже пространство имеет вес - и он тоже может быть отрицательным. Эти категории переходят друг в друга. Процессы такого перехода можно наблюдать в виде расширения пространства, рождения и гибели звёзд, размножения уплотнений...

Павел попросил разъяснить, что понимают арпартцы под уплотнениями. Выяснилось, что это некая система объектов, именуемых в земной физике чёрными дырами.

- Видеть их глазами невозможно. Наш мир не знает столь совершенных приборов, какими располагаеты вы. Оттого лишь некоторые вдальглядящие заинтересовались этими объектами. А дар наш, как известно всем причастным, точных ответов не даёт, разобраться в увиденном сложно...

Это Павел понимал прекрасно. И хоть его дар отличался от способностей местных, и он мог получить на поставленный вопрос точный ответ, ограничение оставалось, по сути, точно таким же. Ведь для получения точного ответа нужно суметь задать и точный вопрос - а это само по себе требовало весьма совершенного знания.

- ...не уверен, однако там обычная рассеянная материя сжимается. Если бы не уплотнения, то материя рассеялась бы равномерно. Тогда пространство бы растянулось и звёзды со временем погасли.

- Ну, да, - подтвердил землянин, - у нас тоже есть концепция тепловой смерти Вселенной. - А как у вас считают: расширяется Вселенная или пульсирует?

- Для нас это не кажется принципиальным. Если считать, что само пространство где сгущается, а где разряжается, нет смысла устанавливать общий баланс. Если он и окажется сдвинут, значит, соответственно изменится общий баланс энергии или материи. Ваша тёмная энергия вполне может быть вашим же сокрытым пространством, если я правильно понял, - собеседник землянина куда лучше владел логикой и удачно подстраивался под уровень собеседника.

Конечно, куда интереснее Сурману было бы говорить с философом. Возможно, они и поговорят - потом. Служители Алгора во всём шли землянам навстречу. Им даже прощалось легкомысленное отношение к вере в истины учения. Вернее, само учение допускало для землян такое отношения. Будь на месте Павла кто-то из арпартцев, его давно бы вытащили на суд стан-подручных. Наказывали здесь, как понял землянин, весьма даже строго. Смертной казни не было - кроме преступлений, совершённых в прифронтовой полосе - но и здешняя каторга долголетию отнюдь не способствовала. А уж местные методы промывания мозгов вообще не имели на Земле аналогов.

- Баланс процессов разрушения и созидания материи и структур Вселенной - вот что имеет наивысшее значение. Стоит ему нарушиться - и произойдёт то, что вы называете тепловой смертью, - продолжил арпартский мыслитель. - Или можно сказать иначе: соотношение видов материи и энергии в мире таково, что оно обеспечивает стабильное существование звёздных структур. Эта стабильность делает возможным появление жизни и разума на планетах. А возникший разум обеспечивает в дальнейшем необходимое соотношение видов материи и энергии.

- Замкнутое кольцо, в котором нет начала и конца? - удивился Павел.

- Популярная на Земле - я не ошибся, концепция развития и роста у вас общепринята? - идея чудовищно однобокая. Любой рост, как показывает практика, рано или поздно упирается в границы. Границы ресурсов, границы пространства. Созидание должно иметь материал для своей деятельности - а его может поставлять только разрушение. Упадок - условие развития, его фаза или неизменная составляющая. Это не кольцо, Павел, это скорее вращающаяся спираль, то сжимающаяся, то разжимающаяся...

Это Павел как раз понимал. Диалектика. Долгое общение со Львом Федоровичем даром не прошло. Но Сурман однозначно утверждал: разум контролирует постоянство Вселенной. Здесь ни землянин, ни местный мыслитель не смогли бы списать недопонимание на плохое владение языком.

- Конечно, Разум-регуляторы не люди в нашем понимании. Хотя, возможно, родились они людьми. Один - благородным и человеколюбивым, другой - безразличным к окружающим эгоистом, ушлым пройдохой.

- Их двое?!

- Их множество. Но появляются в качестве Разум-регулятора они по двое. Созидатель и разрушитель. Иначе они ничего не смогут сделать, только раскачают мир.

- Всё, - откинулся на спинку кресла Павел, - на сегодня достаточно. Благодарю за беседу, Лапитнав Боуд. Мы сможем продолжить разговор позднее?

Стан-подручный процедил сквозь зубы, что такая возможность в первую очередь будет зависеть от доброй воли Сурмана. И он, Сурман, знает, как себя вести, чтобы его добрая воля была однозначно воспринята в таком качестве.

- Я там, внизу, подписал определённое обязательство. Ни о чём сверх того разговор не шёл, - напомнил стороннику Алгора постоялец подземелья.

Стан-подручный промолчал, сразу поднялся, и подошёл к двери. Открыв её, он жестом предложил Лапитнаву выйти, что тот незамедлительно и сделал. Постоялец был спокоен и сдержан, а вот служитель Алгора свою ненависть даже не скрывал.

- Он что-то особо плохое сделал? - поинтересовался землянин, когда стан-подручный вернулся.

- Ворота искал, чтобы уничтожить, - сухо ответил Арнитнав Бнак.

Павел глянул на его сжатые губы и передумал задавать дальнейшие вопросы. Случай с Сурманом стал первым, когда просьбу одного из землян удовлетворили, но удовлетворили без обычной благожелательности и радости угодить. Видимо, в данном пункте Павел весьма существенно разошёлся со сторонниками Алгора, хотя никаких возражений на просьбу поговорить с учёным со стороны служителей не последовало. Сурман же, как знал Павел, был одним из наиболее серьёзных учёных планеты. А на Арпарте - так уж получилось - все ведущие учёные и наиболее грамотные люди стояли на стороне Ракса. Землянину повезло: Лапитнав Боуд Сурман был схвачен во время разведывательно-диверсионной операции и сидел под замком до окончательного решения.

Павел настаивал на встрече ещё и потому, что на Арпарте окончательное решение судьбы учёного могло стать действительно окончательным. Сурман после него мог перестать существовать как самостоятельное и независимое существо, превратившись в безликого зомби.

Философ, выслушав Павла, только посмеялся:

- Это у них, бляха-муха, прокол в логике. Ракс, казалось бы, система мировоззрения сугубо рациональная, напрочь отвергающая сверхъестественных и всемогущих существ. А их Разум-регуляторы - это всего лишь иная ипостась богов. И дуализм созидатель-разрушитель на Земле тоже хорошо известен, от индусов до скандинавов. Так что здесь Ракс дал слабину, допустил иррациональное начало.

- А может быть, допустили оттого, что их учёные получили неопровержимые сведения о существовании этих Разум-регуляторов? - спросил Павел.

- Кому же знать, как не тебе? - удивился Соколов. - Но - не думаю. У них там есть одно утверждение, которое звучит так - мир, в смысле мироздание, стоит на трёх опорах: движение, поглощение, разум. Разум они понимают так же, как и мы, движение - это существование всяких фотонов и прочих частиц, которые могут двигаться со скоростью света и никак иначе, а поглощение - это наши чёрные дыры, сгребающие космическую пыль в кучу и перерабатывающие в энергию. Такие вот три кита.

Паша попробовал было выяснить подробности, но Лев Федорович такими жизненными мелочами не интересовался.

- Раз не можешь у ихнего Сурмана допытаться, спроси напрямик у Космоса. Ты же, бляха-муха, имеешь доступ к абсолютной истине. Хоть и считается, что она всегда конкретна...

- Это на крайний случай останется. Я ещё не знаю, как правильно вопрос задать... А к Сурману меня могут не допустить. Он их крепко допёк, насколько я понимаю.

Лев Федорович весьма усомнился, что Пашу не допустят до учёного. Он, первый вменяемый землянин постоянно находящийся на Арпарте, да ещё друг Чудотворца, для поклонников Алгора невероятно ценен. И титул Проводника Чуда кому попало алгорцы тоже не дают.

- Я могу не успеть. Сурмана возьмут алгорские судейские, вынесут приговор и мозги промоют. Да даже если просто в рудники отправят; там он всякий интерес к научным беседам утратит.

- Выпроси его себе, на Землю, и изучай сколько угодно. Если он не будет знать, где ворота, за ним и приглядывать незачем будет. Сними для него домик, денег у тебя сейчас немерено, и беседуй сколько влезет, - посоветовал философ.

Но Проводника Чуда такие рассуждения не убедили. Сурмана ему могли не отдать, и даже должны были не отдать; вдруг на Земле этот умелец смог бы получить новые способности, и с другой стороны прохода выполнить задание, которое ему не удалось довести до конца на Арпарте - найти и уничтожить ворота. Колдовской дар при переходе из мира в мир не пропадал, но существенно видоизменялся. Так, философ Соколов на Арпарте становился телепатом. Раксов, в обычном их состоянии, он читать не мог, а сторонников Алгора - почти всех. Что, надо сказать, Соколова порядком утомляло. Сашка же, оказалось, котировался здесь как суперцелитель. Только журналистка никакого интереса не вызвала: умельцев направлять рост деревьев здесь было, что грязи в российской глубинке. Хотя сама Елена получала от своего местного дара куда большее удовольствие, чем от его земного варианта. Здешняя же пашина способность устанавливать мысленную связь с жителями иных миров выглядела весьма непрактично. Ну, кого он знал из обитателей тех самых бесконечных миров Вселенной? Только некоего Кондрахина. Да ещё многих землян, земляков, устанавливать связь с которыми из Арпарта никакого резона не было - перебирайся на Землю, да общайся там с ними обычным образом.

Пришлось вновь просить о встрече с учёным, даже понимая, что подготовиться к ней он не успевает. Ему не отказали, но предупредили, что при встрече будет присутствовать ещё несколько человек. И вновь, в той же комнате стоят три кресла, в которых сидят те же персонажи, и единственное отличие - шесть человек в чёрных плащах с надвинутыми капюшонами, чтобы нельзя было разглядеть лиц. И сидят они на лавке как раз за спиной у Павла. Стан-подручный на этот раз держался сухо, отстранённо. Лапитнав Боуд Сурман, напротив, выглядел куда живее.

- Я не успел обдумать как следует ваши мысли, но один мой знакомый подсказал кое-что, - Павел начал с главного, без предисловий. - На Земле есть концепция, которая утверждает, что из всех возможных соотношений физических величин мироздания мы наблюдаем именно такие соотношения, при которых звезды и планеты вокруг них могут существовать стабильно. Скажем, при размерности пространства больше трех орбиты планет не могут быть устойчивы, значит, никакой жизни на планетах возникнуть не может. Так же и соотношение обычной и тёмной материи - 1 к 5 - есть единственное значение, при котором звездные системы стабильны. Возможно, существует множество Вселенных с различными значениями основных параметров, но лишь в одной из них возможна жизнь и мы - её представители. Земная наука сформулировала такой антропоцентрический принцип, но она не утверждает, что разум ответственен за основные параметры Вселенной. А что думают учёные Арпарта?

- Разное они думают, - улыбнулся собеседник. Сегодня его лицо имело приличествующий человеку розоватый цвет. Его, должно быть, подкормили и позволили дышать свежим воздухом. - Но многие полагают, что разум как раз за это и ответственен.

Постоялец подземелий скользнул взглядом по людям на скамье. Павел не оборачивался, лишь слышал, что сидят они тихо. Молчал с отсутствующим видом и Лодрост. Возможно, в комнате находился кто-либо из старших по званию, отчего стан-подручный сидел тихой мышкой.

- Простите, Лапитнав Боуд, но эта мысль весьма смахивает на признание существования сверхъестественных существ. Они, получается, сами себе законы; законы над законами природы. Это сродни признанию чуда, как мне кажется. Как ваши учёные могли удостовериться в существовании Разум-регуляторов?

- Чуда здесь никакого нет, - Сурман заявил это с нескрываемым удовольствием. - Законы природы тоже иерархизированы, обладают разной степенью всеобщности. И законы над законами - понятие вполне естественное. Именно таким законами на Земле философия и занимается, как я понимаю...

Паша кивнул, соглашаясь, и искоса глянул за спину. Крайний человек на скамье слегка сдвинул капюшон, прислушиваясь. А стан-подручный так и поедал Сурмана глазами.

- Существование Разум-регуляторов есть закон, так же как законом является появление при подходящих условиях разумных существ наподобие людей. А убедились в их существовании мы при помощи тех способов, которые и Вам - именно Вам, Павел, - доступны. Кое-кто у нас сумел установить с ними связь. Но здесь я умолкаю. Это знание, которое не должно распространятся среди недостойных. А в этой комнате присутствует слишком много людей, мне совершенно неизвестных. Так что этот вопрос мы больше обсуждать не станем, уважаемый Павел Андреевич.

Сурман запомнил его отчество! И правильно его употребил. Павел подумал, что и русский язык Сурмана с каждой минутой становился всё лучше. Он даже понимал весьма сложную терминологию, которую землянин второпях использовал. Не иначе, Сурман был телепатом. Никак иначе его невероятную понятливость было не объяснить.

Уловив позади подавленные вздохи, Паша покосился на стан-подручного. Арнитнав Бнак вышел из отстранённого состояния и нервно кривил губы. Похоже, служители Алгора рассчитывали нечто услышать - и обломались.

- Вы отлично говорите по-русски, Лапитнав, - сделал землянин комплимент, не представляя, о чём говорить дальше.

- О, служители Алгора приложили столь серьёзные усилия, дабы все желающие его освоили, что и за пределами тех мест, где требуют верить в чудеса, многие заинтересовались Землёй. А мне было нетрудно, я владею немного Тихой Речью. Это ни для кого здесь не секрет.

Сзади на скамье кто-то кашлянул, Лодрост в кресле встрепенулся и влез в разговор:

- Лапитнав Боуд Сурман, если мы от вас получим клятву, схожую с той, которую вы подписали недавно, мы сможем отправить вас через наши ворота на Землю. Там вы удовлетворите своё любопытство, поговорите свободно с Проводником Чуда, вообще займётесь, чем хотите. Пожелаете вернуться - пожалуйста. При минимальном сотрудничестве мы вам и здесь предоставим свободу. Простите, что перебил научную беседу, продолжайте, господа...

И стан-подручный откинулся на спинку кресла, явно собой довольный. А Сурман - Сурмана предложение ошеломило. Он потерял нить беседы, несколько раз пытался что-то произнести, у него не получалось - и смотрел он на Лодроста, который с мечтательным видом разглядывал потолок.

- Да, на Земле мы сможем серьёзно заняться наукой, - подтвердил Павел, не меньше Сурмана поражённый неожиданным предложением.

На этом их беседа и кончилась. Постояльца подземелий увели назад, в камеру: он попросил время на раздумья. А землянину Лодрост - прочие арпартцы сразу ушли, продолжая скрывать лица - объяснил, что в предложении никакого подвоха нет.

- Я его понимаю. Ещё бы - либо сидеть в тёмной одиночке, ожидая то ли каторги, то ли Утишения, либо без всяких условий оказаться в неведомом мире, о котором другие учёные только мечтать могут. Мы, разумеется, переместим его так, что расположение ворот останется ему неизвестным. Но после Сурмана ждёт полная свобода. Когда он согласится, мы можем надеятся, что Вы или Ваши друзья помогут ему устроиться?

Паша кивнул. Но он стан-подручному до конца не верил. Что-то такое служители Алгора задумали. Не могли они вот так просто отпустить опаснейшего врага, не замечалось ни за кем на Арпарте стремления подставить левую щёку, как следует схлопотав по правой.

- И назад он сможет вернуться, едва пожелает. Ему даже на нашу сторону переходить не потребуется. Но клятву не вредить нашему делу мы с него возьмём, естественно.

- На Земле клятвы иногда и нарушаются, - проявил честность Павел.

- Вот там он их пусть и нарушает, сколько угодно, - отмахнулся Лодрост. - На Арпарте такое невозможно.

- За пределами земель сторонников Ракса и Алгора клятвы тоже незыблемы? - ехидно уточнил землянин.

- Зачем говорить о дикарях? - искренне удивился стан-подручный. - Я думаю, Сурман предпочтёт даже Утишение возможности оказаться среди фуритгов или пакров.

Лапитнав Боуд Сурман думал двое суток. Павел за это время успел побывать на Земле, показался родным и знакомым. Работу он бросил, жил на съёмной квартире, где и находились ворота между мирами. Там же проживало четверо охранников, так что готовить и стирать ему не приходилось. Снующие туда-сюда группы паломников его не раздражали, их поток по земным понятиям был не столь и обильным. Арпартцы очень серьёзно относились к подбору кандидатов.

Другие члены группы парапсихологов бывали на Арпарте раз-два в неделю. Сашка продолжал работать и мог посещать иномирные лечебницы только по выходным или вечерами. И то - ему приходилось таскать с собой жену, которую больше интересовал не сам Арпарт, а пригляд за муженьком, который в ином мире имел статус Чудотворца. Статус этот Ольгу совсем не радовал, хотя ревностью до открытия ворот на Арпарт она не отличалась.

Соколов читал на Арпарте лекции два раза в неделю. Это занимало у него часов пять: после лекции следовали вопросы и вообще организовалось что-то вроде постоянного семинара. Как ни странно, туда допускались и некоторые последователи Ракса. Елена, сопровождавшая философа при его переходах туда и обратно, безуспешно пыталась привить местным обитателям интерес к журналистике. И каждый раз поражалась, насколько мало они интересуются тем, что на Земле называлось светской жизнью, или, по-новорусски - тусовками.

Когда постоялец подземелья согласился с условиями служителей Алгора, Павла известили, что ворота для паломников после переправки Сурмана переместят на другую квартиру. Соответственно, уйдут туда и охранники. А на его квартире останется ход для землян, которые допущены на Алгор: четверых мутантов и жены Чудотворца. Никто другой воспользоваться ими не сможет. Решение, что и говорить, красивое: от основных ворот отсекался не только Сурман, но и земляне. Им, правда, представлялись персональные ворота, зато ни на Земле, ни на Арпарте никто, кроме них пятерых, воспользоваться ими не мог.

Охранник, в джинсах и ветровке толкнулся всем телом в стену и она его, как и ожидалось, отбросила назад. Крепкая кирпичная оштукатуренная стена, какой и полагалось быть стене в земном жилище 2005 года. А ведь ещё несколько минут назад Паша с Сурманом и два охранника через эту самую стену проникли на Землю. То есть не через стену, конечно, а через ворота, которые в ней располагались. Сняв повязку с глаз, учёный с интересом осматривался, в то время как охранники готовились убрать ворота. Само это действие прошло внешне незаметно. Один из охранников, магическим чутьём почувствовав, что ворота исчезли, произвёл наглядную проверку. Убедившись, что ворот здесь отныне нет, охранники незамедлительно покинули квартиру общечеловеческим способом, через дверь.

Сурман, на Арпарте Лапитнав Боуд, а здесь Владислав Борисович, осматривался в четырехкомнатной сталинке. Как и остальных, больше всего потрясли учёного арпартца коммунальные удобства: унитаз со смывом, умывальник и ванна, электрическое освещение и газовая плита. Всё это на Арпарте существовало - в виде редких элементов роскоши, доступных немногим, и не в полном наборе. Посуда вызвала у него брезгливое недоумение, особенно - вилки и ложки. Затем он надолго прилип к окну, разглядывая проезжающие по улице машины.

- Вы знаете, Павел, мои способности здесь изменились, - внезапно произнёс он, поворачиваясь с растерянным видом. - Я уже не воспринимаю Ваших мыслей и чувств...

- Да, Владислав, не удивляйтесь. Они при переходе у всех меняются. Я тоже только на Земле вдальглядящий, - успокоил арпартца Паша.

- Вы об этом меня не предупреждали...

- Я не знал, что для Вас это важно. Между нашими мирами столько различий - не предусмотришь всего, о чём следует сказать, - пожал плечами землянин.

Сурман плюхнулся в кресло, закрыв лицо руками. Он ведь не зря провёл в темнице два дня, обдумывая предложение алгорцев. Чутьё подсказывало учёному, что в столь выгодном предложении таилась ловушка; но в чём она, догадаться он не мог. Служители же Алгора, опытные в путешествиях между мирами, смогли просчитать, что на Земле Сурман утратит свои способности. Он, конечно, приобретёт взамен что-то иное. Но будет ли пригодно это иное, чтобы отыскать и уничтожить ворота с земной стороны?

- Они предоставляли мне на Земле полную свободу, Павел! Я ведь не мог знать, что само перемещение свяжет мне руки надёжнее любого обязательства!

Дмитровский колобок ...июль 05

- Это же тот самый мужик, который мне тогда руку сломал! - Накретов убрал руки от шара, чтобы случайно не выплеснуть злобу.

Что произошло с ним прошлый раз, он помнил прекрасно, и сейчас попытки поставить клеймо не предпринимал.

- Галина Васильевна, может, ты попробуешь? Мне этого типа не достать...

Мазаева, с хрустальным шаром никогда не работавшая, неумело завозила по нему руками, а Накретов шёпотом давал советы. Губа старушки отвисла, и с неё вниз капала слюна. Клеймовщик перевёл глаза на Камень Откровения, в котором виднелся худой пожилой мужчина в свитере и выпуклых очках, внимательно читающий какой-то текст.

- Я пробую, ребята, - обнадёжила партнёров старушка, от усердия закрыв глаза и слегка всхлипывая.

Это тянулось долго. Накретов вначале отодвинулся от шара, а затем и вовсе отошёл покурить в кухню. Вернувшись, он застал ту же картину: в пропитанном ароматическим дымом тёмной комнате шар слабо светился голубым светом, а Галина Васильевна морщила щёки, махала руками и закатывала глаза от напряжения. Конечно, каждый человек, наделённый парапсихологическими способностями, действует по своему. И талант у каждого свой. Но Виктору Александровичу отчего-то казалось, что в данном случае у старушки ровно ничего не получится.

Когда он вновь курил на кухне, Сёма позвал его в комнату. Галина Васильевна уже лежала на диване, а Сёма, убрав руки от Камня Откровения, смотрел на неё. А в шаре слабо светилась малиновым цветом фигура парня в необычной рубахе и шароварах.

- Я на него через того мужика вышел, - шепотом сообщил Сёма, - они тесно связаны в астральной плоскости. Образ слабый, и весьма необычный, я его разгадать не могу. Клеймить будешь?

- А как в прошлый раз, не получится? - поинтересовался Накретов, уже ощущая в себе готовность приложить малиновому парню со всей силы.

У него в голове зашумело, вкус табака во рту неожиданно показался донельзя противным. Внутри живота что-то беспокойно натянулось. Его даже не смутило то, что на этот раз экстрасенс и руки от шара убрал и разговаривал во время сеанса - а образ от этого устойчивости не терял.

- Клиент довольно необычен, - пожал плечами Сёма, - он и здесь и не здесь одновременно. Но дотянуться до него ты должен. А вот насчёт его защиты ничего не скажу. Только говорят, что снаряд в одну воронку дважды не падает.

- Проверим, - буркнул клеймовщик, отпуская на волю распиравшее его напряжение.

Он обхватил Камень Откровения руками, сосредоточенно вгляделся в молодое, счастливое лицо, и с чувством огромного облегчения впечатал в него сгусток своей энергии.

Ему показалось, что он ударил огромный ком ваты. Лицо в шаре недоуменно вытянулось, затем парень повернулся и взглянул клеймовщику в глаза. Обомлевший Накретов понял, что тот его видит, и в тот же момент Камень Откровения мягко оттолкнул клеймовщика, замерцав ярким светом.

- Алосац мидеах! - вскрикнул Сёма, плеснув на него вонючей жидкостью.

В воздухе поднялись клубы пара, шар погас, и комнату едва освещали два огарка свечи в углах. Накретов, которого будто ударили чем-то мягким в грудь, едва удержался на стуле. На диване взвизгнула старушка Мазаева. Включив свет, клеймовщик осмотрелся. Сёма пребывал в прострации, тупо глядя на камень и бормоча что-то на неизвестном языке. Старушка присела на диване и жалобно требовала объяснений. Она явно была в панике.

Ясное дело, у экстрасенса нашлась валерьянка, да и кое-что ещё, и старушку довольно быстро привели в чувство. Сёма на вопросы не отвечал - мол, впервые с таким сталкиваюсь. Однако, по собственной инициативе поехал с Виктором Александровичем отвозить Мазаеву домой. И когда они остались в машине вдвоём, раскололся.

- Я сегодня в первый раз пробовал фиксацию связи. Меня Николай Егорович научил: настраиваешься на образ, фиксируешь его - и камнем можно больше не управлять. Оттого я его без контроля оставил, ещё когда Галина Васильевна что-то пыталась сотворить...

- Он, тот парень в шаре, меня увидел, - холодно сказал Накретов.

- Да, увидел, - согласился Сёма, - понял твои замыслы, и закрылся. Но защиты у него нет, так что ты получил назад только часть своего удара. А часть к нему попала...

Сёма счёл, что парень находился не в нашем мире. К тому же Камень Откровения показывал его не напрямик, а через неуязвимого мужика в очках. Оттого и энергия клейма Накретова распределилась на несколько частей. Одна часть отразилась от неуязвимого и вернулась к клеймовщику, другая - не смогла пройти в другой мир и камень отразил её, опять же на Виктора Александровича, третья - прошла и мужика и границу миров, доставшись парню со счастливой физиономией. Но была и четвертая...

- Если тот парень сможет вернуться в наш мир, она в момент пересечения границы либо его ударит, либо неуязвимого мужика. Если его, то всё отлично, а если мужика...

Экстрасенс мог не договаривать. Неуязвимый мужик с природным даром защиты вернёт удар тому, кто его нанёс. Накретову. И экстрасенс полагал, что в этой, четвёртой части клейма энергии было едва ли не больше, чем в остальных трёх, вместе взятых.

На следующий день их партнёрша старушка Мазаева слегла в больницу. Сказалось перенесённое накануне перенапряжение. Виктор Александрович , донельзя озлобленный и вчерашней неудачей, и тоскливым ожиданием неизбежных неприятностей от собственного возвращённого клейма, мотался по шести фирмам, в которых он был либо собственником, либо совладельцем и срывал плохое настроение на подчинённых. Сёма дождался его в основной фирме, где экстрасенс числился далеко не последним сотрудником. Выглядел Фролов, что с ним в последнее время случалось довольно редко, растерянным и грустным. Накретов слушал его, сдерживая желание наорать и гадал, насколько хватит его терпения.

В глубине души он прекрасно понимал, что не прав. Насчёт Николая Егоровича Сёма ошибаться не мог, его способности экстрасенса были несравнимы ни с чьими другими. А тот потребовал исполнять службу - найти всех, кто причастен к воротам в иной мир и наказать их. В своё время того же хотел и сам Накретов - так на что здесь обижаться? Откуда неведомый Николай Егорович знал, что ворота открылись снова, он не сообщал. Ну и пусть. Знает, раз говорит.

- А сам Николай Егорович отыскать ворота не в состоянии? - прервал, наконец, Виктор Александрович словоизлияния экстрасенса.

Тот замотал головой, объясняя, что в таких делах Николай Егорович привык действовать чужими руками. Он, мол, появится на арене в решающий момент и нанесёт главный удар. А для подготовительных действий ему требуются подручные. Их хозяин, как утверждал Сёма, видел всё, что происходило в Камне Откровения, и действиями подчинённых остался доволен.

- Не понял я, чем он доволен, - зловеще произнёс Накретов. - Мазаева сейчас в больнице, подействуют ли её усилия на неуязвимого для магии мужика, нам неизвестно. Мне на днях станет плохо, я тоже из строя выйду. Вот ты и будешь в одиночку ворота искать...

- Не в одиночку, - замотал головой экстрасенс. - Нам в подкрепление человека дают. С минуты на минуту он прибудет, надо только будет ему квартиру снять. Паранормальных способностей он лишён, но в розыскной деятельности - дока. Мастер высшей квалификации. Из Дмитровска. Ему только информацию подтаскивай, а уж он с ней разберётся...

Но с информацией ничего не получилось. Через два дня Сёмина квартира сгорела со всем содержимым. Пропал и Камень Откровения. А Накретов напряжённого ожидания действия собственного клейма не выдержал и ушёл в запой. Возможно, что это действием клейма как раз и было.... Так что пришлось Сёме искать квартиру не только для мастера из Дмитровска, но и для себя - заодно. Хорошо хоть, в средствах он был не стеснён. Дмитровский же мастер вообще на собственность не претендовал - ему лишь бы было, где спать прилечь. Иван Сергеевич Космов, несколько уже постаревший мужчина с изысканными манерами, поразил экстрасенса редкостной неприхотливостью. Одет он был, хоть и дёшево, но элегантно. Оказалось - сам выбирал одежду в "сэконд хэнде", сам её и стирал, почти не пользуясь порошком, вручную.

В новую квартиру Семёна Фролова они въехали, совсем как японцы, без мебели. Постелили матрасы на пол, на кухне вместо стола поставили ящик из-под фруктов. С Космовым прибыла женщина, Инна Ивановна, она несла с собой посуду. Первым делом Инна вымыла в новой квартире полы, затем сбегала в магазин и закупила порядочный запас съестного. Сварив мужчинам обед, она укатила к себе в Нарышкино.

Сидя напротив Космова на полу, Сёма прихлёбывал наваристый борщ и нахваливал Иннину стряпню.

- Ты, Сергеич, вроде как давно её знаешь. Она тебе родственница или соседка?

- Почему ты подумал, что я её давно знаю? - как-то равнодушно спросил Космов.

- Я же экстрасенс! На тебе столько разных астральных следов... В том числе и её. В остальных я не разобрался пока.

Иван Сергеевич сухо ответил, что несколько лет после Дмитровска он жил у Инны Ивановны, отчего и несёт на себе её астральный отпечаток. Говорил он с неуловимым акцентом и Сёма сразу поинтересовался, чем он занимался в Дмитровске и откуда прибыл туда.

- В Дмитровске я несколько лет жил в лесу. Как сумасшедший эколог, почти не пользуясь достижениями цивилизации. Рыбу ловил, дары леса собирал. С людьми почти не общался. А потом меня позвал один знакомый помочь ему с делами, привёз в Нарышкино, поселил у Инны Ивановны. Документов у меня после леса не сохранилось, а новые он мне так и не озаботился сделать. Впрочем, я как-то привык без них обходиться. А где я был до Дмитровска, Семён, рассказывать пока не стану. Слишком это невероятная история, даже для экстрасенса, - Сергеевич доел блинчики с творогом и вареньем и отставил тарелку в угол.

Сёма кивнул, соображая, что проверить слова Космова будет невозможно. Если человек живёт в лесу, да ещё долго, прежних астральных отпечатков на нём почти не остаётся. Но чувствовалось, что Иван Сергеевич - вовсе не простой слесарь. Почему он так думает, Сёма не смог бы ответить даже сам себе. Из их краткого общения он успел понять, что его новый напарник совершенно не разбирается в технике - и это при том, что Сёма в ней тоже не разбирался - и также полный чурбан в медицине. И ещё: он явно рос и учился далеко от Орловской области.

- Ну что, перекусили, пора и в магазины? Холодильник нам, как ни крути, нам требуется; столы, стулья, диваны... Ты как хочешь, а я привык жить по-европейски. Поехали, выберем...

Иван Сергеевич безропотно кивнул, но в магазине вёл себя пассивно, соглашаясь на все предложения экстрасенса. Сёма же, отсутствием наблюдательности никогда не страдавший, явственно видел - ничего из представленного в магазине Космову не нравилось. Причём не нравилось весьма по-разному. Если к холодильникам он относился ровно, с одинаковой степенью брезгливости, и даже недоумевал, как это Сёма улавливает в их внешнем виде разницу, то к мебели он отнёсся крайне придирчиво. Даже в дорогих магазинах он кривился при виде фурнитуры и брезгливо опускал губу, проведя рукой по ламинированной поверхности. Продавцы смотрели на него с уважением, хотя вслух Иван Сергеевич никак качество товара не комментировал.

Выбрав всё по вкусу экстрасенса, они дождались у себя на квартире приезда грузчиков и вскоре сидели, как белые люди, в мягких креслах, разглядывая стоящие возле стены секретер, тахту и двухтумбовый письменный стол. Посреди комнаты занял место массивный круглый стол и четыре венских стула. Последние, если экстрасенс не ошибался, вызывали у Ивана Сергеевича сдерживаемый смех. Кровати, шкафы поставили в спальнях.

- Сергеич, а тебе с экстрасенсами раньше приходилось общаться? - не утерпел Сёма. - Ты ничему не удивляешься...

- Приходилось, - спокойно ответил Космов, - оттого и не удивляюсь.

- А инопланетян встречал? Обитателей иных миров? - допытывался Фролов.

- И такое случалось, - величаво наклонил голову Космов.

Вопрос его совершенно не удивил. И дальнейшее любопытство Семёна он удовлетворял со снисходительностью бывалого путешественника к селянину, никогда своей деревни не покидавшему. Впрочем, Иван Сергеевич и не скрывал, что общаться ему приходилось только с людьми, весьма распространённой расой Вселенной. А люди разных миров между собой различались ничуть не больше, чем люди разных народов планеты Земля.

Как внезапно выяснилось, образование у Ивана Сергеевича оказалось телевизионное. Он помногу и внимательно просматривал телевизионные передачи, черпая оттуда основные представления о жизни. Поскольку дмитровский мастер сыска был явно не дурак, ограниченность и жизненную непригодность подобных представлений он прекрасно осознавал. Но увы - иных знаний у него почти что не было. У Сёмы сложилось впечатление, что в России гражданин Космов появился недавно. Правильная, книжно-телеэкранная речь, непонимание уголовного жаргона, в нашей стране известного даже младенцам, плохая ориентация в бытовых вопросах - нет, Иван Сергеевич воспитывался явно не здесь.

И в то же время, Сёма, человек безвольный и к лидерству принципиально неспособный, отчётливо чувствовал, что Космов быстро станет в их сообществе главным. Накретов, хоть и требовал от экстрасенса выполнения своих приказов, во всём остальном Сёму не ограничивал, и даже помогал, если требовалось. Мазаева вообще обращалась к Сёме только с просьбами: фигуранта там какого осветить - как там дела со здоровьем, кто его дружки, и прочие мелочи. Приказов она экстрасенсу не отдавала и вообще считала Сёму себе ровней. А вот Космов, ещё не пошевелив и пальцем и не проявив никаких желаний, уже внушал к себе полное уважение. Семён, экстрасенс, в людях не ошибался.

Понятно, что клеймовщик так быстро свою лидерство не отдаст. Но куда ему, с его набором ограниченным мелких желаний, против Космова! Фролов не сомневался, что Иван Сергеевич, едва разберётся в местной жизни досконально, установит для себе гораздо более высокие цели. Да может, уже установил.

- Сергеевич, а что Николай Егорович тебе насчёт ворот в другой мир говорил?

- Искать будем, - пожал плечами Иван Сергеевич.

- Искать... Легко сказать, - буркнул Сёма, - я как раз накануне и Камня Откровения лишился, и всего прочего, с чем работать привык. Квартира моя полностью сгорела...

- Вот квартирой и займись, - скучным голосом посоветовал Космов. - Не сама же собой она сгорела. Я припоминаю, что когда и прошлые ворота закрылись, тоже какая-то квартира горела. Значит, кому-то это нужно было. Вот и ищи их, Семён, ты же экстрасенс. А я пока связи в милиции попробую установить. Вашим ментам всегда денег не хватает...

Но и Космов ни до чего не докопался. В ментовке за это время сменилось множество сотрудников, а бандиты, с которыми Иван Сергеевич установил дружеские отношения, старое предпочитали не вспоминать. Тогда дмитровский специалист пошел по церквям с таким вопросом: не замечали ли батюшки появления необычных верующих?

- Понимаешь, Семён, в любом мире люди во что-то, в кого-то верят. Везде есть храмы. И тот, кто ходит в храм в своём мире, обязательно сделает то же и в чужом. И его моментально заметят постоянные прихожане.

Сёма сходил с Космовым пару раз, посмотрел на подозрительных прихожан, которых отыскал Иван Сергеевич. Вроде обычные люди, без парапсихических способностей, по-русски говорят свободно. Морды, конечно, не славянские, но по нынешним временам какого только люда не встретишь среди орловчан. За одном таким Сёма даже попробовал проследить, но потерял, когда тот лихо запрыгнул в маршрутку.

А Космов, оставшись в одиночестве, сел в троллейбус и поехал домой. С задних сидений раздавались крики и стоны: "Аоо", "Ыыг" и тому подобное. Раздавались не подряд, с большими порой промежутками. И возгласы эти, не несущие в себе ни боли, ни ярости, именно оттого и бередили душу своей чуждостью. Иван Сергеевич обернулся, чтобы посмотреть, кто там кричит, но за стоящими пассажирами не разглядел. Кондукторша рядом с ним тихо проговорила:

- Больной человек. Не приведи господи такое...

- Чего же он со здоровыми ездит? - пробормотал Космов себе под нос, услышав очередной нечленораздельный выкрик.

- Катается, - пояснила кондукторша. - Каждый день катается по часу, то с отцом, то с матерью. То на одном маршруте, то на другом.

- Я думал, у вас такие в психбольнице содержатся, - сказал Иван Сергеевич и при этих словах его сосед, молодой парень с волосами, собранными сзади в хвостик, встрепенулся и что-то сказал Космову на чужом языке.

- Не понимаю, - ответил тот и парень посмотрел на него с изумлением.

А секунду спустя лицо парня вдруг обмякло, глаза закатились, и он, завалившись на спинку сиденья, выгнулся дугой и задёргался.

- У вас в троллейбусах сплошь больные ездят, - поведал Иван Сергеевич в сердцах Фролову, добравшись домой. - Один орет, как обезьяна в зоопарке, другой в судорогах бьётся.

Космова мелкие жизненные несовершенства весьма даже раздражали, и он не всегда считал нужным сдерживаться. Сёму такое соседство уже начало тяготить. Но что было делать - его квартира сгорела напрочь и восстанавливать её смысла не было. Он уже снял, тайком от Ивана Сергеевича, часть дома на 2-й Посадской и помаленьку принимал там клиентов. Накретов, выйдя из одного запоя, ударился в следующий, так что Фролову никто пока жить по своему разумению не мешал.

Иван же Сергеевич, как выяснилось, рвения на службе Николаю Егоровичу не проявлял. И даже однажды выразился в его адрес так: "Я, хоть и не граф, а от него всё равно уйду, как бы он не старался." Сёма припомнил кстати Колобка, который поначалу и от дедушки, и от бабушки ушёл, но Космов ответил, что Семён слишком многого не знает. А потом добавил:

- И это тебе, пожалуй, может спасти жизнь.

Предчувствие ереси ...август 05

Ленка запарковалась на улице Горького, возле хлебного магазина, где под навесом стояли столики. Сидеть в душной машине не хотелось, и они заняли один столик. Философ немедленно закупил пива и принялся его пробовать, комментируя вкусовые достоинства громогласным голосом.

- Лев Федорович, - на ухо прошептал ему Сашка, - если на нас начнут обращать внимание, придётся перебраться в джип.

Соколов сразу затих. Бывшая журналистка, а теперь лицо в полном смысле слова свободной профессии, взяла себе кофе с пироженым и откровенно блаженствовала. А Сашка сидел просто так, мысленно общаясь с Павлом, который последнее время с Арпарта не выбирался. Да и зачем? Там он чувствовал себя в безопасности, а общаться с друзьями-колдунами он мог и находясь в ином мире.

- Так как у нас дела на фронте? - уже обычным голосом поинтересовался философ.

- После того, как Пашу атаковали с применением колдовских методов, он попросил помочь разведчиков-алгоров. И те нашли экстрасенса, который всё это организовал. Это - Семён Фролов, давно мне известный, - начала Елена. - Хату его мы спалили, хрустальный шар разведчики утащили с собой, а того колдуна, что на Пашу ополчился, я позже вычислила. Это некий Накретов, Виктор Александрович, и дар у него вроде Сашкиного. Накретов с дружками тоже интересуются воротами на Арпарт. Но сейчас он в запое, и временно для нас безопасен.

- А на кой этому Накретову ворота? - полюбопытствовал философ.

Елена выразительно пожала плечами. Этот вопрос её не интересовал. Зато она установила все накретовские фирмы, их финансовое положение, менеджеров и подкупленных чиновников-покровителей.

- Вообще всё выглядит несколько странно, - уточнила девушка свободной профессии, - его фирмы, в которых ещё и другие совладельцы имеются, не столь и прибыльны. Сервисные службы - это не нефтяные вышки, и даже не торговля булочками. А покровители у них - на высшем уровне. В пределах области, понятное дело. Спрашивается, зачем таким большим людям поддерживать Виктора Александровича? Как он этого добился, шантажом или взятками, я пока не выяснила. Но крыша у него железная, с этой стороны на него не наехать.

- Да ему и шантаж не нужен, при его талантах и Семене Фролове под рукой, - буркнул Сашка.

Философ с ним согласился, однако решил, что вопрос стоит прояснить. Вдруг у Накретова есть еще какие сторонники или тайные возможности.

- Так вот, - продолжила Елена, дождавшись, пока мужчины замолчат, - Семён купил себе новую квартиру и поселился там вместе с неким Космовым. Этот Космов немедленно установил связи с ментами и с бандитами и старательно копает ту, старую историю с воротами на Арпарт. Павел, оказывается, этого Космова даже однажды встречал в городе. Тот заговорил, как чужак, и Паша ему ответил на языке Арпарта. Он его за паломника принял. А Космов ничего не понял. Ну, Паша удивился - и упал в приступе. Пришел в себя, а того уж нет. Так вот, господа - этот Космов попал на Землю с одного из миров, где пашин любимец Кондрахин воевал со своим Предначертанным Врагом. А Космов в том мире был графом Космой, начальником Тайной Канцелярии королевства Согури. Попав на землю, он стал лешим под Дмитровском. Я о нём писала в своё время...

Соколов покачал головой, удивляясь. И допил пиво, заявив, что растягивать процесс до бесконечности не может.

- Для мужчины самое главное - конец. Я прав, Елена?

- Несомненно, Лев Федорович, и не только для мужчины, я бы сказала, - мило улыбнулась девушка и огляделась по сторонам. - Так что делать будем, мужчины... ... с концами?

Философ ударился в некие рассуждения о неизбежных в такого рода делах случайностях, которые, суммируясь, действуют не хуже законов природы. А может быть, и сами таким законом являются. Но Елена его размышления прервала, повторив свой вопрос.

- В уголовщину мы уже вляпались, - заявил Александр. - Поджог квартиры наверняка расследуют тщательнейшим образом. С разведчиками Арпарта им не справиться, выйти на нас без хрустального шара Фролова они тоже не смогут. Мне кажется, надо в первую очередь Космова нейтрализовать, устроить ему неприятности. Бывший начальник Тайной Канцелярии, безусловно, - человек серьёзный. Особенно если он соберёт организацию ментов и бандитов. А Семёна надо как можно дольше продержать без хрустального шара. Он же его наверняка попробует заменить. Это, кстати, возможно?

Собеседники только пожали плечами в ответ. Ленка заметила, что лучше бы Сашке с самим Космовым не связываться, чтобы его Фролов не вычислил. Проще действовать непосредственно на тех, кого Космов завербовал. Не станет, ей кажется, привычный к агентурной работе человек посвящать в проблемы своих агентов посторонних. А большинство тех, к кому Космов подкатывался со своими предложениями, она уже выявила.

- Да, это разумно, - согласился Александр. - Непривычный к колдовству человек ничего и не заподозрит, если его агент вдруг сломает руку или с приступом поноса в больницу угодит.

- После третьего такого случая заподозрит, - не согласилась Ленка. - Ну и пусть. Важно, чтобы он Семена к этому делу не привлекал.

Философ задумчиво протянул, ни к кому конкретно не обращаясь:

- Что это мы всё о Космове, графе чужепланетном, да о Фролове, экстрасенсе доморощенном? Пусть ими ребята с той стороны занимаются. Тут более серьёзная проблемы вырисовывается. Вы об их вере, об Алгоре, никогда не задумывались?

Соколов, оказывается, уже давно размышлял о странностях религии Арпарта. Не достигшие цивилизации племена верили там, как на и Земле, в духов, предков или тотемы. Монотеистической религии, по прихоти судьбы, там не знали. Развитые государства почитали Ракса, который ни с какого конца богом не был: мир не творил, людьми не управлял и лишь вносил в общее течение жизни организующее начало. Причём вносил, что подчёркивалось, исключительно руками самих людей.

- В Ракса, собственно, и верить нормальному человеку нельзя. Ни тебе спасения души, ни загробного мира. Атеистическая, бляха-муха, вера. Оттого и появилась рядышком ересь, Алгор, и силу набрала. В Алгоре признаются чудеса и неискоренимая необъяснимость мира. Это куда более прочная опора для веры; та ведь разум и логику отрицает. А теперь представьте, что все эти взыскующие чудес библию прочитают и проповеди в церкви послушают? Их вера Спасителем удовлетворится куда больше, чем Алгором безликим. Что скажешь, Чудотворец?

Александр согласился, что христианство может показаться паломникам весьма привлекательным. Конечно, для инопланетников и Голгофа, и Вифлеем никак с их опытом не соотносились. Да и библия, признающая лишь один мир, могла показаться им, скажем так, неполной.

- Они своё дополнение сочинят. Выдвинут своего пророка, - философ повернулся к Сашке. - Пойдёшь в пророки бога единого всех миров, отрок? Это будет чин повыше твоего нынешнего. Дополнение к библии для Арпарта напишешь. Арпартский завет, или как ты его назовёшь? Ведь христианство так из иудаизма и выросло: один пророк, одно распятие, двенадцать апостолов и несколько евангелий.

- Может, попробуем без распятия обойтись, - предложила Ленка. - Пусть сами себе религию сочиняют.

- Не выйдет, - покачал головой философ. - У них наша бомжиха стала Матерью Дарящей, ей на могилу цветы каждый день приносят. А Сашка уже сейчас - Чудотворец. Чует моё сердце, всё к распятию движется. История, она ключевые моменты перепрыгивать не умеет. Вот сообразят жрецы Алгоров, что у них под носом новая ересь зреет - и сразу ворота на замок, а смутьянов на кол. Или на крест, из уважения к христианским чувствам.

- Это не уважение будет, а надругательство.

- Это ты понимаешь. А те, которые Христа распинали, думали иначе, - Ленка только сейчас сообразила, что угроза над сашкиной головой нависла нешуточная. - Тебя уже о христианстве там расспрашивали?

Оказалось, расспрашивали. Паломники старательно изучали библию, другую религиозную литературу. И Сашка, чем дальше, тем больше, уходил от целительства к разъяснению вопросов веры. Ничего страшного в том он не видел. Интерес паломников к земной религии был - пока - чистой воды любопытством. И Александр, как верующий, считал должным этот интерес удовлетворять.

- Сашка! - строго глянула на Чудотворца бывшая журналистка, - Ты о чём вообще думаешь? Нет, тебя одного за ворота пускать нельзя. Как соберешься, свистни мне, я с тобой отправлюсь.

Молодой человек посмотрел на разгорячённую и прижавшуюся к нему Елену с некоторым недоумением, не найдясь, что ответить. А философ иронически пробормотал:

- Немка-грелка ты у нас, а не Елена троянская.

- Какая ещё немка-грелка? - возмутилась Елена.

Соколов пояснил, что имел в виду служанку Анны Ивановны Анненковой, матери известного декабриста. Та славилась причудами: не раздевалась на ночь, не спала на кровати, больше того - она не одевала холодного белья. Бельё согревали служанки - красивые девицы от 16 до 20 лет, надевая его на себя. А место в карете согревала очень толстая немка, которая для этого в доме и содержалась. Немку сажали в карету за полчаса до выезда.

- Ну спасибо, Лев Федорович, - раздраженно фыркнула девушка. - Это что же, я настолько толстая... - голос начинал набирать высоту и окружающие оборачивались в её сторону.

- Нет, ты не толстая, - замотал головой философ, - ты грелка. Для Сашки...

- Вай, какая горячий девушка, - пробормотал с нарочитым акцентом парень за соседним столиком.

В оранжевой майке, светловолосый, с типичным славянским носом-картофелиной, он восхищённо посмотрел на Ленку и зацокал языком. Его приятель, лет двадцати - вот он черный, точнее - смуглый и черноволосый, с длинным прямым носом, - искоса глянул в сторону столика и сразу отвернулся.

- Так, - заявила девушка, - обдав соседний столик презрительным полувзглядом, - пиво выпито, делать нам здесь больше нечего. Поехали.

В машине она молчала. Подъехав к подъезду Соколова, без лишних слов предложила мужчинам выметаться. И, едва те выполнили требование, не попрощавшись, уехала.

- Зря вы так, Лев Федорович, - тихо сказал Саша, - она действительно обиделась...

- А нечего к женатому мужику прижиматься. Сама за тебя замуж не пошла, пусть теперь не страдает, - возразил философ безапелляционно.

Пока что единственное, к чему они пришли - это решение предупредить алгорцев-станов о растущем интересе паломников к православию.

Павел обнаружил Елену в саду, любующуюся двумя рядами сочных груш на ветке плодового дерева. Груши висели на одинаковом расстоянии друг от друга, так, чтобы снимать было удобнее.

- Нравится? Они и опадают всем рядом сразу.

- А по команде не падают? - поинтересовался Проводник Чуда.

- Ясное дело, падают. Но только по моей команде. Я ещё не научилась настраивать дерево на другого садовода, - призналась девушка.

Но, конечно, она просила Павла о встрече совсем не для того, чтобы похвастаться. Предупреждение землян пропало втуне. Жрецы Алгора не только не видели опасности в том, чтобы их сторонники знакомились с православием. Они форсировали этот процесс, соглашаясь даже на внесение элементов христианства в свою веру. Философ оказался прав: на Арпарте из почитания Алгора прорастала новая религия. Уже строились новые здания храмов - по православному канону. Уже издали, немаленьким тиражом, библию, переведя её на современный русский. Осваивать ещё и церковнославянский здешние жрецы посчитали ненужным, и Ленка только качала головой, натыкаясь на молодёжный жаргон там, где привыкла видеть архаичную витиеватость. В таком варианте Великая Книга теряла для неё значительную часть своего очарования.

И ей, вслед за философом, такое положение вещей казалось опасным. Павел мог бы дать ответ, так ли это - но он в ближайшее время возвращаться на Землю не желал. Да и жрецы Алгора в нём нуждались - с его помощью можно было мысленно связываться с находящимися на Земле старшими паломнических групп. Конечно, были у них и другие связные, чего никто и не скрывал. Но землянин, к зависти местных жителей, пользовался мысленной связью легко, совершенно не утомляясь.

- Ну, а с Кондрахиным ты связался? - спросила девушка рассеянно.

Собственно, про могущественного Кондрахина они все слышали только от Павла, отчего эта фигура казалось им скорее мифологической.

- Пока нет, - признался вдальглядящий, - у него могут некоторые вопросы возникнуть. Я же не готов пока на них ответить. Это к Космосу обращаться надо, на Землю возвращаться... Не срочно, я думаю.

- Ты обратись, Паша, не откладывай. Ну и что, что ты не на все вопросы ответить сможешь. Он, быть может, их и не задаст.

- Да я и не уверен, что прямо так сразу смогу до него дотянуться, - упирался Павел.

- Я, между прочим, кое-что о нём разузнала. О судьбе его родителей, про его невесту, про сына. Там уже и внуки есть...

- Фамилия только у них всех другая, - кивнул вдальглядящий, - и вряд ли дедушка так уж жаждет знать, как они живут. Ты пойми, он ведь не по другим странам столько лет мотался, а по другим мирам. Вернись он сейчас на Землю, она ему покажется ничуть не роднее, чем вот этот Арпарт. И, мне кажется, он подозревает что Земля станет местом решающей схватки с Предначертанным Врагом.

Девушка недоумённо подняла брови. Павел уже не первый раз употреблял выражение "мне кажется". Елене хотелось разъяснений: как могло парапсихологу, напрямик получающему знание из Космоса, что-то "казаться"?

- Ну, а ты свой опыт припомни. Вот знаешь ты о мужчине всё. Больше даже, чем он сам о себе знает. И что? Разве это означает, что ты способна точно предсказать его поведение в любой ситуации?

Девушка подтвердила, что предсказать - может далеко не всегда. И вдальглядящий утверждал, что здесь в точности такой же случай.

- Его воспитывали некие Просветлённые. Это такая секта, охваченная жаждой устроить мир на основе своих идеалов. В общем, они даже полезны, но в голову Кондрахина Просветлённые вбили не совсем верные представления. Может, из благих побуждений, а может, они сами так в свои идеи верят, что не замечают расхождения с действительностью. Просветлённым Кондрахин не вполне верит. Но всё же - больше верит им, чем своей интуиции. Он так и мечется между рассказами Просветлённых и собственным мнением. В отличие от меня, он не способен получать напрямую точные ответы на правильно заданные вопросы. Приходится опираться либо на собственный опыт, либо на чей-то. А за Просветлёнными - многовековой опыт, да и возможностей у них побольше, чем у Кондрахина.

- Если всё так, как ты говоришь, то предстоящая схватка может наделать много бед на Земле. Орёл пострадает? Или нет?

- Я не спрашивал, - признался Павел и насупился.

Бывшая журналистка предпочла дальше на него не давить. Она понимала - Павел сам придёт к пониманию необходимости получить ответы на все вопросы. Конечно, сейчас ему хорошо: здесь он Проводник Чуда, весьма уважаемая личность. Припадков нет, он здоров, бояться происков Накретова с компанией нечего, пока Сёма не раздобыл новый хрустальный шар. А раздобудет - так Сашка проникнет в квартиру и на шар заклятие наложит. Не только Космов собирал вокруг себя ментов и бандитов, Елена в этом преуспела ничуть не меньше. В конце концов Космов не мог предложить мужчинам ничего, кроме денег. А она, Елена, могла.

Для того, чтобы вновь вернуться на Землю, биться в припадках, рисковать, Паша должен сделать над собой усилие. Елена знала, что в конце концов он его сделает. Но подталкивать его сейчас, лишь потому, что её беспокоят мрачные предсказания философа, она не решалась. Пусть сам созреет.

- Лев Федорович предрекает, что христианство распространится среди алгоров неожиданно быстро. Как эпидемия. И реагировать жрецы будут мгновенно. Не дай Бог тебе оказаться вдали от ворот, если их решат вдруг перекрыть.

- Но это ведь только его предположения, верно? К тому же я и так из посёлка не выхожу, до ворот мне из любой точки - десять минут ходу. Лучше расскажи, что на Земле делается...

Девушка, разумеется, не отказала себе в возможности поехидничать: мол, сам на Землю возвращаться не желаешь, а новостей требуешь. Но на Павла её ирония никогда не действовала. Он её просто не замечал. И с удовольствием выслушивал подробности переломов ног, острых приступов псориаза, и прободений язвы желудка, внезапно выводящих из строя работающих на Космова бандитов. Ментов Сашка пока не трогал, да и не представляли они сейчас опасности. Космов не знал точно, кого ему искать, но уже пару раз наткнулся на разведчиков с Арпарта. Те смогли постоять за себя сами, но опыт - прародитель истины, и бывший граф вполне мог придти к мысли об их инопланетном происхождении.

Прочая же жизнь текла своим чередом. Со страхом ожидали вспышек "птичьего" гриппа. В Орле открыли католический храм, прошел чемпионат России по планерному спорту. Александровский мост всё так же стоял в руинах, наполовину разобранный, а власти искали деньги на завершение ремонта.

Владислав Борисович, или ВБ, как между собой называли мутанты Сурмана, осваивался в новой жизни. Елена через ментов сделала ему справку об освобождении. Он, якобы, освободился из мест лишения свободы в Казахстане, причём так, что ни российского, ни казахстанского гражданства у него не было. С такой справкой ни документы получить, ни на работу устроиться. Но Сурману всего и требовалось - избежать попадания в бомжатник, как лицу без документов. С этой же задачей справка вполне справлялась. К тому же никому не приходило в голову её проверять.

Сурман болтался по улицам, ходил в кино, в театр, смотрел телевизор и довольно быстро освоил интернет. Александр, в порядке просветительства, поставлял ему книги.

- Сашка верующий, отчего и подбор книг у него своеобразный. Правда, для полноты картины он и атеистическую литературу ВБ подсунул, так, представь, тот её читать не стал. "Это я всё знаю", - сказал. Это он про "Антихристианина" Ницше. Фрейда, правда, прочитал с интересом.

Паша предположил, что любой поклонник Ракса на Земле автоматически становится заядлым атеистом. Ленка согласилась, но добавила, что изощренность атеистических аргументов неестественна для планеты, никогда не знавшей монотеистических религий.

- Это не я такая умная. Это Соколов подметил. Возможно, Ракс, утверждаясь, какую-то религию искоренил так, что и следа в истории не осталось...

Они вернулись в посёлок, и сидели на веранде квартиры, которую занимал на Арпарте Проводник Чуда. Мебель, прочие детали обстановки - исключительно из дерева. Под окнами цвел шиповник. Ни у Елены, ни у философа своего жилища на Арпарте не было. Чудотворцу же выделили трехэтажный дом, в котором он бывал не больше часа в неделю. Но в доме поддерживали тепло и уют, ежедневно готовили обед, и любой из землян не получил бы в нём отказа в ночлеге и пище.

- Никогда этим не интересовался, - признался Павел.

А Елена рассказывала дальше. ВБ поначалу с отвращением отнёсся в фантастике. Ему казалось, что нелепо читать книги, в которых одна из основных предпосылок фактически является выдумкой, сказкой. Сказок, кстати, Ракс не знал. Но понемногу, с комментариями Елены и Александра, он втянулся. Признал поначалу "твёрдую" научную фантастику, где фантастическое допущение признаётся наукой как весьма вероятное. Затем уловил вкус просто научной фантастики, в которой картина мира обходилась без магии и явного противоречия уже известным законам. А сейчас уже почитывает и фэнтези, которая, по сути, просто сказка. Естественно, ему предлагались самые лучшие образцы.

- "Войну и мир" ему не предлагали? - полюбопытствовал Павел. - А научную литературу он читает?

Просто беллетристику Сурман категорически отвергал. А научную литературу он понимал на популярном или учебном уровне. Всё же без настоящего высшего образования читать научные труды бесполезно, будь ты хоть семи пядей во лбу. Что удивительно - ВБ нашел друзей, пенсионного возраста, и иногда играл с ними в домино или удил на Оке рыбу. Причём мужики-то были простые, никак не чета одному из ведущих учёных Арпарта. А вот подружились как-то.

- Ведь ему, насколько я помню, порядком за полсотни, - не удивился Павел.

- Так выглядит он куда моложе. И потом, для арпартца полтинник - пора расцвета. И, главное - он же никак не из простых, - удивлялась Елена. - Разве что они его как типичные земляне заинтересовали...

- Думаешь, научный интерес удовлетворяет? Возможно. Кстати, Елена, а он свой магический дар обнаружил, наконец?

При перемещении на Землю большинство обладающих даром людей замечали его изменение. Относительно стабильным оставался дар психокинеза, Тихой Руки, как говорили на Арпарте. Но и он сохранялся лишь в том случае, если существовал изолированно. Если же сочетался с каким иным даром - то изменялся почти наверняка. Оттого-то из тысяч претендентов алгоры отобрали полтора десятка человек в разведчики. Их дар Тихой Руки и Тихой Речи сохранялся и на Земле, лишь меняя выраженность. ВБ, попав на Землю, обнаружил пропажу дара. По всем известным законам дар пропасть бесследно не мог. Мог видоизмениться. Но как именно - этого ВБ по сей момент не понял.

Девушка качнула головой. Нет, Сурман так и не смог установить, к какой магии способен на земле.

Божий одуванчик ...август 05

Иван Сергеевич повел носом над кипящей кастрюлькой и удовлетворённо зажмурился. Несколькими точными движениями он бросил туда щепотку перца, немного сушёной петрушки, капнул томатного соуса. Прикрыл варево крышкой и повернулся к Семёну. Был он, как безошибочно распознал экстрасенс, в благоприятном расположении духа. От недавней хандры, вызванной провалом давних и упорных розысков, не осталось и следа.

Фролов уже не в первый раз замечал - стоило Ивану Сергеевичу вкусно поесть, или хотя бы получить такую возможность, все его горести мгновенно бесследно исчезали. Космов был гурман, и Сёма подозревал, что это касалось не только пищи.

- Семён, - голос Сергеевича вернул экстрасенса к действительности, - а ты никогда женат не был?

Фролов вздохнул, и скучным голосом объяснил, что его род занятий и особенности характера предъявляют к возможной избраннице весьма неординарные требования. Оттого и в невесты к нему никто не напрашивался, хотя интерес у женского пола Сёма пробуждал не хуже других мужчин. Но после короткого знакомства дама убеждалась, что Семён начисто глух к общепринятым развлечениям, нелюдим, склонен уходить в себя, совершенно не сообразуясь с ситуацией и, что хуже всего, часто напрочь забывал о существовании этой самой дамы. Оттого и временные его подруги, прибивавшиеся к нему больше из сознания собственной ущербности, вскоре уставали от ощущения своей ненужности и тихо исчезали.

Сёма не стал уточнять, что все его дамы - а он, как экстрасенс, очень чётко чувствовал их отношение к нему - слегка, даже иногда неосознанно, его презирали. А вот этого уже не мог стерпеть никакой мужик. Даже непритязательный и погружённый в себя Семён. Оттого он своих временных подружек от себя эмоционально отталкивал, лишая себя последних шансов установить нормальные человеческие отношения. В общем, так ведут себя многие, чьей заслуженной наградой становится жизненное одиночество. Фролов не был закоренелым одиночкой. При других обстоятельствах, скорее всего, какая-нибудь дама нашла бы путь к его сердцу. Но - пока всё складывалось именно так.

- А напрасно, - укорил его Космов. - Готовить сам ты не умеешь, вот и жрешь всякую гадость. Баба бы тебе хоть борщ сварила. От пельменей, яичницы и сосисок за месяц озвереть можно.

Сёма не удивился, услыхав такое от человека, несколько лет прожившего в лесу на подножном корму. После такого неизбежно научишься придавать пище особое значение. Как ленинградские блокадники, всю оставшуюся жизнь хранящие под подушкой запас сухарей. Космов, судя по всему, в лесу не голодал. Но боже, какую же гадость ему там приходилось жрать! Семён кое-чему и сейчас верил не полностью.

- Ты же, Сергеич, в лесу не озверел. А я в городе и подавно...

- В лесу, - поднял указательный палец вверх Космов, - озвереть естественно и оттого - простительно. Непростительно жить свинским образом в городе.

Как всегда, экстрасенс не нашелся, что возразить. Иван Сергеевич постоянно тыкал его носом в разгильдяйство и бестолковщину, то ли самого Сёмы, то ли окружающих. Экстрасенсу порой казалось, что вылез Космов не из брянских лесов, а прибыл прямиком из европейских столиц. При этом Сёме мерещились не залитые неоновым светом Елисейские Поля и роскошные мерседесы, а почему-то средневековые балы при свечах и кареты с золочёными вензелями на дверцах.

- Оптимист ты, Сергеевич. Тебе бы не в наше время жить, а в петровское. Основание Петербурга, битва под Полтавой. Ты бы там мигом в люди выбился...

По лицу Космова скользнула неуловимая тень сожаления. Сёма вдруг почувствовал, что угодил в яблочко. Сергеевич действительно страдал по давно прошедшим временам. Отчего-то из всей исторической литературы он в деталях изучил только царствование династии Романовых.

- Оптимист, говоришь? - Иван Сергеевич нахмурился.

Фролов чувствовал, что хорошее настроение его собеседника не оставило, лишь ушла расслабленность. Сейчас Космов был собран и сосредоточен.

- Так я тебе сейчас расскажу очень оптимистическую историю. Как раз из петровских времён. Как ты, наверное, помнишь, свою первую жену, Евдокию Лопухину, Пётр Первый, разлюбив, сослал в монастырь. Монастырь - не тюрьма. Евдокия и там завела себе любовника, майора-гвардейца. А как раз в тот период Пётр расследовал дело престолонаследника...

...шёл 1718 год, Степана Глебова, любовника заточённой в монастырь царицы, первой жены Петра 1, допрашивали по поводу переписки Евдокии с сыном, царевичем Алексеем. Глебова раздели и поставили босыми ногами на острые, но не остроганные по бокам деревянные шипы. Толстая доска с шипами была пододвинута к столбу, и Глебова, завернув руки за спину, приковали к нему. Допрашиваемый молчал, тогда ему на плечи положили тяжелое бревно и под его тяжестью шипы пронзили насквозь ступни Глебова. Тот ни в чём, кроме блуда, не сознавался. От любовных отношений с Евдокией отказываться было бесполезно - слишком много оказалось тому свидетелей. Его стали бить кнутом, обдирая до костей, подносили к ранам раскалённые угли и щипцы. Майора Преображенского полка Глебова пытали трое суток - на глазах Евдокии, - но на все 16 вопросов майор признательных показаний не дал, и тем самым не дал оснований обвинить Евдокию в заговоре с целью свержения Петра 1.

Глебова, тем не менее, приговорили к жестокой казни. 15 марта 1718 года его привезли на Красную Площадь. Пётр приехал смотреть казнь в тёплой карете, рядом в телеге два солдата держали Евдокию, не давая ей закрыть глаза или отвернуться. Глебова раздели и посадили на кол.

Посадка на кол, как казнь, могла быть весьма разнообразной. Кол мог быть любых размеров. Мог быть гладко оструганным, мог иметь очень острый и не очень острый конец. Мог быть тонким или толстым, мог быть смазанным жиром. Острый, гладкий и тонкий, смазанный жиром кол, направляемый сердобольным палачом, пронзал казнимого до сердца всего за несколько минут. Это всё - про кол "турецкий". А "персидский " отличался тем, что по сторонам кола стопками были сложены тонкие дощечки. Приговорённого со скованными сзади руками приподнимали и сажали на кол, но кол входил неглубоко, так как жертва опиралась на дощечки. Спустя несколько минут палачи убирали две верхние дощечки. Кол входил глубже. Так, понемногу убирая дощечки, палачи опускали жертву всё ниже. Опытный палач следил, чтобы острие миновало в теле жизненные центры и приговорённый жил как можно дольше.

Глебова посадили на неоструганный персидский кол, а чтобы он не замёрз, надели на него шубу, шапку и сапоги. Одежду дал Пётр, наблюдавший за казнью до самого конца. Умер Глебов в шестом часу утра 16 марта, оставаясь в живых пятнадцать часов. После смерти его тело посадили на специальный помост, а вокруг разместили тела четвертованных и колесованных его сообщников по делу о прелюбодеянии. Евдокию - публично - били кнутом и отослали в Успенский монастырь на Ладоге, а затем - в Шлиссельбург.

- ... вот в такие весёлые времена ты предлагаешь мне жить, Семён, - закончил, слегка усмехаясь, Иван Сергеевич.

Сёму от услышанного слегка замутило. Картины, представившиеся при этом рассказе его воображению, сразу вогнали его в меланхолию. А Космов, судя по всему, именно этого и добивался.

- У русских есть замечательная поговорка: "Там хорошо, где нас нет". Как раз для лентяев и бестолочи с претензиями...

- А ты не русский, что ли, Сергеевич? - машинально спросил экстрасенс, чутьём угадывая ответ.

- Да я вообще нездешний...

Выключив газ под кастрюлькой, Иван Сергеевич любовно закутал её полотенцем, дабы готовое блюдо немного попарилось, и принялся нарезать помидоры. Внезапно интуиция подсказала экстрасенсу, что в прошлой жизни, какая бы она ни была, Космову нечасто доводилось ими лакомиться.

- Сергеич, а до лесной жизни тебе помидоры не попадались, что ли?

- Попадались. Изредка.

Закончив с помидорами, Космов нарезал хлеб. На очереди был базилик.

- Зато про сажания на кол ты знаешь в деталях. Не раз присутствовал?

- Опять неверно. У нас на кол не сажали. Не додумались. Но было кое-что своё, ничуть не хуже... То есть - не лучше, - быстро поправился Иван Сергеевич, но экстрасенс понял, что на самом деле Космов проговорился.

Пищу принимали в благоговейном молчании. Сёма мрачно размышлял, кем мог быть в прошлом существовании его сосед: палачом, следователем или судьёй? Все три должности казались ему равно мерзкими, но потом он всё же палача из этого списка исключил. Как-то не вязался традиционный образ ката с манерами и выдержанностью Сергеича. Скорее - судья.

Допив чай, экстрасенс лениво спросил:

- А в лес тебя, Сергеич, за какие-то провинности загнали, или как?

- Или как, - спокойно ответил Иван Сергеевич. - Я случайно оказался, как здесь говорят, не в том месте не в то время. Чудо, что вообще выжил. И твой Николай Егорович, - он нервно дёрнул уголком рта, - не спешил меня из леса вытаскивать. Дождался, пока обо мне газеты писать стали, и только тогда вернул к людям. Я же тогда ничего не понимал: ни где я нахожусь, ни кто такие местные жители. Даже от автомобилей первое время шарахался...

Впрочем, этим откровения соседа и ограничились. Сёма ушёл по своим делам, а вернувшись, Ивана Сергеевича не застал. Тот пришёл поздно, когда экстрасенс уже спал. А наутро Николай Егорович сообщил Сёме, у кого может быть Камень Откровения.

Разговор его нынешним владельцем, как и добывание столь необходимого инструмента, взял на себя Иван Сергеевич. Он же, ни секунды ни раздумывая, объяснил экстрасенсу, почему его всесильный покровитель лишь указал адрес, по которому можно отыскать инструмент, но не сообщил, ни кому он принадлежит, ни как его можно заполучить.

- Каждое действие, как ты прекрасно знаешь, оставляет след. А Николай Егорович озабочен тем, чтобы как можно меньше оставлять следов. Оттого он не только сам ничего не делает, но даже с нами старается не встречаться, и не давать прямых указаний. То, что ты сделаешь по его указанию, но своему разумению, укажет в первую очередь на тебя. И кому-то надо будет очень постараться, чтобы вообще узнать о существовании нашего всемогущего знакомого.

Когда сёмино лицо страдальчески вытянулось, Космов добавил:

- Ты, конечно, хотел бы, чтобы инструмент тебе поднесли на блюдечке с голубой каёмочкой, как говорил один популярный герой. Нет, Сёма, на этом инструменте должен лежать только твой отпечаток. Я добуду его для тебя, но брать его в руки будешь ты, и только ты...

Для похода Космов запасся фальшивым служебным удостоверением, пригласил прикормленного мента и поручил экстрасенсу играть роль эксперта.

- А если владелец Камня Откровения меня знает? - возразил экстрасенс.

- Ты будешь выступать под своим именем. Откуда честным гражданам знать, сам ты по себе или на федеральную безопасность работаешь?

Дом, в котором хранился Камень Откровения, напоминал как две капли воды бывшее жилище экстрасенса. Хоть и стоял он в другом районе, так же окружали его неасфальтированные улочки, частные дома - от трехэтажных гигантов с претензией на архитектуру до покосившихся деревянных развалюх. Нижний, каменный, этаж дома, сохранился явно с девятнадцатого века. А второй, деревянный, надстроили или перестроили в середине века прошлого. С тех времён он покосился, и выглядел весьма неухоженно. Мент прогрохотал каблуками по скрипучей деревянной лестнице и позвонил в обитую обветшалым дерматином дверь. Пахло сыростью и кошками, а ещё - керосином. На лице Ивана Сергеевича промелькнуло выражение брезгливости.

Первым в квартиру вошёл милиционер и начал выяснять, кто здесь прописан, кому квартира принадлежит и заодно проверил документы. Хозяйка, открывшая им подозрительная старушка, сразу забеспокоилась. Мент, выяснив, что в квартире проживает также внук хозяйки, который ушёл на работу, счёл свою службу исполненной и предложил хозяйке пообщаться по одному важному вопросу с ответственным товарищем. После чего милиционер покинул квартиру, а Космов сунул хозяйке под нос своё удостоверение.

- Мы к вам пришли, Ольга Станиславовна, по достаточно серьёзному вопросу. Нам стало известно, что в квартире у вас хранится астролюген. Мы сейчас его разыскиваем в ходе расследования одного убийства. Что вы можете нам сказать?

Хозяйка, естественно, знать ничего не знала. И что такое астролюген, не знала тоже. Как и Сёма, подозревавший, что слово это Сергеевич выдумал прямо на ступеньках лестницы. Космов, присевший на стул прямо перед хозяйкой, которая заняла угол древнего дивана, продолжал с напором задавать вопросы: откуда у неё астролюген, умеет ли она им пользоваться, имеет ли касательство к этому опасному инструменту её внук и так далее.

Хозяйка, естественно, принялась божиться, что подобной гадости в доме не держит, что её внук никакого отношения к "Вастролюге" не имеет, и что она вообще не знает, что это такое.

- Минуточку, - насторожился Космов, вытащил записную книжку из внутреннего кармана пиджака, раскрыл, и что-то там записал. - Пожалуйста, Ольга Станиславовна, уточните свои слова. Вы заявили, что астролюгена в квартире нет и не было. И тут же вы заявляете, что не знаете, о чём идёт речь. Эти заявления противоречат друг другу. У нас с вами не допрос, просто беседа. И ордера на обыск у меня нет, шарить по квартире я не имею права. Но если астролюген не удастся отыскать за два дня, придётся возбуждать уголовное дело, приходить с ордером на обыск, с понятыми. Надо нам с вами это, Ольга Станиславовна?

Стоявший в дверях прихожей Фролов заметил, что старушка порядком перепугалась. Сейчас она готова была выдать ответственному товарищу, что угодно. И только желала знать, как выглядит этот самый загадочный опасный инструмент. А Космов, добрый, внимательный человек, уже рисовал на бумаге контуры этого самого астролюгена, объясняя, как он выглядит.

- Я, Ольга Станиславовна, его и сам ни разу не видел. Вещь довольно редкая, да и опасная. Со мной эксперт, он и определит, астролюген это или нет.

Хозяйка, услыхав, что опасная диковина по виду ничем не отличается от обычного стеклянного шара, удалилась куда-то в глубины квартиры. И вскоре вернулась, неся в руках запылённый блестящий шар.

- На стол поставьте, пожалуйста, - командовал Иван Сергеевич. - Товарищ эксперт, определитесь, что это?

Экстрасенс зажёг свечу и несколько раз обвёл ею вокруг шара. Любой магический предмет становится таковым не просто так, а лишь в силу вложенных в него определённых энергий. Сёма опасался, что его астральные поля окажутся несовместимыми с полями бывшего хозяина Камня Откровения, и тогда инструмент окажется для него бесполезным. Сам он мог создавать только одноразовые магические инструменты, которые сохраняли отпечаток его силы лишь во время одного сеанса. Использование таких инструментов отнимало слишком много сил.

Камень не был враждебен. Сёма легкими движениями пальцев набросил на поверхность энергетическую сеть и попробовал вызвать её визуализацию. Шар слабо засветился жёлтым, Ольга Станиславовна тихо ахнула. Космов немедленно начал задавать вопросы о происхождении астролюгена.

Инструмент, как быстро понял экстрасенс, был настроен совсем не так, как предыдущий Камень, переданный экстрасенсу умирающей деревенской ворожеей, соседкой его дальней родни. Этот Камень использовался прежним владельцем иначе. Он требовал большей энергии для поиска, но, похоже, передавал её куда лучше. Клеймовщику с таким инструментом будет куда удобнее...

- Значит, Ольга Станиславовна, вы получили астролюген от умершей тети, вместе с прочими вещами, и свойств его не знали? А также никогда не пользовались, так? Товарищ эксперт! Можно проверить эти заявления?

Сёма поднял голову от шара, в котором крутилась малиновая спираль, и заметил расширенные зрачки старушки. Остановившимися глазами она глядела внутрь шара, явно наблюдая там что-то, недоступное восприятию экстрасенса. Положить руку на шар хозяйка категорически отказалась, и потребовала, чтобы опасный предмет гости унесли с собой. Космов спорить не стал, согласился, но на прощание потребовал подписки о неразглашении обстоятельств визита, равно как и факта добровольной выдачи астролюгена. Ольга Станиславовна, не колеблясь, подмахнула подсунутую ей бумагу. Космов аккуратно спрятал подписку в кожаную папку и попрощался. К шару он так и не притронулся.

- Вообще-то несолидно было пешком приходить, - подосадовал он уже на улице.

Фролов шел впереди, осторожно неся завёрнутый в чистую скатерть инструмент. Размером он был меньше предыдущего, и трое, пожалуй, с трудом смогли бы возложить на него руки.

- Семён, ты машину водить умеешь? Нам бы полагалось на "Волге" приехать, а мы пешком притопали, как голодранцы. Хорошо, бабка моего удостоверения перепугалась до смерти...

Экстрасенс спросил, что бы Сергеевич делал, если бы бабулька его не испугалась.

- Тайных служб все боятся. Особенно в России. Но, кроме страха, есть ещё и жадность. Я был готов бабке хорошо заплатить. Страх, конечно, основа более надёжная...

С последней мыслью Сёма был полностью согласен. Он и сам, вместо того, чтобы разобраться толком с новым инструментом, изучить в неспешно его возможности, галопом примчался к Накретову, спеша его известить. Но клеймовщик его появлению не обрадовался. Из запоя он вышел, и сейчас спешно разбирался с делами на своих фирмах.

- Так Николай Егорович ждёт от тебя действий..., - вякнул экстрасенс ошарашено.

- Я не совсем здоров, сейчас заклеймить никого не могу. Понятно? Дел у меня полно, бизнес присмотра требует. Ты, кстати, с этого бизнеса тоже кормишься, если ещё не забыл. И к тому же - кого клеймить, если вы с Космовым так и не отыскали тех, кто открыл новые врата?

Пришлось звать Галину Васильевну, и та, охая и стеная по поводу своей неумелости, старалась заплести судьбы каких-то людей, Фролову совершенно незнакомых. Камень Откровения, в общем, её слушался. Образы держались чётко, и Сёма почти не устал. Оставшись один - Иван Сергеевич категорически отказывался находиться в квартире, когда экстрасенс пользовался "астролюгеном" - Фролов даже сумел вновь выйти на неуязвимого мужика, но пройти дальше по его связям у него не получилось. Появившийся к вечеру Космов удовлетворённо сказал, что нащупал некую интересную ниточку, пообещав через день представить экстрасенсу весьма подозрительную личность.

А на следующий день, к обеду, Сёму вытащили из дома пожарные и потребовали заполнения каких-то бумаг, касающихся сгоревшей квартиры. Освободился он поздно вечером, сел в такси, заехал за Мазаевой и вновь усадил её перед Камнем. Пока экстрасенс расставлял и зажигал свечи, за его спиной послышался тихий вздох, а затем грохот упавшего стула. Обернувшись, он увидал, что старушка, божий одуванчик, рухнула на пол вместе со стулом. Фролов, ругнувшись про себя, с неохотой включил свет и наклонился над Галиной Васильевной.

Старушка, компаньонка, Направляющая Судьбы, была однозначно и непоправимо мертва. Не успел Семён предпринять хоть какие-то действия, как в дверь позвонили, и несколько доблестных орловских милиционеров, заявив о необходимости проверки паспортного режима, ввалились в квартиру. Фролова даже не спрашивали, согласен ли он их пустить. Наскоро пробежавшись по комнатам, менты выстроились возле мертвого тела в большой комнате, уставившись на Фролова волчьими голодными взорами. Последующие события экстрасенс помнил нетвердо. Приехали ещё менты, фотографировали мертвое тело, он сбивчиво что-то объяснял, а в квартире тем временем шёл обыск.

Поздно вечером вернулся Космов, у него попросили документы, документам не поверили и отправили Ивана Сергеевича в камеру. Сёма до полуночи писал объяснения, несколько раз давал показания, а на вопрос о стеклянном шаре он удачно ответил, что его принесла с собой Мазаева, дабы показать ему некие интересные явления. Но показать не успела, умерла. Когда менты покинули, наконец, квартиру и вынесли мёртвое тело, дал о себе знать Николай Егорович.

Его мысли звучали в голове экстрасенса тихим, успокаивающим шепотом. "Космова завтра отпустят. Тебе обвинений не предъявят, смерть старушки признают естественной. Свой инструмент не трогай - на него наложено заклятие, оно поразит любого, кто попытается им воспользоваться. Пусть пока подождёт, когда-нибудь я сам им займусь. А вы, втроём, ищите тех, кто вытащил тебя из квартиры и в твоё отсутствие наложил на Камень Откровения заклятие. Это ваши враги, сами с ними разберитесь...". Как ни странно, Сёма тотчас успокоился. Тот человек, о котором говорил Сергеевич, проникшие в его квартиру неизвестные, организаторы пожарно-милицейского беспредела - да это же куча следов! И даже без Камня Откровения, используя другие средства, Семён Фролов их наверняка распутает.

Мышонок в кладовке

Владислав Борисович, в бытность свою на Арпарте Искатель, Вдальглядящий, помощник законника Соедорского совета Ракса, а ныне непонятно кто, с любопытством разглядывал Александра. Они с Чудотворцем, хоть и были знакомы, но наедине никогда не беседовали. Квартира, в которой располагались ворота для землян, коим был разрешён доступ на Арпарт, находилась в его полном распоряжении. Павел практически не жил здесь, а в последнее время и вообще не появлялся в родном мире, ограничиваясь мысленной связью со знакомыми, так что Владислав Сурман сам и обед варил, и досугом распоряжался по собственному усмотрению. Конечно, он знал всех пятерых землян, принятых в его родном мире еретиками-алгорами: Павла, философа, журналистку - с ними тремя он не раз имел весьма содержательные беседы; а также Александра и его супругу.

Сейчас Чудотворец, таков был у алгоров официальный титул Александра, разговаривал по сотовому телефону. До Сурмана доносились лишь его реплики "да... понял ... хорошо", с кем и о чём он говорил, понять было невозможно. Арпартцы не следовали земному этикету, для них попытка скрыть содержание своего разговора от окружающих свидетельствовала лишь о неуважении к ним. Поэтому любой разговор у них тщательно продумывался, подготавливался, ему отводилось определённое время и место. Сурман понимал, что при земном темпе жизни обычаи неизбежно будут иными, но от привычки совать нос в любое дело, творящееся на его глазах, так и не отвык.

Когда Александр закончил разговор, он непринуждённо спросил:

- Все здесь соберутся?

Александр молча кивнул и набрал на мобильнике новый номер.

- Здравствуйте. Ирина Анатольевна, мы с Олей за город на несколько дней выезжаем. ... Нет, по делам. .... Связи там не будет, ретранслятор сломался. ... Может, починят. ... Нормально всё будет. Если кто нас будет спрашивать, мы в Александровке... До свидания.

Владислав Борисович моментально сообразил, что происходит что-то необычное, когда из стены

внезапно вышел Павел, небрежно поздоровался, лёг на кровать и немедленно потерял сознание. Едва он пришёл в себя, Александр поднял его и, поддерживая, шагнул вместе с ним сквозь стену. Через минуту он вернулся. Один. Выложил из кармана мобильник, выключил его, сунул на свою полку в шкафу. Почти сразу после этого появился философ в сопровождении Елены. Они тоже оставили свои сотовые и шагнули сквозь стену.

- Что произошло? - поинтересовался Владислав, - скрываетесь от кого-то?

- Да, - тряхнул длинными волосами Александр, - есть тут люди, что магическим путём нас выслеживают, и хотят зло причинить.

- Они знают о проходе?

- И о проходе знают, и о паломниках догадываются. Пока что этим людям приказано нас наказать, и ещё найти ворота, но я сейчас подготовил им ловушку. Если она сработает, то за нас возьмутся по-настоящему. Если не сработает - то же самое. Так что нам лучше на время укрыться в твоем родном мире, Владислав Борисович.

Сурман называл на "вы" только Павла, держась с остальными парапсихологами на короткой ноге. Почему так, никто из землян не знал. Предполагали, что это было свидетельством особого уважения арпартского учёного к пашиным талантам.

- И какими возможностями эти люди располагают? Сколько их?

- Мы знаем четверых. Один из них наподобие вашего искателя, его я и надеюсь вывести из строя. Другой владеет Тихой Рукой. Третий лишён колдовских способностей, а вот четвёртый вообще личность загадочная. Павел утверждает, что Николай Егорович владеет невероятной магической силой. Но применять её остерегается, чтобы не раскрыться. У него имеются могущественные враги, поэтому и с нами, и с воротами, он хотел бы расправиться руками своих подручных. Деньгами они привлекли на свою сторону множество простых людей, исполнителей. Денег у них много...

Сурман больше вопросов не задавал, напряжённо что-то обдумывая. Тем временем пришла Ольга, жена Александра. Она тоже выложила свой мобильник, и супруги исчезли в стене, надёжно отделившей Сурмана от родного мира. То есть путь на родину ему был открыт, но - при выборе одного из двух условий. Либо он вновь отдавался в руки алгоров, и ему предстояло ждать суда в той же темнице, из которой его вытащили земляне, либо он подписывал с алгорами своего рода соглашение о ненападении, предавая тем самым законную власть и отказываясь от своих убеждений.

А думал Владислав Борисович всё о том же - как найти и уничтожить ворота для паломников. То, что на Земле появился Николай Егорович с последователями, желающий вроде бы того же самого, кардинально изменяло ситуацию. Учёный не был настолько прямолинеен, чтобы немедленно броситься помогать возможному союзнику. Он понимал, что истинные цели того могут оказаться для Ракса вреднее и землян, и алгоров вместе взятых. Да и земляне, насколько он понимал, стремились ограничить проникновение арпартцев на Землю, а существование ворот держали в строгом секрете. Такое положение сторонников Ракса, в лице Владислава Борисовича, вполне устраивало. А то, что земляне отравляли веру алгорцев христианством, вообще представлялось ему крупной удачей. Не происходи это помимо его воли, он сам поставил бы перед собой ту же задачу.

Он мог бы связаться с Павлом мысленно, чтобы узнать всё о Николае Егоровиче, но его останавливало следующее соображение: если тот действительно столь могуществен, наверняка давно установил для себя всех землян, пользующихся воротами. Будь Сурман у себя на родине, сам он справился бы с подобной задачей. И сами ворота отыскал бы тем более. И если таинственный Николай Егорович сам ничего не предпринимает, то значит, ворота ему ничем не угрожают. И то, что о нём думает Павел, неправда. Или, в лучшем случае, не вся правда.

Но арпартец и не думал жаловаться на недостаток откровенности. Во-первых, Павел мог заблуждаться. При всех его талантах он всё же не учёный, и не всегда понимает то, что знает. И тот же Николай Егорович вполне мог задурить ему голову. Во-вторых, сам Владислав не был с землянами откровенным. Он обнаружил, во что трансформировался его дар по эту сторону ворот. Здесь бывший Вдальглядящий, владелец Тихой Руки и Тихой Речи стал невидимкой. Невидимкой фигуральным, но от этого не более заметным. Стоило Владиславу захотеть, и память о его существовании мгновенно улетучивалась у всех, его знавших. При такой способности он был совершенно неуязвим. Даже обнаружив его в прицеле винтовки, стрелок не понял бы, кого он видит, и оттого не нашел бы оснований для нажатия на спусковой крючок.

Эта избирательная потеря памяти и восприятия была временной, к тому же состояние ментальной невидимости отбирало немало сил. Пока Владислав больше часа незаметность удержать не мог. Обнаружив и изучив свой новый дар, он не сказал о нём землянам. Павел, задайся он таким вопросом, вмиг бы о невидимости узнал, но арпартец справедливо полагал, что цена ответов для того столь высока, что на мелочи Проводник Чуда размениваться не станет. И поэтому Сурман, принялся размышлять, только войдя в состояние ментала-невидимки. Сейчас он был недоступен мысленной связи, и полагал поэтому, что Николай Егорович, даже если он постоянно отслеживает любые мысли о себе, внимания на него не обратит.

Проснулся Семён Фролов, как ни странно, полный сил и бодрости. Появление Космова он воспринял, как событие вполне естественное.

- Ты что, Сергеевич! Если Николай Егорович нам что приказывает, так он же нас и прикроет. Я и не сомневался, что все претензии к тебе отпадут. Ты лучше расскажи, какого человека ты мне обещал представить. Помнишь?

Иван Сергеевич отрицательно покачал головой. Ничего такого он припомнить не мог, зато задал резонный вопрос: если на Камень Откровения наложено заклятие, почему же от него пострадала только Галина Васильевна, а никто из милиционеров, бравших его в руки, даже не чихнул?

Пришлось Сёме немедленно расставить вокруг повреждённого инструмента несколько зеркал, зажечь свечи и попытаться ответить на этот вопрос. Космов же, как обычно, оставил экстрасенса наедине с его занятиями. Вскоре стало ясно, что "астролюген" опасен только для того, кто попытается закачать в него энергию. Так было построено заклинание. Оценить его силу Фролов пока не мог, но судьба несчастной старушки к рискованным экспериментам не располагала. Показали зеркала и молодого длинноволосого парня, сотворившего всё это. Когда же Семён попробовал проследить его местонахождение, в зеркале отразился лишь кусочек покрытого хорошим линолеумом пола. Видимо, то было последнее место, куда ступила нога этого человека. И после этого шага он исчез из нашего мира.

Исследования заклятия экстрасенса утомили. Он убрал весь инструментарий и позвонил на мобильник Космову - сообщить, что закончил, и тот может возвращаться домой. Позвонил и Накретову, который должен был заняться похоронами Мазаевой. В конце концов она числилась сотрудником его фирмы. Но Накретов оказался в больнице с приступом острого панкреатита. Сёма сообразил, что клеймовщик только сейчас получил отражённое от границы миров собственное клеймо. Это означало, что их противник подолгу живёт на той стороне ворот и, скорее всего, инопланетянин. Сёма отложил все дела на будущее и прилёг отдохнуть. Даже Космов, объявивший, что милицейский наезд организовала некая Елена Порубежка, московская журналистка, не смог его расшевелить. А ночью, когда экстрасенс, собравшись с силами, приступил к поиску, зеркала ничего ему не показали. В их глубинах отражались лишь колеблющиеся язычки пламени свечей.

Фролов не знал, что, вернувшись в Орёл, Елена Михайловна никогда не представлялась журналисткой. Даже встречаясь с бывшими коллегами, она всем говорила, что отошла от журналистики и занимается садоводством. Что полностью соответствовало действительности, только мало кто знал, что садоводством она занималась на Арпарте. Магический поиск, однако, опирался на информационное поле современности, в котором Елена Михайловна журналисткой уже не являлась, и потому закономерно закончился ничем. Итак, попытки Сёмы отыскать следы их врагов закончились неудачей, которая полностью выбила его из колеи.

А в комнате, где на деревянных панелях стен красовались резные павлины, Елена Михайловна нервно крутила в руках расчёску, почти не глядя в стоящее на столе зеркало. Философ молча дымил сигаретой на подоконнике. Павел уныло закончил рассказ:

- Так вот, Льва Федоровича и тебя они вычислили, экстрасенс жив и здоров, пострадала только старушка-колдунья, направляющая судьбы. Она уже больше никого не побеспокоит. Накретов тоже жив, хоть ему и придётся некоторое время лечиться, и, главное, Николай Егорович про нас хорошо осведомлён. Он уже знает о моём существовании...

- Что именно он знает о тебе? - встревожилась девушка.

- Знает, что я могу уходить на Арпарт, что мне известны Космов, Накретов и Фролов. Пока он меня считает телепатом, что почти что верно. Арпарт, к нашему счастью, пока для него недостижим.

- Это пока он ворота не отыскал, - уточнил философ мрачно.

- Нет, - покачал головой Павел, - будь он в обычном состоянии, ему бы никакие ворота не потребовались. Он свободно перемещается между мирами. Но сейчас он сидит в засаде, слил свой астральный отпечаток с отпечатком планеты, и полностью к Земле привязан. Так что на Арпарте мы в безопасности.

Засаду Николай Егорович устроил на Кондрахина, о чём Павел рассказывал уже давно. Но о том, что он связался с Кондрахиным и предупредил того о засаде, поведал только что.

- Тогда зачем твоему Николаю ворота, раз он ими не способен воспользоваться? - удивилась Елена.

- Да затем же, зачем они были нужны и Сурману. Чтобы уничтожить. Вдруг Кондрахин использует тот же метод маскировки? Тогда ему через ворота можно будет незамеченным проникнуть на Землю.

- Паша, а что тебе твой Кондрахин сказал? - снова спросил философ. - Дословно, если можно.

Дословно, как объяснил Павел, он передать содержание их контакта не мог. В мысленной связи слова употреблялись довольно редко. Образы, картинки, чувства - этот канал связи был более содержательным, хоть и чуть менее определённым. И Кондрахин, более опытный в таких делах, мог вытянуть из Павла куда больше, чем тот желал ему рассказать.

- В общем, он благодарен за предупреждение. О себе - почти ничего. Смутные картины поляны у озера, горы вдали. Сам он воспринимался неразборчиво, как почти все остальные.

- Негусто. Но если он скрывается, то удивляться нечему. Кстати, ты сказал - почти все. Значит, кого-то при мысленном контакте ты видишь отчётливо? - допытывался Соколов.

Отчётливо Павел воспринимал Сурмана. То ли оттого, что тот сам был с Арпарта, то ли по какой другой причине, но с ним Павел мог вести что-то вроде телефонного разговора, совершенно не напрягаясь. И ещё он отчётливо воспринимал разведчиков-алгорцев, находящихся на Земле. Но те все владели Тихой Речью, так что в этом случае удивляться было нечему.

- Кстати, - вдруг забеспокоился Паша, - я не могу дотянуться до Сурмана. Ощущение такое, будто он покинул Землю.

- Он хоть жив?

На вопрос девушки ответить Павел не мог. Он пытался связаться снова и снова, а потом сообщил о случившемся одному из разведчиков Арпарта. и через короткое время получил ответ: в квартире ВБ нет, следов проникновения чужих людей тоже не обнаружено. Ясное дело, алгоры и на Земле не оставили Сурмана без присмотра, но наблюдали за ним аккуратно, и совершенно в его действия не вмешивались. Пропажа сторонника Ракса обеспокоила алгоров не меньше, чем землян. Началась суета, на ту сторону срочно перебросили новых разведчиков, приставили хвост и за Фроловым. И тут ВБ внезапно объявился.

Паша при очередной попытке с ним связался, и все парапсихологи - к тому времени вернулся из лечебницы и Чудотворец с женой - с изумлением наблюдали, как вытягивается его лицо.

- Сурман, наконец, открыл свой талант, - раздосадовано сообщил Паша. - И использовал его немедленно, самым непредвиденным способом. Он смог на время стать невидимым, отыскал дом Николая Егоровича и поджёг его. А после того нашёл алгоров и попросил о возвращении на Арпарт. Думаю, где-то через час его доставят к станам, чтобы те решили его судьбу.

- Полный отпад, - ошалела бывшая журналистка, - нам теперь на Землю нельзя возвращаться. Он же на нас подумает, погорелец чёртов.

- А если не на нас, то на алгоров, и сразу кинется искать ворота. А те, не будь дураки, их закроют, и останемся мы здесь, как священные реликвии православия. Бомжи свой земной путь на Арпарте окончили, теперь наш черёд, - мрачно предположил философ.

Паша промолчал. И так всё было ясно. ВБ совершил свой злодейский поступок, подставляя то ли землян, то ли алгоров под гнев Николая Егоровича. Тот, возможно, до Арпарта и не дотянется, но расположенные на Земле ворота постарается отыскать. И ВБ честно предупреждает об этом всех, понуждая алгоров самостоятельно закрыть ворота. То, чего Сурман не смог добиться на Арпарте, он попытался сделать на Земле. А Павел вскоре сообщил, что Сурман уже на Арпарте, и что паломников алгоры срочно возвращают с Земли.

- Паша, а с Космовым ты связь смог бы установить? - неожиданно спросил Александр.

Проводник Чуда посмотрел недоумённо - зачем, мол? - но подумал, и кивнул. Тогда Сашка спросил, а может ли эта связь быть односторонней: так, чтобы только Павел слышал Космова. Но такого Павел представить себе не мог. Связь - процесс двусторонний, только тогда она может быть успешной.

- А ты сосредоточься на чём-нибудь нейтральном. В сад выйди, сознание очисти, упорно смотри на жучка какого или на божью коровку. Связь установи, обратись к нему, как к графу Косме, и молчи, только слушай.

Павел пожал плечами и прямо через подоконник вылез в сад.

- Ну и что это нам даст? - не поняла Елена. - Думаешь, Космов всё, о чём думает, ему выложит?

- Я надеюсь, он испугается. Пусть подумает, что за ним непрерывно магически наблюдают. Сам он, так оно или нет, разобраться не сможет, кинется к Николаю Егоровичу за защитой.

- Ну, Сурман, бляха-муха, натворил делов, - неожиданно возмутился философ. - Вы как хотите, ребята, а я возвращаюсь на Землю. Колдовства я не боюсь, а с кастетом в подворотне никто из наших врагов поджидать меня не станет. Не такие они люди. - И он вышел из комнаты, не ожидая возвращения Павла.

Как и предсказывала Елена, Космов моментально сообразил, в чём дело, и легко закрыл своё сознание. Собственно, для этого и усилий никаких не требовалось. Они, наоборот, были необходимы для установления связи. Но Павел всё же поймал ощущение испуга. И казалось ему, что Космов больше боялся Николая Егоровича, чем всех остальных мутантов вместе взятых.

Философ, который уже был на Земле, ничего подозрительного не заметил. Но последовать за ним никто не решился. Алгоры же обещали, что ворота по своей инициативе они закрывать не будут.

А тем временем алгорские станы, собравшиеся решить судьбу Сурмана, в полной мере оценили сыгранную тем шутку. И пришли они совсем не к тому выбору, к которому пытался подтолкнуть их сторонник Ракса. На этот раз они осудили его на изгнание. Выглядело это довольно некрасиво: учёного спеленали по рукам и ногам, насильно влили в рот сонный отвар, и в бессознательном состоянии протащили через ворота. Вернувшись, разведчики доложили, что спящего изгнанника они развязали на помойке, положив его за мусорными баками одного из дворов на Московской улице. Отныне алгоры сменили место, где постоянно находился один из их разведчиков, и куда раньше Сурман всегда мог обратиться за помощью. Теперь ученый изгонялся из родного мира навечно, и сам должен был противостоять гневу Николая Егоровича.

Напуганный неожиданным вторжением в своё сознание, Космов не сразу понял, что его всесильный шеф к этому факту непричастен. Он не знал никого в этом мире, кто мог бы обратиться к нему, употребив его согурский титул. Но потом, поняв, что ему ничего не сообщают, просто закрылся, сосредоточившись на собственных мыслях. Тот, кто пытался докричаться до него, похоже, даже не был человеком. Во всяком случае, в самом начале перед глазами Космова на миг мелькнул образ большого зеленоватого жука. И если вначале он опасался недовольства Николая Егоровича, то, убедившись, что не шеф звал графа Косму, испугался ещё больше. Испугался неведомого. А, охваченный страхом, немедленно отправился в Нарышкино и обнаружил там пепелище, по которому всё ещё бродили пожарные. Собаки погибли, но человеческих жертв не было. Николая Егоровича никто не видел, Инна Ивановна, помогавшая по хозяйству, тоже не знала, куда он делся. Ясно одно - при пожаре не сгорел.

Озабоченный Космов вернулся в квартиру Фролова, и там его тревоги, наконец, рассеялись.

- Сергеич, мне шеф звонил! Старые приказы отменяются. За землянами, которые имеют отношение к воротам, только следить. И не очень настойчиво, не высовываясь. Ворота искать, тоже потихоньку, не обращая на себя внимания. И никаких активных действий, никакой самодеятельности!

Радостная физиономия экстрасенса убеждала лучше всяких слов, что эти приказания Семён станет выполнять со всем возможным прилежанием.

- Связь отныне только по сотовому, он сам мне будет звонить. Искать его не надо...

Космов желчно подумал, что испугался сегодня не только он. Николай Егорович отдал приказания, которые мог отдать только человек, озабоченный прежде всего собственной безопасностью. Знал их шеф о магической атаке на Космова, или не знал, понял кто его дом сжёг, или это осталось для него загадкой, в любом случае он предпочёл скрыться, а не вступить в открытый бой.

Самбист прошлого века Конец августа 05

Серов удовлетворенно оглядел стол, с которого супруга поспешно убирала тарелки. Что ни говори, а для женщины, для хозяйки, дело чести накормить гостей до отвала. Особенно если это мужики. А гости его, собравшиеся по поводу присвоения Серову очередного звания, как раз в основном мужики и были. Точнее сказать, это были его боевые товарищи, сотрудники органов внутренних дел. Кто-то другой попросту назвал бы их ментами, но Серов этого слова не любил. Впрочем, среди гостей были и гражданские лица: жены сотрудников, родственники. Был и некий, как Серову казалось, один полугражданский, с которым хозяину весьма хотелось поговорить. Сашка Собакин, муж племянницы, привел его с собой, представив мастером боевых искусств. Серов в прихожей только вежливо поздоровался и пригласил гостя за стол - не за пьянкой же обсуждать серьезные дела; посидим, познакомимся поближе, поймем, кто чем дышит - а там видно будет. Мастера, они на дороге не валяются.

Пока супруга хлопотала насчет чаю, мужчины вышли покурить в подъезд. Приняли на грудь хорошо, но коней не гнали, закусывали, как полагается, и поэтому лишь чуть громче звучали голоса мужчин. Женщины и то выглядели куда веселее: уже вовсю пели жалостливые народные песни. Слова они знали плохо, отчего иногда по нескольку раз повторяли один и тот же куплет. Несколько гостей помоложе, пришедшие без жен, уже прощались. Сашка же Собакин, единственный здесь полноценный шпак мужского пола, да еще с философским образованием, о чем-то серьезнейшим образом беседовал с Юрой. Серов так и не припомнил, кем же ему Юрку представили: не то инструктором, не то сотрудником спецслужб.

- Оля, а ты этого Юру давно знаешь? - поинтересовался Серов у племянницы.

- Сашка с ним вчера познакомился, никак расстаться не может, - досадливо ответила племянница.

Она вышла на балкон, отведенный вообще-то для желающих покурить дам, и обиженно заявила Сашке, что он ее бросил самым гнусным образом. А затем вцепилась в его руку и втащила в комнату. Воспользовавшись моментом, хозяин подошел к Юрию. На взгляд тому было лет 25-27, роста среднего, лицо типичного славянина. Только говорил он немного странно - так говорят русские, подолгу жившие за границей.

- Не скучаешь, Юрий? Тебе, кстати, сколько лет?

Юра отрицательно качнул головой. Был он трезв, как стеклышко - уж в этом Серов понимал толк. Что странно - ведь поднимал рюмку вместе со всеми.

- Я старше, чем выгляжу. Мне за тридцать с гаком...

- Служил где? - как бы безразлично спросил Серов, на самом деле подбирая вопросы, чтобы прощупать собеседника, не проявляя навязчиво своего интереса.

Вопрос о службе разом определял место в жизни любого мужчины. Самые достойные мужики, по мнению Серова, посвящали жизнь службе, причём службе, связанной с риском для жизни. Больше всех рисковали, ясное дело, розыскники и патрульные сотрудники МВД, значительно меньше - прочие сотрудники правоохранительных органов. Меньше рисковали в спецслужбах, совсем не рисковали в мирное время служащие министерства обороны. Но все они были офицеры, исполняли долг, они были защитники - а это высшая мужская доблесть. Уважал Серов и МЧС-ников, и даже гражданских, честно отслуживших срочную службу. А вот совсем не служивший мужчина относился к категории презренных шпаков.

Так что вопрос его разом должен был определить место гостя в суровом мужском мире. И гость это тоже понимал. Оттого он с сожалением пожал плечами:

- Отечеству официально ни в каком качестве не служил. Не имею ни звания воинского, ни военного билета. Выполнял некоторые задания, но это все происходило в очень дальних странах. Иногда - среди дикарей, так что пришлось научиться и мечом махать, и стрелять из лука.

Серов вежливо выразил удивление. Трудно было представить, что на Земле сохранились места, где огнестрельное оружие ещё не вошло в оборот.

- Ну, из автомата тоже палить приходилось, - утешил его Юрий, - и со сложными научными установками работать доводилось, и с парашютом прыгать, и торпедные катера по морю гонять. Я на все руки мастер. Но рукопашный бой мне удается лучше всего.

- А где бывать довелось? - поинтересовался Серов, заранее уверенный, что вразумительного ответа не получит.

- Последний раз в лесах, умеренно континентальный климат, средние широты. Там я командовал отрядом в несколько тысяч человек, - улыбнулся воспоминаниям Юрий. - Но чаще я работал в одиночку или с напарником. Из больших городов припоминаю Рим, а так - всё больше леса, пустыни...

- Итальянский, надо полагать, знаешь? - спросил Серов, уже замечая, что гости рассаживаются за столом, и что ему придется прервать разговор.

- Пришлось выучить, - кивнул Юрий и мотнул головой в сторону комнаты. - Хозяйка, кажется, уже беспокоится...

Еще пили чай, танцевали, пели - а Серов нет-нет да и посматривал на "итальянца". Если тот служил во внешней разведке, то почему рассказал об этом первому встречному? Невероятно. Значит - не служил. Или служил, но не там. А может, он вообще не на российскую разведку работал? Это многое бы объяснило.

- Саша, а Юра откуда? Где родился, где живет? - спросил он Собакина, улучив момент.

Сашка объяснил, что Юрий - орловчанин по рождению, но всю жизнь мотается по разным местам, отчего и город знает плохо, и в современной российской жизни не совсем ориентирован. Впрочем, и он, и Юра уже собирались уходить, так что Серов лишь предложил Юре встретиться в спортзале - показать молодежи, как работают настоящие мастера.

Юра не отказался, лишь сказал, что стиль его весьма эклектичен - слишком разные мастера в разное время его учили, да и педагогических талантов в себе он не замечал. Показать - покажет, а что касается научить, тут извините.

- Он, дядя Леша, мог бы любой чемпионат мира выиграть, но учить никого не возьмётся. К тому же Юра в отпуске, оседать в Орле пока не намерен, - вмешался Сашка.

В спортзал таинственный "итальянец" явился в старом трико и босиком.

- Добрый день, Юра, - поздоровался Серов, критически озирая фигуру бойца.

Мышц - никаких. Вообще не похоже, чтобы человек постоянно гонял себя до седьмого пока. Движения, правда, хорошие: экономные, чёткие, с рваным ритмом. Серов в боевых искусствах кое-что понимал и знал, что так движутся либо настоящие мастера, либо люди с природным талантом.

- Временем располагаешь? У меня тут и самбисты, и боксеры. Могу организовать поединок даже с каратистом.

- На ваше усмотрение, сэнсей, - задиристо ответил Юрий. - Только пусть они потом не обижаются. Я ваших спортивных разрядов не знаю, моё искусство действительно боевое.

- У меня ребята крепкие, - отмахнулся Серов, несколько удивившись самоуверенности Юрия, - они тоже могут приложить так, что мало не покажется. С чего начнём?

Перчатки шнуровать Юрий не умел, и его противник, мастер рукопашного боя, на ухо спросил Серова:

- Где же его учили? Если он работал в спецслужбах, то обязан тренироваться в перчатках. Это что, ниндзя настоящий к нам прибыл?

Серову оставалось только пожать плечами.

Схватку объявили без правил: руками можно было бить, куда угодно, ногами - выше пояса. Серов взялся судить, то есть подать команду прекратить бой вовремя, не доводя дела до избиения. Канатов не было. В начале боя Юрий угрожающе качнулся вперед и сразу вернулся. Направленный ему в челюсть удар встретил пустоту. Небрежным движением руки "итальянец" сблокировал направленный ему в бок удар ноги, а затем шагнул вбок и легким ударом в голову принудил противника отскочить на несколько шагов назад.

Знатоков настоящего, высокого уровня, бокса в зале не было. Здесь больше ценилось умение вырубить противника сильным, ошеломляющим ударом, а уклонение почиталось действием не позорным, но излишне схватку затягивающим и потому - нежелательным. Однако же противник Юрия танцевал вокруг него, опасаясь приблизиться, и при первом движении старался уклониться от атаки. Ноги он использовал только для защиты. Ему хватило всего двух случаев, когда Юрий либо дергал его за наносящую удар ногу, либо подсекал ногу опорную, отчего боец всем телом шмякался на пол - как в фильмах с Ван Даммом. Через две минуты, пропустив с десяток ударов в голову и не нанеся ни одного ответного, боец признал своё поражение.

Юрий даже не казался запыхавшимся. Как ни в чём ни бывало, он дождался, пока с него снимут перчатки, а затем шагнул на татами. Серов уже без всякого удивления смотрел, как "итальянец" одну за другой выигрывает схватки, демонстрируя совершенно незнакомый стиль. Хуже всего было то, что его действия было совершенно невозможно предугадать.

- Ну что, ребята, поблагодарим нашего гостя за мастер-класс? - Ребята дружно прокричали слова благодарности, вполне искренние: - и всё же, Юра, на какой основе строится ваша система боя? - поинтересовался Серов. - Я заметил множество знакомых элементов, но не могу определить школу.

- Мой первый учитель работал некоторое время в госбезопасности. Я знал его под фамилией Иванов, а кем он был на самом деле - кто знает? Он опирался на некую рукопись, сводящую воедино разные школы, а рукопись та была родом из недр НКВД, времен Ежова и Берии, - пожал плечами Юрий.

Он с интересом смотрел на внимательно его слушающих бойцов, тесно обступивших Серова. Ребята попрощались с ним за руку, а Серов пошел проводить в раздевалку. По дороге он вынул из кармана ключи и бросил их, приподняв на уровень плеча, себе под ноги. Юра остановился одновременно с ним. Ключи глухо стукнулись о вытертые доски пола.

- Реакция у меня действительно хорошая, - сказал он спокойно, - но в бою важнее предвидеть действия соперника и опережать его. А этому без долгих тренировок не научишься.

Серов нагнулся, поднимая ключи, и пробурчал, что такому мастеру любая спецслужба без присмотра гулять, где угодно, и демонстрировать свои таланты никогда бы не позволила.

- Кому надо, за мной присматривают, Алексей Олегович. А таланты свои, действительно редкие, я совсем не демонстрирую. То, что я показал в спортзале, всего лишь один из способов самообороны, не более. Не стану скрывать, я надеюсь на наше сотрудничество, поэтому сразу предлагаю вам свою помощь. Уверяю вас, я смогу взять любого вооруженного преступника без всякого риска для себя - и тем самым вашим ребятам не придётся рисковать собой.

- Интересно, - холодно сказал Серов, - а я чем буду обязан? И как потом объясню твоё появление на месте операции?

- Вы непоследовательны, Алексей Олегович. Первый вопрос подразумевает, не втяну ли я вас во что-то противозаконное. Отвечаю - если и втяну, то на фоне того беспредела, что творится сейчас в органах, это будет невинная детская шалость. Всего-то и надо провести демонстрацию силы. Как говорят сейчас, устроить "маски-шоу". Провести проверку документов и придержать на месте некую группу людей. Ненадолго, на полчаса-час. Это будут не государственные служащие, так что ни одна контора за них обоснованно не заступится. А необоснованные наскоки вы как-нибудь переживёте, верно? Так что прошу я о сущем пустяке... А второй вопрос пусть вас не беспокоит; никто ни о чём вас не спросит.

Почему Серов согласился, он и сам не знал. То есть с рациональной точки зрения соглашение выглядело предельно выгодным: один раз устроить "маски-шоу", что было даже полезно в целях тренировки и совершенно ничем никому не грозило, получая в качестве ответного подарка задержанного вооруженного преступника. Если надо было спасти жизнь кого-то из своих сотрудников, Серов без всякого сомнения согласился бы и на большее. Но согласился он, говорил ему внутренний голос, по какой-то другой причине. Причине, ему неведомой. И к тому же он чувствовал, что этот "итальянец" был для него слишком уж непрост. Чутьём, выработавшимся за годы службы, Серов чувствовал, что не служит этот Юра никакому государству. Это волк, одиночка, живущий сам по себе, и легко договаривающийся с любой службой, когда в том возникает необходимость.

Была в "итальянце" уверенность в себе и отчетливо ощущаемая свобода, которой обладают иногда преступники, но никогда - уравновешенные служилые люди. На безбашенного же отморозка Юрий совершенно не походил. Серову казалось, что все действия того были просчитаны на несколько ходов вперед. Прощаясь, он смутно надеялся, что просить Юрия об услуге ему не придётся. Не столь часто на Орловщине возникала необходимость задерживать вооружённых и опасных преступников. Может, Юра до того укатит в одну из своих далеких командировок?

- Ну что, бойцы, видели, как работать надо? - вопросил он, вернувшись в спортзал. - Кто сможет что о стиле и школе сказать?

Помявшись, двое из бойцов высказались. Один утверждал, что это расширенный вариант боевого самбо, просто исполненный великим мастером. Другой настаивал, что в основе лежит некая старинная система, в которую удачно встроены приемы борьбы из других школ.

- Не самбо, нет, скорее другая, параллельная система, более сложная, негодная для массового обучения. Там такой набор движений, которого больше нигде не увидишь. Совершенно другие связки, другая философия. Да и мастер, действительно, настоящий, - добавил боец задумчиво.

Серов только головой покачал, вздыхая. Возразить было нечего, да и сам мастер на все руки говорил о себе практически то же самое. Если ребят Серова поразило искусство боя, то Сашу Собакина, как выяснилось, "итальянец" зацепил совершенно неожиданным взглядом на скрытые мотивы развития мировых религий. Собакин, писавший как раз научную работу о роли официального признания чуда в христианстве, вцепился в неожиданного знакомого, как клещ в зазевавшуюся жертву. Ольга жаловалась, что муж отменил все их планы, только и перемежая беседы с Юрой лихорадочной работой за письменным столом. Да, человек, сумевший произвести впечатление и на офицеров МВД и на более-менее настоящего философа, вполне мог выполнять самые неожиданные задания, и Алексей Олегович подумал, что раскрыть сущность "итальянца" ему не позволят.

Юра небрежно, как о мелочи, упомянул, что район его действия ограничен левобережьем Оки между Орликом и Мезенкой, и покидать указанный район без острой необходимости он не намерен. Для Серова, практика, это означало, что помочь ему Юрий сможет только в Советском районе города Орла, что делало предложенную помощь и вовсе маловероятной. Но, как известно, с паршивой овцы хоть шерсти клок; здесь же речь шла о риске для жизни, а Серов, сколь бы скептически он не относился к рассказам недавнего знакомца, в его боевых способностях совершенно не сомневался.

Владислав Борисович, придя в себя возле помойки, спокойно прислушивался к причитаниям местных бабушек. Всё тело было словно налито свинцом, и, хотя слушалось, двигаться ему совершенно не хотелось. Полусонное сознание с безразличием фиксировало беседу собравшихся женщин.

- ... не видела никогда. Да мало ли бомжей по городу лазает, всех не упомнишь.

- И на бомжа не похож, вид довольно ухоженный. Где ты отмытых бомжей видала, Павловна?

- Думаешь, раз он отмытый, так его вытрезвитель возьмёт?

- Они бомжей не берут, им людей с деньгами подавай, у них хозрасчёт!

- Хозрасчёт этот мы знаем, вывернут карманы, а потом скажут, что так и было.

- .. что вы всё о бомжах, может, человеку плохо стало, может, ограбили его?

Посовещавшись, бабушки постановили, что на ограбленного Сурман никак не походил. Просто пьян до посинения, оттого и движения такие неуверенные. Владислав Борисович, уже привалившийся спиной к низкой каменной стенке, огораживающей площадку для мусорных баков, лениво смотрел на встревоженных бабулек, соображая, как ему быть дальше. Жильё у него было, но проклятые алгоры отобрали ключи, и без Павла он в квартиру попасть не мог. Какие-либо контакты с милицией и вовсе представлялись нежелательными. Пока не прошло действие сонного отвара, "невидимкой" он стать не сможет, и доставят его, как настоящего бомжа, куда полагается. Документов - никаких, знакомых на Земле, могущих помочь, не осталось. Зато остался Николай Егорович, который не преминет с поджигателем разобраться.

- Дорогие женщины, а воды усталому путнику кто-нибудь из вас подаст? - спросил ВБ, обращаясь ко всем бабушкам сразу.

- Ишь чего захотел, морда пьяная, - возмутилась костлявая высокая старушка в маленькой серой шляпке, - может, тебе ещё похмелиться подать?

- Ты послушай, Павловна, он над нами издевается! Это мы-то "дорогие женщины"!

В Сурмана полетели пустые консервные банки, в изобилии обрамлявшие помойку. Вставая и удаляясь на непослушных ногах, ВБ в очередной раз удивился непостижимости местных жителей. Стоило обратиться к ним уважительно, они немедленно становились агрессивными и выливали на собеседника всё своё раздражение. И наоборот: приказной тон и видимое пренебрежение вызывали у них испуг и стремление угодить. Однако пить хотелось неимоверно, и ВБ остановил встреченную девчонку лет тринадцати.

- Колонка с водой здесь где-нибудь рядом есть? - осведомился он, пристально глядя на перепугавшуюся пигалицу.

Та объяснила, как пройти, и спустя минуту ВБ уже чувствовал восхитительную прохладу, разливавшуюся по всему животу. Напившись, он сунул под тугую струю голову. Одежда пропиталась помойным запахом, но заниматься ею сил не было. Следовало где-нибудь скоротать время до темноты, не попадаясь на глаза представителям власти, и Сурман побрел на берег Оки. Там, между медленной зеленоватой водой и стеной заводской ограды, он устроился на травке в тени и немного вздремнул. Ещё сохранявшее силу августовское солнце прогрело за день землю, и он не побоялся простудиться. После сна ему полегчало, и, связавшись с Павлом, он выяснил, что алгорцы, выслав его, успокоились. Паломничество на Землю в ближайшее время продолжится, а за Сурманом алгоры продолжат присматривать, но - уже не по-тихому. В любой момент, сочтя его опасным, убьют безо всякого размышления и промедления. В чём в чём, а в этом ВБ совершенно не усомнился, так что новостью для него стало только решение врагов продолжать паломничество.

Возле квартиры было тихо. Сурман постучал в дверь, игнорируя звонок, Павел открыл, не спрашивая - он знал, когда арпартец должен был вернуться.

- Вопросы потом, я вначале приму душ и сменю одежду.

Павел кивнул. Замедленность его движений подсказала ученому, что землянин только что пережил очередной приступ. И точно: наскоро ополоснувшись, Сурман вышел из ванны и застал Павла крепко спящим в кресле. Будить его он не стал, вошел в состояние ментальной невидимости и принялся терпеливо ждать. Ему, как ни крути, без помощи Павла было не обойтись. Хоть он и усвоил необходимые для незаметности среди землян навыки, но это, всё же, были навыки туриста. Или исследователя, как он сам себя расценивал. А теперь ему приходилось планировать свою долгую, возможно - до гроба, жизнь на Земле. А это требовало уже куда больших усилий и понимания окружающей обстановки.

Требовалось сменить квартиру. Из той, в которой он находился сейчас, его не гнали, но она была прекрасно известна алгорцам. Нужен был другой адрес, неизвестный допущенным на Арпарт землянам. Требовались легальные, настоящие документы. Требовались деньги, наконец. Впрочем, насчёт денег и документов Сурман не беспокоился: добыть их человеку, умеющему становиться невидимым, не столь сложно. Но вот обзавестись сотовым телефоном без помощи кого-то из землян он не мог. Полагаться на Павла и его друзей было невозможно: они и на Земле-то не всегда находились, да и алгорцы их знали наперечёт и всегда могли проследить.

Присев на кровати, Павел с тоской в глазах взглянул на учёного.

- И зачем Вам, Владислав Борисович, было жечь хату Николая Егоровича? Он ведь от этого не обеднеет, и тем более не испугается. Не тот человек. Ваше счастье, что на Земле объявился Юрий Кондрахин, так что Николаю Егоровичу не до вас.

- Я могу его мести не опасаться? - уточнил ВБ.

- Пока - да. Им с Кондрахиным предстоит магическая схватка, если они сумеют друг друга найти.

- Это что, так сложно?

Медленно, запинаясь, Павел рассказывал, что оба мага использовали весьма совершенный метод маскировки. Они сливали свой астральный отпечаток с окружающим. Николай Егорович - со всей планетой, а Кондрахин, кому такое было не по силам, слился с небольшим участком земной поверхности, расположенным между Окой, Орликом и Мезенкой.

- Так участок с четвертой стороны не замкнут, - заметил скептически арпартец.

- Он ограничен прямой, соединяющей истоки малых речек, - утомленно пояснил Павел. - Так что Кондрахина невозможно обнаружить магическими средствами в Советском районе города Орла, на психбольнице, на институте зернобобовых. А Николая Егоровича - вообще нигде. И искать друг друга они станут чисто человеческими методами. Надеюсь, это займёт у них многие годы.

Брови Сурмана выразительно поползли вверх:

- Но они же знают, что Вы, Павел, способны обнаружить их обоих. И оба знают, где вас искать... Вы что, не можете выбрать, на чьей Вы стороне?

- Известно это лишь Кондрахину, - мотнул головой и страдальчески сморщился Павел. - Голова болит, пора валить отсюда... Но помогать я ему не стану, есть тому весомая причина. А на чьей я стороне, выбрал уже давно. Простите, Владислав, мне пора. Вами Елена займётся, прямо с утра пораньше, - с этими словами Павел Бундаев, Проводник Чуда, отбыл на Арпарт.

Сурман, как ни странно для человека в его положении, после ухода Павла напряженно обдумывал ситуацию. Лишь когда стемнело окончательно и в комнате слились со стенами очертания мебели, он опомнился. Сходил на кухню, соорудил себе бутерброд и твердо решил: его новая квартира должна быть со всеми удобствами. Явившаяся наутро Елена несколько развеяла его оптимизм. Покупать квартиру на своё имя ему на самом деле не следовало. Елена бралась, при его деятельном участии, сделать ему документы, но она же и объяснила в деталях, сколь часто придется ему, владельцу законной квартиры и пользоваться ими, и обращаться в официальный инстанции. ВБ, волею судьбы еще не сталкивавшийся с земной бюрократией, недоверчиво хмыкал, выслушивая рассказы о предстоящих ему ужасах и мытарствах.

- Да как же вы здесь живете? - спросил он скептически.

- Плохо живем. Только и думаем, как бы за бугор свалить...

Елене пришлось объяснить и смысл последнего выражения. Сурман подумал, что народу, употребляющему для описания своих отношений с властями непонятные иностранцам выражения, не входящие в используемый газетами язык, эти самые отношения доставляют некое извращенное наслаждение. Пополам с душевной болью и законным возмущением.

- Ты что, не заметил - я сейчас на Арпарте живу, - остудила его филологические изыскания Елена. - И вообще, давай конкретные проблемы решать.

Квартиру ВБ снял у одинокой женщины, только что вышедшей на пенсию. Хозяйка, взявшаяся кормить и обстирывать постояльца, сдала ему отдельную комнату, поверив на слово, что постоялец - абсолютный трезвенник. Да и как было не поверить, если подученный Еленой Сурман преподнёс хозяйке душещипательную легенду о русском мальчике, еще в детстве вывезенном матерью в Финляндию и вынужденном жить там среди саами, пасти оленей и ловить рыбу в студеных северных ручьях.

Добрая простодушная женщина просто - в полном соответствии с предсказаниями Елены, с ходу эту историю выдумавшую - слезы утирала, слушая, как после смерти матери Владислав Борисович отправился искать отца в Россию и обнаружил лишь его могилку на одном из сельских погостов. История сработала безупречно. Раз постоялец почти что иностранец, да ещё из известной сухим законом Финляндии, значит - не пьяница. Расспросов про неведомую ему совершенно Финляндию ВБ мог не бояться: по легенде, он жил в глухих лесах, где и язык-то финский почти не использовался. Соответственно, о жизни в самой Финляндии почти ничего не знал - как и о российской жизни, - а о северных оленях его вряд ли кто станет расспрашивать. По той же легенде он получал от правительства Финляндии небольшую пенсию, так что мог себе позволить безбедное по местным меркам существование.

Пришлось, используя ментальную невидимость, похитить паспорт одного не очень хорошего человека и переклеить фотографию. С этим тоже помогла Елена. Она принесла и запасной паспорт, фотографию на котором переклеивать не требовалось - такая она была белесая, с исчезающими чертами лица. Небольшая работа художника придала плохо различимым чертам явное сходство с лицом Сурмана. Но этот паспорт был запасной, так как Елена не исключала возможности, что он уже был использован в криминальных целях и мог быть известен правоохранительным органам. Тайно от Елены добыл Сурман чистый бланк паспорта и сам вписал свои данные, вклеив собственную фотографию.

Свой новый адрес Сурман не сообщил даже Елене. Помимо простой осторожности его удерживали более серьёзные соображения. Приученный рассматривать все возможности, пропуская их сквозь сито логики, ВБ быстро сообразил, что Николай Егорович и Кондрахин способны распоряжаться, каждый, колоссальной энергией. То, что они бродили сейчас по улицам города тихими мышками, не проявляя магической активности, с толку могло сбить лишь недалекого человека. Враги маскировались, дожидаясь ошибки друг друга. Для них могла существовать лишь одна стратегия: вычислить противника и нанести ему неожиданный удар со всей силы. Удар этот, насколько догадывался Сурман, мог ненароком снести полгорода.

Владислав Борисович понимал, что вычислить друг друга враги смогут лишь через чужих сторонников. Несомненно, сторонники эти всем известны, и Николай Егорович наверняка избегал личных встреч с Накретовым, Фроловым и Космовым. Навряд ли он поддерживал с ними и мысленную связь. В этом пункте ВБ уверен не был, но полагал, что из осторожности Николай Егорович поступит именно так. Соответственно должен был вести себя и Кондрахин, но у того было явное преимущество - Павел. Пусть он находился на Арпарте, но мысленная связь с ним была и в таком случае вполне возможна. Даже заметив факт такой связи, Николай Егорович навряд ли мог что-то сделать в том случае, если инициатива связи исходила от Павла. Сурман в какой-то мере в сути такой связи разбирался. Итак, Павел, если бы захотел, мог узнавать земные новости через Сурмана и потом сообщать их Кондрахину. Это была достаточно безопасная связь, и ВБ ждал, когда либо Павел, либо Юрий Кондрахин попросят его о такой услуге.

Но время шло, всё меньше оставалось листьев на деревьях и всё больше, озадачивая дворников - на асфальте. А Павел совсем земными делами не интересовался, а когда ВБ спросил, не потребуются ли его услуги Кондрахину, Проводник Чуда ответил однозначно отрицательно. И философ, которого Сурман навестил, мучаясь от вынужденного безделья, был с Павлом полностью согласен.

- Это как в шахматах: ход делать надо, но любой сделанный ход лишь ухудшает положение. Только у нас не шахматы, ходы не обязательно нужно делать по очереди.

- Так что, мы можем ждать до бесконечности?

- Нет, - замотал головой философ, - плохо, что ты непьющий. У нас в таких случаях говорят - без поллитра не разберешься. Это Николай Егорович мог бы ждать вечно, но и он не станет, побоится. Жизнь, она на месте не стоит, кроме этих двоих нелюдей есть вполне живые люди. Мы с тобой, Паша, Накретов этот с каким-то там экстрасенсом. И все мы, бляха-муха, смертны, да и здоровье нам не навечно даётся. А Арпарт с его паломниками? Ситуация даже при бездействии обеих сторон будет меняться и предсказать, в чью пользу, никто не сумеет. Могу голову прозакладывать, сейчас Николай Егорович исподволь ищет подходы ко мне, к Павлу и остальным. А Кондрахин, не будь дурак, внимательно за этими попытками наблюдает...

- Так мы в их игре пешки, от которых ничего не зависит! - осознал Сурман.

Философ к такому положению вещей относился спокойно, заявив, что необходимость действует через случайность, и перехитрить судьбу никому не удастся. ВБ, боец по натуре, согласиться с ним никак не мог. Но и найти путь, на котором он мог бы на что-то повлиять, Сурман самостоятельно тоже не смог.

ОН, безусловно, мгновенно заметил появление Кондрахина на Земле. Но сделать ничего не смог; Кондрахин воспользовался тем же методом маскировки, что и ОН. Силенок на то, чтобы слить свой астральный отпечаток со всей планетой, не хватило, Кондрахин ограничился небольшим участком между несколькими переплетающимися энергетическими линиями. ОН, уже сам себя привыкший называть Николаем Егоровичем, оказался к такому ходу не готовым. Да, находясь за пределами выбранного Кондрахиным участка, ОН мог не опасаться неожиданного нападения. Они оба не могли снять маскировку, не получив в ту же секунду сокрушающего удара. Пробовать выдержать такой удар охоты у Николая Егоровича не было.

Опыт столкновения его проекции в лесах Согури с равным по силе колдуном наглядно показывал - в такой схватке самым вероятным исходом стала бы взаимная гибель. Так что в бой Николай Егорович не рвался. Больше всего его устраивал бы неожиданный удар в спину ничего не подозревающего Кондрахина. Простой старинный физический удар: нож, топор, пуля. Но для этого Кондрахина нужно было выявить, ведь Николай Егорович не знал, как тот выглядит.

Космов переложил зонтик в левую руку и оглянулся. Трое молодых ребят по-прежнему стояли на углу, не обращая внимания на мелкий дождь, поливающий их бритые головы. Они лениво перебрасывались короткими фразами, которые издалека невозможно было расслышать. Оставалось надеяться, что ребята не обратят на стоявшего недвижно Космова особого внимания. Иван Сергеевич вздохнул и про себя в очередной раз проклял Николая Егоровича, подрядившего его на эту работу - следить за домом философа, ожидая появления человека, похожего на Кондрахина.

Кондрахина Иван Сергеевич в глаза не видел; но Николай Егорович объяснил ему в разговоре по сотовому, что Кондрахин и есть тот самый Юрай, заваривший в Согури смуту, в результате которой граф Косма оказался выброшенным на Землю. Юрая граф Косма своими глазами тоже не видел - зато читал множество донесений, в которых описывался облик оного. Место обитания философа Ивану Сергеевичу было известно, вот он и мок у деревянного заборчика частного дома, присматривая за вторым подъездом девятиэтажки на улице Пожарной. За три дня, казалось ему, он уже запомнил всех обитателей подъезда. Знакомые менты организовали ему визит в паспортный стол, где он просмотрел фотографии всех молодых мужчин, прописанных в том же подъезде, где проживал Лев Федорович Соколов.

- Документики, гражданин, попрошу предъявить, - неожиданно подошедший служитель закона в непромокаемой накидке настойчиво сверлил Космова недобрым взглядом.

Троица бритоголовых на углу разом исчезла. Протягивая документы милиционеру, Иван Сергеевич лениво спросил, чем обязан такому интересу.

- Вы здесь уже не первый день стоите, Иван Сергеевич. Может, вы наводчик воровской шайки? Опять же, документы у вас липовые. Поддельные документы, гражданин Космов, а это есть уголовное преступление. Или можете настоящие предъявить?

Милиционер глянул на показанное ему из руки удостоверение сотрудника ФСБ и неожиданным движением выкрутил руку Космову, выхватив документ из ослабевших пальцев.

- Так. Поддельное удостоверение сотрудника правоохранительных органов. Это, гражданин Космов, уже и на террористическую статью потянуть может. Пройдёмте.

Милиционер засунул документы Космова себе в карман и пошел со двора. Иван Сергеевич плелся за ним, с ужасом убеждаясь, что называемые фамилии милицейских и чекистских начальников не производят на того никакого впечатления. Отчаявшись, Космов предложил менту взятку.

- Высоко цените свободу? - усмехнулся милиционер, заведя Ивана Сергеевича в закуток между двух заборов, где их могли видеть только жители одноэтажного домика напротив. - Что же, выворачивайте карманы, посмотрим, хватает ли там на право дышать вольным воздухом...

Поганый мент забрал всё, что было при себе у Космова, даже не подумав вернуть документы. А едва милиционер отошёл на шаг, как из-за угла вышли трое бритоголовых качков, и двое без лишних разговоров схватили Ивана Сергеевича под руки. Третий ударил его в живот, и Космов повис на руках качков, безуспешно пытаясь вздохнуть. Проклятый мент удалялся не оборачиваясь, и Космов слишком поздно понял, что на этот раз вычислили его самого, и здесь Николай Егорович защитить его бессилен.

- Тебе, граф, разве не говорили, что шпионить нехорошо? - ухмыльнулся третий качок и левой рукой заехал Космову в челюсть. Дальнейшее Космов помнил частично. Помнил, что ногами его не били, что придерживали, не давая упасть. Говорил только один качок, упорно называя Космова графом и предупреждая, что изуродуют напрочь, если ещё раз на шпионаже поймают.

Подобрали его, мокрого, грязного и с окровавленной рожей, сердобольные прохожие. "Скорая" отвезла в травматологию, где наложили несколько швов. Врач сказал, что обошлось без сотрясения мозга. И побрёл граф Косма с побитым лицом и мрачным настроением домой. Всесильный Николай Егорович признаков жизни не подавал. Связь между ними была односторонней, он иногда звонил Космову на сотовый, каждый раз с разных телефонов. Иван Сергеевич мрачно размышлял, что даже сотовый выбрасывать в канаву нет никакого смысла. Хотелось, конечно, лишить своего незваного шефа возможности запросто и без риска с ним связываться, но он понимал, что в таком случае Николай Егорович может о нём попросту забыть. И тогда - прощай навсегда, королевство Согури.

Лишь отлежавшись, он припомнил, что единственный раскрывший рот бандит называл его графом, и ему стало ещё хуже от непонятности случившегося. Неужели на стороне Кондрахина уже столько помощников? Николай Егорович указал лишь четверых: философа, девку, эпилептика и Сашку. Причём девка с эпилептиком ушли за ворота и появлялись ненадолго и изредка. Кто, кроме этих четверых и самого Кондрахина мог узнать в Иване Сергеевиче руководителя Тайной Канцелярии королевства Согури, графа Косму? А ведь узнали - иначе с чего его графом называть...

Через пару дней Космов начал осторожно наводить справки среди прикормленных ментов. Никакой граф не допустит, чтобы ему безнаказанно били морду. А тут ещё и исполнители, вне всякого сомнения - обычные бандиты. Энтузиазм Ивана Сергеевича, однако, увял почти мгновенно. Менты с ним либо не желали разговаривать, либо мрачно ссылались на непреодолимые жизненные трудности. Причина такого отношения выяснилась быстро.

- Я, за то, что тебе помогал, в больнице две недели отвалялся, у меня отпуск сорвался. А на днях мне позвонили и предупредили - это, мол, цветочки, будешь Космову помогать - вообще инвалидом станешь, - в сердцах произнес милицейский майор, отодвигая положенную ему на стол пачку ассигнаций. - Уйди, Сергеич, по-хорошему, и больше не появляйся. Мне здоровье и работа дороже.

Всё же удалось выяснить, кто давил на ментов и понукал их отказать во всём Космову. Это оказался Серов, дядя жены Собакина. Ему, конечно, было по силам и хвост за Космовым пустить, и бандюг нанять для запугивания. Против Серова, дело ясное, не попрешь. У того хватит и служебного положения и личных связей, чтобы защитить мужа племянницы.

Мышонок на прогулке ...сентябрь 05

- Ну а дальше что было? - поинтересовался Серов, натягивая наволочку на подушку.

Его собеседник с неподдельным интересом наблюдал за действиями Серова.

- А дальше в саду дворца князя Меншикова устроили полотняную церковь, где герцог Курляндский Фридрих-Вильгельм Куттлер и бракосочетался с Анной Ивановной. Сели за столы и начали пить. Каждый тост сопровождался пушечными залпами из 41 пушки. Пили крепко, и не помалу, как полагалось в присутствии Петра 1. На следующий день продолжили - уже за счёт Меньшикова, и выпили по семнадцать заздравных чар под пушечные залпы. Светлейший князь к тому же подарил жениху сапфир в 50000 талеров ценой и турецкого жеребца. К концу обеда внесли огромные пироги, внутри которых сидели карлицы, которые позже танцевали на столе менуэт. А через пару дней с не меньшим размахом праздновалась свадьба карликов - российский император желал поразить воображение жениха небывалым размахом и роскошью. Свадьба племянницы Петра 1 состоялась 31 октября, но лишь в январе молодые выехали в Митаву. Ноябрь и декабрь, как легко догадаться, у новобрачных пролетели в сплошных празднествах и возлияниях. Хотя, - Борисович покивал кому-то в пространство, - я допускаю, что в отдельные дни могло обходиться и без пьянства. А ведь герцогу было всего семнадцать лет! Едва он отъехал от Петербурга, как тут же и скончался. Как утверждали современники, от неумеренного употребления водки и крепких вин.

- Что русскому здорово, то немцу смерть, - резюмировал Серов.

- Как Вы сказали? - удивился Владислав Борисович.

- Пословица есть такая, - ответил Серов коротко.

Он ожидал, зная Сашкиных друзей, что попутчика ему подсунут странного. Но этот Сурман был странен настолько, что Алексей Олегович уже не мог его прочитать. Как у любого человека, долгие годы работающего с людьми, у него выработалась внутренняя классификация, согласно которой он распределял встречных людей по категориям. Владислав Борисович Сурман не подходил ни под какую. Серов даже мог голову прозакладывать, что тот впервые в жизни оказался в поезде. Наблюдая, как Сурман неумело стелет постель, он спросил:

- Ну и в чём мораль сей истории?

- Так если бы Фридрих-Вильгельм не умер и у них с Анной Ивановной были дети, история России пошла бы другим путем.

- Если бы Иван Грозный умер во младенчестве, история тоже изменилась бы. Что удивительного?

Сурман заметил, что в случае герцога Курляндского история изменилась только и исключительно вследствие пьянства, насаждаемого Петром.

- Так Вы поборник трезвости... - дошло до Алексея Олеговича. - Могу обрадовать - в поездах дальнего следования употребление спиртных напитков запрещено.

- У вас много чего запрещено, - усмехнулся Сурман невесело, - только все на эти запреты никакого внимания не обращают.

- У кого это - "у вас"? - четко выговаривая слова, спросил Серов.

Его собеседник явно смутился. И ответил явно не то, о чём подумал:

- В смысле, у властей. Вы ведь представитель власти, правда?

Серов кивнул. Продолжать разговор в этом направлении ему не хотелось, Сурман тоже чувствовал себя неловко. Они молча разделись и улеглись. Поезд на Москву покачивало на стыках, по купе проносились вспышки света от фонарей на станциях и переездах. Серов и верил, и не верил Сашке, обещавшему, что Владислав Борисович незамеченным проскользнёт в квартиру и проделает всё необходимое - надо только дверь открыть, чтобы он смог войти. Хотя насчёт Юрки он не обманул...

Сурман всё ночь ворочался, а утром встал хмурый:

- Не привык в поездах спать.

Алексей Олегович подозревал, что его попутчик вообще не заснул. В голове вертелась одна мысль, которую Серов старательно гнал от себя: "человек, в первый раз в жизни севший в поезд, довольно часто заснуть не может...". Но им предстояло серьёзное дело и выяснять отношения было некогда.

На вокзале Сурман растерялся. Подсознательно ожидавший чего-то подобного Серов бесцеремонно ухватил его под локоть и поволок в метро. Сурман безропотно переступал ногами, ошалело глядя по сторонам. Роящиеся при вокзале многочисленные мелкие жулики, вполне профессионально засекающие своих потенциальных жертв, разом при виде Сурмана оживлялись, но затем натыкались на оценивающий взгляд Серова и быстро отводили глаза в сторону.

- Как вы здесь живёте? - пробормотал себе под нос зажатый в толпе возле эскалатора Сурман.

Серов призвал его философски относиться к мелким неудобствам и проинструктировал, как следует вести себя на эскалаторе. Впрочем, когда они доехали до нужной станции и ступили на ведущую вверх подвижную лестницу, спутник его заметно приободрился. Дом, в который им предстояло проникнуть, выглядел, как все типичные "сталинки". Серов без проблем проник в подъезд и указал своему напарнику на нужную дверь.

- Проверяем первый вариант. Я звоню, если дома кто-то есть, завязываю разговор и добиваюсь открывания двери. Ну, а вы, Владислав Борисович, используете своё искусство и незаметно проникаете внутрь. Справитесь?

Сурман кивнул, вытащил из внутреннего кармана куртки монтировку, зубило и крупный молоток и взглянул Серову в глаза.

- Не удивляйтесь, если я вдруг совсем исчезну. Дождитесь меня возле подъезда...

Предупреждение пропало втуне. Серов еле-еле выдавливал из себя заранее подготовленные слова. Сурман исчез бесследно, от него не осталось ни тени, ни звука, ни запаха. Милицейское удостоверение сыграло свою роль - один из жильцов огромной квартиры вышел на лестничную площадку и ответил на вопросы. Как и следовало ожидать, с 1938 года в квартире жильцы сменились с десяток раз. С соседями - та же петрушка. И даже вездесущих помнящих времена Полтавской битвы бабушек у подъезда здесь не нашлось. Извинившись и попрощавшись, Серов вышел во двор. Через десять минут к нему подошёл запылённый Сурман.

- Всё в порядке, рукопись оказалась на месте. К сожалению, я забыл там молоток.

- Бог с ним, - легко махнул рукой Серов, у которого словно гора с плеч свалилась.

Всё же не каждый день доводится соучаствовать в незаконном проникновении в жилище. Хоть и без цели хищения, а всё едино, уголовный кодекс такое деяние считает преступным. Жильцы, естественно, на него подумать не смогут - он же не входил в квартиру. Но другой кандидатуры в подозреваемые у них могло совсем не оказаться. Жильцы в этом доме, к гадалке не ходи, люди непростые, и поиск смогут организовать в два счёта. Впрочем, Серов так предъявлял документы, что место его работы мог засечь лишь очень внимательный человек. А сколько в Москве работников правоохранительных органов с такой фамилией...

Но страховка не повредит, решил Серов и, взяв такси, взломщики проследовали к Министерству Внутренних Дел. Внутрь, понятно, зашел только Серов. Серьезных дел в министерстве он не планировал - утряс за час некоторые бумажные вопросы и вышел на улицу. Посетителей министерства регистрировали, и какое-никакое алиби у него появилось, пусть даже дырявое. Пора было присмотреться к добытой рукописи. Сурмана на условленном месте не оказалось. Алексей Олегович схватился было за телефон, но тут подельник словно материализовался из воздуха в двух шагах слева от него.

- Не слабо, - покачал головой Серов. - Меня чуть кондрашка не хватила, Борисыч. Впервые в жизни встречаю настоящего невидимку.

- Это не настоящая невидимость, - сонно пробормотал подельник. - А как фамилия того парня, что рассказал тебе про рукопись?

Серов юркиной фамилии не знал. Он, как мог, описал ВБ внешность молодого человека, но тот отнёсся к рассказу без интереса. Рукопись, которую Сурман успел рассмотреть, находилась не в лучшем состоянии, так что подельники отказались от мысли изучить её немедленно и поспешили первым же поездом вернуться в Орёл. Очутившись в вагоне, Сурман с брезгливым видом сказал:

- Несчастный город. Он к себе зло притягивает.

Криминалисты блеснули своим искусством, и через день в руках Серова была фотокопия рукописи, допускавшая вдумчивую работу. Частей в рукописи оказалось несколько, и только одна из них была посвящена системе рукопашного боя. Остальные части представляли собой либо мемуары, либо переводы с каких-то других языков - с рисунками, многочисленными комментариями и пометками на полях. Сашка разобрался в бумагах мгновенно.

- Это, дядя Леша, первичный перевод. Текст посвящен возможностям человека и оздоровительным приёмам. Весьма похоже на У-шу. Это вот - тот же перевод, но обработанный, прокомментированный и дополненный собственными вставками. Третья часть - весьма сокращенный перевод уже другого текста; здесь боевые искусства уже основная тема. Четвертая часть - готовое руководство по системе рукопашного боя. Ну, а остальное - набор записок очевидцев из девятнадцатого века. Меня как раз эти записки больше интересуют.

- Забирай, раз интересуют, - не стал возражать Серов. - А что твой знакомый, знатный боец Юра, не заходит? Рукопись бы посмотрел.

- Я передам ему, как увижу, - пообещал Сашка.

" 7 мая, года 1909, вечер. Сегодня приехала Лиза с Бонифатием Игнатьевичем. Радость встречи омрачается здоровьем Лизы. Господи ты мой, за что моей сестре такое наказание? Не иначе, она наказана за то, что не отвергла Бонифатия, хотя её и предупреждали, что он колдун и знается с дьяволом. Надо будет поговорить с отцом Григорием. Лиза же всегда молилась, в церковь ходила, постилась, и за что её, грешной, такое наказание? Жорика оставили у сестры Бонифатия, в Москве. Ни к чему ребенку смотреть, как его мать угасает. Так расстроена, что писать дальше не могу.

8 мая, утро. Лиза встала в утра, сходила в церковь, отстояла заутреню. Самой ей ходить трудно, она то на руку мужа опирается, то за матушку держится. Бледная вся, и лицо, как у мертвой. Бонифатий сказал, лучшие доктора в Москве помочь не смогли - он теперь только на матушку надеется. Я маму спросила - что же она сделать сможет, коли все знаменитости отступились? А матушка лишь сказала, что есть хвори, иноземной науке неведомые. Если Лизу такая болезнь гложет, то и они с Бонифатием что-нибудь придумают. А сама матушка при этих словах вся почернела и губы сжала.

Того же дня вечер. После обеда к нам заходил Самуил Моисеевич Якобсон, доктор из очень дорогих. Прощаясь с матушкой и Бонифатием, он уверенно сказал, что научная медицина с такой хворью наверняка справляться не умеет. Бонифатий при этих словах укоризненно глянул на матушку и скупо поблагодарил доктора, чуть ли не вытолкнув того за порог. Они о чём-то с матушкой говорили, но уже без меня. Меня отослали к Лизе. Я немного задержалась и услыхала, как Бонифатий Игнатьевич говорил, в чём содержится суть медицины. Он вначале сказал на иноземном языке, а потом для матушки - уже по-нашему. У него получилось так: "со всем старанием изучить и большие и малые проявления болезни, а потом позволить всему идти согласно промыслу божьему". Лиза после визита долго спала, потом встала, напилась чаю и немного повеселела. А матушка с Бонифатием весь вечер озабоченно переглядывались, а то, о чём они между собой говорили, я по скудоумию своему понять не смогла".

...

- Ну, дальше неинтересно, - прервала чтение Елена, - Анна Михайловна, как все уже поняли, девица была ума невеликого, и того, что у неё на глазах происходит, понять оказалась не в состоянии. Тут дальше идут долгие рассуждения о грехе, о том, что ей разные попы говорили и прочие соседки. Нам здесь что интересно? Мы получаем свидетельство, что Георг Бонифатьевич имеет к нашему городу непосредственное отношение. Здесь жили его мать и бабушка. Прямых доказательств, что это тот самый Георг Бонифатьевич Чутхунг, у нас нет. Возможно и совпадение, но - оно маловероятно.

- Фамилию он мог изменить позже, в революционные годы, - согласился Сашка, который дневник тоже читал.

- Не верю я, что два человека с одинаковыми именем-отчеством, возрастом и интересами могли действовать в одних и тех же местах, - продолжила Елена.

Философ авторитетно заявил, что в истории случались и более удивительные совпадения.

- К тому же об интересах маленького Жоржика вообще говорить рано...

- Не совсем так, - взвилась Елена. - Тут вскользь упоминается, что родной дядя Бонифатия Игнатьевича участвовал в экспедиции Пржевальского в Тибет. Да и сам Бонифатий бывал не то в Монголии, не то в Китае, посещал тамошние храмы и местный язык выучил. Интерес к этому региону у них семейный. Думаю, что и Жоржик не мог избегнуть семейного интереса. Восток в начале двадцатого века в России был популярен. А у Георга Бонифатьевича там могли и друзья остаться...

- Друзья, любовницы, внебрачные дети, - подхватил философ. - Глупая Анька могла Монголию с Киргизией перепутать, а Пржевальского... Ну, хоть с Миклухо-Маклаем. Это лишь предположения, Елена Троянская, и даже если они верны, то нам-то что?

- Так Вы же до конца дневник не дослушали! Вот.

" 19 мая. День. Матушка позвала меня к себе и спросила, что я рассказывала про Лизу Прасковье Алексеевне. Ругать меня не стала, только вздохнула огорчённо и перекрестилась на образа. А потом обозвала Прасковью Алексеевну срамными словами, прижала меня к груди и вопросила, за что же господь наказал её таким бестолковым чадом, как я. Шепотом спросила, слышала ли я хоть что-то про Беловодье. Я, конечно, премудростям книжным не учена, но есть ли кто, про потаённую страну не слыхавший? Матушка обрадовалась, и меня спросила, не грешно ли, по моему разумению, о том думать. Я усомнилась, а матушка посоветовала мне с отцом Иннокентием поговорить, да накрепко запомнить, что тот скажет".

Елена опять прервала чтение:

- Дура Анька все новости соседям сливала да попам бестолковым. У семьи могли быть неприятности. Вот бабушка Ангелина воспользовалась старинной легендой и направила дочь к тому священнослужителю, который в той легенде греха не усматривал. В конце концов, что такое Беловодье? Подобие рая на Земле, страна счастья, которую то на Алтае искали, то в Тибете. Буддисты её Шамбалой называли. Если трактовать её как земное отражение рая, созданное господом во славу свою и доступную избранным, то никакого противоречия с христианством вроде бы и нет.

Она посмотрела на Сашку, который пожал плечами в ответ, отведя глаза в сторону.

- Отец Иннокентий, скорее всего по просьбе бабушки нашего Жоржика, должен был убедить Аньку, что поиски Беловодья - дело богоугодное, и чтобы она не трепала языком об этом с кем попало. Бонифатий ведь собрался с Лизой уйти в это самое Беловодье, надеясь на тамошних лекарей. И знал, что назад они вернуться не смогут.

- Он что, собрался больную Лизавету в Тибет волочь? - удивился философ.

Елена в досаде возвела глаза к потолку, и молча пошевелила губами, представляя присутствующим догадаться, что именно она хотела бы высказать вопреки воспитанию. Александр хмыкнул и пояснил неохотно, что Беловодье никогда не располагалось на Земле, и Бонифатию с бабкой Ангелиной предстояло создать врата в иной, неземной мир.

- А, так вы считаете, что это они дыру на Арпарт впервые проковыряли? А мы теперь по их следам туда, как на работу, шастаем! Ну, Елена, я тебя даже зауважал маленько. Нашла всё-таки!

- Почему маленько, Лев Федорович? - изобразила оскорбление бывшая журналистка, но философ на её эмоции, как всегда, не обратил внимания.

Некоторое врямя они вяло спорили, попали ли Бонифатий с больной женой на Арпарт, или их угораздило в какой другой мир. Арпарт всё же никак не напоминал легендарное Беловодье.

- "Есть на свете такая диковинная страна, называется она -- Беловодье. И в песнях про неё поётся, и в сказках сказывается. В Сибири она, за Сибирью ли, или еще где-то. Скрозь надо пройти степи, горы, вековечную тайгу, всё на восход, к солнцу, путь свой править и, если счастье от рождения тебе дадено, увидишь Беловодье самолично. Земли в ней тучные, дожди теплые, солнышко благодатное, пшеница сама собою круглый год растет -- ни пахать, ни сеять, -- яблоки, арбузы, виноград, а в цветистом большетравье без конца, без счету стада пасутся -- бери, владей. И эта страна никому не принадлежит, в ней вся воля, вся правда искони живет, эта страна диковинная", - прочитала Елена извлечённый из папки с бумагами листочек. - Не странно ли, что в Европе принято было помещать Беловодье в Сибирь, в Сибири - в Тибет или Монголию, а в Индии считали, что Шамбала расположена на севере от них - то есть в том же регионе.

Философ авторитетно заявил, что для легендарной страны такое расположение весьма даже обычно. Сказочной стране полагалось размещаться в местах вовсе не населённых и весьма труднодоступных, иначе туда все подряд сбежались бы. К тому же примерно там располагалось озеро Лобнор, с покрытыми налетом сверкающей белой соли берегами.

- Не Москва, чай, - радостно кивнула Елена, - на поезде первый встречный-поперечный прикатить не сможет. Только достойные способны пройти путь, исполины духа. А Арпарт для Бонифатия, готового на вечное изгнание ради спасения Лизы, как раз Беловодьем и был. Стада скота и пшеничные поля навряд ли его интересовали, совсем другого уровня был человек.

Они расположились в бывшей квартире Павла, которая сейчас пустовала. Их товарищ упорно сидел на Арпарте, дневниками тёти легендарного Чутхунга Павел не заинтересовался. ВБ исчез, никто не знал его адреса, он появлялся и исчезал неожиданно, умалчивая о своих занятиях. С дневником Сурман тоже ознакомился, но мнением своим поделился только с Пашей. Если сокращённо изложить его точку зрения, то её можно было выразить одним словом: неинтересно.

"23 мая, вечер. Читала Лизе хронику путешествия отца Сергия в Беловодье. Лиза слушала и улыбалась. Когда я закончила читать, она расплакалась. Прибежал Бонифатий Игнатьевич и с укоризною на меня посмотрел. Я ушла, но матушке пожаловалась. Мама меня выбранила, сказав, что Лиза уже давно всё про Беловодье знает, а я её лишний раз напомнила, что в наш мир она уже больше не вернётся и сыночка своего никогда не увидит".

- Что это за хроника, мне неизвестно, - призналась Елена.

В курсе дела оказался Александр. Речь шла об одной записи в старинной летописи, хранящейся в Вышенско-Успенском монастыре на Тамбовщине и относящейся к 1893 году. Описывалось, как некий русский монах Сергий, проведший несколько лет в византийских монастырях, сообщил киевскому князю Владимиру о загадочном государстве на Востоке -- Королевстве Белых Вод, стране справедливости и добродетели. Князь Владимир был настолько зачарован этой легендой, что в 987 году снарядил большой отряд в 333 человека на поиски Беловодья. Во главе поставили отца Сергия -- тому было тогда около 30 лет. Князь надеялся, что русская миссия в Королевство Белых Вод вернется в Киев через три года. Однако ни через три года, ни через десять отряд не вернулся. В Киеве решили, что в дальних краях экспедицию постигла злая судьба, и со временем о ней забыли. Но вот в 1043 году в Киеве появился глубокий старец, который объявил себя... монахом Сергием -- тем самым, которого покойный уже князь Владимир когда-то послал на поиски чудесной восточной страны. И пришелец поведал пораженным слушателям удивительную историю о своем долгом путешествии в Беловодье.

К исходу второго года пути многие участники экспедиции умерли от болезней либо погибли, животные пали. В какой-то обширнейшей пустыне путникам попалось множество скелетов людей, лошадей, верблюдов, ослов. Фантастические формы скал, по которым, извиваясь, пересекая ложбины, шла дорога, производили впечатление чего-то сверхъестественного, а попадавшиеся изредка отдельные кости, черепа верблюдов и других животных и целые скелеты их, отполированные песчинками до блеска, усиливали мрачный вид местности, лишенной какой-либо растительности. В конце концов участники экспедиции были так напуганы этими жуткими пейзажами, что наотрез отказались идти дальше. Только двое -- самые отважные и выносливые -- согласились продолжать путь. К концу третьего года изнурительного путешествия и этих двоих -- еле живых от лишений и болезней -- пришлось оставить в каком-то селении на попечение местных жителей. Отец Сергий сам был на грани полного истощения, тем не менее путь назад он себе отрезал: либо дойти до цели, либо умереть -- третьего не дано.

Еще через три месяца монах достиг границ Беловодья -- озера с белыми от соли берегами. Здесь проводник отказался идти дальше, для него дальнейший путь был закрыт. Отец Сергий в полном одиночестве двинулся вглубь запретной территории. На развилках тропинок он встречал указывающие путь знаки, а через несколько дней перед изможденным Сергием внезапно возникли два человека. Монах понимал, что они от него хотят, хотя и не знал языка, на котором говорили незнакомцы. Они отвели Сергия в селение, где после некоторого отдыха он получил работу. Спустя время его перевели в другой поселок, обитатели которого приняли Сергия как брата. Шли месяцы и годы, русский монах приобретал все новые и новые знания...

Как Сергий поведал киевлянам, огромное количество людей из разных стран настойчиво пытались проникнуть в Беловодье, но попытки их крайне редко завершались успехом. Лишь семь человек в столетие могли достигнуть Беловодья, и лишь один из этих семерых получал право остаться там навсегда - тот, кто оказался достоин приобщиться к числу сострадательных и прозорливых Великих Мудрецов.

- Ну и что этот Сергий оттуда вынес? - поинтересовался философ.

Сашка пожал плечами:

- Новые чувства - шестое, седьмое и так далее. Возможность путешествовать душой, оставляя тело неподвижным. Но эти способности ярко проявляются только в Беловодье, а по возвращении постепенно угасают. Там и время остановлено - обитатели этой сокрытой страны не старятся. Ну, а самое главное, что оттуда вынес отец Сергий, это знание о том, что именно православие позволит Руси сохраниться в веках и выстоять в бедах.

- Ясное дело, это самая великая тайна мироздания, что же ещё можно вынести из сокровищницы мудрости? - сказала Елена с демонстративной серьёзностью; на её лице и тени улыбки не было.

- Князь посылал отца Сергия в путь ещё до того, как Киевская Русь выбрала православие. Помните, тогда Владимиру предстояло сделать выбор между иудаизмом, мусульманством и православием. Вот его посланник и уделил этому вопросу наибольшее внимание, - Сашка сохранял невозмутимость.

- Так значит, официальная церковь признала это путешествие, и оно является достоверным чудом? - осведомился философ.

Крылья его носа его раздувались, он возбуждённо ходил по комнате. Александр попросил Соколова успокоиться и отложить вопрос до того момента, пока они не продолжат работу над совместной рукописью. А сейчас их больше интересовала судьба Бонифатия и его несчастной супружницы.

"27 мая, утро. Лиза уже два дня не встаёт. Позвали батюшку, Лиза исповедалась. Был доктор - сказал, что больная отойдёт дня через три. Маменька с Бонифатием ничуть не опечалились. Уже несколько дней они, как стемнеет, куда-то уходили, и брали с собой нашу кошку. После обеда мне приходилось присматривать, чтобы Маркиза ненароком не убежала. Она им требовалась, чтобы отыскать место, где можно открыть ворота, ведущие в Беловодье. Бонифатий сказал, что описанные в летописи долгие годы пути не следует понимать буквально: труден путь духа, не тела. А ступить на путь, ведущий в чудесную страну, можно почти в любом месте".

Философ мрачно пробормотал, что Бонифатию, к гадалке не ходи, пришлось применить к Аньке процедуру промывания мозгов. Даже слог её речи несколько изменился.

- Человек, способный открыть врата между мирами, с дурой-девкой как-нибудь справится, - уверенно заявила Елена.

Сашка скептически покачал головой. А Соколов не унимался:

- С дурой ни убеждением, ни логикой ничего не поделаешь. Римляне говорили, что против глупости бессильны даже боги. Заметьте, Анна наша полностью в существовании Беловодья уверена. Ни тени сомнения.

- Она же верующая. А легенда освящена авторитетом церкви. Ей и отец Иннокентий наверняка веское слово сказал.

- Я, Александр, всё же усматриваю разницу между первыми записями в дневнике, и теми, которые нам Елена сейчас читает. Если этого отец Иннокентий добился, значит, это он великий талант по части внушения.

"29 мая, утро. Вчера поздно вечером, когда Лиза уже спала, а я сидела возле неё, с шумом вернулись матушка и Бонифатий. "Открыли!" - прошептала матушка и перекрестилась на образ Николая Угодника. Бонифатий отпустил Маркизу, которая сразу же запрыгнула Лизе на одеяло и принялась вылизываться.

"Поедешь с нами. Отец Иннокентий с повозкой ждёт во дворе. Ему не стоит смотреть, как всё это будет происходить". Лизу не будили. Бонифатий Игнатьевич завернул сестру в одеяло, взял на руки и понёс. Мы с матушкой сели на еле различимую в темноте телегу, Лизу пристроили так, чтобы её голова лежала у меня на коленях. Отец Иннокентий с Бонифатием шли рядом. По всем улицам собаки провожали нас громким лаем. Не доезжая Пятницкой слободы, повернули к берегу. Дальше матушка шла впереди, освещая дорогу фонарём, за ней Бонифатий нёс на руках сестру, а я шла сзади. Отец Иннокентий остался с лошадью. На крутом берегу фонарь пришлось держать мне. Матушка с трудом спустилась по откосу к двум каменным фигурам овец, а Бонифатий с Лизой на руках слетел, как на крыльях. Сестра так и не проснулась. Матушка поцеловала Лизу, перекрестила и отошла в сторону. Тут же каменные овцы поднялись, разошлись в сторону, а между ними открылось освещенное зелёным светом отверстие. Я не успела понять, была ли там дверь, да сверху и не разглядеть ничего толком. Только Бонифатий Игнатьевич с моей незабвенной сестрой в это отверстие словно сила какая втянула. И в следующий миг исчезли и овцы каменные, и на пустом откосе стояла только матушка, утирая слезы...".

- Как в кино, бляха-муха, - изрёк философ. - Ну что там дальше, есть что-либо интересное?

Интересного, как его понимал Соколов, больше не было. Анна Михайловна описывала своё провинциальное житьё, здоровье матушки, упоминала, что и по какому поводу думали соседки - далее дневник вновь представлял убогую жизнь провинциальной старой девы. Жоржик, то есть Георг Бонифатьевич, несколько раз приезжал погостить к бабушке и тётке. Характерно, что о его родителях упоминали, как о людях, уехавших в очень далёкую страну. И Жоржик их умершими не считал.

- Возвратиться, значит, они не рассчитывали. А ведь ворота работают в обе стороны.

- Может, Бонифатий знал, что жить Лиза сможет только в Беловодье. То есть на Арпарте, - поправилась Елена. - А один он вернуться не мог.

- Доказательств нет, - отрезал философ. - Есть только гипотеза. На Арпарте что о Бонифации говорят?

Но на Арпарте о столь давних временах никто из современников не помнил. В исторических хрониках о появлении чужеземцев на землях Пиросса не упоминалось. К тому же в те времена там шалили фуритги, которые то пленников захватывали, то города сжигали. И Арпарт, как и в настоящее время, никак не мог даже показаться пришельцам царством добра и справедливости.

- Саша, привет. Серов. Ты не мог бы срочно отыскать Владислава Борисовича? Да, очень нужен. Ну, хоть каким способом с ним свяжись, только чтобы он мне перезвонил. Срочно! - Серов сунул телефон в карман и посмотрел на собеседника, который, казалось, сидел на иголках

Толстый краснолицый крепыш в приличном костюме достал платок и обтёр лицо. Затем, как и следовало ожидать, он недоумённо спросил, почему Алексей Олегович не отдаёт никаких приказов и вообще - собирается ли он хоть что-то предпринимать.

- Уже предпринял, - коротко сказал Серов и замолчал.

- Что предприняли? - спросил грозно собеседник и огляделся по сторонам.

- Начата проверка оперативных сведений, - отрезал Серов.

Крепыш тихо выругался, а затем поинтересовался, доступно ли Серову понимание того факта, что впервые в новейшей истории области правоохранительные органы смогли установить местонахождение воровского общака и могут легко его захватить.

- Оперативная информация нуждается в проверке. Это аксиома нашей работы, - менторским тоном произнёс Серов. - Нельзя исключить, что информатор ошибся, или, того хуже, ему специально слили такую информацию, чтобы проверить его лояльность. Мы вломимся в пустую хату, а ваш информатор через пару дней в Оке всплывёт кверху брюхом.

- Да и хрен с ним, - махнул рукой собеседник. - Взять общак - это такая удача, что неизбежные потери оправдает.

- А если там засада, или заминировано? Уже не ваш информатор пострадает, а мои бойцы. Так что информацию я вначале проверю...

- Да как её можно проверить? У вас что, Алексей Олегович, среди преступных авторитетов свои люди есть? - ощерился на него крепыш.

- У меня другие люди есть. Они проверят что угодно.

Крепыш замолчал и демонстративно посмотрел на часы. Серов его прекрасно понимал: согласно оперативной информации общак - два чемодана с наличностью - уже ночью должны были вывезти из города. Если в тех двух чемоданах вообще были деньги, в чём Серов крупно сомневался. Но, сомневайся не сомневайся, расклад был ясен: начальствующие чины и МВД, и других правоохранительных органов заставят его совершить налёт на указанную информатором квартиру. Если последует успех - припишут лавры себе; за неудачу придётся отдуваться Серову. А уж если при проведении операции пострадают сотрудники или случайные люди...

Серов несколько мгновений разглядывал телефон, недоумевая, как это аппарат оказался в его руке. Неужели он настолько ждал звонка, что даже не заметил, что крутит мобильник в руке? Аппарат настойчиво играл мелодию одной из моцартовских симфоний.

- Владислав Борисович, очень рад, что оперативно откликнулись. Срочно нужна ваша помощь...

Крепыш слушал, как Серов излагает собеседнику обстоятельства, и нервно ерзал на стуле.

- Вы сообщили этому человеку совершенно секретную оперативную информацию! И что, он немедленно кинется её проверять? Прямо так войдёт в хату, начнёт по углам шарить, приговаривая "Где вы тут, бандюки, общак заховали?"

- Примерно так, - кивнул разом успокоившийся Серов. - Только вначале он проверит, нет ли вокруг наблюдателей и не заминирована ли дверь. Только после этого он начнёт искать деньги. Если хотите, последнюю команду можно отменить...

Серов потянулся к телефону, но крепыш замахал руками, всем своим видом показывая - никаких отмен он совершенно не желает. Серов блефовал - у ВБ, как он знал точно, постоянного мобильника не было, он пользовался чужими. И только Сашка по каким-то своим каналам мог его вызвать, но и то - через посредников. Пожав плечами, Алексей Олегович пододвинул к себе документы и выразительно покосился на собеседника - мне, мол, работать надо. Собеседник понятливости не проявил, и противным голосом осведомился, понимает ли Серов, какую он взял на себя ответственность.

Собеседника, впрочем, можно было пожалеть - вон как пот с него градом катится. За провал его сильно не накажут, но с надеждами на славу и награды придётся, ясное дело, распроститься. Звонок телефона даже заставил крепыша подпрыгнуть на стуле.

- Ну, вот всё и прояснилось, - поведал напряжённо внимающему собеседнику Серов. - Дверь накрепко заперта, там установлена растяжка с гранатой и несколько канистр с бензином. А в соседней комнате спит мертвецки пьяный мужик без документов. Начни мы штурм через дверь - взрыв, пожар, гибель постороннего человека. А если через балкон полезем, так это сразу куча наблюдателей заметит. Их никак нельзя выявить - там три дома напротив, сотни окон, и из любого могут за хатой следить.

- А деньги-то там?

- Там есть два каких-то чемодана, только мой человек их осматривать не рискнул. Тут взрывотехник нужен.

- А ваш человек, он как в квартиру попал? - неожиданно спокойно поинтересовался крепыш.

- Я разве утверждал, что он вообще туда попал? - удивлённо поднял брови Серов. - Впрочем, возможно, что и попал. Детали мне неизвестны. В общем, ищите взрывотехника, и пусть ФСБ аккуратно вскрывает дверь. Растяжку мой человек снял. Можно не спешить, уже ясно, что никто эти чемоданы вывозить до ночи не собирается. Типичная ловушка.

Так оно в итоге и оказалось. Вдрызг пьяный хозяин, проспавшись, так и не смог пояснить, как в его квартире появились два заминированных чемодана и боевая граната. Он ещё помнил, как привёл к себе собутыльников, как сели за стол - и на этом его воспоминания обрывались. Мужика, ясное дело, привлекли за хранение боеприпасов и взрывчатых веществ, но концов так и не нашли. Один из найденных собутыльников ещё смог припомнить, что пил с ними некий Андрей, с которым они только что познакомились, но отыскать этого Андрея по весьма путаному описанию не взялся бы и Шерлок Холмс.

Головокружительный камушек ...сентябрь-октябрь 05

Когда Сашка собирался выходить из квартиры, он, скорее по привычке, сунул в карман округлый камень с наложенным заклинанием. За многие годы, прошедшие после вылазки на квартиру Тузика, ему ни разу не довелось использовать своё оружие. Внизу на лестнице, возле окна, стоял пожилой мужчина в свободном сером костюме.

- Собакин Александр? - спросил мужчина, пристально на него глядя.

- Да, - отозвался Сашка, остановившись возле лифта.

Мужчина быстрым шагом поднялся по лестнице, на ходу засовывая руку под пиджак. Сашка заметил, что вынимает он оттуда совсем не документы, как можно было ожидать от представителя определённых органов. Под пиджаком угадывалось что-то длинное и тонкое. Собакин схватился за камень. Их разделяло две ступеньки, когда оба выхватили своё оружие. Пожилой, но бодрый и уверенно двигающийся мужчина взмахнул огромным длинным ножом, а Сашка швырнул в него свой камень. Камень в цель попал, а вот нож, совершив сложное извилистое движение, вонзился в стену.

Нападавший рухнул на пол, и там его начало корёжить в приступе неудержимой рвоты. Он бессмысленно двигал руками, сучил ногами и даже не пытался встать. Пока Сашка подбирал упавший на пол нож, мужчина успел облевать всю лестничную площадку. Тяжко сопя, Сашка открыл дверь своей квартиры и кликнул жену. Вдвоём они заволокли беспомощного нападающего в прихожую и быстро прибрались вокруг. Нападающий вскоре проблевался и теперь тихо скулил, неловко ворочаясь на полу, пока Собакин деловито его связывал.

- Ты кто такой? Почему на меня с ножом кинулся?

- Я Космов, - обречённо прохрипел связанный граф, - меня Николай Егорович послал. Сказал: зарежешь Собакина - верну тебя назад в Согури. Теперь он меня бросит, и я навсегда останусь здесь.

- Насколько мне известно, он тебя ещё в Согури бросил, и не раз, - сообщил Сашка, присев на табуретку и брезгливо графа разглядывая. - Вначале он в облике Сумура Первого повелел тебя арестовать, но тогда тебя Семерица из-под носа у него выкрала. А второй раз ты должен был погибнуть, когда Двойная Кошка с Двойной Крысой столкнулись. Ты был рядом, должен был погибнуть, но защита Семерицы тебя вновь спасла. А на Земле тебе, бывший граф, придётся только на себя рассчитывать. Николай Егорович тебя списал. Только этим можно объяснить, что он послал тебя на самоубийственное задание.

- Ничего подобного, - возразил граф, - арпартцы сняли с тебя охрану. Вчера. Ты даже и не слышал об этом? Получись у меня сейчас, кто бы меня нашёл? Свидетелей нет, место жительства я давно сменил, документы у меня есть.

- А вот я сейчас заявление в милицию напишу, и с твоими документами разберутся. И появится у тебя, бывший граф, а ныне киллер, возможность изучить ещё одну сторону земной жизни. Тюремную. Что же это за инопланетный граф, если он земной параши не нюхал? Что такое параша, надеюсь, знаешь?

- А моя информация, что арпартцы сняли охрану, она разве ничего не стоит? - поинтересовался граф заискивающе. - Я ведь мог и промолчать. А что христианство требует делать по отношению к ближнему? Я ведь тоже человек, живая душа, пусть и заблудшая.

- Да я даже и не знал, что они меня охраняют.

- Охраняли, - поправил граф. - Звонит мне вчера Николай Егорович и говорит: "Космов, охрану с Собакина сняли, а он об этом не знает, беречься не будет. Менты его тоже уже не прикрывают, их всего на неделю хватило. Вот и можешь сейчас заработать возвращение в родные края. Как? Зарежь Собакина. Адрес знаешь, подстережешь в подъезде, а клинком ты владеть обучен".

Сашка некоторое время думал, затем кивнул головой своим мыслям и спросил, отчего это бывший граф так рвётся домой. Там он при Сумуре Первом в опале был, возможно, уже и имение его король забрал. А что там творится после гибели Сумура, вообще неизвестно. Может и королевства давно уже нет. И что там бывшему всесильному сановнику делать? Вдруг его новые власти быстренько на каторгу наладят, а то и вовсе без заморочек смахнут голову с плеч остро заточенным инструментом.

- Чем же тебе, Космов, так Земля не глянулась?

- У нас там жизнь - нормальная, понял? - с отвращением проскрипел бывший граф, и глаза его полыхнули бешенством. - У нас приличные люди от хамства и подлости защищены. Если не полицией, допустим, которая тоже не идеальна, то уж, по крайней мере своим законным правом указать всякой черни её место. У себя я мог любому мерзавцу в ухо заехать, а подлецу дворянскому - брюхо проткнуть. И был в своём праве. А здесь?!

- Не продолжай граф, я всё понял. Полежи пока, может, я твоё будущее и устрою. Сгодится тебе мир, где честь - не пустой звук, а верная служба вознаграждается полной мерой?

Собакин через Павла предложил бывшего графа пиросским станам. Тем грамотные организаторы контрразведки требовались, а отношения в Арпарте были куда патриархальнее земных. Граф мог прижиться. А не приживётся - его проблемы, в конце концов не жалеть же человека, который пытался тебя зарезать. Сдавать его в милицию Сашка не собирался: столько могло всякого всплыть! Оставлять на свободе - опасался. А убить не мог. Не душегуб же он, в самом деле. Арпарт в этом случае выглядел единственным приемлемым вариантом.

Станы решили вопрос быстро. Несколько вопросов, ответы Космова - и решение принято. Сашка держал мысленную связь с Пашей, а тот непосредственно говорил со станами. Разведчики Арпарта появились у дверей Сашки уже через пятнадцать минут. Космов в кое-как отмытом костюме, мятом и запылённом, шагал между двумя разведчиками, ухитряясь даже со спины выглядеть высокопоставленным вельможей. А Сашка отметил, что разведчики, против обыкновения, отнеслись к нему, Чудотворцу, без обычного почтения.

Николай Егорович уход Космова проследил. На бывшего графа ему было наплевать. Особой пользы тот не приносил, посылая его с заданием убить Собакина, Николай Егорович на успех не надеялся. Его устраивали все возможные варианты: гибель Собакина, вмешательство Кондрахина - который должен был, по всем расчётам, за Собакиным и философом присматривать, и третий вариант - вмешательство Серова. Этот вариант Николая Егоровича интересовал едва ли не более других. После того, как построенная им изящная ловушка с воровским общаком не сработала, и Серов не только не лишился должности, но ещё и укрепил свою репутацию крепкого профессионала, следовало искать другие способы обработки неуправляемого мента.

Серовым, после того как он неизъяснимым способом просёк расставленную для него ловушку, уже заинтересовалось ФСБ. Николай Егорович, естественно, тоже приложил к этому руку. Ему нужен был Серов - но не в качестве умелого и уверенного в себе офицера, а в роли гонимого, затравленного и обиженного на весь мир. Чутьё подсказывало: Кондрахин не станет открыто сближаться ни с философом, ни с Собакиным. Также не столь вероятно было его знакомство с Фроловым или Накретовым - но за этими двумя Николай Егорович наблюдал неусыпно. А ожидать следовало, что Кондрахин станет искать Николая Егоровича в ближайшем окружении тех же Фролова, Накретова, Собакина или Соколова. У них всех были родственники, друзья, однокурсники, коллеги - десятки людей, среди которых вполне мог прятаться, внимательно приглядываясь к окружающим, Кондрахин.

Николай Егорович решил втереться в окружение Серова. Выбор диктовался следующими обстоятельствами: милицейский офицер был в приличном возрасте и вполне мог в любой момент отправиться на пенсию. Николай же Егорович уже давно выбрал для себя роль пенсионера - и уже немало людей могли подтвердить, что он не вчера с Луны свалился, а вовсе даже почтенный и почти что коренной местный житель. Между ними существовало сродство по возрасту - но при этом Серов имел массу знакомых возраста, более подходящего Кондрахину или Собакину. И второе соображение - мент прилично разбирался в людях; его следственным талантам можно было доверять больше, чем способностям бывшего графа.

Однако Собакин согурского графа вывел из игры самостоятельно, Серов даже не узнал о вооружённом нападении на его племянника - и план Николая Егоровича вновь провалился.

- Лев Федорович, Вы на Арпарте случайно ничего, насторожившего алгорцев, случайно не говорили? - Сашка спросил через порог, едва философ открыл дверь.

- Ну, я им изложил нашу с тобой работу. Упрощённо, разумеется. Примеров из истории православной веры старался избегать, упирал на католические стандарты признания чуда или происков дьявола. Слушателей было больше, чем обычно. А что случилось?

Сашка, разувшись, прошёл в кабинет философа и сел на подоконник.

- С меня сняли охрану. Я и не знал, что меня их разведчики оберегают. Космов сказал - он меня зарезать пытался, пришлось его скрутить. Алгоры его забрали, им контрразведчики требовались. Я сразу же запросил Павла, не изменилось ли чего на Арпарте. Павел пошел к стану-наставнику, тот прямо ничего не сказал, но намекнул, что отношение к землянам может резко измениться.

Философ недовольно пробурчал, что вопросы отношения христианских церквей к чуду он на своих семинарах затрагивал не раз, и последнее выступление было объявлено загодя. Ничего неожиданного не произошло.

- Может, среди слушателей были высокопоставленные станы? - предположил Сашка. - До того земной философией никто из их руководителей не интересовался, приходили исследователи, учащиеся и просто любопытствующие.

Но философ и станов лично не знал, и к тому же был настолько слаб зрением, что не смог бы опознать их даже по одежде. В общем, что произошло, они могли только предполагать. Павел, как они оба понимали, даже в таких неопределённых обстоятельствах не станет возвращаться на Землю и напрямую спрашивать Космос. Последние припадки у него протекали тяжелее обычного. И он вообще как-то высказался в том плане, что в случае закрытия ворот предпочтёт остаться на Арпарте навсегда.

- Сторонники Ракса вообще чудо отвергают, - рассуждал философ. - Они последовательны до омерзения: раз отвергаются Бог и иные высшие существа, то любое необычайное и необъяснимое явление само по себе не представляет чуда и получает характер чудесного лишь при определённом способе истолкования. При скептической оценке всегда есть возможность отрицать наличность чудес, объясняя их фальсификацией фактов, галлюцинациями, неизвестными ещё явлениями и законами природы и т. п. Алгоры же признают чудо в точности как средневековые супранатуралисты - Агриппа Неттесгейм, Парацельс. В их понимании личности, достигшие единения с высшими силами, и сами способны творить чудеса. Вот и ты в Чудотворцы так вышел... А до христианского понимания чуда как знака Божьего, призванного исцелить, вразумить и спасти, алгоры пока не доросли.

- Они вообще Творца не признают, только Разум-Регуляторов, - согласился Сашка. - Лев Федорович, а Вы не упоминали, что православие признаёт, что сатана способен любое чудо подделать?

Философ, конечно же, упомянул. Все философские концепции чуда он изложил весьма добросовестно, без пропусков. И никто из слушателей никакой реакции не проявил.

- Нет, Александр, наша с тобой работа не могла изменить отношения алгоров к нам. У них что-то своё случилось, а моя лекция могла для озабоченных станов только послужить подтверждением их опасений. Надо тебе самому на Арпарт отправляться, твой авторитет пока непоколебим, тебе они ответят без увёрток.

Прибыв на место, Чудотворец обнаружил, что его акции здорово упали в цене. Как и прежде, в лечебнице толпились страждущие и поклонники; но к пиросскому стану его пропустили далеко не сразу, помурыжив порядком в приёмной. Зотнав Серс Пуплант принял Александра в небольшом, аскетически обставленном кабинете. Собакин даже не подозревал, что такие комнаты, напоминающие чулан с окном, можно найти в резиденции столь высокого служителя. После формальных приветствий они уселись на два шатких табурета, стоявших в шаге друг от друга. Спинами оба чувствовали тесно сблизившиеся стены, и это ощущение никак не добавляло разговору сердечности.

- Да, Александр, мы используем рекомендованного вами человека, - Зотнав держался отстранённо.

- У вас какие-то сложности? Землян это может коснуться?

- Сложности? Нет, конечно. Идёт война, кочевники набеги устраивают, наша новоявленные христиане чуть не передрались из-за каких-то постулатов веры. Но это всё дела обычные, справимся. Хуже другое - среди наших служителей высшего ранга начались разногласия. Полагаю, не обошлось без сторонников Ракса. Так что не исключена возможность прекращения паломничества и разрушения ворот.

Стан отвёл глаза в сторону, и Сашка понял - большего Зотнав не скажет. Похоже, он и сам уже сожалел, что принял землянина.

- А как наши титулы и мы сами?

- Пиросс в разрушении ворот не заинтересован. Если что, любого из вас, кто находится на нашей стороне ворот, мои люди предупредят. У вас будет время уйти...

Пашку найти не удалось, а Елена, как обычно, работала в саду.

- Я слышала, - не удивилась она словам Сашки. - Тебе преподнесли официальную версию. В действительности дело в местных епископах - они отказываются подчиняться служителям Алгора, объявляя их язычниками. Христиан в Пироссе больше, открытых столкновений пока избегают и те и другие.

- Как раз то, о чём их предупреждал Лев Федорович. А они ему не поверили, - вздохнул Собакин. - Лучше прямо сейчас на Землю вернись. Я Пупланту ни на грош не верю.

- Ему как раз верить можно. Пока врата стоят на его землях, к нему текут деньги, он пользуется влиянием. Местный стан наш союзник - но его не сегодня-завтра отсюда попрут, как не сумевшего удержать власть.

Собакин удивился было, что дело зашло настолько далеко, но Ленка сообщила еще одну новость: сторонники Ракса договорились с кочевниками-фуритгами и те как раз земли Пиросса захватить и желают. С раздорами в тылу станам будет не удержаться, а епископы, говоря попросту, закусили удила и на попятную не идут.

- Ты только не обижайся, Саша, но я останусь здесь. Здесь моё дело, здесь мой любимый мужчина. Если ворота разрушат, ни раксов, ни конелюбов Пиросс больше интересовать не будет. А епископы вполне усвоили церковный дух и присвоили себе прерогативу объявлять святых. Оттого и наши титулы больше ничего не значат: они уже объявили святыми человек десять, погибших за веру. А ты для них пока никто...

- Ну, в лечебнице я пока ещё чудотворец, - усмехнулся Сашка.

- Лечебница - дело общее для алгорцев и раксов. Тебя здешние православные святым не признают, вообще делают вид, что тебя не было. Твоя прижизненная популярность епископам, как нож острый. Вот если бы ты трагически погиб во славу Христа...

- Всё, как Соколов предупреждал..., - пробормотал Александр.

Его не интересовал ускользающий на глазах титул, он искал, и никак не мог найти слова, позволяющие ему уговорить Елену. Умом он её понимал - кто она на Земле? Журналистка, пусть не последняя, но и не звезда. Светская дама, меняющая мужчин, как перчатки, испытывающая от этого процесса сплошные разочарования. А здесь - любимый мужчина, чего на Земле Ленка не смогла добиться за всю жизнь. Ясно даже ребёнку, что перевесит в минуту выбора в её душе.

- А Павел что?

Оказалось, и Павел собирался остаться на Арпарте навсегда. С ним тоже было понятно: здесь он здоров, и этим всё сказано.

- Он будет нужен и раксам и алгорцам, их взыскующие его ценят высоко. Не пропадёт. И я не пропаду. Мои услуги всегда будут нужны, да и муж мой - человек не бедный.

Уже понимая, что сделать ничего нельзя, Собакин принялся расспрашивать Елену о муже. Но она промолчала. Ни к чему было об этом сейчас. Потом, по мысленной связи с помощью Паши, она расскажет обо всём. Сейчас следовало завершать земные дела остающимся на Арпарте. У Собакина тоже нашлись незавершённые дела, к тому же он обязан был дождаться Павла.

Елена уткнулась ему в грудь и подозрительно хлюпала носом. Потом подняла голову. Слез не было. Она поцеловала Собакина и молча вышла из комнаты. Павел появился ближе к вечеру, весь усталый, запылённый и от него отчётливо разило лошадьми.

- Что тебе сказали станы? - поинтересовался он, снимая сапоги.

Уже довольно давно он носил исключительно здешнюю одежду. Собакин, недоумевая, как можно терпеть местную обувь, коротко поведал о своей беседе с Пуплантом.

- Дела ещё хуже, чем он представляет. Его даже свергать никто не станет - уже сейчас ему фактически подчиняются немногие служаки здешней вертикали власти. Да и то - пока епископ молчит. Реальная власть давно у церковного клира, к тому же предстоит нашествие язычников, поклоняющихся коню и Солнцу. А вояки из здешних верующих никакие.

- Ты что, войска инспектировать ездил? - поинтересовался Собакин, стараясь отодвинуться подальше от одежды, которую Павел скидывал с себя на пол.

- Без меня есть кому инспектировать. Я себе и Ленке место готовил, на случай эвакуации. Вот, кстати, возьми завещания.

- Чьи завещания? - не понял Собакин.

Паша и Елена завещали ему свои орловские квартиры, Ленка - ещё и джип. Бумаги были подписаны и заверены нотариусом еще месяц назад. Заодно передавались и ключи от квартир, и деньги, потребные на уплату налога на наследство.

- Уговаривать меня передумал? - усмехнулся Павел, глядя на остолбеневшего Сашку. - Правильно. Когда здесь разрушат ворота, сразу подавай нас в розыск: мол, пропали. Признают нас пропавшими без вести в установленном законом порядке, тогда оформляй квартиры на себя.

- Паша, а Кондрахину ты помогать не намерен?

- Он сам справится, - отрезал Паша и протянул руку, - давай прощаться. Ты ведь на Арпарте оставаться не собираешься?

Паша выезжал назавтра утром. По его прикидкам, ворота могли простоять ещё пару суток. Но события уже неслись вскачь, и определять любые сроки было делом весьма рискованным. Прощание вышло коротким и скомканным. А у калитки Собакина остановил настоятель здешнего храма.

- Доброго здоровья, Александр, возлюбленный брат наш во Христе... - елейный голос настоятеля разом насторожил Сашку. - Хоромы сии, которые вами, брат, не используются, могли бы послужить делу богоугодному. Лепота сия, однако, требует вашего письменного согласия, на которое паства моя со всем смирением рассчитывает, ничуть в Вашем, Александр, христианском отношении к братьям не сомневаясь...

Паства, все молодые дюжие мужики, многие с крепкими посохами, молча внимала разговору, стоя в десятке шагов сзади. Настоятель просил, чтобы Александр письменно засвидетельствовал своё согласие на использование своего дома как странноприимного - то есть гостиницы при церкви.

- ... мы, сирые, не дерзнули бы с такой просьбой обратиться ради простых братьев. Но к нам, слава Господу, прибывают и братья, немало сил и рвения проявившие в служении. Их нам селить с простыми братьями - умаление приходу выйдет...

Отдать дом совсем его не просили - хотя решительные лица прихожан указывали, что просьбы-то, говоря откровенно, вообще не было. Было требование, из вежливости и для возможности сохранения лица высоких договаривающихся сторон, облечённое в форму просьбы. Настоятель уже наверняка знал, что ворота вскоре будут разрушены, и стремился оформить по закону право использования Сашкиного дома в интересах местного прихода. Оформили договор тут же, в одном из ближних домов - местный законник не спал, явно предупреждённый. Настоятель рассыпался в благодарности, мужики, разом попрятавшие посохи, кланялись в пояс. Но глаза прятали. То, что его так ни разу и не назвали Чудотворцем, Сашку неприятно изумило. Одно дело - предвидеть развитие событий, опираясь на известные из книг исторические примеры. И совсем другое - очутиться в гуще событий и испытать всё это на собственной шкуре. Александр уходил навсегда с Арпарта, не ощущая ни малейшего сожаления.

Виктора Александровича Накретова давно тяготил таинственный Николай Егорович. Жить под его неусыпным оком, как под дамокловым мечом, не хотелось настолько сильно, что клеймовщик уже не раз подумывал, не смыться ли с этой страны навсегда? Денег у него было достаточно, налаженный бизнес, хоть не рос, но прибыль давал исправно. Несколько раз Накретов срывался в запой, и каждый раз его вытаскивал Сёма Фролов, неожиданно занявшийся помощью жертвам зелёного змия. На этом участке, перепаханном вдоль и поперёк многочисленными шарлатанами и малым числом сравнительно честных тружеников, экстрасенс отыскал для себя своеобразную нишу. Он не брался снимать тягу к спиртному, не кодировал, не подсовывал якобы чудодейственных снадобий и не стращал неминучей смертью за следующую выпитую рюмку.

Сёма скромно и эффективно погружал с помощью своего искусства страдальца в многочасовой сон, по истечении срока которого человек чувствовал себя вполне оклемавшимся. Случались у Сёмы и проколы: недоспавшие могли продолжить запой, переспавшие рисковали вылететь с работы. Но брал Фролов за свои услуги недорого, обращались же к нему даже люди, завязывать не собиравшиеся, и от клиентов вскоре не стало отбоя. Сёма продал квартиру, прикупил частный дом, фольксваген-гольф, дабы ездить к клиентам и приютил у себя некую смазливую девицу, которая стирала, варила обеды и ублажала его постельно за право распоряжаться некоторой частью сёминого бюджета. Как именно она им распоряжалась, Фролова не особенно интересовало. Девицу он не уважал, никуда с собой не брал и о делах своих не рассказывал.

Накретов, частый гость в его доме, однажды застукал девицу за подслушиванием, но Сёма сожительницу в обиду не дал - объяснил, что двигает той простое бабье любопытство, вещь совершенно неистребимая. Виктор Александрович, однако, с того момента бывать в его доме перестал. Встречались они только на работе, так как Семён сохранил пост замдиректора в одной из фирм. Кстати, со своими обязанностями он вполне справлялся. Неожиданное исчезновение Космова ни экстрасенса, ни клеймовщика не огорчило. Николай Егорович тоже последние дни их не беспокоил. Последнее его задание - искать по заданным приметам человека 26-29 лет, знающего толк в драке и владении холодным оружием, причём искать исключительно в Советском районе города Орла - было заведомо невыполнимым. Искать его предполагалось обычными человеческими способами, среди своих знакомых и знакомых знакомых; предполагалось, что он сам постарается сблизиться с Накретовым или Фроловым.

Уже через два дня оба поняли, что подходящего человека в их окружении нет. Хотя бы потому, что никто из знакомых им обоим людей совершенно не разбирался в фехтовании.

Серов глянул искоса на протянутое ему удостоверение и молча мотнул головой, приглашая присесть. Гость придвинул стул поближе к столу, аккуратно поддернул брюки на коленках, присел. Да и присел он, заметил для себя Серов, не как гость. Развалился на стуле со всем возможным удобством, мельком оглядел кабинет.

- Месячный отчёт? - спросил Владимир Геннадиевич, кивнув на груду бумаг.

- У меня каждый день - отчёт, - сумрачно ответил Алексей Олегович, явственно намекая сотруднику ФСБ, что уделяет ему время лишь по необходимости.

Гостя, как и ожидалось, интересовал тот случай, когда Серов избежал ловушки и отказался штурмовать квартиру с якобы хранящимся там воровским общаком.

- Там было много непонятного. Агент, поставивший нам дезу, цел, работает, как и раньше. Возможно, это его проверяли, но выяснить нам ничего не удалось - агентуры в криминальных кругах у нас маловато. Не наш профиль. А вот ваш агент весьма и весьма нас заинтересовал...

- Вы, Владимир Геннадиевич, тоже с агентурой работаете. Не стану вас учить прописным истинам, сами должны понимать, что на вопросы о своей агентуре я отвечать не стану.

- А ведь вам агентура по штату не положена. Вы руководите силовым подразделением, ваше дело хватать и вязать. И вдруг находите агента, который проникает незамеченным в находящуюся под присмотром квартиру, снимает растяжку, выявляет взрывное устройство - и столь же незаметно уходит. Что мы может предположить? А то, что он изначально в этой квартире находился и был в курсе всей операции. Не его ли стараниями и деза к нам ушла? Согласитесь, что вопрос вполне резонный. Сам собой напрашивается.

- Получается, вначале он для правоохранителей ловушку готовит, а потом я прошу его разобраться, и он сам собственные усилия по ветру пускает? - уточнил Серов иронически. - Не слишком абсурдно получается?

- А как посмотреть, - не согласился собеседник. - Может, для агента хорошие отношения с вами важнее оказались. Ведь на чём-то вы его вербовали, он же не за красивые глаза на вас работает.

Серов удручённо покачал головой, порылся в ящике стола и, извлекши оттуда маленький кусочек зеркала, внимательно изучил свою физиономию.

- Действительно, глаза у меня не очень красивые. И как это я столько времени в себе ошибался? - горестно вздохнул он, пряча зеркало на место.

- Ладно, проехали, - раздражённо отозвался Владимир Геннадиевич. - Чёрт с ним, с вашим агентом. Есть ещё одно лицо, с которым вы находитесь, или находились, в тесных отношениях. Некий Сурман, с которым вы вместе ездили в Москву. Его-то вы знаете? Или как?

- Впервые слышу, что он Сурман. Я его фамилию не спрашивал. Зовут Владислав Борисович. Мы в очереди стояли рядом, он даже не мог правильно кассиру билет заказать, я помог. Познакомились, оказавшись в одном купе. А когда я в Москве пошел обратный билет покупать, смотрю - он в очереди стоит. Я к нему и подошёл, на правах старого знакомого. В очереди стоять не хотелось... Так что и назад мы вместе с ним ехали. Приметы надо описывать?

Но рыцаря плаща и кинжала больше интересовала характеристика, которую Серов мог дать Сурману. И тут Алексей Олегович ничего скрывать не стал: Сурман показался ему более чем странным человеком. Владимир Геннадиевич слушал Серова внимательно, уточнял, но ничему не удивлялся. Спросил лишь, знаком ли Владислав Борисович с боевыми искусствами, на что и получил однозначно отрицательный ответ.

- Стопроцентный шпак, и явно - нездешний, - заключил он свой рассказ.

- И, безусловно, не он является вашим агентом, - проявил догадливость офицер госбезопасности.

- Так точно, - ответил, собравшись, Серов. - Но псевдоним моему агенту я дал, как раз вспомнив вашего Сурмана.

- Изящно, - улыбнулся Владимир Геннадиевич. - Даже Сурман теперь стал моим. Вы случаем не слышали, где он живёт?

Серов знал, что в городе, но больше ничего добавить не смог. Он прекрасно понимал, что собеседник подготовился к их разговору, собрав сведения от множества людей и лгать ему напрямую бесполезно - враз раскусит. Приходилось говорить правду, тщательно её дозируя. Скорее всего, ни Сурман, ни сам Серов напрямую ФСБ не интересовали. Он просто попал одним из фигурантов в некую разработку, и из него методично выкачивали ценную информацию.

- Я слышал, вы сумели отыскать где-то супербойца...

Пришлось объяснять, что отыскал не он, а его самого отыскали. Серов пересказал Владимиру Геннадиевичу всё, что Юра рассказывал о себе. От себя добавил, что поверил далеко не всему.

- И этот Юра тоже не ваш агент?

- Нет пока. Но он обещал оказать мне одну услугу: если придётся брать вооружённого опасного преступника, просил обращаться к нему. Обещал, если дело случится в Советском районе, взять его самостоятельно и без всякого риска.

- И исключительно за красивые глаза? - удивился собеседник Серова.

Пришлось признать, что Юре было обещано в качестве компенсации одно маски-шоу.

- Спасибо, Алексей Олегович, вы нам очень помогли, - поднялся, протягивая руку для пожатия, Владимир Геннадиевич. - Мой телефон у вас есть. Будете звать Юру на помощь - позвоните и мне. Давно хотел посмотреть, как супербойцы работают.

"А ведь он так и не спросил, как я с Юрой смогу связаться. Неужели знает, что тот подарил мне телефон, в котором вбито пять принадлежащих ему номеров? Меня тайком обыскали, выходит. Или всё проще - слушают меня днём и ночью, дома и на работе...".

В общем, повёл себя Серов дальше, как классический шпион: заехал за Сашкой, взял его с собой без всяких объяснений и отвёз в баню. Заранее там прослушку не поставишь, визит был неожиданный, так что рассчитывал Алексей Олегович на то, что возможным наблюдателям придётся пытаться подслушать их разговор без всякой аппаратуры, собственными ушами. А такого слухача внимательный человек всегда обнаружит. Наливая воду в тазик, Серов наклонился и прошептал на ухо Сашке:

- Меня, похоже, госбезопасность пасёт. Сегодня спрашивали про Юрку: Я им всё, что он сам мне рассказывал, повторил. Просили их предупредить, когда я с ним в следующий раз встречусь. Ты ему передать сможешь?

Сашка кивнул. Никто, казалось, возле них специально не вертелся, но говорили они о своём, Юрки никоим образом не касаясь. И даже когда остались на минуту в парной вдвоём, Серов предупреждающе приложил палец к губам. Где в бане меньше всего ожидает обычный человек прослушки? Правильно, в сауне, где жара. А между тем там её легче всего установить. Да и звуков посторонних куда меньше. Спускаясь по лестнице, Серов уже ничего не опасался и спросил обычным голосом:

- Тебе никто не угрожает? Имей в виду, сейчас я тебя прикрыть не смогу, каждый мой шаг должен соответствовать закону. Как там Космов, оклемался?

- Да, дядя Леша, я его на днях видел. Попрощаться заходил. Уехал он от нас за границу, и возвращаться не планировал.

Сзади послышались быстрые шаги и Сашка замолчал. Их догнал один из соседей по скамейке, на которой они раздевались. Серов указал на него глазами. Ему представлялось, что сей мужик, ни в каком отношении не примечательный, должен был еще долго отдыхать, завернувшись в простыню. Сашка сделал быстрое движение кистью, отвернулся и быстро пошёл вниз. Мужик внезапно схватился за стенку, лицо его побелело и он тихо сполз на ступеньки. Шагая вниз, Серов слышал сверху рвотные потуги и стоны.

- Спецсредства с собой носишь?

- Жизнь такая, дядя Леша. Спасибо за баньку. Пойду я, дел много.

Серов сел за руль и проводил удаляющегося Собакина глазами. Вроде бы хвоста за тем не было, но он понимал, что засечь хорошо организованное наблюдение не сможет. Оставалось надеяться, что выведенный из строя наблюдатель действовал без подстраховки, а его отсутствие вынудит другого наблюдателя отправиться выяснять, что с тем произошло. Выждав ещё пять минут, Алексей Олегович поехал домой. За это время в баню зашло трое мужчин пригодного для службы возраста, вышел - один. Что, безусловно, ничего определённо не доказывало и не опровергало.

Супчик в лесу

Копыта коней, мягко ступая по палой листве, разбрасывали их в стороны, оставляя за всадниками чёткий след. Елена, которую на здешний манер все звали Аленсари, обеспокоенно оборачивалась. Её муж, благодушный полный коротышка с заметной лысиной, вспотевший под плащом ржавого цвета, в очередной раз заметил, что уже к вечеру падающие листья след скроют. Павел, возглавляющий группу из пяти всадников, раздражённо на них обернулся.

- Тихо!

Сквозь поредевшую и пожелтевшую листву впереди обрисовался светлый промежуток. Спешившись, Паша отправился на разведку.

- Поле. Слева овраг, справа заросли, кажись - болото. Напрямик или побережёмся?

Решили рискнуть. Продираться на конях сквозь густые кустарники казалось делом утомительным, а они и так порядком устали. По полю вилась еле заметная тропка, обходя пахоту, а когда они пересекли открытое место и въехали под раскидистые кроны мощных сосен, из-за дерева выступил одетый в зеленое воин с луком в руках.

- Стоять всем. Кто такие, куда направляетесь?

Это была застава алгорцев, и Павла с Еленой они восприняли благосклонно. Среди пятерых всадников не было никого, кого можно было бы отправить в бой - Павел считался ценным талантом в науке, к тому же не имел ни малейшей воинской подготовки. Не имели подготовки и остальные двое мужчин, значительно превосходящих Павла годами. Поэтому их пропустили, позволив продолжить путь в густые леса, куда кочевникам совать нос было незачем.

Дела в Пироссе складывались трагически: рать под командой епископа была окружена, частью изрублена, часть фуритги увели в плен. Алгорцы под командой Пупланта обороняли посёлок у лечебницы до последнего бойца, но степные бойцы одолели числом. Самого же пиросского стана, захватив раненным, распяли на заборе, заставляя уцелевших жителей наблюдать за тем, как он испускает дух.

Посёлок сожгли, лечебницу развалили, а после фуритские колдуны долго бродили по пепелищу и внимательно расспрашивали не успевших вовремя уйти местных обитателей. Что удивительно, в полон степняки взяли немногих - только явных христиан. Причина такого отношения отчасти была понятна: даже поклоняющиеся Солнцу и коням прекрасно знали, где располагались ворота в иной мир. Но ворота уже несколько дней назад были разрушены, и восстановить их заново было невероятно сложно. К тому же многие из тех, без кого это невозможно было сделать, воевали сейчас против кочевников. И кое-кто уже пал в сражениях...

Павел с друзьями продолжил путь. Вскоре местность пошла под уклон, захлюпала вода под копытами коней. Они держали путь по берегу ленивого ручья, решив заночевать на сухом пригорке. Впереди, насколько знал Павел, протекала среди топких мест река, за которой начиналась уже полная глухомань. Небольшой костерок разожгли в ямке, вскоре в котелке забулькала вода, в которую бросили сушеные коренья и немного мяса.

- Говорят, запах супа очень далеко разносится по лесу, - озабоченно проговорила Елена, наблюдая за тем, как Вилтсара пробует варево.

- Здесь поблизости никто не живёт, - отозвалась та, посмотрев вопросительно на Павла.

Патвел Андев - он уже привык к своему арпартскому имени - согласно кивнул.

- Фуритги в эти леса могут забраться только в одном случае - если преследуют врага. Их основной враг - христианство. Алгорцев они берет в плен или убивают на общих основаниях, а вот христиан ненавидят.

- А мы с тобой для них кто? - спросила Елена, перейдя на родной язык.

Ни её муж, ни свёкор русского не знали, Вилтсара кое-как говорила, но быстрой речи, насыщенной идиомами, понять не могла.

- Не знаю. Боюсь, что нас они как раз христианами и считают. Только никто, кроме меня, не знает, куда мы путь держим.

- А их колдуны нас проследить не могли?

- Спроси чего полегче, - посоветовал Паша. - Ты чего такая тревожная? Раньше вроде никого не боялась.

- А теперь вот боюсь. Паш, я беременна, так что не удивляйся. Срок ещё маленький, так что в дороге я вас не обременю.

- Нам недалеко, ещё пару дней, и будем на месте, - Павел произнёс это уже на местном наречии, заметив, что мужчины напряжённо к их разговору прислушиваются.

Вилтсара разлила суп. Елена хлебала неохотно, а потом отставила тарелку.

- Я неправильно сварила? - обиженно спросила девушка по-русски, но ответить ей Елена не успела.

В освещенный светом костра круг из темноты шагнул человек в высоких сапогах, брюках с лампасами и украшенном сверкающим шитьём мундире.

- Слышу русскую речь. И супом пахнет так завлекательно... Угостят здесь оголодавшего путника? - Он присел к костру, оглядывая встревожено переглядывающихся людей.

Вилтсара достала ещё одну тарелку, а Павел, приглядевшись, спросил:

- А ты чего, Космов, по лесу бродишь? Дмитровский период вспомнил, что ли?

Иван Сергеевич Космов изменился в лице. Улыбка с его лица пропала, он зашарил рукой по поясу, внимательно глядя на Павла. Потом опустил руку и расслабился.

- Эпилептик... Я тебя вспомнил. А эти кто?

Он внимательно осмотрел всех вокруг и уверенно ткнул пальцем в Елену:

- Девка журналистка. Остались, значит, с этой стороны, когда ворота закрылись, не успели убежать. Теперь будете по лесу бродить, как я когда-то. Спасибо, - кивнул он, принимая от Вилтсары тарелку супа. - У меня под Дмитровском супа не было.

Космов выхлебал суп и одобрительно посмотрел на Вилтсару. Елена быстро что-то говорила мужу на местном наречии, и Космов явно того, что она говорила, не понимал. Оттого и обратился к Павлу:

- Здесь я называюсь своим настоящим именем: Косма. Стан-подручный Косма. Представь мне остальных.

- Местный язык, я вижу, ты ещё не освоил. Изволь, я отвечу на русском, стан-подручный Косма. Я - взыскующий, Патвел Андев Бундаев. Это - моя подруга Вилтсара. Аленсари тебе известна, её муж Олтнав Март Бирскар - хозяин земель. И отец Олтнава...

- Спасибо, я понял кто вы. Бежите от фуритгов в непроходимые леса, бросив всё, спасаете свои жизни. Не препятствую. Как же вы с Аленсари на Арпарте задержались?

- По доброй воле. Не подумай, стан-подручный, что нас забыли предупредить.

- Сами? - Косма покачал головой. - Впрочем, и я ведь тоже сам изъявил согласие навсегда покинуть ваш мир. И не жалею. Разве что жаль, не смогу увидеть, как Николаю Егоровичу, как у вас выражаются, наконец, рога обломают.

Павел в ответ только пожал плечами. Прижавшаяся к муже Елена-Аленсари поинтересовалась, что в лесу делает столь деловитый стан-подручный, и тот миролюбиво ответствовал, что ловит он здесь соглядаев фуритгов.

- В лесу? - поразилась Елена. - Что им здесь делать?

- Молчат, - признался Косма. - Это даже хорошо, что я вас по запаху супа обнаружил. Два дня без горячего, понимаете? Завтра я вас этим фуритгам представлю, погляжу, как они себя поведут...

Привязанный к дереву тщедушный парнишка в мятых шароварах и стеганой куртке на голое тело равнодушно повернул голову на звук шагов - и глаза его забегали, осматривая Павла и Елену. Он непроизвольно сглотнул, и Косма удовлетворённо пробормотал: "так, так". Толмач начал переводить лазутчику вопросы стан-подручного, но тот отвернулся, и лицо его вновь стало бесстрастным. Второй лазутчик, привязанный к дереву шагах в тридцати, на землян никакого внимания не обратил.

- Ну вот, по крайней мере ясно, кого из них стоит разрабатывать, - удовлетворённо сказал Косма. - Можете продолжить путь, дамы и господа. Ещё раз спасибо за суп.

Елена сразу поднялась от реки, а Павел задержался, разглядывая лодку стан-подручного. Плоскодонная, с мелкой посадкой, широкая лодка могла вместить максимум четверых. Двое молчаливых помощника Космы разжигали костер. Возле костра лежали железки весьма устрашающего вида.

- Много у мужа госпожи Аленсари земель? - поинтересовался Косма.

Этим Павел никогда не интересовался. Знал лишь, что на Олтнава работают три сотни человек. Бывший граф удовлетворённо кивнул и посоветовал поскорее удалиться. Он собирался поплотнее заняться лазутчиками, и не стоило дамам слышать их крики.

- Хотя, полагаю, эти даже кричать не станут, - посожалел Косма, и Павел немедленно внял его совету.

Коней мужчины перевели через реку, так что дамы в сёдлах даже не замочили ног. Впрочем, противоположный берег оказался ещё более болотистым. Несмотря на осеннюю прохладу, на путников напали тучи комаров. Прокладывая путь почти наугад, Павел прислушивался, не раздаются ли крики лазутчиков. И не слышал. То ли они умирали под пыткой молча, то ли наоборот, Косма сумел быстро выбить из них признание - Павел не знал. Но он помнил, что лодка стан-подручного двоих лазутчиков взять не сможет, и о судьбе одного из них можно было догадаться безо всякого труда.

На привале, где они безуспешно пытались развести костёр, чтобы дым отогнал комаров, Елена высказала предположение, что лазутчики искали их: её и Пашу. Павел пожал плечами. Могло быть и так.

- Косма вроде на нашей стороне теперь. Или комбинации какие строит?

- Зачем ему, - удивился Павел, - он служит станам, карьеру делает. Я тоже станам служу, хоть и в другом качестве, а ты - жена почтенного человека. Да и в прошлом мы напрямик не сталкивались, нет основы для личной вражды. К тому же мы его супом накормили. Когда тебе бывший граф дважды спасибо говорит, это случайностью быть не может.

- Знаешь, - раздумчиво проговорила Елена-Аленсари, - он мне человеком настроения не кажется. Хотя припоминаю я в русской истории один забавный случай, как раз на схожую тему...

18 февраля 1762 года Пётр Третий, несчастный муж Екатерины, обнародовал самый значительный из подписанных им государственных документов: "О даровании вольности и свободы всему Российскому дворянству". Дворяне отныне освобождались от обязательной военной и гражданской службы, могли выходить в отставку, выезжать за границу. Их единственной обязанностью оставалось воспитание своих детей: дома или в училищах. Говорят, что автором манифеста был не Пётр, а его секретарь, Дмитрий Васильевич Волков.

Пётр, увлекшись Еленой Куракиной, желал улизнуть хотя бы на одну ночь от своей пассии Воронцовой, и оттого при ней сказал секретарю, что они вместе проведут ночь, трудясь над известным им делом "в рассуждении благоустройства государства". Монарх ушел веселиться с Куракиной, приказав секретарю, чтобы к утру тот какое знатное узаконение написал. Вот Волков и написал... А Пётр поутру подписал - и его популярность возросла неимоверно. А через три дня после манифеста монарх уничтожил Тайную розыскных дел канцелярию. Екатерина Вторая, придя к власти в результате дворцового переворота, этих его нововведений не отменила.

- Ну и что тут общего? - не понял Пашка.

- Там - женщина, как повод для важнейшего решения, здесь - тарелка супа для голодного. Косма, кажется мне, весьма чувствителен к пище после того, как столько лет сырыми чижиками питался. Ты видел, как он тот суп хлебал? Аж светился от наслаждения. Так что с учётом его возраста замена мне кажется равноценной.

И вновь болото с чавканьем отпускало лошадиные копыта. Свёкор устал, и Олтнав больше присматривал на ним, чем за женой. Вилтсара держалась, не жаловалась. Павел вёл отряд напрямик, понимая, что натоптанных троп здесь быть не могло. Ещё не стемнело, как они пересекли болотистый участок и двигались теперь по смешанному лесу. Некоторое время ушло на поиски ручья - Павел настоял, чтобы они запаслись водой. Отряд выходил на водораздел, где не было ни ручьёв, ни речек.

Вечером Вилтсара супа уже не варила. Они ели засохшие лепешки и пили настой лесных трав. Заснули сразу, едва закончили вечерять. Легли под раскидистыми лапами огромной ели, крона которой могла выдержать любой дождь. А утром поднялись неспешно: здесь начинались безопасные места, и можно было поберечь и коней, и истёртые сёдлами ягодицы.

Дом стоял на берегу ручья, шагах в тридцати от запруды, прикрытый молодым сосняком. За домом тянулся расчищенный участок, на котором уже вытянулись в человеческий рост молодые плодовые деревца. Были и грядки под корнеплоды, и небольшая поляна, на которой можно было накосить сена для козы. Дом этот Патвел Андев купил и владел им и садом на законных основаниях. До ближайшего поселения было вёрст десять лесной тропкой, чуть больше - берегом ручья. Свёкор Аленсари огляделся и авторитетно изрёк, что перезимовать здесь можно без бед. Олтнав Март кивнул и уныло вздохнул - зимовать здесь безопасно, но кто присмотрит за оставшимися землями и имением?

Фуритги, как ожидалось, вскоре должны были вернуться в свои степи. Но уйдут ли они? И что произойдет с собранным урожаем и людьми Бирскара? Хозяину земель и вернуться до снега было необходимо, и оставлять жену в положении было боязно. Хотя за ней могли присмотреть и свекор, и Патвел с Вилтсарой, он всё же колебался.

Через двенадцать дней захолодало, в воздухе запорхали первые снежинки. Лес ещё хранил остатки осеннего тепла, а на открытых участках ветер мог застудить одинокого путника до полного окоченения. Из деревни, куда он наведывался через день, Патвел Андев принёс весть - фуритги уходят. Ещё шалили в Пироссе мелкие их отряды, но станы уже возвращались в уцелевшие поселения, налаживая привычную жизнь. Олтнав Март собрался в момент и уехал. Уехал один, на разведку, напрямик через лес. До выпадения снегов оставалось около сорока дней, он вполне успевал вернуться и забрать с собой Аленсари - в том случае если имение и что-либо из принадлежащих ему домов уцелели.

Через два дня после отъезда мужа Аленсари, впервые после разрушения ворот, спросила Патвела, что же делается на Земле.

- Сашку госбезопасность пасёт. Проверяют все его контакты, а он, из вредности, со всеми знакомыми, сколько есть, специально встречается и перезванивается. Но пока его только пасут, ничего не предпринимают. Лев Федорович работой занят, а в качестве отдыха водку пьёт.

- Кто бы сомневался, - пожала плечами молодая женщина.

- ВБ земную жизнь изучает во всём многообразии. Задаёт иногда мне всякие вопросы о бытовых мелочах. Ни с кем из наших не общается, обиделся, что его помогать Кондрахину не позвали.

- А почему, кстати, не позвали? - поинтересовалась Аленсари.

Она хорошо помнила рассказы Патвела, что Кондрахину предстоит на Земле схватка со своим смертельным врагом.

- Оттого, что если один из них найдёт другого и попытается убить, то для Орла это кончится страшной катастрофой. Им можно встретиться без опасности для города либо как друзьям, либо как совершенно незнакомым людям. Как добиться первого, я представить не в состоянии, а второе со временем может случиться само собой. Я на такой исход надеюсь. Крутятся они в одних и тех же кругах, вокруг Собакина и Соколова, вполне могут случайно поздороваться, оказавшись в общей компании.

- И тогда? - поторопила его неспешные рассуждения женщина.

- Тогда они оба перейдут в новое качество. ВБ называет это состояние Разум-регулятором. Рождаются они парами, разрушитель и созидатель.

- А с городом что случится?

Патвел Андев с некоторой неуверенность в голосе ответил, что вроде бы - ничего. То есть вселенской катастрофы не произойдёт, город не пострадает. А вот что случится с гражданами, оказавшимися поблизости, он точно не знал.

- И ты ни Кондрахину, ни ВБ об этом ни слова не сказал?

Конечно, Патвел никому об этом не говорил. Смысла не было. Юрий Кондрахин и Николай Егорович, даже зная о предстоящей им судьбе, между собой не подружатся. Даже если на уровне сознания они от поединка откажутся, то ведь остаётся подсознание, которое в итоге всё и решит. Не искать же друг друга они не могут: их встреча предопределена законами Вселенной, попытка её избежать приведёт лишь к тому, что исчезнет бесследно та часть пространства, в которой они оба находятся. В данном случае - вся Солнечная система.

- Ты бы хоть нашим сказал, Сашке и Федоровичу. Может, тогда и они бы на Арпарте остались. Они же не знают ничего! - упрекнула Аленсари.

Но Патвел не мог сделать и этого - смертельные враги наверняка за ними внимательно следят, возможно, даже мысли частично читают. Стоит одному из них узнать о предстоящей судьбе - и вероятность благоприятного исхода значительно уменьшается.

- Если бы я им сказал, здесь, на Арпарте, их пришлось бы здесь силой удерживать. Как это сделать, станов попросить? А если бы те отказались?

Аленсари оставалось только согласиться.

28 октября 2005, город Орел

Сёма расстегнул большую дорожную сумку, порылся в ней, шурша бумагами, и извлёк оттуда сверкающий стеклянный шар. Воздвигнув его на опору посреди накретовского стола, он благоговейно сказал:

- Вот, Николай Егорович передал. Новый Камень Откровения.

- Сам передал, лично? - поинтересовался Накретов, откинувшись на спинку вращающегося кресла.

Передал, ясное дело, посланник - неприятный такой мужик, морда уголовная, зубы золотые. И на словах же сообщил пожелание- заклеймить Собакина. При успехе дела обещал деньги, миллион рублей каждому.

- Нахрен тебе нужен, Сёма, тот лимон? - Виктор Александрович схватил ручку со стола и принялся развинчивать. - Денег у тебя мало? Крыши над головой не хватает?

- Так ведь ссориться с Николаем Егоровичем, это... - Сёма покачал головой.

- Что - это? Был бы он уверен в своей полной власти, просто приказал бы. А раз деньги предлагает, то значит, ничего он нам сделать не может. Побоится. Не нас с тобой побоится, ясное дело, но нам-то без разницы.

Фролов чуть за сердце не схватился. Он умоляющими глазами смотрел на Виктора Александровича. Было ясно, что Сёме легче умереть, чем проигнорировать приказ Николая Егоровича.

- Да ладно, - махнул рукой Накретов, - не заставляю я тебя его посылать, куда по нашей традиции положено. - Сделаем всё аккуратно...

Он вышел в приёмную и сообщил секретарше, что делами сегодня заниматься больше не будет. Затем открыл сейф, достал оттуда бутылку виски, стаканчики и банку маринованных огурцов. Сёма заворожено смотрел, как льётся в стаканчик янтарного цвета жидкость и слабо отнекивался.

- За храбрость! - поднял свой стаканчик Накретов и лихо отправил его содержимое в рот.

Обречённо вздохнув, Сёма проглотил свою порцию и жадно принялся жевать огурец. А Виктор Александрович, разом повеселев, уже раскрывал упаковку с рыбой.

- Закуси сёмгой. Мы миллионы неизвестно от кого не берём, но на закусь себе всегда заработаем. И на хорошее виски тоже...

Когда бутылка кончилась, они переместились в дом Накретова. Затариваться по дороге нужды не было - у хозяина нашелся и изрядный бар, и полный продуктов холодильник. Сёма долго не продержался: его, к спиртному непривычного, увезли уже на третий день на скорой. Положили под капельницу, откачали. Накретов же квасил еще четыре дня, после чего последовал той же дорогой, только приводили его в чувство несколько дольше. О приказах Николая Егоровича, как и вообще о его существовании, оба не вспоминали.

Кондрахин, понемногу врастая в нынешнюю земную жизнь, чем дальше, тем больше чувствовал себя не в своей тарелке. Всё же каждый из нас - дитя своего времени. То, к чему мы привыкли в детстве-юности, кажется нам привычным и положительным всю оставшуюся жизнь. А что-то новое, как правило, таковым уже не кажется. Психология, что поделать. Её законы столь же неотвратимы, как и законы физики.

Сформировался Кондрахин как мыслящий человек в сталинском Советском Союзе, и это предопределило ход его мыслей и взгляды на всю оставшуюся жизнь. И тюрьма НКВД, где он чуть не погиб, и Школа Просветлённых, куда он попал волею этих могущественных существ, лишь заставили его иначе оценить действительность. Тюрьма привела его к мысли о враждебности сталинского режима стране и народу. Школа, где он соприкоснулся с настоящей магией и сам овладел ею, опрокинула его атеизм. Но - он всё так же верил в грядущую победу коммунизма и магией пользовался, как врач - скальпелем, сохраняя научность мышления.

Просветленные, они, конечно, произвели на него потрясающее впечатление. Это были, в его глазах, божества - и то, что они упорно от своей божественности отказывались, Юрия не смущало. Вопреки тому, что они сами о себе говорили, Кондрахин счёл, что Вселенная развивается под их полным и неусыпным контролем. Поверил в то, во что поверить хотел, к чему его подготовила вся предыдущая жизнь. И на Иоракау, мире трехполых кондов, он вёл себя, как восторженный пионер. Или как Иванушка-дурачок из сказки, случайно овладевший чародейским могуществом. Крушил всё направо и налево, пользуясь тем, что и физически и магически был куда сильнее местных жителей. Повезло ему там, что и говорить. Если бы не Овиту, если бы не каменник - кто знает, каких бы он дров наломал, сколько жизней бы прервал, насаждая свои идеалы справедливости. А так, сталкиваясь с разными силами и убеждаясь, что у каждой своя правда, он преимущественно защищал своих друзей и спутников. А проблемы, так уж вышло, конды решали сами, он лишь послужил катализатором в этом процессе.

В следующем мире - а им оказалась родная Земля - он повёл себя достаточно разумно. Вероятно, в том не было его заслуги: родной мир, он поневоле заставляет соблюдать правила и вести себя осмотрительно. К тому же и роль его, роль разведчика во вражеском тылу, сама по себе требовала сдержанности. Но и здесь основную работу проделал не он сам, а его друг и союзник, Павел Недрагов. Именно он выявил укрытие Густава Кроткого и вёл с ним битву в астрале, пока Юрий уничтожал алхимика физически. Кстати, найти Недрагова в своё нынешнее появление Юрий не смог. Не было следов его присутствия в ментальном мире. То ли умер, то ли маскировался искусно. Кто знает? Столько лет прошло...

Но то было на Земле, родном мире. А вот в Тегле Кондрахин вновь показал себя полным авантюристом. Натура, что ли такая, или же роль диктовала поведение? Менял имена, паспорта, брал в союзники то язычников, то церковных иерархов, то нигилистов, то местную госбезопасность. Целую магическую битву устроил в Ватикане - в Тегле был свой Ватикан, во многом подобный земному. Ещё бы, Земля и Тегле имели до определённой исторической точки общую историю. Что за точка, чем она знаменита, он так и не выяснил.

Но на Тегле всё было просто: он сражался с проекцией Предначертанного Врага, боролся с владельцем Картины Третьей Печати кардиналом Джироло, пытался предотвратить мировую войну. И предотвратил, но - ценой нарушения равновесия сил, неизвестных и непонятных обычным людям. Нарушенное равновесие аукнулось мирными крестовыми походами, приведшими к таким жертвам, что война казалась уже меньшим злом. Нашлись, однако, мастера астральной силы, что подсказали, как исправить ошибку. Но всё же, на Тегле он вёл себя как авантюрист. Вернее - его силы оказались куда больше, чем понимание мира, необходимое для управления ими. Ошибки молодости - говорят в таких случаях.

Но тут его вера в Просветлённых померкла. Они руководили его действиями, они давали советы, они выбирали миры, куда он отправлялся - и они же попустили ему так ошибиться. Хорошо хоть, в следующий мир, Амату, он, по своей воле, отправился со своим приятелем с Тегле, нигилистом Ведмедем. Там он тоже проиграл, не смог спасти князя Амаравату. Но за этот проигрыш Кондрахину не было стыдно. Во-первых, он и его друг сделали всё, что могли. Во-вторых, противостоял им не чей-то умысел, не конкретный враг - хотя были и такие - а законы этого мира. Амаравата умер, но его место занял его сын, а Юрий с Ведмедем отыскали и спасли осколок высокоразвитой цивилизации Тэйжи. Этот непредсказуемый результат их вояжа в мир Амату искупил, как считал Кондрахин, все возможные допущенные ошибки.

К тому времени он уже убедился, что любой из миров, в том числе и родная Земля, устроены куда сложнее, чем он мог понять за несколько месяцев - или даже лет. Надеяться на Просветлённых тоже не стоило. Они не понимали высокоразвитых технических цивилизаций. Они даже в магических мирах, с которыми имели дело многие века, иногда упускали очень существенные моменты. Юрий понял, что нет во вселенной непогрешимых авторитетов, а сам он - всего лишь человек. И магия, которой он овладел, ничего в общей расстановке сил не меняла.

Но лишь на Белведи, пятом мире, в который его отправили с заданием Просветлённые, он ощутил полное одиночество. Белведы были во многом схожей с Землёй цивилизацией. Наука, техника, вплоть до космической, всемирная торговля, изощрённая политика. По прихоти Демиургов там было невозможно магическое действие. Юрия даже забросили туда с парашютом - в верхние слои атмосферы, где магическое действие не обернулось всепланетным катаклизмом. Белведь была недоступна для Просветлённых, и оттого на разведку туда отправили Юрия, уроженца технологической цивилизации. Вот на Белведи, где ему пришлось зарабатывать на жизнь кулачными боями, Кондрахин и ощутил во всей полноте, что его натура не принимает жизни высокоразвитых миров. Ему были ближе патриархальный мир Амату, с его чёткой феодальной иерархией, отсутствием промышленности, сложных, регламентирующих каждый шаг, законов.

На Белведи же он понял, что сама идея коммунизма, требование всеобщей справедливости - химера, утопия. Теперь Кондрахин понимал, что это не Сталин свернул не туда; Сталин и его деяния всего лишь отражали чаяния большинства народа. Чаяния, реализация которых могла обернуться только кровавой баней, и ничем больше. И он сам себе удивился: сколько же понадобилось пережить разочарований, наглотаться пыли иных миров, прервать жизней разумных созданий, чтобы прийти к таким несложным выводам?

Свой следующий мир он выбрал сам. Не было никаких заданий, он хотел всего-навсего врасти в окружающую действительность, занять не последнее место. Понимал ли он, что в королевстве Согури ему всё равно не уйти от борьбы с Предначертанным Врагом? Поначалу, пожалуй, нет. И когда судьба послала ему в спутники байга Уфелда и его подопечную, молодую колдунью Хитар, он и помыслить не мог, что этим двоим и ему, третьему, суждено изменить судьбы правящей династии и всего королевства.

И что же он делал, авантюрист вселенского масштаба, разочаровавшийся в идеалах юности и пожелавший немного пожить своей собственной жизнью? Пробился в дворяне, с кем-то поссорился, с кем-то подружился - и естественным образом оброс связями, симпатиями, обязательствами. После чего он уже не выбирал, что он будет делать - судьба подталкивала его в спину, и оставалось сражаться за себя и тех, кто стоял на твоей стороне. Да, он стал Великим Герцогом, не прилагая к этому особых усилий. Но он и не противился, не уходил в сторону. Не разгадал в Хитар будущую Двойную Крысу - и что с того? Никто бы на его месте не разгадал, не в человеческих силах было предотвратить ужасную схватку могущественных колдунов.

И вот он вновь на Земле. Круг вновь замкнулся. Он здесь, но уже в ином качестве. Не слабый колдунишка, не восторженный пионер, внимающий словам авторитетов. Сейчас он боец, способный вступить в решающую схватку с Предначертанным Врагом. Сейчас он понимает, что уклониться от неё нельзя, что его желания в данном случае в расчёт не принимаются. Судьба. Он или победит, или проиграет. И интересна ему в данном случае не Вселенная - Кондрахин в глубине души не верил, что ему суждено её спасти. Его беспокоила собственная жизнь. Сразиться, победить - если такова его доля, - и вернуться в своё герцогство. Земля была ему чужой. Чтобы понять это, хватило одной недели.

Николай Егорович, узнав, что его помощники вместо выполнения задания скотским образом нажрались, особенно не огорчился. Уже давно он понял, что в этой стране ни на кого полагаться нельзя. А сейчас, когда по этим самым улицам бродил Кондрахин, старательно его разыскивающий, он даже мозги незадачливым помощникам вправить не мог. Опасно. Даже фроловский запой - непьющий Семён запил! - мог оказаться рассчитанным действием Кондрахина. И Николай Егорович принялся осуществлять заранее подготовленный план. В одиночку.

Конечно, готовился он долгие годы не напрасно: было у него два бойца, доведённые до состояния зомби, не рассуждающие, в любой момент готовые выполнить его приказ. Готовил Николай Егорович из них бойцов, и всё, что умели эти боевики - это убивать и заметать следы. За каждым числилось немало трупов, хотя после знакомства с Николаем Егоровичем они собственной инициативы не предпринимали, а искусство своё оттачивали на бомжах. Николай Егорович быстро усвоил главное криминальное правило: нет трупа - нет преступления.

Тренировки обставлялись таким образом, чтобы тела бомжей можно было вывезти и закопать без свидетелей. Бойцы и стреляли, и ножи метали, и владели уже вовсе экзотическими приёмами из арсенала настоящих ниндзя. Вряд ли кто, кроме Николая Егоровича, помнил в наши дни те приёмы. Бойцы могли пригодиться для атаки на Кондрахина - если бы удалось его найти, и оттого ОН их берёг. Лишь однажды поручил одному из них передать Семёну хрустальный шар, и теперь всерьёз раздумывал, не приказать ли Фролова прикончить.

Экстрасенс видел его человека - и, с его возможностями, вполне мог отыскать и его самого. Ограничить же его действия в астральном плане означало проявить свою сущность. Так и перед Кондрахиным засветишься. Но и убить Сёму, причём любым способом, тоже означало привлечь к себе внимание. Такой мастер, как Кондрахин, всегда отличит насильственную смерть от естественной. Это ментам можно мозги было запудрить. Так что ОН предпочёл оставить всё, как есть.

Николай Егорович, используя где гипноз, а где деньги, взял шефство над одной небольшой школой восточных единоборств. Изображал он из себя энтузиаста китайской системы У-шу, на старости лет увлёкшегося восточной экзотикой. Официально он был спонсором, причём - не единственным и не самым важным. Но и остальные спонсоры, и тренеры, не зная о том, всего лишь выполняли его волю.

Школа расширилась. Набирали взрослых, вплоть до пенсионеров, привлекая их оздоровительными возможностями системы. Набирали детей, самых маленьких - вообще бесплатно. Посылали тренеров учиться, приглашали к себе знаменитых мастеров. На одном из мастер-классов побывал и Серов. Приглашал его, конечно, не Николай Егорович, но сидели среди зрителей они рядом, и, естественно, познакомились.

И вскоре договорились о совместном проведении турниров, об участии мастеров из "Динамо" в тренировках юношей - под флагом военно-патриотического воспитания молодёжи. Под этим же соусом появился через пару дней Николай Егорович среди серовских бойцов, поговорил с ними, перезнакомился. И. услыхав про непобедимого Юрия, выразил желание как-нибудь залучить его на тренировку в свою школу. Но Серов в ответ лишь пожал плечами и сказал, что связи с Юрием не имеет.

Николай Егорович форсировать события не стал: Юрий был не единственным объектом его подозрений. А Кондрахин, в свою очередь, подождал однажды Серова на стоянке и по-хозяйски сел на переднее сиденье жигулёнка.

- День добрый, Алексей Олегович. Вот, выбрал, наконец, время, с Вами поговорить. Спасибо за предупреждение, кстати.

- Здравствуй, Юра. Ты уверен, что для нашей встречи сейчас подходящее время?

Но Юрий сообщил, что подробно изучил методы наблюдения за Серовым, и знает множество моментов, когда за ним и не смотрели, и не пытались прослушать. Возможности ФСБ по внешнему наблюдению были довольно ограниченными, к тому же велось оно уже давно и безрезультатно. Ни рядовые исполнители, ни начальство, пребывавшее в лёгком недоумении по поводу собственного интереса к милицейскому офицеру, рвения не проявляли. Вот если бы контрольный звонок через пятнадцать минут не показал бы присутствия Серова дома, тогда бы им всерьёз заинтересовались.

- Теперь ясно, кто всё время в парикмахерскую дозвониться не может. А что, меня дома они не слушают?

- Постоянно не слушают, только, когда гости приходят...

В общем, Юра от своих обязательств не отказывался. Он полагал, что опасных вооружённых преступников Серову подставят. Подставят, специально, чтобы на Юрия в действии посмотреть. Так что при звонке он, Юрий, если сам будет считать задержание подставным, назовёт себя Кэитой. Это означает, что он либо обезвредит преступников дистанционно - без гарантии сохранения их жизней, либо вообще не возьмётся за это дело. А вот если он назовёт себя Ведмедем, то преступники будут доставлены Серову целыми и упакованными - хотя, возможно, упакует он их в другом месте и не в назначенное время.

Стоило Серову вернуться домой, как подал голос телефон.

- Нет, не парикмахерская, это я домой вернулся. Спросите заодно у Владимира Геннадиевича, не надоели ему шпионские игры?

Собеседник на том конце провода молча положил трубку.

Кондрахин не мог проявлять магической активности, не рискуя быть обнаруженным. Но небольшой уровень активности существовал всегда: даже напрочь лишённые паранормальных способностей люди при особых обстоятельствах или когда совпадают некоторые условия, иногда что-то такое могли сотворить. Они и сами того не замечали, однако настоящий астральный мастер рядом с собой различал даже такую активность. Но на расстоянии она тонула в общем фоне, оттого и Кондрахин, и Николай Егорович иногда позволяли себе чтение мыслей отдельно взятого человека - если никого рядом не было.

Вполне понятно, что оба они, посидев рядом с Серовым, отметили существование друг друга. Отныне им стал известен облик друг друга - но Николай Егорович знал и некоторых других, не менее подозрительных личностей, которые могли оказаться Предначертанным Врагом. Первым номером шёл Сурман, странный и недавно объявившийся человек без прошлого. Николай Егорович, всеми струнами своего естества ощущавший Кондрахина, точно знал, что тот сунется в какую-нибудь авантюру, тихо выжидать не сможет. И Сурман этому критерию полностью соответствовал - раскрыл ловушку с общаком. А возраст... ОН слишком хорошо знал, сколь далек бывает внешний облик от внутреннего.

Кондрахин же, понимавший, что ОН по своему обыкновению наверняка не станет занимать постов, на которых за что-то перед кем-либо надо отвечать, мгновенно исключал из списка кандидатов любых служилых и вообще работающих в настоящем смысле этого слова людей. Оттого список этот у него был не столь и велик. Однако это облегчало задачу, но пока не приблизило его не на шаг к её решению. Да, он внёс в список подозреваемых Николая Егоровича, но как определить, он ли есть Предначертанный Враг? Способа Юрий не знал.

ОН, убедившись, что сражаться ему предстоит одному, ни о чём не задумался. По жизни ОН был одиночкой и в преданных без страха или корысти соратников не верил. Кондрахин же, когда его союзники внезапно оставили его, а Павел даже мысленной связи начал избегать, решил, что так и должно быть. Решающая схватка должна состояться один на один, таков его и Предначертанного Врага удел. И то, что сторонники внезапно его оставили, счёл знаком того, что противостояние вошло в решающую фазу.

Семён Фролов, еще лёжа на больничной койке, трезво вдумался в случившееся и почувствовал, как холодный пот струйкой стекает на живот. Он, пусть и под напором Накретова, послал куда подальше всесильного чародея. Кара за это, ясное дело, должна быть страшной. И Семёна не утешало, что Николай Егорович никак своего неудовольствия не высказывал. Он догадывался, что прощения в таких случаях не бывает. Как экстрасенс, он понимал даже тех людей, видеть которых ему и в жизни не доводилось. Сёма даже несколько раз застонал - и ему прочитали короткую лекцию о вреде алкоголя, с которой он всеми фибрами души согласился.

И позже, дома, когда он с недоумением смотрел, как крутится вокруг него сожительница, искренне озабоченная его здоровьем, он иногда стонал, а один раз так просто потерял сознание. И виной тому был не пережитый запой, а страх. Именно страх подвиг его на небывалый доселе поступок: забрав сожительницу, Фролов укатил в Сочи. Гостиницы там по поздней осени пустовали, а Николаю Егоровичу сейчас было не до него, искать предателя-экстрасенса он не станет. Куда они едут, он, ясное дело, никому не сказал. Сотовый же он выключил и оставил дома, выключил заодно и мобильник сожительницы.

Накретов, столь живым воображением не наделённый, да и не очень-то верящий в могущество ни разу не виденного Николая Егоровича, никаких изменений в свою жизнь не внёс. Благосклонность областной администрации, в своё время добытая талантами старушки Мазаевой, истаяла, как весенний лёд в мае. Теперь Виктору Александровичу приходилось за право заниматься бизнесом платить. И аппетиты чиновников росли с каждым месяцем. Некоторые знакомые предприниматели уже перевели свой бизнес в другие края, иные - даже за рубеж.

С прибыльностью пока всё обстояло неплохо - растущие цены на нефть поднимали спрос, Накретов не бедствовал. Но более важное для него качество - независимость, он с каждым днём терял всё в большеё степени. И в его голову давно уже приходили мысли, что пора и вернуться к ремеслу Клеймовщика. Теперь у них был и К;амень Откровения, только вот Сёма куда-то заховался так, что его никто не мог отыскать.

ВБ, кое-что слыхавший от Павла о Кондрахине и его Предначертанном Враге, по жизни и по натуре был учёным. И, убедившись, что его помощью демонстративно пренебрегают, принялся это обстоятельство обдумывать. И пришёл довольно быстро к выводу, что Кондратьев и его Враг как раз и есть пара будущих Разум-регуляторов. Об условиях их рождения он не знал - это только Павел был наделён талантом получать ответы на любые вопросы. А Сурман мог лишь делать выводы из его поведения. Вот он и решил, в точности как Павел, что встреча Кондрахина с врагом должна быть случайной.

Похоже, в ином варианте могли наступить нежелательные последствия. Какие - ВБ не знал, но, учитывая масштаб сил, мог предполагать самые трагические последствия. В том числе и для себя лично. Но если Павел полагал, что лучшей линией поведения будет отойти в сторону и ждать благоприятного исхода, то Сурман решил активно добиваться желаемого события. Однако, не имея возможности распознать ни Кондрахина, ни Николая Егоровича, он должен был придумать нечто совершенно оригинальное.

Олтнав Март Бирскар приехал в потёмках. Пока он расседлывал лошадь, не доверяя это дело Патвелу, домочадцы внимательно слушали его рассказ. Пиросс был разорён. Сам хозяин земель потерял треть людей, сгорело множество строений. Урожай уцелел почти весь, но что толку? Продать его в Пироссе некому, везти далеко, по зимним дорогам, почти невозможно. Надо новые сани ладить, людей от дел отрывать - многим надо отстраиваться заново. И с лошадьми трудности. Фуритги многих угнали, в последний момент отряды пироссцев успели отбить пару табунов у отступающих отрядов, но то кони степные, к крестьянскому труду их ещё приучать и приучать.

- Стан-подручный Косма с христианами договорился. Теперь ритуалы алгорцев отменены, поклонение Оасумле и Тропе Угоца объявлены языческими ритуалами. Лечебницы разрушены, храмы Алгора - тоже. Восстанавливать их никто не собирается. А власть станов сомнению не подвергается. Наш знакомый, пока христиане с верховным станом о пиросских делах не сговорятся, стал здесь за главного. Он не погнушался в церковь сходить, молебен отстоял, свечку поставил. Христиане его слушаются...

Аленсари глянула на Патвела и показала ему, совсем по-земному, выставленный вверх большой палец. Позже, когда измученный дальней дорогой Олтнав Март уснул, она подсела к Патвелу, поправлявшему при свете свечи конскую упряжь.

- Православие здесь победит, как и предсказывал Соколов. Но я до сих пор не понимаю, что же такого он мог им сказать, что от него отвернулись не алгорцы, а именно здешние христиане?

Патвел Андев имел на этот счёт только одно предположение. Основывалось оно на том, что земляне и арпартцы по-разному относились к такому явлению, как чудо. То есть сторонники Ракса к чудесам относились точно так же, как на Земле - атеисты. Не признавали. А вот поклонники Алгора сделали чудо основой своего учения. И вновь обращённые христиане унаследовали от них именно такое понимание чуда: знака свыше, что Господь здесь и присматривает за своими неразумными чадами.

- Они как дети, им чудо обязательно представь, иначе вся вера рухнет. Их церковь молода, это не христианство, которое за две тысячи лет укрепилось и развилось настолько, что чудеса ему уже не доказательства истины веры, а скорее неудобство, с которым приходится считаться. Молодая церковь нуждается в чудесах, она их, если что, сама сочинять начнёт. А тут выступает философ с самой Земли и начинает чудеса опровергать. Причём выступает не сам по себе, а от лица земного христианства! Что оставалось делать местным епископам? Только тихонько прикрыть ворота на Землю, оставив философа с Чудотворцем на той стороне.

- Мы им не опасны, раз в религиозные учения не лезем, а то бы и нас.

Патвел пожал плечами:

- В молодой церкви полно фанатиков. Кто знает, вдруг саму историю про землян сочтут угрозой вере? А тут мы с тобой, живые доказательства минувшего. Я так в Пиросс возвращаться не собираюсь, мне ещё жить хочется.

- Какая тут жизнь - в лесу, без людей. Это хуже, чем в тюрьме сидеть. Я поеду с мужем в Пиросс, - твёрдо решила Аленсари. - Фуритги, говорят, два года подряд набеги не делают.

- Добычу они теперь несколько лет делить будут, - проворчал Патвел. - Всё поделят, и за новой придут. Как раз твой муж всё хозяйство возродит и богатства приумножит. Специально для них постарается...

Аленсари тяжко вздохнула и спросила:

- А ты за эти годы что сотворишь? Совсем человеческий язык позабудешь, в лешие пойдёшь по примеру нашего общего знакомого? Если хочешь, я, когда его встречу, попрошу написать для тебя рекомендации. В самом деле, ты же не знаешь, как птиц голыми руками ловить и зубами общипывать. Даже зайца сырого, мне кажется, ты ни разу не ел. Так что его опыт явно пригодится...

Патвел, привычный к подобным поддевкам, только пожал плечами.

Бирскар с супругой и свекром через день отправились в Пиросс, не опасаясь ни лесной глухомани, ни надвигающихся холодов. Патвел Андев и Вилтсара остались жить в лесу.

Слияние (18 ноября 05)

До чего же уныл ноябрь месяц в Орле! Голые ветки деревьев открывают измаранные надписями стены домов и грязные заборы, пожухшая трава больше не прикрывает валяющийся повсеместно мусор. А восточный ветер, даром, что не сильный, студит тело не хуже настоящего зимнего морозца. В небе - серая хмарь, даже не поймёшь, то ли над самой головой висящая, то ли это небо такого цвета. Прошедший ночью дождь расквасил земляные тропинки. Владислав Борисович Сурман недовольным взором огляделся по сторонам и перешел дорогу, направляясь к огромному новому дому, нависающему над расположенным почти что в центре города районом частной застройки.

Там на восьмом этаже засела группа наблюдателей. Сурман вошел в квартиру вместе с ними - разумеется, он находился в состоянии ментальной невидимости. Послушал их разговоры, посмотрел, как они устанавливают камеры наблюдения. А когда снизу вернулся ещё один наблюдатель и сообщил, что он установил камеру наблюдения прямо напротив интересующего их дома, ВБ взял деревянную дубину и по очереди оглушил всех присутствующих ударами по голове. Для верности он ещё и тряпочку с хлороформом у каждого перед носом подержал. А затем выключил камеру, забрал несколько направленных микрофонов и компактную видеокамеру и ушел вниз, снимать поставленную там камеру.

Сейчас ВБ возвращался в дом. В квартиру к наблюдателям он заходить не стал - вдруг там кто оклемался и вызвал подмогу? Позвонил в первую попавшуюся квартиру, вошел в открывшуюся дверь: состояние ментальной невидимости распространялось также и на физические действия, так что хозяин даже не почувствовал, как его оттолкнули в сторону и недоумённо оглядел пустую лестничную площадку. А Сурман уже пристроился у окна, поглядывая на интересующий его дом. Из разговоров в квартире он понял, что в доме остановилась банда из залётных гастролеров, а местные бандюки их сдали, и сейчас Серов готовит операцию по задержанию. На помощь он призовёт Юрия, которым ФСБ очень интересовалось. Заинтересовался им и Сурман, который мог найти и Кондрахина и Николая Егоровича только с помощью органов.

Постоянное присутствие в кабинетах спецслужб быстро позволило сделать ему удивительное открытие - офицерам, занятым наблюдением за Собакиным и Серовым, постоянно звонил по телефону некий человек, при звуке голоса которого глаза офицеров мгновенно застывали, а тембр голоса менялся. Сурман легко распознал признаки гипнотического состояния и справедливо решил, что этот некий человек тоже использует ФСБ в собственных целях. У Сурмана не было таланта приказывать, но зато он мог наблюдать. И вскоре уже знал, что наблюдение за операцией организовано именно этим человеком, который, согласно простейшим правилам логики, должен был быть Николаем Егоровичем.

Дом, в котором укрылись бандиты, стоял в ряду других частных домов. Сверху было отчётливо видно, как по соседним улицам бродили лениво парочки, стараясь двигаться так, чтобы из дома их невозможно было увидеть. Из подъехавшего автобуса с тёмными стеклами никто не вышел. Автобус стоял в стороне от нужного дома, но до входа во двор было метров полсотни, не больше. И в этот момент Сурман обратил внимание, что во двор соседнего дома зашла девушка в короткой синей курточке, брюках и туфлях на высоком каблуке. Она свернула с дорожки и пошла вдоль ограды, прямо по огороду, помахивая сумочкой. А потом лихим прыжком перемахнула ограду и подошла к дому, в котором укрылись бандиты, сбоку. Дальше Сурман что-то пропустил, потому что девушка вдруг исчезла, слегка подпрыгнув. Лишь спустя секунду он сообразил, что девушка попросту запрыгнула в окно.

Пробыла она там недолго, около минуты. ВБ сверху видел, как вдруг оживились медленно прогуливающиеся то тут, то там парочки, разом двинувшиеся в сторону дома. А девушка, уже без куртки, в черном свитере, вышла из задней двери и по огороду побежала к забору, ограничивающему участок с тыльной части. На этот раз копну светлых волос прикрывал серо-коричневый платок, а на ногах вместо шпилек появились удобные для бега кроссовки. Девица разом перемахнула забор, оказавшись на соседнем участке, и проворно добралась до дома. Возле дома, среди построек её какое-то время не было видно, а затем из калитки на улицу вышел молодой темноволосый человек в бейсболке, зеленой ветровке, с большим красным пакетом в руке.

ВБ, уже готовый увидеть что-то в этом роде, ещё смог различить сквозь голые кроны деревьев, как молодой человек разговаривает по мобильнику, а затем его забрала подъехавшая машина. Сурман постоял немного, посмотрел, как бойцы Серова выводят из дома закованных в наручники бандюков, и покинул свой наблюдательный пост.

Странно как-то ответил на его звонок Юрий. Адрес не спросил, сколько там бандитов, насколько они подготовлены, чем вооружены - тоже не поинтересовался. Сказал, что перезвонит через полчаса, и чтобы Серов пока готовил операцию - и был таков. А потом в доме, где скрывалась банда, раздался выстрел, и ждать времени уже не было. Оперативники в обнимку с барышнями, служащими внутренних органов, окружили дом, и тут в кармане Серова требовательно зазвонил телефон.

- Ведмедь говорит. Принимай, Алексей Олегович, товар. Клиенты сейчас сопротивляться не станут, я их слегка помял. И, извини, там один посторонний жмурик образовался...

Когда он вбежал в дом, там ребята уже вязали бандитов: двое уже оклемались, а третьего пришлось отливать водой, чтобы он пришёл в себя. На полу лежал и обещанный жмурик. В руке у него был пистолет, а в горле торчал нож. Вскоре захваченные бандиты дали показания, и картина происшедшего прояснилась. В дом лихим прыжком, вынося телом оконное стекло, влетела белокурая девица. И сразу, прыжком от пола, вырубила Сивого, который схватился было за волын. Остальные двое были без оружия, играли в карты на диване. И когда они кинулись на помощь, девица их сразу и обработала - вырубила мгновенно, они её и разглядеть не успели.

В одной из комнат обнаружилась и амуниция девицы: туфли на шпильках, синяя куртка, разодранная при прыжке через стекло, пустая дамская сумочка. Оперативники, перекрывавшие пути отхода, зафиксировали вход девицы в соседний двор. Потом один из них видел вроде бы ту же девицу, но в иной одежде, опять же в соседнем дворе. Позднее там обнаружили парик со светлыми волосами. Оперативники были нацелены на приметы членов банды, поэтому бегущую девицу, явно под приметы не подходящую, проигнорировали. Серов посмотрел кадры видеосъемки, которую вёл их оператор, но девица в кадр не попала. Удовлетворённо улыбаясь, Алексей Олегович набрал номер эфэсбэшника, который очень интересовался Юрием, но тот не отвечал. "Оно и к лучшему. Я свой долг выполнил, позвонил ему, а что с опозданием - так обстоятельства," - успокоив себя таким соображением, Серов поплотнее занялся жмуриком.

Документов, ясное дело, при умершем не обнаружилось. Пистолетов оказалось два: "беретта" 86-й модели в руке, и под обтягивающей курткой, которая оказалась разновидностью лёгкого - против ножа и ружейной пули - бронежилета, в одном из многочисленных карманов обнаружился миниатюрный пистолет калибра 4,5 мм с обоймой на пять патронов. В прочих карманах отыскалась россыпь ножей, метательных звёздочек, боевая цепь, тонкая проволока-удавка и набор отмычек. Фото преступника тут же скинули на компьютер - но в области таковой известен не был. Сняли отпечатки пальцев и запросили центральную картотеку.

Жмурик явно членом банды не был. Во-первых, состав банды информаторы осветили довольно чётко, и сомнений в истинности этих сведений не было. Во-вторых, двое из трех бандитов ещё на месте объявили, что жмурика этого видят первый раз в жизни, и объяснить его появление в доме не могут. В третьих, экипирован он был по высшему классу, и походил скорее на агента спецслужб, чем на ординарного бандита. Физиономия, впрочем, была у него была чисто уголовная. Эксперты пояснили, что жмурик, пока не получил нож в горло, успел произвести выстрел из "береты". Пуля попала в стену.

Хозяин хаты, которого дождались оставленные на месте оперативники, жмура тоже не признал. От укрывательства банды не отрёкся, а жмур, как он объяснил, при нём в доме не присутствовал. А потом он ушёл на рынок, и что там в доме было, не знает. Но и от хозяина обнаружился пусть слабый, но толк: тот обнаружил, что кто-то пользовался его кладовкой. Полка оказалась аккуратно вынутой и приставленной к стене, вещи - свалены кучей в угол.

- Вчера этого не было, - с уверенностью заявил хозяин. - Полка стояла на своём месте, а вещи лежали на ней.

- Он здесь, должно быть, прятался, - предположил один из криминалистов. - А потом услышал шум и выскочил. На свою голову...

- Придётся ФСБ запрашивать, - решил Серов. - Возможно, это их интересов фигурант.

Кондрахин, отъехав за несколько кварталов, попросил водителя, нанятого заранее, предпринять несколько проверочных действий. По его расчётам, сейчас за ним должны были пустить хвост - и он собирался этот хвост привести в одно интересное место. Но - хвоста не было. План Кондрахина, который он тщательно разработал, по непонятной причине рухнул. Юрий не мог знать, что человек, который в полном соответствии с его ожиданиями непременно дал бы команду организовать наблюдение, в самый важный момент оказался на полу без сознания.

Итак, его план не сработал. Но, кроме того, была ещё одна нестыковка - чётвёртый человек в доме. Если Николай Егорович пользовался гипнозом, чтобы управлять в своих интересах офицерами ФСБ и МВД, то Кондрахин использовал тот же приём, чтобы получить возможность прослушивать разговоры офицеров тех же ведомств. Он гораздо шире, чем Предначертанный Враг, пользовался плодами технического прогресса. И оттого об организованной группе наблюдения, как и о месте, где укрывалась банда, он узнал заранее. А вот о человеке, что выскочил внезапно из нежилой комнаты с пистолетом в руке, Кондрахин не подозревал. Спасли магические умения да быстрота реакции. Он отвёл ствол чуть-чуть в сторону, используя неконтактное воздействие, и первая пуля ушла мимо. А второго выстрела нападавший сделать не успел, нож Юрия воткнулся ему в горло.

И было весьма вероятно, что ждал этот человек в засаде именно Кондрахина. Значило ли это, что Предначертанный Враг его вычислил и посадил убийцу в засаду? Или случившееся имело другое объяснение?

Примерно теми же мыслями мучался в то же время, но в другом месте Николай Егорович. Посадив одного из своих убийц-зомби в доме, в котором должен был объявиться Юрий, он был бы рад любому исходу мероприятия: как смерти своего Врага, так и проявлению Юрием своего истинного лица. ОН всё еще колебался, не зная, кого считать Врагом - Юрия или Сурмана. Он даже не был полностью уверен, что это два разных человека. Однажды, в королевстве Согури, ОН ошибся, и стремился на Земле избежать такой же ошибки.

Организовав засаду, Николай Егорович покинул Советский район и отправился на тренировку в школу единоборств. Там его видело множество людей, организуя непробиваемое алиби. ОН заметил проявление магической активности и уловил момент смерти своего человека. Случись такая ситуация в прошлом, Николай Егорович немедленно нанёс бы страшный удар - присутствие своего Врага в конкретном месте он распознал безошибочно. Но - после краха в Согури ОН стал намного осторожнее. Выждал несколько минут и позвонил подконтрольному офицеру. И - не получил ответа. И лишь через час Николай Егорович уже знал, что взяла бандитов и убила его бойца-зомби некая девица, которую видели мельком и описать подробно не могут, а личный состав группы наблюдения ФСБ неведомые люди оглушили, забрав их аппаратуру наблюдения.

Более того, некий доброжелатель позвонил в госбезопасность и предупредил, что ряд офицеров находится под гипнотическим контролем. Названных офицеров немедленно задержали, а поскольку один из них участвовал в провалившейся операции наблюдения, к анонимному предупреждению отнеслись со всей серьёзностью. Николай Егорович разом лишился самых ценных своих агентов, и наблюдать что за Юрием, что за Сурманом предстояло отныне ему самому. Что в этой ситуации было самым неприятным, так это отсутствие уверенности, что девицей переоделись Юрий либо Сурман. А вдруг в игре участвовал ещё кто-то, Николаю Егоровичу напрочь неизвестный?

Как Сашка не отнекивался, пришлось сесть за стол. Соколов, приняв стопку водки, к кулинарным изыскам супруги отнёсся благосклонно. Сашка же хвалил стряпню из вежливости. За чаем разговор сам собой перешёл на насущные дела. Статья, посвящённая роли чуда в религиозной и светской жизни, была сделана, вычитана, проверена, отрецензирована и отправлена в солидное академическое издание. Теперь оставалось только ждать, так как солидные издания и время на размышление отводят себе солидное.

- Не понравится наша концепция никому, Лев Федорович, - в очередной раз предрёк Собакин. - Даже на Арпарте она пришлась не ко двору. А ведь там мы с Вами считались авторитетами.

- Вся природа сотворена Богом и есть продукт Его воли; чудесное есть лишь необычное проявление Божественной воли. Такова точка зрения на чудо блаженного Августина, - процитировал философ. - Молодое христианство Арпарта примерно на той же ступени развития находится - в лучших своих проявлениях, естественно.

Сашка кивнул:

- Так. И каково им было услышать, что над их уровнем развития ещё не одна ступень возвышается? Они просто психологически должны были такие мысли отторгнуть. А Вы еще Спинозу процитировали, который прямо объявляет веру в чудо исключительно неведением законов природы. Вообще, можно сказать, опустили их ниже плинтуса. А арпартцы очень хорошо помнят, что их биология на голову выше земной. И вообще, их понимание элементарного уровня мира ближе к нашему девятнадцатому веку, и оно никак уж не средневековое по содержанию.

- Мы в данном случае о науке говорим, - возразил философ. - Религия, если она монотеистична, для нас всегда в лучшем случае - средневековье, как и другие иррациональные ветви культуры. Это рациональные ветви могут быть хронологически датированы, а всё иррациональное - вне исторического времени. Как там, кстати, Павел поживает?

Павел прятался в глуши, и с землянами общался весьма скупо. Но связь с Сурманом поддерживал, и через него они знали, что за Собакиным продолжается плотное наблюдение. Но это Александр рассказал лишь частично, больше показывал жестами.

- А ты водки рюмку не примешь? - перебил его философ. - Ну, как знаешь.

Он опрокинул ещё стопку.

- Знаешь, Александр, что я вдруг вспомнил, глядя на твою трезвую физиономию? Александрит. Попадался тебе такой камень?

- Наслышан. Он вроде меняет цвет в зависимости от освещения?

- Вот-вот, днём - изумрудно-зеленый, а в темноте, при свете факелов и свеч - кроваво-красный. Его впервые нашел Норденшельд 17 апреля, точно в день совершеннолетия Александра Второго, откуда и название. А потом современники намекали, что камень сей пророчил Александру вслед за зеленой порой юности кровавый конец.

- Намёк понял, - усмехнулся Собакин, - любой Александр, отказывающийся в день рождения поднять рюмку, рискует плохо кончить. Только, если помните, я шестую по счёту рюмку поднять отказался...

Надо сказать, что все их разговоры велись исключительно для микрофонов, которые то ли из микроскопических щелей в стенах и плинтусах высовывались, то ли вообще писали их разговор из-за пределов квартиры. Техника зашла настолько далеко, что Собакин на эту тему даже не задумывался. Болтая о всякой всячине, он набирал текст крупными буквами на экране ноутбука. На всякий случай набирал, чередуя временами латиницу с кириллицей. Философ читал текст, поворачивал клавиатуру к себе, и набирал ответ. После чего ноутбук поворачивал к себе уже Собакин. Обсуждали они одну проблему: что делать?

Юрий, который, то ли был Кондрахиным, то ли нет - сам он в этом никогда не признавался - контактов избегал и просил его не искать. То же рекомендовал и Пашка. А вот Сурман старательно искал Юру и настойчиво требовал у мутантов помощи. Он и определённые резоны приводил в защиту своей точки зрения: мол он, Сурман, с его талантом ментальной невидимости, является в этой истории третьей силой. Третьей вершиной треугольника, можно сказать. Но, даже приняв его точку зрения, Соколов и Собакин ничем помочь ему не могли.

Чего-чего, а высокого начальства в кабинете хватало. Двоих Серов вообще не знал, но легко было догадаться, что это москвичи, приехавшие проводить разбор полётов. Присутствовал представитель областной администрации, несколько чинов ФСБ, прокуратуры, офицеры министерства внутренних дел. Вёл разговор один из москвичей, и Серов вначале не понял, что на этом толковище исход определялся исключительно его поведением. Намекнул на это только местный главный милиционер, изящно определивший роль Серова как "проявившего некомпетентность в агентурной работе".

Вскоре всё стало ясно. Люди из комитета глубинного бурения пытались свалить свой провал на злокозненные действия Серова, люди родного ведомства соглашались признать за своим офицером лишь определённые ошибки. Шла борьба за честь мундиров.

- Со всей ответственностью заявляю, что адрес дома, в котором укрывалась банда, Юрию я не давал. Я позвонил, чтобы попросить его о помощи, но он сказал, что перезвонит, а я чтобы тем временем готовил операцию. Так что адрес он узнал у кого-то другого. А местонахождение группы наблюдения, которая подверглась нападению, мне никто не сообщал...

- В нападении на группу наблюдения Вас никто не упрекает, Алексей Олегович, - уточнил москвич. - Но в контакте с этим Юрием были только Вы. Это факт. И его придётся объяснить со всей полнотой и обстоятельностью.

Нельзя сказать, чтобы Серов стал козлом отпущения - соседнему ведомству тоже досталось по полной программе. Владимир Геннадиевич, что интересовался Юрием прошлый раз, был отправлен в центральную психологическую лабораторию и там уже выяснили, что его действиями временами руководило неустановленное лицо. Поскольку это самое неустановленное лицо весьма интересовалось Юрием, фигура последнего приобретала уже вовсе демонический характер. Серову пришлось повторить то, что Юрий сам о себе рассказывал.

- Спецподготовка "Юрия" несомненна, - резюмировал второй москвич, до поры молчавший. - И насчёт умения владеть холодным оружием, и насчёт рукопашного боя он, ясное дело, говорил правду. Возможно, говорил он правду и насчёт всего остального. Я бы полагал, что так оно и есть. Перед нами волк-одиночка, выполняющий задания по всему миру. Привязать его к какой-либо спецслужбе - вряд ли. К преступному миру? Возможно. Только это не рядовые бандиты, а люди очень высокого полёта. То ли транснациональные корпорации, к чему я лично склоняюсь, то ли наркоторговцы. И в Орле этот "Юрий" либо на отдыхе, либо в непривычном для себя качестве. Оттого он несколько раскрылся, и мы вообще обнаружили его существование. В связи с этим мне представляется, что есть, помимо Юрия, ещё одна крайне интересная фигура: некий Сурман. И он, по странному стечению обстоятельств, тоже знакомый Алексея Олеговича...

И пошло, и понеслось. Двух таких странных знакомых разом объяснить было невозможно. Серов даже вслух предположил, что Сурман был инопланетянином. А что он ещё мог сказать?

- Понимаете, он говорит по-русски не очень хорошо, но говор у него типично орловский. Есть чисто местные словечки, которые в других областях вообще не употребляются. Так вот, Владислав Борисович их использует. Такое впечатление, что русский язык он выучил недавно, и выучил именно в Орле.

- Возможно, - кивнул главный москвич. - Вообще с Вами, Алексей Олегович, спорить невозможно. Именно к вам липнут инопланетяне и суперагенты, которых простые смертные, офицеры силовых ведомств, даже на фотографии ни разу не видели. И к чему бы это?

Ситуация однозначно изменилась. О чести мундира никто не вспоминал. Теперь на одной стороне были все нормальные люди - нормальные оттого, что ни Юра, ни Владислав Борисович с ними не соизволили вовремя познакомиться - а на другой один Серов. Впрочем, не один. Александра Собакина, мужа его племянницы, поставили рядом с Серовым. Офицеры ФСБ, оказывается, поинтересовались у Сашки его знакомством с Сурманом. И Сашка беспечно ответил, что встречал несколько раз Сурмана на квартире у Павла Бундаева. Попытались было расспросить Бундаева, но тот не так давно бесследно исчез. Уже дали ход заявлению родственников о его пропаже. Квартира стояла опечатанная, а где жил Сурман и чем он занимался, Александр Собакин, с его слов, не знал.

- Мы Собакина не допрашивали, - объяснил представитель ФСБ, - мы его расспросили. Ведь пропал не только Бундаев, давний друг Собакина, пропала и некая Порубежка Елена Михайловна, бывшая журналистка, знакомая и Собакина и Бундаева.

Тут уже милицейские чины, а с ними и представитель администрации, потребовали не уклоняться в сторону. Разбирались с чем? С возможным, подчёркивали милиционеры, нарушением Серовым правил агентурной работы. Дескать, попробовал завербовать в агенты человека, к которому и на сто шагов подходить не стоило. Не по Сеньке, значит, шапка оказалась. На что Серов резонно возразил, что троих вооружённых преступников его людям в данном случае предоставили, разве что, не завернутыми в подарочную бумагу.

- А если бы мы посреди города штурм устроили с перестрелкой?

Его вопрос повис в воздухе. Некоторое время все вяло переругивались по поводу жмурика, опознать которого так и не удалось. Пальчики жмура фигурировали на паре трупов, обнаруженных давно, и далеконько от Орла, так что Серову без особого преувеличения можно было поставить себе в заслугу ликвидацию киллера-профессионала. При иных обстоятельствах ФСБ и МВД поспорили бы между собой за эту честь - но не сегодня.

Сегодня Серов получил неполное служебное соответствие и был отстранён от работы. До выяснения обстоятельств. Эта формулировка знающим людям указывала с несомненность - если не произойдёт чуда и обстоятельства не сложатся так, что из Серова потребуется сделать национального героя - быть ему в ближайшее время на заслуженной пенсии.

23 ноября - уже почти зима. Морозец, правда, скорее осенний, всего-то два-три градуса. И небо осеннее, облачное, да и горизонт затянут дымкой, дует особенно противный восточный ветер, который в Орле при значительной влажности пробирает куда сильнее настоящего мороза. Серов натянул кепку поглубже на уши и пошел быстрее. Погода не способствовала прогулкам, но оказавшемуся несколько дней назад вынужденным бездельником милицейскому офицеру надо было куда-то девать энергию. Вот он и не нашел ничего лучшего, чем утром и вечером предпринимать сорокаминутную пешую прогулку. Помогало. Правда, положительный эффект ощущался уже дома - после того, как вернёшься.

А сегодня у подъезда его ждал знакомый офицер ФСБ. Поздоровался, вежливо показал удостоверение. На работе был, на задании - вот и вёл себя по всем правилам.

- Может, ко мне в машину сядем? Холодновато...

Сели. А чего ж не сесть? Времени у Серова - вагон и маленькая тележка.

- Поговорили мы тут с мужем вашей племянницы, - собеседник покачал головой и признался, - трудновато говорить с философом, так что я далеко не всё понял, что он говорил. Но не в этом дело; выплыло случайно имя - Николай Егорович. Не известен Вам такой, случайно? Собакин говорит, этот Николай Егорович может оказаться недавним вашим знакомцем. Возраст - ближе к пенсионному, особых примет нет.

Да, Серов такого знакомца припоминал. Знакомство, пожалуй, шапочное, но телефончик свой Николай Егорович оставил. И где его можно было застать, тоже сказал. Записав, эфэсбэшник поблагодарил за информацию, поинтересовался жизнью. На вполне ожидаемый ответ не обиделся.

- У нас тоже чистка идёт по полной программе. Звёзды летят, карьеры рушатся. Даже те, кто ни сном, ни духом, и те на цыпочках ходят, боятся под раздачу попасть. Сурман, кстати, не звонил?

- Нет, - угрюмо буркнул Серов и вышел из машины.

Сурману, должно быть, на роду было написано стать богатым. Он появился у Серова два часа спустя. Позвонил в дверь, и ещё через глазок Алексей Олегович увидел, что ВБ держит палец у губ. Молча открыл дверь, вышел в подъезд. Они поднялись на один лестничный пролёт вверх.

- Есть маленькая просьба, - ВБ выглядел непривычно неуверенным в себе.

Серов подумал, что Сурман просить не привык, и делал это лишь по насущной необходимости. Просьба действительно была пустячной: одна из школ единоборств, совсем маленькая и малоизвестная, пригласила к себе на один день всемирно известного преподавателя одного из стилей каратэ. Предъявить такому мастеру трех инструкторов и два десятка начинающих учеников было никак нельзя. Это оказалось бы оскорблением уважаемого сэнсея. К его визиту следовало собрать всех инструкторов и сколько-нибудь подготовленных бойцов города. ВБ как раз и просил Серова помочь ему в этом.

Уже в середине разговора Серов спросил:

- Сделаем. А вам-то лично это зачем, Владислав Борисович?

- А вы среди прочих пригласите и Николая Егоровича. Того самого, о котором утром рассказывали. ... Не только вас слушают, Алексей Олегович. Их - тоже. И постарайтесь этого человека держать рядом с собой. Мне кажется, его не столько сэнсэй заинтересует, сколько Вы сами...

Вторую свою просьбу ВБ приберег на вечер - после того, как Серов позвонит Николаю Егоровичу. Серов позвонил. Николай Егорович с радостью согласился. А вечером, во время прогулки, к Алексею Олеговичу неожиданно присоединился ВБ. Серов уже привык к его внезапным появлениям.

- Согласился?

- Да, как Вы и предполагали. Значит, ухитряетесь слушать ФСБ?

- Есть такая возможность. Только я представляю сам себя, за мной нет никакой организации. Да, вот так вот, бывает иногда и такое. Успокойтесь, в моих действиях нет никакого криминала.

- После Москвы я должен в это верить? - скептически сощурился Серов.

Впрочем, в темноте ВБ его гримас не различить не мог.

- Я понимаю, что напрягаю Вас, но мои действия как раз и призваны всю ситуацию урегулировать. Она, поверьте, гораздо сложнее и страшнее, чем Вам представляется. Ваши ведомства в этой игре даже не пешки - так, случайные крошки на шахматной доске.

Серов, естественно предположил, что в сей загадочной вселенской партии ВБ по крайней мере - конь. "В пальто", - добавил он, не в силах сдержать раздражение.

- Почему в пальто? - изумился ВБ, но Серов объяснять ничего не стал.

Просьба же у Сурмана была такая - под конец встречи с сэнсэем провести в зал мимо охранявших урок людей Серова Юрия.

- Вы своих людей предупредите, что Собакин проведет вашего друга. С Сашкой я уже договорился, он Юру у входа подождёт. Пусть Юра свои движения в стойке сэнсэю покажет. Мне кажется, это будет всем интересно. Только я Юре позвонить не могу, Собакин - тоже. Нет у нас его координат. На вас надежда.

- А где уверенность, что сэнсэй вообще с Юрой разговаривать станет?

- Организатор визита сэнсэя мне обязан. Я - спонсор сего мероприятия. И к Вашей просьбе отнесётся со всем вниманием...

Того, что их слушают, Сурман не опасался. ФСБ, подобно большинству государственных контор, была организацией неповоротливой. Раз Серов совершал в определённое время по определённому маршруту пешие прогулки в одиночестве, то никто его в это время прослушивать не стал бы. Чего прослушивать? Учащённое дыхание, что ли? Наблюдать - да, наблюдали. И в случае контакта с кем-либо за контактёром проследят: кто такой, куда пошёл. И вот после первого такого контакта, быть может, поступит приказ обеспечить возможность прослушки разговоров Серова на пешей прогулке.

- Так значит, сейчас за Вами хвост увяжется? - Серов непроизвольно оглянулся.

В темноте тенями мелькали какие-то люди. Определить наблюдателя он явно не смог бы.

- Не беспокойтесь. Кстати, спросят, с кем разговаривали, не отпирайтесь. Сурман, мол, о жизни расспрашивал. Кто и как наезжает, да ФСБ ругал при этом поносными словами. Слова сами придумаете...

В зал случайные люди пройти не могли: был список, мордовороты у входа его внимательно проверяли. Впрочем, большинство собравшихся друг друга если и не знали, то не раз встречали на разных турнирах. Город-то маленький. Но Николай Егорович сразу отказался от мысли попробовать провести в зал своего зомби. Его он прихватил на всякий случай - вдруг появится Юрий? В таком случае появился бы прекрасный шанс разом решить наболевшую проблему. Но Юрий не появился.

Николай Егорович, собственно, его и не ждал. Он и сам бы не пошел светиться без нужды перед столькими людьми, но нельзя было упустить шанс поближе сойтись с Серовым. Теперь, когда его усилия, наконец, завершились желаемым результатом и Серов угодил в опалу, пора было готовить его в свои невольные помощники. Только поэтому ОН вошел в зал, полностью подтвердив психологический расчёт Сурмана.

Проинструктировав охрану у входа, вошел в зал и Серов. Сэнсэй оказался тщедушным японцем, который кланялся и улыбался во все стороны, но Серов разом оценил его глаза. Сэнсэй не смотрел ни на кого конкретно, и в то же время видел всех сразу. Зрители образовали круг, внутрь вошли двое отобранных бойцов, должных продемонстрировать результаты обучения в орловской школе и принялись лупить друг друга без всякого стеснения. Бой был контактный и отнюдь не спортивный. Судья прервал его до того, как бойцы успели изувечить друг друга. Сэнсэй поклонился им и быстро застрекотал по-японски. Переводчик переводил. Затем сэнсей в замедленном показе демонстрировал, как бы он сам провёл тот или иной приём.

Скосив глаза, Серов посматривал на стоящего рядом Николая Егоровича. По лицу моложавого пенсионера ничего нельзя было понять. Но смотрел он порой вокруг таким же взглядом, как и сэнсэй. У Алексея Олеговича отчего-то появилось ощущение, что Николай Егорович понимает японца без перевода.

Кондрахин заметил Сашку издали. Некоторое время осматривался. Подозрения вызвала одна машина с тонированными стёклами, стоявшая метрах в двадцати у обочины. Наблюдать из неё было очень уж удобно. Он сделал крюк и подошёл с такой стороны, чтобы наблюдатель из машины мог видеть преимущественно его спину. Собакин, когда он поздоровался, некоторое время смотрел на него в недоумении - за последнее время Юрий поднаторел в искусстве гримёра. Но узнал, и глупых вопросов задавать не стал. Они пошли в зал.

Кондрахин, ясное дело, ощущал рядом присутствие некоей силы, не враждебной и чем-то знакомой. Но, чтобы разобраться в её природе, следовало приложить определённые усилия. Усилия эти могли выдать его природу, и он пока оставил присутствие таинственной силы без внимания. В конце концов и гримировался он для того, чтобы возможные наблюдатели или видеосъёмка не зафиксировали его истинного облика. А маскировка облика астрального была столь совершенна, что с этой стороны можно было ничего не опасаться.

Сурман, присутствие которого столь неясным образом ощущал Кондрахин, вошёл в зал вслед за Сашкой и Юрой и принялся подталкивать их в ту сторону, где стоял Серов. Слева и справа от Серова стояли два человека. Один был молод - чуть больше тридцати. Другой - около пятидесяти. Этот другой и должен был быть Николаем Егоровичем. Толчки Сурмана, находящегося в состоянии ментальной невидимости, ни Сашка, ни Кондрахин не воспринимали. Им казалось, что они по доброй воле подходят сзади к группе людей, наблюдающей за тренировкой нескольких пар бойцов в белых кимоно.

Накретов после отъезда Сёмы загрустил. Пить было нельзя - бизнес требовал наблюдения, чиновники наезжали уже вообще беспредельно, и взор Виктора Александровича всё чаще останавливался на хрустальном шаре. Заклеймить, кого надо, он был пока не в состоянии - ещё не пришёл в себя после запоя. Но - хотелось. Ещё как хотелось! Только теперь вспомнил Накретов добрыми словами старушку Мазаеву. В те старые добрые времена он в своих начинаниях встречал полное понимание. Шёл по жизни, как по ковровой дорожке - и своего счастья не ценил.

Накретов задернул шторы, зажег пару свечей, принадлежащих Фролову, и возложил руки на Камень Откровения. Никогда он им самостоятельно не пользовался, но знал, что методы работы с магическим объектом - сугубо индивидуальные. Не было необходимости повторять действия Сёмы, следовало искать свой путь. И Накретов отпустил свои мысли и чувства на свободу, очищая сознание от всего постороннего. Спустя несколько минут он с удивлением осознал, что руки его ощутимо похолодели. Шар здесь был не причём - он сохранял свою обычную температуру. И не светился розовым, как у Фролова. Наоборот, шар наливался чернотой, не пропуская в себя отблески свечей. Накретов оторвал руки от шара, погасил свечи, и принялся горестно размышлять, отчего у него всё идёт не так. Размышлял он, засунув руки под мышки, чтобы согрелись.

Время, казалось, остановилось. Шар продолжать чернеть. Стекло, или там хрусталь, вопреки всем законам физики отказывалось пропускать через себя свет. А Накретов не мог оторвать от шара глаз.

Николай Егорович только частью сознания следил за показательной тренировкой. Пока тренер-сэнсэй показывал правильную технику верхнего блока, он мысленно пытался отсоединиться от Накретова. На свою голову, связь с тем была установлена накрепко, и сейчас дилетантские усилия клеймовщика открыли канал связи между ними на полную мощность. Оборвать его, не вызвав чёткого астрального эха, было нельзя. Николай Егорович попробовал Накретова заморозить - но тот изменил характер контакта и перешёл в пассивное состояние. Собственно, никакой опасности не было, клеймовщик был и неумелым, и слабым. Причинить прямой вред он был не в состоянии. Но открытый канал связи в условиях, когда ощущалось присутствие не совсем понятных источников астральной энергии, был источником риска.

И тогда Николай Егорович решил пожертвовать и Накретовым, и магическим инструментом. Он открыл канал связи на приём со своего конца. Отныне любой астральный мастер, находящийся не столь далеко от Николая Егоровича, мог и увидеть клеймовщика, и дотянуться до него. Неведомую силу, присутствующую уже совсем рядом, ОН ощущал, как туманное облачко с расплывчатыми очертаниями. Следовало с этой силой разобраться и Николай Егорович, глядя на чёткие движения сэнсэя, принялся внимательно анализировать магическую активность в пределах зала.

Кондрахин внимательно глядел на стойку сэнсэя. Нет, это не то, что показывал им в своё время бурят с русской фамилией Иванов. Совсем не то. Но, быть может, сэнсэй знаком и с иной техникой? Толчка сзади Юрий не ощутил. Ему показалось, что он неловко ступил и коснулся спины впереди стоящего человека. И в то же мгновение его словно подхватило водопадом и куда-то бросило. В единый миг он понял всё: и кто подтолкнул его сзади, и почему Просветлённые не знали, каким путём ему предназначено спасти Вселенную, и отчего Павел внезапно прекратил с ним всякие отношения. Но всё то, чего он отныне знал, в его новом положении не имело никакого значения.

Он ещё успел подумать, прежним, человеческим образом, что не успел навестить место, где когда-то стоял дом его родителей, а потом небывалые ощущения переполнили его сознание. Он становился больше, его тело уже не вмещалось на том участке пространства, с которым он слил свой астральный отпечаток. Да и само тело стало иным; в человеческим понимании оно уже не являлось физическим телом. Оно было энергоинформационным сгустком, пространством, многомерным физическим континуумом с быстро изменяющимися значениями напряжённости физических полей. А потом и сознание Кондрахина утратило последние черты, благодаря которым он мог бы считаться человеком.

Серов постепенно втянулся в процесс тренировки, забыв про просьбы Сурмана. Он стоял, как его просили, рядом с Николаем Егоровичем, но прочие указания напрочь забыл. Сэнсэй показывал, как легко можно было уйти от ударов, которые сам Серов считал надежнейшим оружием в рукопашном бою. И вдруг вокруг всё на мгновение стало невыносимо ярким. Пылали желтизной с кремовым отливом стены; ледяной белизной сверкнул потолок. Даже истоптанный, поблекший охряной пол налился багряно-розовым цветом, в обычной жизни никогда не встречающимся. Лица людей в этом свете выглядели белыми ледяными масками, лишь кое-где приправленными несмелой желтизной. И на этих масках выделялись чёрные, карие, серые точки глаз и угрюмые шапки тёмных волос. Даже природные и крашенные блондины, казалось, разом потемнели.

А вестибулярный аппарат отреагировал на небывалое сияние привычным для себя образом - как будто мир подпрыгнул и сорвался в долгое свободное падение. Что удивительно, никаких посторонних звуков не появилось. Слитный гул приглушённых голосов, шарканье шагов, шум дороги за стенами - слух, казалось, совсем не отметил происходящих вокруг перемен. Лишь секунду спустя, когда два источника небывалого сияния взмыли над толпой, люди разом ахнули. И смолкли, зачарованно следя, как две сияющие фигуры, в которых ничего, кроме контуров, различить уже было невозможно, расплывались, поднимаясь и крутясь вокруг общей оси. Одна из фигур постепенно темнела, сжимаясь, а по краям окутываясь вначале красной, а потом багровой каймой. Вторая вытягивалась, распространяя вокруг мягкий зелёный ореол.

Вестибулярный аппарат пришёл в норму. Яркость и невероятная чёткость всего окружающего исчезли. Ледяные маски стали обычными человеческими лицами. И вращающиеся под потолком два световых пятна, бордовое и зелёное, казались лишь размытыми отблесками цветных прожекторов. А спустя секунду они достигли потолка и тихо исчезли. Люди ошарашено переглядывались, но никто при этом не спрашивал соседа "Что это было?", словно никто из свидетелей так и не сумел поверить своим глазам.

Японец прикрыл глаза и что-то монотонно бормотал себе под нос, непрерывно кланяясь. Переводчик молчал. Серов отошёл в сторону, избегая облака серой пыли, внезапно посыпавшейся с потолка. Рядом с собой он обнаружил перепуганного Сурмана, который старался укрыться за его спиной. "Николай Егорович!" - вспомнил Серов и оглядел зал. Искомого объекта не было. Зато в углу вертел головой Собакин, который незаметно как появился в зале.

Пыль улеглась, в тренировке объявили перерыв, прибежали две тетки со швабрами и принялись мыть пол. Серов вышел вместе со всеми. На улице Сурман застенчиво его поблагодарил.

- Да за что? - удивился Алексей Олегович.

- Ну, та самая партия, о которой я говорил, благополучно завершена. Как у вас говорят, "ни один человек не пострадал".

- А Николай Егорович? - Серов вспомнил, что его сосед словно испарился бесследно в момент небывалой яркости. Может, действительно испарился?

- Ну, его не стоило бы называть человеком. Как и Юрия Кондрахина. Они оба прошли предназначенный им путь...

Серова отвлекли, а когда он повернулся, Владислава Борисовича рядом уже не было. Ушёл и Собакин. Серов позвонил ему вечером:

- Саша, вы бы с Олей зашли как, навестили старика.

- Какой Вы старик, Алексей Олегович! А мы у Соколова сидим. Вот он тут в гости приглашает, водку пьянствовать. Приходите. Адрес такой...

Серов поехал. На такси. Что и говорить, после сегодняшнего водки выпить не хотелось - требовалось. Ну, а пить с кем попало Серов не привык. Тут же компания собралась подходящая. Раздеваясь в прихожей, он с интересом разглядывал философа: чётко очерченное лицо, возраст - трудноопределяемый, выпуклые очки.

- Вот сидим, пьём, и даже не знаем, за здравие или за упокой, - философ налил разом полстакана и плеснул себе на дно рюмочки. - Господину офицеру маленькую посуду предлагать не стану, обидится. Ну, за встречу!

Серов опрокинул, закусил, осмотрелся в комнате. Да, необычно. Полкомнаты занято разными растениями в высоких красивых вазах, у стенки диван, а перед ним журнальный столик, на котором всю безобразие и происходит: нарезан хлеб, колбаса, маринованные огурчики, ну, и бутылки с прозрачной жидкостью.

- А что там, со здравием, за кого пить надо? - поинтересовался он.

- Сегодня две сущности, известные нам в человеческом облике Николая Егоровича и Юрия Кондрахина приобрели, наконец, предназначенный судьбой облик.

Серов поинтересовался, что за облик, подцепляя единственной на всех огурец вилкой. И выяснилось, что, если верить Сурману, им предназначено было стать парой Разум-регуляторов. Ещё кое-кто называл такие сущности Демиургами. Рождались они обязательно парами и во Вселенной приглядывали за балансом созидания и разрушения физической материи. Сегодня такое рождение трудами Сурмана и кое-кого из присутствующих состоялось. И состоялось благополучно.

- Если бы они попытались уничтожить друг друга в поединке, снесло бы весь город. А может, и область, - поведал Сашка.

Философ предложил выпить ещё по одной за успешное рождение, но его не поддержали.

- Так они что, о своей судьбе не знали? - поразился Серов.

- Знали бы, постарались бы от неё отвертеться, бляха-муха, - заявил философ.

Как оказалось впоследствии - а ведь Соколов, прозорливец, предвидел это сразу - Сурман предпочёл навсегда скрыться в неизвестности. Он сказал Сашке сразу после случившегося, что утратил свой магический талант, и в жизни ему теперь больше ничего не светит. Сашка тоже через несколько дней обнаружил, что его магические способности бесследно исчезли. Возможно, рождающиеся Демиурги всосали в себя всю магическую энергию, что была поблизости.

Ни Сашка, ни Соколов не узнали, что в момент рождения Демиургов стоящий на столе Накретова хрустальный шар разлетелся на мелкие осколки. Виктора Александровича спасло то, что в этот момент он повернулся к окну, чтобы отдёрнуть шторы. Секретарша долго потом отряхивала его пиджак от мельчайших осколков. И лишь через месяц Накретов с большим сожалением обнаружил, что он уже больше не Клеймовщик. Его магический талант полностью испарился, оставив Виктора Александровича на съедение акулам орловского бизнеса.

Фролов в Орёл так и не вернулся, он устроился в Сочи и быстро набрал себе богатую и доверчивую клиентуру. Серову подобрали должность, на которой он без особого напряжения доработал до пенсии. Что удивительно, о произошедшем в зале его никто никогда не расспрашивал. Похоже, что вообще все, кроме японца-сэнсэя, моментально забыли о случившемся. Впрочем, они, скорее всего, сочли свои ощущения чем-то вроде кратковременной галлюцинации. А о таком вряд ли будешь рассказывать. Даже тем, кто с тобой эту галлюцинацию разделил.

Эпилог

"И прибыл Алекнав Пелт Бирскар, епископ Григорий, в кочевье хана Гертсана, сильнейшего и родовитейшего среди ханов западных фуритгов, и обратился со Словом Божьим к слугам, рабам и женщинам, и открыли они для себя веру истинную. А когда ближние бояре хана бросили епископа в темницу, то пробыл он в ней недолго. Услыхал господь горячие молитвы, явил свою милость - и рухнули стены темницы, а оковы сами собой спали с рук епископа. И, потрясённые явленным чудом, прозрели воины хана и подошли под руку епископа, прося окрестить их. Алекнав Пелт исполнил их просьбу, за великое сиё деяние получив прозвище Фуритгского. Не смог остаться равнодушным хан Гертсан, пожелал он узнать, чем же епископ склонил к вере христовой его соплеменников, и назначил хан Алекнаву время для беседы.

Епископ Григорий явился на неё один, в пыльном дорожном плаще, с посохом, босой. Хан же восседал на троне, украшенном золотым гербом и рядами самоцветных камней. Кофта хана переливалась блеском вшитого жемчуга, а придворные, стоящие рядами по сторонам трона, ослепляли взор золотым шитьём своих одежд. Мудрецы и советники хана встали позади трона, чтобы поддержать хана в беседе. Между ними стояли трое волхвов языческих, гневно раздувая ноздри, алча опорочить епископа в глазах хана.

Заговорил Алекнав Пелт, и столь велика была убедительность его речи, что хан так и не рискнул прервать его, а мудрецы и советники внимали, и слух их открывался навстречу истине. Вишь волхвы поганые, упорствуя, произносили слова непристойные, за что хан их выгнал прочь. И уже на следующий день снизошла благодать божья на епископа Григория, и хан был окрещен в веру православную, а с ним и его двор.

Присоединившись к кругу истинно верующих, освободил хан все томящиеся в неволе души христианские, дозволив всем желающим вернуться в края отчие. И вернулся Алекнав Пелт Бирскар в Пиросс, ведя за собой до тридцати тысяч бывших невольников, и неся мирную грамоту хана, в которой клялся он сам и потомкам своим завещал хранить мир с Пироссом. Отцом же епископа Григория был хозяин земель в Пироссе Олтнав Март Бирскар, а матерью - Аленсари, рождённая на Земле и перенесённая на Арпарт промыслом Божьим".

Арпарт, Пиросс, лето 2054 года от рождества Христова

Оставить комментарий © Copyright Афанасьев Иван Борисович (afanasib@mail.ru) Размещен: 06/11/2011, изменен: 06/11/2011. 518k. Статистика. Роман: Фэнтези Иллюстрации/приложения: 1 шт. Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Альфа-версия последнего романа цикла Избранник Демиургов. Кондрахин свершил нужное деяние, и опять - отчасти невольно.

Афанасьев Иван Борисович : другие произведения.

Толчок в спину