Самые ценные вещи... Это не вещи. Мысль далека от оригинальности, но субъективно справедлива. Не вещи. Скорее явления. Тоже не очень точное слово. В жизни существуют моменты, случайности, совпадения, суть которых можно понять лишь в ретроспективе. Только тогда, когда плетение этих случайностей закончено. Или прервано. Нет, всё это как-то невнятно... Лучше вот так:
Когда я был маленьким, засыпая я разглядывал книги на стеллаже напротив моего диванчика. Стеллаж возвышался почти до потолка. В полутьме не видно было надписей на переплетах, кроме одной. Надпись была крупной, и выполнена золотым тиснением. Так что свет уличных фонарей, проникая сквозь тюль, делал её читаемой. "Даниил Гранин" - эти два слова, это имя я видел в темноте.
Тогда я так и не взял ту книгу с полки. Это случилось намного позже.
Все моменты, связанные с этим именем, перечислять ни к чему - я все равно не смогу воспроизвести странность, случайность и непрерывность узора.
Так, ещё одна иллюстрация. Году, наверное, в десятом мне предложили сняться в эпизоде. Фильм назывался "Петр I. Завещание", снимал его Владимир Бортко, режиссер моей любимой булгаковской экранизации: "Собачье сердце" - его фильм. Два прекрасных солнечных дня в Петергофе. На съемочной площадке вместе с Филиппенко, Боярским, Балуевым, Розановой, Машковым... Менуэт в паре с Анной Ковальчук. Все было чудесно, включая гонорар. И ещё - этот фильм был экранизацией романа Даниила Гранина "Вечера с Петром Великим".
Как-то раз случилась халтурка. В префектуре Петроградского района. Насквозь официальное мероприятие, и как всякий официоз, в какое-то дикое время - суарэ с шампанским в девять утра. Ну про шампанское позже. А тогда я не просыпаясь, и почти не открывая глаз, встал, добрался на метро до Петроградки, нашел здание администрации, переоделся, напялил на себя парик с буклями... Мы отработали полонез, и встали по стенам зала живыми куклами. Административная дама, с большой прической, произносила какие-то речи с экскурсом в историю и повседневность. От нечего делать, я стал рассматривать лучших людей Петроградского района. Их собрали десятка два, и усадили в большие кресла. Узнал космонавта - он был бодр и по военному подтянут. Известного актера - он явно мучился после вчерашнего, но привычно переносил тяготы и лишения... И тут, на краю ряда, я увидел совершенно седого маленького старичка. Он почти терялся в огромном кресле. Но вот эта его характерная чёлка, взгляд, чуть смущённая улыбка. "Это же ГРАНИН!" - зашептал я партнёрше-кукле, стоящей рядом со мной. "Где?" - "Да вон же! Вон!" - взглядом в сторону его кресла. "А кто это?" Хосподибожемой! Я стоял фарфоровой безделушкой, и поедал его глазами. Я увидел его вживую и старался запечатлеть каждый его жест. Но жестов не было. Даниил Александрович медленно и неотвратимо засыпал. Тело его обмякло, голова склонилась на плечо, он утонул в уютном кресле и сделался совершенно незаметен. Не всякий великий - великан, подумалось мне. Видимо к старости он потерял иммунитет к снотворной мощи длинных официальных речей. Я смотрел на него. Он никогда не знал и не видел меня. Но я-то его знал и любил. А теперь и увидел воочию.
Речи закончились, мы станцевали еще какой-то менуэт и снова остекленели по углам зала. Гостям стали разносить шампанское. Даниил Александрович мирно спал в своем кресле. Он выпал из реальности совершенно, до полной незаметности. Так, что по-моему только я и видел его. Наверняка за ним с утра пораньше прислали машину из администрации, и привезли на мероприятие, которое ему совершенно ненужно, ненужно, ненужно. Но отказаться неудобно. И вот он спит, укутавшись в кокон старческой отстраненности. Какие сны он видит? Я вижу его. Он не видит меня. Он не видит никого в этом зале. Потому что всё это ненужно. Не ему, а вообще.
Официант, обманутый его незаметностью, неловко поворачивается, и опрокидывает поднос с бокалами прямо на кресло, где дремлет живой классик русской литературы. Бокалы не бьются, парень успел поймать поднос, но шампанское течет по креслу и по писателю. Гранин просыпается, в первые секунды пробуждения не понимая где он, и что с ним случилось. Потом сознание возвращается. Вся нелепость ситуации, неуместность, стеснение, естественное раздражение и желание снова сделаться как можно незаметнее отражаются на его лице. Но поздно. Куча людей метнулась с салфетками, полотенцами. Его оттирают, сушат... Даниил Александрович бормочет: "Да ничего! Не надо! Все в порядке!" Но ничего уж не в порядке. Теперь он стал виновником бестолковой суеты, центром внимания, причем в ситуации совершенно дурацкой. Ему не хочется чтобы его оттирали, но и пиджак с рубашкой промокли и неприятно липнут к телу. Неудобство, жуткий дискомфорт, стыд от по-чаплински гротескного стечения обстоятельств, в коих он оказался главным героем. Кое-как отогнав от себя толпу сушильщиков, Даниил Александрович снова остаётся один в своём кресле. Но теперь уж не смеет заснуть. А ну как ещё что-нибудь приключится! И уйти никак - вдруг подумают - обиделся, вспылил. Неудобно.
Я вспоминаю этот эпизод с жалостью и неизбывной нежностью. Он так боялся, что выглядит смешным. Но он не был смешным. По крайней мере не в моих глазах.
И ещё. Плетение узора завязанного на его имени не окончено. Он оставил после себя романы, рассказы, сценарии. Книги и фильмы. Смерть значима, если кроме рождения и смерти, ты не сделал ничего. Смерть - почти ничто, если ты творец. Она просто теряется на фоне свершений. Я знаю, что ещё не раз в своей жизни встречу это имя - Даниил Гранин.
![[]](/img/a/abrosow_d/daniil/img_2142.jpg)