Когда мы оставались наедине, я ласково называл её Франческа. На итальянский манер. Её полное имя Августа Фредерика Франсуаза Баварская Виттельсбах. Вам она известна по двум историям из её жизни, которые произошли одна за другой. Собственно это одна история. Не знаю, зачем тот датчанин разделил её надвое. 'Принцесса и свинопас' и 'Принцесса на горошине' - это как раз о ней, о моей маленькой Франческе. Но не судите её строго. Во-первых, не всё в случае с фальшивым свинопасом было именно так, как написано, а детали подчас полностью меняют общую картину. Взять хотя бы то, как он описал музыкальные способности принцессы: 'Она тоже умела наигрывать на фортепиано 'Ах, мой милый Августин'. Только одну эту мелодию она и наигрывала, зато одним пальцем'. Совершенная неправда! Франческа отлично играла, прекрасно справляясь с полифонией пьес Перголези и Баха. И громогласному фортепиано она предпочитала старинный и нежный звук клавесина. Она и сама вся была как этот звук - тонкая, изящная и нежная. Она даже пробовала сама сочинять. Взяв за основу простенькую песенку про Августина, Франческа написала довольно сложную музыкальную пьесу в форме вариации. Но начиналась она именно так - мелодия наигрывалась одной рукой, что и дало повод к насмешке не во всём правдивому рассказчику.
А во-вторых... Кто из нас не ошибался? А уж молоденькие наивные девушки подчас сплошь состоят из одних ошибок. Нет, её высочество Августа Фредерика Франсуаза Виттельсбах была совсем не такова. При всей своей внешней воздушности и лёгкой весёлости, к пятнадцати годам она знала три языка, постигла основы академического рисунка, была начитана. Ну, об увлечении музыкой вы уже знаете. А ещё живо и глубоко интересовалась механикой и автоматикой. Как вам такое увлечение юной принцессы? Именно с этим связано её разочарование живым соловьём. Я смастерил для неё десятки механических игрушек. Но не обладание, не игры с механическими диковинами занимали Франческу, а процесс их создания. Она часами следила, как я вытачиваю и подгоняю детали, как собираю очередной механизм. Сначала она своими детскими просьбами только давала мне идею для новой игрушки, но постепенно включилась в процесс их создания. Сама находила решения, сама высчитывала передаточные числа зубчатых колёс часовых механизмов, которые оживляли то фарфоровые пальцы кукол, то латунные крылья птиц.
Когда произошла та дикая история с её изгнанием, я был в отъезде. Только возвратившись в Европу, я узнал о судьбе принцессы.
Глава 1. Оле
Над Лиссабоном беспросветным одеялом висели тучи. Вторую неделю, не переставая лил дождь. В камине доставало дров, но уже в двух шагах от него огонь, казалось, терял силу, и зимний сырой туман, пробравшись сквозь разбухшие рамы окон и замочные скважины дверей, лез под одежду, пытаясь согреться человечьим теплом. Императорский курьер, баронет Зигфрид фон Ригель, поминутно сморкаясь и вытирая слезящиеся глаза, нервно следил за моими манипуляциями со шкатулкой. Баронет знал о наличии в замке пиропатрона, который при неправильном порядке действий сработает как детонатор, а через мгновение шкатулка с корреспонденцией превратится жаркий огненный шар. Живое воображение рисовало ему два обугленных трупа на полу, тихий танец чёрного пепла в воздухе и тошнотворный запах горелого мяса. Щадя его чувства, я предложил баронету выйти из комнаты, на время достаточное для вскрытия шкатулки. На что Зигфрид, зябко дёрнув плечом, ответил в том смысле, что неплохо будет хотя бы перед смертью немного согреться. Трудно быть восьмым сыном в семье, родовое поместье которой ужалось до пары деревушек в верхней Померании. Приходится быть отважным.
Впрочем, опасность была чисто гипотетической. Эту шкатулку мастерили мы с Франческой. Ключ открывал крышку, и взводил пружину механизма Platten-Spieldose. Отсчитав четырнадцать нот, полную фразу того самого Августина, я вынул пиропатрон, который тут же полыхнул в руке яркой, но безвредной вспышкой. Кадык на горле баронета сделал движение вверх-вниз. Теперь можно было спокойно вынимать письмо императора, что я и сделал. А парень молодец: до самого конца исполнил обязанности курьера - лично увидел, как письмо оказалось в моих руках. Орднунг - вот фундамент Империи. То, что он видел порядок действий с курьерским кейсом, ничего не значило. Тарелки с мелодиями могут меняться, изменится и момент открывания.
- Присаживайтесь, Зигфрид. Я пока прочитаю, что пишет наш добрый император. А Вы подвигайтесь поближе к камину, да возьмите в буфете бутылку портвейна. Это, конечно, не Eiswein, но для здешней погоды подходит как нельзя лучше.
- Благодарю, гер Лукое, Вы очень добры.
А парень может пригодиться, подумал я, ломая печать и вскрывая конверт.
Карл писал собственноручно. Да и кому доверишь, такое? Даже в личном письме, даже с почти железной гарантией, что письмо не попадёт в чужие руки, он о многом упоминал лишь вскользь, обиняками. Ибо вот это 'почти' когда-нибудь может сработать против нас.
Император писал: 'Дружище, времени почти не осталось. За тот год, пока тебя не было, многое изменилось. Ты предупреждал о скорой войне. Но мы оба и предположить не могли, что всё случится так скоро. Война на пороге'. Я говорил Карлу, что это будет не наша обычная толкотня с Австрией или внутренний междусобойчик. Боюсь, как бы Европе не повторить тридцатилетнюю резню, которая и закончилась-то только потому, что некому стало воевать. 'Создаются совершенно дикие альянсы, и распадаются устоявшиеся. При этом будущие противники уже старательно режут выявленную вражескую агентуру на своей территории, не забывая засылать новую своим будущим врагам. Да и союзникам тоже. Надеюсь, что ты успеешь проскочить до начала боевых действий. С Людовиком у нас пока полное согласие. Но путь через Францию чреват тем, что уж там тебя будут ждать наверняка'. Это справедливо. Возвращаясь по своим следам, рискуешь раньше времени нарваться на лихо, которое шло за тобой. Но в Испанию мне нельзя - там ещё живы те, кто меня помнит. Вокруг - тоже не вариант: плевать хотели сеньоры на экстерриториальность судов проходящих через их воды. В Бискайский залив до весны не сунется ни одно судно, и горные перевалы зимой непроходимы. Хоть крылья отращивай! Так, что там дальше? Ага... угу... вот! '... Так и не выяснили, чей он агент. Попытался внедриться через твою подопечную: принц на белом коне, птички-цветочки, и всё в этом духе. Но подобной ерундой сердечко нашей маленькой принцессы не растопить'. Да уж, сердечко Франчески только в тигле плавить. Но Карл шутит на эту тему, и это хорошо. Раньше одна мысль о дочери вызывала тень тревоги на его лице. 'Тогда парни старины Курта потеряли его из виду. Понятно было, что он не ушёл. Однако засветился. Ждали, конечно. Но зверь оказался хитёр: через парадный вход больше не сунулся, вошёл через чёрную лестницу. Нанялся свинопасом. Сам понимаешь, другой отдел канцелярии. Я, конечно, Курту накрутил хвоста, но, это уже потом. А тогда мы как раз испытывали на свиньях твой этот хлор... как его там? Никак не запомню. Страшная штука. Не будь ты моим другом... Знаешь, Оле, мы не будем его использовать. Ни при каких обстоятельствах. Это слишком бесчеловечно'. Ох, уж мне этот галантный век! Впрочем, может быть действительно рано. Ладно. 'Свиней надо было перегонять. И много. Вот и наняли несколько простолюдинов. Их, конечно, проверяли, но так'. Ну да, чего этих крестьян проверять? А ведь я говорил Курту, что служанка знает больше фрейлины! Людей не хватает. Обученных людей. '...совершил второй подход к принцессе. Чего мы никак не могли ожидать, после засветки. Но ведь и она его не узнала! Он так изменил внешность, голос, моторику, что смог обмануть девочку. Да что девочку! Всю Канцелярию Охраны Короны. Нашёл способ, отыскал слабость - твоя ученица слишком любознательна. Она умница, но в житейском плане так неопытна. И в этом наша с тобой вина. Да нет. Моя. И только моя'. Ты прав, Карл, моя вина в этом тоже есть. Mia culpa. Я слишком много уделял внимания её знаниям, и слишком мало воспитанию. '...сыграл её в тёмную. На деле этот горшочек с колокольчиками оказался не чем иным, как подслушивающим устройством. Работает от компактной горелки под ним. В разных частях дворца, принимает разные сигналы, и передаёт то, что происходит вокруг. Ну, да это я так предполагаю. Ты разберёшься по приезде, как эта штука работает. А она работает. От облавы наш 'свинопас' ушёл, но на месте были найдены расшифровки дворцовых разговоров. Те, что он не успел сжечь'. Та-ак. Кто же это у нас такой умный завёлся? Мне прямо интересно. Я прямо всё у этого умника узнаю. Но сначала убью. Потому что я в бешенстве. Потому что эта тварь посмела использовать в своих шпионских играх Франческу. Чей он? Порта или Пруссия? Ну, это так, из самого очевидного. Могут быть и англичане. Почерк уж больно похож: никаких моральных принципов, никаких нравственных ограничений. '...надеюсь, ты поймёшь. Пусть она моя дочь, пусть завербована была в тёмную, но это шикарный повод для всех этих курфюрстов и герцогов. Это ещё один довод для тех, кто хочет сменить императора. Официально, она решила посвятить себя служению Богу. И так бы я, скорее всего и поступил, отправил бы её в монастырь. Но, вряд ли сердечко Франчески (я знаю, что так ты её зовёшь) примет Господь. Нет, Он-то, я надеюсь, примет, а вот слуги его земные вряд ли поймут. Версия для сплетников: я изгнал её за связь порочащую честь императорского дома. Ну, а на самом деле я отправил её в Моншау. Пфальцграф укроет и позаботится о ней, пока ты её там не отыщешь. Ты, конечно, нужен здесь в Регенсбурге, но я не могу приказывать, понимая, что приоритеты ты расставляешь сам'.
Глава 2. Франческа
Ход кареты был настолько мягким и плавным, что несмотря на неровности дороги, казалось будто плывёшь в лодке. Оле всё сам проектировал в этом экипаже принцессы. Франческа тогда уже выздоравливала. А поскольку всё время должна была находиться под присмотром Оле, то и совала нос во всё, что он выдумывал, чертил, мастерил. Оле беспокоился о том, чтобы её не трясло в карете на прогулках. Оле бормотал непонятное 'торсионная подвеска', 'открытый дифференциал', а потом объяснял любопытной девчонке это непонятное. Франческе было восемь лет, и у неё в запасе были тысячи вопросов. Оле знал ответы на все. Ну, по крайней мере, ей так казалось. У Оле было безграничное терпение. 'Оле, Оле... я знаю, что ты уехал ради меня. Ты уехал, чтобы отыскать дерево гевею. Но, как же так всё получилось? Ах, если бы ты был рядом! Всё было бы... Всего этого не случилось бы'.
Самым плохим во всём этом Франческа считала то, что она расстроила папу. Ему хватало поводов для расстройств. Одна эта гадкая Мария Терезия чего стоит! Папа говорил, что принцессе не следует говорить об эрцгерцогине, что она 'гадкая'. Но Франческа знала, что Мария Терезия очень расстраивает папу. Она про себя считала, что Королева Венгрии, Хорватии и Славонии, Эрцгерцогиня Австрийская, Герцогиня Брабанта, Лимбурга, Лотарингии, Люксембурга и Милана гадкая. И пусть у неё приключится коклюш. А теперь вот и она сама расстроила папу. И значит она тоже 'гадкая'.
Принц был очень даже ничего. Да, что там говорить, все фрейлины были сражены наповал его красотой, галантностью, красноречием. И вроде бы пора. Ей уже пятнадцать. Отец сказал:
- Прекрасный вариант! Ты должна уехать из столицы. Замужество - отличный повод. Самое главное, он нищий. И значит, возьмёт тебя в жёны даже узнав о твоём золотом сердце.
- Папа, это, когда я была маленькая, сердце было золотое, а сейчас...
- Не суть. Присмотрись к нему. Вдруг это отец моих внуков.
И Франческа присмотрелась. Принц был мутным. Да что там! С гнильцой был принц. Он врал. Врал по крупному. Врал очень хорошо. Врал профессионально. Кто-то работал с ним. Кто-то учил его врать. Это был интересный противник. И Франческа решила сыграть.
Оле между делом вложил в прелестную головку принцессы 'Введение в психологию', а так же основы судебной и медицинской психологии. Оле постоянно заставлял принцессу практиковаться. Оле говорил: 'У меня встроенный детектор лжи. Но, я не всегда буду рядом'. Франческу захватывали эти упражнения. И чем больше она понимала людей вокруг, истоки их чаяний, и последствия их замыслов, тем милее ей становились механика и математика. Все вокруг врали. Не врали только папа, точные науки и Оле. Папа был императором, и его враньё называлось 'политической необходимостью', с точными науками понятно, а Оле... Единственное, чего принцесса не поняла, как это, и почему он 'не всегда будет рядом'? Он будил её утром. Под его сказки она засыпала. Оле был рядом всегда, сколько она себя помнила. Но, переспрашивать Франческа не стала.
Франческа загнала принца в угол. Она раскусила его тщательно контролируемую моторику и мимику. Она поймала его на несоответствиях. Принц, разыграв оскорблённую добродетель, бежал. И вернулся... свинопасом. Игра становилась всё интереснее. Принцессу охватил азарт. Она предвкушала, как всё расскажет Оле, когда тот вернётся... Всё закончилось неожиданно. Ночью её разбудил Курт, глава Канцелярии Охраны Короны.
- Ваше Высочество, простите. Дело не терпит отлагательства. Его Императорское Величество я будить не стал. Но, если Вы пожелаете...
- Нет, нет. Пусть папа спит!
- Тогда приступим.
Они разговаривали до утра. Допрос? Да это был очень мягкий, но допрос. Франческе было стыдно. За свою глупость. За свою самонадеянность. Курт расспрашивал, протоколировал, вызывал людей, отдавал приказы, и утирал ей сопли. Наступило утро. Пришёл папа. Вопрос был решён быстро.
- Дочь, вот урок всем нам. Тебе: не считать себя умнее всех. Мне: если ребёнок затих, посмотри, что он делает. Герру Курту... ну, он сам выводы сделает. - Франческа первый раз увидела выражение жгучего стыда на лице Курта, - Мы сделаем так: разыграем мой гнев, и твоё изгнание. До выхода из города, ну и чуть дальше, тебя проводят гвардейцы. Они же отсекут любопытных. За третим поворотом дороги будет ждать твоя карета с охраной. Едешь в Моншау. Я найду способ связаться с Оле. Он найдёт тебя там. Помни, я люблю тебя больше всего на свете. У нас на носу война. Оле мне нужен здесь, но я отдаю его тебе. На этом всё.
Все встали. Папа поцеловал Франческу в лоб. Папа был расстроен.
Убаюкивающее покачивание кареты, равномерный топот копыт и однообразный пейзаж за окнами кареты уже усыпили двух фрейлин на диване напротив. Напряжение последних суток отступало. Франческа тоже решила подремать, как вдруг раздался выстрел. Карету повело влево. И тут вдруг раздался залп нескольких ружей, потом ещё один. Брызнуло разбитое стекло