Абрамова Ирина Васильевна : другие произведения.

Любовь "иного"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Герой романа, Филипп, коснулся судьбы Марины лишь на несколько месяцев, но оказал влияние на судьбу так, что память о нём по сей день живёт в её душе. "История "иного"" - начало новой саги и целая эпоха...

   ЛЮБОВЬ "ИНОГО".
  
   Глава 1.
   Горькая память.
  
   ...Музыка в баре, притемнённом и задымлённом, навязчиво и нудно грохотала, повторяя композицию уже не первый десяток раз. Филипп больше не мог тут оставаться! Всё напоминало о нём, о его друге, первой большой любви, о Валентине. Тяжело вздохнув, разом опрокинул в себя бокал "Амаретто ди Саронно", так любимого Валей, постоял, закрыв глаза и сдерживая слёзы, расплатился за выпитое и тихо вышел, не поднимая глаз, стараясь меньше обращать внимание, как на завсегдатаев этого элитного столичного бара, так и на случайных посетителей. Особенно пугали и раздражали девушки. Он их просто не понимал! Это была отдельная чужая недосягаемая для восприятия планета, населённая странными наглыми нахрапистыми и громогласными существами с вызывающими отвращение формами и запахами. Женщины, девушки, девочки, малышки... Нет, он, конечно, не был идиотом, прекрасно понимая, что родился благодаря именно женщине. Но так уж причудливо создал всё сущее Всевышний: мужчин рождают только те, которых некоторые из ими же рождённых и не признают. Не воспринимают, не чувствуют, не ощущают, как сексуальных партнёров. Для таких "особых" мужчин женщины - лишь воспроизводительницы, наподобие свиноматок: их участь - производить потомство мужеского пола. Вот и видятся они для Филиппа чуть ли не со свиными рылами, но это случается лишь тогда, когда "перебирает" дозу. Сейчас, пробираясь к выходу, деликатно обходя компании друзей и знакомых района Русаковки, старался не смотреть на женщин. "Как же они навязчивы!" - не успел подумать, как в объятия буквально влипла такая особь.
   - Оооо, какой красавчик! Ну просто Ален Делон! - пьяненько верещала юная особа, вцепившись в курточку. - Да нет же! Тьфу, на Делона - ты ещё красивей! - чуть отступив, но не выпустив из рук добротной кожи одежды, девушка томно закатила глазки. - Я Марта! А ты кто, картинка...?
   - Марта! Отстань от человека! - покрасневший молодой мужчина виновато посмотрел на пунцового Филиппа. - Простите сестру - перебрала немного коктейля, - протянул руку поверх верещащей сестры. - Антон Серов. Я её сейчас увезу и вернусь. Не уходите, пожалуйста. Не хотелось бы потерять приятного человека в нашей клоаке, - ещё раз пожав руку, глубоко заглянул в глаза. - Дождётесь? - тихо, по-особенному.
   - Мне пора. Прошу прощения, Антон. Если только завтра. Я здесь бываю часто, - помедлил, ответил на рукопожатие и прибавил, так же глубоко заглянув в глаза новому знакомому. - Филипп Беликов.
   Быстро подхватив пьяную сестру, Антон поволок её на улицу, а за ними следом вышел и Фил. Видел, как ворчащий брат что-то выговаривал на ухо Марте, засовывая в салон припаркованного возле бара "Ауди-100" красного цвета и быстро закрывая дверцу, препятствуя выходу рвущейся прочь буйной сестры. Показав ей кулак, сел за руль, бросив внимательный взгляд на молчащего и стоящего поодаль Филиппа, закуривающего сигарету. Кивнув, уехал, а Филя взволнованно вдохнул: "Неужели он тоже "иной"? Как внимательно окунулся в глаза, словно предъявил ключ от банковской ячейки души! Да..., похоже, так и есть! Не зря же сердце так "ухнуло" вниз! Свой. Значит, завтра буду не один в этом баре, - выдохнул. - Как же навязчивы подвыпившие женщины! Отвратительно. До тошноты. До дрожи. Даже запахи от них в такие моменты жуткие: смесь алкоголя, сигарет, пота, духов и... похоти. Бррр!" - передёрнувшись высоким статным и тонким телом, аккуратно выбросил едва закуренную сигарету в урну у входа в заведение, убедился, что достигла нужного места, повернулся в сторону набережной и неспешно пошёл. К ней. К Яузе. К каналу судьбы. К воде времени. Проходя знакомыми с детства тротуарами и дорожками, переходя знакомые перекрёстки и развилки, внимательно следя за светом габаритных огней транспорта и сигналами светофоров, всё дальше уходил в памяти к тому дню, а вернее утру, когда встретил его, Валентина. Едва достигнув набережной, со слезами взошёл на горбатый мостик над Яузой, схватился за перила и закрыл глаза, не борясь с приступом отчаяния и горя, дав, наконец, волю безмолвным слезам печали и скорби по ушедшему. Время остановилось, замерло, замолчало, склонив голову в почтительном скорбном поминальном молчании. "Что ж, несносное, жестокое и несправедливое, давай, помолчим и молча вспомним о том, кто так любил жизнь и тебя, время..."
  
   "...Ну вот, ещё одна глупая субботняя вечеринка. Опять те же лица и шутки, те же анекдоты и танцы, те же невыносимые касания девушек, согласных на всё. Господи..., да не нужны мне они и это их "всё"! А ведь не скажешь - не поймут, отшатнутся, заклеймят, опозорят, начнут травить. Разве моя в том вина, что я "иной"!? Таким родился. Это у вас всё было с самого детства расписано-распланировано, согласовано-оговорено, познакомлено-сосватано! А мне пришлось несладко уже в мальчишечьем отрочестве, когда, наконец, дошло, кто я есть. "Голубой". Иной. Изгой. Низший сорт. Грязное пятно на лице общества. Нет, меня никто не совращал, не агитировал, не ласкал масленым взглядом и не смущал. Я до всего дошёл сам. Постепенно. Пошагово. Уже там, на задворках детской интуиции осознал, что "иной". Как так вышло? Нет ответа. Почему в моей голове всё выглядит иначе? И воспринимается подчас наоборот? Или так же, только с другой стороны, что ли? Сколько мыслей тогда было в моей мальчишеской голове: странных, пугающих, холодящих душу, заставляющих замирать в предчувствии чего-то необычного, предвидя свою избранность и инаковость! Как справился? Ооо..., это стоит отдельного рассказа. Но ограничусь лишь одним словом - отец.
   Только сейчас, по прошествии стольких лет понимаю: он тоже был "другим", но замаскировавшимся, полностью мимикрировавшим, слившимся с окружающей толпой и обществом. Не позволили знатность, богатство и принадлежность к московской партийной элите афишировать сей порок. Потому и слился с толпой - стал одним из них. Жил по привычной советской программе: детсад, школа, университет, аспирантура, загранкомандировки, высокопоставленное общество, красавица-жена - дочь "третьего лица" в государстве, помощника Самого, должность, известность, почёт, сын. Дааа..., что же мой бедный отец почувствовал в тот момент, когда и во мне вдруг стал замечать первые признаки "иного"? Радовался? Ужаснулся? Гордился втайне? Или, мстительно покосившись на Кремль, злорадно ухмыльнулся? Я этого никогда не узнаю. В памяти мало что осталось от отца: высокий, мощный, красивый, интеллигентный, с низким голосом и великолепными мягкими руками. Вот руки помню хорошо - до последней морщинки. Он часто сажал к себе на колени и гладил по спине, плечам, ногам и... попе. Нежно целовал полными пухлыми губами в щёку и уголок губ, долго смотря в такие моменты в глаза. А вот что произошло потом? Почему так плохо помню в принципе, совсем недалёкое прошлое? Лишь отрывки, отголоски, обрывки разговоров.
  
   ...Мы с отцом сидели в тёмной комнате в глубоком кресле, мне тогда было лет девять, кажется. Была зима, и вьюга свистела за окнами, стуча в гостиную ветром и горстями снега. Но нам они были не страшны! В квартире было тепло и уютно, кресло обнимало нас с папой богатством кожи и её запаха, тихо потрескивали поленья в догорающем камине. Мамы ещё не было дома - не вернулась с "женского чаепития". Папа что-то долго рассказывал и ласково обнимал, держа у себя на коленях в кольце рук. Начало клонить в сон, и я опустил голову к нему на грудь. Идя по краешку сна и бодрствования, слышал, как папа стал чаще дышать, немного нервно, как руки стали дольше задерживаться на спине и её низа, как любимые ласковые пальцы нежно гладили попу, скользили по округлостям, вызывая непонятную дрожь в мальчишечьем теле. Дрожь радости и любви, восторга и непонятного волнения внизу живота. Стало жарко и тяжело дышать! Но, сколько ни пытался во сне отодвинуться от горящих рук, сон был сильнее и не позволял вырваться ни из него, ни из объятий отца. Что было потом - почти не помню.
   - ...так и подозревала все эти годы, - тихий голос мамы был ровен и учтив, как всегда, но было в нём что-то пугающее. - У тебя полчаса на сборы. Они будут здесь очень скоро - не медли, пожалуйста, - ещё говорила, почти шептала, но шёпот всё же прорывался в сон. - ...я вынуждена. Чтобы защитить его от тебя. И свою репутацию. И твою тоже! - чуть повысив голос, опять неслышно зашептала, и только позже, уже издали, из коридора, пробились слова. - Прощай! Нет, и не рассчитывай на это - ты выехал навсегда. Он сам решит, ехать или нет. Всё. Пора. Они здесь...
   ...Утром папы уже не было ни в квартире, ни в Москве, ни в Союзе - эмигрировал. Я долго не мог понять этого слова, хоть и знал его суть. Не укладывалось оно в мальчишеской голове. Не желало. Я ведь любил его, особенно после того вечера у камина! Мне стало не хватать нежных рук на теле. Нет, это были особые руки - у мамы не получалось так ласкать. Долго страдал и мучился, пока не нашёл выхода из этого голода - сам научился себя так гладить ночами, тихо, закрыв дверь на задвижку. Боялся, что мама увидит или услышит стоны. Было и стыдно, и... так сладко...! Но жить без этого уже не мог. Тело росло и требовало чего-то большего, а вот чего - долго не понимал, пока не понял, кто я. Тогда всё встало на свои места. И открылся целый потаённый, скрытый от других мир - мир "иных", к которому и стал принадлежать пока только по осознанию. Ощущения только ожидались: не мог сделать первый шаг. То ли от страха быть неправильно понятым, то ли от стыда, то ли от неопытности. И только в ту минуту, когда увидел Валю - решился".
  
   ...Филипп стоял на "горбатом" мостике невдалеке от своего дома на Русаковской набережной столицы и грустно просматривал на поверхности реки кино из прошлого, которое так и не отпустило даже спустя полгода после гибели Валентина. "Валя. Первая настоящая любовь. Возлюбленный мой... - слёзы не слушались приказов разума, капая в воду Яузы, которая к осени просветлела и стала сиять цветом "хаки". Смрад сапропеля ушёл, драги встали на прикол у шлюзов до весны. И хотя река не замерзала зимой даже в самую стужу, работы по очистке дна не велись. - Хорошо. Запах теперь не будет отвлекать от воспоминаний".
   Подняв нечаянно глаза на другую набережную в сторону "Сокольников", увидел у кованой ограды реки тоненькую женскую фигурку, застывшую точно в такой же позе, как и он сам: вцепилась в поручни, голова низко опущена, и, очевидно, тоже безмолвно плачет, даже не смахивая слезинки с лица. "Странная женщина, необычная. Они ведь все так заботятся о своём макияже, туши, косметике! А эта, похоже, либо горем убита, что не до потёкшей туши, либо не накрашена вовсе, - выпрямился, озябнув, одёрнул коротенькую кожаную курточку, присмотрелся к фигурке у реки. - Маленькая, тонкая, скромно одетая, на голове что-то непонятное..., шляпка или берет. А волосы-то какие чудные - светятся в лучах неяркого солнца, как-будто переливаются! - засмеявшись над собой вслух, покачал головой. - Ты, друг, похоже, с дозой "перебрал" - женщинами начинаешь восхищаться! Ну-ну..., добавь ещё - может, влюбишься? - хихикнув, одёрнул себя и опять наклонился локтями на перила моста, продолжая наблюдать за незнакомкой на противоположной набережной. - Почему она тебя так заинтересовала, а, Филипп? Простая женщина, скорее, девушка. Грустит, тихо плачет. Очевидно, рассталась с парнем - тоже горе. Значит, коллеги. Но у неё-то, надеюсь, он не погиб...? - память вновь сжала сердце и горло, и сквозь пелену слёз принялся смотреть на одинокую фигурку у воды, погружаясь в прошлое и... боль. Очнулся лишь тогда, когда девушка... исчезла! Недоуменно повертев головой, окинул пустую длинную набережную взглядом, нахмурился. - Куда так стремительно подевалась? Всё в поле видимости - чисто. Боже..., не в воду ли прыгнула!? - вспотев от страха, вцепился в поручни перил мостика и склонился, рассматривая поверхность Яузы. - Никаких признаков: ни волн, ни кругов на воде, ни плавающих вещей, ни пузырьков... - поднялся, выпрямился, замер в недоумении. - Загадка, - поворачиваясь и намереваясь уйти, вдруг увидел её. Была далеко, у старой арки моста там, на излучине: стояла, прислонившись спиной к мощной опоре, почти слившись с нею. - Немудрено, что сразу не заметил! - облегчённо вздохнув, рассмеялся. - Точно "перебрал" с дозой. Уже утопленницы мерещатся! Похоже, надо с "дурью" "завязывать". Вале ею не помочь. Пора себя спасать, пока не "сел на иглу" окончательно. Пока только "кокс" - надо взять себя в руки. Пора, - идя к дому, несколько раз оглянулся на почти неразличимую фигуру гостьи. - Интересно, завтра придёт сюда? А? Ха, что гадать? Завтра и увижу. Пока, Утопленница! - громко рассмеявшись, свернул к дому. - Вот и появился смысл жить ещё один день".
  
   ...Как только время приблизилось к трём дня, встрепенулся, заволновался, чего давно не испытывал, нервно подошёл к зеркалу в прихожей. Присмотрелся, стараясь отстраниться и судить непредвзято: "Высокий, худощавый, немного стал сутулиться, да пожалуй, цвет лица больше белый, чем бледный. Зато на его фоне глаза стали ещё ярче светиться не серым светом, а... - задумался. - Как же описать это сияние? Серебряным? Серебристые глаза? Ну, если бывают такие, пусть будет так! - тихо засмеялся, отметив, что смех очень украшает юное лицо. - Только вот поводов посмеяться в последние месяцы что-то не находилось. Смех заменили слёзы. Не от них ли так "просели" глаза в глазницах, а вокруг век ощутимо стала видна тёмная окантовка? Увы, не от слёз. Будь честен, Филя, - вздохнул тяжело, опустил голову. - Дааа, с "дурью" пора полностью "завязывать". Скоро и дураку станет ясно, кто я: "нарик", - протяжно выдохнул, покосился на заветный шкафчик. - Да, явно тянет, зовёт он, "кокс" проклятый. И сильно. Нет, надо взять себя в руки и... уйти из дома. Вот! Ты же сам вчера хотел увидеть ещё раз свою "утопленницу", разве не так, Филипп?"
   - Да, хотел! Просто так! - с тихой улыбкой смотрясь в зеркало, заговорил вслух. - Может, она и не придёт вовсе - случайная прогулка вчера была. Хотя, так долго там простояла. Нет, точно местная, - протянул руку к массажной расчёске. Провёл несколько раз по чудесным густым тёмно-русым волосам, которые за последнее время здорово отрасли. - Надо бы в парикмахерскую сходить к своему постоянному мастеру. Так не хочется! То ли лень, то ли апатия у тебя, Филин... - грустно улыбнулся, вспомнив ласковое прозвище, как-то произнесённое отцом. - Так..., решил гулять - отправляйся и не придумывай себе уловок и отговорок! - шутя, приказал, стремительно сорвал с вешалки кожаную курточку и вышел из квартиры, плавно закрыв тяжёлую дверь. Она с тихим щелчком захлопнулась, отгородив от тепла и привычного уюта. - До свидания, - прошептал и ушёл к лифтам.
   Выходя из старинного лифта с раздвижными дверями, закрыл их аккуратно и осторожно и, проходя мимо консьержа Юрия Викторовича, отставника и строгого человека, негромко поздоровался. Тот проводил парня внимательным задумчивым взглядом, дождался, пока жилец покинет подъезд и выйдет на улицу, и только тогда вернулся в дежурную и поднял трубку телефона.
   - Он вышел, - положил трубку на рычаг, подумал, поднял опять, помедлил, вернул на место. - Не время.
  
   Глава 2.
   Дни сомнений.
  
   ...Погода стояла тёплая. "Чудеса! Снег за последние сутки стаял весь, вернув короткую пору осени, так мною любимую. Жаль, что листья все облетели. Нет больше ярких крон и весёлого шума листьев, раскрашенных в сочные оттенки охры, нет того удивительного сладковато-горького запаха осенних костров, что так будоражили душу своими оттенками и интонациями: грустными и зовущими куда-то в путь, в тайгу, в безлюдье; туда, где не будет никого и ничего, даже боли. Ишь, замечтался, парень, - усмехнулся, криво улыбнувшись. - Нет ничего и даже боли, говоришь? Ну, тогда это уже не жизнь, а самая обычная банальная и пошлая смерть. Может, проще признаться, что хочешь к Валентину? Так чего ждёшь? Достать дозу - не проблема. "Золотой укол" - и ты на небесах. Что, кишка тонка? Нет, не сможешь, сам знаешь. Так и будешь мучиться и желать, но придёт только тогда, когда настанет срок - не раньше. Только тогда и так, как предначертано там, наверху. Да, мама, я усвоил твои уроки жизни и реальности. Помню, не волнуйся. Не преступлю этой грани, не убью душу. Да-да..., помню: католики не имеют право лишать себя жизни. Помню, - тяжело вздохнув, посмотрел в сторону "Сокольников". - Сколько с ними связано тёплого и счастливого, волнующего и радостного! Всё помню, родная".
  
   ...На следующее утро после исчезновения отца, мама присела на кровать, тихо погладила тёплой ладонью щёку сына и проворковала, слегка щекоча указательным пальцем нос.
   - Филипп, просыпайся! Счастье проспишь! - продолжая играть тонким пальчиком, пощекотала щёчку, шейку и ключицы. Он тихо смеялся, выворачивался и прятался под одеялом. - Нет-нет, трусишка, не скроешься! - приподняв с постели, нежно коснулась мягкими губами лба. - Пора идти и совершать маленькие и большие открытия, мой маленький мужчина. Ты готов для приключений?
   Как Фил любил такие минуты по утрам! И пусть обещанные приключения на поверку оказывались всего лишь вылазкой в зоопарк, на каток, в цирк, на лыжные горки на Воробьёвых Горах, всё равно - само ожидания чуда и было основным волшебством, которое так щедро дарила мама. Всегда. А после отъезда отца - ещё чаще. Мальчик стал жить в плотном коконе любви и обожания, в полноте чувств и ощущений. Почти без запретов и ограничений: все было можно, только сначала нужно было спросить, объяснить, мотивировать тот или иной запрос или требование. Терпеливо и спокойно разобрав по пунктам и этапам, вопросы-запросы-требования решались, исполнялись и предоставлялись, если считались це-ле-со-об-раз-ны-ми. Это слово он усвоил сразу и принял правило всей душой. Мама стала ещё ближе, почти самой душой сына. И не было запретных и неудобных тем, не стало белых пятен в их отношениях, полностью растворилась стена, разделяющая мир взрослых и детей. Она была чудесна, мама София: красавица, умница, интеллигентна, воспитана, деликатна, заботлива. Только часто грустила своими чудесными тёмно-серыми глазами, прижимая к себе подрастающего сына. Об отце не говорили никогда, словно тот вечер закрыл им уста гербовой печатью молчания. Каждый подспудно понимал: "Стоит заговорить - раним друг друга". Вот и не говорили - берегли любимого человека.
   Подходя к реке Яузе, грустно улыбнулся, вспомнив первую после отъезда отца прогулку с мамой.
   Она привела его к ещё закрытым воротам парка "Сокольники", коротко переговорила со сторожем, и он их провёл на территорию через свою сторожку. В их полном распоряжении оказался целый мир в личное пользование! Бегая по дорожкам, раскинув руки, крича и смеясь, не оглядываясь на людей, кувыркаясь в высоких сугробах, ныряя в них и "купаясь", забрасывая друг друга снежками и комьями снега, были так счастливы тогда! Когда силы покинули их, с трудом доползли до кафе "Блинная" у метро и просто объелись блинов с разными приправами, опились напитков, имевшихся в ассортименте хорошего, славящегося на весь район заведения, и прихватили с собой домой целую коробку всяких снеди-сладостей-вкусностей! До дома ехали на такси - сил идти через реку не осталось. Проспав полдня, продолжили пир-на-весь-мир, уничтожая запас коробки, из которой всё ещё шёл такой головокружительный аромат. София в ростере разогревала и блины, и оладьи, и котлеты, оказавшиеся в "продуктовом наборе". Подкладывала осоловевшему от переедания Филу то пирожное, то кусок торта, поглядывая с забавным выражением лица.
   - А ты знаешь, что всё, что мы с тобой сегодня сделали - для меня впервые? - загадочно смотрела волшебными большими глазами. - Да-да, малыш! Я сегодня с тобой, наконец, исполнила давнюю детскую мечту - стать, как все! Просто бегать-шуметь-кричать, бросаться-швыряться-драться, есть-пить-объедаться и пачкаться, как поросёнок! - хохотала вместе с сыном, обнявшись в тесном сильном жарком объятии. - Знаешь, что сейчас почувствовала?
   - Да, мамочка - полное счастье, - тихо проговорил, прильнув к губам с поцелуем.
   - Догадываешься, почему так счастлива сейчас? - глубоко заглянув в глаза с чувством. - Потому что тебе не пришлось откладывать свою мечту на такой длительный срок, как мне, понимаешь? - страстно поцеловала в лоб. - Вот и живи так - не откладывая "на потом" свои мечты и чаяния! Не таись - сразу говори: обсудим и решим, что с мечтой такой делать. Договорились, Филипп? Поклянись, что ты не станешь держать от меня никаких тайн, какими бы они ни были чудовищными, - взяв за худые плечики, странно посмотрела, - и озвучишь любые желания, кого бы или чего бы они ни касались, - припечатала последние слова поцелуем в губы так, что Филя ощутил непонятное волнение во всём теле.
   - Я тебе клянусь в этом, мамочка... - едва прошептал, возвращая поцелуй. Вскоре уснул на её руках, продолжая и во сне шептать. - Я тебя люблю, мама...
  
   ...Очнулся от видения, вздрогнул: "Боже! "...и озвучишь все желания, кого бы или чего бы они ни касались...", - сказала тогда, вечером того дня, когда отец навсегда покинул и нас, и Родину. Почему так сказала, и весь тайный смысл этих слов понял позже, годам к пятнадцати, когда тело стало гореть в огне и непонятном томлении", - низко опустив голову и смотря на воду Яузы, теперь отливающую нежным цветом светлого хаки, вдруг почувствовал такое раскаяние и стыд...! Нет, понимал, что в той ситуации мама повела себя просто стоически, приняв на себя весь удар просыпающегося и терзаемого гормонами тела сына. Да что там - совершила подвиг во имя спокойствия Филиппа! И те слова, сказанные той зимой, просто стали "проездным билетом" в её душу. Глаза стремительно наполнились слезами радости, признания и тихого отчаяния. А ещё раскаяния и жаркого стыда. Нет-нет, мама ни морщинкой, ни мускулом, ни движением тела никогда не дала понять, что повёл себя неверно. Теперь, судя уже с высоты прошедших лет, понимал, что поставил мать в неприемлемые для нашего общества рамки. Но был всё-таки её сыном и научился спокойно рассматривать события и давать им подобающую оценку. И уже дал. "Каждый тогда поступил так, как считал верным - будем же уважать чужое решение, - именно так и сказала потом София. - Не оглядываться, а просто принять к сведению, занести в архив памяти и жить дальше", - прошептал одними губами.
   ...В тот жаркий августовский вечер Филипп бы сам не свой: тело горело и не слушалось приказов мозга и доводов рассудка. Оно взбунтовалось и требовало... Чего? Он и сам этого не сознавал. Мама наблюдала за ним последние дни тихо, деликатно, издалека, стараясь лишний раз даже не разговаривать, но в ту минуту вошла в комнату без стука, что было само по себе необычно. Застав сына стоящим у окна с судорожно сжатыми руками, засунутыми в карманы лёгких хлопковых брюк известной марки, неслышно подошла сзади, положила руки ему на плечи, едва дотягиваясь - вырос с отца, только пока оставался худым и тонким. Медленно развернув, подняла лицо навстречу мятущимся серым глазам, мягко положила горячие руки на пылающие юношеские щёки, нежно, но настойчиво притянула голову к себе и стала целовать, неотрывно смотря в глаза. Поцелуи становились всё сильнее, протяжённее, глубже и... откровеннее. Он вздрогнул, ошеломлённо заглянул в распахнутые любящие глаза и только выдохнул потрясённо:
   - Мама...?
   - Просто сделай шаг, - прошептала, продолжая смотреть в глубину смятенных глаз.
   Замер, на мгновенье задумался, неотрывно смотря на неё, потом всхлипнул и, сделав тот шаг, притянул со стоном, обняв тонкое маленькое гибкое пьянящее тело. И наступило полное затмение...
  
   - ...Позже мы сели и стали разбирать события последних трёх суток по часам и минутам, - тихо шептал, бросая недокуренную сигарету в зелёную воду реки с горбатого мостика. - Не истерили, не обвиняли, не повышали голоса. Ты смогла удержать ситуацию в дружеском русле. Даже после всего, - подняв голову, посмотрел на чистое, но почти серое небо - осень. - Спасибо, любимая, за всё. Теперь я ещё больше ценю твой дар! И буду ценить с каждым годом всё больше. Большего самоотречения и самопожертвования не смогла бы совершить ни одна другая мать. Ну, по крайней мере, в нашей стране. Такое ещё возможно у первобытных народностей разве, - задумался, держась рукой за перила моста. Поднял голову, осмотрел противоположную набережную. - А моей "утопленницы" ещё нет. Придёт ли? Подождём. Время есть, - склонился, согнув локти и опёршись о перила, не спускал с дороги глаз и продолжил рассуждения. - Да..., тогда долго с тобой говорили, мама. В тот вечер и всплыло, наконец, то слово, которое давно и навязчиво крутилось у нас в головах: "голубой", гей. Ты его и произнесла. Спокойно и тихо. А я лишь молча кивнул. Милая, как должно быть тебе было страшно и больно в тот момент...! Почувствовал это и рухнул перед тобой на колени. Плакал и целовал ноги и руки, благодарил за трое суток истинного счастья мужчины, но признался, что уже давно чувствую себя "иным". Нет-нет, твоя жертва не была напрасной, родная! Клянусь! Но она лишь оттенила мою суть, - встал, одёрнул курточку, глубоко вздохнул. - И ты смирилась с моим выбором, мама. Долго целовала губы и шептала о любви, но отпустила без укора и осуждения. Только попросила всё рассказывать, не скрывая ничего. Мы стали ещё ближе с тобой, любимая. Как жаль, что теперь так редко бываешь дома - отец вызвал в Канаду и устроил в университет. Теперь твои чудные глаза видят чаще студенты, чем я, но рад этому - у тебя должна быть личная жизнь. Я вырос. И отпустил тебя... - не договорив, запнулся, встрепенулся, задохнулся воздухом отчего-то. - Она! Пришла. Дождался "утопленницу"! - негромко рассмеялся и... едва успел схватиться за перила и не свалиться в воду Яузы. - Господи, только не это! - "приход" накрыл с головой, размазав картинку вокруг, сгладив звуки, потеряв ощущение времени и места. Последним усилием воли заставил себя стоять ровно и глубоко дышать: вдох-выдох, вдох-выдох. "Медленно: вдох - через рот, выдох - через нос. Дыши, Филипп! Почему так "накрыло", а? Уже два дня, как "чистый"! Значит - последнее предупреждение: или "завязывай" и живи, или иди на дно". - Я выбираю жизнь, - прошептал, упрямо смотря на тоненькую фигурку на набережной, которая опять, похоже, грустила. - Подожди меня немного. Сейчас я не совсем в норме, но приду в себя обязательно, клянусь. Ты только приходи ещё сюда, "утопленница"... - грустная улыбка скользнула по посиневшим губам, и стало легче. Словно за спасительный якорь ухватился глазами за гуляющую по набережной фигуру гостьи и не отпускал ни на миг до самого конца, пока не скрылась из вида. - Пока! Приходи завтра, прошу... Не покидай меня...
  
   ...Очнулся полностью от сырости и прохлады, от стылой воды и ветра. Дрожа всем телом, держась за перила мостика, спустился на тротуар и пошёл домой, оглядываясь на удаляющуюся маленькую точку - девушку с набережной. Почти придя в себя, остановился, подумал, принял решение и направился твёрдым шагом к дому: "Всё. Рубикон перейдён - начинается новая жизнь. Без "кокса!" Свобода". Поражённо остановился, вдруг вспомнив сегодняшний сон.
   - Нет, этого просто не может быть! - засмеявшись, растерянно почесал голову. - Вспомнил: я стоял с этой девушкой на мосту и... целовался! - громко рассмеялся. - Я с ней целовался, чёрт! Лица не видел, но помню губы и тонкую дрожь. Господи, Филипп, ты сходишь с ума! Давай уж говори вслух и всю правду: ты её там, во сне, хотел! Вот так сон! - настроение мгновенно поднялось, счастливый смех сопровождал до самого подъезда, где весело поприветствовал консьержа и прошёл к лифтам. Поднимаясь на этаж, едва сдерживал улыбку, смущённо краснел и недоумевал игре разума и порождённых им снов, удивляясь странному приподнятому настроению и незнакомому ощущению лёгкости и полёта, когда вспоминал это чудное чарующее чувственное ночное наваждение. - Эх, мама..., жаль, тебя рядом нет - объяснила бы его мне...
   Войдя в квартиру, сразу прошёл к окну кухни, выходящему на набережные реки Яузы, и долго-долго стоял, всматриваясь в сгущающиеся сумерки, где-то блуждая мыслями и нежно продолжая улыбаться: "Какой странный и счастливый получился день! Каким станет завтрашний?"
  
   ...Утро было трудным. Тело ломало, крутило и мяло в невидимых руках. "Ломка"! Протянув руку, достал препарат, снимающий атаку, запил водой из стакана, откинулся на подушку, едва сумев подтащить её повыше на спинку кровати. Голова горела, гудела, в глазах двоилось, накрыла жуткая головная боль. "Дышать..., медленно..., дышать. Дай время препарату подействовать. Потом ты встанешь через силу и пойдёшь в гимнастический угол, заставишь себя заняться нагрузками до потери сознания. Перенаправить боль в другое место - помнишь совет врача? Вот и направляй на мышцы - им полезны такие нагрузки. Главное - время: и для тебя, и для твоего тела. Время".
   Приступ удалось снять только к часам трём дня. Уже понимая, что опаздывает, никак не мог справиться с противной дрожью в теле. Понимая, что это значит, упрямо отворачивался от заветного ящичка, стискивая всё сильнее челюсти. "Нет, не сдамся, выстою самое трудное время - время "ломки"! Сейчас надо принять ещё лекарство, и вперёд, - но, вспомнив совет врача о дозировке, тяжело вздохнул. Нерешительно постоял посреди гостиной, куда бездумно зашёл, и вдруг взгляд остановился на баре. - Конечно! Вот что может немного снять напряжение и заменить на время лекарство! - вздохнув облегчённо, налил половину бокала ликёра "Амаретто ди Саронно", вдохнул нежный аромат горького миндаля. - Сладость и терпкость. Валентин. Валя. Ты приучил меня к этому сладкому ликёру, принеся однажды с собой. Тогда так удивил твой выбор! Ты - и сладкий, почти дамский ликёр...? Но, распробовав, понял - не так-то прост, и не так уж сладок. Терпковато-пряный, с нежным ароматом миндаля, так подходил тебе, мой возлюбленный! Для меня ты тоже был такого особого вкуса, моя любовь. Мой Валя... - очнувшись от тягостных и печальных воспоминаний, выпил содержимое бокала, подняв голову, подержал во рту, согревая, медленно, мелкими глотками проглотил, с трудом сдерживая слёзы. - Помоги, пожалуйста! Хочу освободиться от этой боли и тяжести. Устал быть вне жизни, за бортом, между небом и землёй. Хочу на твёрдую поверхность, чувствовать вновь биение жизни и её радость, быть самим собой".
   Зазвонил поставленный им же будильник. "Пора! Если хочешь повидать незнакомку - беги! - смеясь, впопыхах одевшись и приведя себя в порядок, выскочил из квартиры. Слетел по лестнице, и пулей на набережную. - Даже не заметил, был ли в вестибюле консьерж? Похоже, что нет. Всё равно бы заметил. Не иголка".
  
   Глава 3.
   Пора выбирать сети...
  
   ...Она уже выходила из бокового переулка, скорее всего, с Матросской Тишины, медленно и неспешно идя по тротуару, красивым жестом головы осматривая улицу и высматривая близость машин. Вот, поднеся к головке тонкую ручку, поправила шляпку или берет, нетерпеливым жестом откинула светлые локоны с шеи и стала переходить проезжую часть. Вдруг из-за поворота выскочила машина! Филипп напрягся, как тетива, сердце больно сжалось и стукнулось о рёбра, дыхание сбилось... "Фууу, обошлось, - усмехнувшись, не выдержал и громко рассмеялся. - Умница!"
   Как только машина стала выворачивать из-за поворота, визжа шинами, незнакомка не только не отпрыгнула с середины дороги, а встала на ней, расставив ноги на ширине плеч, да ещё и уперев руки в бока! Водитель от такой наглости обалдел, резко дал по тормозам, машину крутануло-юзануло почти по кругу, но до девушки не доехала. Гостья, хмыкнув, показав водителю кулак и язык, и спокойно продолжила движение на набережную! Люди, замершие на обочине, стали смеяться и даже аплодировать молодой нахалке, а та грациозно развернулась и сделала настоящий балетный низкий поклон! "Господи..., балерина, что ли? То-то такая маленькая и худенькая. Вот тебе, и "лебедь белая"! Смотри-ка на неё: поклонившись, помахала водителю рукой, делая знак "проезжай", а он, похоже, штанишки намочил от её фортеля. Сидит, вцепившись в руль, и тупо смотрит то на неё, то на людей, а зрители уже показывают не совсем приличные жесты и откровенно смеются над лихачом! - легко и радостно смеясь, Фил поймал себя на мысли, что "ломка" отступила полностью! Вместо неё в теле поселилась тонкая слабость и странная истома. Или даже не она, а... предчувствие что ли, что вот-вот что-то произойдёт, неземная невесомость и радость. - А ты чуть не проворонил такое зрелище со своим "коксом", дурак! Вот так и жизнь пропустишь, не замечая мелких и невинных радостей, тех самых, которые ткут основной узор нашей прихотливой жизни. Ох, смотри, как бы твой ковёр не оказался жалкой дерюжкой, - расправив плечи и спину, развернул грудь, глубоко вдохнул чистый воздух северо-востока столицы, ощутив хвойный аромат, прилетевший на крыльях лёгкого ветерка явно из "Лосинки". Только там много хвойных посадок. В "Сокольниках" - лиственные. Улыбнулся. - Чудеса! Сколько времени для меня запахов не существовало практически - притупились, стали неуловимыми, почти пропало обоняние, а всё он, "кокс" проклятый, - теперь, наблюдая за дерзкой девчонкой, радуясь её маленькой победе над хамом, с наслаждением вдруг обнаружил, что мир по-прежнему пахнет, благоухает, тревожит и радует такими разными запахами! - И всё это чуть не променял на горстку заморской "дури"...? И кто ты тогда? Дурак и есть".
   - Я дурак! - почти закричал, закружившись на мосту, подняв руки и смеясь. "Хорошо, что мостик поодаль от девчонки - тоже бы начала смеяться, наверное". Успокоился, облокотился в привычную позу на перила моста, опять принялся наблюдать за гостьей. - Так-так..., опять минутка грусти: затихла, задумчиво гладит рукой, затянутой в перчатку, холодную кованую решётку ограды, перебирает пальчиками балясины. Ещё ниже опустила голову: кажется, не может сдержать слёз. Что же случилось, балеринка? Роль не дали, танцевать не разрешают? Или партнёр ушёл к другой? Да, слышал о таком. В курсе: когда партнёр решает поменять партнёршу - это трагедия для оставленной. Нет танцовщика - нет пары, а нет пары - нет партий в балете. Свои беды у крохи, похоже. Подойти, что ли? Не помешаю? Ведь не для знакомств она сюда приезжает, право? Не стоит, пожалуй, - деликатный и скромный от природы, так и остался стоять на мостике, терпеливо наблюдая за медленными перемещениями незнакомки вдоль набережной. Вот неуловимым движением махнула рукой, словно разговаривая с кем-то и сдержанно отмахиваясь от собеседника. - Понятно: продолжает разговор с тем, кого нет рядом. Не стану тебя тревожить, малышка. Просто посмотрю, если не возражаешь. А ты красива, "лебедь"! Глаза даже издали видны - сияют. Кто же обидел тебя? Сказал бы ему "пару ласковых", - поперхнулся, покраснев. - Ну-ну..., вот только драки тебе ещё для полноты счастья и не доставало! - рассмеялся над своими мыслями, поражаясь им всё больше. - Что с тобой происходит, а, Филин? Балерины стали интересовать. Эдак, глядишь, и завсегдатаем закулисья балетного станешь, содержанку заведёшь, как твой дедушка! - засмеявшись в голос, погладил густые волосы, взъерошив их. - Смотри-ка, опять она к той арке ушла. Видно, что-то значит для неё. Кто знает?
   Понаблюдав за девушкой с полчаса, проводил глазами обратно к переулку в сторону Матросской Тишины. Вздохнул, поклявшись себе: "Если и завтра придёт - подойду непременно! Чем-то она меня заинтересовала настолько, что уже сниться начала. Да ещё в таких сценах... - смущённо улыбаясь, шёл домой с просветлённой улыбкой и ощущением полного счастья. - Странное чувство: словно не было тяжёлых потерь за последний год, не похоронил друга-любовника, оставшись в жестоком мире для таких, как я людей совершенно один; словно переродился и теперь стою на пороге совершенно новой жизни, где ожидает только радость и обновление; словно опять трепещущий подросток, и всё ещё впереди. И оно, то, что будет впереди, обязательно обернётся волшебством. Сказкой. Легендой моей жизни".
   - Ну всё - полный комплект, Фил! - громко рассмеявшись уже в квартире, готовя себе ужин, замер с кофемолкой в руках. - Ещё про принцессу нафантазируй - в "Кащенко" тебе обрадуются! - поражённо покачав головой, принялся за кофемолку, продолжая посмеиваться под нос.
  
   ...Уже бежал к набережной! "Звонила мама, а я и сказать не осмелился, что звонок совсем не ко времени, что у меня свидание с "белой лебедью"... Что? Свидание?? С девушкой? - Филипп остановился, как громом поражённый от ясной осознанной мысли. - Это и будет свидание! Чувствую всей душой! Да..., мама бы обрадовалась такой новости. Милая, бедная моя мамочка! Как я тебя мучаю", - тяжело вздохнул, опомнился, подпрыгнул в нетерпении и опять кинулся к заветному мостику.
   Успел! Как раз в тот момент, когда по-привычке склонился на перила мостика, она вышла из переулка и, осмотревшись, перешла широкую проезжую часть, направляясь на "свою" набережную. "Что же ты тут ищешь, кроха? Воспоминания не отпускают? Не здесь ли встретила любовь свою? Вполне возможно. Яуза всегда обладала особой атмосферой романтики. Сколько на её берегах родилось пар влюблённых! Я и сам с Валентином любил здесь бывать и стоять, обнявшись, на этом самом мостике. Теперь стою и наблюдаю за маленькой девушкой, а сердце отчего-то трепещет и дрожит, как от предчувствия. Или нет..., это уже не предчувствие, а твёрдая уверенность, что всё - не просто так в этой жизни. Ведь не напрасно же она, судьба, сталкивает меня с "лебедью"... четвёртый день подряд! Да, похоже, пора идти сдаваться в тонкие руки балерины, тем более, сегодня уже не плачет, а мечтательно улыбается, созерцая медленное течение реки. Значит, переборола печаль, малютка. Справилась. И пришла к Яузе, ох, как бы не в последний раз. Больше медлить нельзя, Филин! - решительно оторвавшись от перил, поправил короткую кожаную курточку, пригладил волосы и спустился с мостика. Неспешно идя к наблюдающей за рекой гостье, едва справился с непонятным волнением. - Господи, в дрожь даже бросило! Что со мной происходит? Нет времени разбираться. Вот и она: маленькая, едва метр шестьдесят, наверное. И такая худенькая... Да, точно балерина. Тонкие черты лица, и хотя нос чуть крупноват, но даже профиля не портит - изящная такая изюминка в лице. А губы какие! Полные, пухлые, сочные, такого красивого изгиба и формы... Стоп, мечтатель. Довольно глазами знакомиться. Не пора ли приступить, так сказать, к оригиналу?" - сдержав улыбку, шагнул к гостье.
   - ...А я Вас здесь уже четвёртый день подряд вижу, - тихим голосом окликнул и заставил девушку поднять голову и оторваться от созерцания воды. - Добрый день! Не помешал?
   - Привет! Нисколько. Созерцаю, - улыбнувшись, окинула неожиданно цепким изучающим взглядом, вдруг заставив парня покраснеть и смутиться. - Тоже наблюдаете за умиранием природы?
   - Можно и так сказать. Мы были здесь часто с... другом, - Фил осип, ещё больше покраснел и поспешно отвернулся.
   - Расстались? - таким странным и понимающим голосом спросила, что он поперхнулся от неожиданности, захлебнувшись воздухом: "Боже! У меня что, на лбу написано, что я "иной"?"
   - Да, - удивился вопросу до предела! - Как Вы... поняли...?
   - Отвечу вопросом на вопрос: что значит быть "другим"? Мне это важно знать, понимаете?
   - Почему? - замер от такой постановки вопроса. "Кто она? Не думаю, что балерин это может интересовать. Хотя, и среди танцовщиков такие - не редкость. Может, её партнёр такой?"
   - Сама "иная", только не в Вашем смысле - вижу мир иначе.
   "Так красиво пожала плечами, ожидая ответа! Изысканна".
   - Может, на "ты"? - протянула руку, затянутую в кожаную бордовую перчатку, в спокойном и дружеском приветствии. - Марина.
   - С удовольствием! - вздохнул облегчённо, даже просветлел лицом, с радостью пожал руку своей красивой тонкой тактичной и привлекательной гостьи. - Филипп.
   - Боже, какое красивое и редкое имя...!
   "Ах, как воскликнула и распахнула глаза! Красавица".
   - Мама выбрала?
   - Д-да, - удивился до предела, лишился на минуту дара речи! "Провидица, что ли?" - Откуда...?
   - Сама уже мать - тоже выбрала имя дочери самостоятельно, не пожелала называть именами матерей-бабушек-тётушек. Идиотская привычка увековечивать покойников! - всё ещё держа мужскую руку, вдруг довольно сильно её сжала. - Тебе очень идёт это имя - редкое сочетание.
   - Спасибо, Марина, - горло неожиданно перехватили слёзы от нахлынувшего волнения и глубокой признательности к странной девушке. "Хотя, нет, женщине, но такой юной! Сколько же ей было...?" Умерил волнение, постарался не смотреть в упор, скромно опустил ресницы, и только румянец на щеках не желал слушаться. Поднял взор, заметил вопрос в зелёных глазах. Задумался, деликатно выпустил девичью руку и галантно предложил локоть. Нежно и так... робко положила тонкую невесомую ручку, что его сердце сильно стукнулось о рёбра, словно захотело полежать на маленькой ладошке гостьи. "Так, стоп, Филя! Увлёкся. Она ждёт ответа: тихо, терпеливо, ни мускулом, ни мимикой не выдавая нетерпения. Точно - балерина. Сколько лет им приходится терпеть дикую боль от изматывающих занятий и пуантов! Бедняжка". Одёрнул себя. Помолчал. Так и пошли под руку по набережной, молча некоторое время. Решился на откровенность - понял, что этого ожидает. - Трудный вопрос. Сразу не ответишь в двух словах. Сложно невероятно. Постоянная необходимость следить за собой. Стремление выглядеть, как все. Каждодневное усилие над душой, почти насилие, когда девушки пытаются знакомиться, пытаются обнять или поцеловать. Приходится быть деликатным и осторожным, чтобы не дать повода даже взглядом или улыбкой. Очень трудно, учитывая, что я учусь в универе. Девушек большинство, и они туда идут далеко не за знаниями, а в попытке найти подходящую обеспеченную партию. Понимаю - будет только хуже, но я такой родился. Спасибо маме - поняла и приняла "иным", не упрекнув, не пытаясь что-то изменить. Она у меня чудесная. С другими бывает хуже: изгоняют из семьи или заставляют быть обычным, "нормальными", женят насильно, вынуждают вести жизнь обывателя, которая нам претит. Многие сдаются и стараются слиться с массой, женятся, имеют детей и мучаются всю жизнь, разрываясь между "так надо" и "так хочу". Эта борьба их медленно убивает, ломает психику. Я этого не желаю. Не знаю, хватит ли сил противостоять толпе? - не смог до конца сформулировать мысли, волновался сильно: "Исповедь перед девушкой, да ещё о таком...!"
  
   - А друг? - мягко положила руку на мужскую тёплую кисть, слегка сжала тонкие пальчики в прохладной коже, заглянула в глаза так странно, ощутимо касаясь ими души, невероятно успокаивая и искренне понимая! - Кто инициатор разрыва? Встретил другого?
   Стало и легко от такого взгляда, и невыносимо больно! Столько воспоминаний сразу нахлынуло...! Но девушка терпеливо ожидала ответ. Пришлось справляться с отчаянием и брать эмоции под контроль. Решил сказать всё.
   - Его больше нет. Убили полгода назад. В баре. В спровоцированной драке. Только за то, что был, не как все... - замолчал и замедлил шаг, остановившись и смотря на воду Яузы. Выпустил её надёжную и необходимую руку, отвернул лицо, понимая, что слёзы готовы хлынуть из глаз. "Нет! Не здесь. И не сейчас", - безмолвно застонав, схватился за холодные чугунные перила ограды, смотря на воду реки.
   - Как ты?
   Услышав вопрос, передёрнулся, с трудом сдержав слёзы и справившись с криком отчаяния.
   - Он так меня часто спрашивал... - хрипло просипел, не сумев быть до конца вежливым, резко отвернулся корпусом от терпеливых понимающих сочувствующих и всепрощающих глаз. "Как у Богоматери - всех любит и всех прощает".
   Обняла со спины, нежно и мягко гладя по груди руками, шепча простые слова утешения в минуты скорби. Но даже не они помогли, а простое присутствие живого человека рядом. "Вот кого так не доставало последнее время - друга! Меня убивало одиночество! Так и не привык к нему. Мамы давно нет, и Вали тоже. Едва не утонул в болоте под страшным названием "Одиночество". Слово-то какое: один ночью..."
   Вдруг с реки потянуло стылым зимним холодом, и утешительница вздрогнула тонким тельцем. Опомнился, отодвинул личные чувства и переживания на задний план, заставил себя стать обычным парнем на свидании с девушкой. "Ей холодно! - обернулся и обнял худенькие острые плечики, согревая руками и чувствуя, как она мелко дрожит от озноба в тонком осеннем пальто. - Замёрзла, птичка моя, совсем застыла, - неожиданно нахлынула такая волна нежности, что даже задохнулся на миг! Покосился с опаской. - Не заметила". С трудом проговорил, кивая головой:
   - Здесь неподалёку, есть кафе... - предложил и тут же понял: "Там мне вовсе не будут рады. Знали про нас с Валентином и старались оскорбить при каждом удобном случае. Но если девушке так нужно, придётся потерпеть. Может, при ней не опустятся до низости? Домой бы её отвести..."
   - Я бы выпила горячего чая.
   Так тихо произнесла слова, что парень даже вздрогнул: "Слышит мысли? Или совсем не умею владеть лицом? Но, не время для подобных размышлений. Чай, говоришь? Это не проблема".
   - Если не боишься, пойдём ко мне. Я живу вон в том доме, - указал на свою высотку на набережной, - совсем рядом, - прибавил, смотря с высоты роста в такие красивые необычные пронзительно-зелёные глаза, только в этот момент рассмотрев их как следует: "Русалка, да и только!" Улыбнулся, успокоив подозрения. - Мамы нет - в загранкомандировке, а мне так одиноко в большой квартире, вот и выхожу тут гулять.
   - А консьерж...? - так лукаво улыбнулась, заглядывая снизу, что опять почему-то смутился до предела: "Бросило в жар даже! Да что творится с телом!?" А озорница продолжала, сияя зеленью. - Удивится наверняка, да? Разыграем человека, а?
   - Ты... хочешь...? - ахнул, поняв, что предлагает: "Зная, что я гей, умница решила мне немного помочь и разыграть перед консьержем сцену, что мы с ней - пара влюблённых! Да..., было бы забавно понаблюдать со стороны, а то, всё косится. Нет, не откровенно - ровное отношение, воспитанный, но в глубине души, презирает за то, что "другой", что не с девушками прихожу, а с парнями - понял уже".
   - А кто нам запретит? - смеясь, протянула обе руки. - Поиграем?
   Улыбаясь и закусив губу, еле сдерживала громкий смех, так украшающий синее, наполовину в кровоподтёке лицо. "Похоже, авария была недавно. Господи, это не в районе ли "Лосинки"...?"
   - Согласен! - вскинув бровь, постарался ответить низким голосом, который так любила мама. "Говорила, что становлюсь по-настоящему привлекательным и притягательным мужчиной - трудно девушке устоять, - увидев, как у подруги нервно дрогнули брови, всё понял. - Сработало: покраснела и отвела от лица изумрудные глаза, вспыхнувшие таким манящим светом... - резко закружилась голова, в памяти отчётливо всплыла фраза мамы, произнесённая тем августовским вечером, когда стал мужчиной. Горячая волна подняла тело, горло затрепетало. Теперь понял, что с ним. - Я хочу эту девочку!!" Едва успокоившись, повторил вслух заветные слова. - Всё в жизни надо попробовать, - тихо прошептал, глубоко посмотрев в потаённые глубины чудесных глаз. - Не боишься? - держа лицо, старался сохранить спокойное выражение, чтобы не напугать Лебедь, успокоил глазами: "Верь", а, отведя глаза: "Нет, я тебя не потеряю!"
   - И не надейся, шельмец! Только чай! - вдруг сильно ткнула его кулаком в бок и... побежала по набережной, смеясь. - Хочу чаю! - кружась, выделывала пируэты не хуже балерины в пуантах на сцене Мариинки!
  
   Догнав, рассмеялся во весь голос, на бегу беря за руку озорницу.
   - А ты сумасшедшая, Марина! Может, я маньяк! Или убийца!
   - Не смеши! В таких домах они не водятся! Им трущобы Родина, - резко остановилась. - А вот ты рискуешь. Вдруг я воровка, аферистка, эээ... преступница, бежавшая из... "Матросской Тишины"...?
   - Ты на себя посмотри! Да в тебе ни один порок не удержится - соскользнёт с тщедушного тельца! - расхохотался, не выдержав смешного растерянного девичьего лица: "Даже не могла вспомнить, какие они бывают, эти преступники! Да уж, вот ведь придумала! Ну и рассмешила! Я так рассмеялся, пожалуй, впервые за последние полгода, а может, и за год. Столько всего было... Нет, не буду портить ни себе, ни ей такой замечательный день". - Вот ведь насмешила! Да на тебе написано: "Жена, мать, работа", - постарался сказать легко и не обидеть ненароком.
   - А любовника там не проглядывает? - остановившись, едва слышно спросила, побледнев и сникнув, а Фила наоборот, опять вогнав в ярую краску смущения.
   - Нет, там только печаль и разлука, - негромко ответил, заглянув в погрустневшие глаза. "Столько за ней наблюдал - не мог ошибиться!" - Ведь так...?
   - Да.
   Сказала таким тоном, что сердце парня "ухнуло" в ноги и... "Почему мне так дико захотелось притянуть её к себе, поцеловать нежно и...? - поняв, что мысль "затапливает" возбуждением не только голову, остановился. - Не "утонуть" бы раньше времени! Нет, мне хватит терпения приручить тебя, Птица моя сказочная".
   - Я это сразу понял, ещё в первый раз, когда наблюдал за тобой с моста, - прошептал, почти признаваясь.
   - Так это ты меня прожигал глазами?
   Шутя, замахнулась тонкой рукой, но он быстро перехватил кулачок, завёл за свою спину, положил ручку на талию и, нежно прижав девочку к боку, согревая, повёл домой, сдержанно улыбаясь, стараясь ничем не выдать клокочущего в душе торжества. Кровь вскипела, бросив тело в жар, заставив загореться кожу щёк, ушей и шеи.
   - Ты не передумал, Филипп? Я не обижусь, не волнуйся - сама импульсивна: вспыхиваю искрой, потом гасну, - настороженно спросила, заглянула снизу в глаза, но, заметив полыхающее юное страстное лицо, покраснела тоже, тактично отведя взор.
   - Нет. Окажи мне честь, побудь немного гостьей, сколько сможешь. Ты в отпуске, да? - быстро сменив тему, отвлекал разговором больше себя, чем её. "Теперь знаю твёрдо: она будет моей и сегодня же - чувствую это всей кожей. Тоже настолько одинока и так сильно страдала эти дни, что потянулась ко мне в бессознательном стремлении заполнить невыносимую душевную пустоту. Да, милая..., хорошо, что я тебя встретил! Ты сейчас в таком состоянии, что запросто могла бы стать жертвой маньяка, подонка, преступника любой масти. Значит, судьба. Будем вместе, только надо немного подождать. Не торопиться. Держать себя в руках, Филин! Ты мужчина, вот и крепись. Как часто эти слова говорила мама! Спасибо, любимая. Похоже, убедила. Хочу для Маринки стать настоящим надёжным единственным мужчиной - оба в этом остро нуждаемся! Как никогда".
  
   Шли набережной, о чём-то говорили, он что-то отвечал, она над чем-то смеялась... Пропали! Разговор растворялся тишиной набережной Яузы, заслонялся шумом деревьев, голых и светлых, скрашивался голосами людей и машин. Проходили по берегу, любуясь видами мостиков и домов, историю которых рассказывал Филипп, коренной москвич в шестом поколении, а девушка так внимательно слушала, что приоткрывала рот, превращаясь в сущую деревенскую девочку, едва приехавшую из глухой провинции в столицу. Радуясь теплу, шалили, заигрывали и дурачились, поднимая сохранившиеся жёлтые листья, дарили их друг другу. Два одиночества из двух разных миров сошлись в тот день и не захотели расстаться, ища поддержки и понимания друг у друга. Странная встреча стала судьбоносной для Фила и Мариши - сразу это поняли. С того дня они смогли посмотреть на собственные жизни совсем с другой стороны, впустив в них свежую, иную струю и прекратив, наконец, полосу несчастий и бед, преследовавших их последний год. Парень искренне радовался: "Начинается новая жизнь! И я, и Марина это почувствовали одновременно, и уж постараемся сохранить хрупкое чувство симпатии и влечения, возникшее между нами и нашими телами; приложим все усилия, чтобы не испохабить его, не искалечить, не унизить, не опошлить. Нам обоим захотелось волшебства и сказки, самой настоящей: с принцем и принцессой, с королями и дворцами, и, конечно, со счастливым концом! И она, похоже, случилась и началась".
  
   Глава 4.
   Сто часов счастья.
  
   "У англичан есть характерное выражение: "В ожидании улова главное - не упустить время, когда пора выбирать сети". Вот и в моей жизни наступил тот самый момент - выбирать сеть из пучины жизни, и достать из неё улов, девочку-утопленницу, русалку, балерину - Мариночку. И не важно, что она таковыми никогда не являлась. Самое ценное в ней - незамутнённая хрустально-чистая душа, способная любить, прощать и понимать. С такой "триадой" никакие напасти не страшны. Пока она будет со мной - я спасён".
  
   ...Филипп крепко обнимал девочку, не сознавая, что руки не просто обнимали: любили, жаждали и ждали. И дождались своего часа.
   Прохожие провожали влюблённую пару весёлыми глазами, бросали вслед колкие замечания, на что молодые дурачились, кривлялись и нежно касались губами друг друга, краснея и трепеща. Люди смущались, отводили глаза, тихо извинялись, поняв, что у ребят всё лишь только начинается, и счастливая жизнь впереди. Едва слышно пожелав счастья, удалялись, оставив за спиной трепетно обнявшихся влюблённых.
   Филя медленно и нежно ласкал пальцами худую девичью спинку с выступающими острыми лопатками, которые не сглаживало даже серое осеннее пальто с красивой пелериной на плечах, придерживал под руку на тротуаре, чтобы не споткнулась о бордюр, зацепившись небольшими каблучками бордовых осенних сапожек, и, метр за метром, привёл к сталинской высотке.
   Как таковой она ею не являлась - не очень-то и высока: десять основных и три этажа надстройки, но добротность и основательность, мощные стены и высокие потолки создавали впечатление, что здание высокое, почти высотное. Знаменитое здание на Русаковской набережной 5 было просто жилым домом. Правда, как раз простые-то люди там никогда и не жили: партийная и научная элита, врачи и адвокаты, сотрудники силовых и прочих властьпредержащих ведомств - вот тот контингент, который проживал в сталинском доме: классические буржуа под личиной обычных советских людей. Но когда ты постоянно живёшь в среде себе подобных, так не считаешь - это простой дом с привычными соседями, пусть важными и обеспеченными, которых по утрам у подъездов ждут ведомственные "Волги" и "Чайки", а вечером привозят усталых пассажиров к их семьям обратно.
   Ведя подругу к себе в квартиру, Фил немного нервничал: "Не смутит ли дом Маринку? Она-то простая, скромная, одета настолько просто и безыскусно. Не застесняется ли...? - но, понаблюдав за нею, не заметил ничего настораживающего, кроме почтительного любопытства. - Хорошо, что не стала удивляться, расспрашивать, ахать и охать. Напротив, бегло осмотрев издалека внушительное здание, больше на него глаз не поднимала. Деликатная, умничка. Неплохо, что спокойно отнеслась к своему виду. Если бы завела: "Ой, я так плохо для такого дома одета!", то мне бы пришлось непросто - не люблю кривляк и попрошаек. И в этом повезло: ни бровь не повела, ни осмотрела себя критически, ни покраснела от стыда - спокойно идёт, куда веду".
  
   - Пришли. Вот здесь я с мамой и живу. Вход со двора - там очень красиво! Я двор люблю больше, чем парадную часть, что на набережную смотрит, - обнял девушку за талию, показывая свободной рукой на особенности архитектуры дома, устройство и декор. - Прости, увлёкся! Ты замёрзла! - прикоснулся губами к прохладному виску. - Холодный. Пойдём домой, довольно на улице мёрзнуть, - увидев скромный кивок, засмеялся, хитро прищурился и, наклонившись, приник к уголку дрогнувших губ. Их тепло, мягкость и тонкий запах помады с запахом земляники вдруг вызвал в теле бурю эмоций: голова зазвенела, резко закружилась, в глазах потемнело! "Тише, Филин, не заводись. Ты просто ведёшь замёрзшую девочку выпить горячего чая к себе домой, в квартиру, на кухню. Возьми себя в руки, мальчик!" - едва справившись с дурнотой и возбуждением, завёл гостью в огромный мраморный холл, понимая, что один его вид может подавить любого своим величием. - Лифты справа, проходи, пожалуйста, - низкий хрипловатый голос удивил самого: "Да, Филипп, что-то ты совсем распоясался".
   Прижав подругу к боку, быстро повёл к лифтам, поздоровавшись на ходу с удивлённым до предела консьержем.
   Он так и стоял с застывшим лицом, пока молодые не уехали наверх. Лишь когда кабина скрылась из виду, служащий в замешательстве потёр щёку, словно не веря своим глазам, хмыкнул и, решив что-то, направился в дежурку к телефонам.
   - Вот мы и дома. Проходи, сейчас помогу раздеться и осмотреться, Маринка, - с этими словами Фил стал помогать: принял осеннее пальто, вишнёвое кашне, кожаные перчатки цвета вина и светло-серый берет; подал сменную обувь - мягкие пушистые розовые тапочки Софьи и, убрав бордовые сапожки на тёплую подставку для просушки, разделся сам. Повёл девушку, прихорашивающуюся у огромного старинного зеркала в пол в бронзовой оправе, на кухню. - Сейчас будем пить чай. Ты не голодна?
   - Нет. Перед прогулкой зашла в кафе "Блинная" у метро - объелась, - засмеявшись, стала такой красивой!
   Поставив греться чайник, подошёл к ней, стоящей у огромного окна и любующейся открывающейся оттуда панорамой реки и набережных, встал сзади, осматривая гостью впервые без верхней одежды. Маленькая, худая до истощения, с угловатыми и довольно развёрнутыми плечиками. Узкая талия и бёдра довершали облик и говорили о том, что девушка либо занималась спортом, либо её фигура спортивная. Но худоба всё скрашивала и создавала картинку хрупкой и слабой девочки-балеринки. Волосы, что так поразили в первый день, оказались действительно чудесными: светло-русые, с пепельным оттенком, с едва уловимым золотистым отливом, да ещё к тому же слегка волнистые. Довольно длинные, они ложились мягкими сияющими локонами на плечи, обнимали тонкую шейку и часто мешали хозяйке, заставляя особенным мягким плавным изящным жестом отводить их назад, пропуская пряди сквозь красивые тоненькие длинные пальчики без маникюра. Стояла в изысканной позе, живописно обняв себя тонкими худыми длинными руками за предплечья, отчего плечики стали ещё острее и беззащитнее, смотрела из его любимого окна и не могла оторвать восхищённого взгляда от Яузы, счастливо и мечтательно вздыхая, вздымая волнующе и чувственно соблазнительные округлости под тонким свитерком. Филя не выдержал мощного прилива нежности и ласково обнял Марину поверх её рук, прижав спиной к своей груди, к бешено стучащему сердцу, положил голову на острое плечико, с мягкой улыбкой заглядывая сбоку в тонкое смущённое личико.
   - Это моё любимое место: утром здесь здороваюсь с городом, вечером прощаюсь, и не надоедает ни вид, ни река, ни машины! Хотя живём всего лишь на седьмом этаже - город, как на ладони, - сжав сильнее хрупкую фигурку, лбом прислонился к прохладной щеке. - Холодная. Пора чай пить и греться... - голос не слушался, охрип, а предатель-мозг зацепился за слово "греться" и тут же выдал картинку страсти и любви, обнажённых сплетённых тел и дрожи наслаждения. Задрожав, постарался взять себя в руки, едва дыша, сходя с ума от её волшебного запаха: волос, пахнущих горьковатой осенью и тёплой шерстью, согревающейся юной кожи и лесного аромата земляники с её губ, ни с чем несравнимого флёра настоящей женщины - чувственного щекочущего плоть соблазна. Медленно притянул к себе её бёдрами, плохо соображая головой. Не оттолкнула, только деликатно сжала пальчики на его кистях, мягко останавливая столь стремительный штурм.
   - Ты обещал, - едва слышно проговорила, прижавшись щекой к его горящему лбу.
   - И не нарушу обещания, клянусь, - так же тихо ответил, подняв голову с плеча, повернул девушку к себе. Серьёзно посмотрев в зелёные спокойные глаза, справился с волнением, поцеловал в лоб и отпустил, занявшись приготовлением чая.
  
   ...Через два часа готовили обед, шутили и смеялись, бросались веточками зелени и кусочками овощей. Радость и тихая грусть витали по кухне, волнами накатывая и накрывая друг друга. Когда кто-нибудь из ребят грустил, вспомнив о своём, другой оставлял работу, ласково обнимал и стоял в молчаливом сочувствии и понимании, поддерживая не словом, а теплом тела, рук и души. Когда горькая минутка накрыла Маринку, Филипп шагнул к ней, порывисто обнял и... еле удержался от такой сильной всепоглощающей нежности, что только объятий для её выражения стало уже слишком мало! Захотелось любить сейчас и здесь, сдёрнуть кашемировый тёмно-зелёный свитерок, что плотно обтягивающий маленькую грудь и плоский животик, эту мягкую податливую ткань трикотажа, что так красиво обрисовывала линию острых плеч, трогательных локтей и заботливо обнимала узкие талию и бёдра. Расстегнуть шерстяную коричневую клетчатую юбку в крупную складку, невыносимо чувственно обволакивающую попку и прикрывающую маленькие детские колени. Голова помутилась от головокружительного нежного запаха взволнованной гостьи: волосы пахли липой и весной, а от одежды шёл тонкий шлейф каких-то незнакомо-знакомых едва уловимых духов: пряно-сказочных, невероятно изысканных и... губительно-соблазнительных. Эти запахи смешивались с ароматом женской кожи и абсолютно лишали разума и воли гостеприимного хозяина! Его руки начали мелко дрожать, ладони вспотели, ноги подгибались, маня присесть на угловой диван, посадив на колени и Маришку... "Нет! Если сяду и тем более возьму на колени девочку - не смогу удержаться. Нет. И так на последнем честном слове и силе воли держусь, - ругнул себя крепко, одёрнул. - Не сходи с ума, Филин! Держись. Сорвёшься - уйдёт, потеряешь. Думай о чём-нибудь другом. Ты что сейчас делал? Обед? Вот и заканчивай его, корми птаху - смотри, какая она худая".
   - ...Ну что? Как там у нас с обедом? - сиплым голосом едва выдавил несколько слов, с трудом выпустил из объятий Мари и резко отошёл к плите.
   - Почти готово. Будем совместно травиться! - быстро освоилась на незнакомой кухне и споро накрывала на стол. - Парадный обед не будем устраивать - обойдёмся простыми вилками-ложками, - легко смеясь, гремела приборами, шуршала салфетками и скатертью. - Ау! Филипп! Ты где? - ткнула кулачком в бок, толкнула плечиком, коснулась игриво бедром, хохоча и заглядывая в лицо волшебным шаловливым изумрудом.
   Не выдержав серьёзной мины, засмеялся тоже, подхватил хулиганку на руки и закружился на месте - хорошо, когда размеры кухни такое позволяют. Отсмеявшись, облегчённо вздохнул: возбуждение и острое желание отпустили, и стало легче дышать, выдавая пограничное состояние лишь жарким румянцем. "Маришка, золото, видит и всё понимает, старается отвлечь всяческими способами. Да..., вот что значит замужняя женщина: всё чувствует и знает, как себя вести в таких случаях, - задержался взглядом на обручальном кольце, тайком вздохнул. - Счастливец её муж, что нашёл такую женщину. Хотя..., почему тогда она здесь прогуливалась? И почему о любовнике заговорила там, на набережной? И вообще, спокойно со мной пошла, хотя ведь видно - не гулящая, чистая, домашняя и... верная! Да-да, понимаю, что сам себе противоречу: явно есть любовник, но куда девать чутьё, что девочка верна по натуре, как... собака? Загадка".
   - Маринка..., можно тебя спросить...? - остановился за спиной, мимолётно с наслаждением вдыхая запах её разгорячённой кожи головы. Опомнился, безмолвно взял девичью правую руку, поднял на уровень глаз, красноречиво замер в ожидании ответа.
   - Развожусь. Не будем об этом. Не хочу портить нашу встречу ничем, - тихо с болью прошептала, пытаясь вырваться.
   Прижал окольцованную руку к её животику, обнимая сзади, и начал целовать голову, затылок, шею и нежную кожу под ушками. Загораясь, схватил обеими руками. Поцелуи становились протяжнее, крепче и слаще, всё ближе подбирались к её зовущим губам - сладкой и губящей пропасти. Омут желания вновь раскрыл жадные объятия...
   - ...Ай!! Кастрюли убегают! - закричала, выпорхнула и с хохотом кинулась спасать обед.
   Фил очнулся от сладкого дурмана и стал помогать, смеясь чисто и счастливо.
  
   ...Камин горел жарко и ярко, огонь отражался в створках огнеупорного стекла и играл отблесками на полу, мебели и лицах молодых, валяющихся на толстом ковре невдалеке и рассматривающих кучу фотографий из семейного архива. Шутки и восхищение, задумчивость и грусть при виде фото чужой семьи часто вырывали из уст Мари тоскливый вздох, а счастливый Филипп наблюдал за простыми бесхитростными и открытыми эмоциями и откровенно любовался ими! "Сколько фальши и наигранности довелось мне видеть и слышать из уст разных высоких и знатных гостей, когда таковые бывали у нас с визитом! А тут - сама наивность: распахнутые глаза, восхищение при виде царских нарядов предков, грусть до слёз при виде чьих-то похорон, тихая радость и добрая зависть при виде свадеб и дней рождений или крестин, задумчивость при разглядывании лиц красивых мужчин и женщин давно ушедшей эпохи. Чистые, как капля утренней росы, искренние и сердечные чувства - зеркало твоей души, моя Лебедь! Такие же чистые, как твои белые крылья, - смотря на склонённую девичью пепельную головку, вдруг отчётливо понял. - Хочу, чтобы она стала моей не только в постели! Хочу видеть здесь всегда, каждый день. Своею. Женой. Матерью моих детей. Готов уже сегодня её оставить у себя. Любой ценой! Любой. Даже силой".
   Будто почувствовав что-то, вдруг вздрогнула, беззвучно опустила фотографии на пол, стала машинально складывать в коробки, странно насторожившись, словно готовясь отразить бесчестное нападение. "Нет, родная..., я не испугаю тебя! Нет. Успокойся. У меня хватит ума и терпения честно завоевать тебя, моя Русалка. Не бойся, моя Лебёдушка. Не раню твоих нежных и невесомых крыльев. Ни пёрышка не уроню. Ты со мной в полной безопасности. Поверь, любимая... - словно услышав мысли, подняла взгляд, нежно и загадочно улыбнулась, сверкнув изумрудом так, что сразу забурлила кровь, спёрло дыхание! - Тихо! Дыши, Филин, дыши..., это полезно для нервов. Смотри на её руки: как бережно собирает память твоих предков тонкими пальчиками, уважительно сортирует по годам и эпохам фотографии, убирает перевязанные лентами коробки обратно в секретер. Посмотри, как всё чисто убрала за собой - ни соринки. Редкая аккуратистка. Отвлёкся? Вот и славно. Пора. Смотрит неуловимо и деликатно на часы".
  
   ...Спустя пять часов выходили из подъезда дома в обнимку - Фил не мог оторваться от Мари! Обнимал, часто целовал в висок, голову и щёку, а она стыдливо краснела и смущалась, когда кто-нибудь смотрел на них. "Дааа, как посмотрел консьерж! Просто дар речи потерял, когда, выходя из холла, мы поприветствовали его. На Маришу-то как глянул: "Девушка!" Даже кинулся вперёд нас, якобы придержать тяжёлые двери. Ха, да понятно же: поближе рассмотреть мою красавицу-Лебедь, мою Русалку. Что ж, смотри, служивый - настоящая девушка, а не переодетый парень-трансвестит. Ага! Рассмотрел, в изумрудные глаза заглянул, а озорница так зыркнула - чуть не упал. Так тебе и надо, любопытный! Постой столбом, почеши лицо, покрасней до лысины. Лебедь умеет "валить с ног" взглядом, как призналась. Вот и свалила. Приятного падения, приятель!"
   Выйдя во двор, рассмеялись, обнялись по-настоящему, сильно, со стоном, слившись телами. Опомнились, покраснели и быстро пошли к станции метро "Сокольники". Проходя по темнеющим переулкам, старались о будущем не разговаривать, словно понимали: "Заговорим - не захотим расстаться. Для обоих это будет означать одно - тут же окажемся в постели. Как ни странно, пока держимся на расстоянии - оберегаем эмоции от поспешности, поверхностности, несерьёзности. Нет, нам нужны крепкие чувства - остро в них нуждаемся! Вот и решили, не сговариваясь, поберечь хрупкую романтику и нежность - она того стоила, ведь впереди сто часов счастья".
   - ...Я тебя встречу завтра в то же время, Маринка. Приезжай, пожалуйста. Ты мне нужна. Кто ещё выслушает и погладит по головке? - грустно улыбаясь, тревожно заглядывал в зелёные глаза. - Приедешь? - ещё не проводив, отчаянно начал скучать, едва справляясь с желанием попросить не уезжать, остаться с ним. Навсегда.
   - Да. Только у тебя в распоряжении будет лишь три дня, - взяла его правую руку и ласково поцеловала, смутив парня невероятно! Печально улыбнулась, изящно пожав плечиками. - Отпуск короток. Лишь на неделю отпустили. Жаль, не подошёл в первый же день, - лёгкая укоризна не упрекала, лишь журила, вызывая жгучий стыд и горькое раскаяние.
   - Теперь и сам об этом сожалею. Но я был... немного не в форме тогда. Мне нужно было время... - виновато прошептав, склонился и, прикоснувшись к её беретке головой, замер на минутку. Потом вдруг отчаянно обнял, словно испугавшись, что не приедет больше! Поднял девичье лицо руками и заглянул в необъяснимой панике в зелёные глаза, спрашивая об этом.
   - Поклянись, что "завяжешь" с этим! Тогда приеду, - строго посмотрела, поняв терзания и страхи. - Ну?
   - Клянусь! - мягко приник к губам, согрев теплом и нежностью. Шепнул прямо в них. - Спасибо, милая...
   - Держись, - махнув рукой, ушла в метро, оставив его одного, растерянного и грустного.
   Дверь станции закрылась, и сердце Фила сжалось в такой тоске...! "Один. Опять. И вновь пустая квартира и холодная постель. Снова тишина и безмолвие стен. Только привычный вид из окна и неумолчный шум столичной суеты. Лишь долгая равнодушная чёрная ночь впереди, - тяжело вздохнул, закурил сигарету и быстро пошёл через район на набережную. - Четверть часа пешком. Только бы без неприятных встреч обошлось - почти ночь. Следующий раз посажу Маришку на трамвай или троллейбус - так безопаснее, и я не буду волноваться лишний раз, - быстро проходя знакомыми улицами и переулками, вышел к набережным - почти дома. Не удержался и постоял на мостике. - Тишина. Покой. Даже влюблённых уже не видно. Ночь. Сырость. Прохлада. Вероятно, скоро опять выпадет снег, тогда всё станет чистым и торжественным, и Маринке Яуза понравится ещё больше! Стоп, Филипп! Размечтался. Тебе же было ясно сказано: только три дня. Было бы почти сто часов счастья, но ты сам у себя их украл "коксом". Осталось три дня. Только три. Как жаль! До слёз. Так мало... Если бы трое суток, но Маришу не уговорить - не останется. Что ж, Филин, постарайся хотя бы эти часы сделать праздником, способным перерасти в долгое совместное счастье. Не сможешь, будешь жалеть всю оставшуюся жизнь - дважды такая удача в жизни не выпадает. Смотри, как бы "Лебедь Белая" не обернулась в "Синюю птицу счастья" и не упорхнула от тебя. Ищи её, потом, свищи. Взмахнёт, "и только ветер тебя поманит синим взмахом её крыла!" Вот тогда запоёшь совсем другую песнь..."
  
   "...Что такое счастье? Сколько людей задавало этот вопрос? Сколько веков подряд? Нет ответа. И не будет никогда и никому, потому что это и для самого Бога, наверное, тайна. Нет, когда Он создавал Землю и людей, возможно и была какая-то Особая Формула. Но в ежечасных заботах обо всём и обо всех потерял Он её. И теперь лишь невнятные чувства и ощущения мы выдаём за то самое счастье. И едва почувствовав его, самую малость - в крик: "Я счастлив!" А Бог, услышав такой возглас - тут как тут: "Счастлив, говоришь? А ну-ка, подай его сюда - я формулу спишу с него, а то свою потерял давным-давно!" И хвать из рук счастливцев - и к себе в Небесную Канцелярию на препарацию, на вскрытие, на расчленение. А счастье-то - эфемерная штука! Раз - и испустило дух-то! И нет боле счастья ни у людей, ни у Бога: растаяло, испарилось, исчезло, вскрикнув, сгорело. А на Земле влюблённые плачут - потеряно счастье. На небе - разгоняй и нагоняй за умерщвлённый очередной образец. И всем плохо. И опять нет счастья-то. Никому. Ни Богу - кочерга, ни Чёрту - свечка..."
   Утром грустный Филипп сидел на широком подоконнике и вспоминал странную сказку-притчу, когда-то услышанную им от няни, старенькой деревенской женщины, бывшей учительницы, жившей с ними первые девять лет его жизни. "Почему именно сейчас я вспомнил о ней? К чему? Зачем старая няня нашептала на ухо сегодня во сне эту грустную историю? Как предупреждение? Или предостережение? Чтобы не кричал, когда почувствую его присутствие? Чтобы держал радость при себе и не выкрикивал в спеси и гордыне об этом в небеса? Ох, нянюшка, да как же не кричать, когда оно накрывает нас с головой!? Как не выкрикивать, когда летишь от него на крыльях, касаясь ими Его самого? Вот и распирает нас та самая гордыня, вот и голосим в глупости и хвастовстве своём, дразня Его там, на грустных и тихих небесах. Спасибо, родная, что предостерегаешь меня, останавливаешь от необдуманных действий! Только вот, смогу ли удержаться? Боюсь, что нет. Такова наша природа: когда мы счастливы - не можем не поделиться радостью с окружающими нас людьми. Нам нужны их счастливые лица - за нас! Вот и вопим".
  
   Глава 5.
   Подобно песку...
  
   ...Хотелось курить. Хотелось "вмазаться". Хотелось любить. "Курить - на улицу идти, дома не курят. Со вторым - поклялся "завязать" и себе, и Маришке - надо держаться и держать слово. С третьим... Да..., с ним - самое трудное. Третьи сутки в огне. Ни днём, ни ночью тело не отпускает - комок нервов! Мышцы - жгуты, и их крутит и мнёт от желания! Такого никогда ещё с тобой не случалось, Филин. Даже тогда, в пятнадцать, когда сорвался на мать, и она не смогла оставить тебя в адской геенне и муке. Нет. Это во стократ сильнее и мощнее, настолько объёмнее и шире, что все мысли ушли из головы. Осталась одна - Маринка! - только прошептал - дрожь накрыла с головой, "мурашки" по телу волной пошли и вздыбили все волоски на нём. И не только волоски. Огонь в крови! - Так, парень, и что ты собираешься делать в таком состоянии? Как там твоя Лебедь тогда сказала, когда ты о маньяках заикнулся? Что в таких домах они не водятся? Да ты на себя-то посмотри, Филин - маньяк и есть. Все мозги кипят и мысли только об одном - Маришка! Время приближается, и надо что-то с собой делать или откровенно признаться, что слабак, и... не идти на встречу. Нет!! - от одной этой мысли сразу "ухнуло" вниз сердце, ледяная волна прокатилась по телу, мгновенно остудив пожар плоти. - Вот так-то лучше, мальчик. А теперь оденься, выпей полбокала ликёра для расслабления и давай-ка выдвигайся - скоро она приедет".
   Пока шёл к метро, с улыбкой вспоминал последние встречи и разговоры, нежность и огонь во взглядах, трепет рук и сладость поцелуев, пока ещё девственных и робких. И вот - последний день, третий. Разочарованно вздохнул, погрустнев красивым интеллигентным лицом: "Так и не удалось уговорить её просто поселиться у меня на эти три дня. Никак. Ничто не подействовало - это странно: то ли так привязана к подруге и её детям, то ли есть ещё какая-то тайна, которую не желала раскрывать. Как жаль! Столько часов потеряно из и без того малого срока! Господи, пожалуйста, помоги сегодня уговорить остаться, а? Ты же всё видишь и понимаешь, что без неё я сгину! Молчишь? Кто бы сомневался, - грустно поднял к хмурому небу печальное лицо и едва сдержал слёзы. - Почему боишься её потерять, Фил? Всего несколько дней назад плакал совсем о другом, о возлюбленном. Как так могло случиться? Загадка. Понимаешь, Валя, скажу честно и откровенно: влюбился я в девочку. Самое страшное, сердцем понимаю - навсегда, но сознаю и другое: против второй природы не смогу пойти. А какая девушка согласится на двойную жизнь своего парня? Никакая, верно. Я её потеряю. Это осознание меня медленно убивает и погубит-таки, уверен", - тяжело вздохнул, посмотрел на часы, ойкнул и... быстро побежал к метро.
  
   ...Обнявшись, молодые опять шли по Русаковской набережной реки Яузы, направляясь в сторону "Преображенки" к метромосту. Мариша захотела пройти весь неблизкий путь, навестить мосты и мостики, акведуки и пристани района Яузы, знакомого ей со времён учёбы и проживания в общежитии на Матросской Тишине. Филипп был тогда прав, предположив, что девочка оттуда и приходит. Вот и теперь, навестив своих подруг-знакомых, угостив их сладостями и новостями, наконец, встретилась и с ним. А он не смел даже заикнуться о том, что это время потеряно для них двоих, ведь его так мало осталось! Но она шла рядом, придерживаемая мужской рукой за тонкие плечики, прижатая худенькой фигуркой к боку, согреваемая горячим теплом парня, и, касаясь плечом и бедром, волнуя его каждым движением гибкого стана, гнала жаркие волны желания по сильному юношескому телу, ослепляя, сжигая последние доводы рассудка. Как держался? И сам не знал. Наверное, её спокойствие так действовало: с загадочной улыбкой что-то рассказывала, спрашивала, заглядывая снизу в мятущиеся глаза, ласково касалась его рук то на своей талии, то на плече, трепетно ласкала нежными пальчиками, затянутыми в бордовую кожаную перчатку. Сегодня резко похолодало, и хмурое небо не обещало ничего хорошего: того и гляди, снег с дождём начнётся. Но девочке непогода не мешала наслаждаться жизнью и впечатлениями: безмятежно улыбалась, приветливо махала рукой примелькавшимся завсегдатаям набережной, так же как и они, упрямо гуляющим даже под надвигающейся непогодой, а местные жители останавливались, приветствовали молодых и с ехидными улыбками справлялись, "догуляют" ли те до весны или "спалятся" ещё к Новому году? Озорница громко хохотала, сыпала колкостями и тонкими непристойностями, ввергая всех в краску, прижималась и шаловливо целовала Филю в подбородок или щёку, нарываясь на настоящие поцелуи желания и страсти. Стонал лишь безмолвно: "Сладкая мука!"
   Яуза-река несла мутные воды цвета хаки дальше, равнодушно смотрела на всех и величаво продолжала неспешный бег. "Если бы так же неспешно бежала моя кровь по венам. Нет. Бурлит и неистовствует, кипит и бьёт по мозгам. Они просто закипают! - стиснув зубы, на миг закрыл глаза, справляясь с огненной волной. Успокоился с трудом. - Спокойно, Филин. Тише. Она рядом и безмятежна, только на секунду иногда украдкой вскидывает на тебя глаза и тут же отводит - всё чувствует, Птаха, понимает. Наверняка, сознаёт неизбежное: нас влечёт друг к другу. Сильно. Давно. Неотступно. Насколько хватит терпения? Нет! Не думать. Дышать..."
   - ...Так рад тебе, Маринка! Как было одиноко, даже из дома не хотелось выходить! - нежно обнял её за плечи, согревая, наклонился к вискам, прикоснулся горячими губами. - Как жаль, что у нас мало времени в запасе! Так несправедливо всё... - вздохнул, стараясь не торопить события, старательно отвлекая себя. Поправил на поясе курточку, задравшуюся от поднятой руки, положенной на девичьи плечи - холод пробрался под самые подмышки. - Сыро сегодня. Спасибо, от Яузы не несёт амбре, - улыбнулся спокойно, почти взяв себя в руки, заглянул в изумрудные тихие глаза Лебеди, замер, перестав дышать, затаился, поймав в их глубине живой лукавый огонёк. Напрягся: "Опять у неё забавная идея родилась в удивительной головке!" - Так-так..., выкладывай, что задумала? - остановился, повернул лицом к себе, положил руки на плечи, смотря внимательным взглядом в глубину зелени и весны. Заметил, что сменила серый берет на зелёный, восхитился искренно и потрясённо. - Как ты сегодня хороша в этом берете, Мариночка! Под цвет невероятных глаз... - провёл пальцами по бровям, лбу, вискам и худым щекам, покрывшимся от его жаркого взгляда румянцем - буйно вспыхнул на худых щёчках, ещё "раскрашенных" гематомой. - Смутилась, милая. Почему? Я неловко похвалил или ненароком обидел? - увидев отрицательное покачивание, не сдержался, наклонился и коснулся уголка губ поцелуем. Опять всмотрелся в смущённые глаза: "Что там такое мелькнуло? Нежность, грусть и..."
  
   Внезапно налетел ветер с мелким дождём! Оглянувшись, быстро потащил Маришу под арку старого моста, возле которого находились. Затянул в узкий проход между решёткой ограждения и толстой опорой арки, ни о чём уже не думая, придавил к ней худые плечи девочки двумя руками. Кровь вновь вскипела! Русалка оказалась прижатой мужским телом к свае, и, кажется, в тот момент только и поняла, что Филипп не тот уже сегодня, кем по сути являлся - геем. Нет! Здесь и сейчас перед ней стоял обычный молодой сильный возбуждённый парень, собирающийся поцеловать и не только свою девушку. Что и произошло помимо его воли. Нет..., это был не тот привычный деликатный робкий поцелуй, что дарил все эти дни, сдерживаясь и оберегая чувства - поцелуй настоящей мужской страсти, затмевающей разум и контроль над телом. Последний шаг трезвомыслия. За ним только откровенное насилие! Глубоко вздохнув несколько раз, заставил себя вспомнить Софию и тот самый урок мужественности и взаимоуважения. И нелёгкие, непростые выводы. Сработало: немного отпустило, но ждать уже не имело смысла - предел. Задрожавшие и взмокшие на женских плечах руки только это подтвердили. Марина поняла тоже, всё ещё стараясь держать ситуацию в тонких и слабых ручках.
   - Филипп..., - с трудом отодвинулась в узком проходе от горящего тела, - ты что такое сегодня "принял", что сам не свой? - негромко ласково смеясь, старалась хоть немного ослабить его напор и тяжесть, притиснувшие в полную силу к бетонной опоре моста. - Как подменили моего "иного" мальчика-принца! - лукаво улыбаясь, попыталась высвободиться - тщетно.
   - Только капельку "Амаретто", - хриплым голосом еле проговорил сквозь спазм горла, ставя руки в упор на локти над её головой, становясь ещё ближе к девичьему лицу и... телу. - Может, это оно открыло мне глаза на тебя? - ласкаясь губами о голову и волосы, сбив назад берет, приник ещё сильнее и безумнее пылающим молодым телом, прижался напряжёнными бедрами, чтобы ей стало окончательно понятно, что мужчина сегодня в его сущности победил безоговорочно. - Марина..., пойдём ко мне. Сыро, дождь. Там будет теплее и суше...
   С трудом соображая, что говорит и делает, хватался за худые плечи, всматриваясь в нежное беззащитное трогательное треугольное лицо, пытался найти в нём тот спасательный круг, который удержит на плаву приличия и уважения, спасёт ситуацию. Застонав, мягко упёрся головой в лоб, смотря глаза в глаза, окунаясь в тёплую безмятежную зелень и абсолютный покой. Помогло. Немного успокоился, слегка отстранился, наклонившись, крепко поцеловал вздрагивающие в скрытом волнении губы, ощутив пьянящий ягодный аромат и невероятную нежность кожи.
   - Филипп...? - тихо, едва слышно прошептала, подняла внимательные вопрошающие глаза, в которых стоял один единственный вопрос: "Могу доверять?"
   - Прошу, пойдём, - неуловимым шёпотом. Закрыв утвердительно глаза, прибавил безмолвно: "Можешь доверять. Я справлюсь и не сорвусь". - Ты так мне нужна! Эта мысль уже третий день не даёт уснуть - сам поражаюсь до немоты! - уловив её согласие, стиснув в радостном объятии, прильнул со стоном к губам, осторожно вывел из-под моста и скорым шагом, взяв за задрожавшую руку, повёл домой.
   Пятнадцать-двадцать минут скорого хода - у подъезда. Обняв за талию, часто наклонялся к сочным медовым губам, с трепетом прижимал, целуя и заглядывая в тревожном нетерпении в смущённые повлажневшие глаза, пытаясь своевременно уловить тот момент, когда опомнится и скажет ими категорическое "нет". Но там было только стеснение, неловкость и... предвкушение. Выдохнул: "Наконец-то!" и, не поздоровавшись с консьержем, стремительно завёл в лифт и нажал кнопку этажа. Целуя со стоном, подхватил на руки, посадил к себе на талию, обвив её тонкими ножками гостьи, прижимая маленькое тельце к крупному напряжённому горящему торсу. Как вошли в квартиру, так и не вспомнил позже...
  
   ...Вздрогнув от чего-то, увиденного во сне, открыл глаза: "Моя комната, - скосил взгляд подушку рядом: пусто. - Маринка! - слетел с постели в миг, натягивая на бегу домашние лёгкие брюки. Замешкался, ища туфлю, немного успокоился. - Не паникуй, Филин, начни осматривать с раздевалки, - неслышно свернул в холл, прошёл в раздевалку и прихожую, и... замер, едва сдержав счастливый смех. - Господи, мы обезумели в тот момент! Похоже, едва закрыв дверь, а ключи всё ещё продолжают висеть в замке, и набросились друг на друга, - покраснев, окатившись жаркой волной смущения и радости, присел на низкую тумбу возле двери и вспомнил всё. - Боже, прости меня, пожалуйста! Надеюсь, не оскорбил мою птаху грубостью? Только и помню, что раздел наполовину её прямо здесь и... затмение. Только жар и крики, - очнулся от волнующих воспоминаний, внимательно осмотрел на предмет крови: чисто. - Так, погоди: накинулся на неё, прижав к этой стене, лицом к себе, а она обхватила меня ногами. Значит, не опасная для неё поза и привычная, но потом резко развернул... Так..., что догадываться? Пора идти искать мою девочку и падать ей в ноги. Неужели я опустился...? Стоп. Двигай дальше, Филин, - следуя по дорожке из разных предметов одежды, опять стыдливо покраснел. - Похоже, с Маринкой всё в порядке. Теперь вспомнил: здесь, в проёме двери спальни, сорвал с неё последнюю вещичку из кружев. Ну да, вот она, - поднял с пола белые кружевные трусики. - А где верхняя часть? Погоди..., она так стеснялась увядшей после кормления дочери груди, что, уступив, не стал её снимать - целовал сквозь нежные кружева, и так это нравилось, что едва не потерял вообще голову! Еле успел внести Маришу в спальню и сорвать с кровати дорогое американское покрывало - подарок мамы. В памяти осталась только боль в коленях, которыми стоял на полу, и юное гибкое тело девочки, выгибающейся под моими ласками и руками. А вот потом - мрак, - осмотрел простыню и пол возле кровати, провёл дрожащими руками по синему шёлку постели, посмотрел на разбросанные подушки. Счастье накрыло с головой! - Мы сошли с ума, Господи! Но ты не дождёшься, что стану кричать об этом - мне нужно это сохранить навсегда. Ты понял? Не закричу, и не жди, - слёзы хлынули из глаз. - Мама, любимая, я сделал это - стал полноценным и... Нет, даже в уме не произнесу этого слова - боюсь сглазить! Спасибо за твой давний урок - быть обычным мужчиной: чувствовать то же, что и они, радовать любимую женщину и радоваться самому, видя её исступлённое счастливое лицо... Вот я и сказал главное слово, мамочка: любимая женщина. Ты только не обижайся, родная! Теперь у меня две любви, и вторая так же важна и необходима мне, как и ты, первая. Но понимаешь, мама, без тебя я смог жить и идти по дороге жизни дальше. Смог. Без моей девочки-балеринки не сумею, вот в чём штука. А она несвободна и, похоже, не будет никогда таковой, ведь не зря же тогда на набережной помянула о любовнике, и это не я. Грустно и страшно. Мне не избежать одиночества, мамочка, - тяжело вздохнув, вытер лицо от слёз, медленно опустился на колени перед кроватью и стал поцеловать простыню, подарившую ему Маришку. - Спасибо! Я сохраню тебя в память об этом дне - единственном дне радости и полного единения тел и душ. Такого даже с Валей не случалось. Прости, любимый".
  
   ...Очнулся от какого-то звука. "Она здесь!" Накинув рубашку, ринулся на кухню.
   Марина стояла у окна. На ней был надет длинный атласный халат красного цвета. "Халат мамы Софии, - на минуту задумался и вспомнил, что принёс сам, когда ей нужно было в ванную. - Надо бы купить Маришке собственные вещи. Только появится ли у меня ещё когда-нибудь? - отбросил печальные мысли и с радостью шагнул к окну, бесшумно подойдя сзади, крепко обнял маленькую фигурку, сжал в признательности и бесконечной благодарности, стал целовать голову, шею и плечи, касаясь губами ткани, ещё пахнущей матерью. Замер на секунду. - Господи..., да у Маришки с мамой, похоже, даже духи одинаковые! Вот это судьба по-настоящему. Нет, это больше, чем простое совпадение - мистика какая-то! - окунувшись вновь в запах духов и Маришкиного тела, едва сдержался от счастливого крика в небеса. - Молчи, Филин! Не гневи и не дразни тех, кто наверху - потеряешь всё".
   - На миг испугался, что ты ушла! Открыл глаза, а тебя рядом нет, - наклонил голову сбоку, приник к девичьим губам в ласковом и признательном поцелуе. - Спасибо, Маринка! Ты ведь даже не сознаёшь всю важность этой минуты для меня! - глаза вновь наполнились слезами радости. Зажмурился, стиснув объятия ещё сильнее.
   Медленно повернулась, коснулась лбом его головы, заставила открыть глаза, заглянув в них с такой понимающей улыбкой и странным выражением лица! Приблизилась вплотную, погладив щёки руками, гладя любовно и трепетно мужской подбородок дрожащими пальчиками.
   - Догадываюсь, - прошептала прямо в губы, вернув поцелуй. - Ты пытаешься быть другим?
   - Нет! Я и есть сейчас другой, пойми! - смеясь, прижал к себе и уже не отпускал, загораясь...
   В этот раз не понёс её в спальню: подоконник и приютил горящие тела, вернее, одну из их частей: то Филину, то Маришкину. Ширина и крепость покрытия обеспечила относительный комфорт влюблённым, пока не сообразили, что рядом в углу находится просторный угловой диван. До ужина дело так и не дошло! Едва расцепив руки, Фил понёс Лебедь в душ. Только тогда, когда солнце стало неуклонно клониться к закату, робко заглядывая сквозь густые облака в арочные окна гостиной, где оказались потерявшие время и чувство места молодые, пришли в себя, и вспомнили о грустной действительности: "Пора".
   "...Время. Оно всегда было безжалостно и неумолимо. Его невозможно подкупить и отстрочить неизбежность - разлуку. Время ещё ни для кого не было ни другом, ни помощником - только врагом. С ним не договориться - настигнет и придавит действительностью, правдой, реальностью и стыдом. Каждому по заслугам. Нет беспощаднее судьи в подлунном мире, чем этот равнодушный бухгалтер: всегда у него под руками сведённый дебет-кредит, дефицита нет и не ожидается. Всегда будет только положительная сумма на балансе. Время обязательно выйдет в победители. Наш людской песок, засыпанный в жизненные песочные часы, будет сыпаться неудержимо и постоянно, что бы мы ни предпринимали для его приостановки и сужения жерла горловины, что пропускает тот ручеёк. Вот и смотрим грустно, временами подставляем руку под золотую струйку, собственными глазами наблюдая, как проходит жизнь сквозь пальцы, образуя горку у ног - наше прошлое. Чем больше она - тем меньше запаса там, над головой. Не потому ли с раннего детства так любим играть с песком в детских песочницах? Уже тогда подспудно стараемся собственными руками научиться регулировать силу и напор просыпающегося сквозь пальцы песка. Едва повзрослев, с грустью понимаем, что с жизненным потоком не совладать. Это только Божья прерогатива - дать жить или умереть простому смертному, и не нам её оспаривать.
   Я и Марина прекрасно это понимаем, стоя сейчас у окна обнявшись и печально наблюдая за угасанием такого чудесного дня. Нет, Боженька, не дождёшься того самого слова - "счастье", не надейся. Это мы с ней ещё надеемся на что-то. Должно быть, на чудо. На волшебство. На старую добрую сказку с принцем и принцессой. На обязательный счастливый конец со словами: "И жили они..." Лишь надеждой и живём. Простой и наивной надеждой".
  
   Глава 6.
   Сладкая горечь.
  
   Филипп отнёс Марине чашку горячего чая в столовую, рядом на подставке поместив серебряный чайничек, и оставил на несколько минут в грустном размышлении. Задумчиво крутя обручальное кольцо на безымянном пальце, она о чём-то усиленно думала, иногда нервно вздыхала, едва сдерживая слёзы. В такие моменты носик краснел, и прозрачная капелька готова была сорваться с кончика. Изящным забавным жестом стирала её пальчиком и прятала в носовой платочек. "Не платочком вытирает, а пальчиком снимает росу! - мягко улыбнувшись смешному действу, Фил на цыпочках скрылся на кухне, оставив на время Лебедь, собираясь покормить её ужином и... попытаться уговорить остаться с ним, насколько сможет, хотя бы на сутки. - Они мне так нужны! До дикой боли в сердце боюсь разлуки с ней, до дрожи, до крика, до стона! Готов сделать, что угодно, если это поможет делу. Вот только, похоже, оно окончательно проиграно, даже не начавшись - победа за Маришкой. Безоговорочная. Сама решила исход сражения. Сама".
   Быстро приготовив нежный омлет с грибами, нарезав салат с зеленью, поджарив в тостере хлеб, уставил большой серебряный поднос с ручками едой и аккуратно понёс в столовую, прижав в подмышке стопку льняных салфеток. Накрыв на небольшом столике у огромного окна ужин, присел напротив грустной девушки, взял безвольные тонкие кисти в свои горячие руки и ласково стал целовать: пальчик за пальчиком, сустав за суставчиком, ладошки и тыльную сторону, тоненькие запястья с такой нежной кожей, под которой туго бился быстрый пульс. Загораясь, застонал, опомнился, глубоко вдохнул, поднял на тихое и нежное лицо Русалки глаза цвета жемчуга, такие яркие на таком бледном лице.
   - Может, останешься у меня? - заговорил надрывно, с хрипом. - Ещё на день, воскресенье? Целые сутки будут нашими! А, Маринка? Подари мне, умоляю, ещё немного радости... - притянул её руки к лицу, прижав ладонями к своим горящим щекам, ища в их прохладе утешение и страстно ожидаемое согласие.
   Мари так посмотрела, что безвольно отпустил руки, отшатнулся, откинувшись на спинку стула, отчего-то резко побледнел ещё больше, ужаснувшись нечеловеческому выражению её глаз: "Как у Пифии! Это конец!" Лебедь долго смотрела в глубину души: холодно, неподвижно, каменно, как смотрит мраморная статуя в древнем языческом храме, потом опомнилась, словно очнулась от наваждения, ожила, потеплела взглядом, стала живой, близкой, родной и такой желанной! Фил потерянно улыбнулся и едва сдержал слёзы: "Понятно: мне никогда её не победить. Не мытьём, так катаньем".
   - Пойми, моя Жемчужинка, - протянула худую руку к его изысканному красивому лицу, провела пальцами по нежному овалу, подбородку и пухлым губам, которые от такой ласки дрогнули. Потянулся к ним с поцелуем, закрыв на мгновенье глаза. - Мне нельзя остаться у тебя - подруга не уснёт в тревоге, а позвонить нет никакой возможности - район не телефонизирован, новостройка. Да и пора впрягаться в обычную жизнь, пора, - любовно лаская лицо, отвечая на жадные поцелуи, грустно смотрела в печальные потерянные жемчужно-серые глаза. - Тебе придётся учиться жить самому уже в новом качестве, сочетая в своей голове и теле две сущности, понимаешь? Как тебе удалось разбудить вторую - для меня загадка, но я этому так рада! - притянув любовно за волосы, нежно сжав их в кулачок, поцеловала так, что Филя радостно задрожал от осознания: "Она меня любит!" Вцепился руками в её голову, продлевая поцелуй-радость, поцелуй-бальзам, поцелуй-надежду. Опомнился, отпустил, виновато и покаянно улыбнувшись. Глазами укорила и приласкала, стыдливо покраснев совсем по-девичьи нежными щёчками. - Не обделяй себя теперь, используй их обе! Не позволяй взять верх чему-то одному - заставляй работать на себя все стороны жизни, - настойчиво притянула вновь, и он, рухнув возле стула, встал перед ней на колени. Прижав тёмно-русую голову к своей груди, положила пепельную головку на его макушку, страстно целуя её совсем по-матерински. - Филипп..., умоляю..., не сорвись! Ради себя самого. И ради твоей мамы. Она ведь так и не смирилась в душе с твоим выбором. Я это чувствую, - поднял страстное лицо навстречу девичьим губам, со стоном целуя и нежно прикусывая, зашептал слова ласки и откровенного неприкрытого признания в любви, предлагая стать женой. Ни минуты не промедлил, поняв: не признается, не выскажет, не "застолбит участок" - будет сожалеть всю оставшуюся жизнь, жизнь без неё, единственной.
   Время, казалось, замедлило бег, дав влюблённым ещё несколько мгновений истинного счастья и любви, что вот-вот должна была прекратиться - не судьба. Оба это понимали, но принимала только девушка. Парень же протестовал всем телом, каждой мышцей, каждым вздохом, вжимая в отчаянии тонкую фигурку в горящее напряжённое тело, дрожа, отказываясь внимать голосу рассудка и суровой необходимости, страстно шепча: "Не покидай меня, молю!" Гладила его непокорную русую голову, целовала возмущённые серые глаза, прижималась к бунтующему неистовому сердцу, уговаривала ретивое, пыталась примирить с необходимостью быть взрослым и самостоятельным, способным принимать трудные и тяжёлые непростые решения. Когда солнце скрылось за горизонтом, время предъявило разорительный счёт. Срок.
  
   ...Выходя из подъезда, Филипп поздоровался с консьержем, извинился за невнимание днём, не выпуская Марину из рук ни на мгновенье. Так и вышли, обнимаясь: он стискивал её плечи, целуя голову, а она обнимала его за талию, поднимая навстречу губам, поцелуям и любви тонкое маленькое худое личико, радостно принимая ласку, купаясь сияющим зелёным взглядом в счастливых и грустных глазах возлюбленного. Нерешительно постояв на набережной, решили всё-таки идти к станции метро "Сокольники", а не трястись на троллейбусе или трамвае по улицам района битый час. Проходя по Русаковской набережной реки Яузы, замедлили спешный шаг, не сговариваясь, взошли на Филин мостик и страстно, жарко, плача, поцеловались, разрывая друг другу сердца и души в клочья! Первой опомнилась девушка, оторвала от себя рыдающего парня, нежно встряхнула и молча смотрела в мокрые несчастные серые глаза. Слов не требовалось. Через несколько мгновений взял себя в руки, нежно притянул в ласковые объятия и безмолвно, покорно повёл к "Сокольникам". В полной темноте пришли к метро, всё не решаясь разорвать руки, стояли на площадке, обещая звонить и не терять связи друг с другом. Филипп, сильно обняв напоследок, приник губами к шее, утопив пунцовое расстроенное лицо в её бордовом кашне, задрожал, застонал, вдыхая запах кожи, волос и духов любимой, прошептал прощальные слова, стараясь говорить разборчиво, борясь с сильной дрожью тела:
   - Спасибо за короткое счастье, Маринка! - прикоснулся с поцелуем к губам, окунулся напоследок в изумруд глаз, любовно коснувшись их серо-голубым жемчугом, и... ушёл резко и стремительно, ни разу не оглянувшись.
   Быстро идя к набережной, внимательно окидывал взглядом окрестности. "Ночь. Опасно гулять одному. Если наткнутся те, кто знает о моей сущности - убьют. Бывали и такие случаи в Москве, - вокруг всё было тихо и спокойно - непогода разогнала всех по тёплым квартирам. Снег становился всё гуще, сменив дождь, начавшийся тогда, когда он вцепился в Маришку под мостом, решив для себя, что больше не отпустит и не потеряет никогда. - Наивный! Марина всё предчувствовала уже тогда, в ту самую минуту, когда ты вжался под мостом в неё своими пылающими бёдрами. Потому и решилась, пошла с тобой. Прощальная любовь получилась у нас. Обоюдная. Короткая только очень: всего пять часов! В три встретились здесь, немного погуляли, а проводил почти в девять. Пять часов радости. Боже... - остановился на мостике, грустно смотря вниз на чёрную воду Яузы с белёсыми пятнами от фонарей. - Вот так, парень. Всё знала заранее. Не иначе - провидица. Не зря не отпускало ощущение, что "слышит" мои мысли. Вероятно, увидела моё будущее. Как странно смотрела там, в столовой, как-будто издалека, за многие века то ли вперёд, то ли назад, а в глазах - вселенские познания и такая печаль...! Богоматерь. Почему вновь её так называю в уме? Что там было с Божьей Матерью? Потеряла сына в цвете лет. Знала о его судьбе, но жила просто в ожидании того, что уже предрешено было там, на небесах. Искупительная жертва. Бог мой..., а не такую ли судьбу Мариша увидела в моих глазах? Мою? Или свою? Или... нашу? Тогда многое объясняется в её поведении. Мы жили эти дни, словно перед концом света! Только ли для нас? - чей-то далёкий голос заставил Фила очнуться и быстро уйти с моста. - Поздно уже для таких рассуждений, завтра и подумаю над этим. Нельзя оставлять эту мысль незавершённой. В ней есть что-то скрытое, такое, что очень важно для меня, чувствую! Вот только, что? - остановился возле дома, закурил последнюю на сегодня сигарету и улыбнулся. - Даже курить не хотелось, стоило только встретить Маришку! Она посильнее тяги к курению или "коксу" - не вспомнились ни разу! - негромко засмеялся, сделал несколько неглубоких затяжек, замер, внимая тишине и покою, подставляя лицо мелкому снегу, ощущая холодные прикосновения к коже лба, лица, шеи... Вздрогнул, когда крупная холодная капля покатилась за воротник. - Пора в дом. День закончился, а с ним и счастье, о котором даже не посмел сказать вслух, - сделав шаг к подъезду, остановился, вскинул голову к небу и тихо произнёс, прищурившись решительно. - Не сдамся! Верну её, вот увидишь!"
   Решительно одёрнув курточку, вошёл в дом, чётко ступая, стуча по мраморному полу огромного фойе каблуками осенних сапожек, гордо вскинув голову.
   Консьерж видел жильца в таком настроении впервые, странно посмотрел вслед, проводил глазами до лифтов, подумал, вернулся в дежурку. Присел к столу, на котором стояло несколько телефонов, замер, потом протянул руку к необычному аппарату без номерного диска. Сняв трубку, заговорил:
   - Вернулся один. Настроен решительно. Женщина ушла, - выслушал ответ, удивился, но спокойно ответил абоненту. - Не думаю. Это было похоже на окончательное прощание, - опять прислушался к словам. - Есть! Понаблюдаю и доложу, - трубка аккуратно легла на рычаг. Задумался, погрустнел, тяжело вздохнул и снял трубку другого аппарата, похожего на городской. - Она ушла. Он один. ... Нет, расстались. ... Доложу.
   Выйдя из дежурки, окинул пустой холл внимательным насторожённым взглядом, подошёл к щитку освещения и щёлкнул тумблером - погас почти весь свет, оставив лишь "дежурный" вариант: "Ночь. Тишина. Все жильцы в квартирах. Отбой".
  
   ...На седьмом этаже сталинского дома в ту ночь всё горело окно кухни, одинокий силуэт мужчины всё стоял, прислонившись правым плечом к стене, и всматривался в темноту московской ночи, разглядывал вереницу мачт освещения вдоль набережных Яузы, следил за огнями редких припозднившихся машин, медленно проезжающих по дорогам вдоль реки. Снег становился гуще, крупнее и обильнее, ощутимо заметал дорожки тротуаров и мостики, перекинутые через узкую ленту реки, погружал любимый район и город в белое торжественное безмолвие. Филипп нарушил табу мамы - курил на кухне, даже не открыв фрамуги окна - был пьян. Коньяк сильно ударил по мозгам, развезя в душе горькое море отчаяния и бездонной непроглядной пустоты.
   - Маринка! Как мне тебя сейчас не хватает, любимая! - закричав в голос, заплакал, сползая по стене на пол, обхватив руками голову, мотал ею в приступе безысходного горя, беспросветного одиночества и чёрной тоски, стараясь всеми порами души и тела вспомнить всю радость и сладость сегодняшнего дня - дня его любви и страсти. "Нет..., такое не повторится, понятно, но попытаться её вернуть я могу? Хотя бы на это у меня есть право? Или даже надежды нет?" Внезапно прекратив пьяную истерику, встал, встряхнул головой, сел в кресло, на котором совсем недавно сидела его девочка, нежно погладил подлокотник, где ещё оставались её отпечатки пальцев, прикоснулся руками к губам, целуя и страстно шепча. - Я тебя найду, моя пташка, моя Белая Лебедь! Вот только приду в себя и займусь этим. Ну и пусть, что ничего о тебе кроме имени не знаю, всё равно не отступлюсь, потому что ты мне стала нужна, как воздух! А разве можно без него жить?? Вот и я не могу... Не получается... Задыхаюсь я...
   Приняв решение, решительно направился в душ, выйдя оттуда, медленно приблизился к кровати. Замер, задохнулся от тоски и одиночества, опустился на колени, долго целовал и гладил задрожавшими руками простыню, на которой сегодня почувствовал себя настоящим мужчиной: истинным, сильным, страстным, ненасытным, желанным и таким любимым, единственным! С трудом оторвавшись от синего шёлка, стянул его с постели, целуя, сложил несколько раз. Задумавшись, что-то вспомнил, вышел в другую комнату и вскоре вернулся, неся в руках плоскую красочную коробку, на которой были нарисованы бабочки. Сняв крышку, уложил шёлковую простыню внутрь, закрыл, перевязал алой лентой, которая лежала внутри, прижал упакованное счастье к груди, постоял с закрытыми глазами, опомнился и спрятал в шкаф на самую верхнюю полку. Решительно закрыл створку, развернулся и прижал её спиной, закрыв глаза и не сдерживая больше горьких слёз: "Прощай, свидетельница истинной любви и страсти! Мы тебя извлечём из коробки только с Маришкой. Клянусь!" Застелив постель заново, наконец, лёг, положил голову на подушку, на которой лежала голова Мари, задохнулся от липового аромата её волос, застонал и закрыл глаза. Едва смежил веки, усталый и измотанный бурными переживаниями сегодняшнего дня, как опять оказался там, под мостом, и вновь прижимал тонкие плечики Лебеди к опоре, целовал дрожащие губы, пахнущие летом и духмяной земляникой, вжимался в худое тело своей возбуждённой плотью. Застонал через сон, перевернулся на живот и... уплыл в чувственную негу, вспомнив сладость жаркого лона, мысленно вжимая её тело в своё, ощущая дикую радость пика наслаждения, уносящего к самым небесам...
   - Как я счастлив! Господи!! Я люблю! Я летаю...!
   С этим криком проснулся и... ужаснулся! Он кричал запретные слова вслух на всю квартиру, вонзая их в удивлённые чистые ясные небеса, жадно смотрящие с потолка прямо в его счастливые распахнутые сияющие глаза.
   "...Ты победил, всё же, Господи. Наслав сладкое ночное наваждение, от которого стала мокрой простыня, обманом вытянул эти слова. Прости, любимая, я не сумел их сохранить для нас. Не смог! - горькие слёзы полились из серых почти серебристых глаз Фили, свято уверовавшего с младенчества в сказку-притчу о волшебных словах и вероломстве небес. - Что ж, только что я и сам в этом убедился, нянюшка! Выдал им заветное, когда коварно обманули, опоив сладостью страсти во сне, и вот теперь она обернулась такой горечью, что и сладкое имеет оттенок горчинки. Отныне буду пить до самой смерти эту сладкую горечь, которую назову именем моей Белой Лебеди - Марина".
  
   ...Через пять часов начал обзванивать все детские дошкольные учреждения района "Коломенской", разыскивая воспитателя Марину. Сотни голосов, сотни вопросов, насмешки и ругань, презрение и навязчивое женское любопытство - всё пришлось вынести обезумевшему парню, но его мучения, наконец, увенчались успехом. В каком-то детском саду микрорайона у телефона оказалась добрая пожилая женщина. Она и помогла Филиппу: была наслышана о юной женщине, прославившейся добротой к детям и... скандальной любовной связью с офицером Госбезопасности, который водил в её группу сына. Услышав об этом, Филя едва не бросил трубку, но, собрав все силы, дослушал до самого конца тихий рассказ доброй старушки-медсестры, которой было одиноко и скучно в своём медкабинете. Она всё рассказывала и рассказывала, но, что самое странное, не осуждала Марину, а восхищалась ею!
   - ...Это надо же было найти в себе силы и ответить на любовь того, чья эта самая любовь и убьёт её рано или поздно! ... Весь район затаил дыхание в ожидании развязки их любви: одни бьются об заклад, что она испугается и сама бросит своего офицера, а другие, а их большинство, уверены - не бросит и погибнет вместе с ним. ... Почему погибнет, спрашиваете молодой человек? Так ведь они уже давно "под колпаком" у "комитетчиков"! ... Нет, милый мальчик, это совсем не шутки! Они обречены оба. Это только вопрос времени, Вы же понимаете. Вот только, кто первый "пропадёт без вести"? ... Да, конечно, нам всем их так жалко, но они ведь не дети и прекрасно сознавали, что "встали против ветра"! ... Ну, если Вы её друг и попытаетесь Мариночку спасти, да ещё и вывезти из страны, то я дам Вам адрес её яселек. ... Записывайте! ... И Вам счастья и любви, милое дитя!
   Слушая в трубке лишь короткие прерывистые гудки, Филипп поражённо смотрел мимо стен и окон, уставившись в никуда. "Вот это история! Боже, не убивай мою Маринку! Спаси её! Я ведь не смогу теперь спокойно жить, узнав об опасности, нависшей над её отчаянной головой! Так вот о чём и о ком она рыдала тогда на набережной... Зная Маришу, представляю, что за офицер оказался рядом: достойный, равный, сильный и такой же отчаянный. Похоже, нашлась настоящая пара и ей, и ему, а раз уже весь район в курсе - история явно не месячной давности. То-то она ничего не рассказывала ни о себе, ни о работе, ни о друзьях. О том, что моя девочка работает с детишками, понял случайно из её забавных историй о проделках малышей, тогда и догадался, что имеет отношение к детсаду. Вот и были на руках только скупые сведения: Марина, детсад, "Коломенская". Спасибо, бабушка, что помогла! Если бы на тебя не попал - не разыскать бы мне никогда мою Русалку Зеленоглазую! Никогда больше не испытать бы ни сладость любви, ни горечь разлуки с ней, - смотря на листок бумаги, на котором записал адрес яслей, задумался, помедлил и стал одеваться. - Пора навестить кое-кого. Нужна будет машина, значит, пора выходить в мир. С "коксом" покончено - старые знакомства можно возобновить. Пожалуй, вернусь в университет. Начинается новая жизнь".
  
   Как только пришёл в себя окончательно, прояснилась и голова. Привёл в порядок всю квартиру, вызвал помощницу по хозяйству, помогавшую их семье долгие годы, а ему время от времени, и попросил освежить все портьеры и покрывала. Домашние дела закружили в приятных хлопотах: повеселел, просветлел лицом, часто что-то напевал под нос, и чаще всего это были песни "Машины времени". Помощница косилась на Филю с любящей улыбкой, гладила плечо, что-то говорила, хваля и одобряя рвение к порядку, и часто спрашивала: "Скоро ли приедет София Алексеевна? Как долго погостит в родном доме? Или просто навестит сына? А тебе есть, чем обрадовать маму?" Деликатно отвечая на вопросы пожилой Варвары Игоревны, старался не посеять в её душе сомнений, что у него что-то не ладится, в чём-то неудачи. "Пусть не беспокоится старушка. А мама? Как только найду Маришку - вызову её из Канады, познакомлю женщин. Так хочется! Пусть Маринка несвободна и вряд ли когда будет - хочу знать мнение Софии о ней. Мне это очень важно! Очень. Нет, не могу так ошибаться в Лебеди - понравится маме сразу! Они схожи во многом, почти сёстры по своим душевным качествам..."
   Размышления прервал телефонный звонок в прихожей. Трубку взяла помощница и через минуту позвала. Разговор был коротким и простым: приятель назначил встречу в кафе, пообещав заехать через час.
  
   Глава 7.
   Попытка быть Богом.
  
   "Итак, дело сдвинулось с мёртвой точки: Филипп Беликов начинает новую жизнь, - улыбнувшись грустно, смущённо осмотрел себя в зеркале в пол, висящем на стене в прихожей. - Дааа, а тебя, Филин, совсем не узнать: сияешь, глаза сверкают от счастья и любви, румянец не сходит с щёк, а губы всё время приоткрыты, словно готов рассмеяться в любую минуту или... поцеловать кого-то, - произнеся последние слова вслух шёпотом, погрустнел. - Да..., когда теперь это станет возможным, Мариночка? Бедная моя Лебёдушка: измученная, истерзанная душой и сердцем, страстно любящая и понимающая, что идёт по лезвию бритвы, а оно всё тоньше и острее с каждым днём становится. Успею ли спасти тебя, любимая? Захочешь ли такого спасения от меня? Бог мой..., задал вопрос, а сам прекрасно знаю ответ - нет. На всё. Не успею. Не захочешь. Не от меня. Даже любя, не примешь руку помощи, опасаясь за мою жизнь. Как же ты умудрилась попасть в такую переделку? Мари, милая, чем же тебе помочь? Связи тут не помогут - не та структура, там свои законы и интересы, и даже если выйти на их руководство, это мало что даст - разные подразделения, разные задачи. Никто не станет связываться! Вот теперь всё понял до конца, Русалка моя. Всё никак не мог смириться со словами той старушки по телефону, что вы с любимым обречены, и это только вопрос времени, кто исчезнет первым? А ведь она права, абсолютно! Мы все бессильны против этого Аппарата. Все. Дойди я даже до Самого - не поможет. И ему, Самому, ответят: "В интересах безопасности государства". Вот так, Балеринка моя: вас приравняют к врагам и сотрут с лица земли, как опасных вредителей, - обхватил руками голову, тихо сполз на боковую тумбу, на которой так страстно любил Маринку в тот вечер, заплакал от бессилия и осознания тщетности усилий. - Мне не спасти мою девочку от неминуемой гибели! Это ещё страшнее "наркоты"! С "дурью" можно "завязать" навсегда, а с бессилием никогда. И просто жить в ожидании неизбежного тоже невозможно! Тогда остаётся только один выход: разработать, подготовить и выполнить все пункты плана... побега Мариши из страны. Если заупрямиться - обманом засунуть в самолёт до Торонто! Там встретят представители канадского посольства и не дадут ей наделать глупостей. Прости, Лебедь моя - это единственная возможность спасти тебе жизнь. Единственная. Да, пожалуй..., надо вызвать маму и обговорить этот план, а она с отцом доработает его там, в Канаде. Да, так и поступим, - поднял голову, вытер лицо от слёз отчаяния, весь напрягся, прислушавшись к себе. - Спокоен, никакой "тяги", тело безболезненное и сильное. Что ж, пока нет возврата "ломки", а это неизбежно, надо встретиться с приятелем и поговорить. Хочу повидать Мари! Очень. Так..., постой-ка..., что там говорила старушка о "колпаке"? Что они уже давно "под колпаком" Конторы, кажется? Но это означает только одно: за Лебедью постоянно следят! Но сколько гуляли по району, ни разу ни одну незнакомую машину, стоящую подолгу где-то на обочине, не видел. Заметил бы непременно, ведь четыре дня наблюдал за Балеринкой со стороны и обязательно бы приметил чужой автомобиль, следующий за ней. А такового не было. Тогда, это может означать лишь одно: ей удавалось уйти от "слежки". Научилась "отрываться" от "хвоста"! Умница! Ну, кто бы сомневался? Моя озорница, наверное, хорошо поиздевалась над ними. Ох, и покуражилась, любимая! Очень похоже на её проделки здесь, на набережной, - громко рассмеялся, быстро одеваясь в тёплую коричневую дублёнку и мохнатую шапку - зима наступила сразу и морозная. - Вот и она пришла, и только Мариночка не видит этого со мной, не радуется чистоте и покою Яузы, не распахивает в восхищении изумрудные глаза-омуты, волшебные и манящие. Так скучаю по тебе, Лебедь мой Белый! - опомнился, встрепенулся, подхватился, выкрикнул слова благодарности и прощания домработнице и выскочил из квартиры, спеша на встречу с другом. Выйдя из подъезда, на миг задержался, закуривая сигарету, придирчиво и внимательно осматривал людей и машины вокруг себя и дома, запоминая марки и водителей, впечатывая в молодой мозг номера и лица. - Раз Марина "на слежке", это может случиться и с тобой: начинай-ка, Филин, вертеть головой и работать ею. От наблюдательности когда-нибудь будет зависеть слишком многое: твоя жизнь, матери и отца, Русалки. Вот и впрягайся в её страшную и опасную жизнь. Живёт же она ею уже столько времени! И ты сможешь, обязан, если хочешь стать спасителем". Не заметив ничего необычного, аккуратно выбросил сигарету в урну, и в эту же минуту во двор въехал "Мерседес-126" Леонида, его друга и сокурсника по университету.
  
   - ...Вот, примерно так обстоит дело. Я ведь попытался тебя предупредить о серьёзности подробностей - возжелал всё знать. Получай, - Фил, грустно улыбнувшись, поднял бокал с коньяком, пригубил, согрев во рту, медленно проглотил. "Нет, видимо я уже привык к "Амаретто" - коньяк кажется и горьким, и жёстким. Но не станешь же сейчас заказывать - насмешишь Лёню". - Подумай. Могу пока выйти на балкон покурить, - кивнул в сторону кружев чугунного балкона дорогого валютного кафе-бара и привстал, намереваясь уходить.
   - Сядь! Курить ты можешь и здесь, - Лёня задумчиво придвинул массивную хрустальную пепельницу, смотря куда-то сквозь стол и тарелки с остатками блюд. - Погоди-ка..., если ты всё понял в этой истории верно, то дело на редкость скверно. А если дело скверно, то оно настолько опасно, что и любят они напрасно, - любимец универа, баловень фортуны и женщин, мастер и гений экспромта автоматически продолжал выдавать свои перлы, хотя слушателем был лишь Филипп. - А если любовь напрасна, то и смерть уже на всё согласна, - поражённо смотрел на напряжённое лицо друга, странно заглядывая в глаза, но, не выдержав той сильной боли, что была в них, поспешно их отводил. - Ты сам хочешь сунуть в эту петлю голову по собственно воле и познать всё на собственной доле? Я тебя правильно понял?
   - Да, - твёрдо, мрачно и решительно, не сводя серебристого взгляда.
   Долгое молчание повисло над столиком. Официант неслышно появился за спиной Филиппа, неуловимо метнувшего на него взгляд, наклонился к губам клиента; тот что-то заказал, и с поклоном человек удалился, спеша принести столь необычный заказ. Леонид всё что-то прокручивал в голове, ероша светлые волнистые волосы, иногда вскидывал ярко-голубые глаза на приятеля и сокурсника, задерживаясь на минуту, словно пытаясь ещё раз убедиться, что не спит, не под наркозом, что это происходит сейчас с ним и ни с кем другим, опять опускал взгляд на скатерть. Лишь когда Фил смаковал свой "Амаретто" в коньячном бокале, закрывая от наслаждения глаза, друг тяжело протяжно выдохнул, шумно вздохнул, откинулся на спинку кресла, вытянул ноги под стол, затёкшие от долгого сидения в поджатом состоянии, распрямил широкие плечи, будто груз на них лежал долго и неудобно, и теперь был рад его сбросить или хотя бы поправить. Рывком нервно выдохнув, залпом выпил полбокала коньяка, быстро заев его лимоном, поднял решительные глаза на замершего и побледневшего визави.
   - Я с тобой.
   - Т-ты понимаешь все... последствия? - Филя даже привстал, услышав такой ответ. На него не рассчитывал, хотел только совета и помощи в "связях" "блатного" сыночка военного министра. А тут такой ответ! - Лёня..., не хочу тебя вовлекать в это дело, понимаешь!? Нет..., это слишком опасно, пойми! Спасибо, но... нет. Уже озвучил, чего жду от тебя: только содействия, если это возможно. Но такое...
   - Я озвучил тоже. Ты меня ведь неплохо знаешь, Фил. Я не трус и никогда им не был. А здесь дело благородное, гусарское, вполне достойно таких интеллигентных людей, как мы с тобой! - засмеявшись, зарделся румянцем, и грубоватое мужественное лицо стало мягче и интереснее, исчезли отцовские простоватые крестьянские черты, уступив место линии матери: интеллигентной и породистой. - Ты донёс до меня сведения - я их принял к сведению. Дай мне время всё усвоить и уложить в голове - тогда и план высветится. Вот тогда-то мы их и сверим, - лукаво посмотрел поверх плеча Филиппа, игриво вскинул бровь, зарделся румянцем.
   Фил громко рассмеялся, зная, что это означает: "Друг "запал" на очередную "цыпочку", значит, скоро "склеит" её и исчезнет, ловелас московский!" Через полчаса расстались, и Леонид, договорившись встретиться здесь же через пару недель, повёз на своей новенькой машине очередную красотку к себе на квартиру. Филипп спокойно пошёл к метро, отпустив любвеобильного друга с улыбкой, и поехал по своим делам, коих накопилось немало.
  
   ...Через несколько дней опять сидели за тем же столиком и долго не могли приступить к интересующей теме. Леонид был хмур и встревожен, на все попытки разговорить, едва уловимо качал головой и начинал беседу совсем о другом. Только тут Фил понял: "Мы под наблюдением! Как так получилось, что я этого не почувствовал? Почему именно Лёня оказался внимательнее? Или... это за ним "ходят"? Чёёёрт..."
   - Твои? - едва двинул губами.
   В ответ уловил еле ощутимое движение век: "Да". "Понятно. Леонид чем-то насолил папе, и он принял свои меры. Как не вовремя, чёрт! Эх, Лёня..., сколько тебе говорил: "Перестань цеплять замужних дам!" Попался, по-видимому, на мужа чьего-то серьёзного и высокопоставленного", - грустно улыбнувшись, продолжил разговор, который не касался его личных дел и перешёл в пустой трёп двух обеспеченных сынков столичной элиты.
   Когда выходили из кафе, Леонид быстро сунул записку в карман Фили, делая вид, что обнимает на прощание, и, прошептав "прости", быстро уехал. "Как жаль, Господи! Он мог стать сильным помощником, да что там - спасителем всей ситуации! Но видно, не судьба. Спасибо, Лёня, за попытку быть другом и человеком. Удачи, Казанова!" - проводил его грустным взором.
  
   Неспешным шагом идя в сторону станции метро, внимательно следил за обстановкой и подозрительными машинами, останавливался у витрин, якобы поправляя сапожки или шапку, осматривая в отражении улицу и людей. Не заметив ничего подозрительного, быстро свернул в подворотню и нырнул в подъезд незнакомого дома. Зайдя на лестничную площадку между третьим и четвёртым этажом, сел на довольно чистый подоконник, понаблюдал несколько минут за внутренним двором и, так и не дождавшись появления "хвоста", облегчённо выдохнул: "Чисто, - помедлив, достал из кармана дублёнки записку. Там был только чей-то телефон и имя: Юрий. - Так-так..., это знакомый Лёни, должно быть, и не простой смертный, надо полагать. Чем он может помочь? Это выяснится только после встречи, следовательно, надо позвонить. Из дома не стану. Отныне с того телефона делаю лишь бытовые звонки, все остальные из телефона-автомата в соседнем микрорайоне. Что ж, Филин, вот и ты становишься поневоле шпионом, только в отличие от разведчиков - защищаешь свою любовь и жизнь возлюбленной", - усмехнувшись, спрятал надёжнее листок с номером телефона, встал с подоконника, отряхнулся и только сделал шаг к лестнице, как услышал женский голос:
   - ...Вы ко мне? Долго ждёте? Простите, выходила в магазин... - на этаж, тяжело астматически дыша, поднималась пожилая худенькая женщина, нагружённая авоськами и сумками.
   Фил автоматически бросился навстречу, подхватил сумки, а свободной рукой взял под руку старушку и помог подняться на четвёртый этаж.
   - Ох..., задохнулась... что-то... сегодня. И чего это я... навалила в сумки... столько всего, а...? Вот ведь неугомонная..., вот ведь упрямая..., и свалишься в сугроб когда-нибудь... и замёрзнешь..., как твоя мама, - задыхаясь, ворчала, пытаясь открыть ключом дверь в старой дерматиновой обивке. - Молодой человек..., помогите..., руки трясутся... - протянула связку, приваливаясь к стене возле двери и медленно... сползая на пол!
   Времени думать и что-то объяснять просто не было. Быстро открыв дверь, Филя подхватил старушку и втащил в прихожую, усадив на пуфик в углу возле телефона и зеркала. Занёс все авоськи и сумки и нерешительно шагнул в чужую квартиру, понимая, что просто не может оставить в таком состоянии бедную женщину.
   - Может, вызвать "Скорую"? - спросил тихо, смотря в бледное лицо хозяйки.
   - Нет, не стоит. Там, на кухне..., в аптечке на холодильнике... нитроглицерин... Забыла с собой взять...
   Не дослушав, сбросил обувь и побежал наугад в кухню, найдя её в путаном коридоре по звуку радио, что было включено довольно громко - нехитрая защита от воров. Быстро найдя указанное лекарство, вернулся и сунул несчастной в рот таблетку насильно, видя, что закрыв глаза, не реагирует на его появление. Убедившись, что пилюля попала по назначению, опять ринулся на кухню за водой и нашатырём. Найдя ампулу в аптечке, замешкался: "Как вскрыть?" Недолго думая, обернул в клок желтоватой ваты, найденной тут же, и сжал в руке - хрустнула, сквозь пальцы проступила остро пахнущая жидкость. Так и поднёс кулак к носу бабушки, пока не разжимая - глаза начало резать от такого количества нашатыря в маленькой и тесной прихожей! Когда дёрнула головой, приходя в себя, снял с неё обувь и древнюю вытертую до проплешин цигейковую шубку, поднял сухонькое тело на руки и отнёс в гостиную, положив на диван. Постоял, почесав голову, и всё-таки решил вызвать "Скорую".
   - ...Не стоит. Мне уже лучше... - остановил в спину слабый голос. - У меня такое случается часто - не навызываешься врачей... Да и не хотят они к нам, старикам, ехать. Взять с нас нечего, а в пустую им работать неинтересно, - попыталась привстать, и гость сразу помог, подставив под спину пару небольших подушек, стоящих по бокам диванчика. - Вот и отлично. Скоро буду, как новенькая, - подняла сине-зелёные глаза, внимательно посмотрела в лицо парня, удивилась. - Я Вас приняла за другого. Мы знакомы?
  
   - Нет. Простите, но всё так быстро произошло, что не успел Вам сказать о недоразумении, - тихим голосом заговорил. - Случайно оказался в этом доме - ошибся адресом. Присел на подоконник, чтобы уточнить его по записке, а тут Вы...
   - Да-да..., а тут я, да с авоськами-сумками, да ещё и в обморок бухнулась! - заговорив слабым дрожащим голоском, посмеиваясь, бабушка развеселила от души, и гость засмеялся невольно, не справившись со смехом. - Прямо, как барышня на городском балу: увидела красивого гусара - бух ему на руки в обморок! Вот ведь были бестии продувные какие! Так и выскакивали замуж! - мелко трясясь, веселилась. - Так и моя бабушка вышла замуж! - победно зыркнув озорным глазом, стала медленно вставать, но, едва встав, завалилась на бок, чуть не свалившись с узкого диванчика на пол ничком.
   Не говоря ни слова, Фил подхватил, поднял на руки женщину и отнёс на кухню, усадив на табурет и налив воды в стакан. Из прихожей принёс сумки-авоськи и под руководством постоянно балагурящей хозяйки рассовал нехитрые запасы в маленький, гремящий нещадно холодильник.
   - У Вас, молодой человек, немалый опыт по уходу за болящими! - изрекла, задорно скосив на пунцового гостя глаза. - А ведь по Вашему виду вовсе не скажешь, что это Ваша профессия!
   Расхохотавшись, просто рухнул на хлипкий стул возле кухонного стола. Смеялся долго, поражаясь причудливой судьбе и её фортелям, выкидывающим подобные коленца: "Уж чего-чего, а такого времяпрепровождения я точно не планировал! Сижу на бедной кухоньке с больной старушкой, которая, стоя одной ногой в могиле, продолжает шутить и острить и не оглядывается ни за свою спину в прошлое, ни вглядывается вперёд в будущее - что бог даст".
   Только через два часа покинул квартиру новой знакомой, которая напоила его чаем с домашней выпечкой и, непонятно посмотрев в глаза, словно заглянув в душу, попросила рассказать "всё, что так гнетёт милого мальчика". Успокоила тем, что "слишком уже стара, чтобы чего-то бояться или чему-то удивляться". Так минутный порыв помочь слабому обернулся новым знакомством и новой вехой в его жизни. Странной вехой, совершенно не вписывающейся ни в окружение, ни в стиль жизни, ни в социальную среду! Встреча с Маришей оказалась тем самым мощным "фугасом", который, рванув, пробил ощутимую брешь во всех линиях ограждений его мирка от мира простых обывателей. Вот и хлынула эта обычная жизнь в его судьбу, подмывая и расшатывая такие прочные, как казалось ранее, опоры и основы устоявшейся жизни. Именно со дня встречи с Лебедью начались новые знакомства и самые интересные события в судьбе парня. Все были так новы и волнующи, привнесли столько свежести и остроты, что остановиться и вернуться в привычные и обыденные, предсказуемые и распланированные благоустроенные пенаты ему не хотелось. Из "старой" жизни брал только материальные блага и услуги. "Новая" же одаривала душевными сердечными настоящими дарами: человечностью, преданностью, честностью и доблестью. Вот и Калерия Валентиновна ("Ну и имечко, боже!"), новая знакомица, стала на время просто необходима Филиппу, как воздух! Там, в убогой квартирке на четвёртом этаже старого дома на задворках столичного огромного, громыхающего транспортом проспекта, нашёл покой, который стал той самой заповедной гаванью спасения в момент жестокого жизненного шторма, разразившегося вдруг вокруг Фила.
  
   ...В первый день, когда напился душистого чая с травами, объелся восхитительных пирогов с творогом и изюмом, яблоками и капустой, так напомнивших вкусом стряпню его первой нянюшки, гость попросил разрешения с телефона бабы Леры позвонить в город по номеру, написанному рукой Лёни.
   - Ах, боже мой! Он ещё так смирно спрашивает! Да сделай милость, звони! Только, если это межгород, придётся потом тащиться на почту и платить за переговоры. А там всегда сущее столпотворение!
   - Нет, бабушка. Это московский номер, и, судя по первым цифрам - "Черёмушки".
   - Тогда, бог в помощь! Дверь на кухню даже можешь закрыть! - крикнула сквозь углы и коридоры бестолковой планировки квартиры радушная хозяйка.
   - Не стоит. Разговор-то на минуту, - ответил, набирая на диске заветную комбинацию цифр, молясь, чтобы звонком не навлечь на милую женщину неприятности и "слежку". Номер не отвечал долго, потом трубку сняли, и прозвучало короткое и спокойное: "Юрий. У телефона". - Я от Леонида. Филипп.
   - Завтра. Зарядье. Кафе. В семнадцать. Буду в белой рубашке, - чётко проговорив, абонент тут же отключился.
   Держа в руках трубку телефона, исходящую короткими гудками, опешил: "Вот это да! Вот чёткость и оперативность! В полминуты человек уложился. Никто не успел бы "засечь" разговор! Но, раз такой профессионал, вывод только один - "силовик", "чекист". А ты на что надеялся, Филин? Они завели эту бодягу, их же методами только и возможно бороться. Тебе лишь останется решить: готов ли нырнуть туда с головой? Хотя, уже опоздал что-то решать, "жемчужный мальчик", как тебя любовно назвала твоя Лебедь. Как только сказал первое слово Леониду - подписался на сотрудничество с ними, сам того не сознавая. Потому и просил друг пару недель: искал того, кто сможет и помочь тебе, и сделать это теми же приёмами, что и "конторщики". Всё логично: ты в игре, и это не игрушки. Как тогда сказала старушка-медсестра из соседнего детсадика: "...нет, милый мальчик, это совсем не шутки!" Вот теперь время для "не шутки" настало и для тебя, Филин. Отныне Маришка не одинока - вы с ней и её возлюбленным офицером по одну сторону баррикад. Команда. Маленький, но стойкий отряд, выступивший против Системы и "ставший против ветра" под флагом любви по имени Марина".
  
   ...Сидя дома на подоконнике, забравшись на него с ногами, Фил пытался разобраться в событиях последних дней, припомнить все разговоры с друзьями и знакомыми, мысленно останавливая картинки, осматривая всё вокруг в поисках "хвоста". Пока не наблюдалось, но не могло служить доказательством, что его не было вовсе: могли следить такие профессионалы, что и комар носа не подточит. Вздохнул протяжно, поерошил длинные густые волосы: "Эх, Филин, Филин! Во что вылилась твоя попытка стать богом и вершить судьбы любимых тобою людей? Страхом "слежки", боязнью свободно говорить по домашнему телефону, патологической настороженностью и подозрительностью в момент прогулок и дружеских встреч. Теперь не просто видишься с людьми, ты их прощупываешь, сканируешь снаружи и нутром, осматриваешь, прислушиваешься к душам и думам - становишься неврастеником, милый. Или телепатом? Или параноиком. Что ж, это всё же лучше, чем быть законченным наркоманом. Или жалким трусом, - криво улыбнувшись отражению в окне, опять закурил в доме, открыв на этот раз фрамугу окна. - Больше не буду, мама, честное слово! Это в последний раз. Завтра встреча с неизвестным в кафе в районе Зарядья - жутко нервничаю. Хотя, прекрасно и сам понимаю, что машина запущена, и мне остаётся либо запрыгнуть в неё на полном ходу и постараться изнутри управлять движением, либо броситься под колёса и тихо бесславно погибнуть, так и не попытавшись хоть чем-то повлиять на ситуацию. Вот и выбрал: завтра запрыгну, и... будь что будет".
  
   Глава 8.
   Первые результаты.
  
   Как только Филипп вышел из кафе в Зарядье на тротуар, рядом остановилась чёрная "Волга", и водитель с выправкой военного, приоткрыв дверь, безмолвно кивнул на сиденье рядом с собой. "Допрыгался, Пинкертон! "Органы"!" - не выдавая паники лицом, понимая, что вокруг полно людей, спокойно подошёл в машине, с достоинством сел, аккуратно прикрыв дверцу.
   - Прости, что так, но за мной "хвост" папочка подвесил! - знакомый голос удивил и заставил обернуться: Лёня! - Я это, я! - протягивая руку в приветствии, притянул, потискал поверх мягких сидений. Водитель вёл машину и смотрел только вперёд. - Ты оставайся на переднем сиденье и старайся головой не вертеть. Рассказывай: как, где, что и почему, а главное - зачем? Не волнуйся, водитель наш, многолетний и проверенный. Ни одну тайну слышал и видел - сам рискует, но уезжать не хочет. Предлагали не раз "за бугор" переправить, семью там бы создал, начал жить для себя. Нет, отказался, - хлопнув по правому плечу серьёзного взрослого мужчину, признательно улыбнулся ему в зеркало заднего обзора, на что тот лишь коротко без улыбки кивнул и тут же отвёл глаза на дорогу, вновь превратившись в молчаливое изваяние с военной выправкой. - Фил! Не молчи, друг! Расскажи всё, как на духу!
   - Ты лучше расскажи, за что у отца в опалу попал! Доволочился...? - криво усмехнувшись, сел на сиденье прямо, и теперь только смотрел в зеркало, ловя там шальные озорные глаза Лёньки-непоседы. - Колись!
   - Хуже. Не просто доволочился, а... влюбился, - сник, покраснел, погрустнел и стал несчастным. - Она не из нашего круга, вот в чём проблема. А отец, как только ему об этом доложили, тут же и встал "в стойку". Рассказывать не стану - сам всё понимаешь. Меры, которые предпринимает, тоже известны по другим похожим случаям, - уже страдал. - А я полюбил всерьёз, по-настоящему. Она стала мне нужна...
   - ...как воздух. А разве без воздуха можно жить? - Фил тихо закончил грустным голосом мысль друга. Увидел в зеркале изумлённые и потрясённые глаза, печально и понимающе улыбнулся. - Мы все в такие минуты похожи - влюблённые. Видимо, это болезнь и очень заразная к тому же! Не я ли тебя заразил...? - внезапная догадка осенила вдруг. - Так это та красотка из кафе? Когда мы с тобой говорили о моей любви, о Марине?
   - Ну да..., тогда и познакомился с ней... - поражённо проговорил, задумчиво гладя лоб и хлопая глазами. - Я-то принял её за лёгкую добычу, а попался сам. Она там оказалась случайно - подруга затащила, желая отметить своё предстоящее замужество. Вот и нарядились они, как на новогодний бал! - тихо засмеялся, покраснел. - Я и принял их за охотниц за богатыми парнями и наслаждениями. Но, едва подвёз её подругу, она чуть не упорхнула, помахав мне ручкой! Бросил машину и догонял по тротуару и дворам, как пацан! - громко смеясь, стал таким простым и чистым, и... счастливым! - Еле-еле убедил, что пошутил, что я дурак, потому и вёл себя по-дурацки! Боже..., что ж я тогда только ни плёл! Едва уговорил подождать, пока уберу машину с проезжей части - бросил же открытую! - смутился, притих, засмущался. - В общем, дела обстоят так: к сегодняшнему дню я безнадёжно влюблён и глубоко несчастен. Отец встал в позу, указал на невесту и дал месяц срока. Либо дам согласие на женитьбу на его "выгодной партии", либо не сын ему со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями. И не только для меня, вот в чём сложность. Я своей любовью, оказывается, могу убивать любимых и дорогих мне людей... - договорив почти шёпотом, опустил голову на колени, обхватив её руками. - А я вовсе не хотел ей принести беды. Я люблю и хочу на ней жениться. Вот и всё! Хочу простого семейного счастья с нею, только и всего! Только с ней...
   - Теперь ты меня понимаешь? - Филипп не выдержал и повернулся, положив руки на сгорбленные плечи Лёни, пожав их. - У меня-то положение ещё трагичнее, ты же помнишь. Вот и хочу вырвать её отсюда и вывезти побыстрее "за бугор".
   Водитель метнул в Фила предостерегающе глазами. Понял, повернулся опять лицом к дороге.
   - Теперь мы с тобой в одной лодке, друг - пострадавшие от любви и Системы, - грустно закончил, смотря в зеркало. - У тебя - навязанная невеста, у меня - того хлеще... - не договорив, обречённо махнул рукой.
   - Я в курсе всего. Полностью. Прочитал доклад "опера". Единственное, что могу тебе посоветовать: отстранись! - так посмотрел в зеркало, ловя глаза Фили! - Офицер не собирается от Марины отступаться - "гэбэшники" это тоже понимают. Значит, она первая мишень на уничтожение. Ей не устоять. Она - смертница. Они их "уберут"! Ему не уцелеть при любом раскладе - пошёл против Системы! Забудь её, Филипп! Ни их не спасёшь, и сам погибнешь. Пора протрезветь и смириться с очевидным, Фил. Позаботься о себе, друг. Спасайся!
   - Плевать на мою жизнь! Помоги, молю! Хотя бы ей! Ты ведь там, на самом "верху"! - Филя в отчаянии обернулся к другу и схватил за отвороты кожаной куртки. - Не за себя прошу! За неё! Она того стоит, понимаешь ты это!? Я - мусор! Она - золото! Помоги сберечь!
   Шофёр резко свернул к обочине, выскочил из машины, открыл дверцу со стороны Фила, одним резким движением вышвырнул того из салона на тротуар и вернулся на место. Через мгновенье из задней двери выскочил со скандалом Лёнька и, отмахиваясь от сильных рук рослого крепкого сбитого мужчины, бросился поднимать с земли друга.
   - Да я же не отказываюсь! Но у меня теперь обрезаны крылья до костей! Я оказался в такой "вилке", что тебе и не снилось! Если выберу любовь - окажусь, скорее всего, в "Кащенко", заколотый "наркотой". Отцу проще сделать меня идиотом, чем отпустить с миром! А если соглашусь на его условия, попаду в то же "Кащенко" по простой человеческой причине - сойду с ума без любимой! - поставив друга на ноги, вцепился в отвороты его дублёнки, едва сдерживая слёзы. - Только есть ещё одна деталь: что бы я ни выбрал - они "уберут" мою Ольгу! Она им мешает при любом моём выборе! При любом! Я убил её!! Убил любовью!!
   Подскочил ординарец, схватил Лёню в охапку и зашвырнул в салон на заднее сиденье, как щенка. Через несколько секунд их машины не было и в помине.
  
   Филипп остался стоять на пустынном загородном шоссе, потрясённый и раздавленный общим горем. И бессилием. "Почему судьба так обошлась с нами? Одарив безграничным счастьем, подарив чудесных женщин, тут же выставила такой счёт за услуги, что мы просто не в состоянии его оплатить! Как жестоко, Господи! За что мстишь!? За то, что не поделились с тобой счастьем? Или ты бываешь счастлив только тогда, когда мы здесь, на Земле, корчимся в невыносимых муках и проклинаем тебя? Так что же тебе от нас нужно: любовь, почитание, страх или ненависть?" - погрозил кулаком в приступе отчаяния в мрачные, хмурые, свинцовые небеса, закричал во весь голос проклятия и хулу Тому, кто там, сверху, Тому, кто так жесток и равнодушен.
   Снег внезапно посыпался из низких туч, смазав границы дороги и тротуара, заставив зажечься автоматически фонари на мачтах освещения. Солнечный с утра день обернулся хмурым вечером: сырым, промозглым и неприветливым.
   Высказавшись и выплакав все накопившиеся слёзы горечи и отчаяния, парень очнулся, вышел к трассе и стал "голосовать", пытаясь "поймать" машину. Через минут двадцать его заметил таксист, идущий в парк "на прикол".
  
   "...Ну и погодка, ну ты посмотри! Это уже не дорога - маета грешная и мука для тела. Да..., вовремя съездил. Спасибо, подождала непогода с ненастьем своим. Ишь, как повалило-то! Стена! Да ещё и снег такой мокрый! Попади под него - враз насквозь промокнешь! Так, Василий, не торопись..., следи-ка за потоком. Начинает юзить, скверно, - таксист сбросил скорость, протёр быстро чистой ветошью лобовое стекло со своей стороны - запотело. - Холодает на улице. Значит, Крещение опять будет морозным, русским, настоящим! - едва убрал тряпку и посмотрел бегло на тротуар, увидел на противоположной стороне шоссе насквозь промокшего, облепленного снегом мужчину, парнишку, скорее - высокий и худой. Ещё сбросил скорость, понаблюдал за проносящимися мимо "голосующего" пассажира машинами, вздохнул протяжно. - Эх, в парк надо уже, и жаль мальчишку - уж мокрый стоит, а никто не подбирает. То ли не видят, то ли совесть мы все потеряли вконец в своей сытой Москве! Нет, надо брать клиента - простынет ведь пацан! Темнеет уж - совсем пропадёт он! Место такое - не возьмут его тут. Как здесь оказался...?" - чертыхнувшись, Касьянов медленно свернул к разметке, развернул машину и становился возле парня.
   - Садись, давай, быстро!
   Видя, что он замешкался, то ли озябнув, то ли не слыша, Василий вышел из салона, усадил пассажира на переднее сиденье и сел на место.
   - Куда? Адрес! - потрепал осторожно плечо бледного до синевы паренька, одетого дорого. Удивился: "Явно состоятельных родителей сынок. Молодой такой! Лет восемнадцать!" Потормошил активнее. - Можешь говорить?
   - Д-ддаа, на Ленинский, там покажжу... - едва прошептал вконец озябший клиент.
   Быстро достав маленькое полотенце, подал парнишке и тот плохо слушающимися руками вытер лицо, а водитель уже протянул в крышке термоса горячий крепкий чай и помог выпить пассажиру - руки так тряслись, что не мог удержать стаканчик. Убедившись, что пока пацан держится в сознании, поехал по адресу, тихо разговаривая, не давая ему уснуть в тепле салона.
   Очень удивился Василий, когда привёз богато одетого клиента к неприметной пятиэтажке в глубине дворов на задворках Ленинского проспекта. Несколько раз переспросил, не ошибся ли мальчишка, только тогда, убедившись, помог зайти на четвёртый этаж бедного старого дома. На звонок дверь открыла седенькая старушка, вскрикнувшая: "Филя!" и тут же вцепившаяся в парня своими маленькими сухонькими ручками. Так и пришлось пожилому таксисту затаскивать его вместе с бабушкой, которая уже верещала в слезах и причитаниях безостановочно! Пока вдвоём раздели крупного парнишку, пока уложили на маленький диванчик в гостиной, пока старушка уговорила поужинать с ней, прошло немало времени. Только тогда отпустила человека, заплатив за доставку внука из своего тощего кошелька, высыпав всю имеющуюся там наличность до последней копейки! Не стал говорить ей Касьянов, что чуток не хватает - уж очень убивалась бабуся по внучеку...
   Идя вниз по старым, истёртым ступеням ветхой пятиэтажки на выход, задумался о странностях жизни: "Вот ведь чудные дела бывают: богатый с виду юноша, а, почти теряя сознание, назвал адрес своей нищей бабушки. И она даже не полезла к нему в карман, чтобы оплатить приезд, а вытрясла все копейки без звука и слёз из своего жалкого и тощего кошелька. Чудеса! И что парень делал за городом в такую непогоду, один и без машины?? Может, выбросили из неё и угнали транспорт? А что, вполне возможно! Сколько раз уже слышал о таких случаях. Тогда, этот бабушкин внук - везунчик. Могли ведь и убить! Дааа..., Москва становится всё неспокойнее, хоть и подчистили её перед Олимпиадой-80. Всего четыре года прошло, а шпана да бандиты словно утроились в столице! Что ж тогда будет дальше...? Содом и Гоморра? Страшно и подумать. А сюда я, пожалуй, загляну завтра утречком: справлюсь о парне и заодно спрошу о его машине. Ведь, получается, я - свидетель. Нет, угона не застал, а вот паренька успел подобрать, - оглянулся на дом, запомнил номер и улицу и, вздыхая, пошёл к такси, радуясь, что успел спасти человека. - Кто его знает? Может, грабители заметили мою машину и не стали потому убивать мальчишку? Ну, это не моя заслуга, парень. Скажи спасибо той девушке, которой загорелось в такую непогоду съездить к матери в Подмосковье, в Красногорск. Сидела на заднем сиденье и всё радостно так вздыхала, а сама сияла солнцем весенним! Или замуж собралась, или беременна. Вот и летела домой к маме, что б, видимо, сообщить ту радость свою. Вот она-то и заказала моё такси заблаговременно, да с погодой не повезло мне потом. А тебя я подобрал уж на обратном пути. Вот и всё везение".
   Продолжая рассуждать, предполагать и сомневаться, таксист выехал со двора и поехал в сторону таксопарка, уже думая о рабочем: "Как объяснюсь таким поздним прибытием...? Эээ, не люблю я лгать! Но, раз такое дело, ладно уж... Скажу, что обломался чуток, повозился с поломкой часок. С Михалычем-механиком потолкую, прикроет меня, если что. Свой он, с под Калинина..., - вздыхая, Василий выехал на проспект и, уже не медля, ринулся в парк. - Домой. На прикол. В тепло и уют. К Машеньке. Пока, парень! До завтра!"
  
   ...Радио играло какую-то нехитрую мелодию, и Филипп стал её тихонько в уме напевать, размышляя: "Почему не знаю эту песню? "Как много лет во мне любовь спала! Мне это слово ни о чём не говорило! Любовь таилась в глубине - она спала, И вот проснулась и глаза свои открыла..." Голосок певицы такой юный, трепетный, свежий и страстный, немного с акцентом, иностранным, что ли? Да, Филин, ты надолго выпал из жизни. Вот и песни не знаешь и певицу не узнаёшь. Что ещё пропустил в своей короткой жизни? Как ты умудрился оказаться на её поверхности? Там ведь так неудобно и скользко: того и гляди, соскользнёшь прочь, никто и не заметит потери. Кто смотрит наверх, поверх? Никто. Только Маришка сумела увидеть и втянуть тебя внутрь жизненного шара. Удержишься ли, или опять взмоешь в пустоту и одиночество? Одиночество, которое, как оказалось, способно только убивать..."
   - ...Слава тебе, Господи! Спасибо, Царица Небесная, за милость твою... - голос был такой знакомый! Открыл с трудом глаза, буквально "продрав" их: "Как огненным песком насыпали: горят, щипят, не хотят раскрываться. Что случилось? О, звонок в дверь. Знакомый". - Здравствуй, Машенька! Проходи, родная. Прости, что позвонила тебе в такую рань. Беда у меня такая, - тихие голоса где-то далеко, что-то гремит и стучит. - Вот он, внучек мой Филя. Привёз вчера вечером таксист, говорит, за городом его нашёл. Мокрый весь был. И такой бледный! Ну, прямо, белее белого... - чьи-то руки раздевали, прикладывали холодный фонендоскоп к его груди и спине, пробовали открыть рот. - Никак? Ох, боженьки мои... Может, нашатырём попробовать? Есть он у тебя? Мой-то закончился. Ещё в аптеку не ходила, - резкий запах дёрнул голову, но сведённых челюстей не разомкнул.
   - Телефон работает? Я вызываю реанимацию! Похоже - менингит! Вы с нами поедете, баба Лера. Без разговоров! Если мои подозрения верны - Вы в опасности. Это очень заразное заболевание! Как бы и мне с вами всеми рядом не лечь...
   Звяканье телефона, нервные слова и звуки, перемещения людей по комнате, чужие лица, мужские голоса, сильные руки на теле - несут куда-то. Причитание старушки, хлопок дверей. Тишина, темнота и полный покой. "Наконец..."
   "...Ночь. Полная темнота. Только откуда-то пробивается тонкий лучик света. Где я? Почему не могу двигаться? Как...?"
  
   ...Только через полтора месяца Филипп окончательно поправился и пришёл в себя. За этот срок в палате успели перебывать все сокурсники, одногруппники, соседи, друзья-подруги, родня-свояки и прочие люди и человеки. С кривой улыбкой принимая посетителей элитной загородной клиники, складывал в большую коробку их обильные гостинцы и, едва они уходили, передавал её медсестре. Она спускалась с нею на первый этаж, шла в дальнее крыло здания, вносила тяжёлую посылку, исходящую ароматами свежих фруктов, конфет и сладостей, в маленький отдельный бокс на два койко-места. Здесь лежали особые больные: старенькая женщина и пожилая медсестра её района; за обеих шла отдельная плата. К ним требовалось особое внимательное и деликатное отношение, что и выполнялось безукоризненно. Вот и сейчас, неся коробку, у медсестры даже в мыслях не было, чтобы запустить в неё руку и что-то оттуда извлечь. Персонал в этой клинике был не просто высокопрофессиональным - вышколенным!
   - ...Нет, вы только посмотрите! Филя опять нас кормит сладким! Ох, Маша, мы с тобой отсюда выползем толстыми и ожиревшими, как гусеницы майского жука! - со смехом заводила привычную "песню" старушка, воздев руки горе. - Бедная, как же ты её дотащила-то? - резво соскакивала с кровати, помогала устроить посылку на боковом столике у стены. - Ты не стесняйся, бери, что нравится, Людочка! - начинала елейным голоском.
   - Нет, благодарю! Просьбы есть? Жалобы? Врач не требуется? При малейших возвратных симптомах, пожалуйста, на кнопочку жмите! Менингит - не шутка! - с чувством собственного достоинства и значимости молоденькая медсестричка плавно и величаво удалялась, тихо прикрыв за собой дверь бокса.
   Больные, сдерживая смех, отсчитывали минуту, потом в палате взрывался хохот атомной бомбой! Смеялись и над сестричкой, и над её важностью, и над грозно нахмуренными бровками и выставляемым важно пальчиком. Но без злорадства - от души и для души. Отсмеявшись, долго отирали струящиеся слёзы по щекам и подбородкам, сморкались в больничные красивые льняные полотенца, ещё с полчаса ухмылялись и вздрагивали в повторных смешливых атаках. Только потом, обессиленные, подползали к столику и начинали извлекать из коробки деликатесы, фрукты, сладости, выпечку. Включали электрический самовар, из маленького посудного шкафчика доставали чайный сервиз и начинали "вечернее чаепитие в Мытищах", как, шутя, называли это действо пожилые женщины.
   - ...Всё-таки, какая же странная штука жизнь! - начинала важный нескончаемый разговор Калерия Валентиновна, восседая у самоварчика, царственной рукой и величавыми жестами потомственной столбовой дворянки "советского разлива" наливала чай в красивые кобальтовые чашки.
   Аромат дорогого чая и свежих пряных трав наполнял маленькую уютную палату, плыл над седыми головами женщин, клубился паром над самоварчиком и растворялся у вентиляционной вытяжки, работающей днём и ночью, усиленно фильтруя и дезинфицируя воздух в особой палате. Прохлада и чистота способствовали быстрому выздоровлению пациенток, но, учитывая их возраст и накопившиеся болячки, они не горели желанием скоро покинуть элитное заведение и очень хорошее лечение, прилагаемое к нему. Вот и плакались-жаловались-стенали больные, вспоминая каждые три-четыре дня о новой "напасти и строгом наказании Божьем". Медики тайком перемигивались, понимающе переглядывались, но отказывать пациенткам в лечении не смели - за них шла отдельная и очень высокая плата: "Лечитесь на здоровье!"
   - ...Ну, вот скажи мне, Машенька, милая! Думала ли я тогда, когда возвращалась в тот день домой, нагрузившись авоськами и сумками, как простой носильщик с вокзала, что незнакомый милый мальчик, сидящий на подоконнике на третьем этаже, станет мне внуком и опорой в жизни? Что мой жалкий вид разбудит его нежное сердце настолько, что он не сможет оставить меня в беспомощном состоянии одну в квартире. А ведь многие так бы и поступили! Самое большее, что сделали б - открыли дверь старухе... - возмущённо сопя, прихлёбывала чай из синей с золотом чашки, сухими старческими пальчиками изящно брала ягодку или конфетку, мармелад или цукаты, клала в рот, довольно блаженно жмурилась, пользуясь неожиданно свалившейся удачей и везением.
   Мария, кивая, молча слушала воркование давней пациентки и думала о своём, о женском, и тоже радовалась неожиданному передыху, поблажке судьбы, короткому отпуску в бесконечной жизненной гонке за лишней копейкой, чтобы прокормить себя и детей, чтобы помогать семье сестры-инвалида, от которой сразу ушёл муж, как только узнал о приговоре врачей. Вот и рвала жилы и силы Маша смолоду, не зная ни выходных, ни праздников, ни больничных, ни отпусков. Ей было только пятьдесят три, а в зеркале видела старуху, лишь едва моложе Калерии, которой по паспорту было семьдесят четыре, а в реальности, скорее всего, за восемьдесят. Схитрила в смутные военные времена баба Лера: молодилась, старалась выйти получше замуж. Но Мария не осуждала: "Всем хочется счастья. Тем более Калерия, "белая кость", из дворян, красива до сих пор. Даже на паспортный возраст "не тянет". А теперь, если этот мальчик не оставит её заботой - ещё лет двадцать протянет. Дай-то бог! Славная старушка и добрая, всегда всем помогает, последнее выносит, если с кем беда случается! Лера-то заслужила чуточку счастья на склоне лет".
   Так и проживали женщины в одной палате в мире и ладе, уважая особенности характеров и помогая друг другу.
  
   Их всех разом выписали из больницы перед самым Старым Новым годом, и вышли провожать большой компанией врачей-медсестёр-санитарок, долго прощались и целовались, благодарили и плакали. Весь персонал был очень щедро одарен и отпущен со двора восвояси в клинику.
   Филипп, похудевший, с запавшими глазами и синими подглазниками, сначала опечалил до слёз Калерию, но потом, вырвав у него обещание хорошо кушать, был зацелован-заласкан-обнят-затискан-благословлён. Только тогда милостиво отпущен к смеющейся матери и отцу, терпеливо ожидавшим конец "прощания" с бабушкой, спасшей их единственного сына. Поговорив наедине, родители решили сделать царский подарок Калерии: купили маленькую удобную квартирку в новом доме на северо-западе столицы в Никололесковском переулке в районе знаменитого Калининского проспекта, куда и собирались отвезти сейчас, поставив новую хозяйку перед дверью нового жилья и перед самим фактом единоличного им владения, так сказать, постфактум, "де-юре". Поняв, что её ещё не отпускают, Калерия немного удивилась, но спокойно села в их иномарку, тепло и сердечно попрощавшись с Марией, тут же уехавшей домой на оплаченном кем-то такси. Сев с Филиппом на заднее сиденье, сделала вид, что задремала, что и случилось вскоре на самом деле - возраст сказывался. Когда открыла глаза, машина стояла в незнакомом дворе свежей высотной новостройки, но сам двор был ухожен и убран, и чувствовалось, что летом тут будет не только красиво, но и прохладно - во внутреннем сквере сохранили старые вековые липы. Вздохнула: "Ах, как я люблю липовый чай!"
   - ...Ну вот, Калерия Валентиновна, Вы и дома! - импозантный отец Филиппа протягивал руку, помогая выйти из высокой мощной иностранной машины. - Прошу Вас, вот в этот подъезд. Третий этаж. Лестницы пологие, ступени широкие. А если устанете - три лифта в Вашем распоряжении.
   Бабушка бездумно шла за добрыми людьми, не совсем понимая, к чему ей такие подробности, ведь ей послышалось: "Вот мы и дома". "А..., так вот где они живут". Но, когда на лифте поднялись на третий этаж, прошли просторным красивым холлом с цветами в кадках, когда ей в руки дали ключи, сильно заволновалась, беспомощно и испуганно оглянувшись на Филю.
   - Давай, баба Лера, уж открою тебе. У нас с тобой это стало доброй традицией, - тепло шутил, открывая богатую дверь, обитую натуральной кожей вишнёвого цвета, и гостеприимно распахивая. - Сама войдёшь или внести, как в прошлый раз...? - звонко рассмеялся.
   - Это твоя квартира, и вносить сюда ты будешь только свою жену! - серьёзным тоном проворчала, всё ещё не веря своим старым ушам.
   - Нет, бабушка. Это твоя квартира, так что, переступай-ка сама порог, - бережно взял за сухонькие плечи, поставил прямо перед порогом. - Ну, шажок... Другой... Топ-топ...
   Родители счастливо смеялись, видя, как заботливо сын "внёс" новосёлку в квартиру, продолжая вести, как куклу, на кухню, где было всё готово к приезду хозяйки. Пошептавшись, попрощались с Калерией и быстро ушли, оставив её с сыном. "Будет нелегко несколько дней - пусть поживёт с ней. Квартира двухкомнатная, полностью меблированная. Из старой квартирки сможет забрать дорогие для неё вещи много позже. Так с сыном и договорились: не допускать до старой квартиры старушку с неделю-другую, дав вжиться в новую обстановку и вещи. К хорошему привыкается быстро - потом не захочет везти слишком много старых вещей из прошлой нищей жизни. Ни к чему. Будут напоминать о тяжёлой обстановке, из которой её вырвал наш сын".
  
   Глава 9.
   Снова вместе.
  
   Выезжая со двора новостройки, супруги переглянулись и тепло улыбнулись друг другу. Заграница научила уважать странности друг друга, помирив и примирив. Часто виделись там, парой появлялись на важных мероприятиях, не вмешивались лишь в сугубо личную жизнь друг друга. То, что невозможно было в Союзе, стало тихим семейным счастьем в Канаде. Отец Филиппа Серж имел постоянного любовника и был вполне счастлив. София, мать, после трёх дней страсти с юным сыном, отныне и не смотрела на взрослых мужчин. Крутила романы со студентами, и сама резко помолодев и похорошев. Как отметил супруг, ей теперь нельзя было дать и двадцати пяти лет, чем не только не польстил супруге, но даже недодал правды - Софи выглядела девушкой. А в сочетании с воспитанием и деликатностью - вообще, становилась вечной причиной драк в университете: так парни завоёвывали любовь очаровательной русской преподавательницы. Единственное, что омрачало её хорошенькое личико - забота о сыне. И пока Филипп не переедет к ним в Канаду - не будет ей покоя.
   Соня задумалась, вспомнив о Филе: "Сильно изменился: стал серьезнее, взрослее, появилась чисто мужская черта - заботиться о женщине, какого бы возраста ни была. И ещё что-то неуловимое и пугающее, опасное. Нет, пока не поговорим, не смогу это объяснить. Вот вернётся от бабы Леры - насяду. А пока домой на Русаковку, в квартиру, в спальню, где всё ещё витает любовь и страсть тех ночей, проведённых с сыном. Что ж тут удивляться, что в него влюбилась: он - копия отца, к которому чувство так и не остыло и вряд ли остынет. Судьба".
   Сергей деликатно наблюдал за женой, страшно гордясь ею и неувядающей красотой. Но без душевной красоты была бы ничто, в Софи же всё сошлось воедино. "Я до сих пор был благодарен родителям, что силой заставили тогда жениться на дочери однополчанина отца. Это уже потом после войны тесть пошёл резко "наверх", достигнув такого высокого положения. Теперь родителей нет в живых, и сказать то самое "спасибо" стало некому. Так жаль! При их жизни так и не нашёл в силы перебороть обиду, что не поняли, не позволили быть "другим", пригрозив "психушкой"! И вот сейчас, спустя столько лет, когда состоялся и богат, когда могу жить свободно и не оглядываться на смешки и оскорбления, их нет, и не поцеловать руки и лица, не прошептать слова признательности и благодарности".
   - ...Софи! Давай завтра съездим к нашим родителям на кладбище? Это не нарушит твоих личных планов? Прости, сразу не спросил, - негромко проговорил, полностью став канадцем даже по сознанию.
   - Нет, Серж, я свободна. Хорошая идея! Спасибо! Мне тоже давно хотелось их навестить, - тактичная и воспитанная, ни бровью не повела и не дала понять, что ангажирована на завтрашний день. "Перезвоню и перенесу встречу", - только и подумала. - Как только утром будешь готов, стукни в дверь, - игриво улыбнувшись, проворковала, играя ямочками на щеках.
   - Приглашаю тебя сегодня вечером в ресторан, наш, помнишь...? - понизил голос и стал таким близким! - Не откажи мне, пожалуйста, окажи милость - проведи этот вечер со мной, - взяв её руку, поцеловал, заглянув глубоко в глаза.
   - Это именно то предложение, о котором я думаю? - прошептала тихо.
   - Да.
   Больше не требовалось слов, потому что говорили сердца. Многолетняя совместная жизнь так никуда и не ушла, и тяга друг к другу тоже. "Пока Филипп поживёт с новой бабушкой, у нас будет маленький медовый месяц в собственной квартире! - на светофоре Серж притянул супругу и нежно прикоснулся к чудесным губам. - Я соскучился и так давно этого хочу! Сонька стала нужнее второй "иной" жизни. Давно". Очнулся от страстного жадного глубокого поцелуя, только услышав негодующие сигналы машин сзади.
  
   ...Спустя три дня, как только Филипп понял, что радостные истерики и "хлопанье" в обморок отныне не угрожают бабушке, позвонил с новенького телефона медсестре Марии и назвал адрес, сказав, что такси уже ждёт у подъезда её дома. Та, страшно удивившись, приехала минут через сорок, и сама едва не бухнулась без чувств, услышав предложение: "Переезжаете к бабушке и живёте постоянно в качестве пожизненной компаньонки и личной медсестры. Оплата наличными". Услышав сумму, Маша сползла на пол. Нашатырь проделал привычный путь к носу обоих старушек и успокоил их вопли. Придя в себя, обе обнялись и долго голосили от радости: отныне не будут влачить нищенское существование и станут поддерживать друг друга до самой смерти.
   ...Постояв перед своим подъездом, Филя вспомнил, что не предупредил родителей о приезде. Раньше, не задумываясь, рванул бы домой, радостно начал бы трезвонить в дверь, стучать и кричать, но за последние месяцы сильно повзрослел и не смог не заметить, как родители посмотрели друг на друга там, в машине. Значит, сейчас в квартире, вполне возможно, кипит любовь: и в прихожей на тумбе, и на подоконнике в кухне, и в душе. Вспомнив страсть и негу любви его и Маринки, застонал, борясь с ощутимой сердечной болью - умирал без неё физически! Тело болело, сдавало сердце, скакало давление, ныли суставы. Врачи полностью обследовали, но так и не нашли веских причин таких расстройств в здоровье столь молодого пациента. Только тогда сказал врачу наедине правду о причине столь странного недомогания. Тот, тонко улыбнувшись, прописал больному: "Витамин "Ю-3" три раза в день в течение десяти лет подряд, а там посмотрим: возможно, удвоим дозировку", чем насмешил до слёз "больного". Спросив о значении того самого "Ю", получил веский и доходчивый ответ: "ЛюблЮ, желаЮ, имеЮ". Захохотав и покраснев до пят, пациент клятвенно пообещал строго следовать предписанию знающего и грамотного специалиста. Вот только когда сможет начать выполнять его - неизвестно, а в отсутствии "витамина" организм бунтовал и отказывался "фунциклировать". Вот почему сейчас и не поднимался в квартиру сын: позволил принимать "лекарство" подольше и побольше своим нестареющим родителям.
   Выкурив сигарету, пошёл к телефону-автомату и позвонил Леониду. Месячный срок, который дал отец друга своему сыну истёк, и Фил хотел знать, что же происходит в его жизни. Но то, что услышал в трубке, оглушило! Просто сполз по стенке кабинки автомата, всё ещё сжимая в руке гудящую прерывистыми гудками трубку: "Десять дней назад Леонид, находясь в служебной машине со своей девушкой Ольгой, попал в автокатастрофу в районе Каменного моста. Не выжил никто из пассажиров, водителя выбросило через лобовое стекло, отделался тяжёлым сотрясением мозга - останется инвалидом на всю жизнь по психике". "Итак, Лёнька выбрал любовь. Это стало окончательным приговором и ему самому, и его любимой Оле. Водитель, который был в курсе всего, но не доложил "куда следует", тоже был обречён. Результат - авария. Чисто сработано. Комар носа не подточит. Родители теперь в законном трауре по единственному любимому сыну, который для всех окружающих отныне станет святым. Об Ольге никто и никогда не вспомнит - очередная пассия была. Боже..., как страшно! Это уже не правосудие - инквизиция какая-то! Господи, Маринка, как же тебя спасти, любимая? Если сам министр не пожалел единственного сына, когда тот "встал против ветра", то, что же сделают с вами, простыми людьми!?" - сидя на полу кабины телефона-автомата и прижимая гудящую трубку к плечу, рыдал, скорбя о чудесном, открытом, шаловливом друге Леониде, о красивой, нежной Оленьке, на которую и "запал" тогда Лёнька в кафе-баре, начав движение в сторону эшафота; о своей любимой девочке-Лебеде, которую не удастся спасти, как бы ни старался, потому что она не одна, а со своим возлюбленным офицером-"комитетчиком", за которым уже идёт охота всего аппарата Конторы, и, как только Филипп потянет на себя Маринку, за ней вереницей станет выползать такая страшная компания, с которой никому не справиться. Всё чётко понимая, сознавая тщету любых усилий, не мог оставить любимую в беде! Не мог...
   Очнулся от страшного наваждения только тогда, когда чьи-то сильные руки выдернули из онемевшей руки трубку, рывком подняли с ледяного стылого пола кабины на ноги, вывели на улицу, с трудом добились ответа о домашнем адресе. Затем, только родные руки мамы и отца, их объятия и слёзы, когда стал мёртвым голосом всё рассказывать с самого начала, с первой встречи с Русалкой, Утопленницей, Белой Лебедью - Маришей. Потом только вкус коньяка во рту, который влил насильно отец, и... темнота.
  
   ...Апатия накатила чёрной волной. Тело горело и требовало "витамина", а мозг усмехался и отправлял в безволие и равнодушие. Эта нескончаемая война гормонов и сознания была не просто мучительна - становилась смертельно опасной. Посовещавшись, родители куда-то уехали, оставив Марию у постели кричащего от боли в мышцах сына. Её вызвали по телефону и доставили на такси. Теперь тихо разговаривая с Филей, делала уколы, ставила капельницы, но напрасно: больной их вырывал, исходя кровью и криком. Через несколько часов дверь комнаты Филиппа открылась, и на пороге появилась худенькая фигурка девушки-привидения с бело-синим лицом и огромными изумрудными глазами. Мгновенно очнувшись, привстав на постели, Филипп увидел гостью, вскрикнул дико: "Маринка!!" и потерял сознание.
   - Оставьте нас, - тихо сказало неземное видение, и Марию вынесло неведомой силой в коридор вместе с уколами-капельницами-таблетками и захлопнуло дверь, щёлкнув задвижкой.
   Поражённая женщина потом так и рассказывала Калерии эту невероятную историю:
   - ...Нет, Лера, Вы только представьте эту картину... - Маша делала "страшные глаза" и повествовала дальше. - Мальчик кричит от сильной судорожной боли в мышцах, я стараюсь ему облегчить эти боли, он не позволяет мне этого! И вот, когда я уже стою на грани отчаяния и готова звонить его доктору из той клиники, на пороге вдруг появляется... ведьма: маленькая, тоненькая, бледная до синевы, но с такими огромными на пол-лица нечеловеческими глазищами цвета молодой травы..., даже не травы - изумруда. Прямо сверкает, полыхает ими, честное слово! Отродясь в своей жизни таких не видывала! Так вот: они не только сверкают, так ещё и светятся, ну, как у кошки в темноте! - нервно хлопнув рюмочку "чая" с запахом коньяка, дрожащим голосом продолжала. - И как только она переступила порог, наш мальчик-то и пришёл в себя, привстал с подушек, посмотрел на неё и как закричит, так сильно, как раненое животное: "Маринка!!", и опять в беспамятство... - утирая слёзы, выпили по валерьянке и принялись готовить травяной чай. - А она как рявкнет на нас: "Оставьте нас!", но так тихо, зловеще, странным таким, потусторонним голосом. Ох, Калерия, даже "мурашки" опять по телу бегут. Так нас-то с родителями, ну, точно ветром оттуда сдуло! Прямо-таки в стену противоположную впечатало, приподняв над полом так, что и ноги его не касались! Клянусь!! Да ещё тем ветром-то дверь так припечатало, что дом вздрогнул. А потом, уже в мёртвой тишине - щёлк! Замок изнутри закрылся! Сам! Не слышно было, чтобы она отходила по паркету от двери, а ведь девушка-то была в обуви - сапоги на высоких каблуках! Не на цыпочках же кралась? Неет, колдунья она: ветром всех вымела и дверь закрыла, вот! Как только дверь-то залипла, отгородив нас от больного, так мы с родителями мальчика и сползли со стены, где так и висели до того момента, и ни у кого не нашлось силы отклеиться от неё! Вот так-то, - победно глядя на бледную хозяйку, стала просить прощение за такой красочный рассказ, та её конечно тут же простила, и обе вскоре успокоились сладкой черничной наливочкой, припасённой хозяйкой для особых случаев. А этот случай - вообще из ряда вон выходящий! - Ну, за здоровье внука нашего Филиппа! Пусть оно будет хоть с хвостом (Прости, Господи!), лишь бы нашему мальчику полегчало!
  
   ...Филя открыл глаза, когда за окном была ночь. "Сколько же проспал? И вообще, какое сегодня число? А месяц? Да..., академический отпуск продолжается - не судьба мне этот год учиться в универе. Как там ребята? Моя группа? Что новенького? Как перенесли известие о гибели любимца и баловня курса Лёньки? - вспомнил, тяжело вздохнул, едва справляясь со слезами. - Господи, почему ты такое допускаешь...?"
   - У Него на всё свои планы. И своя Канцелярия. Ей и понадобился твой Лёня со своей девушкой. Теперь они там - вместе и счастливы. Никто отныне их не разлучит. Это и есть рай - быть свободным, - тихий, почти шелестящий голос сначала испугал до дрожи, а потом радость захлестнула горло так, что не мог говорить, только тихо заплакал. - Не плачь - им от этого становится плохо. Порадуйся, - голос продолжал звучать отовсюду, но источника видно не было.
   - Где ты? - едва проглотив спазм, прохрипел, всматриваясь в темноту.
   Вместо ответа щёлкнул выключатель маленькой настольной лампы, сейчас стоящей в углу комнаты и накрытой тканью, которая бросала на окружающие предметы причудливые кружевные разноцветные пятна. Такие же пятна были и на лице той, которая казалась лишь нереальным видением. Оно вдруг неслышно встало с кресла у окна, беззвучно подошло к кровати, невесомо присело на краешек, предостерегающе подняв палец.
   - Не двигайся - карантин на сутки. Только смотри и меньше говори, - само тихо стало снимать маленький халатик, который покупал для неё. "Значит, Маришка нашла шкаф, который я постепенно заполнял новой одеждой, покупая с любовью и радостью каждую вещь, мысленно примеряя на неё, учитывая цвет волос, кожи и глаз. Этот самый халатик купил именно из-за поразительного цвета: малахитово-зелёного. Как же хочется увидеть её в нём при свете дня и солнца...!" - Тише. Даже в мыслях говори шёпотом, - сняла шёлковый халат, под которым была только верхняя часть интимного гарнитура. "Господи... Вот хулиганка! Это она трусики на лампу надела!" - засмеявшись в уме, позволил пробиться наружу только улыбке. - Умница. Держи эмоции в глубине сознания. Тотальный контроль. Ничего лишнего, - легко прилегла рядом, но поодаль, лишь в досягаемости кончиков пальцев. "Специально мучает?" - Нет. Так надо, чтобы восстановить нервы: по ступенькам, как на мостик, пошагово, - едва шелестя, прикоснулась пальцем ноги к его ноге. Ток пробил тело! Дёрнулся, хотел ринуться, но... не смог. Ничего не понимая, пошевелился - тщетно: запеленала в простыню, как мумию! - Тссс! Ни звука, ни движения. Захочешь в ванную - выйду и позову отца. Так нужно. Поверь, - странно посмотрев, вдруг припала ко рту, просто прижавшись к коже губами. - Замри. Не кричи даже в голове, - смотря светящимися в темноте глазами, не возбуждение пробудила в измученном теле, а страх: животный, дикий, бездонный! Встав на локти, смотря неотрывно в глаза, тихо поцеловала губы, согревая теплом, овевая запахом липы, ромашки и зверобоя - летом, солнцем и песком.
   Глаза неожиданно закрылись, и Филипп... уснул, видя во сне большое зелёное море.
  
   ...Стоял в траве, утопая по грудь. Никогда ещё в своей жизни не видел такую густую и высокую траву! А сколько цветов вокруг! И как чудно пахнут! Раскинув руки, стал медленно идти, почти плыть по травяному полю, пьянея от красоты и запахов, от пестроты порхающих бабочек вокруг, от жужжанья пчёл и стрекоз, которые вспархивали над головой, смешно щекотали волосы и лицо, обнажённый торс и ноги. Прохладная снизу, сверху трава уже была горяча, разогретая солнцем, и этот контраст так понравился, что Филипп побежал по полю, широко распахнув руки! Ветер ласкал горячее юное тело, шевеля волоски и будоража кожу чувственными волнами. Словно лёгкие воздушные руки ласкали обнажённую фигуру, которая становилась с каждой минутой всё тоньше и легче... И вот, одновременно с разрядкой, стал невесомым и воспарил над зелёным морем травы, запорхав мотыльком. "Как, оказывается, чудесно, быть невесомым! В таком теле нет боли, нет чувств, кроме пустоты; нет отчаяния, нет страха - есть только полёт и ветер! И зелёное, изумрудное колыхание везде и повсюду. Только бесподобная зелень глаз моей Маришки, лишь бархат касаний её кожи..."
   Вздрогнув от наслаждения, почувствовав тугие толчки в плоти и радость разрядки, сладострастно застонал, но тут же заставил себя это сделать только в уме, шёпотом: "Тссс..., ни звука, - однако, ощущения туда никак не загонялись - клокотали в юном страстном теле, даря такое непередаваемое чувство полёта, что Фил даже засомневался. - А мотылёк ли я? Да нет, не очень похоже, потому что такое мощное возбуждение вряд ли ощущает простая бабочка. Бедная, как мне тебя жаль! Это ведь так волшебно - желать и чувствовать! Значит, я человек, мужчина! И сейчас желаю, имею и люблююю...! Боже... Лечу...!"
  
   ...Открыв, глаза, понял, что часть сна - явь: Маришка сидела на нём и томно стонала от наслаждения, выгнувшись дугой! Филипп вновь загорелся, рванулся, обхватил руками любимую, не дав ей упасть на пол в сладком беспамятстве, как бывало и раньше, и, перевернув, подмяв под себя, "взял" девочку, стеная в голос, не сдерживаясь ни на гран, почти исходя криком, словно истекая любовной кровью...
  
   ...На кухне, вздрогнув от диких криков сына, София рванулась к нему в комнату, но была перехвачена сильными руками мужа и прижата к груди. Вырываясь, кричала и просила отпустить к ребёнку, а Сергей крепко удерживал порыв, чётко выполняя инструкции странной загадочной зеленоглазой гостьи: "Что бы ни услышали, ни увидели, ни почувствовали - не входить, не пытаться ворваться, только терпеливо ожидать, когда выйдем вдвоём с Филиппом. Сами".
   - Софи! Софи!! Очнись и прислушайся, родная! Это уже не крик боли, ты слышишь? - с трудом оттащил опять на угловой диван, где и просидели последние двое суток, обнявшись в страхе за жизнь Фили. - Прислушайся же! У неё получилось, понимаешь? Без наркотиков вытащила из "ломки". Это "наркота" так долго из него выходила! Мы чуть не потеряли сына! - прижав к себе, замер, заулыбался и... притянул в поцелуе. Соня сначала дёрнулась, сопротивляясь, кулачками стала колотить спину мужа, но через минуту сдалась и вскоре потеряла способность ко всякому сопротивлению. Подхватив тонкое тело супруги на руки, целуя, понёс в спальню, где пережили столько сладких мгновений за последние дни. Проходя мимо комнаты сына, послушали, краснея лицами, громкие сладострастные хриплые стоны и гортанные крики, хихикнули и кинулись в супружескую норку.
  
   ...Только к вечеру следующего дня квартира стала приходить в себя. Первыми опомнились родители. Подойдя к комнате Филиппа, тихо позвали ребят: "Приходите на кухню ужинать. Вам требуется срочно восстановить силы. Но если не осталось сил и для кухни - готовы принести еду к порогу!" На озорные слова мамы те рассмеялись и попросили дать им ещё полчасика. Родители удалились, пригрозив, что после обещанного срока нагрянут в спальню молодых с проверкой их здоровья и внешнего вида.
   Через двадцать пять минут на пороге столовой появились два приведения: худые, синие, с сине-розовыми подглазниками, с воспалёнными от недосыпа красными глазами и... сияющими улыбками до ушей! Сергей с Софией, прыснув, рухнули на диван в приступе безудержного смеха. Молодые, постояв с недоуменными лицами, последовали их примеру, бухнувшись рядом. Только через четверть часа семья смогла найти в себе силы не хохотать, не краснеть, не смущаться и не отводить стыдливо глаза при виде друг друга, и только тогда, наконец, сели за полноценный обед впервые за трое последних суток. Филипп, не сводя с Маринки счастливых влюблённых обожающих глаз, любуясь острыми обнажёнными плечиками, на которых покоились тоненькие бретельки чёрного коктейльного платьица, почти не мог ничего съесть, пока та ни пригрозила, что он больше не получит "сладкого"! Вызвав у всех ярую краску смущения, виновница смятения спокойно уплетала блины с икрой, чувственно облизывая тоненькие пальчики, закатывая глазки и сладострастно стеная. Мужчины, краснея, тихо принялись за еду, смущённо отводя от тощей зеленоглазой хулиганки взгляды. Софи поступила проще - последовала за дурным примером! Через несколько минут, перемазавшись икрой, сметаной, мёдом, женщины открыто издевались над своими мужчинами, за что были жестоко наказаны - унесены из столовой в спальни, откуда вскоре вновь раздались громкие звуки истинной любви и искренней радости.
   ...Вся семья была в сборе, и пусть на короткое время, пусть самообман, но это было время настоящего счастья, за которое им, конечно, придётся заплатить Небесному Бухгалтеру очень высокую цену. Кто знает, насколько она будет высока? Это известно лишь тому, кто оценит счастье, и зависит от того, по какой шкале ценностей взыщет. Если по небесной - платой станет чья-то жизнь.
  
   Глава 10.
   Приказано жить!
  
   ...Через трое суток Филипп вёз свою девочку обратно в её район, жизнь и судьбу. Не говорил ни о них самих, ни о том, что знает историю об офицере, из-за которого может её потерять навсегда. Нет, эти разговоры были никому не нужны. Они могли только ранить, а ран им и так хватало с лихвой! Эти дни просто дышал Русалкой, любил и обожал, баловал и желал, целовал и обнимал, и уж точно вовсе не желал тратить время на то, что могло внести только горечь в души. Смирился и просто жил самой любовью, пока она есть. Когда возлюбленная отвлекалась на что-то, глазами впитывал жесты и улыбку, поворот острых плеч и движение бёдер, взмах тонких рук и покачивание ножкой. Всё складировал в памяти, чтобы потом, когда она опять пропадёт надолго, не сойти сразу с ума от разлуки, а доставать эти минуты из памяти и держаться за них на плаву жизни, не давая себе кануть в омут беспросветного чёрного безнадёжного отчаяния. Как только все воспоминания закончатся - тихо сойдёт без них и без неё с ума. Теперь осознал совершенно ясно: без Марины не жить. Поняв и смирившись с этой страшной мыслью, взял себя в руки и стал обычным мужчиной: сыном, внуком, другом, любовником, но только до того времени. Словно завёл пружину, чётко отмерив ленту: пока любимая будет рядом - жизнь продолжится, что-то случится с нею - лента оборвётся. Палец о палец не ударит, чтобы продлить никчемную жизнь. Ни дня не протянет, пойдёт на тяжкий грех, а покончит с этой пустотой. Сам.
   Везя Маринку на машине отца в "Коломенское", старался сейчас об этом не думать, прекрасно поняв, что его мысли она "слышит" в буквальном смысле!
   - Родители спрашивают, когда сможем ещё раз побыть с ними вместе и где. Сообщи по телефону, когда появится несколько свободных дней - я позвоню, и они тут же прилетят из Торонто. Ты им так понравилась, Маришка! - с улыбкой посмотрел на притихшую девушку. - Не грусти. Всё в наших руках, любимая! Мы же не на разных планетах обитаем - найдём возможность встречаться! Главное, что мы стали семьёй, и это для всех нас так важно, поверь! - пожал руку, поцеловав пальчики. - Дай мне слово, прошу.
   Мари молчала, и это было страшно: ни звука, ни дрогнувшей брови, ни моргания глаз. Замерла, застыла, заледенела. "Понятно: какое слово, когда не знает, что произойдёт через полчаса, стоит только появиться в микрорайоне? Кто знает, что случилось за эти шесть дней? Кого не стало: семьи, подруги, офицера? Вот и держит себя, Лебёдушка, остатками силы воли, стараясь спасти тебя, Филин! Смотрит часто в зеркало заднего обзора, окидывая уже профессиональным взглядом поток машин и пешеходов, пытаясь уловить среди них знакомые силуэты и марки, лица и номера. А ты, эгоист, всё о своём бормочешь, о личном, семейном. У Маришки этого давным-давно нет! Одна борьба за выживание, вечный страх потерь родных, близких, любимых и знакомых людей. Господи, за что ты устроил моей Русалке ад здесь, на земле? Почему выставил уже сейчас такой разорительный счёт? Неужели так много у тебя взяла?? Когда же успела, боже!?" - едва успокоившись, очнулся, посмотрел на сигнал светофора, на котором остановился, ласково поцеловал руку юной девочки, не проронившей ни слова с самого момента отъезда из дома на Русаковке.
   - Прости, родная, - тяжело вздохнул, опустив голову. - Просто прошу: как только поймёшь, что готова к встречи с нами, дай знать, хорошо? Ответь, умоляю! - не сдержался, повернулся и обнял, сжал, отчаянно целуя и не имея желания останавливаться. Негодующие гудки машин заставили оторваться от молчащей возлюбленной и вновь взяться за руль. - Ответь.
   - Хорошо.
   Только тогда тронул машину с места и повёз дальше свою несчастную любовь. "Одно слово. Что ж, это почти похоже на обещание".
  
   ...У кинотеатра "Орбита" вышли по просьбе Мари, купив билеты на сеанс, прошли в кафе на первом этаже и сели в углу стеклянной стены, окидывая площадь перед зданием внимательными глазами. Не заметив ничего подозрительного, взялись за руки, отставив в сторону стаканы с лимонадом.
   - Ничего не хочешь сказать на прощание? - ровно, спокойно, слегка сжав её тонкие руки.
   - Не скажу, а прикажу: жить! Жить на всю катушку, любить всех: и девочек, и мальчиков, радоваться каждому дню, брать от жизни всё, что предлагает. Только об одном прошу: без "наркоты". В остальном - полная свобода, - неожиданно величаво встала, гордо выпрямилась, став почти Особой Королевской Крови: спокойное высокомерное лицо, вздёрнутые брови, власть и надменность во взгляде и в спесивом повороте головы. "Её Величество, одним словом", - тепло улыбнулся тайком. Поставив пальчики на столешницу, тихим, властным, повелительным, непреклонным тоном приказала. - Живи без меня. Забудь. Отныне ты свободен. Не приезжай, не звони, не ищи - это приказ. Не забывай о Леониде. Такой судьбы тебе я не желаю. Точка. Прощай!
   Молча развернулась и решительным шагом направилась на выход, пригвоздив Филиппа к месту жутким леденящим душу и кровь взглядом. Минут пятнадцать не мог сдвинуться с места: ноги парализовало! Пытаясь пошевелиться, вызывал в них только дикую боль! Стиснув зубы, стараясь не закричать от неё и жестоких слов, стал глубоко дышать, вспоминая все приёмы расслабления, показанные врачом в клинике. Постарался представить себя там, в кабинете лечебного массажа - не помогло. Тогда закрыл глаза и, глубоко вдохнув, заставил увидеть себя на зелёном лугу, в море изумрудных трав, среди цветов и бабочек, ощутить ветер на обнажённом теле, раскинув руки, бежать и чувствовать касание стебельков трав к голой коже молодого тела, прохладу и жар травы, звон сотен кузнечиков...
   - ...Эй, парень! Да ты, никак, уснул здесь? Вот те раз! Проспал сеанс-то, теперь уж не впустят... - буфетчица убирала остатки еды и напитков со столов, протирала, составляла стулья на столешницы, собираясь подмести пол. - С ночной, что ли? Разморило в тепле-то. Ну, очнулся, и слава богу. Иди уж домой. А в кино завтра приходи. Хорошая картина нынче идёт. "Человек со звезды" называется. Штатовский. Хороший такой! Только грустный. Обплакалась я, хоть и раз десять посмотрела уж.
   С улыбкой слушая мягкий грудной женский голос, встал на ноги, пошевелил пальцами: "Порядок: ни тяжести, ни боли, ни судорог. Ай да Маринка! Гипнозом припечатала к месту! Потому и не боялась, что кинусь за ней, стану уговаривать, кричать и плакать. Ай да умница! Где этому научилась? Хотя, нет, молода слишком. Видимо, это у неё наследственное, потомственное. Вот тебе и колдунья! Да, баба Лера, ты оказалась права - ведьма! - громко смеясь, попрощался с милой женщиной, вышел на площадь, закуривая, осмотрелся, поворачиваясь во все стороны, словно уворачиваясь от стылого крещенского ветра, убедился, что никто за ним не следит, двинулся к машине, оставленной во внутреннем дворе соседнего с кинотеатром дома. Усмехнулся, вспомнив звонок бабушки тогда, на четвёртый день. - Как деликатно пыталась сказать, кто Маришка, потом не выдержала, а может не нашла подходящих слов, да так и выпалила, что она, мол, ведьма! Да, бабуля, ты права, и я сам в этом только что убедился. Но лучше любить ведьму и быть счастливым, чем глупую мещанку и чувствовать, что живёшь напрасно, что жизнь проходит мимо. То, что Мариша не от мира сего - давно чувствовал, иначе не потянулся б к ней сразу же, едва увидев тогда на Яузе. Никогда девушки не "цепляли" - не той породы. Я "иной", гей, о чём сейчас и напомнила Лебедь. Окриком вернула на грешную землю, приказав своим Высочайшим Королевским Указом любить "своих", себе подобных. А вот на счёт "девочек" - прости, Мариночка, не смогу. Ты для меня единственная из их племени интересна. Будешь рядом - стану твоим. Нет - вернусь к "своим". Так не нарушу приказа, да? "Мальчики" будут и одна "девочка" - ты. Только так, любимая. Единственная".
  
   ...Выворачивая на проспект Андропова, посмотрел в зеркало заднего вида, в которое вдруг попалась чёрная "Волга", почему-то встревожившая. Номера было не видно, но чутьё кричало и предупреждало! "Значит, я кое-чему научился у Мариши - начинаю "их" чувствовать. Получается, за мной тоже "ходят". Интересно, как давно? Ну вот, Филин, и ты дождался своего "воронка". Смотри, как бы в ночи не выдернули тебя из постели и не увезли в темноту и неизвестность. Эх, Лёнька..., как тебя не хватает, друг! Так хочу поговорить, посмотреть в озорное лукавое лицо, увидеть вздёрнутую бровь и понять, что ты опять увидел "цыпочку"! Боже, как страшно всё! Теперь ни Лёни, ни Ольги не увидеть, не заметить игривых переглядываний, не порадоваться их счастью. Один. Я опять один, Лёнька. Описав круг, вновь оказался в той же точке под названием "одиночество". Один ночью. Кольцо жизни замкнулось. Нет, Мариша, я не лицемер и не ханжа: найду любовника рано или поздно. Разомкнёт ли он круг или насадит на стержень жизни очередное кольцо неизбежности и нового одиночества? Как в детской игрушке "пирамидка": большое кольцо, меньше большого, среднее, меньше среднего, меньшее, меньше меньшего, маленькое, меньше маленького, малюсенькое, меньше малюсенького, крошечное и... сверху колпачок. И у меня жизнь уподобилась той игрушке: основание - мама, стержень - папа, большое кольцо - Валентин... Нет!! Прости, Валя. Большое и главное - ты, Мариночка! Только ты. И теперь, сколько бы ни было "колечек", все они будут всё меньше и меньше значить для меня. Кто же станет "колпачком"? - остановившись на светофоре, опять метнул взгляд назад. - Стоят, но поодаль, на боковой полосе. Старательно меняют их, перестраиваются, прикрываются другими машинами, отстают, опять появляются, но это одна и та же машина - уверен. "Хвост". Чей? Мой? Или... Маринкин? Хотят знать, откуда её привёз? Чёрт! Тогда, выход один - Калерия. Давно не навещал старушку. Сейчас увижу таксофон - позвоню ей и домой: предупрежу родителей и отпущу погостить к детям Марию. Потом в магазин - порадую бабулек. Повезло с ними: воспитанны, деликатны, скромны и умны. И так подошли друг к другу! Вот и пусть доживают вдвоём. Надо поговорить срочно с Лерой о её квартирке - решить с продажей вопрос или пусть напишет завещание. Да, не помешает подготовить дарственную на Марию, чтобы, когда Леры не станет, не осталась на улице без крыши над головой. И не откладывать, Филин! Видишь, тебя "ведут" - обратный отсчёт запущен: тик-так, тик-так. Со своей квартирой можно не волноваться - мама и унаследует. А вы тикайте, тикайте, Часики Небесные, я готов - Маришка научила всегда быть ко всему готовым. Даже к смерти".
  
   Через полтора часа въезжал во двор бабушки. Заметил две головы в окне третьего этажа. "Ждут! Как хорошо, когда тебя кто-нибудь ждёт! Филипп, а ведь ты этого удовольствия давно не получал - ожидания встречи! Родители заграницей заняты, а ты остался один, как перст, и лишил себя такого простого счастья - радости встречи с родными людьми. И пусть эти две старушки чужие по крови, но как-то быстро вросли в тебя и прикипели душами, так радуются вовсе не за деньги, а по чистоте душевной! Как отнекивались от подарка, как убеждали, что будут любить тебя и в своих нищенских трущобах - только приезжай, не забывай, внучек! И вот они богатые леди, а посмотри-ка, как прилипли носами к стеклу и машут сухонькими ручками, что-то кричат и утирают слёзы радости. Вот тебе и бальзам на сердце - смотри на их счастливые лица. Это и есть жизнь чистая и открытая. Не волнуйся, Мариночка, не нужны мне отныне ни "кокс", ни прочая "дурь". У меня есть посильнее препараты - Лера и Маша! - рассмеявшись, стал доставать из багажника пакеты и сумки, быстро метнув взгляд на выезд с площадки. - Они! Только треть корпуса виднеется из-за поворота. Проследили. Что ж, ищейки, мой адрес, конечно, скоро станет известен, но не сегодня - попотейте в машине! Я собираюсь пожить здесь пару-тройку дней! - смеясь, закрыл машину, собрал в руки пакеты с гостинцами и продуктами и понёс в подъезд, улыбаясь старушкам в окне. - Пока, "хвост"!"
   Три дня купался в любви, обожании, бесконечных разговорах, ворчании и советах. К ним приезжали родители, погостили несколько часов и с Филиппом поехали в аэропорт, собираясь вернуться в Канаду: ждала работа и своя жизнь.
   В этот раз почему-то все трое были напряжены, встревожены и растерянны. Разговоры не клеились, лица то и дело грустнели, руки не желали расставаться. Мама часто обнимала, сжимала в бессознательном порыве. Всё что-то пыталась спросить, о чём-то предостеречь, но на все её попытки прорваться к нему в душу, Фил качал головой, смотря с мягкой терпеливой улыбкой. Тяжело вздохнув, Софи сдалась, припав со слезами к груди мрачного мужа. Он тоже порывался отвести сына в сторонку, перекинуться парой мужских слов, но результат был тем же - молчаливый отрицательный жест. Сын вырос. В последний момент Соня расплакалась так, что Серж, подхватив жену на руки, только кивнул сыну и пошёл в терминал вылета, ни разу не оглянувшись. Филипп понял: "Мы не увидимся больше никогда! Они это тоже поняли. Прощайте, любимые. Живите долго и счастливо, молодожёны! - криво улыбнувшись сквозь слёзы, долго стоял у окон и провожал их "Боинг" глазами до самого взлёта, до растворившейся в московском небе точки. Уже не видя ничего, всё стоял и стоял, прокручивая в голове все годы совместной жизни, радости и печали, разлуки и встречи, душевные и чувственные переживания. Был им благодарен за каждый миг жизни, каким бы он ни был. - Спасибо, единственные! Прощайте и простите".
  
   ...Подъезжая спустя три дня к дому на Русаковской набережной на отцовском, а теперь его джипе, заметил машину "слежки" на углу дома. "Значит, сюда приехали раньше меня. Случилось то, что и ожидалось - знают этот адрес. Отныне новая жизнь. Жизнь "под колпаком". Жизнь под приглядом. Личная неусыпная охрана, - загнав машину на именную стоянку, вышел, порадовавшись, что теперь "лошадный". - Не надо вызывать такси или звонить друзьям, но это и дополнительные трудности - не выпьешь. Значит, прощай, "Амаретто"! Надо будет бутылку отвезти старушкам. Вот обрадуются! - тепло улыбаясь, пошёл домой. - Здравствуй, дом, я вернулся к тебе. Надолго ли?"
   Жизнь вошла в привычную колею. Филипп вернулся в университет, учёба захватила-завертела вихрем, подгоняя-напоминая-упрекая за долгое отсутствие-забвение-леность. Ребята с радостью встретили "блудного сына", старались помочь и подтянуть-развеселить-познакомить-свести, но он всех успокоил, сказав, что уже помолвлен с замечательной девушкой. На все вопросы, лишь загадочно улыбался-краснел-смущался, и его оставили в покое, перешёптываясь по углам:
   - Ну вот, а пустили слух, что он гей!
   - Сами они геи!
   - Как он заботится о своей невесте - ни словечком не проговорился!
   Слыша такие разговоры, грустно улыбался: "Да, берегу мою Лебедь, очень, это единственное, что могу для неё сделать. Как она там? И не узнать, не позвонить, не написать. Полное молчание. И бессилие. Мёртвая зона какая-то".
   Жизнь диктовала свои правила, выдвигала условия и требования. Приходилось вертеться, как белке в колесе: учёба, старушки, три квартиры, счета, здоровье и своё, и бабушек, забота о хлебе насущном. Спасибо, что этот самый "хлеб" оплачивали родители, и хоть с финансами у Филиппа не было трудностей, что позволяло жить в соответствии с его средой и окружением, быть вхожим в приличное общество, которое настойчиво приглашало его "невесту" к ним на знакомство. Пока Филиппу удавалось отговориться-отвертеться-оправдаться её отсутствием, но понимал - это не может продолжаться бесконечно. Уже не только университетские ребята горели желанием знакомства с ней, но и его руководство.
   Близилась весна, начинались всякие вечеринки, фуршеты, юбилеи, и приходить на них в одиночку становилось всё более неприлично и проблематично. Всё чаще Филипп отклонял приглашения, сославшись то на нездоровье Калерии, то Марии - его любимых бабушек, то "прихворнув" сам, но чем ближе к концу подходил семестр, тем настойчивее были приглашения в дома властьпредержащих - положение обязывает, noblesse oblige, однако. Вот когда Филе оно, это самое "положение", встало поперёк дороги! Не придёт несколько раз на такие приёмы - ударит по престижу семьи и доброму имени. Приведёт случайную девушку - загонит себя в капкан: её станут считать его невестой и другую просто не примут. "Значит, пора идти на поклон в Мари. Дааа, а вот это уже не просто проблема - катастрофа! Нет, в том, что моя девочка выдержит приём чванливых кривляк - не сомневаюсь ни на минуту. И "легенду" ей такую бы придумали со старушками - никто б не подкопался! Калерия подкинула пару идей - пальчики оближешь! Проблемой является сама Маринка. Занозой. Шилом в попе. Геморроем. Не поедет она, вот и всё! Упрётся ведь, и не уговоришь ничем. Эх, Лёнька..., вот ты бы смог аргументировано ей всё изложить - умел всегда найти и слова, и доводы, когда "убалтывал" очередную знатную спесивицу. Но тебя больше нет, и я пропал. Что же делать...?"
  
   Сидя на любимом подоконнике, без зазрения совести курил в квартире и даже не просил прощения у мамы, словно её для него не стало, отрезал себя от родителей навсегда. Почему? Кто знает? Предчувствие? Провидение? Или твёрдая уверенность? Нет ответа. Вот и курил свободно, приоткрыв фрамугу окна, наблюдая за уплывающим дымом сигареты, за плавными арабесками и переливами струй, за мгновенным исчезновением их за окном. От постоянных мыслей гудела голова. Единственное, что его не мучило - похоть. Последовал приказу своей девочки и завёл любовника. Встречались осторожно и редко - "хвост" следовал повсюду. Но, как и она, быстро научился растворяться-теряться-исчезать прямо у них на глазах. Правда, это было возможным, когда был пешеходом. На машине не очень-то "растворялось". Партнёром стал тот самый Антон Серов, с которым он познакомился ещё осенью за несколько дней до встречи с Маришей. Тогда они не успели стать близки из-за сильной тоски Фили по Валентину - не мог переступить через память друга. А вот Марина смогла сломать этот барьер мгновенно - уже на второй день понял, что хочет незнакомую девочку, увиденную им на реке. Ох, и удивился же тогда! Но желание никуда не уходило, и он добился её - на шестой день знакомства девочка стала его! "Перевернула весь мой мир, всю жизнь, все привязанности вверх тормашками. После нашей встречи уже не мог точно сказать, где она, эта земля: вверху или внизу? Эээ, да что там душой кривить - и по сию минуту не знаю! И не хочу знать. Знаю только одно чётко и ясно: хочу жениться на Маришке и иметь от неё детей. Ни больше и ни меньше".
  
   Глава 11.
   Ликёр с секретом.
  
   ...Резкий и оглушительный в вечерней тишине квартиры звонок телефона вырвал парня из тяжёлых раздумий и насторожил: "Кто бы это мог быть в такую пору? Боже..., с бабушками что-то...?" Пулей подлетев к аппарату, сорвал трубку, покрывшись ледяным потом.
   - Да!
   - Филипп? Приезжай, срочно. Есть разговор. Не по телефону, - и отключились. Лера.
   "Господи, что там стряслось? - натягивая курточку, подхватывая сумочку и ключи от машины, закрывая впопыхах дверь, молил только об одном. - Лишь бы старушки были живы! Мне сейчас просто не справиться с чьей-либо смертью! - вылетев со двора на предельной скорости, ни разу не посмотрел на "хвост". - Не до него! - въезжая во двор Леры, понял, что "слежки" нет! - Ни на одном светофоре не заметил ни "Волги", ни одной и той же другой машины. Чудеса! Но рано радоваться, может, на минутку отъехали, а тут я и "слинял"..."
  
   На звонок открыли сразу обе старушки, лица были странные, напряжённые, испуганные и насторожённые. Прошёл молча на кухню, дождался, когда ему нальют чай, и спокойно приподнял брови в немом вопросе. Женщины сели на угловой диванчик, подперев друг друга плечиками, и, наконец, решившись, заговорила Мария, отводя от мужских серых глаз свои синие.
   - Филипп..., ты прошлый раз вместе с гостинцами привёз нам большую такую, квадратную бутылку ликёра...
   - "Амаретто ди Саронно", - спокойно ответил, ожидая дальнейшего рассказа.
   - Да, его. Мы как-то вечером, вспомнив тебя, и налили его по граммульке в рюмочки. Выпили. А ночью каждой из нас стало нехорошо так, кошмары стали мучить, странные такие, чудные, - виновато посмотрев, Мария опять опустила глаза. - Я-то даже две рюмочки выпила - понравился ликёр мне. В общем, ты не обижайся, но мы решили, что он испортился. Нет-нет! - подняла руки, останавливая его слова. - Не вылили. Я ведь врач. Кое-что заподозрила. Утром отнесла в лабораторию при районной больнице пробу на анализ по токсикологии. Через полчаса меня там и огорошили... - поражённо покачав головой, выпрямилась, протянула руку к шкафчику в углу, извлекла оттуда листок бумаги с печатями и подписями. - Я там сказала, что эту пробу попросили проверить клиенты бара. Вот официальное заключение экспертизы, - с этими удивительными словами протянула Филиппу бланк.
   Сев ближе к столу, расправил большой лист со всеми атрибутами государственной справки-заключения и стал внимательно читать, начиная с самой "шапки" и заканчивая расшифровкой слова "Подпись". Закончив читать, не поверил собственным глазам и вслух медленно перечитал ещё раз. Замолчал. Замер. Застыл. Задохнулся: "Вот это новость! Наркотики в ликёре! - долго молчал, туго соображая, потом, кадр за кадром, начал разматывать историю появления в квартире этой злосчастной бутылки. - Валентин. Знал ли он? Скорее всего, да. Не зря же сказал со смехом, что ликёр особенный, и больше полбокала в день не стоит пить. А я-то, наивный, решил, что он просто боится, что начну пить и сопьюсь. Так..., не торопиться, а думать. Сам Валя его пил крайне редко, только когда я наливал два бокала; оправдывался тем, что уже дома выпил. И частенько получалось, что выливал обратно свою порцию, но уговаривал меня не отказывать себе в таком изысканном напитке. Только не увлекаться, мол, вкус приестся и потеряет свою изюминку. Вот я и пил его только время от времени. Более или менее часто стал выпивать после смерти Вали, а в момент знакомства с Маришкой постоянно. Дааа, вот тогда-то меня стало "нести на крыльях", и я... сразу влюбился в мою Лебедь! Но это означает, что тогда находился "под кайфом"! На заключении чёрным по белому написано: "Вещество героинового ряда". Это тяжёлый наркотик! Достаточно нескольких доз, чтобы "подсадить" человека на эту "дурь" на всю жизнь. Ведь я ещё и "коксом" баловался! Почему жив остался? Что послужило противовесом "наркоте", антидотом, противоядием? Любовь? Получается, она. Следовательно, не появись Маринка на набережной тогда, я бы вскоре окончательно "сел на иглу", и все мои "ломки" не от "кокса", а от "герыча"! Спасла сначала клиника, а потом Маринка своим гипнозом и "карантином". В клинике сразу, скорее всего, обнаружили его у меня в крови, и стали лечить и от менингита, и от наркозависимости, просто не сказали никому и ничего. Деньги шли им очень приличные - не решились беспокоить "больших людей", лечили сына-наркомана тайно. Тогда, многое объясняется: и сеансы гипноза, и уроки релаксации и самовнушения, и приёмы лечебного массажа, и странные большие капсулы, которые надо принимать раз в месяц. Погоди-ка..., а ведь они у меня тут, в кармане куртки лежат: две осталось", - бросился в прихожую, достал капсулы и принёс их на кухню, рассмотрев надпись на облатках: "Модитен Депо".
   Молча протянул их Марии. Та, надев очки, прочитала, задумалась, прошла к телефону, кому-то позвонила и вернулась с бледным лицом.
   - ...Это препарат направленного действия. Блокиратор центра удовольствия в мозге. Применяется при лечении наркомании, токсикомании и алкоголизма. Блокирует "трансляцию" и не даёт получать удовольствие от препаратов и веществ, отбивая тем самым желание и тягу к оным... - мёртвым голосом воспроизвела услышанное, замолчала, рухнула на диван, так и не подняв на Филиппа глаз.
   - Я ничего не знал. Только теперь многое начинаю понимать. Не волнуйтесь, с этим покончено, - кивнул на заключение головой. - Где бутылка? - Маша поднялась и принесла из гостиной ликёр, поставив на стол. Положил его в пакет и опустил рядом со своим стулом на пол. - Инцидент исчерпан. Забудьте. Я разберусь. А настоящий ликёр завтра же куплю в "Берёзке"!
   - Нет! - хором воскликнули старушки.
   - Не стоит ненавидеть вино только за то, что вокруг столько пьяниц! - с кривой улыбкой проворчал, вызвав виноватые улыбки у женщин. - Ну, раз у вас теперь "Амаретто" не в почёте, привезу разных ягодных ликёров и настоек! Угостите? - слова растопили настороженность старушек, расслабили напряжённые спины, разгладили морщины на лбах и лицах. - Кормить в этом доме гостей принято? - притворно возмущённо спросил.
   Они заохали, засуетились, забегали по кухне.
   Развалившись на стуле, облокотившись на спинку, деланно улыбался, подбадривал и хвалил хозяек, а сам ни на секунду не прекращал думать.
  
   "...Итак. Мы уже были больше года любовниками с Валентином. Для меня это было и первым настоящим чувством, и первым опытом любви с партнёром. До того времени я никак не мог преодолеть стеснение и страх. Но, встретив Валю, потерял голову.
   ...Мы с друзьями прямо из нашего бара после утреннего кофе и болтовни в тот день поехали на ипподром посмотреть на скачки, на знаменитое здание, на лошадей и вообще на настоящие мужские эмоции. Всё увиденное так меня поразило, захватило, восхитило и взволновало до глубины души! Особенно потрясли... лошади. Ещё никогда их не видел вблизи, как-то не вышло в жизни, а тут, вот они: сильные, поджарые, храпящие, мощные и страстные. А ещё такие... мокрые! Почему-то эта деталь так взволновала, что с ужасом почувствовал, как возбуждение накрыло с головой. Одёрнув длинный свитер, постарался спрятаться за спинами парней и успокоиться. Не получалось никак - тело взбунтовалось! Просто не мог оторвать глаз от жеребцов. В какой-то момент почувствовал взгляд и вскоре поймал: на меня смотрел высокий, спортивный, мощный, молодой, красивый мужчина лет тридцати. Так смотрел! Я поспешно отвёл взгляд, стараясь не поворачиваться к нему корпусом. Щёки горели, уши пылали и светились, наверное, но самое странное, было приятно, что он так смотрел на меня. Это сладко "щекотало" душу, льстило, согревало и... возбуждало до дрожи. Уже через несколько минут он оказался сзади.
   - Хочешь их посмотреть совсем близко? Даже потрогать? - тихо прошептал на ухо. Увидев мой смущённый кивок, мягко взял за руку и вывел из огромной вопящей кричащей толпы мужчин. - Не бойся. Я просто веду тебя на конюшню - там работает мой знакомый жокей Сашок. Заодно, познакомитесь.
   Я шёл за ним и не мог оторвать от красивого мужественного лица и торса взгляд. Он в чём-то был похож на папу: те же красивые глаза, тёмно-серые с густыми ресницами, тот же крупный алый рот, красивые крепкие, но такие нежные руки. А тело...! Как у гимнаста, только крупного гимнаста. Даже улыбнулся, представив его в гимнастическом трико. Но, едва представив, задохнулся от жаркой, сжигающей от желания волны. Меня тянуло, влекло, толкало к этому человеку! Тем временем он привёл меня в дурно пахнущую конюшню, познакомил с маленьким, неприятным, вертлявым мужчиной и подвёл к коню, который только что "пришёл с гита": мокрый, взмыленный, горячий, блестящий, с возбуждёнными, горящими глазами - жеребец был просто великолепен!
   - Хочешь его потрогать? - тихим голосом спросил, взял мою руку и положил на круп лошади, накрыв своею ладонью. Так и стояли рядом, ощущая горячую дрожащую мокрую кожу лошади, и уже дрожали сами. - Меня зовут Валентин, малыш. А ты кто?
   - Филипп, - едва выдавил, трепеща всем телом.
   Заметив это, Валентин нежно обнял меня свободной рукой и прижал к себе, успокаивая. Наши руки сплелись пальцами, глаза смотрели в глаза. Не заметили даже, когда увели жеребца.
   - Пойдём отсюда? Или ты хочешь вернуться к ребятам?
   - Да. Надо им сказать, а то искать будут. Да и маме позвонить...
   - Идём. Друзья тебя, наверное, уже потеряли, - Валя спокойно выпустил меня из рук и повёл обратно, нежно держа за плечо. - Вот там телефон-автомат, успокой маму, а потом с компанией пойдём в ресторан. Приглашаю всех! Сегодня мне повезло - Сашок пришёл первым, отметим удачный заезд!
   Весь день тогда провели вместе: пообедали в ресторане при ипподроме, гуляли по окрестностям, а Валентин всех очаровал рассказами по истории Московского ипподрома, его строительства, и о самых знаменитых жокеях и ставках! Нам с ребятами было так интересно! В школе такого не рассказывают. Потом они уехали, а я... не смог расстаться с другом. Он держал меня за руку, показывал интересные места Москвы и его района, а потом проводил уже ночью на метро домой. Вот там, в пустом полутёмном вагоне Валя взял меня за плечи, нежно притянул и поцеловал. Это был мой первый поцелуй! Только один, потому что друг сразу отпустил, мягко улыбнулся и повёл домой. Доведя до угла перекрёстка, пожал руку и назначил свидание через неделю. Знал, что ещё учусь в десятом классе. Вот с того дня я и пропал.
  
   Как окончил школу - загадка. Да ещё и на "отлично"! Как в тумане тогда ходил. Ждал суббот и летел на встречи с Валей. Мне нужны были его чувственные касания, руки и губы. Едва окончив школу, "сорвался" - предложил себя ему. Валентин же удивил: поставил условие, что сначала должен поступить в университет, сказав, что сам его закончил с отличием, и хочет того же для меня. Так и сказал, мол, хочу тобой гордиться, мой малыш. И я поступил! В тот вечер, когда стало известно о зачислении в универ, он стал моим любовником. В награду за успех. Я его любил, как сумасшедший! Дышал им, думал как он, смотрел его глазами. Так продолжалось с год, потом страсть стала выравниваться, и вот тогда в наших отношениях и играх появился "кокс". А уж "Амаретто" Валя принёс незадолго до своей трагической гибели. Зачем? Что за игру задумал, принеся "ликёр с сюрпризом"? Нет..., это не игра была. Похоже, я надоел Вале, и он хотел, "посадив на герыч", превратить меня в наркомана-проститута. "Нарики" ведь быстро опускаются, и за "дозу" готовы на всё. Итог - панель. Господи, Валя, за что? Я ведь тебя искренне любил и хотел с тобой прожить всю жизнь! Мы были такой гармоничной парой, ты же сам говорил, что лучшего друга-любовника у тебя не было. Получается, лгал. Но зачем было меня "сажать"?? Просто бросил бы и всё! Но тебя убили, и теперь не найти на эти вопросы ответов. Хорошо ещё, что Марина не стала пить эту гадость. Пригубила, как-то, но не впечатлилась. И слава богу! Страшно подумать, что бы могло случиться. Начни мы вместе жить - за полгода стали б наркоманами и не заметили! Ну, Валя, ты и мерзавец! Скольких же мальчиков ты отправил на панель? Не с них ли ты так хорошо жил, сутенёр с высшим университетским образованием? Не они ли тебе приносили эти "выигрыши", якобы на ипподроме, на которые ты потом "клеил" новых "голубчиков"? Сколько же наивных душ ты погубил...?"
   Подъезжая к дому, Филипп всё никак не мог отойти от потрясения и страшного открытия. Бутылку выбросил в Яузу-реку, предварительно открыв пробку, чтобы утонула сразу и смешала отраву со зловонной водой реки, такой же гнилой, как оказалась душа вероломного Валентина. "Гори ты в аду синим пламенем, возлюбленный мой! - накатила злоба и обида, разочарование и... подозрение. - А что, если и Антон из той же компании? Он тогда явно ждал меня там, в баре. Сестра же проболталась, что уже несколько раз брат приводил её сюда. Да, Филин, есть над чем, подумать. С такими случаями столкнувшись, бояться станешь каждого куста. Как проверить партнёра? Никак. Тут только доверие и порядочность могут быть гарантией. Если бы ещё по этим качествам справки выдавали, - криво улыбнувшись, очнулся, тронул машину с обочины набережной и поехал домой. - Спать!"
  
   ...Наступил май. Отгремели демонстрации и маёвки, субботники и капустники, настала пора великосветских вечеринок на свежем воздухе: на теплоходах, курсирующих по Москва-реке, на открытых верандах и балконах ресторанов, в закрытых элитных кафе-барах под тентами на природе и прочих местах "гнездования жирной птицы", как острил покойный Лёня. Вот эти-то дни и стали самыми сложными для Фили.
   Предстоял юбилей ректора университета, Филиппа пригласили лично и желательно с невестой - отличное место и время для введения девушки в высший свет московской элиты. Приглашение было подано так, что стало понятно - это приказ. Даже выдали именные пригласительные билеты, где в графе "Имя" на одном из них пустовала строчка - для Марины. Держа в руке два тиснённых золотом билета-открытки, Фил учтиво улыбался, благодарил, пожимал руку ректору, сочувственно извинялся, что родители вряд ли смогут присутствовать на таком знаменательном событии Москвы, но он постарается их уговорить и т.д., и т.п. Вышел из кабинета начальства мокрый! Обессилено рухнул на стул за углом в коридоре и в панике закрыл глаза: "Свершилось. Больше отсрочки не будет. Это проверка. Приду один - практически признаюсь, что гей, и на следующий день можно забирать документы из универа. Не только учиться - пройти не дадут! А уж о позоре всей семьи и говорить не приходится. Вот потому-то столько геев и скрывают всю жизнь свою сущность - чтобы иметь возможность получить хорошее образование, потом хорошую работу, затем высокую должность... И тянется этот двойной шлейф полуслухов-полудогадок за таким человеком всю жизнь, но откровенно мешать не отваживаются - нет доказательств".
   Вот и для меня настало это время: решить, куда идти. В гейкультуру, тогда на дно. В нормальную жизнь, тогда вся жизнь театр. И в этом театре нет места плохим актёрам - там только звёзды! Оплошаешь - на дно. Дашь слабину - на дно. Сорвёшься - на дно. Шаг в сторону - в кювет жизни. Как эквилибрист на канате под куполом цирка: идти надо, только смотря вперёд! Нельзя смотреть по сторонам и вниз, не откликаться на крики толпы, даже одобрительные, двигаться равномерно и маленькими шажками: шаг - остановка, второй - ещё постой, подожди, пока перш, шест-балансир, успокоится в руках. И выпустить из рук нельзя, и с ним руки заняты - не взлететь. У элиты не перш в руках, а к поясу пристёгнуто множество лонжей из связей и богатства, вот и движутся они почти свободно. Но, чтобы достигнуть их положения, надо пройти сначала все ступени к вершине. А ты, Филипп, сейчас стоишь где-то там, на низшей ступени среднего уровня, на маленькой площадке, которую расчистили родители, многим пожертвовав для неё. Теперь тебе решать, куда ты с неё шагнёшь: вниз к "своим", или наверх к "нормальным". Если выберешь второе - нужно брать Маришку в охапку, вести на приём и... начинать тот долгий путь лицемерия и двойной жизни, что прошёл отец с матерью. Но тебе, Филин, будет намного легче - твоя Маришка станет таким "спасжилетом", что и пороги с водопадами на реке жизни пустяками покажутся. Она же гений! Справится и впишется так, что никто не опомнится - полюбят и примут с распростёртыми объятиями! Но... Ха! Вот то-то..., "но". Но, чтобы это всё состоялось, нужно ещё уговорить девочку на ту жизнь. Да-да..., уже смеёшься криво, Филин, слёзы в горле и отчаяние в душе, боль в бешено стучащем сердце, прекрасно сознающем её ответ и доводы. Как она может согласиться на такую жизнь, когда от неё же и страдает? И кто её сюда пустит? Самое большее - на пару торжеств протащишь, а потом появятся "эти", и тихо поставят её на место. И меня заодно. Что теперь делать?"
  
   Автоматически ведя машину по улицам города, мучился от неразрешимой задачи, которую необходимо было осилить в кратчайший срок: "Юбилей в ближайшую субботу! Эх, Лёнька, где твоя голова теперь? Подумали бы. Две головы всё же лучше, чем одна. Одна, не две. Две? А бабушки на что? Так..., разворачивайся-ка, Филин, и к старушкам! Пора и их подключать к проблеме. Женский ум изворотливей мужского - пусть попотеют! - засмеявшись, притормозил возле таксофона, позвонил в их квартиру, кратко обрисовав проблему, только суть, попросив начать думать над нею, пока к ним едет. Говорил, улыбаясь, поворачивался во все стороны, по-привычке проверяя наличие "хвоста". - Чисто! Удивительно просто, куда делись? Даже скучать стал по их чёрной "Волге", - откровенно смеясь, сел в машину и поехал к старушкам. - "Совет в Филях" начинает свою работу! Держись, Маришка! Не отвертишься, единственная, пока против тебя такая армия: я и мои бабуси".
  
   Глава 12.
   "Совет в Филях" для Фили.
  
   Как только Филипп появился на пороге квартиры Калерии, его встретила серьёзная хозяйка, за спиной которой тенью стояла компаньонка и близкая подруга Мария. Обе были собранны и воинственны. Увидев их лица, только и успел подумать: "Мальбрук в поход собрался! - и, повалившись на банкетку в прихожей, стал безудержно хохотать. - Как же старушки забавны...! Уже только за такие минуты готов любить их до самой смерти. Вот это подзарядка! Смотри-ка, даже смех их не расхолодил, так и стоят, смотрят строго и с нетерпением: "Чего ржать-то?? Дело стоит!" Еле успокоился.
   Пройдя на кухню, дал понять, что даёт женщинам карт-бланш и готов выслушать, сколь долгим бы ни грозил стать разговор. Поняв, что никто их полёт фантазии не собирается ограничивать или осуждать, начали излагать сразу несколько линий поведения для Марины и Фили, и три варианта "легенды" для "невесты". Слушая возбуждённых женщин, у которых разгорелись лица и глаза, разгладились морщины и помолодели голоса, парень ещё раз поблагодарил судьбу за то, что тогда привела его в захолустный двор и завела на тот самый этаж ветхой пятиэтажки; что подарила этих двух "божьих одуванчиков", ставших отныне единственными и неповторимыми, истинно единокровными бабушками. До боли в сердце полюбил их: бесхитростных и смешных, простых и наивных, чистых и настоящих - вне времени и эпох! Словно кто-то прислал их из глубины веков во спасение и во благо: и его, и Маришки.
   - ...Ну, в общих чертах примерно так. А уж выбирать из всего сказанного тебе, Филенька! И, конечно, твоей девушке, - закончили тем временем говорить женщины.
   - Да..., подумать есть над чем. Но в том-то и дело - нет времени! Даже как следует проработать детали... - делая вид, что всё услышал, теперь размышлял, как их вернуть на повторение "легенд"? - Чтобы не ошибиться, стоит, пожалуй, пройтись ещё разок по версиям...
   - Скажи, какая тебя заинтересовала - рассмотрим в подробностях, - деловито изрекла Лера, смотря высокомерно и... подозрительно.
   - Понравилась версия с твоим родством, баба Лера, - осторожно начал, стараясь не "расколоться", что только начало этой "легенды" и слышал! - Марина в определённые моменты бывает очень надменна, высокомерна и спесива - истинная королева. Можно это "увязать" с твоими предками.
   - Спесива, говоришь? А ты знаешь её родословную? Кто ведает, что там? - насторожилась и, что-то решив, выпрямилась и припечатала. - Требуется срочная встреча с кандидаткой в мои родственницы. Если обнаружится хоть маленькая ниточка, слепим такую историю - жандармы не подкопаются! - победно вздёрнув царственную бровь столбовой дворянки "советского разлива", вскинув голову подбородком вверх, Калерия вдруг стала поразительно похожа на ту Маринку в кинотеатре. - Вези сейчас же к нам - хоть в багажник засунь! - хлопнув ладонью по столу, величаво встала, давая понять, что Высочайшая Аудиенция закончена.
  
   ...Выезжая со двора, Филипп чувствовал на себе и машине пристальные взгляды старушек, прилипших носами к стеклу окна кухни.
   "Да..., легко сказать - вези! И выбора нет. Что ж, вот и тебе, Филин, придётся появиться в её районе, и не просто появиться, а "проявиться", навлекая, тем самым, "слежку" и на себя, и на Маришку, - остановил джип у обочины, подумал несколько минут, потом, решившись, пошёл к телефону-автомату. - Надо постараться вызвать Марину с работы и встретиться на нейтральной территории".
   Повезло: трубку взяла пожилая женщина и когда услышала, кого парень просит пригласить к телефону, тихо заговорила, видимо, прикрывая трубку рукой:
   - Вы тот самый мальчик, чьи родители уже приезжали за Мариночкой? - услышав утвердительный ответ, продолжила. - Дело, надеюсь, столь же жизненно важное, что и в прошлый раз? - на короткое "да", облегчённо вздохнула. - Это важно больше для Вас или для Марины? - убедившись, что для девушки, потеплела голосом. - Тогда поступим так: не стану говорить, кто её ждёт. Просто назову место встречи. Назовите его и время, - выслушав, коротко ответила. - Ждите там. Она будет.
   Через полчаса на углу улицы Новинки на втором повороте Филипп заметил Марину, быстро подъехал сзади, распахнул дверцу и, крикнув: "Живо!", рванул машину с места, вглядываясь в зеркало заднего обзора - получилось: и Марину выманить через технические ворота, и не прицепить "хвост"! На её молчаливый вопрос покачал отрицательно головой, ведя джип на предельной скорости, как только вырвались из района метро "Коломенская" и пересекли Автозаводский мост. Поняв, что дело не терпит отлагательств, сползла на сиденье и... уснула! Тогда сбавил скорость, чтобы меньше тревожить на рытвинах и стыках дорог и, тепло улыбаясь, любовался девочкой, которая опять попалась в руки. Горячая волна начала подниматься по телу, и он с трудом подавил её: "Не время. Сейчас надо всё обговорить и решить, а уж для любви момент придёт позже, и найдётся место и минутка, как бы этому ни противилась Лебедь. Так соскучился...! Даже смотреть больно на неё. Четыре месяца разлуки! Столько времени без её запаха и тела, сияния глаз и сладкой истомы, острого язычка и затмевающей разум страсти. Не думать, Филин! Следи за дорогой, а? Ещё не хватало вылететь с трассы! Тогда ты точно никому и ничем не поможешь: ни Маришке, ни себе, ни бабушкам. Вам-то это будет скорее услуга, а вот старушки окажутся в бедственном положении, - захлебнулся воздухом, помотал головой. - Чёрт! А вот об этом-то и не подумал! Если сейчас что-то случится - на что будут жить, а ещё оплачивать такую дорогую квартиру? Так..., надо что-то придумать с вкладом в Сбербанке и с оплатой счетов через безналичку. Вот и займусь этим вопросом, как только немного освобожусь. Родители будут перечислять на тот счёт средства, а старушки оплачивать проживание, квартиры и лечение с него же. Позвонить маме и объяснить мысль - подскажет, как лучше всё сделать. Хорошая идея, Филин! Умница... - усмехнулся, покраснел ушами, смущённо покосился на Мари. - Ну что, отвлёкся, мальчик? Вот и ладушки. Справился. Сумел. Маленькая победа. Даже руки не потеют на кожаной оплётке руля".
   Недалеко от дома Леры Филу пришла в голову одна лукавая мысль, и, притормозив на обочине, стал поджидать подходящую кандидатуру. Вскоре внимание привлекла молодая женщина, задумчиво выгуливающая маленькую забавную собачку. Приоткрыв дверь машины, тихо подозвал, шёпотом изложил просьбу и объяснил, почему не может выполнить её сам. Женщина смутилась, покраснела, но, подумав, кивнула головой, покосившись на свою собачонку. Успокоил, разрешив привязать кроху к машине. Дав записку и деньги, стал терпеливо ждать, проследив глазами: хихикнув и покраснев, сжала в кулаке бумажки и кинулась в магазин напротив. Через двадцать минут выбежала, с торжественным видом передала большой пакет с логотипом известной марки. Отвязав питомицу, протянула сдачу, но, улыбнувшись и прошептав слова благодарности, Фил уехал, оставив на ладони поражённой женщины внушительную сумму.
  
   - ...Приехали. Просыпайся, любимая.
   Нежно провёл по худым щекам Лебеди тыльной стороной ладони, потом ласково спустил на её шею - тщетно: Маришка спала беспробудным сном! "Сколько же дней ты опять работала с утра до ночи? Вымотавшаяся, уставшая, осунувшаяся, поблёкшая. Бедная моя девочка!" - не сдержавшись, наклонился к спящей, тихо ласкаясь о волосы, вдыхая их аромат теперь с примесью ванили и хлорки, касаясь губами кожи лба, висков, впалых щёк, проводя пальцами по синим подглазникам, щекоча пальцы о густые ресницы, обводя контур губ. Волна острой любви и нежности захлестнула так, что потемнело в глазах! Потеряв самообладание, приподнял Марину с сиденья и перетащил к себе на колени, отклонив регулятором спинку в полулежащее положение, практически положив любимую на возбуждённое тело. Стараясь не делать резких движений, продолжал ласкать, порождая и в своём теле крупную дрожь, и в её. Чувствовал содрогания тела Русалки и был так счастлив! Она тогда, в его комнате, подарила такое счастье во сне, в полузабытьи, и вот пришло время - возвращает ту любовь и ласку сейчас, в салоне машины. "Как жаль, что нельзя раздеться и не сдерживаться ни в движениях, ни в криках!" - пожалел, но не забывал, что сидят в автомобиле, во внутреннем дворе дома.
   Им просто повезло, что привычное место парковки оказалось занятым, и пришлось загнать джип в самый глухой угол между давно стоящими в ремонте машинами. Иначе ничего бы не было возможным под строгим присмотром бабушек в окошке. Вот и пользовался этими мгновеньями тихой чувственной радости, которыми смог порадовать во сне любимую.
   Почувствовав, как напряглось тело Лебеди, часто и глубоко задышала, он раздвинул ноги и резко прижал её бёдра к своим. Закричали одновременно, и Фил едва успел закрыть Маринкин рот плечом. Несколько минут в салоне были слышны только мужские стоны и тихие всхлипывания девушки. Страстно ритмично прижимая, проводя дрожащими руками по тонкой фигурке, обрисовывая каждую складочку и выпуклость, вновь достиг пика, не сдержав слёз радости. Маришка, проснувшаяся и улыбающаяся нежной улыбкой, любовно целовала мужское пунцовое лицо, выпивая поцелуями солёные капли.
   - Если так будет происходить каждое похищение - обещаю не сердиться, - прошептала, прижимаясь, трепетно скользя по его обнажённой груди, расстегнув рубашку. Не останавливаясь, неуловимо просунула маленькую ручку в его джинсы, отвлекая возлюбленного шаловливым поцелуем. Задрожал, прижался, останавливая её путешествие к сокровенному, простонал: "Остановись", но, прикусив губы в поцелуе, достигла цели, ласково погладив "мальчика". - Лягушонок... - прошептала и поднесла влажные пальчики к своим губам, неотрывно смотря в смущённые глаза. Как заворожённый, склонился и прикоснулся губами к её пальцам, пахнущих его соком. Смотря друг на друга, не сдержали взволнованных слёз от интимности и тонкой чувственности мгновенья. - Ещё...
   Не скоро смогли взять себя в руки. Лишь через четверть часа спинка кресла водителя заняла законное место, девушка переместилась на переднее сиденье, где и находилась до этого. Парень, смущаясь и краснея, приводил себя в порядок влажными салфетками, пока Мари, деликатно отвернувшись, "рисовала" лицо, открыв вместительную косметичку и доставая оттуда всякие интересные штучки женских уловок красоты и завлекалок для мужчин. Повернувшись, явила новый образ, милостиво позволив оценить шедевр, и рассмеялась, увидев изумлённое побагровевшее лицо возлюбленного: "Что ж, рисование удалось, раз он так покраснел".
   - Бог мой..., ты совсем стала другая! Такая... взрослая и... - так и не найдя нужного слова, смутился окончательно.
   - ...надменная, ты хотел сказать, - заносчиво проворковала. - Так я крашусь, когда иду куда-нибудь в незнакомое место: к начальникам, в разные кабинеты, на варианты размена... - задумалась. - Ты же так и не сказал, куда меня привёз и зачем.
   - Прости, как-то так получилось, - взял её за тонкую руку и решил немного подготовить перед встречей со старушками. - Нас ждут мои бабушки: Калерия и Мария. Марию ты уже видела - врач в моей комнате, помнишь? У них есть для тебя предложение. Ты их выслушай спокойно, потом поедем ко мне и всё детально обговорим. Я расскажу с самого начала, а ты окончательно решишь, когда воедино соберёшь сведения. Хорошо? - подняв на Лебедь глаза, мягко улыбнулся. - Лера забавная, с запросами на происхождение. Решай сама, как с нею общаться, - сердечно рассмеявшись, вызвал кривую, злорадную, предвкушающую особое развлечение улыбку.
   Покинули салон машины, смеясь и обнимаясь, даря друг другу тепло душ и тел, любя глазами и обещая ими бурную ночь.
  
   - ...Сударыни, разрешите Вам представить мою любимую девушку и невесту Марину Риманс, - официальным тоном начал знакомство Филипп, церемонно целуя руки пожилым дамам, наряженным в лучшие "парадные" платья с кружевными воротничками. - Марина, представляю тебе мою старшую и любимую бабушку...
   ...Только через четверть часа дело дошло до сути - до предложения. Мари попала под самый настоящий перекрёстный допрос, отвечая спокойно и твёрдо на множество самых разных вопросов, умудряясь и ответить на них, и ничего толком не сказать! Поражённые старушки внезапно смолкли, долго смотрели на невозмутимую гостью, а потом... расхохотались так, что слёзы залили старческие глаза и лица, прекратив допрос надолго. Лишь отсмеявшись, высморкавшись, умывшись холодной водой и смыв усиленно наведённый макияж на старушечьих лицах, смилостивились и заговорили с Мариной, как простые старушки на лавочке у подъезда, отослав Филиппа в кондитерскую "за чем-нибудь вкусненьким и редким". Спустя несколько минут тайны были рассказаны, сведения сведены в единую систему, стратегия выстроена и снивелирована так, что понравилась даже им самим. Из родословной юной гостьи была извлечена такая информация, что едва не свалила с ног повидавшую всякого и всяких на своём веку Калерию. Польская линия Марины ввела её в неистовый раж! Все "легенды" отпали сами собой. Выяснилось, что, возможно, они с девушкой... родственники! Правда, седьмая вода на киселе, но родичи: у Калерии оказалась та же линия. Мучительная, трудно усваиваемая "легенда", сочинённая до этих познаний, растворилась. Правда оказалась куда невероятнее и трагичнее: Марина была прапраплемянницей Калерии! Или троюродной, проще сказать.
   Вернувшийся с парой-тройкой чудесных тортов Филипп застал старушек в поражённом молчании с зажатыми в руках стаканчиками с валерьянкой.
   - Так-так... Ясно. Ваши "легенды", как понимаю, отвергнуты?
   - Да, Филя, отвергнуты, поражены и повергнуты в прах... Там им и место. Нет, ну кто бы мог подумать, а...?? - вновь впав в "бодрствующую кому", Лера замерла надолго.
   - Мариш, может, ты мне объяснишь сие явление? - хохоча, сел рядом и притянул любимую. Пользуясь невменяемым состоянием тётушек, ласково целовал, гладя пальцами тонкое лицо, любуясь умытой сияющей и прозрачной до мраморности девичьей кожей, проводя трепетными руками по плечам и спинке, тонкой талии и бёдрам...
   - Гм, гм..., Филя! Мы ещё не умерли и сидим рядом! - возмущённый голос вернул его на грешную землю с небес, заставил оторваться от невесты и густо покраснеть. - Вот так-то лучше, внучек. Ручки-то не распускай! При нас хотя бы, - улыбнулась, хитро зыркнула на пунцовую новоявленную и обретённую племянницу миндалевидным глазом. - Ты - олух царя небесного, Филипп! Нет, хуже - слепой!
   Ошалев от слов, вытаращил на бабушку глаза.
   - Да-да! Как ты мог не разглядеть в девочке породу!? Да с её родословной никакие "легенды" не нужны!! И чем мы тогда всё это время головы забивали? Зачем было мучить наши старые мозги, я спрашиваю!? - Калерия вошла в раж.
   - Стоп! Тпруу! Стоять! - гаркнул Фил, смеясь, подняв руки и останавливая гневный монолог. - Замерли все! Вдохнули глубоко... Выдохнули... Молчим десять минут!
   Смеясь под нос, стал накрывать стол для чаепития, в чём помогала Маринка, скорее мешаясь, чем оказывая помощь: как только открыл коробки с тортами, съела ягодки с украшения первого, пальчиком подхватила кремовую розочку с верхушки второго и отломила кусок миндальной лепёшки с третьего!
   - А по рукам...? - гневно воскликнул и ринулся за озорницей, рванувшей от него в гостиную. Вскоре оттуда раздались визги пойманной жертвы, сменившиеся звуками поцелуев и сладострастными стонами.
   - ...А торт уже можно есть? - жалобно донеслось из кухни спустя несколько минут, что вызвало в гостиной шквал виноватого хохота.
   Пунцовые от смущения, но такие счастливые, показались ребята и сели пить чай, смеясь и разговаривая на отвлечённые темы. Только когда все поняли, что уже не в состоянии проглотить ни кусочка торта и выпить глотка чая, перешли в гостиную, приступив к разработке Генерального Плана по штурму высшего общества столицы.
   Спустя три часа, в вечерних сумерках Филипп внёс на руках в квартиру на Русаковской набережной свою девочку, раздевая на ходу и сходя с ума от нетерпения! Наконец, время пришло и для их любви, а наполеоновские планы по взятию Москвы подождут.
  
   ...Робкие лучи майского солнца разбудили Мари в половине шестого утра, и как ни было жаль, но пришлось разбудить в такую рань Фила - время поджимало. Ей - работа, ему - учёба. Едва выдернув парня из манящей постели, старалась не отвечать на нетерпеливые ласки, таща одеваться и завтракать. Не отступал, горя в желании, но она молча подала ключи от машины, грустно улыбнувшись. Лишь в салоне позволила себе ласково погладить печальное осунувшееся юношеское лицо тонкими пальчиками, стараясь не задерживаться на нежной девичьей коже любимого.
   - Как только платье и туфли доставят - приеду за тобой. Юбилей назначен на субботу - у тебя только три дня. Договорись и попробуй отпроситься на несколько дней - я так соскучился, единственная! - притянул её руку к губам, жадно целуя. Помолчал, не выпуская руки. - Приеду туда же, где забирал, часа в три - надо всё надеть, сделать причёску, макияж... - криво усмехнулся. - Не знаю, что там ещё положено к вечернему наряду?
   - Вечернему наряду...? Ты что задумал, Филя? - поражённо посмотрела в лицо.
   - Прости, сразу не сказал. Это обычное требование к одежде на таких мероприятиях: мужчины в костюмах, женщины в вечерних платьях. Длинных! - прищурившись, озорно покосился на несчастное личико. - Потому пораньше заеду: должна привыкнуть к одежде, обуви, причёске. "Обкатать", как выразилась Калерия. Да! Чуть не забыл! Нам нужно будет перед вечеринкой заехать к ней - приказ, - улыбнулся, вспомнив наказ старушки. - Уж не знаю, что там с Марией задумали, но такие были загадочные лица у обеих! - громко засмеявшись, прибавил скорость и полетел на юг, в Нагатино. Высадил на остановке трамвая на Судостроительной, как сама попросила, напоследок сильно стиснув в объятиях и со стоном поцеловав, грустно вздохнул и... отпустил. - В три жди на втором повороте - за кустами спрячься. Пока, любимая! - резко рванул джип с места, посигналив на прощанье.
   Пока ехал в универ, вспомнил негу и страсть ночи, громко застонал от воспоминаний и наслаждения: "Колдунья! - трепетно и счастливо рассмеялся. - Как была поражена подарком! Когда смогли оторваться друг от друга, принёс ей покупку из фирменного магазина, за которой бегала та милая женщина. Маришка и не подозревала, что там, пока не вскрыла упаковку. Роскошное откровенное бельё именитой марки потрясло: чёрно-красные трусики, бюстгальтер, пояс, корсет и тончайшие кружевные чулки! Когда надел все элементы комплекта на девочку, не смог оторвать глаз: передо мной была принцесса Анжелика. Сказка начала сбываться".
  
   Глава 13.
   Перед балом.
  
   Как только время подошло, на повороте улицы Новинки резко притормозил джип, дверца распахнулась, и в ту же секунду в салон впорхнула худенькая девушка, выпрыгнувшая из густых кустов аронии, посаженной вдоль тротуара. Машина тут же сорвалась с места, и через мгновенье её и след простыл! Кто бы ни следил за девушкой - потеряли опять. Всё получилось удачно: "хвост" был уверен, что "объект" сидит в кафе-мороженое на Нагатинской набережной Москва-реки и встречается со своей давней подругой Маргаритой Егоровой. Их "вели" от дома Риты до самого кафе и видели, как девушки туда зашли вдвоём.
   - ...Вот только не знали, что я тут же покинула заведение через чёрный ход и выехала с набережной в "Москвиче"-"пирожке", спрятанная там водителем - мужем барменши той самой кафешки. Так и оказалась к назначенному сроку на этом повороте, а "хвост" так и ожидает нашего выхода из кафе. Ну-ну! - рассказывая, Мари смеялась от души, не забывая всё равно посматривать в зеркало заднего обзора, проверяя наличие чужой машины, следующей за ними.
   Филипп с улыбкой смотрел на девочку, касался возлюбленной длинными пальцами, целовал озорное личико на остановках у светофоров и плыл в облаках счастья: "Она со мной, всё остальное не имеет никакого значения! Если званый вечер обернётся полным фиаско, больше не отпущу от себя Лебедь: прямо из зала торжества увезу к себе, и... гори всё синим пламенем! Заберу документы из универа и стану жить собственной жизнью вне высшего общества, раз так диктует необходимость. Решил это только что, когда выслушал её рассказ об эпопее с "хвостом". Пора принимать серьёзные решения и для себя, и для Русалки. Довольно с неё жизни "под колпаком"! Женившись на Марине, легализую и оторву её навсегда от Конторы: став моей женой, станет им не интересна. Как оторвать от офицера-"комитетчика"? Как убедить отчаянную девочку, что дальше продолжать эту игру в прятки не просто опасно, а смертельно опасно! Что очень скоро им надоест её "терять", и вот тогда она... пропадёт безвести. А за ней следом пропаду и я: умру от горя, сгорю, стаю, как свечка. Не смогу жить без своей Русалки! Не найду смысла".
   - Мариш..., - остановившись на очередном светофоре, повернулся, любуясь её лёгким льняным костюмом цвета молодой слоновой кости, похорошевшим личиком, округлившимся немного и разрумянившимся, локонами светлых волос, заколотых на одну сторону, словно открывая тонкую длинную шейку для поцелуев. Что и сделал, прильнув губами к тёплой коже, жадно вдыхая запах тонких чудесных французских духов. Горло перехватила страсть, голос осип, - ты можешь меня выслушать?
   - Забудь, - тихий и глухой голос окатил его ледяной водой, породив отчего-то крупную дрожь ужаса в крепком теле: "Услышала" мои мысли!" - Не вмешивайся. Поздно. Для всех.
   - Хотя бы позволь...
   - Нет! Думай о бале и сценарии нашего поведения. Это полезнее, чем другие мысли. Там только пустота и смерть. Смотри вперёд и живи, - странные и короткие фразы пугали, выстреливали, словно пули в сердце, заставляли замирать в панике и диком страхе мысли. Страсть застыла, сердце заледенело, даже сил возражать не стало. Поняла это. - Молодец. Я - прошлое. Ты - будущее. Вот им и пользуйся. Смогу - помогу. Выпадет - спасу ценой жизни. В мою не смотри и не пытайся оглядываться - там Горгона. Окаменеешь.
   Филипп потрясённо смотрел на чаровницу, которая жила в мире, сотканном из былин и мифов, сказок и притч, пословиц и... опыта многих поколений колдуний её рода. "Конечно: ей ли не видеть и не знать, что вокруг? Но, любя её страстно, отчаянно, неистово, я отступать не намерен! - напрягся, метнул жемчугом, искоса осмотрев застывшее личико. - Как гранит! Неприступна и холодна. Ладно, отложим разговор на время, только бы бог дал его! Время и немного везения. Оно нам так нужно и сегодня, и в следующие дни и годы, если повезёт", - грустно улыбнувшись, притянул девочку в быстром поцелуе и повёл машину на северо-запад столицы на Калининский.
   - Всё переиграли. Наряд доставлен к Калерии, там же нас будет ждать парикмахер и маникюрша. Машина для выезда заказана - принято прибывать с водителем, - криво улыбнувшись, покосился: "Спокойна и собранна, даже не собирается вздремнуть, - вспомнив прошлую встречу и их любовь в том глухом углу двора, задохнулся от возбуждения. - Как тогда было волшебно...! Получилось ещё откровеннее и восхитительнее, чем любовь на постели!" - едва сдержался, чтобы не застонать вслух. - Ты не голодна? - низким и хриплым голосом спросил и покраснел: "Глупость сказал. У Леры можно поесть".
   Загадочно улыбнулась и, едва остановились на светофоре, резко привстала и оказалась у него на коленях! Вжался в спинку кресла, давая озорнице место между собой и рулём, не смея даже дышать. Прильнув к губам и телу, ласкалась и прижималась так, что мир померк мгновенно: только зелень глаз и дикое, затмевающее разум желание! Вокруг сигналили машины, объезжали влюблённых, смеялись и кричали непристойности. Лишь спустя несколько минут отпустила, вернувшись на место с такой же непонятной улыбкой. Сидел, закрыв глаза, дрожа всем телом, стонал, из глаз безостановочно катились крупные слёзы: "Господи, как же я буду жить без неё!? Прости, любимая, не буду смотреть вперёд. Ты моя истинная судьба, значит, иду под взгляд Горгоны - это мой выбор. Прости".
   - Нет!!
   Не ответив, отёр лицо платком, стиснул зубы и, смотря решительно на дорогу, двинул машину навстречу судьбе, не собираясь больше слушать приказов и доводов Марины. "Выбор сделан окончательно: либо удастся вырвать её из скверной истории, либо пойду на дно вместе с ними. Точка, - решив, оставшуюся дорогу не проронил ни слова, лишь продолжал целовать руки девушки, едва улучал момент. - Говорить не о чем - Рубикон перейдён".
  
   ...Они стояли во дворе Калерии, махали руками старушкам, "вывесившимся" в окне кухни. Те радостно что-то выкрикивали в приоткрытое окно, кивали головами, посылали воздушные поцелуи. Наконец, двинулись к подъезду, окинув глазами двор и площадку. Маринка безмолвно усмехнулась: "Пока чисто. Как быстро "хвост" сообразит, где меня искать? Филин конвой тоже появится? Да уж, это будет забавно, когда сойдутся две "наружки" в одном месте! Поневоле почувствуешь себя Особой Королевской Крови, имея такой эскорт! Интересно, а "хвосты" из одного отдела или из разных структур? Что гадать? Появятся, понаблюдаем". Смеясь, обнялись и вошли в подъезд дома.
   Время бала неумолимо приближалось. Пора было заняться приготовлениями и "пробежаться" в последний раз по "родословной" и сценарию поведения на великосветской вечеринке.
   Пока обедали с Мариной на кухне, Филипп инструктировал о правилах поведения, о принятых нормах, о манере поведения и общения с большим количеством незнакомых людей, и том, как обезопасить себя от "быстрых" знакомств, цель которых - выудить побольше информации, чтобы быть лучше других в курсе твоих дел и т.д.
   Калерия устроила ускоренный курс сервировки стола и правил пользования её элементами. Увидев такое количество ложек-вилок-ножей возле своей тарелки, девушка хмыкнула и заявила, что собирается есть только канапе и пить лимонад. Старушки рассмеялись, поглядывая на смущённого Филю, и посоветовали ни на шаг не отходить от "невесты" во избежание конфуза и маленьких недоразумений, неизбежно случающихся на таких мероприятиях. Хулиганка с озорным смехом дразнилась и угрожала заляпаться по самую макушку нарочно на потеху публике! Понимая, что в каждой шутки есть доля правды, парень задумался.
   - Филя, а ты не грусти! Подумаешь, платье - кусок красивой ткани, - тихо и настороженно произнесла Мария. - Пока в прокат взято, конечно, но если что-то случится, придётся оплатить...
   - Зная Марину, я купил платье! - захохотал, приобнимая девушку, которая шаловливо куснула его за плечо. - Вот-вот..., даже на то, что уцелеет мой новый костюм, не надеюсь, - сделав плаксивое лицо, рассмешил всех женщин, - и вернёмся оттуда грязные и рваные, как после драки.
   Отсмеявшись, были вынуждены взять себя в руки - приехали мастерицы из салона-парикмахерской. Время.
   Следующие два часа были заполнены суетой, запахами шампуня, краски, лака и дезодоранта.
   Лера ревниво смотрела за работой профессионала, колдующего над причёской Марины: давала дельные советы и что-то шептала на ухо мастерице, обводя линию декольте на груди невестки сухоньким изысканным пальчиком с маникюром. Мастер задумчиво осматривала своё творение, что-то поправляла, переглядываясь с бабушкой, и ловила от той одобрительные кивки седой головы.
   Филипп освободился первый: его немного подстригли и уложили чудесные волосы феном. Не позволил что-то кардинально поменять в облике сегодня: не до экспериментов. Да и привыкли к нему и его волосам друзья и преподаватели - пусть остаётся причёска такой, длинноволосой. Посмотрев на невесту, уловил одобрение и восхищение в её чудных глазах, покраснел, сжал губы, удерживая счастливую улыбку. Заглянув глубже в теплоту зелени, задрожал, борясь с неудержимым желанием всех выгнать из квартиры, запереться и никуда не идти - любить свою Русалку и обладать ею, купаться в безумстве и чувственности, напиться любимой после стольких месяцев разлуки! Трезвомыслие взяло верх: "Напьёшься ещё, Филин, если сегодня всё рухнет. Вот тогда и появится время для Мариши - будешь абсолютно свободен от высшего общества и его невыносимых правил приличия и двуличия".
   - Филя, - Лера стояла сзади, деликатно трогала за локоть, - ты нам с Машей нужен в другой комнате, - взяв за руку очнувшегося от дум внука, увела с собой. - Пора распаковывать платье - прибыло. Как и туфли. Ох, не знаю - обувь капризна. Вдруг не подойдёт...?
   - Три модели разных размеров - что-нибудь выберется! - успокоил неугомонных старушек, смеясь при виде их взволнованных лиц. - Всё будет в порядке, бабушки! - обнял женщин, сгрёб в объятия, потискав и громко расхохотавшись. - Словно сами на бал собираетесь, честное слово! Увидите: Мариша глазом не моргнёт, сразу вживётся в наряд и обувь. Терпеть будет стоически, как истинная балерина!
   - Я так и знала, что она ещё и балетом занималась! - воскликнула экзальтированно Калерия. - Мы все, женщины рода, "болели" балетом! Все!
   - А мой дед имел содержанку-балерину! - с хохотом добавил Филя.
   Троица долго смеялась гримасам жизни и совпадениям и пришла к выводу: "Это действительно судьба. Столько пересечений в наших судьбах и родных неспроста, ох, неспроста!"
  
   - ...Где ваше обещанное бальное платье? - на пороге гостиной стояла невероятная красавица с волшебной причёской на пепельных волосах, уложенных в высокий узел с хитрыми переплетениями и выпущенными по бокам висков прядями, завитыми в волнистые локоны. - Надеюсь, им причёску не испортим?
   - Нет, оно застёгивается на спине и можно надеть через ноги, - поспешно объяснила Лера. - Филипп...
   - Нет. Я останусь. А станете настаивать - выгоню вас и сам одену свою невесту, - хитро прищурившись, вызвал у старушек ярую краску смущения и стыда. - Ну?
   - Филя, ты лучше иди...
   Мариша тихо сказала, но с такой интонацией и хрипотцой, что подействовало мгновенно: покраснел, вспыхнул, засиял глазами и, прикусив губу, исподлобья долго смотрел на девушку, потом неслышно вышел из комнаты, не вымолвив ни слова.
   Облегчённо выдохнув, женщины нервно рассмеялись. Переглядываясь и перебрасываясь шутками, извлекли из шкафа прозрачный целлофановый чехол с вешалкой, на которой виднелось платье. Когда упаковку сняли, поражённое молчание повисло в гостиной. Платье было от великого Кардена, доставлено самолётом прямо из Парижа! Этикетка на чехле ясно всё пояснила: там стояла не только дата пошива заказной вещи, номер портного, время отправки заказа, но и номер рейса "Аэрофлота", которым заказ был доставлен в столицу.
   "Вот это сервис!" - Калерия восхищённо вздыхала, что-то бормотала о старых добрых временах, о которых ей успела рассказать мать, и украдкой смахивала слезу, видимо, вспомнив свой первый бал.
   Мария таких воспоминаний не имела и отнеслась к платью просто: быстро расстегнула крупную "змейку" на упаковке, извлекла наряд на свет божий. Внимательно рассмотрела, расстегнула на спинке тонкую "молнию", стала помогать Марине надеть наряд. Потом, почти не дыша, сантиметр за сантиметром, начала застёгивать застёжку на спине, следя, чтобы в зубцы не попали волосы и кожа девушки. "Да..., с размеров угадали тютелька-в-тютельку! Ещё бы лишний килограмм веса - не сошлось бы платье на спине", - выдохнув, застегнула, нежно расправила все складки и фестоны, проверила ровность швов на боках, выровняла и обошла вокруг несколько раз, придирчиво всё осматривая. Пару раз сменила положение фестонов-рукавчиков, улыбнулась.
   - Чудо! - посерьёзнела. - Готово. Проверила, одёрнула, поправила, подтянула. Лера, посмотри-ка царственным взором на наряд невестки, - не повышая голоса, ни разу не подняла взгляд на лицо Мари. - Моих познаний может и не хватить, чтобы увидеть недочёты.
   - Я следила за тобой - всё в порядке! - безапелляционно заявила столбовая дворянка советского пошиба. - И не прибедняйся: ты многому у меня научилась - не ниже познаниями стала! - снисходительно улыбнувшись, подошла к компаньонке и подруге, сжав ей плечо. - Ты умница, моя Машенька. Что бы я без тебя делала?
   Постояв в молчании, очнулись и вспомнили, что вообще-то одевают к балу невестку! Рассмеялись, всплеснули руками, покачав головами.
   - Кажется, всё. Ну, Марина, смотрись, - с этими словами распахнули внутреннюю дверцу шкафа, на которой было большое зеркало до пола. Отступили с восхищением.
   Несомненно, это был шедевр великого Мастера: вечернее платье в пол глубокого сапфирового цвета, переливающегося оттенками синего, голубого и морского в фактуре роскошного плотного шёлка, который великолепно держал форму! Глубокое декольте, едва держащиеся на линии плеч фестоны, которые можно было и поднять до привычного уровня, и опустить на самый край плеч. Красиво оформленная грудь и узкая прямая длинная основная юбка делали платье почти консервативным, но... Поверх юбки был нашит по талии верхний слой, великолепно украшенный складками, фестонами и волнами той же ткани, которая спускалась сзади и ложилась на пол настоящим шлейфом-треном. "Не советское платье, право. С таким шлейфом в Букингемском дворце дефилировать или на Венском балу каком-нибудь", - подумали женщины единодушно.
   - Ох, Лера... Да как же она в таком-то ходить среди народа будет? Затопчут, специально станут наступать завистницы! Оторвут или дёрнут, разденут Мариночку, опозорят на глазах у всей Москвы! - Мария заволновалась и почти закричала.
   - Тссс! Дай подумать! Так..., надо пришить колечко на шлейф..., а на руку браслет неприметный..., или на подоле такое же колечко и крючок... - Лера закружилась по комнате, что-то ища, о чём-то вспоминая. - Помоги мне!
   Не прошло и трёх минут, как к поясу платья сбоку и трену были пришиты два металлических колечка для ковров, спрятанные в складках, а к нижнему из них прикреплен "карабин" от собачьего поводка. "Голь на выдумки хитра!" - прыснув бабушки в кулачки, показав Марине, как это просто и быстро всё крепится. Громко расхохотались втроём: "Ай да мы!"
   - Ай, и умницы московские! Ах, и затейницы! Вот тебе, и Карден! - громко хохотал Филипп, некоторое время тайком наблюдавший за своими женщинами, стоя в проёме двери. - Нет..., русских никогда не переплюнуть, не победить и не понять! - продолжался заливаться смехом, заразив весельем и родных. - Вмиг парижскую вещь с французским "прононсом" превратят в русскую с московским "аканьем"! Браво, сударыни! Бис! - аплодируя, продолжал потешаться.
  
   Успокоившись, подошёл к невесте, затих, замер, медленно обошёл вокруг и... так судорожно вздохнул, резко побледнев! Что-то древнее и давно виденное промелькнуло в голове...
   - Филипп! Очнись! Скоро вам выезжать! - одёрнула Лера, встряхнув. - Маша, неси гарнитур.
   Пока Мария выполняла приказ, молодые стояли, касаясь лбами, держась за руки и смотря только на них, не смея поднять взор навстречу друг другу. Поняли: не справятся. Невероятно хороши в нарядах: принц и принцесса. Вот и старались не провоцировать срыв - не время. Не для этого всё затеяно: нужно спасать реноме Филиппа и его славной семьи. Слишком многое сегодня поставлено на карту - не до любовного безумия.
   - Вот... - тихим голосом привела их в чувство Маша, подавая синюю бархатную коробочку Калерии.
   Та, открыв продолговатую плоскую коробку, задержала взгляд на содержимом, вздохнула с восхищением, замерев на миг, решительно взяла что-то из неё.
   - Дай-ка дорогу, внучек, - решительным жестом отодвинула парня от девушки и попросила ту немного наклониться. Надев ей на шею что-то блестящее, подвела к зеркалу поближе. - Пока рассмотри, а я серьги принесу.
   На шее засияло чудное колье: россыпь огранённых "рейнских камушков" с красивой каплеобразной серединой и похожими подвесками по бокам от неё делали колье не просто великолепным, а роскошным, создавая полное ощущение бриллиантового ожерелья из Королевской Сокровищницы! Лера подошла сзади и ловко вдела в уши невестки такие же серьги: длинные подвески.
   - Это шедевр, несомненно! Калерия, откуда...? - поражённо прошептал Филипп, так и оставшийся стоять рядом. Он понимал толк в украшениях и прекрасно осознал, что вещь на шее Мариши настоящая, раритетная!
   - Этот гарнитур был подарен любимой женщине одним очень знатным человеком. Подарен! И мы, женщины рода, всегда берегли его, как зеницу ока! Не позволили себе даже в самые страшные и голодные времена продать, чтобы выжить. Не пытались! Понимали - это память о великой любви нашей прабабушки, балерины Императорского театра "Мариинки", и наследного принца. Вот и берегли: и подарок, и память. Это для нас и богатство, и проклятие. Пока в семье хранится эта вещь - счастья для женщин нет. Все мы бывали замужем, но теряли своих мужчин, едва обретя их. Ни одна из нас так и не дожила до старости, кроме меня, потому что у меня нет детей. Вот и живу. У тех женщин, которые успели родить в браке или вне его - случались несчастья, которые их и губили. Я - последняя из рода. Теперь есть ещё одна наследница - Марина. Принимай эстафету, милая, - закончила шёпотом, залившись горькими слезами.
   - Спасибо. Нет. Я не жилец, не мне и хранить. Это Ваша ноша, - так же шёпотом проговорила племянница, смотря прямо в глаза потрясённой тётушке.
   - Филя...?
   - Со мной та же история, баба Лера. Была б сестра - можно было бы ей передать, но я один. Вот такие дела.
   - Да что вы такое говорите, ребята!?
   - Подойди к окну кухни, бабуля. Посмотри на выезд со двора. Внимательно смотри. Поймёшь сама - ты ведь умница, - с грустной улыбкой ответил и повёл красавицу-невесту в уголок на диван, немного передохнуть перед выездом на приём. - Маша, чайку бы.
   В дверях обе старушки столкнулись, ринувшись на кухню одновременно, но по разным причинам. Молодые легко и беззлобно рассмеялись над забавной картиной.
  
   Сидя на диване, с улыбкой осматривали друг друга, касались головами, носами, стараясь не смазать сложный макияж на лице девушки: невесты Филиппа, будущей жены, матери его детей, его радости, его мечты, его сбывшейся сказки. Любовался своей красавицей и был так горд и красотой, и тем, как мгновенно вжилась в платье и драгоценности, тем, как изменилась даже её осанка в таком одеянии! "Лера права - порода. Сразу не заметил по простой причине - был не в себе от "герыча". Теперь, когда самое страшное позади, смог трезвым взглядом присмотреться к невесте и сразу поверил бабушке - Марина не простая русская девочка. Передо мной сидит потомственная польская аристократка: светловолосая (мастер высветлила волосы на три тона), с идеально прямой спинкой, гордо вздёрнутой головкой на тонкой длинной шейке, с бесподобными глазами-омутами, сияющими зелёными глубинами, с приподнятым упрямым подбородком, предупреждающем, что его обладательница - сложная, противоречивая, упрямая и спесивая натура. Этого я уже хлебнул и мне понравилось! Достаточно простых и покорных женщин, безоговорочно готовых на всё - скучно с ними. Пусть спесь, пусть гордыня, пусть упрямство - это характер, а не подобие такового, и я справлюсь. Только в эту минуту окончательно понял: мы пара, одного поля ягоды, равные и по происхождению, и по рождению. Чудеса! Думал ли я тогда, стоя на горбатом мостике Яузы, что вижу свою судьбу, которая встанет рядом со мной и превратится в равную и достойную партнёршу, способную рука об руку пройти жизнь и украсить её счастьем, радостью, достоинством и настоящей породой? Родители будут безумно рады такой невестке! Только бы нам выжить".
  
   Глава 14.
   В ресторане.
  
   Время отсчитывало последние минуты. Нервозность стала чувствоваться так ощутимо, что было понятно: пора уходить, пока не накрутили себя и друг друга до предела. Старушки кудахтали что-то несусветное, советовали явную нелепицу...
   - Филипп, посмотри в окно, не прибыла ли машина. И давай выдвигаться - лучше в салоне посидим, - Марина тихо прошептала на ушко, стараясь не коснуться накрашенными губами пиджака мужского костюма.
   Говоря, нежно щекотала его шею и щёку завитым локоном волос, овевала запахом новых тонких французских духов "Фиджи", подаренных мамой Софией, согревала кожу лица теплом и лаской. Улучая момент, гладила тонкими пальчиками руки и лицо возлюбленного, говоря ими так много! Он тоже этого хотел - остаться дома наедине и послать всех к чёрту! Но, как и она, не мог себе этого позволить. Притянув, невесомо поцеловал в уголок губ, тонко пахнущих дорогой помадой и пудрой, заглянул в изумрудные омуты глаз, вновь поразившись их глубокому богатому цвету, провёл пальцами по открытому верху выреза платья на спинке. Девочка тут же откликнулась тонкой дрожью и потемневшим взором, уткнулась лбом в его подбородок. Закрыв от счастья глаза, прошептал с нестерпимой радостью-болью: "Я люблю тебя!"
   Мария с подносом отвлекла их и заставила опомниться. Время чая.
   - ...Филя! Машина внизу! - в комнату влетела Лера, остановилась и тихо прибавила. - На выезде со двора виднеется полкорпуса чужой машины - такой не знаем. Часто сидим у окна - не наша. Чёрная "Волга". Номера на два ноля начинаются. Ваша? Говорили о ней? Жандармы? - увидев печальные улыбки, нервно вздохнула, часто задышала, заметала молнии потемневшими глазами. - "Воронок". Понятно. ГПУ. ЧК. НКВД! Знакомая контора. Всех увезли в своё время. Сатрапы!
   - Лера, тише! - Маша налетела, обняла подругу, прижала, что-то говоря глазами и косясь на молодых. - Им ещё твоих проблем не доставало. Сама же уже поняла - "хвост". Не за тобой и не за мной. Успокойся, нам им не помочь, сама же понимаешь! Не вмешивайся и не расстраивай ребят. Куда едут, вспомни! Вот и пошли-ка отсюда на кухню. Им пора.
   С уговорами увела компаньонку и хозяйку на кухню, где зазвенели чайные чашки. Молодые переглянулись, улыбнувшись: "Понятно: травяной чай - лучшее лекарство для двух пожилых подруг".
  
   В гостиной на пять минут воцарилась тишина, только едва звенели чашки, периодически опускаемые на блюдца - ребята пили крепкий чёрный сладкий чай, но и с ним было вскоре покончено.
   - Вставай, Маришка! Пора и честь знать. Вот мы и едем узнать: есть ли она там, где её и быть не может по определению, - грустно усмехнувшись, Фил поднял Русалку, прикрепил шлейф к поясу платья, осмотрел в последний раз. - Восхитительно. Ты просто аристократка в этом платье, единственная! И не "Чайка" тебе сейчас положена, а открытая карета-ландо, шляпа, боа, веер и кружевные перчатки, - почтительно склонился к рукам, трепетно поцеловал, ощутив нежность кожи и запах дорогого крема. - Подобающе ли я выгляжу, графиня? - мягко смеясь, повёл на выход, прихватив меховую горжетку из соболя, присоветованную Калерией: "Вечер может выдаться ветреным и прохладным. Вдруг решите прогуляться после душного ресторана?"
   - Отсутствие бальных мелочей я как-нибудь переживу, Ваше Сиятельство, - делая реверанс, Марина сдержанно улыбнулась, тут же войдя в образ "графини". - Ваше одеяние вполне соответствует протоколу, господин Филипп! Я рада, что на этот званый ужин именно Вы сопровождаете меня. Благодарю, граф!
   Громко рассмеявшись, попрощались со старушками, стоящими в проёме кухонной двери и спокойно провожающими только глазами. "Слава богу, что не пошли во двор. Вот уж устроили бы прощанье навек! - хмыкнул внук, ведя девушку к лифтам. Едва оказались у машины, обернулись на окна: обе головы уже были там. Не кричали, как всегда, а только молча смотрели и сияли возбуждёнными глазами. Молодые прыснули одновременно. - Должно быть, поспорили опять из-за чего-то. Вот ведь две упрямицы!"
   Водитель стоял у распахнутой задней дверцы мощной машины и ожидал посадки высоких гостей. Увидев лёгкий кивок гостя в сторону кабины, удалился и дал возможность Филиппу самому усадить даму в лимузин советской эпохи - правительственную "Чайку".
   "Маришка, наверное, впервые такую увидела! - посмотрев мельком на неё, криво усмехнулся. - Не покажет даже вида, если и так - воспитание, - понаблюдал за любимой. Села по всем правилам: сначала приземлила попу, потом подхватила трен, разложила его на коленях, и только тогда устроила ножки в красивых чёрных туфлях на невысоком каблучке на пол и откинулась, наконец, на мягкую спинку дорогих сидений. - Умница! - словно услышав, улыбнулась из глубины салона и так полыхнула зеленью, что жених залился краской и счастливой блаженной улыбкой. Водитель смотрел только вперёд, не смея даже в зеркало бросить взор на пассажиров - вышколенный. Фил аккуратно закрыл дверцу машины со стороны спутницы, убедившись, что не прищемил ни лоскутка ткани платья. Обойдя с другой стороны, сел рядом, махнув напоследок бабушкам в окне. Те ответили, тайком утирая слёзы. - Волнуются, как там у нас всё пойдёт. Ничего, родные, где наша ни пропадала? Пока!"
  
   ...Ехать пришлось всего несколько минут. "Господи, да можно было пешком пройти весь путь, если бы ни праздничные наряды и толпы народа на Калининском! - зарычала безмолвно Мари, но тут же взяла себя в руки. - Нашла проблему! Думай о другом".
   Юбилей собирались отпраздновать в ресторане "Прага", что был совсем рядом с домом Калерии. Но протокол того требовал - приехали к заведению на машине. Едва лимузин стал выворачивать к парковочной площадке, подскочили служащие и, стоило ему остановиться, тут же распахнули дверцы сразу с двух сторон: и Марины, и Филиппа - сервис. Марине были поданы руки в белоснежных перчатках, и терпеливо стали ожидать, пока гостья выставит ножки, расправит подол и трен платья, отстегнёт его и подаст обе ручки. Только тогда бережно и нежно извлекли девушку, придерживая руками верх салона, чтобы не ударилась головой, а другой служащий приготовился нести шлейф, застыв в ожидании приказа гостьи. С улыбкой наблюдая за "выгрузкой объекта", пассажир рассматривал свою девушку как бы со стороны: "Как она красива! И величественна! А служащие, смотри-ка, сразу сообразили, что не простая птица в салоне: внимательны предельно, галантны и учтивы, кланяются и стараются помочь справиться с длинным подолом дорогого роскошного платья, едва не на коленях стоят! Лизоблюды".
   - Благодарю! Дальше я сам позабочусь о своей даме, - спокойно и с достоинством проговорил, подходя. Подал согнутую в локте руку, заглянув в глаза спутнице. - Всё в порядке, графиня? В дамскую комнату не нужно, носик припудрить? - увидев спокойную улыбку, положил ладонь поверх её руки на своём локте и повёл в ресторан. Машина за их спинами неслышно уехала, давая место другому лимузину, терпеливо ожидающему на подъездном пандусе сзади. - Как самочувствие? Нервы? Слёзы? Дрожь?
   - Благодарю, граф! Я в порядке. Немного жарко было в салоне. Теперь ветер остудил лицо, всё хорошо. Спасибо за Вашу заботу!
   Церемонный ответ вызвал у Филиппа тихий смех: "Держится в образе, умница".
   - Ты ничего не заметила в пути? - спросил тихо, почти шёпотом.
   - Одна команда уже в наличии. Там посмотрим, - улыбнувшись знакомой озорной улыбкой, слегка ущипнула его руку у локтя. Хмыкнул: "Хулиганка!" - Вечер только начался - есть время понаблюдать. Не думаю, что им позволено будет сунуться внутрь. Там заметим, сам понимаешь: без нас не уедут. Если санкция на внутреннее наблюдение выдана - наши часы сочтены. Тогда, гуляем свободно! - посмеиваясь, прибавила шаг, и они вошли в ресторан.
  
   Гостей ожидали на втором этаже заведения, и их уже было там немало. Похоже, первыми приехали самые нетерпеливые и теперь встречали взглядами, разговором и перешёптываниями вновь прибывших. Каждый человек, каждая пара порождали новые волны шума в огромном, но уютном зале старинного ресторана, славящегося на всю Москву своей кухней и обслуживанием. Попасть сюда "с улицы" было просто невозможно! Только по договорённости, по блату, по знакомству, по запискам. Вот и ректор универа выбрал его по той самой причине - все свои. Закрытое рафинированное высшее общество. Только знакомые, коллеги, знакомые знакомых, родные знакомых и прочая элита столицы. Маленькая Вселенная на карте Москвы. Своё общество, свои законы, свой круг общения. Потому сейчас и шептались кумушки-сплетницы, когда видели новое лицо в целом море знакомых. Им позарез нужна была информация: кто, что, чей, с кем, когда, откуда и зачем? Вот и перетекали кучки одна к другой, обменивались информацией о незнакомцах и незнакомках. Вот и гудел зал умеренно и постоянно. Тихая классическая музыка, которую играл октет на небольшом подиуме в глубине зала, не мешал общаться людям. Это они мешали музыкантам, но кого это интересовало?
   Филипп здоровался с окружающими, отвечал на вопросы о родителях, принимал и передавал приветы и пожелания, нежно держа свою спутницу за талию, не отпуская руку ни на мгновенье. Представлял просто и ёмко: "Моя невеста Марина". Девушке мужчины целовали ручки, сыпали комплиментами, вгоняя в краску жениха, а невеста тихо благодарила людей, нежно краснея тонким личиком и трогательно прижимаясь к жениху. Пока прошли переходами и лестницами, вышли к первому залу, вокруг них образовалась большая компания друзей-знакомых-студентов. Они шумно переговаривались и смеялись, подбадривали молодых и обещали защитить от маститых завсегдатаев вечеринок и посиделок.
   Через час общество прибыло всё в полном составе и стало дефилировать по большому залу в центре танцевального круга, пока не рассаживаясь за накрытыми столами. Беседовали, знакомились, разговаривали на лёгкие и серьёзные темы, отводя в сторонку оппонента - обычная жизнь званого вечера. Между гостями ходили официанты, предлагая на подносах мелкие закуски и напитки в бокалах, выслушивая просьбы гостей и тут же их выполняя.
   - Что тебе взять пока, Мариш? - негромко разговаривая, Филипп заслонял невесту на время от толпы и её назойливого любопытства, давая минутку покоя. В такие моменты к ним старались не подходить, наблюдая со стороны. - Шампанское? Вино? Лимонад? - увидев скромный кивок на последнее предложение, подал бокал, с улыбкой поцеловал в лоб, шепча ласковые слова, отчего она нежно покраснела и загадочно заулыбалась. - Есть не хочешь? Канапе, тартинки, а вон том в углу и бутерброды стоят. Идём? - подхватив за талию, повёл кормить любимую, краем глаза заметив, как качнулась хищная толпа вслед за ними. - Салфетки там же - бери побольше! - со смехом подал ей на тарелочке пару бутербродов с икрой, отошли в угол к колонне и, перебрасываясь шутками, быстро съели перекус, пока не стали рассаживать гостей за столы. Умудрившись не уронить за глубокое декольте ни крошки, Марина вызвала у жениха ехидный взгляд. - Пока порядок. Даже салфетки не потребовались, - увернулся от кулачка, нацеленного в бок, поцеловал в пунцовую щёку и понёс, смеясь, на дальний столик использованную посуду.
  
   - ...Как Вас оберегает Ваш жених! - полная женщина средних лет, одетая очень богато, тут же появилась перед девушкой, вцепившись серыми глазами и разговором. - Будем знакомы...
   Филипп замер: "Началось! Как Русалка справится с этими гиенами? Мы не договорились с ней о знаке, когда нужна будет помощь! Чёрт, это я виноват! Почему не вспомнил о нём!? - наблюдая за разговором женщин, к которым уже присоединились несколько мужчин-гостей, успокоился. - Спокойно, Филин! Она ведь не девочка-малолетка: взрослая, замужняя (бывшая уже, слава богу!), здравомыслящая и находчивая. Дай им несколько минут, тогда и подойдёшь". Тут к нему подошли друзья, отвлекли, но, как только улучал минутку, смотрел в женский кружок. Вскоре, извинившись, ринулся туда. Женщин было слишком много!
   - ...Милые дамы, прошу прощения! Верните мне мою невесту. Мне без неё тут страшно и одиноко, - шутя, оттеснил жадную свору от Марины, обнял за талию и почувствовал, как она тонко дрожит. Выдохнул: "Вовремя пришёл на помощь!" - Пожалуйста, не мучьте мою девушку! Вечер только начался - ещё наговоритесь. А пока я конфискую её у вас. Она мне тоже нужна прямо сейчас! - с шутками вывел Мари из клубка сплетниц, отвёл в уголок к музыкантам, делая вид, что слушает чудную мелодию Чайковского. - Прости, любимая! Я виноват - оставил тебя без присмотра, - поцеловал в висок, ощутил, как сильно бьётся жилка. - Минералки холодной? Лёд?
   - Всё хорошо. Я в порядке. Не первый раз в гуще чужих людей. Справилась, не волнуйся, Филипп! - заметив за его плечом жадные ревнивые взгляды молодых женщин и девушек, приникла с нежным невесомым поцелуем. Он замер, приобнял за плечи, пальцами трепетно стал ласкать их, забылся в нежном облаке нежности, закрыл глаза, заалел радостным румянцем...
   - ...Филипп! Я вижу, что ты, наконец, привёл к нам свою невесту! - громкий голос заставил очнуться и покраснеть молодых. Ректор с семьёй. - Давайте знакомиться, милое дитя?
  
   ...Три часа прошли в разговорах, стуке столовых приборов, длинной очереди поздравлений и вручения подарков юбиляру, переглядываниях и перемигиваниях соседей за столом, невинного флирта со стороны мужчин и колких едких замечаний женщин в сторону новой молодой пары. Мари справлялась со всеми: кому скромно отвечала, кому остротой отрезала языки, как это превосходно умела, а кого очаровывала, и тот сразу становился на её сторону, яростно защищая от нападок очаровательную отважную девушку. Фил облегчённо вздохнул: "Ещё пара часов и будем свободны. Пара часов. Только бы ничего непредвиденного не произошло!" Едва успел вознести молчаливую мольбу ко Господу нашему, подошла жена юбиляра Вера Андреевна и остановилась возле стула Марины.
   - Мой супруг бывает странным иногда, и в его голове тогда рождаются удивительные просьбы, - покраснев, милая женщина тихо говорила на ушко юной гостье, легко склонившись и держась за спинку стула. - Он хочет, чтобы Вы, Марина, от всей Вашей будущей семьи поздравили его сейчас. Можете словами, можете песней, - рассмеявшись, облегчённо выдохнула, заметив лукавый огонёк в глазах гостьи. - Такой импровизированный подарок получится от чистой души, как муж сказал, - понизила голос до шёпота. - Не готовые домашние заготовки, отрепетированные и неискренние, а идущие из глубины Вашего нежного сердечка - простые эмоции. Простите его! Стареет, становится чувствительным и сентиментальным. И чудаковатым, - с улыбкой, полной обожания и уважения к супругу, закончила, выпрямилась, мягко и ненавязчиво протянула руку. - Идёмте, Мариночка! Надеюсь, Вы не робкого десятка? И не кривляка, как я уже заметила, - еле слышно проговорив, повела гостью к микрофону, игнорируя изумлённые взгляды толпы вокруг, замершей и прекратившей галдеть и стучать столовыми приборами. - Порадуйте старика, милая. Внесите в юбилей, чопорный и скучный, каплю свежести и юности!
   Филипп с ужасом, с замершим сердцем, бездумно стал из-за стола: "Господи, что сейчас будет?", быстро опомнился, совладал с лицом и эмоциями, спокойно сел и повернулся в сторону эстрады, куда уже поднимались жена ректора и его Марина. Сходил с ума от волнения, но его умница спокойно стояла на сцене всё время, пока хозяйка объявляла спич, пока вернулась за стол юбиляра, одобрительно улыбнувшись юной гостье, пока аплодисменты зрителей приветствовали её. Постояв минутку в овациях, Марина изящно наклонилась, милым жестом отсоединила трен, чем вызвала смущённый смех гостей. Величаво отбросив шлейф, медленно, плавно и тягуче провела по платью руками и лукаво улыбнулась юбиляру, вспыхнув изумрудом из-под густых искусственных волшебных ресниц.
   "Да..., сейчас она им выдаст по первое число! Боже, удержи её в приличных рамках, а? - Фил уже не боялся, а с обожанием смотрел на невесту, ловя на себе завистливые взгляды всех парней и мужчин в зале. - Королева моя!"
  
   - Добрый вечер, друзья! Вы, наверное, думаете, что я тут специально что-то вытворяю неподобающее. Нет, отнюдь. Объяснение простое и до неприличия грустное - спасала платье от Пьера Кардена. Оно ведь, никак, с самого городу Парижу! - начала шалунья хохму. - Ну, не думал же его портной, что платье это попадёт в такую толчею, где шлейф сразу затопчут, замнут и порвут! Вот и берегу честь и марку именитого мастера-кутюрье! - дружный смех не заставил себя ждать. - А теперь, когда я стою на безопасном пятачке - можно и распушить сей хвост! - хохот затопил зал. Именинник заулыбался, загадочно посматривал на пунцового Филиппа, что-то заговорщически прошептал жене. - Итак, платье в порядке, музыку, маэстро! Фредерик Шопен, прелюдия в ми минор "Дневник памяти", пожалуйста! - посерьёзнев, вздёрнула немного подбородок, выпрямила спинку, подняла фестоны на плечах выше, вся подобралась, стала строгой и печальной. Повернувшись вполоборота к имениннику, сложила руки под животом, приподняла голову и стала похожа... на знаменитую Ермолову с известного портрета Серова: высокая, статная, серьёзная и величественная! Зал поражённо ахнул, затих и замер в едином порыве. Повисла полнейшая тишина. Даже официанты замерли у стен с подносами. Только нежно зазвучали первые аккорды прелюдии. - Роберт Рождественский, "Всё начинается с любви".
   "Всё начинается с любви!
   Твердят: "Вначале было слово",
   А я провозглашаю снова:
   Все начинается с любви!
   Все начинается с любви:
   И озаренье, и работа,
   Глаза цветов, глаза ребенка -
   Все начинается с любви..."
   Вполголоса, не спеша, спокойным поставленным голосом девушка начала читать прекрасные строки. В зале никто даже не дышал. Как она читала...! Как "легло" стихотворение великого поэта на старую музыку Шопена, словно для него и была написана полторы сотни лет назад! Чудесная музыка, слова нежности и любви, выражения вечного неугасимого чувства - всё сплелось в волшебный восхитительный венок чистоты и искренности, самой души мироздания. У женщин затуманились глаза, появились слёзы.
   Именинник, как заворожённый, неслышно встал с места, пересёк небольшой пятачок и остановился внизу у подножия подиума. Мари среагировала тут же, медленно повернувшись и опустив глаза на пожилого импозантного мужчину, словно читая стихотворение лишь ему. Окончив одно, тут же стала читать следующее.
   "Было... Я от этого слова бегу,
   И никак убежать не могу.
   Было... Опустевшую песню свою,
   Я тебе на прощанье пою.
   Было... Упрекать я тебя не хочу,
   Не заплачу и не закричу.
   Было... Не заплачу и не закричу..."
   Все узнали слова популярной песни Ротару, но в стихах она зазвучала по-новому, ещё надрывнее и трагичнее, особенно когда музыканты неожиданно смолкли, растерянные и потрясённые происходящим на сцене. Последние куплеты девушка пропела: сильно, страстно и... страшно! "Мурашки" прошлись по всем спинам, точно. Могильная тишина накрыла зал. "Вот так поздравление имениннику! А что же он...?" - пронеслось в головах гостей.
  
   Ректор поднялся на возвышение, низко склонившись, признательно поцеловал руку Марине и, выпрямившись, шагнул ближе и тихо что-то сказал ей на ушко, отстранился. Вдруг взял юную гостью за предплечья обеими руками и испытующе заглянул в глаза в упор. Зал замер! Помолчав, девушка согласно кивнула, дождалась, когда юбиляр отпустит её и отступит на несколько шагов. Подошла к микрофону, смежила на миг глаза, открыла, вскинула решительно голову и заговорила.
   В последующие три минуты Филу показалось, что потолок обрушился на голову! Начав "за здравие", она плавно вывела спич... "за упокой"! За упокой Леонида, раба божьего. Поражённый виновник торжества и сего действа стоял побледневший и абсолютно растерянный, не сводя ошарашенных и потрясённых глаз с Марины, а бунтарка умело вернула речь в нужное русло.
   - ...И сегодня, чествуя именинника и юбиляра, мы желаем ему более счастливую и долгую жизнь, чем выпала нашему любимому другу и товарищу, всеобщему любимцу университета Леониду! Как бы он сейчас Вас поздравил! Какими бы экспромтами веселил и удивлял нас! А сколько бы радости подарил Вам, уважаемый юбиляр! Так давайте же помянем ушедшего и поприветствуем новорожденного, которому судьба подарила длинную и достойную жизнь! С днём рождения! С юбилеем! И пусть он будет не последним! Ждём приглашений в полном составе на Ваше столетие! С торжеством! Vivat Professor! Donec vitae!*
   Именинник оценил тонкий намёк и юмор, засмеялся, обнимая и целуя отчаянную молодую женщину, которая осмелилась вслух вспомнить того, кого все уже старательно забыли. "И упрекнула, и пристыдила, и заставила их обернуться и взглянуть на свои мысли и поступки: а удостоятся ли они такой памяти на исходе своей жизни?" - прошептал ректор Марине, когда вёл на место, где нервничал жених, стоя в нетерпении возле стула.
   - Надолго мне запомнится этот юбилей! Низкий поклон твоей невесте, Филипп! И большое спасибо, что познакомил нас с ней! С такой супругой ты не пропадёшь - это надёжнее спасательного круга будет. Не утонете в бурном море жизни, теперь я уверен. Тот, кто способен к бунту - надёжен, как скала! - уважительно поцеловал обе руки девушке. - Спасибо за стихи и слова! Лучшего подарка мне не приходилось получать за все годы моей жизни, клянусь! Добро пожаловать в наш круг, Марина! Вы прошли этот трудный вступительный экзамен - с честью его сдали! После основного застолья ждём Вас с женихом в Малом зале для более близкого знакомства. Рад был знакомству, девочка, - едва слышно договорил, смотря настороженно прямо в глубину зелёных глаз. - Это честь для меня, старика, замшелого и закостенелого.
   Поклонившись и пожав руку пунцовому и гордому Филиппу, ушёл к своему столу, стоящему на возвышении у стены, где его ожидали притихшие домашние, волнуясь и переживая за отца-брата-мужа. Сев на место, довольно смеялся, хвалил поздравление, показывал всем видом, что нисколько не обижен или оскорблён им. Напротив, объявил импровизированный конкурс на самое необычное поздравление, сказав, что аннулирует всё услышанное до этой минуты и требует новых неординарных свежих решений и веяний! "Надоели привычные фразы и обороты! Даёшь смелость и полёт фантазии! Кто отважится перехватить пальму первенства у Марины? Есть тут живые люди вообще?? Ау!!" В зале гости натужно смеялись, краснели лицами и трусливо прятали глаза. И, похоже, разом возненавидели тоненькую девушку, так потрясшую их привычный уклад жизни и устоявшиеся незыблемые правила. Взрыв, о котором и просил юбиляр Марину, вышел на славу: взорвала и потрясла до основания затхлый мирок, называющийся столичным высшим обществом.
  
   ...Филипп сидел, обняв за плечи невесту, что-то шептал на ушко, украдкой целуя голову и щёку, плывя в облаке счастья, забыв, где они находятся. Нежно уворачивалась от ласк, краснела, напоминала, что для них ещё будет время дома. Только тогда отпустил, когда она, нечаянно посмотрев за боковую балюстраду, что-то короткое бросила через плечо. Выпрямившись, быстро оглянулся, побледнел и сел прямо, больше туда не смотря. На лестнице в тени колонн стояли двое в строгих костюмах. Это были явно не служащие ресторана, не консультанты, не организаторы торжества. Это был их с Маришей "хвост". Молодые, высокие, подтянутые - служивые. "Значит, им поступил-таки приказ на внутреннее наблюдение, а это уже расширение полномочий, и, стало быть, начались совсем не шутки. Развязка близка. Если не сегодня прямо после банкета, то на днях всё и решится. Как жаль! Так мало времени осталось! Теперь ничего не успеть, ничего!" - закричал Фил безмолвно.
   "Услышав" отчаянные мысли, Мари взяла его руку, ласково поцеловала и приложила к своей щеке. "Ты ведь это давно чувствовал. Так чего же испугался, милый? Не бойся - я с тобой! Мы будем рядом, правда? Помнишь, сколько раз я тебя умоляла, просила оставить меня и прекратить приезжать, внедряться в мою жизнь, разыскивать? Нет, всё решил по-своему. Вот и результат. Ты готов к нему? Если нет - уходи "чёрным ходом" и оставь меня здесь. Я не боюсь, мне не страшно. Давно готова к концу и такому исходу, понимаешь?" - тихий едва уловимый шёпот губ посреди гула-гама ресторанного веселья поражал и пугал. "Почему я слышу эти слова, словно она говорит в пустой комнате? Или произносит только в уме, а я почему-то стал их ощущать душой? Теперь понятно выражение: быть на одной волне. Мы с тобой на одной волне - любви, любимая, значит, и погибать будем вместе, моя Утопленница! Как мечтал о нашей сегодняшней ночи любви и страсти... Бог, а ты жесток. Ещё немного бы времени. Я не насытился моей любовью, боженька! Ещё не готов выпустить из своих рук мою Балеринку. Нет! Умоляю, дай ещё немного времени: хочу опять любить, дрожать от страсти и наслаждения, дарить моей девочке душу и тело! Сжалься, Господи!" "Выслушав" страстный молчаливый монолог, Мари вдруг притянула голову Фили и прижала к груди, закрыв глаза.
   Гости вокруг внезапно смолкли, замерли в недоумении, поражённо смотрели на обнявшуюся пару и их лица, залитые слезами. Сколько ни пытались отвести глаза от ошеломительной сцены, не могли этого сделать. Словно магнитом взгляды притягивались вновь и вновь! Только громкие слова ведущего со сцены заставили людей очнуться, отвернуться от влюблённых и включиться в происходящее в центре зала действо. Ребята, постепенно справившись с отчаянием и чувствами, спокойно сели за столом, полуобернувшись к юбиляру, стали следить за поздравлениями: аплодировали удачным, гудели провальным, смеялись над забавными. Что ещё оставалось у них в жизни? Только ловить последние моменты радости, попытаться прожить остатки земного бытия, дыша полной грудью, радуясь и плача, веселясь и печалясь, пробуя разные блюда и запивая вином, впитывая вкус и аромат, запоминая их и удивляясь, что ещё чувствуют и ощущают, что слышат и видят, и пока живут. Вот и пользовались последними элементами игры под названием "жизнь", не забывая о том, что вскоре им предстоит сложить паззлы обратно в коробку и положить на полку людской памяти, напоминая о себе время от времени, когда самих не станет. Смирившись с неизбежным, радостно вздохнули, расслабились и... забыли о мужчинах в строгих серых костюмах на лестнице. "Будет день, и будет пища. А пока тот день не наступил - радуйся!"
  
   ...Через два часа основное торжество было закончено, и избранных гостей пригласили в Малый зал ресторана "на чашечку кофе с ликёрами". В числе особо приглашённых были и Марина с Филиппом. Едва разместились на диване в углу залы, к ребятам подсела пожилая пара, муж и жена, которая странно смотрела на Мари и... её колье.
   - Просим прощения, но у нас к Вашей невесте есть несколько вопросов, Филипп! Мы бы хотели побеседовать с Мариной наедине, - настойчиво проговорила женщина.
   - Прошу прощения, Лидия Владимировна, я против. Марина устала, ей без помощи сложно отвечать на любые вопросы, - проговорил таким голосом и тоном, что стало понятно: не отступит. - У меня с невестой нет тайн друг от друга. Мы готовы ответить на любые Ваши вопросы, но вдвоём! - на удивлённый взгляд невесты, отрицательно покачал головой, не собираясь уступать. - Поймите правильно. Это первый её выход в свет. Держится из последних сил - уж я-то знаю.
   - Может быть, в следующий раз, Лида? - обречённо пробормотал муж пожилой женщины.
   - Нет! Я не смогу спать спокойно, пока всё не узнаю! - жёстко ответила, подняла прохладный взгляд на спокойное бледное лицо девушки. - Спрошу прямо: откуда у Вас эти украшения? Надеюсь, Ваше объяснение будет внятным и убедительным. Иначе Вам грозят неприятности с милицией!
   Громкий голос раздался в гостиной, как выстрел, и породил мгновенную поражённую тишину.
  
   * ...Vivat Professor! Donec vitae! (латынь) - ...Да здравствует профессор! Долгих лет жизни!
  
   Глава 15.
   Под занавес торжества.
  
   Люди ахнули, услышав слова уважаемой женщины. Cразу были готовы поверить - многие десятилетия знали и её, и её семью. А девушка только появилась среди них - мало ли, кто она...?
   - Я Вас уважаю, Лидия Владимировна, но прошу, следите за словами, пожалуйста! - Филипп был строг и возмущён: резко побледнел и напрягся. - Выражайтесь корректнее и взвешеннее!
   - Я отвечу на Ваши возмущения тогда, когда получу объяснения от Вашей невесты, - холодно отрезала надменная старушка.
   - Этот гарнитур был подарен, повторяю - подарен, любимой женщине одним очень знатным человеком в знак любви и преданности. С тех самых пор, уже целое столетие, бережно хранится у нас в семье и передаётся по женской линии из поколения в поколение, и никогда не покидало семьи ни на минуту. Даже в самые страшные и голодные времена, уверяю Вас. Это украшение - живой символ великой любви нашей прабабушки. Мы трепетно и преданно чтим и её память, и память так любившего её мужчины, - тихим и спокойным голосом проговорила Марина, сильно побледнев, но держась достойно и гордо. Выпрямив спину, вздёрнув голову, смотря несколько свысока на пожилую женщину, была той, кем являлась по праву рождения: потомственной польской дворянкой. - Ещё вопросы у Вас ко мне имеются?
   - Как Ваша фамилия?
   - Она Вам ничего не скажет. Женщины имеют привычку выходить замуж и менять фамилии, если Вы не забыли, - жёсткий ответ обескуражил старушку.
   - Как звали вашу прабабушку? Кто драгоценности передал?
   - Об этом Вам расскажет мой жених Филипп. Его бабушка и передала.
   Поражённые слушатели уже не знали, чью же сторону принять?
   - А в чём, собственно, дело, Вы мне можете объяснить? - поражённо спросила жена юбиляра.
   - Эта вещь из нашей семейной коллекции. Была. Давно, - тихо проговорила Лидия, сомневаясь в своих правах на украшения. - Существует легенда, что прадед тайком вынес комплект из дому и подарил своей содержанке-балерине из "Мариинки".
   - Не совсем так, Лидия Владимировна! Эти украшения были заказаны специально для той самой балерины, и семье Вашей они не принадлежали, уверяю Вас! И ни минуты не бывали в Вашем доме. Он преподнёс ей коробку прямо за кулисами театра при нескольких свидетелях. Даже дал адрес ювелира на тот случай, если камушки быстро начнут выпадать из оправ. Та самая записка, написанная его рукой, до сего дня хранится под подкладкой коробки от комплекта. Вас ввели в заблуждение домашние сказки-легенды. Это украшение сегодня перед выездом на юбилей собственными руками на шею моей невесты надела моя бабушка Калерия Валентиновна, - с ласковой и гордой улыбкой Филипп притянул к себе девушку и обнял за плечи, нежно коснувшись губами горячего виска.
   - Тогда почему Марина, рассказывая об украшениях, говорила, как о своей семье и потомках? - подозрительно прищурилась упрямая истица.
   - Потому что Марина и Калерия - дальние родственники, как оказалось. Вот такое невероятное совпадение! У них одна и та же польская линия: Потоцкие.
   - Королевская династия...? - поражённо прошептала женщина, уже ничего не соображая.
   - Они были правителями Польши в четырнадцатом веке. С тех пор больше никогда не возвышались столь высоко, но всегда оставались в Высшей касте польской Шляхты. В шестнадцатом веке достигли звания Великий гетман коронный и держали его полтора века. Моя линия от Романа Потоцкого, - проговорила спокойно девушка. - Потомки польских королей и князей есть везде, в том числе в кругу русских королей и советских правителей. Часто роднились поляки с русскими: и по любви, и по политическим интересам, - прибавила с очаровательной улыбкой, склонив пепельную головку к острому плечику.
   - Филипп, устройте мне, пожалуйста, встречу с Вашей бабушкой, - тихо выдавила Лидия, сдаваясь и признавая поражение, сникнув в руках мужа, мягко обнявшего и что-то шепчущего на ушко тёплое и родное.
   Инцидент был на этом исчерпан. Все вздохнули с облегчением и стали подходить к юной гостье, внимательно рассматривая дорогое и спорное украшение, восхищённо вздыхая и мечтательно возводя глаза горе, о чём-то думая и загадочно улыбаясь.
   - Так Вы, Марина, графиня по рождению? - смеясь, обратился к высокородной даме-девочке юбиляр.
   - Нет, я дитя рабочих и крестьян из самого что ни на есть республиканского захолустья. Господ давно нет и знатных происхождений тоже. Мы все - дети Октября, и пора забыть о старых временах и распрях. Время для них прошло. Грядёт новая эра и жизнь. Впереди - коммунизм и светлое будущее. Вот и давайте смотреть только туда с надеждой и оптимизмом. Оглядываться и цепляться за прошлое - удел слабых и недалёких. Кто себя не относит к таковым - за мной! Время - вперёд! - задорно смеясь и вскинув призывно маленький кулачок вверх, озорница разрядила нервозную обстановку в Малом зале, вызвав смех и пунцовые лица: пристыдила ненароком "советская графиня".
   Веселье продолжилось, только в углу стариков стояла тишина. Оттуда на Марину поглядывали насторожённые и внимательные глаза, рассматривающие её с неослабным интересом, словно в чертах и характере пытались увидеть ту, кто сто лет назад внёс в семью разлад и раскол. Чувствуя и "слыша" мысли старушки, Мари нервничала, что заставляло не расслабляться и держаться дальше в образе "графини", вызывая понимающую и восхищённую улыбку жениха. Как он любил свою невесту! Глаз не сводил, бросался на помощь при малейшей заминке в разговорах и близко не подпускал сплетниц и любопытных с вопросами о личном. Они мало что почерпнули из обтекаемых витиеватых ответов умницы.
  
   ...Через час Мари странно забеспокоилась, стала нервно поглядывать в сторону Большого зала. Филипп молча вскинул брови, спрашивая: "В чём дело?" Лишь недоуменно пожала плечами: "Сама не пойму". Как ни старался опекать, всё-таки "проворонил" её в какой-то момент. Поискав глазами, сдался и незаметно отвёл в сторону сокурсника Вадима Введенского.
   - Ты только не показывай лицом удивления, лады? - начал, серьёзно смотря в глаза. Увидев едва заметный кивок, продолжил. - Марина исчезла.
   - Не в дамскую? - увидев отрицательное покачивание, задумался. - Дай мне время. Отвлеки самых зорких разговором. Во-о-он ту компанию: давно алчут тебя к себе заполучить! Продержись минут пять-десять. Сделаю, что смогу.
   Улыбнувшись и глазами поблагодарив, Фил ушёл в указанный кружок, заведя пустой никчемный разговор, обычный во время таких посиделок. Вадим, улучив момент, неуловимо испарился из Малого зала. Его не было довольно долго, и первой вернулась... Мари.
   Едва появилась на пороге залы, была тут же подхвачена ласковыми руками юбиляра и увлечена в их семейный круг, где что-то живо обсуждали домочадцы. Вскоре оттуда донёсся её смущённый смех, явно не знающий, как поступить. Жених, учтиво попрощавшись, удалился из своей компании и бросился на выручку. Оказалось, супруга именинника прекрасно играет на рояле и просит юную гостью порадовать семью парой-тройкой романсов, так уважаемых всеми. Вторым голосом вызвался помочь сам глава - неплохой тенор.
   - Я просто не могу отказаться, так понимаю? - лукаво заговорила озорница, задумалась и, заметив возле себя жениха, метнула на него такой таинственный заговорщический взор, что компания рассмеялась, предвкушая необычное развлечение. - Согласна. Но, как у истинной женщины, есть маленькое условие к партнёру.
   Тут уж рассмеялись все, кто приобщился к забаве. Хозяин подошёл к Марине, взяв ручку, уважительно поцеловал и нарочито тяжело вздохнул, сдаваясь. Гости смеялись безудержно, видя ректора таким задорным, счастливым и... игривым впервые за долгие годы!
   - Я заранее соглашаюсь со всеми Вашими требованиями, графиня, какими бы они ни были безумными, - жалобным голосом проговорил, посматривая на гостью молодыми ясными глазами, в которых плескался смех и... откровенное восхищение юной красавицей.
   - Даже не выслушаете их? Вы сильно рискуете, право, князь! - дёрнула плечиком, метнула взгляд на ребят. Слова озорницы утонули в хохоте молодёжи, плотно обступившей кружок возле арки гостиной. - Моё пожелание высказать Вам на ушко или сразу озвучить его в полный голос?
   Коварно хохмила дальше, надменно вскидывая бровь и оглядывая нахальным зелёным взором гостей, вдруг затихших и замерших. Повисла тишина. Почувствовав, что всё это не просто требование, а хитроумная ловушка, ректор задумался, посерьёзнел, вызвав мгновенное безмолвие даже на дальних диванах шепчущихся стариков, потом решился и гордо выпрямился.
   - Дабы не прослыть малодушным - валяйте. Говорите вслух! - держа руку девушки, смотрел прямо в зелень бездонных глаз. Окунувшись в глубину, заволновался, сильнее сжал ручки юной гостьи, вскинул голову решительно, побледнев благородным лицом. - Я готов.
   - Вы будете петь тонким дрожащим голосом, полностью имитируя великого Козловского! - выдала "на-гора" чаровница, не моргнув глазом. Все ахнули, но не посмели даже улыбнуться: "Вот это условие!" - Романс Глинки на стихи Баратынского "Не искушай меня без нужды"! - мгновенно объявила номер девушка и повела за руку опешившего пожилого мужчину к огромному концертному роялю в восточный угол Малого зала ресторана, за которым усаживалась поудобнее его жена, Вера Сергеевна. - Вы готовы, князь? В голосе ли Вы сегодня? - увидев согласный смущённый кивок седой головы, тепло улыбнулась, подбадривая, умерила веселье, посерьёзнела, ласково забрала руку из ладоней партнёра, склонилась к пианистке, давая голосом тональность. Попробовав несколько гамм, её определили, и Мари выпрямилась, обернувшись к Алексею Анатольевичу. - Слова помните, сударь? Простите, если напутаю что-то. Давно не пела в дуэте - не довелось как-то... - изящным жестом коснулась безупречной причёски, потом подняла фестоны сапфировой ткани на плечи, красиво расправила трен платья ножкой в чёрной туфле-лодочке, плавно сложила руки на крышку рояля, выдохнула, побелев личиком. - С богом.
   Зал засуетился, спешно рассаживаясь, устраиваясь, находя место, наиболее выгодное для наблюдения и прослушивания.
  
   Филипп встал поодаль от Марины у колонны, стараясь не мешать ей сияющими и влюблёнными глазами - дал полную свободу на время. Сзади тут же появился Вадим и, выждав время, когда дуэт начал петь чудесный романс на два голоса, тихо шепнул другу пару слов. Тот побледнел, медленно оторвался от опоры и, воспользовавшись всеобщим вниманием к певцам, быстро вышел в соседний зал. Перейдя его, друзья направились к нишам у огромных окон-эркеров, делая вид, что любуются панорамой ночной Москвы.
   - Ты так серьёзен, Вадим, - тихо и тревожно начал Филипп.
   - Фил..., ты уверен, что всё знаешь о своей невесте? И главное, хочешь ли знать?
   Резко вскинув голову, Филя испытующе посмотрел на собеседника, подумал, решился.
   - Всё знает лишь бог. Рассказывай.
   Некоторое время у окна стояла подавленная тишина, потом зазвучал рассказ...
   - ...Я вышел из Малого зала и по твоей просьбе стал разыскивать Марину. Нет, не расспрашивал всех встречных-поперечных. Просто прислушивался к трёпу. Уже не помню, в какой момент, но вдруг уловил её голос с боковой лестницы. Там, за балюстрадой. Тихо подошёл к ступеням, остался внизу, скрытый колоннадой, но слышно было плохо, а ближе нельзя было подойти. Твоя невеста с кем-то говорила, но так странно - слышен был только её голос, словно тот или те, с кем она беседовала, только кивали или глазами делали знаки, - тяжело вздохнул, виновато посмотрел на друга, не решаясь продолжить. Заметив вопросительно вскинутую бровь, сдался. - Я услышал лишь часть разговора. "Сколько у меня времени?" ... "Способен на крайность, не хочу его гибели". ... "Спасите! Он должен жить". ... "Нужен их телефон, куда смогу позвонить и сказать: "Заберите". ... "Назначьте время и дайте знать". ... "Необходимо время. Это важно для него". ... "Буду ждать знака", - Вадим открыл глаза, которые закрыл, когда воспроизводил с точностью магнитофона услышанное, странно посмотрел в глаза. - Всё. Понимай сам, что к чему. Я выполнил твою просьбу. С кем говорила, не видел, для этого нужно было подняться по ступеням - заметили бы, - пожав руку, хлопнул сочувствующе Фила по спине и неслышно ушёл.
   Филипп замер, бездумно глядя в безупречно чистое огромное окно. Всё понял. До последнего слова. "Мариша пытается спасти меня, и, похоже, ценой своей жизни, как и пообещала однажды. Нет, этому не бывать, любимая! Если ситуация станет абсолютно тупиковая - погибнем вместе. Вместе. Ты только не наделай глупостей! И не вини себя ни в чём. Это мой выбор. Только мой..."
   Его привёл в чувство громкий смех из Малого зала, и, вернувшись туда, постарался как можно незаметнее опять занять своё место у колонны. Марина была в ударе! Взявшись за руки со стареющим интеллигентным семидесятилетним мужчиной, его ректором, уже распевала романс "Я встретил Вас...", причём первую высокую партию пел хозяин! "Как же забавно и мило они выглядят: раскраснелись, засияли смеющимися глазами, расцвели, а ректор просто сбросил пару десятков лет! Да что там - Анатольича не узнать! Воссиял и заискрил молодостью и... новым сердечным чувством! Волшебница моя, ты очаровала старика. Чаровница, колдунья..." - долго любовался парой, пока не очнулся от услышанного: уловил гадкие сплетни за спиной.
   - Теперь ему будет легко учиться - невеста обеспечит и хорошие оценки, и "красный" диплом!
   - Сама, того и гляди, выскочит замуж не за мальчика, а за более выгодную партию - ректора!
   - Как он увивается вокруг неё! Как же падки на молоденьких стареющие мужчины! Бедная супруга!
   - Вот бесстыдница: наклоняется, якобы в низком поклоне, а сама, гляди-ка, то и дело показывает старику свои свежие и безупречные прелести!
   - А кто оплатил этот роскошный наряд?
   - Кто?? Да глупый влюблённый мальчишка же!
   - Если бы! Его несчастные родители оплачивают его счета!
   - Да, их надо пожалеть. Не позвонить ли? Не пора ли открыть им глаза...?
   Не желая больше слышать мерзости, парень покинул дальний угол зала и подошёл к роялю, встав неподалёку от невесты.
   Уловив нервозность и взвинченность Фили, метнув любящий искрящийся взгляд, она тут же откликнулась шутливой украинской песней "Ой пiд вишнею, пiд черешнею...", обыграв её с юбиляром, который под всеобщий хохот изображал дряхлого мужа героини песни, кряхтя и хрипло бубня под нос: "Хе, молода! Хе, гуляти...", "А я сам не пiду, i тебе не пущу...", "Куплю тобi хатку, тай ще сiножатку..."! Пара-тройка романсов плавно перешла в народные и популярные песни, под которые юная девушка и улизнула от рояля, сдав безостановочно хохочущего возбуждённого именинника семье с рук на руки. Подхватив Филиппа под локоток, послала всем воздушный поцелуй со словами: "Я на минутку!" и исчезла из зала.
  
   - Фууу! Еле вырвалась живой... - трепетно смеясь, энергично обмахивалась чьим-то веером и прижималась горячим взбудораженным от веселья телом, украдкой целовала жениха в плечо или шею. - Не пора ли исчезнуть по-английски? - страстно и хрипло прошептав, прильнула в жадном поцелуе, как только скрылись за плотной портьерой зала. Радостно затрепетал, обнял кудесницу, едва слышно застонав. Поцелуй затягивался, но не мог здесь дальше продолжаться. - Как думаешь, не обидим ли милых людей, исчезнув внезапно?
   - Нам придётся вернуться, но обещаю, совсем ненадолго, - сипло прошептал, смотря потемневшими от страсти и желания глазами, обвил дрожащей рукой тонкую талию, аккуратно отвёл к нише окна, где совсем недавно стоял с другом. - Остынь немного, здесь приоткрыта створка. Ветер ещё не холодный. Может, шампанского? Лимонада?
   - Нет, хочу домой, - еле слышно шепнув, породила такую бурю чувств, что у него потемнело в глазах. "Боже, дай силы дотерпеть до дома! Иначе я не сдержусь, закрою сейчас эти портьеры в эркере и "возьму" мою девочку прямо здесь!" Сильно стиснул талию, прижав к дрожащему и напряжённому телу, почти теряя контроль. - Тссс, спокойно, мой жемчужный принц! Тихо! Мы обязательно сдержим эмоции. Я рядом. Ты не одинок в желании, - прижалась губами к мужскому подбородку с едва заметной чувственной ямочкой, стараясь не слишком распалять любимой лаской, не забывая, где они. Повернулась в кольце рук спинкой, положила головку на плечо возлюбленного, вжалась в горящее тело. Прижался губами к ароматным волосам сбоку, стараясь не разрушить причёски, которая, немного осев, стала ещё красивей и царственней. - Как здесь чудесно! Люблю столицу, особенно ночную Москву. Есть в ней некое волшебство, тихое и печальное: затихая, огромный город сворачивается в клубок, как кот, и дремлет, едва гудя припозднившимися машинами, угасает фонарями и окнами в домах, скрывается во снах горожан, меняет своё истинное лицо. Словно не наш город вовсе, а чужая планета! Никогда и ни за что бы не смогла его покинуть! То ли ненормальная, то ли это память предков, но он мой, понимаешь? По крови, что ли? Родной. Теперь мне ещё дороже: здесь я встретила тебя, моя судьба...
   Слушая восторженную оду любимому и родному городу, жених плыл в огненном чувственном облаке, нервно, часто и надсадно дышал, нежно гладя губами длинную оголённую шею девочки, медленно спуская фестоны ткани всё ниже и ниже, целуя обнажающиеся плечики, спинку, предплечья, умело лаская пальцами грудь...
  
   Деликатный кашель позади них заставил Филиппа очнуться, аккуратно вернуть складки платья на плечи Марины, поднять и прикрепить трен, на который нечаянно наступил в запале, неспешно повернуться с пунцовой возлюбленной, положив вздрагивающую руку на её талию. За спинами стояла, смущённая не меньше их, жена юбиляра Вера Андреевна с потупленными глазами, терпеливо ожидая, когда ребята придут в себя и смогут вернуться в гостиную.
   - Я понимаю ваше нетерпение, мои дорогие, - с понимающей улыбкой подошла ближе, - но мне неловко одной бесконечно принимать похвалу за маленький концерт. Не моя в том заслуга - я лишь неплохая пианистка! - лукаво улыбнувшись, обратилась к девушке. - Идёмте, Мариночка. Вам надлежит самой откланяться и принять лестные слова, какими бы они ни были неискренними, - прибавила вполголоса, покосившись на зал. - Обещаю: мы вас долго не задержим - понимаем, как это трудно в первый раз. Несколько минут, и проводим вас всей компанией! Слово москвички в седьмом колене! - громко рассмеявшись, взяла молодых под руки, встав между ними, и повела обратно к гостям.
   Прощание получилось тихим и интимным: люди не посмели приблизиться к семье именинника без приглашения. Пожелав всего наилучшего всем её членам, приняв от них тёплые слова, нежные искренние объятия и поцелуи, молодая пара отправилась восвояси, а хозяева шутливым окриком заставили остальных гостей оставаться на своих местах, аргументировав его предстоящим важным объявлением.
   Стоя в проёме арки на выходе, они ожидали подачи лимузина - положено. Маринка несколько раз бросала нервные взгляды на боковые выходы и колонны - пусто. Незаметно вздохнула. Филипп с грустью наблюдал за невестой, понимая, почему нервничает: "Ждёт сигнала от "хвоста". Пропали. Должно быть, согласовывают её просьбы и требования с начальством и приедут уже к дому, и обязательно найдут возможность дать ей знать. Изыщут. И ничего, ты, Филин, не сможешь с этим поделать - профессионалы. Грустно. Могут помешать в самое неподходящее время. Но что заранее волноваться? Случится - посмотрим, что с этим делать. Главное, не упустить момента и не "прохлопать" Маришу, не пропустить знака, не дать ей наделать непоправимых глупостей - не прощу себе никогда, не смогу, - от размышлений очнулся лишь тогда, когда подали машину к подъезду. - Домой!"
   Через полчаса были дома.
   Машина остановилась на обочине Русаковской набережной по их просьбе, и водитель вышел на пару минут - покурить. Молодые вышли, встали рядом, опершись о её бампер, замерли, обнявшись, стали смотреть на ночную Яузу, на вереницу бежевых огней вдоль дороги, дыша довольно прохладным воздухом. Меховая горжетка Леры пригодилась - ветерок с реки был ощутимо свежим. Нежно обнимая Мари, Фил нервно дышал, приникал с поцелуями к плечам и шее, сверкал в неверном свете фонарей голубым жемчугом глаз. Улыбнувшись виновато, стиснул невесте плечики сильно и нетерпеливо, подавая панические сигналы: "Я на грани! Пора!"
   Ох, и удивился консьерж, когда увидел их в вечерних нарядах! Даже рот раскрыл, бедняга.
   На площадке этажа, открыв дверь, хозяин подхватил девушку на руки и торжественно внёс в квартиру, безостановочно целуя любимые, чудесные губы: пухлые, мягкие и такие сладкие! Ночь любви, так страстно желаемая и ожидаемая, настала, и никто им больше не мог помешать насладиться ею. Ничто и никто.
  
   ...Звонок болезненно резко прозвучал в тишине квартиры, и Маринка молнией метнулась обнажённой к аппарату, не успел Филя и сообразить ничего! Не стал идти за ней следом, поняв, что это за звонок. Да и неважно уже, успел бы взять трубку первым или нет: попросили бы её к телефону тихо и настойчиво. Не стал бы звать - поднялись бы в квартиру. Это неизбежно. Она ждала его и дождалась. Разговор не занял и полминуты: подняла трубку, выслушала и положила обратно с тихим и спокойным лицом. "Понятно: назначили время. Итак, Филин, таймер обратного отсчёта запущен. Спрашивать у Мариши - глухой номер. Не стану - ни к чему вынуждать мне лгать. Я её слишком люблю и не позволю так унизиться. Просто выпью последние минуты и часы до донышка, до сухого остатка, пока есть время".
   - Ты такой грустный, мой Жемчужный Мальчик.
   Мягко прилегла рядом, совершенно не стесняясь своей наготы. Только надела интересную верхнюю деталь от нового гарнитура, которую ей купил накануне: что-то среднее между бюстгальтером и сорочкой из тонкого батиста милой расцветки. "Под старину стилизация. Красиво. Как увидел, сразу и купил. Там ещё забавные панталончики в придачу идут, - мягко улыбнулся. - Так и не полюбила нижнюю часть одежды! Хулиганка. Понимает, что её животик и бёдра роскошны, вот и радует мои глаза. А ещё манящей тенью между ними, плавным изгибом и впадинкой пупка, крутой попкой и коленями маленькими и нежными, - притянул к себе волшебницу и стал целовать все части тела, так нравившиеся и порождающие пожар в крови и сладость в теле. - Моя принцесса... Дурман... Яд... Мой желанный "герыч"..."
   Солнце разбудило рано, едва перевалило за пять часов! Забыли задёрнуть плотные портьеры.
   - Блин..., вот бессовестное! - соскочила с кровати, подошла к окну, но не закрыла шторы, а отбросила и тюль! Раскинув руки, купалась в ранних неярких лучах, а они жадно целовали её, играли в складочках и проникали в потайные местечки, лаская прозрачными бесстыжими пальцами самое сокровенное. - Привет, несносное! Ладно, уговорило - встаём мы.
   - Шутишь? В такую рань...!?
   - Привычка. Подъём! У нас большая культурная программа на сегодня, - хохоча, с разбега запрыгнула на кровать, и, поймав в полёте, как пушинку, он подмял под себя озорницу, рыча и целуя, а она стала визжать, грозя поднять весь дом. - Отпусти, маньяк! Ночи ему было мало, - тонко задрожала тельцем, зажигая пожар и в нём. - Нет-нет-нет..., это позже. У меня есть одна мечта, но для её осуществления нам нужно срочно вылезти из этой постели и выйти из дома, - поцеловав сильно, с прикусом, потащила в душ и себя, и Филю. - Пять минут!
  
   Через четверть часа обессиленные и счастливые, обнявшись, вышли из ванной и быстро позавтракали. Спустя двадцать минут уже шли по набережной Яузы, ёжась в тёплых спортивных костюмах с капюшонами, радуясь отсутствию привычных гуляющих и прохожих, наслаждаясь одиночеством вдвоём. Только коммунальщики поливали сильными струями дорогу и тротуар, смывая грязь в реку. Свежесть раннего утра, тишина, лёгкий туман над водой, шелест листвы от тихого ветерка - всё радовало и умиротворяло, настраивало на философский лад, делая лица отрешёнными и спокойными.
   - Спасибо, любимая. Так давно не гулял ранним утром! Забыл, насколько же это чудесно! - притянув в быстром поцелуе, Фил засиял серыми жемчужными глазами навстречу ясному светлому в ранних лучах солнца изумруду. - Как много ты сделала для меня, моя принцесса, - погрустнел, - и сколько дала! Умирал, едва не "сел на иглу"! Вытащила, спасла, встряхнула за шиворот, заставила жить и смотреть на мир твоими глазами. Спасибо, единственная! Теперь моя жизнь в твоих руках и ты вправе ею распоряжаться, знай это. Не позволю лишь одного - погубить свою жизнь из-за меня. Ни за что! - остановился и повернул Русалку, сильно схватив за предплечья, почти подняв над землёй. - Не смей жертвовать собой!! - смотрели друг другу в глаза, переливая чувства и силу воли, борясь, любя и уступая. Поняв, что усилия равны и напрасны, одновременно опустили головы. - Не смей, родная... - только и прохрипел, вжав тонкое тело в себя. - Без тебя мне не жить. Твоя жертва будет напрасной, так и знай. Ни минуты не проживу. Ты погибнешь зря! - оторвал, жёстко сжав руки, сурово посмотрел в глаза. - Поклянись, что останешься жить, что бы мне ни грозило! Ну...!?
   Печально смотря прямо в его душу, не смогла сдержать слёз, хлынувших из весенних глаз. Так и лились безостановочно по тонкому худому бледному лицу, оттеняя чудесный цвет радужки, делая его малахитовым, нефритовым. Фил долго смотрел, купаясь в цвете и свете, чистом и ясном, словно умывался им, проходил обряд Святого Крещения в заповедных и заветных водах, просветляясь душой, очищаясь и... смиряясь. Безмолвно поцеловав, тоже не сдержал слёз: "Оба обречены, значит, так тому и быть".
   Успокоившись, стали бесцельно гулять по району, навещая мостики и парки, переулки и интересные постройки, а когда подошло время, вошли в "Блинную" у станции метро "Сокольники" и позавтракали, перебрасываясь шутками и сердечными улыбками. Тихое семейное утро. Первое и, возможно, последнее. "Сколько времени есть?" - пытался глазами спросить - тщетно. Делала вид, что не понимает, и просто жила. Выходя из кафе, одновременно заметили "хвост", задохнувшись догадкой: "Нашли. Неужели сейчас? - "Волга" же держалась поодаль и почти не скрывалась, медленно их преследуя. - Это не "слежка", а визуальное сопровождение. Всё говорит о конце операции". Вдруг стало так легко на душе! Распрямив спины и расправив плечи, лукаво улыбнувшись, молодые резко свернули в переулок и побежали по направлению к набережной, скрывшись от надоедливых соглядатаев.
   - У меня есть к тебе просьба, - тихо прошептал, когда шли по своей набережной. - Выслушай, пожалуйста. Мне это очень важно, - увидев согласный кивок белокурой головки, продолжил, тяжело вздохнув. - Давай съездим ненадолго к бабушкам, вернём украшение и попрощаемся. А потом, уже из дома, позвоним родителям, поговорим, просто послушаем голоса.
   Покосившись на противоположную набережную, где вновь виднелась машина сопровождения, Мари кивнула. Так и поступили.
   Домой вернулись в сумерках. Медленно раздевшись, пошли вместе в душ. Последние минуты истекали, громко стуча в тишине большой московской квартиры старинными напольными часами, размеренно стучащими, равнодушно отмеривающими утекающее время: постоянно, неудержимо и неотвратимо. В ночной тишине только звуки страсти становились всё громче и вдруг переросли в истерический крик Марины:
   - Что ты делаешь!? Нет!! Нееет!
  
   Глава 16.
   Ожог.
  
   Голос Марины уже достиг таких нот, что закладывало уши! Это был крик настоящей боли, сильной и безостановочной. "Как такое могло произойти? Что инициировало в трепетном нежном парне такую жестокость? Чем Мари спровоцировала срыв?" Много позже, задавая себе эти вопросы бесконечное число раз, они ответа не находили, сколько ни искали - тщетно.
  
   ...Влюблённые вошли в раж, находясь под горячими упругими струями душа, когда у Филиппа в голове вдруг всплыл её разговор с лубянскими оперативниками, и произошло невероятное: понял до конца, что теряет любимую навсегда не по их, а по её решению, по личной воле. Отрывает его от себя, отдаёт Структуре на службу государеву и делает это с одной целью: отвести смерть, сохранить жизнь, какой бы она после этого ни была. Учитывая, кто он по натуре и ориентации, теперь только сообразил, куда же его берут. И... ужаснулся. "А ты о чём думал, Филин? Где ещё можешь пригодиться со своей истинной природой? Только там. Похоже, всё-таки окажешься на панели, только это будет называться иначе: "Состоять на службе заинтересованных Органов на благо Родине и стране". Там всякие "операции" проводятся, потребности возникают разнообразные, весьма специфические тоже. Так вот что задумала Лебедь? Мучительно ища выход последние полгода, никак, единственная моя, его не находила. Металась-рвалась-плакала, а упиралась в тупик. Понимала: как только я стану "им" мешать и препятствовать в "разработке" Мариши - "уберут". А я всё упорствовал, заупрямился, не отступался ни на каких условиях, постоянно, вновь и вновь появлялся в её жизни. Замкнутый круг всё сжимался и сжимался, и загнал-таки, родную, в угол. И, как истинная женщина, Мариночка пришла к жуткому, но единственно оправданному выбору - использовать мою природу: и спасение от неизбежной и скорой гибели, и польза государству. Да..., связь с офицером ГБ не прошла бесследно. Видимо, он посоветовал такой выход. Хотя..., нет, зная уже неплохо мою Утопленницу, уверен: ни слова не сказала ему обо мне, не обмолвилась, не намекнула. Наверняка, просто вывела разговор на эту тему, словно нечаянно. Всегда была умна и находчива, Ласточка. Сколько же слёз пролила, любимая, когда твой мужчина-"чекист" невольно подсказал такой путь? Как теперь жить-то будешь с этой виной и абсолютно тупиковым выбором? Не соглашусь - подпишу тебе приговор, Зеленоглазка моя ясноглазая. Соглашусь - конец мне: позорный, противный моей совести и сознанию, но не природе. Окажусь среди себе подобных, только по "узкой специализации": гей-проститут на службе Комитета. "Вилка". Бог мой..., да как же с этим смириться!?" - как только Фил выкрикнул эти слова в уме, в голове что-то вспыхнуло, перед глазами разлилась кровавая пелена. Больше ничего не помнил.
  
   ...Пришёл в чувство от истерических криков Марины, и то, что увидел, потрясло до крайности: он жестоко изнасиловал девочку в непотребной форме. То, чего так опасался с первых же минут их близости, что так жёстко в себе контролировал и подавлял воспитанием и уроками мамы Софии - всё рухнуло. Стал отпетым мерзавцем, бездушным насильником, откровенным маньяком, о котором тогда, в первый день знакомства, говорили с Маринкой. Свершилось непоправимое. Это хуже убийства, он-то ясно понимал, зная свою Балеринку и её этические принципы. Теперь она его возненавидит! С ужасом смотря на лежащую на полу душевой девушку, со слезами на глазах наблюдал за красной струйкой крови, уплывающей с горячей водой из-под неё в сток - такая алая на таком белом мраморном полу.
   - Господи... Любимая... Что я натворил...? - закрыв воду, сдёрнул с кронштейна огромное полотенце, нежно обернул возлюбленную и, осторожно подняв на руки, поспешно понёс в спальню. - Только не двигайся. Я знаю, что делать в таких случаях. Ни о чём не думай. Потом всё скажешь, - хриплым нервным голосом, полным дикого раскаяния и стыда просипел и быстро вышел за аптечкой.
   ...Через полчаса спал возле несчастной истерзанной невесты, которая так никогда и не станет любимой и единственной женой, которую обожал бы всю жизнь, преклонялся и боготворил, от которой бы родились дети, осчастливив и его, и родителей, и, конечно, бабушек. "Как бы все наших детишек любили-обожали-баловали... Пришлось бы призывать постоянно к сдержанности и трезвомыслию, - грустные, печальные мысли во сне вызвали на лице Фили нежную улыбку, из глаз покатились крупные слёзы раскаяния и сожаления о крушении сокровенных желаний. - Всё испортил сам. Так сложилось, спаялось намертво, сбилось в такой жёсткий ком обстоятельств, породило такую волну отчаяния и безвыходности ситуации, что беспросветное бессилие пробудило дремавшего в душе зверя. Что же выплеснулось на Маринку? Злость, обида, ненависть? Нет, это даже не ненависть, а... Нет. Нет ответа. Что же это было? Ожог души, что ли? Пожалуй, он и есть. Болезненный до крика, выжигающий душу и расплавляющий мозги: то-то они и "поплыли". Травма тупиковой безнадёжности. Ожог и катастрофа. Рана, которая навсегда изуродовала суть, саму душу. Отныне вина выжжет меня изнутри дотла, и ещё неизвестно, что поселится в пустоте взамен? Или... кто? Мариночка сделала всё правильно - туда мне и дорога: к извращенцам и моральным уродам, к изгоям общества, к элитным отходам. Похоже, это было давным-давно предопределено, она поняла это ведьмовским чутьём и указала нужное направление Органам. Сделала такое предложение, от которого не смогли отказаться. Опередила их необдуманные скоропалительные действия и поспешные выводы, напрямую предложив меня спецотделу там, в ресторане. Они уже решили "убрать" меня - не позволила, дала шанс выжить. Умница..."
  
   ...Какой-то странный незнакомый звук разбудил Филиппа, заставив недоуменно открыть глаза. Открыв, замер. Он лежал на постели, рядом мирно спала Маришка, а между ними находился... младенец! Маленький, месяцев пять, наверное. Мило сучил ножками, ловил пухленькой ручкой пальчик ноги, пытаясь засунуть в ротик. Не справившись с трудной задачей, повернулся к матери, ручкой отвёл тонкое кружево пеньюара, приподнял полную налитую грудь в крупных синих венах и прильнул к соску, начав пить молоко. Фил во все глаза смотрел на поразительную картину: "Схожу с ума? Что вижу? Будущее? Но как!? - малыш тем временем оторвался от груди и посмотрел прямо в его глаза. - А глазёнки-то Маришины, зелёные! - задохнувшись от счастливых слёз, даже не дышал. Присмотрелся. - Девочка! Дочь, - Мари застонала через сон, нахмурилась, и Филя поспешно придержал маленькую ручку малышки, чтобы не разбудила мамочку. Бурно покраснел, заметив на обнажённом крупном соске мутную белую каплю молока, и почему-то не мог оторвать от неё глаз, а дочурка "гулила", сопела и так странно и чудесно пахла! Не сумев сдержать слёз от распирающей радости и счастья, приник к головке ребёнка с поцелуем, с наслаждением вдыхая новый кисло-сладкий аромат: мягкий, щекочущий, вкусный, таинственный и притягательный. Хотелось дышать и дышать им, не отрываясь. - Дышать, Филин... Дышать..." Вдруг неведомая сила смежила глаза, и он... опять уснул.
   ...Пришёл в себя от того, что кто-то дёргал за правую руку! Медленно открыл глаза и поражённо сел на кровати. Возле неё стояла девчушка лет пяти и настойчиво трогала и дёргала мужскую руку, побуждая встать с постели. Автоматически подчинился и встал на пол голыми ногами, смотря с высоты роста на малышку, которая смешно задрала головку вверх, смотря снизу, улыбалась и забавно морщила носик.
   - Ты кто? - поражённо прошептал, смотря расширенными и потрясёнными глазами на девочку в светло-розовой пижамке, на которой тёмно-розовые поросята летели на ярко-голубых воздушных шариках. - Как тебя зовут? - понимая всю нелепость вопросов, не мог не задать - хотел знать имя будущей дочери.
   Девчушка забавно хлопала зелёными глазками, встряхивала пепельными волнистыми волосиками, обнажала маленькие зубки, забавляясь вопросами отца.
   - Вероника я, пап! - засмеялась, рассыпая по спальне серебро колокольчиков детского смеха. - Твоя дочка! - вдруг посерьёзнела, совсем взрослыми глазами Марины посмотрела прямо в распахнутые от ужаса серые глаза. - Только я ещё не родилась.
   Зажмурившись в панике, сильно сжал веки, выдавив слёзы. "Боже, перестань мучить меня! За что? Я этого не хотел вовсе!" - застонав громко, стиснул зубы до дикой боли, сдерживая крик отчаяния, и... повалился на кровать, проваливаясь куда-то глубоко, ничего не слыша в забытьи.
  
   ...Опомнился, медленно открыл глаза, выдохнул, смотря упрямо в потолок: "Так..., не паникуй, Филин. Это возвратная реакция на шок, или "герыч" всё ещё выходит. Кто знает? Не думать! - осторожно встал с кровати, задумчиво постоял, глубоко дыша всей грудью. - Вдох, выдох, вдох через рот, выдох через нос. Спокойно. Тихо. Один. Никого рядом. Порядок. Пронесло? - вдруг вздрогнул, сильно дёрнувшись телом, как от удара тока! Голой ноги кто-то легко касался, елозя по коже! Собрав все душевные силы, опасливо опустил взгляд вниз. Рядом, лапая ладошкой ногу, стоял... маленький мальчик: годика полтора, с серо-голубыми крупными глазами в густых тёмных ресничках, с носиком-пуговкой, длинными тёмно-русыми волосиками, завивающимися в крупные кудряшки! Филипп был таким лет до шести. Мальчуган смотрел на отца серебристыми глазками, алел густым румянцем, "пузырил" пухлые щёчки, наклоняя тёмную головку то в одну сторону, то в другую, и всё заглядывал в глаза, словно говоря: "Чего смотришь? Возьми на ручки!" Понимая, что это только видение-обманка, наваждение-дурман, мираж-химера, "глюк" "нарика", не мог оторвать от сына глаз. - Как хорош! Как и доченька. Они бы родились, если бы ни Система, ни Контора, ни события, которые навсегда разлучают с Маришкой, матерью этих двух малышей, наших детей, зачатых в любви и обожании. Какие красивые были бы, Господи...! Ты жесток. Зачем показываешь, манишь, испытываешь? Мне и так невыносимо больно, до сердечной боли! До боли, - протянул заледеневшую дрожащую руку к ребёнку, осторожно положил на головку, ощутил пальцами шелковистость волосиков, мягкость кудряшек, тепло кожи. - Нет, этого не может быть! Это Фата-Моргана, дым, затмение души и глаз. Освободи, Боже, больше не вынесу! - рухнув на пол на колени возле сынишки, притянул в сильные объятия и вцепился в маленькое тельце: страстно, жадно, сильно, бездумно. Порывисто толчками сквозь рыдания яростно целовал, вдыхал, ощупывал и запоминал руками, глазами, кожей и обонянием, понимая, что больше никогда такого не увидит и не почувствует! Теперь Филипп понял: это не наказание, а милосердие свыше. Наверху кто-то сжалился и подарил пять минут общения с детьми, которых никогда не будет, но должны были родиться. Аванс, компенсация вперёд за страдания и испытания, что отныне ожидают там, в Конторе, в особой группе. - Спасибо, Тот-кто-сверху, за неслыханную милость и щедрость твою! Отныне - твой раб и вечный должник. Вот теперь я готов. Полностью. И душой тоже: усмирил ты меня и смирил. Прими же душу мою грешную..."
  
   ...Очнулся от тяжёлого морока-наваждения, открыл глаза и увидел, что обнимает Маришу, стоящую перед кроватью; сам сидит на краю и стискивает в отчаянии её талию, уткнувшись лицом в плоский животик, который всегда так любил целовать. Что и стал опять делать с жаром и силой, пока не услышал стон боли.
   - Прости, единственная... Я что-то не в себе. "Глюки" накрыли... "Приход" настоящий... Схожу с ума, похоже...
   - Я их тоже видела: стояла в дверях. Мешать не стала, - тихим мёртвым голосом прохрипела так, что мурашки ужаса и паники "продрали" до самых костей Филю: "Видела...!?" - Да, видела и слышала. Чудные дети... - не договорила: голос сорвался, стала оседать в сильных рыданиях.
   Быстро подхватив возлюбленную, уложил на кровать, только сейчас заметив, что на ней надета в клочья разорванная сорочка. "Ничего не помню. Это я? Когда? - разбираться не стал: накрыл девочку шёлковой простынёй и пошёл на кухню за чаем. - Пора брать себя в руки и расхлёбывать гадкую кашу, что натворил и заварил. Кушай, Филин, не обляпайся. Тебе посолить? - грустно улыбаясь, презирал себя и ненавидел. - Докатился, подонок! Куда уж ниже? Сам в грязи побывал, и девочку решил замарать по самую душу? Скотина ты гнилая... - пока закипал чайник, нашёл на полках шкафчика травяной сбор, успокаивающий и болеутоляющий. София его изредка пила, когда что-то сильно беспокоило. - Мама, как ты нужна сейчас! Поняла бы и помогла успокоить Маришу, мою Ласточку, которую я чуть не убил в беспамятстве! Понимаю, это не оправдание, мамочка, но сейчас мне так лихо, тяжко и скверно, что боюсь, не смогу девочке помочь - не в этом состоянии, понимаешь? - вздрогнул от свиста чайника. - Пора". Сделав настой, отнёс в спальню, поставив на прикроватную тумбочку. Тихо присел на краешек постели.
   Маринка спала, свернувшись калачиком, вся подобравшись и обняв себя руками. "Бедная ты, бедная! Мало тебе личных проблем, так ещё и я со своими "тараканами" в голове. Почему терпишь, а, Русалка? Другая девушка давным-давно меня послала бы... куда подальше! А ты терпишь и всё пытаешься вытащить, борешься с привычками, вызволяешь из ям, спасаешь душу и тело, и ни слова упрёка, ни разу. Только смиренное лицо, кротость во взгляде, невероятное и необъяснимое долготерпение. Не зря, едва узнав, назвал тебя Богоматерью - она и есть, только в земном выражении. За что мне такой подарок судьбы послан с небес? Я его совершенно не достоин, как оказалось. Прости, Балерина моя, Лебедь Белая, Утопленница, Ласточка быстрокрылая, Русалка зеленоглазая..., как же я раскаиваюсь в произошедшем, единственная! Хорошо, что ты меня не слышишь сейчас даже своим "даром", потому что если откроешь глаза и посмотришь волшебной неугасимой весной в душу, не смогу удержаться и стану вновь любить, а это тебя окончательно добьёт. И так еле-еле остановил кровотечение - кровь не хотела сворачиваться совсем! Даже с ужасом подумал о гемофилии - вот тогда испугался по-настоящему: просто истекла бы кровью у меня на руках ещё до приезда "Скорой"! А я лишь смотрел бы на тебя и сходил с ума от бессилия и неотвратимости смерти. Не думаю, что выдержал бы такое. Наверное, тут же и шагнул бы из окна, - с трудом отбросил тяжёлые мысли, неотрывно смотря на спящую. - Такая бледная, до синевы..., а ведь только вчера блистала на юбилее! Как давно это было, словно тысячу лет назад! Странная штука - время: то оно пролетает мгновенно, то растягивается непомерно и всё длится, длится и не заканчивается. Наказывает таким образом, что ли? Да, вероятно".
  
   Вздрогнул от стона Мари, которая открыла мутные глаза.
   - Давай, любимая, привстань осторожно. Я принёс травяной отвар Софии. Пила его, когда чувствовала себя нехорошо, - подал прозрачную чайную чашку с зелёно-жёлтой жидкостью, пахнущую довольно приятно. - Уже достаточно остыл. Выпей, пожалуйста, прошу.
   Сел рядом и придержал за плечи, пока пила напиток. Выпив, вздрогнула от отвращения и медленно легла на бок. Сквозь порванную сорочку-пеньюар проглядывали роскошные бёдра, будоража воображение чувственными линиями, впадинками и тенью, плечи заострились от скрученной позы и стали такими беззащитными! Не удержался, наклонился и нежно поцеловал плечо, коснувшись едва-едва, как бабочка или стрекоза из сна-наваждения, того самого, когда Мариша вытаскивала его из "ломки". "Как тогда было волшебно! Сколько же радости ты мне дала, Лебёдушка моя. Как же мерзко я отблагодарил, Маринка... - закрыв глаза в слезах, мягко поводил по нежной коже плечика губами, целуя и слегка прикусывая, снимая тонкую ткань сорочки, обнажая шёлк кожи. Одёрнул себя поспешно. - Прекрати, идиот, ей не до тебя! Кретин!"
   - Ещё, - так тихо прошелестела, что сначала подумал, что ослышался. - Ещё...
   Задохнувшись от счастья, прилёг рядом, лаская только губами, без рук. Через несколько минут медленно развернулась к нему, уткнулась в грудь и беззвучно заплакала. Фил продолжал ласкать и любить молча, переживая только в уме, про себя, как тогда ночью.
   - Поцелуй меня... - шепнула пушинкой одуванчика, невесомой и неземной.
   "Лучше бы закричала или ударила! - тихая просьба едва не убила парня. Сердце сильно ударилось о рёбра, стиснуло в дикой боли грудину! Зажав немочь силой воли, не показал, даже в уме не застонал, скрыл. - Не стоит беспокоить и волновать любимую. О себе подумаешь потом, Филин, а пока ей нужнее твоя ласка, - чем и занял мысли и руки: гладил и любил Русалку, целовал обожаемое тело, не пропустив ни сантиметра, ни волоска, ни складочки. Когда коснулся низа живота, замер в нерешительности, и Мариша сама прижала его губы к бутону. - Сие за гранью моего понимания! Это даже сильнее, чем любовь - это Вечность. Нет, такое просто необъяснимо! Как могла простить? После всего!? Даже не презирает? Почему??" Со слезами на глазах даря любимой радость и дрожь наслаждения, услышал душой, как ответила на все вопросы одним словом: "Люблю".
  
   ...Через час, обнявшись, стояли у окна кухни и смотрели на угасающий день. Их последний совместный день любви и свободы. "Последний закат. Последний ужин. Последний крик любви и радости. Вот всё и кончено. Понял это по остановившемуся взгляду Маринки. Пора. Понятно. Значит вчера, когда соскочила с ложа любви и ринулась на звук телефонного звонка, в трубке прозвучала только одна фраза: "У вас сутки". Вот почему была так спокойна: думала, что и нескольких часов не дадут, а они подарили целых двадцать четыре часа, - обернулся и посмотрел на циферблат. - Десять. Осталось часа два или около того. Тот звонок был без чего-то двенадцать ночи. Что ж, огромное спасибо, Контора! За всё: и за страсть, и за боль, и за позор, и за свидание с детьми - низкий поклон. Только за них - вечная благодарность! И за Маришку, за её молчаливое признание в любви. Никогда открыто об этом не говорили, понимая, что разговор ни к чему не приведёт. Знал ведь - влюблена в офицера, так зачем вынуждать говорить неправду? А сейчас глазами призналась. Смогла разорвать сердце надвое, поделив между мной и "чекистом" любовь. Вот так, Филин. Как называется эта способность? Широкое сердце? Скорее, большое, сумевшее вместить вас двоих, помимо родных и близких, её подруги с детьми, воспитанников яслей и собственной дочки. Вот и говорю опять: Богоматерь, - обнимая девочку, ласково целовал голову, плечи, шею. Прислушался к ощущениям, замер. - Ушли все чувства и стремления, оставив только эти - ласку и желание бесконечно прикасаться к любимой, только обожание и жажда продлить вечность. Решимость остановиться на этом мгновении навсегда - пусть мир катится к чертям, а мы будем стоять у нашего любимого окна и смотреть на вечный закат, на бездонное небо и неугасимый свет, и чувствовать вечную любовь. Une vie d"amour..."
   - Пора. Вспомни, всё ли сделал, всем ли сообщил? Все ли документы подписаны? Сядь и напиши завещание на мать. Позвони домработнице, объясни, куда потом отнести. Обзвони друзей и попрощайся. Придумай, что будешь говорить, хоть пьяным притворись. Что ещё...? - задумалась, вжалась спинкой, ласкаясь волосами о его подбородок, задрожала, покрылась чувственными "мурашками": крупными, обильными и колючими. Развернул её к себе лицом, приник с поцелуем, тягуче проводя задрожавшими руками по спине, позвоночнику, тоненькой талии, мягким волнам бёдер и попки; приподнял, прижал волнующее тельце, впечатался гульфиком в её холмик, громко застонал, едва сдерживаясь от избытка чувств и желания: "Всегда ты на меня так действовала, единственная. Больше никто. Одна ты, родная! Судьба моя трудная и невероятно счастливая". Прикусила его страстные жадные губы, замерла, напряглась, остудила взором: "Стоп!" Услышал. - Остановись... У тебя всего с час времени. Иди...
   Медленно опустил на пол, глубоко заглядывая в изумруд серьёзными глазами. Подняв побледневшее худенькое личико с распахнутыми губительными омутами, грустно улыбнулась, мягко высвободилась из рук, осторожно села за кухонный стол на краешек стула, с тяжёлым вздохом опустив голову на руки, поставленные локтями на столешницу, обхватив ладонями лоб. Застыла, острые плечики поднялись, спинка сгорбилась, волна волос мягко съехала и закрыла пепельной волнистой волной и руки, и лицо, словно заслонила шёлковой ширмой, защищая от всех бед и боли этого жуткого мига. Мига, когда мир свернулся у ног девушки до размеров часового циферблата, равнодушно показывающего меру времени и её жизни: час, без пяти минут, без четверти...
  
   Постояв бесцельно несколько мгновений у окна, парень встряхнулся и решительно направился в кабинет. "Права, моя умница: дела ещё есть. Пора подводить черту в гражданской жизни - начинается государственная служба в Органах, - через час все дела были закончены. - Ну вот: все "обзвонены", письма написаны, бумаги приведены в полный порядок. Мариша расписалась на завещании, вторую подпись поставит домработница - подробно изложил ей всё в пояснительной записке; приедет завтра в семь утра, ознакомится, потом отвезёт адвокату семьи. Кажется, всё. С оплатой квартир бабушек с мамой обговорили, с этой тоже распорядился. Был бы уверен, что Мариша выживет - на неё б всё переписал и давно, не задумываясь и даже не советуясь с родителями! Но её дочь малышка - не завещаешь. Это не заграница - там опекуны б следили за наследством и передали бы ей по достижении возраста. Здесь иначе - ничего не выйдет. Жаль. Да..., опять ребятам по универу предстоит пережить нелёгкое время - известие обо мне: "Пропал без вести". Как быстро забудут? Будут помнить только меня или в паре с Мариночкой? Устроила им всем бучу, моя хулиганка! Даже Анатольич "поплыл"! Вот тебе и "сухарь"! Поистине, век будут нас с девочкой помнить. Прямо, как в мультике про говорящую рыбу... Стоп, Филин, отвлёкся. Что ещё? Ах да..., машина отца. Владение обоюдное - на стоянке охраняемой постоит. Приедут родители, разберутся. Всё. Пора одеваться и... на выход, на набережную. Оттуда и заберут..."
   Резкий звук телефонного звонка подбросил его в кресле: "Они!" Марина подошла, выслушала, бросила краткое: "Идём" и беззвучно положила трубку.
   - Чёрт, так не хотел, чтобы кто-то из жильцов видел наш арест! Не судьба, - проворчал, покосившись на дверь кабинета. - Подъём, Филин - на вылет из семейного гнезда. Теперь у тебя будет новая "семья". Смирись. Может, твоя покорность спасёт девочку? - затормозил возле двери, уже взявшись за ручку. - Тогда, стану самым лучшим учеником. И способным. Сделаю всё, что будет в моих силах, Лебедь! Только живи, - решив, подняв гордо голову, покинул комнату.
   Оставили ключи от квартиры и машины на тумбе в прихожей на видном месте и просто захлопнули входную дверь. Прошли к дальним лифтам, которые доставляли жильцов к парадной части высотки и позволяли выйти на набережную с другой стороны, не показываясь своему консьержу. Филя с Маришей поступили так же: "Пусть думает служака, что мы ещё дома". Выходя из огромного парадного подъезда, величественного и роскошного, даже не оглянулись на богатство. Парень загрустил: "Не принёс нам счастья. Провожает холодным взором и нисколько не жалеет об уходящих, не грустит. Что ж, прощай, мой дом! Ты был родным и любимым. Жаль, мои дети никогда не родятся здесь и не побегают по твоим мраморным полам и лестницам, не увидят прекрасный вид из окон квартиры, не пошалят в гостиной, не устроят потоп в ванной. Не дано. Видимо, здесь не место для детей. Здесь место для любви и страсти. Спасибо за это, дом!"
   Как только молодые вышли на широкие ступени подъездного пандуса, увидели на обочине набережной... две чёрные "Волги". "Увезут на разных машинах, и не будет даже нескольких минут! Боже... - схватившись за руки, остановились. - Ещё хоть мгновенье вместе".
  
   Глава 17.
   Обрывая нити душ...
  
   Они не могли никак разорвать рук физически! Как только появились на широком пандусе парадного подъезда, из одной из чёрных машин вышел статный высокий молодой мужчина, непринуждённо прислонился к заднему крылу бедром и медленно стал прикуривать сигарету, не смотря в их сторону. В движениях не было суеты или нетерпения, осуждения или презрения: только тихая грусть и терпеливое ожидание. "Понятно: сам прошёл эту страшную науку разлуки", - метнула взгляд в его сторону девушка, вздохнув понимающе. Вторая машина, стоящая несколько поодаль, признаков жизни не подавала и создавала полное впечатление покинутой хозяевами. Спокойно посмотрев в их сторону, подняла безмятежные глаза на Филиппа, печально улыбнулась, не говоря ни слова, и мягко разорвала их руки. Засунув сжатые кулачки в карманы лёгкого льняного удлинённого пиджака, опустила голову, стараясь не расплакаться - макияж. Пришлось наложить - скрыть пугающую синеву лица.
   Он стоял, уткнувшись лбом в её голову, словно ища в последний раз опоры и защиты у той, что столько для него сделала и так стала нужна! Позарез. Как воздух, без которого уже начал задыхаться и умирать. "Что ж, Филин, вот и закончилась сказка твоей жизни, твоя легенда, семейное предание, которое не останется в потомках - не будет их у вас с Мариночкой никогда, значит, не быть и памяти. Почти спокоен? Конечно. Ты этот миг предвидел уже там, на мостике! Нет, не явно - в душе, где-то глубоко-глубоко, далеко под сердцем, в потаённой глубине сознания, хоть и не желал его никогда. Чутьё не подвело. Как могло случиться, что почувствовал разлуку тогда, когда и встреча-то не состоялась? Нет ответа. Видимо, давным-давно всё было предсказано там, выше. Грустно. И так болит сердце, Господи...! Я не готов с нею расстаться! И никогда не буду готов, как оказалось. Никогда".
   - Иди. Пора. Надо.
   Прошелестела, но губы тряслись так, что еле разобрал. "Лебёдушка моя, да понимаю я, что он уже выкурил свою сигарету и сел обратно! Понимаю", - прижавшись губами к прохладному девичьему лбу, оторвался, резко развернулся и пошёл к машине, задняя дверца которой призывно приоткрылась и зияла провальной пугающей чернотой пропасти. Приближаясь к ней, понял, что вот-вот сорвётся и вытворит что-нибудь дикое! Уже положив руку на крышу машины и наклонившись, намереваясь сесть внутрь, не выдержал и оглянулся на Русалку. Такое накатило...! Выпрямился, стиснув руку на дверце до побелевших костяшек, вторую прижал ладонью к холодному полированному металлу верха "Волги".
   - Прошу ещё несколько минут... - через силу выдавливая хриплые слова, обратился в темноту салона. - Умоляю!
   С переднего сиденья поднялся тот самый мужчина, вышел из машины и посмотрел Филу в глаза.
   - Зачем? - тихо, спокойно и прохладно.
   - Последняя просьба, - держась из последних сил, оглянулся на девушку. - Прощальная.
   Подумав минутку, сопровождающий сделал призывный знак Марине, которая уже сама шла к ним, придерживая ремешок сумочки на плече.
   - Филипп...?
   - Умоляю, Мариш! На наш мостик...
   - Пятнадцать минут. Пешком. Подвезите. Покажу. Рядом.
   Отрывистые слова срывались с её губ и почему-то больно ранили и кровавили душу парня: "Почему я так их слышу, словно хлёсткие удары пощёчин?"
   - Садитесь в свои машины. Без глупостей, - дождавшись, когда она сядет в дальнюю машину, которая тут же ожила и приоткрыла навстречу девушке дверцу, старшой глубоко заглянул Филу в глаза. - Готов? - увидев согласный кивок, дождался и его посадки. Сел на своё место.
   Через пять минут обе машины притормозили возле обочины набережной у горбатого мостика, и ребята вышли из них. На Марине уже не было пиджака, как и сумочки на плече. "Залог?" - усмехнувшись глупым мыслям, Фил сделал шаг к ней.
   - Марина, я могу на Вас рассчитывать? - голос старшего был насторожен и строг.
   - Если что-то случится - я сяду в вашу машину.
   Как только она произнесла эти слова спокойным и твёрдым голосом, у Фили волосы на голове зашевелились: "Что? Что она такое сейчас сказала!? Сядет... вместо меня?? Бог мой..., так вот какая плата её ожидает в случае моего неповиновения? Панель!? Нет, она там сразу погибнет! Не с её характером и особенностями! Нет!! Моя Русалка может только любить, но не продаваться!" Вцепившись в панике в её плечи, так и не нашёл в себе силы оторваться.
   - Мы просто попрощаемся, - прохрипел, полуобернувшись к провожатому. - Навсегда.
   - Не делай глупостей, Филипп. Плата - её голова. Не забывай об этом.
  
   Кивнув молча, обхватил Маришу рукой за плечи и повёл на мостик, уводя с глаз гэбэшников. Шли быстро, но, даже достигнув его середины, всё равно чувствовали в спины их взгляды: насторожённые, нетерпеливые и... завистливые. Глубоко посмотрев Филу в глаза, Мари загадочно улыбнулась, выставила в сторону машин руку, показав раскрытую ладонь: "Пять минут". Подхватив парня за талию, потянула с мостика вниз на противоположную сторону, скрываясь из зоны обзора наблюдателей. "Вот отчаянная! - ахнув, слышал, как за границей зрения тут же захлопали дверцы машин. - Выскочили! - стараясь не провоцировать "оперов" на крайность, встала на набережной, чтобы их видели сквозь кружево ограждения. Облегчённо выдохнул, поразившись и восхитившись в очередной раз. - Всё рассчитала верно, умница: видя, успокоились, закурили, облокотившись на перила; тихо посмеиваясь, стали разговаривать, перекидываясь шутками. Понятно: из разных структур, возможно, лично не знакомы, вот и смеются свободно над фортелями девушки, отважной и бесстрашной. Что ж, поговорите пока, служивые, а мы с Маришкой выпьем, впитаем кожей и душами последние минуты нашей любви, - обняв, впился поцелуем в любимые губы, поняв одну жуткую вещь. - Оторвать от себя просто не смогу! Живой, - ужаснувшись диким мыслям, вновь вспомнил разговор о маньяках. - Дурак ты, Филин! Идиот! Не отвлекайся и просто люби Утопленницу, дыши ею, напивайся впрок, пока есть пять минут счастья. Это для обычных людей - мгновенье, а тебе - целая Вселенная, Мир, Бесконечность и безбрежный Космос. Не потому ли стало вдруг так холодно сердцу? Даже Мариша вздрогнула от его стылого мертвящего дыхания, родная, - сняв джинсовую курточку, надел на девочку, продолжая нежно невесомо целовать дорогое лицо. Понимая, что чувственные эмоции затапливают голову и неистовое тело, прижался к возлюбленной, сросся порами, глубоко несколько раз вздохнул и замер, справляясь с обжигающей волной возбуждения. - Господи, в такую минуту... Да уж: на набережной, под взглядами пяти "конторщиков" и проезжающих припозднившихся машин. Ох, забавная была бы картинка!" - засмеялся в голос, и Мари подхватила, "расслышав". Смеялись так, что слёзы хлынули из глаз. Истерика.
   - Ты сумасшедший, любимый... И всё равно маньяк... Сексуальный... Неисправимый... - толчками выдавливала слова, лаская и любя даже ими. - Нам просто не хватит времени... Не хватало ещё, чтобы нас отдирали друг от друга... Растаскивали... Дурак... - смех перерос в плач: отчаянный, бурный, страшный. Нервный срыв.
   Резко оборвав смех и слёзы, Фил сильно прижал её к груди, обхватил горячими крепкими и надёжными руками, попытался привести в чувство. Хрипло шептал на ушко слова любви, успокаивая, гладя вздрагивающие плечики, стараясь не спускать рук ниже и отчаянно борясь с диким желанием сделать именно то, о чём только что сказала - "взять" прямо сейчас и здесь: подхватить на руки, посадить на бетонную тумбу и... Пытаясь отвлечься от затопивших разум чувственных мыслей, прижался лицом к волосам рыдающей любимой. "Так чудесно пахнут! Летом и солнцем, липой и ветром, счастьем и теплом и ещё чем-то таким, от чего сразу перехватило дыхание, выбив непонятные слёзы восторга. Что это за запах? Бог мой..., так пахла наша дочь там, в видении! Молоко. Капля молока на соске Мариши. Капля материнства. Я тогда никак не мог оторвать взгляда от неё. Запах мечты. Несбывшейся. Неисполнимой. Безысходной. Запах разлуки и отчаяния".
   - Мариш... - не знал, что хотел сказать. Мысли путались и разрывались, так и не выстроившись в цепочку. В голове вдруг стало пусто и холодно. Как в могиле.
   - Тссс..., всё знаю и понимаю. Всё сказано. Ни мне, ни тебе не нужны слова, - голос дрожал, как и тельце, которое вжалось в него с такой силой, что непонятно стало: где чьё? - Нам нужны только минуты радости... И любви... Золотые песчинки счастья...
   Стояли, слившись в единое тело, не слыша вокруг ни тихого плеска Яузы-реки, медленно и вяло влекущей зелёные зловонные воды в центр столицы, ни шума редких машин, ни приглушённых разговоров парней-"оперов" - ничего. Только гулкий стук неистовых диких сердец, рвущихся на волю в прерии, в поля, на простор, как иноходцы! И уже не было молодых здесь: бежали, сцепив руки, по бескрайнему травяному морю, распугивая быстрыми ногами бабочек, стрекоз, кузнечиков, шмелей; кричали от радости и переполнявших чувств и пытались взлететь туда, где никто не достанет: ни ощетинившаяся жизнь, ни ранящие сердца обстоятельства, ни колючая действительность; где есть только свобода, радость и счастье, так ими желаемое и такое невозможное на земле-предательнице, в неприветливой и жестокой столице, где даже воздух стал для них ядовит. Вот и задыхались и гибли, как погибли их друзья - Лёня и Оля...
  
   ...Громкий механический звук захлопнувшихся дверей машин привёл ребят в чувство. В этих неживых металлических лязгах было что-то завершающее, как приговор: жестокий, равнодушный и неотвратимый.
   "Время!" - ахнув, захолонув душой, Филипп стал покрывать жадными поцелуями мокрое от слёз лицо любимой, шепча что-то невозможное и крамольное, настойчиво уговаривая на что-то смертельно опасное, подбивая и подначивая, на что она только качала отрицательно головой, не в силах высказать протест словами. Поняв, что её ничто не переубедит, внезапно затих, положил молодые, крепкие, страстные руки на худенькие плечики, выпрямился, развернув плечи. Долго молча смотрел вниз с высоты роста в мокрые зелёные глаза, потом мягко выпустил её из рук и... пошёл на мостик. Шёл твёрдым шагом, размахивая руками, словно обрывая связующие их нити, обрывая последние привязанности и симпатии. Вдруг резко остановился на его середине, порывисто схватился за перила и уже подался в сторону воды...
   - Я следом!! - резкий вскрик девушки остановил безумный поступок парня, отбросив того обратно на середину моста. - Не сомневайся, - быстро подбегала, выставляя руку в сторону выскочивших охранников: "Справлюсь". - Тебе даже утонуть спокойно не дали б. Посмотри сам.
   В полубреду медленно повернул голову в сторону "оперов", сумев разглядеть детали: все поголовно стояли на краю набережной, держа руки у левой подмышки! "Понятно: рука на оружии, и как только ты, Филин, занесёшь ногу за перила, не задумываясь, расстреляют. Вот только, кого? Тебя или... Маришку? Почему её? Да из мести тебе же, идиот! Чтобы потом жил с этой виной всю оставшуюся жизнь! Тебя спасли бы обязательно, кретин", - покрывшись ледяным потом, медленно встал на подгибающиеся ноги, плохо слушающие команды оцепеневшего мозга, опёрся онемевшими руками о перила: холодные, мокрые, остро пахнущие вязким окислом железа. Передёрнулся от отвращения, оттолкнулся, машинально вытер руки о джинсы.
   - ...Прошу прощения. Больше этого не повторится никогда, - твёрдым голосом проговорил довольно громко, убедившись, что его услышали. - Через минуту приду, клянусь!
   Они не сдвинулись с места. "Чёрт с вами!" - презрительно фыркнул и повернул мертвенно-белое лицо к насторожённой девочке.
   - Я дурак, да? - грусть стиснула горло так, что ничего не мог сказать больше.
   - Да, - прошептав, шагнула к нему и опустила голову на гулко стучащую грудь. - Я не лучше. Мы - пара.
   Постояв мгновенье, отступила, медленно сняла с себя джинсовую курточку, надела на Филю, встала на цыпочки и коротко поцеловала в губы, потом мягко повернула его лицом навстречу машинам, прикоснулась головой к спине меж лопаток, помедлила, взяла себя в руки и... нежно оттолкнула обеими руками. Так и пошёл от неё: не оглядываясь, не говоря, не дыша. "Умер. В одночасье. Окаменел. Словно вправду посмотрел в глаза Горгоне. Предупреждала тебя Маринка тогда в машине, просила: "Не смотри, не оглядывайся, окаменеешь". Ослушался. Эх ты, Филин..."
  
   Садясь в первую машину, даже не бросил взгляда на любимую, что всё ещё стояла на горбатом мостике со стиснутыми и прижатыми к губам руками, смотря ему вслед. В салоне, дождавшись момента, когда "Волга" стремительно стала набирать скорость, развернулся и, положив руки поверх сиденья, опустил на них голову, теперь неотрывно смотря на быстро уменьшающуюся фигурку. В машине стояла подавленная гнетущая тишина. Трое молодых парней-"оперов" безмолвствовали, не поднимали глаз от рук, стиснутых на коленях. Никто не осмелился одёрнуть Филиппа, в последний раз смотрящего на свою женщину и несбывшуюся судьбу. У всех мелькнуло лишь одно слово: "Конец".
   Когда заворачивали за излучину реки Яузы, в последний момент он увидел, как Марина садилась во вторую "Волгу": спокойно и неспешно. Рядом стоял "опер" и почтительно придерживал дверцу, рукой помогал сеть в салон, видимо, что-то говоря, наставляя.
   - Скажите, умоляю! Куда её...? - взмолился в отчаянии парень.
   - Не наша структура - понятия не имеем. Она же не мужчина, - тихий голос старшого был странен. - Забудь. Теперь тебя ждёт иная жизнь.
   - Последняя просьба, прошу... - когда проехали метромост, мощные арки с опорами, старый мост, где он тогда зажал свою Утопленницу в первый раз, Фил задохнулся от слёз. С трудом справившись, едва пояснил. - Как я узнаю, что с ней? Только тогда смогу принять новое...
   Не договорив, вдруг стиснул зубы от невыносимой боли в сердце! Застонав, схватился за грудину. Машина резко остановилась, сильные руки рывком вытащили его на прохладный ночной воздух и к чему-то холодному и твёрдому прислонили, в рот засунули таблетку, что-то говоря, что-то делая... Звуки уплывали, дробясь стократным эхом, шум в ушах стал угасать, кровавая пелена застила глаза... Только через несколько минут пришёл в себя. Боль отпустила немного, но совсем не ушла. Сквозь красную пелену сумел прорваться мыслью: "Боль не уйдёт - ясно. Не жить без Маринки, понял давно, ещё тогда, когда увидел её во сне на второй день. Когда тело стало хотеть ту, которую ещё и близко не видели глаза. Тогда уже. Судьба..."
  
   - ...же! ... Держись! ... Беликов, ты меня слышишь? ... Часто такие приступы случаются? На учёте у кардиолога состоял? - наконец пробились в сознание слова старшего "опера". - Филипп! Очнись же! Ради неё!! - неожиданно крепко и отчаянно встряхнул парня, почти подвесив в воздухе, держа за грудки, приблизил губы к уху и яростно зашептал, косясь на сотрудников. - Я не вернусь на базу пустой! Если ты сейчас умрёшь, я заберу её!! Ты понял!? Заберу к себе! Себе!!
   - Нет... - лишь слова о Мари вернули уже воспарившую душу Фила в тело и на землю. "Если ты сейчас "уйдёшь", они догонят ту "Волгу" и силой отобьют девочку! Да-да..., ты заметил хищный блеск в глазах старшого там, возле мостика, когда она поручилась за тебя своей головой. Они готовы были тотчас пойти на похищение, даже устроив перестрелку со смежниками! Вот и живи через не могу, не дай им ни малейшего повода забрать Маришку в ад. Это твой удел, Филин. Твоя юдоль". Сжал чувства в кулак. Опомнился. - Никогда. Я в порядке.
   - Так-то лучше, парень. Любишь - это хорошо. Стал понятен и твой приступ, - офицер выпустил курточку Фила из сильных кулаков, едва разжав их от дикого волнения, опустил подопечного на землю, поддержал некоторое время, давая возможность очнуться полностью. - Бери себя в руки. Даю ещё минуту и... пора. Нас ждёт врач. Положено так. Он должен принять вновь прибывшего.
   - Спасибо... За всё, - прохрипел, абсолютно не надеясь на содействие и сочувствие, начиная запоздало трезветь и умнеть: "Забудь о них: не та структура".
   - Я постараюсь узнать..., - едва различимый шёпот "опера" заставил несчастного опомниться и внимательно прислушаться, метнув взгляд на садящихся обратно в машину парней, - и найду возможность тебе сообщить.
   От радости Фил чуть не подпрыгнул, но сразу понял, что служивый сейчас нарушает их правила ради него. "Или... Маринки? То-то они так долго нами любовались. Моя принцесса, ты всегда будешь сводить мужчин с ума, единственная! - грустно улыбнулся и едва заметно кивнул, не решившись пожать руку славному малому. - Ни к чему подводить хорошего человека, настоящего, не убившего душу и сердце на своей нелёгкой и неоднозначной работе". Постояли в тишине и даже успели перекурить, сделав по несколько затяжек, глядя на реку. Сопровождающий сел в машину первым, оставив парня одного.
   - Не сбежишь теперь? - глухо хохотнул по-доброму.
   - Сам за машиной побегу. Адрес дайте, - ответил мрачно, но решительно.
   Стоял спокойно, накинув капюшон на голову, докуривал сигарету и не предпринимал попыток самоубийства. Смирился и принял жизнь такой, как она есть. Всю.
  
   ...Через пару минут на набережной никого не было. Только фонари отражали красноватый свет в равнодушных водах Яузы, да поднявшийся ветерок погнал по поверхности реки лёгкую зыбь. Погода стремительно менялась. Небо тоже потемнело и нахмурилось. Уже через двадцать минут по стёклам машины застучали капли московского дождя, вскоре перешедшего в настоящий ливень. Он заливал дорогу и город потоками воды с ночного неба, то ли моя их, то ли оплакивая кого-то. Май заканчивался мокрядью.
  
   КОНЕЦ.
  
   P.S. Продолжение истории читайте в романе "По следам "иного", уже начавшего своё путешествие по страницам "Проза. ру" (Дыгас Ирина). Приятного вам прочтения и развлечения, дорогие читатели!
  
   Июль, 2013 г. - И. В. А.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"