Пень нависает над кромкой воды. Обнявшись с ним, вжавшись в него всем телом, сам становлюсь пнём. На мне — ночной камуфляж, надетый на голое тело. Холодно. Сижу неподвижно — пять, десять, пятнадцать минут — и чувствую, как нога постепенно становится ватной. Лагерь условного противника оживает: я слышу разговоры, окрики патрульных, звуки шагов. Как только луна скрывается в ветвях деревьев на противоположном берегу, начинаю свой путь к лагерю. Пытаюсь двигаться кратчайшим маршрутом — вверх и наискосок, — но моя чёрная одежда слишком выделяется на светлой песчаной дорожке: приходится огибать пень со стороны озера, чтобы ползти по чёрному илистому наносу у самой воды. Нога погружается в воду, но я чувствую... что ничего не чувствую: она затекла и онемела.
По лестнице к мостику спускается патруль. Я замираю, вытянувшись и распластавшись по берегу, ещё больше погружая ногу в воду, чтобы придать себе сходство с разветвлённой корягой: кто же догадается, что кому-то может придти в голову дурацкая идея затаиться в холодной ночной воде, на мокром илистом берегу?.. И тут мою ногу пронизывает дикая боль: затёкшая нога начинает отходить от долгой неподвижности. Уткнувшись лицом в грязь, сжимаю зубы, чтобы не застонать от этой ужасной боли: патруль — метрах в пяти от меня, а звуки над водой слышны особенно хорошо.
Минут через несколько (часов у меня нет, так что приходится ориентироваться "на глазок") боль постепенно затихает, но мокрую ногу, обретающую чувствительность, пронзает холод: меня начинает бить крупная дрожь, и мне опять приходится вжиматься в землю. Тем временем патрульные обнаруживают спрятавшегося под мостиком Балу и ведут его, громко возмущающегося (спускаться к озеру нельзя: патрульные нарушили правила), в лагерь. Он — первый пойманный патрульными диверсант, и нашедших его встретят с почётом. На вопрос же о том, уходил ли кто-нибудь из инструкторов в том же направлении, он, покрывая меня, говорит "нет".
Воспользовавшись короткой передышкой, проползаю ещё полметра и снова слышу приближающиеся шаги. На мостике — двое.
— В прошлом году, — слышен голос, — вода подходила здесь к самому мостику. Прямо с него прыгали в воду и купались.
— Теперь отсюда не больно-то прыгнешь, — отвечает второй.
Оба спускаются к воде и идут по тропинке вдоль самого берега. Я — бревно. Вжав тело в ил, а голову — в плечи, чувствую осыпающийся на меня с тропинки песок из-под их ног: они — в двадцати сантиметрах от меня. Вскоре они проходят мимо, и я продолжаю свой неспешный путь.
Первоначальным моим замыслом было двигаться через озеро по мелководью, используя специально заготовленную для этой цели пластиковую бутылку с отверстием в качестве дыхательной трубки. Именно поэтому я оделся так легко (даже не надел обуви поверх чёрных носков!), чтобы потом было легче сушиться. Но от мелководья до цели вылазки — лагерного флагштока — далеко, так что от этой идеи пришлось отказаться. Потом я решил спрятаться под мостиком, но Балу попросил уступить ему это место, чтобы он смог там немного вздремнуть. Поплатившись за это стремление к небольшим удобствам, он, тем не менее, дважды спас меня от раскрытия: первый раз — заставив искать другое, более отдалённое место для засады, и второй — прикрыв от дальнейших поисков патрулей.
Очевидно, спускаться на берег вопреки правилам вошло в моду: чьё-то появление на мостике снова прерывает моё продвижение.
— Стой! — орёт патрульный. — Ну-ка, вылезай: я всё равно тебя вижу!
Я недвижен: если он пытается "брать на понт", то он невысокого мнения об инструкторах вообще и обо мне лично, а противника недооценивать опасно. Пока он не скажет, где и как я лежу и во что одет — даже нет, пока не подойдёт и не встряхнёт меня как следует — не шевельнусь, — решаю я для себя. Выкрики в темноту продолжаются ещё довольно долго, и меня снова начинает колотить от холода, но я понимаю: это всего лишь провокация, иначе бы он не медлил.
— Сейчас вернусь за камушками и буду бросать в тебя! — кричит патрульный напоследок. — Никуда не уходи!
С этими словами он поднимается к лагерю и больше не возвращается.
Я подползаю к бревну, лежащему перпендикулярно берегу и подходящему прямо к воде, и, изгибаясь, укладываюсь вдоль него, сливаясь с ним. Ноги снова уходят под воду: на этот раз обе. Оглянувшись назад, вижу, что от пенька до бревна прополз всего метра три.
— Смотри! Оно шевелится! — слышу я с противоположного берега: невидимый со стороны лагеря, я забыл, что меня могут случайно выдать сторонние наблюдатели из-за озера.
— Где? — раздаётся второй голос.
— Вот там, у берега, что-то чёрное! Может, это кабан?! Или медведь?..
— Да ну, откуда тут медведи!
Я лежу неподвижно, выставив ногу под небольшим углом в качестве развилки бревна. Чуть обернувшись через плечо, могу разглядеть на другом берегу, прямо у воды, две фигуры с фонариком. Дождавшись, когда они поднимутся по склону наверх, продолжаю движение вдоль бревна "гусеницей": подтягиваясь пальцами рук и отталкиваясь носками. Тяжело: склон крутой, земля подо мной осыпается, да ещё нельзя отрываться от бревна, чтобы не нарушить маскировку. Глаза привыкли к темноте, и мне кажется, что я чересчур хорошо заметен, но я понимаю, что для пришедшего от костра человека я буду невидим.
Наконец, подбираюсь к верхушке бревна и, ухватившись за неё, пытаюсь подтянуться, но бревно начинает уходить вниз: ещё одно движение — и оно, а вместе с ним и я, может оказаться в воде, выдав меня всплеском. Приходится отпустить его и, впившись пальцами в землю, ползти дальше.
Корни толстого прибрежного дерева словно сами предлагают помочь мне, но, взявшись за них, я чувствую их хрупкость и ненадёжность и слышу громкий, как от скрежета палочки по туго натянутому барабану, звук: долгие годы дерево простояло корнями в воде, а теперь корни обнажились и высохли, — так что подползать к дереву приходится без предательской помощи крошащихся корней. Древесный ствол прикрывает меня со стороны лагеря, и мне всё же удаётся немного передохнуть и расслабиться.
Всего нас одиннадцать инструкторов-диверсантов. Мы — самураи, решившие в эту ночь "перейти границу у реки", — такова вводная. Цель наша — добраться до лагерного флагштока незамеченными, минуя расставленные вокруг лагеря патрули. Чтобы помешать нам, противник разработал систему периодически меняющихся паролей, и было бы неплохо, подслушав пароль, пройти к флагштоку в наглую, но это уже предел мечтаний: надеяться приходится только на чёрный камуфляж, в котором я выгляжу, как заправский ниндзя, терпение, умение затаиваться и навыки бесшумного передвижения по пересечёнке.
По голосам из лагеря узнаю, что двое диверсантов сумели добраться до цели, а ещё троих (помимо Балу) задержали патрули. Воспользовавшись шумом при обсуждении противником его успехов и неудач, сравнительно быстро переползаю под мостик, где раньше прятался Балу: вряд ли они в скором времени будут искать здесь же. Выждав ещё некоторое время, заползаю на лестницу, но по ней снова начинает кто-то спускаться. Одна из земляных ступенек шире остальных, а её боковой изгиб значительно темнее, поэтому я вжимаюсь в него. На моё счастье, патрульный спускается только немного и возвращается обратно в лагерь. До цели — метров десять.
— Ещё где-то прячется Волк, — раздаётся голос начальницы охраны. — Все ищите Волка!
"Волка" — это, стало быть, меня. Быстро, но беззвучно, я поднимаюсь до следующей удобной для маскировки ступеньки, с которой уже видна мачта флагштока, и, влившись в лестницу, прислушиваюсь.
— Ищите Волка! — снова раздаётся в стороне, и я понимаю, что, если промедлю, патрульные снова вернутся сюда. Уже почти не скрываясь, я молниеносно и бесшумно преодолеваю последние метры до цели и с криком "Бандзай!" хватаюсь за флагшток. Миссия выполнена, теперь можно переодеться в сухое и чистое и хорошенько отдохнуть. О-комбанва! Сибараку дэсита! Бандзай, Микадо!*
__________
* (яп.) Здравствуйте! Давно не виделись! Да здравствует Император!