Но я очнулся и не захотел служить безумию. Я воротился и примкнул к сонму тех, которые ИСПРАВИЛИ ПОДВИГ ТВОЙ. Я ушел от гордых и воротился к смиренным для счастья этих смиренных. То, что я говорю Тебе, сбудется, и царство наше созиждется. Повторяю Тебе, завтра же Ты увидишь это послушное стадо, которое по первому мановению моему бросится подгребать горячие угли к костру Твоему, на котором сожгу Тебя за то, что пришел нам мешать. Ибо если был кто всех более заслужил наш костер, то это Ты. Завтра сожгу Тебя. Dixi.
Ф.М. Достоевский
Великий Инквизитор
У кладезя бездны
Бремя Империи - 5
Картинки из прошлого
10 июня 2007 года
Париж, Нормандия
Париж!
Город без возраста, вечно молодой, вечно привлекательный, город жареных каштанов, маленьких кафе, художников на Монмантре, островерхих крыш и вечного прошлого. Эти чуть горбатые, мощеные камнем улицы не посмели тронуть даже боши - как тут называли немцев. Наоборот - они оставили этот город в покое, словно законсервировав его в вечном декадансе тридцатых. В этот город - немцы приезжали как на экскурсию, как в чужую страну, не смея тронуть ничего чужого, они пялились на красоты Нотр Дам де Пари, фотографировали Дом Инвалидов, Ходили по мосту Александра Третьего, русского царя, подарившего столице Франции этот мост. Париж был словно отдушиной, ноткой безумства в рациональном кошмаре, который окружал немца с самого рождения в отлаженном, работающем как часы механизме Империи. Тем, кто не мог дышать в Берлине с его вымытыми с мылом улицами и штрафами в сто рейхмарок за брошенный мимо урны окурок - сбегали в Африку, вечно молодую и вечно дикую Африку. А те, у кого не хватало духа - все эти унылые винтики бюрократической машины, в своих одинаковых серых костюмах и аккуратных чиновничьих штиблетах - сбегали на выходные в Париж, чтобы хоть немного почувствовать себя человеком.
Париж был юридически свободным городом и фактически европейской столицей секса. Безумного, безудержного, сумасшедшего секса, совсем не такого как в Германии, где за несовершеннолетнюю девочку можно было угодить в концентрационный лагерь, а за мальчика - на гильотину в Моабите. О нет, месье (подмигивание) - здесь это все разрешено (еще одно подмигивание). В разумных пределах, конечно. Самые невинные развлечения в Париже - например, представления в Мулен Руж (Красная Мельница) по меркам строго Германского Уголовного Уложения уже считались преступлением против нравственности и благочиния. Но немцы, эти злые гении дозировки, эти варвары в отличных костюмах, пошитых еврейскими портными в берлинских ателье - они отлично понимали, что греху надо тоже дать место. И они оставили для греха Париж, они заткнули жадную пасть гестапо, оставив лишь Интерпол, они закрывали глаза на все - и скромный правительственный чиновник из Берлина мог, раз в месяц промчавшись на сверхскоростном экспрессе из Берлина в Париж за час - мог всего на один день почувствовать себя живым. Чтобы потом - вернуться и стать безликим, бессловесным винтиком в перемалывающем в пыль народы и страны громадном механизме Рейха.
Секс в Париже делился на две категории - полупрофессиональный и профессиональный. Полупрофессиональный - представлял из себя студентов и студентов многочисленных парижских университетов, пейзанок - вольнослушательниц, всякую прислугу - доступную и молодую плоть. В Париже - точно такое же можно было встретить лишь на Кубе - заработанный в постели капитал не считался чем-то постыдным. Проституцией подрабатывали для того, чтобы оплатить учебу в университете, квартиру, больницу для родителей, погасить долги или что-то в этом роде. В Париже было огромное количество съемных квартир и гостиниц, ибо французы строили совсем не так как немцы: они могли жить в мансарде, в то время, как немцу для счастья нужна была ловушка кирпичных или бетонных стен. Двух - трех клиентов в выходные хватало, чтобы протянуть следующую неделю, шести - семи - не только протянуть, но и заплатить за учебу. Заканчивая учебу и получая диплом - юноши и девушки уходили во взрослую жизнь, находили работу и забывали о бурно проведенной молодости. Французы обладали одним очень хорошим качеством характера - они умели забывать. В то время как немцы - никогда и ничего не забывали. Для того, чтобы снять девушку или юношу - достаточно было просто обменяться взглядом в кафе и показать известный во всем мире знак - потереть большой палец о средний и указательный - деньги. Если объект вашей страсти отрицательно качнет головой - просто обратите внимание на кого-то другого. Долго одни не останетесь. Была еще одна особенность, которую знали лишь те, кто бывал в Париже не в первый раз: девушки намекали на то, что свободны и ждут кавалера, просто расстегивая молнию сумочки. Молния застегнута - девушка занята или развлекаться не хочет. Расстегнута - добро пожаловать в мир райских наслаждений.
Профессиональный секс в Париже - был доступен лишь избранным, для этого надо было состоять в клубах, или, по крайней мере, знать куда идти. В Париже была разрешена проституция, причем обоего пола, но запрещено приставание и нахождение на улице в непристойном виде - поэтому проститутки либо ждали клиентов в борделях, расположенных даже в самом центре Парижа, либо прятались в многочисленных партах и - оцените парижский шик - на кладбищах. Шикарные заведения располагались в элитных местах Парижа - пляс дю Пигаль, бульвар Монпарнас, предместье Сен-Жермен и Елисейские поля. Опознать такие заведения можно было по красной детали экстерьера - банальный фонарь, шторы, красный цвет букв на вывесках. Обычно такие заведения маскировались под гостиницы или клубы, заведения более низкого пошиба - под массажные салоны. Саун, как в Российской Империи почти не было, французы считали, что заниматься сексом при восьмидесяти - девяноста градусов по Цельсию могут только полные идиоты. Цена за ночь в хороших местах могла доходить до десяти тысяч рейхсмарок.
На втором месте по популярности был садомахохизм. К нему нередко прибегали политики, офицеры спецслужб, военные - те, кто по роду службы вынужден принимать жесткие решения, в том числе связанные с жизнью и смертью людей. Здесь надо было быть особенно осторожным - в отличие от любителей обычного секса любители унижений обычно выбирали себе госпожу раз и навсегда. Клубов садомазохистов не было совсем, госпожу обычно выбирали на специальных сайтах в Интернете, приезжали только после нескольких проверок, соблюдали осторожность, всегда сами снимали квартиру - причем не заранее, а уже в Париже. Боялись шантажа. Не одна и не две карьеры были сломаны появившимися в берлинской желтой прессе фотографиями известного политика или офицерах стоящего на коленях перед женщиной в кожаном боди и с плеткой в руках.
Педофилия. Париж был свободным городом - и потому педофилия каралась не так как в Германии - от пятнадцати лет до смертной казни. Клубы для педофилов во Франции тоже были, они маскировались под сиротские приюты, детские модельные агентства, скаутские лагеря. Если в кармане были деньги, немалые деньги - то можно было заказать себе даже годовалого ребенка любого пола. Хотя спросом больше пользовались дети от десяти до четырнадцати лет. Рисковали немногие. Во-первых - шантажистов в этой среде было еще больше, чем в садо-мазо, и решив разок попробовать что это такое, ты рисковал до конца жизни выплачивать шантажистам некую сумму денег. Обременительную так скажем, для семейного бюджета. Во-вторых - заигравшись, очень легко было перейти грань, забыть, где ты находишься и тогда... тогда гильотина в следственной тюрьме Моабит или обычная виселица в любой другой тюрьме ждала тебя...
Так что педофилический бизнес Парижа заключался в основном в подпольных съемках фильмов с участием детей. Ценители - списывались по Интернету, приезжали в Париж, в темном углу платили по триста - пятьсот рейхсмарок за простую копию, и уезжали обратно, сжимая в потной ручонке заветный сверток и пуская слюни в сладостном предвкушении. Просто сказать фильм по Интернету мало кто рисковал - русско-германская программа тотального слежения Невод отслеживала трафик, и скачанный горячий фильм с "зайчатами" почти неизбежно влек за собой ночной стук в дверь.
Примерно то же самое представляло собой скотоложство - за исключением того, что с ним парижская полиция почти не боролась. Единственным условием было, чтобы не страдали животные.
И, конечно же, содомия, как без нее.
Париж был европейской столицей содомии, хотя клиентов было не так уж и много. Все дело было в суровости континентальных законов. В Российской Империи содомский грех карался публичным телесным наказанием и пятью годами каторги, в Священной Римской Империи наказание в зависимости от обстоятельств могло быть увеличено до пятнадцати лет - даже если "секс" был добровольным и оба партнера были совершеннолетними. В Париже - содомиты чувствовали себя не менее вольготно, чем в Лондоне, вот только клиенты были в основном местными. Дело было в особенностях психики извращенцев. Если педофилами обычно становились семейные люди и успешно совмещали семейную жизнь с редкими, нередко тайными визитами в Париж или тайным просмотром купленных там фильмов - то содомиты чаще всего не могли заводить семью и скрывать свой недуг. А потому - потенциальные клиенты парижских сахарных мальчиков просто оказывались в тюрьме. Однако, содомиты в Париж все же приезжали и для них существовало кладбище Пер-Лашез, названное так в честь исповедника одного их французских королей Франсуа де ла Шеза. Там была похоронена великая певица Эдит Пиаф и на кладбище всегда были туристы, что не раз приводило к досадным инцидентам. Обычно, видя проходящего туриста "девочка" и клиент просто прикрывались газетой или путеводителем по Парижу. Всего на кладбище постоянно работали от шестидесяти до восьмидесяти гомосексуальных проституток, в основном это были студенты. Кладбище было удобно тем, что можно было замаскировать визит посещением могилы той же Эдит Пиаф.
Одним из ценителей Эдит Пиаф увы, был архиепископ Парижа, кардинал Франсуа Бушерон. Высокий, представительный седовласый кардинал был уважаемым человеком на коллегии выборщиков, при последних выборах Папа был избран перевесом лишь в три голоса - и немало голосов в его копилку принес кардинал Бушерон. Кардинал был известен своим покровительством медицинских учреждений, помощью Французскому Красному Кресту, опекой беженцев, борьбой с грехом, в том числе и с педофилией. Правда, при этом несколько историй с сыновьями беженцев - удалось замять лишь уж очень щедрым вспомоществованием.
Покатился под откос будущий кардинал еще в тринадцатилетнем возрасте, когда его в католической школе иезуитов совратил один из преподавателей. Повзрослев - будущий кардинал стал совращать сам. Опасаясь иметь дело с детьми, он в основном посещал кладбище Пер-Лашез, где и выбирал самых симпатичных студентов.
Сегодня была пятница, а завтра - кардиналу предстояло служить мессу в кафедральном соборе Свободного города Парижа - Нотр дам де Пари. Только в среду - кардинал прилетел из Полинезии, где безумно вымотался за все время служения и добродетельствования. Как и всегда - существовало только один способ снять напряжение и подготовиться к субботней мессе. Ее он должен был прочитать завтра особенно хорошо - планировалось присутствие съемочной группы.
В своем кабинете в здании Конференции католических епископов Франции, которое сейчас использовалось как офис для Парижского епископата и благотворительных служб Римской католической церкви - кардинал снял свою кардинальскую мантию, надел на вешалку, тщательно расправил и повесил в шкаф. Завтра он наденет другую, предварительно выглаженную - но кардинал с большим трепетом относился к своим вещам, берег и следил за ними. Из соседнего отделения шкафа - он достал длинный, черный мужской плащ - макинтош и надел его. Для такого плаща было жарковато, но сегодня обещали дождь и такой плащ был вполне впору...
Надев черную шляпу - в этой одежде он был похож на шпиона - кардинал вышел...
Отвечая на приветствия и давая поцеловать руку желающим - кардинал прошел по вестибюлям и лестницам, вышел на улицу. Озабоченно глянул на небо - над предместьями. Подпираемые шпилями клубились темные, кучевые облака. Не иначе, ожидался дождь...
Кардинал направился влево, там, в двух кварталах - был уродливый гараж муниципалитета. Бетонная коробка, непоправимо изуродовавшая всю улицу. На первом ее этаже кардинал держал свой большой, почти новый "Опель", на последнем, пятом - стояла точно такая же машина, но в модификации "универсал", у Опеля это называлось "вариант". Большая, удобная машина с багажным отсеком в три тысячи литров как нельзя лучше устраивала кардинала и позволяла ему не рисковать, снимая номер в отеле. В отеле его мог запомнить портье...
Про вторую машину - никто не знал.
Кардинал поднялся на пятый этаж. Открыл машину, завел мотор. В животе - в предвкушении удовольствия, суть которого могут понять лишь такие же, как он сам - сладостно пульсировал какой-то комок...
Выезжая, кардинал не заметил, как к его Опелю пристроился сзади небольшой универсал марки Рено.
Машину - кардинал бросил за две улицы до искомого места. Воровато оглянулся перед тем, как идти - но ничего не увидел. Обычная парижская улица - бутик, кафе, ресторанчик. Неспешное движение, обнаглевшие скутеристы и ищущие место для парковки водители, стайка девушек на перекрестке - юбки-колокол до середины бедра, заливистый смех. Кардинала они не заинтересовали ни в малейшей степени - они были похожи на совсем молодых жеребят, длинноногих и шебутных. Последний раз он пробовал с женщиной лет десять назад - и у него ничего не получилось, как и в другие разы, когда он пытался побороть свою пагубную привычку. Видимо, такой уж он есть и с этим ничего не поделаешь.
Воздух был тяжелый, душный. Пахло грозой...
Заперев машину, кардинал пошел к кладбищу...
На кладбище он проник не через основной вход, больше похожий на улочку старинного города, с деревьями, мощеной брусчаткой мостовой и серыми громадами склепов высотой до двенадцати - пятнадцати метров. Он знал место, где разрушилась ограда, и знал это место не только он. Ему пришлось подождать - через заросшую плющом дыру протиснулся благообразный, пожилой старик, поспешно отведший взгляд, за ним - вылез юнец лет двадцати в черной кожаной куртке - этот наоборот нагло посмотрел на кардинала и усмехнулся. Кардинал пропустил нашедшие друг друга любящие сердца и полез на кладбище сам...
Подходящую пару - кардинал нашел у некрополя на холме Шаронн. Само по себе это место было примечательно, ибо посвящено оно было любви. Некрополь на шароннском холме был возведен для всех женщин, которых когда-либо любил Наполеон I Бонапарт. Здесь упокоен прах и прекрасной полячки, графини Валевской, относительно которой есть серьезные подозрения, что именно она толкнула Императора в страшные снега России, здесь покоится "египтянка" Полина Фуррес и мадемуазель Марж, здесь же покоится прах многих из прославленных маршалов Наполеона. Этот некрополь создан в год коронации Наполеона Бонапарта и расстрелян из винтовок и пушек в год его низвержения, а потом восстановлен. Именно здесь - кардинал поймал взгляд молодого человека богемного вида с цветком в руке, который на вопросительное движение бровями слегка улыбнулся.
Есть...
Кардинал хорошо знал многих из тех несчастных, которые промышляли здесь, и даже жалел их - как стоило бы, наверное, пожалеть и его самого. Мориса, например, которого он не нашел сегодня и с которым был несколько раз - изнасиловал пьяный отчим. Жерара, как и его самого - совратил преподаватель в иезуитской школе. Александра - когда ему было всего восемь лет, во время осмотра изнасиловал врач, причем мать стояла за дверью. Их судьбы были изломаны навсегда, они уже не могли создать нормальную семью и дать потомство, оставить свой след на земле, они были обречены скитаться здесь, среди гробниц великих людей и людей совсем неизвестных, они были одержимы развратной, неестественной похотью, которая, в конце концов, обещала их сгубить. СПИД - вот как она называлась, кара за эту похоть. Париж - был еще и европейским рассадником СПИДа*, правда, любителей порочной страсти это никак не останавливало...
Молодой человек положил цветок к какой-то гробнице, после чего они отошли в сторону
- Как тебя зовут? - спросил кардинал
- Жером... - улыбнулся молодой человек
- Ты новенький? Я тебя раньше здесь не видел?
- О, да... Александр посоветовал мне прийти сюда. Сказал, здесь хорошо.
- А где сам Александр?
- Он... болеет.
По небольшой заминке в голосе - кардинал понял, что Александр серьезно болен. Возможно, что и СПИДом. Да спасет Господь все несчастные, потерявшие надежду души...
- А что ты умеешь?
- Все... За пятьсот марок...
Это было дорого...
- Я буду ждать тебя у главного выхода. Слева...
Молодой человек кивнул. Кардинал проводил его жадным взглядом, от похоти у него уже мутилось в глазах...
Через полчаса - молодой человек вышел, огляделся по сторонам. Кардинал, как и было обещано - ждал слева, молодой человек подошел к нему.
- Пошли...
- Я знаю тут...
- У меня очень хорошая машина...
- Тогда давай, зайдем сначала туда... - молодой человек показал на аптеку, за счет муниципалитета там были установлены бесплатные автоматы по раздаче презервативов. Так во Франции боролись с распространением СПИДа. Для примера - в России с распространением СПИДа боролись казаки, и если бы пошел слух, что там - то и там то собираются... на следующий день там было бы уже не протолкнуться от казачьих патрулей, многозначительно похлопывающих по сапогу кончиком нагайки. А с распространением наркотиков на дискотеках - боролись старшие скауты. Предложи им вмазаться - а они тебя рожей в пол, галстук на руки (кстати, ничем не хуже наручников) и до ближайшего околотка. А потом судья и - ревет паровоз, Сибирь под колесами. Наркоторговец? Двадцать лет...
По-разному в разных странах боролись со СПИДом. По-разному...
- У меня уже есть.
- Да... какой ты предусмотрительный...
Молодой человек открыто прижался к своему старшему другу и кардинал почувствовал себя не в своей тарелке. Были такие, которые не скрывали своей природы и даже требовали предоставления им каких-то прав - но кардинал остро сознавал глубокую ненормальность и греховность своего существования и мучился, не в силах перебороть сам себя.
Кардинал открыл машину. Молодой человек присвистнул, увидев на месте задних сидений разложенную постель...
- Подожди... - остановил молодого друга кардинал - давай отъедем...
Синие всполохи мигалки - метнулись в окне в тот самый момент, когда кардинал Франсуа Бушерон почти достиг пика наслаждения. Короткий лай сирены и требовательный стук в стекло - и кардинал с ужасом понял, что он вляпался...
- О, Боже
Кардинал метнулся куда-то в сторону, и упал, запутавшись в спущенных брюках.
- У тебя есть деньги? - Жером сохранил присутствие духа
- Да, да...
Так... спокойно. Деньги. Деньги! Деньги!!!
В бардачке Опеля на всякий случай лежало пять тысяч рейхсмарок, новенькими, хрустящими, невероятно притягательными купюрами по пятьсот рейхсмарок каждая. Это - его пропуск к свободе, столько - патрульный полицейский получает за два месяца...
Кардинал метнулся к бардачку. Деньги... вот они. Путь к свободе...
И в это время - его бок пронзила такая боль, какую он помнил только один раз, когда ему стало плохо во время службы и пришлось вызывать Скорую. Тогда у него диагностировали предынфарктное состояние, хотя тогда все обошлось.
Кардинал повернулся, прямо с деньгами в слабнущей руке и недоуменно посмотрел на Жерома, сжимающего в руке длинный нож для колки льда, похожий на крысиный хвост, на капающую на простынь кровь. Жером улыбнулся - и ударил кардинала ножом еще раз...
Жером - его имя, конечно было другим, так то он был польским евреем - дождался, пока кардинал не перестанет ворочаться, как мог, вытер кровь, проверил, не осталось ли кровавых отпечатков пальцев. Впрочем, его отпечатки еще не было известны ни муниципальной полиции, ни всезнающему гестапо. Убрал нож... скорее даже спицу, один конец которой был обмотан синей изолентой, а другой - заточен как игла во вшитую кобуру в джинсах, подтянул джинсы, кое-как застегнул рубашку. Не забыл забрать деньги, перед тем как вылезти из машины. Впрочем, этот козел говорил, что можно забрать любые деньги, какие он найдет. Немного подумав, все же решил снять и часы. Не слишком хорошие - но всем равно можно толкнуть жирному Полю, на пятихатку, наверное, потянут...
С независимым видом, Жером вылез из машины. Его наниматель стоял рядом - пожилой на вид, неприметный, с морщинистым лицом и вечными черными очками на роже.
- Все? - спокойно спросил он
Жером отступил в сторону
- Можете убедиться...
Наниматель протянул руку, потрогал пуль на шее убитого монсеньора. Жерар заметил, что на руках у него тонкие, почти незаметные перчатки. Осторожный и опасный господин. Когда они еще не знали, кто он такой - они его попытались ограбить. Втроем, с ножами. Барро с этого дела вышел законченным инвалидом.
Но сейчас - он все равно ничего с ним не сделает. На улице... не посмеет.
Мигалка - гарантировала отсутствие интереса со стороны прохожих. Здесь привыкли доверять полиции - хотя полиция не всегда этого заслуживала.
- Деньги! - напряженно сказал Жером
- Сколько я тебе должен? - спокойно спросил наниматель.
- Пятьдесят, как и договаривались! Не темни, мужик!
Наниматель - спокойно вытащил из кармана новенькую пачку купюр по пятьсот в банковской упаковке. Жером зачарованно уставился на деньги. Он был мелким сутенером, охранял шесть проституток, в числе которых была его родная сестра, а они ему за это платили. За деньги - десять сразу и пятьдесят потом - он был готов продать, что свою сестру, что свою задницу, что сейчас и сделал. Но максимум, что он видел в жизни - это помятая, пропитанная потом сотня. Пачка пятисотенных в банковской упаковке была чем-то из другого мира. Из мира триллеров, которые крутили в синематографе, где немногословные герои разъезжали на скоростных машинах, летали на вертолетах, обменивались блестящими кейсами с деньгами и управлялись с огнестрельным оружием с той же легкостью, с которой ему никогда не научиться. У него был револьвер, но все что он о нем знал - подойди как можно ближе и нажми на курок. Желательно, если жертва будет к тебе спиной. Жером не был игроком высшей лиги и его крысиный, воспитанный улицей инстинкт буквально вопил об опасности. Но жадность пересилила, и он хватко цапнул пачку...
- Трать понемногу...
- Не учи моченого, дядя! - огрызнулся Жером, захлопывая дверцу Опеля
Наниматель ничего не ответил. Он просто снял мигалку и сел в свою машину, в небольшой универсал Рено.
Жером тупо смотрел, как отъезжает Рено. Потом повернулся и бросился бежать...
Он бежал примерно два квартала, потом перешел на быстрый шаг, потом и вовсе - остановился, шумно отдыхиваясь и смотря по сторонам. Он был в хорошем квартале Парижа, он устал и толстая пачка денег в кармане буквально жгла ему ногу...
Внезапно, он понял, что все эти деньги его. Его!
Эта мысль накатила на него как приливная волна на пляже в Гавре, где он один раз был, когда были живы еще родители, она накрыла его с головой - и он был вынужден прислониться к автобусной остановке, чтобы не захлебнуться.
Шестьдесят пять тысяч германских рейхсмарок. Наличными. Из них пятьдесят пять - в его кармане и почти десять - в тайнике.
Боже...
Какая-то машина - низкая, синяя, с двумя золотистыми линиями через крышу, скорее всего Альпайн - прокатилась по улице, и ему остро захотелось купить такую же, вместе с хорошим костюмом, чтобы быть не крысенышем из предместий, а уважаемым человеком. Но эта мысль мелькнула в голове ярким пятном и пропала - как спортивная машина на трассе. Уважаемыми людьми так не становятся.
Так... У Хаима сеструха работает в муниципальной больнице, детским врачом. Так...
На углу, прямо над лавкой толстого Поля - второй год пустует очень даже неплохая квартира, владельца которой зарезали во время неудачного ограбления. Так...
У самого Поля - можно обменять талоны на еду, выдаваемые благотворительными организациями и муниципалитетом на все что угодно, что на деньги, что на наркотики. Так...
Интересно, сколько стоит профессиональная аппаратура? По-настоящему хорошая? Надо узнать - но явно не дороже машины. А новую машину - хорошую, новую машину можно купить штук за пятнадцать.
Так...
Его ошибка в том, что он не понимает сути бизнеса. Как говорится в умной книжке - вместо того, чтобы строить трубопровод, он носит ведрами воду. Надо построить трубопровод. И у него есть деньги, чтобы это сделать.
Так...
Что такое бизнес? Допустим, его сеструха сняла клиента. Договорились, отошли в сторонку, она ему отсосала за двадцать или оказала услуги в машине за полтинник или пошла с ним в отель - это уже сотка. И все. Однократный акт купли - продажи. Деньги - секс, простейшая сделка. И как она состоялась - его сеструхе ничего не остается, как искать себе нового клиента. Которого может и не быть.
А если все это снять...
Одно видео стоит примерно двадцатник - самое простое. Посложнее - полтинник. Но самое главное - один раз сняв видео, ты можешь продавать его снова и снова. Это все равно, что есть пирог - и в то же время он будет целым. Это и есть бизнес, настоящий бизнес. Если даже сеструха больше никого не подцепит - запись останется у него и будет продаваться снова и снова.
Допустим, он договорится с Хаимом процентов за сорок... да, ну, кстати, ему и трети хватит, борову жирному - и они установят в кабинете у его сеструхи хорошую полицейскую камеру для слежения. Это такие, с гибким шлангом, просверлил стену или потолок, поставил и снимай. Каждый раз, когда сеструха Хаима будет просить детишек раздеться для осмотра - у него в копилке будет прибавляться запись.
А ведь эта запись - пусть она нужна не всем - дешевле полтинника точно не пойдет.
Допустим.
К примеру, приходит к Толстому Полю какая-нибудь одинокая мамаша с муниципальными талонами - а Поль подсказывает, что есть хороший способ заработать, заработать много и быстро, и для этого ей надо просто подняться этажом выше и постучать в дверь. От нее не убудет, баба она и есть баба, верно? А у него - будет постоянный поток свежих, не затасканных женщин, которых можно снять на видео. Господи, да такие видео у него с руками отрывать будут!
Просто замечательно
Но это еще не все. Как насчет детей?
Все деловые в квартале знали, что банда Одноглазого Жака торгует детьми. В основном детей скупали у беженцев, могли отобрать ребенка за долги или сиротами - но через его руки проходило как минимум несколько десятков детей в год. И если поговорить с ним... скажем, пятьдесят на пятьдесят. От детей ведь тоже не убудет, верно? А такие видео должны стоить...
Жером нахмурился. Что он, совсем дурак, что ли. Ага, иди, договорись с Одноглазым Жаком. У него как минимум пятнадцать человек и у каждого ствол. А если еще Кузнечик, бывший легионер, у которого, по слухам, есть пулемет. И у него рыл двадцать, не меньше. Если он к ним придет, такой умный - в лучшем случае, ему поставят крышу, и он будет отдавать почти все заработанное этим бандюганам. А в худшем - отберут все деньги, замочат, разрежут на куски и спустят в канализацию. Нет, идти к ним сейчас - верная смерть. Или рабство.
Но вот если он - попросит толстого Поля достать ему пистолет. Тот самый, какой он видел в фильме - с ребристым, длинным стволом, который очередями может стрелять. Если он научится управляться с ним как герои триллеров, непринужденно и легко. Если он соберет по району польскую братву, которая сейчас на побегушках у одноглазого Жака и психа Кузнечика. Если через Толстого Поля - а он Поль не потому что "Поль", а потому что "поляк" удастся достать хотя бы пару боевых автоматов.
Вот тогда то мы посмотрим, что к чему...
Кто-то толкнул его - и Жером вернулся с небес на землю, где он стоял, прислонившись к автобусной остановке, и придумывал, как ему стать великим.
И придумал ведь.
Надо домой. Первым делом - спрятать деньги и осторожненько так поговорить с Толстым Полем. Если он сразу закажет автоматы - слухи пойдут по району, и жди беды, что Жаку, что Кузнечику, конкуренты не нужны. Но вот пистолет - он может заказать, как и любой деловой и будет в полном праве.
Жером посмотрел на дорогу, увидел такси - и поднял было уже руку, но нервно отдернул ее и сам над собой рассмеялся. Ага, так его и пустили в такси...
Но ничего. Через пару лет у него будет та машина, какая бывает у героев триллеров - длинная, низкая, как застывшая в полете стальная капля...
Это будет...
И с этой жизнеутверждающей мыслью он пошел к станции метро...
Через турникет он хотел привычно перепрыгнуть - но вдруг вспомнил, что у него в кармане денег хватит, чтобы купить целый метропоезд. Снова нервно рассмеялся над своей глупостью и стал в очередь - купить транспортную карту.
Людской поток густел. Подпирал час пик.
Впервые в своей жизни - он неспешно прошел через турникет, вместе со всеми. Эта станция была глубокой, он встал на эскалатор - и тот увлек его вниз.
На станции уже было не протолкнуться.
Он прошел по широченному, в белом мраморе вестибюлю, свернул за угол. Там был проход, ведущий к поездам. От широченного вестибюля он был отделен массивными мраморными колоннами. Мест для сидения было совсем немного.
Что-то не давало ему покоя, что-то было не так, и он не мог понять, что именно. И лишь протолкавшись к самому краю платформы, он понял. Понимание это - окатило его холодным, ледяным даже душем.
Деньги!
Пачки, распирающей карман - не было.
Не было!
Не было!!!
Начиная понимать, Жером начал поворачиваться... толпа мешала, люди были со всех сторон, в темном зеве тоннеля показались фары. Последнее, что он увидел - были глаза нанимателя, того человека, для которого он сегодня убил. Жером открыл рот, чтобы крикнуть, и потом... Потом не было ничего. Толчок отправил его на рельсы - и люди вокруг пронзительно закричали...
Все мечты Жерома разбогатеть на порно с детьми - так и остались несбыточными мечтами...
Протолкавшись через пихающуюся толпу - задержать его в этом месиве было невозможно, даже если бы тут было десять офицеров полиции - человек, известный итальянским спецслужбам как Паломник - встал на эскалатор, и он унес его вверх, на поверхность...
Монсеньора Парижского, кардинала Франсуа Бушерона нашли в припаркованном у тротуара Опеле - универсал на следующий день. Офицер парковочной полиции подошла, чтобы оставить талон на штраф - и почувствовала неприятный запах. Несмотря на чрезвычайные усилия епископатуры Парижа - избежать позорящей Католическую церковь огласки дела не удалось. Все подробности - нашедшиеся свидетели вояжей кардинала на кладбище Пер-Лашез, кровать в машине с многочисленными следами, спущенные штаны, презерватив "специально для гомосексуализма" - ничего из этого замять не удалось, все попало в газеты, нанеся Римской Католической церкви чрезвычайный ущерб...
* Ситуация со СПИДом была в этом мире намного лучше, в мире рассчитывалось всего около двадцати миллионов больных и ВИЧ-инфицированных, что на порядок меньше чем в нашем мире. Дело было в том, что в Африке белые создали достаточно эффективную медицину, и она не давала заразе распространяться. Вторым заслоном на пути СПИДа были жесточайшие наказания за употребление наркотиков. Но эффективного лекарства против СПИДа так и не было найдено. Основным каналом распространения СПИДа как и в нашем мире были мужеложцы и наркоманы, нормальных людей он касался в малой степени
Настоящее
20 июня 2014 года
Рим, Римская республика
Странные времена и еще более странные люди.
Все больше и больше убеждаюсь, что мир стал одной большой деревней. Просто невозможно никуда ступить, не отдавив ногу своему другу. Или недругу, что лучше. Главное - это разобраться, друг или недруг перед тобой.
Пятница, самый благословенный день недели, конец рабочего дня. Работа закончена, вечер, на римские холмы неспешно опускается покрывало ночи, и серебряные гвозди звезд надежно держат черный бархат ночных декораций. Впереди - два выходных дня, которые можно провести, как тебе угодно: например, сесть на скоростную машину Гран-Туризмо или на скоростную электричку и отправиться на озеро Комо. Или еще куда-нибудь, где можно предаться гедонизму, отдохновению или даже разврату. Но вечер и ночь пятницы - у римского высокого общества принято было проводить в Риме.
Это был бывший отель, переоборудованный под доходный дом, а потом, когда отменили законы против роскошествования, и в моду стремительно вошла la dolce vita - это здание купил и переоборудовал под один из своих домов барон Карло Полетти, в прошлом году покинувший пост Председателя совета директоров Банка ди Рома, ставшего под его чутким руководством крупнейшим банком Италии и восьмым в мире. Несколько дней назад я позвонил ему и передал привет от баронессы Антонеллы Полетти, Луны, матери Люнетты и его, получается, мачехи. В моем понимании - он имел какие-то общие дела с Луной и после того, как она сбежала от места в Тегеран. Да не какие-то, а более чем конкретные - в моем понимании Луне больше не к кому было обращаться, кроме как к барону Полетти, если она хотела выполнить поручение шахиншаха Хосейни и разместить в западной банковской системе огромные, без преувеличения огромные деньги шахиншаха, которые он получал, эксплуатируя свою страну. Речи о ненависти тут не могло быть, к тому же Луна наверняка подстраховалась: с помощью британской разведки похитила сына барона Полетти и взяла его в заложники, как залог того, что барон выполнит свои обещания перед ней. Таким образом, деньги шахиншаха попали в Банка ди Рома, позволив ему быстро стать крупнейшим банком Италии - а когда акционерам стало понятно, что больше поступлений не предвидится, они вежливо попросили барона выйти в отставку. Просто для того, чтобы как только кто-то придет за деньгами - сделать большие круглые глаза и сказать, что они ничего об этом не знают. Этим, оказывается, не только швейцарцы балуются - открывают номерные счета, а когда владелец счета умирает, не сообщив номер и код доступа наследникам - просто присваивают деньги себе. Я даже подозреваю, что за деньгами приходили - генерал Абубакар Тимур приходил - и именно с этим связана неожиданное перемещение самого удачливого финансиста Италии, финансового кудесника с поста президента банка на пост много что значащий в стратегии, но мало что значащий в тактике Председателя Совета директоров банка. Акционеры Банка ди Рома понимают, что с генералом Абубакаром Тимуром шутки плохи, он не обычный бизнесмен и даже не диктатор - а бывший генерал спецслужб и ныне профессиональный террорист. Если он не получит деньги - он убьет кого-нибудь, причем не рядового банковского клерка - а кого-то из владельцев или руководства банка. Если и это не поможет - он еще кого-то убьет, а потом еще и еще. А если обратиться к помощи государства - то надо будет объяснить, что от банка хочет самый опасный террорист на планете. И тогда выяснится, что на протяжении многих лет банк скрывал деньги шахиншаха.
Так что я думаю, владельцы банка пошли с генералом Тимуром на компромисс - переместили в другое кресло барона Полетти и начали финансировать терроризм генерала Тимура. Лучше отдать малую часть, чем потерять все полностью, заодно и жизнь. Или они просто начали его финансировать, а когда барону Полетти все это надоело, и он сказал, что не хочет финансировать терроризм - отправили его в почетную ссылку. Возможно - со скандалом. В таком случае, барон может быть раздражен и обижен на них. Мне просто надо выйти на Банка ди Рома и донести до них один простой факт: существует довольно простой способ избавиться от генерала Тимура. Сообщить, где он будет в ближайшее время мне - и команда спецназа сделает все остальное, обезглавив террористическую группировку. Конечно, потом мы поднимем вопрос о деньгах Шахиншаха, в конце концов, это деньги не столько лично Шахиншаха, сколько Персии - но мы не генерал Тимур, мы разумные и готовые к компромиссам люди. Пакет акций, совместное предприятие с участием русского капитала... и думаю, проблема будет решена. Это лучше - чем нанимать охрану и каждый день проверять - не подложили ли бомбу под твою машину.
Вот как то так я планировал строить соглашение с бароном. А вы думаете, я собирался ему угрожать? Шантажировать? Бросьте. Во-первых, угрожать любому аристократу дело небезопасное в принципе. Во-вторых - я придерживаюсь правила, что при первой возможности - надо строить долгосрочные отношения и укреплять позиции своей страны в других странах. Если сиюминутные цели могут быть достигнуты угрозами и шантажом, то долгосрочные - должны быть основаны на общем, обоюдном интересе. Только когда каждая из сторон имеет реальный интерес в другой стороне - такие отношения длятся долго.
Достать приглашение на прием было не так-то сложно. В Риме - существует подпольная биржа таких приглашений: обедневшие представители дворянских родов, которых из-за длительного периода феодальной раздробленности в Италии пруд пруди - зарабатывают на жизнь, в том числе и таким образом: перепродавая приглашения. Есть список гостей, не пригласить которых считается плохим тоном в свете: не пригласишь - и тебе потом будет перемывать косточки весь Рим. Приглашения не содержат имени, каждое из них стоит от пяти до шестидесяти тысяч лир: последнее в Швейцарию, на прием к бывшему королю, который будучи низложенным, пользуется заметно большей популярностью, чем в те времена, когда он был у власти. Мое приглашение стоило двадцать пять тысяч лир: бумажка размером с открытку на день ангела, плотная ткань, сочетание черного картона и золотого тиснения, которое я счел дурным вкусом. Тем не менее - двадцать пять тысяч за нее я выложил без разговоров.
Всего три тысячи мне стоила аренда машины на вечер - привычный Майбах, модели пятьдесят три, для Рима это слишком: здесь и на скромном Фиате то дай Господь протиснуться, особенно в историческом центре. Рим - город пробок: средняя скорость движения во всем городе в час пик шесть и восемьдесят две сотых километра в час, посмотрите справочники. Но вечером - попросторнее, если выехать заранее - то проехать возможно. Вдвое дороже стоили мне две девицы: одну звали Милана, другую Франческа. Милана блондинка (по-моему, даже не крашеная, а настоящая), а Франческа брюнетка. Может быть - я их путаю, кроме как цветом волос они мало чем отличаются. Обе знают английский и готовы за дополнительную плату продолжить знакомство - хотя официально агентство это не одобряет. Девицы не такие уж и плохие, не спешите их осуждать: Милана, например, учится в университете на юриста. Образование дорогое, денег не хватает, поэтому и вынуждена подрабатывать в эскорте. Франческа фотомодель, но доходы от показов и фотосессий не такие большие, как принято считать, к тому же нерегулярные. В мире моды, если твое имя к двадцати годам не знает весь мир - рассчитывать на карьеру топ-модели смысла уже нет, конкуренция дикая. Франческа более раскованная и открытая в отличие от чуть более закрытой Миланы, которая немного смущается. Она мечтает о том, чтобы накопить денег и купить небольшую пекарню, такую же, как у них была на юге - их пекарню отняла мафия. Если сложить возраст Франчески и Миланы - получится как раз мой возраст, но я не считаю это знаком, отнюдь, таких приключений мне не надо. А вот им - судя по всему надо, особенно Франческе. Ее можно понять - я до сих пор недурен собой, разъезжаю на Майбахе, воспитан, не лезу ей под юбку и готов искренне выслушать все, что она говорит. Для меня это не более чем обычная вежливость дворянина и офицера флота - но для нее это очень важно, это показывает, что вижу в ней человека, а не живую куклу для развлечений. Она уже намекнула мне, что несколько дней будет свободна, и если я надолго в Риме... Но мне они нужны только на сегодняшний вечер.
Зачем? Образ, точно такой же, как Майбах, костюм от модного портного, который мне пошили уже здесь, в Риме и две девицы в сопровождении, именно две. Не может быть, чтобы в Италии меня не знали, как установленного разведчика, действовавшего и в Британии, и в САСШ, и на Ближнем Востоке. Но я был ранен, после чего вполне мог уйти на покой. За последнее время я обретался в Средиземноморье, решая финансовые дела, причем не совсем законные и с далеко не чистоплотными и строго соблюдающими закон людьми. Многие разведчики, ушедшие на покой, занимаются сомнительными, связанными с криминалом делами.
К зданию бывшего отеля - нам удалось подобраться примерно на триста метров - дальше дорога была забита и забита капитально. Красные, желтые, похожие на сплющенных давлением глубоководных рыбин автомобили - Феррари, Ламборгини, Биццарини - оккупировали едва ли не всю улицу, залезли так же и на тротуары, оставив всего лишь одну полосу движения на дороге. Мне, с моей неистребимой привычкой к русским просторам - было дико, почему люди так жмутся друг к другу и живут в тесноте.
- Приехали - жизнерадостно объявил я дамам - дальше придется пройти по улице пешком.
Я запер машину, включил сигнализацию - угоны в Риме были настоящим бедствием. Дамы профессионально взяли меня под руки. Итальянская походка "от бедра" - кто-то называет ее бразильской, кто-то французской, но суть от этого не меняется. Это одна из тех немногих настоящих вещей, ради которой нам, мужчинам, еще стоит жить на этом свете.
Привратнику на входе я отдал приглашение, присовокупив к этому бумажку в пятьдесят рейхсмарок. Все дело в том, что стандартное приглашение рассчитано на двоих, а у меня сразу две спутницы. А рейхсмарки, непоколебимые как скала - лучший подарок итальянцу... римлянину, черт! - правительство которого по старой привычке решает проблему бюджетного дефицита, просто пуская печатный станок.
Приглашение вернулось мне уже без купюры
- Благодарю, синьор - дворецкий церемонно наклонил голову. Англичанин... итальянцы обожают все английское - как прикажете объявить?
- Никак, любезный.
Дворецкий посторонился, пропуская нас. Самое главное для него было - не пустить людей без приглашения и не пустить людей, у которых есть фотокамера. Папарацци в наше время потеряли всяческое понимание о допустимом...
Раньше на первом этаже отеля был большой ресторан - обеденные залы в отелях всегда числятся как рестораны. Когда здание переделали в резиденцию очень важной персоны - обеденный зал совершенно гармоничным образом превратился в зал для приемов - потребовалось только убрать всю эту мебель и постелить паркет высшего качества, скорее всего от Глутвица, австро-венгерского поставщика, работающего со всем светом. Все было сделано примерно так, как в бальных залах дворцов - портьеры, настенные светильники под свечи - но невысокий потолок выдавал плебейское прошлое здания с такой же уверенностью - как жадность к вкусной жизни и неспособность к самоограничению выдает внезапно разбогатевшего и купившего титул человека низкого происхождения.
Тем не менее, народа было много. В отличие от России - там приглашения не принято продавать и на подобных приемах почти всегда бывает намного меньше людей, чем рассчитывали организаторы. Здесь же - зал буквально ломился от сколь же ярких, столь и пустых людей, стремившихся показать себя и в очередной раз потешить свое некогда уязвленное самолюбие.
Хотя, может быть, я слишком суров в оценках. Итальянцы - никогда не отличались благопристойными манерами, а говорить тихо, чтобы не нарушать уединение других - они просто неспособны. Жизнь выпирает из них как тесто - из квашни.
За несколько секунд - я обежал глазами зал и примерно понял, что люди, которые набились в этот бальный зал - делятся на несколько категорий. Были действительно важные люди, важные прежде всего в политическом смысле - в Италии на первом месте стоит политика, на втором экономика, на третьем служение Богу и только на четвертом - армия и флот. Важные люди отличались некоей небрежностью в одежде, явно дорогой, пошитой на заказ, отсутствием дурных манер и тем, как они группировались сами с собой. Такие места - прекрасно подходят для того, чтобы достичь не совсем чистых договоренностей, договориться о недоверии правительству...
Ах, да. Забыл. Правительству больше не объявишь недоверие. Теперь в Италии вполне благопристойная диктатура.
На втором месте находились охотницы - такие, что мои дамы плотно прижались ко мне, расстреливая своих конкуренток недобрыми взглядами. Они отличались платьями, более откровенными, чем требовались для такого приема, нахождением в одиночестве и особыми взглядами. Бегающими - и одновременно жесткими, оценивающими. Примерно так - на новомодных кассах считывается штрих-код на товаре.
Вспомнилась Луна, которую я не знал, и которая сбежала в Тегеран от такого. Анахита, которую я знал и больше не хотел вспоминать. Невеселая, должно быть жизнь у этих дам, невеселая - а ведь многие из них аристократического происхождения, простых проституток сюда не пустят.
Италия, Италия... Став Римом ты мало изменилась.
На третьем месте - и первом по численности - располагался большой и крайне разнородный контингент всякого рода подозрительных и низких людей с разной степенью богатства, собравшихся здесь. Самые разные люди, кое-кого я даже знал - не лично, конечно. Вон тот, например, синьор, флиртующий с двумя дамами - глава обанкротившегося банка, чудесным образом сохранивший личное состояние, при том, что состояние вкладчиков он промотал. А вон там - лысеющий синьор лет семидесяти, рука об руку с девятнадцатилетней прелестницей - танцовщицей из Испанского Марокко - крупный бизнесмен и политический деятель последних времен Итальянского королевства. Ему хватило ума уйти в тень, и сейчас он наслаждался жизнью, относительно безобидно эпатируя публику. Синьор этот был славен своим талантом бизнесмена и своими амурными похождениями на старости лет - при том, что семью он бросил, что низко. Уважать его не за что - но стоит обратить внимание на его жизнерадостность и жадность к жизни даже в таком возрасте. Не уверен, что в его возрасте я буду столь же живым - если вообще буду живым.
Но это те, кто я знал. Были тут еще и похуже. Авантюристы чистой воды, они выходили сюда на охоту, завлекая не слишком разумных людей с деньгами фантастическими бизнес-прожектами, типа солнечного опреснения воды в Африке, верными ставками на лошадей, соблазном поиграть в Монако или в Ватикане.* От таких людей просто нужно держаться подальше, обрывая сразу всяческие попытки знакомства и тет-а-тета. Они не обидятся... профессиональная толстокожесть.
На четвертом месте - был обслуживающий персонал. Одетый в черно-белой гамме - уже не британское, а континентальное влияние - лакеи скользили в толпе, разнося на серебряных (или посеребренных) блюдах шампанское, игристое вино** с местных виноградников, закуски из морепродуктов, которыми славна Италия. У нас, у русских - принято подавать к шампанскому небольшие бутерброды-канапе с желтым вологодским маслом и астраханской, настоящей черной икрой, британцы обычно предпочитают закуски с дорогой, красной рыбой и красной же икрой - черную почему то не любят. А тут... чуть ли не осьминог к шампанскому.
Были здесь и откровенные проститутки, и, что самое омерзительное - содомиты. В Империи - их не пустили бы и на порог любого места, где собрались нормальные люди, а тут - пожалуйста.
Вопрос - кем в такой кампании являюсь я. Дворянин - но Российской Империи, отставной офицер - но Русского флота. Вроде как бизнесмен. Непонятно, в общем...
Танцев еще не было. Раздобыв для дам по бокалу игристого - сам я это пить не буду, в последнее время спиртное вызывает резкую головную боль - я оставил их одних, как делали здесь все занятые мужчины. Милана наградила меня более чем откровенным взглядом, а Франческа поцеловала в щеку. Мелькнула мысль - если дамы целуют вас в щеку, значит, вы либо слишком молоды для них, либо слишком стары.
Увы...
Человека, который мне был нужен - барон Карло Полетти, Председатель Совета директоров Банка ди Рома - я заметил сразу, он был одним из центров притяжения для политиков, посетивших сие благородное мероприятие. По сравнению с фотографией, которую мне удалось найти, он несколько постарел, полысел и пополнел - но все еще оставался узнаваемым человеком. Гора - не обойти, не объехать, так, кажется, о нем отозвался один из его политических противников.
Возможно, именно вон тот, кто стоял сейчас рядом с ним, в числе прочих. После разгона нижней палаты парламента - безработных депутатов в столице было достаточно и все они, даже злейшие враги ранее - вдруг почувствовали непреодолимую тягу к единению. Правильно говорят - нет лучшей почвы для дружбы, чем наличие общего врага.
Синьору барону я не был представлен и представить меня здесь - было некому. Это было проблемой.
Но была еще одна проблема. Проблема в том, что здесь и сейчас, в пяти шагах от меня стоял террорист.
Как я понял, что это террорист? Да уж понял, после коммунистического и эсеровского террора в начале века и исламского террора в его конце - в России дураков нема. Все всё понимают - если выжить хотят.
Внимание террориста было обращено не на меня - скорее на барона Полетти. Но от этого - не легче.
Существует несколько основных признаков террориста, которые легко выявить, если смотреть и видеть то, что перед тобой, а не то, что у тебя в голове. Большинство людей живут по-другому, их принцип "имеющий уши да не услышит, имеющий глаза да не увидит, имеющий язык - да сболтнет". Полная противоположность библейским принципам - и принципам моим. Я живу в постоянном ожидании смерти, как самурай. На это есть причины - исламская шура в Персии в числе первых чиновников Его Величества приговорила меня к смерти за то, что я наводил порядок в Персии. Приговор этот - никогда не будет отменен и обжалованию не подлежит, то, что я уже давно не работаю в Персии, никакого значения не имеет. Рано или поздно кто-то попытается исполнить приговор - но если ты будешь внимателен и осторожен, то имеешь шанс пожить подольше, чем кто-то за тебя решил.
Итак: десять признаков. Девять, если вы имеете дело с террористкой - женщиной, которых все больше и больше. Раньше их было меньше - но исламский терроризм существенно обогатил теорию и практику антитеррористической борьбы. Десятый признак - кожа на нижней части лица, на подбородке - более светлая и нежная, чем на верхней. Это значит, что отправляясь на дело исламский экстремист - шахид сбрил бороду, чтобы не бросаться в глаза и пытаться походить на русского. У женщин бород не бывает. И у этого - бороды раньше не было, его лицо было покрыто равномерным, довольно темным загаром. Но на этом - хорошие новости исчерпывались.
Десять....
Первый признак того, что к человеку надо присмотреться повнимательнее - это проблемы с одеждой. Раньше, террористы отправлялись на дело с самодельными бомбами, армейскими гранатами и огнестрельным оружием. В последнее время - все большее распространение получает так называемый "пояс шахида". Типичный пояс шахида - это полоса грубой ткани, обычно мешковины, сложенная вдвое и прошитая, на теле смертника - она чаще всего зашивается его помощниками сзади, просто так ее не сдернешь, даже если тебе удалось добраться до ублюдка прежде, чем он нажал на кнопку. Внутри этой полосы, сложенной вдвое складкой вверх - полосы полиэтилена, перемежающие тонкий слой взрывчатки и более толстый - поражающих элементов. В качестве поражающих элементов обычно используют гайки, болты, рубленные гвозди. В последнее время - все большее распространение получают поражающие элементы из прочного пластика и стеклопластика: при ранении осколками их не видит рентген и умерших от ран в больницах становится куда больше. Обычно, взрывчатка изолирована от поражающих элементов тонким слоем упаковочной стретч-пленки и весь полиэтилен, сложенный, как и мешковина складкой вниз - так же аккуратно запаян, вверх торчат лишь провода, идущие от детонаторов к подрывной машинке. Так тщательно - пояса стали делать совсем недавно: после того, как в массовом порядке появились портативные газоанализаторы, тренированные собаки с проводниками на улицах, натасканными на запах взрывчатки. Террористы тоже учатся - как и мы. Иногда - вместе с детонаторами и взрывчаткой в этот адский пояс запаивают и сотовый телефон с торчащей наружу антенной, звонок - сигнал к подрыву. Это делается тогда, когда в шахиде не уверены, он подготовлен наскоро и следом за шахидом следует контролер, готовый в случае опасности подорвать шахида дистанционно, позвонив или послав СМС на запаянный в пояс телефон. Но так делают не всегда, в последнее время все реже и реже. В один прекрасный день - на телефон, вложенный в пояс, готовый к подрыву и с уже подсоединенными элементами питания - сотовый оператор послал какое-то рекламное сообщение: взорвался пояс, за ним сдетонировала вся лаборатория бомбистов и полтора десятка опасных террористов разом стали шахидами. Узнав это - мы договорились с операторами, и теперь они прозванивают все номера в беспорядочном интервале от пятнадцати до тридцати минут, причем пользователь этого прозвона даже не замечает. Так нам удалось вызвать еще несколько "самоподрывов", после чего террористы стали много осторожнее.
Все равно - что бомба, что граната, что пистолет, что самый совершенный пояс шахида - требует особенной одежды. Никакой обтягивающей, обычно террорист надевает одежду мешковатую, неприметную, на один - два размера больше. Лучше всего - подойдет легкая куртка - ветровка, джинсовая куртка, возможно даже повседневная куртка из военной формы. Именно такая одежда была на человеке, которого я видел: свободная куртка из материала, напоминающего замшу. Слишком свободная, застегнутая внизу за замок, что-то вроде летной куртки - бомбера, здесь совершенно не уместных.
Еще один признак, что что-то не то - это когда верхняя одежда сидит как-то косо, это просто надо уметь видеть. Что оружие, что граната или самодельная бомба - отличаются изрядным весом при небольших размерах, а гражданская одежда под них не предусмотрена. Если вы положите осколочную гранату в карман куртки - он, несомненно, будет отвисать, нижний край куртки будет чуть перекошен и опытный человек это увидит и сделает для себя выводы. Тут этого не было, ничего тяжелого в карманах - но это мою подозрительность не успокоило, были и другие признаки.
Второй признак - жесткая, скованная походка, возможно - походка человека, несущего тяжесть, причем самой тяжести в руках нет. Тут все зависит от того, чем вооружен террорист. Если это шахид, то есть террорист - смертник - то такая походка бывает не всегда. Пояс шахида плотно прилегает к телу, если раньше зарядная батарея и сама подрывная машинка весили до пяти килограммов - то современные детонаторы отзываются на звонок мобильного телефона, а для подрыва некоторых - достаточно даже батарейки из наручных часов. Мы имели дело с ублюдком, который, зная, что работают генераторы помех - замаскировал провод от детонатора к бомбе под провод от плейера к наушникам - на самом деле, провод шел к поясу, а в плейере, который мог даже играть музыку - находились и батарейки, и исполнительный механизм бомбы. Но вот если террорист вооружен гранатой, самодельной бомбой, короткоствольным автоматом или обрезом - такая походка может быть. Такая походка может быть и от употребления наркотиков перед террористическим актом, и от недосыпа: террористы обычно всю ночь молятся перед террористическим актом, взывая к Аллаху, чтобы он пустил их в рай после злодеяния, ими совершенного. Человек, которого я видел - стоял на месте, и я не мог сказать, какая у него походка.
Признак три: несоответствующее обстановке, нервное поведение. Как я уже говорил: обычным для террориста является употребление перед террористическим актом наркотических веществ. Подходят далеко не всякие: например, марихуана вызывает беспричинную веселость и снижает координацию движений, героин и кокаин могут привести к тому, что человек просто упадет или будет вести себя столь неадекватно, что его сразу вычислят. Коммунистические террористы использовали смесь небольшого количества кокаина со спиртом, кокаин использовался как возбудитель, спирт давал приятную расслабленность - но это опять-таки сказывалось на координации, находясь "под градусом" террорист не мог нормально, точно стрелять. На Востоке - пить спирт это харам, да и достать его намного сложнее, чем в России. Используется обычно либо кат, легкий наркотик, произрастающий в основном в Йемене и имеющий распространение по всему арабскому полуострову и северу Африки и опийную жвачку. Эти наркотики слабые, кат, например, жуют многие сельскохозяйственные рабочие и ничего, он не вызывает сильной наркозависимости - но в то же время он успокаивает и придает силы - верней, это тебе кажется, что он придает тебе силы. Что же касается опийной жвачки - она не так сильна, как опий, переработанный в героин, и даже как опий, который курят через трубки - но тоже и сил придает и успокаивает. Эти наркотики распространены и стоят не так дорого, достать их не составляет никаких проблем. Используя эти наркотики - можно быть уверенным, что шахид не кинется наутек в последнюю минуту, не осознает, что он творит. При подрыве шахида - обычно так опознают самого террориста: оторванная голова обычно остается на удивление целой, хотя и отброшенной от места подрыва, если за щекой листья кат или опийная жвачка - дальше и проверять нечего.
Этот признак знали жандармы, полицейские и казачьи чины еще до того как мы в полный рост столкнулись с проблемой современного исламского шахидизма. В начале века - страну сотрясал террор, Россия лишилась стольких государственных и политических деятелей, военных, патриотов России и верных слуг престола - что жуть берет. Еще большая жуть берет, когда думаешь - а что было бы, если бы убили, к примеру, Петра Аркадьевича Столыпина? Революция? Да запросто: все в те времена как мухой укушенные были. Мальчики и девочки, в основном еврейской национальности, но попадались всякие, в том числе и русские. Револьвер, самодельная бомба и глаза добрые - добрые... до поры. Феномен русского террора до конца не изучен и не понят до сих пор: эсеры например, сознавали то, что они умрут от рук "псов режима" - но сознательно убивали и шли на смерть, чтобы раскачать режим, внушить страх тем, кто верно справляет службу Его Величеству и Престолу посеять смуту и сомнения в народе. Сами об этом говорили - о терроре - но молодые люди шли и шли в террор, многие вполне благополучные, чтобы убить или быть убитым. Софочка Перовская, убившая Его Величество... не знаю, как ее довели до суда, я бы пристрелил как собаку и приказал выбросить в Неву... рыбам тоже надо чем-то питаться. Коммунисты были против террора - но разницы большой не было, они активно пользовались его плодами, были чистенькими только потому, что всю грязь взяли на себя эсеры. И вот эти мальчики и девочки... конечно они нервничали перед "актом" как они это называли - перед тем, как убить и самому быть убитым или повешенным на Лисьем Носу. Если внимательно смотреть за просителями, ходатаями, за скопившейся у дома или в присутствии толпой - можно много чего увидеть. И своевременно обезвредить.
У человека, которого я видел - этого признака не было. Лишь каменная неподвижность - и струящийся по лицу пот. Но это - уже следующий признак.
Признак четыре: потливость. Пояс шахида - по сути, грелка, куртка, прикрывающая его или черный никаб до пят, буквально притягивающий солнце. Плюс - ты идешь и видишь, что впереди жандармы или русские солдаты или местные силы безопасности, и если они поймут, что ты шахид - то пристрелят тебя, не колеблясь, не раздумывая, не пытаясь обезвредить - убьют как собаку. Станешь тут потным! Потели и революционеры, идя на дело... не верю, что не потели. Как же - и страшно и вот-вот от твоей руки падет очередной угнетатель народа. И думается про Лисий нос, шеренгу солдат, выстроенных в каре, бормочущего священника и табуретку под ногами. Думается... они говорили, что готовы принять смерть за свои убеждения - но никто не готов, даже шахиды. Я это знаю, потому что самолично расколол троих, просто хотел понять - что это за люди и ради чего они готовы умереть сами только для того, чтобы убить как можно больше других людей. Все потеют... никто хладнокровно не идет на смерть... разве что только в бою, смотря на врага и со словами, прославляющими свою Родину на устах. Так, наверное, мой прадед приказал вступить в бой с британским линкором... не уверен, что смогу так же. Но зато я могу сделать то, что не может он - например, с первого взгляда вычистить возможного террориста в бальном зале. Не уверен, правда, что это лучше.
У человека, за которым я наблюдал, с признаком номер четыре было все в порядке... точнее как раз таки и не в порядке. Каменное лицо и проступивший пот.
Признак номер пять - жесткий, сфокусированный взгляд вперед.
Удивительно - но это так. Для того, чтобы вычислить и окончательно утвердить этот признак - потребовались годы и десятилетия опыта. Но это факт. Что террористы - бомбисты и стрелки, про которых рассказывали жандармы, что исламская экстремистка в никабе, идущая на блок-пост, чтобы разменять свою жизнь на несколько солдатских и казачьих - всех их объединяет жесткий, сфокусированный строго вперед взгляд. Они видят цель и идут к ней, ни на что постороннее не отвлекаясь. Мало кто видел это вживую... если ты видишь такое, то на принятие решения у тебя редко когда больше минуты, иногда всего несколько секунд. Сейчас я это видел вживую - человек смотрел прямо перед собой как в прицел снайперской винтовки. От понимания этого - по всему телу прошла холодная дрожь.
Признак шесть: дыхание. Террорист перед самой акцией обычно дышит тяжело, буквально заглатывая воздух, хотя пытается не показать этого. Мало кто из террористов способен полностью контролировать себя, тем более перед смертью. Нервное возбуждение, повышенное сердцебиение, клеткам нужно больше кислорода - и дыхание выдаст тебя. Но этот - контролировать себя умел, учащенного дыхания у него не наблюдалось и близко.
Признак семь: шевелящиеся губы.
О чем молится террорист?
Вопрос, конечно интересный. Ответить на него просто - но простой ответ не дает возможности постичь всю извращенную логику террориста: что бомбиста-эсера, что современного исламского экстремиста, решившего, что жить ему уже незачем. Решившего жертвовать собою, как говорили эсеры, или решившего стать шахидом на пути Аллаха, как говорят сейчас. И эсера-максималиста и исламского экстремиста - роднит гораздо больше, чем разделяет. Прежде всего - ни тот, ни другой не верят в прогресс. Прогресс - это действие не сиюминутное, а неторопливое, эволюционное - но верное. Поясню на простом примере: например есть капиталист с миллионом золотых рублей и голодающие крестьяне. Миллион рублей сам по себе - это просто сто тысяч золотых кружков - червонцев. Но если капиталист умен - а среди людей с миллионом в кармане редко встречаются глупцы - он поймет, что тот же миллион, вложенный в завод принесет ему куда больше, в то время как деньги, завалявшиеся в кармане, ничего не приносят, только мнутся. Этот человек построит завод и примет на него рабочих - тех же крестьян. Они начнут производить что-либо для капиталиста... нет, не для капиталиста - для себя! Это открыл Генри Форд - если ты платишь рабочим много, а при этом твой товар хороший и дешевый, то они тратят деньги на товары, которые ты продаешь, и возвращают деньги тебе же. Разбогатевшие, накопившие денег рабочие лучше питаются, предъявляя спрос на продукты, которые выращивают продовольствие и остаются крестьянами, потом они начинают предъявлять спрос и на услуги. Так, постепенно, поколение за поколением из нищеты выходят все, без исключения - хотя капиталист остается капиталистом, и тоже становится богаче. Но эсер - максималист и исламский экстремист - не хотят ждать, они получить все и сразу. Исламский экстремист хочет отрезать капиталисту голову и сделать так, чтобы все жили на земле и возделывали ее как их деды и прадеды - в нищете, туберкулезе, постоянном поминании Аллаха. Эсер-максималист хочет расстрелять капиталиста, и то ли раздать деньги крестьянам, то ли что-то сделать на них... в отличие от исламистов, у эсеров нет единого четкого видения будущего, к которому они стремятся. Но будущее это для них (они считают, что и для всех остальных) столь притягательно, что они молятся, прося у Аллаха его приблизить. Или просто - перебирают свои лозунги, оглушительные и бессмысленные, а если вдуматься - то страшные. Надо же во имя чего-то умирать, не просто так.
Да, они молятся. Их губы шевелятся, они могут молиться, даже не имея Бога. Иногда они просто перебирают имена товарищей по борьбе, иногда поминают грехи тех, кого они решили забрать с собой на тот свет. Эсеры - максималисты, не имея Бога, наверное, все же просят его приблизить тот день и час, когда хотя бы их сыновья - увидят светлый час революции и воспользуются ее плодами, принадлежащими им по праву. Исламисты произносят дуа - короткие воззвания к Аллаху с просьбой приблизить их к раю и ввести в Высшее общество. Они считают, что шахиды перевоплощаются в райских птиц... что касается меня, не хотел бы я быть птицей.
У человека, которого я видел, губы хоть заметно, но шевелились. Я не знал, о чем он молится, кого и о чем просит.
Признак восемь: большой мешок или сумка.
Этот признак уже устарел, но его упоминают даже в последнем, совершенно секретном учебнике по тактике антитеррористических действий. В начале прошлого века - бомбисты обожали отправляться на дело: компания джентльменов, дама и корзина для пикника, с фруктами. Корзину бросишь, не только ягодок - но и косточек не останется, взрыватели тогда делали на основе гремучей ртути, очень чувствительные. До того, как появились мощные и небольшие аккумуляторы для мобильных телефонов, батарейки для электронных часов - в мешке или сумке обычно держали батарею, совмещенную, с детонатором, иногда оружие, гранаты. Террористки женщины из эсеров - а такие были - носили в сумочке револьвер, мусульманки сумочек не носят, у них это не принято. У этого человека - сумки не было, но на этот признак сейчас стоит обращать внимание
Признак девять: рука в мешке, сумке или кармане. Во времена моего отца - был такой прием. Если ты видишь человека с сумкой, и другие признаки присутствуют, хотя бы половина - ты бросаешься к нему, сшибаешь на землю и обхватываешь руками. И давишь - как медведь, не выпускаешь, при этом вопя как сирена. Руки блокированы - до детонатора уже не добраться. Если ты ошибся - в принципе можно извиниться, ведь вреда никакого не нанесено за исключением нескольких неприятных минут. Если же нет - то ты мог считать, что жизнь прожил не зря.
Террористы поняли, что к чему и стали засовывать руку в карман или мешок, чтобы держать палец на детонаторе, но это тоже стало признаком. Если ты видишь человека, одна рука которого засунута в карман или в сумку, и он оттуда ее не достает - дело плохо. Если ты видишь человека, который идет, засунув руки в карманы - это тоже повод приглядеться. Если ты видишь женщину в никабе, одна рука которой необычно плотно прижата к телу и не двигается - обычно, в никабе делается прорезь на боку, не так заметно со стороны - бей тревогу, может и успеешь. Даже если просто залечь - тяжесть последствий террористической атаки сокращается на порядок. Если залечь за препятствие - при подрыве шахида ты уцелеешь почти гарантированно - только оглушит. Если схватить шахида и подать команду ложись - вероятно, ты спасешь несколько жизней, и посмертно тебя наградят.
Человек, которого я определил как террориста - держал руку в кармане. Правую, которая у большинства людей ведущая.
Одну...
Пять. Пять из десяти признаков - при том, что один устарел, а один не имеет отношения к Италии, здесь нет исламского экстремизма. Если так - то получается пять из восьми, или ноль шестьсот двадцать пять, если произвести простое арифметическое действие. По правилам, принятым в Персии - при наличии четырех признаков из десяти - следует бить тревогу, шести - предпринимать немедленные действия. По обстановке.
По обстановке...
Ухватив с подноса официанта бокал - я решительно двинулся вперед. Человек этот - в последний момент то ли услышав, то ли увидев боковым зрением, то ли почувствовав меня, попытался уклониться от столкновения - но я был еще быстрее.
- О... прошу прощения - сказал я по-русски, и тут же перешел на итальянский - Mi dispiace, signor. Non cosparso?***
Надо было видеть, как он отреагировал на русский язык. Не сказал ни слова - но по глазам вижу - понял. Все - понял.
Мы посмотрели друг другу в глаза - и он уступил, даже особо не сопротивляясь. Понял, что охота на сегодня - закончена. Выстрелить сейчас я ему не дам, а с другой позиции не получится - потому что я уже знаю его, занять "чистую" позицию не позволю. Да и людей много.
- No, signor - коротко ответил он, повернулся и начал протискиваться в сторону выхода
Аж волосы встали дыбом. Отходняк. Господи... это в Италии то. Что творится...
Черт бы побрал всех этих террористических ублюдков, которые готовы подохнуть сами и не дают нормально жить людям. Как же надоело жить в перекрестье прицела...
- Синьор...
Я повернулся... наверное, излишне резко, едва не расплескав шампанское.
O-la-la...
Ей было около тридцати, судя по осадке - бывшая модель, манекенщица. Темные волосы. Не молоденькая и глупая - а только вступающая в рассвет женщина, только начинающая до конца осознавать свою магическую притягательность для мужчин. От двадцати восьми до тридцати трех, я бы так сказал. Как раз то время, когда молодая, щенячья глупость уже прошла, очарование опытной женщины только приходит, тело все еще молодо. На этом балу - она явно была королевой, все остальные - так... свободные охотницы на промысле. А вот она не охотится, для охоты она слишком уверенно себя ведет.
Как дома?
- Сеньорита... - я поцеловал даме руку
- О... спешу вас разочаровать, но меня так называли лет пять назад. Сейчас я, увы, синьора. Баронесса Микелла Полетти.
Кольца на ней не было, я успел это заметить.
- О, не разбивайте мне сердце столь поспешным признанием...
Баронесса расхохоталась. Смех у нее был просто очаровательный - не регот простолюдинки и не вымученное веселье профессиональной охотницы за кошельками - а очаровательный грудной смех...
- Увы, синьор... увы... Однако, признайтесь же и вы... я полчаса искала кого-то, кто бы представил меня вам... оказалось, вас никто здесь не знает...
- Признаюсь. Вице-адмирал, князь Александр Воронцов.
- О... вы русский?
Я поклонился
- И вы... вероятно, новый посол? Фон Граубе просто несносен...
- Синьора, я покинул действительную службу несколько лет назад. Сейчас я здесь с исключительно частным визитом. У меня есть некие дела ... в Персии, в Тегеране. Здесь, я ищу. С кем можно было бы их обсудить.
- Как интересно... Вы бывали в Тегеране... говорят, там такой ужас творился...
- Сударыня, больше года я справлял там обязанности Наместника Его Императорского Величества.
Говоря с очаровательной дамой, я смотрел все время ей в глаза. На Персию, на Тегеран, на мое имя - она не среагировала. Но она что-то знает. Как я это понял? Да просто - ощущение такое. Это сложно объяснить - но осведомленный в чем-то человек ведет себя несколько иначе, чем неосведомленный. Как говорится - тайна изнутри распирает. Если уметь наблюдать - то можно это и увидеть...
- Я должна вас представить моему супругу. Просто обязана. Вы знаете его?
- Читал... - дипломатично ответил я
- Он такой умный... я уверена, вы найдете общий язык. Пойдемте же...
Баронесса с очаровательной непосредственностью, какую допускают только очень красивые женщины - взяла меня за руку и потащила сквозь толпу. Я про себя подумал, что решение не надевать бронежилет скрытого ношения было ошибкой. Если с террористом на приеме удалось разобраться, хотя бы временно - то от злобных взглядов со всех сторон мой пиджак на спине мог вспыхнуть. Интересно - почему в высшем свете столько злобы? Почему дамы, даже те, кто ищут себе богатого мецената - столь злобны? Неужели не понимают, что это отталкивает людей - и одновременно старит...
- Дорогой...
Барон оторвался от разговора. Вероятно, он и в самом деле очень умный - просто деньгами такую женщину не купить.
- Синьоры, позвольте представить - адмирал, князь Воронцов из России. Точнее ... из Тегерана...
Барон среагировал. Не хотел этого показывать - но среагировал. Просто что-то мелькнуло в глазах... облегчение, что ли. Думаю, в его ботинке уже достаточно крови...