Аннотация: Альфа-версия последнего романа цикла Избранник Демиургов. Кондрахин свершил нужное деяние, и опять - отчасти невольно.
Иван Афанасьев, Сергей Жданов
Толчок в спину
Пролог
Дверь для Тузика ...май 97
Ветхий, никогда не знавший ремонта, деревянный домишко тоскливо глядел мутными, словно глаза его нынешних обитателей, окнами через запущенный сад в сторону крутого берега Оки. Разгар мая, а через открытую форточку в убогую хибару вползал злой сквозняк. Печь, разумеется, не топлена, на столе - живописный бардак, находка для любителей натюрмортов. Тузик брезгливо дернул носом и оглянулся на сладко причмокнувшую во сне сожительницу. Солонка повернулась на бок, выпростав из- под грязного одеяла голую левую ногу. Никто не помнил ее по имени, да и с определением возраста выходили проблемы. Тузик, впрочем, раньше звался Коля Туз, но по мере того, как жизненная сила уходила из него, а руки по утрам тряслись всё больше и больше, он незаметно превратился в Тузика. Когда-нибудь он предстанет перед Божьим судом и предъявит оправдание всей своей никчемной жизни. Дескать, наследственность виновата, а не я, Господь. Действительно, отец Тузика в свое время по пьянке захлебнулся в канаве. К утру бродячие собаки основательно поработали над ним. Безутешная вдова спустя месяц или два была обнаружена в туалете районной больницы с пустой бутылкой портвейна в окоченевшей руке. Помощь, как водится, слегка запоздала. Тузику тогда не исполнилось и пятнадцати, и оказался он один одинешенек против целого враждебного мира. Чудесным образом он протянул следующие двадцать лет.
Вот уже более года Тузик с Солонкой обитали в домике своего бывшего собутыльника, Васьки Глыка. Тот впоследствии где-то сгинул: то ли сел, то ли утоп - его исчезновение как раз пришлось на время ледохода. Но соседи к тому времени Тузика уже знали, приобвыклись, тем более, что неприятностей им он не доставлял, так что участкового не вызывали. Да и улица была своеобразная. После революции ей присвоили почти мистическое имя: "Октябрьский тупик", потом переименовали в честь какого-то большевика или контрреволюционера, что определялось лишь одним - успел ли ты помереть самостоятельно, или товарищи по партии поставили тебя к стенке в тридцать седьмом. Ко времени развертывания настоящих событий на улочке оставалось не больше десятка старых, послевоенных домов, между которыми гордыми утесами вздымали свои шпили усадьбы или крепости "новых русских". Между собой и окружающей нищетой хозяева их воздвигли высоченные каменные и бетонные заборы.
Безумно, до тошноты хотелось пить. Сопя, как маневровый паровоз, Тузик добрался до стола. Как и ожидалось, все кружки были пусты, хотя и условились спутники по жизни оставлять на утреннюю похмелку хоть по десять капель. Слегка помятое ведро для воды также тускло отсвечивало голым донышком. Выругавшись для приличия, Тузик дотянулся до старенького холодильника, доставшегося по наследству от сгинувшего хозяина. По всем законам полагалось доисторическому "Саратову" быть проданным за бутылку самодельного пойла, но охотников до ржавого железа как-то не находилось. К тому агрегат, несмотря ни на что, упрямо работал.
Так и есть! Почти половина трехлитровой банки огурцов! Жадно припав к краю, Тузик принялся смаковать рассол. Внизу, под слоем смородинно-вишневых листьев что-то перекатилось. Никак завалялся огурчик? Вооружившись ножом за неимением вилки, Тузик принялся за охоту. Огурец отчаянно сопротивлялся, не желая быть съеденным, но человеческая воля оказалась сильнее, и через пару томительных минут хрустящий деликатес исчез в тузиковой пасти. К великому сожалению, огурец оказался последним.
Понятно, что ни Тузик, ни Солонка соленьями не занимались. Разносолами они баловали себя только после успешных экскурсий в дачные поселки. К чести своей, брали они немного - ровно столько, сколько могли унести в руках.
Рассол, конечно, хорошо, но хотелось большего.
- Эй, Солонка, хватит дрыхнуть! - потряс он за плечо непутёвую бабу, пристроившуюся к нему в сожительницы. - Жрать в доме нечего, думай, что делать будем.
Подруга протяжно зевнула, глянула на Тузика укоризненно, и слабо махнула рукой. Смысл жеста был ясен: отвяжись, не до тебя. Однако Тузик, обуреваемый утренним похмельным беспокойством, подругу жизни всё же растолкал.
- Ну, чего тут думать? - умывшись, укорила она сожителя. - Либо на дачи - картошки поискать, либо потёмками снова туда, на Паперть.
- Днём на дачах тоже опасно. Тепло уже, там народу полно. Накостыляют ещё, - вслух подумал Тузик.
- Тогда на Паперть, - решила за них двоих Солонка и принялась неспешно прибираться после вчерашнего шабаша.
Один за другим заходили вчерашние собутыльники, спрашивали денег - зная наверняка, что в доме этом деньги больше получаса не задерживались. Но всё же спрашивали. Важен был предлог, и теплилась надежда опохмелиться на халяву. Пригласили Тузика вскопать бабке огород, за бутылку. Но огород располагался далеко за городом, и он отказался. Тоня, вчерашняя собутыльница, принесла каких-то пирожков, и хозяева кое-как перебили чувство голода. К обеду собутыльники рассеялись, кто куда, а Тузик прилег отдохнуть. Солонка, подкрепившись пирожками, даже помыла пол. Потом, уморившись, прижалась боком к сожителю.
- Не по душе мне эта Паперть, - признался Тузик.
- Чего так? - удивилась Солонка. - Никто не гонит, заработок не отбирает. Попробовал бы ты так у Ахтырской посидеть!
- Сидеть-то хорошо, - не возражал мужик, - ты попробуй золото потом сдать. Того и гляди качки проклятые прижмут, не только золота - жизни лишат. Тебе-то хорошо, ты в ряды не ходишь.
- К универмагу ходи, - посоветовала Солонка. - Там тоже золотишко скупают.
- Куда ни ходи, везде запомнят, - посетовал Тузик.
- Да пусть их запоминают, - легкомысленно отмахнулась подруга. - Менялы на тебе знаешь какую деньгу заколачивают? Твои монеты переплавят, а золото потом ювелирам в пять раз дороже сдадут. Кто же станет допытываться, откуда ты их берешь?
- Менялам, может, это и до балды, а бандюкам, которые за ними стоят, ни в коем разе, - проворчал Тузик.
- Если боишься, тогда вечером идём на дачи, - вынесла свой вердикт Солонка.
И с удовлетворением, вполне ожидаемым, так как разговор этот повторялся уже в который раз, услыхала, что дачи Тузику поперек горла, лучше уж на Паперть. День тянулся и тянулся. Дверь на всякий случай заперли, дабы собутыльники, случайно разжившиеся спиртным, не заглянули к ним. Дармовой выпивки хотелось, чего говорить, но следовало подумать и о хлебе насущном. А стоило сесть за стол - и намеченный поход, ясное дело, становился мероприятием неосуществимым. Ближе к вечеру Солонка повязала нечесаную голову плотным серым платком. В иных домах такой тряпкой побрезговали бы и полы мыть. Надела кофту болотного цвета, по которой шли едва заметные оранжевые в прошлом клетки, и черную длинную юбку. Наряд довершили сандалии на деревянной подошве. Тузик напялил длинную блеклую рубаху с двумя рядами больших деревянных пуговиц и мятые шаровары, заправив их в сапоги. Обувь, заляпаннае грязью до самого верха голенищ, воняла прогорклым маслом. Вся одежда, ясное дело, была оттуда.
Вышли в небольшой двор, где скрипел полуоторванной дверцей деревянный сортир. Из стоявшего рядом сарая, не запиравшегося за отсутствием необходимости, Тузик вынес старый мешок, скомкал его и засунул под мышку. Теперь можно было отправляться на Паперть.
Имелась в виду вовсе не паперть расположенной неподалеку церкви, хотя смысл похода совпадал абсолютно. Тузик с Солонкой проследовали через сад на высокий берег реки, напротив Козьего Парка и прошли по тропе над обрывом сотню метров. Здесь они уселись на известковом выступе, соприкоснувшись коленями и ладонями обеих рук.
В тот же момент окружающий мир на мгновение померк, мужчина и женщина словно провалились вниз, отчего зубы Солонки довольно сильно клацнули - и в следующее мгновение они обнаружили себя сидящими на двух соседних скамеечках. И Тузик, и его нынешняя подруга не выказали никакого удивления - привыкли. Как ни в чём ни бывало встав, они направились по еле заметной тропинке, петляющей среди деревьев. Только в самый первый раз, случайно, присев отдохнуть после успешного сбора пустой посуды, они удивились, нежданно-нечаянно попав в иной мир. Но сейчас, когда уже забылось, в какой по счету раз они оказались на Паперти, факт перехода воспринимался ими, как своего рода закон природы.
Здесь, в отличие от только что оставленного ими места, едва перевалило за полдень. Сквозь вяло покачивающиеся кроны деревьев виднелся извилистый спуск к мелкой речке, через которую как раз сейчас вброд переправлялся небольшой отряд: запряженная двумя лошадьми карета и четверо всадников.
Тропинка вскоре вывела их к низенькой - по колено - каменной ограде, за которой стояло серое приземистое здание, увенчанное с обеих торцов куполами. Крыша и купола были покрыты мелкой серой черепицей, а овальные окна здания забраны частой решеткой. Чинно миновав проход в ограде, Тузик и Солонка оказались на ровной и чистой дорожке, вымощенной плиткой кремового цвета, Ближе к дверям приземистого здания у дорожки уже сидели, поджав под себя ноги, местные попрошайки. Кто-то из них бросил беглый взгляд на новых конкурентов. Поёжившись, Солонка дернула сожителя за рукав и присела рядом с дорожкой на траву, в отдалении от остальных. Тузик молча пристроился рядом с нею. До них донеслась игравшая в здании музыка: мерный рокот барабана, многоголосие пения, звуки флейты или схожего инструмента. Как всегда, при этих звуках Тузик впал в ленивую задумчивость. Солонка же цепким взглядом осматривалась, расстелив рядом с собою мешок. На сидящих ближе ко входу была такая же одежда; не удивительно, Тузик с Солонкой свою получили тут же - в качестве подаяния, которым не обходили просящих проходящие в здание люди.
Сейчас Солонка высмотрела у конкурентов на тряпочках в траве блеск золотых монет и завистливо толкнула сожителя в бок. Тот уже пребывал в своей обычной задумчивости, не обращая на происходящее внимания. Повышать на него голос Солонка побаивалась - места чужие, говорят не по-русски, следовало радоваться, что подают и не гонят. Она опустила голову, искоса наблюдая за входящей в ограду дамой в коротких штанишках и туфлях на трех тонких каблуках. Выше желтых облегающих шортов на даме была переливающаяся вычурная блузка с несколькими сверкающими брошками и шляпка с широкими полями. Даму сопровождали три мужчины в одинаковых чёрных мундирах и серебряными лампасами на тёмно-синих брюках. Пуговицы, ремни и аксельбанты Солонка разглядывать не стала. Едва заметив короткие сабли на боку, она опустила глаза. Всю свою жизнь Солонка почему-то панически боялась людей в военной форме.
Перед ней на дорожке остановились уже знакомые туфли и две пары остроносых чёрных ботинок. Звуки чужой речи неясной мелодией прозвенели в воздухе. Солонка прекрасно поняла, что обращаются к ней, но даже не шевельнулась и взгляда не подняла. Она старалась ничем не отличаться от тех, кто сидел сейчас возле входа в здание. Они с сожителем довольно долго наблюдали за ними, прежде чем в первый раз рискнули войти в ограду и сесть возле дорожки, так что правила поведения Солонка знала.
На мешок, сверкнув под солнцем, упали одна за другой четыре монеты. Солонка с удовлетворением отметила, что одна из них - золотая. Сидевший рядом сожитель пребывал в блаженной задумчивости. На него музыка действовала, как стакан хорошего вина - расслабляла и поднимала настроение. Солонке же всё было по фигу, бросали бы монетки на расстеленный мешок.
Вскоре среди монеток на мешке лежал каравай здешнего хлеба, несколько плодов - точь-в-точь хурма - и пара довольно новых сапог для Тузика. Золотых монеток, пригодных для того, чтобы вернуться с ними в Орёл и загнать менялам, было всего две. Серебро и медь тащить на Землю смысла не имело. Их сожители могли потратить здесь, в известной им таверне. Хурму Солонка слопала тут же, улучив момент, когда убедилась, что иного подаяния ждать уже не от кого.
Они поднялись, когда смолкла музыка. Тузик сразу занервничал, прямо затрясся. Он всегда боялся, когда надо было вступать в какие-то отношения с местными жителями. Оттого и ужин заказывала Солонка, расплачивалась тоже она. Впрочем, женщина лишь тыкала пальцем и что-то мычала, как глухонемая, а официант в тёплом цветастом халате сам брал монетки с её ладони и приносил им еду. Может, он брал с них больше, чем надо, но как проверишь? Да и смысла не было: претензии ему, не владея местным языком, всё равно не предъявишь.
Наевшись, они вернулись в садик и присели на скамеечки, соприкасаясь коленями. Стоило им опустить на скамейки ладони, как их обоих словно подбросило. Солонка не удержалось на каменистом выступе, и Тузику пришлось схватить её за ногу - иначе кувыркаться бы ей до самого берега. Проклиная крутизну, сожители выбрались на тропу. В раннем утреннем свете Ока вытянулась изгибающейся серебряной лентой. Кое-где по берегам чернели фигурки рыболовов.
- Хорошо-то как, - растроганно произнес Тузик. Утренняя прохлада не брала его - душу грели две золотые монеты, хоть и покоились они в настоящее время в карманах Солонки.
- Пойдём, что ли, - сказала Солонка и заковыляла в сторону дома.
Тузик вернулся с обмена, радостно осклабившись. В руке у него была полная сумка, из которой он гордо вытащил три бутылки портвейна и водрузил на стол. За вином последовали ливерная колбаса, хлеб, порошок картофельного пюре в круглых пластиковых упаковках, и тому подобная снедь. Даже при учете того, что скупщики золота обсчитали Тузика минимум в пять раз, вырученных денег хватало на более сытный и качественный обед. Но сожители, совершенно не сговариваясь и вполне подсознательно, следовали жизненному кредо: умеренность - мать всех добродетелей. Пока Тузик засовывал излишек продуктов в холодильник, Солонка сполоснула стаканы и быстро нарезала хлеб. Но отметить удачную вылазку сожителям не удалось. Не успел Тузик справиться с пластиковой пробкой первой бутылки, как в распахнувшуюся дверь протиснулся плечистый бритоголовый парень, тяжелым взглядом разом пригвоздив к месту и Тузика, и Солонку, словно выстрелив картечью из двустволки. Вошедший следом за ним второй, в такой же кожаной куртке, но с грядками волос на черепе, радостно загоготал:
- А, так мы прямо к столу поспели, Влад! Глянь, как нынче бичи жируют.
- Ты такую погань даже с перепоя пить не станешь, Колян, - брезгливо ответил ему первый.
Выудив из кармана тяжелый угловатый кастет, он демонстративно медленно приладил его к правому кулаку. Колян сокрушенно покачал головой:
- Слышь, поганцы, Влад парень резкий. Садист где-то даже. Я бы вам посоветовал быстренько рыжики сдать. Глядишь, он подобреет, и челюсти вам чинить не придется, и ребра.
Влад налюбовался своим кастетом и для пробы несильно ударил им в стол. На грязной столешнице образовались четыре заметных вмятины. Солонка икнула и попыталась было заголосить. Тогда Влад легонько шлепнул её по щеке, отчего женщина отлетела в угол, коротко ойкнув.
- Ну что, мужик, будешь смотреть, как я твою бабу изуродую, или сразу рыжьё выложишь?
- Да нет у меня золота! Всё, что было, сегодня поменял!
- Ты мне песни не пой, золотишко меняешь постоянно, значит, имеешь где взять. Веди к своему схрону, - предложил Колян Тузику, заворожено разглядывающему блестящий кастет, вплотную приблизившийся к его носу. Спустя несколько минут и он, и его сожительница уже руководили Владом и Коляном, пытающимися примоститься на каменные выступы склона.
- Ну и где твоя дверь, пиковый тузик? - спросил мужчину третий браток, окликавшийся на имя Манок.
- Здесь она, мы всегда так садились, она и открывалась, - стоял на своём Тузик.
- Тогда вот что, блин. Садись туда сам со своей бабой. Пацаны, вы их за горло крепче держите. Если дверь не откроется, дышать им уже незачем будет.
Солонка ещё попыталась что-то пискнуть, но мощные лапы Коляна сдавили ей горло так, что она не могла даже хрипеть. Мужчина и женщина сплелись коленями, сложили ладони - и секунду спустя руки обалдевших братков уже сжимали пустоту.
- Манок, дебил, ты чо насоветовал! Бомжи, в натуре, слиняли! Откуда я знаю, как слиняли! Теперь нас Квадрат по столу, как блины раскатает!
- Не гундось, Колян! Здесь какой-то трюк. Прямо копперфильды какие-то. Поднимайтесь, подождем их здесь. А ты, Влад, мухой к ним в дом лети. Если там не появятся, то хоть хату обшмонаешь.
Манок зря храбрился. Тузик с Солонкой так и не вернулись. Влада повязала милиция, которую вызвали соседи, заметив, что один из тех, что ушли с Тузиком и Солонкой, вернулся и проник в чужое жилище. По большому счету, им было на это наплевать. Но тузиковых гостей они знали: всё пьянь, да рвань. Еще спалит дом, а там и пол-улицы полыхнет. Наряд по стечению обстоятельств оказался в паре кварталов, так что Владу не повезло. Ему вменили кражу со взломом, хоть взлома и не было, а оставшимся на свободе браткам, Манку и Коляну, тот самый вышеупомянутый Квадрат убедительно указал на допущенные ошибки. Впрочем, их здоровье довольно быстро пришло в норму. Золото переместилось от скупщика к ювелиру и было переплавлено. Если ювелир и задумался о происхождении невиданных ранее монет, то ни с кем своими предположениями не поделился. Он был многоопытным человеком и прекрасно понимал разницу между нумизматической редкостью и золотым ломом. Но с ломом, дешевым и никому не интересным, можно было жить куда спокойнее. И дольше, что тоже имело для него некоторое значение.
Манок и Колян еще не раз наведывались на крутой склон, елозили ягодицами по камням, сцеплялись коленками - и ничего не происходило. Им, двум мужикам, так и не пришло в голову, что эти ворота открывались только для двоих: мужчины и женщины.
Павел и Вселенная ...май 98
- Что, сегодняшняя наука вообще неверно представляет строение вселенной?
- Она его представляет неполно, - поправил собеседника юноша, и сжал сплетенные на коленях руки. - Звезды группируются в скопления и галактики, в центре - черная дыра или иной массивный объект, между ними - огромные пустоты. Все так, как говорит наука. Но есть нечто, о чем упоминают только писатели с безудержной фантазией. Существуют пространства, которые можно называть вложенными - по аналогии с размещением файлов на винте компьютера. Там, как откроешь каталог, видишь список директорий. Можно двигаться вдоль списка - это как межзвездный полёт в космосе - а можно открыть директорию и обнаружить внутри нее другие, вложенные. Для того, чтобы добраться до них, полёт не нужен. Нужно лишь суметь войти во вложенное пространство.
- А это уже с космическими путешествиями ничего общего не имеет? - утвердительно спросил доктор, подняв глаза на молодого человека.
Врач сидел, откинувшись на спинку стула и задумчиво крутил в руках толстую синюю ручку. Медсестра, сидевшая за столом напротив врача, перебирала карточки, не обращая на разговор никакого внимания. В психиатрической клинике она отработала не один десяток лет, видела и "Марксов" и "Лениных", а уж прочих супергениев и не пересчитать.
- Да, для этого космические корабли не требуются, - подтвердил пациент, - здесь понадобятся паранормальные способности.
Доктор кивнул, соглашаясь, и пробормотал: - Действительно, как без них? А у Вас, Павел Андреевич, они имеются? Хотя бы в зачатке?
- Вот именно, что в зачатке, - развел руками юноша.
Плечи у него были широкие, руки крупные, но двигался он с какой-то ленцой, как будто берег силы. Длинные волосы, собранные в перетянутый резинкой хвостик на затылке, лишь слегка сдвинулись на воротнике кожаной куртки.
- У меня бывают короткие озарения, когда я понимаю суть вещей необыкновенно глубоко, предвижу будущее, узнаю о событиях, происходящих в этот момент на другом конце планеты. А потом начинается приступ, и после я уже не всё могу вспомнить...
- Что ж, аура довольно часто предшествует эпилептическим, приступам - кивнул психиатр, - Вы это должны знать. И переживания при ней как раз такие, как вы описываете. Хотя насчет вложенных пространств - мысль интересная, честное слово. Только, чтобы попасть во вложенное пространство другой директории, все равно надо в космос лететь, не так ли?
- Иногда - да, - без всяких эмоций отвечал Паша, - а чаще всего полёта не требуется. У вложенных, сокрытых пространств есть свои пересечения с вложениями других директорий. Это как ветви дерева, длинные, гибкие, сплетенные в тугой узел. Каждая такая ветвь касается многих других. А если потребной и не касается, то с неё всегда можно перейти на другую, которая точно касается нужной ветви. Главное - уметь открывать сокрытые пространства.
- Да, здорово всё запутано, - покачал головой врач. - Значит, Вы пока еще между этими пространствами перемещаться не можете? Правильно я понял? А хоть один человек на это способен?
- Один... - заколебался юноша, - а, может, и не один. Не сказать, что знакомый - я его видел в своем прозрении. А в жизни не встречал.
- Любопытно, - без интереса сказал доктор, подписывая лежащие на столе рецепты, - И кто же этот супермен??
- Его фамилия Кондрахин. Юрий Николаевич Кондрахин.
Когда дверь за ним закрылась, доктор попросил медсестру проверить, нет ли в картотеке этого самого Кондрахина. Но такого больного психдиспансер никогда не принимал.
- Не надоело Вам, Сергей Борисович, этот бред каждый день выслушивать? - зевнула медсестра, возвращаясь на свой стул.
- Бред бреду рознь, - возразил психиатр. - Особенно у эпилептиков. Среди оных, действительно, гении встречаются. Взять, хотя бы, Достоевского. Или Врубеля... А вообще, случай интересный. Если бы не припадки, я бы сказал, что мы имеем дело с метафизической интоксикацией. Это часто бывает при шизофрении. Хотя, кто сказал, что эпилептик не может заболеть шизофренией? Или наоборот?
Неделю спустя Павел явился на контрольный осмотр. Очереди не было и молодой человек, коротко стукнув в дверь, сразу же вошел в кабинет. Тучный Сергей Борисович развалился в своем кресле. Вокруг него толпились четверо молодых людей в белых халатах - три парня и одна девушка. На стуле, напротив психиатра, сидел нахохленный мужчина лет сорока, похожий на оголодавшую ворону. За другим столом медсестра сосредоточенно занималась своими делами, а именно пила чай.
- А, Пал Андреевич! Входите, коллега. Это наш будущий фельдшер, - пояснил он молодежи.
- Так на чём мы остановились? - обратился психиатр к сидевшему перед ним пациенту.
Тот монотонно забубнил, обращаясь, видимо, к стенам.
- ... раньше эта система государству принадлежала, а теперь уже не знаю, кому. У меня в сорок два года программа пробудилась, может, запланировали и не так. Отцу моему приказывали мне память стирать, а он не послушался. Я так думаю. В детстве мы часто в санатории ездили и во всякие интересные места, а потом перестали. Отца наказали, потому что он системе не подчинился. Вот теперь у меня программа и пробудилась, а запланировано было не так...
Доктор размашисто подписал заранее заготовленные рецепты и протянул их мужчине. Тот прервался на полуслове, как будто выключили магнитофон, взял свои бумажки и вышел. Врач отложил карточку и весело спросил, посматривая на всех, не исключая Павла:
- Ну-с, молодые люди, для начала расскажите мне, что вы заметили. Ты, Паша, не всё слышал, так что я тебе поясню. Человек, которого только что вышел, общался с инопланетянами. С его слов, конечно. Как ему КГБ память не стирала, а он все помнит.
- Бред, конечно, - уверенно сказал Павел.
- Бред, - кивнул доктор. - А видения иных миров разве не из этой категории? Да ты не стесняйся: молодые люди - врачи-интерны, пришли отбивать у меня хлеб насущный.
- Мне кажется, Сергей Борисович, Вы чрезмерно обобщаете, - вмешался в разговор один из интернов - высокий юноша в очках с толстыми линзами и копной черных вьющихся волос. - То, что мы слышали, действительно, бред. А вот насчет видения иных миров я бы поспорил.
- Ну-ну, - поощрил его психиатр.
- Скажем, писатель-фантаст описывает какую-то планету. Если он при этом не видит её во всех подробностях, получается лажа и скукотища. Разве я не прав?
- И не только фантастика, - поддержала его девушка, - вспомните: "Госпожа Бовари - это я".
Сергей Борисович добродушно усмехался, слушая молодых врачей. Наконец он прервал всех:
- Ладно, продолжим дискуссию позже, а пока не будем задерживать Павла Андреевича. Какие у нас дела?
Паша неуверенно пожал своими широкими плечами.
- Все таблетки принимаю. Приступов не было.
- Ну, и отлично. А всё же, то, что вы раньше в своих озарениях видели, реально существует или не совсем реально?
- Часть точно существует, - Павел поднял глаза вверх, как будто заинтересовался потолком, - то, что относится к нашему миру и нашему городу, всё реально. А насчет остального я сказать не могу, оно к иным мирам и временам относится. Как проверишь?
- А вот упоминание о человеке, который путешествует между мирами... Как бишь его зовут?
- Кондрахин Юрий Николаевич.
- Вот именно, Кондрахин. Он в каком мире существует?
- Трудно сказать...
- Ладно, Паша. Пока оставляем прежнюю дозу таблеток. Зайдете через недельку. Впрочем, можно и остаться, пока мы с коллегами обсудим нашего "контактера". Вы ведь тоже в колледже курс психиатрии изучаете?
Павел присел в сторонке на кушетку, слушая спор интернов о том, какая симптоматика преобладает у пациента: позитивная или негативная, обострение у него или ремиссия и всё такое прочее. Очень скоро слова их стали становиться всё глуше и глуше. "Сейчас начнется", - понял он. В то же мгновение тело его выгнулось дугой, и он свалился на пол, забившись в конвульсиях.
Первой отреагировала пожилая медсестра. Она проворно вскочила из-за своего стола, быстро и умело просунула между челюстей Павла деревянную лопаточку, обмотанную бинтом, свободной рукой прижимая его грудь к полу.
Сергей Борисович безмятежно комментировал происходящее:
- Как вы видите, коллеги, Павел страдает эпилептической болезнью. Припадок типичный. Тоническая фаза сменилась клонической. Марья Сергеевна с помощью деревянной лопаточки предохраняет зубы и язык пациента от повреждения. И прижимает больного к полу во избежание серьезных травм.
- Лучше бы помогли, - буркнула медсестра.
Ошеломленные внезапностью случившегося, интерны бестолково засуетились, мешая другу. Тем временем приступ завершился.
- Обычно, но не всегда судорожный припадок завершается сном, - продолжил психиатр, - но в нашем случае это не так, - добавил он, заметив, что Павел приоткрыл глаза.
Ему помогли сесть.
- А знаете что, - хрипло произнес он, - Кондрахин скоро придёт к нам, в Орёл. И он не знает, что рядом, в Нарышкино, его поджидает исконный враг. Они оба ещё этого не знают...
- Пусть приходит, - рассеянно ответил врач, внимательно всматриваясь в лицо юноши, расплывшееся и побелевшее, - как себя чувствуете, Павел Андреевич? Помните, кто я, где находитесь, какое сегодня число, год?
- Плохо мне, голова болит. А хотите, доктор, я скажу, сколько у вас в бумажнике сейчас денег? Двести сорок семь рублей и сорок копеек.
Когда Пашу проводили в коридор и предложили отлежаться на кушетке в коридорчике, врач резюмировал:
- Вот такой случай. И вы должны быть готовы оказать квалифицированную помощь.
- Сергей Борисович, а сколько на самом деле у Вас при себе денег? - спросил всё тот же кудрявый брюнет.
- Да кто ж его знает. Я что их, постоянно пересчитываю?
Доктор выложил бумажник и высыпал на стол всё его содержимое.
- Двести сорок семь рублей сорок копеек, - объявил любознательный интерн, закончив подсчёт.
- Вот блин, - только и сказал доктор, почесав складки на затылке.
Елена ...май 98
- А, Леночка! Как успехи?
-. Добрый день, Маргарита Антоновна, я несколько очерков принесла. Леший в Дмитровском районе, болховский людоед прошлого века, ну и по Орлу всякие мелочи: о нравах, криминал, коррупция там...
- Вот последнего не надо. Ты же знаешь официальную линию - коррупции в нашей области нет. Была, а теперь - нет.
- Да как же нет, Маргарита Антоновна, весь город гудит, "Комсомолка" печатала, по центральным каналам показывали...
- Лена, ты кушать хочешь? Да нет, не сейчас, а вообще. Так вот, запомни: или хлеб с маслом или коррупция. А про лешего давай. Он по-любому на нас в суд не подаст. Посиди пока у девочек, я просмотрю материалы.
Леночка, пухлощёкая крепкая девица в короткой юбке, никак не выглядевшая на свои двадцать шесть, весело щебетала с журналистками и верстальщицами, сидя за чашкой кофе. В штате газеты она не состояла, и каким образом ей удавалось существовать на весьма скудные гонорары за разовые публикации, понять было невозможно. Девочки с интересом расспрашивали про дмитровские леса.
- Сейчас! Буду я пешком лазать. На машине, конечно. На своей.
- Откуда у тебя машина? - поинтересовалась долговязая журналистка в огромных очках.
- Любовник подарил, где ещё бедной девушке фольксваген взять...
- Да нет, жив он, просто я с ним рассталась. Ноги у него холодные, как сосульки - задиристо заявила Ленка. - Спать рядом невозможно.
- Что ты говоришь? Сосулька у него холодная? - отрываясь от компьютера, спросила немолодая корректорша. Все засмеялись.
Когда за юной раскрепощённой особой закрылась дверь, замредактора Трихонович осуждающе молвил:
- Тигрица полосатая...
- Это как? - поинтересовалась белобрысая.
- Женщины по отношению к мужчинам делятся на четыре категории. Львица выбирает себе жертву - то есть лучшего мужика - и вцепляется в него надолго. Пока тот не помрёт или в негодность для использования не придёт. А тигрица каждый вечер с новым объектом; употребила - бросила. Ну, курочка готова отдаться первому, кто на неё позарится, но сама никого завлечь не может, на природу надеется. А дурочка вообще мужчинам неинтересна.
Женская часть редакции встретила данную классификация возмущенным фырканьем и выразительными взглядами. Спорить, однако, они не стали.
Свои отношения с мужчинами Елена Михайловна строила под лозунгом: "Случайная половая связь - еще не повод для знакомства". Не потому что была неразборчива или ратовала за промискуитет, просто обладала она одной особенностью: после близости с мужчиной становился он ей ясен до самых основ. Ясен и неинтересен. Лишь с некоторыми из своих знакомых она больше, чем три раза могла лечь в постель - если этому способствовали и складывающиеся обстоятельства, и откровенное желание этих самых знакомых. Елена просто не хотела терять их. Пусть останется загадка, недосказанность, интрига.
В это утро, едва раскрыв глаза, Ленка внимательно посмотрела на мужскую голову, уткнувшуюся в соседнюю подушку. Страдальчески закатив глаза, она вскочила и убежала в ванную комнату. Несмотря на плеск воды и раздавшийся затем из кухни грохот тарелок, мужчина продолжал сладко спать. Ленка, уже в джинсах и кофточке, весьма невежливо дернула его за плечо.
- Алё, Олег, подъём. Работать пора.
- Да ты чо, Ленка, в натуре оборзела? - сонно промычал мужчина из-под одеяла, - я сегодня выходной
- Зато у меня работа есть, - отрезала Ленка сварливо. - Журналиста ноги кормят.
- А я думал - голова, - пробурчал Олег, нехотя вставая. - Ты чего, обиделась на что? - спросил он неуверенно.
- На что мне обижаться? - удивилась Ленка. - Отдохнули, ночь провели - всё нормально. Только ночь кончилась и сейчас уже утро.
Олег стал ей неинтересен. Ленивый, самолюбивый и трусоватый, несмотря на свои накачанные бицепсы и словесную браваду.
Он увязался за ней. У кинотеатра "Октябрь" Елена резко остановилась и протянула руку:
- Спасибо за ночь. А теперь мне пора. Я договорилась о встрече с людьми, имеющими отношение к теме, над которой я работаю.
- Что ж за тема? - спросил Олег, раскуривая сигарету.
- Если тебе это интересно, то тема - остров Большой Тютерс. Есть такой в Финском заливе. Слыхал?
Олег покачал головой.
- А чем этот остров знаменит? - ложная мужская гордость во что бы то ни стало пыталась оттянуть момент расставания.
- Во время войны немцы держали на нем оперативный штаб осады Ленинграда. Спрашивается, зачем строить на острове мощные форты, систему обороны, способную отразить серьёзный десант, наконец, вообще размещать штаб? Куда проще было сделать это в Эстонии, скажем. А остров к тому же покрыт минными полями. Его разминировали семь раз, и дело до конца отнюдь не доведено. Лабиринты под фортами затоплены, что в них находилось при немцах - неизвестно. На острове не работает глобальная система навигации, рации теряют волну, компьютеры зависают. Разве это не тема для журналиста?
- Хорошая тема, - безучастно протянул Олег. - Ну, не буду отвлекать?
Вопрос в конце его фразы прозвучал как победный восклицательный знак.
- Чао, - махнула ему рукой Ленка, устремившись к пешеходному переход через Комсомольскую. Кормила ее не только голова, но и ноги. Фольксваген, к сожалению, был легендой. Ну, не попадалось ей богатых любовников, по крайней мере, настолько богатых, что просто некуда было им деть лишний автомобиль.
Труды журналистки оказались сизифовыми; участник разминирования острова в 70-х мало что мог рассказать. Разве что - о понесенных его подразделением потерях. Из-за них многократно начинавшееся разминирование так и не закончилось. То же, что более всего привлекало Ленку, то есть различные аномальные явления и исторические загадки, её собеседника не интересовало даже в молодости.
- Никто там тогда не жил. Нельзя там жить, мины на каждом шагу. Там маяк стоял, так смотритель дальше тридцати шагов в сторону не отходил. Еду морем подвозили.
- Нет, я здесь никаких загадок не вижу, - покачал головой следующий собеседник журналистки, историк, специализирующийся на Второй мировой войне. - Финский залив мелкий, крупные суда ходят по фарватерам. Артиллерия с островов Большой Тютерс и Гогланд перекрывала все фарватеры. Немцы хотели запереть Балтийский флот в Ленинграде. Мимо батарей на островах могли прорваться разве что линкоры. Гогланд оккупировали финны и держали там серьезную артиллерию, а на Большом Тютерсе то же делали немцы.
- А форты зачем, подземные лабиринты, минные поля, штаб, наконец? - не согласилась Ленка, откинув голову.
Золотые серьги в её ушах сверкнули в глаза историку. Тот недовольно поморщился и терпеливо разъяснил:
- На острове производились снаряды для орудий. Завод, надо полагать, находился под землей. Вся фортификация и зенитное прикрытие, как и минирование побережья предназначались против десанта. Зимой к островам пехота могла подойти по льду. Гогланд ведь так и брали однажды. Так что здесь всё обоснованно. Вот зачем там потребовалось устраивать штаб, действительно, не очень понятно. Вы знаете, девушка, для моряков всех стран острова куда роднее большой суши. Быть может, в этом решении проявилась недоступная нам флотская логика.
- Но вся фортификация ведь так и не понадобилась...
- Ну, заранее немцы этого знать не могли. На том же Гогланде укрепления очень даже понадобились. Мало кто знает, что за несколько дней до выхода Финляндии из войны немцы пытались штурмовать Гогланд. Финский гарнизон разгромил десант с большими для атакующих потерями.
Ленка попыталась было перейти к аномалиям Большого Тютерса, но историк выставил вперед растопыренные ладони и объявил, что он в этом вопросе совершенно некомпетентен. Журналистке поневоле пришлось распрощаться.
И другие ...май 98
- Вот, Лев Федорович, знакомься, это Саша.
В тесной прихожей, заставленной обувью нескольких проживающих здесь семей, начинающий лысеть толстячок лет пятидесяти с круглой физиономией, украшенной короткими усиками, представлял вышедшему на звонок хозяину худого высокого юношу.
- Лев Федорович, - протянул руку хозяин, ещё более высокий, с шапкой вьющихся пшеничных волос и выпуклыми очками на носу. - Проходите в комнату. Анатолий, у тебя водки при себе не найдется? Тогда насыпай.
Саша пить отказался, а усатый Анатолий с хозяином бодро опрокинули по рюмке, не закусывая.
Собственно, его вопрос мог быть понят двояко: как раз в этот время гость рассматривал корешки расставленных на самодельных полках книг. Так что Саша некоторое время обдумывал, как ему следует отвечать, и наконец, предпочёл главное.
- Меня интересуют в первую очередь критерии истинности познания окружающего мира. Почему, имея достаточно, в общем-то, знаний, люди сплошь и рядом приходят к неверным суждениям? И как быть с суждениями, которые нам необходимы, а доказать или опровергнуть их истинность на данный момент нельзя?
Высказавшись, юноша присел на стул, стоявший возле письменного стола. На столе громоздилась кипа машинописных листов и горела мощная настольная лампа, освещающая стол не хуже прожектора.
- Лампу выключи, пусть отдохнёт, бляха-муха, - распорядился философ.- Я только при сильном освещении читать могу, нечего ей греться, раз я сел водку пить. Известно, что Роджер Бэкон указывал четыре причины возникновения заблуждений, - без всякого перехода продолжил он. - Первое - это пример жалкого и недостойного авторитета. Вторая причина - постоянство привычки. Третья - мнение несведущей толпы. А четвертая - прикрытие собственного невежества показной мудростью.
Усатый Анатолий засопел и принялся нарезать на кухонном столе принесённую с собой колбасу. Судя по всему, он держался здесь на правах близкого друга. Саша же внимательно слушал, как философ по памяти цитировал, одного за другим, мыслителей прошлых веков.
- Рассел вообще считал, что любое человеческое знание недостоверно, неточно и частично. Полный агностицизм приемлем больше для попа, чем для ученого. Ты, Саша, случаем не верующий?
- Православный.
- А я атеист. Научный, как в марксисткой философии полагалось еще недавно, бляха-муха. А что, православная вера водку пить разве запрещает? - заинтересованно спросил философ, наблюдая за приготовлением бутербродов.
- Нет, не запрещает, - не стал врать юноша, - только у меня сегодня ещё дела намечены. Их трезвым надо делать.
- А мы с Анатолием и выпив, дела делаем. Правда, Толик? Ты там бутерброды подготовил, а водку не разлил. Распорядись...
Вот в таком разговоре, перемежаемом философскими цитатами, Лев Федорович подобрал для Саши тему научной работы, и после этого студент удалился, ухитрившись не запнуться о груду обуви в прихожей жилого блока. А преподаватели опрокинули ещё по одной и принялись обсуждать дела на своих кафедрах. Лев Федорович нисколько не лукавил - работать он мог в любом состоянии опьянения.
Девятиэтажное общежитие университета заселяли в основном преподаватели. Скоропостижно переименованный из пединститута и стремительно расширившийся за счёт приезда квалифицированных преподавателей из республик бывшего СССР, университет не мог предоставить квартир сразу даже докторам наук. А Лев Федорович Соколов был всего-навсего кандидатом философских наук. Но в Орле и такие птицы были представлены единичными экземплярами.
Так что вокруг философа постепенно образовался кружок людей, чуждый принятым в обществе условностям и увлечённый свободой полета мысли в высоких сферах. Студентов среди них было немного, а Саша и среди них оказался самым молодым. Но, странное дело, различия в возрасте помехой общению не были. Философ, по слабости зрения редко выходящий на улицу - кроме часов лекций - прекрасно помнил все предыдущие разговоры. Доза выпитого им алкоголя влияла исключительно на частоту отвлечений от главной темы.
Заклинатель мебели ...май 98
Паша вышел из популярного в городе компьютерного магазина "Багира", и нос к носу столкнулся с Сашкой.
- Привет! Куда гуляем?
- Да в главный корпус надо зайти. Я себе научного руководителя нашел, он согласен мою тему курировать. Понимаешь, не свою навязывает, как все они, а согласился со мной. Так, с мелкими поправками. Мужик без предрассудков, говорить с ним можно о чём угодно. Правда, закладывает за воротник. Кстати, про твои способности я тоже, между прочим, упомянул.
- Везет некоторым, - вздохнул Павел, - а меня только психиатр выслушивает, и то - из профессионального интереса. Вежливо так слушает, даже в дискуссию вступает, но по глазам вижу - держит меня за конченного психа.
- Могу тебя познакомить со Львом Федоровичем...
- А не высмеет?
- Паш, да он ведь философ. С точки зрения науки любые явления равно достойны изучения. Номер не поменял?
- Звони лучше на мобильник, - протянул Павел руку и некоторое время смотрел вслед широко шагающему длинноволосому юноше.
Познакомились они случайно. Устроились оба в одну организацию подработать операторами компьютера. Для человека, знакомого с техникой, такое занятие даже работой не назовешь. Так, пустяки: ввел информацию, загрузил в определённый файл, сохранил. Когда понадобилось - вывел на экран или на печать. Обоих юношей крайне смешило, что за занятие, которому они и дома ежедневно предавались на собственных компьютерах, ещё и деньги платили - не говоря уже о возможности без особого контроля пользоваться компьютером организации в собственных целях.
Вот тут и случилась неожиданная неприятность. Начальник застукал Сашку за чтением с экрана неких заумных текстов, которые даже с превеликой натяжкой нельзя было отнести к профилю полученного задания. Минут пять руководитель сотрясал воздух проповедями о служебной дисциплине, историческими примерами сталинских времен и угрозами в адрес всех операторов. Внезапно большой канцелярский шкаф за его спиной рассыпался на части. Обе половинки железной двери отвалились, упав как раз на разгневанного начальника. Кроме того, в разные стороны разом рухнули все стенки, а полки, заполненные бумажными папками, какими-то старыми, давно вышедшими из употребления приборами, тарелками, чашками и баночками с продуктами, падали уже в собственном направлении каждая, щедро рассыпая по сторонам своё содержимое. В грохоте и звоне бьющейся посуды потерялся возглас начальника. Спустя минуту он, оборачиваясь то через правое, то через левое плечо, с брезгливой ненавистью рассматривал свои брюки. На левую штанину попали разлившиеся чернила, на правую - хорошая порция вишневого варенья.
- Твоё имущество? - ледяным тоном поинтересовался начальник, пристально глядя на Сашку, который даже не пытался изображать сочувствие.
И узнав, что Сашкиного имущества в шкафу не было, повелел оператору ничего не трогать, с чем и удалился. Павел, появившийся в офисе в момент кульминации происшествия, ухмыльнулся. Потом пришел завхоз, с меланхоличным интересом перебрал остатки шкафа. Самым любопытным оказалось то, что ни одна его деталь не имела следов повреждений. Из него просто разом вывинтились все болты и даже саморезы. Паша вместе с завхозом тут же собрали шкаф и минут двадцать ходили вокруг него, то пиная для пробы ногой, то толкая плечом. Мебель, как ей и положено, прочно стояла на положенном месте, игнорируя их гнусные провокации. Сашка молча отводил глаза в сторону.
Когда парни остались вдвоём, Павел глянул на Сашку уважительно и с оттенком восхищения спросил:
- И как ты это сделал?
Сашка пожал плечами. Он ничего не отрицал, но и до объяснений не снисходил.
- Заранее ты этого сделать не мог, всё содержимое бы рассыпал. Вчера шкаф был исправен, я в него бумаги складывал. Значит, ты его развинтил мгновенно, едва директор на тебя орать начал.
- Развинтил? На глазах у начальника? Я со стула не вставал...
- Я же не говорю, что ты это сделал отверткой. И вообще руками, - посмотрел на него Павел испытующе.
- Как такое возможно? - пожал плечами Сашка, изобразив на лице оскорбленную невинность.
- Для большинства людей невозможно, - набычился Павел. - Но есть такие уникумы, которые способны воздействовать на предметы на расстоянии, силой мысли. Вот как ты сейчас. Или ты сам не понимаешь, как это получилось?
Сашка согласно кивнул. Паша признанию не огорчился, похоже, именно такого ответа и ждал. Они поговорили ещё немного, причём Пашка проявил неожиданную эрудицию в области сверхъестественных явлений. Сашка несколько удивился таким познаниям и его собеседник, как будто речь шла о делах самых заурядных, небрежно уточнил:
- Ты думаешь, я всё это откуда знаю? Не ты один паранормальными способностями обладаешь. Мой талант - способность скачивать информацию из базы данных Вселенной. Я им тоже не вполне управляю, но самое для меня главное узнал. Только тебе легче - я после каждой порции информации с приступом на пол валюсь. Так что приучился лишнего не спрашивать.
Паша не только остерегался лишний раз спрашивать у космоса, он ещё и свои рассказы весьма ограничивал. Саша быстро понял, что у его нового друга просто не было другого выбора. Любой серьёзный разговор на тему сверхъестественного кончался тем, что Паша задавал самому себе новые вопросы - и провоцировал очередной приступ. Так что два человека, неисповедимыми путями природы награждённые уникальными способностями, друг с другом их не очень и обсуждали. Но, поскольку ни тот ни другой больше ни с кем свои таланты обговаривать не могли, молодые люди сразу сошлись.
Нельзя сказать, чтобы они проводили много времени вместе. Созванивались порой, бродили вместе по улицам или сидели в кафе. Паша не употреблял спиртного по причине болезни, а Саше хватало отцовского примера, чтобы не испытывать к спиртному никакого влечения. Его отец с интервалом в один-два месяца ударялся на несколько дней в запой. В такие дни жизнь в их семействе превращалась в ад, хотя внешне всю выглядело не так и страшно, по российским-то понятиям. Ни тебе драк, ни битой посуды, ни даже громких скандалов. Разве что уронит отец по пьянке шифоньер на пол или унитаз случайно разобьёт.
С подработки Паша вскоре ушел, отыскав себе место получше. Сашка остался. Его устраивала возможность использовать компьютер на работе в собственных интересах. Да и в деньгах он не столь уж нуждался. Его отец достаточно прилично зарабатывал. Сын так и не мог понять, как ему сходили с рук все запои. Наверное, тоже талант в своем роде.
Начальник, пострадавший от саморазрушения шкафа, нагрузил Сашку ещё несколькими видами отчётности. И, убедившись, что оператор вполне с ними справляется, махнул рукой на использование служебного компьютера в личных целях. В конце концов студент-оператор использовал его для учёбы, а не пасьянсы раскладывал и не монстров лазерами расстреливал. А учёба для студента - дело святое. Это даже начальники понимают.
Пашка ещё иногда заходил, сидел рядом, что-нибудь рассказывал, когда не было посторонних ушей. От него заклинатель неодушевленных предметов узнал, что наложенные им заклинания не вечны. Они представляли собой не энергию - информацию; но даже она не способна храниться вечно. Насколько эти заклинания долговечны - предстояло выяснить опытным путём. Сашка хранил в своей комнате несколько заклятых предметов, не причиняющих особого вреда. Его собственные заклятия не задевали, так что проверять долговечность приходилось на подопытных добровольцах. То есть на Пашке.
Эксперимент длился уже год, а заклятия и не думали ослабевать. С трудом поднявшись с пола после попытки пнуть детский резиновый мячик, Павел присел на стул и удовлетворённо произнёс:
- По-моему, как обычно.
- Здесь должно быть крепкое заклятие, - согласился Саша.
- Ты знаешь, меня отыскала одна журналистка, - внезапно сменил тему доброволец. - Она откуда-то обо мне знает.
- Что знает, всё?
- Для неё вполне достаточно. Она, кажется, всех местных экстрасенсов знает. Я про настоящих...
- И что? - вежливо поинтересовался Александр.
- Жди. К тебе она тоже придёт.
...июнь 98
Ближе к вечеру симпатичная девушка позвонила в одну из квартир, выходящих на замусоренную лестничную площадку. Открыла ей тётка могучего телосложения.
- Вам кого? - неприветливо поинтересовалась она.
Из-за её спины на Ленку пахнуло густым перегаром. Но сама хозяйка выглядела трезвой.
- Саша здесь проживает?
- Сашка! К тебе, - проорала толстая тётка и удалилась вглубь квартиры.
Девушка разглядела на полу рассыпанные книги, а затем на площадку вышел худой и высокий юноша. Он прикрыл за собой дверь, недоумевающе глянул на Ленку и поздоровался.
- Лена, - представилась гостья, - журналистка. Пишу о загадочных явлениях и людях. Здесь говорить неудобно. Мы могли бы выйти во двор, или ко мне пойти.
Юноша даже не спросил, чем обязан был таким интересом. Должно быть, радовался поводу покинуть свою квартиру. Они медленно шли по главной улице города, и Елена всё с большим неудовольствием замечала, что говорит больше она, а её собеседник отделывается односложными ответами и вежливыми, ничего не значащими словами.
- Прости за нескромный вопрос, Саша. У тебя дома такое часто случается?
- Нет, не часто, - ровным голосом ответил юноша. - Но регулярно.
Вопрос, казалось, его не смутил. Ленка отвернулась и демонстративно вздохнула.
- Да за что мне наказание такое? Как найдешь человека, действительно способного что-то выдающееся совершить, так он ведет себя, как подпольщик на допросе.
- Разве я способен на великие свершения? - удивился Саша. - Никогда такого не говорил.
- Это я сказала, - пресекла его невозмутимую вежливость журналистка. - Если я что утверждаю, то уж, наверно, имею для этого основания. Не ты ли наложил заклятие на дверную ручку туалета в "Визире"? Все, кто её коснулся, спустя несколько минут падают на ровном месте. Сломано четыре ноги, несколько ребер, а переломанных запястий и сотрясений мозга вообще не сосчитать.
- Чего ж директор клуба не приказал ту ручку заменить? - удивился Саша.
- Да кто ж из знающих к ней вообще теперь прикоснётся? - воскликнула журналистка. - Вот и страдают неповинные посетители.
- Незачем вообще в этот гадюшник ходить, - отрезал Сашка. - В городе приличных ночных клубов вполне достаточно.
- Так "Визирь" и так накануне закрытия. Хорошо хоть, что только я связала ту дверную ручку с тобой, а то его владелец устроил бы тебе веселую жизнь.
- Лена, а доказательства где? - поинтересовался юноша безразлично.
- Мне-то зачем доказательства? Мы не в суде, я не прокурор. Только я связала с тобой ещё и подоконник в городской мэрии, на который лучше не облокачиваться - понос прошибёт. А "форд" господина Совмянина? Он ведь сразу машину продал, едва его куриные мозги связали импотенцию с водительским сиденьем. А ты знаешь, кто его купил и теперь страдает?
Сашка помотал головой и смутился. Журналистка продолжила:
- Вот я и предположила, что ты владеешь стихийным колдовством. Стоит тебе разозлиться, и ты накладываешь на подвернувшиеся под руку предметы некоторые враждебные свойства, которые сохраняются очень даже надолго. Заклятия накладываешь, проще говоря. Может, это у тебя непроизвольно получается, а может, ты вполне осознанно этим занимаешься.
Сашка усмехнулся:
- Ты в колдовство веришь? И я, получается, злой колдун? Мы же не в Африке, Елена Прекрасная.
- За Прекрасную - спасибо. Будешь поощрён, - улыбнулась благосклонно девушка. - А колдовство, если его называть вот так архаично, везде одинаково. И в Африке, и в средней полосе России. Может, кому-то и требуются для этого дела сушеные лягушачьи лапки, амулеты, волшебные кольца или палочки, только мне кажется, что колдовская сила в самом человеке сосредоточена. А всякие предметы или заклинания - лишь способ её проявить. Тебе для этого разозлиться надо, другому - испугаться. А третий своими способностями управлять способен.