Когда я был маленький, жил у бабули, она
отводила меня в детский сад. Я стоял у окна,
и рыдал весь день. Не понимал, в чем моя вина.
Почему это так, что я здесь? Почему мне нельзя
с ней? А потом засыпал, в санках по снегу скользя,
по дороге домой. Когда приезжали родные, друзья,
столько людей собиралось за овальным столом!
И после второй она говорила: Давайте споём!
А потом наступило будущее. Всё исчезло. Вдвоём
мы сидим у стола. Слов нет. Мы друг в друга глядим.
И стол-то совсем не тот... А потом я остался один.
Руками зажал бы дыру. Но внешне-то цел-невредим.
Я ведь вёл себя хорошо! Я делал, что мог, и как мог.
Почему же я больше не мака, не ягодка, не внучок?!
У меня морщинистый лоб и поседевший висок.
Теперь я просто пожёванный жизнью мужик.
Сейчас я выдохну, и, конечно, продолжу жить.
Но пока я иду вдоль кладбищенской длинной межи,
и под ногтями сырую осеннюю землю несу,
какая-то детская горечь опять вышибает слезу.
И та же обида, как тогда, будто бревно в глазу -
снова, снова, снова ушла! Всё повторилось опять.
Только мне теперь не два года, а все сорок пять.
И долг, который мне уже никогда, никогда не отдать.