Белоснежная простыня, покорно хранящая свежесть наших встреч, её письма, наполненные искренним, доверчивым, нежным чувством, её милые подарки - безупречные с эстетической точки зрения предметы, которым место скорее в музее, чем в моей запущенной комнате - всё это хранит незабвенный, мучительный отпечаток прошлого, счастливого и, увы, потерянного. Я в бреду. Всё окружающее мне кажется чёрно-белым и только от тел, поверхностей, к которым прикасалась она, веет жизнью, они преображают мой мир, раскрашивая его в меру сил. Назойливый телефон отстучал последний звонок. Всё... антракт окончен... пора выходить на сцену, пора надеть маску весельчака и устремиться в неизвестность, в мрачную действительность. А мне так нравился этот сон, этот мир поездов, которые уходят в пятницу и возвращаются в понедельник, писем, написанных нервным почерком, уютных плохо освещённых ночных улиц незнакомого города, по которым мы идём вдвоём, увлечённые разговором, идём в неизвестность, идём так, как шли по лунной дороге Понтий Пилат и Иешуа Га-Ноцри. Я тебя спрашиваю: "Скажи мне, пожалуйста, ведь не было её, разлуки. Молю тебя, скажи, не было?" А ты отвечаешь: "Ну, конечно же не было, тебе это померещилось". И тысяча признаний в любви вырываются из меня наружу, наполняют комнату, растворяясь в её пустоте, пропитывают воздух внутренним содержанием души, но, увы, не достигают адресата, не падают к её ногам. Они, как некий атавизм, повисают в тишине без цели и предназначения.