Аннотация: Анализ причин крушения советской экономики
Падение Голиафа: причины крушения советской экономики
Рассуждая о причине быстрого и неожиданного коллапса СССР - обычно ищут причины краха совсем не там, где они есть на самом деле. Картинка обманывает глаза - смотря на Съезд народных депутатов с изливающимися на страну в прямом эфире нечистотами, на войну в Афганистане, которая на деле была намного менее обременительна для советского бюджета, чем сейчас такая же война - для американского. На вылезших из-за печек различных диссидентов - хотя они и до этого несли всякий бред и их мало кто слушал. О Горбачеве, сдавшем страну Бушу, о происках ЦРУ и РЭНД Корпорейшн - мне, имеющему возможность читать англоязычные источники в оригинале, смешно это слушать, потому что, почитав про события Холодной войны с другой стороны становится кристально ясно, сколь плохо понимали ситуацию в СССР наши визави и сколь мало реальных рычагов воздействия на нее у них было. Да что там говорить - если мы сами не знали общества, в котором живем, куда американцам знать.
Правда в том, что политические сложности - многократно усугубились в результате неверных экономических решений. Воздействие этих решений было таково, что страна вошла в пике за считанные годы. Причем какая страна! Советская экономика по видимому была второй крупнейшей в мире после американской, базисом для одного из двух военно-политических блоков, делящих мир, имевшей производство почти всех видов продукции, какая только могла быть. Мы производили все сами - от трусов и носков, до самолетов и космических кораблей. То, насколько быстро и необратимо произошел коллапс этой системы - удивительно и сейчас. Но еще более удивительно - как система смогла столько проработать, не напоровшись на те подводные камни, на которые она напоролась в восьмидесятые.
Короче, сначала эти две статьи, потом продолжим. Статьи отличные, читать надо внимательно. Жирное выделено мной как самое важное.
К середине 1980-х советская экономика растеряла динамизм и эффективность, но сохраняла приемлемую внешнюю и внутреннюю сбалансированность. Решения 1985-1988 годов не оставили от этой сбалансированности и следа, сделав неизбежной гиперинфляцию и резкое падение реальных доходов граждан
В апреле исполнилось двадцать лет с тех пор, как потребительские цены -- тогда еще в СССР -- снялись с якоря, и их прирост, пульсируя от экстремальных до вполне умеренных уровней и обратно, никогда уже не был ниже 8% годовых. Бурный старт весны 1991 года сформировал особый российский феномен -- высокую инфляционную инерцию, делающую борьбу с инфляцией традиционными методами весьма затруднительной.
Хотели как лучше
Две вещи, предпринятые руководителями страны из самых лучших побуждений, привели к коллапсу потребительского рынка и в конечном счете -- к катастрофе 1991 года. Это кампания по борьбе с пьянством 1985-1987 годов и начавшийся в 1988 году перевод предприятий на полный хозрасчет, предоставлявший директорам и трудовым коллективам право использовать значительную часть прибыли фактически по собственному усмотрению.
По первому пункту довольно быстро выяснилось, что пьянство было неотъемлемым элементом построенного развитого социализма. И вовсе даже не с бытовой точки зрения, а с самой что ни на есть экономической. Производительность освобожденного от капиталистической эксплуатации труда была столь катастрофически низкой, что оплачивать его можно было лишь сильно подакцизным товаром, каковым и была водка. Отказ от этого дал старт разбалансированию потребительского рынка.
Второй пункт -- установление в 1988 году нормативов распределения прибыли предприятий без изъятия ее свободного остатка в бюджет -- этот дисбаланс усилил в разы. Хотя фонды экономического стимулирования предназначались не только на выплату премий и бонусов, но и на техническое развитие и модернизацию предприятий, включая НИОКР, все "наемные работники" очень быстро смекнули, что, в сущности, они получили право устанавливать зарплату самим себе. Доля прибыли, направляемой в фонды экономического стимулирования, выросла в 1988 году скачком с 16 до 41% (а к 1990-му -- до 49%). Именно после 1988 года начался взрывной рост номинальных денежных доходов.
Перед глазами был опыт Венгрии и Югославии, пустившихся в подобные эксперименты по введению элементов рынка в социалистическое хозяйство десятилетием раньше и уже к началу 1980-х получивших по полной программе, кто в виде дефицитов и дисбалансов, а кто и в виде открытой и весьма бодрой инфляции. Однако с началом перестройки опыт этих стран широко пропагандировался как позитивный и достойный воспроизведения. И действительно, уровень жизни там был повыше, чем в СССР.
Революция как инструмент девальвации
ЕгорГайдарв последние годы жизни продвигал взгляд на революции как на своеобразный способ адаптации национальных хозяйств к изменчивым внешнеэкономическим условиям. Одна из глав его труда "Гибель империи" так и называется: "Политическая экономия внешних шоков". По этой версии, причиной нарастания давления в общественном котле с вероятностью его последующего взрыва становится резкое ухудшение условий торговли (terms of trade -- соотношение индексов цен экспорта и импорта для конкретной страны). Причем экономика по каким-то структурным причинам оказывается не способной абсорбировать этот ценовой шок естественным образом -- в виде изменений, тождественных реальной девальвации национальной валюты.
Такие изменения в итоге должны привести к повышению цен на торгуемые товары (то есть те, которые могут перемещаться через границу в виде экспортных и импортных потоков: еда, одежда, машины и прочая техника), даже если в стране, как это было в СССР 1980-х, формально нет конвертируемости и номинального курса национальной валюты.
Отсутствие же таких изменений обычно является следствием фиксации курса валюты или государственного контроля потребительских цен, как было в СССР (их в этом случае приходится поддерживать с помощью растущих бюджетных дотаций), и приводит к нарастанию дисбалансов и дефицитов на потребительском рынке, вплоть до того, что ситуация становится для населения невыносимой.
Правда, у правительства в этом случае есть еще один способ реагирования на ценовой удар -- внешние займы. Но если шок внешнеторговых цен оказывается серьезным и продолжительным, то быстрое нарастание внешнего долга и расходов на его обслуживание с большой скоростью ведут к тому, что в долг перестают давать, то есть к дефолту.
В итоге во многих случаях в странах со слишком жесткой финансовой системой (зарегулированным обменным курсом или ценами) "девальвационная революция" становится естественным разрешением проблемы внешнеторгового шока. Конечным итогом такой революции всегда становится снижение реальных доходов населения. Без этого невозможно сбалансировать рынок, на котором стало меньше товаров, под какими бы лозунгами революция ни проводилась (обычно это протест против коррумпированной верхушки, которая в такие периодывызывает особенное озлобление, поскольку на нее тяготы товарного дефицита не распространяются). Конечно, это касается только населения в целом -- персонально кто-то в ходе революции удачно приватизирует квартиру соседа-"коррупционера" или займет освободившееся в министерстве место. Но и средний, и медианный реальный доход населения эта революционная девальвация понизит -- такова арифметика.
Гайдар предполагал, что "шоки внешнеторговых цен" в основном преследуют страны с монопродуктовым экспортом. Понятно, что такой экспортный продукт в современном мире -- это чаще всего нефть (хотя раньше могло быть, например, и зерно: так, падение цен на него в начале 1930-х поставило СССР на грань дефолта). Или импортом, который имеет критическое значение и не может быть замещен, -- для большинства стран это та же нефть, а для СССР, по стечению обстоятельств, с 1963 года снова зерно, с начала 1970-х в основном фуражное, в расчете на которое здесь развивались животноводство в виде гигантских откормочных комплексов.
По подсчетам Гайдара, серьезный шок такого рода испытали в 1974 году США (он выразился в ухудшении условий торговли на 14%), после чего экономику страны вплоть до реформРональдаРейганаосновательно трясло. А для СССР, с его зависимостью от импорта зерна и как минимум одним сильно неурожайным годом (1988-й), четырехкратное падение цены на нефть (правда, не сразу, а за 1981-1986 годы), пришедшееся на период перестройки, должно было, по мнению Гайдара, оказаться "смерти подобно". Правда, для СССР индекса terms of trade, из которого можно было бы извлечь цифры, аналогичные упомянутым выше 14% в США, он не приводит. А посчитав его, видим не такую уж страшную цифру -- всего 20-процентное ухудшение условий торговли с максимума 1985-го до минимума 1988 года.
Это немало, но совсем не катастрофично на фоне других эпизодов. Скажем, для Японии за 1974-1980 годы внешнеторговые условия ухудшились почти вдвое -- на 47%, то есть в два с половиной раза сильнее, чем для СССР. Последствия были ужасными -- инфляция в 1974 году достигала 24,5% (что на фоне нашего послезнания о хронической дефляции в Японии кажется фантастикой). По сути, в середине 1970-х основательно сменилась модель развития страны -- правительство и Банк Японии были вынуждены отказаться от элементов "планового хозяйства" и селективного стимулирования экономического роста дешевыми кредитами и провести либерализацию денежно-кредитной сферы с повышением роли процентных ставок. Но смена модели экономической политики происходила плавно, без резких потрясений. Там тоже не обошлось без "потерянного десятилетия" в 1990-х, но с нашим "потерянным десятилетием", когда ВВП на душу населения сократился на 44%, это имело мало общего -- всего лишь однажды темпы роста в Японии становились отрицательными.
Норвегия в тот же период 1985-1988 годов пострадала от падения цен на нефть еще больше, чем СССР, -- на 28%, и революции там тоже не было. Правда, кризис 1991 года все же случился, но у него были свои, не слишком связанные с нефтью причины. Косвенно этот кризис тоже стал результатом распада СССР, а точнее, его оборотной стороны -- воссоединения Германии: из-за усилившейся в результате этого инфляции выросли процентные ставки по марке, к которой были привязаны валюты Швеции и Норвегии. Этим странам во избежание утечки капитала тоже пришлось поднимать ставки, что вызвало кризис плохих долгов и обвал местных рынков недвижимости. В ходе спасения банков с фиксированными курсами было покончено, и с тех пор обе страны не торопятся привязываться к дойчмарке, даже и превратившейся в евро.
Наконец, Россия в результате изменения цен в 1997-1998 годах потеряла ровно те же 20% внешнеторговых доходов, что и СССР на закате, но удержалась от революции. А в 2008-09 годах индекс условий торговли для РФ упал аж на 30%. Но экономика тогда поболела да и встала, а девальвация, если не считать оттока капитала в размере 200 млрд долларов, прошла плавно. Саудиты же и норвежцы, пережившие в это время примерно такое же ухудшение условий внешней торговли, кажется, даже и не чихнули.
В результате изменения цен в 1997-1998 годах Россия потеряла ровно те же 20% внешнеторговых доходов, что и СССР на закате, но удержалась от революции. А в 2008-2009-м индекс условий торговли для РФ упал аж на 30%
Нефть в обмен на продовольствие
Внешнеторговый шок в конце 1980-х был для СССР значительно смягчен благодаря существовавшим механизмам торговли. На экспорт за СКВ, в структуре которого доминировали нефть и газ, продаваемые по ценам мирового рынка, в начале перестройки приходилось лишь 15,8% всей стоимости экспорта. Остальное -- либо торговля в рамках Совета экономической взаимопомощи, где (вплоть до развала СЭВа в 1989 году) действовали пятилетние скользящие средние цены от цен мирового рынка на углеводороды, либо поставки в развивающиеся страны (решающей роли они не играли -- главным образом это были строительные контракты и машиностроительная, в том числе военная, продукция. Поэтому ухудшение условий торговли касалось лишь незначительной ее части.
Цены на закупаемое продовольствие тогда, как и сейчас, коррелировали с нефтяными. Стало быть, с падением выручки от нефти снизились и цены на импортируемое зерно
. В 1987 году цена на пшеницу составляла 43,4% от уровня 1985 года, на ячмень -- 36,3%, на кукурузу -- 45,7%, тогда как на нефть -- 52,8%. Эта закономерность нарушилась лишь в засушливом 1988 году, в котором условия торговли оказались самими плохими.
Наконец, с распадом СЭВ объемы торговли с входившими в него странами резко, на две трети, упали (см. график 4).
Одновременно были созданы возможности для децентрализованного коммерческого импорта. Все это формально улучшило эффективность торговли, поскольку значительная часть углеводородов была перенаправлена на продажу за СКВ, и теперь вместо реализуемых на рынке по невысоким ценам потребительских товаров из стран СЭВа стали закупаться компьютеры и прочее оборудование (в итоге в массе своей оставшееся не установленным). Однако для сохранения поставок на оголившийся потребительский рынок правительству пришлось занимать, и немало.
Все эти изменения настоятельно требовали девальвации, которая в отсутствие единого рыночного курса сводилась к немедленному повышению цен на торгуемые потребительские товары и, соответственно, к снижению реальных доходов населения. Но делалось совершенно обратное -- антиалкогольная кампания и последовавшее затем разрешение перекачивать прибыль на зарплату резко повышали реальные доходы населения, что окончательно оголило рынок. При этом попытки союзных властей повысить и хотя бы частично либерализовать потребительские цены с 1990 года уже наталкивались на ожесточенное сопротивление демократической России, ведомой Ельциным.
Отсрочка операции
В сущности, вариантов выхода из создавшейся ситуации было немного, и все они были неприемлемыми. Это либо возврат ко всем надоевшей и охаянной, но кое-как сводившей концы с концами советской системе с жесткой регламентацией всего (но после "разоблачений", шедших непрерывным потоком начиная с 1988 года, это было уже невозможно и не встретило бы ни малейшего энтузиазма со стороны населения, что и показал некоторое время спустя опыт ГКЧП). Либо освобождение цен с неминуемым их взлетом, балансирование бюджета драконовскими налогами и распродажа предприятий "акулам капитализма" (ну и еще масса всего по мелочи, о чем популярно рассказано в программе "500 дней"). Но это было возможно в 1990 году в уже умученной гиперинфляцией Польше, но не у нас. К такой радикальной смене ориентации не были готовы прежде всего сами руководители СССР. Это Ельцин прозрел после сорока лет скандирования лозунгов на партсобраниях и съездах, но такая гибкость ума дается не всем.
Посему оставалось верить, что произведенные преобразования в экономическом механизме после временных трудностей заработают, а пока надо продержаться, насыщая рынок товарами, ну и, возможно, немного что-то еще подправив в самом механизме. И действительно, мы видим, что потребительские расходы увеличиваются почти так же стремительно, как и доходы населения. Для этого сначала втихую была свернута антиалкогольная кампания: доля спиртного в приросте потребительских расходов 1988 года -- больше половины, и в дальнейшем потихоньку она продолжает расти (хотя доля алкоголя в товарообороте 1990 года, 12%, не достигает уровня 1980-го и даже 1985-го -- 16 и 14% соответственно, см. график 5).
С 1988 года понемногу начинают подниматься цены на неалкогольную продукцию. В ноябре 1990-го союзное правительство вводит договорные цены примерно на 6% товарооборота -- при яростном показном сопротивлении России, которой никак не хочется принимать на себя ответственность за непопулярную меру. Правда, радикальное повышение цен на дотируемые продовольственные товары отложено до апреля 1991-го.
Немного растет импорт потребительских товаров (после провала 1988 года, связанного с неурожаем и ростом цен на зерно). Но его роль, несмотря на внешний долг, увеличившийся за годы перестройки втрое (с 28,3 млрд долларов в 1985 году до 67,1 млрд в 1991-м без учета задолженности бывшим странам -- членам СЭВа), совершенно не ключевая. Тем не менее из торговли в 1990 году, похоже, уже вымываются последние неликвиды.
"Абалкинский" налог (он вводился с четвертого квартала 1989-го и на 1990 год) должен был подправить ситуацию с другой стороны, сделав для предприятий дорогим повышение зарплат. С прироста их более чем на 3% надо было платить рубль в бюджет на каждый рубль прироста зарплаты, более 5% -- 2 и более 7%, соответственно, 3. Из прироста вычиталась зарплата, начисленная при выпуске потребительских товаров. Однако уже спустя четыре месяца налог поправили, разрешив предприятиям повышать фонд оплаты труда в размерах увеличения производства плюс еще 3%. Как отмечал потом сам экс-вице-премьер советского правительстваЛеонидАбалкин, этим регулирующий прирост на рост фонда оплаты труда был отменен. Фактически он и не сработал -- за пять кварталов было собрано всего 2 млрд рублей этого налога, при том что фонд оплаты труда в народном хозяйстве в 1990 году вырос на 57,5 млрд.
Производительность освобожденного от капиталистической эксплуатации труда была столь катастрофически низкой, что оплачивать его можно было лишь сильно подакцизным товаром, каковым и была водка. Отказ от этого дал старт разбалансированию потребительского рынка
Бюджет с двойным дном
План и бюджет на 1990 год впервые разрабатывались не как свод отраслевых предложений, а как программа финансовой стабилизации экономики (на тогдашнем языке -- финансового оздоровления). Уже совершенно отчетливо обозначились признаки кризиса, летом 1989 года прошли первые шахтерские забастовки. В дальнейшем таких программ будет много, начиная с "500 дней" и заканчивая программой продажи американцам 140 млрд наличных рублей, а также толстого медного кабеля от Москвы до Ярославля, якобы зарытого в землю в качестве резервного фонда. Однако тогда это "программное обострение" только начиналось.
В этой программе на 1990-й выделялись три ключевые контрольные цифры: 60, 20, 40. Первая -- это величина сокращения бюджетного дефицита со 120 млрд рублей, утвержденных на 1989 год, до 60 млрд в. Две другие цифры тесно связаны с первой. Это, соответственно, лимит налично-денежной эмиссии и прирост розничного товарооборота, которые, по подсчетам, могли бы остановить дальнейшее нарастание разбалансированности на потребительском рынке.
В сущности, это был довольно фантастичный план. Чтобы при росте товарооборота на 10% (это как раз примерно 40 млрд рублей) остановить "вынужденные сбережения" (они же "денежный навес" над потребительским рынком) хотя бы на уровне предыдущего 1989 года, действительно нужно было сократить прирост сбережений населения (во вкладах и наличных) примерно вдвое. Рост денежных доходов населения при этом требовалось удержать на уровне не выше 2% -- довольно суровая цифра, учитывая, что в предыдущие два года (1988-й и 1989-й) они росли на 9 и 13% соответственно.
Получилось ли выполнить намеченное? Увы, нет. И это несмотря на то, что рост продаж товаров и услуг населению действительно существенно превысил намечаемые 10% (по факту он составил даже более 15%). Тем не менее сбережения населения значительно превзошли уровень предыдущего года, в том числе остатки наличных на руках увеличились за год на 28 млрд рублей. Для сравнения: за все время существования СССР к началу 1985 года было отпечатано примерно 65 млрд наличных рублей.
Однако план сокращения бюджетного дефицита на первый взгляд был выполнен. По официальным данным, дефицит 1989 года -- 80,7 млрд рублей, а 1990-го -- 41,4. Чтобы был понятен масштаб, отмечу, что по отношению к ВВП СССР, который официально начали оценивать с 1988 года, первая цифра составляла 8,6%, а вторая 4,1%. Как могло случиться это экономическое чудо, если сбережения населения выросли, предприятий -- как минимум не сократились (денежные средства предприятий выросли на 26 млрд рублей, при сокращении задолженности банкам на 20 млрд), а текущий платежный и даже торговый баланс с 1989 года становится резко отрицательным?
Дело в том, что даже в перестроечной статистике дефицит бюджета не полный (а до 1989 года в СССР все занятые государством средства вообще включали в доходы, так что был вечный профицит, и отписывали все расходы по закупке вооружений на народное хозяйство). В частности, в доходы от внешнеэкономической деятельности вписывались и полученные в результате привлечения внешних кредитов. Продолжалось привлечение средств предприятий в доходы бюджета (в частности, с валютных счетов в ВЭБе). В расходах не учитывались различные обязательства типа чеков "урожай-90" и другая кредиторская задолженность предприятиям. Не учитывались расходы на покрытие убытков и списание долгов предприятий, в частности села, на формирование собственных средств Госбанка, потом спецбанков и т. п.
В доходы бюджета 1990 года от внешнеэкономической деятельности включены поставки за счет довольно крупных кредитов, привлеченных в 1989-м и 1990 году, 11,6 и 5,6 млрд долларов соответственно (без учета нараставшего дисбаланса в расчетах с бывшими странами СЭВа). Без всего этого превышение расходов бюджета над налоговыми доходами в 1989 году составило 177 млрд. рублей, в 1990-м -- 177,5 млрд, то есть настоящий, влияющий на рост денежной массы дефицит бюджета 1990 года по меньшей мере не сократился.
Любая, даже самая изощренная, стратегия рыночного блицкрига в начале 1990-х не позволила бы успешно и с невысокими издержками провести реформы в России. Требовалась долгая и разорительная "осада"
Сюжеты
Переход к рынку в России, в отличие от ее восточноевропейских партнеров по СЭВу, оказался долгим и мучительным. Запущенная в 1992 году экстремальная инфляция длилась как минимум четыре года, спад в экономике -- еще дольше. Причем не только из-за падения инвестиций и военных расходов (хотя эти два фактора обусловили 50-процентный промышленный спад с 1991-го по 1995 год). Упало и то, что, казалось, падать было не должно, -- производство и потребление более или менее качественной еды, на смену которым пришло резко выросшее потребление хлеба и картофеля Устойчивый экономический рост возобновился лишь в 2000 году, после повторной и неплановой шокотерапии 1998 года.
Почему усилия отца российских реформЕгораГайдарапривели именно к этому, и могло ли у кого-нибудь еще получиться иначе? В оригинальном блицкриге блестящая штабная разработка, в конце концов, уткнулась в российские логистику и климат, непредставимые для умов европейских штабистов и стратегов. Так и рыночный блицкриг пал жертвой не взятых в расчет "логистики" (отсутствия платежно-расчетной системы) и "климата" -- сложившейся десятилетиями инерции поведения советских хозяйствующих субъектов. Понадобилась семилетняя "позиционная война", которая в момент, когда казалось, что все уже потеряно и рыночная экономика в России состояться не сможет, неожиданно привела к победе.
Поверженный монетаризм
Априори план быстрого преодоления дефицита на потребительском рынке путем либерализации цен с последующей их стабилизацией виделся беспроигрышным. Первоначальный скачок цен должен был не только забрать образовавшуюся в предыдущие годы массу избыточных денег, но и заткнуть дыры, из которых продолжали хлестать новые денежные потоки.
В первом "постлиберализационном" периоде, непосредственно примыкавшем к моменту освобождения цен (январь-май 1992 года), проблемы сдерживания роста количества денег в обращении были в центре внимания как правительства, так и Центробанка. Жесткий контроль денежной массы рассматривался (фактически так оно во многом и было) как наиболее важный, а по существу единственный способ недопущения срыва экономики в гиперинфляцию после размораживания цен.
В силу ряда причин (отчасти это были сознательные действия, отчасти -- возникшие стихийно факторы) эта политика была реализована довольно успешно. Темпы прироста количества денег в обращении поначалу удалось удерживать во вполне приемлемых для тогдашних макроэкономических координат рамках -- 9-13% в месяц (правда, это около 200% годовых -- на порядок больше нынешних темпов).
Бюджет, дефицит которого при менее строгом подходе мог бы стать главным фактором накачки денег в экономику, оказался практически сбалансированным (во многом благодаря большому первоначальному скачку цен при либерализации, так что социальные расходы оказались проиндексированными не более чем на треть). По состоянию на январь 1992 года средний размер пенсии составил 3 доллара в месяц. К концу года рубль заметно укрепился, но пенсия выросла лишь до 8 долларов, хотя средняя зарплата за то же время увеличилась с 7 долларов в месяц до вполне "солидных" 39. Кредитная эмиссия Центробанка, хотя и намного превысила таргетированный на первый квартал 1992 года потолок 8%, тоже была довольно умеренной.
Однако жесткость денежно-кредитной политики в этот начальный период была не так уж и важна. Рост цен инспирировался главным образом издержками и имел немонетарную природу. Свою роль, конечно, сыграли новшества в налоговой системе, резко менявшие соотношение оптовых и розничных цен, а кроме того, большинство предприятий постарались восстановить дореформенный уровень реальной зарплаты, перенеся рост номинальных зарплат на цены. Затем инфляция ускорилась из-за ожидания либерализации цен на энергоносители и их фактического повышения с 18 мая 1992 года.
Денежные ограничители в этот период мало влияют и на объемы производства, углубляющийся спад которого практически всецело определялся факторами, лежащими на стороне предложения. Падение спроса и трудности со сбытом в ряде отраслей заставляли предприятия частично работать "на склад", наращивая запасы нераспроданной продукции, что, в общем-то, отвечает их инфляционным ожиданиям.
Результат оказался совсем не тем, на который была надежда. Сдерживание роста денежной массы привело не к стабилизации цен на равновесном уровне, а к разрастанию взаимных неплатежей предприятий, что открыло для производителей практически безграничный источник бесплатного кредита.
Самопальные деньги
Первой причиной тотальных неплатежей стал принцип "утром стулья, вечером деньги", которому продолжали следовать предприятия. Расчеты между советскими производителями велись главным образом на основе платежных требований. Одновременно с отгрузкой продукции (оказанием услуги) поставщик слал в банк указание списать со счета получателя на свой энную сумму денег. В зависимости от того, за что требовалось заплатить, на это иногда мог требоваться акцепт (согласие того, у кого деньги забирают), а иногда и нет (безакцептное списание практиковалось при оплате электричества, воды, транспортных услуг и т. п.).
В советской системе вероятность неплатежа из-за отсутствия денег на расчетном счете плательщика была крайне мала. При затруднениях с ликвидностью Госбанк чуть ли не автоматически производил кредитование предприятий. Исключая, да и то не всегда, разве что случаи, когда деньги исчезали с расчетных счетов по причинам явно криминального, по понятиям тех времен, свойства. Скажем, председатель колхоза построил на эти деньги для своих селян и селянок новую баню взамен развалившейся, чего не было предусмотрено лимитом капитальных вложений, -- за подобную самодеятельность давали лет восемь еще и при Горбачеве.
В любом случае предприятие, у которого возникали проблемы с платежеспособностью по причине обнуления расчетного счета, попадало в так называемую картотеку N 2. Банк налагал на него штрафы, а у руководства отрасли могли возникнуть сомнения в профпригодности дирекции такого предприятия.
Эта система платежей и расчетов, без каких-либо изменений перекочевавшая в рыночную экономику, в которой страна проснулась 1 января 1992 года, была хороша всем, кроме одного. Количество денег в системе почти никак не ограничивает спрос (во всяком случае действие таких ограничений может не проявляться достаточно долго), а значит, и рост цен. В советской экономике этого и не требовалось, там были свои ограничители -- спускаемые сверху цены и лимиты (фонды). Но и в новых условиях рост цен на закупаемую продукцию не очень волновал предприятия, так как они автоматически перекладывали его на цену своей продукции. То же происходило и со ставками по кредиту. И получалось, что их повышение вело скорее к росту инфляции, чем к ее сдерживанию.
Недостаток денег на расчетном счете, если они вовремя не поступали от потребителя, компенсировался такой же задержкой платежа поставщикам. Таким образом, используемый принцип расчетов автоматически генерировал своеобразный коммерческий кредит предприятий друг другу. И он замещал кредит банковский, который с переменным успехом пытались контролировать власти.
Сигналы о завышенности уровня цен и о недостатке спроса могли в итоге прийти только из сферы, на которую этот "коммерческий кредит" не распространялся, -- из розничной торговли. Она рано или поздно должна была бы перестать брать у предприятий слишком дорогую продукцию.
Да и сами предприятия понемногу должны были начать замораживать поставки хроническим неплательщикам. Но проблема была еще и в том, что в условиях высочайших инфляционных ожиданий оказалось довольно выгодным накопление нераспроданных товарных запасов. Под них банки давали кредит, а темпы роста цен позволяли "отбивать" зашкаливающие за 100% ставки по кредитам. Поэтому ограничения спроса, в которые должен был упереться рост цен, проявлялись очень медленно и слабо.
Когда же эти ограничения стали как-то доходить до предприятий, они могли реагировать на них только сокращением выпуска, но отнюдь не ценами.
Расчетная бомба
Второй причиной кризиса неплатежей стал переход в расчетах от межфилиальных оборотов (МФО) к корсчетам.
В СССР с 1933 года расчеты между учреждениями Госбанка осуществлялись с использованием системы межфилиальных оборотов, которые возникали при перечислении средств получателям, чьи счета находились в иногородних филиалах. При этом деньги доходили до получателя совершенно независимо от того, какой конкретно баланс складывался в отношениях двух филиалов. Более того, не имело значения, как суммарно выглядел конкретный филиал в отношениях со всеми остальными, что, по сути, означало автоматический беспроцентный и бессрочный межбанковский (точнее, межфилиальный) кредит. Ресурсы отдельных банков (филиалов) при этом фактически не разграничивались, да и особой нужды в этом не было.
Когда еще при Горбачеве, начиная с 1988 года, банковская система начала реформироваться, расчеты по МФО были распространены на учреждения всех возникших тогда пяти государственных специализированных банков. Практически это означало, что спецбанки через счета типа МФО могли автоматически привлекать средства Госбанка. Автоматически же они предоставляли друг другу и деньги взаймы независимо от их наличия. Этот межбанковский кредит тоже был обезличенным, бессрочным и бесплатным, что в переводе на простой язык означало: в СССР помимо Госбанка появилось еще минимум пять независимых центров кредитной эмиссии.
Пока цены и хозяйственные связи оставались зажатыми в тисках плановой системы, это было не страшно. Но со снятием ограничений с хозяйственной деятельности (появлением кооперативов, предоставлением промышленным предприятиям возможности продавать излишки продукции на биржах по свободным ценам и т. п.), то есть уже в 1990-1991 годах, эта бомба взорвалась. В системе контроля эмиссии появились зияющие пробоины, и экономика стала тонуть в денежном море.
Чтобы сосредоточить эмиссионную деятельность в Центральном банке в новых условиях, особенно когда банков стало много (в 1992 году их было уже около 700), требовался принципиально иной порядок взаиморасчетов. А именно -- через корреспондентские счета, открываемые банками в учреждениях ЦБ (расчетно-кассовых центрах, РКЦ) и, при желании, друг у друга. Переход к этому порядку и произошел с появлением Банка России в начале 1990-х. МФО остались только для расчетов РКЦ между собой.
С распадом СССР на отношения с ЦБ РФ через корсчета были переведены и управления Госбанка СССР в бывших союзных республиках, которые таким образом получили в "рублевой зоне" ровно такой же статус, как и обычные коммерческие банки, разве что объемы их кредитования регулировались межгосударственными соглашениями.
Кардинальное отличие новой системы состояло в том, что остаток на корсчете, представляющий собой разницу между ресурсами банка и его активами и обязательными резервами, должен был оставаться положительным. Это означало, что кредитная активность любого банка ограничивалась его ресурсами, а ЦБ получал возможность взять под контроль денежную эмиссию.
Однако организация межбанковских расчетов через корсчета в РКЦ страдала серьезным недостатком -- крайне низкой скоростью совершения расчетных операций. Расчеты клиентов банка с контрагентами, которые обслуживались в банках, прикрепленных к другим РКЦ, представляли собой весьма громоздкую бумажную операцию, в ходе которой банк должен был на каждый такой платеж сформировать пакет документов для пересылки в соответствующий РКЦ. А обслуживающий его РКЦ должен был, предваряя пересылку этих документов, просуммировать все данные о платежах, произвести у себя списания с корсчетов этого и других банков-плательщиков и направить в РКЦ банков-получателей специальные распоряжения -- авизо, которые предписывали записать на корсчета банков-получателей соответствующие суммы.
Эти авизо запомнились главным образом тем, что с их помощью на корсчета подставных банков были записаны, а затем обналичены какие-то совершенно макроэкономические суммы, чуть ли не сопоставимые с доходами госбюджета РФ. Называются разные оценочные цифры, сколько-нибудь точных нет и, видимо, уже не будет, хотя по горячим следам их, наверное, нетрудно было бы подсчитать. Но, как видно, близко подходить к таким суммам не вполне безопасно и для проверяющих.
В народное сознание прочно вбит образ небритого жителя гор, приносившего в банк какую-то нарисованную на коленке смятую бумажку, по которой ему без особых раздумий тут же нагружали наличностью пару "КамАЗов", беспрепятственно отправлявшихся к южным окраинам родины. На самом деле авизо -- это электронный (телеграфный) документ с достаточно высокой степенью криптозащиты (к началу 1993 года к работе в РКЦ было подготовлено 6000 шифровальщиков -- больше, чем за все время Великой Отечественной войны), применявшийся в расчетах исключительно между учреждениями ЦБ. И, стало быть, фальшивки могли быть отправлены только из самих РКЦ людьми, имевшими доступ к кодовым ключам, либо путем хакерского взлома системы защиты. Соблазн воспользоваться в личных целях подручным "печатным станком" (а запись на корсчета банков -- это и есть в современных условиях та самая "эмиссия") в обстановке всеобщего хаоса начала 1990-х оказался слишком велик. Запеленговать же источники утечки задним числом, когда баланс движения денег по корсчетам сводился раз в месяц, было довольно проблематично.
Но вернемся к неплатежам. Даже если движение денег между корсчетами банков происходило достаточно оперативно, документы о зачислении средств на счет конечного получателя приходили в банк в бумажной форме по почте с большой задержкой. По отзывам очевидцев, РКЦ того времени походили на склад мешков с платежками, которые обрабатывались неделями.
Для банков в пределах одного региона, скажем московских, ситуация выглядела не так грустно. К тому же выручали и возникшие тогда частные межбанковские расчетные (клиринговые) центры. Но денег из регионов можно было ждать неделями. К тому же банк, получивший на корсчет ваши деньги, тут же начинал их "прокручивать", так что к моменту прихода подтверждающих платеж документов на этом корсчете могло уже не быть ничего. Распорядиться своими деньгами вы в этом случае все равно не могли, и требовалось опять ждать, пока на корсчете у банка появятся средства. Причем таких ожидающих у него, скорее всего, хватало и помимо вас.
Таким образом, возникшая в России двухуровневая банковская система на первых порах явно заваливала свое тестирование в реальном времени. Теоретически продумано там было все неплохо -- или, если угодно, скопировано с зарубежных образцов. Просто требовались время и организационные усилия для "обкатки и отладки", и это время довольно неудачно совпало, как это и всегда бывает, с критическим периодом реформ в остальных сферах.
Выпрямление диспропорций
Третьим и, пожалуй, главным источником происхождения кризиса неплатежей стали структурные перекосы в начальной системе цен, доставшейся в наследство от советской экономики. Такие перекосы поддерживались сознательно. Это было частью социальной и структурной политики советской власти. Например, помимо дотационных цен на мясо-молочную продукцию, которые не менялись с 1962 года, очень низкий уровень относительных цен сохранялся на топливо и сырье, электроэнергию, грузоперевозки и многое другое.
Через занижение этих цен осуществлялось скрытое субсидирование машиностроительных отраслей, прежде всего связанных с военно-промышленным комплексом, а также села. Поддерживалась сравнительно низкая стоимость строительства. Например, однокомнатная кооперативная квартира в Москве в первой половине 1970-х стоила заметно дешевле вазовской "копейки".
Облегчался также доступ к топливно-сырьевым ресурсам для регионов страны, которые сами ими не обладали. И в конечном счете это способствовало выравниванию уровня жизни в разных союзных республиках в дополнение к прямому бюджетному субсидированию.
При централизованном ценообразовании рентабельность производства обеспечивалась этими ценами далеко не всегда. Основная масса инвестиций, в том числе на действующих производствах, по-прежнему осуществлялась из бюджета, в который "нераспределенный остаток" этой прибыли в основном и реквизировался. Мало чем отличавшиеся от прибыли амортизационные отчисления в основном не оставлялись предприятию, а централизовались на уровне министерств. В промышленности, особенно в добывающих отраслях, существовала масса планово-убыточных предприятий. Их издержки тоже покрывались из бюджета.
Банкротства же были исключены. Для планово-убыточных предприятий, которые не могли сами обслуживать и погашать кредиты, предусматривалось бюджетное субсидирование. Таковой была, например, значительная часть добывающей промышленности, скажем, многие угольные шахты. Уголь был по нынешним меркам дармовой, выводить оптовые цены на уровень хотя бы среднеотраслевой безубыточности добычи, не говоря уже об учете в цене рентной составляющей, было нельзя.
Это немедленно сказалось бы на продовольственных ценах, а они после новочеркасского восстания 1962 года стали абсолютно "неприкасаемыми" аж до павловской реформы розничных цен 2 апреля 1991 года, когда в свободной продаже все равно уже ничего не было, а популярность властей упала так, что ниже некуда.
Для сельхозпредприятий (они в массе своей были нерентабельными по той же причине), где кредитование носит сезонный характер (посевная и уборочная), субсидирование осуществлялось в форме периодического "прощения долгов". Как ни странно может показаться, но после отпуска цен необходимость в субсидировании села сохранилась и даже выросла. В огне гиперинфляции выручка селян в период от посевной до уборочной полностью сгорала, каким бы хорошим ни был урожай. И выходило, что они отдают его не по заниженным ценам, как раньше, а просто даром.
После того как цены были отпущены, следствием исправления всех этих перекосов в относительных ценах, несовместимых с рыночной экономикой, стал процесс нащупывания равновесных рыночных цен, сопровождавшийся очень быстрым повышением их общего уровня. Этот рост было практически невозможно сдерживать чисто монетарными средствами, через ограничение денежной эмиссии. Других же рычагов, не считая временного замораживания цен на энергоресурсы, после перевода хозяйства на рыночные отношения у властей не оставалось.
Вынужденный зачет
Одну из главных причин неудач шокотерапии многие усматривают в назначении летом 1992 года на пост председателя ЦБ РФВиктораГеращенкои проведении им взаимозачетов.
В принципе схемы работы с взаимными неплатежами (кризисами ликвидности) достаточно однотипны и сводятся к предоставлению должникам, всем или какой-то их части, короткого кредита ЦБ. Он устроен так, что его можно использовать только для платежей в счет задолженности, для чего открываются счета со специальным режимом. После проведения цикла расчетов по уплате долгов на этих счетах возникают некие остатки, из которых гасится предоставленный кредит ЦБ. В случае дебетового (отрицательного) остатка "чистый" должник понуждается к взятию более долгосрочного кредита (или, потенциально, -- к банкротству; правда, в конкретной схеме, примененной осенью 1992 года, до этого дело не доходило, все были прокредитованы). Но поскольку неплатежи -- взаимные, таких случаев в итоге должно оказаться не так уж много, а вливание дополнительных денег, грозящее инфляцией, -- не таким уж большим.
Избранная Геращенко схема расшивки неплатежей наносила серьезный удар по антиинфляционной политике. Она предполагала прощение долгов на огромную сумму и кредитную эмиссию в размере более 1 трлн рублей для погашения долгов, не вошедших во взаимные зачеты (см. график 3).
Осенью 1992 года это вернуло темпы роста потребительских цен к исходному пункту, к тому, с чего начиналась стабилизационная операция. Теперь все надо было начинать сызнова.
Но была ли альтернатива тому, что сделал Геращенко, -- а именно продолжать "лечить" предприятия от ожиданий роста цен дефляционным шоком, когда вброс денег прекращается, производство останавливается и, постояв, сбрасывает цены? Сказать легко, но сделать... На носу уборочная, близится также окончание завоза на севера (а это у нас по территории чуть не полстраны), куда потом, с концом навигации, до весны ни на чем уже не доедешь. И остановка экономики в эту пору -- гарантия скорого голода. Уже настоящего, а не виртуального, который якобы был предотвращен исключительно благодаря либерализации цен (кстати, как раз на хлеб, как и на нефтепродукты, они оставались регулируемыми до лета 1992 года). Либо -- заливание пожара деньгами, что и было проделано.
От блицкрига к позиционной войне
Примерно через полгода после старта реформ постепенно оформляется новая макроэкономическая ситуация, которую можно обозначить фразой "деньги имеют все большее значение, но все меньше поддаются контролю". По сравнению с тем, что наблюдалось в первые месяцы после начала реформ, произошло несколько принципиальных изменений.
Во-первых, можно говорить об определенной стабилизации спроса на реальные деньги и скорости их обращения. К этому времени процесс сокращения реальных денежных остатков у хозяйствующих субъектов достигает дна и на довольно продолжительное время замирает на этой весьма низкой отметке (порядка 12-15% от долиберализационного уровня). Дальнейшее повышение скорости обращения денег уже технически невозможно, если только не выплачивать зарплату каждый день, а то и по нескольку раз в день, что имело место в настоящих гиперинфляционных эпизодах. К лету 1992 года население нормализовало остатки денег в кошельках, вернув их уровень по отношению к размеру покупок почти к состоянию на 1 января; там оно с небольшими вариациями и оставалось в дальнейшем, отличаясь от привычного еще с советских времен уровня лишь на 20-30%. Это сигнализировало о завершении процесса заполнения "налично-денежной ниши", образовавшейся в ходе январской корректирующей гиперинфляции. Последствия оказались довольно неприятными. Если в период примерно с апреля по июль 1992 года основная масса наличной эмиссии проваливалась в эту нишу, накапливалась населением и не вызывала дополнительной инфляции, то в последующие месяцы темп эмиссии уже напрямую определял рост цен на потребительском рынке.
Во-вторых, само предложение денег с апреля-июня все больше начинает определяться факторами, не подконтрольными Центробанку. Сначала нарастает актив платежного баланса России в расчетах с государствами рублевой зоны (см. график 4).
Это, с одной стороны, хорошо для российских предприятий, поскольку обеспечивает сбыт их продукции на территории бывшего СССР в рамках традиционных хозяйственных связей. С другой стороны, это не очень хорошо для российского потребительного рынка, так как вырученные от экспорта в бывшие советские республики рубли, не потраченные на импорт из этих стран, выплескиваются на российский рынок, вызывая дополнительную инфляцию.
Этот дефицит платежного баланса бывших союзных республик в отношениях с Россией финансируется кредитами ЦБ на основе межреспубликанских соглашений. И власти находятся перед трудным выбором: либо ограничить это кредитование (и тогда может встать какая-то часть российской промышленности), либо продолжать его и мириться с дополнительным притоком инфляционных рублей.
В конце концов, но только уже в середине следующего, 1993 года, бывшие республики отсекаются от корсчетов ЦБ и одновременно в оборот вводятся новые купюры, без портретов Ленина, видов Кремля. Правда, Украина и прибалтийские страны вышли из рублевой зоны еще раньше.
Положение в денежной сфере к исходу лета все больше напоминало сжатую пружину. Темпы роста денежной базы уже с мая вплотную приблизились к 50% в месяц -- по некоторым определениям это считается порогом гиперинфляции. А рост денежной массы М2 первые пять месяцев года колебался в диапазоне 9-14% в месяц и ускорился до 28% только в июне. В значительной мере отставание темпов роста денежной массы от потенциально возможных объяснялось и нехваткой наличных, купюрный состав катастрофически не соответствовал новому масштабу цен.
К началу второго полугодия какие-либо ограничения в области денежной политики приходится снять окончательно. Последствия предыдущего недоиндексирования бюджетных расходов понемногу принимают форму столь острой социальной проблемы, что и правительство, и Центробанк вынуждены рассматривать откровенно проинфляционные шаги. Дефицит федерального бюджета с июля выходит на устойчивый уровень 25% по отношению к ВВП, который покрывается кредитами Центробанка (см. график 5).
Одновременно лавинообразно нарастают кредиты ЦБ коммерческим банкам. При этом основная масса ресурсов формально выделяется на реализацию отраслевых программ. Фактически же эти деньги дают мощный импульс росту кредитного потенциала комбанков, а также обрушиваются на валютный рынок.
От наступления на инфляцию приходилось переходить к глухой и длительной обороне, и "правительства чикагских мальчиков" для этого больше не требовалось.
Альтернативы умозрительны
Большинство претензий к шоковой финансовой стабилизации, особенно после того как стало ясно, что в формате блицкрига ее провести не удалось, выдвигалось сторонниками и авторами разных программ, предполагавших предварительное связывание избыточных сбережений населения -- например, в форме обращения в ваучеры денег на сберкнижках и использования их в приватизации. Это позволило бы уменьшить первоначальный скачок цен и смягчить многие проблемы переходного процесса -- те же неплатежи, например.
Однако трудно отделаться от ощущения, что здесь мы просто имеем анализ партии, просчитанный на недостаточное число ходов. Все такие программы, скроенные по принципу "сначала добьемся сбалансированности -- затем отпустим цены", решали в основном проблему запасов ("вытирания денежной лужи") и мало чего, кроме общих фраз, говорили о том, что делать с проблемой "потоков" (прежде всего с несбалансированностью бюджета), которые от этого никуда не девались. Более того, за время подготовки такой распродажи эти потоки увеличили бы "лужу" настолько, что готовить распродажу пришлось бы заново. Ну и, наконец, как показали дальнейшие события, население в массе своей не проявило особого интереса к обладанию неведомыми производственными активами -- и приватизационный чек, который должен был стоить "две "Волги"" (немыслимое по советским меркам состояние), так и не поднялся в цене выше эквивалента 18 долларов.
Но главное, настоящие проблемы вроде неплатежей и инфляции, вызванной перестройкой структуры цен, а также "бегства от денег" порождались вовсе не начальной несбалансированностью накопленных денег и товарной массы (которая в действительности сразу же устранялась отпуском цен), а гораздо более глубокими структурными проблемами советской экономики. Они, несомненно, выявились бы и привели к высокой инфляции, даже если исходной точкой реформ послужил бы какой-нибудь относительно сбалансированный 1983 год. (Тут, правда, надо заметить, что попытка проведения рыночных реформ в еще не расшатанной годами перестройки экономике, пожалуй, натолкнулась бы на ГКЧП, который в этом случае был бы встречен населением с энтузиазмом, а его действия увенчались бы успехом.)
В этом смысле можно оглянуться на опыт Польши, где аналогичная по замыслу и исполнению стабилизационная операция 1990 года оказалась в сравнении с нашей успешной -- бюджет был сбалансирован, а для восстановления доверия населения к национальной валюте был (при поддержке МВФ) установлен фиксированный курс злотого к доллару. На самом деле польский 1990 год примерно соответствовал нашему 1998-му, ему предшествовала реформа цен и доходов февраля 1988 года, последовавшее затем введение рыночных отношений в сельском хозяйстве и проводившаяся "Солидарностью" политика индексации доходов в 1989-м, вызвавшие гиперинфляцию и "смывшие" проблему несбалансированности рынка к моменту, официально считающемуся датой начала реформ (январь 1990 года). На самом деле пакет экономических мер правительстваТадеушаМазовецкогобыл продолжением мер, осуществлявшихся ранее, просто теперь проводившихся в условиях огромного энтузиазма населения по случаю крушения советского блока, в условиях политической поддержки и доверия.
Гайдару же пришлось действовать в принципиально иной обстановке, когда и разрушение старой системы, и стабилизация на основе новых отношений должны были происходить практически одновременно, а особой радости по поводу крушения СССР и доверия к новой власти большинство населения не испытывало. Возможностей для балансировки бюджета в условиях сохранявшихся обязательств государства по поддержанию огромных секторов экономики фактически не было -- требовалось значительное время на их демонтаж или структурную перестройку. А при несбалансированном бюджете не было и возможности вернуть доверие к деньгам, путем фиксации курса рубля к чему бы то ни было удержать этот "номинальный якорь" все равно бы не удалось. Такая попытка -- заткнуть бюджетную дыру путем размещения устроенных по пирамидальной схеме краткосрочных казначейских обязательств с одновременной привязкой курса рубля к доллару -- будет предпринята три года спустя (на макроэкономически значимый уровень машина ГКО выйдет к 1995 году), а еще через три года попытка эта закончится весьма плачевно.
Ну, вот. Как то так.
Изучая советскую экономику (а у меня есть такая слабость, хотя профессионально я этим не занимаюсь) - никак не удается отделаться от мысли: "почему это не случилось раньше". На самом деле - архитектура советской экономики содержала в себе такие риски, что катастрофа того типа, которая произошла в восьмидесятые была почти неминуема. Одновременно с этим - следует сказать, что советская экономика - при грамотном управлении и отсутствии людей со злым умыслом в системе - для целей ускоренного промышленного и общего развития страны подходила как нельзя лучше. Просто риски были неприемлемыми, а защиты от дурака - никакой. В конце восьмидесятых - бомба взорвалась.
Советская и американская экономические системы были построены по абсолютно разным принципам, хотя цели у них были одинаковые: обеспечить долговременный экономический рост в стране, не вызывая инфляции. Принципиальным различием между этими системами было соотношение наличных/безналичных денег.
Американская экономическая система была одноканальной, то есть обмен наличных долларов на безналичные обеспечивался довольно свободно. При этом, согласно закону Гласа-Стигала запрещалось ведение одним финансовым институтом кредитной и инвестиционной деятельности одновременно. То есть, до девяностых годов, финансовый ландшафт Америки выглядел так: крупные инвестиционные банки и множество мелких кредитных учреждений. Финансовые монстры, подобные Морган - Чейз - были именно инвестиционными банками, то есть они не работали с населением и не обслуживали его повседневные нужды. Они занимались фондовым рынком и инвестированием, то есть были банками для юридических лиц. В отличие от европейской практики - в США было принято привлекать ресурсы не за счет банковского кредитования - а за счет эмиссии ценных бумаг - акций и облигаций. Именно этим и занимались инвестиционные банки. В то же время обычные банки (часто они обслуживали один штат, а то и один город) - занимались потребительским кредитованием, личными счетами граждан, кредитами и займами для юридических лиц (понятно, что мелкими).
Этим - обеспечивалась важнейшая вещь - сбалансированность системы и отделение "потребительских денег" от "инвестиционных денег". То есть правительство США и ФРС могли вести через этот механизм грубую настройку экономики. Направляя ресурсы в инвестиционную систему - они гарантированно обеспечивали тот факт, что эти деньги пойдут не на потребление, а в производственный сектор экономики, и, по крайней мере, один цикл отработают там. То есть на них купят станки и сделают, грубо говоря, автомобиль. Потом его продадут, а прибыль поделят - часть выплатят в качестве зарплаты, часть достанется акционерам, часть будет вложена в дело, в развитие. Но суть то будет в том, что товар уже произведен! И, следовательно, вливание денег в экономику на этом этапе (через свободный обмен наличного и безналичного доллара) - нужно и оправданно именно в этот момент - оно позволяет этот автомобиль купить! Вливание денег не вызовет монетарной инфляции! Именно так и работала американская экономика до девяностых, именно это и обеспечивало ее поступательное развитие и лидерство.
Немного отходя в сторону от основной темы - именно слом этой системы через отмену закона Гласа-Стигала (при Клинтоне) привело сейчас к катастрофическому кризису. Отмена запрета на объединение банковской и инвестиционной деятельности немедленно привело к тому, что мелкие классические банки были поглощены громадными инвестиционными. Далее - при вливании ФРС денег в экономику у банкиров появилась возможность выбирать, куда направлять деньги - на инвестирование или на потребительское кредитование. Инвестирование - длинные сроки и минимальная маржа. Потребкредитование - короткие сроки, большая маржа, риски можно переупаковать, купить страховку. В итоге - деньги направили на потребкредитование, американцы настроили домов и накупили китайских товаров, после чего потеряли работу - оттого, что реальный сектор экономики деньгами оказался обделен. Американская экономика пошла в пике, как до этого пошла советская. Суть в том, что в период действия закона Гласа-Стигала, если ФРС направляло деньги инвестиционным банкам - то у них не было выбора, куда их девать. Или они сидели на них - или пускали в дело, в реальную экономику, кредитуя ее "хоть как". А сейчас - выбор есть, и деньги направляются куда угодно, но только не в реальный сектор. Надувая пузырь за пузырем. Или на них просто сидят, выживая за счет потребкредитования и работы с физлицами - старые инвестиционные банки, получая деньги не могли на них сидеть, они или инвестировали или умирали, потому что никаких других источников заработка у них не было.
Советская экономика работала принципиально по-другому, хотя задачи решала те же.
Советская экономика решала задачу финансирования реального сектора через двухканальную систему денежного обращения, в которой наличные деньги были предназначены для населения, а безналичные - для предприятий. При этом - были установлены жесткие ограничения как на конвертируемость наличной и безналичной валюты друг в друга, так и на конвертацию в иностранную валюту. Было даже специальное понятие "инвалютный рубль", чтобы контролировать обмен безналичных рублей на валюту и "чек Внешпосылторга" - для фактической конвертации наличного (хоть и не прямой). При этом, как мы видим из статей выше, реальная экономика кредитовалась на совершенно нерыночных и непредставимых сейчас условиях - автоматически и по потребности. Не было риска неплатежей - все платежки исполнялись автоматически, вне зависимости от наличия денег на счете - то есть автоматически открываемый овердрафт. Если кто-то знает, как дело обстоит с кредитованием сейчас - может себе представить, как быстро (в теории) может расти экономика, если ее кредитуют по потребности и без процентов.
Наличный же сектор денежного обращения был жестко привязан к объему товарной массы в стране. Соотношение товар/деньги - жестко регулировалось административным путем. Прямая конвертация безнала в нал запрещалась, когда же этот запрет был ослаблен - это положило начало инфляции.
При этом, если сравнивать советскую и американскую системы - легко заметить, что советская система более отсталая и примитивная. В отличие от американской, работающей в "полуавтоматическом" режиме - она чисто ручная. Если американская система во многом самонастраиваемая - то наша настраивается вручную. Американская система выполняет задачу стимулирования роста путем выполнения простого цикла в полуавтоматическом режиме: выдается денежная масса, она гарантированно, путем работы ограничителя (закон Гласа-Стигала) закачивается в реальный сектор, делает там один оборот, создавая товары - после чего "выливается" в потребсектор, обеспечивая потребителям возможность произведенный товар купить. При этом - принятие решений в американской системе децентрализовано: инвестиционные банкиры сами оценивают, в какие отрасли и какие сектора РЕАЛЬНОЙ экономики инвестировать, предприниматели самостоятельно обеспечивают производство, поддерживают его прибыльным, определяют ту зарплату, которую они могут и хотят выплатить рабочим - с одной стороны, они заинтересованы ее минимизировать с тем, чтобы сократить издержки - а с другой стороны есть профсоюзы, и есть потребность платить достаточно, чтобы работяги имели возможность покупать, что производят. Кризисы - система тоже проходит в полуавтоматическом режиме: сокращаются издержки, в том числе на ФОТ, экономика снова становится прибыльной. Нет проблем с наполнением бюджета: налоги.
Вся советская система - на ручном управлении. Определение направлений инвестирования - Госплан, Совет министров, программа "пятилетки". Прибыльность - по сути всем побоку, хотя в условиях низких издержек надо постараться, чтобы загнать советское предприятие в убытки. Соотношение товарной/денежной массы - все на ручном управлении. Сами понимаете, что при этом достаточно одного придурка наверху, чтобы система пошла вразнос.
Что произошло? Да очень просто. Сначала - разрешили предприятиям самостоятельно определять ФОТ - а это означало прямое разрешение на перевод безналичного рубля в наличный, слом критического ограничения системы. Резкий рост денежной массы при отсутствии адекватного роста товарной - вызвал инфляцию и пустые прилавки. А за ним - соответственно, социальный взрыв.
Заметьте, что печатный станок в этом случае - включается не по злому умыслу, а автоматически! Если снимаются ограничения на перевод безнала в нал - то он всего лишь обслуживает все большие запросы экономических игроков на нал, только и всего.
При этом - советская экономика и советское общество не обладало некоторыми важными атрибутами и инструментами, которые могли бы не допустить или сгладить кризис.
Давайте, попробуем перечислить, чего в СССР не было.
--
Абсорбентов инфляции
Исходя из изложенного выше, мы видим, что денежному рынку соответствует только один вид рынка - потребительский. И все наличные деньги, или хотя бы их большинство - окажутся на нем, стоит только попасть в обращение. Единственным инвестиционным инструментом, доступным для советских граждан - была сберкнижка.
О важности абсорбентов инфляции можно судить вот по чему
http://perevodika.ru/articles/19859.html
Хотите знать настоящуюпричинутого, почему банки не кредитуют, а страны PIIGS (Португалия, Италия, Ирландия, Греция и Испания) контролируют скотный двор в Европе?
Это потому, что риск на рынке деривативов в 600 триллионов долларов не возвращается в норму. Наоборот, он всё больше концентрируется между несколькими избранными банками, особенно здесь, в Соединённых Штатах.
В 2009 году пять банков были держателями 80% деривативов в Америке. Теперь только четыре банка владеют умопомрачительными 95,9% американских деривативов, согласнонедавнему отчёту Управления контролёра денежного обращения.
Четыре банка, о которых идёт речь: JPMorgan Chase & Co. (NYSE: JPM), Citigroup Inc. (NYSE: C), Bank of America Corp. (NYSE: BAC) и Goldman Sachs Group Inc. (NYSE: GS).
Деривативы сыграли решающую роль в обвале мировой экономики, поэтому можно было бы подумать, что ведущие мировые высокопоставленные политики к данному моменту уже бы обуздали всё это - но они этого не сделали.
Вместо того, чтобы взяться за проблему, органы регулирования позволили всему этому выйти из-под контроля и результатом является бомба замедленного действия на 600 триллионов долларов, которая называется рынок производных финансовых инструментов.
Думаете, я преувеличиваю?
Номинальная стоимость мировых деривативов вообще-то оценивается более чем в 600 триллионов долларов. Номинальная стоимость, конечно, является общей стоимостью активов позиций с привлечением заёмных средств. Это различение необходимо, так как когда говорят о таких активах с привлечением заёмных средств как опционы и деривативы, то небольшое количество денег могут контролировать несоразмерно крупную позицию, которая может быть в 5, 10, 30 или в крайних случаях в 100 раз больше, чем инвестиции, которые могут финансироваться в денежных инструментах.
Мировой ВВП составляет всего около 65 триллионов долларов или приблизительно 10,83% от стоимости глобального рынка деривативов, согласно "Экономисту". Так что можно без преувеличения сказать, что на планете нет достаточного количества денег, чтобы поддержать банки, торгующие этими вещами, если они нарвутся на неприятности.
Кит Фитц-Джеральд
Это же постараться надо - эмитировать производных денежных обязательств в десять раз больше, чем реальный ВВП! И ведь это - финансовый рычаг, с помощью которого решаются вполне реальные задачи. Суть абсорбентов инфляции в том, что они позволяют правительству эмитировать денежные средства, не вызывая потребительской инфляции. Например, если акции концерна Форд Моторс подскочат в десять раз - обычному работяге от этого не жарко, не холодно. А вот если в десять раз подскочит стоимость автомобиля Форд...
Конечно, можно говорить, что производные инструменты - это бедствие. Однако же, Америка живет богаче нас. В том числе - и за счет этих инструментов. Значит - они правы, а мы - нет. Судить надо по результатам.
Отсутствие абсорбентов инфляции - послужило одной из причин столь быстрого и катастрофического разрастания кризиса в советской экономике конца восьмидесятых. Полученные населением (в результате грубой ошибки правительства) незаработанные деньги - были не вложены в инвестиции (что вообще то было бы благом и могло вызвать бум) - а потрачены на потребление. Это вызвало инфляцию и сильный товарный дефицит.
Надо сказать, что в США сейчас - примерно та же ситуация в экономике, что и в СССР семидесятых. Однако, огромная и не заработанная денежная масса, вброшенная на рынок для предотвращения его коллапса - почти вся закачана не в потребительские товары, а в инвестиционные. Инвесторы, люди в руки которых попали эти деньги, люди неглупые (а обычным людям эти деньги в руки не попали) и закачивают их именно в инвестиционные товары, а не в потребительские. В те, которые обеспечат благосостояние не только им, но и следующему поколению их семей. Поэтому - товары не сметаются с прилавков, нет пустых витрин и прилавков, и если что из потребительского и пользуется спросом - так это товары категории "лакшери" типа автомобилей Порше, личных самолетов и дорогих вилл. Побочным эффектом этого является нарастание социального неравенства и напряженности в обществе.
В горбачевском СССР конца 80-х ситуация была не в пример легче - долг СССР составлял 2 % от ВВП (долг США по последним данным - 106 % от ВВП). И денег то напечатано было относительно немного (относительно!) - но первая беда в том, что все они попали в руки к простым людям (чаще всего через неоправданное повышение зарплат). А вторая беда - в том, что в стране совершенно отсутствовали и инвестиционные товары и культура инвестирования. Некуда было вложить, чтобы не получить при этом срок (за валюту, например). Кто поумнее - тот успел вложиться в кооперативную недвижимость (при определенных условиях стоимость их вложений сейчас могла увеличиться на два - три порядка). Кто поглупее - начал покупать югославскую мебель и советские телевизоры с японским кинескопом. Огромные деньги, выплеснувшись на потребительский рынок - в короткий срок породили товарный дефицит и инфляцию, в то время как в США они привели бы к росту цен на акции и иные инвестиционные инструменты.
В рамках системы централизованного планирования в бывшем Советском Союзе государственный бюджет и централизованные фонды отраслевых министерств осуществляли массированное перераспределение ресурсов между государственными предприятиями согласно предписаниям народнохозяйственного плана страны. Формирование и осуществление бюджетной политики в СССР характеризовалось централизацией средств в союзном бюджете, что должно было обеспечить соответствие этой политики целям выполнения плановых заданий.
Структура доходов бюджета в течение всего послевоенного периода менялась весьма незначительно. Доходная база государственного бюджета СССР формировалась за счет следующих источников:
а) платежи из прибыли (отчисления от прибыли) государственных предприятий и организаций, плата за основные производственные и нормируемые оборотные средства, фиксированные (рентные платежи), свободный остаток прибыли;
б) платежи из доходов предприятий (подоходный налог с кооперативных предприятий и организаций, подоходный налог с колхозов, лесной доход, плата за воду);
в) платежи, включаемые в себестоимость (отчисления на геолого-разведочные работы);
г) сборы и платежи за оказываемые государственными организациями услуги (государственная пошлина, сбор ГАИ, другие сборы и неналоговые платежи);
д) платежи, уплачиваемые населением (подоходный налог на холостяков, одиноких и малосемейных граждан), сельскохозяйственный налог (платили колхозники, владельцы приусадебных участков), налог с владельцев строений, земельный налог (не платили колхозы и граждане, облагавшиеся сельскохозяйственным налогом), налог с владельцев транспортных средств.
Принятый в октябре 1991г. Закон "Об основах бюджетного устройства и бюджетного процесса в РСФСР" провозгласил независимость бюджетов всех уровней власти. Формально был положен конец автоматическому покрытию дефицита бюджетов нижестоящего уровня из вышестоящего. Все территориальные органы власти получили право сохранять за собой неизрасходованные к концу года остатки бюджетных средств.
Забыты еще доходы от продажи спиртного. Но если так вчитаться - то становится жутковато. Потому что становится понятно, что бюджет СССР в конце 80-х, с началом "хозрасчета" предприятий - почти полностью лишился доходной базы. Ведь смотрите, что получается: на предприятии излишек прибыли забирается в бюджет. Но теперь вам дали свободу и вы вправе выбирать, на что его потратить - отдать в бюджет или повысить собственную зарплату. И что вы выберете?
Именно здесь, а не в диких расходах на Афганистан и помощь голодающим в Африке - скрывается причина быстрого банкротства бюджета СССР в конце 80-х. Источником дохода были прибыли предприятий - но теперь их стали забирать на зарплату. А отчисления за использование фондов... так в СССР были довольно-таки устаревшие, самортизированные производственные фонды. И что самое страшное - при такой системе становится очень выгодно повышать себе зарплату и очень невыгодно закупать новое оборудование, чтобы платить за его использование в бюджет.
Кстати, а как пополнялся бюджет во времена застоя? Частично - всё заработанное и находящееся на счетах госпредприятий СССР в конце года просто списывалось - но налогом это назвать ни в коем случае нельзя. Частично - деньги просто печатались, но печатались они ПОД ТОВАРЫ ПОТРЕБИТЕЛЬСКОГО СПРОСА. В стране не было ни рынка внутреннего долга, ни облигационного рынка, ни рынка ценных бумаг. Поэтому больше чем есть товаров - денег печатать было нельзя. Горбачев напечатал.
Отношения между властями СССР и обществом были в те времена просто феерическими. Здесь я хочу привести очень показательную зарисовку из жизни шахтерского Кузбасса 1989 года. Опубликовано в книге С.Г. Кара-Мурзы.
Парадоксально в действиях шахтеров, которые поддались на посулы Ельцина с его "демократами", то, что именно этот отряд рабочего класса должен был сильнее всех остальных пострадать при переходе от советской системы к "рыночной". Во-первых потому, что почти вся угольная промышленность в России была нерентабельной и процветала лишь как часть целостного советского хозяйства на плановой основе. Большие издержки при добыче угля были обусловлены уже геологическими характеристиками пластов. Например, как уже грилось, в США вообще не добывают уголь с глубины более 150 м, а 95% добычи угля США сосредоточено в Аппалачском бассейне с глубиной залегания пластов 63 м. В СССР средняя глубина залегания пластов была в Донецком и Печорском бассейнах 395-420 м, в Карагандинском 300 м и в Кузнецком 200 м]. В 80-е годы добывали уголь уже с глубины более 700 м.
Недавно Теймураз Авалиани (народный депутат СССР, депутат Госдумы 1996-2000 гг.), который был председателем забастовочного комитета Кузбасса с 17.07.1989 г. по 27.01.1990 г., написал воспоминания о первой забастовке, в ходе которой он и был избран руководителем стачкома. Мимоходом он сообщает бытовые подробности о жизни шахтеров, из которых определенно видно их привилегированное положение и даже самоуверенность. Он пишет, в частности, о строительстве жилья через ЖСК: "Что интересно. В 1985 - 1989 гг. я агитировал шахтеров брать ссуду на 20 лет под 3% годовых с условием, что 50% за них будут гасить шахты. Желающих было мало. Такова психология человека!" И это при том, что зарплата шахтеров доходила до 1 тыс. руб. в месяц, а квартира площадью 65 кв. м. стоила в ЖСК 7 тыс. руб. Вот эту социальную систему и стали ломать шахтеры.
Известно, что забастовки шахтеров были спровоцированы необъяснимым ухудшением снабжения и одновременно созданием психоза посредством интенсивной идеологической кампании. Т.Авалиани пишет: "Начались перебои с мясом и продуктами из мяса, молочной, кондитерской продукцией и многим др. К давно исчезнувшим с прилавков магазинов красной рыбе, икре, копченым колбасам, винам, консервам дополнительно стали исчезать кондитерские изделия и мясо. Потом дошло до постельного белья, носков, лезвий, сигарет, водки. Но когда шахтеры ехали отдыхать летом в Крым или на Кавказ - там все это было. Все это люди видели и обсуждали между собой, приехав, домой. Невольно в груди закипала ненависть. Она тлела и разгоралась
Сам он подозревает злой умысел: "Обстановка накалялась. Ситуация выходила из-под контроля властей. Власти не могли не знать о настроениях в рабочих коллективах. Для того и существовали органы КГБ. Однако сами подливали масла в огонь. С прилавков магазинов исчезло все мыло - и туалетное, и хозяйственное. Исчез стиральный порошок. Исчез чай...
Но гипотеза о заговоре не обязательна. Пусть даже начались перебои со снабжением из-за того общего хаоса, который был создан в ходе перестройки. Разве разумно поехать из Сибири "отдыхать летом в Крым или на Кавказ", увидеть там изобилие носков и лезвий, и чтобы из-за этого "невольно в груди закипела ненависть"? Ведь для того человеку и дан разум, чтобы ненависть у него не закипаланевольно. Даже более того, если у образованного человека, инженера, крупного руководителя, каким был Т.Авалиани, возникло подозрение, что какие-то враждебные силы "исподволь готовят взрыв", то тем более его долг был собрать коллег-интеллигентов и призвать их вести с шахтерами разговор в рациональном, рассудительном ключе. Такого разговоракак социального явленияне было. В целом интеллигенция - как московская, так и местная, сыграла поджигательскую роль.
Руководила шахтерами местная отраслевая номенклатура. Социолог В.И.Ильин, излагающий ту историю, пишет: "Менеджмент подставил под шахтерский удар руководство КПСС и правительство СССР... Региональные угольные объединения приняли активное участие в разработке квалифицированных требований бастующих".
Примечательно, что на митингах самих шахтеров был умело создан "синдром толпы" - иррационального безответственного поведения с бессмысленными требованиями и переменчивостью настроения. Т.Авалиани пишет: "15 июля 1989 года. К бастующим присоединились шахтеры городов Мыски и Анжеро-Судженска. Уже бастует 125 предприятий и более 110 тысяч человек. Во всех городах идут митинги круглосуточно. В скверах на газонах появились палатки, горят костры. С шахт работники столовых привозят горячее питание. Из города в город перемещается Первый секретарь обкома КПСС А.Г. Мельников, Председатель облисполкома А.Ф. Лютенко и Министр М.И. Щадов. Везде эмоции захлестывают здравый смысл. Руководителей, где слушают, где свистят. А по сути никто никого не слушает...
В городе Киселевске рядом с трибуной был установлен свободный микрофон, которым мог воспользоваться каждый, кто хотел. Подходит женщина и эмоционально высказывает наболевшее, что три дня не может купить мужу колбасы на забутовку (забутовка - бутерброд, который берут шахтеры в шахту перекусить). Что начальство обжирается колбасой, а шахтеры голодные. Предлагает ввести талоны на продажу колбасы. Ведущий ставит вопрос на голосование. Тысяч пять собравшихся граждан голосуют за введение талонов на колбасу. Сотни три против талонов
Через полчаса к микрофону прорывается другая женщина. Кричит, что купить колбасу можно любому человеку, что она вчера купила целый батон 3 кг "Докторской" свободно. "Теперь же всю жизнь будем есть колбасу по талонам. Я требую отменить талоны на колбасу и проголосовать за это". Ведущий митинг ставит требование на голосование. Тысяч пять голосуют за отмену талонов на колбасу. Сотни три голосуют против отмены".
А вот в актовых залах, где преобладали ИТР, обстановка совсем другая. Здесь в резолюции забастовщиков проталкивались важные требования. Т.Авалиани, уже избранный председателем стачечного комитета, пишет о таком собрании: "Похоже, собрались представители всех бастующих городов: Анжеро-Судженска, Березовского, Кемерово, Белово, Ленинск-Кузнецкого, Киселевска, Прокопьевска, Новокузнецка, Мысков, Осинников, Междуреченска. Про себя отмечаю - самим забастовочным комитетам, причем разрозненным, такая организация непосильна. Помогал обком и угольные генералы... Опять говорили о снабжении шахтеров, о снабжении шахт, о мыле и колбасе, о едином выходном дне. Более серьезные вопросы были затронуты электрослесарем с шахты "Первомайская" из города Березовского Голиковым В.М. о региональном хозрасчете и самостоятельности шахт. Но это были мысли не его, а ученых-теоретиков, выступавших уже 2 года в областных газетах. Мысли путанные, рассчитанные на то, что все нам, а государству - фиг. В зале даже развернулась дискуссия. Кто-то предлагал отчислять государству 10% прибыли, кто-то 40%, кто-то 20% - местным советам, а кто никому не отчислять ничего. Дискуссия зашла в тупик"
Насколько можно судить по документам, присланная в Кузбасс для переговоров комиссия Верховного Совета СССР на сумела разумно объяснить (и, вероятно, понять), что многие требования шахтеров означают подрыв хозяйственной и социальной системы СССР. Она пошла на поводу у забастовщиков и подписала соглашение, означающее гибель советского строя. Чего стоит хотя бы такой пункт: "Всем предприятиям Кузбасса предоставить право с 1 июля 1989 г. продавать сверхплановую продукцию по договорным ценам, как внутри страны, так и за рубеж. С 01.01.90 разрешить продавать в этом же порядке 30% фактически выпускаемой продукции, без каких-либо ограничений. Все инвалютные поступления в 1989-1990 годах оставлять в распоряжении предприятий региона". Или такой: "Прерогативу составления норм и расценок передать предприятиям с 01.07.89 с учетом требований техники безопасности".
1. Перевести Кузбасс на социальный хозрасчет, взяв за основу мировые социальные нормативы.
4. Предоставить полную экономическую и юридическую самостоятельность предприятиям:
б) ввести единую (фиксированную сумму) налога вместо изъятия прибыли: в госбюджет - 10%, в региональный бюджет - 20%;
г) предоставить право предприятиям самостоятельно заключать прямые хоздоговоры без вмешательства посреднических организаций (углесбыта, объединения, министерства)
10. Лишить первых руководителей всех рангов всех привилегий в обеспечении товарами народного потребления, обеспечении жильем, медицинским обеспечением, и т.д.
Заместитель председателя регионального забастовочного комитета Кузбасса Ю.Л.Рудольф
17-18 июля 1989 г., г.Прокопьевск Кемеровской области
4. Предоставить право промышленным предприятиям Кузбасса с 1 августа 1989 года продавать продукцию, произведенную сверх заключенных договоров по договорным ценам как внутри страны, так и в другие страны (за исключением продукции, продажа которой за рубеж производится только с разрешения Правительства СССР).
Кстати, тысячи инженеров-горняков и ученых-экономистов, принявших участие в забастовке, не могли не видеть ее "международного измерения". Как можно было не понять, что они становятся союзниками врага своей страны пусть в холодной, но войне! Т.Авалиани пишет: "Необходимо отметить, что уже 17 июля в область налетело более ста иностранных корреспондентов телевидения и газет. Они оперативно и с глубоким анализом освещали забастовку, даже предсказывали ее развитие. Еще не утихли волнения, а американская газета "Вашингтон пост" уже писала: "Правительство Горбачева, похоже, действительно поддерживает требования шахтеров об улучшении условий жизни и предоставлении им более широких прав по управлению своими шахтами. Оно без промедления предложило им новый комплекс мер по повышению заработной платы, льготы и улучшение снабжения потребительскими товарами, а также, по всей видимости, пытается использовать вес шахтеров в борьбе с бюрократами и консерваторами, сопротивляющимися экономическим реформам"...
После того как маховик забастовок был запущен, шахтеры были оттерты от выработки требований, из-за их спин вышли действительные "движущие силы". Т.Авалиани пишет: "В октябре развернулась подготовка к IV Конференции рабочих комитетов Кузбасса. И тут на политическую авансцену повыскакивали "демократы" из числа кузбасской интеллигенции, нахраписто предлагая свою помощь, свои разработки. Они сумели, как цыганки, загипнотизировать шахтеров своими прожектами свободных экономических зон, экономической самостоятельностью, блефом свободы и т.д. У них уже были свои структуры во главе с Гайдаром, Бурбулисом, Шумейко и другими... Рабочими комитетами овладели люди мерзкие. Такие же, как пришедшие к власти в Москве, в августе 1991 года. Наивное, подавляющее большинство рабочих не могло поверить, что ради личной наживы вчерашние соратники не только тебя, не только народ, но и родную мать продадут. Уверен, что сегодня почти все осознали это, но поздно.
... Кузбассовцы связывали надежды по выходу края из колониального состояния с утверждением Верховным Советом СССР постановления "О переходе Кемеровской области на самоокупание и самофинансирование", как это предусмотрено протоколом.
Ю.Рудольф, и.о. председателя совета рабочих комитетов Кузбасса;
А.Лютенко, председатель облисполкома;
Давайте вчитаемся в тезисы доклада М.Б.Кислюка, ведь это бессвязные, поджигательские заклинания провокатора:
"О программе действий рабочих комитетов, направленных на ускорение экономической реформы. Содоклад члена регионального совета рабочих комитетов М.Б.Кислюка"
1. Производственным объединениям по добыче угля перевести до 1 января 1990 года все шахты и разрезы на полную экономическую самостоятельность в соответствии с Законом о государственном предприятии (объединении)...
4. Средствам массовой информации, ученым, прогрессивным ИТР, рабочим комитетам, общественным организациям Кузбасса необходимо провести энергичную разъяснительную работу в трудовых коллективах с целью добровольного и сознательного перехода коллективов на полную самостоятельность.
И ведь те, кто раскручивал спираль забастовок, поживились сравнительно умеренно - подожгли дом, чтобы всего-навсего изжарить себе яичницу. Цитированный выше социолог В.И.Ильин пишет: "Директора многих шахт действительно воспользовались ликвидацией административного контроля со стороны объединения для продуманной политики собственного обогащения... К 1994 г. оказалось много очевидных фактов, свидетельствующих о том, что часть директоров распоряжалась шахтами как собственными предприятиями, с которыми скоро придется расстаться. При этом кое-что перепадало и рабочим в форме необоснованного повышения зарплаты, бартера по "смешным" ценам и пр. Когда же некоторые шахты оказались в безвыходном экономическом положении из-за долгов, их директора где добровольно, а где под давлением стали увольняться, оставляя трудовым коллективам разваленные производства, а себе - накопленные сбережения; поскольку же они были самостоятельны в своих действиях, то придраться к ним и доказать в их поведении корыстный умысел почти невозможно".
За три волны шахтерских забастовок ими был сформулирован и предъявлен большой массив требований (1760 документов только в 1989 г.). Их анализ показал, что примерно половина требований носила политический характер, не связанный с профессиональными и социальными проблемами шахтеров. В основном требования были направлены против центральных органов государства: "руки прочь от Литвы", "департизация органов МВД, КГБ, армии, народного образования", "устранение цензуры в средствах массовой информации", "отставка председателя Гостелерадио Л.Кравченко", "передача II канала ЦТ и I канала радио в ведение РСФСР" и пр.
В октябре 1990 г. II съезд шахтеров утвердил текст Генерального типового тарифного соглашения. Его главный пункт - "обеспечение справедливой оплаты труда в соответствии с рыночной стоимостью горняцкой рабочей силы". Какое убожество мысли, при чем здесь эти туманные политэкономические категории! Взрослые люди, разрушая источник пищи для своих детей, требовали бессмысленной виртуальной сущности - "рыночной стоимости горняцкой рабочей силы"! Что это за фантом, кто его видел, кто его мог подсчитать? Что такое "рабочая сила"? Ведь это абстракция высшего уровня, не найдется двух человек, которые смогли бы высказать о ней два одинаковых суждения, не сверяясь на каждой фразе с "Капиталом" Маркса. И как можно было требовать в 1990 г. рыночной стоимости, когда рынка и в помине не было? Но уже и тогда каждый, почесав в затылке, мог бы догадаться, что на нерентабельных шахтах рыночная стоимость горняцкой рабочей силы равна нулю. Именно этого они и хотели?
Результат известен. Шахтеры нанесли удар, который добил советскую систему, и были отброшены режимом Ельцина в сторону. Среди них началась массовая безработица, зарплата сократилась в несколько раз. Ясно, что они совершили ошибку фундаментального характера - и ни каких признаков разумного анализа, извлечения уроков.
Мне интересно, вот эти забастовщики, они вообще как - нормальные? Перевести Кузбасс на социальный хозрасчет - это как? Давайте уж либо социальный, либо хозрасчет. А мировые социальные нормативы - это как? И кто их считал? И какую страну брали за основу - Китай или США? А что - Китай не часть мира? Или Бурунди не часть мира?
Ввести фиксированную сумму налога - это вообще звездец, по-русски выражаясь. Где, в какой стране - трудовые коллективы и вообще кто-то, кроме государства - решал, сколько ты будешь платить налогов?
Всем предприятиям Кузбасса предоставить право с 1 июля 1989 г. продавать сверхплановую продукцию по договорным ценам, как внутри страны, так и за рубеж. С 01.01.90 разрешить продавать в этом же порядке 30% фактически выпускаемой продукции, без каких-либо ограничений. Все инвалютные поступления в 1989-1990 годах оставлять в распоряжении предприятий региона...
Нормально, родные! А как насчет того, что и железнодорожники потребуют с вас рыночную цену за свои услуги, да еще в инвалюте? И электрики? И строители, которые вам квартиры будут строить? И колбасу вы тоже будете покупать по реальным, рыночным ценам. Ах, не хотите... А кто вас вообще спрашивает, что вы хотите!?
10. Лишить первых руководителей всех рангов всех привилегий в обеспечении товарами народного потребления, обеспечении жильем, медицинским обеспечением, и т.д
Ну, как? Лишили?
Мысли путанные, рассчитанные на то, что все нам, а государству - фиг. В зале даже развернулась дискуссия. Кто-то предлагал отчислять государству 10% прибыли, кто-то 40%, кто-то 20% - местным советам, а кто никому не отчислять ничего. Дискуссия зашла в тупик
Тут я даже комментировать не хочу. Вот эти слова "Мысли путанные, рассчитанные на то, что все нам, а государству - фиг" как нельзя лучше отражают то, что на самом деле хотели. А получили... видим, что получили.
--
Инструмента девальвации национальной валюты как инструмента настройки экономики.
Как Россия прошла кризисы 1998 и 2008 годов без катастрофы?
Да в принципе просто. И в том и в другом случае - сыграл роль механизм конвертации национальной валюты в резервную. В 1998 году рубль упал в несколько раз, в 2008 году его удалось сдержать, потратив часть уже накопленных резервов. Падение рубля - сгладило ухудшение условий внешней торговли и автоматически - ухудшило потребительские условия для граждан. А вы как хотели? Кризис есть кризис, верно? Все товары автоматически дорожают, экономика подстраивается - дальше включаются механизмы конкуренции, становится выгоднее производить что-то на месте - и начинается новый рост. Конкретно в наших, российских условиях правительство, собирая деньги за наш основной экспортный товар - нефть, потом их конвертирует в рубли. И если рублей не хватает, простейшее решение - снизить цену рубля, то есть за один доллар, полученный от экспорта, можно будет покупать больше рублей. Механизм не безупречный - но он, по крайней мере работает, и то ладно.
В СССР - не было ни одного механизма подобной подстройки. Ни одного! Вообще, изучая механизм советской экономической системы и примеряя ее на последние годы - диву даешься, как союзное правительство вообще пополняло бюджет в последние год - два. Парад суверенитетов, когда каждая территория хочет оставлять деньги у себя, но при этом еще и от центра чего-то ждет. Резкое падение поступлений "квазиналогов" - сборов от "общенародной собственности", все предприятия хотят на хозрасчет, при этом налогов не платят, налоговой системы нет вообще! Кооперативы тоже не платят налогов, при этом большинство из них ресурсы получает по государственным ценам, а торгует - по рыночным! Отмена монополии на экспорт - привела к тому, что товарная масса начала уходить не только по рукам - но и за границу! Резко и неоправданно выросли доходы отдельных категорий населения - при том, что доходы других не выросли, и это грозит социальным взрывом. И на шее у бюджета - как гири, социальные обязательства, большая часть из которых - по тем меркам несеквестируемые (сейчас бы конечно легко секвестировали, но тогда...). И под боком - Съезд народных депутатов и напористые группы регионалов, самая опасная из которых - создала параллельный центр власти в Москве, под боком. И во главе ее - харизматик Ельцин, который критикует любую ошибку союзного правительства. И понятно, что если резко понизить уровень жизни населения (а без этого никак) - последует социальный взрыв, на котором он вознесется к власти.
4. Экономической науки как таковой и экономических субъектов, сколь либо образованных.
В СССР такой науки как экономика - практически не было, под видом экономики изучалась либо теория марксизма - ленинизма, бред самой чистейшей воды, либо бухгалтерский учет в масштабах всего народного хозяйства. Экономические субъекты, способные действовать в СВОИХ интересах - группировались в криминальном и околокриминальном мире: были либо преступниками, либо лицами, умело использовавшими систему в своих интересах: например, директор продмага мог быть богаче министра. Как показала практика, остановить деятельность этих людей было невозможно (расстреливали за хищение от десяти тысяч рублей). Парадокс в том, что для реформы нужны были именно они - потому что тот, кто не способен действовать в своих интересах, не может грамотно действовать и в чужих, тот кто не заработал денег для себя - не сможет заработать их и для вас. И при этом - реформу начали проводить такие люди как Горбачев, Рыжков, Абалкин, Аганбегян. Кто эти люди? Это либо высшая партийная номенклатура, либо высший слой научного сообщества. У которых деньги появляются из кассы, к которой надо ходить два раза в месяц (у Миши Горбачева возможно и из конвертиков от добрых людей). Или из тумбочки. А картошку из спецраспределителя привозят. Эти люди - за всю жизнь не сталкивались с реальной экономикой ни разу!
Хуже того, взять людей, понимающих экономику ни из какой среды кроме криминальной - было просто невозможно. Поздний СССР породил глубоко инфантильного и несамостоятельного человека. Он не искал работу, ей его должны были обеспечить - а он в ответ поговорки придумывал:: где бы не работать, лишь бы не работать. Он не искал жилье - им его должны были тоже обеспечить. Поднимитесь немного наверх, прочитайте тот бред, какой был в шахтерском Кузбассе - зарплата тысяча, квартира стоит семь, предлагают кредит на 20 лет под 3 % - да еще половину шахта выплачивает. И шахтеры на таких условиях отказываются брать! Почему? Да по одной простой причине - если кто возьмет, тому бесплатно не дадут, он то жилищные условия уже улучшил! А должны дать! Как это так - этим дадут, а мне не дадут? Советский человек не платил налогов, не брал кредитов, не думал, как расплатиться с врачом, заплатить за ребенка в школе или университете. Получалось глубоко инфантильное, и при этом - как показали события 80-х - наглое, неблагодарное и загребущее существо. И с таким населением - вступили в РАДИКАЛЬНУЮ реформу.
То есть: слепые ведут слепых.
В этом случае - американцы были подготовлены намного лучше. Из каких бы слоев не вышел американский президент - все равно он в молодости наверняка искал работу, платил кредиты, имел дело с ипотеками, не мог не платить налоги, наверное, имел хоть какой-то портфель ценных бумаг, должен был что-то делать со своим пенсионным планом. И даже если он происходил из высших слоев общества - он должен был управлять своими деньгами, управлять людьми - а это сложнее, чем получать зарплату. И точно таким же было - не могло не быть - все его окружение. Американский истеблишмент ЗАРАБАТЫВАЛ деньги, а не ПОЛУЧАЛ заплату, ПОКУПАЛ а не ПОЛУЧАЛ жилье, ни из какого распределителя ему на стол не привозили мытую карточку и деликатесы по спецспискам. В СССР же - начинать реформы в таких условиях было не менее опасно, чем посадить за руль человека, который не только не умеет ездить - но и с трудом представляет, что такое автомобиль.
Неспособность к выживанию инфантильность - была отличительной чертой и советских предприятий. Советские предприятия не искали сбыт своей продукции, у них просто функции этой не было. Не искали они и поставщиков сырья, не договаривались с ними. Все это - за них делало министерство или республиканский Совмин. Стоило только начать реформу - моментально, посыпалась система, были уволены специалисты с ценнейшими связями, знаниями, картотеками, которые связывали эту систему воедино. В США - ничего подобного быть не могло.
Теперь попробуем тезисно нарисовать, что же произошло в советской экономике.
Началось все году в 86-87. Напомню, что к этому времени низкие цены на нефть держатся уже несколько лет, и на Афганистан мы тратим деньги несколько лет - но держимся. Более того - проблемой является снижение темпов роста, а не падение. Вот выдержки из доклада ЦРУ 1982 года
"В СССР наблюдается неуклонное снижение темпов экономического роста, однако в обозримом будущем этот рост будет оставаться положительным.
Экономика функционирует плохо, при этом часто наблюдается отход от требований экономической эффективности. Однако это не означает, что советская экономика утрачивает жизнеспособность или динамизм.
Несмотря на то, что между экономическими планами и их выполнением в СССР имеются расхождения, экономический крах этой страны не является даже отдаленной возможностью...
Однако в настоящее время появились признаки того, что с интересами потребителей обращаются не так бесцеремонно. 11-й пятилетний план, в отличие от предыдущих, предусматривает более медленные темпы роста капиталовложений по сравнению с ростом потребления...
За период с 1950 по 1981 г. ВНП СССР, по данным ЦРУ, вырастал в среднем на 4,6% в год, тогда как рост ВНП США за тот же период составил в среднем 3,4% в год.
Однако экономический рост СССР в течение этого периода постоянно замедлялся, особенно начиная с 1978 г. Среднегодовой прирост ВНП составлял 6 % в 50-е годы, 5 % в 60-е годы, и почти 4 % в период с 1970 по 1978 г. За период с 1979 по 1981 г. среднегодовой рост составлял менее 2 %. Ожидается, что в 1982 г. ВНП увеличится примерно на 1,5 %.
Происходящие в экономике СССР процессы во многом напоминают замедление темпов экономического роста, наблюдаемое в странах-членах Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР)...
Одно из главных мест в экономической политике СССР отведено усилению военной мощи. На это указывает непрерывный рост расходов на оборону, который с середины 60-х годов составляет в среднем 4 % в год.
В настоящее время расходы на оборону в СССР составляют 13 - 14 % ВНП*...
Более того, даже факт снижения темпов роста - оспаривается некоторыми авторами
http://newsland.com/news/detail/id/1288816/
Таблица 2. Прирост ВНП в СССР в последние годы советской власти [33]. Год Процент прироста по сравнению с предыдущим годом 1975 7,5 1976 4,8 1977 5,7 1978 4,9 1979 3,4 1980 3,5 1981 3,45 1982 3,0 1983 4,05 1984 4 1985 4 1986 4,2 1987 3,9 1988 4
Прирост ВВП в 3 % за год - для развитой страны это очень неплохой показатель. Конечно, не такой как у Китая - но ведь Китай стартует с низкой базы. У них и сейчас несколько сот миллионов крестьян живут в нищете.
Однако, в обществе - сложился четкий запрос на реформы, особенно в среде интеллигенции (даже не антисоветской). Само то по себе это было неплохо, но вот беда - мало кто представлял себе суть необходимых реформ. По-брежнему жить не можем - а как по-другому? Мнения не просто сильно разнились - трагедией было то, что мнения были БЕЗГРАМОТНЫМИ. Практически все до единого.
В этих условиях Горбачев - а он успел поездить по заграницам - решает, что раз на Западе внешне живут так хорошо - значит, надо реформировать экономику, чтобы было "так как на Западе". Сам Горбачев понимает, что дело в экономике - по его собственным словам он готов "говорить об экономике часами". Беда только в том, что он говорит о том, о чем он НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЕТ. Его понятия об экономике - не сравнимы даже с пониманием среднего советского директора предприятия - Горбачев никогда не возглавлял никакого хозяйствующего субъекта, он шел вверх по партийной лестнице. Все что он знает - максимум - это пара прочитанных книг и собственные наблюдения о том, что происходит на Западе. Не исключено, что он успел поговорить об экономике с кем-то на Западе - например, с той же Маргарет Тэтчер. И понятно, что ему могла посоветовать Тэтчер. Наверное, даже не со зла посоветовала - Маргарет Тэтчер убежденная рыночница и верит в то, во что говорит. Просто ни Тэтчер, ни Горбачев, никто другой не понимают, что знания той же Тэтчер к советской экономике НЕПРИМЕНИМЫ.
Хуже того - точно такие же "нули в экономике" - находятся в Политбюро и во всей властной элите страны. Они собираются устроить реформу, но знаний у них при этом меньше, чем у среднего гражданина США, который оплачивает счета, вынужден покупать акции под свой пенсионный план и копит на обучение ребенка в университете.
ПРОБЛЕМА НОМЕР ОДИН: ВЛАСТНАЯ БРИГАДА СОБИРАЕТСЯ ПРОВЕСТИ РЕФОРМЫ НЕ ИМЕЯ ДАЖЕ МАЛЕЙШЕГО ПАКЕТА ЗНАНИЙ И ОПЫТА О ПРЕДМЕТЕ РЕФОРМИРОВАНИЯ
Но это еще не самое худшее. Хуже всего то, что знаний этих получить неоткуда: целостное знание о советской экономике отсутствует в принципе. Последним - его пытался получить И.В. Сталин, задумавший выпустить учебник о политэкономике социализма: это произошло перед самой его смертью. Сталин придавал большое значение составлению этого учебника и неоднократно повторял: без теории нам смерть. После смерти Сталина работа эта была заброшена и ни при одном из следующих генсеков к ней не возвращались. В итоге: знание о советской экономике было сведено с одной стороны к набору лозунгов и громких фраз (при коммунизме денег не будет) с другой стороны - к тактическому управлению более или менее крупными хозяйствующими субъектами: предприятием, ведомством, министерством, какой-то стройкой. Вершиной этого считалось умение составить межотраслевой баланс, да и то - научная работа в этих направлениях велась плохо, опыт передавался из рук в руки, в министерствах, в Госплане, на предприятиях. Директора выращивали себе помощников, уходя на более высокую должность, как обязательное условие этого - ты должен был воспитать себе преемника. Опыт фиксировался и передавался плохо. Практически отсутствовали такие понятия как менеджмент и экспертирование. Получению и развитию нужного знания препятствовали идеологи, от нечего делать писавшие на людей доносы. Доходило до идиотизма: в одном закрытом журнале был опубликован экономический анализ возможного противостояния СССР и США до 2000 года. Один из читателей этого журнала, отставной генерал КГБ, написал возмущенное письмо - почему к 2000 году капитализм еще не отправлен на свалку истории? А на все такие письма - обязаны были реагировать.
Хуже того. Отсутствие своего знания подменяли чужим. Отправляли людей на стажировки за границу (как например О.В. Калугина и А.Н. Яковлева) и после стажировки считали, что они обладают большим пакетом знаний чем те, кто на стажировку не выезжал. При этом не понимая, что в лучшем случае - выезжавшие на стажировку получили пакет знаний АБСОЛЮТНО НЕ ПРИМЕНИМЫХ к экономике СССР, а в худшем - они разочаровались в СССР и стали реальной или потенциальной пятой колонной в стране.
В итоге - получалось так, что к началу экономических реформ те знания, которые были у большинства советских экономистов, были либо недостаточны, либо просто неприменимы к советской экономике. Практически та же сама ситуация царила и в обществоведении - ученые рассуждали о некоей новой общности - советский человек, о практике построения коммунизма, социализма - в то время как в обществе назревали опасные процессы, типа национализма и криминализации. Опасность понял Андропов - его знаменитая фраза "мы не знаем общества в котором живем" - но начать работу по изучению реальной советской экономики и реального советского общества он не успел. Через несколько лет - их пришлось получать в условиях жесточайшего кризиса и получить их и применить так, чтобы спасти СССР просто не успели.
Надо сказать, что на момент конца 80-х огромным багажом знаний обладал Е.Т. Гайдар. Еще будучи ребенком он наблюдал кубинский опыт - опыт жесткого перехода от капитализма к социализму, а затем - в молодости активно работал в Югославии, изучая югославскую модель. Его багаж знаний оказался востребован в условиях жесточайшего кризиса и обеспечил выживание страны в условиях развала - но спасти страну он не мог. Багажа знаний о том, как спасти советскую экономику, а не обеспечить ее переход на капиталистические рельсы у него не было - их ни у кого тогда не было.